...Солнечный свет обхватил в свои жаркие объятия всю Землю целиком. Температура воздуха на Земле была достаточно высока, но в принципе не настолько, чтобы превратить её в вечно тлеющий комок космического тела. Озоновый шар был повреждён только частично, поэтому пока ещё не утратил способности служить Земле той самой надёжной защитной оболочкой, которой он был прежде, поглощая в себя вредные ультрафиолетовые лучи Солнца. Хотя и эта способность ежечасно терялась, бесследно уводя это озоновое покрывало в сферу небытия, обнажая Землю и подвергая её полному уничтожению. Отбиваясь от солнечного вредоносного тепла, озоновый шар был подобен храброму воину, который в одиночку до конца сражался с сотней врагов, без всякой надежды на победу и каждый раз оставался жив только благодаря счастливой случайности. Но силы в этой борьбе были неравные и поэтому настоящую катастрофу для Земли - её полное уничтожение, можно было ожидать в любое мгновение. На Земле не было ни единой живой души, так как появление чего-то живого, даже самого простого микроорганизма, было попросту невозможным в силу противоречивости всем биологическим канонам жизни. Появись в эту секунду какому-то организму, он не просуществовал бы и мгновения, тут же испарившись на Солнце, подобно растаявшей снежинки, которая при такой температуре даже не успевает превратиться в дождевую капельку. Вся поверхность Земли была обильно покрыта пеплом. Её водная часть вдобавок была покрыта ещё и толстым слоем тины. Но даже при всем диком опустошении, Земля сохраняла всё же некоторые предметы прошлой жизни, которые по каким-то неведомым причинам не были уничтожены.
...В центре Земли, посреди этой пепельной пустыни, кое-как сохраняла своё существование кучка обгорелых деревьев. Это был своеобразный оазис, островок квазижизни, который, по-видимому, был когда-то самым прекрасным местом на Земле, а теперь угрюмо зиял на всю Вселенную своим уродством. Как гласит одна из легенд о Земле, когда-то её разумные обитатели, некогда населявшие Землю, с трепетом любовались красотой этого оазиса, и в диком восхищении, именовали его - самым Прекрасным Садом на планете Земля. Теперь все деревья этого обугленного земного сада, подобно окаменелым химерам, в таинственном молчании, в этом уродстве, хранили некую великую страшную тайну о катастрофе, которая постигла когда-то Землю, уничтожив на ней всё существующее, включая всех разумных существ. В этом жалком и уродском состоянии, деревья продолжали влачить своё существование, как видимо только с помощью своих корней. Корни, глубоко врытые в землю, сохраняли в себе ещё кое-какой запас, остаток той самой живительной силы, которая постоянно подпитывала эти единственно сохранившиеся земные организмы и не давала им до конца погибнуть от знойных мук, которые им приходилось претерпевать, будучи в жарких объятиях Солнца. Кто управлял царством этого мира- это было известно каждому атому Вселенной.
Он, великий и могущественный император всея Вселенной - Солнце, он единолично и полноправно властвовал над всем этим ужасным, а может и не ужасным царством Вселенной. Свою власть он никогда уже не уступал Ночи, так как навсегда заточил её в свою тюремную крепость, и тоже самое сделал с Луной, Ветром и Дождём, превратив их в вечных узников, лишь для того чтобы обеспечить своё абсолютное владычество над Вселенной.
- Это всё моё. Ведь я имею на всё это полное и законное право. Да, законное, - хвастливым тоном Солнце пояснял своему маленькому ученику Солнечному Лучику. - Это право не мною придумано, поверь!
- Кем же? - спросил Лучик, отсвечивая с большим любопытством своё детское и наивное личико, внимательно вслушиваясь в помпезные речи своего учителя Солнца.
- Запомни и уразумей мой маленький, неопытный Лучик! Всё, что существует всегда и везде, имеет в этом свою причину. Вот, например: в чём твоя причина? Ты знаешь?
Маленький Лучик в ответ боязливо пожал своими хрупкими плечиками.
- Откуда же тебе знать, - насмешливо промолвил Солнце. - Твоя причина это Я. Не будь меня, не будет и тебя.
- А в чём же твоя причина? - удивлённо спросил Лучик.
- В моём Царствии.
- А в чём причина твоего Царствия?
- Причина моего Царствия в земных Существах, которые некогда проживали в этом дивном садике. - Солнце горделиво и властно посмотрел на деревья, которые сверху были похожи на комки запутанной обгорелой стальной проволоки. - Вернее не в них, не в самих существах, а в их желаниях.
- И что же это за желания? - спросил Лучик.
Солнце ответил на любопытство Лучика своей надменной улыбкой.
- Существа, которые некогда были тут, постоянно жаждали только меня. Царство Ночи для них было враждебно, бедную старуху они всегда ненавидели за её упрямые и мрачный вид, который почему-то постоянно их страшил. Эти странные организмы никогда не любили Дождя, особенно, когда нежась под теплом моих ярких лучиков эта мокрая, холодная химера поражала их своей внезапностью, и с пронзительной силой въедалась в их изнеженные организмы только с одной целью - навсегда смыть их желания . А уж как они проклинали Ветер? Какие имена только не присваивали они этому длиннобородому старику. И представь себе, что они не возлюбили его только за то, что своим дуновением он всячески пытался развеять их страстные желания.
- А какие их желания?
- Их желания великолепны. Это сегодняшние реалии нашей с тобой жизни . Это моё безграничное Царствования. У них было только одно самое заветное, самое страстное и самое желанное желание на свете: чтобы всегда, везде и во всём существовал только Я и никто больше. Никаких ночей, никаких дождей, никаких ветров. Только Я. Ну а вместе со мной только ты мой мальчик, - громогласный голос Солнца поверг Лучика в состояние страха, так, что нежное тельце Лучика слегка задрожало.
- Тогда ты не зря мой господин привязал этого длиннобородого старика за ветки того самого дерева, которое стоит в центре этого чудного леса. А вот позволь узнать, а что же ты сделал с Дождиком? - заикаясь, промолвил Лучик.
- С Дождиком!? Странно мне, однако то, как нежно и ласково ты называешь это чудовище. Знай! Эту мокрую и холодную жидкость я накрыл толстым слоем тины. Теперь эта мразь умерла под моим одеялом. - Злобно промолвил Солнце так, что маленький Лучик вовсю затрясся от страха, поджав под себя свой коротенький хвостик. Солнце заметил его страх и чтобы успокоить его, он нежно улыбнулся своему маленькому ученику.
- Не бойся! Моё трусливое рыженькое существо. Вся эта картина, которой мы любуемся с тобой, с её тихим спокойным видом есть ничто иное - как самое настоящее желание тех самых Существ, которые некогда обитали там, среди деревьев, называя себя Человеками. Это реализация того к чему они так долго и осознано стремились. Они всегда взывали только ко мне. И знаешь, с чем меня эти безумства иногда сравнивали? - Солнце ехидно улыбнулся, - они меня сравнивали с каким-то странным словом - МИР . Они всегда повторяли одно и тоже: "Когда на земле воцарится Солнце, только тогда наступит наш долгожданный МИР".
- А что же обозначает это коротенькое слово МИР?- захихикал Лучик.
- Я его очень быстро разгадал. Это обычная их аббревиатура, которая расшифровывается как: мечта и реализация. Мечта, заключённая во мне и реализация в моём воцарении. Что только не придумывали эти странные существа во имя этого МиРа. На протяжении всего своего существования, они всегда показательно мне поклонялись как Высшему существу, которое считали за подобие своего образа и идеальным объектом для достижения своего МиРа. Они даже думали, что причина ветра и дождя это ничто иное - как мой гнев. Представь, какое серое и мутное вещество было заложено в их аппарат думанья. Потом, когда это вещество они немного размешали с моим теплом, которое я им начал поставлять чуточку больше чем обычно, за их усердное поклонение, а серость этого вещества я немного отбелил созерцанием своих лучей, тогда их любовь ко мне ещё больше возросла. Но они оказались ненасытными, они захотели, чтобы я ещё больше отправлял им тепла, а мой свет, чтобы дольше прибывал с ними. Под воздействием надбавки тепла и света, аппарат думанья подрастил их жажду, увеличил размеры вожделения. И вследствие этого они придумали какую-то Науку. С помощью этой Науки эти организмы наконец-то перестали видеть в Дожде и Ветре мой гнев. Они наконец-то начали различать, что холодное дуновение Ветра и мерзкое прикосновение к их телу капель Дождя никакого отношения к моему гневу не имеют. Как только они это поняли, они ещё больше стали бороться с Ветром и Дождём только с одной целью - сблизиться со мною как можно быстрей. Для этой борьбы, с помощью своей науки они придумали целый ряд различных механизмов. Эти механизмы они направили на то, чтобы навсегда покончить с Дождём и Ветром. Сначала у них это вроде даже получалось, благодаря этому они мгновенно поверили в свои силы, а вернее в силу своего вещества и своей Науки, самопроизвольно отказавшись от моего тепла и света. И в один прекрасный момент они просто перестали ко мне взывать. Они, видите ли, сами решили ко мне приблизиться, как они всегда говорили: "Если Магомет не идёт к горе, то гора пойдёт к Магомету". Мудро, мудро, не правда ли? И, конечно же, вообразив, что они и есть та самая гора, они вдруг всей своей толпой ринулись ко мне. В этот момент меня взяла серьёзная обида - отвергнуть мой свет, не поверить моему теплу это была уже сверхнаглость этих Существ. Но эти мартышки, как они иногда сами себя называли, всё с большой уверенностью начали прокладывать винтообразную лестницу, всё выше вознося её в небо с плакатиками в руках, на которых было написано: "Путь к небесному СОЛНЦУ во имя нашего вечного земного МиРа". Ох, эти наивные дурашки и сами того не заметили, как столкнулись с трудностью. Во-первых, они никак не верили в то, что дорогу ко мне никто никогда не найдёт без моей помощи, ибо фарватер прокладывает лоцман, который и освещает этот путь, а во-вторых, чем выше становилась эта бесполезная лестница, тем труднее была поставка строительных материалов для её дальнейшего возведения. А плюс ко всему на этой лестнице внезапно разгорелась борьба, борьба за первенство, за место в моём могучем Царстве за добычу и поставку материалов. В общем, в ходе этой борьбы они начали друг друга стаскивать с лестницы и разрушать её до самого основания. Уничтожив эту лестницу, потеряв в ходе этой нелепой борьбы море своих собратьев, они вновь решили, что нет ничего лучшего и истинного, чем снова возопить ко мне. Но как же это сделать? Их серое вещество за всё это время стало вновь холодным и заметно помрачнело. Обращаться ко мне прежним способом они уже не могли. Они придумали новый способ. Теперь они решили, что не нужно более всей толпой собираться и взывать ко мне, так как это снова приведёт к винтовой лестнице, а в итоге к борьбе. Они решили, что самый эффективный способ, это когда каждое существо персонально, а на их языке лично, будет просить у меня тепла и света. Но тут у них снова возникли трудности. У них, видите ли, отсутствовали необходимые условия для этого. И тут, их холодное, и думающее вещество воспроизвело такое условие, которое они назвали некая Свобода, которая впоследствии стала причиной другого необходимого условия - Демократии. Винтовой лестницы уже не было, её сменила большая консервная банка, в которой эти Существа консервировали тех, кто якобы им мешал и препятствовал в установлении госпожи Демократии и Свободы. Консервация неугодных оказалась на самом деле ещё трагичней, чем борьба на винтовой лестнице. Они не задумываясь ни о чём с присущей им яростью и свирепостью консервировали не просто себе подобных, они решили заодно ещё законсервировать своё серое вещество, то самое, которое я им всегда подогревал для их великой идеи, для их Великого МиРа. Они называли его Разум. Им он оказался уже не нужен. Теперь, после того, как Разум с неугодными остался в консервных банках, они действительно добились того, что бы каждое Существо получило возможность лично обращаться ко мне с просьбой, чтобы я пришёл не просто в их Сад, они пожелали, чтобы теперь я персонально каждому подогревал их новый орган, который жил в их организме. Орган, который они никогда не замечали в себе. Они назвали его Сердцем. Не скажу, что я был в восторге от их новой идеи, но подобная идея мне до ужаса льстила, ведь самое главное для меня это то, что Существа до сих пор верили исключительно мне и не отказывались от своей на первый взгляд утопической идеи МиРа.
- И тогда мой Господин ты воцарился в их прекрасном саду? Ты подарил им их МиР? Но тогда я никак не могу понять. А как же исчезли эти Существа? - посыпал вопросами заинтригованный рассказом маленький Лучик.
