Захарова Наталья Анатольевна : другие произведения.

Дважды в одну реку

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.60*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Время - это та река, в которую можно вступить дважды. Королеве Мэб повезло: ее провели по мосту, свитому из чужой жизни. Когда Мэб составляла план, который должен был привести ее к победе над врагами, она и не предполагала, что его придется радикально изменить, особенно ту часть, что касалась Мерлина и ее самой.
   Дважды в одну реку
  
   Лабиринт, Великий Мерлин, Коллинз Нэнси "Соня Блу"
   (кроссовер)
  
  Джен, NC-17, В процессе
  
  
  бета Efah
  
  Пэйринг и персонажи: Мерлин, Моргана Ле-Фей, Джарет, Нимуэ
  
  Размер: планируется Миди
  
  Жанры: AU, Дарк, Драма, Магический реализм, Попаданчество, Темное фэнтези, Юмор
  
  Предупреждения: Жестокость, Насилие, ООС, Смерть второстепенных персонажей, Смерть второстепенных персонажей
  
  Описание: Время - это та река, в которую можно вступить дважды. Королеве Мэб повезло: ее провели по мосту, свитому из чужой жизни.
  
  Когда Мэб составляла план, который должен был привести ее к победе над врагами, она и не предполагала, что его придется радикально изменить, особенно ту часть, что касалась Мерлина и ее самой.
  
  Посвящение: Вам и одному очень хорошему человеку, который захотел этот фик и сделал все, чтобы это желание осуществилось. Основано на заявке Артема Камалиева, который хотел сильного Мерлина.
  
  Примечания автора:
  Внезапно:)
  Канон помер в корчах и уже даже не пахнет.
  
  
  Публикация на других ресурсах: Разрешено только в виде ссылки
  
  
  
  
  
  

Глава 1 Поток

  
  
  Мир умирал.
  
  Вернее, умер он давным-давно, в тот момент, когда люди и маги отказались помнить Мэб, в отчаянной попытке избавиться от вредоносной феи.
  
  Мир умер тогда, когда отдавшие свою силу и магию Мерлин, Нимуэ, Фрик и Моргана остались доживать свой век, пусть и долгий, не наполненный старческими болячками и немощью, простыми смертными, постепенно уходя в небытие, оставаясь жить лишь в памяти сказочников и архивариусов.
  
  Мир умер в тот момент, когда, лишенные подпитки от веры в сверхъестественное, рухнули Завесы, отгораживающие обитателей планеты Земля, этого конкретного мира и измерения, от тех, кто таится за выстроенными на страхе, отчаянии и крови - добровольной и не совсем - барьерами. Рухнули стены, спасающие мягкотелое население от хищников, считающих людей просто добычей, а этот мир - своими охотничьими угодьями.
  
  Мир умер, когда растворилась в пространстве последняя капля магии, но поначалу никто ничего не заметил.
  
  Все так же приносили жертвы дубам и живущим в них божествам друиды, все так же нашептывали заговоры бабки-шептуньи и ведуньи, все так же резали коней и людей во славу Одина и Кернунноса воины. Вот только никто не заметил, что заговоры и жертвоприношения не имеют силы, что количество друидов уменьшается и уменьшается, и все чаще мальчишек отдают не им, а в монастыри, туда, где младшие дети будут накормлены и напоены, получат кров и одежду, а там, глядишь, и карьеру сделают, авось родителям помогут, скостив десятину. Все больше разрастались монастыри и общины, возносились в небо шпили церквей. Отгремели религиозные войны, прикрывающие благими лозунгами жажду наживы, мир окончательно сменил веру на религиозность, и только сухие сводки констатировали, что человечество больно насилием, но если когда-то хоть церковь держала эти низменные устремления в узде, осуждая и порицая, то с ростом атеизма количество преступлений выросло как на дрожжах, и хоть как-то их предотвратить или уменьшить уже было нельзя.
  
  Чудовищные убийства, ниоткуда возникающие маньяки и серийные убийцы, извращенцы всех мастей - мир захлебывался в крови, продлевая собственную агонию, и как остановить это падение в пропасть, никто не знал.
  
  Впрочем, даже если и знал, то поделать уже ничего не мог, ведь данная ситуация устраивала пусть не большинство, но избранных, а живущие на вершине всегда прекрасно знали, как именно защитить свои права и активы.
  
  Максвелл Ла Фей, почтенный профессор Оксфорда, когда-то читавший лекции, на которые толпами валили студенты и вольные слушатели, мелко подрагивающими руками бросил в затухающий камин куски черепахового панциря, купленные через пятые руки. Древнейший обряд гадания, не дающий осечек, который еще пару лет назад мужчина воспринимал как курьез, должен был дать ответ на самый важный вопрос: получится задуманное или нет. Угли еле тлели, Максвелл, утомленно вздохнув, решил не ждать результата, а заняться делом: подбил стопку документов, сложил в простую картонную папку, завязал завязки и с трудом запихнул ее в огнеупорный ящик-сейф, битком набитый ее товарками. Закрыл сейф на кодовый замок, поднатужился и поволок его к стене, в заранее очищенную от разного барахла, претендующего на звание предметов искусства, нишу.
  
  Старая постройка отличалась толстыми, в ярд, стенами и имела несколько ниш, оставшихся от заложенных кирпичами старых узких окон. Максвелл, пыхтя и отдуваясь, поднял сейф, запихнул в нишу, после чего натянул перчатки и принялся закладывать проем грубо отесанными камнями, скрепляя их раствором цемента. Камни выглядели идентичными тем, что составляли основу стен, профессору пришлось поломать голову, соображая, как и откуда их заранее выковырять, чтобы теперь заложенная ниша не бросалась в глаза. Закончив, профессор тщательно убрал старые газеты и тряпки, постеленные для защиты пола от грязи и брызг, замаскировал свежую кладку горшком с раскидистым фикусом, подвинул для верности небольшую ширму и покосился на часы.
  
  У него оставалось еще время, чтобы подготовить мизансцену.
  
  Бежать Максвелл даже не пытался: это было полностью бессмысленно. За домом следили, мужчина видел краем глаза искореженные громадные силуэты в тенях, ступающие бесшумно, несмотря на габариты, а еще сквозь приоткрытое окно просачивались запахи обугливающегося мяса и дыма. Наблюдатели не подходили близко, но это не входило в их задачу - схватить Максвелла. Огры с пирокинетиком, возможно, не одним, судя по стойкому запаху горелой плоти, всего лишь следят, чтобы он не вышел из дома, пока едет их работодатель.
  
  В принципе Максвелла это устраивало - он настолько морально истощился за последние месяцы, что уже не имел сил активно сопротивляться собственной гибели, впрочем, это не значило, что он не способен на пассивный отпор. Профессор еще раз обвел воспаленными глазами гостиную, уверился в том, что тайник не виден - тот, кто будет его убивать, не станет утруждаться обыском, - и сел в кресло, плеснув в мутный стакан виски. Поднял стакан, но тут же поставил его на журнальный столик - свою гибель он хотел встретить трезвым.
  
  А ведь как все отлично начиналось! Три года назад он был бодр, полон энтузиазма и счастлив со своей семьей. Три года, и вот он, здесь, в пустом доме, где уже никогда не прозвучат голоса его жены и сыновей, доме, из которого он в последний раз выходил полгода назад, подавая заявление об увольнении в университет, - трясущийся, резко сдавший человек, выглядящий смертельно больным. Максвелл ловил жалостливые взгляды и с трудом сдерживался, чтобы не приподнять губу, показав крепкие желтые клыки, - перерождение зашло слишком далеко, выйдя наружу. Теперь признаки Притворщика не скрыть.
  
  А ведь началось все так обыденно. Максвелл, роясь в архивах, в дальних секциях, давно заросших пылью, нашел любопытный документ, написанный странными символами, похожими на спирали, круги и кривые линии, словно ребенок баловался спирографом. Его это слегка заинтересовало, но, подумав, Максвелл решил, что просто кто-то страдал фигней, и отложил непонятную тетрадку, однако затем нашел что-то вроде очень краткого словаря, потом толстую, явно древнюю книгу, заполненную странным текстом и чудовищными иллюстрациями, проснулось любопытство... и он пропал.
  
  Перевод шел крайне тяжело, плюс постоянно болела голова. Максвелл поначалу терпел, потом пошел к врачу, диагностировавшему мигрени, потом начал есть таблетки горстями... Ничего не помогало. Глаза резало от одного взгляда на страницы, а потом пришли сны. Снились странные изломанные тени, то, как люди превращаются в чудовищ, а чудовища в людей, но когда Максвелл увидел у идущей в толпе девушки волчью морду и три пары грудей, он понял, что исследования зашли куда-то не туда. Однако это были лишь цветочки: как-то Максвелл посмотрел в зеркало и увидел, что у него на лбу проклевывается третий глаз, а щеки покрыты спиральными шрамами. И эти изменения никто в упор не замечал.
  
  Ладно, это он бы еще смог пережить, вот только несчастья посыпались одно за другим, он не успевал хоронить семью и родню, а сам задыхался от чудовищных желаний, одолевающих его в толпе людей.
  
  Максвелл был умным человеком, способным логически мыслить и просчитывать ситуацию. Он выгреб все свои сбережения, все равно их некому было передавать, и начал искать тех, кто мог пролить свет на все происходящее.
  
  Цену пришлось заплатить чудовищную, но он не жалел: перед человеком, считающим себя венцом творения, открылся мир, полный магии и волшебства, вот только сказкой этот мир не являлся. Сидящее напротив существо скалилось, крутя в когтистых шестипалых руках дорогую кубинскую сигару, и насмешливо просвещало идиота о реальном положении вещей. Оно рассказывало о том, что последние человеческие маги отдали свою магию для победы над Феей, думая, что это их единственный враг. Что вскоре - через пару столетий - рухнули поставленные в незапамятные времена барьеры. Что в мир, лишенный магии и защитников, начали просачиваться те, для кого люди - еда. Что человеческой магии больше нет - обжившиеся Притворщики, так называли притворяющихся людьми чудовищ, - целенаправленно убивают всех, в ком есть хоть капля волшебства. Что сам Максвелл тоже скоро или умрет, или переродится чудовищем: Притворщикам нравится заражать кровь потомков магов и ведьм, а он ведь потомок Морганы Ле Фей. Что барон Луксор уже открыл на него охоту и существовать Максвеллу не больше месяца. Что...
  
  Существо говорило, Максвелл слушал и делал выводы.
  
  Он зарылся в архивы, отдал последнее за нужную ему информацию, исповедался в церкви
  и попрощался с друзьями. Он был полностью готов к тому, что должно было не спасти его, но помочь отомстить. За него самого, за семью, за всех тех, кого твари-паразиты считали лишь кормом.
  
  Угли неожиданно затрещали, пламя всколыхнулось и полностью погасло, вырвав мужчину из тяжелых воспоминаний. Максвелл выскреб кочергой угли вместе с кусками панциря, взял толстые перчатки, надел, зажмурился и выбрал из кучки четыре штуки. Разложил их на столе, переворачивая внутренней стороной вверх.
  
  Кусочки панциря растрескались в огне, но Максвелл читал эти трещины, как слова родного языка.
  
  Поток. Потоп. Сила. Смерть.
  
  Четыре слова, несущие множество смыслов и имеющие совершенно определенное значение. Мужчина улыбнулся истончившимися губами, третий глаз, расположенный прямо во лбу, без белков и зрачка, моргнул толстыми веками. Максвелл бросил кусочки обратно в очаг, успокоенный, выпрямляясь, готовясь встретить свою судьбу.
  
  Распахнулась дверь, и скользнувший внутрь мужчина, при взгляде на которого профессор покрылся холодным потом, блеснул рубиновыми глазами с вертикальными зрачками. Барон Луксор. Энкиду не рассусоливал - Максвелл не успел пискнуть, как в шею вонзился частокол клыков, и сознание померкло.
  
  Вампир отбросил высушенное тело, обводя гостиную внимательным взглядом, фыркнул и щелкнул пальцами окутанному огнем человеку. Получивший тело элементаль вспыхнул, дом оказался объят огнем весь и сразу. Огры растворились во мраке ночи, вампир сел в лимузин, укатив прочь, и никто из Притворщиков не заметил, что стены и пол с потолком покрыты вязью символов. Вытекшая из разорванного горла последняя капля крови просочилась сквозь ковер, впитываясь в символ солнца, который засиял золотом. Сияние перепрыгивало с символа на символ, и огонь не был помехой: даже когда рухнули стены, символы остались висеть в воздухе.
  
  Тело рассыпалось в прах, поднявшийся вверх небольшой шарик энергии вспыхнул и устремился по проложенному жертвой профессора пути, полностью оправдывая его имя.*
  
  Стоящий на отшибе дом почти прогорел, когда приехали пожарные. Расследование ничего не дало, дознаватели только сухо констатировали плохую проводку и самовозгорание, а также то, что владелец дома умер своей смертью задолго до пожара. Участок с руинами отошел государству, долго стоял бесхозным и был продан с трудом спустя годы, когда забылась и причина пожара, и сам профессор.
  
  И никто не знал, что мародеры, решившие пошарить в руинах, нашли настоящее сокровище.
  
  ***
  
  Тысяча лет назад.
  
  Мэб скользнула в комнату, едва не мурлыкая от удовольствия.
  
  По ее расчетам, сегодня должна была родиться Моргана, дочь Горлуа, герцога Корнуольского, и его супруги Игрейны. Та, что станет ее дочерью-в-законе, проводницей ее воли. Та, что будет послушным оружием в ее руках.
  
  Мэб, еле слышно напевая, усыпила няньку, подошла к богато украшенной колыбельке, где в ворохе пеленок и одеял лежала новорожденная девочка, наклонилась и ласково пощекотала щечку ребенка, готовясь наложить узы. Девочка плямкнула губами, Мэб хихикнула, вновь протягивая руку... И остановилась. Кожа девочки была слишком горячей, а вокруг маленького тела струились прохладные, невидимые глазу смертных потоки энергии.
  
  Что-то было не так.
  
  Малышка открыла темные, слишком разумные для ребенка такого возраста глаза, и Мэб, мгновенно уловившая эту странность, впилась в нее взглядом. Минуты текли песчинками в часах, фея отшатнулась, потрясенно наблюдая, как из глаз Морганы уходит осознавание, превращая ее в обычного ребенка, раздался тихий вздох, маленький тусклый шарик света из последних сил воспарил над колыбелью, растворяясь в пространстве. Фея успела дунуть на него, придавая чуток энергии.
  
  Нянька всхрапнула, выводя Мэб из ошарашенного ступора. Фея покосилась на Моргану, спящую сном невинного младенца, потерла лицо... Такого она не ожидала. Совершенно. Слишком много информации. Слишком много препятствий. Слишком много сломанных планов, которые предстоит перекроить. Всего слишком.
  
  За дверью застонала Игрейна, приходящая в себя после родов. Мэб раздраженно сдула с лица прядь волос, исчезая с тихим шелестом, даже не сделав то, зачем пришла. Теперь все это не имело значения.
  
  ***
  
  Ветер ревел, свивая облака в спирали, раздираемые острыми шпилями Горменгаста, а об подножие древнего Замка четырех стихий билось море. Мэб наблюдала за буйством стихий, осознавая, что банально заигралась. Интрига, которая должна была вывести ее в один ряд с королями и королевами, с сильными этого и других миров, в конце концов приведет ее к падению. И по какой причине?
  
  Банальная ревность!
  
  И страх. И самый страшный порок - глупость.
  
  Мерлин, тот, кто по ее замыслу должен был пошатнуть все более усиливающуюся власть христианства на островах и укрепить положение Мэб, станет ее врагом, только потому, что влюбится в девчонку, а Мэб, взревновав, превратит ее в заложницу. Что сказать? Идиотка!
  
  Почему она забыла простую истину: на мед можно поймать больше мух, чем на желчь!
  
  Естественно, мальчишка взбунтовался!
  
  Вспомнив, чем закончится их противостояние, Мэб поежилась. Ее вычеркнули из сущего, ее... забыли. Самое страшное для любого порождения Магии: забытье. Ее предпочтут забыть, потому как бороться не будет сил, и кончится это всеобщей катастрофой, от которой выиграет третья сторона. Мэб плохо помнила существ, отброшенных за Завесы, она была молода по меркам фейри и слишком долго добивалась своего положения Королевы Темного Двора. Мэб знала, что по сравнению со многими она сущий ребенок, но это тем более вызывало вопросы: почему остальные не приняли меры, когда сквозь трещины в Завесах начали просачиваться твари? Эти мерзкие паразиты, только и способные захватывать трупы! Почему никто не изгнал демонов? Выходит, не только она пострадала от Ритуала Отречения? И остальных задело?
  
  Они все остались только в сказках, как с горьким отчаянием вспомнила переданные ей образы королева. Все, все ушли... Как и магия, как и сам Мерлин, на которого она так надеялась!
  
  Значит, придется полностью перекроить план, старый - нежизнеспособен.
  
  Зарычав, Мэб стукнула кулаком в сложенную из гранитных блоков стену: тяжело отказываться от уже проторенной дороги, зато теперь есть шанс на жизнь и власть. Нельзя, чтобы мир терял магию... Нельзя, чтобы чужаки прорвались и пировали на их трупах. Не поэтому ли она проиграла? Ни один маг добровольно не откажется от могущества, никогда.
  
  Вздохнув, королева направилась в свою любимую комнату, где в очагах танцевали саламандры, где можно было свернуться клубком в шкурах и впитывать тепло. С отчаянным стоном Мэб рухнула на кучу шкур, зарываясь в них, сворачиваясь в клубок. Фея отлично понимала, что придется идти на поклон к бесконечно более могущественному существу в поисках помощи, и заранее кривилась от того, что за помощь придется платить. А что может потребовать Король гоблинов - абсолютно непонятно.
  
  Джарет был из Высших, он мог то, о чем Мэб пока что только мечтала, и являлся порождением Хаоса: прекрасное, бесконечно жестокое существо, обладающее такими знаниями и силой, что Мэб чувствовала себя жалкой малолеткой. Но выхода не было: Мерлин уже встретил Нимуэ, и история вошла в ту колею, которая ведет к совершенно нежелательному результату.
  
  А ей необходимо проложить другой путь. Свой собственный, а не определенный судьбой или происками третьих лиц. Нет.
  
  Поворочавшись, Мэб вылезла из нагретого кокона и нехотя направилась к сундукам с одеждой: нужно быть во всеоружии.
  
  ***
  
  Владения Джарета, как всегда, поражали: многомерный лабиринт, в центре которого высился замок, протыкающий тонкими шпилями меняющее цвет небо. По слухам, Джарет обожал развлекаться за счет дурочек, считающих, что смертный может одолеть бессмертного. Король гоблинов пел им дифирамбы, расточал комплименты, толкал речи о том, что весь такой влюбленный и готовый принять в свои объятия королеву. Очень смешно, все равно что свинью на трон посадить. После чего с интересом наблюдал за мучениями подопытных: то ли сдаться, отказавшись от приза в виде своих родственников, то ли отказать, проявляя стойкость к соблазнам.
  
  Джарет в любом случае был в выигрыше.
  
  Мэб подошла к границе Лабиринта, постучав о белоснежную стену три раза. Стена раздвинулась, открывая проход. Королева сделала только три шага, выходя в огромный зал, по стенам которого стекали лестницы, ведущие в никуда. Острый взгляд Джарета, сидящего на троне, заморозил ее на месте.
  
  - Королева Мэб, - глубокий голос короля гоблинов был полон тонкой насмешки: титул Мэб получила, но не подтвердила до конца. - Какой сюрприз. Что привело тебя ко мне?
  
  Мэб, поначалу решившая было поинтриговать, как заведено, мысленно сплюнула и неожиданно для самой себя вывалила всю правду, как она есть. Джарет, небрежно поигрывающий стеклянными шарами, сначала поднял бровь, потом выпрямился, потом напряженно впился в потеющую под тяжелым взглядом фею. То, что она рассказывала, определенно стоило внимания.
  
  Соскользнув с трона, Джарет принялся наматывать круги вокруг замершей Мэб. Плащ шелестел, струясь по полу, похожий на крылья огромной белоснежной птицы.
  
  - Любопытно, - замер Джарет, подбрасывая в воздух шар, в котором вращалось звездное небо. - Даже очень любопытно. И чего ты хочешь, Мэб?
  
  - Время, - тяжело выдохнула фея. - Я хочу, чтобы ты повернул его поток назад.
  
  - Это будет стоить... - наклонил голову к плечу Джарет. Мэб пожала плечами: небытие пугало ее гораздо больше долгов.
  
  - Я готова заплатить.
  
  - Что ж... - внимательно посмотрел Джарет, подходя ближе. Белоснежная кожа прекрасного лица казалась прозрачной в свете свечей, плавающих над головой, как и плоть, и Мэб едва подавила дрожь, бесстрастно глядя на золотые кости черепа, на миг проявившиеся. - Срок?
  
  - Тринадцать плюс три плюс один.
  
  Джарет хмыкнул.
  
  - Хорошо... - он вернулся к трону, небрежно развалился на нем. - Я поверну поток вспять, но платой будет твое изменение, Мэб.
  
  - То есть? - насторожилась фея. Король снисходительно ухмыльнулся.
  
  - Время - это та река, в воды которой можно войти дважды. Вопрос лишь в том, на какой берег ты выйдешь, каким ты выйдешь, и выйдешь ли вообще. Время - это всегда изменение. Если ты хочешь изменить будущее, изменив прошлое, то и сама должна измениться. Иначе - никак. Ты меняешь мир, а значит, меняешь свое восприятие. Ты согласна?
  
  - Каким будет это изменение?
  
  Джарет изящно пожал плечами, радужка глаз расплылась, переливаясь такими цветами, каких никогда не видели на Земле.
  
  - Кто знает. Это зависит от тебя.
  
  Мэб втянула воздух, прикрывая глаза. Плата была... высокой. Кто знает, как она изменится? От Хаоса можно ждать всего, включая вариант перерождения человеком.
  
  - Согласна. Согласна. Согласна.
  
  Джарет хлопнул в ладоши, хлопок набатом разнесся по залу и дальше. Лабиринт дрогнул, неуловимо меняясь и перестраиваясь. Мэб сделала шаг, очутившись возле небольшого дерева, с ветви которого свисала на тонкой нити странная подвеска: несколько тонких колец, вложенных одно в другое, покрытых символами. Джарет коснулся подвески рукой, и она завращалась, и с каждым оборотом Мэб чувствовала, как ее словно затягивает в ураган. Под ногами появилась тропинка, ведущая прямо к Лабиринту, как с ужасом поняла фея.
  
  - Тринадцать. И три. И один, - голос Джарета звенел колоколом. - Плата определена и установлена. А теперь... - король оскалил в слишком широкой ухмылке зубастую пасть. - Беги.
  
  И Мэб побежала.
  
  
  
  * Максвелл - шотландское имя, значение - поток.
  
  

Глава 2 Потоп

  
  
  Изменения - это всегда больно.
  
  Мэб из последних сил доползла до ступенек парадного входа дворца Джарета, коснулась их рукой и просто рухнула навзничь.
  
  Тело болело зверски. Стертые до мяса колени сочились кровью - идти Мэб последнюю милю уже толком не могла, полуоторванная щиколотка не давала встать на ступню нормально, и фея ползла на четвереньках, прыгала на одной ноге, опираясь на сломанную ветку, ковыляла и шла, шла, шла... Как могла. Это смертным дурочкам Джарет иногда, издеваясь, открывал пути, рассчитанные на младенцев, перед тем, как затравить зверями, Мэб же он развлек по полной программе.
  
  Никогда еще ей не приходилось так сражаться за собственное выживание. Впрочем, раны тела зарастут, и быстро - щиколотка, укусы и вырванные оружием гоблинов куски мяса уже начали исцеляться, важнее было то, что и сама Мэб тоже изменилась, и сейчас, валяясь на пороге дворца короля гоблинов, фея ощущала, как эти изменения встраиваются в ее сознание, личность, перекраивая и сшивая заново.
  
  Теперь она поняла, что имел в виду Джарет: фея не чувствовала себя прежней, той Мэб, что стремилась достичь успеха, а сама наделала фатальных ошибок. Ушло дурное самомнение, теперь она знала, и чего именно хочет, и как этого достичь, и какими именно ресурсами обладает. Фея чувствовала себя... взрослой, вылупившийся из кокона и расправившей крылья.
  
  Стальные руки с обманчиво изящными пальцами вздернули ее в воздух, поднимая. Длинный шлейф раскинулся тяжелой грозовой тучей, языки тьмы обвили тело, шевелясь сами по себе в воздухе. Глаза Джарета казались бездонными дырами, ведущими в хаос.
  
  - Приветствую королеву! - зычно выкрикнул он, и фея гордо вскинула голову. - Приветствую Маб, королеву Воздуха и Тьмы!
  
  - Приветствуем! - карканье, рык и шипение подданных Джарета доносилось со всех сторон. - Приветствуем!
  
  Фея гордо кивнула: той, прежней Мэб, она больше не являлась.
  
  Джарет протянул руку, Маб положила ладонь сверху, позволяя вести себя. Пространство плавно переместилось, и король с гостьей снова очутились на холме, с которого открывался прекрасный вид на Лабиринт.
  
  - Иди, - подтолкнул ее в спину Джарет. - У тебя есть тринадцать и три и один год. Как ты и хотела. Цена выплачена. Долгов нет. Иди.
  
  Маб, не оглядываясь, направилась вперед, спускаясь с холма, и стеклянные шары, слетевшие с ладони Джарета, один за другим взмывали в небо, рассыпая звезды.
  
  ***
  
  Горменгаст встретил свою хозяйку вечным буйством стихий. Маб прошла в купальню, вымылась, отскребая с себя кровь, грязь и чужие слюни, разорила кладовые и, как была, голой завалилась на свою любимую кучу шкур с гусиной ножкой в зубах: плевать ей было на манеры. Острые зубы перемалывали мясо и кости, Маб выплевывала осколки в огонь, напряженно размышляя о камне преткновения всего плана - Мерлине.
  
  На этот раз Маб не собиралась позволять глупостям верховодить, на этот раз она будет умнее.
  
  И начнет она с основы - с семьи.
  
  В прошлый раз Мерлин был крестьянином, сыном деревенской ведуньи: роковой просчет, стоивший думавшей непонятно чем Мэб всего. На что она рассчитывала, позволяя расти своему Чемпиону в грязи и нужде? Естественно, он не понимал и не хотел понимать тех, кто выше по положению! Да и слушать бывшего свинопаса заносчивые благородные, сами потомки смердов, совершенно не собирались.
  
  Поэтому данный просчет требовалось исправить сразу же и кардинально.
  
  Мерлин еще даже не зачат, требовалось подобрать ему таких родителей, что, с одной стороны, дадут статус, который невозможно потерять, а с другой - данный статус не должен отвлекать от поставленной перед ним задачи. Маб поскребла спутанные волосы, перебирая в уме все подходящие кандидатуры, пока не остановилась на той, на которую вроде как и заглядываться не стоит. Хотя...
  
  - Начнем! - азартно махнула рукой Маб. Скупиться не стоило - фея лучше многих знала, что Удача любит щедрых и никогда не осыпает скупцов своими дарами. Так, отца она выбрала, птицу высокого полета. Мать? Тут стоило подумать еще тщательней. Простую крестьянку не подсунешь, нужна как минимум равная. И где такую взять? Конечно, можно подсунуть благородную даму, с радостью согласившуюся согреть постель высокому гостю, но... Тогда результат получится незаконнорожденным. С одной стороны, отлично, не будет возни с наследованием и прочим, с другой... Бастардов режут, как кур, кто гарантирует, что мать не избавится от плода или малыша потом не удавят где-нибудь в леске?
  
  А кто у нас равная?
  
  Маб начала перебирать кандидатуры девушек, когда до нее неожиданно дошло. Фея даже замерла, не донеся очередную гусиную ножку до рта. Опять. Опять она полезла не в те дебри.
  
  - Что я делаю? - задумчиво пробормотала королева, вгрызаясь в жестковатое мясо. Острые зубы перемололи его вместе с костями, фея выплюнула в огонь недогрызенное, сполоснула руки в чаше с ароматной водой, вытерла белоснежным вышитым полотенцем и свалилась на шкуры, заворачиваясь в меховые одеяла. - Опять. Пора отучаться. Пора мыслить глобальнее.
  
  Маб уставилась в потолок, вороша оставшиеся от пересекшего время и пространство смертного воспоминания. Максвелл знал не все, но фее и этого было достаточно для выводов. И сейчас, пересматривая и перетряхивая знания, фея все больше понимала, что пора выйти на следующий уровень. Да, она решила дать Мерлину благородных родителей. Но это сразу же добавляло столько проблем, что впору за голову схватиться. Благородные потомки не обучаются колдовству. Никто не отдаст малолетнего колдуна в обучение ведьмам или друидам, скорее его бросят монахам, и что тогда?
  
  В лучшем варианте мальчишку определят в пажи, потом дослужится до рыцаря, будет исполнять волю сюзерена и никуда не рыпнется. В самом лучшем случае будет крутиться возле короля, надеясь на подачку.
  
  Вспомнив про Утера, Маб заскрежетала зубами. Именно он начал кампанию против друидов и прочих, именно он поспособствовал укреплению христианства, именно он стал еще одним камнем преткновения. Артур и Мордред только довершили разгром того, что Маб надеялась укрепить... Не выдержав, фея вылезла из под одеял, забегав по комнате. Языки пламени плясали в очаге, тени метались по стенам, белоснежная кожа феи матово сияла в отблесках, словно самый дорогой мрамор.
  
  Маб шагала, перебирая и перебирая варианты, заменяя одно нежизнеспособное начинание другим, но интуиция подсказывала, что результат будет один. Тот, который ее не устраивает.
  
  В конце концов Маб злобно махнула рукой и отправилась спать, надеясь, что ее осенит.
  
