Заевский Марк Вячеславович : другие произведения.

"В.О." (1-5 глава)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Марк Заевский "В.О.", 2015 (с первой по пятую главу) народный роман. фольклор русского андерграунда в литературной обработке. Консультант по особо важным вопросам Владимир Наумов Мл.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Марк Заевский
  

"В.О."

  

народный роман

городской русский фольклор

в литературной обработке

Консультант по особо важным вопросам

Владимир Наумов Мл.


   Глава 1. "О том, как жили и как могли бы жить".......................................3
   Глава 2. "Про место, в которое можно придти и ахуеть по полной программе".9
   Глава 3. "О молодых и подающих надежды, и которым не ясно - за что все так?"..............................................................................................19
   Глава 4. "О том, как надеялись на лучшее, а привыкали к хуевому"..............30
   Глава 5. "О том, как навести новые порядки да так, чтоб они были не хуже старых"..........................................................................................46
   Глава 6. "О том, как служили богу и делали это не зря".............................65
  

Глава 1.

"О том, как жили и как могли бы жить".

   На Васильевском острове, что в городе Санкт-Петербурге, никто не заботился о том, что если каждую ночь разводить мосты, однажды - они разведутся навсегда.
   Той весной 201* года все, по обыкновению, ждали перемен, при этом понимая, что в жизни вряд ли что-нибудь может измениться. Солнце теплое, еда добротная, сигареты есть... Если вдруг этого всего не станет, то это вернут обратно и, в сущности, ничего не поменяется. Русский народ проснулся от зимней спячки, был полон сил, чтобы жить и чтобы мечтать. Главное, чтобы ждать.
   До того, как все случилось, в прежней жизни, на острове и так царили свои порядки и понятия. Это был особенный район. Днем он был переполнен людьми, а ночью там можно было редко встретить живого человека. Вдоль Среднего Проспекта В.О. распологались многочисленные бизнес-центры, а по разные стороны от него университеты, шараги и колледжи. К девяти утра все приезжали, а к шести вечера уезжали, по будням. Несчастные пятидневщики были, в каком-то смысле, счастливчиками, потому что не видели того, что происходит там ночью. Не спали только падшие, избранные личности, на плечи которых, впоследствие, и лег новый, идеальный мир. Падшими становились только те, кому за всю жизнь так и не удалось ни разу себе изменить.
   В ту самую, последнюю ночь, у Пашка Неизвестного уехали родители к другу семьи, на новоселье, бухать. Дядя Герман только развелся с женой и удачно взял в ипотеку трех-комнатную квартиру холостяка второй молодости. Он был убежденный либерал и жуткий тюфяк. Пашке тогда было всего шестнадцать. Он был из богатой семьи и тяготился этим, скрывал. Учился неудовлетворительно и проебывался по жизни. Иногда кидал наркоманов на деньги, а когда прижимали, действительно продавал им наркотики. Друзья его были такими же, только из, по-настоящему, неблагополучных семей. Они были простой мелкой шпаной, однако старшие, когда хотели обкуриться, первым делом именно у них узнавали есть ли расклады и сколько ждать. Их, молодых, было двое, главных: Пашок Неизвестный и Рамиль Борзый. С ним был еще третий, Денис Колбаса, но, к сожалению, он умер за три месяца до момента начала действия. Колбаса, бедняга, на Рождество Христово с пацанами дунул спайса на крыше новостроя и шагнул вниз, на встречу счастью. Ой, мамка его рыдала, да и пацаны грустили. Хоть он и был чмом и самым стремным в компании, его все равно все по-своему любили и, несомненно, скорбили. Неизвестный узнал о смерти лучшего друга вконтакте, когда увидел, что Рамиль выложил фото Дениса и подписал: "ты останешься жив в наших сердцах, брат!". Родители Колбасы, после произошедшего, совсем потерялись из виду. Отец его работал водителем-экспедитором, у него была своя ухоженная Газель. Иногда халтурил грузчиком, только тяжело ему было - старый. Мать - домохозяйничала. Они жили в комнате, в коммунальной квартире на 1-ой линии. Отец его зарабатывал, как бы прилично, поэтому они много лет откладывали деньги из бюджета на строительство загородного дома. Свой отпуск отец постоянно проводил на участке, вечно что-нибудь придумывал или строил, пока мать грядки полола. Они думали, что совсем скоро достроят капитальный дом и переедут туда всей семьей. "Только, вот, Дениске не удобно будет на учебу ездить". Но, ничего, что-нибудь бы, да придумали. Бывает, не сложилось - единственный сын умер, да еще так унизительно.
   Пашок и Рамиль в течение месяца умудрились создать вокруг покойного друга мистический ореол. Денис Колбаса стал человеком-легендой, который живет на 1-ой линии, но сегодня просто не пошел гулять. Самыми близкими людьми в его жизни были, конечно, Пашок и Рамиль. Правда, несмотря на уход друг в мир иной, друзья продолжали стабильно ходить по впискам, бухать, курить траву, спайс и трахаться с малолетними кисами. В ту ночь Пашок устраивал именно такую вписку на своей упакованной хате, что располагалась в жил комплексе "Новая история" на углу 24-25 линий и Среднего проспекта.
   Рамиль приперся еще днем, они сходили на мутку, помогли очередным старшикам замутить гашека. Помогали они им не из-за коммерческой выгоды, а что открапаллить кусочек и подкуриться на досуге. Вернулись домой, дунули, съели все, что приготовила накануне мама Неизвестного и пошли выкурить сигаретку в падос, парадную. Там они увидели тоскливую сцену - старая бабушка, блокадница, баба Нюра из последних сил поднималась по лестнице с тяжелыми пакетами из магазина. Это было довольно странно, потому что в магазине она всегда покупала по чуть-чуть, чтобы на следующий день был повод выйти из дома. Она очень любила ходить за продуктами. По-долгу изучала акции, которые проводятся в магазине, интересовалась. Копила наклейки, чтобы получить подарок. И, конечно, перед тем, как положить в корзину товар, несколько раз проверяла срок годности и читала состав. Поход в магазин был для нее кульминацией дня, а тут она набрала на неделю. Неужели, чувствует, что заболеет... Ухаживать некому. У ней ни друзей, ни родственников не осталось. Муж умер тридцать лет назад, старшая дочь десять лет назад и недавно сын на мотоцикле разбился, бизнесменом был, креативщиком. Он был очень богатым, вот ей в наследство от сына и досталась большая элитная квартира. Свою она сдавала. Пацанам ее жалко стало, они ей помогли. Вроде не заметила, что они обкуренные в мясо. Она их благодарить начала за помощь, а они подумали, что хорошо бы ей еще что-нибудь приятное сделать. Попросили ее подождать, быстро зашли к Пашку и взяли банку вкусного сгущеного молока, из Лапландии, с отпуска привозили. Вернулись и дале Бабе Нюре сгущенку, Пашок добавили: "Вот, вам Кир Булычев передал, мы в стене нашли!". Она ответила, что не читала, но от сгущенки отказалась - зубы больные. Не чинит, потому что врачей боится и потому что помирать скоро. Свет на этаже работал плохо, поэтому бабка довольно долго искала скавижину ключиком, что всегда висел у нее на шнурке, на шее. Пацаны стояли рядом с банкой сгущенки, курили и наблюдали. Вернулись, сами обожрались этой сгущенкой и хлебом, после чего начали писать телкам.
   У Паши на примете давно была Машка Агафонова, с приморской (в дальнейшем - "прима"). В свои шестнадцать она была пышная, но стройная - соска. Развитая не по годам. На нее и молодые и старые заглядывались. Попка - орешек. Единственный ее минус был в том, что самой шмарой в школе считалась. Блядовала, дай бог. Рамиль поддерживал эту кандидатуру на сегодняшную ночь, но, разумеется, настаивал, чтобы ты приходила с подругой. Это все лучше, чем раньше Пашку мозги трахали: "братан, говори, чтоб с подругами приходила...". Пацанов не кидать же, Пашок спрашивал - вот никто никогда к ним и не приходил, а если и приходили когда, то все равно тоскливые посиделки получались и без самого главного. "Колбасе все равно никогда не давали, из жалости на него девушку спрашивали. Вот, прости господи, умер он и даже как-то проще стало... с одной подругой точно придет Машка" - думал Рамиль в надежде, что все будет без облома и ему дадут. Как ни странно, у Машки в этот раз действительно появилась свободная подруга. Они сказали, что сейчас сходят в душ и будут выехжать. Ребята смекнули, что перед тем, как телок идти встречать нужно водки пару бутылочек взять, много сигарет и пачку гандонов, мало ли, выгорит.
   Элитный жилой комплек Пашка был единственным маяком благополучия в василеостровском гетто. Бухло ночью, в то время, в нормальных магазинах не продавали, да и нормальных магазинов поблизости не было. Поэтому за бухлом ночью все ходили в "хача". Категория "хача" была не только островная, но и общероссийская, практически государственная. Широко было распрастранено это понятние относительно такси. Например: "да, ну, братан, не гони, заказывать... пойдем хача поймаем, за сотку доедем". Дело в том, что "хачи", в большинстве случаев, возили действительно по цене ниже рыночной. Ездили они на старых иномарках, девятках, либо жигулях. Делали они это под влиянием природного трудолюбия и исключительной внутренней доброты. Те же факторы способствовали и тому, что у них в магазинах алколь отпускался свободно, невзирая на законодательство.
   В ближайшем к дому Пашка магазине, по ночам работала добрая женщина Наргиза. Она была питерской узбечкой с полу-европейской внешностью, работала без выходных и, как никто другой, понимала русскую душу. Пашка и Рамиля уже отпускало от травы, а тут, на входе в магазин до них доебался местный пьяница - его звали Философ.
   - А, ну, молодежь, сюда иди - сказал он, открывая бутылку и достав пластиковые стаканы.
   Молодые подошли, деваться некуда. Они его пиздец, как не любили, впрочем, как и все остальныйе, кроме Наргизы. Она ему всегда давала водку в долг, а иногда вовсе дарила, делая вид, что он перепил и выдумал себе долг. Она понимала, что он не сможет отдать столько, сколько занимает, а водка ему нужна - философ. Вот нужна и все тут.
   Пьяница налил по пол стакана и дал ребятам, себе налил полный.
   - Ну, молодежь, выпьем! Сегодня ночь особенная - угощаю!
   - Что же сегодня особенного? - поинтересовался Неизвестный.
   - Навигация началась. Сегодня уже мосты разводят. - Сказал Борзый и приготовился выпить.
   Философ хитро посмотрел на Рамиля и одобрительно улыбнулся.
   - Завтра утром начнется новый мир.
   - Вы уже лет двадцать говорите, что скоро новый мир начнется, а все старый, да старый... - грустно прокомментировал Пашок.
   - А я двадцать лет говорил, что скоро начнется, а сейчас говорю - завтра!
   Выпили. Философ пришлось сделать несколько глотков, чтоб выпить стакан, поэтому он здорово поморщился.
   - Ну, ясно. Мы пойдем. - сказал Рамиль, думая что они смогут уйти просто так.
   - Ты как со старшими разговариваешь, малолетка! Я доктор, слышишь! Доктор!.. исторических наук, а не хуйня подзаборная! Ясно?!
   Мальчики испугались. Скоро бабы приедут, надо скорей водку покупать, а тут их алкаш у магаза прессует - не в тему.
   - Извините, - сказал Пашок. - Просто мы, понимаете... девушек в гости ждем... приедут скоро.
   Философ разлил еще по одной. Пацанам опять налил по пол стакана, а себе полный.
   - Невесты ваши? - спросил пьяница перед тостом.
   - Нет, что вы, так - трахнуть, - виновато промямлил Рамиль.
   - Ну, и забудь нахер тогда! Завтра новый мир начнется, новые порядки и можно будет кого-угодно трахнуть. Вы б лучше любовь искали, женщину! Без нее вам действительно трудно будет.
   - Да, да, - поддержал буйного пьяницу Пашок, - обязательно поищем, неприменно.
   - А вы любовь нашли? - спросил Рамиль.
   - Нашел. - Гордо ответил Философ.
   Все чокнулись и беззвучно выпили.
   - И кто она?
   - Хуй в пальто! Тебе какое дело, желчь маленькая? Есть и все.
   - А я думал вы доктор исторических наук...
   Тут подошли двое друзей Философа, тоже бухари, разумеется. Старый циркач, карлик, Кеша Люберецкий. Двадцать пять лет в цирке на фонтанке отработал, его там очень любили и ценили. Только он никого не любил и работал исключительно по тому, что карлику другую работу найти было проблематично. Все хорошо было, да одним днем бухать начал жутко, как коллега отказалась за него замуж выйти. Ее можно понять - она была хорошенькая, нормальная, высокая дама. Ценила Кешу, как друга и трудового товарища. Хотя, как товарища, на вряд ли. Люберцкий, до этого, мог поддать по выходным, а тут совсем запойным стал. Однажды директор цирка увидел, как Кеша пьяный, в гриме, совсем окосевший с детьми фотографируется. Детям весело, сфотографироваться хотят, а взрослые стыдятся, что от карлика перегаром воняет на все фойе. Поперли его с цирка тут же. Совсем с Васьки выезжать перестал. Ходил по острову, шатался с Философом и с третьим их другом, Жорой Карманом. Жора имел самый из благовидный и спортивный вид из всех троих, хотя спортом никогда не занимался. Тоже бухал, бывало, по зиме на турник выходил, если похмелье вдруг слабое было. Деньги у него, в отличие от друзей, всегда водились - воровал. Утром пару рейсов автобусе ездил и вечером. Еще с детства славился тем, что у него кошельки к пальцам липли. Мастрески, блять, вытаскивал. Даже сумку незаметно открывать умел, вынуть нужное и обратно закрыть. За то и прозвали карманом, еще с малолетки закрепилось за ним. Философ и Кеша не воровали, только потому что у них таланта к этому не было, не получалось. Как-то пробывали они по молодости, но все это дело заметили и хорошо избили за углом. Поэтому сейчас какую бы нужду не испытавали, своровать все равно боялись. Жора понимал, что он более богат, чем друзья и, для гармонии, всегда щедро проставлял пива и водки, после удачной вылазки. А запил он, как из из тюрьмы откинулся, лет семь назад. Философ с Кешой его встретили тогда чем смогли, стол накрыли. Кутили неделю, потом снова воровать начал и понеслись другие недели.
   - Здорова. - сказал карлик Кеша.
   - Здорова. - ответил Философ и достал еще два пластиковых стакана. Налил друганам водки по три четверти стакана. Бутылка заканчивалась.
   - О, Неизвестный, - сказал Карман, обратив внимание на Пашка. - соседями будем!
   - Почему? - спросил Пашок? - Вы квартиру в нашей доме купили?
   - Мы только что бабу Нюру ебнули. - похвалился маленький Кеша.
   - Как, ебнули! Она войну пережила - ветеран войны. - Начал вопить Борзый.
   - Вас посадят! - продолжил Пашок.
   - Не боись. Не посадят.
   Ребята смотрят на Философа. Он выпивает и говорит:
   - Правда говорит - не посадят, завтра порядки новые начнутся. По сути, они уже начались, но сделаем вид, что пока еще все по-старому.
   У Пашка звонит телефон - бабы приехали. Старые алкаши выпили и отпустили молодежь, но взяв слово, что они обо всем хорошенько задумаются. И о новом мире, и о любви, и о том, что они теперь соседи.
   Шмары довольно быстро подмылись и прилетели на "хаче", за сотку, с Кораблестроителей, что в северо-западной части острова, в самый центр, к дому Пашка. Машка Агафонова, на которую имел виды Неизвестный, была просто блядью, водку пила "за здравствуй", а подруга ее Настюха Кривошеина - гашишницей. Так называли малолеток, которые за грамм гашиша в жопу давали. Самое интересное, что при этом они были образцовыми ученицами в классе, отличницами, а, главное, девственницами. Правда, эта гашишница была, на редкость, не из таких. Она бросила школу еще год назад. Парочки встретились. Пашок с Машей поцеловались в губы, точнее она его поцеловала, а Настюха с Рамилем просто приобнялись.
   - Выпьем? - сказал Неизвестный, достав из рукавов две бутылки водки.
   Рамиль тут же вынул из рюкзака двух-литровый ананасовый сок "Добрый" и сиги. Девченки засмеялись, закурили, отхлебнули по кругу из горлышка и спросили:
   - Покурить-то есть че?
   - Есть. - Гордо произнес Рамиль и хитро уставился на Настюху Гашишницу.
   Она, видимо, ответила ему жестом, потому что сразу же крепко затянулась сигаретой, оставив на ней красный след от помады и, задержав дыхание, выдохнула через нос.
   Апрельская ночь, становилось морозно, а пиздовать до хором Пашка было прилично. Они согревались дружбой, передавая бутылку и сок по кругу.
   - Ты знаешь, что сегодня особенная ночь? - загадочно произнес Неизвестный.
   - У меня сегодня месячные начались. Представляете, задержка полтора месяца была, а живот не рос - думаю хрень какая-то, вроде не залетела, а вроде хрен знает... а тут раз и начались, слава богу, думаю. Действительно ночь особенная.
   - Дура, ты, Машка. Навигация началась. Мосты... - Гашишница попыталась обратить на себя внимание.
   - Да, мы о другом... Вы ж Философа знаете? - сделал вид Рамиль, будто Агафонова только промолчала.
   - Алкаша этого? Ну, нахуй, забудьте, он же конченый. - Сказала Гашишница, сделав несколько глотков водки. Рамиль как раз запил свою дозу соком и передал его Настюхе.
   - Друзья его, Кеша Карлик и Жора Вор, говорят только что Бабу Нюру ебунлу - соседку мою, блокадницу. - Продолжил Неизвестный, начав новый круг пития.
   Когда они подошли к дому, то в бутылке уже оставалось меньше половины.
   - Покурим? - предложила Блядь Агафонова.
   Рамиль был заведующим по сигам на вечер, поэтому культурно всем раздал и даже подкурил. Так сказать, поухаживал.
   - Жаль, что у тебя родители только сегодня уехали, а навигация уже началсь... - риторически сказал Рамиль, он всегда пытался говорить риторически и верил, что однажды у него получится.
   - Да... Так сейчас бы набухались, дунули - и на думскую! - поддержала его Настюха.
   - Конечно. Все лучше, чем дома тухнуть.
   - Однозначно. - сказала Агафонова.
   - Согласен. - завершил Пашок.
   Гашишница одобрительно мыкнула, взяла и у Рамиля бутылку и неспешно похлебывала водку "холодным тягом". Так называли способ распития алкоголя, когда перед тем как выпить, затягивались сигаретой, а только, выпив, выдыхали. Потом она передала дальше по кругу и, вот, первая бутылка кончалась. Друзья вошли в дом.
   Пожилая и благородная консьержка с интеллигентскими замашками и французким маникюром круто залупилась на входе в парадную. Мол, родители работают, горбатятся, а Неизвестный, сукин сын, будь он проклят, друзей-маргиналов по ночам домой приводит, еще и сам опускается. За такой базар ее дружно послали нахуй и вызвалил лифт.
   - Нормально живешь, я и не знала даже... - сказал Блядь Агафонова, поправляя прическу у зеркала.
   - Пойми, это - не моя заслуга. Родители - буржуют, комфорт, излишества любят. Сейчас вот медвежью шкуру, настоящую, из Уссурийска, заказали, хотят в гостинной на паркет постелить. Я-то сам парень простой, много не хочу и звезд с неба не хватаю. Так-то бы лучше даже к Рамилю пошли на самом деле, в коммуналку, но у него родители дома.
   Компания сочла рассуждение Неизвестного убедительным. И, вправду, хули тут скажешь. На тот момент они уже вышли из лифта и, вот, уже как несколько секунд их диалог остановился. Исчерпал весь ресурс для продолжения. К счастью, или наоборот, они заметили странное обстоятельство, которое запустило их разговор с новой силой. Из-под двери Бабы Нюры плескалось сильное свечение. Пашок и Рамиль вздрогнули, а девки увидленно сказали:
   - Че это за хуйня?
   - Там та бабка жила, блокадница, которую алкаши убили... - прояснил Пашок.
   - Мусоров вызывать? - наивно предположил Рамиль.
   На него все косо посмотрели и даже ничего не ответили.
   Хрен его знает, что делать. - Сказал Пашок, приблизился к двери и начал аккуратно прислушиваться. Все замерли. Из квартиры доносился странный говор, как будто несколько человек одновременно поют мантры и читают заклинания из черных колдовских книг, кое-где бывали и проблески чистой пьяной русской речи.
   - А может эти психи действительно что-то сотворили и завтра начнется новый мир? - шепотом сказал Рамиль.
   - Это... Мы так и будем стоять в парадке? - с понтом поинтересовалась Гашишница.
   Рамиль и Пашок испугано переглянулись, а потом смекнули, что бабы к делу хотят уже приступить, а значит надо им потокать и быстрее идти в хату. Бабы все о деле думают, а пацаны со своими тайнами и загадками. Неизвестный открыл двери своего дворца и запустил гостей. Те сразу же уселись на кухне, Агафонова включила вытяжку, Настюха начала лепить плюхи гашиша, а Рамиль приготовил пепельницу. Пашок, в свою очередь, закрыл дверь и стал незаметно слушать стены и непрерывно думать о свечении за дверью. Он понимал, что алкаши взяли с них слово подумать не просто так о женщинах и любви. Посидел он, подумал, выкурил сигаретку, наблюдая за тем, как Блядь Агафонова и Гашишница плюшки хапают и решил: "какие они, нахуй, женщины, какая любовь!.. не к добру все это, сука...".
  

Глава 2.

"Про место, в которое можно придти и ахуеть по полной программе".