- Нет, мой малыш, не тогда пришло моё Царство к ним в Сад. Хотя, я готов был с преизбытком заполнить своим теплом пустоту их Сердца, я даже направил всех твоих братиков и сестричек в их человеческие сердца. Я отдал им во служение самое родное, что у меня было - своих детей. Я оставил себя сиротой. Я пожертвовал самым ценным. - Солнце тяжело вздохнул, опустил голову, с грустью вспоминая о своих детях, и казалось, что сейчас он вот-вот заплачет. Между тем он продолжал свои излияния. - И поверь, их Сердце я полюбил намного больше чем их Разум. Мне показалось, что этот тайник, который скрыт в груди каждого Существа, является настоящей средой обитания для моего тепла. Но тут же мне показалось, что эту драгоценную шкатулку напрочь закрытую, Существам никак не открыть её без моей помощи. Поэтому я отправил к ним в Сад всех своих детей с ключами, дабы каждому человеческому Существу отворить двери их запертых сердец. Но эти Существа, законсервировав свой Разум, сменив его на Сердце, стали попросту безумными. Самое большое их безумие заключалось в том, что они никак не могли различить Сердце от другого своего органа - Желудка. Они потеряли рассудок и чувства, они стали слепцами. Им казалось, что Сердце и Желудок один и тот же орган. Эту Желудочно-сердечную смесь они начали именовать Душой. Всех моих детей они заставили служить своей Душе, особо не разбираясь, кому побольше отдавать предпочтение - Сердцу или Желудку. По воле их подсознательных желаний, мои дети вынуждены были служить их Желудку, слегка только касаясь их сердец. Желудок как источник человеческих желаний оказался в десять, а то и больше раз эффективней Разума. С каждым днём Желудок в геометрической прогрессии взращивал их желания. Они перестали называть себя человеками, сменив имя Человек на новомодное слово - Потребитель. Идея МиРа перестала для этих Потребителей быть какой-то отдалённой мечтой, к которой нужно было стремиться, которую нужно было строить, лелеять, и которая должна была реализоваться в далёком будущем. МиР им нужен был только сегодня. Они захотели увидеть его исключительно только сейчас. Они пожелали, во что бы то ни стало немедленно перетащить моё Царство в свой красивый Садик. И ты знаешь, - Солнце сделал паузу, улыбнулся и хитро прищурил глаза, - тут произошло маленькое чудо. Эти Потребители внезапно расконсервировали свой Разум. Тут же свои желудочные желания они искусно вмонтировали в свой Разум и неожиданно для себя воспроизвели на свет Великие Машины Желаний. А потом всё случилось как в истории с винтовой лестницей, только в этот раз результат был ими достигнуть блестяще. С помощью этих машин, они и вправду добились своего. Они поставили меня во главе не только своего Садика, они подарили мне первенство и монополию на всё, всё Сущее, они сделали меня Правителем Вселенной, - такой величественной интонацией завершил своё изложение Солнце.
- Всё равно, я никак не пойму мой Господин, а куда же подевались сами Существа, - спросил Лучик, задавая самый важный для него не выясненный вопрос.
- Когда ты хочешь пить, ты же никогда не убиваешь свою жажду, правда? Так как убить её, по сути, абсолютно не возможно. Ты всего лишь растворяешь свою жажду в молекулах воды. Желание, как и жажда, вещество по своей природе растворяемо. Существа, нажав на кнопки Великих Машин, родили на свет своё самое заветное Желание - они достигли МиРа и воцарили меня во Вселенной. Но вместе с тем они в нём, в этом МиРе, бесследно растворились. Они стали частью моего света. Они слились со мной. Теперь во мне и в тебе живет часть природы человеческого Существа, - оскомина сожаления выпросталась из уст Солнца. - Может это и плохо, но зато мы монополисты Вселенной и нам больше ничего не нужно в этой жизни.
- А что же осталось после этих Существ. Только вот эти прекрасные тёмные долговязые деревья их Сада, пыль под ними и больше ничего?
- Как же ничего? - удивился Солнце. - А те два головастика, что ты нашёл под самым высоким и волшебным деревом человеческого Садика. А вот тот глиняный кувшин, стоящий в центре Сада, наполненный наполовину молоком, - слово молоко он произнёс шепотом и с некой осторожностью. - Запомни мой маленький гений! Даже если исчезнет всё и останется Ничто, то это Ничто есть Нечто, что остаётся. Истина гласит: "Чтобы не исчезало в этом мире, оно до конца неисчезаемо".
Лучик от такого заумного каламбура только удивлённо скорчил свою детскую рожицу и его рассеянный взгляд был брошен в Сад на каменную площадку, на которой в гордом одиночестве стоял глиняный кувшин, тот самый о котором только что говорил Солнце. "Интересно, - думал про себя Лучик, - а почему же только кувшин и головастики остались после этих Существ? Почему не что-то другое? И почему в этом кувшинчике молоко такое белое, пребелое?" Его умная головка ежесекундно рождала в своих закромах массу любопытных вопросов. Но задавать их своему Учителю Солнцу он всё же не отважился. "Зачем? Ведь их так много, что Солнце может ещё рассердится на меня, за то, что я его постоянно закидаю пустыми вопросами". После долгих размышлений об истории, так красиво рассказанной Солнцем, Лучик, всё же никак не мог успокоиться от наседавшего вопроса, который мучительно давил его любопытную душку. Он вдохнул в себя воздух, на мгновение затаив его в себе, а после, словно пар выпустил из себя наружу, то, что так мучило его:
- А как же появляются эти самые желания? Неужели для этого и вправду нужна та самая волшебная машина, которая их воспроизводит?
Ответ Солнца начался со злобного смеха, который вспугнул маленького Лучика, заставив его сожалеть о своём вопросе.
- Нет, маленький глупыш! Всё ищешь причину и никак не можешь понять. Машина это всего лишь средство для реализации их желаний. А желание мой дорогой, - Солнце приподнял свои огненные глаза, и жарко вздохнул, - желания - это мой юный друг - удел Скуки. После этих слов Солнце с грустью посмотрел на почернелые скелеты деревьев Садика.
- А что такое эта Скука? И откуда она берётся? - уже не стесняясь своего любопытства, смело спросил Лучик.
- Что такое Скука? Ты знаешь, моё неопытный спиногрызик, я очень долго думал над тем, а что на самом деле есть Скука. И после многих суждений и размышлений, касательно этого слова, я пришёл к однозначному выводу. Эта дивная фея Скука, по-моему, единственная существующая сила, которая не имеет никакой причины. Никто не знает, откуда она взялась, и откуда она черпает свою жизненную энергию, где её папа и мама. Неведомо никому и даже ей самой ничего неизвестно о своих предках. Я знаю лишь то, что она вредоносная обольстительница, которая никогда не бросается на тебя внезапно словно зверь, а она, подобно угарному газу, незаметно проникает в закрома твоей души и высасывает у тебя всю энергию, выворачивая всю душу наизнанку, склоняет тебя к подлости либо побуждает к хорошему. Но как ни странно, она рождает Желание. Это желание в свою очередь порождает Движение. Движение, которое несёт в себе одновременно два противоборствующих потока. Один поток несёт в себе энергию моего солнечного тепла, а другой поток - энергию проклятой старухи Ночи.
- Она не всегда хорошая тётка эта Скука!- вскрикнул Лучик, выражая свою неприязнь к потоку, которым правит энергия Ночи.
Солнце улыбнулся и дружески похлопал его по хрупкому плечу.
- Согласен с тобой мой сообразительный мальчик. Но как бы мы не хотели о ней плохо думать или хорошо, оперировать такими понятиями в её адрес абсолютно не логично. Скука сама по себе ничего не совершает. Она всего лишь с помощью движения побуждает объекты к совершению дурного или хорошего. В ней рождается движение, где каждый сам определяет к какому потоку ему примкнуть: быть ближе ко мне, или к тому потоку, который окрашен цветом Ночи. Всё везде всегда от Скуки. К сожалению даже я полновластный Господин Вселенной бессилен против её колдовского оружия.
- Я знаю, какое самое эффективное оружие можно применить против этой злой тётки! - радостно вскрикнул Лучик. - Нужно просто ничего не делать.
- Очень хорошо сказано. Но ты не учёл того, что когда Скука цепляется к твоему щупленькому тельцу своими острыми когтями, и ты принимаешь решение ничего не делать: не препятствовать ей, не бороться против неё, то ты всё равно рождаешь движение. Ты рождаешь мысль: "Я принимаю решение ничего не предпринимать против Скуки". Рождение такой мысли это тоже движение, идею которой ты направляешь в ночной поток, который в итоге принесёт тебя только к озеру Смерти. Как сказал один мудрец: "Дела позорного нет, и только бездействие позорно".
Послушай, мой мальчик, давай не будем упоминать за эту ненавистную фею безделья, потому что я уже чувствую её мерзкое прикосновение к своему телу. Давай-ка лучше займёмся чем-то полезным.
- Но ведь, если мы чем-то займёмся, то это означает, что мы хотим противостоять Скуке. Это уже Желанье. И тогда неизвестно к чему нас приведёт наше Движение, - заметил маленький Вундр-Киндр и слегка съежился перед своим учителем.
- Ай, дурачишка, как же ты не понимаешь рыженькая твоя суть, что мы будем использовать всегда движение только моей солнечной энергии. Старуха Ночь нынче не при делах, поэтому в любом Движении она не принимает никакого участия. Сам знаешь, где она. Никакой борьбы потоков не получится, никаких сплетений, никакой мозаики. Поэтому чтобы мы не делали, плохого никогда, ничего не получится. Пока я царствую, всё движение будет излучать свет и тепло. Вселенная обречена лишь на одно: на ней всегда и всё будет происходить только хорошее, доброе и тёплое.
- И чем же мы будем заниматься? И зачем вообще нужно чем-то заниматься. У нас же есть работа. Мы, постоянно не прекращая, не перестаём любоваться нашим Садом, который такой, дорогой ценой достался нам. Это и есть одна единственная наша и добрая работа. Неужели я не прав? - задыхался Лучик от своего нервно высказанного возмущения.
- Да прав, прав, конечно прав, - успокоительно поглаживал Лучика Солнце, - но смотреть постоянно на этот почернелый Сад становится невыносимо до такой степени, что мне хочется утонуть в недрах озера тётушки Депрессии.
- Тогда нужно что-то поменять в этом почернелом Садике. Давай тогда украсим его чем-то.
- Нет! даже не говори об этом,- грозно вспыхнул Солнце - ничего менять не нужно. Как ты не понимаешь глупец, что любая смена или перемена не возможна по одной простой причине. Для того, чтобы что-то поменять, мне придётся освободить всех моих пленных оппонентов: Ночь, Дождь и Ветер. А это означает - потерять монополию на царствования во Вселенной. Я и думать ничего не хочу о том, что можно потерять царство, за которое я отдал всех своих детей. Нет, нет и ещё раз нет. Мы просто во что-нибудь поиграем. Вот, к примеру, давай-ка проведём один маленький, невинный эксперимент.
- Какой же?
- Мы возьмём тех самых двух головастиков - останки человеческого существования, и бросим их в кувшин с молоком и понаблюдаем, что из этого получится.
- Но зачем? Но для чего? - всё больше возмущался Лучик.
- О Господи! Да просто, ради обыкновенного интереса. Ну, неужели ты и вправду до такой степени мёртвый и пустой, что в твоей скверной светлой душонке не живёт хотя бы один одинешенький атомчик интереса.
Лучик обидчиво скривил своё нежное, сияющее личико.
Он молча достал стеклянную банку, в которой игриво плавали два маленьких организма, и протянул её Солнцу. Это были два головастика, которые Лучик когда-то нашёл под самым высоким деревом, которое растёт на территории человеческого Садика. На банке, белой краской, была незнакомая надпись: "В - 29".
- Вот этого мы назовем Малыш. Посмотри, какой он маленький, и какой тощий. Но в тоже время, какой он вёрткий, как он резво преодолевает эту мерзкую жидкость. - Солнце слегка ударил указательным пальцем по банке. Головастики прекратили плавать и повисли в застывшем положении так, как будто стали прислушиваться к речи незнакомым собственникам своей судьбы. - А вот этого, я думаю ты будешь не против, если мы назовем Толстяк. Всмотрись, какой грузный живот ему приходится таскать за собой. Я представляю, как этот нерасторопный бедняжка мучается от такого неудобства. Но ничего сейчас мы обратим вас в лабораторные изделия, -обратился Солнце непосредственно к головастикам, которые казалось всеми своими внутренностями понимали о чём идёт разговор и уже предчувствовали наступление кардинальных перемен в своей собственной жизни. - Точно так, как в своё время человеческие Существа любили превращать своих маленьких грызунов, впоследствии издеваясь над ними, выворачивая их наизнанку во имя своей Науки, точно так и мы сейчас проведём маленький эксперимент во имя собственного интереса. Но в отличии от человеческих Существ, я всегда был и буду добрее. Я обещаю, что исполню любое желание тому головастику, которому удастся выжить при эксперименте и выпрыгнуть с кувшина.
- А если головастик, который выпрыгнет с кувшина, вдруг попросит, чтобы ты освободил Дождик? Ведь не прогневайся мой Господин, но головастики не могут жить без воды, - учтиво заметил сообразительный Лучик. - Неужели ты тогда освободишь Дождика?
- Вот пристал ты со своим Дождиком. Такое впечатление, как будто не головастики, а ты хлопочешь о свободе этого мерзко-пакостного существа. Во-первых, я никогда не поверю, что кто-то из этих гадких пиявок сможет выжить, постоянно бултыхаясь в кувшине с молоком. Они утонут там, как только начнут набирать вес от молока. Даю на отрез свою голову, что первым пойдёт ко дну пузатая крошка по имени Толстяк. А во-вторых, даже если это и случится, то условия желания однозначно будут оговариваться. И запомни - вечных обещаний, как и вечных договоров и вечных миров, никогда не бывает.
Лучик ещё раз с жалостью посмотрел на своих головастиков, с которыми ему так не хотелось расставаться. И не просто расставаться, а плюс ко всему ещё и произвольно обрекать их на бессмысленную погибель. Солнце прав, они вряд ли смогут выжить, тем более молоко, которое оставили человеческие Существа, очень питательное. Оно и вправду разнёсет их эластичные тела до такой степени, что волей, неволей им придётся превратиться в биологический осадок, разлагаясь на дне глиняного кувшина. А если даже на какое-то время им удастся выжить, то пределы кувшина им не одолеть. "Прощайте мои миленькие головастики, моя последняя радость и знайте, что я всегда буду за вас переживать и желать, чтобы вы выжили и освободились из недр этого человеческого кувшина".