  Осенило ее только дней через десять, когда совершенно зашедшая в тупик королева сидела в ванной, безуспешно пытаясь расслабиться. Над курильницами вился ароматный дымок, Маб размеренно водила пальцами по поверхности воды, пляшущие по купальне саламандры поддерживали комфортную температуру, но фея все равно не могла сказать, что наслаждается купанием. Мысли крутились вокруг одной и той же темы, Маб в сотый раз буркнула нелестную характеристику Утера, когда ее буквально пронзило осознанием, что она зашла не с той стороны.
  
  - Вот же ж... - потрясенно протянула фея, одним коротким жестом выгоняя саламандр. Маб поднялась по ступенькам, заворачиваясь в ткань, и чем больше она размышляла, тем безумнее становился ее оскал. Человек ведь дал ей все подсказки! Надо было только обратить внимание на эти теории, и она уже давно бы решила свою проблему. - Действительно.
  
  Фея промчалась в зал, хлопком вызывая помощников. Вороны закружились, вылетая в окна, из непонятно какой щели вылез Фрик, все это время не показывавшийся на глаза.
  
  - Мне нужна вся информация о Пендрагонах, - властно вскинула руку Маб. - Немедленно.
  
  ***
  
  Поездка была долгой и монотонной. Не тяжелой - все-таки встречали их с комфортом, да и на постоялых дворах можно было передохнуть, но монотонной, выматывающей похуже долгого боя. Амвросию казалось, что объезд королевства никогда не закончится, что он так и умрет в пути, рассыплется в пыль, и его прах затопчут боевые кони очередного войска, идущего в поход, и колеса крестьянских телег.
  
  Утер угрюмо нахохлился в седле, бросая на него полные праведного негодования взгляды: отъезд оторвал принца от очередной горячей леди, радующей своего сюзерена несколько ночей подряд, и выковыривать его из кровати пришлось едва ли не силой. Утомленный Амвросий, которому было не до жарких взглядов всех попадающихся на глаза особей женского пола, лишь порадовался, что за его братом не волочится отряд бастардов, потому как если бы понесла каждая пятая облагодетельствованная принцем дама, то из потомков Утера можно было бы собрать маленькую армию.
  
  Хоть еще одно королевство основывай... Или завоевывай.
  
  Покосившись на ставшего резко мечтательным брата, масляно поблескивающего глазками - явно одну из своих дам вспомнил, - Амвросий только горестно мысленно вздохнул: не готов его брат править. Не готов.
  
  Сам Амвросий воспринимал управление королевством как тяжкий труд, а вот Утер, недаром названный Ужасным, полностью оправдывал свое имя. Он, словно кошмарный дракон, любил войну, любил повергать и завоевывать, любил пиры, женщин и власть, но не любил вникать в проблемы и разбираться в законах. Плохой выбор для королевства - король-воитель. Время завоеваний закончилось, теперь наступило время строительства, а с этим у Утера было туго. Амвросий все больше впадал в тоску, понимая, что, скорее всего, ему наследует именно брат: он все не мог определиться с кандидатурой супруги, а бастардов не было. Совсем. То ли проклятие, то ли еще что... Даже Утер, пашущий поле наслаждений постоянно, не мог похвастать обильными ростками дикого овса - два потомка, и те девочки.
  
  Впрочем, об этом Амвросий еще подумает, а пока что у него впереди гораздо более животрепещущие проблемы образовались: принц Канин и возможный с ним союз - Пендрагон очень хотел видеть этого затворника своим если не вассалом, то союзником, ведь их владения соприкасались.
  
  Визит к престарелому принцу прошел забавно: Канин хмурился, супил мохнатые брови и все время зорко, не по возрасту, следил за высокими визитерами, особое внимание уделяя Утеру, как раз с удовольствием повалявшему на сеновале дородную дальнюю родственницу-приживалку принца. Амвросия повеселило еще и то, что дочерей Канина видно не было, а ведь их у него было несколько, и только лет пять назад родился долгожданный наследник.
  
  Они гостили здесь уже неделю, переговоры все никак не могли стронутся с мертвой точки, когда как-то ночью Амвросий, страдая от духоты, вышел в сад, привлеченный скрипучим голосом хозяина, и пропал. Канин сидел в окружении родни, что-то эмоционально рассказывая, а у его ног на низком стульчике сидела богато одетая девушка, перебирающая пальцами вплетенные в толстую косу золотые цепочки. Амвросий увидел ее... и пропал.
  
  В глазах все расплылось, король сморгнул выступившие слезы, одновременно схватившись руками за грудь. Если древние и говорили, что любовь вызывают стрелы Амура, то сейчас этот крылатый засранец использовал целое летающее копье, не меньше.
  
  Девушка обернулась на шум, смущенно улыбнулась... Амур явно выбрал дубину потяжелее, от души отоварив уворачивающегося от его даров короля. В этом Амвросий тоже не сомневался. Канин снова нахмурился, поджимая губы, и Амвросий понял еще кое-что: легко не будет.
  
  Так и оказалось.
  
  Девушка была дочерью Канина от королевы одного из диких кельтских племен. Рожденная пусть в кратком, но законном для дикарей браке, однако имеющая совершенно особый статус - остальные этот брак не признавали. Рожденная ведьмой, она унаследовала колдовской дар матери, и окрестные благородные не хотели впускать в свой дом ту, что может повелевать совершенно неподвластными им силами. Канин по этому поводу расстраивался - все его дочери были пристроены крайне удачно и выгодно, - но не слишком. Этуэлл была потрясающе красива, умна, а также обладала даром предвиденья, помогая отцу в делах, получила великолепное образование и совершенно не торопилась замуж, ожидая принца на белом коне.
  
  Конь у Амвросия был нужного цвета, принцем он не был, являясь королем, и ввести в свой дом ведьму он не боялся. Пусть он не мог назвать ее женой, это не мешало назвать ее наложницей: был оформлен договор со всеми правами и обязанностями, такой, что ему могли позавидовать все благородные невесты Альбиона.
  
  Амвросия, пораженного страстью, не остановил даже тот факт, что дети, рожденные Этуэлл, не смогут претендовать на престол. Так что? Статуса незаконнорожденных у них не будет. Титул они унаследуют, так же как и приданое или лен. Этуэлл даже не возражала насчет заключения Амвросием брака с подходящей дамой: наследник тоже нужен и важен. Она улыбалась, смотрела на статного короля лукавым взглядом и с готовностью поставила подпись на договоре, делающей ее равной Амвросию почти во всем.
  
  Маб, внимательно наблюдающая за разыгрывающимся перед ней представлением, только довольно потерла руки, шепча неожиданно всплывшие слова:
  
  - Нет повести печальнее на свете... Ну, это не Ромео и уж тем более не Джульетта.
  
  "Живущая у ручья" оказалась сговорчивой и понятливой девушкой, с детства знакомой с реалиями волшебного мира. Она с готовностью согласилась прожить с королем не менее двенадцати и одного года, родить ему не менее одного ребенка - сына, - поддерживать, направлять своего почти супруга и помогать ему, а также воспитать своего ребенка как следует.
  
  И все в качестве платы за оказанную когда-то ее прабабке помощь.
  
  Этуэлл проживет с Амвросием сколько сможет, а потом тихо уйдет, переходя в волшебный мир, к своим сестрам и братьям, живущим у ручьев и озер. Заодно она поможет ему со здоровьем, ведь законный сын-наследник у Амвросия должен быть. Он не умрет бездетным, и Утер должен остаться в статусе принца и военачальника.
  
  А рожденный ею сын...
  
  - Как его зовут? - Амвросий осторожно пошевелил пальцем, крепко сжимаемым крошечной ручкой. Этуэлл благодарно улыбнулась - король дал согласие на то, что рожденные его наложницей дети получат имена от матери.
  
  - Мирддин. Мирддин Эмрис...
  
  - Мерлин, - кивнул мужчина, гордо взирая на активно кушающего сына. - Хорошее имя. Мне нравится.
  
  ***
  
  Маб счастливо рассмеялась. Все получилось даже лучше, чем она изначально планировала. Амвросий влюбился, как мальчишка, как только Маб слегка помогла ему перестать чувствовать мозгами, а не сердцем. Этуэлл покладисто согласилась выплатить долг, перешедший по наследству. Утер, обдумывающий очередной поход, не слишком рвался на трон. Сам Амвросий стал здоровее, чем был, и теперь не умрет неоправданно рано.
  
  А Мерлин привыкнет к вкусу власти с младенчества, но вес короны не почувствует: впрочем, его, воспитываемого матерью-ведьмой, она интересовать не будет. У него будут другие устремления.
  
  Об этом Маб позаботится.
  
  Как следует.
  
  
  

Глава 3 Лавина

  
  
  Решив, что гулять так гулять, Маб окончательно вошла во вкус. После долгого и планомерного раскладывания плана на составляющие фея сделала вывод, что следовать старым путем смерти подобно - буквально, - а значит, надо действовать максимально отлично от прошлого раза.
  
  Вознеся своего Чемпиона на недосягаемую для его прежнего 'я' высоту, Маб одним махом отмела множество проблем. Только теперь она задумалась над тем, что обычному человеку, каким бы одаренным и гениальным он ни был, положение колдуна и волшебника вообще-то мало что дает. Да, он может разбогатеть, иметь влияние и пользоваться уважением, но любой задрипанный рыцарь, всех достоинств у которого - хромая лошадь и проржавевший панцирь, - все равно оказывается выше по положению, и его слово имеет больший вес. И все только потому, что родился в благородной семье, даром что эта семья бедна как мышь. Но зато благородный!
  
  В прошлый раз ведь так и оказалось. Что с того, что Мерлин был могущественным и мудрым? Он был простолюдином, невзирая на все свои достоинства и статус наставника Артура. Да и тот же Артур слушался его более-менее по малолетству, а потом только кивал да делал по-своему, и к той же Моргане относился гораздо уважительнее: она была благородных кровей.
  
  Как всегда, вспомнив про Артура и его идиота-сына Мордреда, фея заскрежетала зубами.
  
  Артур. Прекрасный пример того, чем аукаются ошибки. С самого начала все пошло не так. Утер двинулся на почве вдруг проснувшейся страсти к Игрейне Корнуольской, которая - внезапно! - была замужней леди и отвечать на поползновения бабника-короля не спешила. Оно и понятно: ну что ей с той интрижки, кроме множества проблем, из которых измена супругу - самая несущественная? А Утер, получив в кои-то веки отлуп, потерял остатки отбитого в боях незамутненного интеллектом мозга, пролез в замок и повалял как следует свою страсть на простынях в отсутствие мужа, прикинувшись с помощью Мерлина уехавшим на фронт герцогом. И все бы обошлось, но тут последствия повалили лавиной. Во-первых, Утер неожиданно для всех и самого себя оказался, как мужчина, на высоте, и постельные развлечения завершились беременностью. Во-вторых, в ту самую ночь погиб герцог: а учитывая, что перед походом он тоже навестил свою супругу, Артур оказался под подозрением. Всю жизнь его, невзирая на признание Утера, подозревали в происхождении от герцога Корнуольского. Да, не все рисковали повторять эти слухи в лицо Артуру, но и такие смельчаки находились. И не помогала ни похожесть на Утера, ни признание наследником... Мордред, плод инцеста, только добавил Пендрагонам грязи на и так заляпанную репутацию, а уж измены Гвиневры, очередной супруги Артура, просто утопили ее в болоте. Кто поверит в нравственность короля, позволяющего себе такое?
  
  На этот раз Маб решила отсечь неблагоприятное развитие событий резко и без жалости.
  
  Приворотных зелий существует много, но лишь некоторые действовали так, как необходимо. Маб поначалу решила заказать зелье с нужными свойствами самой опытной ведунье, но потом отказалась от этой мысли: нельзя было позволить просочиться хоть каким-то подозрениям. Вместо этого фея сама встала к котлу и после множества ошибок получила-таки вожделенную жидкость. Это зелье не сводило с ума внезапно нахлынувшей страстью, оно действовало гораздо тоньше и не имело антидота.
  
  Герцог Корнуольский, Горлуа, уважал свою юную супругу, как и она его: династический брак, но достаточно успешный. Неучтенная добавка в вине только усилила эти чувство, позволив ему укрепиться, прорасти и расцвести: медленно, но уверенно, превращаясь в самую настоящую любовь. Игрейна, пусть юная, но умная, и так не глазела по сторонам, а теперь и вовсе перестала воспринимать мужчин как потенциальных ухажеров и любовников, обратив все внимание на мужа, а герцог перестал греть себя в походах живыми грелками, не желая оскорблять ждущую его супругу. Посещение спальни Игрейны теперь происходило чаще, и плоды так неожиданно проснувшейся любви не замедлили себя ждать: герцогиня родила дочь, которую нарекли Моргаузой. Еще через четыре года Маб гордо вошла в зал, где праздновалось рождение второй дочери, и во всеуслышание провозгласила новорожденную Моргану своей дочерью-в-законе.
  
  Малость обалдевший от визита волшебного существа герцог, сообразивший, невзирая на хмель, что такая милость означает наличие у крохи колдовского дара, тут же провозгласил здравицу в честь Маб и Морганы и выделил дочери отдельный лен и фамилию Ла Фей, получив в ответ довольный прищур черных глаз. Сам счастливый отец ничем не рисковал: дочь - потенциальная ведьма - получала шикарные владения, и если найдется храбрый до идиотизма рыцарь, согласный взять ее в жены, никто не сможет упрекнуть Горлуа в отсутствии приданого. Если же нет, то Моргана в любом случае не будет ни в чем нуждаться, а значит, не станет строить пакости семье.
  
  Маб тем более была довольна: мало того, что девочка родилась сильнее, чем она помнила, так и титул получила законно, а не в процессе затяжной борьбы с родней.
  
  Такой хорошо соображающий герцог напрашивался на награду, ведь инициативу требуется поощрять, и через два года он, невменяемый от радости, поднимал на руках орущего младенца - долгожданного наследника. Не дочь, как было в прошлый раз, а сына, названного Гаретом Горлотским, - магия порой творит чудеса.
  
  Естественно, герцог был счастлив и осыпал плодовитую и верную супругу золотым дождем: мало того, что дочери, которым запросто можно устроить правильные браки, невзирая на ведьмовство младшей, так и герцогство не отойдет посторонним.
  
  Присутствующий на пиру Утер напрасно строил глазки Игрейне, которую счастливый супруг одаривал драгоценностями и привилегиями: она смотрела лишь на мужа, а остальным только снисходительно улыбалась.
  
  Маб тоже улыбалась: заклинание, созданное специально для неугомонного принца, сделало того бесплодным. Однако, зная, как Судьба любит шутить, фея подстраховались, добавив в кубок Утера еще и зелье бесплодия. А то мало ли, кто-то слишком языкастый ляпнет что-то, и заклинание спадет. Нет уж. Только ей решать, будет Утер размножаться или нет. И если будет, то с кем и когда.
  
  Никакого инцеста, никаких Мордредов.
  
  Маб не просто изгалялась по полной программе, сдвигая сроки и устраивая правильные браки, она еще и закладывала основы, способные, если что, помочь нивелировать возможные просчеты, поэтому рано или поздно, но Утер вступит в брак и будет верным супругом: никаких измен, никаких подозрительных связей и бастардов, и над кандидатурой его супруги Маб еще предстояло тщательно подумать: она не собиралась пускать этот важный процесс на самотек. Утер слишком решителен и резок и почему-то слишком охотно склоняется к медленно просачивающейся на Острова христианской религии. Маб не нужны гонения и запреты, если уж нельзя искоренить церковь полностью, кто мешает пойти другим путем и сделать ее самобытной?
  
  Мелькали в памяти Максвелла интересные сведения.
  
  Но об этом Маб еще собиралась подумать, а пока требовал внимания подрастающий Мерлин.
  
  Если честно, то фея никак не могла определиться с линией поведения. Стать матерью-в-законе? С одной стороны, хорошо, влияние на мальца с самого детства, с другой - момент упущен. Мерлин подрастает, он очень умный ребенок, естественно, он спросит: 'А где ж ты была все эти годы, прекрасная дама?'
  
  И что на такое ответить? 'Думала?'
  
  В общем, упущен момент.
  
  Стать просто Наставницей?
  
  Стезя учителя трудна, но почетна. Наставников уважают и почитают наравне с родителями, особенно хороших наставников. К ним приходят за советами, а потом этих самых советов не слушают и, что логично, вляпываются в неприятности, а потом вновь бегут за помощью, обвиняя во всех грехах.
  
  Нет. Быть Наставницей не для нее, тем более есть Моргана, которую скоро придется взять в ежовые рукавицы: у нее, в отличие от Мерлина, нет матери - волшебного существа, с детства вдалбливающей в литую голову магическую премудрость. Нет. Не годится.
  
  Предстать как есть? Королевой Темного Двора?
  
  Но Двор формируется, он не обрел еще тот порядок, который необходим. Слишком слаба, юна и ветрена она была до своего перерождения, слишком мало существ пришло, ища ее покровительства. Это сейчас появилось понимание, как все происходит. И опять? Что она скажет? Что буквально создала его, как свое Орудие? Своего Чемпиона, отстаивающего ее волю и несущего ее закон?
  
  Взбесится.
  
  Мерлин и раньше был упрямым до невозможности, даже происходя из низов, а уж теперь, когда малыш отлично знает свое место в этом мире, так и вовсе не сдвинешь с места. Нет, слишком опасно. Он не простит такого, даже если не осознает этот факт, то подспудно будет ощущать и пакостить. Слишком опасно.
  
  Поэтому оставался только один вариант.
  
  Мерлин был крайне верным. Встретив Нимуэ в сопливом детстве, он пронес верность ей через годы, дождался и смог выцарапать у судьбы то, что хотел. Конечно, Маб сама была виновата во многих своих бедах, но это не отменяло того факта, что и Нимуэ была тоже хороша. Некоторым ее поступкам фея тогда не могла найти объяснения, но теперь, в свете полученных из будущего знаний... Она не могла отмахнуться от мысли, что от их борьбы выгоду получила третья, а то и четвертая сторона.
  
  Маб подошла к стене, остановилась, не всматриваясь в черную поверхность: отполированный до блеска камень, отражающий ее без прикрас. Фея давно в него не заглядывала, слишком угнетающим было зрелище, ведь Лабиринт тогда ее едва не угробил. Маб помнила, что тогда увидела, отоспавшись после визита к Джарету: поседевшие волосы, пожелтевшая кожа, глубокие тени вокруг глаз. Она казалась самой себе... старой и увядающей. Слишком страшным казалось отражение, слишком... человечным, и Маб перестала в него вглядываться, пользуясь для приведения себя в порядок магией и руками слуг.
  
  Она подняла глаза, едва подавив потрясенный вздох.
  
  Как? Как она не заметила?
  
  Маб провела пальцами по лицу, расплываясь в злобной ухмылке. Только сейчас она заметила, насколько ее перекроил Лабиринт. Вроде она изменилась немного, но выглядела фея юной, свежей и прекрасной. Самое оно.
  
  - Да. Никаких Нимуэ! - со злорадным удовольствием пробормотала Маб. - Никаких шансов! А теперь... Теперь мне нужен, - она злобно оскалилась, ловя обрывки смутных воспоминаний о синем и почему-то слишком добром джинне, - мне нужен антураж!
  
  ***
  
  Амвросий разбирал документы, изредка бросая довольные взгляды в окно, выходящее на внутренний двор. Оттуда доносились довольные детские крики, звон металла, топот и смех. Мужчина улыбался, пару минут наблюдал и снова возвращался к королевским обязанностям.
  
  В принципе Амвросий был очень доволен своей жизнью. Во-первых, он - король, успешно правящий медленно, но верно прирастающим землями и вассалами королевством. А что? Он ведет переговоры с вольными лордами и баронами о присоединении, и многие сами идут под его стяг. Некоторые крупные владетели, типа герцога Горлуа Корнуольского, сами изъявили желание присоединиться и сделали это. Некоторые части пришлось завоевывать: только-только закончилась победоносная война с Вортигерном: Белый Дракон пал, его королевство вошло в состав растущих владений Амвросия, и стяг с Алым Драконом гордо реет над замком.
  
  Амвросий даже принял имя Пендрагон в качестве фамилии, а это уже заявление!
  
  Во-вторых, Амвросий был счастлив в браке: Этуэлл оказалась прекрасной... почти супругой. Амвросий был крайне раздосадован тем, что не мог сделать ее своей женой по всем правилам, но он недаром штудировал римское право и нашел выход из положения. Пусть наложница, так что? Зато договор подписан, имеет законную силу, и никто никогда не посмотрит косо в сторону его сына.
  
  Мерлином он особо гордился. Мальчик являлся просто воплощением всех достоинств, какие Амвросий хотел увидеть в своем потомке: умный, сильный, рассудительный. Его обучали лучшие учителя и рыцари - пусть Мерлин никогда не взойдет на престол, но он принц по происхождению, и никто не сможет упрекнуть Амвросия в том, что он пренебрегает ребенком.
  
  Может, Мерлин и не сядет на трон, но он вполне охотно встанет рядом с троном: и на это Амвросий рассчитывал особо, с тех пор как получил доказательство того, что особые таланты Этуэлл перешли по наследству.
  
  Этуэлл, его жена - именно так король называл ее наедине, - обладала чрезвычайно полезным даром предвидения. Именно благодаря этому дару ее отец крайне выгодно и удачно выдал замуж своих дочерей, именно благодаря ему сама Этуэлл дождалась-таки короля на белом коне, именно поэтому сам Амвросий не знал поражений в походах, умело надавливал на слабости будущих вассалов и успешно избегал заговоров. Честно говоря, если б Мерлину достался только этот дар, Амвросий вывернулся бы наизнанку, но сделал его наследником!
  
  Король с такими способностями с полным на то основанием получил бы титул Объединителя... В сладким мечтах Амвросия он видел своего сына на троне полностью объединенных островов, передающим корону уже своему сыну, и династию, правящую долго и успешно... К сожалению, не срослось.
  
  Мерлин оказался прирожденным магом.
  
  Не волшебником, не жалким колдуном или ведьмаком... Полноценным магом. Когда ребенок пяти лет с легкостью зажигает на ладони огонь, а потом разжигает им очаг, как-то сразу веришь, что все очень серьезно. Этуэлл лишь гордо улыбалась и вбивала в сына магическую науку, не мешая, впрочем, воспитывать его как воина и правителя: магия хороша, но иногда от удара несколькими футами стали ничто не спасет.
  
  Неожиданно в окно забарабанили, и Амвросий вынырнул из размышлений. По стеклам в свинцовых переплетах текло, крупные частые капли ударялись о прозрачную преграду, свидетельствуя о крайнем непостоянстве погоды и о том, что осень полноценно вступила в свои права. Привстав, Амвросий всмотрелся и улыбнулся: Этуэлл и Мерлин так и остались во дворе, продолжая тренироваться. Мерлин сосредоточенно протянул вперед руку, словно пытаясь куда-то указать властным жестом, пока мать о чем-то говорила, изящно прикрыв голову широким палантином.
  
  Судя по всему, процесс затягивался.
  
  Этуэлл продолжала терпеливо что-то объяснять, Мерлин все так же сосредоточенно хмурился, время от времени поводя рукой. Неожиданно его лицо посветлело, он гордо простер вперед руку, и вода, словно наталкиваясь на невидимую преграду, стала падать рядом, но не на него и Этуэлл.
  
  Женщина довольно всплеснула руками и обняла промокшего до нитки сына, смущенно покрасневшего: Мерлин взрослеет, ему скоро исполнится тринадцать... время становления, время первых влюбленностей... Амвросий понимающе хмыкнул и вновь погрузился в дела.
  
  ***
  
  Резвый конь вылетел на пригорок, и Мерлин довольно рассмеялся. Где-то там, за спиной, слышался лай, ревели охотничьи рожки, стучали копыта. Амвросий решил расслабиться, отдохнув, и устроил охоту. Никаких придворных, только он сам, Утер, Этуэлл, Мерлин и несколько пажей.
  
  Мерлин оторвался от веселой компании, не столько выслеживающей кабана, сколько радующейся недолгой свободе от утомительного управления государством, трещащей, как сороки. Утер делился подробностями очередного похода и очередных любовных завоеваний, хотя Мерлин отметил, что некоторые рассказы о романах выглядят... натянутыми. Да и сам Утер словно не слишком рвался прыгать в очередную теплую постель, вместо этого раздумывая о ком-то.
  
  Амвросий лениво расспрашивал, Этуэлл насмешливо комментировала, пажи гомонили... У Мерлина разболелась голова, и он решил отклониться от тропы. Ничего опасного он не чуял, зато сердце наполнилось сладким предвкушением, словно вот-вот должна была произойти важная встреча. Конь неторопливо шагал по тропинке, позволяя разглядывать готовящуюся заснуть природу, тихо падали листья, и лучи солнца пронизывали поредевшие кроны. Неожиданно послышался странный звук, и подросток оторвался от мечтаний, вновь став сосредоточенным.
  
  Конь вскинул голову, пряднув ушами, Мерлин тряхнул поводьями, высматривая источник беспокойства.
  
  Озерцо показалось совершенно неожиданно: идеально круглое, поросшее розовыми кувшинками, цветущими, невзирая на почти зиму, окруженное густой зеленой травой и редкими деревьями. Мерлин подъехал ближе, поразившись чуду, слегка повернул голову... и просто замер в восхищении.
  
  Кувшинки сплетались плотной дорожкой, и по этой дорожке через озеро шла, танцуя, прекраснейшая девушка... Он не видел никого красивее. Белоснежная, словно лунный свет, кожа. Водопад черных волос, сплетенных в косы, перевитых лентами. Алые, как маки, губы. Она шла по кувшинкам, с легкостью выдерживающим ее вес, тихо напевала и время от времени выдергивала то один цветок, то другой, сплетая венок.
  
  Мерлин едва дышал, опасаясь спугнуть чудное видение. Конь переступил копытами, ломая веточку, и девушка, испуганно обернувшись, неловко оступилась, взмахнула руками и упала в озеро. Подросток пришпорил коня, и тот рванул, взрезая водную гладь.
  
  Мерлин подхватил бьющуюся в воде красавицу, которую платье и плащ тянули на дно, прижал к себе и вытянул на берег, цепляясь за луку седла. Девушка кашляла, уткнувшись в его плечо, заставляя подростка просто трепетать от всего произошедшего.
  
  - Все закончилось, миледи, - срывающимся голосом пробормотал Мерлин. - Вы в безопасности. Вы спасены.
  
  Девушка оторвалась от его плеча, отводя рукой тяжелые пряди волос. Блеснули черные бездонные глаза, и подросток робко улыбнулся, чувствуя, что его распирает, и сейчас он запросто что-то ляпнет, потому что умные мысли и вежливость, вбитая наставниками, испарились непонятно куда.
  
  - Спасибо, мой герой... - шепнула спасенная, надевая ему на голову чудом уцелевший венок. - Благодарю...
  
  Венок сполз на глаза, и Мерлин сам не понял, куда и как исчезла прекрасная дева. Но это было не важно: на щеке раскаленным клеймом горел легкий поцелуй.
  
  ***
  
  Нимуэ раздраженно топнула ногой.
  
  Она наблюдала издалека, но и так все было ясно: прекрасный принц, внимание которого она хотела привлечь, просто пронесся мимо, даже не заметив ее. А она и выбрала самое изящное платье, и корзинку приготовила с травами, орехами и ягодами, которые пришлось долго искать и собирать. Накинула красиво вышитый плащ...
  
  Ничего не помогло.
  
  А теперь принц и вовсе ускакал непонятно куда, вон, только на пригорке мелькнул, и нет его, и возможность обратить на себя внимание упущена. А ведь Нимуэ так рассчитывала, что принц, про которого говорили, что он - самый настоящий маг, оценит ее умения! Она ведь умеет отвары делать, травы и деревья заговаривать, животных приманивать...
  
  Ничего не помогло: ни заговор тропки, чтоб мимо не проехал, ни просьбы к деревьям, чтоб ветками направили куда надо. Ничего.
  
  Все ее усилия пропали зря, словно кто-то могущественный легко и непринужденно оборвал заговоры и чары. Пропал ее шанс выбраться из нужды...
  
  - Что, красавица? Не повезло? - насмешливый голос прервал унылые размышления. Нимуэ вскинулась, утирая злые слезы. Возле дерева стояла пожилая женщина, добротно одетая, но при взгляде на вышитые по подолу и рукавам узоры у Нимуэ неожиданно начали слезиться глаза. - Что, ускакал милый, и поминай как звали? Беда, беда! - цокнула языком странная гостья. - Но я могу помочь. Хочешь?
  
  Нимуэ хотела отказаться: мать предупреждала ее об опасностях, - но глаза сами прилипали к странным спиралевидным узорам на темной ткани, голова закружилась... Она сделала шаг и пошла, как теленок на веревочке.
  
  И совершенно не видела, как во влажной почве отпечатываются следы лап с когтями.
  
  
  

Глава 3 Сель

  
  
  Придворные попрятались, Фрик осторожно выглядывал из щели откуда-то под полом: Маб радовала всех прекрасным настроением, и это было страшно до ужаса.
  
  Королева напевала, танцуя, и неторопливо обходила Горменгаст, любуясь происходящими с замком изменениями.
  
  Если раньше то, что она самоуверенно считала Двором, и Замок являлись отдельными величинами и объектами, то теперь началось слияние. Горменгаст до этого стоял на небольшом островке, полностью занятом зданием, и волны моря бились о его подножие, как и огненные смерчи. Теперь остров-основание неожиданно раздвинулся, увеличиваясь в размере, превратившись из бородавки на лице водной глади в место, где спокойно могли разместиться ее подданные. Ведь помещаться было практически некому, если честно.
  
  Маб шла вдоль бойниц и окон, переступая по открытым галереям, и то, что она видела, ей очень нравилось: большой, живописный остров, где имелись зеленые луга, пара довольно густых рощ, и даже проклюнулась парочка холмов, что очень обнадеживало - если все пойдет правильно, то эти холмы станут вулканами, горами и скалами, и там начнут гнездиться драконы. Маб уже видела мелькнувшие пару раз тени, а значит, есть шанс на визит этих своенравных созданий.
  
