После случая с золотым слитком, Клепцан смог совершить невозможное - протащил меня, иначе не скажешь, в поликлинику МВД БССР, куда и русскому было сложно поступить на работу. Мне льстило, что я оказался в таком солидном и уважаемом медицинском учреждении. Со мной здоровались старшие офицеры, не говоря уже о лейтенантской братии.
Вскоре я заслужил репутацию доктора, который хорошо знает свое дело. От клиентов не было отбоя. И зарплата в милицейской поликлинике была выше, чем о общегородских. У меня появились деньги, которых мне стало хватать на жизнь. Я мог помогать материально родителям. Постепенно жизнь в Минске начала входить в нормальное русло. В магазинах появились необходимые продукты питания. Люди стали красивее одеваться. Город преображался на глазах. Вырастали новые улицы и жилые кварталы.
До неузнаваемости изменился главный проспект города имени Сталина. По нему начали бегать трамваи с раздвигающимися дверьми. Появились первые троллейбусы. Все, что было связано с войной, постепенно отходили на второй план.
Но недолго пришлось мне поработать в поликлинике МВД. Наступило время еще раз послужить Родине. В военкоматах не смотрели на место жительства и отправляли новобранцев во все концы необъятного Советского Союза. Такая же участь ожидала и меня, если бы не "его величество" случай. Почти перед самым отбытием на службу, в моей жизни вновь появился Клепцан. В один из дней он пригласил меня в свой кабинет для, как он сказал, важной беседы. Он был не один. Напротив его сидел пожилой тучный полковник с грустными глазами. Увидев меня, он несколько удивился. Вероятно, он ожидал увидеть перед собой более взрослого человека.
- Вот это и есть ваш будущий спаситель, - сказал Клепцан. -Ему вы можете целиком доверять. Он отличный специалист.
Оказывается полковник Павлов, так звали этого человека, должен был через несколько дней улетать на южный курорт, но на грех у него сломался верхний протез. Моя задача состояла в том, чтобы до его отъезда этот протез починить. В то время протезы делались из фарфоровых зубов и основательно починить такой протез было очень сложно. Я догадывался, что за приглашением прийти стоит нечто большее, чем только моя работа. Надо ли говорить с каким усердием я принялся за этот ремонт! И мне он удался. Кроме этого, я изготовил для полковника еще и запасные протезы. Я потратил на это почти двое суток. Полковник после примерки протезов, которые подошли ему в самый раз, как-бы невзначай, спросил действительно ли меня забирают в армию. Услышав мой ответ, он спросил.
- Желал-бы остаться в Минске?
- Так точно, товарищ полковник, еще как желал-бы!
- Тогда завтра до обеда приходи по этому адресу.
Павлов протянул мне маленький бумажный листок. В указанное время я увидел перед собой длинный окрашенный зеленой краской забор. Я подошел к проходной со стоящим в нем солдатом и сказал, что меня здесь ждут.
- Как фамилия?
Я ответил.
- Подожди. Сейчас узнаю.
Позвонив куда-то, дежурный сказал, что меня действительно ждет командир части. Рассказал, как его найти.
Перед дверью начальника я аккуратно заправил рубашку в брюки, причесал свои тогда еще пышные волосы. И постучал.
- Входите! - раздалось из-за двери. Я открыл дверь и вошел в большую комнату. За столом сидел полковник Павлов и приветливо улыбался.
- Не ожидал?
- Никак нет, товарищ полковник, - растерянно проговорил я.
- Не робей, мой спаситель. Присаживайся. Значит так, будешь служить в моей части. Ты помог мне, я помогу тебе! Это по-человечески.
- Спасибо, товарищ полковник - бойко выпалил я.
- Спасибо будешь говорить потом. Но не думай, что у тебя будут послабления по службе. Все бумаги на тебя уже готовы. Жди повестки на призывной пункт.
Так я стал служить в одной из частей Минского гарнизона. И служба моя была в одном с родителями городе.