Посреди почернелого Сада, на каменном основании стоял глиняный Кувшин. Непонятно кто из человеческих Существ его оставил. Одна легенда гласит, что этот Кувшин находился там вечно, а по другой легенде, что его там оставило человеческое существо, которое последним покинуло свой Сад, растворившись в человеческих желаниях. Почему он, как и все человеческие предметы не растворился в желаниях, не превратился в пепельную пыл - тоже осталось загадкой. Наполовину он был заполнен молоком. Молоко в нём всегда было свежее. О молоке тоже мало, что было известно, но как выражался Солнце - эта белая жидкость страшнее, чем все вместе взятые враги царства - Ночь , Дождь и Ветер. Кувшин называл молоко - Время. Сам Кувшин, по своей форме ничем особенным не отличался. Это был обычный глиняный сосуд, брюхатое туловище которого завершалось узким горнилом. А на боковой части Кувшина была припаяна извилистая Ручка, которая красовалась как олимпийская грация, придавая этому глиняному изделию полноту изящности и гармонии. Её присутствие на Кувшине говорило само за себя: "не будь меня - Кувшин не был бы Кувшином". Кувшин стоял под самым высоким деревом в центре Сада. Одна из обгорелых веток этого дерева слегка касалась ручки кувшина, таким образом, находясь с ней в постоянном контакте.
"Невыносимо скучно, - неоднократно жаловалась Ветке на свою жизнь Ручка. И зачем меня только воссоединили с этим толстым, безобразным, полупустым куском глины. - Такова судьба, - отвечала ей Ветка, - и заметь это ещё не худший вариант, а может даже самый лучший. Может только благодаря Кувшину тебе удалось остаться целой и невредимой в отличии от всех остальных, которые превратились в субстанцию человеческого желания, - намекала Ветка на пепел, который толстым слоем был устлан на всей территории Сада. - Даже я, несмотря на то, что осталась существовать, лишена всей своей естественности. Я навеки осталась уродом. Человеческие желания не просто сожгли мой красочное убранство, они нанесли мне серьёзный ожог, у меня практически обгорело 80 процентов коры. Я никогда теперь не смогу наслаждаться своим зёленым и жёлтым платьицем, я никогда уже не стану пристанищем для птиц, которые когда-то всё время наслаждали меня своим пением. На мне никогда не вырастут листики, которые каждое утро омывали меня своей прохладной и чистой росой. А самое страшное это то, что я, как представительница слабого пола, лишена материнства. Теперь у меня никогда не будет детей. Теперь ничего нет, и ничего никогда не будет. Есть только проклятый Солнце, который ещё больше обжигает мою угнетённую душу" - и если бы у Ветки были слёзы, она бы обязательно заплакала. - "Какая из меня польза? Зачем вообще существовать. - Ну, ну, довольно нагнетать. Что это за меланхолия? Что значит, зачем существовать? - тут же успокаивала её Ручка. - Ведь ты же сама только что мне сказала, что такова судьба. Тем более не так у тебя всё мрачно, как ты рисуешь. Может и вправду очень неудобно быть лишённым некоторых своих естественных свойств, без которых невозможно постигать счастье, но... - Некоторых?! - перебивала в край возмущённая Ветка - Да я всего лишена! Неужели не видно по мне, какой панцирь несчастья мне приходится тащить!
- Да будет тебе бедняжничать, - укоризненно промолвила Ручка. - Я хотела сказать, что, несмотря на твоё увечье, твоя душа испаряет из себя такой ароматный запах, что порой мне даже хочется поменяться с тобой местами. Это запах настоящей жизни. Вдыхая этот запах, ты порой забываешь, что ты на самом деле не просто существуешь, а ты полноценно живёшь. Упиваясь этим чудным ароматом, я по-другому смотрю на мир, и казалось бы даже в таком подвижном положении я начинаю сама творить этот мир, я чувствую себя в таком состоянии, когда даже не смеясь, безумно радуюсь этой жизни, это состояние, когда ты способен не рыдая грустить, не целуя любить. Запомни! Слепец всегда хорошо слышит, а глухой отлично видит. Если бы ты предстала при всей своей естественной красе, со всеми материнскими инстинктами, но при этом источала из себя зловонный запах, то тогда ты была бы самой большой уродиной во Вселенной. Ветке становилось лестно от этих слов, и она надолго успокаивалась, наслаждаясь при этом разговорами о своей счастливой прошлой жизни. Она с упоением рассказывала, как в своё время этим ароматным запахом манила к себе все человеческие существа и безвозмездно одаряла их своим изысканными плодами. Как весной её любили осаждать птицы, а их волшебное пение приводило в восторг всех обитателей Сада.
"Я была горда, что служу пьедесталом для этих неподражаемых, величественных творцов искусства", - с похвалой, гордясь, говорила Ветка. И вот такие подобные разговоры протекали постоянно. Несмотря на многие противоречия, возникавшие между двумя собеседницами - Веткой и Ручкой, они всё равно оставались, напрочь связанные крепким узелком дружбы. Брюхатый Кувшин почти никогда не встревал в их разговоры. Его безграничная лень служила неким мораторием на ведение любой полемики. Плюс ко всему он по своим внутренним личностным убеждениям, принципиально не вступал в эти разговоры, считая их бесцельным и пустым словопрением. Он с высокомерием относился к этим двум элементам слабого пола. Как он иногда говорил про себя: "Вступать в любые разговоры с этими клушами, это попросту опаскудить своё высокое положение". Своё "высокое положение" и свой "особый статус" и принципиальное отличие от всего существующего, Кувшин связывал с совершением особой миссии. Он считал, что Высшими силами Вселенной, ему, как самому ответственному, целостному сосуду и единственно-сохранившемуся человеческому артефакту было поручено заключить в своей пустой внутренности самое страшное человеческое орудие (корень их существования), постоянно служившим им для восприятия и понимания Вселенной - Время. Иногда, когда ему становилось скучно, он всё же встревал в разговоры Ветки и Ручки но не в качестве горячего спорщика или романтического рассказчика о ностальгии прошедшего времени, а лишь для того чтобы хоть как-то возвысить себя, подчеркнуть свою значимость пускай даже в этом для него примитивном обществе. "Моё пузо, сродни кладовой, где хранится самое ценное сокровище Вселенной. Я никто иной, как единственный носитель гарантии Солнечного царства. Любая, даже самая маленькая трещинка на моём пузе, тут же станет реальным отражением на зеркальной поверхности царской короны. Стоит мне лопнуть, как с царством Солнца произойдёт то же самое. Ведь то, что заточено у меня в брюхе, есть самый злостный пожиратель всего существующего. Если выпустить этого неукротимого зверя на волю, он непременно свергнет Солнце с его огненного трона. Только поэтому, с целью моей сохранности, мне определено почетное центральное место в этом Садике, дабы со всех сторон быть обозримым царём Вселенной - Солнцем". "Вот только послушать эти бредни, можно уже определить, каково мне нести бремя этого нелепого брака" - постоянно сетовала Ручка. "Ишь, возомнил себе божка. И как только Солнце с равнодушием может слушать эту ахинею?". Но её подруга Ветка тут же успокаивала: "Да не обращай ты на это никакого внимания. Старику скучно, вот он и любит фантазировать. И вообще, подобного рода фантазии, являются неотъемлемой частью духа всего сильного пола. Как только у них теряется интерес к особам слабого пола по каким-то причинам, а особенно по причине физической, им беднягам ничего не остаётся, как только сравнивать себя с Солнцем". Две подружки начинали заливаться смехом, на что Кувшин, с презрением наблюдая за этими хохочущими существами, ещё с большей гордостью заключал: "Никуда не денешься, посредственности хоть и серые краски радужной Вселенной, но всё же это тоже краски".
Однажды, после долгой стабильной, тихой жизни этих обитателей пепельного мира в их судьбы ворвалась внезапная перемена. И вся эта перемена началась именно с Кувшина. Случилось это тогда, когда Кувшин вдруг почувствовал, как в его вечно раскрытый рот кто-то вкинул какие-то непонятные предметы. В животе вдруг забурлило. Из нутра его тучного брюха стали доноситься странные звуки, доселе не знакомые ему. Страх, вызванный этими непонятными переменами, парализовал его. "Что происходит? Неужели кто-то хочет вытащить Время наружу? Но ведь всевидящий Солнце этого просто не может допустить". Он тут же хотел обратиться к Солнцу, с просьбой растолковать ему о случившихся переменах в своей жизни, доложить о посягательстве на Время, но повременил. Он решил, что прежде нужно заглянуть в свой живот и на очную удостовериться в действительности происходящего. Он немедля заглянул и увидел там ужасающую для него картину: два маленьких, хвостатых организма, игриво резвясь, с подвижной интенсивностью баламутили молоко. "Что теперь будет? Они расшевелили Время". Но при этом он немного успокоился: "не похоже было, что две чёрные капельки имели в себе намерения похитить Время из недр Кувшина. Может Солнце специально впустил этих плавающих вшей, чтобы они уничтожили Время. Если это так, тогда что же будет со мной, как же моя значимость, мой статус, моё положение в обществе. Вердикт один - я тоже уже негоден". Самые страшные опасения были запечатлены в его мыслях. Он долго ещё думал и всё никак не мог решить: "доложить Солнцу, или оставить всё как есть и пустить всё на само тёк. Чёрт с ним - что буде, то будет, не буду ничего сообщать Солнцу, а то можно же в глупейшем положении оказаться. Мне же не ведомо, что на самом деле придумал Солнце. А вдруг он, с помощью этих существ, захотел просто почистить время от останков человеческой сущности, ведь как долго оно было в людях, что успело изрядно испачкаться их духом. А я вот возьму и пожалуюсь, начну попусту ныть, на неудобства сетовать, на что мне Солнце и ответит: что же ты негодяй вообще доверять своему Господину перестал, зачем тебе знать что происходит у тебя в животе? Запустил по своей воли и довольно для тебя. Твоя задача - неукоснительно служить мне. Пусть действительно всё остаётся так как есть" - решил Кувшин и вскоре приспособился к своему непривычному внутреннему состоянию.
Мы уже знаем кто бросил в Кувшин этих двух маленьких, слизистых бесхребетных биосуществ . Попав в молочную смесь, имя которой Время, они вскоре ощутили все прелести, а к тому же и все неудобства в царстве своего нового властелина. Только что, соприкоснувшись с реалиями новой действительности, головастики на мгновение возрадовались, что новый мир намного лучше, чем тот, в котором они обитали, до сей поры. Поначалу, они дико восторгались, купаясь в атмосфере своего нового бытия. Они резвились, наслаждались и попросту визжали от счастья, от того что пространство их нового мира было во сто раз шире и просторней за их прежний теперь уже ветхий мир.
- Какой же всё-таки прекрасный этот новый мир! - восторженно восклицал Малыш.
- И сколько здесь много еды! - довольным голоском пел Толстяк.
Но всё эта радость, связанная с жизненными переменами, очень скоро растаяла, как снег на Солнце. Через некоторое время, они внезапно почувствовали, что в их новой среде обитания им совершено не хватает воздуха. С каждым разом им становиться трудно дышать, и как следствие этой нехватки воздуха, они начали понимать, что данная среда, которой они с восторгом воспринимали как свою родную - абсолютно непригодна для полноценного, беззаботного обитания. Они с грустью начали вспоминать своё прошлое обиталище. В отличии от воды, где они были обеспечены самым необходимым, тут, внутри мира, состоящего из сплошной еды, для них больше не существовало ни воздуха, ни состояния покоя. В постоянном движении, задыхаясь, они постоянно вынуждены были держать свои головы, высунув их на поверхность молочной субстанции и жадными глотками вылавливать ими воздух. Мало того, они, вдобавок ко всему заметили что, подверглись съедению со стороны Времени, которое беспощадно разделывало их, как злой волк молодого ягнёнка. После того, как у них вдруг отпали подвижные хвостики, а из пузиков повырастали перепончатые лапки, Толстяк в агонии ужаса закричал:
- Что с нами происходит, я не понимаю, кто нас так уродует!?
- Наверное, не уродует - спокойно промолвил Малыш, - наверное, тот, кто нас с тобой бросил сюда, наоборот - хочет нас спасти. Видишь, - Малыш приподнял свою лапки и демонстративно покрутил их перед носом Толстяка, - вот эти лапки с плёночками нам прицепили к пузику наверное для того, чтобы нам было лучше барахтаться в этой вкусной жидкости, для того чтобы облегчить нам наш тяжкий труд, с помощью которого нам приходится ежедневно совершать добычу воздуха. Неужели ты не видишь?
- Ещё бы не видеть. После того, как у нас появились большие глаза, я теперь не то что тебя, я теперь могу каждый сучок в твоём глазе рассматривать.
- Нет. Я так не думаю, - весело возразил Малыш, - такие большие глаза нам даны, не для того, чтобы сучки рассматривать, а наверное для того, чтобы всё вокруг созерцать и радоваться тому, что видишь.
- Какой же ты глупый! - Негодовал Толстяк, который за некоторое время превратился в громадную брюхастую лягушку и, барахтаясь, с трудом удерживал своё раздутое тело на поверхности молока, жадно вылавливал воздух. - Ну что же можно видеть в этом мире сплошной еды. Да и нужно ли вообще что-то видеть, - беспокойно сетовал он, - всё что остается делать тут, так это постоянно довольствовать свой желудок стольким изобилием пищи. Но и это невозможно сделать с полным удовольствием. Всё внимания мы должны уделять исключительно двигательному аппарату нашего тела, чтобы случайно не утонуть. Может всё это наше существование даже хуже смерти.