   - Я помню, в августе, две тысячи девятого года закат был... Такой, золотистый, я хорошо его помню, потому что с подругой фоткался, на озере, с шашлыками. Там все пацаны были тогда прям в сборе, отдыхали, всю жизнь буду вспоминать. - разболтался паренек из Перми, Колян (честно говоря, у него еще было довольно обидное погоняло - слуга; постараюсь как можно меньше называть его полным именем, Коляном Слугой). Язык у него развязался после десятого шота "Боярского", лесенкой. Той ночью он сидел в Ирландском пабе на углу 8-ой линии и Среднего Проспекта В.О. в компании молодой японской пары и русского парня Димы Консьержа. Дима - консьерж отеля, в котором остановились туристы, трое предыдуших.
   Утром, накануне случившегося эта сомнительная компания крепко подружилась по случаю совместой длительной экскурсии в, все еще бесфонтанный и пустынный, Петергоф. Консьерж вел эту экскурсию, как гид-экурсовод. Японцы на все экскурсии ездили, хотели так познать Россию, наивные. А Колян, бедняга, только на одну эту экскурсию записался, пока регистрации в отеле ждал. Консьерж около него нарисовался сразу, наплел всякого, изящно разложил и продал ему поездку, жаль только, что всего одну. Ну, за него можно не переживать. Ему на тот момент уже нормально перепало от японцев. Колян в то утро был с жуткого похмелья и десять раз проклял момент, когда вписался в эту чертву экскурсию. Он приехал-то, на десять дней всего, так, чисто побухать, потусоваться, короче - отдохнуть. Нет, сука, выспаться хоть день нормально, а все-таки к открытию попиздовал на завтрак, потом - в Петергоф. Заставил он себя встал и поехать только лишь потому, что деньги уже консьержу уплочены. "Нахуй, нахуй вписался... кто за язык тянул..." - постоянно повторял Колян. Японская пара была, как ни странно, совсем типичная. Кушали правильно, много себе не позволяли, но были не прочь иногда повеселиться и выпить стаканчик, другой. Забавные они были. Муж японец ходил в дорогих, дизайнерских, диоптрийных очках. Они оба довольно хорошо говорили по английски, на русском пару слов тоже знали, туристы-любители. Он когда представлялся, то было что-то типа: "..ао Минг". Колян Слуга и Консьерж прозвали его Очкастым. (И в дальнейшем он будет значится, как Очкастый, либо как Минг Очкастый.) Имя его гейшеподобной жены вообще никто нахер не понял и не даже переспрашивать не стали. Наверное, потому что имя этой женщины они придумали заранее, с первого взгляда, с первого знакомства с ней - Гейша. (Либо Гейша Минг.) Ее как бы между собой так Колян с Консьержем называть начали, а потом прижилось. В жизни обращались примерно следующим образом: "эй!". Проводником в мир ночного кутежа В.О. был, конечно, Консьерж. Себя он больше, как правило, любил называть - Старший Консьерж. Как уже говорилось, ему было тридцать, знал тусовку, тренды, а когда набухается, то все остальное на свете.
   На экскурсии, уставшие, днем, на рассвете, постояли покурили после еды пару раз и разбрелись в разные стороны, а вечером решили вдруг забухать вместе. Очкастый и Гейша решил дать жару под конец экскурсии! Они выпили, закутавшись в шарфик, по три чашки русского, свежесваренного, на костре, глентвейна. Их согрело моментально, повеселели, смеяться начали и друих веселить, но всем уже было как-то похуй, все заебались, в отель охото. Сели, значит они в автобус, а там жарко, разморило сразу. Еще смешнее они стали. Рядом с ними Колян сидел и Дима Консьерж. И чего-то заговорили все вместе. Сначала на русском, но тут же вмешались пьяные японцы и они продолжили на английском. Колян английский знал хуево, но, при надобности, мог два слова связать, а если совсем надо, то и все десять. Консьерж, конечно, говорил свободно. Много лет регулярно общался с подлинными носителями языка и не только. Японцы знали содержание языка на твердую четыре, но говорили при этом с жутким ацентом. Что ж, азиатский акцент никто не спрячешь, каким бы умным и начитаным не был. Вот их разговор. (Литературный перевод диалога с английского.)
   - А, че, - говорит Колян, - где, вот есть места такие, жесткие прям, чтобы, вот, придти туда и ахуеть просто? Думскую не предлагай, ее все знают. Был там - больше не пойду. Там позавчера дагестанцы перестрелку устроили. Я чуть в штаны не наложил от того, как в Петербурге отдыхают.
   - Да, - ответил Консьерж, - я слышал об этом, знаете, там редко такое бывает! Это вам повезло просто, что вы в ту пятницу пришли. Но, во всяком случае, соглашусь. Думская - это на любителя. Как ни крути. Скажите, вы на Лиговском были?
   - О, мы с мужем вчера там были! - запела пьяная Гейша. Ее муж поначалу смутился.
   - Был! - продолжил Слуга. - Там малолеток слишком много. Не хочу. А еще какое-нибудь такое место куда, вот, можно туда придти просто и ахуеть по полной программе, а? Ты знаток.
   - Да, мы бы с мужем тоже к вам присоеденились! Да, ..оа? - имени опять никто не расслышал.
   - Тогда на Ваську. - мудро заключил Консьерж. - Навигация началась. Сегодня первая ночь в этом году, когда мосты разводят. Только представьте остров, изолировано существует в своем собственном вакууме несколько часов. - Консьерж всегда умел сказать красиво, хули тут, ему за это платили.
   Короче намылись все, нарядились, напетушились - красивые. Айфоны зарядили, только один Консьерж без айфона ходил, правда, с айпадом. Такси к отелю было было подано к пол двенадцатому ночи. Пункт назначения - угол Среднего Проспекта В.О. и 8-9 линий, в Ирландский паб. Водитель знал, он постоянно туда кого-нибудь возил, только до этого все оттуда возвращались. Пораньше, еще вечером, они уехать не могли - Консьерж на смене. Колян Слуга и Японцы на самом деле заебались его ждать. Очкастый лежал на кровати и смотрел единственный японский канал, вкусно ужинал и прерывался только лишь на курение или на сорок грамм Сакэ, которое они купили с женой в Дьюти Фри. Гейша на тот момент уже два часа как лежала в джакузи с маслами. Она любила поухаживать за собой. Колян же, времени не терял, в этом плане он красавчик; если так посмотреть. Он успел как следует накидаться в баре, недалеко от отлея, на ул. Малой Морской. И, главное, познакомился там с прелестной девушкой. Больше того, оказалось, что она тоже Перми, как и сам Слуга. По пьяни, они друг в друга влюбились. Когда ему позвонили Японцы и Консьерж и сказали, что такси - ждет, он тут же начал звать девушку с собой. Она сказала, что никуда не пойдет. Он пиздец, как хотел с ней остаться, погулять, поговорить за душу, бухнуть, возможно, и переспать - молодость, романтика. Она ответила, что сможет, но если заедет домой. Он сказал, что надо идти прям сейчас, потому что его друзья в такси ждут. Конечно, добавил еще и то, что девушка отлично выглядит - ей не нужно домой ни коим образом. Она все-таки настояла. Условились они на том, что Колян Слуга ей такси оплачивает до дома, оно там ее ждет двадцать минут и потом до бара на углу 8-9 линий и Среднего. Девченка-то эта в Питер не отдыхать приехала, как некоторые, а работать и, больше того, заработывать. Жила в сумасшедшем графике и ритме жизни, снимала комнату в центре. Девушка приехала не так давно, поэтому в ней остался еще огонек провинциальной жажды. Они простились и мечтали о том, как скорей бы встретиться в баре на В.О. Что-то, наверное, случилось с этой девушкой... В пол второго ночи, когда мосты открылись и баба не брала трубку, Колян въехал, что попасть на В.О. той ночью его возлюбленной было не суждено.
   У Слуги было разбито сердце и он грустил в одиночестве, пока Косьерж щебетал с Очкастым Мингом, Гейшой и Ромой Барменом. Рома по-английски общался умел хорошо, но единственный мотив, почему он это делал - хорошие чаевые. Слуга бухал пиво за пивом и слушал. Напомню, их разговоры даны в литературном переводе с английского.
   - На Ваське, кроме Растральных колон и Сфинксов есть еще одно место, которое должен посетить каждый. - Распинался Консьерж с видом знатока, - это Часовня Ксении Блаженной.
   - О, вы, что, туда лучше не каждому - это святое место. По-настоящему светое и желание по-настоящему исполняет. - Возразил Бармен с позиции коренного жителя острова.
   - Она исполняет желания? - сказала Гейша, - как интересно!
   - Действительно, расскажите о чудесах. - тут Очкастый допил второго "белого русского" и поставил олд-фешн обратно на бар.
   Колян отоврался от пены на пиве и стал слушать Бармена, который кричал довольно громко - музыка.
   - У меня бабушка были с дедом. На КИМа жили, в хрущевке. Так дед однажды возвращался с работы, он начальником смены работал на Железном заводе. В годах уже тогда был, пил сильно, бросил. Только, вот, курил много. Холодно тогда было, ужас просто. Пришел он домой, набрал ванну, отогрелся и, бах, пальцы посинели. Он вышел, поужинал, сериал посмотреть-сел, а когда спать ложился увидел, что пальцы черные. Тут же скорая, все дела, бабка перепугалась. Его положили в больницу - говорят, отрезать пальцы надо. Отрезать-то не проблема, беда в том, что гангрена дальше пойдет. Сначало стопу отнимут, потом по колено, а потом все остальное - квадратиком станешь. Так, бабка с утра до ночи Святой Ксении молилась. Приходила засветло на кладбище, (собор находился на Смоленском кладбище, что распологалось чуть севернее центра острова), по Лавровской дорожке, и свечу ставила. Просила, а когда просят Ксения всегда помогает. Только условие есть одно, когда она тебе помогает, нужно обязательно возвращаться и благодарить. Свечку поставить.
   - И чем дело кончилось? - спросил Колян, про которого все забыли.
   - Сошла гангрена, испрарилась! Только мезинец на левой ноге отняли. Ну, и хрен с ним, без него, наверное, даже удобнее. Вот, как. Говорю ж, там чудеса случаются.
   Колян сказал, что пошел курить. Дима Консьерж и Гейша захотели выйти покурить с ним, но Очкастый развыебывался, что только что курили и нечего так много. Хоть они и выпили, а меру знать всегда нужно. Пошел один Слуга курить. Вышел, стоит и думает: "Я ведь хороший человек... Почему я не могу быть счастливым? Даже не получается место найти в которое придешь и ахуеешь от того, как там тусуются". Докурил он сигарету, осмотрелся и побежал в сторону часовни Ксении Блаженной.
   Дорогу он приблизительно знал. Если свернуть со Среднего Проспекта и пойти по 8-9ой линии, на север, то мимо реки Смоленки никак не пройдешь. Он это запомнил со слов Консьержа, в такси, по дороге на остров. Японцы заикнулись, что у них есть Атлас города, они в Доме Книги купили. Консьерж его, петух, развернул и раскрыл страницы, где В.О. показан в крупном масштабе, да, по-классике, пошел базар. Где чего, где интересно, где стремно и про кладбище Смоленское говорил. Довольно странно, что остров совсем небольшой (его можно было пересечь за два часа с половиной часа, по самой длинной диагонали), а существенную часть площади острова занимало клабище. То самое, Смоленское кладбище, в центре которого и находилась часовня. "Главное, кладбище найти, а часовня там уже не спрячется". По карте он видел, что Смоленка вдоль клабище идет. Соответственно, если он найдет ее, то найдет кладбище, а значит найдет часовню.
   Он прошел по 8-9ой линиям минут десять и вышел на Смоленку, оттуда налево, вдоль течения. Колян, мечтатель, еще и расстроеный, пошел по самому берегу. Там трава мокрая была, грязь ледяная и слякоть, по всюду не понятные брызки. Когда он проходил под пешедным мостиком, то услышал шлепок об воду, где-то впереди. Казалось, кто-то бросил в воду мешок картошки.Утки, которые засыпали на реке, в кустах, как с цепей, сорвались в воздух и почти сразу поисчезали. Слуга затаился под мостом, не двигаясь, ему стало страшно. Он вглядывался вперед - ничего, как вдруг стали еле заметны два темных силуэта. Один совсем маленький, будто ребенок и, явно, взрослый мужчина с тяжелой, осмысленной походкой. Казалось, что это отец ребенка. Они поднялись по землянистому и крутому берегу реки. Сверху была дорога, метра на три выше, чем уровень воды, примерно, на котором и находился Колян. Ему было довольно трудно наблюдать за незнакомцами. Он чуть-чуть высунулся из-под моста, но при этом оставаясь незаметным, в тени, и увидел, когда двое вышли на свет: это никакой ни отец и сын, а два урода. Один маленький, карлик, покоцаный жизнью, явно пьяный, а второй благообразный, с виду крепкий, с хитрой рожей и тоже пьяный.
   - Где у нее ключ был? - спросил Здоровый.
   - На шее висел, на бирюзовом шнурке стареньком. - похвалился Карлик.
   - Точно никто не видел?
   - Точно. Да, и какая разница. Новые порядки утром начнутся.
   - А что, если нас сейчас возьмут? Хочешь новый мир с мусорами встретить?
   - Не хотелось бы. - грустно сказал Карлик.
   Дальше их разговора слышно Слуге не было и видно, соответственно, тоже. Он дождался полной тишины, чтоб увереным, что незнакомцы точно ушли. Колян вышел из под моста и тихонько, боязливо пошел вдоль по реке, желая найти то место, откуда был звук. А, главное, ему было интересно увидеть что алкаши выкинули и за что, они переживали.
   Колян прошел вдоль берега еще метров пятнадцать. Свет от фонарей наверху до берега и воды не дотягивался. Поэтому Слуга включил на айфоне фонарик и стал просвечивать водную гладь. В Смоленке глубина незначительная, максимум, по колено. Всюду он видел одно и тоже - тина и илл на дане, как вдруг медленно поплыл старенький китайский пуховик, с искусственным мехом. Он плыл не так, как плыл бы просто пуховик, по-медузьи, а так, как плыл бы очень тяжелый предмет. Колян не застремался, долго отламывал прутик со все еще зеленой, но заснеженной акации. Надломил, отверел его и ткнул толстым концом в пуховик - прут согнулся. Колян, как тогда говорили, "на очко сел". "Какая, нахуй, Ксения Блаженная, какие мечты!.. не к добру все это, сука...". Боялся Колян до ужаса, дай, сука, и зашел в воду, как нормальный русский человек. Сделал пару ледянящих шагов по болоту и цапнул рукой пуховик. Он резво перевернулся и Колян увидел Бабку, лет, так под девяносто. У нее была рассечена бровь и, с затылка, капала кровь. Глаза были открыты и полностью белые, как пар. Слуга не знал, что делать... Вот, он боялся хуйни какой-то, нашел смелость к ней лицом и встать и, по идеи, все, должно было отпустить. А, нет, случалась как раз-таки самая страшная хуйня, именно которой он и боялся. Макруха. Он повел большим по ее вискам и волосам - пальцы Коляна чуть порозовели от крови и воды. "Убили совсем недавно", - думал он, воображая себя мастеровитым детективом от страха, - "минут десять назад". А минут десять назад, он только шел по 8 линии... если вышел бы раньше, то, может, успел спасти старушку. Хотя у него был шанс поймать убийц, но он струсил. А трусость, как мы знаем, самый страшный грех. Что такое десять минут? Десять минут назад Пашок с Рамилем только вышли из дома, Блядь Агафонова с подружкой уселись к в "такси", а Философ упрашивал Наргизу дать водки в долг (пластиковые стаканы он взял, как всегда, из дома). Никто не смог бы спасти бабу Нюру. По ночам, в тех кварталах, живых людей можно было встретить редко, не спали только вышеперечисленные, избранные. Десять минут. Философ уже открывал бутылку...
   "Вот оно то, то место, куда можно придти и ахуеть по полной программе..." - думал вслух Колян, подтаскивая труп Бабы Нюры к берегу, чтобы не унесло, пусть, и медленным, замерзающим течением. Вылез на берег, подвернул штаны, чтобы хоть ноги просохли. Достал телефон, позвонил Консьержу и начал прыгать, чтобы согреться.
   - Алло! - взял трубку Косьерж, - Колямба, ты где, бля? Мы тут во всю бухаем, - на тон тише, - я тут с двумя девушками познакомился, ты охренеешь просто.
   - Да, да... Слушай, я сейчас на Смоленке, не знаю где точно... Шел на кладбище, к часовни Святой Ксении.
   - Ты, че, Колян? Нахрена ты туда поперся? - опять на тон тише, - тут сейчас Очкастый с Гейшой в салате просто, я их такими бухими никогда не видел! Дуй обратно, самая жара сейчас начинается!
   - Я труп бабки в реке нашел.
   Консьерж секунд тридцать не знал, что Коляну ответить, а Колян не знаю что еще к этому добавить. Помолчали. Слуга врубался, что он сейчас выступает абузой в тусовке, а это нихуя не красиво. "Но, все-таки человека убили... Человека... каких-то десять минут" - оправдывал себя он. Консьерж тоже врубался, что Колян с таким заявлением всю тусу обламывает, но Коляна кидать тоже хорошо. Хотя бы потому, что он Консьерж, в какой-то мере, несет за него ответственность. Да, и просто как-то, не по-пацански.
   - Скажи точный адресс, сейчас буду.
   Слуга сразу подорвался, забежал по земленистому берегу, потом через дорогу, и к дому, что посмотреть его номер.
   - Наб. реки Смоленки, 7.
   Консьерж хотел оставить девушек и японцев, но в итоге оставил только девушек. Японцы оскорбились тем, что Консьерж собрался выручать Коляна из беды в одиночку. Они, как никак, вместе пришли и должны держаться вместе, ну, и бармен Рома, конечно, их уже порядком заебал, балабол тупой. Они вышли из бара, чтобы поймать попутку. Около того, всегда дежурили бомбилы, "хачи", конечно же. Первым как правило стоял кто-нибудь старый, опытный, на удроченной Део Некси. Вторым, чистенький девятос, с молодым и дерзким дагестанцем за рулем. Третьим, жигули, за рулем которого, как правило, сидел полный неудачник. Он был ни дерзким, ни опытным, оттого и зарабатывал мало. Пускали его на точку, только потому, что не первый год бомбил, хоть и всегда плохо. Как ни странно, в этот раз расклад был именно такой. Все стояли, как прежде. Единственное, что неудачник пересел с Жигули на миниатюрный Део Матиз, с умеренным тюнингом, новым литьем и ахуенной музыкой. Матиз был чем-то похож на русскую оку и с таким же маленьким расходом топлива. Неудачника звали Гера. Он был непонятной нациальности, как будто приехал из какой-то деревни с Юга России, где все крови давно помешались между собой. Гера Неудачник долго откладывал на Матиз, купил наконец-то, стал хорошо экономить на горючем, а, соответственно, зарабатывать чуть больше. Теперь он откладывал капитальный ремонт двигателя и был рад тому, что откадывать стало гораздо легче, чем раньше.
   - Наб. Смоленки, 7, сто рублей. - сказал Консьерж.
   - Мало, - ответил мужик на Део Нексии. - Алик, возьмешь? - спросил он у молодого и дерзкого, на девятке.
   - Да, нет, подожду лучше еще раскладов.
   Гера Неудачник согласился отвезти ребят с превеликим удовольствием. Ему тогда было без разницы кого и куда везти - он хотел похвататься новым авто хоть перед кем-нибудь. Коллеги его не уважали, презирали и обижали, причем не открыто, а, так, намеками. Просто все всё понимали. Не было близких людей в его жизни, которые просто могли подойти и сказать: "друган, внатуре, классную тачку выхватил, красавчик...". Ни от кого он не мог услышать этих слов, кроме тех, кого подвозил, и то, без слова "друган". Случайным, незнакомым людям могло показаться, что Гера Неудачник славный малый. И ему это нравилось. Он не то что людей любил обманывать, наоборот, он был добрым и если кого уж и любил обманывать, так это себя.
   Компания уселась в авто. Японец набрал на айфоне: "112". Консьерж его остановил.
   - Ты, че делаешь?
   - В полицию звоню, там же человека убили.
   - А, если полиция подумает, что это Колян сделал?
   - Все равно же вызывать их надо будет... Они уже сами разбирутся кто и что сделал.
   - Ну, да, - согласился Консьерж.
   В экстренной службе взяли трубку. Японец начал спрашивать говорит ли диспетчер по-английски, Консьерж сразу забрал трубку и продолжил на русском. Неудачник английского не знал, поэтому почувствовал, будто Консьерж хочет его поддержать.
   - Здравствуйте, наш товарищ обнаружил в реке труп бабушки.
   - Здравтвуйте, как ваше имя?
   - Какая вам разница какое у меня имя - человека убили!
   - Мы не можем принять заказ, пока не заполнена анкета.
   - Короче, блять, слушай сюда, попугай, епта. Город Санкт-Петербург, Василеостровский район.
   Тут звонок оборвался.
   - Набережная Смоленки дом 7. - Сказал Консьерж, слушая короткие гудки.
   Набрал еще раз. Звонок не идет.
   - Хрень какая-то...
   Тут Неудачник отосоеденил свой телефон от крепления на приборной панели, свернул навигатор и дай Диме Консьержу трубу.
   - Вот, с моего позвоните.
   У Димы была так-то своя трубка, но раз Неудачник уже свою дает, то, хули, не позвонить-то, правильно?
   - Здравствуйте, мы обнаружили труп бабушки в реке!
   - Здравтвуйте, назовите ваше имя!
   - Подъезжайте скорее, все на месте покажем! Это не фуфло. Набережная Смоленки 7. Мы ждем.
   Звонок опять оборвался.
   - Борода? - спросил Гера Неудачник.
   - Да, пиздец, - ответил Консьерж, - внатуре борода.
   - А че, внатуре, бабку ебнули? - продолжил водитель.
   - Никто ее не ебнул, просто товарищ труп нашел. Это все, что я знаю.
   Они уже подъезжали. Дима вернул Неудачнику телефон.
   - Спасибо. - сказал Гера и убрал мобилу. Консьерж промолчал. Водитель продолжил: как вам машинка? - они уже подъезжали.
   - Отличная.
   - Очень удачно взял, мне очень позвезло, - тут Гера включил магнитолу и начала громыхать музыка. В маленьком багажника, вероятно, находился огромный сабвуфер, которым Неудачник Гера хотел похвататься. Колян стоял на обочине, Гера остановился возле него.
   - Еще музыка такая! Классно, да?
   - Классно, пока.
   Все вышли. Гера уехал не сразу, потому что заиграл любимый припев его песни, который он так хотел заценить добрым незнакомцам в своей новенькой машине. Он слушал, улыбался и смотрел на ребят. Казлось, они сейчас вот-вот отвлекуться от трупа и кто-нибудь скажет: "бля, красвчик, нормальную тачку выхватил и музло, кстати, ахуенное слушаешь...". Он даже придумал что ответит и с какой улыбкой, но компания спустилась к берегу, припев доиграл и он поехал вперед. Проехав пару кварталов и на заправке, он увидел полицейское авто. Гера искренне хотел помочь незнакомцам и завернул. Он подбежал к мусорской машине - никого. Неудачник забеспокоился, но, почти сразу, из терминала оплаты вышел здоровый водитель, с дубинкой, по форме. Все как надо. Он своим соколиным взглядом сразу распознал, что Гера Неудачник не просто так у него машины шароебится и поэтому прибавил шагу.
   - А хули тебе надо, горбатый? - поинтересовался капитан полиции, сотрудник патрульно постовой службы, Максима Полицай.
   - Да, там, ребят из бара подвозил, говорят, труп нашли... Вон, там стоят. - Неудачник показал рукой направление, - Смоленка, 7. Мы в 112 звонили, там не берут.
   Полицай тут же прыгнул в тачку. В темноте улиц и света тусклой заправки разблестелся проблесковый маячок, как новогодняя гирлянда, и громко закукарекала сирена. Макс полицай очень круто развернулся, с прошлифоном, и поехал куда было велено. В эти моменты он особенно явственно ощущал свою причастность к исполнению правосудия. Гера Неудачник обрадовался, что доброе дело сделал на своем веку, хоть его и не поблагодарили. Поступок на то и благородный должен быть, что за награды не просят. Вероятно, думал Гера. Природный угасающий энтузиазм этого человека был маленьким шильцем в его жопе, поэтому он сел в тачку, спародировал полицейский разворот и поехал посмотреть что же стряслось за углом. Он нажал газ в пол и включил музыку, воображая себя великим искателем приключений, который несется к подвигу на старом коне. Гера проехал метров пятьдесят и, что показалось ему странным, слишком быстро догнал Полицая. Максима в зеркало заднего вида заметил, что Неудачник за ним поехал, сбавил скорость, а, когда сравнялись, прижал его к обочине. Гера вышел из машины, Полицай тоже.
   - Товарищ, капитан, вы хотели уточнить дорогу? Вот, тут, рукой подать.
   - Почему правила нарушаем? ПДД читали?
   Неудачник перепугался, потому что всю жизнь ездил правильно, никого не подрезал, наоборот, уступал дорогу, а тут, видать, намудрил чего-то.
   - Да, вы что! Я каждые пол года ПДД перечитываю. Это у меня как настольная книга!
   - Слыш, гандон, почему по встречке едешь?
   - Господи!
   - Тут, блять, для таких далбоебов как ты и разметка, и знак висит, а все равно, похуй, едешь. Вообще в рот все правила ебал, да? Ты пьяный или просто дерзкий?
   - Ради бога - не видел! Я тут всю жизнь езжу, знаю, а тут за вами поехал, понимаете... посмотреть хотел что там такое. Интересно так...
   - Ты че ахуел стрелки переводить? Мне все можно, а тебе не все можно. - Полицай подошел к Гере и достал дубинку.
   - Нет, нет, нет! Прости, вы не так поняли!
   - В машину садись.
   Они сели к мусору в машину. Макс, сука, достал бумаги какие-то ручку и заполнять начал.
   - Документы давай сюда. Рапорт оформлять будем, ДПС вызывать. Все, накатался, блять. Знаешь какое наказание? - тут капитан посмотрел в глаза Неудачнику сквозь зеркало заднего вида.
   - Знаю. Пол года лишение...
   - Ну, вот. Пешочком-то гулять любишь?
   - Прошу вас! Умоляю! Я таксист... У меня сын есть, он с матерью живет... Я сам недоедаю, только чтоб на сына в школе пальцем не показывали... Чтоб он с другими детьми на равных был. Как я им помогать буду! Еще новый год скоро, я сыну сноуборд обещал... И, вообще, машина новая, не поездил толком...
   - Да, ну, брось! Пол года быстро пролетят. - радостно сказал Полицай.
   - Понимаете, к сноуборду-то ботиночки еще надо, каску... Очки, чтоб снег в глазки не попадал. У него все одноклассники катаются... Он тоже хочет.
   - Хотеть не вредно - вредно не хотеть. ахаха! Так, слушай, у меня убийство за углом, а мы херней занимаемся. Я же могу просто так закрыть глаза нарушение, сам понимаешь. А если б вдруг тут бы не я ехал, а гонщик какой-нибудь из-за угла вынырнул. И что тогда? Смерть? Головой думать надо.
   - Сколько это будет стоить?
   Полицай осмотрелся вокруг, окунулся поглубже в сидение и опять посмотрел в глаза Гере.
   - Ну, сколько, сколько... Сколько у тебя есть?
   У Геры было с собой десять тысяч. Он должен был закинуть на карту бывшей жены аллименты. Это были не последние его деньги, но все-таки он расчитывал, что еще подзаработает ночью. Новая машинка, новая жизнь.
   - Давай, давай скорее, - торопил Полицай, - убийство! Ехать надо, хуй, ты, ёбаный.
   Гера врать не умел и, скрепя сердце, признался в том, сколько у него денег с собой и на что они ему нужны.
   - Может быть, тысять пять хватит?
   - Понимаешь, блять, это просто неуважение какое-то. Как ты думаешь, сколько ты потратишь денег на адвоката, на штрафы, на судебные издержки, а?
   - Много...
   - А времени?
   - Много...
   - Ну, вот, ложи че и есть и пиздуй с богом.
   У Геры задрожали от обиды нижняя губа и голубиный подбородочек, он хотел всплакнуть, но боялся опозориться перед стражем порядка. Вынул из кошелка денюшки и положил в карман на спинке заднего сидения.
   - Ты только это... если ложишь, то души ложи. - Дружески сказал Полицай, - если что, всегда можно ДПС вызвать. Я ж как лучше хочу.
   Неудачник оставил аллименты у Полицая, вышел и уехал куда-то по переулку, даже не включив музыку. "Удачи на дорогах!" - на прощание сказал ему капитан патрульно постовой службы, с целью приободрить. Потом Полицай пересчитал деньги (Гера не обманул), перепрятал их и, с ветерком, поехал искать убийство.
   Вдруг, на обочине, он увидел подозрительную компанию, которая шагала крайне беспокойно (обычный человек бы ничего такого не заметил, но соколинное зрение Полицая - это как паучье чутье, которое никуда не деть - то ли дар, то ли проклятие). Это были Колян Слуга, Дима Консьерж и Японцы. Полицай, понятно дело, свернул к ним тут же и включил сирену громче. Те замерли, как вкопаные.
   - Колян, ты мне одно скажи, нахуя бабку трогал? - тихо спросил Консьерж, пока Полицай выходил из машины.
   - Дурак, я, блять... - шепнул в ответ Колян.
   - Добрый вечер, УВД по Василеостровскому району, капитан полиции Максима Полицай. Вы труп нашли?
   - А почему вы один, без напарника? - спросил Дима.
   - Ты че умный самый, сука? - выдеражав паузу, он вдруг вскрикнул: вы труп нашли?!
   - Йесь, йесь, - кивала головой Гейша.
   Они вместе спустились вниз, к берегу. Метров через десять, в кустах, валялся труп Бабы Нюры, ноги ее до сих пор болтались в воде.
   - А, действительно, почему вы без напарника? - спросил Колян. - Вдруг, это мы бабушку убили. Как бы это сказать, понимаете... Нас трое, а вы один... Ну, так, чисто гипотетически! Вдруг мы и вас убьем.
   - Ахахах! - сказал Полицай и достал из внутреннего кармана какую бумагу и развернул ее.
   - Ну-ка, ну-ка, - пристроился Консьерж, чтобы прочитать.
   - Читайте черному по белому, обсосы ебаные. Видите, написано: "СПЕЦ. УКАЗ". Содержание документа было примерно следующим: "Все отеделения района в эту смену на учениях, в виду этого полномочия сотрудников полиции на В.О. в ночь с ... по ... число опеределяются самопроизвольно, на усмотрение самих сотрудников". До утра нас трое на смене. Один заявления принимает, другой в обезяннике алкашей пиздит по голове через телефонный справочник, а я, блять, по вызовам катаюсь. - Максим показывал пальцем и зачититал: "на особо отвественное дежурство избранны лучшие, показательные сотрудники". Так что, это... Поняли, да? Показательные. Дернитесь, я вас всех перестреляю тут, у меня серебренная медаль за стрельбу.
   - Ясно.
   Наконец, Полицай включил фонарик и начал рассматривать труп.
   - Кто обнаружил тело? - сказал он.
   - Я, - ответил Колян.
   - А что ты делал последний час?
   - В баре, с ребятами бухал!
   - А чего это, ребят таксист подвозил, а ты уже здесь ждал? Пораньше немного ушел как-то, да?
   - Да, он пораньше ушел. - Сказал Очкастый.
   - Так, так, так... - сказал Полицай и уставился на Консьержа, - поподробней. Сейчас скорую будем вызывать, оформлять.
   Колян врубился, что Полицай его главным сделает сначала, потом пальцы снимут и сразу в обвиняемого преобразится. Пиздец тогда. Потом он врубился, что Полицай всего несколько секунд будет спиной стоят и дал по тапку. Он побежал именно так, как пацаны простые от мусоров убегать приучены. Скорость максимальная, ноги, блять, во все стороны. Колян разогнался, потом кросовок по грязи понесло и завалился Слуга на спину. Полицай уже, разумеется, развернулся и стал смотреть, как Колян поднимается и героически дальше гасится.
   - Заебись у вас друг. - Сказал мент.
   Полицай думал колени ему прострелить, но тогда Коляну будет че предъявить Максиме, а кому нахуй лишние вопросы нужны. Тогда он просто выстрелил в воздух два раза.
   - Третий будет тебе в голову! - крикнул Полицай.
   Колян остановился и, тяжело дыша, пошел обратно, с поднятыми руками. Очко сыграло в свою игру. Максима одел на Коляна наручники, причем намеренно сделал это неправильно. Он развернул их на девяносто градусов и защелкнул, чтобы вены сильнее пережимало. Слуга-то в курсе был, что так только самые конченые мусора браслеты одевают, но нихуя не сказал ему, отхватить боялся. Зато мысленно несколько раз его проклял, с особой жестокостью, что даже одна бровь куда-то к затылку сдвинулась. Полицай нагнул его головой вниз и засунул в тачку, а из Консьержа и Японцев сделал понятых. "Слово "понятой" произошло нихуя не от слово "понятия" - думал Колян глядя на то, как Димас за него в бумагах расписывается.
   - А сейчас в отеделние поедем, - сказал Максима, - допросим вас всех хорошенько, там коллеги умеют. Зачем бабку-то убивать было... - пауза, - или богатая она, был резон грабить?
   - Я не убивал.
   - Где мы это уже слышали... Хи-хи!
   - Где-то я этот смешок тоже слышал, вы его у кого-то заимствовали? - спросил Консьерж, чтобы поддержать друга.
   - По ебалу? - со вкусом ответил Максима.
   - Сейчас везде так приятно, что невиновные всегда остаются наказаны.
   - Везде. - Подтвердил мусор.
   - Я из Перми приехал, отдохнуть, побухать... Товарищ капитан, я ж мать родную не увижу... Она даже на свидение прилететь не сможет - дорого... Товарищ капитан, я же до этого жил как-то, любил кого-то. Хуй с ним, посадите... я ж не виновен, любому ясно будет, а докажут все равно обратное. У меня так братишка шестой год под Канском чалится... Товарищ капитан, можно вас попросить об одной просьбе перед тем, как в отделение поедем?
   - Никогда не проси, если сильные, то увидят и сами предложат.
   - Разрешите свечку Ксении Блаженной поставить, за счастье близких. Кто знает, когда мы еще с ними встретимся.
   Полицай помолчал, посмотрел на Диму Консьержа и на Японцев. Прикинул, что так легче ему, по идеи, будет Коляну под убийцу подписать, чтоб глухаря не висело. По совести легче будет. Глухаря нельзя - премию не дадут. Да, и сам Максима хотел давно до часовни доехать, свечь поставить, просто так, ни за что. Просто потому что понимал, что человек он хуевый, но именно за это себя и любил. Откровенно говоря, он знал, что Ксения ему помочь не сможет, а, вот, Коляну могло и повезти. Вдруг, и правда, его близкие счастливы станут, а мать плакать почти не будет.
  