***
Служба началась с прохождения курса молодого бойца. Я с другими новобранцами зубрил Уставы Вооруженных сил. Занимался строевой и боевой подготовкой. Изучал новые виды вооружения, имевшиеся к тому времени в части. Одновременно я охотно выполнял различные хозяйственные поручения и это решило мою дальнейшую воинскую судьбу. После окончания курсов я был направлен в хозяйственное отделение части. Кто служил в армии, тот знает, как велико было ее значение для нормальной жизни личного состава. Служившие в ней солдаты отвечали за вещевое и продовольственное обеспечение. Выполняли различные ремонтно-строительные работы. Иными словами, занималась вполне гражданской деятельностью, что наносило свой отпечаток на состояние в ней воинской дисциплины. Служившие в ней имели больше свободного времени. Меньше подвергались контролю со стороны командиров. Тесная связь с пищеблоком давала возможность получать дополнительные калории. Солдаты других подразделений были этого счастья лишены. Служить в этом отделение считалось большой привилегией и многие стремились в него попасть всевозможными обходными путями. Командовал отделением старший лейтенант Фишман. Он не часто появлялся в расположении своего отделения. Большую часть служебного времени проводил с офицерами части.
Быстро осознав расположение к себе командира, мы почувствовали себя еще более раскрепощенными. Курили, где хотели. Отпускали на животах тесные солдатские ремни. Вальяжно расхаживали по территории части. Лишь в банные дни и в дни завоза продуктов питания нам всем приходилось работать, как говориться, от зари и до зари. Но потом снова наступали дни безделья. В один из таких дней Фишман собрал весь свой личный состав
- Ну, что, лоботрясы! Только и ждете, когда я уйду. Теперь этому конец! Теперь вы будете работать везде, куда вас пошлют. А послать вас могут...-
Очень далеко, товарищ старший лейтенант, - прервал начальника один из солдат. Раздался негромкий смех.
-Ты прав! Очень далеко, если будет на то необходимость. Вот ты, остряк, что еще умеешь делать, кроме как прерывать своего командира?
-Ну, плотничать. Трактор водить.
-Запишем. А ты? - спросил Фишман другого. Очередь дошла и до меня.
- Рубенчик?
- Я много чего могу.
- Ты бы конкретней.
- Могу быть каменщиком, штукатуром, столяром. Могу даже чистить печное отопление.
- И где ты всему этому научился?
- У отца и дяди.
Окончив опрос, Фишман сказал, - Мне поручено из вас организовать строительный отряд. Самым подкованным в этом деле я вижу Рубенчика. Поэтому я назначаю его старшим.
- Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда по местам. Я к командиру.
Работа для нас нашлась скоро. Через день получили первое задание отремонтировать квартиру одного из офицеров части. Загрузив в машину все необходимое, выехали в город. Я, как начальник, сидел рядом с водителем и покуривал папиросу "Беломор". Добравшись до места, сразу принялись за работу. Скоро на стенах комнат квартиры появился свежий колер. Переплеты окон заблестели новыми белилами. Хозяйка была довольна работой и угостила чаем с хрустящим печеньем. Такого чая и печенья в нашей солдатской столовой мы, конечно, не пробовали. Мой стройотряд была нарасхват. Всем офицерам вдруг срочно понадобился ремонт квартир. Начальство знало, что мы брали краску, цемент и прочее из хозчасти полка. Наше дело было исполнять его распоряжения. И мой отряд выполнял работу вовремя и умело.
Спустя год моей службы, полковник Павлов получил повышение и был переведен командиром в другую воинскую часть. И почти сразу моя бригада была расформирована. Поездки в город прекратились. Фишман все чаще стал появляться в расположении отделения. Скоро грянул и первый гром.
***
Служил в нашей части рядовой Филонов. Он был завидного роста с плечами штангиста-тяжеловеса. Как большинство больших людей, был покладистым и спокойным. Он ездил на грузовом автомобиле в город, выполнял хозяйственные поручения. Однажды его остановила пожилая женщина и стала слезно упрашивать подбросить до колхозного рынка мешок картошки для продажи. Использовать машину не по назначению было строго запрещено. Филимонов легкомысленно отнесся к этому запрету. По пути к рынку машина была остановлена военным патрулем для проверки. Филимонов был задержан и доставлен в военную комендатуру города. Назад Филонов прибыл государственным преступником. Начальник политотдела части майор Богуславский дал команду срочно собрать комсомольское собрание. Заранее заготовил резолюцию об исключении Филонова из комсомола. За этим должно было последовать обращение в военную прокуратуру. Были подготовлены и записные ораторы. Обо всем этом я узнал от штабного писаря Болдыря. Он готовил для Богуславского необходимые для проведения собрания документы и был обо всем подробно осведомлен. Раскрыв мне замысел Богуславского, он спросил.