  Кроме того, появился намек на Призрачный мост - когда Маб носилась по своим владениям, как ужаленная, то с восторгом нашла небольшую каменную площадку с крошечной, буквально на толщину мизинца выступающей, ступенькой.
  
  Если все пойдет как надо, эти ступени вырастут и превратятся в Лестницу, ведущую в обычный человеческий мир.
  
  И все это произошло только после ментального взросления Маб - есть над чем подумать.
  
  Маб еще раз полюбовалась прекрасным видом, отвернулась и решительно пошла в кабинет - такой у нее тоже появился.
  
  - Фрик! - щелкнула пальцами королева, смесок гоблина с эльфом просочился в щель. - Пора подумать над твоим повышением - мне нужна разведка. Внешняя!
  
  Фрик выпучил глаза, боязливо прижимая уши.
  
  ***
  
  Этуэлл задумчиво расчесывала волосы, рассматривая себя в огромном серебряном зеркале. Прошло четырнадцать с половиной лет, как она стала наложницей Амвросия. Договор, заключенный с Маб, давно выполнен: она родила королю сына, учит его магии и может спокойно уйти к родне. Вот только уходить-то и не хочется.
  
  Пусть она считается наложницей, власти имеет как королева, и терять даруемые ею привилегии Этуэлл не собирается. Волшебный мир хорош, но и этот очень неплох, у нее есть сила и влияние, могущественные союзники и, самое главное, у нее есть Мерлин. Ее сын, Мирддин Эмрис ап Пендрагон, получивший фамилию, титул герцога и изумительный шанс иметь корону, не надевая ее на голову официально. Судьбой, определенной сыну, Этуэлл была крайне довольна: он не сядет на трон, но станет властью у трона, тем основанием, что укрепит династию. А династия будет - это женщина знала ясно и четко, как и то, что имя Мерлина будет славиться в веках.
  
  Вспомнив про сына, женщина нежно улыбнулась. Мерлин влюбился. Первая и, судя по всему, последняя любовь. После охоты подросток сначала пребывал в полном блаженства ступоре, нежно гладя не собирающиеся вянуть кувшинки, а когда Этуэлл попробовала его расспросить, разразился одой в честь прекрасной дамы, которой отдал свое сердце навеки. Амвросий слушал, изумленно подняв брови и осторожно трогая свежие, словно только сорванные кувшинки, а Этуэлл хмурилась, подозревая худшее. Юная красотка, судя по описанию, похожая на Маб, с ходу завоевала сердце Мерлина, и женщина опасалась что-то говорить, боясь нарушить планы Королевы. Впрочем, это не значит, что она не найдет способ прояснить ситуацию.
  
  С другой стороны, то, что первой влюбленностью Мерлина стала Королева Темного двора, льстило. Ее ребенок достоин самого лучшего, а кто может быть выше королевы?
  
  Впрочем, любовь любовью, но есть проблемы и посущественней. Начали роптать вассалы, да и враги: Амвросий крепок и силен, но ему нужен наследник. Законный наследник. А значит, пришло время выбрать ту, что станет официальной женой.
  
  Невзирая на не самый приятный подтекст всего предстоящего действа, Этуэлл абсолютно не чувствовала себя обделенной. Амвросий ее любит, женщина не просто чувствовала это, она это знала. Он не один раз с сожалением говорил, что если б Мерлин не был настолько сильным магом, чья магия проявляется даже без его участия иногда, то он нашел бы способ сделать наследником его, а Этуэлл посадить на трон королевы. Увы, несбыточная сейчас мечта, и Амвросий был реалистом, поэтому брак будет политическим.
  
  Сейчас рассматривались несколько кандидатур, все - принцессы или герцогини союзных королевств или даже враждебных. Первую попавшуюся все равно не возьмут, вопрос требовал длительного обсуждения, а пока можно попытаться прикинуть разные варианты и подумать, что выгоднее.
  
  Выбирать надо с умом и самое главное - чтобы этот брак принес наследника. А жена... Что жена? Жена не стенка, подвинется. Или... Амвросий быстро овдовеет, цинично хмыкнула Этуэлл, на миг блеснув темными омутами глаз.
  
  ***
  
  - Резче! - рявкнула Малис, взмахивая рукой. Длинный кнут с вплетенными в кончик шипами рассек кожу и мясо до кости. Нимуэ вскрикнула, валясь на землю в шоке. Сил кричать не было, горло пережал спазм. Малис пнула корчащуюся девушку, когти на пальцах распороли бок. Нимуэ заскулила, тоненько и отчаянно, как попавшее в силок умирающее животное. - Встань! И продолжай! Резче! Резче жесты, что это за танцы? Клиентов в переулках будешь так подманивать!
  
  Нимуэ с ненавистью посмотрела, но на Малис это не произвело никакого впечатления.
  
  - Живо, - прорычала женщина, показывая слишком много зубов. - Бегом!
  
  Нимуэ с трудом встала, вскрикнув, когда ее грубо подняли за руку. Спина бешено зудела, рана срасталась с невероятной скоростью, буквально на глазах. Нимуэ покряхтела, поправила разорванную одежду и злобно уставилась на мучительницу. Чем дольше она училась, тем меньше вспоминала про оставленную в деревне мать, про ее уроки... Про друзей и просто знакомых. Память затиралась, и она просто забывала, как забывается прошлое.
  
  Впрочем, она не жалела: жалость тоже забылась. Как и сострадание, и некоторые другие вещи. Малис, убедившись, что ученица готова внимать, вновь принялась объяснять построение арканов для вызывания духов. В почве отпечатывались следы: слишком глубокие для человека ее комплекции, похожие на след гигантской ящерицы, вставшей на дыбы.
  
  Нимуэ, сосредоточившись, повторяла слова и жесты, Малис придирчиво оценивала ее усилия, довольно размышляя, что товар попался отменный, пусть и немного с брачком. В крови людей неожиданно проявилась толика крови суккуба, и Малис пришлось приложить немало усилий, чтобы эти капли пробились наружу, активируясь.
  
  Нимуэ уже начала изменяться: немного неправильные черты лица, на одной из щек - чешуя, в густых волосах проклюнулись рожки, а глаза обзавелись двойными зрачками. Немного, но сразу видно - порченая. Сама девушка уже воспринимала это как должное, без истерик. И это хорошо.
  
  Выучится, станет сильнее и оправдает возложенные на нее надежды.
  
  ***
  
  Сообщение о том, что в одной из деревушек, расположенных дальше по тракту, вырезали всех жителей, привез королевский гонец, вынужденно изменивший маршрут следования из-за разлива реки. Суровый мужчина, способный отбиться от возомнивших о себе слишком много разбойников, скакать сутками без перерыва, а если понадобится - то и бежать не хуже лошади, побледнел, рассказывая об увиденном: никого в живых, трупы, причем разорванные, словно стая волков ворвалась в овчарню.
  
  Этуэлл, присутствующая в кабинете вместе с Амвросием, ведь гонец вез ответ на предложение породниться, нахмурилась, слушая описание чудовищных подробностей. Ей все это не нравилось - не бывает настолько наглых волков, все животные, за исключением больных бешенством, имеют инстинкт самосохранения и в место, полное людей, не полезут.
  
  - Надо съездить, посмотреть, - повернулась Этуэлл к королю. Амвросий недоуменно поднял брови:
  
  - Ты хочешь поехать? Но зачем?
  
  - Если эти волки настолько жестоки и разумны, - попыталась объяснить, не сосредотачиваясь на подробностях, женщина, - то их явно кто-то направляет. А раз их направляют, то, значит, эти волки опасны. Но еще более опасны те, кто их натравил.
  
  Мужчина нахмурился, но расспрашивать не стал.
  
  - Кроме того, поедет и Мерлин, - без тени сомнения продолжила Этуэлл. - Ему нужна практика.
  
  Спор о том, кто едет, был жарким, но Этуэлл сумела настоять на своем. Женщина упирала на то, что такое надо расследовать быстро, пока стая не откочевала и не набросилась еще на кого, или пока волков не спрятали, а то и убили. Женщина не говорила, что подозревает совсем не животных, не желая углубляться в настоящую историю этого мира, и Амвросий сдался, понимая, что его сын должен развиваться. Да и выбор невесты нельзя затягивать, да и дел снова навалилось, не продохнуть.
  
  Он махнул рукой, одобряя, и начались сборы: лошади, одежда, оружие, припасы... Люди. Собрались быстро, Мерлин отреагировал положительно и с энтузиазмом, и вскоре кавалькада всадников исчезла на горизонте.
  
  ***
  
  - Вы взволнованы, матушка, - Мерлин ехал рядом с матерью, ловко управляющейся с оседланным для нее злым выносливым жеребцом. - Чего вы не сказали отцу?
  
  - Это не волки, - как всегда, в момент волнения, глаза Этуэлл напоминали омуты без дна.
  
  - Согласен. Но если это не животные, то кто? Оборотни?
  
  Этуэлл фыркнула:
  
  - Проклятые? Которые похожи на непонятно что в траченной молью шкуре? Или деревенские колдуны, кувыркающиеся через нож?
  
  Мерлин хмыкнул, вспоминая способы стать зверем.
  
  - Не думаю, - продолжила женщина. - Во-первых, судя по следам, там действовала стая не меньше, чем в двадцать особей. Во-вторых, следы лап волчьи, но гораздо крупнее. В-третьих, стая... Оборотни или колдуны не собираются стаями, они - одиночки. Я слышала о наследственном проклятии, но и тогда превращался лишь один из семьи, не все.
  
  - И о ком ты думаешь? - Мерлин наклонил голову. Этуэлл поджала губы:
  
  - Единственный вариант, достаточно правдоподобный, это варгры.
  
  - Кто это? - нахмурился подросток.
  
  - Притворщики, - с отвращением скривилась Этуэлл.
  
  - Притворщики? - вскинулся Мерлин. - Те, что из-за Грани?
  
  - Они, - кивнула женщина. - Твари, что просачиваются из-за Барьера. И произошедшее, если это по их вине, меня беспокоит.
  
  - Почему?
  
  - Варгры - это отдельный вид, и размножаются они так же, как и люди, рождая детенышей. Это не Энкиду, которые занимают трупы. Они приходят в наш мир не духами, и если это их лап дело, то наличие такой стаи говорит, что размножились они уже тут и на это понадобились годы. А значит, кто-то их впустил... Или они просочились сами.
  
  - В любом случае нас ждут проблемы, - подвел итог Мерлин. Этуэлл задумчиво покивала:
  
  - Именно. Итак, что ты помнишь о Притворщиках?
  
  - Притворщики - это общее название тварей, живущих за барьерами, защищающими наш мир от созданий Тьмы и Хаоса. Отличительные черты...
  
  Этуэлл кивала, дополняла, и процессия не так быстро, как гонец, но и не медленно продвигалась к цели.
  
  ***
  
  Смрад стоял ужасный. Хорошо хоть, зима еще не кончилась, и холод сдержал разложение и нашествие мух, но все равно кровь впиталась в землю, разлагаясь, как и куски тел, раскиданные по округе. Трупы собрали, оставив пару самых целых, засыпав снегом, остальных хоронили в братских могилах. Староста соседней деревни, куда гонец заехал после обнаруженной бойни, скорбно вздыхал, качая головой: тут жили и его дальние родичи.
  
  Увидев подъезжающую колонну, он спешно сорвал колпак, кланяясь, но Этуэлл просто отмахнулась от него, как от мухи, и поехала с сыном взглянуть на трупы. Осмотр тел подтвердил мрачные подозрения - это сделали не животные.
  
  Слишком осознанно загоняли жертв, слишком продуманно атаковали и наносили раны... Кроме того, волки свою добычу режут, а не насилуют: когда Мерлин увидел одно из тел, то просто позеленел. Этуэлл смотрела с ненавистью.
  
  Волшебные создания Притворщиков ненавидели. Они были порождением этого мира, частью природы, детьми Магии и Стихий. Притворщики просачивались из Хаоса, непонятно откуда, и паразитировали на людях, занимая трупы, оживляя их и изменяя под свои нужды.
  
  Это было отвратительно.
  
  Дети Магии не терпели паразитов, и сейчас что Этуэлл, что Мерлин скрежетали зубами, умирая от желания разорвать пришельцев в клочья. Трясущийся от ярости Мерлин отошел от шока, с энтузиазмом исполняя распоряжения матери. Магическая поисковая сеть раскинулась по округе, ища следы, подросток уверенно наращивал мощь, выискивая зацепки.
  
  Одна из нитей задрожала, что-то уловив, Мерлин, кивнув матери, направился в нужную сторону, за ним помчалась Этуэлл и несколько воинов, а также лучники. Они скакали, ведомые путеводной нитью, пока не вылетели на поле, где был разбит небольшой лагерь.
  
  Этуэлл нахмурилась, как и остальные: высовывающиеся из палаток и оторвавшиеся от приготовления обеда обитатели лагеря походили на усталых наемников, отдыхающих после исполнения контракта, а никак не на чудовищ. Командир отряда, потрепанный жизнью рыжий бородатый мужик в неплохой кольчуге, подобострастно поклонился.
  
  - Ваши милости, - прогудел он. - Добро пожаловать в лагерь.
  
  - Кто такие? - резко спросил рыцарь Ортон, надвигаясь на мужчину.
  
  - Отряд Джонни Милла, ваша милость, отдыхаем и следуем в Йорк, в надежде подзаработать. Мы, это, законов не нарушаем, - постарался придать себе честный вид мужчина, - но сами понимаете, есть всем охота...
  
  Пока Ортон допрашивал Милла, Мерлин глазел по сторонам, пытаясь понять, почему поисковая сеть привела их сюда. Вроде, люди как люди: в меру грязные, довольно неплохо вооруженные, а также удачливые в охоте - на вертелах поджаривались тушки куропаток, зайцев и даже небольшой олень.
  
  Этуэлл прищурилась, разглядывая наемников, но что-то не давало покоя. Милл басовито гудел, как огромный шмель, отвечая на вопросы, люди занимались своими делами, кашеваря, чиня вещи, отдыхая... Из палатки на миг выглянула молодая женщина, заставив Этуэлл удивленно моргнуть: в отряде такого низкого пошиба есть шлюхи?
  
  Женщина повернулась, потрепанная одежка задралась от резкого порыва ветра, показав ногу до колена.
  
  - Бой! - заорала во всю мощь легких Этуэлл, выхватывая купленный за несколько услуг длинный кинжал. Свистнули стрелы, загудели тетивы. Ортон с товарищами схватились за мечи. Наемников корежило, превращая в стоящих на задних лапах человекоподобных волков, и первой бросилась та самая шлюха. Лошади ржали от ужаса, рыцарские кони топтали копытами рычащих чудовищ, Мерлин крикнул, и огненные шары размером с кулак полетели четко в цель.
  
  Варгры бросались исступленно, но рыцари, защищенные доспехами, отбивались достаточно успешно. Лучники стреляли, Этуэлл вырвалась к сыну, под его защиту. Огненный дождь уполовинил нападавших, вой и рык доносились со всех сторон.
  
  Вожак, увидев, как упала разрубленная пополам отрядная красотка, зарычал и попер в атаку. На него набросили сеть, варгр запутался, пытаясь ее разорвать когтями, но по настоянию Этуэлл Мерлин зачаровал сети, и попавшийся вожак ничего не смог сделать.
  
  Ощущающие иррациональную ненависть люди быстро уничтожили скрывающихся под маской людей тварей и теперь пытались угомонить рвущегося на свободу врага. Этуэлл подъехала ближе.
  
  Этот орешек они расколют, невзирая на любое сопротивление.
  
  ***
  
  Утер мрачно плеснул из кувшина в золотой кубок. Вино было отличным, но не радовало: Игрейна так и оставалась недосягаемой мечтой. Молодая герцогиня любила своего - вдвое старше нее - супруга, и Горлуа отвечал ей взаимностью. А у Утера, невзирая на все его достоинства, благодаря репутации, не было шансов.
  
  Но хоть помечтать, что старый хрыч Горлуа помрет в походе, он может?!
  
  Игрейна была прекрасной и недосягаемой и стоила любых усилий.
  
  - Может, я могу чем-то помочь, господин? - приятный женский голос вырвал из дум.
  
  

Глава 4 Цунами

  
  
  Утер мерил шагами комнату, пытаясь обдумать ситуацию. Хоть немного подумать мозгами, а не... Неприличными частями тела.
  
  Игрейна все так же оставалась недоступной и далекой, как звезда на небосклоне.
  
  Прекрасная герцогиня, едва достигшая двадцатипятилетнего возраста, любила своего мужа, который был в два раза старше ее, и не желала даже слышать о каких-то романтических отношениях на стороне. Горлуа на Игрейну надышаться не мог, самодовольно поглядывая на окружающих его неудачников, баловал супругу и детей разными редкостями и драгоценностями, охранял, как дракон сокровище, и Утер умирал от зависти и ненависти к старику.
  
  Что с того, что Горлуа - герцог, а Утер - принц?
  
  Корона меркла по сравнению с сокровищем, которым обладал герцог Корнуольский, и Утер с радостью поменялся бы с ним местами. Увы, но это было невозможно, поэтому приходилось идти на крайние меры, ведь жажда обладания росла с каждым днем все сильней.
  
  Утер уже не понимал, что это не любовь, а самая настоящая одержимость, ему было все равно, и эта самая жалкая попытка подумать выглядела просто предлогом, чтобы хоть как-то сохранить лицо, а не орать в восторге, кидаясь на принесшую предложение вестницу с воплями радости.
  
  Крестьянка, так удачно прервавшая начавшуюся пьянку, наполненную мрачными раздумьями об уровне невезения и глубинах отчаяния, поначалу хотела попросту подзаработать, согрев постель богатому постояльцу, потом, получив отказ, проявила сочувствие, выслушала неожиданные жалобы на безответную влюбленность, поохала и охотно поведала гуляющие в этих краях истории об Озерной Леди.
  
  Владычица Нимуэ проживала неподалеку, возле Черного озера, роду была волшебного, и довольно могущественна. А еще могла исполнить заветное желание, определяя плату. Соглашаться или нет с ценой - это уж было решением просителя. И если соглашались, то исполняла желаемое всегда. Ни разу никто не ушел обманутым. Так почему бы благородному господину не поехать к Леди? Глядишь, облагодетельствует!
  
  Ведь Нимуэ - молода и красива, а господин хорош собой. Она обязательно согласится!
  
  Мысль, что спать с подозрительной русалкой, или кто она там, ради достижения цели, это не самый положительный поступок, мелькнула и пропала: сейчас Утер готов был даже дракона оприходовать, если поможет делу, - невзирая на когти, хвост и пасть с клыками, не говоря уж о размере. Ничего, прикрыл бы морду страшилищу плащом, вспомнил прекрасную Игрейну, и все бы получилось. Он - мужчина хоть куда!
  
  Бросив быстрый взгляд в мутное оконце, затянутое бычьим пузырем, мужчина убедился, что уже давно стемнело, и облегченно рухнул на отвратительно скрипящую кровать: постоялый двор особым комфортом не радовал, хорошо хоть, клопы и тараканы стадами не бегали. Закрыв глаза, Утер вздохнул, проваливаясь в сон: он ведь сразу все решил и просто тянул время, видимо, пытаясь наскрести остатки правильного поведения.
  
  Не вышло.
  
  Утер выехал, как только над горизонтом появились первые лучи солнца. Рассвет только-только занимался, а он уже скакал по хорошо протоптанной широкой тропе, плюнув на все. Озеро появилось совершенно внезапно, словно с него сорвали покрывало, и принц остановил коня, потрясенно уставившись на совершенно черную воду, на которой резко выделялись белоснежные кувшинки - огромные, одуряюще пахнущие, с темно-зелеными толстыми листьями и стеблями. Озеро казалось выпавшим из другого мира, Утер спешился, осторожно сделав пару шагов по хрустящему черному песку.
  
  - Приветствую вас, принц, - мелодичный женский голос разбил странную душную тишину. Утер резко развернулся, хватаясь за меч: в паре шагов от него стояла молодая женщина, высокая, стройная, с длинной светлой косой, спускающейся на грудь из-под капюшона, закрывающего половину лица. Темный глаз смотрел с равнодушным любопытством, по-другому описать это Утер не мог.
  
  - Леди Нимуэ, - прокашлялся Утер. - Я... - Он собрался с духом, рефлекторно расправляя плечи. - Хочу, чтобы ты исполнила мое желание.
  
  Женщина по-птичьи наклонила голову к плечу. Тяжелое белое покрывало, которое Утер сперва принял за капюшон, качнулось, на миг приоткрыв щеку, и ему показалось, что ткань зацепилась за нечто, похожее на грубую чешую. Легкий порыв ветра вернул край покрывала на место, и Утер решил, что ему почудилось.
  
  Нимуэ слегка улыбнулась алыми губами.
  
  Она была красива, с отменной фигурой, в другой момент Утер мог бы и подумать насчет веселого времяпрепровождения, но сейчас, стоя под разгорающимся солнцем на берегу черного, как настой сажи, озера, принц чувствовал только какое-то инстинктивное отвращение и внутреннюю опаску.
  
  И дело было не в магии, которой явно обладало данное... существо - почему-то назвать Нимуэ человеком язык не поворачивался, - ведь своего племянника Утер совершенно не боялся. Нет. Здесь было что-то другое.
  
  - Чего вы хотите, господин? - уточнила Нимуэ, наклоняя голову к другому плечу.
  
  - Игрейну, герцогиню Корнуольскую. Хочу, чтобы она была моей.
  
  - Хм...
  
  Нимуэ неопределенно хмыкнула, продолжая рассматривать начавшего тихо злиться Утера.
  
  - На время? Навсегда?
  
  - Навсегда, - резко ответил Утер. Нимуэ кивнула.
  
  - Игрейна Корнуольская. Утеру Пендрагону, - размеренно произнесла она. - Навсегда.
  
  - Да.
  
  - Плата, - в темном глазу неожиданно прорезался и вытянулся зрачок, волосы на голове Утера встали дыбом. - Отдашь мне, чего не ожидаешь. Сына. На обучение.
  
  Утер едва сдержался, чтобы не заржать, как его конь над яслями с отборным овсом: он давно уже знал, что почти бесплоден. Да, когда-то от него родились две девочки, он им даже неплохое приданое обеспечил и достаток матерям... Но и все. Со сколькими девицами и женщинами восходил на ложе - ничего. Ни одного побега на лозе не выросло. Если эта... Нимуэ рассчитывает на ребенка от него, то кто он такой, чтобы развеивать планы этой дуры? Волшебная или нет, Нимуэ потеряла в его глазах всяческое уважение.
  
  - Согласен, - поставил точку в переговорах Утер.
  
  - Через три седмицы от сегодняшнего дня. Иди к ней.
  
  Хрустнуло, Утер отвел взгляд, вздрогнув: Нимуэ исчезла так же беззвучно, как появилась.
  
  Кувшинки с легкими щелчками раскрывали бутоны, подставляя лепестки лучам солнца. Утер молча развернулся и поспешил убраться из этого странного места. По пути он даже проехал мимо постоялого двора и бросил подавальщице пару серебряных монет, благодаря за совет. Сконцентрированный на предстоящем, он отмахнулся от благодарностей, не заметив, какой радостью полыхнули глаза женщины.
  
  Мира с трудом доработала до конца своей смены, выскользнула из своей комнатушки и стремглав помчалась по тропинке. В тряпице позвякивали монетки: женщина не рискнула их оставлять, вдруг найдут. Сейчас она бежала, радуясь, что выполнила поручение Нимуэ, а теперь пришла пора получить награду. Было уже совсем темно, когда она добежала до озера, и белое покрывало и платье Леди выделялось на фоне песка и воды.
  
  - Госпожа... - задыхаясь, рухнула на колени подавальщица, протягивая кубок, из которого пил Утер. - Госпожа! Я все выполнила! Я...
  
  - Я знаю, - неторопливо кивнула Нимуэ, подходя ближе и поднимая трясущуюся от волнения женщину удивительно сильными и твердыми руками. - Ты получишь награду.
  
  - Сын! Сынок, - выдохнула Мира. - Ты сказала, что я его увижу. Мы будем вместе!
  
  - Конечно, - с достоинством произнесла Нимуэ. - Конечно, увидишь.
  
  Нимуэ наклонила голову, и челюсти разошлись, превращаясь в усаженную желтыми клыками пасть, сомкнувшуюся на горле Миры. Женщина булькнула, в глазах мелькнул ужас, она рефлекторно попыталась отпихнуть от себя чудовище слабеющими руками. Нимуэ прожевала откушенное, облизнулась длинным раздвоенным языком и приступила к трапезе. Она обгладывала женщину, как поданную на стол птичку, хрустя костями и чавкая. Наконец, насытившись, Нимуэ одним движением бросила полуобглоданный труп в озеро, где уже кружили над поверхностью шипастые плавники. В глубине тут же развернулась борьба за остатки пиршества.
  
  Нимуэ вытерла лицо покрывалом, с наслаждением почесав покрытую чешуей щеку. Подобрала замотанный в полотенце кубок, понюхав его влажными ноздрями. Запах был тот, что нужен. Если Утер считает, что заключил удачную сделку, то пусть так не думает.
  
  Женщина развернулась и неторопливо пошла по песку, на котором оставались отпечатки странно вытянутых копыт.
  
  ***
  
  Игрейна вздохнула, натягивая одеяло, прикрывая глаза. Муж собирался в очередной поход. Было раннее утро, но Игрейна совершенно не хотела вставать из теплой постели, одеваться, идти завтракать... Зачем? Горлуа будет собираться еще долго, возможно, придет навестить, только лишний раз раздеваться. Она даже придремала, потеряв ощущение времени, и горячие руки супруга вырвали ее из дремы.
  
  Мужчина оказался горяч и настойчив, словно преисполнившись юношеского пыла. Он брал ее с такой жаждой и силой, что Игрейна просто плавилась в его руках, пока не распласталась без сил.
  
  Горлуа немного передохнул и встал.
  
  - Уже едешь? - прошептала Игрейна, не открывая глаз. Мужчина промычал нечто утвердительное, шурша одеждой и звякая пряжками. Герцогиня с трудом разлепила веки, оглядывая мужа: фигура почему-то слегка плыла, а волосы то темнели, то светлели. Потом ей вообще на миг показалось, что перед ней стоит не муж, а Утер Пендрагон, слишком настойчивый поклонник. Хлопнула дверь, Игрейна облегченно вытянулась, выбрасывая все из головы, и только когда пришла служанка ее будить, с изумлением услышала, что проспала двое суток.
  
  ***
  
  Утер, довольно скалясь, покачивался в седле. Он собирался вновь навестить Игрейну, амулет, что ему принесли от Нимуэ, сработал отменно. Герцог уехал, и их никто не беспокоил, воспринимая это как нечто естественное, и Утер дал себе волю, раз за разом 'восходя на ложе', выражаясь высокопарным языком. И Горлуа будет отсутствовать не меньше месяца... Размышления прервал топот копыт: навстречу во весь опор мчался гонец в накидке со значком герцога Корнуольского. Утер только недоуменно проводил его взглядом, остановив жеребца: что-то явно произошло.
  
  Он долго стоял на дороге, наблюдая за оставшимся позади замком, когда до него донесся рев рожков и над самой высокой башней поднялось траурное полотнище.
  
  - Старый хрыч умер? - изумленно прошептал Утер.
  
  ***
  
  Сражение с варграми имело крайне интересные, но вполне понятные последствия. Мерлин своими собственными глазами увидел, насколько отвратительны Притворщики. Не просто отвратительны, а чужды - ведь твари из-за Барьеров людьми не являлись. Они думали по-другому, чувствовали, действовали. Да, они могли хорошо маскироваться, притворяясь людьми - и пример варгров-наемников был впечатляющим, - но это не значило, что нормы морали у них тоже были человечьими.
  
  Когда начали осматривать трупы тварей, а также их вещи, закаленные воины зеленели и выворачивали желудки в ближайших кустиках. Все мясные припасы оказались разделанными людьми. Кожа, пошедшая на плащи, шляпы и прочее, тоже была содрана не с коров и овец. Варгры не видели ничего странного в том, чтобы сперва изнасиловать свою добычу, а потом сожрать или просто убить, а некоторым, наоборот, было неплохо, как поведал растягиваемый на дыбе захваченный живьем наемник.
  
  Мерлин стоял рядом с креслом матери, ведущей допрос, и даже не морщился, слыша рев чудовища, и вонь обугливаемой плоти его совершенно не смущала. Этуэлл, допрашивающая тварь, только все больше хмурилась с каждым словом, вырываемым клещами и углями.
  
  Ей все это не нравилось: огромная по меркам варгров стая, с альфа-самкой, ведь у них матриархат, и еще тремя самками-бетами. И два десятка самцов. Слишком много, это значит, что стая готовилась разделиться. Откуда их столько вылезло? Где были? Почему бесчинствовать начали только сейчас? Что стало причиной?
  
  Варгр молчал, даже когда Мерлин, задыхающийся от ненависти, начал сжигать его живьем: медленно.
  
  - Надо искать, сын, - тяжело посмотрела на подростка Этуэлл. - Придется связываться с родней.
  
  - По отцовской линии? - уточнил Мерлин. Этуэлл покачала головой.
  
  - Нет. По линии матери. Мы давно уже не собирались все вместе... Плохо. На наши земли пришла беда.
  
  - Тети Айрис и Эния будут? - загорелись глаза подростка.
  
  - И Аластриона с Лугайдом тоже.
  
  ***
  
  Довольный Амвросий сломал печать, разворачивая свиток. Переговоры увенчались успехом. Мейриг ап Теудриг, король Гвента, согласился выдать замуж свою дочь, Боадику, и это должно было не только решить все более нарастающие проблемы с общими границами, но и объединить королевства: единственный сын Мейрига умер от горячки, и наследников мужского пола больше не было.
  