Глава 3.

"О молодых и подающих надежды, и которым не ясно - за что все так?".

  
   Той самой ночью, под утро, на 6-ой линии В.О. в кофейни, которой давным давно и уже нет и названия которой никто не вспомнит (шучу, еще как вспомнит), интересная, обнюхавишееся амфетамином, парочка пыталась все-таки выяснить в чем смысл жизни. Они сидели вдвоем, очень близко, и высматривали в огромных зрачках друг друга душу, думая, что в темноте глаз она предстанет чем-то большим и сложным. Они были молодые и красивы, по паспорту, чуть за двадцать. Его звали Сашка Гон, а ее Ася Безмятежная.
   - Улбыка прокурора, клятва наркомана и слезы шлюхи, которую они оба трахают, вот оно, дорогой мой, Святое Триединство Лжи, - прошептала Безмятежная. Она имела черный, как пропасть, цвет волос, громкий голос, вызывающую форму тела и поставленную осанку.
   Эта прекрасная дама была замужем, но не за Сашкой Гоном, а за восемнадцатилетним долбоебом, который получил многомиллионое наследство через пол года, как они с ним познакомились. Этот паренек любил жену очень ярко: постоянно дарил цветы (из-за чего сначала стал разбираться в цветах, а потом занялся умеренной флористикой), носил Асю по дому на руках и, вообще, делал все, что ей будет угодно. Она же испытывала к супругу ни дружеские, ни приятельские, и даже, никак ни сестринские, чувства. Безмятежная, скорее, ощущала ответственность за богатого, инфантильного сироту, который в нее влюбился. Ася чувствовала себя воспитательницей, гувернанткой с постоянным место жительства и приличный жалованием. Женой и женщиной этого юнца она себя никак не определяла. Хотя она себя вообще никак не определяла. У нее постоянно имелись любовники разных лет, список которых регулярно обновлялся и корректировался (она за этим следила). В год, когда все случилось, она только поступила на Юридический Факультет Санкт-Петербургского Государственного Университета. Именно там, к слову, учиилсь все тогдашние президенты Российской Федерации. Такое положение Безмятежной безумно нравилось, в этом она находила нечто дворянское, старинное и правильное. При этом создавала свою наружность, как бунтарскую и провокационную. У нее, одной из немногих, был девиз по жизни, что очень похвально. Звучал он так: "похуй, все равно не доживем до тридцати". Ася очень сильно культивировала саморазрушение, причем так успешно, что все вокруг нее тоже хотели разрушаться и, частенько даже делали это. Самое интересное, что при таком образе жизни она считала свою жизнь устроенной. Кроме непрерывной рефлексии, беспорядочных половых связей и наркотиков она писал стихи (которые показывала только Саше).
   Саша гордился, что у него есть такая ебанутая подруга, которая еще и платит за него, и угощает амфетамином. Гона на самом деле звали немножко иначе - Александр Гонимый. Он никогда не любил свое полное имя, поэтому, еще лет десять назад, объявил себя Сашкой Гоном, на пацанский манер. "Гон" - это с понтом, что типа пиздел много. Случилось ему придумать это в подростковом возрасте, когда с ним что-то случилось.
   Он вырос в семье потомственных интеллигентов. Его предком был тот самый Московский Князь Гонимый, о котором все знают со школьной программы. Правда, Сашка любил упоминать этот факт от случая к случаю, надо отдать должное, уместно и со вкусом. Забавно еще то, что Саша Гонимый имел чуть голубоватый отлив крови. Первой это заметила Аделина, когда протирала ему кровь под носом салфеткой, еще тогда, в один из их первых туалетных трипов. Гонимый детства не знал, поэтому счастливого и беззаботного времени в его жизни никогда не было. Он также не знал что есть такое детский сад, потому что воспитывался исключительно дома. Вместо детских мультиков он отсматривал золотой фонд европейского, советского и голувидского кино. К дестяи годам он отследил историю развитие нуара и нео-нуара. Его отец, для закрепления результатов, придумывал Саше логические задачки по мотив детективов, который он смотрел. Еще до школы Гон прочел полное собрание сочинений Вальтера Скотта, а отдельные глава из "Айвенго", любимой на тот момент его книги, вообще знал наизусть. Помимо интеллектуального обогощения он не пренебрегал и физическим. К четырнадцати годам выполнил кадитата в мастера спорта по фехтованию, а каждое четное воскресение старался проводить на ипподроме. Сама жизнь, казалось бы, складывалась так, чтобы Саша стал по-настоящему хорошим и добрым человеком. Только проблема была в том, что мир на тот момент, когда он вырос, оказался слишком хуевым, чтобы стать в нем хорошим, или, хотя бы просто, человеком. За это Сашка перестал любить мир, себя в нем и всех остальных людей. Ему казалось, что у него был шанс стать таким, каким он хотел стать в десять лет, когда учился в третьем классе и когда мама с папой еще жили вместе, и когда папа все еще загадывал загадки. Бывает - не сложилось, задавил его внешний мир и случилось то, что случилось. Он нюхал с Асей Безмятежной амфетамин и искал смысл. Саша презирал себя за то, как живет, а Ася его успокаивала: "а как еще,?.. хули, ты еще хотел...". "За что все так?" - отвечал он ей, но никогда не произносил ответа вслух.
   Их добрые и благородные чувства были пропитаны взаимной жалостью. Они мечтали друг о друге со страстью, но довольствовались темной разрушительной энергией, запрещая себе взорваться вместе. Безмятежная и Гонимый позволяли себе только с жаром прижаться, прикоснуться телами, в одежде, где-нибудь в туалете, а по особным дням еще и облизать лицо. У них никогда не было срывов на секс и не случилось бы. Они только мечтали об этом, и то, только затем, чтобы был лишний повод себя ненавидеть. Ада и Александр были уверены - это любовь.
   - Ла-а, ла, ла, ла, ла, а-а-а... ве-е-ертиться быстре-е-ей земля-я-я...
   - Ася, блять, сука... Нам уже за двадцать и мы уже давно с тобой конченные, мы уроды. Что будет дальше?
   - Где-то на бе-еелом све-еете там, где все-еегда мороз.
   Безмятежная ничего не хотела слышать по этому поводу, он ее этой хуйней достал уже так-то, поэтому решила еще немного попеть (чтобы сделать вид, что все хорошо). На молодую интеллигентную пару повернулись двое, что сидели на пару столиков, в глубину зала. Одного чудика звали Федя Технарь, второго, жирного, Инженер Толик, иногда его называли Женей за то, что инженером работал. Но мы на них останавливаться не будем, потому что роль данных личностей в истории слишком мала, несмотря на то, что сделают в новом мире они сделают многое. Эти двое тоже учились в СПбГУ (до него, кстати, было там всего минут пять-семь идти, ни о чем, как бы). Они были порядочными студентами, с пышными усами, которые ни разу не брились с четырнадцати лет. Ребята встретились в кофейне на ночь, чтобы сесть вот так вот и, как нормальные пацаны, взять, блять, и подготовиться к зачету всего за одну ночь, а с утра пойти и сдать его на "идеально". Это было доброй традицией двух хороших друзей, одногруппников, компьютерных гениев по жизни, атеистов и логиков (нормальные пацаны называли таких: "типа на умняке"). Эти два лупоглазых так и не отвернулись, пока я тут рассказываю.
   - Лукин фо а траблс? - Сашка сделал амплетудный выпад в воздух, вилкой.
   Больше нерды в их сторону ни разу не смотрели.
   - Давай счет попросим, пошли, уже совсем поздно. Там Монах, дома один, ждет нас пол ночи. Пошли, Сашка...
   - Блять, блять... пошли, оплатим на кассе. Палево какое-то...
   За барной стойкой, там где касса, никого не оказалось. Ночью работал всего один человек и за бармена, и за официанта, и за работника-универсала. Он в этот момент принимал заказ у Феди Теханаря и Толика Инженера. Друзья попросили повторить ананасовый сок со льдом и банана-сплит. Они кофе не пили, поэтому были глубоко уверены, что на мозг благотворно влияет сок и мороженное с бананами, а с утра, перед зачетом, пили черный чай. Они работника надолго не задержали, потому что говорили с официантами на европейский манер, с правильной интонацией и ясным содержанием. Тем, временем Безмятежная и Сашка Гон уже шли по ночной, освещаемой холодными лампами, цветом лунного света, 6ой линии на юг, к Большому Проспекту В.О.. К счастью работника, наркоманы бывают и цивильные, бабки на барной стойки оставили. Сашу Гонимого и Асю Безмятежную ждал их друг, Ян Монах.
   Он жил на 18 линии В.О. между Большоим Проспектом В.О и набережной Лейтенанта Шмидта, в старом фонде и никуда оттуда не выходил и писал роман. Двор-колодец, сверху кусочек неба видно, само здание старое, кирпичное, помазано цементом и, местами, краской. Это был доходный дом во времена Российской Империи, в нулевых годах двадцатого века. Еще до второй мировой войны переделан под квартиры, которые с ванной на кухне. Квартира Яна Монаха была двухкомнатной, но при этом просторной - восемьдесят семь квадратных метра. Высота стен - четыре метра девяносто сантиметров, на потолке хорошо сохранилась дореволюционная лепнина. Двор колодец блокировал солнечный свет так, что в квартире было темно даже в июльский полдень. В ней был свой, очень умеренный и свежий микроклимат. На фоне аромата старины и истории, пахло цветами и свежим воздухом; окна были открыты на микропроветривание круглый год.
   Монах не так давно замкнулся в своей квартире. Еще пару месяцев назад его жизнь можно было назвать правильной. Он работал ночным ауидтором в дорогм отеле, общался с хорошими людьми и прилично зарабатывал. Была у него и машина, Део Матиз, которую он время от времени тюнговал. Они с Сашей вместе отучились в университете, всегда тянулись к художественности, но так, как занятий в университете было мало, образовывалось много проебаного времени. В это время они мечтали быть преступниками. Иногда, по ночам, они придумывали ителлектуальные аферы и разводы и, казалось, вот-вот это удачно осуществят, но, вроде бы, они удовлетворялись и тем, что просто об этом думают. Однажды, у Монаха (тогда еще никакой не Монаха, конечно) на работе образовался интересный расклад. Генеральный Директор Сбирбанка со своими друзьями, набухавшись в баре и обнюхавшись кокаина, забыл свой портфель. Монах заметил портфель еще когда они уходили, надеялся, что хозяин про него не вспомнит. Ян понимал, что там денег нормально лежит, но подойти и взять сам не мог - камеры. Портфель стоял за креслом и его не было видно. Тогда Ян вызвонил Сашку Гона, тот прилетел на такси, дело уже под утро было, в отеле - тишина. Монах другу по телефону объяснил как че. Гонимый пришел, сел на нужное место и заказал выпить. Выпил, закусил, попросил еще выпить и счет. Серьезная сумма нарисовалась, но он не испугался дороговизны. Взял портфель, достал оттуда портмоне, расплатился и вышел. Утром они с Монахом попилили деньги. Портмоне выкинули, чтобы палева не было, а портфель Монах себе оставил - Хьюго Босс потому что, дорогой, кожанный. Днем этот директор проспался и начал в отель звонить, спрашивать, хули, говорит, куда мой портфель проебали. Охрана несколько часов камеры пересматривала, поняла, что это Гонимый, по сути, сумку дернул, а как его найти - не ясно. На Монаха и не подумали даже. Он-то че, стоял себе на стойкой регистрации, занимался ночными отчетами и сидел в интернете. Он, к слову, вообще был на хорошем счету у коллег, потому что на работе постоянно проебывался, а работа всегда его оказывалась сделана. Это качество и называлось профессионализмом. На следующий день, после воровства приехал Монах на работу с Сашей. То есть Саша по своим делам собирался, ему там рядом было, Ян подвозил. Они раскурили косяк вместе, деньгами пошуршали, попиздели о том, как дальше жить будут и вышли. Охранник стоял курил, смотрел на то, как друзья попрощались и не мог понять кого ему Сашка Гон напоминает. Потом вспомнил запись с камеры наблюдения и сопоставил что к чему. Так Яна Монаха и поперли из отеля. Больше того, его бы не взяли больше ни в один отель в городе - финал карьеры.
   Прожил он около двух месяцев на сворованные тогда деньги и на расчет после увольнения. За это время и Денис Колбаса умер. Все переменилось в превычной жизни. Монах несколько лет работал по ночам и после увольнения, как ни странно, изменять график не считал необходимостью. Он знал Пашка Неизвестного и Рамиля, и Дениса Колбасу знал. Он был одним из тех, старших, кто первым делом узнавали у молодых помощников есть ли раслады на гашек или шишки. И, когда Денис, погиб, бедняга, так унизительно и так мгновенно, Ян Монах испугался этого поколения, которое взрослело в пятнадцать, а в шестнадцать могло уже умереть. Его жизнь надломилась и деньги ген. директора Сбирбанка уже заканчивались, а страх за жизнь в его сердце рос. Тогда он и задумал написать роман о том, как Атлантида дошла до того, что себя погубила. Монах начал детально разрабатывать и воображать мир условной Атлантиды и слишком увлекся художественой реальностью, которую сам же и выдумал. Монах сместил свою жизнь в сторону выдумки. Он решил продать машину и не заниматься ничем, кроме романа. Повезло, что почти сразу, за дорого, его Матиз купил Гера Неудачник. Монах был рад, что его машинка попала в заботливые, пусть и неудачливые руки. Он закупил десять киллограм овсяной крупы, семь гречневой, бобовых и много чая. Предпологалось, что это составит основной рацион на время работы. Случилось то, что случилось. У него не осталось ни работы, ни машины, ни контактов с незнакомыми людьми. На момент начала действия он уже был надломлен и жизнь состояла из высоких стен и иллюзий на тему прекрасного затонувшего государства. Все это привело к тому, что он начал неверно трактовать действительность и еще больше бояться жить.
   Пока Сашка Гон и Ася Безмятежная пол ночи нюхали и пиздели в кофейни, Монах дописал вторую главу и составил поэпизодный план книги. Он получил смс от Гонимого, что они уже идут. Монах встал из стола и пошел на кухню, варить чай. Излюбленным его удовольствием было выпить два-три стакана чифиря после долгой письменной работы. Он был очень сухой и жилистый, но не потому что активно занимался физической культурой, а потому, что бодрствовал по ночам и имел пристрастие к чаю. Кострюля Монаха закипала, а Гонимый и Безмятежная попали по дороге в странную ситуацию.
   Ася и Саша, где-то на Большом Проспекте В.О., ближе к 12-13 линиям, столкнулись с выпившим мужчиной, на вид, лет под пятьдесят. Он подошел к паре с десятиком в руке.
   - Бля, - говорит, - продайте две сигаретки. - Тут они поняли, что мужик не выпивший, а бухой. По алкоголику сходу трудно понять пьяный он или нет.
   Гонимый достал пачку и, открыв, увидел, что у него осталось всего две сигареты. Мужика жалко, блять, надо сигаретами поделиться.
   - Бля, - ответил Саша, - у меня всего две осталось. Ася, есть курить?
   - Кончались.
   - Ну, мужик, одну только дать могу, сам понимаешь.
   - А, блять! - мужик выхватил сигарету и засунул в зубы, - хуй с тобой, на! Держи! - добродушно сказал он и положил десятку Саше "на погоны".
   Гон взял монетку и отдал обратно пьянице.
   - Не, мужик, оставь себе - пригодиться.
   Выпивший забрал десятик, подкинул его в воздух и резво поймал. Скорее всего это было единственным движением, которое этот человек мог сделать резво.
   - Иестественна пригодиться! - глаза его, в тот момент, невообразимо отчаялись, как у старого больного спаниеля перед уколом сна.
   - Взял? - донеслось из темноты.
   Ребята оглянулись. На лавочке, под деревом, его ждала женщина. Видимо, жена (у пьяного на безымянном пальце было обручальное кольцо).
   - Одну, покурим! - ответил он, направляясь к лавке, в темноту.
   - Покурим? - Спросила Ада у Гона. В ответ он достал последнюю сигарету и зажег ее.
   - Портвейн будите? - Сказала женщина.
   - Поминки у нас, сорок дней. Сынок... - тут голос мужика с надрывом оборвался и из уставших глаз полились крупные слезы, - Дениской звали...
   - Помяните его. Он хороший был, правда... - Мужчина обнял свою женщину.
   Сашка посмотрел на Асю. Она положительно хлопнула ресницами. Они подошли и сели рядом с овдовешими родителями. Женщина дала Безямятежной бутылку портвейна, а мужчина отломил Саше тульского пряника. Это были родители Дениса Колбасы. Они потерялись из виду дней сорок назад. Все думали, что они переехали за город, подальше от молвы, а они просто запили в своей коммунальной комнате.
   Честно говоря, Монах все-таки выходил из квартиры, но только три раза: первый - за продуктами, второй - за гашеком (до Рамиля с Пашком) и, третий, на подработку, гардеробщиком. Накануне той ночи, когда все случилось, ему предложили хатуру. Несколько часов, вечером, послужить в гардеробе Старого Театра. Там было какое-то специфическое мероприятие, со спонсорами, поэтому за эти несколько часов платили много. Его очень удачно вписали. Большой опыт Монаха в отельном бизнесе сказывался на уровне обсуживания. Все были довольны тем, как он обращается с людьми и их вещами. Подошла к нему очередная девушка, он поднял глаза, взял куртку и вдруг что-то ёкнуло. Она была в прозрачных очках с темной оправой, а ее русые волосы были собраны в шишечку. Как только они встретились зрачками, установилась какая-то связь, даже показалось, что эта связь между ними была очень давно и что знакомы они много лет. Он не удержался и боязливо вдохнул полной грудью запах еще теплой куртки. Монах почувствовал как пахнет ее кожа, а потом, почти потрогал наощупь ее духи, которыми дышал тонький льняной шарфик. Эта девушка подходила в каждый перерыв и просила куртку, чтобы выйти покурить (хотя было не так уж и холодно, чтобы замернуть за одну сигарету). Раза со второго они начали перешучиваться, а потом ждать следующего перерыва, чтобы опять встретиться. Но, в один момент, он услышал, что она говорит по телефону с диспетчером такси - машина ее уже ожидает. Она взяла куртку в последний раз, они якобы разговорились, но он все-таки струсил узнать ее имя. Наверное, потому что считал, что для нее он просто хороший гардеробщик. Ночью, после халтуры, он сначала винил себя за то, что не спросил как ее зовут, а потом за то, что вообще согласился пойти туда.
   Саша Гонимый и Безмятежная позвонили в домофон Монаху в без пятнадцати пять утра. Монах выглядел так, будто на улице лето. Волосы его ощущались легкими и чистыми, домашняя рубаха был поглажена и шорты не имели кофейных пятен. Он был полон сил, несмотря на то, что в пять в утра всех хоть и ненадолго, но вырубает, даже тех, кто каждую ночь не спит. Монах поухаживал за гостями, повешал шубу Безмятежной и парку Гонимого. Все вместе прошли на кухню, закурили.
   - Это, братан, мы через пол часика двигаться будем, как мосты сведут, домой, спать поедем. Завтра дел дохуя. - Сказал Гонимый Яну. - Мы как бы, так, зашли поздороваться, понимаешь...
   - Да, без проблем. - Ответил Монах. - Гасишься, как всегда, хули.
   - Ну, братан, пойми... - Саша виновато указал глазами на уставшую Безмятежную.
   - Да, я врубаюсь.
   - Слушай, Ян, у тебя есть покурить чего-нибудь? Мы просто за ночь шесть грамм снюхали... Я еще четыре Macallana 21 выпила... Отходосы пиздец - не усну, даже дома. - Пожаловалась Ася. Делала она это крайне редко, осторожно и обдуманно.
   - На самом деле, я добил все пока вас ждал, - Монах любил обкуриться, но большего себе, в отличие от друзей, никогда не позволял. - Ну, так, можно прозвонить попробывать.
   - Пожалуйста! - в глазах Безмятежной зажглась какая-то искра. Гонимый улыбнулся: Ян угождает его подружке.
   Монах пошел в свою комнату за мобилой. Кстати, в его комнату никто кроме него не заходил. Посиделки проводились обычно на кухне, а спали гости в гостинной. В полуметре от входной двери в его комнату висели засаленные гобелены (это было единственным немытым элементом в его квартире, и то, он не мыл их лишь потому, что они гобелены представляли историческую ценность и могли испортиться). За ними было темно, как будто единственный источник света находился где-то далеко, в глубине комнаты. Почему туда было не принятно заходить, никто не спрашивал. Ну, не надо и все - повелось так. Он вернулся на кухню, набрал по памяти номер и стал ждать.
   - Рамилю? - спросил Саша.
   - Да.
   - Думаешь не спят?
   - Они сегодня с Пашком бухать собирались, хуй знает...
   Безмятежная затаила дыхание в ожидании того, что санта достанет из мешка: кайф или уголь.
   Тем временем Рамиль Борзый и Настюха Гашишница минут как сорок наслаждались друг другом на трехместной ортопедической кровати родителей Пашка Неизвестного. Бухать закончили уже около часа назад, поэтому их уже перло слабо и приближалось состояние пограничное с похмельным. Рамиль хоть и трахался до этого пару раз в жизни, а кончить все равно не мог. Уже, сука, глаза заплыли и покраснели, живот покалывать начало и хер ватный стал, а добить надо, иначе Гашишница обидется. Тем временем, за стенкой, в комнате Неизвестного, сидели Пашок и Блядь Агафонова. Они играли в шахматы, бухали родительскую текилу и делали вид, что из соседней комнаты вовсе не слышно пьяных поебушек.
   - Шах и мат, - сказал Неизвестный с чувством бухой гордости, выпил еще и чуть не завалился со стула.
   - Ты настоящий гроссмейстер, Паша.
   - А ты проиграла желание. (За стенкой раздался особенно сильный стон.)
   - Хо-хо-хо. На это и был расчет? Вот если бы мы играли в карты...
   - В картах ты бы жульничала, а я исполнял твое желание нечестно. Тут все прозрачно.
   - Надо как-нибудь сыграть в преферанс. Знаешь, там трудно мухлевать...
   - Машка, отсоси пожалуйста.
   Блядь Агафонова рассмяелась. Во-первых, она была очень пьяная. Во-вторых, вообще по жизни любила грязные шутки и не стремалась подъебов.
   - Просто, у тебя ж месячные, ты что-то такое говорила... - продолжил Паша.
   Агафонова замолкла, потому что поняла - это была не шутка. Неизвестному стало хуево, он, в тот момент, был готов отдать все что угодно лишь бы забрать свои слова обратно. Ему было жутко стыдно за то, что он, изначально, позвал ее для секса, а, тут, все завертелось по-другому: шахматы, разговоры о жизни, а он - отсосать. "Ну, пиздец" - думал Пашок.
   - Ловко ты... Ну, чего поделать. Я честно проиграла желание... Только у меня, губы потрескались от холода, шелущатся. Может лучше, ну, туда...
   Пашка встал из-за стола и начал извиняться.
   - Забудь, все, все, извини. Я сейчас тебе тут постелю, а сам пойду спать в гостинную.
   - Ну, не хочешь туда, ладно... Иди сюда. Она протерла губы.
   Неизвестный понимал, что хуйню сотворил, но, с другой стороны, не пацан он чтоли - отказываться, когда баба сама хочет и его извинения в шутку воспринимает. Он подошел к ней, расстягнул ширинку, выпил и закрыл глаза. Стук в дверь - забегают Рамиль и Гашишница. Пашок вздернулся и пытался застегнуть штаны, но Агафонова уже начала и его не отпускает - хмельная голова.
   - Монах звонит, два гашека спрашивает. Че ему ответить? - жизнерадостно сказал Рамиль с трубкой в руках.
   - Ой, ой, простите, мы помешали. - еле произнесла Гашишница.
   - Гмхлм... Нет, общайтесь. - Сказала Агафонова и вцепилась ногтями в ляшки Неизвестного.
   - А сколько, - Пашку было трудно говорить, - у нас осталось?
   - Около двух.
   - Ну, скажи, один сможем продать. По четыре, - его глаза закатились от агафоновских приемов, - сотни только... не меньше.
   Безмятежная, во время разговора, по лицу Монаха уже поняла, что "все ровно", но бодро спросила с целью услышать подтвеждение:
   - Ну, что?!
   - Через пятнадцать минут у "Продуктов 24".
   - Какие, все-таки, молодцы ребята, даже в такое время помогут! Просто слов нет! Золото, а не мальчики у тебя на районе!
   Малых гашек уже заебал, перекурили за ночь, а на водку денег не было - вот и продали один. Второй на утро, чтоб не так хуево было. Безмятежная, Гонимый и Монах подошли к продуктам вовремя, Неизвестный с Рамилем их уже ждали. Ян сунул Пашку в карман куртки четыреста рублей, а Рамиль сунул Сашке гашек. Ася уже предвкушала блаженство. Все вместе зашли в магазин. Старшие - за флягой (поллитровой бутылкой для курения), а молодые - за водкой. Ночная Наргиза красила ногти перломутровым лаком и даже не отвлеклась, хотя боковым взглядом узнала своих постоянников.
   - Че, как жизнь вообще? - спросил Борзый у Монаха.
   - Да, нормально. Так, заебись.
   - Ну, ахуенно тогда.
   - А ты как?
   - Да, так, по-тихоньку...
   - Эх, ребята! - философски сказала Нагриза, наверное, ее так научил говорить Философ. Ну, это я на так говорю только, остальным похуй было: взяли свое и вышли.
   Безмятежная, Гонимый и Монах выкурили пятый круг плюх, вставило - пиздец. Только Сашка Гон чуть меньше всех дунул, ему было трудно вдыхать. Он больше нюхать любил.
   - Бля, ну уже шесть так-то... - сказал он, когда стало ясно, что шестой круг курить не будут.
   - Вам таксо заказать?
   - Я закажу. - Остановила Ася.
   - У меня дешевле будет, там челик есть. - Хитро произнес Ян. - Я ему тачку продавал, он на ваське живет, бомбила. Лоховастый такой, хуй знает, короче, говорит: "ты если че набирай, если кого докинуть надо будет, со скидкой, за подгон - по-братски". Ну, и набрали. Геру Неудачника, как вам известно, в ту ночь Максима Полицай хорошо опрокинул, так что ему бабки важны были. Он подъехал буквально через пару минут. Они только успели докурить плюхи. Безмятежной почти удалось расслабиться и искренне обрадоваться.
   Все бы хорошо, но есть в этой части незакрытый гештальт: что же случилось с Коляном Слугой, Димой Консьержем и Японцами? Да, борода, потому что с ними случилось, даже думал не рассказывать об этом, ну, а как не рассказать! Максима Полицай отвел Слугу в участок, к своим коллегам, тоже со спец. указом. Андрюха Ковальский славился тем, что ахуевшую двоечку пробивал по через словарь Даля, а Антоха Кимпински, который заявления принимал, носил ярлык отеля. Он до этого пять лет в отеле "Кимпински" работал, старшим охранником. Так бы и работал там - выперли. Он одним днем стал длительные отпуска у руководства запрашивать, потом больничные, а потом постоянно подменяться. Словом, сливал работу. Дети у него тогда болеть сильно начали - ухаживал.
   Максима Полицай третий час допрашивал Коляна Слугу мусарскими пытками, а в перерывах его пиздил своей фирменной двоечкой Ковальский, Кимпински просто сидел входе в участок, типа заявления заполнял, а на деле: "палево смотрел". Зубы Коляна в челюсти уже совсем на соплях держались - еще удар, и вылетят. Но ребята были образцовыми сотрудниками Полиции, знали такие вопросы решаются не по наслышке: они последний удар не делали, чтобы зубы, формально, остались на месте. Они его заставляли написать повинную, а он все одно и тоже говорит:
   - Говорю, дорогие, поверьте! Там два типа каких-то были! Карлик и здоровый такой, спортивный мужик! Я видел, как они что-то большое в реку выкинули. Я пошел, посмотрел - там бабка, тут - вы!
   Ковальский, как матерый каратист, ударил Слугу двухлитровой бутылкой фанты по почкам. Колян от такой темы согнулся пополам.
   Вошпл Кимпински, за ним Дима Консьерж и Японцы.
   - Ну, что? - спрашивает Антоха Кимпински.
   - Все так же про карлика и здорового типа рассказывает. - Тоскливо сказал Ковальский. - Мы же как лучше хотим! Пацан, эх, пацан! Пустая ты голова.
   - Че думаешь самый умный тут? - Кимпински два раза топнув, подошел вплотную к Слуге, - думаешь мы твое фуфло схаваем? Товарищ капитан, нехуй с такими церимониться. Уже, сука, даже самое стойкое терпение должно кончиться. А, ну, по стойке "смирно" встать!
   Колян в страхе распрямился.
   - Ребят, может ну его... Пусть сидят, пойдем покурим сходим, что ли... - вступился Ковальский.
   Максима Полицай взял Слугу за шкирку.
   - Хочешь самых подозрительных на районе под убийство свое подписать? Не пройдет, гаденыш, мы с ними тоже знакомы - бывалые. Кеша Люберецкий просто алкаш, а его друг, здоровый, Жора Карман - вор. Он спиздить чего-нибудь может, каждый день пиздит, больше скажу, всем - похуй.
   - Вы, чего, я из Перми приехал, по путевке! Побухать, отдохнуть... Расслабиться. Я тут никого не знаю!
   - Завязывай тут прогонять, их все знают. - Заверил Кимпински.
   - Они хуйню натворить могут, а пальцем в жизни никого не тронут - духом слабые. Ты, Колян, старуху-то убил, ты...
   - Вы охуели! - закрикачал Слуга, проверяя языком зубы.
   Ковальский аккуратно взял Коляна подруки, усадил его на стул и сел рядом.
   - Мои коллеги, полные сумасшедшие, психи, до смерти тебя запытают. У них спец. указ есть. Я бы хотел их остановить, но их больше. Давай так сделаем, договоримся, как мужики.
   - Либо ты сейчас чисто-сердечно напишешь тут и твои друзья спокойно дальше развлекаться пойдут, либо всех вместе закроем и пиздец тогда, добра не жди.
   - Гейшу бить не будем - по кругу пустим, по-классике.
   Очкастый крепко обнял свою любимую жену. Консьерж посмотрел на Коляна с жалостью и надеждой. Вдруг он все-таки согласиться написать повинную и их отпустят...
   Коляну еще до этого за себя стыдно было... За то, что обузой в баре выступал, а тут окончательно приятелей за собой, в канаву потянул. Слуга подумал, что это его путь, который он сам должен пройти. Легко на сердце было еще и от того, что его свечка возле часовни Ксении Блаженной даже не догорела. Он попросил святую о помоще, значит нужно поступать благородно и ждать прощение. Спасение будет.
   Он сел писать. Японцы и Дима Консьерж сразу застремались уйти, это как-то совсем некрасиво. Остались посмаковать, как их друг собой жертвует.
   - Дату, время, - сказал Кимпински, страстный любитель подобных заявлений.
   - А сколько время?
   Полицай достал айфон, посомтрел.
   - Шесть.
   Ковальский встревожился, что-то не то...
   - Почему до сих пор не приехала смена? - вдруг спросил он.
   - И, правда, - задумался Максима, - они минут двадцать назад должны были быть здесь, уже переодеться и заступать...
   - Надо позвонить начальнику. - Кимпински пошел к телефону.
   - Мне писать? - Слуга уж было подумать, все отменяется.
   - Пиши! Подробно!
   Консьерж был готов уйти, но тут ему стало интересно. Что-то не так все, как должно быть, тревожно.
   Начальник не взял трубку. Не взял на второй раз. Не взял и другого телефона. Они включили служебное радио - помехи.
   Гера Неудачник выглядил радостным и вел себя так, будто все вокруг счастливы. Жуткий, зато жил припеваючи. Они летели на Матизе по набережной Лейтената Шмидта. Еще за метров семьсот Гера увидел, что Благовещенский мост все еще открыт. Гонимый удвилися, а Безмятежной было безразлично. Она чувствовала себя живой и она открыла новую пачку "Собрание Коктейль". Они поехали дальше, по набережной и, в районе СПбГУ, увидели, что и следующий, Дворцовый, мост тоже открыт. Поехали дальше. На Стрелке В.О. Сашка обратил внимание на другой берег: у Зимнего дворца, вдоль набережной стояли три военных ледокола и несколько десятков катеров водной полиции, сколько на суднах человек в форме было трудно - они были всюду. Первый ледокол отходил. Гон попросил Неудачника чуть замедлить ход, а потом и вовсе остановиться. Безмятежная продолжила курить, а Сашка вылез из машины и побежал к воде. На бегу его начало нервно знобить, чувствительный, а тепло воздуха было около нуля градусов. Вторые сутки шел очень мелкий, моросящий дождь. Гонимый остановился у самой воды и, тяжело дыша, замер. Его, по-бесовски, очаровал оставшийся лед на Неве, который шел с крейсерской скоростью, таял, тонул и опять всплывал, но уже размером по-меньше. К вечеру не останется ничего. Ледокол приблежался к острову, за ним шли восемь патрульных катеров. Саша начал махать руками. Гера опять включил свою любимую песню, а Безмятежная закурила вторую сигарету, на этот раз розовую. Вдруг на шпиле ледокола блестнул проблесковый маячок, с силой маяка, а через пол секунды на слух обрушилась сирена. Саша замешкался, потом побежал к мосту и начал забираться по нему вверх, переодически взмахивая рукой. Матиз завелся. Ася обернулась, посмотрела на любовника и едва заметно улыбнулась на его шалости. Гера побледнел, включил заднюю передачу и втопил, к мосту. У Гонимого почти сразу замерзли пальцы от ледянещего железа и северного морского ветра. Вдруг что-то непонятное раздалось в мегафон ледокола, что-то похожее на команду. Саша уже забрался метра на четыре точно. Посмотрел вниз, на Матиз, а потом вперед, на военный ледокол. Резкий воздушный свист пролетел у Сашки под ухом. Он посмотрел на свой пуховик для европейской зимы, а там прямой порез в районе ключицы, из него летит пух. Почти сразу пролетел второй свист, но уже то ли снизу, то ли сбоку. Саша начал спускаться и услышал, что окно в военно-морском музее, что находился прямо за мостом, посыпалось. Гера выбежал из машины с протянутыми руками и крикнул: "Прыгай!". Саша блудняков душой не любил, поэтому взял и прыгнул. Неудачник, как ни странно, поймал его удачно. Они забежали в машину и понеслись прочь, а за поворотом скрылись во дворах.
   Гонимый позвонил Монаху и сообщил, что все мосты открыты, по Неву курсируют военные корабли и что в него стреляли. Гера Неудачник предложил отвезти ребят обратно, в хату, мало ли че жесть происходит. Ян дал добро, а потом задумался: "Какого, блять, хуя? Мосты должны были закрыть уже как пол часа назад". Он поплелся к компьютеру, зашел в гугл. По первым десяти результатам поиска были строки схожего содержания. Монаху стало не по себе: "Васильевский остров закрыт навсегда". Первое, о чем он себя спросил: "А что будет с нами дальше? Какого хуя...".
   Безмятежная сидела на заднем сиденье Матиза, справа, смотрела в окно, на, все еще темную, набережную Лейтенанта Шмидта, на городскую архитектуру, на собор и на вечный, проносящийся долгострой с высокими кранами. Она курила розовое "Собрание" и с удовольствием слушала любимый трек Геры. Гонимый сидел слева и смотрел на Неву, по которой плыл последний лед. Смотрел он и дальше, на другой берег недоступной большой земли и не слушал музыку Неудачника. Он чувствовал, что тревога последней ночи оправдалась и с жизнью приключилось что-то неладное. Кто знает, может перемены и к лучшему. Философ был прав - утром начался новый мир.
  