- Послушай, Абрам! Ты мог бы выступить в его защиту? Парень, конечно, виноват. Но не в такой же мере, чтобы и из комсомола, и в суд. Того и гляди стройбат получит. Выступи. Прояви свою еврейскую дипломатичность.
Помню, как у меня сильно застучало сердце. Выступить против замполита? Против второго человека в части?
- А ты сам трусишь?
- Тебе, как с гуся вода. А мне есть что терять. Так как?
Думай, Абрам! На немцев ходил. Нос в нос с ними сталкивался. И не боялся. Так, на войне иначе нельзя. А, может Болдырь прав! Ну, скажу, я в защиту Филонова. Что мне станет от этого? Не засудят, как могут его засудить. И всю жизнь сломать. А, если ему мое выступление на пользу пойдет! Сами-то свои квартиры за государственный счет в порядок приводят. И хоть-бы что! А тут за мешок картошки какой-то...
-Хорошо, Болдырь. Только это..., давай подумаем на что упор делать?
В зале, где должно было состояться комсомольское собрание, сразу увидел Филонова. Он с обреченным видом сидел в первом ряду.
- Как на скамье подсудимых, - пронеслась в голове неприятная мысль. Еще посмотрим, кто кого! Окончательное решение было за собранием, а не Богуславским и его приспешниками. Если собрание откажет в исключении Филонова из комсомола, то не будет и суда над ним. Действующих комсомольцев и коммунистов судить было нельзя. И это мне объяснил Болдырь. Собрание открыл секретарь комсомольской организации. Среди полной тишины он зачитал повестку дня. Вопрос был один. О Филонове. Солдаты, они составляли большинство в зале, хорошо знали Филонова и ему сочувствовали. И часть молодых офицеров тоже готова была голосовать против его исключения. Я знал и это от того же Болдыря. Это придавало мне уверенности. К тому же мне совсем не нравился этот самодовольный и напыщенный замполит. Богуславские приспешники дружно клеймили поступок Филонова. Призывали голосовать за исключение его из комсомола и передачи материалов собрания в военную прокуратуру. Богуславский улыбался. Спектакль шел в соответствии с его замыслом.
-Кто хочет выступить еще? - больше для проформы бодрым голосом обратился к залу секретарь. Зал ответил тишиной.
-Я думаю, что прения можно прекратить! - подал голос майор Богуславский, - Не будем зря время терять. Предлагаю приступить к голосованию!
- Разрешите мне! - неожиданно для себя услышал я свой голос. Я решительно шел к трибуне.
Богуславский удивленно приподнялся со стула, пытаясь определить, кто это осмелился не согласиться с его предложением.
- Рубенчик?! - секретарь ожидал увидеть кого угодно, но только не меня. -Я, надеюсь, ты понимаешь текущий момент?
Встав на трибуну, я увидел перед собой притихший от моего внезапного появления на ней зал.
- Я плохой оратор..., - прокашлявшись, чтобы успокоиться, начал я.
- Давай, не робей! - раздалось из зала.
- Комсомольцы! Мы собрались здесь чтобы обсудить поступок рядового Филонова. Рассмотреть его с разных, так сказать, сторон. А что мы слышим? Мы слышим одно лишь огульное его осуждение! Как-будто у него нет ничего положительного, как у солдата и нашего товарища по службе. Так нельзя. Не такой он плохой, как здесь пытаются нам внушить!
Зал одобрительно загудел.
- Конечно, рядовой Филонов нарушил воинский Устав. Он использовал вверенную ему технику в личных целях. Это, как говорится, неоспоримый факт! Такие вещи делать нельзя, даже если это была старушка! Филонов принизил высокое звание ленинского комсомольца. С другой стороны, все мы знаем его, как водителя, хорошо владеющего вверенной ему техникой. К тому же он знает историю нашей Родины, партии и комсомола. Регулярно читает газету "Правда!
- Рядовой! - раздался резкий голос Богуславского. - Вы, что здесь демагогией занимаетесь! Вы за кого нас здесь принимаете?
- Это правда, товарищ замполит! - храбро ответил я - И самое главное! Если мы дадим согласие на исключение Филонова из наших рядов, он пойдет под суд! И тогда это будет еще большим для него злом, это сломает ему всю жизнь. Об этом узнает вся наша армия! Я предлагаю объявить Филонову строгий комсомольский выговор. Рекомендовать перевести его сроком на три месяца с автомашины в строевую часть. Пусть потаскает винтовку и походит в наряды. Пусть каждый день чистит сапоги и подшивает чистые воротнички! И чтоб стал отличником боевой и политической подготовки!