  Поерзав на обитом бархатом стуле, Амвросий сосредоточился, вспоминая. Боудику он видел пару лет назад, симпатичная, даже миленькая девчушка. Вроде, не глупышка: терпеть дуру под боком Амвросий не собирался, ему еще тут женских истерик не хватало или еще чего подобного. Да и покидать Этуэлл он тоже не хотел, невзирая на попытки придворных капать на мозги. И уж тем более не собирался хоть как-то принижать сына: полностью лояльный маг - это, знаете ли, оружие массового поражения и прекрасное средство давления и устрашения.
  
  Амвросий сына обожал, но менее политиком от этого не становился. Это сейчас Мерлин - маленький, а вот вырастет, и тогда никто и подумать не посмеет бросать вызов. Сейчас главное - жениться и обзавестись, наконец, законным наследником, закрепляя преемственность власти. Утер хорош, но как полководец, на правителя хорошего не потянет. Он слишком резок и зачастую нетерпим, да еще и бесплоден. Если Утер сядет на трон, кто будет наследовать?
  
  У Амвросия хоть Мерлин есть, если что, станет хотя бы регентом, и ни одна собака не гавкнет. А Утер? Сразу начнет командовать, и кончится это плохо. Очень плохо. Да и репутация бабника тоже не добавляет Утеру положительных качеств.
  
  Спешно доставленное гонцом письмо заставило скривиться в предчувствии очередного беспокойства: сообщили о гибели герцога Корнуольского.
  
  Покачав головой, Амвросий раздосадованно потер лицо: герцог был хорошим союзником и вассалом, его гибель многое изменит. Хорошо хоть, маленький Гарет обладает крепким здоровьем, обещая вырасти отменным воином. Да и сестры его тоже подрастают, а Моргана, как говорят, обладает даром волшебства, в отличие от своей старшей сестры. Над этим стоило подумать.
  
  Так же как и над поведением брата: вид у Утера был какой-то слишком задумчивый, не к добру.
  
  ***
  
  Игрейна с отвращением отодвинула кубок, настороженно уставившись на тарелку. Легкая тошнота, обострившееся обоняние... Слишком знакомые признаки.
  
  Женщина нахмурилась, вспоминая. В последний раз она делила ложе с супругом, когда он собирался в поход, окончившийся его гибелью. Вернее... Та ночь, вернее, утро, были слишком подозрительными. Как потом узнала Игрейна, Горлуа собрался и к ее спальне и близко не подходил. Ему было некогда, приехал гонец с письмом, и герцог умчался с отрядом на границу. А она непонятно почему двое суток из спальни не выбиралась, и никто даже не почесался проверить, в порядке ли она!
  
  Да и облик мужа был подозрительно изменчив: а уж своего супруга Игрейна изучила за эти годы как следует!
  
  И если ей не мерещилось, то... Игрейна в ужасе прижала ко рту платок. Память, под воздействием стресса, выдала подробности, женщина отлично вспомнила, что в последний раз спала с мужем за пять дней до отъезда. И если потом ее навестил Утер... И если это ребенок от него...
  
  Как можно спутать дитя черноволосого Горлуа и блондина Утера?
  
  Разве что в нее пойдет, как Моргауза!
  
  Игрейна расплакалась, кутаясь во вдовье покрывало. Вот что теперь делать?!
  
  В дверь постучали, в щель осторожно просочилась Анна, любимая служанка герцогини.
  
  - Госпожа, - затараторила она, оглядываясь на дверь. - У нас гости. Принц Утер Пендрагон.
  
  Кулаки Игрейны сжались, слезы высохли молниеносно.
  
  - Проводи, - прорычала женщина, вставая.
  
  ***
  
  - Леди Боудика! Добро пожаловать! - девушка царственно кивнула, рассматривая встречающего ее жениха. Хорош. Высокий, широкоплечий, светловолосый. Амвросий Пендрагон. Король.
  
  - Благодарю.
  
  Посмотрим, что из этого выйдет.
  
  
  
  

Глава 5 Сила

  
  
  
  
   Маб самозабвенно орала, стоя посреди бушующих волн пламени. Огонь рвался вверх, завивался штормом, королева орала и топала ногами, как ребенок, не в силах успокоиться.
  
  Наоравшись, Маб без сил свалилась прямо в огонь, едва не плача от злости, ярости и бессилия. То, что представлялось победным шествием, едва не закончилось в канаве, благодаря идиотизму и разгильдяйству подчиненных. Маб понимала, что всякое бывает, но произошедшее переходило все границы. Теперь ей многое становилось понятным, особенно причины, по которым прошлая попытка выжить и победить закончилась так бесславно.
  
  Верный Фрик, который должен был работать, как раб на галерах, проявил то, что можно было охарактеризовать только как вопиющую халатность, заслуживающую самой страшной кары. Пока Маб в поте лица трудилась, разрываясь между обучением маленькой Морганы, приглядом за Мерлином, превентивным обезвреживанием врагов, а также заботой о растущем Дворе, этот мерзкий вредитель вставил ей в колеса такие палки, что повозка плана на лучшее будущее едва не развалилась, резко вернувшись на старую колею, из которой с таким трудом и потерями ее удалось вытащить. Маб, отвлекшаяся на неожиданную экспансию варгров, поручила смеску сущую мелочь - присмотреть за Утером. Принц до сих пор облизывался на Игрейну, поглядывая на нее, как голодный на лепешку, и Маб не хотела повторения старой истории. Казалось бы, она предприняла для недопущения нежелательного варианта развития все и даже больше, но для идиотов нет непреодолимых препятствий. Фрик отвлекся на неожиданно обнаруженные признаки появления энкиду, потом оказалось, что его подчиненным и ему самому померещилось, потом вроде как не померещилось, он отвлекся и пропустил визит думающего тем, что в штанах, Утера, в замок герцога Корнуольского.
  
  В отсутствие самого герцога Корнуольского.
  
  Так мало того, что эта похотливая скотина пролезла в замок непонятным образом, так еще и оказалось, что герцог погиб. А Игрейна беременна.
  
  От одной мысли о повторении старого ужаса у Маб волосы встали дыбом.
  
  Хорошо хоть, Игрейна оказалась женщиной не промах и смогла взять себя в руки. Отбросив первое потрясение, она провела жесткий опрос личных служанок об изменении предпочтений в еде, припомнила подробности последнего визита супруга в ее опочивальню, подумала, приказала подать любимые пироги с поздними лесными ягодами и плодами, съела их, еще раз подумала, решив, что даже если этот ребенок от Утера, то никто ничего не докажет, и только потом соблаговолила встретить маринующегося в зале принца.
  
  Попытки Утера затянуть только овдовевшую красавицу под венец закончились откровенно плохо. Нет, поначалу Игрейна чопорно и надменно беседовала с гостем, вздыхала по покойному супругу, утирала слезы драгоценным шелковым платком - последним подарком герцога - и говорила о готовности взрастить сына и дочерей, как и полагается порядочной вдове. Но потом Утеру то ли что-то стукнуло в голову, то ли просто проявился дурной характер бабника, к которому женщины под копыта коня валятся, на все готовые, и он весьма опрометчиво завел давно надоевшую герцогине песню о любви всей жизни.
  
  Может, дело бы и ограничилось закатыванием глаз и выпихиванием принца восвояси накормленным и напоенным, но тут Утер ляпнул о ночном визите. Очень обтекаемо, вскользь, но Игрейна поймала намек на лету и немедленно озверела.
  
  Она встала, кипя от негодования под самодовольным взглядом принца, а так как дело было в малой парадной зале, где по стенам висело добытое герцогом в походах трофейное оружие - Горлуа поэтому этот зал очень любил, - то Игрейна молча сняла с крепления булаву на длинной ручке и бросилась на источник раздражения.
  
  Под ошарашенными взглядами слуг и свиты Утеру впервые в жизни пришлось спасаться бегством с поля боя.
  
  А перенервничавшую Игрейну унесли в покои с кровотечением: отвратительная ситуация разрешилась сама собой. И если Утер и хотел скрыть подробности - ничего не получилось, Амвросию доложили молниеносно, курьер с письмом Игрейны прилетел к королю раньше принца, загнав несколько лошадей, привезя четко расписанные, тщательно отобранные кошмарные подробности.
  
  И вот тут Утер, прозванный Ужасным, понял, почему король не он, а его старший брат, носящий прозвище Пендрагон.
  
  Для начала тот лично выпорол кнутом брата, не способного удержать свою похоть хоть в каких-то рамках. От души выпорол, не жалея. После чего за ухо приволок Утера в кабинет, поставил на колени и принялся четко и внятно расписывать последствия визита одного влюбленного идиота к только что овдовевшей женщине, визита, закончившегося потерей ребенка покойного герцога.
  
  Хорошо хоть тут Утеру хватило ума промолчать про ночной визит и помощь подозрительных лиц! Впрочем, легче ему от этого не стало. Амвросий посадил брата под домашний арест, созвал чрезвычайный совет в лице Этуэлл и Мерлина и принялся думать, пытаясь хоть как-то уменьшить ущерб. Виданное ли дело, женщина только потеряла супруга, а к ней уже пристают с намерением жениться! Нет, Амвросий все понимал, всякое бывает, и страсть может затмить разум, но это уже слишком. Нужно же соблюдать хоть какие-то приличия!
  
  В этом вопросе Маб, подслушивающая и подглядывающая благодаря одной крайне полезной вещице, была с ним полностью согласна.
  
  Ей эта история очень не понравилась. Тянуло нехорошим душком, да и вообще послевкусие было странным.
  
  Как Утер проник в замок? Его впустили подкупленные слуги? Сам умудрился? Еще кто помог? Почему Игрейна не подняла шум, когда к ней в постель влез совсем не супруг? От кого был потерянный ребенок?
  
  В прошлый раз все получилось по нескольким причинам: Игрейна любила Утера, шум не подняли благодаря волшебству Мерлина, а ребенок был от Утера.
  
  В этот раз... Последнее уже не имело никакого значения, как цинично призналась сама себе Маб, а вот все остальное...
  
  ***
  
  - Что будем делать? - Амвросий обвел взглядом сидящих перед ним. Этуэлл с Мерлином переглянулись. Королевская свадьба на носу, проблемы с Притворщиками, так еще и Корнуолл на грани бунта. Из-за такого и отделения можно ждать, и никто Игрейну не осудит, только поддержат. Особенно если она сообщит причины возмущения: для всех герцогиня свалилась с нервным истощением, перенервничав от внезапного сватовства на фоне траура.
  
  - Чего хочет сама Игрейна? - Этуэлл положила руки на подлокотники, вытягивая ноги в мягких меховых домашних сапожках поближе к камину с горящим в нем здоровенным поленом. Мерлин машинально щелкнул пальцами, сухой жар наполнил кабинет, выгоняя сырость. Амвросий довольно выдохнул, расслабляясь: хорошо иметь сына-волшебника! Особенно в быту, уж это он, проведший полжизни в походах, мог оценить.
  
  - Чтобы никогда Утера больше не видеть! - буркнул протянувшийся к кувшину с горячим отваром трав король.
  
  - Ну, это понятно, - хмыкнула Этуэлл, Мерлин показательно закатил глаза. - А дальше?
  
  - Дальше... Дальше придется договариваться.
  
  - М-да... - Этуэлл покачала головой с самым разочарованным видом. Амвросий слегка улыбнулся, чувствуя, как сердце привычно переполняет нежность: они вместе годы, но он знал, что не устанет любит эту женщину никогда. - Хорошо. Тогда надо составить список того, что могут попросить, и того, что мы можем дать.
  
  Амвросий кивнул, подтягивая лист пергамента, погружаясь в раздумья.
  
  - Кстати, - он немного отвлекся, играя пером, - что там с нападением? Выяснили, кто заказчик?
  
  Этуэлл с Мерлином переглянулись. Допрос варгра дал многое, но и вопросов образовалась прорва. Да и...
  
  - Так, - подобрался Амвросий, отодвигая чернильницу. - Что вы от меня утаиваите?
  
  Мерлин слегка кивнул. Этот вопрос они обговорили: сообщать Амвросию о реальном положении дел или нет? После долгих споров Этуэлл решила не унижать своего короля и супруга неведением или ложью во спасение.
  
  - Любовь моя, - мягко начала она. - Давай сперва закончим с проблемой, подкинутой Утером, а потом я все тебе расскажу. Просто... Мы не думали, что всплывет такое. Никто из нас не думал.
  
  - Кто 'мы'? - уточнил вновь подтянувший к себе пергамент и чернильницу Амвросий.
  
  - Мы. Волшебные народы.
  
  Мерлин взмахом руки подогрел кувшин с отваром и разлил напиток. Напоминание о варграх всколыхнуло еще одно воспоминание: он мельком видел ту прекрасную деву, в которую влюбился на озере. Она смотрела, как убивают Притворщиков, и в ее глазах Мерлин видел гордость и удовлетворение.
  
  ***
  
  Утер скрипнул зубами, осторожно почесывая поясницу. Пусть раны, оставленные кнутом, зашили и смазали волшебными мазями Этуэлл, пусть зажили они очень быстро, за считанные дни, болеть и чесаться от этого меньше они не стали. Да и тонкие рубцы тоже служили напоминанием о наказании. Если честно, такого Утер не ожидал. Тем более от своего брата! Амвросий считался более мягким, склонным поначалу подумать и дать ответ, а не бить без разговоров и сожалений.
  
  Утер забыл, что Амвросия недаром прозвали Подобным Дракону, Драконом.
  
  Теперь его память освежили самым радикальным образом, и он был даже рад.
  
  Закончив чесаться, Утер поправил одежду, облегченно выдыхая и поглядывая в окно. За мутноватым стеклом кружился снег, редкие хлопья падали на землю. Сделав мысленную отметку о том, что надо бы взять в поездку добавочно теплый плащ на волчьем меху и стеганое сюрко, принц нехорошо прищурился, вновь возвращаясь мыслями к инциденту.
  
  Если честно, то сейчас Утер и сам не понимал, что на него нашло. Нет, о том, что пролез в чужую постель тайно, он не сожалел, воспринимая это и как приключение, и как единственную возможность хоть так побыть с той, в которую влюблен. Или... одержим.
  
  Игрейна стала его навязчивой мечтой с того момента, как он увидел ее на свадебном пиру. Утер знал, что слишком любит женщин, но это не мешало ему считать недостижимую герцогиню той самой, единственной. Неповторимой.
  
  При взгляде на Игрейну у Утера полностью отключался разум, и он превращался в безмозглое создание, только и способное, что вздыхать, мечтать и надоедать. А потом был визит к Озерной Леди, завершившийся исполнением мечты.
  
  И чем все закончилось?
  
  Честно говоря, Утер и сам не понимал, что на него нашло. Вроде, не идиот, чтобы вот так себя вести, как невоспитанное быдло. Горлуа только закопали, а он уже лезет к его вдове с нескромными намерениями! Утер думал о себе лучше... В конце концов, он и переговоры умел вести, и выжидать... И вот так, напролом?
  
  Не похоже на него.
  
  Кнут Амвросия не только послужил наказанием, но и прочистил мозги. Утер чувствовал, как словно рассеялся легкий туман, затрудняющий критическое мышление. И ведь не слишком сильно давило, но теперь... Очень ощутимо.
  
  Думалось легче, без постоянного отвлечения на предмет страсти, да и сама страсть словно немного поутихла, хотя и не рассеялась до конца. Утер понимал, что с удовольствием посватался бы к Игрейне, назвал своей супругой, но после случившегося об этом оставалось только мечтать. Хотя... Он всегда был оптимистом.
  
  Правда, предстоящий визит в Корнуолл совсем не вдохновлял, но раз наломал дров, то и разгребать ему. Оставалось лишь надеяться, что Игрейна примет его извинения и компенсации.
  
  ***
  
  Переговоры были долгими, но крайне важными. Визит в Корнуолл принес множество проблем, но и решил эти же проблемы.
  
  Амвросий с удовольствием убедился, что вдова действительно так умна и красива, как пели барды, и в другое время он бы только обрадовался, если б подумал о том, чтобы сватать ее за своего брата. Увы, этот вариант отпадал.
  
  За нанесенный вред и оскорбления герцогиня вытребовала много уступок, казалось бы, не слишком важных, но в целом складывающихся в систему, которая лет через десять поднимет благосостояние герцогства в разы. Освобождение от пошлин, право на добычу птицы и зверья, право закупки предметов роскоши, право продажи произведенных в герцогстве предметов по более низким ценам, право... Список не слишком длинный, но внушительный.
  
  Амвросий только мысленно аплодировал.
  
  К чести Игрейны, она приняла извинения Утера с тихим достоинством, согласилась на компенсации и больше к прошлому не возвращалась. С удовольствием согласилась приехать на свадьбу Амвросия. Представила своих детей: Моргаузу, Моргану и наследника Гарета. С особым удовольствием представила Моргану, сообщив, что ее дочь имеет магический дар. Как и Мерлин.
  
  Амвросий отметил данный факт, добавив строчку в список достоинств герцогини, Утер поежился под хмурым взглядом темноволосой малявки, обещавшей вырасти в настоящую роковую красавицу. Мерлин с Этуэлл тут же принялись живо расспрашивать подробности, а Утер, сославшись на нездоровье, сообщил, что хочет подышать свежим воздухом. После чего его милостиво отпустили.
  
  Утер отмахнулся от слуг и оруженосца, сам оседлал любимого жеребца - злющего, как гадюка, и быстрого, как молния, - выехал из замка и направился по врезавшейся в память дороге. Он помнил, что если съехать с дороги, свернуть у черного камня с корявой сосной сбоку, проехать вдоль ручья, то можно сильно сократить дорогу.
  
  Озеро появилось неожиданно, заставив скрипнуть зубами.
  
  Невзирая на начавшую заявлять свои права зиму, все так же цвели кувшинки, одуряюще пахли огромные бутоны, мерно колыхался на черной воде темно-зеленый ковер листьев. Утер соскочил с коня, пригладил растрепавшиеся волосы, плотнее запахнув теплый плащ, с ненавистью уставившись на этот неожиданный кусочек лета.
  
  - Мой принц, - тягучий голос за спиной едва не заставил подпрыгнуть. Нимуэ, все в том же белом наряде, невозмутимо высилась мраморной статуей, контрастно выделяющейся на черном песке. - Что привело тебя ко мне?
  
  - Любовь, - скрипнул зубами Утер, сдерживая дурное настроение. Сейчас надо быть внимательным и терпеливым.
  
  - Разве твой визит завершился неудачей? - недоуменно наклонила голову к плечу Нимуэ. - Ты пожелал Игрейну себе. Герцог мертв. Теперь она твоя. Возьми. Да и твой визит скоро принесет свой плод... - на алых губах расцвела змеиная усмешка. Глаза Утера залило алым. О том, что герцогиня потеряла ребенка, знало ограниченное число людей: она сама, ее служанка, Амвросий, Этуэлл и Мерлин, готовивший в качестве возмещения волшебные составы. Ну и сам Утер.
  
  Неожиданно до него дошло: ведь это мог быть его ребенок.
  
  Осознание навалилось так неожиданно, что Утер замер, оцепенев, сжав рукоять меча.
  
  - Она не сможет тебе отказать, - самодовольно улыбнулась Нимуэ, и принц понял, что сейчас взорвется, как сосуд с греческим огнем. Рука сама выдернула меч, и Утер с ревом бросился на опешившую женщину.
  
  Нимуэ увернулась одним резким движением: вот она здесь, а вот она на несколько ярдов дальше, и ветер рвет свалившееся с головы покрывало. Нимуэ зашипела, теряя всякое сходство с человеком, Утер с холодком увидел чешую на щеке и пульсирующие тонкие зрачки, но это его не остановило: ярость полностью сорвала тормоза.
  
  Он рубил и рубил, стараясь достать верткую тварь, но все было бесполезно, Нимуэ уворачивалась, а потом сама пошла в атаку, шипя и выставляя вперед увенчанные острыми когтями руки.
  
  Неожиданно Утер обнаружил, что сражается за свою жизнь, с трудом держа чудовище на расстоянии, а потом с неба ударил столб пламени, от которого Нимуэ отшатнулась с диким визгом и умчалась гигантскими скачками, оставляя в песке следы копыт.
  
  Утер поднял голову и обомлел: над ним кружил огромный дракон, самый настоящий, поднявший взмахами крыльев тучи песка. Дракон взревел, направляясь за беглянкой, а Утер упал на колени, глядя на небо с отвисшей челюстью.
  
  - Думаю, - с трудом прохрипел он, - это означает, что сделка расторгнута.
  
  
  
  

Глава 6 Мощь

  
  
  
  
  Нимуэ с трудом подняла голову, сплюнув на пол. Густая черная кровь растеклась резко пахнущей лужицей. Лопнувший ожог, затронувший всю левую половину лица, засочился сукровицей и гноем.
  
  - Ничтожество! - прошипела Малис, останавливаясь. Лапа надавила на основание шеи, заставив захрипеть. Демон с отвращением смотрела на не оправдавшую ее надежды подчиненную. Какая интрига провалилась! И все потому, что эта самоуверенная идиотка ляпнула, не подумав, потому как не озаботилась получить информацию.
  
  И вот результат: сделка, которая должна была принести им королевство на блюдечке, расторгнута. По их вине! И отменить расторжение невозможно. Утер, на которого возлагали такие надежды, стал врагом. И более того, они привлекли нежеланное внимание Этуэлл и ее сына, но это можно пережить. Ничего б они не сделали, но вот незадача - их обнаружила Маб.
  
  А Маб - это совершенно другой уровень.
  
  Малис крутилась, как собака в колесе*. Искала, рыла, интриговала, подставляла, разведывала... И для чего? Чтобы длинная интрига рассыпалась прахом?
  
  Зарычав от злости, Малис пнула валяющуюся на полу женщину. От удара тело отлетело, впечатавшись в покрытую изморозью стену. Нимуэ захрипела: от удара даже очень прочное тело суккуба обзавелось переломами. Обломки костей протыкали кожу и мясо, кровь из ран тягучими струями растекалась по грязному каменному полу, Нимуэ закатила глаза, беззвучно крича от боли, а Малис все пинала и пинала, не в силах остановиться.
  
  Маска приятной среднего возраста обывательницы лопнула, обнажая настоящий облик: черты улыбчивого пухлого лица заострились, волосы превратились в длинные, как стрелы, шипы, руки стали рептильими лапами, Малис одновременно вытянулась и сгорбилась.
  
  Демон выла и орала от бессилия - тщательно выстроенная, заботливо выпестованная ситуация развалилась, нанеся убытки. И поправить ее невозможно!
  
  То, что должно было принести им наследника престола на золотом блюде, давая возможность тонкого влияния и правильного воспитания, рассеялось как дым. Амвросий, который должен был погибнуть на охоте, женился, и Боудика уже беременна. Утера не подпускают к герцогине на расстояние полета стрелы - какие уж тут дети! Этуэлл, которую планировали незаметно отравить, жива и здорова. Мерлин...
  
  Мерлин - просто песня. Отдельная.
  
  Будущий воспитатель нерожденного Артура, соперник Морганы, возненавидевшей обесчестившего ее мать Утера и его сына, несостоявшийся возлюбленный Нимуэ, под чью дудку он бы долго и с удовольствием плясал, вообще нарушил все планы.
  
  Он влюбился - но не в Нимуэ.
  
  Он стал магом - но получил прекрасное образование, а также титул и положение.
  
  Он станет приглядывать за принцем и будущим королем - но не тем, каким планировалось.
  
  И самое главное - он знает о Притворщиках. Мало того, не просто знает, но вступил в конфронтацию!
  
  Малис еще раз пнула превратившуюся в дышащий и булькающий мешок с костями Нимуэ, с ненавистью сплюнула кислотной слюной на пол и щелкнула пальцами, подзывая слугу. Из тьмы в углу выступила уродливая, сгорбленная рогатая фигура, воняющая немытой скотиной.
  
  - Каждый день отрезай у нее по куску мяса и запихивай ей же в глотку. Пусть жрет сама себя, пока не сдохнет, - процедила Малис, брезгливо вытерев подошву лапы о влажный камень порога. - Потом отрежь голову, отруби рога, остатки костей и прочего продай алхимикам - пусть хоть так возместит убытки.
  
  Женщина вышла вон под стоны будущего трупа, на который алчно уставился слуга, пуская слюну и воровато косясь на стремительно удаляющееся по коридору начальство. Дверь захлопнулась, в подземельях завибрировал дикий булькающий крик, сменившийся чавканьем.
  
  ***
  
  Фрик осторожно, по паре дюймов, выполз из щели, в которую забился, скуля и тихо рыдая.
  
  - К ноге! - процедил холодный голос, и Фрик, пресмыкаясь и унижаясь, пополз на брюхе по мраморным плитам к ногам своей повелительницы. Сейчас несчастному полугоблину было плевать на унижение, на... Да на все плевать! Сейчас его гнала вперед лишь одна мысль: что сделать, чтобы Маб смилостивилась, сняв свое наказание?
  
  А оно было чудовищно жестоким.
  
  В тот страшный день Фрик стоял на коленях, боясь поднять глаза, а Маб, находящаяся в состоянии ледяной ярости, стояла напротив, задумчиво поигрывая чашей для вина, выточенной из изумруда. Грани чаши украшали витиеватые надписи, складывающиеся в стихи, и королева еле заметно улыбалась, бросая на них взгляд каждый раз, когда делала глоток.
  
  Фрик глотал слезы и трясся от страха, боясь поднять глаза и хоть что-то пискнуть в свое оправдание. Королева была недовольна. Очень недовольна. Стадия бешенства, когда Маб рвала и метала, спуская пар, прошла, и теперь ее недовольство превратилось в надвигающуюся с горы лавину. И Фрик боялся, что просто не переживет этот день.
  
  Хлопнуло, порыв ветра ворвался через балкон и арки. Здоровенный черный дракон приземлился на галерею, свесив крылья и хвост. Огромная зубастая пасть что-то прорычала. Маб выслушала, скептически подняв бровь, величественно кивнула, махнув рукой. Дракон снялся с импровизированного насеста, улетев прочь, Фрик облегченно выдохнул: значит, его хотя бы не скормят гигантской огнедышащей ящерице. Уже проще. Впрочем, это не означает, что к концу дня он не будет мечтать о том, чтобы его сожрал дракон.
  
  - Фрик, - наконец обратила на него высочайшее внимание Маб, заставив затрястись. - Скажи мне, Фрик, почему ты не выполнил порученное? Я дала тебе простое задание... Проследить, чтобы Утер не впутался в какое-нибудь непотребство. Чтобы он не подходил к герцогине Корнуольской ближе, чем на милю. Я поручила тебе слишком много? Не по твоему уму?
  
  Полугоблин затрясся, опасаясь пискнуть хоть что-то. Вопросы не были риторическими, но понять, требовала королева ответ или нет, Фрик сейчас не мог. Боялся, что Маб взбесится в любом случае.
  
  - Впрочем, - продолжила разглагольствовать королева, протягивая руку с чашей в сторону. Взлетевшая со столика бутылка наклонилась, наполняя ее густым фиолетовым вином с серебряными искрами. - Я не могу сказать, что ты провалил задание полностью. Некоторые попытки исправить ситуацию ты все же предпринимал, не так ли? И благодаря тебе удалось заключить сделку с драконами, это тоже стоит записать на твой счет.
  
  Фрик красноречиво хлюпнул носом.
  
  - Утер, конечно, влез в навоз - свинья его всегда найдет, не без этого, - но фатальных ошибок не произошло, - Маб задумчиво сделала глоток, - да и благодаря этому был разоблачен агент влияния Притворщиков... Хм. Плюс на минус, да и все такое... Я награжу тебя, Фрик.
  
  Полугоблин замер, превратившись в статую, медленно поднимая взгляд на подошедшую ближе королеву. Алые губы раздвинулись в нежной улыбке, от которой несчастного бросило в пот.
  
  - Благодаря твоей криворукости и халатности, - Маб сжала тонкими пальцами острый подбородок Фрика, оставляя начавшие синеть следы, - я заполучила союзников и определила дальнейшие планы. Вышла с прибылью из провальной сделки... Поэтому по делам и награда. Ты ведь изгой среди эльфов, да и гоблины тебя недолюбливают, не так ли?
  
  Фрик всхлипнул.
  
  - Так, - удовлетворенно кивнула Маб. - Ни жены, ни любовницы... Разве что особо небрезгливые... Я сделаю тебя привлекательным, мой верный слуга. Да... - она улыбнулась в ответ на потрясенное мычание смеска. - Ты станешь привлекательным... для женщин.
  
  - Повелительница? - проблеял Фрик, не веря своему счастью: он жив, даже цел и здоров. Маб шевельнула пальцами, отсылая прочь.
  
  - Да, Фрик. Для всех женщин! - дикий смех королевы долго преследовал тут же убравшегося прочь полукровку.
  
  К сожалению, причину смеха он обнаружил потом... Когда выползал с сеновала, на котором его буквально изнасиловали кухарка и три помощницы поварихи. Фрику было хорошо... Настолько, что он позволил утащить себя на конюшню, потом в виноградники, потом вновь на сеновал... Он спал, когда понял, что острые когти сдирают с него остатки одежды. Замордованный неожиданно привалившим счастьем, Фрик попытался отмахнуться от небольшого отряда горничных, но это не помогло, и то, что он был немного не в форме, их почему-то не остановило. Пришлось поднапрячься, но потом к горничным присоединились поварихи и кухарки полным составом, причем вооруженные ножами, и Фрик с ужасом понял, что плевать им на его желания и хотения.
  
  Женщины считали его крайне привлекательным и хотели использовать по полной программе, даже не ссорясь между собой и установив очередь в порядке старшинства. Отбиться он не смог, не сумев освободиться и гораздо позже, когда к работницам кухни подошло подкрепление в виде нескольких стражниц - три страшные, как чума, карги: чернокожие, покрытые бородавками, клыкастые и когтистые. Они затащили его в казармы, и дальнейшее Фрик помнить отказывался напрочь.
  