Глава 4.

"О том, как надеялись на лучшее, а привыкали к хуевому".

   Что за новый мир случился? В первую очередь - это люди, которым в ту самую ночь, о которой вы уже знаете, было суждено остаться на острове. В дальнейшем они могут значиться, как "избранные", а все остальные, как "люди с большой земли".
   Каждый из избранных по-своему обезображен и угнетен жизнью, но каждый из них был, в первую очередь, мечтателем. Кого понимать под "мечтателем"? Будь то Пашок Неизвестный, Философ, Наргиза или Ася Безмятежная, или, в конце концов, Максима Полицай. Все они мечтали, жили соглсано своим идеалам, не изменяли им, не боялись падать на дно и верили, что за все это воссдаться. Верили в то, что они заслужили право быть счастливыми. Каждый хотел чем-то запомниться, не зря прожить свою короткую жизнь и оставить что-нибудь после закономерного ухода. Каждый хотел по-своему завоевать мир. Детские трагедии, маргинальное положением в социальной лестнице старого мира и многое другое сделали их такими.
   Люди понимали, что обреченны на перманентно-хуевую жизнь. Люди, жившие без надежды на лучшую долю, наверняка, сформировали в своих усталых сердечках самые страстные и неосторожные мечты. Казалось бы, дай только всей этой радости сбыться и Россия, в миг, станет счастливой. Так вот, избранным этот шанс дали.
   В половину седьмого утра в квартиру Неизвестного постучали. Гашишница, с дырявым очком, и Борзый, с чувством выполненного долга уже крепко спали. Блядь Агафонова и Пашок сидели на кухне, добивали водочку и курили. Им было интересно вместе. Услышав стук, Незивестный запаниковал: вдруг родители с утра, по-раньше, вернулись. Тогда вообще борода, накажут его по полной. Он попросил Агафонову затаить дыхание и пошел к двери. В глазке - темнота, видать пальцем закрыли. "Мусора..." - думал он, - "доигрались, домутились, закрывают нас... молодых". Если мусора, то они сами дверь вынесут через пару минут, а родителям придется новую ставить, пока их сын на тюрьме будет чалиться. Взял он и открыл дверь из-за любви к родителям или из жалости к ним. Из парадной его сразу же обилили шампанским. В квартиру вошли Философ, Кеша Люберецкий и Жора Карман. Бесцерменно и с чувством праздника.
   - Ну, молодежь, чего мы говорили? Каково, а? - сказал Люберецкий.
   - Новости-то смотрели? - поинтересовался Философ.
   - Нет, чего нам новости... Все одно и то же... Кого где убили, куда президент съездил... Мы-то никуда не ездим.
   Философ по-отечески взял Пашка за плечо и все дружно прошли на кухню. Агафонова вроде как из любопытства уже включила телевизор. Все начали слушать информационное сообщение. После первых строк проснулся даже Рамиль в соседней комнате, Гашишница спала наглухо.
   - Васильевский остров закрыт. Сегодня ночью на острове был обнаружен источник опасного вируса, который уже назван отечественными учеными "Русской Эболой". Мы призываем население не паниковать. Вокруг острова будет курсировать военный патруль. При попытке покинуть остров или проникнуть на него - расстрел. Дорогие граждане, давай сплотимся вместе и переживем эту трагедию. Государство действует исключительно из соображений безопасности граждан. Несовершеннолетние, чьи родители или кормильцы остались на острове, будут определены в спец-приюты, а их родственникам будут назначены субсидии. Спасибо за понимания, следите за развитием событий. Для психологической помощи уже создана горячая линия по бесплатному номеру, который вы видите на экране.
   Вошел Рамиль со словами:
   - Теперь мы все умрем?
   - Ты че, дурак, телевизорам верить? Скоро правду узнаете. Будь-то вирус, государство иначе бы распорядилось: остров бы точно никто не закрыл.
   - И че дальше, блять? - спросила Машка.
   - А, вот так вот, врубаешься. Закрыли нас и все. Теперь мы можем делать все что угодно. Молодежь, радуйся, новый мир. Теперь остров - наша земля. - Философ распрямился.
   - Ваша?
   - Наша, епта, тебе русским языком сказано. - Карман всегда был грубым, а создавал такой образ типа вообще пиздец жесткий чел, решающий.
   - Ну, как, наша... Вы же хотите стать хозяевами? Думаю, да. Мы же не зря бабу Нюру вашу ебнули, не зря подселились. Так, чтоб ближе как-то быть, понимаете...
   - А что за свет из-под двери вчера ночью был? - спросил Неизвестный, будто не слышал вопроса Философа.
   - Ты мозги не еби, дела делать хотите, спрашиваю, или нет? - cказал Философ, будто не услышал вопроса Неизвестного.
   Молодые дела решать, разумеется, хотели. Рамилю вообще пол жизни снилось, что он начальник ахуенный и что получает Орден за заслуги перед отечеством. Пашок Незвестный тоже хотел, но так как единственный из молодых был в детстве ребенком читающим, то настораживало его все это. Почему двое алкашей и вор уверены, что новой властью станут. Где их козырь? Пьяные все, оборванные, что даже рубашки без рукавов. Хотя загасили вопрос о том, что за свет был из-под двери, не просто так. Видать, продумали все, черти, и, видать, Философ не просто так Философом звался. Короче, развесил он уши, как и его друзья и был готов исполнить все что угодно, да еще и с особой, собачьей, верностью.
   Тем временем аналогичное сообщение услышали в полицейском участке. Японцы и Дима Консьерж так и не ушли оттуда. Уже не потому что стыдно было, а потому что один хуй некуда идти. Менты не знали как прокомментировать сообщение и удалились в кабинет начальника, на круглый стол.
   - Кинули нас, пацаны... - сказал Антоха Кимпински.
   - Особое деружство, блять, спец. указ, блять... - продолжил Ковальский.
   - А может, внатуре, мы особые? Мы ж теперь тут хозяева, получается.
   - Похозяйничаем тут пару дней и все, вирус же какой-то, смертельный...
   - Заперли нас тут умрать, сука! Какое, хозяйство!
   - Прогоны все это про вирус, жопой чую.
   Замолкли.
   - Максима так-то еще ток следак, у него чуйка, дай бог! - мягко поддержал Антоха.
   - Даже, допустим, я ошибаюсь, первый раз в жизни, то все равно подохнем тут. Хоть немножко господами побудем. Поживем. Счастье почувствуем... А, ребят?
   Слово оставалось за Ковальским. Он закурил. Подумал.
   - А чего же, будем капитанами на тонущем корабле.
   - До конца!
   - До конца, братья!
   Мусора пожали друг другу руки и радостно встали.
   - А с Коляном че делать-то? Думаете внатуре он бабку ебнул?
   - Хуй с ним, пусть поживет, обязан будет нам каждое мгновение своей жизни увядающей.
   - А с бабкой че?
   - Тебе ли не похуй?
   - Похуй. Все равно не повысят уже, премию не дадут. Убили и убили, все равно все умрем.
   - Пойдем, обрадуем ребятишек.
   - Погодите, - Максима Полицай подошел к столу начальника, опрокинул его ногой, выдернул верхний ящичек и достал оттуда две бутылки водки и четыре коньяка. - Теперь пойдем, кайфовать.
   Они вернулись в обезьянник. Там никто не разговаривал друг с другом. Просто молча сидели.
   - Аминистия, епте! - радостно закричал Полицай, открыл клетку, потом коньяк.
   Колян подпрыгнул с лавки и вышел на свободу. Консьерж и Японцы его с теплом обняли. Они были рады тому, что хуйня стыдная кончалась, а не тому, что Слугу выпустили.
   - И че дальше? - спросил Колян.
   - Садитесь, выпьем хоть.
   - За наше здоровье! - добавил Кимпински.
   Ковальский принес кружки, из которых мусора чай с кофем пили и раздал всем. Полицай конину начал разливать, а Гейша кружка сразу убрала, типа не будет. Те на нее посмотрели и она вспомнила, что было с тем, кто за здоровье Сталина выпить отказывался. Разлили.
   Выпили первую, потом вторую, с небольшим перерывчиком и менты базарить начали. Коньсерж японцам все наухо переводил на английский, а в особенные и значительные моменты слышались вставки на японском. Японцы постоянно пугались того, что он говорит. По-началу вообще думали, что он шутит. Не знали японцы, что так люди жить, сука, умеют. Колян от Японцев с Консьержем сидел чуть поотдаль, по большей части базарил с ментами, если те не базарили сами. Максима по третьей рюмки разлил, поднял стопочку и сказал к залетной компании:
   - Ну, чиво, ребятишка, давай выпьем! За нас, - тут он жестом попросил своих коллег встать (те с великой охотой встали), - за ваших новых хозяев! Теперь остров будет подчиняться нам, мы единственные сотрудники полиции на острове и будем служить отечеству до конца, как самые верные солдаты.
   Кимпински поднял рюмку.
   - Теперь вы должны дать нам присяги и обещать подчиняться.
   - Да, пацаны, точно! Присягу. - Ковальский сразу так зарадовался.
   Консьерж долго думал как это перевести, чтобы не слишком сильно шокировать Японцев, в итоге хуй пойми как перевел на эмоциях и они уже не думали, что это шутка, а просто так получилось, жизнь - тяжелая. Колян замешкал сразу и тихонько сказал:
   - Так, мы же свободные люди!
   Максима встал из за стола, выпил из горлышка водки, грозно посмотрел на Слугу и достал служебного "макарова".
   - Первый вариант - обратно в камеру, сгниешь там, второй - присяга, третий, сам понимаешь, плохой.
   Японец что-то сказал Консьержу, тот перевел вслух:
   - Господин Минг говорит, что он офицер в запасе, да и вообще они с женой граждане Японии.
   - Теперь вы граждане Автономной Республики В.О.! - гавкнул Максима Полицай, - уяснили? - залетные кивнули, - теперь на колени.
   Ребята опешили - какой, на колени, нахуй. Японцы опять подумали, что на этот раз менты опеределенно пошутили. Максима врубился и дал визуальный знак своим коллегам, чтоб те решили вопрос. Ковальский и Кимпински подошли и дубинками вмазали туристам под колени. Все рухнули на пол. Консьержу еще и по хрепту вдарили - умный сильно.
   Стражи старого порядка уселись в стулья по-удобнее и просто смотрели с добродушной улыбкой, как четверо невинных человек колени протирают. Налили себе по рюмочки, выпили. Потом налили всем по рюмочки и позвали униженных за стол.
   - Давайте посидим пока, водки выпьем. Пока до коньяка дойдем, мы уже там и речь напишем для присяги. Как будет готово, опять на колени встанете и прочем все вместе, лады? - Максима протянул Слуге рюмки. Тот взял их и раздал друзьям с лицом, типа пейте-пейте, посидим присягу дадим, так надо...
   Ковальский достал листок и карандаш.
   - Так, с чего начнем?
   - С названия.
   Пока Философ вовлекал молодых в "дела", Полицай наливал водку туристам и ждал пока ему дадут присягу, трое интеллигентных людей в квартире на 18-ой линии тоже услышали сообщение по телевизору. Ян Монах, Ася Безмятежная и Сашка Гонимый просто и почти молча сидели на кухне, когда по телевизору сделали то самое объявление. Бурной, особенной реакции оно ни у кого не вызвало. Наверное, потому что около час назад они обкурились рамилевского гашиша ("рамиль говна не держит" - ходило в народе). У них просто все встало на свои места. Они поняли, что за тревожная атмосфера ночью была, что за хрень с утра была с мостами и с ледоколом. Все стало ясно.
   - Смертельный вирус. Друзья, а я так и не дописал роман... Всегда казалось, что я не смогу умереть, пока не написано то, что должно быть написано. Почему-то казалось что это должно быть написано.
   - Судьба, Янчик, - сказал Гонимый.
   Безмятежная никак на это не отреагировала, она начала копаться в сумке. Она смотрела живыми глазами вглубь сумки, жадно желая что-то найти. Тут она достала маленький пакетик, гриппер с белым порошком.
   - Ян, Сашка, давайте обнюхаемся!
   - Ася! - подскочил Гонимый, - ты же говорила, что у тебя ничего не осталось? Ася, ты меня наебала?! Я тебя просил, помнишь? Я же просил... Ася, зачем ты прятала...
   - Я хотела дома обнюхаться, как проснусь...
   Безметяжная взяла зеркало и начала чертить длинные белые треки. Гонимый взял с полки и золотую дисконт-карту "спортмастер" и принялся выравнивать дорожки.
   - Ну, ты ж сука, Ася... Давай хоть сейчас кайфонем!
   - Вас, чиво, интересуют только наркотики?! - отчаянно вскрикнул Ян.
   Ася скрутила тысячу рублей в трубочку и убрала свои черные волосы за ухо.
   - А тебя, чиво, инетересует только роман? Иди, пиши. А мы понюхаем. Закрыли остров, мы здесь умерем, понимаешь... Что первым делом в такой ситуации нужно сделать?
   - Обнюхаться, разумеется, - тоном знатока заключил Сашка.
   - Правильно.
   Безмятежна нырнула к зеркалу и снюхала две дорожки правой ноздрей и две левой, закатила глаза, уступила место Гонимому и начала взмахивать пальчиками, как будто ей только накрасили ноги. Сашка встававил в нос тысячу и жадно бросился к амфетаминам. Он, видимо, хотел снюхать по одной дорожке, но левой ноздрей случайно втянул две соседних, от чего невиданно ахуел, закатил глаза, встал и взялся сгибать и разгибать пальцы рук.
   - Будешь? - спросила Ася Монаха.
   Монах то ли обиженно, то ли отчаянно посмотрел на нее, потом на Сашку, который был безумно счастлив. Подошел, взял зеркало и слизал все, что там было. Потом выхватил у Безмятежной гриппер и опустошил его языком. Запил кофе, прямо из турки, сел на стул и оперся головой о стену.
   - А, чиво, похуй, все равно умрем...
   Безметяженую и Гонимого убило моментально, потому что они нюхали, а не кушали. Они сразу сделались такими хладнокровными и рассудительными.
   - Так, давайте подумаем. - Начал Сашка. - Если вирус нашли внезапно, значит он быстро прогрессирует и по человеку сразу видно, болен ли он. Я так понимаю, что никто из нас не болен, потому что никаких дурных признаков по нам не видно.
   - Наша квартира - бункер здоровья. Монах, у тебя остались запасы еды?
   - Пять килограмм гречи, четыре овсянки, консервы "Фасоль в томатном соусе", лапши много, яйца, чуть-чуть фруктов.
   - Так, - продолжил Гонимый, - отлично. Если мы изолируемся от больных, то сможем прожить гораздо дольше. Будем меньше двигаться, чтобы организм расходовал меньше энергии и есть, соответственно, по-минимуму.
   - Ближайшие сутки мы вообще есть не захотим. - Довольно сказала Ася.
   - Думаю, пару месяцев мы точно сможем прожить.
   - Определенно. Монах, дописать успеешь?
   Монаха в этот момент только начало разгонять. Так как он до этого ни разу амфетамин не пробывал, то для него эффект был просто ураганным. Глаза у Яна выкатились, плечи расправились и волосы легли как-то более благородно. Он почувствовал силу, которой у него еще не было.
   - Да, я успею! Еще бы! Думали меня сломить, хуесосы? Судьба хотела меня перехитрить, а хуй там! Ахаха! Ей, там, наверху, суки, не дождетесь! Умру, но допишу. Когда все на острове умрут и сюда придут ученные, исследователи, то они найдут рукопись. Я буду автором, который написал единственный роман и трагически умер.
   - Ох-хо-хо! Ася, смотри, Монах наконец познал суть порошка!
   Безмятженая улыбнулась (она так смеялась).
   - Мы закроемся здесь и будем жить на запасы, которые остались с прежденего времени. Мы погибнем, как настоящие интеллигенты. Это превосходно, друзья.
   Тут Монах подошел и обнял Асю с Сашкой.
   - Нам очень повезло, что остров закрыт, - продолжил Ян, - только представьте это событие с высоты истории! Как же нам крупно повезло! Васильевский остров станет маленькой Атлантидой! - Монах начал прыгать от радости.
   Ася закурила свое "Собрание".
   - А вдруг сейчас к нам начнут ломиться зомби или полу-живые зараженные? - прервал монолог Гонимый.
   - Жути не нагоняй, - Безмятежная стряхнула пепел на пол.
   Монах встал, выпил из чайника десять глотков мертвой воды и сказал:
   - Нужно забарикадироваться.
   - Определенно. - Поддержал Гонимый.
   - Весело, - типа поддержала Безмятежная, - а есть чем?
   Ян дал понять, чтобы Ася и Сашка последовали за ним. Они размеренно прошли по коридору, в комнату Монаха, в которой прежде никто не бывал. Они увидели только половину комнаты, потому что она была разделена на две части: "до" штор и "после". То, что было "после" все-таки осталось неведомо. "До" стоял старый ждановский шкаф тридцатых годов и диван для чтения хуй пойми какой и хуй пойми откуда, но был он явно небольшого размера. Между диваном и шкафом в стену был вкручен светильник.
   - Нужно дейтсвовать решительно и незамедлительно. - С этими словами Ян открыл шкаф, вывалил все содержимое на пол, потом охапкой скинул все это на диван. - Сейчас, вернусь, нужно взять лом, молоток и гвозди. Саш, опрокинь пока шкаф. Врубаешься, да, что делать?
   - Врубаюсь. - Саше эта затея явно пришлась по душе, но все-таки хотел как-то опрокинуть и разломать шкаф вместе с Монахом.
   Ася, видимо, наконец почувствовав в своей жизни внутреннюю ярость, подошла и сама опрокинула шкаф. Вернулся Монах, с инструментами. Они ждановский шкаф этот порвали нахуй. Разобрали деревянную коробку по частям, будто только что получили посылку "икея". Каждый взял по доске и ребята дружно отправились закалачивать дверь. Сашка Гонимый предложил забить доски в форме буквы "Z", все сразу понял, что это хорошая идея. Надежно, да и в кино так делают всегда. Монах включил дрель, поставил новенькое сверло, Сашка прижал доску, и поехали. Ася тем временем аккуратно сколачивала небольшой православный крест из деревянных осколков. Стареньким молоточком и маленькимии гвоздями она ударяла по деревяшкам, страдая за каждый удар и веря в то, что это их спасет. Пацаны быстро дверь зашили, вжик-вжик и готов, пришлось даже Асю подождать. Монах вспомнил, что у него оставалась чуть чуть лака, как раз хватит, чтобы покрыть крест. Иисуса они сделали схематично - веревочкой, точнее шнурком от старых ботинок. Типа Иисус такой худой, как веревочка, концы которой втиснуты в дерево канцелярскими кнопками. Они гордо поместили оберег в центр диагонали буквы "Z" и отошли на пару шагов назад - прекрасно!
   - Будем жить, прорвемся, ребят! - разрадовался Гонимый, шмыгая носом и пытаясь замкнуть выкатывающиеся глаза.
   - Ася, молодец, хорошо с крестом придумала... Без него бы зомби точно проломили наше убежеще. - Почти безмятежно сказал Монах.
   - А окна, окна что? Будем заделывать?
   - Вряд ли они смогут забраться по трубам на четвертый этаж, вряд ли... Давайте лучше раскроем все шторы и будем смотреть на небо? На то, как жизнь мимо нас уходит?
   - Давайте!
   Они переместились в гостинную, самую большую и бесполезную комнату (потому что гости всегда сидели на кухне, ну, повелось так), раскрыли шторы и открыли окно. На улице свистел северный, морской ветер. Монах жил практически на берегу. Безмятежная первой закрыла глаза и задышала свежестью, потом Монах закрыл глаза и окончательно стал безмятежным, потом и Сашка Гонимый, то ли за компанию, то ли тоже жизнь новую почувствовал... Хуй Сашку поймешь, он никогда открыто не говорил и не показывал того, что думает на самом деле. Даже иногда складывалось впечатление, что че-то плохое он задумал, мутный парень, хотя на самом деле еще тот добряк был.
   Откуда-то издалека, с шумом разностроннего ветра, послышался громкий голос в мегафон, будто на улице митинг. Сашка первый открыл глаза, за ним все по очереди точно так же, как и закрывали. Голос становился все громче и яснее. Молодой голос отчаяно кричал:
   - Дорогие граждане! Никаких вирусов нет - вас обманули! На улице безопасно. Призываем всех явиться к двенадцати ноль-ноль на площадь у жил. комплекса "Новая история", угол 24-25 линии и Среднего Проспекта В.О. Повторяю, к двенадцати ноль-ноль на площади перед "Новой историей". Новая власть на острове требует встречи народом. Не явка - расстрел. Ждем вас, постарайтесь передать это сообщение своим друзьям и соседям.
   Это Пашок Неизвестный ехал верхом на коне и кричал в мегафон. Философ дал пацанам первое поручение - собрать народ. Так, как ни местного радиоканала, ни телеканала еще не образовалось, то ребятам пришлось действовать самым старым и проверенным способом: кричать. Жора Карман, как оказалось, еще неделю тому назад, откуда-то украл десяток коней и держал их в одном из склепов Смоленского кладбища. Пашку и Рамилю дали по коню, и вперед. Рамиль взял на себя север острова, то есть приму, родину Агафоновой, а Пашок пошел на старую часть острова, на юг.
   Пацаны на славу поработали и меньше чем через час о собрании на острове знал каждый. Максима Полицай с коллегами как раз только коньяк открыли, но речь присяги так и не смогли придумать, поэтому просто еще разок туристов на колени опустили и защитали это, как клятву в бесконечной верности. Тут они услышали о том, что некая новая власть собирает собрание и прихуяли. Что это за власть такая? Они - власть. Менты по пол стакана коньяка выпили и пошли табельное начищать и патроны по магазинам расфасовывать, с понтом, что "повеселимся на этом собрании".
   Тут я вынужден прервать действие и рассказать вам кое-что отвлеченное. Эта вставная история о том, что было случилось с Денисом Колбасой перед тем, как он на крышу с друганами поднялся, спайса обкуриться. Эта история последних десяти минут его жизни, за которые он познакомился и простился с Дядей Сережей. Зачем это вам? А затем, чтобы вы привыкли, что Денис тоже полноценный персонаж и тоже может говорить от первого лица. Что-то мне подсказывает, что мы с ним еще встретимся.
   Денис ждал друзей у "Сабвея", стоял просто себе, курил тонкий кент (у мамки пачку спиздил). Вдруг из-за угла вывалился старый, бухой и тяжелый арменин. Глаза его были полны слез, а от лица пахло перегаром.
   - Паренек, сигаретка-то есть? - гроздно сказал он.
   - Есть. - Денис достал пачку и отработанным движением выбил одну сигарету так, что она наполовину выглянула из пачки. - Огня?
   Арменин сунул сигарету в зубы и наклонил голову вниз. На вопрос Колбасы он только помотал головой, типа "и огня тоже дай...".
   - Я вообще-то не курю... - сказал он, прикуривая с денисовской зажигалки.
   - Да, понятно... - ответил Колбаса.
   - Сегодня особый день, - он посмотрел на Дениса.
   Тот безмолвно успугался нездорово-яркого блеска в слезливых глазах арменина.
   - Просто меня сегодня обидели... - продолжил старик, - там, в другой компании... Если бы Дядя Сережа хотел курить, то пошел бы и купил себе пачку, правильно?
   - Ну, да. Правильно... - Денис думал о том, как бы поскорей пацаны подошли и они бы съебались наконец-таки отметить День Знаний. Забавно, что Денис трагически погиб именно в тот день (это никакой не символ, имейте в виду, просто так жизнь сложилась).
   - Ты хоть, блядь, знаешь через что я, блядь, Дядя Сережа, прошел? Через огонь и воду, блядь, прошел, блядь. Я, блядь, такое по жизни видел, что ты ахуел просто, красивый, ты, мальчик молодой...
   Денис начал побаиваться - старик хочет его трахнуть.
   - Я, блядь, еще в те года на центре стоял! На гостинке вставал, похуй вообще! Все правила всегда нарушал! Сука, все вообще, какие есть, правила нарушал и ничего мне за это было! Все нарушал всегда и ничего мне за это! Видишь, живой же!
   - Да, это - красиво... Все так нарушать безнаказанно.
   - Я, блядь, за рыночную экономику всю жизнь был! Я, блядь, до сих пор убежден, что социализм не может существовать без рынка! Понимаешь, я всю жизнь ждал того, как сейчас... Каждый должен потому что как-то крутиться, вертеться там... Рынок!
   - Дядь Сережа! - послышалось сзади.
   Из переулка вышли две женщины или дамочки, хуй знает их назвать, старые бляди короче, алкоголички, заплывшие все. Стрижки обеих были "под мальчика", но у одной было еще и разбито лицо. В отличие от Дяди Сережи эти дамы явно нигде не жили - бомжи. Они только бухали, употребляли что подвернется и ебались подвалам и чердакам.
   - Здравствуйте, девочки! Что с тобой, Ненси? - та, что с разбитым лицом, видимо, была Ненси. Она посмотрела на Дядю Сережу так, что стало ясно: сегодня, под утро, они трахались так, что сопли в разные стороны летели. За дамами вышел и третий бомж. Тоже пьяный, в шапке, с рыжой бороденкой в несколько волос и слишком состарившийся в свои молодые годы. Он протянул руку Дяде Сереже, который, напомню, прошел через огонь и воду, охотно протянул в ответ и крепко ее пожал. Это были друзья Дяди Сережи. Видать, молодой, с бороденкой, был ебарем второй дамы, с целым лицом.
   - Ты чего, закурил? - спросила побитая у своего старика.