Я всем своим телом чувствовал на себе злобный сверлящий взгляд замполита. Этот взгляд приковал меня к месту.
- Я все сказал, товарищи.
- Садись, - тоскливо произнес секретарь.
Век себя от волнения я добрался до своего места. Ко мне сразу же потянулось несколько рук с крепкими рукопожатиями.
Богуславский быстро направлялся к выходу.
- Куда же вы, товарищ майор? - растерянно произнес секретарь. А как же голосование?
- Мне здесь больше делать нечего! - майор с силой закрыл за собой дверь. Собрание в своем дружном большинстве было за Филонова. Филонов светился от счастья. Солдаты обступили его со всех сторон. Это была наша общая победа и все ей радовались. Жали и трясли мне руку за мою смелость мои доходчивые слова. Но моя радость продолжалась недолго.
- Рубенчик, к замполиту! - громко произнесенная кем-то моя фамилия сразу остудила мне голову. Ничего хорошего ждать не приходилось. Перед кабинетом Богуславского я поправил гимнастерку и постучал.
-Входи! - раздался раздраженный голос замполита. Он уже знал кто это. Я боязливо открыл дверь.
- Товарищ майор! Рядовой Рубенчик по вашему приказанию прибыл! - и замер по стойке смирно. Вижу, как лицо замполита начало постепенно багроветь от злости.
- Клоуна из себя корчишь! Простофилей прикидываешься! Не позволю! Себя выше меня, выше партии ставишь! Не позволю! Свои еврейские штучки выкидываешь! Не позволю! Своим безответственным выступлением покрываешь преступника! Не позволю! Кто надоумил тебя на этот бред!? Отвечай! - у майора начала истерически дергаться голова.
- Я сам, товарищ майор, - с дрожью в голосе произнес я, ожидая чего угодно, только не в такой форме разнос.
- Врешь! Сообщников скрываешь! Мнение командиров не уважаешь! Много свободы получил! Значит так! Твоего покровителя уже нет. Теперь ты будешь сидеть только по эту сторону забора! Твоя вольная жизнь кончилась раз и навсегда! И каждый твой шаг, каждое твое слово будут находиться под моим контролем! А теперь во-о-он отсюда!
Я мчался от замполита со всех ног. В голове крутилась его фраза про еврейские штучки. Значит ли это, что могли быть ещё "грузинские" и "украинские штучки? Нутром понимал, что не могли быть! В казарме меня ждали.
-Ну, как? Ну, что? -раздавалось со всех сторон.
Я передал содержание богуславского монолога.
-Ничего он не сделает!- уверенно сказал один из солдат.- Не то время. Пошумит и успокоится.
Товарищи по службе поддержали это предположение.
- Хлопцы! - произнес кто-то другой. - А он молодец! Я-бы так не смог! Давайте будем величать его с этого момента "Корчагиным".
- Каким еще "Корчагиным"? - не понял я.
- Ну, это такой герой. Про него писатель Островский книжку написал - прояснил солдат.
Я знал уже одного Островского с его "Грозой". - Какой еще Островский?
-А тот, кто боролся в Гражданскую войну за счастье рабочего класса и умер вследствие этого от общего истощения. А перед смертью написал о себе книгу. В ней назвался Павлом Корчагиным. Наш Филонов тоже из рабочих. Значит ты сегодня тоже сражался за рабочий класс! И тоже проявил в этом смелость. Филонов, я правильно говорю?
- Правильно! Если-бы не ты, Абрам, видать-бы мне небо в клеточку.
- Значит, так и решим. Будешь ты теперь у нас "Корчагиным"!
Сопротивляться было бесполезно. "Корчагин," так "Корчагин."
Сразу после собрания мои отлучки в город было пресечены. Фишман стал чаще появляться в хозчасти и наблюдать за несением мною службы. Через месяц или два после моего заточения в части меня навестила мать. Она уже начала беспокоиться из-за того, что перестал наведываться домой. Меня вызвали на пропускной пункт. Увидев меня живым и здоровым, она обрадовалась и крепко прижала меня к своей груди.
- Слава Богу! С тобой все в порядке. Вот, посмотри, что я тебе принесла? - она разложила передо мной вкусную домашнюю снедь. Когда я закончил есть, она спросила.
- Почему ты перестал приходить домой?