  Он не помнил, как вырвался, как полз, прячась, по канавам, единственное, что имело значение - как быстро его найдет поисковая партия. Фрик прятался долго, пока не нашел способ проникнуть в кабинет королевы, заливаясь слезами и трясясь от ужаса и слабости.
  
  - Хм, - Маб, увидев его, свернувшегося в клубочек, с любопытством подошла ближе, и Фрик бросился лобызать ее туфли. - Давно не видела тебя, Фрик. Видимо, совсем потерялся от счастья... Да?
  
  Полугоблин завыл, умоляюще целуя ноги королеве. Маб пнула его носком, брезгливо отодвигая.
  
  - Думаю, ты усвоил урок, не так ли?
  
  Фрик исступленно закивал.
  
  - Хорошо. Я лишу тебя дара привлекательности, но, - черты прекрасного лица исказила жестокая ухмылка, - запомни, слуга. Если ты провалишь поручение вновь, то я верну его с процентами. Ты станешь привлекательным для всех... абсолютно. Понятно? Брысь. Доклад о развитии ситуации с Утером через два дня.
  
  Фрик залепетал благодарности, тут же выметаясь за дверь. Мимо прошла служанка, бросив на него брезгливый взгляд, и полукровка едва не умер от облегчения.
  
  - Госпожа, вы не пожалеете! - выдохнул он, собираясь с силами. Спать, есть, работать. Именно в таком порядке.
  
  ***
  
  Маб фыркнула, переходя на балкон. Безмозглый Фрик неожиданно помог, провалив все, что только можно. Маб заключила договор с драконами, позволив им поселиться на своей территории в безопасности, взамен получив охрану границ и службу, пусть и оплаченную. Как выяснилось, драконы отлично чуяли Притворщиков, а также тех, кто им служит. Ящерам плевать было на внешний вид и запах, который эти твари отменно подделывали, они видели суть и связи, и этого было достаточно для обнаружения.
  
  Кроме того, после внимательного анализа происходящего между Утером и Игрейной Маб пришла к выводу, что это самое происходящее ее тоже устраивает.
  
  Утер, получив профилактическую взбучку, неожиданно начал думать мозгами - подвиг, который Маб еще год назад сочла бы непосильным для него. Стычка с Притворщицей, а также осознание того, что это мог быть его ребенок, неожиданно заставили бабника и самоуверенного наглеца увидеть, насколько в реальности было мерзким его поведение. И никакая 'великая любовь до гроба', о которой поют менестрели за миску похлебки, тут не оправдание. Поэтому Утер принес действительно искренние извинения, и Игрейна это увидела. Утер по собственной инициативе выплатил огромный выкуп за так глупо потерянную жизнь из личного состояния, кроме того, даже не побоялся в частной беседе рассказать Игрейне о навязчивости своей любви, о сорвавшейся сделке с чудовищем непонятного вида и о том, что теперь, после 'лечения идиотизма', любезно предоставленного братом, все равно продолжает любить.
  
  Женщина, выросшая на рассказах о магии, Фейри и прочем волшебстве, заново переоценила Утера. Теперь ей хоть стали ясны мотивы его поступков: с волшебными народами, коварными и жестокими, не шутят.
  
  Игрейна перестала воспринимать принца как врага, а Утер заявил, что будет делать все, чтобы она простила его и стала в конце концов его супругой. Моргана, прячущаяся в углу, при этих словах посмотрела на мужчину крайне многообещающе. Дар у девочки был сильным, и будущее Утера расцветилось мрачными красками.
  
  Амвросий только головой покачал, но предпринимать ничего не стал: ему своих забот хватало. Свадьба прошла успешно, семейная жизнь тоже была без особых потрясений, и король предвкушал, как представит вскоре своего наследника.
  
  Особенно его радовало то, что ни Этуэлл, ни Боудика ничего против друг друга не имели.
  
  Впрочем, это же и настораживало.
  
  ***
  
  Мерлин с трудом сдержал дрожь. Муторная слякотная зима закончилась, перейдя в такую же слякотную весну, впрочем, радуя все больше и больше пригревающим солнцем. Погода стояла чудесная, и он решил выехать из замка, наслаждаясь возможностью хоть немного проветриться, радуясь жизни. Конь сам вынес седока к памятному озеру, и Мерлин, волнуясь, выехал на берег, замирая.
  
  Кувшинки цвели вовсю, наполняя округу удивительно тонким и приятным ароматом, а на берегу, на толстых пушистых шкурах, небрежно брошенных на широкое кресло из черного дерева, сидела та, о ком он мечтал долгими днями и ночами. Мерлин слез с коня, осторожно подошел, совершенно не скрываясь, и почтительно опустился на одно колено.
  
  - Мирддин, - улыбнулась красавица, и сердце мага запело от счастья.
  
  - Ваше величество, - наклонил голову Мерлин. Он отлично понимал, кто стал любовью всей его жизни, мать, после обдумываний и советов с родней, а также наведения справок, узнала имя неизвестной.
  
  Маб, королева Темного Двора.
  
  Это было лестно и тревожно. Лестно, потому как мало кто мог похвастать, что его целовала королева фейри, тревожно, потому что просто так поцелуи не раздают. Вдвойне тревожно, так как Этуэлл все-таки рассказала ему о заключенном когда-то с Маб договоре, который, к удивлению, принес только пользу.
  
  - Я видела твой бой с варграми, - неожиданно заговорила королева после долгого молчания, наполненного молчаливыми потугами парня сдержать так и рвущееся наружу словесное извержение. Мерлин встрепенулся, с надеждой глядя на невероятно красивую девушку. - Мне понравилось.
  
  Мерлин вспыхнул от радости, но сумел сдержать вопли счастья, поклонившись.
  
  - Благодарю.
  
  Королева вновь замолчала. Мерлин судорожно пытался сообразить, что сказать, но язык отказывался нести связную информацию: наружу пытался просочиться лишь восторженный лепет. Любующаяся кувшинками Маб встала, кресло за ее спиной рассыпалось золотым песком.
  
  - Ваше величество, - отмер Мерлин, наблюдая, как она идет по воде, а та лишь упруго пружинит под ногами, как толстый матрас. - Что я... Что я могу сделать, чтобы быть с тобой рядом?
  
  - Мне не нужны слуги, Миррдин, - остановилась Маб. - Рядом со мной может быть только равный.
  
  Королева исчезла, оставляя его размышлять над свалившимся на голову откровением. Если честно, то сейчас Мерлин отлично понимал своего дядю, поставившего перед собой цель и с упорством эту цель достигающим.
  
  Равный.
  
  Какое емкое слово! Особенно из уст королевы фейри. Над этим стоило долго и тщательно подумать. Стать равным волшебному существу не так-то просто. Тем более такому. Впрочем, то, что Маб понравилось истребление Притворщиков, внушало надежду и давало подсказку. Этуэлл уже рассказала сыну, что дошли до нее некоторые странные слухи о появившихся в ущельях ограх, о том, что иногда волчий вой слышен слишком близко к городам и поселениям, о том, что участились пропажи людей... Опасливо поговаривали даже о кровососах-Энкиду.
  
  Этуэлл пришлось срочно вводить сына в курс дела, и Мерлин вникал, осмысливая информацию и разучивая приметы тварей хаоса и способы их уничтожения. И раз Маб выразила одобрение... Мерлин кивнул, оседлал коня, и помчался в замок - советоваться с мудрой матерью и не менее мудрым отцом. Может, Амвросий и не знал тонкостей взаимоотношений волшебных народов, но отлично разбирался в политике, военном деле и управлении государством.
  
  Мерлин знал, что сесть на трон Британии ему не светит, а вот стать советником - это да. А теперь, после краткого, но чрезвычайно плодотворного общения с Маб, так и вовсе в голову полезли разные интересные мысли. Робкие, но очень интересные.
  
  И их тоже надо обдумать.
  
  А пока стоило уточнить, что именно королева фейри вкладывает в понятие 'равный'.
  
  ***
  
  Малис задумчиво проводила взглядом едущий на север отряд хорошо вооруженных воинов, подхватила корзину и ловко ввинтилась в рыночную толпу. Люди гомонили, торговались, предлагали и покупали, Малис шла по рядам - благообразная горожанка в добротной одежде, - внимательно слушала разговоры и сплетни и осматривала всех, встречающихся по пути.
  
  Требовалось искать замену неудачливой ученице, и Малис обходила ряд за рядом, вглядываясь и вслушиваясь. Где-то рядом зазвенели колокольчики, зазывала заорал, сообщая, что идет представление, Малис протолкалась вперед, вглядываясь в лица артистов. Они не привлекли ее внимания, а вот стоящие в стороне явно потомки дикарей - вот эти да.
  
  В девчонке и мальчишке не было ни капли крови Притворщиков, зато в них дремал магический дар, и этого было достаточно. Может, пора сменить тактику найма?
  
  
  *В тавернах и на постоялых дворах вертелы в очаге соединяли с колесами, в которых бегали собаки, - для вращения и равномерной обжарки готовящихся блюд.
  
  
  
  
  
  

Глава 7 Могущество

  
  
  
  Рождение брата Мерлин встретил с облегчением.
  
  Боудика рожала, Амвросий протаптывал пол в покоях, вскидываясь на каждый шорох, Этуэлл время от времени сообщала новости с места событий, служанки бегали как ошпаренные, таская воду, простыни, а также отвары, которые оперативно готовил Мерлин. Когда раздался крик, а затем чинная, гордая собой и важная как неизвестно кто повитуха отворила дверь, Амвросий бросился внутрь, едва не затоптав дородную женщину.
  
  Младенец гневно орал, требуя тепла, любви и поесть. Амвросий умильно проследил за процессом кормления, поднял сына на руках, восторженно слушая негодующие вопли, и авторитетно заявил, укачивая сокровище:
  
  - Натуральный медведь! Так орет, что всех перепугает! Артур!*
  
  Мерлин, как и остальные присутствующий на церемонии имянаречения, вздрогнул, буквально чувствуя, как в мироздание вбиваются невидимые штыри. Артур был важен. Словно краеугольный камень, который скреплял нечто важное, то, без чего не будет существовать не просто династия Пендрагонов, а государство, с таким трудом сколачиваемое Амвросием при посильной помощи Утера и Этуэлл.
  
  Магии в младенце не ощущалось, и Мерлин облегченно вздохнул. Теперь у его отца появился законный наследник, который унаследует трон, государство и прорву проблем, что связаны с этими понятиями, а Мерлин лишь готовился проследить, чтобы младший брат не убился на тернистом пути жизни, вырос не совсем идиотом и в свое время передал бразды власти следующему достойному продолжателю семейного дела.
  
  А там хоть трава не расти.
  
  Мерлин уже знал, что маги при желании живут долго. Очень долго - при особом желании. И тратить вечность на защиту родни и государства не хотел, особенно после того, как смог более-менее определить критерии равенства, присущие фейри.
  
  Если он хочет стать равным Королеве Маб, то ему придется потрудиться.
  
  Мерлин должен стать силой, с которой будут считаться не только люди, но и магические народы, а их не впечатлить деревенскими фокусами и пафосным надуванием щек.
  
  Этуэлл тряхнула родственными связями, и Мерлин наконец получил информацию о том, что представляет собой предмет его страсти. Королева Темного двора, сильная, умная, жестокая - а как еще держать всех в узде? При этом не откровенная мучительница, наслаждающаяся страданиями подчиненных. За короткое время увеличила свое влияние в несколько раз, к ней прислушиваются другие короли и королевы, количество подданных растет, как и территории.
  
  Воспитанный королем, имеющий статус принца, пусть и не наследного, Мерлин жизненные устремления Маб одобрял и понимал. А что тут непонятного? Территории следует расширять, подданных приманивать, союзников заводить, связи укреплять. Даже юная Моргана отлично вписывалась в общую картину.
  
  Да, конечно, Мерлин немного завидовал девочке, получающей уроки магии у самой феи, а с другой стороны... Он был рад, что Маб - не его мать-в-законе. Значит, у него есть шанс встать рядом с ней как супруг - а чего мелочиться! - а не как воспитанник и преемник, в лучшем случае.
  
  Счастливый Амвросий, на волне радости заикнувшийся было, что вообще-то пора и Мерлину начать поиски невесты, получил в ответ твердое 'нет' и пространную речь о том, что Мерлин уже давно выбрал и менять предмет страсти не собирается. Амвросий похмыкал, но возражать не стал: этот вопрос уже давно был обговорен с Этуэлл.
  
  Удачно женить сына-мага на самом деле было не так-то просто. Слишком сильны были предубеждения и суеверия, хотя народ тайком вовсю пользовался услугами самых разных ведьм, колдуний, колдунов и прочей около магической братии.
  
  Сам Амвросий уже давно относился к мистике спокойно, что не мешало ему понимать страхи людей, реальные и надуманные. Для него магия была ресурсом, одним из многих, но и считать, что Мерлин, чье могущество росло, будет постоянно стоять на страже королевства, превратившись в жупел для врагов, внешних и внутренних, Амвросий не собирался.
  
  Это было глупо и нереально.
  
  Зато желание сына достичь вершин, чтобы понравиться даме сердца - с прицелом на женитьбу, - Амвросий всецело одобрял.
  
  Такие союзники дорогого стоят. Они даже не на вес золота, а рубинов с изумрудами.
  
  Со своей стороны он даже написал герцогине Корнуольской, которую планомерно осаждал Утер, с просьбой описать личные впечатления от общения феи с юной Морганой. Нет ли каких подводных камней? Чему вообще Маб учит свою подопечную?
  
  Ответ обнадеживал: фея влияла на девочку положительно. Учила правильному поведению, управлению землями, магии и спуску не давала, держа в ежовых рукавицах. Моргана воспринимала учебу с энтузиазмом, в чем уже успел убедиться Утер. И не только он.
  
  Мерлин же был занят более важными вопросами. Легко сказать - стать равным. А вот как именно это можно сделать?
  
  Он знал, что очень силен и не обижен умом. У него хорошее происхождение и правильное воспитание - это тоже в плюс. Но самым главным своим достоинством Мерлин считал желание учиться и постигать новое.
  
  Он отлично понимал, что сила хороша, но знания - вот ключ к могуществу. Магу нельзя почивать на лаврах, он обязан постоянно развиваться и совершенствоваться, иначе самодовольство живо превратит его в марионетку сильных мира сего.
  
  Кроме того, пусть Мерлин мог метать огненные шары с рук и изменять реальность силой воли, никто не гарантирует, что нет других, способных на то же самое и с меньшими затратами. Этуэлл учила сына обуздывать и использовать текущую в его жилах магию без помощи каких-либо приспособлений, и это накладывало свой отпечаток. Он мог разрушить гору мановением руки, но выткать из паутины ткань - уже нет. А ведь есть еще пикты, чьи шаманы поднимают бури, чертя странные символы. Есть римская жреческая школа, пришедшая в упадок, но все еще сохраняющая знания о жертвоприношениях и воззваниях к богам. Есть переданные и украденные у сидхе знания. Есть шаманские призывы и заклинания. Есть опять-таки начинающее формироваться течение, использующее заклинания на основе латыни. Корявой, простонародной, но действующей.
  
  Что поделать, римское владычество не прошло даром для островов.
  
  Магию творили кто как хотел и мог.
  
  А еще не следовало забывать о Притворщиках.
  
  ***
  
  Малис внимательно наблюдала за так удачно подобранными на ярмарке детьми. Грязные, неотесанные, как и все вокруг. Низшие, одно слово! Придется потрудиться, вбивая в этих засранцев зачатки вежливости и правильного поведения, но это не проблема. Обтешет еще эти незамутненные интеллектом бревна!
  
  Бревна лупали глазами и чавкали, пытаясь нажраться впрок. Вполне понятное желание: у бродячих циркачей жизнь не блещет изобилием. Вечно в разъездах, вечно в дороге, голод и холод, сырость и жара. Разбойники на дорогах, крестьяне в деревнях, богачи в городах. Полностью бесправных акробатов мог обидеть кто угодно, просто так, было б желание.
  
  Впрочем, те отвечали неблагодарной публике полной взаимностью: воровали все, что не приколочено, что приколочено - отрывали и тоже тащили, оказывали сексуальные услуги тем, кто мог оказать покровительство, подслушивали, подглядывали, торговали информацией и разносили сплетни, часто тайком шпионили. В общем, крайне насыщенную жизнь вели.
  
  Даже те же детки-конфетки, ставшие подопечными Малис, ей достались не просто так. Десять полновесных золотых монет, и это она еще торговалась!
  
  Глава циркачей не хотел расставаться с детишками за просто так, уж очень полезные были. Отроки исполняли роль 'подсадных', раззадоривая толпу на предмет одарить выступающих денежкой. Слушали разговоры на ярмарке: кто чем торговал, кто сколько заработал, кто куда едет. Крутились около почтенных отцов семейств, выясняя, кто не против развлечься со смазливой танцовщицей или томной метательницей ножей. Вынюхивали, кто из дородных дам, не слишком довольных постельными успехами мужей, хочет разнообразить личную жизнь, заполучив воспоминания об объятиях мужественных силачей или смазливых красавчиков-акробатов. Чистили карманы, шныряя в толпе. Разузнавали, где подешевле и побезопаснее.
  
  Проснувшийся магический дар помогал им пережить не лучшие жизненные условия и увернуться от стражи, а также приманивал удачу - крайне ценное качество для бродяг. Малис могла бы вырезать всю труппу под корень, но, увы, этого делать было нельзя: ярмарка в разгаре, циркачи пашут без продыху, пытаясь заработать, их видело слишком много народу, а исчезновение, пусть и замаскированное под спешный отъезд, вызовет подозрения стражи.
  
  А следить ей нельзя. Ни в коем случае.
  
  Не после того, как были уничтожены варгры и подвиги рыцарей и Мерлина воспевали в каждой сточной канаве!
  
  Впрочем, было и гораздо более внятное объяснение, нежелания поднимать шумиху: ей было лень. Малис было лень прятать трупы, особенно здесь, в густонаселенном городе. Да и глупо это: зачем напрягаться, если можно банально заплатить?
  
  И всем хорошо.
  
  Циркачи к продаже детей отнеслись спокойно: десять золотых - целое состояние. На эти деньги они смогут жить год, а за это время или украдут кого, высмотрев среди беспризорников или голытьбы нужный талант, или прикупят кого у таких же циркачей, как они сами.
  
  Дети смотрели угрюмо и с подозрением, но не слишком возмущались. Во-первых, Малис выглядела почтенной домохозяйкой с деньгами и связями и одним видом внушала доверие. Во-вторых, она четко и ясно объяснила, зачем ей два нахлебника: для воспитания преемников, так как она бездетна, а оставлять имущество дальней родне не хочет. В-третьих, хлебнувшие кочевой жизни дети были не против осесть дома, иметь пищу и крышу над головой, а также хоть какие-то права: они успели понять, что такое постоянные переезды, но не успели стать настоящими странниками, не представляющими себя вне дороги и вечного движения.
  
  Собственность у Малис была, человека она отыгрывала с легкостью, имея и фальшивую личность, и доход, и круг общения, так что никакого подвоха. Этих поросят она еще сделает похожими на людей, отмоет-откормит-воспитает, причем воспитает в нужном ей ключе. В преданности, основанной не на страхе, а на уважении.
  
  И когда придет срок, она применит их там, где необходимо.
  
  А необходимо - в совершенно определенных местах.
  
  Взбешенная провалом Нимуэ, Малис много золота отсыпала своим шпионам и сплетникам и выяснила много тревожащих вещей. И самой опасной оказалась новость о дружбе Маб с драконами.
  
  Драконы - это всегда плохо. Наглые твари видели сквозь любую маскировку, сквозь самый лучший гламур и иллюзию - ни один артефакт не мог с ними соперничать - или заклинание. И что следовало из этого? То, что просто так шпиона к Маб не пошлешь. Ни один инкуб или суккуб не пройдет, их увидят и убьют. А если даже просто возьмут в плен... Нет. Требовался другой подход.
  
  Кроме того, Малис не нравилось внезапно возросшее влияние Маб на островах, быстрый рост Темного двора и увеличение количества подданных королевы. Да и сама Маб изменилась, превращаясь из взбалмошной истерички в настоящую правительницу. И причину таких изменений Малис так и не отыскала...
  
  А раз усилилось влияние Маб, то засылать агентов влияния с кровью детей Хаоса не стоило: слишком высока вероятность обнаружения. Значит, оставались интриги - самое простое и действенное средство.
  
  И вот тут эти детишки будут в самый раз. Впрочем, не только они.
  
  Малис снова окинула жующих детей расчетливым взглядом. Да, не очень сильные, зато умные и хитрые. Той самой хитростью, что отращивают себе те, кто живет в канаве: жестокой, толкающей идти по головам, не приемлющей бескорыстной дружбы и доброты. Отменный материал, что уж тут сказать! Демоница была уверена, что в этот раз ей феерически повезло. Особенно в связи с тем, что на острова пришла новая религия.
  
  Она вползла тихо и осторожно, проповедуя прекрасные вещи, вот только проповедовать -
  это одно, а исполнять - другое. Люди - везде люди, подверженные порокам и искушениям. Малис видела в этой экспансии огромный потенциал. Конечно, слухи и сведения были собраны неоднозначные: говорили о чудесах, о святых и низвержениях грешников, об остановке солнца в зените и насылании чумы и засухи. Последнее Малис понравилось особенно: значит, не настолько все радужно и приятно, как расписывают миссионеры!
  
  Инспекция монастырей тоже воодушевляла: армейские порядки, дедовщина и угнетение, почет и уважение богачам, гнобление нищих. То, что надо! Еще демонице крайне понравилось то, насколько прочно врастали посланники новой веры во все сферы деятельности людей. Они контролировали все, начиная с рождения и заканчивая смертью, причем посмертие заботами тоже не обходили.
  
  Да, пока сильны римские верования, оставшиеся после ухода легионов. Еще живы кельтские боги и сидхе, которым поклоняются племена и многие другие. Однако, опытная и умная демоница видела их слабость... Пусть этих богов и духов много, пусть в них верит большинство, они грызутся между собой и не всегда выступают единым фронтом для отражения внешних угроз. Постоянная конкуренция за кусок пирога, подсиживание и переманивание паствы... Миссионеры единого бога действовали по-другому.
  
  Они шли и шли: поначалу - искренне верующие, несущие свет просвещения и знаний. Монахи и монахини, горящие светом своего покровителя... С такими тяжело бороться, они имели зачастую полученные свыше способности, изгоняя и истребляя всех, кто не человек. Зато потом... Потом шли не просветители, а укротители, живо сгоняющие свежеуверовавшую паству в плотное послушное стадо.
  
  И это просто восхитительно.
  
  А еще они не терпели конкурентов, особенно в части чудес и сбора оброков с паствы.
  
  В голове Малис медленно сложился план, наполняясь мелкими, но важными деталями.
  
  ***
  
  Долгое и планомерное обсуждение мечты Мерлина с любящими родителями привело к созданию плана на будущее. Пунктов в нем было много, тщательно записанных, чтобы не забыть. Судя по их количеству, Мерлина ждала очень насыщенная жизнь, полная учебы и подвигов. Чтобы сравниться с Маб, ему понадобится многое... И начать можно было с истребления незваных гостей. Такое удачное истребление целой стаи варгров привело к расследованию путей, какими эти мерзости попали в королевство. Рассказ Утера о встрече с чудовищем, маскирующимся под прекрасную деву, а также драконом только добавил вопросов. Разведка и шпионы Амвросия доносили, что уже давно некие неизвестные мутят воду на островах: оказалось, что эта зараза не ограничилась землями Пендрагона, слухи о странных и страшных случаях посыпались отовсюду.
  
  Амвросий ужаснулся, но отдал данную область на откуп гораздо больше понимающим в сверхъестественном супруге и сыну. Да, его шпионы тоже помогали, но Этуэлл с Мерлином могли заметить такие детали, от которых отмахнется обычный человек. Сам Амвросий был занят очередными переговорами с возможным союзником, одновременно начиная тихую подготовку на случай военных действий, с трудом выцарапав Утера из Корнуолла. Осада Игрейны все продолжалась и продолжалась, и, судя по всему, ее отношение к принцу потихоньку менялось.
  
  Но тут Амвросий не собирался Утеру ни помогать, ни запрещать - не маленький уже, должен понимать, чем грозят его поступки. Впрочем, за добродетель Игрейны он не боялся, у нее был самый лучший защитник - злобная, как боевой пес, Моргана.
  
  Маленькая ведьма, грозящая вырасти в настоящую красавицу, следила за набивающимся в отчимы Утером зорко и неусыпно, проверяя его на прочность множеством мелких пакостей.
  
  ***
  
  Легкие шаги были еле слышны. Огромный мужчина с длинным лошадиным лицом, смущающим своей неуловимой неправильностью, раздраженно рыкнул, на миг задрав верхнюю губу, обнажая крепкие желтые клыки. Кусок кожи, испещренный странными знаками, похожими на круги и спирали, полетел в камин, скукоживаясь и тлея в углях. Мужчина снова забегал, странно бесшумно для такой тяжелой туши. Стоящий у окна сгорбленный старик с затянутыми бельмами глазами брезгливо дернул уголком губ.
  
  - И чего ты дергаешься? - прошелестел он.
  
  - Стаю Джури истребили, - пророкотал здоровяк, - а я только об этом узнаю?!
  
  - Кто ж тебе виноват, что жмотничаешь на сплетнях, - тихо хихикнул старик, заинтересованно наклоняясь поближе к мутному бычьему пузырю, затягивающему проем. Здоровяк взревел, одним движением перемещаясь ближе, но на висках старика раскрылись мутные болотного цвета глаза, а из широких рукавов хламиды полезли длинные щупальца с присосками, украшенными загнутыми когтями.
  
  Почти трансформировавшийся в подобие стоящего на задних лапах ящера мужчина резко сменил траекторию движения. Старик вновь мерзко захихикал, пряча не присущие людям части тела.
  
  - Сама виновата, - наставительно покачал пальцем старик. - Нечего было переться так открыто. Что, подождать было лень? Вот и результат. А я предупреждал, что пара дней погоды не сделают.
  
  Ящер взрыкнул, принимая человеческий вид.
  
  - Короля надо валить. Как и его отродье!
  
  - Идиот, - вздохнул старик. - Ну вот кто так делает, а? По-другому надо. Изящнее...
  
  - Изящнее, - передразнил здоровяк. Старик обернулся, обжигая взглядом слепых глаз.
  
  - Изящнее. И вот что ты сделаешь...
  
  
  
  
  
  
  
  *Артур - имя кельтского происхождения, произошло от валлийского слова 'arth', которое переводится как 'медведь', а 'art-ur' (старое написание - 'Arto-uiros') - 'человек-медведь'.
  
  
  
  
  
  

Глава 8 Власть

  
  
  
  
  
  Время полетело с бешеной скоростью.
  
  Казалось бы, вот он только увидел Маб в первый раз, в первый раз участвовал в настоящем бою с тварями с других планов, а вот уже погрузился в исполнение намеченных на будущее планов с головой.
  
  Этуэлл напрягла все свои связи, тряхнула должников, простила и уменьшила долги, но получила то, что хотела: самое ценное, что только может быть во вселенной. Знания. Удалось заполучить то, что измерялось даже не золотом, а драгоценными камнями по весу: книги. Редкие свитки, несколько прошитых металлическими нитями книг, стопку медных табличек и даже один каменный диск. Греческий, латынь, странные знаки, похожие на пляшущих человечков, а также нечто, выглядящее как сложные квадратные печати.
  
  Мерлин получил лучшее образование, которое только могли предоставить статус и деньги. Он уверенно говорил на греческом, писал и свободно общался на латыни, поэтому часть доставленного мог понять. Но остальное...
  
  Печати были пиктскими. Только пикты умели выразить целую фразу, а то и больше с помощью одного рисунка, заключенного в рамку. Пляшущие человечки, тщательно выписанные на тонко выделанной коже, оказались не по зубам. Мерлин понятия не имел, откуда это взялось, что там написано и нарисовано, хотя любопытство разбирало. Кожи в количестве десяти штук достались от какого-то крайне дальнего родственника Этуэлл, которого она не видела никогда, да и не горела желанием: родственник был смеском со слуа и репутацию имел самую мрачную. Почему он вообще их решил осчастливить подарком, ни Мерлин, ни Этуэлл не могли даже предположить.
  
  Попытки хоть как-то сообразить, что же это такое, едва не закончились скандалом: Этуэлл, контролирующая распаковку и изучение доставленного, долго рассматривала ровно обрезанные кожи весьма странного оттенка, вызывающего подспудную дрожь, откладывала в сторону, снова рассматривала... Пока в один прекрасный день не побелела, как известь.
  
  Она бросила стопку на стол, непроизвольно вытирая ладони о машинально схваченное полотенце, пропитанное ароматной водой... А затем, отшвырнув вышитый кусок ткани, умчалась прочь.
  
  Мерлин, корпевший над заковыристой латынью, с недоумением проводил мать взглядом, махнул служанкам и подошел к кожам, недоумевая, что могло привести всегда уравновешенную и хладнокровную женщину в такое состояние.
  
  Кожи были очень тонкими, нежными и гладкими. Не похоже на пергамент, даже самый тонкий, выделанный из ягнят. Он просмотрел написанное - но среди рисунков и символов не было ничего отвратительного или вызывающего, пощупал кожи, внимательнее рассмотрел чернила: черные, как сажа, алые, похожие на киноварь, и тонкие золотые, сверкающие. Поднес лист ближе... И едва не вывернул желудок на стол.
  
  Он бросил кожу в стопку, сжимая челюсти, понимая, почему такой странный цвет, почему такая гладкая кожа, почему не слишком большой размер... Кожи были сняты с людей. Да, другого цвета, непривычного глазу, бронзово-золотистого, но... Становилось понятно, почему даритель, судя по отчету посланца, лишь загадочно-издевательски улыбался, едва показывая тонкие острые иглы зубов.
  