   Тут пацаны на горизонте появились. Бомжи запиздели че-то, а Денис сразу гаситься начал, навстречу счастью, приуроченному к Рождеству Христову.
   Кто скажет что тут лучше? Остался бы Денис пиздеть с Дядей Сережей и его друзьями или случись то, что случилось... И кто уже скажет, вспомнил ли он своего последнего знакомого перед смертью, подумал ли о несчастных родителях? Наверное, только сам Денис знает ответы на эти вопросы, но об этом - чуть позже. Там народ уже по-тихоньку подтягивался на собрание.
   Менты уже зарядили табельное и попугали туристов, в квартире Монаха разобрали дверь (крест с веревочным Иисусом оставили, Ада его заботливо повесила над входом, вместо старенькой подковы), Философ с подельниками что-то томительно делали в квартире Пашка Неизвестного. Однако, больше всех ждал народного собрания мужчина неясного происхождения. Ждал он на третьем этаже жил. комплекса "Новая история", и ждал он ни где-то, а именно в квартире Бабы Нюры.
   Благообразный немолодой мужчина усредненных лет, но свежей наружности, начесывал свои длинные проседевшие волосы перед большим старинным зеркалом, которое еще помнило кулацкую усадьбу где-то в симбирской губернии, родителей Бабы Нюры, битые крестьянские лики, всю жизнь советского союза, блокаду, миллениум и умершего сына, от которого бабке досталась квартира. У этого мужчины были чувственные и тонкие пальчики, на фоне которых непропорционально полные ляшки напоминали окорочка. Кожа тела и лица едва живая, маргариновая. Лобная доля слабоумно выдвинута вверх, а глаза по краям угнетены вниз, как будто вот-вот изнутри покатяться слезы. Он смотрел, сквозь зеркало, прямо себе в глаза. Взгляд у него был подозрительно переполнен жизненностью, радужки чуть дрожали, искрясь от жажды и напряжения. Был этот человек никто иной, как Гроссмейстер Мальтийского ордена, Великий магистр ордена Св. Иоанна Иерусалимского, Генерал-адмирал Российского Императорского флота и просто Самодержец Всероссийский - Павел Первый. Он встал (осанка его оказалась поразительной), поднял с пола старинную рваную ночнушку, приложил к лицу, вдохнул полной грудью, дерзко закинул ее куда-то за зеркало и отрепетированной рыцарской походкой отправился прямиком в дальнюю комнату. Советские часы в коридоре пробили одинадцать. Над циферблатом открылась дверца и на искусственной жердочке выглянула механическая кукушка. "Ку-ку... ку-ку..." - запела она.
   Дальней комнатой в квартире Бабы Нюры называлось помещение, которое планировалось, как детская или гостевая спальня, но стало нечто средним между кладовкой и гардеробом. Павел достал из шкафа чехол с лейблом модного бутика, оторвал бумжную пломбу из хим. чистки и вдруг запел: "Песен еще ненаписанных, сколько? Скажи, кукушка...". Вопрос был риторическим, потому что он с апетитом раскрыл чехол и уже был слишком увлечен одеждой, соответственно слышать то, что кукушка ответила не имел совершенно никакой возможности. Павел Первый, кстати, все это время был перед вами нагим. Я вам этого не говорил только из уважения к исторической личности, а тут пришлось - как бы он одел новый костюм не сняв старого? Подумали бы, что автор за текстом не досмотрел. Павел ведь только появился в романе и сразу обнаженным. Ну, что за первое впечетление было бы... Неправильно, стыдливо... Извините за предыдущую сцену, но, сами понимаете.
   Павел Первый надел трусы-боксеры Calvin Klein, приталенную белую рубашку Zara, позолоченный запонки с большими стеклянными бриллиантами, приталенный пиджак Massimo Dutti, из серой благородной шерсти, брюки-галифе, тоже шерстяные, но потемнее, каменного цвета, и, конечно, длинные кожаные сапоги с металлическими застежками. Рядом с чехлом были еще духи Armani и какая-то древняя шкатулка. Павел нанес духи на запястия и виски, вдохнул так же глубоко, как вдыхал ночнушку и сразу принял упор лежа. Он грозно посмотрел вперед и технично отжался три раза, с хлопком.
   Император вернулся к зеркалу, поправил манжеты и пиджак. Взял с полочки расплылитель с водой, с помощью которого Баба Нюра ухаживала за цветами на кухне и в парадной, брызнул себе на лицо и пару раз в воздух. Поправился, пригладил волосы и начал репетировать любимый отрывок из своего монолога: "Люди!". Павел всхлипнул. То ли актер дохуя, то ли из глаз таки выкатились слезы. - "Люди!" - Его голос окончательно сорвался, опять пауза. Вдруг он заорал, потом, почти сразу, запищал и, как обоженный, побежал в ванную. По дороге он где-то схватил ножницы, наклолнил голову и, одним движением отрезал волосы почти под самые корни. "Аа-а-ах..." - облегченно вздохнул Павел. Его руки перестали трястись, и механическое тепло пошло по телу. Он вернулся к зеркалу, посмотрел на свою новую стрижку. На макушке петухом стоял клок волос, а челка была длинне обычного. Ему показалось, что сейчас, наверняка, подобная стрижка считается очень модной. Надо сказать, что его аутфит выглядел очень современно. Если встретить такого прохожего, посмотреть на его одежду, на стрижку, то можно действительно подумать: "ебать, да это высшая мода... он бог".
   В гостевой комнате квартиры Бабы Нюры была длинная просторная лоджия, в которой предусмотрительно были вынуты все стекла, для создания эффекта максимальной свободы. Все окна в квартире были завещаны новенькими жалюзи. Павел подошел к окну и аккуратненько, одним пальчиком, опустил полоску и краем глаза выглянул во двор. Там уже было больше сотни людей. Около лавочки беспокойно терлись гости родители Дениса Колбасы со своей годовалой немецкой овчаркой (ее Денис как-то после школы совсем щенком нашел у теплового коллектора, сжалился и домой принес). На Среднем проспекте, у входа во двор "Новой истории" дежурили Пашок Неизвестный и Рамиль. Весь день они чувствовали в себе силы войнов за новую жизнь, а сейчас на них напало гнусное настроение, потому что встретили родителей Дениса. О них ничего не было слышно, они думали, что те уже живут за городом, а они здесь, да еще и пришли пораньше...
   Со стороны 20-21 линии подтягивалась еще одна, особенно пунктуальная кампания, Дядя Сережа с Ненси и Рыжий Бородач со второй дамочкой. Кстати не факт, что они предусмотрительно пришли заранее, возможно, и просто прогуливались по острову с бутылочкой водки. Тем не менее, Пашок их настойчиво отвел внутрь. Со всех сторон подтягивались толпы людей. Тут, на парковку перед домом, подъехал гордо Матиз, хотя на улице было почти не протиснуться. Оттуда вышел Гера Неудачник и его пожилая мать. В огромномный двор уже было трудно найти - плотняк, Павла Первого от такого зрелища распирало от кайфа. Его коленочки тряслись от счастья. Старые советские часы тикали, осталось совсем немного. Следующими подошли Ян Монах, Ада и Сашка Гон. Нужно сказать, что их паника и нервозность поутихли, когда они увидели знакомые лица на входе во двор.
   - Рамиль! Ты в курсе че за движуха тут? - спросил Монах.
   - В курсе. - Ответил Пашка. - Проходите во двор. Сейчас все расскажут.
   - Хуй с тобой. - Грубо сказал Гонимый (он вообще никогда не любил ни Пашка, ни Рамиля). - Послушаем.
   Замок входной двери квартиры Бабы Нюры прошуршал. Павел со свойственной ему тревогой обернулся и начал глазами искать острый или большой тупой предмет, чтоб, мало ли что, отбиваться от врагов. Однако в квартиру вошли никакие не враги, а святая троица: Философ, Кеша Люберецкий и Жора Карман. Серце Павла вернусь из пяток на прежднее место. Хорошо. Философ улыбнулся так, как никогда в своей жизни не улыбался и приклонился, отстранив левую ногу назад.
   - Прекрасно выглядите, Ваше Императорское Величество.
   - Да, да, превосходный костюм... - змеиным голосом зашептал карлик.
   - Народ идет полным ходом. Совсем скоро можно будет явиться, мой государь. - Доложил Карман.
   - Принесите корону.
   - Сию минуту, государь...
   Двор уже был запрессован людьми и потерянными голосами. Никто толком не понимал что происходит, и зачем они здесь. От того, что никто ничего не понимал, гул разростался. Тем временем, подъехали последние, самые важные гости. Полицейская Газель с кричащей сиреной и проблесковым маячком пролетел через поребрик и тротуар прямо ко входу во двор жил. комплекса. В отличие от Геры, который проезжал топлу медленно и аккуратно, то эти хуеплеты чуть стариков через капот не опрокинули. Дверь открылась ногой. Чуть не свалившись с ног, вышел Максима Полицай с автоматом в руках. За ним вышел Кимпински двумя пистолетами и Андрюха Ковальский в одной руке с пистолетом, в другой со связкой поводков, на которых сидели Колян Слуга, Консьерж и Японцы. У туристов были заклеены рты и чуть-чуть разбиты лица.
   - А, ну, сука! Власть, выходи! Самозваны! Мы - власть! - Максима дал оглушительную автоматную очередь по окнам дома. Топла во дворе всколыхнулась от страха. Менты закрыли туристов в газели и побежали во двор.
   Философ пошел в гардеробную-детскую и нежно схватил деревянную шкатулку, что лежала рядом с духами. Павел гордо сидел в кресле, в центре гостинной и ждал того, что он так долго ждал. Философа потряхивало, но все равно он уверенно упал на одно колено и открыл шкатулку.
   Яркая вспышка света ослепила людей во дворе. В мгновение все беззвучно стало белым - мертвая беззвучная пауза. Менты, чуть живые, свалились на пол, так и не успев выстрелить. У народа ноги подогнулись и они припали на колени. Даже Монах, Ася и Гон не смогли с собой ничего с собой поделать и покорились Божественному Благодатному Свету. В шкатулке находилось некоторое твердое вещество цвета морской волны, размером с крупный картофель. По виду оно напоминало обоженный кусок олова, что смиренно хранятся в грязных мастерских радиомехаников. По разные края этого камня отходили кожаные самодельные ремешки на тонких аллюминиевых застежках, которые, видимо, были сняты с советского кофра или портфеля. Радужки глаз Императора практически дребезжали и горели с так, будто где-то внутри него неслась автомашина с дальним светом фар. Он медленно протянул руки, взял камень и застегнул его у себя на голове. Вещество прекрасно уселось на вершине выдвинутой лобной доли Павла. Ремешок он застягнул на затылке. Казалось, тело его и дух горят едва заметным лиловым сиянием, а сам Павел Первый шагал, почти не касаясь земли. Он направился к балкону. Кеша и Карман выбежали вперед и распахнули перед Императором двери.
   Внутренний двор, размером почти с футбольное поле, вместил около ста тысяч человек человек, при том на улице, у входа, осталось еще дохуя людей - где-то половину от тех, которые были внутри. Народ поднял головы к свету, на Императора. Павел посмотрел в глаза каждому и люди для него были, как живая вода, наполнявшая жизнью все больше. В первых рядах стояли уже знакомые вам личности, а за ними и те, многие, незметные, но не менее трагичные. Те, слабые, отчаявшиеся и ведомые, которые станут цементом для построения нового мира. Павел расправил плечи и на балкон вылезли скрюченные Философ, Кеша (далее, как Г-н Люберецкий) и Жора (далее, как Князь Георгий). Народ встал с колен. Где-то далеко, в самом углу толпы зашевелилсь менты, но сделать что либо побоялись.
   - Здравстуй, русский народ. Я, Государь Император, Павел Первый, рад приветствовать вас на ковчеге нового мира. Понимаю, что у вас много вопросов и сомнений, но, я даю слово, что у вас будет повод полюбить и почитать власть. Нас закрыли на острове под предлогом смертельной лихорадки - знайте, это только для того, чтобы пустить пыль в глаза наивным жителям большой земли. На самом деле большая земля боится Нас. Тут Максима Полицай закричал: "хуепутала!", щелкнул затвором автомата и уж было прицелился. Павел закрыл глаза, и вещество на его голове, именуемое короной пролило Благодатный Свет и из глаз Максимы полилась кровь. Он закричал, оружие вывалилось из его рук.
   - Уведите его, - приказал Император. Ковальский и Кимпински взяли Максиму под руки и побежали прочь со двора.
   Народ замолк. Выдержав гробовую паузу, Павел продолжил.
   - Это, - он взялся правой рукой за корону, - источник власти и могущества. Это - артефакт, которые долгие века считался утраченным. Это - частица короны древнего бога Посейдона. Эту корону носил и его сын, Атлант. До наших дней дошла только крохотная часть былого могущества, но с помощью нее я смог вернуться на землю, чтобы построить Новый Мир, под покровительством Посейдона. Все мы - потомки прекрасных Атлантов, а наш остров это самая верхушка, ошибочно затонувшего, Государства великих предков.
   Пауза.
   - Закройте глаза, люди, и представьте ваше самое сокровенное желание.
   На первый взгляд ничего не произошло. Философ потер руками и хитро улыбнулся Павлу. Но тут маленькое пятнышко в толпе изменило свой облик. Ненси, что стояла под руку с Дядей Сережей, превратилась в Мерлин Монро. Сережа вскрикнул: "допились блядь, вот так сказка, нахуй!"
   - Поздравляю вас, желание сбылось. Скоро каждый увидит то, что загадал. Любовь - любовникам! Наркотики - наркоманам! Плоть - насильникам! Амнистию - осужденным! Роскошь - нищим! Я - объявляю на острове счастье, друзья!
   Тем временем мусорская Газель неслась по Среднему проспекту В.О. в северную часть острова, Приму. Максима Полицай отобрал у Коляна футболку, порвал ее и замотал глаза, чтобы остановить кровь. Много кричал и требовал, чтоб "пидарасы" пустили его за руль. Потом вроде успокоился, но вдруг напрыгнул на Кимпински, который вел авто, и попытался его придушить. Ковальский ебнул его по затылку прикладом, оттащил в конец салона и закидал сумкам, чтоб, если че, буйный не сразу подскачить смог. А куда они ехали? Да хуй их знает, куда они ехали, вперед, блядь, ехали. Мусора поняли, что вот так, с насоку, пусть и четыремя верными рабами, им Новую Власть не взять. Нужно собирать ополчение. Хотя, бля, какое ополчение, если все население Василеостровской Империи шокировано появлением Павла и, больше того, подписали с ним дьявольский договор, когда тот исполнил их самое сокровенное желание. Однако, осталась на острове компания, которое не попала под влияние новой власти. Эти двое молодых людей решили, что куда более заманчиво вломиться в пустую гостиницу Прибалтийскую, чем ехать какое-то сомнительное собрание. Прибалтийская была в северной части острова, на берегу Финского залива. Похожая на Московскую Сталинскую высотку, гордая гостиница, многое видавшая за советские, девяностые и нулевые года, как и прежде смотрела окнами к горизонту. Туда, где восходит солнце. Пацаны эти прибежали в гостиницу, как только началось собрание. Они сели в лобби баре и "заказывали" друг у друга самый дорогой алкоголь. Ах, да, еще они себе разрешили там курить. Звали веселых ребят Володя Баламут и Адмирал Краевский, но о них - позже. Пусть пока развлекаются.
   Павел шагал по балкону и продолжал свою речь.
   - И так, по-существу, теперь свет на острове должен быть выключен в двадцать два часа, французкие шляпы - запрещены и за малейшие провинности будем лишать работы и привилегий. Шутка! Ахахаха.
   Философ засмеялся громче Императора в несколько раз, его тут же подхватили Люберецкий и Князь Георгий-Карман. За ними народ рассмеялся тоже. Огромный двор колодец наполнился гоготом тысячи человек. Император шутит.
   - Я понимаю, что это позапрошлый век и такая хуйня уже не сканает. Поэтому, свет должен быть выключен в двадцать ноль-ноль, шляпы носить нельзя вообще никакие и за провинности - казнь.
   Народ заглох, но возразить побоялся. Не так давно Максима Полицай был прилюдно лишен зрения.
   - Святый боже, бессмертный боже, помилуй нас... - запела вдруг пожилая мать Геры Неудачника.
   - Женщина! Вы до сих пор живы - это есть божья милость. Не просите у бога слишком много, он ахуевших не любит. - Ответил Павел с балкона и с высоты своего положения. - А сейчас мои советники раздадут вам бланки для переписи населения. Если кто-то из ваших родных или близких не соизволил явиться по причине немощи, домоганий или, ни дай бог, какой-либо другой причине, то обязтаельно впишите их. Те, кому негде жить и те, кто хотел бы улучшить свои жилищные условия - укажите это отдельным абзацем. В течение суток мы рассмотрим заявки и решим жилищный вопрос. Мир, друзья!
   Г-н Люберецкий протянул свою короткую ручонку в комнату и взял огромный пакет, полный заявлений. Философ вынул большую часть и скинул, вниз, народу, Князь Георгий бросил отсавшиеся. Потом Карлик доставал еще и еще, еще и еще. Было уготовано двести тысяч заявлений! Бланки полетели по двору, как альбатросы, а люди начали прыгать и пытаться схватить их руками, будто в небе летят деньги. Хотя бланки это нечто более прекрасное, чем альбатрос и нечто большее, чем деньги - в небе летели квартиры. Павел не моргая смотрел на то, как заявления кружат в воздухе, а потом медленно опускаются и, вот, Мерлин Монро поймала бумагу первой. Наверное, потому что она была самой счастливой. Рядом с Монахом, Асей и Сашкой стояли какие-то урки. Они, бля, дрыгаться начали, как ненормальные и давить ребят. Тогда Безметяжная, не понимая что делает, оттолкнулась ногами, чтоб сделать прыжок, но оторвавшись от земли, поняла, что летит. Она выскользнула из толпы, к небу, как кусочек масла из нежных рук. Она стала по-настоящему Безмятежной. Ася с новой легкость поймала в воздухе несколько заявлений и было это так красиво, будто Гарри Поттеру приснилось, как он ловит золотого стинтча, еще до первой игры в квидитч.
   Заполняли заявление не долго и с охотой. В ближайшие сутки Петру и его тайным советникам предстоял титанический труд: подсчитать население и поравну распределить жил. площадь. А счастливый народ разошелся по домам. Люди были воодушевлены тем, что случилось. Им нравилось то, что в их хуевой жизни вдруг случилось чудо. Такое большое и такое внезапное. Каждый понял, что не будет больше ни старой путинской россии, ни старых порядкой, ни нищеты - с Павлом они в безопасности. Новый сильный правитель за сутки дает квартиру, а не за пол жизни очередей. Новый правитель исполнил их самое сокровенное желание. И у Нового правитель есть волшебная корона и покровительство Посейдона. Угрюмыми с собрания ушли только родители Дениса Колбасы. Они смотрели, как, выходя, люди обнаруживают то, что загадали. "Вон, девчонка вообще летать научилась...". Они шли по проспекту обратно, домой, в коммуналку, и смотрели на то, как жизнь вокруг преображается и уходит куда-то мимо.
   На пороге коммунальной квартиры несчастные родители обнаружили, что прямо посреди коридора валяется их сосед, старый алкаш, Полковник Хрусталев. Мать Дениса вскрикнула, а отец подошел и протрогал пульс. "Живой", - говорит, - "перепил". С кухни пахло чем-то приятным, возбуждающим аппетит. Дверь в их комнату была открыта. Отец насторожился: "что-то здесь не так". И стало ясно, что вкусный запах не столько с кухни, сколько из комнаты. Он резко раскрыл дверь. Старый поломанный паркет раннего советского производства был начищен и, как никогда, ослепительно, блестел. На столе лежала новенькая скатерть, а на ней стоял огромный поднос с запеченным поросенком с яблоком во рту. Рядом бутылка шампанского, фрукты и конфеты-батончики. За столом сидел правильно подстриженный, добрый паренек в набриоленной рубашке с галстуком-бабочкой, брюках со стрелками и белых носочках. Это был их сынок, самый настоящий Денис Колбаса. Он вскочил к родителям и крепко обнял их. Мать упала в обморок, как и Полковник Хрусталев. У отца глаза застленели и сердце почти перестало биться от ужаса.
   - Мам, пап, вы чего! Поросенок стынет.
   Вот такие вот счастливые вещи на В.О. случались. Мечта народа становились реальностью. Островная интеллигенция - Яна Монах, Ася Безмятежная и Сашка Гон пока воздерживались от каких-либо комментариев о произошедшем. Безмятежная, после того, как научилась летать вообще потерял всякое желание говорить, а ребятам нужно было все обдумать. Трое вернулись в несостоявщийся бункер, квартиру Монаха. Ася села посередине кухни в воздухе, по-турецки, и принялась пить чай. Ян пошел к себе, но через несколько секунд выбежал из секретной, зашторенной части своей комнаты с криками: "роман! роман!". Он влетел в кухню и бросил на стол огромную тяжеловестную стопку рукописей, закованную в цепи и защелкнутую на замок. "Я написал роман!" - кричал Монах.
   - Восхитительно! - сказала Ася, - молодец, что загадал, а то иначе бы еще год писал, не хватило бы запасов никаких.
   - Поздравляю! - сказал Гон и пожал Яну руку. - А где ключ?
   - Не знаю... - сперва запаниковал он, - наверное, в кармане...
   И вправду, по счастью, ключ оказался в кармане! Он открыл замок, свернул цепи и открыл текст ровно в середине. Прочитав, он понял, что вышло именно так, как он и задумывал. Поэтому смело решил, что можно считать роман своим. Ведь, это он его придумал.
   - А мое желание, наверное, не сбылось... Оно было таким невнятным. Дурак, я...
   - Гон, а ты посмотри, может оно тоже в кармане?
   - Такое, Ян, в карман не уместиться... Урок мне будет, что надо всегда четко просить.
   - Заебал, посмотри. Всем дали, значит и тебе должны тоже дадать. - Чуть возмутилась Безмятежная.
   Сашка засунул руку в карман и что-то в его лице изменилось. Он достал крохотный махровый мешочек черного цвета с удивительным орнаментом, вышитым золотой канителью.
   - Вот, видишь, а говорил не поместиться - мешочек!
   Гонимый был чрезвычайно взволнован, потому что загадывал он нихуя не мешочек. Ася, в отличие от Монаха это поняла и, затаив дыхание, ждала когда Сашка его откроет. Он развялась золотую веревочку сверху опустил туда два пальчика и достал (не поверите!) щипотку волшебной пыли. Глаза его сразу заулыбались, а на щечках созрел румянец. Он растер щипотку в руках и плавно у него в руках образовался булатный меч, а на теле блестящие доспехи. Гонимый стал славным и добрым рыцарем.
   - Ребята! - сказал он, но уже не своим голосом, а голосом благородного воина.
   Он побежал в гостинную, за своей сумкой. Безмятежная налила вторую кружку чая, Монах принялся читать свой роман, Гонимый прибежал с маленькой фотографией отца.
   - Смотрите! - радостно вскрикнул он.
   Сашка посыпал волшебной пылью фотографию молодого отца и сразу же доспехи исчезли и голос вернулся, будто рыцарство было миражом. Ему даже стало грустно, видимо, его желание все-таки не исполнилось. Однако задорный голос бесцеремонно прервал тоску.
   - Сынок! - добродушно сказал отец с фотографии и снял очки, - ты где пропадаешь? Мы с мамой тебя обыскались. Скорей, иди к нам, бегом! Я нашел новую подсказку - скоро мы найдем Мориарти! Это будет трудно и опасно, но, я надеюсь, ты готов к приключениям? По глазам вижу - готов! Тогда, вперед.
   Гонимый заплакал.
   Тем временем в коммунальной квартире на первой линии поросенок совсем остыл, пока отец Дениса Колбасы откачивал мать. Заботливый сын пошел разогревать угощение и встретился на кухне с Полковником Хрусталевым, который к тому моменту уже пришел в себя и пил третий стакан водки. Денис вошел на кухню с улыбкой, а старый пьяница смотрел на него из-под лобья.
   - А, ну, иди сюда.
   Денис поставил поросенка и подошел.
   - Садись, садись... Присаживайся.
   Колбаса сел. Полковник поставил перед ним граненый стакан и стал наливать водку.
   - Вы меня извините, что напугал вас... - утчиво сказал Денис.
   Алкаш еще больше оскалился, он считал Колбасу пиздец подозрительным типом, а особенно в таком положении дел. Он налил ему до краев, что даже на стол пролилось немного. Посидел молча, злобно посмотрел ему в глаза и выпил четвертый стакан.
   - Ты, мне, сука, вот что скажи... Ты ж помер, блять... Вот, че, вернулся... А?
   - Так, точно. Это родители желание загадали такое, чтоб я вернулся. Теперь я буду хорошим парнем.
   - Да, хуй с тобой... Ты, лучше скажи... Что, там... - Хрусталев поднял глаза и брови кверху, - после смерти... - Пьяный полковник схватил его за одежду. - Что там, сукин, ты, сын!
   Денис выпил отодвинул стакан водки, наклонился поближе к Полковнику и прошептал:
   - Ну, как вам сказать... Чего вернулся... Здесь лучше.
  