Я рассказал ей о своем выступлении в защиту Филонова, и о том, что мне теперь запрещено покидать территорию части.
-Ты правильно поступил, - сказала мама - Я горжусь тобой. И отец тоже будет гордиться. И Еха, и дядя Лазарь!
Мама ушла довольная нашим свиданием. И я был рад, что услышал от нее одобрение своего поступка.
Не знаю, сколько-бы продолжалось наложенное на меня ограничение передвижения, но мне опять помог случай и не только он один. Быстро прошла осень. Как всегда, неожиданно наступила зима и начался отопительный сезон. В то время в офицерском военном городке, расположенном в стороне от нашей части, в домах было печное отопление. А оно периодически нуждалось в чистке. Густая, жирная сажа накапливалась в дымоходе, и дым устремлялся по пути меньшего сопротивления внутрь жилых помещений. Топка таких обогревательных сооружений превращалась в один ежедневный мучительный процесс. В ту зиму почти у всех офицерских квартир дымоходы вышли из строя. А тут наступили декабрьские морозы. Нужно было принимать срочные меры. Куда обращаться за помощью? В хозчасть к Фишману, которому Рубенчик когда-то доложил, что умеет чистить печное отопление. И вот в один из холодных дней подходит ко мне офицер - связист с легко запоминающейся фамилией Козлов и слезно просит помочь, так как уже нет силы жить в постоянном дыму.
- Не могу.-отвечаю.
- Не можешь?!
- Майор Богуславский категорически запретил мне покидать территорию части.
Офицер ушел, а уже на завтра я был у заместителя командира по хозяйственным вопросам.
- Тут у нас возникла одна проблема, рядовой Рубенчик. Ты уже догадываешься о чем я говорю?
-Так точно, товарищ подполковник, догадываюсь.
- Ну, и молодцом. Так вот командир поручил мне срочно ликвидировать эту проблему. Твой запрет покидать часть он отменил.
- Спасибо, товарищ, подполковник!
- Подбери себе нужное количество людей и завтра же за дело! Да, смотри у меня! Что бы был полный ажур!
- Можете быть уверенными!
Окрыленный важным командирским заданием, я быстро направился к своим ребятам. "Богуславский" запрет приказал долго жить.
На хоздворе части я собрал свою бывшую бригаду. Объяснил, что работать надо будет без дураков. Что работа ответственная. Придется забираться на крыши домов и чистить дымоходы. Желающих оказалось больше, чем в этом была необходимость. Справедливость восторжествовала, и я опять получил возможность свободного перемещения. Теперь я снова мог быть дома, видеть своих родных. А вскоре и Богуславский отбыл из нашей части, как говорится, в неизвестном направлении. Говорили об этом разное и не очень хорошее. В офицерских домах было несколько десятков обогревательных печей. И все их необходимо было обследовать и почистить. Моя команда принялись за дело и уже через неделю около половины печей работало исправно. И тут наступило время выполнения задуманного мною заранее, плана, под условным названием "Дымоход". Я сказал своим помощникам.
- Мы работаем хорошо, но чересчур быстро. Если мы будем работать такими темпами и дальше, то скоро нам придется сматывать удочки. И мы не сможем покидать часть. Вы этого хотите?
- Да, не очень, - ответил солдат Кошкин, который лучше всех справлялся с работой - А что ты предлагаешь?
- А вот что..., - и я рассказал им о своем плане. Отказников участвовать в нем не нашлось.
Я разделил бригаду. Большая часть ее продолжала чистить дымоходы. Вторая, главным в которой я назначил Кошкина, начала проводить "контрольные" проверки уже работающего печного отопления. Хозяева, ничего не подозревая, пускали "проверяющих" в свои квартиры. Под видом повторной проверки состояния дымоходов, мои "бойцы" подкладывали в указанном мною месте мокрые тряпки. Дым вновь начинал просачиваться в жилые помещения. Вновь сыпались жалобы жильцов. И бригада вновь возвращалась туда, где уже работала. Удаление тряпки было делом одной минуты, но затягивалось на часы. Нам торопиться было некуда и не зачем. Мы продлили свою вне гарнизона жизнь еще почти на месяц. Я опасался, что задымление печи после такой "проверки" могло рано или поздно вызвать кое у кого подозрение и дал операции "Дымоход" "отбой." Мой хитроумный план полностью удался. Почищенные дымоходы исправно работали до самого конца отопительного сезона. А тут подоспело и новое задание. Вызывает меня как-то Фишман и говорит.