  Мерлин не был чистоплюем, он участвовал в боях с людьми и с разными тварями, он воспитывался рыцарями и лучшими бойцами королевства, он даже не гнушался смотреть на работу палача, присутствуя при допросах.
  
  Но это... Это было отвратительно, ставя тех, кто делал эти... книги... в один ряд с Притворщиками и самыми отмороженными магическими созданиями. В большинстве своем магики не любили людей, с легкостью убивая, калеча, угоняя в рабство. Но использовать вот так?
  
  Мерзость.
  
  Конечно, мерзость не для всех: сидхе со слуа, к примеру, и не таким балуются, но Мерлин-то воспитывался в нормах людского поведения! Да, он маг, к тому же с большой долей крови волшебных созданий - речных и озерных дев через мать, - он на многое смотрел не так, как люди, но была все же черта, которую он не переступал.
  
  Однако и загадывать, что в дальнейшем не переступит, Мерлин не мог. Жизнь - штука сложная, повернуться все может по-разному, мать иногда такие истории рассказывала - волосы дыбом вставали, а Амвросий, крепкий воин, просто зеленел.
  
  Однако это сейчас, а планы Мерлин строил глобальные, так что, кто знает, как ему придется измениться, чтобы исполнить свою мечту.
  
  Поэтому отвергать дурно пахнущий дар Мерлин не собирался: уж слишком занятные и многообещающие рисунки украшали листы. Да и посланец передал слова дарителя о том, что здесь расписан способ оборачиваться в Змея Летучего.
  
  Змей - если это был именно он - выглядел странно. Здоровенный, с гривой из перьев изумрудного цвета, летающий - судя по изображенным схематично облакам. Кроме того, Змей становился бородатым рыжеволосым человеком, белокожим, вооруженным мечом. Это тоже внушало надежду на то, что даритель не соврал, хотя рисунки почему-то показывали процесс превращения из Змея в человека, а не наоборот, но Мерлин просто решил, что или зарисовали неправильно, или первая часть ему не досталась.
  
  Впрочем, даже если он и был прав, то восстановить ритуал, или что это было, вполне реально. Главное - понять, что же там написано. Но и тут имелись некоторые намеки.
  
  А пока Мерлин решил сосредоточиться на истреблении Притворщиков - он помнил одобрение Маб. Тем более что опять появились слухи о троллях под мостами.
  
  ***
  
  Амвросий пребывал в тихом недоумении: Утеру удалось невозможное - он добился согласия Игрейны на брак. Каким образом, он даже не представлял, но факт оставался фактом: отбыв годовой траур, Игрейна сняла вдовье покрывало и вновь готовилась идти к алтарю. Утер был невменяем от счастья, добившись своего, впрочем, не прекращая попыток осчастливить свою избранницу еще больше.
  
  В принципе, Амвросий был рад такому исходу: Корнуолл богател не по дням, а по часам, и на него, а следовательно, и на его прекрасную повелительницу облизывались многие. Игрейна молода и красива, а также обладает прекрасными владениями, перевешивающими в глазах алчущих богатств и земель любые недостатки. Наследник всего этого великолепия мал, и обращать на него внимание? С чего бы это? Да и дочери Игрейны являлись плюсом: красивые, можно выгодно выдать замуж за нужных людей.
  
  Пендрагон видел, что и Игрейна весь этот расклад прекрасно понимала: то, что она является вдовой и регентом до достижения сыном нужного возраста, еще ничего не значит. При желании можно найти способ склонить к браку, а там... Кто знает, сколько она проживет и не отравится ли какими грибами или еще чем вскорости? Поэтому Утер, который за этот год распугал всех наглецов, пытающихся втереться в доверие, умудрился подружиться с детьми герцогини и даже получил благосклонный кивок Маб, был самым лучшим вариантом.
  
  Амвросий не знал, любит ли герцогиня его брата, зато не мог отрицать, что Игрейна умна и мудра и выводы за год общения сделает правильные. Для себя. Так что скоро Утер станет семейным человеком, перестанет выклевывать Амвросию мозг своими ахами-вздохами на тему любви и окончательно сделает Корнуолл частью королевства Пендрагонов. И это просто замечательно.
  
  ***
  
  Заунывное пение наполняло огромную дубовую рощу. Могучие деревья, простирающие высоко над головой толстые узловатые ветви, тихо шелестели листьями, изредка роняя желуди. Рослый бородатый мужчина в окровавленной хламиде из небеленого полотна допел восхваление богу и повелительно пристукнул длинным, выше его ростом, посохом. Растянутый на огромном пне четырьмя крепкими парнями мужчина захрипел, когда выкованные из самородного серебра серпы распороли ему грудь, живот, а затем и горло. Еще дергающийся труп всунули в петлю, ловко перекинули веревку через ветвь и вздернули, подвесив, как страшное украшение. Кровь полилась на землю, уже размякшую в багрово-черную в свете луны грязь.
  
  Бородач снова запел восхваление и дал отмашку помощникам, уже растягивающим следующую жертву. Песня все звучала и звучала, восхваляя Эзуса - Хозяина, дарующего плодородие, и жертвы покачивались в кронах, словно кошмарные желуди.
  
  - Эзус будет доволен, - мужчина пристукнул посохом, и подбежавший помощник протянул ему деревянную чашу с водой, чтобы отмыть руки. Друид небрежно ополоснул пальцы, вытер поданным полотенцем, не обращая внимания на оставшуюся под ногтями кровь, окинул довольным взглядом покачивающиеся тела и отвернулся. Он выполнил возложенные на него богами обязанности, поднес обильные жертвы, правильно поднес, с приличествующими восхвалениями и в нужный момент, и теперь поля и сады принесут обильный урожай, а лес наполнится зверьем и птицей, водоемы - рыбой.
  
  Еще раз бросив косой взгляд на результат проделанной работы, друид придал себе величественный вид, поманив за собой помощников, размышляя о будущем.
  
  Будущее, если честно, особенно богатое, было под вопросом. Племена, когда-то поклонявшиеся Эзусу и Кернунносу, постепенно отходили от веры дедов и прадедов. Да, они привечали друидов по старинке, выставляли угощения, но уже не приносили сами жертвы, особенно кровавые, да и на мудрых начали поглядывать с подозрением. Нет былого уважения и почитания, сначала клятые римляне вырезали непокорных под корень, насаждая свою веру, потом, когда захватчики ушли, друиды, хоронившиеся как мыши под веником, воспряли духом, надеясь, что теперь-то станет получше, ан нет!
  
  Пришла новая напасть, что страшнее чумы, - конкуренты.
  
  Появилась новая вера - в единого бога, милостивого и карающего, и первые миссионеры, что сладко говорили и жарко убеждали, уже прочно окопались на землях островов. Возможно, друиды и предоставили бы их собственной судьбе, а то и вырезали, показывая, кто есть кто и чьи боги сильнее, но тут появилось новое препятствие.
  
  Паства.
  
  Слишком быстро появлялись почитатели у нового бога, слишком разными они были, а потом оказалось, что монахи пролезают везде. И контролируют все, до чего могут дотянуться.
  
  Ладно, это тоже можно было бы пережить, но тут оказалось, что пришельцы не жалуют не только древних богов, тут же записывая их в нечисть и демонов, но и к магии в любых ее проявлениях относятся с предубеждением. Чудеса стали прерогативой единого бога и его слуг, а все остальное - происками врагов человечества. Миссионеры убеждали, уговаривали, слабых или полезных - ассимилировали, остальных - уничтожали.
  
  И это друиду не нравилось.
  
  Он жил в мире, пропитанном магией: для него шелестели дубы Эзуса и травы Кернунноса, для него источали аромат яблоневые рощи Неметоны, для него танцевали сиды и неслась по небу Дикая Охота.
  
  Да, сейчас это великолепие немного потускнело, но рождение и признание законным ребенка с волшебным даром королем Амвросием давало надежду на то, что друиды выйдут из тени. Что их перестанут гнать, смотреть на них с подозрением.
  
  Конечно, хотелось бы распространить свое влияние на королевский двор, но, если честно, было боязно туда сунуться, особенно после того, как объявили о помолвке Утера и Игрейны. С сидхе не шутят, с королевами - тем более, а о том, что у дочери Игрейны, Морганы, мать-в-законе - сама Маб, знали все, в ком теплилась хоть искорка магии.
  
  Да и Амвросий друидов почему-то не жаловал...
  
  Повздыхав о тяжелой доле, друид выкинул пустые размышления из головы, переключаясь на более важные - пожертвования от благодарных крестьян, оставляя за спиной рощу и висящие в кронах дубов трупы в черных рясах.
  
  ***
  
  Малис довольно прищурилась, поглядывая на чинно едящих детей. Никакого сравнения с теми поросятами, какими они были год назад. Чистенькие, воспитанные - одно удовольствие смотреть, - преданно заглядывающие в глаза. Детки стали прекрасным капиталовложением, хотя Малис и пришлось потрудиться, обтесывая эти бревна.
  
  Впрочем, все ее старания увенчались успехом.
  
  Патрик и Мария не только обучились вести себя хорошо, правильно и чисто говорить и писать, но развивали свой магический дар. Да, не очень сильный, но от них и не требовалось быть титанами: зачастую важнее не сила, а умение. Малис лично обучала воспитанников воздействовать на разум людей тонко и аккуратно. Теперь собеседники ощущали себя рядом с детьми спокойно, безопасно, давая волю языку и выбалтывая самое сокровенное. Крайне полезное умение, особенно для тех планов, которые наметила демоница. Еще дети научились втираться в доверие, отводить глаза и даже затирать воспоминания - не до конца, а так, чтоб они просто становились неважными.
  
  Так лучше, более безопасно, чем полное стирание: ну, подзабыл человек что-то, так что? Смутно помнит, что еще надо, не тревожится оттого, что пропала память с концами.
  
  Конечно, это капля в море, им еще многому нужно будет научиться, и они научатся, время есть, самое главное, что дети ей абсолютно преданны и выполнят любое указание. Любое. Тщательно, не помышляя об отсебятине - Малис эпичного провала с Нимуэ хватило по самое не могу.
  
  Впрочем, сама виновата: не вбила в голову тупой девке послушание, вот и результат - все расчеты провалились. Планы длиной в почти десяток лет закончились пшиком. Ничего, теперь она спешить не станет, будет думать на перспективу. За этот год Малис окончательно вросла в образ почтенной горожанки, состоятельной вдовы, решившей взять на воспитание двух сирот, чтоб было кому присмотреть за ней в старости, но этот образ требовал дополнения.
  
  Тщательный сбор информации дал свои плоды, и Малис решила, что ей не помешает и титул. Не слишком громкий, на герцогский или еще какой она не раскатывала губу, а вот стать вдовой рыцаря, а то и мелкого барончика... Чего ж нет! Она даже начала посматривать по сторонам, выискивая будущего покойного супруга: рыцари и прочие благородные зачастую имели гонор, но не имели золотишка в мошне, и поправить финансовое положение редко кто отказывался. На молодняк не заглядывалась, на глав семейств - тоже, ей не нужны проблемы с потомством и родней. А вот бездетный среднего возраста, а то и пожилой вояка, имеющий титул, но не имеющий, куда его применить - вот это совсем другое дело.
  
  Она даже наметила парочку многообещающих кандидатов.
  
  И один из них явно начал воспринимать осторожно внушенные мысли как свои собственные. И это хорошо! Прижмурившись, Малис мысленно оскалилась, предвкушая, как долго и основательно будет открывать супругу глаза на суровую реальность и его место в пищевой цепи, обкатала пару идей и неожиданно фыркнула, вспомнив, что давно не посещала свой замок.
  
  Уже через пару часов когти выбивали ямки в каменных плитах, а Малис слушала отчет слуги. От Нимуэ не осталось даже костей: ушлый горбун умудрился продать недоеденное по хорошей цене, и демоница милостиво разрешила оставить заработанное тяжким трудом себе. Впрочем, глядя на его масляную рожу, Малис сомневалась, что там было чем торговать, разве что костями и рогами. Остальное... Она скептически взглянула на округлившиеся щеки слуги и выкинула мысли о бездарности из головы.
  
  Больше не ее печаль.
  
  ***
  
  Стать Змеем хотелось жутко. Особенно летучим.
  
  Мерлин так и этак прикидывал, что именно изображено на весьма тщательно прорисованных иллюстрациях, но, если честно, понять подробности никак не выходило. Во-первых, манера изображения отличалась от виденных до этого образцов. Во-вторых, все казалось крайне схематичным, не хватало пояснений. В-третьих, именно с пояснениями была беда: ну непонятно было, что там написано!
  
  Все попытки найти знатока провалились, ученые мужи только чесали затылки и задирали брови. Оставалось пойти на крайние меры - ритуал Познания.
  
  Этуэлл морщилась и кривилась от одной мысли об этом, ведь ритуал на то и называется ритуалом Познания, что помогает познать написанное. И вот тут и крылся огромный подвох. Проводящий ритуал получал информацию не только о написанном - полностью, со всеми нюансами, недомолвками и умолчаниями, - но и попутно впитывал нечто вроде отпечатка личности написавшего.
  
  Учитывая материал, на котором написали о превращении в Змея Летучего, ожидать можно было чего угодно, но Мерлин готов был рискнуть. Ему хотелось волшебства. Доказательства, что он силен и могуч, - а что может подтвердить это лучше, чем превращение в волшебного зверя?
  
  Превращаться в зверей и птиц умели многие маги и колдуньи, в принципе это был своеобразный тест на сообразительность, владение магией, контроль и наличие мозгов и упорства. Сам Мерлин уже вполне успешно научился превращаться в обычного серого волка, которых полно во всех лесах, и теперь подумывал о том, чтобы овладеть превращением в птицу: очень полезно, знаете ли, высматривать врагов с высоты, ну а про то, что лететь гораздо удобнее, чем бежать, и упоминать не стоило.
  
  Но возможность стать Змеем Летучим?!
  
  Возможные положительные эффекты резко перевешивали отрицательные. Змей уж очень походил на какой-то вид дракона, видимо, с короткими лапками, и Мерлин умирал от желания провести ритуал и получить знания. Его даже устраивал вариант превратиться в Змея, ведь каждому образованному человеку известно, что Змеи - родственники Драконов, создания умные, волшебные и неуловимые, одни Морские Змеи чего стоят.
  
  Оставалось только убедить мать и заняться делом.
  
  Убеждать мать пришлось долго, но в конце концов Этуэлл согласилась, выставив условие, что останется рядом для подстраховки. Мерлин был согласен на все условия.
  
  Наконец день определили, все подготовили, и Мерлин приступил к ритуалу.
  
  
  
  
  
  

Глава 9 Кейпроллер

  
  
  
  
   Этуэлл была недовольна. Ритуал Познания не вызывал никакого энтузиазма, но и запретить Мерлину она не могла. Он уже взрослый, да и стоящая перед ним цель оправдывала средства, как ни трудно было это признать.
  
  Стать Змеем! Ну или Драконом!
  
  Да за меньшее убивали! Превращаться в магических животных могли только сидхе, фоморы и еще некоторые волшебные народы. Люди, какими бы мощными они ни были, довольствовались оборачиванием в обычных зверей и птиц, словно что-то мешало, блокировало потенциал. За возможность стать равным отдадут все и даже больше. И жмотничать не будут.
  
  Жаль, конечно, что нельзя просто переписать и перерисовать записи на пергамент - ритуал работает лишь с оригиналами, в которые вложены труд и энергия создателя, копии так и останутся копиями.
  
  Над разложенными кожами закурился легкий дымок, с каждой секундой уплотняющийся. В нем замелькали первые изображения, глаза Мерлина закатились, он резко раскинул руки в стороны, крепко стоя на ногах. Этуэлл, контролирующая ход ритуала, тихонько выдохнула: пока все шло без происшествий. Туман поднимался спиралями, закручиваясь вокруг напряженного, как струна, Мерлина, символы с кож, словно насекомые, бегали по этим спиралям, появляясь и исчезая, рисунки раскладывались на составляющие, превращались в пятна краски и кляксы, вновь собирались, но в другом порядке. В этом было нечто гипнотизирующие, Этуэлл, напряженно наблюдающая, сама не заметила, как увлеклась мельтешением, впадая в легкий транс.
  
  Очнулась она от болезненного мычания сына.
  
  Мерлин шире расставил ноги, подбородком уперся в грудь, весь набычился, стоя с закатившимися глазами перед невидимым противником, и у Этуэлл волосы встали дыбом: она узнала эту позу.
  
  Ритуальная поза вызова противника на дуэль до смерти с поглощением сил проигравшего. Битва, ведущаяся в ментальном пространстве, характерная для демонических созданий и для Притворщиков.
  
  Проклятые твари! Проклятый смесок, подкинувший им ядовитый дар!
  
  Этуэлл попыталась прервать ритуал, но ничего не вышло: туман словно закуклился сам в себе, запечатывая в чужой реальности ее сына, и теперь у Мерлина был лишь один шанс выйти живым - в случае, если он победит.
  
  Похожие на человечков знаки трансформировались в спирали и круги, от взгляда на которые разваливалась от боли голова, Этуэлл, едва не рыча от бешенства и ужаса, лупила сырой магией, пытаясь продавить барьер, но все было тщетно. Мерлин стоял бледный как смерть, упрямо и неподвижно, и по резко проступившим венам неслась все более темнеющая кровь.
  
  Этуэлл заметалась: все попытки прервать ритуал ничего не дали. Помощи просить не у кого, да и чем заплатить? Да и унижаться, влезать в долги... Нет.
  
  Мерлин все так же стоял, закатив глаза, по его щекам поползли первые слезинки розоватого цвета. Кисти рук еле видно подрагивали, он стонал и хрипло дышал, но стоял крепко, словно врастая в пол, и туман обвивал его плотными полосами, будто пеленая, но Мерлин держался.
  
  Этуэлл тихо забормотала молитвы всем божествам, каких могла вспомнить. Теперь оставалось только ждать и верить в то, что ее сын достаточно силен, чтобы вырваться из ловушки.
  
  ***
  
  Было больно и противно.
  
  Мерлин чувствовал себя так, словно сел на муравейник, обмазавшись медом: по коже бегали сотни острых лапок, его грызли невидимые челюсти, раздирая плоть, мерзкие насекомые пытались влезть под кожу, роя ходы в мясе, и стряхнуть их не было никакой возможности.
  
  Раскладывающиеся на составляющие рисунки и символы превращались в письмена Притворщиков, и от них ломило виски, резало глаза и зверски тошнило. Ритуал действовал, хотя сейчас Мерлин этому факту совсем не радовался: он уже успел понять, что влетел в ловушку на полном ходу. Кто автор, сейчас его не интересовало - хотелось банально выжить. А это было под вопросом: из тумана медленно соткалась искаженная фигура, похожая на двухголовую летучую мышь, вставшую на дыбы. Монстр взревел, раскидывая лапы-крылья в стороны, и пространство между ними смялось, пошло волнами, разбившимися о невидимый барьер, окруживший Мерлина.
  
  Он зарычал, и полупрозрачные лезвия, появившиеся в воздухе, понеслись к чудовищу, располосовав тонкие перепонки, свисающие с изломанных когтистых лап. Поединщиков окружил мутный барьер, над головой развернулась первая картинка, оживая. Бородатый мужчина в странной одежде тряхнул головой, вздымая в небеса меч.
  
  Монстр оскалил пасти, демонстрируя кривые желтые клыки, с которых тонкими струйками стекала слюна. Левая голова клацнула зубами, правая зарычала, а затем завыла. Пол пророс жуткими перекрученными стволами деревьев, узловатыми ветками пытающимися задушить мага. Мерлин сконцентрировался, выжигая кошмар садовода. Сухой жар вспыхнувшего шара огня испепелил деревья, устремившись к Притворщику.
  
  Тот тоненько взвизгнул, закатывая глаза, щелкнув когтями, и пепел превратился в болото, стремительно заполняющее пространство. Мерлин напрягся, концентрируясь. Болото закаменело, трескаясь, острые шипы пробили ступни заоравшего чудовища. Бородатый мужчина на ожившей иллюстрации сложил руки, переплел пальцы и закрыл глаза. Из его спины медленно полезли острые шипы, между которыми натянулась кожа. Гребень засверкал зеленой чешуей.
  
  Мерлин тяжело дышал, хлюпая носом: от напряжения пошла кровь, заливая губы и подбородок. Икры дергало и сводило судорогой: стоять становилось все проблематичнее. Впрочем, монстр тоже не выглядел свежим и полным сил: мех свалялся и повлажнел, глаза ввалились.
  
  Но ритуал продолжался - криво и косо, но он шел, и дуэль тоже продолжалась, хотя вот этот факт никакой радости не приносил. Если Мерлин проиграет, итог будет прост и безыскусен: смерть. Если выиграет, то тоже ничего хорошего, кроме приобретенных знаний по превращению в Змея: дуэль всегда заканчивается поглощением сил противника, и вот этого маг не хотел категорически. Но выбора не было, оставалось только идти до конца и надеяться, что найдется способ справиться с отравой.
  
  Монстр синхронно взревел двумя пастями и неожиданно бесхитростно бросился в рукопашную. Мерлин едва не остался без головы, чудом увернувшись от чудовищно длинных и острых когтей, а после времени думать не было: пришлось драться, не гнушаясь никакими приемами, даже самыми грязными.
  
  Они сцепились, разрывая друг друга на части, лупя кулаками, ногами, кусаясь и царапаясь. Мерлин орал от боли, вцепившись в пасть твари, и медленно разжимал челюсти врага, пока не послышался треск связок. Притворщик завизжал, пытаясь откусить Мерлину лицо второй пастью, но тот, окончательно озверевший от боли, вспыхнул огнем, и чудовище расплавилось, стекая на землю горячим воском, впитывающимся в ступни парня.
  
  Над головой мужчина медленно менял форму с человеческой на огромного змея: с пышной гривой из перьев, с гребнем, и Мерлин, свалившийся без сил, смотрел и понимал, как именно проходит этот процесс. Что необходимо сделать, чтобы начать изменять форму, как оборачиваться, как возвращаться в человеческий вид, не теряясь в нахлынувших инстинктах.
  
  Все было четким и ясным, понятным, как и извивающиеся спирали и круги с точками, как похожие на человечков письмена, как рисунки...
  
  ***
  
  Этуэлл напряженно ждала исхода дуэли.
  
  Время тянулось невероятно медленно. Она ходила, в сотый раз пыталась прервать ритуал, сидела, стояла, старалась понять, хватит ли у нее духу убить собственного сына, если Притворщик победит и захватит тело Мерлина. Длинный кинжал казался неимоверно тяжелым и неудобным в руке, словно бревно или кирпич, но и полностью отмести этот вариант она тоже не могла. Всегда остается шанс, всегда...
  
  Но всегда есть шанс и на победу.
  
  С каждой минутой Мерлин выглядел все хуже. Он бледнел, кожа покрылась потом, глаза ввалились, губы высохли, как при лихорадке. Этуэлл с тревогой отмечала все приметы истощения, пока Мерлин неожиданно не захрипел, напрягаясь так, что, казалось, сейчас послышится треск лопнувших сухожилий. Из ноздрей потекла кровь, с губ срывалась кровавая пена. Он задрожал, сжимая кулаки, и вдруг неожиданно обмяк.
  
  Этуэлл подхватила сына, опуская на заранее брошенные на пол теплые овечьи шкуры. Камин потрескивал, от огня шло тепло, прогревающее толстые каменные стены, источающие холод. Этуэлл аккуратно вытерла мокрой тканью лицо Мерлина, вглядываясь и ища подсказки. Кинжал уперся острием под подбородок: одно движение, и лезвие пронзит челюсти и мозг. Гарантированная смерть.
  
  - Мама? - еле слышно прошептал Мерлин, с трудом разлепляя опухшие веки и открывая глаза с алыми от полопавшихся сосудов белками. Этуэлл судорожно выдохнула, но убирать кинжал и не подумала. Притворщики на то и притворщики, что отлично маскируются.
  
  - Да, Мерлин?
  
  - Очищающие, - пробормотал он, явно проваливаясь в сон. - Срочно. Надо... надо...
  
  Он засопел, тяжело, с присвистом дыша. Этуэлл встала, вернула кинжал в ножны и принялась отдавать приказы. Слуги осторожно подняли спящего молодого господина, перенесли в жарко натопленную спальню, обтерев влажной тканью, переодели, уложили в кровать и убрались к себе. Этуэлл сосредоточенно привязала к рукам и ногам сына амулеты, помогающие изгонять зловредных духов, набросила заговоренную сеть и тихо запела.
  
  Ее ждала важная работа: очищающие ритуалы и изгнание неизбежно прицепившихся к сознанию и душе ошметков убитого сыном Притворщика.
  
  А с приславшим коварный подарочек дарителем они еще разберутся. Она ничего не забудет.
  
  ***
  
  Маб барабанила пальцами по подлокотнику кресла, слушая очередной доклад Фрика. Получивший профилактическое наказание полуэльф демонстрировал чудеса изворотливости и невероятное упорство с удачливостью в трудном деле добычи разведданных.
  
  Таланты Фрика поражали. Теперь он не только умудрялся собирать все сплетни, слухи и обмолвки, курсирующие в обычном и магическом мирах, но и анализировать, делать выводы и прогнозы. В общем, Маб ни минуты не сожалела, что назначила Фрика на должность главы разведки.
  
  Вот и сейчас Фрик принес крайне настораживающие и тревожащие сведения.
  
  Неожиданно активизировались друиды, начавшие конфронтацию с проникающими на Острова последователями Единого бога. Уже появились жертвы, причем с обеих сторон. Кроме того, настораживало врастание монахов в общество. Строились монастыри, часовенки и приюты. И если миссионеры где-то появлялись, то выковырять их становилось просто невозможно.
  
  Маб знала, что этот процесс уже не остановить, к сожалению, впрочем, ничто не мешало попытаться нивелировать влияние Святого Престола на острова, осторожно внедрив мысли об отделении в отдельную конфессию. Знания, доставшиеся от Максвелла, позволяли обдумать и правильно провести реформацию. Маб не устраивало засилье монахов, власть церкви, гонения и войны на религиозной почве. Выгода от этого будет у третьей стороны, ведь под шумок так удобно обтяпывать свои делишки!
  
  Нет уж. Сначала церковь начнет истреблять магию, потом потеряет власть под давлением атеизма и мистицизма, а потом расплодятся Притворщики и сожрут всех, невзирая на лица.
  Спасибо, ее такое будущее не устраивает категорически.
  
  Фрик кашлянул, продолжая доклад. Маб вновь сосредоточилась. Кроме друидов, вдруг зашевелились слуа и сидхе. Уже несколько раз видели Дикую Охоту, а на побережьях паника - келпи совсем оборзели, утаскивая под воду всех подряд. Кроме того, Брокенский лес резко стал небезопасным. Он и раньше имел мрачную славу, но теперь слухи получили материальное воплощение: количество пропавших в лесу крестьян перешло все границы. Пусть смердов не слишком считали, но вымершие поселения уже не проигнорируешь.
  
  А еще вновь слышали вой оборотней, и Фрик подозревал, что это не свихнувшийся на почве собственной крутости колдун-самоучка, а самые настоящие варгры.
  
  Последние напрягали, но Маб решила не вмешиваться. В конце концов, она не нанималась спасать, а бескорыстная помощь воспринимается зачастую как обязанность, за которую еще и приплатить требуют, так что - сами. Есть рыцари, есть ополчение, есть Мерлин. Пусть учится и растет как маг, а Амвросий - умный король, сумеет воспользоваться ситуацией в свою пользу.
  
  К тому же, если Мерлин хочет исполнить свою мечту, ему придется потрудиться. Иначе никак. Так и будет просто слугой, Чемпионом. Не больше.
  
  Сама Маб рассчитывала заняться миссионерами и прочими монахами. Она хотела отделить церковь от государства и от Рима. Пусть англиканская церковь возникнет пораньше, ведь монахи и пастыри тоже люди, и, как все люди, имеют грехи тщеславия и жажду власти.
  
  Маб планировала раздуть эти тщательно зарабатываемые угли в пламя, показать направление, а затем крепко пнуть прелатов в задницы, придавая ускорение и решимость. Устроить разброд и шатание проще, чем кажется: сейчас влияние церкви держится на энтузиазме проповедников и чудесах, совершаемых в экстазе веры. Потом в дело вступают деньги: монастыри с удовольствием захапывают земли и смердов, стремительно обогащаясь и держа вечно шикующих и живущих не по средствам благородных под каблуком. А ведь будет десятина и положенная служба на благо церкви, крестовые походы и гонения на протестантов...
  
  Много чего будет, и все это не устраивало Маб категорически.
  
  Сейчас острова представляли собой лоскутное одеяло мелких королевств, земли с племенами, земли с сильным влиянием волшебных народов и просто земель, населенных разной швалью. Но процесс объединения уже начат, и династия Пендрагонов не прервется на Артуре: теперь и Амвросий жив, и Артур другой, и Утеру Игрейна мозги вправляет недрогнувшей рукой - у прекрасной герцогини проявился неожиданный талант владения боевой булавой покойного супруга.
  
  Маб не отказала себе в удовольствии поначалу полюбоваться первыми семейными ссорами, а потом прислать учителя в помощь. А что? В женщине все должно быть прекрасно: и прическа, и платье, и характер. Ну и булава в этот перечень тоже входит!
  
  Еще немного, и выгодные браки - для Моргаузы с Морганой уже начали присматривать женихов - присоединят к королевству Амвросия еще владения. Потом присоединятся Артур с сыном Утера - Маб с шоком обнаружила, что Игрейна уже в положении. И никакие противозачаточные заклинания не помогли, словно их и не было. Так что еще одно-два поколения, может, три, и острова станут той Англией, о которой помнил Максвелл.
  
  Объединенной.
  
  А там... Значит, надо готовить агентов влияния. И первым делом надо возбудить в монахах желание перевести Библию на понятный всем без исключений язык. Именно желание читать на родном языке стало причиной реформ и протестов, а значит, нельзя пускать такое на самотек, надо брать под свой контроль, ведь толкование Библии и знание латыни является средством давления уже сейчас. Срочно надо исправлять.
  