- А ты не думай про это, - пытался взбодрить Толстяка Малыш, - лучше смотри вверх и наслаждайся красотою Синевы, которая, как мне кажется, похожа на наш настоящий дом. Когда я своим взглядом окунаюсь в её заманчивые глубины, я со страстным проникновением пытаюсь разгадать загадку того неизвестного синего мира. Я смотрю вверх и постоянно думаю о его таинстве, который предстаёт перед нами в виде синего покрывала. Я начинаю чувствовать, как оттуда кто-то посылает в мою душу проникающие волшебные сигналы, которые своим сладким мановением несут в себе вечный зов. Мне иногда кажется, что этот мир, в котором нам предписано вечное барахтанье, вовсе не наш истинный дом. Сигналы синего покрывала подсказывают мне, что истинный свой дом я найду только тогда, когда буду усердно стремиться вырваться из оков вот этого мира, чтобы навеки окунуться в глубину манящей Синевы. Манящая Синева зовёт меня, она обещает меня вытащить отсюда и поселить меня во что-то новое, настоящее, там, где будет царить всегда сплошное счастье, где будет вдоволь воздуха, в достатке будет пища, а тяжких мучительных усилий в виде барахтанья и вовсе не будет. Нужно только стремиться к этой Синеве. Поэтому мы попросту должны смириться с тем, что нам приходится всегда жить в постоянном движении. И всё это движение, его энергия, должна быть направлена исключительно в сторону вечно зовущей Синевы. Так что давай-ка с гордостью приподнимем наши головы ввысь и направим все усилия во имя того, чтобы выпрыгнуть отсюда в свой родной дом! - с пафосом воскликнул Малыш.
- Всё это бархатный романтизм и пафосные сопли, - сквозь тяжёлую одышку, гневно промолвил Толстяк. Никакого дома, где-то там вверху не существует. Есть только то, что есть вокруг. И ни о какой Синеве не нужно более думать. Думать необходимо о том, как облегчить своё барахтанье в этом мире. Может я бы и поверил в твои сладкие басни о таинстве твоего заманчивого мира, который как ты говоришь - зовёт тебя к себе, обещая при этом избавить тебя от тяжёлого бремени этого пищевого мира, но увы, не могу. Если бы оттуда мне была брошена какая-то верёвочка или соломинка, чтобы вытащить меня от сюда и подарить мне вечный покой и одновременно обеспечить меня пищей, то тогда, безусловно, да, я бы поверил в какое-то Сверхсущество. Но говорить за этого кого-то, а вернее возлагать на него все свои надежды, не видя его, и не зная о нём ничего, это абсурд. Это смахивает на безумие, не больше. Поверь мне, истина в том, чтобы жить в удовольствии и наслаждении, ибо в этом заключена вся формула настоящего счастья. Если этого нет, то можно смело сказать, что жизнь не удалась. Как видишь мы с тобой обычные неудачники и не более.
Так внутри Кувшина вовсю бурлила жизнь двух бесхребетных организмов, которые, за свою существование безустанно взбивали белую питательную жидкость, вовсю подчиняясь законам Времени. Борьба за выживание происходила у каждого из них по-разному: Малыш, барахтался с надеждой, чтобы достичь Синевы, которая как ему казалось постоянно взывала к себе, при этом он даже придумал для своего барахтанья специальный системный метод, который впоследствии не только облегчил его физический труд, но и всячески придавал ему сил и укреплял в нем настоящую веру в то, что Синева на самом деле с нетерпением ждёт его, приготовив для него лучшую обитель в своём необъятном доме. А вот Толстяк, напротив, чтобы хоть как-то облегчить своё тяжкое барахтанье, считал, что чем шире будет становиться его эластическое тело, тем более устойчивым оно окажется на поверхности молока, исключив при этом все тяжело производимые движения его грузного жабьего тела. Поэтому он с особой страстью, взахлёб впитывал в себя белую субстанцию необъятной и бездонной окружающей среды, лениво взбалтывая её своими жирными лапами. Но как только у него иссякали все силы, и он начинал погружаться в глубь молочного озера, судорожно захлёбываясь молоком, тут же, он с визгом взывал на помощь к своему другу Малышу. Безотказный Малыш нырял под тело Толстяка и головой, упёршись в его толстый зад, выталкивал его на поверхность. Оказывая помощь своему другу, он всегда делал это с превеликим удовольствием, можно даже сказать с упрямой фанатичностью. Он никогда не ныл, от него никогда не было слышно ворчанья в адрес нерасторопного Толстяка, и тем более он никогда не пытался вменить свой поступок за корыстную услугу. Он всегда считал, что подобного рода помощь, какой степенью тяжести она не представала перед Малышом, является не чем иным, как ответом сверхсильной Синеве, которая, как казалось Малышу, принимает самое непосредственное участие в их молочной жизни. Находясь в состоянии постоянного барахтанья, внутренний голос Малыша твердил только об одном : " По-моему Синева меня испытывает. Синеве, наверное, недостаточно, чтобы только я один стремился к её высотам. Не только меня одного она хочет видеть, но и будет очень рада моему другу, который, к сожалению, не слышит её сигналов. Помогая ему, я можно так сказать, делюсь этими сигналами с ним в надежде, что может быть все- таки когда-то, и он поверит в её таинственный Зов". Когда Толстяк, захлёбываясь молоком, своими неуклюжими движениями пытался удержать своё толстое тело на поверхности, а оно погружалось на дно, унося с собой самое драгоценное, среди всего что находилось в этом кувшине - Жизнь, он, в судорогах панического страха начинал в отчаянии взывать к высшим силам Синевы, благая их о своём спасении. Он никогда не верил в то, что в действительности над ними существует какая-то сверхсила, которая вмешиваясь в их кувшинную жизнь, на самом деле в самые трудные моменты жизни может протягивать им свою благую руку помощи. В минуту, когда грань Бытия уже начинала превращаться в Небытиё, Толстяк неумолимо благал Синеву не покидать его, клятвенно захлёбывался в своих обещаниях о своём покорном и вечном служение ей. Но как только тощее тельце Малыша выталкивало его на поверхность, немного отойдя и вернувшись в русло привычной жизни, вся его вера в высшие силы Синевы, вся его благодарность и клятвенные обещания утопали в молоке и уходили на то самое дно, откуда Толстяк был не единожды вытащен.
- Видишь, ты звал Синеву, умолял её, чтобы она спасла тебя, и она отозвалась, она не дала тебе утонуть. Потому что она добрая, заботливая и чуткая. Поэтому ты не должен лениться, ты должен собраться всеми силами и барахтаться, барахтаться, так барахтаться, чтоб Синева смогла тебя забрать к себе. Вероятно, спасая нас, она тем самым хочет известить нас о том, что там, в глубине её пространства существует самая лучшая жизнь в самом прекрасном мире, который существует среди всех миров. Мир, в который она хочет забрать нас с тобой.
- Пустяки, - насмешливо отвечал Толстяк,- никакая Синева меня не спасала. Это ты своей головой вытолкал меня на поверхность. Он сделал кислую мину на своей роже, - да так меня толкал, что меня до сих пор вся задница болит, как будто ты меня не головой выталкивал, а острыми деревянными кольями. В следующий раз, будь пожалуйста поосторожней!
- Извини, даю тебе слово, что в следующий раз я буду спасать тебя аккуратней, не причиняя тебе никакой боли. - Услышав слово "задница" он покраснел, и стыдливо понурив свою голову, с грустью промолвил:
- Но ведь я сам слышал, как ты просил Синеву спасти тебя, ты ведь ей пообещал, что ты не будешь лениться, и будешь всегда усердно барахтаться, чтобы заполучить место в её мире. Значит, тогда ты ей верил, а сейчас уже нет. Как так может быть? Ведь ты же её попросту обманываешь. Давай, я тебе помогу, и мы вместе будем верить в то, что она когда-то нас заберёт отсюда и будем ещё сильнее барахтаться, чтобы выбраться отсюда.
Толстяк принимался громко хохотать. - Да мало ли что можно наговорить, спасая свою шкуру. Ты, наверное, и вправду подумал в то, что я вдруг взял и поверил какой-то неведомой силе. Твоя Синева братец, не что иное, как обман собственного зрения, иллюзия, необходимый плод твоего воображения. Ты её придумал только так, для большей уверенности, чтобы подольше удержаться на плаву, для самоутешения и не более того. Я верю только в то, что вижу. Вот, к примеру, если бы она в действительности протянула мне настоящую руку помощи, ту самую, которая смогла бы меня вытащить из этого мира и поселила в тот самый, как ты говоришь лучший из лучших миров, тогда конечно поверил. А так, я просто крикнул в агонии страха.
Лицо Малыша растворилось в безвинной улыбке. Он тихонько захихикал. - Ну если бы так случилось на самом деле, то тогда зачем вообще взывать к ней и верить в неё. Ведь когда ты увидишь её руку и почувствуешь, что она существует на самом деле, тогда у тебя пропадут сомнения в том, что она существует. А без сомнений нет веры.
- Сомнения! А кто собственно сказал, что у меня вообще существуют, какие-то сомнения. Зачем вообще сомневаться. Тем более сомневаться для того, чтобы верить! И к тому же, кто сказал, что я вообще во что-то верю. То что я вижу и то что чувствую, является предметом настоящей реальности для меня, а остальное всё иллюзия, собственная выдумка в которой нет никакой необходимости сомневаться, для того чтобы оно существовало. Мне ещё не хватало тратить время на то, чтобы сомневаться.
- Но вера это не есть ощущение видимого, это скорее борьба с собственными сомнениями относительно того, чего пощупать нельзя и увидеть. Верить нужно с нажеждой во что-то невидимое, тогда только поверишь увиденному. А когда, как ты говоришь с помощью созерцания и чувствительности, ты скажешь: да, верую, потому, что чувствую и вижу, так не думаешь ли ты, что на самом деле как раз именно это может оказаться иллюзией, а не истиной.
Бульдожье лицо Толстяка с его гадким, дрожащим подбородком, выражало явное недовольство от этого разговора:
- Поэтому, я и не пытаюсь сомневаться в том, что существует на самом деле, лишь для того чтобы поверить, что оно в действительности есть! Послушай! Давай ты не будешь раздражать меня подобными разговорами на эту тему. Если ты веришь в свою синюю высь, то бери и барахтайся как угорелый, чтобы побороть свои сомнения и раствориться в этой Синеве. Я себе как-нибудь сам разберусь.
И жизнь этих двух экспериментальных существ, продолжалась проходить и дальше в том же прописном алгоритме опыта, который был придуман его экспериментатором. Сам экспериментатор вместе со своим учеником, наблюдая за этой картиной реалити-шоу, излучал из себя сплошное потешное удовольствие.
А между тем, Кувшин, Ручка и Ветка все по-разному восприняли Солнечную забаву, связанную с удовлетворением его собственного интереса. Кувшин со временем смирился с той бурной жизнью, которая была рождена в утробе его глиняного живота. В дальнейшем, постоянно наблюдая за вечно барахтающимися существами, и вслушиваясь в их разговоры, он заметил, что на самом деле это очень прекрасно. "Теперь я не мертвец, который должен быть всего лишь царским сторожем, а мой живот теперь не тюрьма для Времени, теперь, мой живот это благой сосуд для жизни Времени. Жизнь, которую творят, своим барахтаньем эти два прекрасных существа. Наблюдая за всем этим процессом, я всё больше начинаю понимать, что моё предназначение ещё значительней, чем я бы мог подумать". Ручка, которая всё время ворчливо сетовала Ветке о своём самом несчастливом браке, вдруг, после появления двух маленьких существ в брюхе своего супруга, начала открытым текстом выражать своё недовольство. Её стало до невозможности хандрить от ревности. В приступах гнева она рассказывала Ветке о том, как злостно предало её то самое существо, которое всю её жизнь было для неё неотъемлемой частью её любви и радости. Чтобы найти хоть крамольную частицу поддержки и утешение для своей неразлучной подруги Ветки, Ручка до неслыханных размеров раздувала разговоры о том, как ей изменяет родной муж, который теперь целенаправленно и произвольно отдаёт всё своё внимание исключительно двум мерзким, каверзным существам.
- Ты себе не представляешь, этот старый, глиняный негодник получает эстетическое удовольствие, только от того, что наблюдает за тем, как два неполноценных существа насилуя себя постоянным барахтаньем, пытаются выжить и выпрыгнуть за пределы его живота, надеясь на то, что тут жизнь будет лучше. Теперь вся его жизнь целиком сосредоточена только на жизни и стремлении этой барахтающейся бесхребетной пакости. Я осталась за бортом его смысла, теперь я просто украшение, бремя на его теле, вещь по недоразумению слепленная каким-то греческим демиургом. Моя жизнь это использованные ветхие мехи, в которых остался лишь осадок горести и мучительных терзаний. Что мне теперь делать? Может, хоть ты мне что-то посоветуешь, милая моя подруга.
Ветке поначалу было искренне жаль свою неразлучную собеседницу. Она всячески утешала её, выстраивая свою успокоительную речь, пичкая её самыми трогательными чувствами понимания. Но когда подобного рода разговоры превратились в серую обыденность, Ветку начало слегка подташнивать от этого несуразного нытья и она, дабы избавить себя от этих гнусных разговоров, предприняла вариант, благодаря которому в корректной и безобидной форме она смогла бы раз и навсегда разорвать вековые отношения дружбы с изрядно надоевшей Ручкой. Она тот час же предложила Ручке свой план, который давно вынашивала в себе, ожидая для его реализации самого удобного момента. И она почувствовала, что этот момент непременно наступил сейчас.
- Послушай подруга, у меня есть один вариант, который возможно смог бы тебя избавить от всех твоих ревностей.