  

Глава 5.

"О том, как навести новые порядки да так, чтоб они были не хуже старых".

   Ну, бля, здравствуй - дорогой читатель. По некоторому стечению обстоятельств я вынужден начинать пятую главу не с увлекательных событий, которые для тебя уготовлены, а с ответов на вопросы других незадачливых читателей. Тока, это, я конкретно на тебя не гоню. Сейчас тут по-быстрому письма левые раскидаем и двинемся дальше.
   Дело, однако, вот в чем... Предыдущие четыре главы, по собственной глупости, я отдал на публикацию в питерский контр-культурный журнал "Записки из Полземелья". Я ебал больше такой хуйней заниматься. Нахуй надо. Во-первых, они копейки положенные за последние две главы зажали, а во-вторых, что на почтовый ящик, что на электронный, приходят письма странного содержания. Возникают у людей неясные вопросы к автору от того, что увидеть роман целиком не имеют никакой возможности. Все ответы рано или поздно встретятся с вами в тексте. Короче, вы поняли, не будет больше журналов - идите, покупайте книжки. Проясним некоторы моменты. Представленное ниже письмо было написано на обратной открытки, с изображением эрмитажа. Прям в почтовый ящик открытку и бросили.
  

Евремченко Светлана Игоревна.

г. Колпино.

   "Здравствуйте, Марк! Ко мне случайно попал журнал (...тут дальше
   хуйня всякая...).
   Мне, как человеку читать интересно, захватывает, однако мне, как интеллектуалу, с двумя высшими образваниями, читать противно. Почему в тексте так много обсценной лексики от авторского текста? Возмутительно-дурной тон. И почему, Павел Первый так легко уподобляется миру намеренно сниженных персонажей и тоже начинает говорить бранно?
   Интересует меня еще и вот, что, на этот раз как женщину: почему Ася не улетела с острова? Она же, наверняка, очень красивая... а ее красоту там погубят.... ".
  
   Здравствуйте, Светлана!
   Отвечаю вам, как человеку - охуенно. Отвечаю вам, как интеллектуалу - если бы в тексте не было мата, во-первых, вы, как человек, вряд ли взялись бы за это чтиво, а, во-вторых, роман бы перестал быть народным. Что касается Павла Первого, он встает во главу мира сниженных персонажей, чтобы создать мощное и страшное государство. Все остальные причины вы увидите далее по тексту. Восприниматься император должен, как же реалистично, как и остальные персонажи. Таковы художественные задачи.
   И, наконец, отвечаю вам, как женщине, Ася на острове нравится, на большую землю ей некуда лететь. На острове у нее есть любимый человек, Сашка Гон, с которым они не могли быть вместе, при старом мире, из-за жалкого и нелюбимого мужа. В виду последних событий, у нее появилась и новая причина, но этого раньше времени я рассказывать не буду.

Ростислав Тимирязевский,

журналист

г. Москва.

   "... Почему никак не показано взаимодейстие острова и остального мира? Как на ситуацию блокады острова реагирует общественность с Большой Земли? Ведь они думают - на острове вирус. Это сенсация, зритель будет требовать шокирующих новостей и журналистское расследование. Где все это? Почему жители острова не могут сообщить Большой Земли всю правду? Что нет никого вируса и то, что произошел захват власти. У них, что, нет сотовых телефонов или интернета?..."
  
   Дорогой Ростислав, спешу вас расстроить: Большой Земли в романе не будет. На ней мы все с вами живе. Ни дать, ни взять.
   Сотовые телефона и интернет заблокировали специальными радарами секретные спец. службы, ну, или потому, что у всех одновременно деньги на счету кончались. А, впрочем, какая разница? Ведь происходящее в романе - вымысел. Есть художественный закон - остров изолирован.
   Ладно, хуй с вами, не было у них ни сотовых телефонов, ни интернета.
  
   Теперь давайте к делу. Раскрою главные интриги пятой главы... Мусора завалились в Прибалтийскую и встретились с бухими Адмиралом Краевским и Володей Балагуром и почему-то не смогли подчинить их себе, и остались на равных. Позже, под утро, Очкастому Мингу удалось собрать радиопередатчик из всякой хуйни и послать сигнал "SOS". Императорская исполнительная власть в лице Люберецкого, Князя Георгия, Пашка Неизвестного и Рамиля пошли отрабатывать квартиры и круто помели судьбу одного мальчика. А Ася Безмятежная своровала у Сашки Гонимого волшебную пыль. Ну, вы догодываетесь для каких целей.
   С утра пораньше случилось еще одно странное проишествие: военный ледокол задержал гражданское судно со стороны финского залива, в стапятидесяти метрах от береговой линии В.О. Судно направлялось к пассажирскому морскому порту на северо-западе острове, Приме. Кстати говоря, это в четвети часа ходьбы от гостиницы Прибалтийская. Капитан ледокола в сопровожении двух молодых и вооруженных лейтенантов прошли с задержанным в подсобное помещение для приватной беседы.
   Звали бородатого гражданина со светлой бородой Леня Перекуп. Было ему лет тридцать пять от роду, чистокровный фин по происхождению, но всю жизнь проживший в России. Ленька много лет в Выборге, с семьей чалился, занимался промысловой рыбалкой. В девяностых помогал отцу, на Газелях рыбу в Питер возил, а там свои люди уже сбывали. Дела тогда в гору шли, семья разжилась, потом на отца жадность напрыгнула и решил он: "хули, мы, блять, Газелями дрочимся - надо товарняк рыбой зарядить нахуй, и дело в шляпе". Со сбытчиками договорились, что царская партия скоро будет, те уже с кем-то еще договорились, а те с четвертыми. Все ровно - дали добро. Батя рыболовную бригаду зарядил в недельную смену, на нескольких судах. Леня тогда с ними поехал, начальником. Рыбаки тогда с собой литров двадцать Финского чая взяли. Это почти как Балтийский чай, только вместо водки - портвейн, а вместо кокаина - амфетамины местные. Всю неделю глушили, знай себе, подливать только - хорошо! Только Леня Перекуп на третий день северные миражи начал видеть и слег нахуй. Очнулся, когда уже назад возвращались. Ниче, добыли рыбу. Отец его как раз уже два вагона-термоса порешал где-то. Грузить начали и тут ребята на БМВ поедъехали, рекетиры. У отца начали за рыбу спрашивать, говорят, сорок процентов платишь и едь себе спокойно. "Мы", - начал главный, - "еще терпели, когда ты Газелями возил, а тут че-то ахуеваешь совсем. Такие дела решаешь, а наш не спросил даже. Не серьезно. Не по-деловому, старик". Батя Перекупа подумал, подумал и говорит: "нахуй идите, ребята - сорок процентов, блять!". Те пожали плечами и отвечают: "дававай дядя, тебе жить". Вагон уехал, а Леня через сутки отправился в Питер, встречать груз. Нет его, и нет. Тут звонок Бате: "извините, тут по дороге остановили состав - рыба не прошла технологический контроль, сгнила вся!". Батя поседел сразу оттого, что на пятьдесят тысяч зеленых сквозанул. Перекуп въехал, что пиздец семейному бизнесу, нечего ловить и остался в СПб жить. Чем он только не занимался, но все всегда выгодно. Знал, пацан, всегда чего от жизни хочет и чего для этого делать надо. Ну, вы поняли. Ленька ученый - не хуй дроченый.
   Завели Леньку в трюм какой-то ебучий, сели за столик, лампу в лицо и базарить начали:
   - Нам тебя по регламенту расстрелять полагается. Слышал о таком положении по новостям? - завел телегу Капитан.
   - Да все я слышал, мужики. Тут просто дело интересное образовалось, почти государственной важности. Интересная движуха такая, понимаете... Я так раскинул, думаю, на ледоколах нормальные ребята так-то должны работать. Обсудим.
   Лейтенанты думали уже оружие достать, но Капитан жестом остановил инициативу молодых и неопытных.
   - Ну... - он встал.
   - Да, под утро проезжал мимо острова, рыбачил. У меня, к слову, вся семья рыбаками были. Значит, сижу ни о чем не думаю и тут мне на радио сигнал "SOS" приходит. Я встревожился, кому-то нужна помощь! Надо спасать... Вышел на связь.
   - К делу давай, рыбак.
   - В общем, на острове происходит что-то странное, возможно, совсем и нет там никакой Русской Эболы... Люди, пославшие сиганал, находятся в гостиницы Прибалтийской. Сколько их не удалось понять, но одному из них срочно требуется медицинская помощь. И больше того, больной является действующий сотрудником МВД России. Там с ним еще менты из того же отдела и еще какие-то люди.
   - Много ты радио, рыбак, слушаешь - вот что я тебе скажу.
   - Извините, как вас по имени-отчеству?
   - Товарищ Капитан.
   Перекуп лестно улыбнулся.
   - Товарищ капитан, я ж их увозить оттуда не собирался - вирус, нельзя. Это я сам понимаю. Но вы вот, что поймите. Они же в гостинице забарикадировались, засели, а у них там в кассах деньги, в подсобном сейфе деньги для инкассации за несколько смен. Да, и магазинов полно всяких, там тоже кассы, наверняка, полные. Им-то на острове рубли зачем? Им товар нужен...
   - Хм... - задумчиво промычал капитан.
   - Я вот до города сходил быстренько... Анальгетиков, обезболевающих взял, шприцы, йод, вату, бинты, скальпель, пинцет, перчатки... Пять коробок тушенки, макароны, газовую плитку, несколько балонов газа... Теплую одежду... Ну, это, так, Товарищ Капитан, пробный заход, вещи первой необходимости. Я им передачку сделаю, денюжку получу, а они мне заказ на следующий рейс напишут. Завтра-послезавтра уже посылки по заказу повезу, что попросят - это уже дороже будет. Наверняка, что-нибудь редкое захотят.
   Капитан закурил, взял за голову и молча кумар по трюму разгонять начал. Помолчал так секунд пять, потом приказал лейтентам вернуться на пост и забыть о том, что они слышали. Те вышли, Капитан глубоко затянулся.
   - Гражданин начальник, вы помыслите только - там сотрудники полиции погибают! Они ведь жить хотят, у них дома дети... А простые люди. Не зря они сигнал "SOS" подали. Чую я, что-то там не так, Товарищ Капитан. Ну, не суетились бы так люди, если б вирус по острову ходил. Гос служащие гибнут! Ну, не могу я спать спокойно! Не могу дома кушать сидеть, довольный, телевизор смотреть. Не могу...
   Капитан встал, прошел вокруг Леньки Перекупа, докурил в две затяжки и запустил бычок в угол комнаты:
   - Значит так. Во-первых, подходите к острову только с северо-запада, по заливу. Во-вторых, только с восьми до девяти утра, во время пересменки нашего блока. В-третьих, делаете все быстро и, в-четвертых, сорок процентов мне.
   Ленька Перекуп подскочил от радости и обнял Товарища Капитана со словами:
   - Не перевелись еще на свете хорошие люди, знал же! Всем сердцем верил. Договорились, гражданин начальник. Пусть я и не военнослужащий, но помочь отечеству готов всегда!.. Разрешите, выполнять!
   Капитану внезапно вгрустнулось за жизнь и за всех людей...
   - Выполняйте... Если запалят вдруг, представьтесь хером с горы. А мы с вами знаться, не знаем.
  