  Плюс надо ограничить владение монастырей собственностью: землей и крестьянами. Сейчас этот вопрос вообще не стоит, но скоро он встанет в полный рост. Значит, аскеза монахам не помешает.
  
  Ну и самое главное: внушить мысль, что магия тоже нужна. И владеющие магией - такие же люди, как и все. Никаких инквизиций и доносов под надуманным предлогом, чтобы захапать чье-то имущество.
  
  Но это уже придется делать с помощью Амвросия и Этуэлл с Мерлином.
  
  ***
  
  Мерлин очнулся через полтора дня: измученный, с трещащей от боли головой, голодный и трясущийся. Этуэлл, все это время не отходившая от сына ни на шаг, проверила его состояние, отдала приказ привести в порядок и накормить, после чего просто рухнула в постель. Очищающие ритуалы, проводимые один за другим, выпили из нее все соки, зато удалось вычистить присосавшегося паразита.
  
  Ошметки личности Притворщика насмерть прилипали к разуму, магии и телу Мерлина, и с течением времени обязательно начали бы менять его по своему образцу. И лет через двадцать Мерлин уже начал бы меняться физически, про личность и говорить не стоило. И через какое-то время в этом мире появился бы еще один Притворщик: сильный и коварный, имеющий свои собственные цели и желания.
  
  Этуэлл извела коробку специальных свечей, кучу амулетов, провела десяток служб во славу богов и вымоталась так, что не могла шевелиться. Зато разум Мерлина принадлежал лишь ему самому, и никаких признаков порчи не было.
  
  Чистая и безоговорочная победа.
  
  Мерлин приходил в себя больше недели: отпаиваясь эликсирами, за которые еще предстояло заплатить, отсыпаясь, отъедаясь и почти не шевелясь.
  
  И лишь когда он почувствовал себя окончательно здоровым, только тогда решил разобраться с доставшимися таким огромным трудом знаниями.
  
  Он отлично помнил, что и как делал мужчина, оборачиваясь в Змея. Или Змей оборачивался в человека? Этот вопрос так и остался открытым, пусть он знал теперь многое, но далеко не все.
  
  Зеленый облачный змей был фигурой божественной и не самой доброй, но этого Мерлин не касался, опасаясь лезть в дебри чужой веры. Зато он отлично помнил все требуемое для оборота: особый настрой, правильная концентрация, необходимые жесты и магия.
  
  Прежде всего стоило полностью представить свой будущий облик: до самой последней чешуйки и шипа на гребне. Он должен был не просто воссоздать его в воображении, а прочувствовать. И только после этого можно было приниматься за попытки перевоплощения.
  
  Следующие полгода Мерлин старательно представлял себя волшебным зверем, проводя часы в бдении и концентрации.
  
  Процесс шел крайне тяжело и, казалось бы, безрезультатно.
  
  О том, что он достиг успеха, Мерлин догадался лишь тогда, когда руки неожиданно покрылись алой чешуей.
  
  
  *Кейпроллер (англ. cape roller - вал у мыса) - разновидность одиночных, аномально крупных морских волн высотой до 15-20 метров, которые выделяются крутизной своего переднего фронта и пологой ложбиной.
  
  
  
  
  
  

Глава 10 Обвал

  
  
  
  
  
  Этого Мерлин, если честно, не ожидал, но надеялся. Змей - это хорошо, а дракон - просто замечательно. Алая чешуя намекала на то, что мечта исполнилась самым прекрасным образом, и Мерлину уже не терпелось довести все до логического конца, вот только спешить - это буквально обречь себя на смерть, а то и что похуже.
  
  Застыть в искаженной форме, жить изуродованным? Такое разве что врагу пожелаешь, и то с оговорками. А ведь можно не просто застрять, не сумев превратиться обратно, но и потеряться в инстинктах, стать животным. Сколько было таких случаев, когда сильные и умные маги доживали свою жизнь в какой-нибудь норе или канаве. А то и в качестве коврика перед очагом.
  
  Не счесть.
  
  Поэтому спешить он не стал, раз за разом повторяя одни и те же действия: изменяя кисти рук. Начинать трудное дело перевоплощения следовало с малого, привыкая к тому, что твое тело становится другим. Что ты сам по частям становишься другим. И руки были самым безопасным на данный момент вариантом, к ним тоже требовалось привыкнуть, ведь пальцы теперь гнулись по-другому, каждый увенчивал длинный и острый серповидный коготь, втягивающийся, словно у кошки. Они были настолько острыми и крепкими, что протыкали и резали металл и камни, а дерево вообще рвали, словно тончайший шелк.
  
  Просто привыкая к когтистым рукам, Мерлин изувечил стол, выпотрошил стулья, один раз даже неудачно упал, споткнувшись: итогом стали глубокие борозды на стене и выщербленный пол, за которые мать выписала ему подзатыльник и потягала за уши, после чего выгнала в лес. Осваиваться и привыкать. А то ни мебели не напасешься, ни денег на ремонт этой мебели: испорченное никакой ремонтной магии не поддавалось, подтверждая теорию о том, что дракон, в которого предстоит ему перевоплотиться, имеет магическую природу.
  
  В лесу было хорошо. Можно было учиться брать такие хрупкие теперь камни и ветки в руки, не боясь сломать, проткнуть или разрезать. И в результате нарваться на раздраженную речь матери, справедливо возмущающейся.
  
  И пусть дико хотелось вот прямо сразу взять и превратиться в дракона, Мерлин сдерживал идиотские порывы. Он будет умнее.
  
  Поэтому тащился в лес каждый божий день и до изнеможения повторял и повторял изменения, наблюдая, как медленно, но верно прогрессирует его мастерство, как чешуя поднимается выше от кистей, как проступают костяные шипы по внешней стороне рук, как на локтях формируются шпоры-лезвия, скошенные немного вбок, чтобы не проткнуть самого себя, как чешуя начинает формировать узоры.
  
  Тот день, когда он смог изменить руки полностью, Мерлин отметил как праздник и похвасталcя перед отцом. Амвросий смотрел такими глазами... Он осторожно касался гладкой чешуи, отливающей багрянцем в свете свечей, и только качал головой, не в силах подобрать слова. Пусть это только начало, но увидеть ожившее изображение с личного знамени?
  
  Чудо.
  
  Воплощенное чудо!
  
  Невзирая на весь свой прагматизм и жесткость, Амвросий в магию не просто верил, он знал, что она есть, и это до сих пор приводило его в какой-то детский восторг, хотя он опять-таки знал, насколько колдуны и ведьмы могут быть злы и безумны. Все это меркло в свете будущего превращения его сына в настоящего волшебного зверя. В голове роились планы, но Амвросий весьма прозорливо их не озвучивал: сперва надо до того самого знаменательного момента дожить, а там посмотрим. И вообще.
  
  Мерлин не возражал. Он рассчитывал завершить овладение второй формой примерно за полгода, максимум год: дракон - зверь волшебный, мало ли что может вылезти и потрясти как грушу, вот только, как всегда, свои коррективы внесла жизнь.
  
  Методично и упорно прирастающий землями Амвросий был окрестным королям как бельмо на глазу. Острова-то не безразмерные, королей много, земли могло быть и побольше, да и напоминания о канувшей в Лету Римской империи и особенно о размере оной бередили честолюбивые души. А тут еще и Пендрагон за каких-то пару десятков лет увеличил свои владения почти втрое! Естественно, окружающим хотелось того же, а еще мечталось претворить в жизнь прекрасный принцип 'Отнять и поделить', раз добром давать не хотят.
  
  Исходящих завистью соседей не смущало ничего: ни почти жена-ведьма Амвросия, ни его же сын-маг, ни близкое знакомство со зловредными фейри... Ничего. Они видели только пашни и сервов, шахты и богатые дичью леса, заливные луга и удобные порты. Естественно, все это хотелось себе. Однако умные, после некоторых размышлений, решали присоединиться к этому празднику жизни мирно, через будущие возможные браки с детьми Амвросия и Утера, а глупые просто и откровенно начинали войну.
  
  Или не глупые...
  
  К сожалению, Вортимер, неожиданно вторгнувшийся в земли Амвросия, идиотом не являлся.
  
  Король бриттов, повелитель Гвертрениона и Поуиса, сын легендарного короля Вортигерна, пережившего Ночь длинных ножей, предательство германцев, агрессию саксов и ютов, он был опытным и умным правителем и военачальником, последним из целого выводка сильных и волевых личностей. Все сыновья и почти все дочери Вортигерна за последние годы повымерли, даже Фауст, епископ Ризца, покинул этот мир, отравленный недоброжелателями. А сам Белый Дракон, как его называли в честь знамени, с яростью и тоской наблюдал за тем, как более удачливый и наглый сосед все прибирает и прибирает близлежащие земли, и даже союзники Вортимера начали поглядывать в сторону Пендрагона.
  
  Вортимеру пришлось туго. Его без конца теснили соседи, богатые земли притягивали к себе алчных завоевателей, король не успевал отбиваться от желающих захапать чужое. Союзники крутили носом, то поддерживая, то посылая в далекие дали, то мямля нечто невнятное, так что понимай как хочешь.
  
  А содержание личной гвардии влетало в неплохую сумму, замки требовали заботы, ремонта и строительства укреплений, да и сервы нуждались в пригляде: вырежут ему крестьян, и что? Земля, даже самая богатая, ничего не стоит, если нет людей, ее обрабатывающих.
  
  Кроме того, Вортимера очень беспокоили донесшиеся слухи о появившихся в лесах слишком умных волках, да и торговцы, шастающие по дорогам, доносили о слишком пугливых обитателях деревенек и о том, что нищие, тянущиеся в города, резко уменьшились в числе.
  
  Чем дальше, тем больше отчаяние Вортимера переплавлялось в зависть и ненависть, щедро окрашенные страхом. Он не был дураком и отлично понимал, что при скорости, с которой Пендрагон подминает под себя территории, пройдет пара десятков лет, и вопрос встанет ребром: война на выживание. Или они... или Вортимер.
  
  Дошло до того, что в попытках переломить ситуацию в свою пользу Вортимер даже решил обратиться к тем, кого он, как христианин, должен давить как тараканов. Он приказал привести к нему мага, колдуна, друида... Кого угодно, главное, чтоб могущественным был и согласен работать на Вортимера, ведь проблемы сыпались со всех сторон, да еще и в очередной раз в крепости Каэр-Кинир обвалилась внутренняя стена.
  
  Доверенные лица сработали замечательно. Всего через месяц с небольшим слуги доложили об успешном выполнении задания, приведя в личные покои сгорбленного старика в простой льняной одежде, держащегося с поистине королевским достоинством. Седые волосы струились по спине, сливаясь с окладистой бородой, старик выглядел сильным и мудрым, впечатление не портили даже затянутые бельмами незрячие глаза. Поводырь - мощный мужик разбойного вида - явно служил еще и охраной, а не только 'глазами'.
  
  Вортимер для проверки задал несколько интересующих его вопросов по достаточно важным проблемам, получил исчерпывающие ответы и расчетливо прищурился. Старик стоял ровно, не высказывая жалоб, и король решился.
  
  - Меня беспокоит мой сосед, Пендрагон, - медленно начал Вортимер, старик понятливо усмехнулся в бороду.
  
  - Алый дракон... - протянул слепец. - Сильный и удачливый. Опасный.
  
  - Я смогу победить? - прищурился Вортимер.
  
  - Сможешь. Но тебе придется потрудиться, король, - лицо друида, или кем он там был, было бесстрастным, но Вортимер поежился: чем дальше, тем более опасным и неприятным казался вроде бы безобидный слепец.
  
  - Это понятно, - скривился Вортимер. Неожиданно раздавшийся скрежет и дрожь пола прервали речь короля. Вскинувшийся старик хмыкнул:
  
  - Забавно.
  
  - И что тут забавного? - процедил Вортимер. - Опять обвалилась стена! Неизвестно в который раз!
  
  - Забавно то, - ничуть не напуганный королевским гневом друид указал пальцем на пол, - что ты, Белый дракон, сидишь на драконьем же логове.
  
  - Что? - изумленно моргнул Вортимер. - Какой дракон?
  
  - Под твоей крепостью захоронены два дракона, - любезно пояснил старик, и Вортимеру неожиданно померещилось, что слепые глаза очень даже видят. - Дерутся, шельмы, не могут упокоиться. Алый и белый.
  
  Неожиданно пол снова дрогнул, и стоящие по полочке искусно вырезанные фигурки драконов упали. Алый разбился на куски, а белый упал прямо в подставленную стариком ладонь.
  
  - Вот так.
  
  - Драконы, говоришь... - задумчиво уставился на поставленную на стол фигурку Вортимер. - А если их...
  
  - Раскопать? Попробуй, - неожиданно мерзко хихикнул слепец, щелчком пальцев подзывая поводыря. - Драконы очень уважают человечинку, даже дохлые.
  
  Старик выскользнул за дверь, поводырь сверкнул на прощание жуткими звериными глазами. Очнувшийся от мыслей Вортимер выглянул в коридор, но там уже никого не было, а слуги разводили руками: ни старика, ни его спутника никто не видел.
  
  Вортимер задумчиво погладил фигурку и больно укололся об острый гребень, вымазанный в какой-то склизкой дряни.
  
  ***
  
  - Драконы, говоришь? - скептически фыркнул рыжий детина. Старик повернулся, откидывая капюшон. Бельма на глазах его явно совершенно не смущали.
  
  - Разумеется, нет. Под крепостью - подземное озеро. Глубокое. Вода, водоворот... Вот и валится постройка. И будет валиться - до воды им копать и копать.
  
  - А если раскопают?
  
  - Ну... - старик захихикал, моргнув раскрывшимися на висках глазами. - Если раскопают, то не только драконов увидят. Могильник в озере. Слуа.
  
  Он рассмеялся, показывая слишком острые и частые для человека зубы.
  
  ***
  
  Малис с удовольствием щурилась, поглядывая на воспитанников. Ее план претворялся в жизнь. Знакомство, а затем и брак с пожилым воякой, получившим рыцарское звание за подвиги на поле боя, недолгая семейная жизнь и счастливое вдовство. Малис решила умерить аппетиты и выбрала более незаметный вариант, чем рассчитывала ранее. Главное, что она - почтенная вдова благородного рыцаря, дети признаны и считаются законными, а значит, никаких попреков и угнетения. Отыгрывая безутешную вдову, Малис сблизилась с живущими в селе монахами, выразив желание построить монастырь и пожертвовать свое состояние церкви. Монахи аж слюну пустили от таких намеков на светлое будущее, а Малис, терпеливо обрабатывая будущего настоятеля не построенного еще монастыря, приучала его к мысли о том, что его преемником станет вот этот вот лупающий глазами мальчишка, который после проведенной беседы о церковной карьере и прочем был только за. Патрик оказался честолюбивым, как и его сестра, которую мысль провести жизнь в монастыре не смущала. Подумаешь, безбрачие! Юная Мария была слишком циничной, чтобы считать, что обеты и брак или его отсутствие хоть кого-то останавливают. При желании можно все - главное, чтобы скрытно. Зато власть, богатство и уважение - девочку Малис планировала отдать в совсем недавно построенную женскую обитель, как раз очень нуждающуюся в деньгах, - этого у нее будет очень много.
  
  Слушая цветистые восхваления настоятеля, Малис только мысленно облизывалась. Это она хорошо придумала! Детишек ждет долгая жизнь и чудесная карьера. Сначала поднимутся в монастырях, потом и на большее можно замахивается, особенно Патрику. Чудеса стоят дорого и товаром являются редким, главное - правильно их продать.
  
  А так как Патрик с Марией какие-никакие, но маги, то и чудеса у них будут отборные, а под сенью церкви еще и одобренные свыше. Начнут по мелочи, чтоб народ приучить, потом можно и на что-то покрупнее замахиваться, но не слишком часто, чтоб паству и особенно иерархов церкви не разбаловать. На поток ставить ни в коем случае не следует, чудо ценится, когда оно штучное, а не постоянное.
  
  А там, глядишь, и на вершину поднимутся.
  
  ***
  
  Последней каплей стали новости, принесенные шпионами. Утер времени даром не терял, как и Амвросий, договорившись о помолвках дочерей Игрейны. Для Моргаузы - Уриен ап Киварх, юный король Регеда, только взошедший на престол. Земли неплохие, но людей маловато, да и поддержка юнцу требуется, и на помолвку с вырастающей в красавицу Моргаузой парень согласился, не ломаясь.
  
  С Морганой дело обстояло тяжелее, все-таки ведьма, да еще и в родстве с фейри, причем не рядовой, а королевой. Уже это отпугнуло всех христиан - святые отцы бдили, чтоб волшебная зараза не просочилась к их подопечным. Остальные тоже не были в восторге от перспективы жить под одной крышей с той, что может превратить в жабу щелчком пальцев. Тут с обычной женщиной иногда совладать трудновато, что уж говорить о такой.
  
  Впрочем, среди стада трусов нашелся храбрец, которому море по колено, - Лот, король Оркнейских островов и Лотмана, крайне нуждался в супруге себе под стать, и Моргана, встретившая потенциального жениха во всеоружии, ему понравилась. Земли Лота скудноваты, а народ - весьма воинственный, король только и успевал шастать в походы и порядок наводить, и ему требовалась королева, способная и супостата, припершегося под стены, извести, и, если что, пойти в наступление. Обладающая красотой и мрачноватым, но веселым характером юная красавица ему понравилась. Но что самое главное, самой Моргане понравился Лот: здоровенный детина, завернутый в плед, размахивающий мечом, как соломинкой, он оказался на удивление хорошо образован, мог вести светскую беседу на любую тему и очень уважал магию и волшебные народы. Просто идеальная партия для юной ведьмы, по примеру матери отлично управляющейся с булавой на длинной рукояти.
  
  Узнав о сговоренных браках, Вортимер едва не побился головой об и так потрескивающие стены замка: влияние Пендрагонов распространилось втрое. А значит, медлить нельзя.
  
  Очередной набег саксов был отбит с трудом, шпионы донесли, что Утер готовится идти в поход: Пендрагоны решили еще немного нарастить подвластные им земли, сам Вортимер чувствовал себя в последнее время отвратительно, да и пророчество друида никак не выходило из головы.
  
  Мастера, посланные осмотреть основание крепости, лепетали сущий вздор, он даже сам решил проверить, что ж там такое, что рушатся стены, и едва выбрался наружу: все мерещились огромные спины с острыми гребнями и мелькающие в тенях силуэты. Когда с полки свалилась поставленная на замену фигурка дракона, Вортимер решил, что медлить нельзя, раз судьба так подталкивает. Его не смутило даже то, что попутно разбилась и белая фигурка. В голове стучал набат, перед глазами падали знамена с алым драконом, и Вортимер вновь повел верные войска к славе и добыче.
  
  ***
  
  Бой был чудовищно тяжелым. Утер вытер полой забрызганного грязью и кровью плаща мокрое от пота лицо, внимательно оглядывая с холма поле битвы. Войска Вортимера отступили, перегруппировываясь, от возможности прорваться их удерживало только неудобное расположение лагеря: Утеру удалось опередить захватчика, заняв удобные возвышенности и разместив несколько отрядов так, чтобы враги не смогли обойти их с флангов. Первые атаки отбили, но Вортимер оказался слишком опытным военачальником, чтобы дать разбить себя сразу, и два войска замерли друг напротив друга, готовясь к решающему бою. Рядом захрустели мелкие камешки: Утер, покосившись, без удивления обнаружил Мерлина.
  
  Маг недовольно хмурился, кутаясь в плащ: дул холодный, пронизывающий до костей ветер, охлаждающий разгоряченных сшибкой людей.
  
  - Что скажешь, Мерлин? - прохрипел Утер, жестом подзывая оруженосца с кубком подогретого вина.
  
  - А что тут сказать, дядя? - пожал плечами Мерлин. - Эта битва будет решающей.
  
  - Поможешь?
  
  - Разумеется, - кивнул Мерлин. - Откровенного чуда не ждите, но мой меч и мои умения к вашим услугам.
  
  - Это хорошо, - Утер отдал пустой кубок, расправил плечи, поправив золотые фибулы, удерживающие алый плащ. Яркий, королевский цвет.
  
  Войска понеслись друг на друга. Ржали кони, свистели стрелы, гремели мечи о щиты и панцири, орали люди. Мерлин ожесточенно рубился рядом с Утером, изредка выкашивая нападающих магическими ударами: после ритуала и попыток оборачивания маг все никак не мог взять под контроль свои возросшие резко и сразу возможности. Неожиданно свистнуло, панцирь треснул от чудовищно сильного удара, Мерлин с трудом отмахнулся мечом, заставляя коня попятиться. Быстрый взгляд открыл нерадостную картину: к ним прорвался Вортимер с личной охраной, и воины теснили Утера, а сам Вортимер с диким лицом замахивался длинным копьем с необычно длинным наконечником, похожим крестовиной у основания на охотничью рогатину.
  
  На лезвии чернели знаки, Вортимер древком копья сбил шлем с Утера и, завершая удар, опускал лезвие прямо на Мерлина. Маг успел подставить меч, но тот от удара просто треснул в руках, разломившись на две части, а затем лезвие ударило в и так пострадавший бок, разворотов ребра, и Мерлин взревел от дикой боли, падая с бешено молотящего по воздуху копытами жеребца.
  
  Вортимер что-то крикнул, поворачиваясь к Утеру, Мерлин свалился на землю, чудом не попав под копыта, хрипя от жуткой боли, расползающийся от раны, а затем мир перевернулся, и мага выломало в спонтанной трансформации.
  
  ***
  
  Радостно захохотавший Вортимер вскинул копье, готовясь убить остервенело размахивающего мечом Утера, пытающегося помочь раненому племяннику. Тяжелое копье алчно блеснуло странными символами: откуда у него взялась эта вещь, настоящий драконобой, король не вспомнил бы и под страхом казни. Он только знал, что этой штукой можно убить дракона, и это все, что его интересовало.
  
  Крайне смутно вспоминающийся здоровенный рыжий детина с лошадиным лицом не соврал, вон, одного дракона Вортимер уже завалил, сейчас прибьет второго и займется подранком.
  
  Массивное копье с легкостью разбило щит Утера, отбросив того в сторону. Вортимер, весь пузырящийся бешеной, просто безумной радостью, раскрутил копье над головой, готовясь рубить насмерть.
  
  Конь под ним подпрыгнул, завизжав от ужаса, сбив удар, а затем рядом с Утером выросло огромное, багряное, как кровь, чудовище, защитным жестом расправляющее крылья.
  
  Люди замерли, пялясь на невиданное зрелище с открытыми ртами. На миг битва остановилась... А затем дракон взревел, вскидывая к небу рогатую голову, словно обрушивая лавину. Кони визжали, брыкались, скидывая всадников, люди разбегались, лишь к Утеру заспешили отброшенные атакой воины.
  
  Вортимер, видящий лишь цель, замахнулся. Дракон злобно ощерился и выплюнул струю огня, испепелившую даже землю. Соратники Вортимера закричали, началась паника, дракон, все так же раскрыв крылья над поспешно слезшим с коня Утером, повел головой, выжигая все вокруг.
  
  Над войском взлетели знамена с алым драконом, люди одобрительно заорали, на волне воодушевления бросившись в атаку, войска уже покойного Вортимера отступили.
  
  Дракон осмотрелся, слегка присел... И взметнулся в небо, поднимая ударами крыльев ураган.
  
  
  
  
  
  

Глава 11 Отлив

  
  
  
  Почему его занесло в Брокенский лес, Мерлин так и не понял. Он просто несся куда глаза глядят, а глядели они куда-то туда, и вот результат - он в месте, пользующемся крайне дурной славой, хорошо хоть, соображать начал понемногу, и все еще в чешуе.
  
  Вокруг угрюмо шелестели деревья - лесные гиганты, по сравнению с которыми он сам как ящерка. Кроны закрывали небо практически полностью, стволы уходили ввысь - гладкие, словно выточенные из гранита, подлесок отсутствовал, земля была твердой и будто спекшейся.
  
  Чувствовал себя Мерлин просто отвратительно: сознание мутилось, ему никак не удавалось сосредоточиться, чтобы осознать себя-дракона как человека и начать обратный процесс превращения. Он был животным с редкими проблесками понимания, что он - нечто большее, иное, но понять этот факт до конца никак не получалось. Осложняли процесс осознания себя человеком несколько факторов: он свалился прямо в магическую часть Брокенского леса, и дикая природная магия лилась со всех сторон, буквально вырубая разум, как хороший удар боевым молотом. Ладно, можно выбраться в менее богатые магией части леса, а там полегчает, вот только, хотя лететь помогли инстинкты, вовремя проснувшиеся, с посадкой вышли проблемы: нанесенная Вортимером рана ныла, развороченные ребра срослись при превращении, но исцеление оказалось таким стремительным, что само по себе причиняло боль. А еще и неудачное приземление на поляну: крылья задели одно из деревьев, и тонкая перепонка, проткнутая сучками, по остроте соперничающими с лезвиями мечей, сочилась кровью и мучительно пульсировала от боли.
  
  Мерлин тряхнул головой, пытаясь сбросить наваливающуюся сонную одурь, осторожно, взрыкивая и дергаясь, подобрал крылья, и медленно, неуверенно перебирая лапами, пошел в сторону, откуда, как ему казалось, он прилетел.
  
  Уверенности в том, что он ковыляет в нужную сторону, не было, но и сомнений в том, что идет в противоположную, - тоже. Он неторопливо шагал, припадая на одну сторону, - ребра болели просто зверски, добавляя страданий. Ныла срастающаяся перепонка - хорошо хоть, регенерация у дракона оказалась воистину волшебная, вот только боль он чувствовал, процесс исцеления был совсем не безболезненным, к счастью, сознание чуточку прочистилось, и он перестал натыкаться на деревья.
  
  Мерная и неторопливая ходьба постепенно успокоила, Мерлин брел и брел, высоко над головой тихо шелестели кроны, но внизу царила тишина и удушливая сырость, вот только ни росы, ни даже просто влаги на земле и деревьях не оседало. Лес казался бесконечным, постепенно Мерлин успокоился, впадая в сонное состояние, его уже не удивляло, что он все идет и идет, лапы с глухим звуком ударяют по твердой, как камень, земле, и день все не заканчивается и не заканчивается. Тянуло остановиться, свернуться калачиком на одной из маленьких, залитых теплым солнечным светом полянок и уснуть. Дремать, прогреваясь, чтобы никто не беспокоил... Веки опускались сами собой, Мерлин сделал вялую попытку проснуться, лапы переступали все реже. Он остановился, покачиваясь... Крыло потащило вниз, словно само раскрываясь и падая на землю мокрой тряпкой. Резкий укол в почти сросшейся перепонке заставил вздрогнуть. Мерлин повернул голову... И заревел от ужаса, инстинктивно выплевывая струю огня.
  
  Длинные черные канаты с присосками: щупальца, как у морских гадов, - понял резко пришедший в себя маг, - отдернулись, пара штук скукожилась, лопаясь и обугливаясь, но к крыльям, хвосту и прочим частям тела уже тянулись другие, толщиной с мужскую ногу, и крючья, торчащие из центра присосок, впивались в бронированную шкуру, протыкая чешую, кожу и мышцы, пытаясь удержать, одновременно причиняя мучительную боль.
  
  Мерлин забился, визжа и рыча, плюясь огнем, но прячущаяся в тени тварь отдергивала травмированные конечности и атаковала не пострадавшими. Ему даже показалось, что он слышит издевательский смех - удивительно человеческий, пусть и с какими-то хрипами, словно смеется простуженный старик.
  
  Обстановка разительно изменилась: еще несколько мгновений назад Мерлин был уверен, что сейчас - разгар дня, а теперь вокруг стремительно сгущались сумерки, на глазах превращаясь в непроглядную ночь. Он перекусил толстое щупальце, выплюнул тугую плоть, продолжающую извиваться, одним точным плевком превращая ее в воняющий горелым комок, и раздраженно переступил лапами. Когти царапнули землю, хвост дергался из стороны в сторону, со свистом рассекая воздух острой костяной пикой на конце. Мерлин подобрал крылья, сейчас удивительно четко воспринимая себя как человека в облике дракона. Сейчас он мог бы обернуться, но это означало оставить себя уязвимым на какое-то время: пусть на несколько секунд, но этого достаточно. Тварь спряталась за толстенный ствол дерева, что-то шипя и отчетливо ругаясь. Это уже настораживало.
  
  Мерлин еще раз внимательно осмотрел несколько валяющихся на земле откушенных щупалец и похолодел. Гладкие, черные, с серебристыми присосками и крючками-когтями. До сих пор шевелящиеся. Длинные. Если б он был в море, то принял бы это за части тела Кракена, но вокруг суша, сейчас ночь, тварь разговаривает, и он слышит словно шлепки ладонью... Слуа.
  
  Ночной летун.
  
  От одной мысли о том, что он нарвался на Дикую охоту, Мерлин вспотел, невзирая на драконью физиологию. Ночные летуны были кошмарами, порожденными Хаосом: огромные, не меньше пяти ярдов, тела, похожие на треугольный ковер, куча щупалец, которыми они запросто перемалывали в кашу даже лошадь, острые клыки в пасти. Эти чудовища неслись за слуа, которые их использовали как скакунов и охотничьих собак, сводя людей с ума одним своим видом. Но... Они не разговаривали. Не так, как люди, во всяком случае. Где же всадник?!
  
  Мрак ожил, вытекая из-за неохватного ствола, и Мерлин понял, что недооценил опасность и вообще ошибся.
  
  Перед ним стоял... стояло... Высокий, тощий мужчина, с рук которого стекали перепонки, как огромный толстый плащ, и с боков торса с выступающей, как у птиц, грудиной, свисали щупальца, извивающиеся и хлещущие по земле. Мужчина оскалил полную острых треугольных клыков пасть, небрежно отбросив в сторону нечто похожее на костяную дудочку.
  