- Ревностей! - взорвалась Ручка, - Если ты думаешь, что я ревную его к этим двум мерзостям, то ты извини, мне твои идеи не будут интересны.
- Но ты же сама всё время талдычишь мне о том, как тебе тяжело переносить присутствие этих существ в вашей супружеской жизни.
- Вот именно! - пропищала Ручка, так, что Ветка содрогнулась. - Я и говорю о том, что не переношу вмешательство в нашу супружескую жизнь кого бы то ни было, тем более этих глазастых гадостей. Но это никакая не ревность.
- Ладно, не ревность, скажем просто вмешательство в частную семейную жизнь.
- Я очень рада, что ты переквалифицировала ревность во вмешательство, потому что для меня это очень существенно. - сказала Ручка, продолжая сдерживать на себе раздражённость за слово "ревность", которое больно ударило по её самолюбию . Несколько секунд молчания послужили для неё успокоением. - Ладно, давай, говори, чего ты там выдумала.
- Я хотела сказать... Я хотела... ну... Как бы это правильно изложить - замешкалась Ветка.
- Да как есть, так и излагай.
- Ну вот, слушай. С тех пор как эти два, как ты говоришь, мерзопакостных существа поселились в животе твоего супруга, они до сих пор не прекращают говорить о смысле своего пребывания там. Вслушайся в их разговоры, и ты услышишь, как они постоянно говорят о великой Синеве, которая якобы посылает им сигналы своего Зова и хочет забрать к себе. Но для того чтобы попасть туда, она якобы предлагает им усилено не сдаваясь барахтаться.
- Да, я слышу постоянно их спор насчёт этой Синевы. Но в неё верит только тощее существо. Толстое наоборот, отвергает версию о другом доме. Оно говорит, что кроме Кувшина и того, что в нём, больше ничего не существует. Это же надо, какая ограниченность ума.
- Вот-вот, как раз я и хотела поговорить по поводу этого толстого. Как раз и на нём строится вся моя идея. Ведь оно не просто не верит этой Синеве, не просто отвергает теорию о её существовании, он говорит, что поверил бы, но только в том случае, если бы в реальности увидел её помощь, ну там в виде какого-то предмета что ли.
- Ну! - загудела Ручка, совершено не понимая сути разговора. - Ну и что ты предлагаешь, чтобы я этому толстому безобразию спасательный круг бросила, чтобы он поверил в то что Синева и другой мир в самом деле существует и тогда вытащить их оттуда.
Вот! Вот! - восторженно воскликнула Ветка. - Как раз в спасении весь смысл моей идеи. Послушай! А что если этим, как ты говоришь спасательным кругом, буду я. Я опущусь в недра твоего супруга и предстану перед этими безобразиями как некое спасение, предметная реальность исходящая их Синевы.
-И что? - искушённое любопытством лицо Ветки вдруг посвежело.
- И то, что когда они, приняв меня за реальный предмет помощи, который якобы им послала Синева, для того, чтобы забрать их к себе домой непременно вцепятся за меня, я их вытащу с Кувшина, стряхну и мы вместе поглядим на новое жаренное блюдо господа Солнца, представленное в двух порциях. - Ветка захихикала. - Вот и все дела. И живи себе спокойно моя милая, как жила. Тем более ты не просто освободишься от этой грязи, ты тем самым отомстишь своему супругу, забрав у него его бессмысленный досуг. Увидишь, как он будет кряхтеть и ворчать.
Внутри Ручки всё закипело от восторга предложенной идеи. Её изумила оригинальность этой придумки.
- Ах, моя милая, если бы все ветки этого садика были человеками, то ты была бы у них Шекспиром. Это же надо, придумать такую сцену. Я на все сто процентов уверенна в том, что те два наивных существа непременно воспользуются твоей помощью. И дело даже не в том, чтобы заставить их поверить в то, что ты являешься посланием Синевы. Тут вопрос элементарного спасения. Они ведь проводят своё существование в вечном барахтанье. Нужно быть полным идиотом, чтобы не вцепиться за тебя и не освободить себя из недр Кувшина. Душка! Я тебя просто обожаю.
В недрах кувшина безо всяких изменений протекала бурлящая жизнь двух лягушек. После очередного спасения Толстяка, Малыш снова принимался доказывать о могущественной силе спасения приходящей из вне Кувшина, а Толстяк, как всегда, чуть отойдя от ужаса смерти, которую ему едва пришлось избежать, иронично отвергал все придуманные теории о магическом вмешательстве потусторонней силы.
Но однажды, сверху на них снизошёл совершенно незнакомый для них предмет, за который они могли вцепиться и навеки забыть свою страшную, погрязшую в тяжёлом физическом барахтанье лягушечью жизнь. Появление такого предмета вызвал, конечно же безупречную реакцию восторга. Первым на такое событие, сразу же отреагировал Малыш, который радостно вскрикнул:
- Вот видишь! Это чудо Синевы! Это Её чудо! Она услышала нас и протянула нам свою помощь.
Толстяк, который первым ухватился за Ветку, сначала был в ужасе от того, что этот спасательный предмет был действительно нечто необычным явлением, абсолютно непривычным глазу, которое, казалось бы, разрушило в нём все сомнения и представления о мире. Теперь, конечно же, без всяких сомнений нужно было верить в силу Синевы. Ведь теперь её явная помощь была на лицо. За неё не только можно было ухватиться и сбросить с себя все тяготы этого бессмысленного барахтанья, но даже выкарабкаться из этого изрядно надоевшего мира вечной пищи и однообразного восприятия его действительности. Но внутри, глубоко за складками сала жирного тела Толстяка чувствовалось сомнение, которое настигало его душу сладким покалыванием. "Ну, хорошо - думал он про себя, - ну даже если это и правда, что Синева протянула мне спасительный предмет, но возникает вопрос: а зачем? Неужели и вправду она хочет, чтобы я, воспользовавшись этим странным предметом, бросил всё и направился в её синюю непонятно где начинающуюся и заканчивающуюся сферу. А может это обман, насчёт того что мы в самом деле должны карабкаться по этому предмету в верх к Синеве. Да и кто вообще сказал это. То, что это придумал этот тощий безумец, так это его фантазии, вызванные переутомлением от его барахтанья. Да и вообще неизвестно, ему ли этот предмет был брошен".
- Ну что друг, мы теперь спасены. Давай передохнём чуть-чуть и начнём карабкаться к Синеве. - радостным голоском заливал Малыш.
- Зачем куда-то карабкаться. Угомонись уже! Ишь возрадовался. - угрюмость и сухое высказывание слегка насторожило Малыша.
- Почему ты такой не весёлый. Ведь мы спасены! Спасены! Синева нам проложила свою дорогу. Она услышала нас. Так что давай отправляться в путь. Покинем этот безумный мир и всласть насладимся тем, что приготовила нам Синева.
- Не хочу я никуда карабкаться. Ты что думаешь, что если Синева послала нам вот этот предмет, то мы непременно обязаны карабкаться к ней. Чушь это всё. Я наоборот думаю, что Синева как раз таки и протянула мне руку помощи, лишь для того, чтобы я прекратил барахтаться и всласть насладился именно этим миром, где полно пищи. Откуда мне известно - есть там в Синеве пища или нет. Может это и вовсе уловка, удочка, с помощью которой нас хотят вытащить, что бы забрать у нас пищу. Нашли дураков. Я остаюсь.
- Ну, смотри сам. Как хочешь. Тогда я буду карабкаться сам. Прощай друг! - С грустью промолвил Малыш и стал карабкаться вверх по Ветке.
Но Толстяка резко охватило чувство какой-то непреодолимой зависти. Его заплывшие жиром мозги породили мысль: "А что если в действительности там, куда он карабкается, жизнь намного лучше. И тогда получается неизвестно, кто останется в выигрыше, а кто в проигрыше. Вдруг этот наивный хлюпик действительно достигнет какого-то другого мира, там, где будем много разной вкусной пищи". Он никак не мог допустить, чтобы его напарник был хоть на грамминку лучше устроен в своём существовании, чем он сам. С другой стороны идти следом за Малышом Толстяк не хотел, препятствием для него был страх перед неизвестностью. В итоге он не придумал ничего лучше, чем не дать Малышу покинуть этот мир. Как только Малыш, накрепко вцепившись за ствол Ветки, сделал первые движения вверх, Толстяк стряхнул Ветку так, что Малыш оказался в молоке.
- Что ты делаешь? - спросил в недоумении Малыш и снова вцепился за Ветку. Но Толстяк наглым образом оттолкнул его в сторону.
- Не цепляйся! Не твоё!
- Как не моё. Это наше общее, этот предмет упал нам в мир, для того, чтобы мы вдвоём поровну использовали его - пытался в некотором роде повысить тон Малыш.
- Что значит общее?! Потому что ты так захотел! Этот предмет упал лично мне. Если ты забыл, то я всегда говорил, что поверю в Синеву, только тогда когда увижу реальные предметы от неё. Вот - покосил он глазами на ствол Ветки, за которую жадно вцепился своими массивными лапами, - за то что я поверил только в реальное, Синева меня и вознаградила. А ты во что верил? В невидимое? - Толстяк впялил свою самодовольную толстую харю в грустные глазки Малыша, - Вот и продолжай себе верить. Или не так?
- Да так, так - грустный Малыш начал снова барахтаться как прежде, стараясь не обращать никакого внимания на спасительный предмет, доступ к которому у него был перекрыт. Толстяк, овладевший этим чудо-спасением, теперь уже не беспокоился о том, как обезопасить свою жизнь. Он вольготно распластал своё тело, подобное огромному сгустку мармелада, вытянул свои лапы, которые упёрлись в стенки Кувшина и наконец-то ощутил безграничную благодать своего нового существования.
- Послушай! Давай-ка ты будешь как-то потише барахтаться. Ты мне мешаешь! - с циничным привкусом начал делать свои замечания Малышу Толстяк.
- Но как я могу это сделать? Ведь это невозможно. - Всё больше возмущался Малыш от такой свирепой наглости Толстяка.
- Как хочешь так это и сделай. Это уже твои проблемы. Надоела! мерзость тощая!
Но как Малыш не старался, у него ни в какую не получалось хоть на чуточку сбавить волнения молока. Толстяк, вовсю довольствуясь наслаждением беззаботной жизни, сам того не замечая, целиком отдал себя в рабство безграничного царства лени. Толстяку стало теперь казаться, что по значимости, ему, владельцу самых необходимых предметов, обеспечивающих его полноценное и беззаботное существование, нет равных нигде, ни в каких существующих мирах Вселенной. Поэтому он всё больше и больше переставал замечать своего теперь уже бывшего товарища по жизни, который неоднократно приходил ему в трудную минуту, спасая его от погибели. Ветка, пленённая Толстяком, пришла в полное отчаяние. Ей до глубины души было обидно за то, что стараясь сделать добро своей самой близкой подруге, она коварным образом угодила в сети самого настоящего зла. "Зачем я подписалась под историю этой ревнивой дурочки? Доброе дело, которое я совершила для удовлетворения её пустых капризов, обернулось для меня настоящим адом. Ах, как я просчиталась" - досадовала она. И как она только не пыталась вывернуться из жадных объятий своего властителя, сделать это ей оказалось не под силу. Мертвецкая схватка Толстяка только в очередной раз доказывала безнадёжность её положения. Тогда она решилась пустить в ход последнее своё оружие. То самое оружие, которое когда-то она направляла на человеческие Существа в виде своих плодов. Но так как плодов давным-давно у неё не было, она решила воспользоваться невидимой силой своего природного запаха, аромат которого был даже в несколько раз эффективней, чем сами плоды. "Ведь когда-то человеческие существа обольщались не моими плодами, а именно ароматом этого сладкого эфира" - мыслила она и поэтому рассчитывала на то, что выпустив из себя добротную порцию своего ароматного яда, этот запах сможет одурманить и парализовать поработителя, послабить его внимания и тогда есть большая надежда на освобождение. Она воспользовалась этим оружием. Но это мощное оружие невероятным образом обернулось против неё самой и с ещё большей силой затянуло петлю на шее её свободы. Оно и вправду с магической силой подействовало на Толстяка. Учуяв совершено незнакомые, абсолютно новые ароматы, Толстяк, пленённый этим запахом, невероятным образом вдруг произвёл немыслимый переворот в своём представлении о мире, который доселе был ему скучен и противен, сер и однообразен. Опьяненный этим чудодейственным запахом, обольстив им каждую клеточку своего организма, Толстяк вовсе не потерял бдительности, а наоборот ещё с большим дерзновением вцепился за обгорелый ствол несчастной Ветки. Под воздействием этого запаха мир представился ему в совершенно новых тоннах. Он увидел в себе нечто большее, чем то, беспомощное существо, которое совсем недавно томилось в своём бессилии и безнадёжно боролось с окружающим миром. "Я знаю! Теперь я не мерзкое существо, которое безрассудно барахтаясь, каждую секунду должно думать только о том, как продлить себе жизнь в следующей секунде, руководствуясь постоянным страхом смерти. Теперь мир должен думать о том, как подстроиться под меня, чтобы продлить своё существование. Отныне я его властелин. Я и только Я теперь стану прописывать для него истину его собственной сути. Ведь я его покорил". Он глянул на Малыша, который гордо смотрел ввысь и уверенными движениями взбалтывал молочное озеро, разбрызгивая его по стенкам кувшина. Малыш в его глазах стал теперь выглядеть не чем иным, как тем самым молоком, временной формой, существом, которое, не желая растворяться в молоке, безнадёжно борется с ним, пытаясь, во что бы то ни стало подчинить его себе. "Дурачёк, он никак не может понять, что этот мир ему никогда не подчинить по одной простой причине: МИР ПОКОРИЛ Я. И никакая Синева теперь ему не поможет, только потому, что она выбрала меня. Она протянула мне руку помощи, мою мечту она превратила в явь. Если она это сделала, значит, это тоже случилось неспроста. Освободив меня от тяжёлого бремени этого безрассудного барахтанья, она, по-видимому, создала для меня все необходимые условия для того, чтобы дать мне наслаждаться этим миром. Если раньше я с отвращением смотрел на пищу, в которой я видел только свою погибель, то теперь я с великим удовольствием могу её потреблять, причём в безмерных количествах, так как полнота моего тела теперь вовсе не угроза для моей смерти, наоборот - эта полнота и теперь выглядит как символ моего величия перед ничтожеством этого мира, моей вечности в этом мире". Плененная Ветка всё больше и больше испускала из себя свой обворожительный запах, наполняя представления Толстяка о мире всё большим количеством иллюзорности и обмана. Толстяк, изрядно надышавшись этим сказочным ароматом, начал зевать, ему вдруг захотел спать. Ту вот Ветка и обрадовалась. Ещё бы, ведь это был её шанс на спасение. Толстяк закрыл глаза, и казалось, что ещё секунда, и он станет пленником своего сладкого сна. Но не тут-то было. Он резко вздрогнул и открыл свои выпуклые глазища, которые были налиты гневом и злобой. Он злостно посмотрел на барахтающегося Малыша. Оказалось, что помехой для его сна есть ни кто иной, как Малыш. Своим барахтаньем он нарушает всю атмосферу покоя Толстяка и не даёт ему уснуть.