   Павел Первый и его окружение в ту ночь так и не ложились. Все придворные, включая Неизвестного с Агафоновой и Рамиля с Гашишницой, помогали императору разбираться с заявлениями. Происходило это следующим образом... Сначала Карман и Люберецкий снеси нахуй стену между квартирами Пашка и Бабы Нюры, чтобы первоначальный штаб Новой Власти был по-просторнее, чтоб дышалось свободнее. Философ достал пакет кокаина, который предусмотрительно был вымучен на этот случай. Каждый употребил Имперского порошка и взял с фуршетного столика, который накрыли Агафонова и Гашишница, по бокалу водки с вишневым сироп. На фоне играл Виктор Цой, потому что Павел невероятно любил Цоя. Он говорил, что как только он появлися на сцене, сразу его очаровал. Павел все эти годы, сверху, следил за русскими и мировыми культурными процессами - все знал. Много че любил на самом деле, но Цоя, бля, в особенности. Образовалось в ту ночь на третьем этаже жил. комплекса интересное пространство ни то лофт, ни то огромная студия в лучших традициях шика нулевых годов, в которой приятно проводило время упоротая компания, а главное, на благо государству. К утру они снюхали больше двадцати грамм кокса и выпили все, что было в барах обоих квартир. У Бабы Нюры только водка "Беленькая" стояла, а у Пашка, ебать, чего только не было. Всякие ромы, там, виски, ликеры... Родители буржуями были, как я уже говорил. Любили пожить с комфортом, иногда выпивали по чуть-чуть, для вкуса. Император по-началу держался строго и неприкосновенно, потом, глубокой ночью, ближе к утру, развязался у него язык и всякой хуйни наплел, за что потом стыдиться положено. Однако утром он опять начал держаться строго и неприкосовенно, после четырех дорог, поэтому стыда мы не увидим. Наговорил он палева всякого, правда пересказывать сейчас не возьмусь. Больно пошлые шутки он к девушкам отпускал, язык не повернется. Ну, вы поняли, Павел частенько выпивать будет - еще успеете наслушаеться всякого.
   Теперь по поводу полезных для государства дел, сделаных в этих сумашедших посиделках. Насчитали они, что на острове находится приблизительно сто шестьдесят пять тысяч четыреста сорок шесть человек. Они думали, что это точная цифра, это я говорю, что приблизительно, потому что вряд ли кто-либо из присшедших вписал в списки компанию ребят из Прибалтийской, от которых ночью Леньке Перекупу отправили сигнал "SOS". Из них квартиры требовались двадцати трем тысячам человек. Наверняка, половина из этих людей - пиздаболы, за что их настигнет жестокая кара со стороны справедливой власти. "Никак не могло в тот самый, роковой, но будний день, на острове остаться столько лишнего народа. Ладно бы пятница, там, в клубы, на тусовки, еще можно понять, но в будни... Нет, нет. Пиздеж...", - растолковал Философ. Ближе к семи утра, после подсчета заявлений и подведения итогов, Император отдал приказание:
   - Вечером чтоб было пятьсот квартир, минимум. Народ придет на распределение. Сначала дадим нуждающимся, если окажется много непиздаболов, то выдадим и им, в порядке очереди. За перевыполнения плана - награда. И еще, вечером, после распеределия, жду вас, дорогие князья на продолжение банкета. Будем решать ваш квартирный вопрос.
   - Так у нас есть квартира. - Сказал Неизвестный.
   - Ты назваешь это квартирой? Князь Георгий и Г-н Люберецкий выбили тебе стену, судя по всему, несущую.
   Агафонова ущипнула Пашка за жопу, чтобы тот хуйни не говорил и Императора слушал.
   - Во-первых, у каждого князя должа быть своя усадьба. Во-вторых, у каждого князя, по-хорошему, должна быть супруга. Об этом, верно-подданные, вечером. Теперь за дело!
   В семь часов утра по-василеостровскому времени, со двора "Новой Истории" выехал Конный Императорский Кортеж. Великие князья были поделены Павлом для этой миссии на две группы: Пашок Неизвестный и Люберецкий, Рамиль и Жора Карман. Девушки остались во дворе и, хер его знает, что там Павел с ними делал.
   Группа работала простым способом. Старые вскрывали подъезд ломом, а молодой бежал вверх, по подъезду и искал двери, на ручках которых висело много рекламы, типа суши, пицца, интернет и прочая дрянь. Это были самые верочные варианты. Если висит, что в квартире давненько умер кто-то и снять рекламу с ручки некому. Рамиль с Люберецким в сторону севера поехали, а Пашок с Карманом на юг. Неизвестный в первом же подъезде на 23-ей линии нашел такую хату и свистнул из окна Жоре. Тот сразу вскрыл ее специальной булавкой какой-то и прошли осмотреться. Это была "бабушкина" квартира в старом фонде и ремонт там не делался с восмидесятых годов прошлого века. Действительно, никто давненько не жил - пыльно. Зато на полу в коридоре стояли банки с соленьями и вареньями. Самая поздняя дата была на них за года года до момента начала действия. Пашок прошел кухню. На столе стояла бутылка водки недопитой, две рюмки и пепельница с окурками. Настолько бытовая обстановка, что казалось, будто хозяева только докурили и вышли в магазин за хлебом. Однако, это было не так. "Так вот подумаешь..." - сказал Жора, - "отдыхал кто-то, отдыхал, а тут, раз, и умер...". Пашку всгрустнулось от этого даже. Он за стол, достал блокнот, фиксировал адресс и примерный метраж первой свободной квартиры. Князь Георгий тем временем пошел в спальню и обчистил старое фамильное бюро того, кто там когда-то жил. Полные караманы ювелирки всякой напихал, простенькой причем. Оно больше блестело, чем стоило. Все равно, и советские женские перстни с зелеными камнями, и худенькая серебрянная цепочка с распятием - все пригодиться. "Пойдем, малой, график!" - торопил Пашка старший. Перед уходом Пашок прошел до спальни, из интереса, и взял с прикроватной тумбочки нерабочие командирские часы. И действительно, график, поспешили они из этой мертвой квартирки - пусть новым жильцам будет хоть с чем поигратсья. Только они еще сумку спортивную в коридоре зацепили, чтоб награбленное складывать. Так, на будущее. Пашок надел часы и услышал тихое: "тик... тик...".
   Злобный карлик Люберецкий и Рамиль оказались менее удачливыми. Согласно указу, они отправились от "Новой истории", на север, в сторону проспекта КИМа. Их первым пунктом в списке была Сталинка. Второй группе дали меньший чем список, чем первой, потому что эти ребята скокали медленнее - Люберецкому, порой, было трудно управиться с лошадью. Хоть циркач он и бывалый, но, как ни крути, короткий ростом для верховой езды. В первом подъезде квартир с завешанными ручками не оказалось, поэтому Рамиль начал прозванивать во все двери, с последнего этажа к первому. На пятом и на четвертом этах все квартиры оказались занятыми. На звонок в дверь незамедлительно выходили хозяева, как правило, пенсионеры и, как правило, были рады тем, что государство работает с самого раннего утра.
   На третьем этаже, из квартире под номером сорок шесть, никто не отозвался. Рамиль свистнул Люберецкого, тот поднялся с ломом. Малой понимал, что у карлика него не получится взломать дверье его из-за инвалидности и тактично забрал инструмент у Кеши.
   - Слыш, дерзкий, у тебя голова варит вообще? - спросил Люберецкий.
   - Че? - промычал Рамиль, дергая ломом дверь.
   - Съебись нахуй, мы так до утра плясать с этой дверью будем.
   Кеша достал какую-то хитрую отмычку, похожую швейцарский нож, но с более утонченными элементами. У Жора Кармана была такая же. Карлик одернул Рамиля и порешал замок за полторы минуты. Малому стыдно стало. Они вошли.
   - Походу, вариант. - авторитетно сказал Люберецкий.
   Действительно, в квартире было тихо, но губка для обуви валялась так, будто этим утром ей уже пользовались. На тумбе лежала мелочь и ключи от квартиры, и вообще все говорило о том, что в квартире живут. К тому же, было довольно чисто. Они прошли вперед по коридору - на кухне горел свет. Кухня была большая и светлая, с двумя окнами и новым ремонтом уверенного среднего класса.
   - Есть тут че бухнуть? - радостно произнес Кеша, снимая обувь.
   Вдруг они услышали задавленное рыдание, тихие боязливые всхлипы. Рамиль резко обернулся и увидел забившего в угол, зареванного мальчика, лет девяти, с огромным ножом в руках.
   Люберецкий расставил руки и заулыбался, как бы по-цирковому, как добрый клоун и направился к мальчику, переваливаясь с ноги на ногу.
   - Цик-цик-цик! Хи-хи-хи! Кто это тут у нас такой красивый?
   Даже Рамилю стало страшно, а мальчик не шелохнулся, только слезы с двойной силой вытекли.
   - Я тебе нож между глаз воткну! Лучше не подходи! - вдруг закричал малыш, срывая голос.
   - Усь-пусь-пусь... какие мы стра-а-ашные... Иди, сюда, малыш. Где твои родители? - сказал карлик и продолжил движение.
   Мальчик со всей силы метнул нож в Люберецкого, тот успел закрыть лицо. Два пальца отсеченных пальца с правой руки циркача шмякнулись на пол. Указательный - под корень, а средний - на четверть. Импульсами полилась очень густая, темная кровь. У Люберецкого болевой шок, у Рамиля обычный, а мальчик то ли ахуевает, то ли радуется. Кеша едва удивленно посмотрел на руку, наклонился, поднял свои пальцы с пола и спокойным голосом спросил:
   - Малыш, у вас есть дома аптечка? Мне бы лейкопластырь или бинт, а то, видишь, с пальчиками беда приключилась.
   - Я не малыш! Я - Марчелло Пионер! - вскрикнул мальчик и побежал к выходу.
   Едва он прошмыгнул в коридор, как Кеша пришел в себя и заорал от боли, толкнув здорой рукой Рамиля: "хватай его, бля! сучья, ты, голова!". Не тут-то было. Пионер в свои девять лет даже курить не пробывал, при этом бегал даже быстрее, чем Колян Слуга от мусаров. А Рамиль, как известно, ночь не спал, бухал и нюхал, а и от ореха имперского уже отпустило давно. Короче, съебался Марчелло со свистом. Рамиль уже на втором этаже понял, что без вариантов и сел на ступеньку грустный и усталый. Тут Кеша выбежал, с замотаным вокруг пальца полотенцем, и крикнул мальчику вслед: "Пионер, блядь, если не вернешься - квартира отойдет государству!". В ответ раздался только хлопок двери парадной.
   - Зря вы так его напугали... - начал грузить Рамиль, - вот, вы бы, маленький, так сидели дома один, а тут квартиру кто-то ломает и на кухню проходит, выпивку искать... явно пришли не с самыми дружелюбными намерениями. Родители его, видать, в ту ночь на Большой Земле остались. Он тут совсем один был... жалко.
   - Слушай, чебурек, тебе пальцы мои не жалко? Нападение на представителя императорской власти во время исполнения своих служебных обязанностей. Пиздец ему, я тебе говорю. Иди, умник, ключи забирай и хазу фиксируй в журнал. Ибо нехуй.
  
   Марчелло Пионер угрозу расслышал отчетливо, однако паренек он был свободолюбивый и возвращаться, чтобы получить пиздюлей от страшного карлика ни в коем случае не собирался. Даже под страхом остаться без дома. Он был уверен, что именно так должен поступать храбрый человек, особенно если этот человек мужчина. Наверное, Пионер был так уверен в себе еще и потому, что был собрании и видел Павла, и видел, какие чудеса творит император. Он верил, что государь будет справедлив по отношению даже к самым маленьким подданным. А еще, его желаение до сих пор не исполнилось, с ним были некоторые сложности. Он добежал до соседнего двора, зимой, в одной кофте, и сел холодную на лавку, отдышаться.
   Кто был этот храбрый малый? Во-первых, он был сыном довольно обеспеченных родителей, среднего класса. Отец его был бывшим спортсменом, ныне ушедшим в бизнес, а мама его всегда была бизнес-леди. Его с раннего детства приучили к тому, что отдых должен быть активный, а жизнь размеренной. В его комнате, которая уже отошла государству, был дартс, причем играл он в него каждый день, любил. Он знал и прекрасно понимал, что происходит на острове. Марчелло, сидя на лавке, окончательно осознал, что в этом мире ему предстоит надеяться только на себя, ну, может, еще чуть-чуть на императора. Вроде хороший он парень был, нормальный, почти образцовый, если б спортом по-больше занимался. Почему же он не поехал в ту ночь с отцом в аэропорт, встречать маму из командировки? Почему он остался в ту ночь на В.О. навсегда? Наверное, таких жестоких случайностей не бывает.
   Этим летом родители отправили Марчелло, тогда еще никакого не Пионера, в лагерь, на второй, самый козырный, сезон. До этого он никогда в лагерях не бывал и почему-то ему казалось, что все летние лагеря до сих пор пионерские. И что пионерами зовутся именно те, кто летом был там, куда его отправили родители, тем более во второй сезон. Марчелло гордился тем, что станет Пионером. Каково было его удивление, когда оказалось совсем не так, как он думал. Во-первых, никто кроме него не знал слово "пионер", а, во-вторых, там все какие-то хуевые были. В комнате кроме него жили еще пять человек. Он почти ни с кем не общался. По ночам, перед сном, с глубочайшей тоской он слушал ребят по-старше. Они балаболили о том, как они баб ебать ахуенно и в какие щели делать это наиболее ахуенно, а еще о том, как сделать так, чтобы телка всегда кончала...
   На самом деле все не так плохо и жизнь справедлива. Ведь каждого мечтателя, где-то ждет его мечтательница. Так было и во втором сезоне того-самого лагеря. Была в младшем женском отряде совсем юная девочка, на год по-младше Марчелло, ей было восемь. Звали ее Дева Вита. Этой паре мечтателей посчастливилось встретиться на второй из трех недель сезона. Дни в детстве долгие, так что неделя с хвостиком - это целая вечность. Это случилось, когда пацаны с его комнаты собрались ночью пивас пойти пить на футбольное поле. Марчелло, хоть особо и не общался, близко, но чушкой быть не хотел. Раз зовут, надо идти. Старшие пацаны, уже поддатые, по дороге, разумеется, к женскому корпус подрулили и легонько, так, в окно на первом этаже: "стук-стук... мы здеся...". Через минуту из окна полезли уже нарядные, после отбоя, девочки. Все пилотки на месте, все пацаны в сборе - и вперед. Вита точно так же, как и Марчелло была в этой компании простым приёбышем. Они не стремились к тому, что было, конечно. Шли позади, так и заобщались. Каждый день гулять ходили, на залив во время сон часа бегали, медленные танцы танцевали и конфеты ели. Вита была тоже откуда-то из Питера, а не областная, как многие. Простите за карикатуру, но областые в ту ночь пивас бухали на поле, а бляди дырявые вместе с ними клубничный "Кисс" курили и дамские коктейли распивали. Что было у них по программе далее, вы понимаете. На самом деле, областные просто были по-старше, так-то может и мечатели в ту ночь уродами стали, да родились поздновато.
   Марчелло с Витой тогда обратно пошли, к корпусам, медленно. Болтали о чем-то. "Вот, вернемся в город", - думал Пионер, - "и будем там каждый день гулять... Интересно, а как она в обычной жизни живет? Много ли у нее друзей? Кто ее родители?.. А, вдруг, она живет в соседнем доме, а мы просто никогда не виделись...". Подобными мысли мучал себя и перед сном, каждый день, особенно под конец сезона. Неделя детства - пусть и вечность, но маленькая. За это время милейшая пара так ни разу и не поцеловались, хотя было ясно обоим - это любовь.
   В конце июля за всеми приехали родители, чтобы вместе с детьми поехать по родным городам. Утром, перед прощанием, Марчелло собрал все силы в кулак и сделал новый, своевременный, шаг в их невинной дружбе: спросил номер ее телефона. Она заулыбалась, застеснялась и похорошела. Витя начала диктовать, а Пионер понял, что не подумал о том, куда будет записывать. Дева дала ручку и Марчелло записал номер себе на ладонь.
   Марчелло, уже Пионер, вместе с родителями вернусь домой, на их новой БМВ Х5 вернусь домой быстро, чуть меньше, чем за час. Мать поставила в духовку уготовленную с утра лазанью и любимых конфет сына "Мишка на севере". Пионер лег в большую ванную с медовой пенкой. Месяц дома не был, месяц по-человечески не мылся. Так хотелось... Так по дому скучал... Растворяясь от тепла и ароматов, Марчелло зажмурился и стал представлять: "Завтра проснусь...", - думал он, - "и позвоню Вите. Сегодня, наверное, поздно уже. Она, наверняка, устала. Спать по-раньше легла...". Потом он открыл глаза и посмотрел на руку, а номер уже совсем бледный от медового мыла стал. Марчелло начал говорить вслух: "восемь, девятьсот восемьдесят один, пятьдесят четыре..." и т.д.. Раз за разом Пионер отчетливо проговаривал номер телефона его любимой Виты. Он вышел из ванны. Мамина лазанья была, как всегда, вкусной. Марчелло начал про лагерь что-то родителям рассказывать, им интересно было. Хорошо ли кормили? С кем дружил? Как дистотеки? Потом лег он в свою кровать родную и подумал: "у Виты дома тоже кровать любимая есть". Он даже представить себе не мог, что это за кровать, но верил в то, что они похожи. Еще он думал о том, как завтра позвонит ей и договориться о встречи...
   "Покушал и забыл... Покушал и забыл...". Марчелло Пионер забыл номер телефона своей любимой. Наелся, заговорился с родителями, а номер из головы и вылетел. Долго еще он потом переживал, вспоминал свою Виту, которую, казалось, нашел на всю жизнь. Вплоть до момента начала дейстия, до поздней осени, а скоро, совсем, зимы. Для него это стало трагедией.
   Марчелло Пионер сидел во дворе, на В.О., обдуваемый четырехсторонним морским ветром и думал: "А, что, если Вита действительно жила в соседнем доме? А, вдруг, она сейчас сидит, бедная, на холоде, в одной кофточке... Вдруг мою любимую тоже выгнали из собственного дома? Если так, то ей нужна моя помощь!". После этих слов он решительно встал и направился в соседний двор. Только не подумайте, что он совсем уж мудак мелкий был, который сам себе всякую херню только выдумает и в реальную жизнь совсем не въезжает. Все он въезжал. Просто его желание до сих пор не сбылось, а он продолжал верить.
   На детской площадке, в соседней дворе, сидела девочка с длинными густыми волосами, танцующими в ветрах. На ней действительно была одна кофточка, тоненькая такая, как спальная. Она неподвижно сидела на вершине горки и будто совсем не собиралась с нее съезжать. Она смотрела по сторонам и не подавала никаких признаков участия. "Вита!" - окрикнул Марчелло. Это была она.
  
   Советские часы в квартире бабы Нюры отстукали половину девятого, а Ленька Перекуп впервые прибыл к берегам закрытого острова. В морском пассажирском порту его уже ждали люди из Прибалтийской опозиции. Мусорская Газель стояла на самом краю пирса и смотрела фарами на воду, горизонт и свободу. Перекуп отдал швартовые сам себе. Русский фин среднего возраста, в термокостюме и респераторе, ступил на берег В.О.. Одежда его была герметичной, похожой на ту, в какой ученые ходили по Африке во времена Эболы. Дверь мусарской Газели открылась. Первым из машины вышел слепой Максима Полицай с автоматом. Перекуп увидел кровавые бинты на его глазах, опрыгнул назад и уделал себе все ноги. Ленька наложил прямо в обе штанины от страха, что смертельный вирус и его глаза выжгет. Он сразу представил, что все люди на острове либо ослепли и истекают кровью, либо вирус заражает случайные части тела так, что они отказывают и начинают кровоточить. Максима еще не до конца научился видеть слухом и обонянием, поэтому не понял, что Перекуп ахуел по полной. Начали выходить все остальные. Ковальский и Кимински, потом Колян Слуга, уже без поводка, и Очкастый Минг с Гейшой. За ними выглянули и хозяева жизни - Володя Баламут и Адмирал Краевский.
   - Стойте, где стоите, я сотрудник вооруженных сил! - трусливо закричал Перекуп из-под респератора.
   - А почему не по форме? - поинтересовался Ковальский.
   - Не по форме? - переспросил Максима и перешелкнул автоматом.
   - Да, нам не пошили еще... форму одежды "номер пять"!
   - Пиздабо-о-ол! - словно Рокки заорал Максима Полицай и дал длинную очередь в воздух, видимо, целясь в пиздабола.
   - Тише, тише! Я здесь под прикрытием! - Перекуп прыгнул обратно в шхуну, - если услышат, то воруженные силы будут вынуждены принять меры от имени правительства Российской Федерации.
   - Слушай, зеленый, мы - мусора, мы - друзья твои! Или тебе погонов не видно?
   - Друзья, если вы здесь, то, в первую очередь - вы зараженные.
   Краевский завелся от таких предъяв и медленно пошел к Перекупу, за ним Володя Баламут и все остальные.
   - Нет здесь никакого вируса, тебе начальство обмануло, дебил. Тут хрень происходит какая-то. Павел Первый появился, чудеса твоит, чернокнижки, бля. Этого твои начальники бояться. И мы боимся. Братан, заводи мотор, погнали нахуй отсюда, по-дальше, от всего хорошего. - Он повернулся ко всем остальным, - ребят, давайте, на борт.
   - А что это, там, в небе? - спросил Перекуп, со страхом глядя наверх.
   - Не прогоняй, в небе... Поехали отсюда! - сказал Баламут.
   Ленька Перекуп из шхуны выволок коробку и сказал:
   - Не пойдет, ребята, следят за нами. Если не один возвращаться буду, подорвут судно. На моих должностях только на заминированном транспорте передвигаются, и уши повсюду, ни шаг влево, ни шаг вправо... Зато, - тут он достал вторую коробку, - у меня тут вам передачка есть. Мы же понимаем, что вы жить хотите, что вы любите Российское государство, но помочь вам не имеем возможности. Единственное, что мы в силах сделать - это поддерживать вашу жизнь, пока все это не кончиться. Вот, тут, консервы, пожалуйста, медикаменты, обезболы, плитка газовая.
   - Ты чего, дядя... - гроздно и отчаяно сказал Максима.
   - Пожауст, забери наз... - вдруг, на ломанном русском сказала Гейша. Очкастый ее приобнял сразу. Видать, всегда так делал, когда чувствовал, что борода происходит какая-то.
   - Забрать - это не по мою душу, дамочка. - Перекуп снял копюшон и респератор, - а с вас, господа-начальники, и вы, юноши, за это все добро требуется три тысячи долларов. Вернусь к вам через неделю, можете еще что-нибудь заказать. Что угодно!
   - Ты, чего, сука! - Краевский был готов снести Леньке ебальник.
   - Можете узнать что тут кому надо и перепродавать! У вас же тут все равно полно денег. В кассах Прибалтийской, в магазинах и банкоматах.
   - Тише, - заткнул всех Кимпински. - Нам нужно быть в чем-то круче Павла и его людей. Мы сможем достать любое дерьмо. Целое государство будет нашим одним большим, черным клиентом.
   - Вот, - обрадовался Перекуп, - правильно паренек думает!
   Максима Полицай тяжело задумался, все обратили на это внимание. Что туристы, что мусора, что Ленька будто ждали то, что скажет слепой.
   - Мы сможем стать достойной опозицией Императорской Власти на острове. Давай.
   Они помолчали немного, а потом пожали друг другу руки. Сели в Газель и уехали до Прибалтийской, за деньгами. Светало. Остров неострожно просыпался и встречал новый день. Люди ходили по тратуарам, шли куда-то, просто так, шли, а иногда бежали, будто куда-то торопяться.
  
   По плану у меня дальше были две ретро-истории о том, как Володя Баламут и Краевский жили в преждней жизни. На самом деле, я уже давно хотел затеять с вами это разговор о ретро-историях в романе, но, бля, сдерживался как мог. Не хочется, чтобы между нами были недомолвки и складывалось ощущение, что мы друг друга пытаемся обмануть. Не хотелось этот вопрос и выносить в письме, как в начале главы - был риск излишне разойтись на эту тему. Условимся, дорогой, бля, читатель, что предыстории персонажей для тебя крайне полезны.
   У Адмирала Краевского и Володи Баламута было запрятано ахуенно много наркоты на Приме. Там и шишек пол киллограма было, и гашека, и фена, и кокаина. Дело в том, что Краевский барыжил, только в последние время не совсем успешно. Раньше он жил на горськовской, десять лет, снимал за даром, но тут и копейки за аренду не в состоянии заплатить стал, вот, его и выгнали. Он вписался на пару недель пожить у Володи Баламута, они друганами хорошими были. Скинули они с ним денег (Краевский в долг скинул) и закупились ахуенным добром всяким, прущим. Раскидать собирались, подняться, а тут Новый Мир и планы пришлось менять. Зато мусара, когда вломились в Прибалтийскую, не избили ребят, и не унижали, как туристов, потому что Краевский и Баламут сразу доходчиво объяснили "че по чем". Наркотики на закрытым острове - это очень серьезный, драгоценный товар и может быть использован, как один из рычагов власти. В общем, два лагеря ебланов, подумали, что они хитрее друг друга и решили объедениться. Так-то, по сути, правильно сделали. Этот шаг можно считать началом создания опозиции. Очкастого и Гейшу сильно не дрочил никто, они особняком были, сами, между собой, ругались по-тихой. Консьерж, как уже упоминалось, тоже на равных с мусорами был. А Коляга Слуга, хули с него взять, дурак, так слугой и остался.
   С собой у Краевского и Баламута был только пакет шишек, поэтому все дружно накурились, пили шампанское и вино из лобби, и еще - вкусно ели то, что Дима Консьерж приготовил на кухни гостиницы Прибалтийская. Они чем-то были похожи на Новую Власть В.О.. Павел Первым вместе с приближенными в тот момент нюхал кокаин и бухал вискарь с водкой. Отличие было не только в том, что одни нюхали и пили крепкое, а другие курили и пили веселое, а еще в том, что при дворце так или иначе работал каждый, а в опозиции отдыхали - работал только один, Минг Очкастый. Он принес в лобби из конферент-зала колонки, микрофон и какое-то кабло. Потом встал на барную стойку и выкрутил из стены, над полкой с алкашкой, круглую железную штуку, похожую на динамик. Как выяснилось позже, это была радиоточка. Вся компания сидела в мягких креслах и передавала сочный косяк по кругу, даже Коляна за стол пустили. Они гордо пускали кольца и наблюдали за тем, как Очкастый радио-станцию мастерит. Собрал в итоге, послал сигнал, ответ получил. Что уж там, Перекуп приехал, несмотря на блокаду острова. К успеху пришли. За деньгами в Прибалтийскую идут, тушенку и таблетки выкупать. Духовный лидер опозиции Максима Полицай еще тогда понял, что у них аж два аргумента есть против имперской власти. Во-первых, у них есть наркотики, а, во-вторых, практически любой товар. Такое сотрудничество будет выгодно даже самым заядлым чудотворцам. Получается, что все рубли, которые есть острове, как валюта, могут котироваться только опозицией, которая, в свою очередь, будет налаживать рынок с большой землей через Леньку Перекупа. Такой такой замысловатый картель получался, который, как надеялся Максима, станет сильным подспорьем для Прибалтийской опозиции.
  
   Ночью, когда Минг, под чутким руководством пацанов и мусаров, смог посласть сигнал "SOS", когда Павел Первый уже доедал десятый грамм кокаина, в квартире на 19-ой линии царило добро. Ну, как, добро... вы поняли, фантасмагоричное доброе, такое. Ян Монах впервые читал собственный роман, Гонимый обнаружил мешок со старыми ирушками в вещах, что выпали из разломанного шкафа, а Ася парила в воздухе, то там, то сям, и будто выжидала чего-то. Сашка в вещах рылся не просто так, а потому что ему хотелось продолжить эксперименты с волшебной пылью. Первым делом он опрокинул щипотку пыли на маленького единорога. Тот, сразу же, запрыгал по комнате, плюшевый и озорной. Он прыгнул Гонимому на руки и весело запел детским голосом: "унико-о-орн!" и по-жеребячьи рассмеялся. Наверное, это он нахватался от Монаха, когда тот маленьким был. Ася приплыла в комнату на голос уникорна и сразу как-то увлеклась зрелищем. Как и прежде, она парила над землей, Гонимому казалось, что она так совсем разучиться хотить, а с другой стороны - к чему ей это? Уникор, когда ее видел, то сразу бросился. Он почувствовал родственную душу, потому что, с виду, Ася самая магическая из трех друзей. Безмятежная принялась щекотать его, потом взяла на руки и даже заулыбалась. Уникор спрыгнул и вразвалочку побежал по коридору, призывая поиграть Асю в "догоняшки". Тут Гонимый обнаружил в мешке элетро-котенка 1999 года выпуска, одну из первых кибер-игрушек массового производства. Ее Монаху привезла мама из Европы, когда они только появились. Как Ян радовался, как он глазам своим не верил... Услышав, что Гонимый собирается посыпать пылью робо-котенка, тот даже оторвался от чтения романа и вышел из засекреченной части своей комнаты. До чего же тоскливо выглядел этот механический котик, спустя годы. Как он его в дестве любил...
   - Я всегда котенка хотел, но у родителей аллергия на шерсть была. Говорили, что и у меня тоже есть. Вот, и подарили - утешительный приз. Я с ним постоянно играл, пока не подрос и понял, что он навсегда останется таким, какой есть, а я расту, меняюсь... Котенок-робот навсегда останется котенком, как Барт Симпсон. Грустно с ним играть стало, жалко, плакать хотелось. Так и спрятал его в шкаф, чтобы не видеть. Вот тебе и шкаф, ничего не пропадает бесследно... - тосковал Ян Монах.
   - Мяу! - сказал котик своим электрическим голосом и мягкой, правдоподобной походкой направился к Монаху.
   Гон улыбнулся, робот замурлыкал и начал тереться головой о ноги Монаха, требуя ответной ласки. Вдруг в комнату вернулась Ада с бездвижным, плюшевым уникорном в руках.
   - Не долго музыка играла, - сказала она, - обратно вещью коняшка стал.
   Монах аккуратно взял своего механического друга детства в руки и предположил:
   - Видать, пыль только на одно работать может. Ведь когда отец с фотографии заговорил, то рыцарские доспехи пропали.
   - Верно, - поддержала Ася.
   - Иначе бы у этой пыли было бы слишком много власти. - Согласился Гонимый.
   - Будь другом, Сашка, дай пятнадцать минут с котом побыть.
   - Да, конечно, не вопрос. Играй... Мне пока пыль не к спеху.
   Остаток ночи Ася ждала пока все улягуться спать. Случилось это уже утром, примерно тогда же, когда Марчелло Пионер встретил Деву Виту. Тогда же, когда Ленька Перекуп на полном ходу шел на В.О. со стороны финского залива, во время пересменки второго блока военно-морской охраны.
   Ася Безмятежная и Сашка Гонимый, кстати, спали вместе. Сегодня, под утро, после дикого и отчаянного секса, он сразу уснул. Табу на секс между ними в Новом Мире быстро исчезло и их близкие отношения приняли статус повседневности. Ася бесшумно поднялась вверх, оставаясь лежать, но над кроватью. Сашка во сне наивно и добродушно улыбался, хотя, как правило, сны видел дурные. Заветный, черно-золотой мешочек лежал на полу, рядом с тапочками. В воздухе Безмятежная приняла верное, вертикальное, положение, опустилась на пол и схватила волшебную пыль. Не касаясь пола, Ася проскользила сквозь коридор, захватив там свою сумочку, и прямиком - в туалет. Она зашелкнула замочек изнутри и положила маленькое дамское зеркальце на крышку унитаза. Ее глаза, против обыкновения, пылали страстью, а язычок, от жажды, поглядывал наружу. Своими полу-прозрачными пальчиками она потянула за плетеную канитель - мешочек утчиво раскрылся. Безмятежная наклонила его и нежными ударами указательного пальца высыпала на зеркальце уверенную горку пыли. Из ее сумки опять появилась золотая карта "спортмастера". Ася методично распраделила горку в четыре большие дорожки. Предвкушение кайфа заставляло ее дрожать. Она свернула пятитысячную купюру и за четыре секунды расправилась со всеми траками. Ей нигде не щипалось и не чихалось, как после фена, нет. Ася Безмятежная, в одно мгновение, впервые в жизни, почувствовала божью благодать, о которой ей когда-то рассказывали в воскресной школе. В городских легендах старого В.О. ребята звали это - чистым кайфом. Она почувствовала себя по-настоящему Безмятежной, свободной, и от того, счастливой. Она убрала мешочек в свои тонкие черные синтетические трусики и прыгнула к окну. Ася распахнула его и с чувством взлетела вверх. Это было так убедительно, что, казалось, за углом ее ждет фея Тинкер Белл. Безмятежная не чувствовала ледянящего ветра, не пугалась дремучей темноты зимнего питерского утра. Хоты бы ебаной солью дороги на В.О. той ночью никто не посыпал... Народ привыкал радоваться малому.
  