  - Привет, кузен.
  
  Мерлин зарычал, инстинктивно скалясь. Тот самый дальний родственник-слуа, смесок, которого упоминала мать. Тот самый, который прислал отравленные магией Притворщиков кожи. Тот самый, которого Этуэлл записала в личные враги и пока что не могла найти, чтобы достойно воздать за его коварство.
  
  Дракон зарычал, припадая к земле, бешено хлеща хвостом. Слуа захихикал - жуткие звуки, хриплые, сипящие, - и, раскрыв крылья, неожиданно легко взмыл в небо, еле слышно хлопнув треугольными крыльями. Мерлин завертел головой, высматривая слившегося с черным небом врага. Слуа парил бесшумно, и даже драконье зрение, благодаря которому маг видел все в цветных сияющих пятнах, не помогало его разглядеть.
  
  Атака оказалась полностью неожиданной. Слуа свалился с неба прямо на голову, нацелясь на шею, которую тут же, как и пасть, захлестнули щупальца. Мерлин забился, попытался содрать с себя чудовище, в шею вгрызались острые зубы, с легкостью прокусившие прочнейшую чешую.
  
  Дракон рухнул на землю, принялся кататься, намереваясь раздавить врага. Слуа распластался, словно был полностью бескостным, и щупальца душили все сильнее, пока он продолжал вгрызаться в плоть.
  
  В отчаянной попытке спастись Мерлин свернулся клубком, удар хвоста зацепил тварь, рассекая перепонку, и слуа вскрикнул, роняя капли тягучей, густой черной крови. Он слегка ослабил хватку, Мерлин вдохнул желанный, такой вкусный воздух, высвобождая правую переднюю лапу. Когти распороли не только бок летуна, но и собственное крыло, но Мерлину было уже плевать. Он бился, катался, царапался, хлестал хвостом, пока не содрал с себя слуа и не сломал ему позвоночник, буквально скрутив чудовище в рулет.
  
  Слуа визжал, кусался, щупальца рвали тело дракона, оставляя когтями глубокие разрезы, но совершенно озверевший от боли, ужаса и ненависти маг впал в такое бешенство, что уже ни на что не реагировал.
  
  Очнулся Мерлин, когда буквально размазал летуна-полукровку по твердокаменной земле. Нестерпимо воняло, резкий болотный запах выворачивал желудок наизнанку. Желтели осколки костей, пузырились кровавые ошметки. Мерлин, трясясь, отполз и принялся заливать их огнем, стараясь не пропустить ни одного дюйма. Земля горела и трескалась от нестерпимого жара, жутко разило гарью, но Мерлин продолжал и продолжал плеваться струями огня, пока не превратил полянку в одно почерневшее пятно. Потом отполз к ближайшему дереву и просто отрубился, надеясь, что запах огня отпугнет хищников.
  
  Проснулся он, когда уже вовсю светило солнце. Тело болело кошмарно: и от ран, и от холода, и от валяния на земле. Он с трудом разлепил опухший глаз, смутно осознавая, что снова человек, огляделся и вновь сплюнул желчью, пытаясь унять судороги взбесившегося желудка.
  
  Мир вновь уплыл в неведомые дали.
  
  В следующий раз, когда маг более-менее пришел в себя, солнце только выпустило первые лучи из-за края горизонта. Сумерки только начинали рассеиваться, кругом царили сырость и неестественная для леса гробовая тишина.
  
  Мерлин со стоном, едва не плача от боли, пошевелился, пытаясь осознать, как он вообще - целый или не совсем, - повернул голову... В шею, прямо возле сонной артерии, вонзились крошечные коготки. Он замер, судорожно вздохнув. На горле кто-то сидел: маленький, горячий, с когтями. Мерлин с ходу мог назвать десяток существ, вроде безобидных, но ядовитых: а вдруг оно из этого списка?!
  
  Под подбородком заворочалось и пискнуло.
  
  Мерлин трясущимися руками осторожно дотронулся до неведомой зверушки, пытаясь нащупать. Маленький горячий комочек запищал, трясясь, а потом неожиданно начал тыкаться в шею холодным влажным носом.
  
  Маг, едва не падая в обморок от лезущих в голову кошмарных мыслей, крайне осторожно ощупал зверька, накрыл его ладонью и сел, подхватывая. В руках заворочалось, Мерлин осторожно - если ядовитое или агрессивное, то пугать нельзя, чтобы не спровоцировать атаку, - раскрыл ладонь и очумело уставился на непонятную страшилку.
  
  Маленькое, ярко-розового цвета, как поросенок. Здоровенные для крошечной головы уши. Крысиный хвостик. Все морщинистое, складчатое, трясущееся и пищащее. Оно покрутились, облизало палец шершавым языком и затряслось.
  
  Мерлин ошалело моргнул. Детеныш вызывал в памяти ассоциацию, но какую?
  
  Малыш вновь запищал, приподнимаясь на лапках, хвостик затрясся, встав торчком. Детеныш орал как резаный, требуя... есть? И тут до мага дошло, что же он видит.
  
  Котенок.
  
  Просто котенок, только лысый, розовый и морщинистый. Голодный. Откуда он такой взялся?
  
  Мерлин прижал к себе так неожиданно заползшее на него лысое счастье, кряхтя и постанывая, с трудом встал на разъезжающиеся ноги, заковыляв к дереву. Память не подвела: между выступающих корней валялась тонкая костяная дудочка, покрытая грубоватой резьбой, изображающей нечто змеевидное с крыльями.
  
  Манок.
  
  Теперь понятно, почему его понесло именно в эту сторону. И почему он почти ничего не соображал.
  
  Раздавив в приступе злости мерзкое творение неведомого мастера, Мерлин огляделся, обошел, тяжело дыша, сожженное дотла место боя, сосредоточился и щелкнул пальцами.
  
  Чары легли неожиданно легко, невзирая на истощение и боль от подживающих ран.
  
  Листик взлетел, кружась в воздухе, нетерпеливо тыкаясь черенком в одну сторону. Мерлин мельком скосил глаза, разглядывать себя особо не хотелось - порванный, весь в своей и чужой крови, от одежды остались одни ошметки, все болит и чешется, - посадил за пазуху замурчавшего котенка и пошел за полетевшим в нужную сторону листиком-указателем.
  
  Путь предстоял неблизкий, но ему бы только оклематься, а дальше он сможет перекинуться и полететь. А пока требовалось убраться с места побоища.
  
  Конечно, интересно узнать, откуда взялся котенок, да еще такой странный, но Мерлин не нашел следов кошки, даже запаха не было, и не оставлять же малыша, раз пришел?
  
  Он шагал, пошатываясь, и постепенно походка становилась все крепче.
  
  ***
  
  Этуэлл со вздохом облегчения развалилась в кресле, закутавшись в толстое одеяло из овечьих шкур. Пламя в камине почти гудело, саламандры резво носились в его языках, перескакивая с полена на полено. В комнате было сухо и жарко, самое оно, чтобы расслабиться после тяжелых дней, наполненных неизвестностью. Сначала поход, потом бой, потом такое неожиданное превращение Мерлина в алого дракона. Вортимер погиб, даже пепла не осталось, его войско практически уничтожено и рассеяно. Люди потеряли боевой дух, когда прямо последи бранного поля появился здоровенный кошмар цвета крови и начал сеять хаос и разрушение. Утер жив, цел и доволен результатами кампании, Амвросий тоже доволен: и государство расширилось, и угроза устранена, и враги устрашены в должной мере. Этуэлл тоже была довольна: сын мало того, что смог доказать, что не зря его уже считают сильнейшим среди магов его поколения, так и вернулся домой. Даже почти целым и почти невредимым.
  
  Особенно Этуэлл радовал тот факт, что враг ее семьи мертв. Манок на драконов очень настораживал... Жаль, что Мерлин уничтожил вещицу в приступе ярости, можно было попытаться определить хозяина вещи. С другой стороны... Лучше пусть будет растерта в пыль эта гадость.
  
  Но откуда? Даже Мерлин не мог сказать наверняка, что выгорит вся эта затея с анимагией. Очень уж все зыбко в этой области. А ведь кожи прислали с явной уверенностью, что Мерлин не сможет не попробовать свои силы в превращении. И манок был приготовлен. И Гент сидел в Брокенском лесу, поджидая... А у него все могло получиться: ночные летуны - не те твари, которых легко одолеть.
  
  Мерлин мог банально умереть от ран. Попасться на глаза зверям: про Лес ходят очень нехорошие слухи. Мог заблудиться и не выйти. Мог просто не проснуться... Ему банально повезло.
  
  Вернее, не так. Боги явно присматривают за ним, раз прислали помощь. Кошки отменно лечат, это всем известно, а уж такая... Этуэлл про лысых кошек только один раз встретила упоминание. Что водятся такие в далекой страшной стране, среди песков и неверных вод. Может, этот котенок оттуда? Но как попал в Брокен, да еще и такая кроха - месяц и неделя, не больше? Как не замерз, почему вообще приполз?
  
  Этуэлл держала его на руках и чувствовала, как жар проникает в ладони, а от мурчания на душе становилось хорошо и легко. Явно волшебная кошка! Кот. Хоть и страшный, как неизвестно что. Служанки визг подняли, как при виде крысы, едва не начав бросаться обувью.
  
  Мерлин забрал кроху и теперь отпаивал и откармливал малыша. Интересно, какой он вырастет?
  
  Впрочем, и без этого странностей хватало. Родня с севера сообщила, что уничтожили стаю варгров. Не такую большую, голов десять, одни кобели, без самок, но... Это уже слишком. Даже одна тварь - это уже слишком. Кроме того, сообщили, что перед тем, как Вортимер ринулся в поход, к нему приходил друид. После этого король стал одержим идеей войны... А ведь с ними и так хватает проблем: Амвросию еле удалось успокоить монахов Единого, которые требовали казнить устроивших жертвоприношение друидов. Целую обитель вырезали!
  
  Этуэлл все никак не могла составить единую картину. Складывалось впечатление, что действуют несколько врагов, каждый сам по себе, но с одной целью: уничтожить Пендрагонов. Про попытку подчинить Утера и получить его ребенка Этуэлл забывать не собиралась.
  
  Она нежно улыбнулась засопевшему Амвросию, поправила на нем одеяло и пошла к себе. В подвалах как раз дошел до кондиции подозреваемый в шпионаже человек, от которого тонко тянуло гнилостным ароматом Притворщиков. Его требовалось допросить.
  
  Все для спокойствия и процветания ее семьи. А значит, выспится позже.
  
  ***
  
  Малис удовлетворенно улыбнулась, глядя на закрывающиеся ворота. Все, дочь пристроена, теперь пришла очередь сына.
  
  - Святой отец, - доброжелательно начала она. - Когда начнется строительство?
  
  ***
  
  Маб задумчиво расправила скомканное в порыве ярости письмо. Шпион сообщал, что Рим активизировался. На Острова отправили отряд монахов, и не все они проповедники. Это... Нехорошо.
  
  Фрик продолжил отчет. Королева слушала, мысленно делая заметки. То, что с Мерлином все закончилось благополучно, это хорошо. Ей не нужен слабак. Волновало другое. Откуда у Вортимера взялся драконобой, и кто навещал его незадолго до похода?
  
  В окно ворвалась птица цвета золота, бросив на стол послание, развернувшееся само собой.
  
  Оберон бросил вызов.
  
  
  
  
  

Глава 12 Прилив

  
  
  
  
  
  Оберон смотрел брезгливо, словно на нечто мерзкое, заползшее на любимый сапог. Маб это не удивляло: король Светлого двора глядел так на всех окружающих без исключения.
  
  Конечно, все высшие фейри с придурью и огромным самомнением, это королева отлично знала по себе, но эгоцентризм Оберона просто перешел давно и прочно все границы. Впрочем, и предпосылки были.
  
  Оберон всегда был достаточно сильным и с хорошими лидерскими задатками, чтобы верховодить, не слишком напрягаясь, а уж постоянно ведущиеся войны между Дворами, различными одиночками, желающими занять теплое местечко, слуа и прочими агрессорами и вовсе подняли его репутацию на приличную высоту. Кроме того, что Оберон отлично соображал в военных действиях, он еще и обладал крайне неудобными для врагов дарами: его стихиями были Свет и Воздух. Король мог буквально ослеплять своих врагов, прожигать их насквозь, развеивая пепел, после того, как он выходил на поле, там оставались лишь пепелища с редкими обуглившимися скелетами. Естественно, постепенно даже до самых отбитых на голову дошло, что в прямом противостоянии ловить нечего, надо идти в обход, и вызовы на дуэль перетекли в область интриг и покушений с помощью ядов и прочего.
  
  Не помогало.
  
  К ядам Оберон оказался полностью невосприимчив, а пытающихся зарезать его в укромном уголке давил, как тараканов, не напрягаясь.
  
  И в последние века все это привело к тому, что Оберон совсем зазнался: придворные его так облизывали, льстя и подхалимничая, что это перешло все границы, - король уверовал в свою исключительность и начал ехать крышей, как теперь понимала Маб.
  
  В общем, очень неприятный противник для любого нормального существа: сильный и с манией величия. Ситуация усугублялась еще и тем, что сама Маб так и не успела нормально опробовать свои силы в боевой обстановке: сначала она менялась, и этот процесс все шел и шел. Затем навалились дела, причем все - срочные и важные. Потом просто не до того было: она пару раз проверила себя, убедилась, что Тьма ей все так же подчиняется, и успокоилась. Кто ж знал, что эта сияющая маньячная скотина так хорошо выберет момент?
  
  А в том, что вызов не спонтанный, Маб была абсолютно уверена. В последнее время у Оберона с внешними врагами была напряженка, никто не спешил лезть на царя в самоубийственных атаках, и века мира начали придворных расхолаживать. Да, пока что никто и пикнуть против не смеет, но сколько времени пройдет, прежде чем в головах подданных заведутся вредные мысли? Внутреннее наведение порядка - это одно, а война с внешней угрозой - совсем другое. А там и до бунта может дойти... И каким бы могучим ни был Оберон, его тоже можно задавить скопом. Тем более иногда фейри получают такие неудобные для окружающих способности, что хоть беги. До Маб даже дошла пара обмолвок...
  
  Поэтому следовало признать, что объект для публичной порки Оберон выбрал с умом.
  
  Во-первых, он банально старше - на несколько тысяч лет, а для фейри возраст имеет огромное значение. Чем старше фейри или слуа, тем сильнее он становится.
  
  Во-вторых, Маб сейчас в подвешенном состоянии: пусть никто не знает, что она прошла Лабиринт, окружающие-то не слепые! И не тупые, к сожалению. Смена имени, смена внешности, смена характера, пристрастий, целей и приоритетов. Это знак, что фейри меняется... А любому изменению требуется время, чтобы стать привычной рутиной.
  
  А этого самого времени прошло очень немного.
  
  В-третьих, Маб - тоже королевского достоинства и можно сказать, что внешний враг. Конечно, с Обероном она нигде не пересекалась, локтями не толкалась, но кого и когда это останавливало? А учитывая, что население ее Двора растет достаточно быстро и этот процесс не прекращается, даже к гадалке ходить не надо, чтобы выяснить причину вызова. Пусть к ней под руку шли нейтралы и свободные существа, уже появились несколько беглецов от других Темных... Кто сказал, что не будет перебежчиков от Светлых?
  
  Такое надо пресекать быстро и жестоко, вот Оберон и подсуетился к своей и общей пользе.
  
  Появление короля было пафосным и впечатляющим. Рослая фигура, еле угадывающаяся в окружающей ее пелене Света, закручивающийся замысловатыми спиралями Воздух... Оберон подавлял и буквально ослеплял своим величием и мощью.
  
  Впрочем, Маб и сама не в пятку сморкается: поглощенная память Максвелла содержала много крайне интересных понятий и знаний. Поэтому к делу морального подавления противника она подошла творчески. Для начала переговорила с поселившимися у проклюнувшихся вулканов драконами, потом осмотрела своих подданных и выбрала самых устрашающих на вид, а также самых сильных и умных. Совместить желаемое оказалось нелегко, но Маб научилась добиваться нужного и получила то, что хотела. Да, за ее спиной не армия, но вполне боеспособный и очень опасный отряд. Да и прилет на драконах произвел правильное впечатление: чешуйчатые твари были крайне привередливыми... тварями и просто так кататься на себе никому не позволяли. Только если действительно их устраивал владелец земель, на которых они решили поселиться.
  
  Земли Оберона драконами похвастать не могли.
  
  Драконы расправляли и складывали крылья, словно невзначай упругими воздушными волнами поднимая тучи пыли и мелких камешков, летящих прицельно в Оберона и его придворных. Мелкая, но действенная пакость. Фейри морщились, брезливо отряхивались, защищались магией или личными способностями. Оберона такие мелочи не волновали: с его владением стихией воздуха король запросто мог оградить от летящей в них пыли не только себя, но и всех, кого пожелает, вот только желаний таких у него не возникало. Да и мыслей тоже. С чего вдруг? Альтруизмом Оберон отродясь не страдал.
  
  Свита Маб приняла вид мрачный и опасный, не реагируя на начавшиеся перешептывания в стане противника: королева пообещала вздумавшим игнорировать ее указания идиотам медленную публичную казнь, и оказаться сваренным в кипятке никто не хотел.
  
  Маб перетрясла гардероб, но одежда не отвечала ее требованиям. Пришлось импровизировать: свита Оберона впечатлилась. Много со вкусом подобранных украшений и полотнища черного шелка. По сравнению с закованными в броню подданными королева выглядела хрупким нежным цветком, экзотической птицей, прилетевшей из неведомых краев и присевшей отдохнуть на ветке. Блеск драгоценных камней и золота слепил глаза, отвлекая от наложенных на всю эту красоту заклинаний. Плюс и сама Маб расстаралась, выцарапывая на внутренних поверхностях древние символы, подсмотренные у Джарета в Лабиринте. Пусть Маб выглядит почти голой, она все равно что в тяжелом доспехе, закрывающем ее с головы до ног. И этого никто не видит и не ощущает.
  
  Оберон, как всегда в последние века, был без доспеха. Это по молодости, ведя бой за боем, будущий король себя берег, опасаясь случайностей. А в последнее время щеголял богатыми одеждами, показывая, что настолько могуч, что защита ему без надобности.
  
  Маб это устраивало: в прямое противостояние она ввязываться не собиралась. Раньше, до прохождения Лабиринта, у нее хватило бы мозгов полезть в бой, пыжась от осознания собственной крутости. Сейчас? Сейчас она поумнела.
  
  Оберон не собирался рассусоливать: для него этот вызов на бой был муторной, но необходимой работой. Король шагнул вперед, величественным жестом отсылая придворных прочь, сияние, окружающее его, стало еще нестерпимей, воздух задрожал, словно над раскаленной поверхностью. Маб, замершая изящной статуэткой, взмахнула руками. Сработало первое заклинание, примененное ею к себе самой: ускорение. Все вокруг замедлилось, а сама Маб стала не только двигаться быстрее, но и время вокруг нее и для нее потекло быстрее: еще один подарок Лабиринта.
  
  Оберон казался улиткой, ползущей под самыми первыми лучами солнца.
  
  Затем сработало второе заклинание.
  
  Пальцы закоченели, когда из крупного голубого камня, украшающего золотой перстень, вырвалась волна холода.
  
  У Маб было мало времени, она сделала все, что смогла, загнав в перстни заклинания. Простые, но максимально сильные. Предельно низкая температура, чудовищный холод. Он ударил волной, накрывая и Оберона, и землю вокруг него. Король замер: холод не причинил вреда - слишком сильными оказались щиты Оберона, но заставил остановиться. Вторая волна ударила следом, примораживая его к трескающейся на глазах земле. Третья. Четвертая. Щиты стали видимыми: огромный радужный пузырь, окружающий Оберона со всех сторон. Со всех... Кроме подошв.
  
  Сработало третье.
  
  Заключенное в камень перстня драконье пламя заставило щиты затрещать от нагрузок. Струя огня лилась и лилась, стекая по защите, заставляя короля напрячься, и тут вновь его накрыл холод, и щиты просто лопнули.
  
  Это для Маб время неслось, для остальных оно тянулось патокой. Оберон только наращивал мощь, сделав шаг, а его уже лишили защиты. Последняя морозная волна накрыла его с головой, Оберон зарычал, призывая подвластные ему силы. Промороженный воздух раскалился... И заледеневшее тело короля, резко нагревшееся, покрылось глубокими ранами, словно он попал под тысячи невидимых острых лезвий. Кровь падала на землю, рассыпаясь пеплом.
  
  - До третьей крови, - прохрипела Маб, высоко вскинув подбородок. Ее шатало, но она держалась из последних сил. Пальцы скрючило, перстни придется снимать вместе с мясом и кожей. - Я победила.
  
  Оберон, которого подхватили под руки, тут же начиная обихаживать и лечить, смотрел с дикой ненавистью и недоумением. Непобедимый воин никак не мог понять, почему проиграл.
  
  А не надо играть с противником, считать себя непобедимым, а остальных - не стоящими его внимания слабаками. Ей помогли банальный расчет и разница температур. Оберон со свитой исчезли в портале, и Маб повалилась на руки сопровождающих, теряя сознание. Игры со временем уже аукнулись, а чем еще придется платить... Посмотрим.
  
  ***
  - Мыр-р-р!
  
  Мерлин молча протянул руку, и котенок подбежал ближе, начиная тереться всем маленьким тельцем.
  
  - Мыр-р! - маг поднял требовательного питомца, прижимая к груди. Малыш замурчал, лапками наминая теплую тунику из лучшей шерсти. Этуэлл молча смотрела в камин, вертя в руках тяжелое красное яблоко. Думы ее были невеселыми: неделя выдалась суматошной и богатой на не самые приятные откровения.
  
  Только она порадовалась, что сын вернулся из такого внезапного визита в Брокенский лес, только подлечила полученные им в бою раны, только облегченно вздохнула, узнав, что один из неуловимых врагов мертв с гарантией, как реальность вновь показала, что не стоит ее недооценивать.
  
  Вновь вылезли последствия ритуала Познания.
  
  Сейчас Этуэлл буквально поедом себя ела за то, что не поняла, не доглядела... Эти проклятые кожи аукались до сих пор, каждый раз напоминая о себе. Мало им было Притворщика, так теперь опять вылезло его наследство! И что тут поделаешь, все легло один к одному... Сначала война. Бой с Вортимером, ранение. Потом Брокенский лес, бой с Гентом. Мерлин вернулся домой измученным, хорошо хоть, целым, Этуэлл отвалила немалую сумму за эликсиры, поставившие его на ноги быстро, безболезненно и качественно. Вернулся Утер - гордый, как неизвестно кто. Естественно, закатили пир, жонглеры и ваганты прославляли могучих Драконов: одного с крыльями, другого без, но такого же опасного. Мерлин только хмыкал: все эти певуны были щедро прикормлены Амврозием и пели только одобренные королем песнопения, восхваляя мудрого правителя, имеющего таких замечательных брата и сына.
  
  В общем, все хорошо, все прекрасно, вот только недолго.
  
  Выздоровевший Мерлин решил окончательно овладеть вторым обликом, ведь спонтанное обращение - это хорошо, а по собственному желанию - еще лучше. Пошел в лес, выбрав самую тихую область, начал тренировки... Все было просто чудесно, пока в один из дней не натолкнулся на браконьеров. Впрочем, были они браконьерами, нет - непонятно, оленя, которого волокли на шесте эти мужики, Мерлин сожрал вместе с костями и рогами, хорошо хоть, точно помнил, что он был. А еще лучше то, что не сожрал вместе с оленем и тех, кто его волок на своих плечах...
  
  Увидев нарушение королевского эдикта о потраве крупной дичи в королевском лесу, Мерлин озверел. Буквально.
  
  Первым между жерновами челюстей очутился олень. Дракон распотрошил его в мгновение ока, с рычанием отрывая куски, пока незадачливые охотники разбегались в стороны. Слегка утолив голод, Мерлин забросил остатки туши на дерево, после чего взмыл в небо. Первого убегающего браконьера просто раздавил, свалившись прямо на него с высоты. Второй попытался бежать не по тропинке, а между деревьями. Не помогло: Мерлин прицельно плюнул струей огня, а потом наблюдал, как сгорает жутко орущий от боли мужчина. Третий и четвертый попытались поразить летающую напасть стрелами: пусть луки были не особо мощными, а стрелы - охотничьими, если попадет в глаз, мало не покажется.
  
  Им и не показалось.
  
  Что перемкнуло у него в голове, Мерлин так и не понял. Он вообще помнил произошедшее урывками, а потом - сплошная пустота. Очнулся маг на вершине крутого холма, окруженного лесом, весь в крови. Прямо перед ним находился огромный грязный валун, который он явно откуда-то выкопал и приволок на вершину. А на валуне...
  
  Он стоял, оцепенев, и пялился на дело рук своих. Своих, тут не было никаких сомнений. Ласковое солнце заливало его своими лучами, тихо шумел лес, пели птицы... На импровизированном алтаре у его ног лежал труп мужчины с развороченной грудной клеткой. Ребра рассекли, вывернули наружу, чтобы достать сердце, и это сделал он: Мерлин, находящийся в ступоре, все равно видел, что у него руки буквально по локоть в крови. Он опустил глаза: у подножия холма валялись части еще одного тела, все отдельно - руки, ноги, туловище, голова. Сердце, видимо, тоже валялось где-то там, по крайней мере, маг на это отчаянно надеялся: лицо стянула подсыхающая кровавая корка, а на губах чувствовался металлический привкус.
  
  Это было не все: он стоял голышом, покрытый похожими на пляшущих человечков символами, и когда повел плечами, то, что он принял за плащ, соскользнуло, свалившись на землю. Искусно содранная целиком человеческая кожа, влажная, сочащаяся кровью.
  
  Хуже всего было то, что никакого неприятия ситуации не было. Мерлин чувствовал себя бодрым, здоровым, поступившим правильно: солнце следует почитать и приносить ему жертвы, чтобы оно освещало землю, дарило урожай и защищало от нечисти.
  
  Никакого ужаса, отвращения и раскаяния, только уверенность в правильности своих поступков.
  
  В голове звучало эхо слов гортанного языка, который он теперь отлично понимал, и все казалось, что величественный Кецалькоатль встряхнет изумрудной гривой, а Мишкоатль, Белый облачный змей, пролетит по небу, унося ночь и звезды, а Тонатиу озарит все сущее солнечными лучами.
  
  Принесенные богам жертвы медленно рассыпались золотым песком под взглядом пытающегося осознать так резко изменившуюся реальность мага. Мерлин стоял на вершине холма долго, и ледяной ветер и собственная нагота его совершенно не беспокоили. Земля под босыми ступнями была теплой и мягкой, он буквально чувствовал, как просыпаются семена травы, готовясь проклюнуться. Ветер обтекал тело, Мерлин дождался, когда песок уйдет глубоко в землю, и направился вниз, искать останки браконьеров. Собрав трупы, Мерлин сжег их драконьим пламенем и полетел домой, размышляя, где приземлиться, чтобы после оборота не ослепить окружающих своими достоинствами. Стесняться ему нечего, но нормы приличия для того и созданы, чтобы человек отличался от скота.
  
  Хорошо хоть, мать помогла: набросила плащ и отвела слугам глаза. В замке его первым встретил котенок, на которого стража поглядывала с опаской и недоумением. Лысое создание, получившее имя Мохнатик, требовательно запищало, намереваясь залезть на ручки. Этуэлл подхватила страшилку и отправила сына мыться, одеваться и есть. А потом в кабинет, рассказывать.
  
  И вот теперь Мерлин сидел, гладил котенка, одетого в пошитую из самого мягкого сукна одежку личной швеей королевы, и грелся, пока Этуэлл переваривала рассказ.
  
  Мохнатик неожиданно встал на задние лапки, опираясь на грудь Мерлина, и зашипел, ударив когтями по шее. На миг магу показалось, что вместо котенка напротив него стоит огромная призрачная черная кошка, увешанная золотыми украшениями. Раздался мелодичный перезвон, а затем словно лопнула завеса, и Мерлин осел в кресле, тяжело дыша.
  
  Неестественное спокойствие лопнуло, развеялось, он неожиданно вспомнил все, что творил, как убивал браконьеров, как приносил их в жертву чужим богам. Мохнатик рычал, и в тонком голоске малыша слышались громовые раскаты гораздо более могучего существа. Маг распахнул сюрко, пряча явно спасшего ему рассудок кроху за пазуху.
  
  Кто бы ни подкинул ему котенка, он сделал доброе дело. В голове теснились знания о другом, чужом мире и стране. Мерлин не жалел о том, что совершал жертвоприношения, но и продолжать привлекать внимание тех богов не собирался. Он смутно помнил огромные ступенчатые пирамиды, скатывающиеся по ним трупы, жрецов в содранных с живых людей кожах, надетых на манер плаща, вырванные сердца, горящие в жертвенном огне, и бесконечные войны за живые ресурсы.
  
  Нет уж. Им такого внимания не требуется. И так хватает собственных чудовищ, одна Дикая Охота и слуа с сидхе чего стоят.
  
  Теперь история с подарком Гента стала еще более мутной. Соображалось плохо, тяжело, но после обсуждения и Этуэлл, и Мерлин пришли к выводу, что есть еще одно дно в этой истории. Третье, четвертое... Непонятно какое по счету, но есть.
  
  То, что Гент был всего лишь исполнителем, понятно. Он передал кожи, а потом ждал в заранее приготовленном месте гарантированного появления жертвы. Он недаром сидел в Брокенском лесу, и манок тоже не с бухты-барахты взялся. А вот кто заказчик... Неизвестно.
  
  Неожиданно громыхнуло, вырвав мать с сыном из мрачных размышлений. В коридоре загрохотали шаги, и в распахнувшуюся дверь ворвался Утер.
  
  - На Амвросия покушались!
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава 13

  
  
  
  
Оценка: 8.60*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"