-Послушай ты ничтожество. Если ты не прекратишь сейчас же барахтаться, если ты сейчас же не добровольно не утонешь, то я попрошу Синеву, чтобы она сама тебя утопила. Ты что до сих пор никак не смог понять - ты всего лишь капля этой самой пищи, которую ты со всей дури взбиваешь, лишь для того чтобы доказать самому себе, что ты есть нечто другое.
- Ничего я и никому не доказываю. Я барахтаюсь, только потому, что хочу отсюда выскочить. Я просто не хочу погибать вот и всё.
-Нет, ну вы гляньте на этого идиота. Он просто не хочет погибать, наперед зная о том, что непременно погибнет. И при этом ещё больше барахтается, только потому, чтобы хоть как-то помешать мне, наслаждаться моим комфортабельным существованием. Понятное дело, что всё это делается от зависти. - никак не мог успокоиться Толстяк. - Когда ничтожествам не удаётся устроить свою жизнь, им ничего не приходится делать, как выплёскивать свою зависть на тех, к кому Фортуна более благосклонна. Мало того им нужно не только завидовать, им нужно ещё подпакостить, дабы хоть как то успокоить свою лузерскую душу. Так ты прекратишь или нет! - нервно вскрикнул Толстяк.
- Всё то, что ты сказал насчёт зависти и пакостей, ко мне никоим образом не относится. Мне абсолютно не интересна твоя жизнь. Для меня она вовсе не является образцом, как ты себе думаешь. Я верю в то, что есть другая жизнь, поэтому и стремлюсь к ней, а если я тебе мешаю, то ты извини, но мне кажется, что проблема как раз не во мне, а в тебе. При всей твоей как ты говоришь комфортабельной жизни, которую ты сам себе устроил, ты просто себя не настроил, так как нужно, для того чтобы насладится этой жизнью сполна - ровным тоном высказался Малыш.
-Ах ты гадёнышь! Ты недоношенная пиявка будешь меня учить тому, что я должен делать, для того чтобы наслаждаться своей собственной жизнью! - вовсю свирепствовал Толстяк. - Ну всё, как хочешь, а я взываю к Синеве. Сейчас посмотрим, какую жизнь она покажет тебе и как ею нужно правильно пользоваться.
Так как свою громадную, жирную, больше похожую на свиную голову, Толстяк уже давно не мог приподнимать вверх, за него эту функцию выполняли глаза. Устремив свой взор к Синеве свои глаза, которые своей выпуклостью напоминали лечебные банки, он громко крикнул:
- Синева! Если ты меня слышишь, то тогда выслушай мою просьбу. - Он перебирал в своей голове разные варианты своего обращения, которые как змеи в своих семейных клубках мысленно переплетались в его мозгу, не выводя ничего путного. "Что же мне попросить? Попросить, чтобы Синева утопила это горделивое вещество? Ну, а если Синева не захочет его утопить, значит, это будет означать, что она перешла на его сторону и что её любовь равна для нас двоих, тогда - я потеряю своё величие. Будет попросту утеряно моё привилегированное отношение со стороны Синевы - мы снова станем равные. Нет, тут нужно, что-то другое". Не придумав ничего существенного, чтобы можно было вложить в своё обращение, он в один момент и вовсе хотел отказаться от своей затеи, связанной с обращением к Синеве, но его одолела мысль о том, что если он откажется, то выставит себя не посмешище перед Малышом. "Нет, отказаться не возможно, раз сказал А нужно говорить Б", и после длительной паузы он продолжил взывать Синеве:
- О, Великая Синева! подарившая мне счастья мира сего, спасшая меня от погибели его, спустившая на меня Дух свой благодатный, взываю к тебе ещё с одной просьбой! Не прими это за наглость. Просто ко всему прочему, что ты мне уже послала, я хотел попросить ещё маленького, размером как зёрнышко - ПОКОЯ . Пойми Великая Синева, что без этого самого покоя у меня нету полноты всего твоего дара, ниспосланного мне. Я хочу спать спокойно, но есть существа, которые мешают мне, а более даже мешают тебе осуществлять твой план. Это враги, которые понарошку отбирают счастье у меня, завидуя моей успешной судьбе, которую ты некогда подарила мне. Я не знаю, что ты предпримешь, внемля моей просьбе. Не мне тебя учить. Но что бы ты не сделала для моего покоя, всё однако будет мною принято, как высший твой дар. И тогда я ещё больше возрадуюсь тебе, наслаждаясь полнотой своего счастья.
Малыш, слышал эти слова, но с улыбкой на лице, продолжал усердно маслать молочную жидкость, уверенно удерживая своё тело на поверхности этого белого озера.
Солнце, услышав просьбу Толстяка, язвительно улыбнулся, и направил к Кувшину своего верного помощника - Лучика. Буквально через мгновение покорный Лучик был уже возле горловины глиняного сосуда. А ещё через несколько секунд Толстяк, равно, как и Малыш перестали видеть друг друга. Теперь их некогда общий мир, отделяла глиняная перегородка, которая ровно напополам разделяла внутренность Кувшина. Каждый воспринял такую перемену в своём существовании с особым настроением.
- Спасибо тебе Синева! - громко торжествовал Толстяк. - Теперь я по-настоящему счастлив. Теперь я могу спокойно спасть. А потом тихо про себя шепнул: Вот и славненько Синева, ведь самое главное, что без жертв обошлись.
Малыш в свою очередь воспринял это событие по- своему. Как бы он не думал о том, что Синева помогает исключительно одному Толстяку (ведь явный факт был на лицо), он всё же не прекращал верить в то, что Синева на самом деле, превращая свою невидимую помощь в реальные предметы, делает это не только во благо Толстяку, но и какую-то, совершенно незаметную капельку счастья закидывает и ему. "Ведь если здраво рассудить - думал про себя Малыш, - то эта перегородка, отделившая меня от него, не только его счастье, но и моё. Мне, по крайней мере, не придётся теперь выслушивать до безобразия нудные упрёки в свой адрес по поводу того, что я мешаю ему спокойно существовать. Ну и если честно, может мне, конечно, кажется, но мне в этом тесном пространстве стало как-то легче барахтаться. А с другой стороны, мне очень жаль его, что он захотел оградить себя от меня. Ведь такие вещи имеют свойство входить в привычку и становиться твёрдым постулатом жизни. В одиночестве далеко не уедешь". - У него промелькнула мысль о том, что он тоже остался одинок. "Я не думаю, что я одинок, - отвечал он собственным мыслям - у меня есть Синева, которая всегда посылает мне свой Зов. И в отличии от него я не прошу Синеву, чтобы она меня оградила от всех, только ради спокойного сна. Я только стремлюсь к ней, чтобы она подарила мне возможность хоть одним глазком взглянуть по ту сторону этого мира.
Толстяк в это время, вдохнув очередную порцию ароматного воздуха, который ему в нос впрыснула Ветка, распластался в своей теперь уже малометражной и неуютной квартирке и с огромным удовольствием погрузился в сон. Но к несчастью Ветки он всё же крепко ещё удерживал её обгорелое тело. И только когда звуки его храпа были слышны далеко за пределы Кувшина, тогда лишь его перепончатые, покрытые складками лапы начали медленно отпускать Ветку. "Ну ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть" - благоговейно умоляла Ветка эти мерзкие жабьи ласты. И вот, казалось бы, что уже пришёл долгожданный конец её плену, вот еще мгновенье и вкус свободы превратится в ту саму свободу, но тут случилось непредвиденное. Маленький, тоненький почти неприметный коготок жабьей лапы зацепил её в ту самую секунду, когда Ветка почти освободилась и готова была вынырнуть из Кувшина. Как только не пыталась она увернуться, но массивная расслабленная лапа с помощью своего коготка никак не хотела расставаться со своей пленницей. В итоге, перепробовав несколько вариантов, Ветка убедилась в своей беспомощности и в дальнейшем перестала сопротивляться своей рабской судьбе. Раздосадованная, она покорно отдалась обратно мерзким объятиям своего поработителя и в эту секунду попыталась не мыслить ни о чём.
Тем временем Малыш, барахтаясь в свой привычном режиме, вдруг заметил, как осуществлять проворные барахтанья, ему невероятным образом становится в тягость. "Наверное, это усталость. Всё, я весь выдохся." Он тут же начал представлять себе картину собственной смерти. Вначале он встрепенулся от ужаса, представив себя в роли утопленника и какие муки ему придётся претерпеть, когда он будет тонуть. "Вот она - настоящая смерть". Несколько раз, тогда когда его организм был ещё плохо развит и слабо удерживался на поверхности молока, Малышу приходилось побывать на краю смерти и посмотреть в её ужасные глазища. Он хорошо помнил, как в агонии страха, касаясь лапками дна Кувшина, ему приходилось беспрестанно глотать молоко, которое в этот момент из благородной пищи превращалось в смертельный яд, заполняя все дыхательные пути его слабого организма. "Главное, чтобы это было не больно. Вернее чтобы боль была не так длительна. Главное, чтобы побыстрее мука прошла. А что дальше?", - но никакого воображения о потустороннем мире у него не было, ему ничего не представлялось кроме сплошного тёмного одеяла, которое прочно покрывало его перепуганные глазки. Он почувствовал, что ему ещё труднее стало барахтаться. Он всмотрелся в молоко и заметил явные перемены его качества. Оно было значительно гуще, чем прежде, тем более что густеть он начинало всё больше и больше. "Теперь я всё понял, - в отчаянии думал про себя Малыш, чувствуя, как ослабевают его лапки - это неминуема смерть. Сколько приходилось тратить усилий, чтобы взбалтывать жидкую пищу, а тут сплошная гуща. Как в ней можно барахтаться. Зачем бороться. Лучше потратить время для того, чтобы подготовить себя к смерти. Чтобы меньше боязни было при переходе в тот неизвестный мир". Он, конечно же, вспомнил за Синеву. Он хотел обратиться к ней, чтобы она облегчила ему его тяжкую предстоящую участь. Но в этот момент, он почувствовал как состояние его души, мыслей и сознания находились на грани веры и безверия в эту самую Синеву, в которую он так страстно верил на протяжении всего своего тяжкого существования. Ради которой он с крайней старательностью отдавал все свои силы лишь на то, чтобы попасть в её обитель. Но в самую трудную для него минуту, по отношению к нему, она оказалась безмолвной, безответной и у него по этому поводу зародились две противоборствующие мысли, которые в море его сознания на равном расстоянии дрейфовали возле берега истины, и ни одна из них не решалась причалить к нему. Одна мысль восклицала: "Нет никакой Синевы, нет никакой жизни за пределами этого мира. Ненужно ни к кому обращаться. Лучше с высокоподнятой головой с достоинством заглянуть старухе смерти в глаза и принять конец своего бытия". Как только Малыш соглашался, с этой мыслю, как тут же с палубы второй мысли доносилось возгласы, нёсшие в себе иной рекомендательный характер: "Синева есть. И умираешь ты по её воле. Так что смирись друг и поблагодари Синеву даже за то, что она с помощью своего вечнопосылаемого тебе Зова и так помогла, столько времени просуществовать в этом безумном мире". Малыш соглашался и с этой истиной. Но как только он принялся благодарить Синеву, как неожиданно в эту секунду в спор вступила третья мысль, которая как он почувствовал, не была рождена сознанием. Она пришла из недр самого сердца. Её тепло нежно подогрело прохладный островок сознания Малыша, и какая-то немыслимая сила этого тепла завладела всей его душой. Он ясно увидел, что на песочном берегу его сознания было начертано: "НЕ СДАВАЙСЯ! ПРОДОЛЖАЙ БАРАХТАТЬСЯ!" - это самая верная истина, подумал Малыш, и тут его осенило: " Ведь неужели я, столько потратил силы на то чтобы после всего, вот так вот просто сдаться. Нет! Я буду продолжать. Если умирать, то не сдавшись. Он почувствовал как его слабое состояние организма начало подпитываться какой-то новой энергией. Он сделал несколько очень трудных рывков и неожиданно для самого себя оказался в стоячем положении на твёрдой поверхности молока. В изумлении, ничего не понимая, он постучал лапкой по затвердевшей поверхности молока. Вместо недавней жижи это была прочная твердая поверхность. "Но как это случилось - радостно удивлялся Малыш - неужели я жив". Он посмотрел на себя, пощупал, потом подпрыгнул и сделал для себя ещё одно очень важное открытие: до сих пор незадействованные в полной мере задние лапки пружинили, толкая тело вверх и, конечно же, с их помощью можно было подпрыгнуть к Синеве и возможно покинуть этот мир. Радостный Малыш поднял голову вверх и восторженно воскликнул: Спасибо тебе Синева, за то, что оставила меня жить. Я ИДУ К ТЕБЕ! - И Малыш, совершив свой первый прыжок в сторону Синевы, оказался за пределами Кувшина, который с особым интересом наблюдал за этим прыжком.