   Перекуп вот-вот собирался "отдать швартовые" сам себе. Ася взлетела над старым домом Яна Монаха и направлялась к небу, к той высоте, на которой летают птицы. Прямо под ее ногами, сидел внизу, вместо со своим величием, Горный институт. Она огляделась и увидела остров целиком. По периметру острова, примрено в ста метрах от береговой линии, действительно было блокирующее кольцо из военных кораблей. Полная блокада острова. Ася была единственной, кто могла увидеть весь замкнутый круг целиком. С острова совсем никуда не деться. Вооруженные силы Российской Федерации по щелчку пальцев могли бы уничтожить весь остров, но это было бы слишком для мировой общественности. Палево. Ждут чего-то, смотрят, суки. Должен признать, что подобные идеи витали в воздухе, сама Безмятежная вряд ли так думала. Волшебная пыль заставляла ее бесконечно наслаждаться пейзажем и испытывать божью благодать.
   Далее, вам, как читателю, необходимо овладеть некоторой информацией, чтобы благополучино продолжить знакомство с текстом. Ее следовало бы дать раньше, в самом начале романа, но тогда, боюсь, вы бы заскучали. Сейчас же наши с вами отношения довольно далеко зашли, поэтому мы вполне можем быть более искренне друг с другом и раз нужна техническая справка, то нужна. Некрасиво, с моей стороны, было бы добавлять интересности в информацию из википедии. Мы же не научно-популярную программу смотрим. Короче.
  
   "Васильевский остров (общепринятое сокращение -- В.О.) -- самый большой остров в дельте реки Невы. Наибольшая протяжённость: с севера на юг -- 4,2 км, с запада на восток -- 6,6 км. Площадь -- 10,9 км«. Возвышается над уровнем воды (ординаром) до 3,5 м. Входит в состав Санкт-Петербурга, занимая основную часть Василеостровского района.
   Координаты острова -- 59®56?19? с. ш. 30®15?22? в. д.
   Акватория -- Балтийское море.
   Страна -- Российская Федерация."
  
   Можете перепроверить - чистая правда. Так вот, Ася Безмятежная взлетела над Горным институтом, что в южной части острова. Она подалась вперед и энергия понесла ее со скоростью, о которой мечтал Икар. Ася летела по ровной диагонали с юга на северо-запад острова. Параллельное множество линий пересекалось Малым, Средним и Большим проспектами. Загодчные трех, четерех и пятиэтажные здания старого фонда, выкрашенные в цвета глины, штукатурки и кирпича, с высоты казались скромными и сдержанными. В.О. напомнил ей античный или средневековый европейский город. Наверное, в самую лютую зимую, те, полу-мифические, города могли бы выглядеть именно так. Через пол минуты полета, она миновала нынешний императорский дворец, жил. комплекс "Новая история". "Наврное, у государя сейчас столько дел..." - думала Безмятежная. На самом же деле государь на тот момент крепко спал и его не колыхало даже то количество кокаина, которое он снюхал. Император хорошо поработал, Императору пора бы и отдохнуть. Дальше она летела над Смоленский кладбищем, которое с неба казалось то ли зеленым парком, то ли сказочным лесом. Однако, маленький купол в углу парка все сдавал. Между деревьев выглядывал купол Часовни Ксении Блаженной. Безмятежная его заметила и даже подумала, что чайкам, наверняка, нравится его разглядывать. Она долетела до Прибалтийской, которая выглядела пустынно и одиноко. Опозиция успела встретиться с Перекупом. Когда Ася миновала морской порт, то заметила, как там Ленька какие-то ящики привозит ментам вчерашним и еще кому-то. Еще она заметила, что ее заметил мужчина, который привез ящики. Ей показалось довольно странным, что вообще кто-то приехал на закрытый остров. Хорошо, что только Перекуп поднял голову к нему, остальные - были заняты другим.
  
   Марчелло Пионер был вынужден предпринимать конкретные действия, чтобы защитить любимую от холода и голода, особенно когда ее появление на острове - исключительно его вина. Правда он тогда, разумеется, не чувствовал своей вины, но подозреваю, что он мог о ней подозревать. Всем умом и сердцем он хотел чувствовать, что обрел счастье. Осталось его только не потерять, но для этого нужно быть, в-первую очередь, мужчиной, во-вторую, пионером и, в-третьих, Марчелло. Они не успели даже обмолвиться и словом, только боязливо кивнули друг другу. Он видел как она дрожит, взял за руку и сказал: "бежим". Они выбежали на проспект и не сбавляли скорость аж до старого, брендового бутика "МЕХА-КОЖА", что находился в трех с половинной кварталов на Юг. На витринах стояли прекрасные женщины-манекены, похожие на тех, о которых пели в свое время Ассаи и Маэстро A-Sid. В принципе, Марчелло и Вита могли слышать этот трек, в детстве, от старших. Пионер снял свою домашнюю кофту, и намотал на руку. Ему чудилось, что Дева Вита его воспринимает, как Тайлера Дердена. Хотя, вероятно, так оно и было. Он разъбал витрину, куском стекла ему чуть не отрубило ногу, а Вите - лцио, но, слава богу, все обошлось. Марчелло ловко запрыгнул внутрь и подал руку Деве. Никакие сигнализации в магазинах не работали уже больше суток и полиции, как таковой, не было. Два длинных тороговых зала в магазине были уставлены плотными рядами шуб и мажорских кожанок. Он взял ее за руку, и они побежали туда - в пушистое море шуб. Марчелло и Вита, словно дети, ну, прям совсем дети, бежали между рядов и смеялись. Товар висел на столько близко друг к другу, что окутал юных искателей приключений так, что кроме меха они ничего не видели. Мерчелло и Вита вышли на опушку зала и стала загибаться, потому что не нормально отдыхаться из-за непрерывного смеха. Так только припустило, Марчелло прыгнул на стул и громко сказал: "Вита! Какую хочешь, выбирай!".
   Ах, бедные дети. Дети, которым было суждено вырасти на В.О.. Люди, личность которых сформировалась в условиях Нового Мира.
   Дева Вита выбрала себе длинную шубу из бобра, с копюшоном. Если бы вы вдруг увидели ее в таком виде, то немпременно подумали, что она страшно кичиться, даже не кичиться, а понты кидает, выебывается. Марчелло был в восторге. Он мог бы даже возбудиться или кончить, если бы мыслил в таких категориях. Пионер присмотрел себе массивный кожанный плащь с толстым подкладом из овечьей шерсти. Он пыл ему практически "в пол". Ребята встали у темных зеркал в опустевшей примерочной и обнялись. Марчелло, конечно, не пропустил шанс постоять грудью вперед. Вита на это умилялась, особенно демонстративно, в новой шубке. "Теперь нужно найти жилье!" - уверенно сказал Марчелло. Пионер и Вита взяли с собой еще две шубы размера XL, аккуратный парадный полу-шубочек и парадную кожанку.
   Они пошли по Малому Проспекту В.О., самому северному из трех главных. Счастливые дети в мехах шли обратно, во дворы, к дому Марчелло. Он знал код от своего подъезда, чтобы войти без труда и на неопределенный срок поселиться в подвале. Марчелло уже год как заметил, что замок защелкнут только на одной из петель и он всегда следил за тем, как дверь чуть-чуть приокрывается от сквозняка. Бомжи там никогда не жили - староста подъезда была очень строгой дамой. "Сейчас время другое уже, жизнь другая..." - по дороге объяснял Марчелло, - "сейчас, наверное, бомжей не гоняют, потому что государь любому бездомному квартиру пообещал. Поймут, что мы на время, пока ждем. Да, и к тому же, меня староста знает".
   Подвал был просторный, многокомнатный, сухой и, что самое важное, теплый. Кое-где, под низким потолком, были маленькие окна-форточки, выходящие во двор. Из-за того, что пол был грунтовый, легко поднималась пыль. Там было по-зимнему влажно, только в радусе двух метров от батарей воздух оставался сухим. И только там Марчелло мог не бояться, что Вита не простудит легкие и не сделается чахоточной. Климат в этом тихом подземелье чем-то напоминал тропический. Пионер немного стремался того, что ему пришлось привести любимую жить в подвал, но Деве это все очень даже понравилось. "Как классно! У меня не никогда не было таких приключений!" - сказала она и радостно побежала по мрачному коридору, чтобы осмотреть их новый подземный дом. Марчелло, конечно, обрадовался, что угодил ей, но было грустно ему от того, что хуево все и что это - реальная жизнь, а не приключенческий роман. В свои девять, он приучился смотреть на вещи исключительно реально. Вита тоже не дурой была и, пробежав, нашла идеальную комнату для них. Комнатка (без четвертой стены, как вы понимаете) была метра три в ширину и два в длинну. Сверху пряталось окошечко, из которого был виден соседний дом и, если приглядеться, кусочек неба. Вдоль стен тянулись трубы разных размеров. Некоторые были худые и совсем голые, некоторые полные и перемотаные стекловатой, некоторые простой ватой, но все они - были теплыми. На полу, слева, валялась расслоившаяся фанера. Марчелло бросил на нее шубы и парадные костюмы. Деве Вите хотелось прыгать от счастья, она начала шалить и влезла на трубу, чтоб посмотреть в окошко. Пионера это так тронуло, что он забыл обо всех проблемах и вскарабкался к возлюбленной. Они молча улыбались, рассматривая соседний дом и кусочек неба.
   - Вон, там, окно, видишь? - показывал он пальцем, - на третьем этаже... чайка на карниз сесть пытается... Мне отец рассказывал, что там когда-то давно бабушка жила и холодильник у нее, как у всех в советском союзе, на улице был. Коробка, такая, деверянная на улице. К бабушке на окно постоянно чайки прилетали. Бывало и мамы-чайки, и папы-чайки, и с птенцами прилетали, и всем семейством даже... Прилетали и кричать начали, кушать просить. А там бабушка добрая была, одинокая, поэтому на чаек никогда не злилась. Папа говорил, она была рада, когда те прилетали. Бабушка крупы и хлеба выкладывала, а птички сидели, кушали, благодарили ее и летели домой, в гнездо. Ей, конечно, весь холодильник они закакивали, но она не обижалась... Здесь давно уже другие живут, у них дома холодильник теперь. А чайки все равно прилетают. Причем, те чайки, которые бабушку не знали. Это внуки и внучки, тех чаек. Они когда старенькие были, то рассказывали детям, куда по-молодости кушать ходили, чтобы их дети туда же ходили, только ходить уже некуда...
   Они еще помолчали.
   - А чайки, которых бабушка подкармливала, летали к ней на похороны? - спросила Вита.
   - Да, конечно... Они же ее любили.
   - А цветы приносили?
   - Цветы, думаю, нет. У них слишком слабый клювик, не удержали бы...
  
   Должен признать, что мы с вами забыли некоторое интересное обстоятельство. Ведь, Денис Колбаса так и не встретился с его единственными друзьями, после того, как воскрес. В отличие от Павла он уже жил здесь. Ему было труднее, чем Императору, потому что в одну реку зайти дважды крайне трудно. Все утро Денис провел с семьей, потом отравился к Императорскому Дворцу на 24-25 линии В.О, надеясь застать там Пашка Неизвестного и Рамиля Борзого. Кстати говоря, воскрешние пошло Колбасе на пользу. Он забыл все матерные слова, бросил курить, запах алкоголя и уж тем более спайса переносить не мог, а иногда просто отрицал. Можно сказать, что он стал самым добрым человеком на свете. Он был чуть-чуть юродивый. Он был живой легендой. Возможно, на это мог повлиять тот факт, что старый Денис скончался в день Рождества Христова. Он умер ради того, чтобы смог родиться бог и новая вера вместе с ним, новая жизнь. И бог родился на В.О. в лице Павла и воскресил Дениса. Сам Колбаса все это прекрасно осознавал и зарекся всю новую жизнь отжить мудро. Если прохожим вдруг нужна была любого рода помощь - Колбаса везде первый. Дома полы блестели, готовил много и говорил три раза в день родителям о том, как их любит.
   Во дворце его встретили Машка Агафонова и Настюха Гашишница. Точнее он их знал такими, в Новом Мире они стали Мария Герцогиня и Г-жа Анастасия Борзая. Денис был удивлен тем, что блядухи теперь при дворце, больше того, они жены Пашка и Рамиля. "Ёбаный стыд, пацаны...", - уж было подумал он, но вовремя опомнился, благославил друзей и порадовался за то, что друзья счастливы. Потому что он тоже счастлив.
   - Дорогие мои, так где сам Рамчик с Пашкой?
   - Сегодня самого утра, после банкета, Государь послал их вместе со своими помощниками искать пустые квартиры, чтобы раздать бездомному народу. - Приятно и с тактом произнесла Агафонова.
   - Они у нас теперь начальники на острове. Рамилька больше за армию отвечает, а Незивестный за жандармерию. - Медленно сказала Г-жа Борзая.
   - Супер! Просто супер! Они всегда решающими были, я верил, что они добьются чего хотели. А когда ребята вернутся со службы?
   - Скоро. Они уже заканчивают.
   - Пойдем пока ореха разнюхаемся? - предложила Настюха Гашишница сквозь Г-жу Борзую.
   - Вы, дамы, если хотите... Я вас осуждать не буду, но сам не стану.
  
   Обе бригады, Георгий Карман с Пашок Незивестным и Рамиль Бозрый с Кешей Карликом, явились к Императору, в приемную, чтобы доложить об итогах выполнения государственного заказа. Первая бригады, на которую Павел делал основую ставку, справилась менее удачно. Они принесли ключи с подписями только от двухсот восьмидесяти трех квартир. Больше половины сделали, в план уложились, но вторая бригады принесла шестьсот пятьдест ключей! Знаете, почему? Потому что Рамиль и Люберецкий были ахуевшими. И кто знает, сколько Марчелло Пионеров бродило теперь по В.О.
   Павел выслушал отчет. Обрадовался и приказал Философу принести кокаин. Помощники и начальники тоже сели.
   - Совсем скоро придет народ, получит ключи и с новым днем будет по-новому счастлив. - Все слушали Павла. Философ вошел с подносом кокаина и утчиво поставил перед Императором. Павел взял горку порошка своим длинным ногтем на мезинце, сюнхал по одной такой в каждую ноздрю и продолжил. - Вот, живем мы все на острове, изолированные такие. Наверное, на Большой Земли пишут, что мы тут ахуеваем просто, выживаем. Полный пиздец, блокада. А сама-то Большая Земля просто большая и замкнутая, и тоже заканчивается сама на себе. Поэтому мы можем считать себя, как минимум, равными Большой Земле. Точно такое же государство, но гораздо мощнее и пока еще совсем маленькое. В виду этого, дорогие друзья, сегодя перед вручением народу квартир вы в четвером будете представлены к Ордену Петра и Пассейдона за заслуги перед Отечеством. Поднимем бокалы!
   Все подняли бокалы. Рамиль и Пашок переглянусь и поняли, что все красиво по жизни делают. Дениса так в приемную и не пустили, хотя он особо не ломился. Просто ждал.
   Двор жилкомплекса "Новая История" вновь наполнился людьми. Народу пришло столько же, сколько и вчера. Ну, почти. Денис узнавал в толпы очень много знакомых лиц. Людей, которых знал. Пашка и Рамиля он смог увидеть только на церемонии вручения Орденов. Агафонова и Борзая выносили награды, а сам Павел их вручал. После чего сказал речь.
   - Дорогие верноподданные! Отныне мы будем называться официальным государством В.О.. Друзья, на Большой Земля будут нас боятся! Обещаю вам, скоро наши территории увеличаться. Позвольте вам представить свиту: мой тайный советник - Философ, Иван Николаевич. Советник по экономическим вопросам - Князь Георгий Карман. Советник по общественной работе - Кеша Люберецкий. Советник по охране закона - Павел Неизвестный и его прекрасная жена. Советник по оборонным силам - Рамиль Борзый и его супруга. Это люди не спят ночами ради нашего общего блага!
   Во дворе раздались яркие и уверенные аплодисменты. Денис бил в ладоши громче всех.
   - И еще кое-что. Сегодня ночью я узнал радостную весть. На острове находится некий Сашка Гонимый. Ты сейчас здесь?
   - Здесь. - Раздалось из толпы. Сашка и Монах пришли почти первыми.
   - Поднимись сюда, - приказал Павел.
   Сашка был как бы не то, что в форме. Не важно себя чувствовал, еще и Ася пропала, еще и с волшебной пылью. Однако, когда топла перед ним расступилась, он почувствовал себя увереннее.
   Государь по-доброму приобнял Сашку.
   - Это правнук моего лучшего и единственного друга, князя Гонимого, о котором вы все знаете из школьной программы. Он был героем, самым настоящим смельчаком. Я считаю своим долгом взять под свою опеку и пригласить ко двору. Нам нужна интеллигенция, пост-дворянство.
   Тут Философ подошел и что-то шепнул на ухо Императору.
   - Ах, да. - продолжил Павел. - Сашка, нам известно, что у тебя есть друг, Ян Монах, который кое-что вчера написал. Монах, подойди сюда!
   Ян боялся таких движух, особенно на публику выходить. Он суетливо, постоянно оглядываясь, вышел из толпы. Из под его кофты висели цепи. Под одеждой он спрятал роман и взял с собой.
   В общем, Сашку Гонимого и Монаха объявили советниками по культуре. Все это действие видела Ася Безмятежная. Весь день она летала по острову и нюхала волшебную пыль. Она стала почти невесомой. Ася лежала в одном из низких питерских облаков над "Новой Историей" и слышала аплодисменты, слышала, что Ян и Сашка теперь при дворе, как и малые. Поняла, что значит и она при дворе теперь. Гонимый простит Асю, а Монах почему-то всегда рад ее видеть. Перед тем, как начать новую жизнь и переехать во дворец, Безмятежная решила в последний раз посмотреть на свой дом и узнать, как там ее инфантильный муж.
   Ася резким махом взлетала вверх, в более высокие и более пасмурные облака и полетела на Юг, на большую землю, к Иссакиевской площади. Совсем недавно она там жила со своим мужем. Безмятежная скрылась над островом, в облаках, чтоб ее не заметили с ледоколов, пока она будет лететь над Невой. Она летела в родной центр. Ася Безмятежная, почти не прищуривя глаз, летела в ураганном высоком ветре. Через полторы минуты, в тумане, она огни Иссакиевского Собора. Она оставилась на куполе собора и выглянула вниз, из облаков, посмотреть как живет большая земля. Безмятежной стало так грустно, когда она поняла, что совсем ничего не изменилось. Оттуда было видно окно их дома. Ася Безмятежная знала, что там ее ждет муж и, наверняка, приготовил сюрприз. Даже волшебная пыль не помогла сдержать неприятную ностальгию от ночного зрелища.
   Совсем незаметно, как Питер Пен, Безмятежная спустилась к окну их с мужем квартиры. Жили они в высоком четырех-этажном здание в стиле модерн, прямо на площади. Практически прижавшись спиной к наружней стене, она подплыла к форточке и сразу услышала пьяный голос своего мужа: "Асенька! Асенька!". Она испугалась, застыдилась... Брезгливо достала мешочек с волшебной пылью, вытряхнула в форточку, сунула пакетик в белье и улетела. Обратно, на остров.
   Безмятежную на пол пути отпустило. Мистическое очарование миром от волшебной пыли куда-то делось. Наверное, сбылось желание мужа, ну, или желание соседа с низу, если к нему вдруг тоже залетело. Асе было пора, ее ждали при дворе.
  
   Во дворе заканчивали вручать ключи. На первое время получилось в среднем от одного до трех человек на комнату. Все остались довольны. И только советники Неизвестный и Борзый подошли к Денис, как случилось то, чего Павел и Философ не запланировали.
   Появилась мусорская ГАЗель. Как ни странно, Максима Полицай был за рулем, вел авто по памяти. С детства знал острове каждую щель. Ковальский говорил в мегафон из окна. Кимпински, с автоматом, по пояс вылез из люка, по мере возможности удерживая на Императора на мушке.
   Володя Балагур и Адмирал Краевский кайфовали от своего положения и просто рассасывались на заднем. Как-то в начале главы я упоминал, что есть причина почему мусора не подчинили себе местных тусовщиков. Они были на равных. Адмирал Краевский был оптовым барыгой. Он вписался к Володе не с пустыми руками, а чтобы раскидать товар. У него и амфетами, и гашиш, и кокаин был, еще что-то непонятное. Мусора не дурками, понимают, что это очень ценный товар на острове. Это аргумент, который имеет вес. Эта компания из Прибалтийской слышала, что говорят на В.О. о государстве и собиралась объявить себя опозицией действующей Императорской власти. Они, бесстрашные, приехали на собрание народа, как призраки Старого Мира. Они могли позволить объявить себя таковыми, потому что Павел их уничтожить не сможет. Во-первых, ему и его народу от них могут быть нужны наркотики. Во-вторых, любой другой товар с Большой Земли, по предзаказу. Ведь только у Прибалтийской опозиции есть пиздатый контробандный канал через Леньку Перекупа.
   Очкастый Минг установил в ГАЗеле особенный мегафон. Он использовал микрофон от караоке и большие колонки из бара. Кимпински дал автоматную очередь в воздух, а Ковальский начал говорить. Звуковая система Японца была в сотни раз громче народных оплодисментов. Речь опозиции сразу пресекла все возгласы в толпы. Павел отдал приказ не двигаться и выслушать нежданных гостей.
   Опозиция назвала себя, потом предъявила сделку. Павел не трогает их территорию и его люди там не появляются, в обмен на торговое соглашение. За свободу они будут снабжать В.О. редкими товарами и наркотой. Так же люди из Прибалтийской объявили, что не признают новую власть и будут бороться за то, что было есть и будет только одно суверенное государство, Российская Федерация. При сложившихся условиях, это сотрудничество будет выгодно для всех. Их требования приняли. Философ составил пакт о Василеостровском мире, включающий в себя условия торгово-экономических отношений. Со стороны заказчика "В.О." его подписал Государь Павел, со стороны, исполнителя, Прибалтийской опозиции, Максима Полицай.
  
   Марчелло Пионер и Дева Вита в тот вечер поймали чайку. Они собирались привязать к ней на одну лапку письмо для родителей Виты, а на другую письмо для родителей Марчелло. Они не хотели, чтоб мама и папа не волновались и знали, что у них все хорошо. Пионер уже совсем взрослый и сам сможет обо всем позаботиться. Они сели в своем подвали. Чайка была там же. Она летала по темному подземелью на веревочке. Дева Вита прилегла к батарее, на шубку, посмотрела в потолок и начала диктовать. Марчелло сидел рядом и записывал карандошом на кусочке бумаги то, что она говорила. "Дорогие мама и папа! Я улетела жить на прекрасный остров. Тут Павел Первый желания исполняет. Сегодня мы с моим другом, Пионером, мы вместе в лагерь ездили этим летом, пойдем к Государю. Просить, чтоб ему вернули квартиру...".
   Дева Вита вдруг замолчала. Марчелло спросил: "ну, что дальше?". Она не ответила. Тогда он поднял голову и увидел, что Девы Виты нет. Она исчезла. Осталась только примятая шубка, на которой она сидела.
   Если вы читали книгу перед сном, то сейчас вы можете смело ложиться спать. Вдруг, сегодня и вам присниться Новый Мир. Я сейчас разберу оставшиеся письма и тоже пойду отдыхать. Завтра будет новый прекрасный день и продолжение истории.
  

Глава 6.

"О том, как служили Богу и делали это не зря".

  

...

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
  
   61
  
  
  
  
  
   61
  
  
  
  
  
   61
  
  
  
  
  
   61
  
  
  
  
  
   61
  
  
  
  
  
   61
  
  
  
  
  
   3
  
  
  
  
  
   3
  
  
  

Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"