В то самое время, когда Малыш совершал свой освободительный прыжок из Кувшина, его сосед по ту сторону перегородки неожиданно проснулся. Его сонные глаза вдруг заметили, что спасительная трость, едва удерживается с помощью зацепившегося за неё коготка. Если бы Толстяк был более предусмотрителен, то наверное избежал бы той катастрофы, которая буквально в считанные секунды произошла с ним. Дело в том, что когда он захотел зацепить ветку свободной лапой, то у него это не получилось по той причине, что он попросту не смог её поднять. Тогда он пытался поближе придвинуть к себе Ветку, лапой, которая удерживала её своим коготком. И тут произошёл коллапс. Он начал придвигать её к себе, но Ветка, которая отнюдь больше не хотела снова попадаться этому толстому чудовищу в его массивные силки, рьяно давала отпор, поднимая своё тело вверх, тем самым она пыталась как можно быстрее вырваться с дьявольского крючка. Когда она была практически в миллиметрах от очередного пленения, коготок, вырвал у неё ломоть её обгорелой коры, и тут же выпустил её на свободу. Ветка, как и Малыш, оказалась за пределами Кувшина, оставляя своего деспота в одиночку бороться за свою жизнь, которая теперь была облачена в трагическую форму.
...Нет, он не умер. Благодаря тому, что перегородка, которую он с таким усердием выпросил у Синевы, существенно уменьшила площадь его глиняного мира, то соответственно и молока в нём значительно поубавилось. Когда он начал тонуть, его деградированное тело было совершено беспомощное, оно не в состоянии было воспроизводить даже малейшие движения во имя своего спасения. Поэтому Толстяку ничего не пришлось другого придумать, как просто выпить всё оставшееся молоко. Выпивши под чистую всё молоко, Толстяк буквально утроил массу своего тела. Этот громадный разбухший, слизистый ком замертво лежал, еле помещаясь в своей тесной квартирке. Признаки жизни этого существа выдавало лишь его тяжёлое дыхание.
Малыш подскочил так высоко, что в буквальном смысле чуть не достиг синих врат Солнечного царства. В полёте охваченный чувством невероятной свободы, он даже не мыслил о том, как на самом деле будет выглядеть его новая обитель, он просто вовсю наслаждался лицезрением нового, совсем необычного мира, который во всей своей картине предстал перед ним внизу.
- Он освободился! - восторженно вскрикнул Лучик и тут же обратился к Солнцу. - Ты отпустишь его как обещал?
- Я его не держу. Но с той высоты, которой он достиг благодаря своему прыжку, я не думаю, что он упадёт на землю целым и невредимым. А если и случится чудо, то ему всё равно не укрыться от моего знойного дыхания. Тут я ничего поделать не могу, таковы условия моего царствования. Я думаю, что он зря затеял эту проигрышную для него игру. Мне кажется, что крошка Толстяк очень хитроумно его переиграл. Хотя без всякой иронии могу сказать, что я в восторге от смелости Малыша, его дерзости и безграничной уверенности. В нем можно многому поучиться. Когда сейчас он погибнет, ты сооруди ему памятник из пепла, чтобы служил нам всем в пример, как память о великом храбреце.
Но не тут- то было, чтобы Малыш, отдавший столько сил, для своего спасения, освободившись из недр Кувшина, вот так вот просто и так трагически распрощался со своей новой жизнью. Он не только не разбился в пух и прах, как это предвидел Солнце, он не только не сгорел от его огненного прикосновения, он в попал в свой самый настоящий родной дом, к которому он с таким рвением всегда стремился. С той высоты, которую он достиг, упавши на землю, он конечно бы превратился в маленькое мокрое пятнышко, но Судьба, которой он покорился с невероятной силой смирения, давно уже проложила ему свой истинный курс в новую жизнь, как щедрое вознаграждение за это смирение. Когда он летел вниз, страх неведомого непонятного состояния, заставил его съежиться. Он сгруппировался, закрыл свои глазки и стал похож на маленький метеорит, летящий с небес. Этот маленький булыжник, падая с небес с огромной скоростью, буквально врезался и пробил насквозь толстый слой затвердевшей тины, под которой погибало в муках большое озеро Счастья, насильно заточенное под эту тину Великим Поработителем и Монополистом Вселенной - Господином Солнцем. Попав в царство своего нового мира, Малыш почувствовал невероятную лёгкость своего состояния. Его душа, соприкоснувшись с атмосферой нового мира, соединилась с ним в единое целое, растворив в своей светлой субстанции всю черноту прошлой жизни. Малыш уже не вспоминал о тяжести прошедшего существования, он не мыслил о том, каким образом ему удалось тут появиться. На смену его тяжкому, казалось бы безрассудному существованию пришла - ВЕЛИКАЯ НОВАЯ ЖИЗНЬ. Её оболочка, сотканная из нитей свободы, без малейшего физических усилий влекла Малыша в глубину своего бесконечного пространства, наполняя его сердце и душу всё новыми и новыми впечатлениями, открывая для него всё больше новых истин, закладывая в его мысли всё новые и новые смыслы. Бороздя просторы этого волшебного мира, он понял, что ему больше не придётся искать питания, барахтаться, чтобы не утонуть, мучительно бороться со своей сомнительностью. Гармония его светлой души стала одной из конструкций этого нового мира, который своею высшей благодатью навсегда заменил все те потребности, которые остались в прошлой Кувшинной жизни.
Почти незаметное, но очень эффективное по своей силе падение Малыша в озеро не осталось без грандиозных последствий, которое кардинальным образом изменило не только жизнь Малыша, но и перевернуло весь существующий порядок во Вселенной. После спасительного падения Малыша в озеро Счастья, во Вселенной произошло Великое Движение.
Дело в том, что после его соприкосновения с почернелой от Солнечного зноя, поверхностью тины, он не только пробил её толстый слой, открывая себе путь в новый мир, но и породил волну, которая с огромной силой выплеснулась на поверхность Сада, увлажнив всё его подножье, разбросав возле каждого дерева куски черно-зелённой тины. Благодаря этому маленькому цунами, озеро Счастья частично освободилось от своего рабского одеяла и начало испарять из себя, под воздействием Солнечный лучей, пар, который в свою очередь образовал на небе огромные тучки, а те в свою очередь частично заслонили великое солнечное царство. Такая цепная реакция, вызванная безвинным падением Малыша, вызвала, конечно же, бурю негодований у Солнца. Теперь это была не просто игра, не безвинный эксперимент - это была, самая что ни есть действительная реальность, в которой рушилось, подобно карточному домику, всё безграничное царство Солнца. Не зная как приостановить это колесо, нёсшее в себе всю силу разрушения, Солнце начал впадать в полное безрассудство. Сначала он хотел направить всю свою энергию на освободившееся от тины озеро счастья, чтобы целиком высушить его, но Лучик, пытаясь успокоить своего господина от напавшей на него дикой истерии, доказывал ему, что это всё равно бессмысленно, так как от этого будет ещё хуже. Всё испарение образует ещё больше туч и тогда царству придёт полный конец. Тогда Солнце решил направить всю свою энергию на Сад, чтобы окончательно уничтожить его деревья, превратить их в пепел и смешать его с человеческим прахом.
- Но что это тебе даст мой великий Господин? Опустошив окончательно этот и так несчастный садик, ты всё равно дашь возможность вырасти новым деревьям, которые беспрепятственно вырастут до пределов нашего царства.
- ты так говоришь, как будто они и так теперь не вырастут! - всё негодовал Солнце
- Да, но не такой высоты, чтобы достичь нашего царства. Старые деревья будут им помехой.
- Чёрт возьми! - уже вовсю испускал из себя злобу Солнце, - что мне теперь делать! Как нам спасаться! Царство рушится, а ты своими философскими соплями меня тут учишь.
Лучика охватил страх и его нежное тельце затряслось.
- Ты... ты... - страх еще больше овладевал Лучиком и блокировал его речь - Я...я ...я хотел сказать - страх уже полностью его парализовал.
- Ну что! Что ты ещё мне хочешь сказать! - злобное лицо Солнца по-звериному смотрело не Лучика. - Не молчи!
- Я хотел сказать мой Господин, что... что тебе не нужно ничего делать, нужно просто договорится с твоими оппонентами.
- Что ты плетёшь! Какие оппоненты! Где ты их видишь! Никаких договоров! Заткнись! Я тебя прошу! - извергал их себя вулкан жарких негодований Солнце.
Но Солнце и сам не замечал, как своими громкими возгласами способствовал скорейшему освобождению своих пленников. Чем громче была истерия Солнца, тем выше поднималась температура воздуха, и тем жарче становилось во Вселенной. Под воздействием такой повышенной температуры увлажнённая земля вместе с озером всё больше испарялась, создавая на небе огромные разбухшие дождевые тучи. Когда эти грузные животы поразверзались, чтобы освободить свою тяжёлую ношу, тут же из плена был освобождён Дождь. Он безустанно проливал своё семя на землю, расшатывая своими капельками ветки деревьев, помогая освободиться из каторжных кандалов старика Ветра. Ветер вместе с Дождём без проблем одолели тюремную стену, чтобы освободить несчастную старуху Ночь. Все втроём они пошли на переговоры к Солнцу. Как Солнце не упирался, как не пытался выразить своё преимущество, превознести свой статус, ему всё же пришлось встать на конструктивный путь переговоров со своими врагами, касательно вопросов о распределении сферы деятельность во Вселенной и предоставлении всех необходимых гарантий для перемирия. Пришлось смириться с этими бывшими рабами-узниками, принять все их условия и в итоге заключить с ними вечный мир. Хотя прочитав в соглашении о совместной деятельности слово "вечный мир", Солнце иронично улыбнулось и прошептало Лучику: "Интересно, насколько эта вечность?". Но как бы там ни было, деятельность во Вселенной полным ходом была приведена в свою естественную прежнюю гармонию.
- Вот и порешили этот вопрос! Теперь можно просто жить, - звонко радовался Лучик.
- Нет - угрюмо промолвил Солнце и закивал своей большой головой, - не жить мой друг, а мстить.
- Что значит мстить? - удивлённо спросил Лучик, так как данное слово он слышал впервые.
- Мстить - это устранять тот недостаток, который привёл нас к этому позорному соглашению. Мстить, значит расправиться с тем экспериментальным чудовищем, которое фактически разрушило наше царствование.
- Ты хочешь убить Малыша! Но ты же дал слово, что оставишь его в покое. Ведь он же выжил, тем более сумел выскочить из Кувшина!
- Это не считается, только потому, что Толстяк тоже выжил. И кстати, сделал это намного благоразумней, чем эта худая высокомерная пиявка.
- И что же ты будешь делать? - спрашивал перепуганный Малыш и мысленно пытался представить себе, какую участь предстоит ему выполнять в этом убийстве.
- У меня на этот счёт всегда существует определённый план? - с веселым ехидством пропел Солнце. Он посмотрел вниз на Землю и с язвительным удовольствием заявил: НУ ЧТО ГОСПОДА, НАЧИНАЕМ ТВОРИТЬ!
Толстяк, который неподвижно сидел в Кувшине, почувствовал, как его постепенно начинал одолевать голод. Пищи уже не было. Вокруг были только холодные глиняные стены, а сверху виднелась Синева, которая теперь была намного меньше, чем прежде. "Интересно, - говорил сам себе Толстяк, - тот несчастный хлюпик живой ещё". И лапой несколько раз ударил по перегородке, но в ответ услышал лишь глухие звуки. "Да куда там живой - издох бедняга. Но не грусти мёртвый счастливец, лучше умереть, чем быть неподвижным и мучительно помирать от голода. Ох, если бы сейчас была эта пища, я бы не стал её есть, нет, ни коим случаи, я бы использовал эту высококалорийную пищу только для того, чтобы утонуть. Как я тебе завидую маленький покойник". Он сконцентрировал свой взгляд на Синеве и хотел у неё попросить смерти, но чувство голода вперемешку с условиями его существования вызвали немыслимое отвращение от висящего синего покрывала. Он, в припадках гнева начал громко орать: Уйди прочь! Я не верю тебе! Не верю! Слышишь! Даже если ты и есть, ты всё равно обманщица. Ну что ты уставилась на меня. Ну ладно я... да я всегда использовал тебя только в корыстных целях. А за что ты его погубила?! Ведь я же лично видел, как он безумно в тебя верил, как любил тебя и ждал от тебя спасения. Ненужно мне ничего от тебя! - Он на мгновение успокоился, но после более спокойным тоном сказал: "Если ты хочешь мне чем-то помочь, то просто дай мне поесть, чего угодно, только чтобы утолить мою жажду голода. Или дай мне вдохнуть того самого волшебного запаха. Иначе умирая в муках, я буду проклинать тебя, выпуская на тебя самые скверные слова. И тогда для тебя даром это не пройдёт. Он снова вспомнил за Малыша и подумал, что если бы они по-прежнему были вместе, то в эту мрачную минуту голода, Малыш стал бы для него неплохой пищей. Но теперь, только глухая глиняная перепонка напоминала Толстяку образ Малыша. ...Проклятье!
Солнце следил за Толстяком, сохраняя свою язвительную улыбку, страстно потирая свои огненные руки:
- То-то. Вот таким ты нам и нужен - буйным, злобным, скверным, умалишённым. Отныне, во имя мести, ты будешь руководить организмом, который я воспроизведу из Кувшина. Ну, что мой Лучик, пришло время воспользоваться нашим проектом.
- Но каким? - не понимал Лучик.
- Мы сделаем из Кувшина человекоподобное существо.
- Только для того, чтобы убить Малыша,
- Никакого Малыша уже не существует! - гневно промолвил Солнце, - существует только Причина. И наша миссия уничтожить её. Это может сделать только человекоподобное существо, внутри которого будет сидеть голодный Толстяк. Только потому, что у человекоподобного существа всегда будет мотив. Мотив один: уничтожить Причину во имя моего тепла, во имя моего света, и во имя моего великого Я, Я и ещё раз Я. И самое главное - во имя собственного Вечного Счастья. Так всегда было, есть и будет. А толстое чудовище будет им руководить посредством своего вечного голода.
Лучик больше ничего не говорил, не спорил, он просто наблюдал за тем, как его Господин исполнял роль великого Творца.
На месте, где стоял Кувшин, выросло человекоподобное существо. В порывах буйства оно кричало, прыгало, падало, кувыркалось, безрассудно вырывало только что выросшую зелёную сочную траву, било себя по животе, потом по голове. Запихивало в себя сорванные растения, потом выплёвывало их обратно. Его глаза всё больше и больше перетягивались красными прожилками. Лучик, наблюдая за этой картиной, никак не понимал цель создания этого бесконтрольного человеческого Существа.
- Ну и как ты собираешься уничтожать Причину? - совсем смело спросил Лучик. - Это же недоразумение. Посмотри, что оно вытворяет.
- Сам вижу. Но у нас есть вот какой вариант.
Солнце кинул свой огненный взгляд на лежавшую в стороне Ручку, которая отлетела от своего супруга, как раз тогда, когда тот переоделся в человеческий костюм.
- У людей всегда бывает так: то буйное существо называется у них Мужчина, а вот тот извилистый предмет - Солнце ещё раз глянул на Ручку, и на её месте появилось второе человекоподобное существо, - это у них называется Женщиной.
В отличие от первого существа-Мужчины, существо - Женщина было спокойное. Внешне они тоже весьма были различимы. Лицо у Женщины было нежнее, милее, глаза были чистые, а влажная пелена её красивых голубых глаз, искусно блестела, отражая в них красоту всей Вселенной. На туловище у неё выделялись два бугорка, на каждом из которых красовались красно-розовые пятнышка. Когда буйное существо-Мужчина заметил, нечто напоминающее самого себя, он перестал прыгать. Потом заглянул в глаза Женщины, и это стало поводом для его полного успокоения. Он настороженно всматривался в каждую часть её тела, потом подошёл поближе, аккуратно с опаской потрогал её за один из бугорков и широко разинул рот.
Солнце засмеялся:
- Вот видишь, оно успокоилось. Как у них там всё забавно устроено, а теперь им нужно идти к озеру Счастья и поджидать там этого твоего Малыша, который периодически выплывает, чтобы понежится моим теплом. Там они его и ухлопают и займут его место. Будут купаться, и плавать в вечном счастье снова стремясь к своему МиРу, чтобы вернуть обратно меня на трон.
- Не понимаю тебя. Совсем не понимаю. Как они поймут, что Малыша нужно убить?
- Неужели ты и в самом деле такой тупенький. В утробе этого существа-Мужчины сидит Толстяк, который услышит кваканье Малыша, и тогда попросту этот Толстяк захочет его съесть. - Он смотрел на Лучика, который всё никак не мог понять эти объяснения. - Ну что ты выпялился на меня! От зависти и от голодухи он его захочет съесть. Тонкий в счастье купается, а Толстый полумёртвый и вечноголодный в неволе сидит.
- Тогда не понимаю всё равно, а зачем это человекоподобное существо нужно было творить?
- Человекоподобные существа это всего лишь высокоэффективные средства для достижения цели. Если бы я просто разбил Кувшин и выпустил Толстяка на волю, то он бы издох на этой воли, он бы и шагу не сделал. А так за него все функции по поимке Малыша выполнит человекоподобное существо.
- Ну, допустим, всё никак не унимался Лучик, а второе существо зачем надо?
- Да чтобы первого постоянно успокаивать и к озеру вести. Иди лучше им путь к озеру освети. Ничерта не смыслишь!
Солнце махнул рукой и стал наблюдать за дальнейшими действиями двух существ. Существа двигались в сторону озера по тому маршруту, который освещал им Лучик. Впереди шло существо-женщина. Оно шло спокойно, плавно, гордо и величественно в отличии от своего напарника, который в нервном, полусогнутом положении своего мускулистого тела почти всегда отставал от своей спутницы. Когда ему всё же удавалось вырываться вперёд он тут же сбивался с нужного курса и снова впадал в истерию, которая продолжалась до тех пор пока существо- Женщина снова не оказывалась флагманом их путешествия, с уверенностью приближаясь к озеру, следуя нужному курсу. Тогда существо-Мужчина прекращал свою истерию и в спокойном полусогнутом состоянии следовал за ней.
С тех пор как солнечная монополия потерпела сокрушительное поражение, освободив из неволи Дождь, Ветер и Ночь, человеческий Садик полностью сменил своё старое, ветхое и до ужаса обгорелое убранство. Все деревья теперь были облачены в зелённые платьица. На их упругих ветках искусно мостырили свои домики птицы, чьё волшебное пение доносилось до периферии Вселенной. Всё подножье Садика было устлано сплошным зелённым травянистым ковром.
Обоняние Женщины вдруг уловило волшебный аромат знакомого ей запаха, который щекоча её душу, повлёк за собой, тем самым сбивая её с нужного курса. Сделав несколько шагов, она остановилась перед огромным деревом, стала оглядываться по сторонам, выискивая источник этого сладкого аромата. Внимательней всмотревшись, она неожиданно для себя заметила, что находится возле того самого дерева, от которого они вместе с Мужчиной начинали свой путь. "Странно, как так получилось" - мысленно промолвила Женщина, глянув на Мужчину, в которого в этот момент начинал прогрессировать приступ истерии. Нестерпимый до ужаса крик у него, сопровождался какими- то странными жестами, которые Женщина расшифровала как явное нарастающее недовольство от того, что ею был покинут правильный маршрут. В бешенстве Мужчина судорожно указывал рукой на освещённый Лучиком путь, зазывая её продолжать идти по нему. Но ароматный запах, который въедливо оседал на стенках дыхательных путей Женщины, пленил её все больше и больше, уводя её от всех маршрутов движения, существующих в этом Саду. "Ничего не понимаю - громко промолвила она - мы шли по указанному маршруту, а оказались на том же месте, откуда вышли. Как так получилось, - она оглянулась, - и этот дивный и знакомый запах, откуда-то взялся".
- Это я тебя позвала подружка моя дорогая, - промолвил волшебный голосок, доносившийся с гущи веток этого высокого дерева. Тут Женщина заметила, как одна из этих веток словно человеческим пальцем манила её к себе. Женщина подошла к этой ветке.
- Не узнаёшь? - сказала Ветка и захохотала. А ведь это я напустила ароматов, чтобы позвать тебя к себе. Ну-ка, взгляни ещё раз повнимательней!
-Это ты? - восторженно промолвила Женщина.
- Да, я. Только теперь как ты видишь я в новом, совершенно новом обличии. Наконец-то, благодаря тому тощему существу, который так долго барахтался в брюхе твоего супруга, я вернулась к полноценной жизни. Теперь у меня есть всё. Но я вижу, что и ты подруга вместе со своим благоверным супругом приобрела новую одежду. Изыскано, изыскано. Да, кстати, а что это с ним такое происходит?
- Да ничего особенного. Ну во-первых он всё никак не может привыкнуть к своей новой одежде.
- А во-вторых - весело продолжила Ветка, - он никак не может смириться с потерей своего особого статуса. И тут они вместе, как в старые добрые времена захохотали.
- И в-третьих - сказала Женщина - он постоянно хочет пить и есть. Поэтому мы хотим поселиться на берегу озера, чтобы иметь возможность постоянно утолять свою жажду той волшебной водой.
- О, моя милая! Знаешь, что я тебе посоветую - не нужно вам идти ни к какому озеру. Что толку с той воды, которая воняет прокисшим илом и содержит в себе массу всяких инфекционных гадостей. - Её сладкие уста источили медовую фразу - У меня голубушка есть для тебя получше вариант.
- И какой же? - спросила заинтригованная Женщина.
- А вот посмотри, какое потомство я произвела на свет, - Ветка указала на большие, красного цвета сферические предметы, которые всю её облепили сверху до низу. - Это мои детки. Попробуй, съешь одно, а потом и супруга угости. И поверь, ты не только утолишь жажду, но и увидишь истинную красоту своего нового костюма.
Женщина сорвала этот таинственный налитый неизвестностью плод и начала его кушать. Вкус сладкого сока, который казалось, растекается по всей её душе, породил в ней совершено новое чувство восприятия окружающего мира. Во всех элементах природы она увидела своё присутствие. Каждый листочек, каждая травинка, каждая букашка, все, на что был брошен взор, она повсюду видела себя. Это всё моё! Это я! Ах, как приятно! После этого совсем не хочется пить и никуда не хочется идти. Она сорвала ещё один плод, и тут же поманила к себе Мужчину, внутри которого голодный Толстяк со всей мочи ерепенил, вызывая у Мужчины приступ иступленного бешенства. Мужчина, немного успокоившись, неторопливо подошёл к Женщине. На её раскрытой ладошке, словно на подносе, перед ним предстал сферический предмет, который он сразу же сравнил с выпуклыми бугорками Женщины. После такого сравнения он окончательно успокоился. Под воздействием ароматного запаха этого привлекательного предмета рука Мужчины инстинктивно резким движением вырвала плод из ладошки Женщины и направила его в рот.
Наслаждаясь новой сладкой едой, Толстяк почувствовал, что пришло его долгожданное спасение. Это была необычная еда. В ней как раз содержался тот самый пленительный аромат, который Толстяк уже когда-то смаковал. От него хотелось спать. Вдоволь наевшись, Толстяк с превеликим удовольствием погрузился в сон. "Да, теперь я по-настоящему счастлив. И новая пища куда лучше прежней. А запах, а запах. Это запах настоящей Синевы".
Мужчина проглотил последний откушенный кусок плода и тоже подобно Женщине претерпел некоторых изменений. Теперь он стоял прямо и гордо. Его лицо первый раз излучило улыбку, оно было намного нежнее прежнего, и вместо его дикой угрюмости на нём была запечатлена маска радости. Он посмотрел на Женщину. Образ этого существа перестал быть для него обычным путеводителем, и таким же элементом природы, как всё что окружало его вокруг. Теперь, те самые бугорки с ярко-розовыми пятнами, стали для него нечто большим, прекрасным, чем даже плоды этого волшебного дерева. Левую сторону его рельефной груди начало раскалять от интенсивных ударов, эхо которых отзывалось почему-то ниже пояса. Женщина, встретив его пронзительный взгляд, почувствовала, как щёки на её лице стают всё горячее и горячее. Она сорвала с ветки сочный зелёный листик и прикрыла им свои бугорки. Потом громко улыбнулась, встрепенулась как птица и убежала в зелёную гущу Сада. "Беги за ней" - сказал кто-то Мужчине и он, недолго думая, последовал совету незнакомого голоса.
В небесной канцелярии как всегда бушевала буря негодования. Солнце всё никак не мог понять, почему человекоподобные существа, вдруг, неожиданно даже для самих себя, так безрассудно отказались от вечного счастья.
- И зачем я втянул сюда эту вечно капризную и ревнивую дурру, которая умудрилась накормить своего супруга обычными яблоками до такой степени, что этот безмозглый мотлох так просто отказался от своего вечного счастья.
Лучик, только тихо подсмеивался над своим господином, который своим едким ворчанием, теперь, утративши своё былое величие, был больше похож на ума лишённого старца, чем на царя Вселенной. Он уже его не боялся, поэтому изредка, весьма колко подтрунивал над несчастным стариком.
- Может, вы теперь их во что-то облачите. Посмотрите, они вроде стесняются друг друга - заливался громким смехом Лучик.
- Ну их всех к чёрту! Пусть пойдут прочь с моих глаз лиходеи проклятые! Ты давай спать ложись, а то вон старуха Ночь пришла сменить нас на посту. Ууу ведьма тёмная. И Солнце вместе с Лучиком уходили в свою обитель, чтобы погрузится в сон, а завтра, когда наступит их время, с новыми силами продолжать своё творение, противоборствуя тётушке Скуке. Когда Лучик закрывал глаза, он никогда не засыпал сразу. Он мысленно разрисовывал все планы предстоящего дня. Помимо всех будничных мелочей, в первую очередь он, конечно же, представлял, как завтра они вместе с его лучшим другом Дождиком будут вдоволь резвиться на построенной ими разноцветной горке, которую они назвали Радуга, вдоволь наслаждаясь своей беззаботной и радостной Жизнью.
...Таковым было Начало... но не начало чей-то новой жизни, а обычное Начало следующего Конца.