- Абрам, можешь сделать печку?
- Могу, сложить-отвечаю, а сам думаю, вот вляпался. Да я отродясь этим не занимался, Видел, правда, как делал мой второй дядя Лева, но не больше.
- Нет таких крепостей, которые-бы не взял Корчагин! - продолжаю говорить и чувствую, что постепенно вживаюсь в образ книжного героя.
- Какой еще "Корчагин"?! -не понял Фишман.
- Один такой герой Гражданской войны, который умер в молодом возрасте .
Фишман писателя Островского не читал.
- Ты мне про "корчагина" не гони. Задание командирское!
- Печку-то где ложить?
- Ты как со своим командиром разговариваешь? Совсем про дисциплину забыл!
- Виноват, товарищ Фишман!
Не товарищ Фишман, а товарищ старший лейтенант! И никаких фамилий! Это армия, Рубенчик! Знаешь, где находится овощехранилище?
- Знаю.
- Там и будешь ее строить.
Внутри большого помещения было сыро и холодно. На стенах развелась плесень. В таких условиях хранить овощи было нельзя. Без опытного мастера мне было не справиться с поставленной задачей. Придя в очередной раз на побывку домой, я рассказал об этом отцу. Отец посоветовал мне не унывать.
- Что-нибудь придумаем. -
И придумал. На следующий день работа по постройке печи в овощехранилище началась. Рядом со мной и моими помощниками был дядя Лева. Отец подвез глины, извести. Дядя Лева умело руководил нашей работой. Самую сложную часть печи он клал сам. Через неделю печь была изготовлена и затоплена. А вскоре исчезла и вся плесень. Воздух очистился от сырости. Овощехранилище было готово принимать будущий урожай с колхозных полей. За этот хозяйственный "подвиг" командование части наградило меня и моих помощников небольшой денежной премией. Мы незамедлительно потратили ее в соседнем гастрономе. Владение строительными специальностями и желание работать, помогало мне переносить тяготы солдатской службы. Не раз выручало из затруднительных положений. Однако, не всегда это шло на пользу. Наша часть получила приказ выехать в Магаданскую область для проведения там командно-штабных учений. Предстояла редкая возможность проехать по бескрайним просторам страны. Увидеть новые земли, города, новых людей. Я уже готовился вместе со всеми к отправке, как был снят, как говориться, буквально с поезда. Какому-то военному начальнику вздумалось в это время отремонтировать квартиру.
***
По вечерам я частенько заглядывал в соседний городской клуб, где устраивались танцы. Веселая музыка, множество красивых девушек приятно волновало молодую кровь. Надо признаться, что страсть к танцам у меня проявилась с раннего детства и к призывному возрасту я уже довольно прилично танцевал популярные в то время танго, вальсы и польки. В один из таких танцевальных вечеров я познакомился с одной девушкой. В то время я был строен, подтянут. Ходил легкой пружинистой походкой. В общем, был парень хоть куда. Она тоже хорошо танцевала, и мы стали постоянными партнерами. И вот однажды ко мне подошли трое незнакомых парней.
- Эй, ты, как тебя там! - грубо обратился ко мне один из них - Поговорить надо.
Двое резко взяли меня под руки, и мы оказались на улице. Вокруг никого не было. Они стояли передо мной и нагло ухмылялись.
- Ну, что? Нравится тебе эта девушка?
- А вам какое дело? - я уже понимал, что произойдет дальше. Думал только об одном, чтобы не били по голове.
-Она не для тебя, Абраша, или как тебя там еще!
Молодая кровь ударила в голову - Ах, гады! Вот в чем дело! Я вам покажу на что способен Абраша! - И, как когда-то на базаре Еха, с криком устремился на своих обидчиков. Не ожидая от меня такой прыти, парни расступились. Последнее, что я помню - удар чем-то увесистым мне по голове и яркую вспышку света перед глазами. Когда я очнулся, было уже темно. Желтый свет висевшей надо мной на столбе лампы расплылся для меня в громадное колышущееся пятно. Я попытался встать, но подкосились ноги, и я вновь опустился на землю. Сильно кружилась голова. Цепляясь за стену, я встал и с трудом добрался до казармы. Мой вид напугал товарищей. Я рассказал о том, где и за что был избит. Филонов смачно выругался.
- Значит так, "Корчагин", теперь моя очередь!
Наутро меня отвели в медчасть. Невропатолог не нашел признаков сотрясения мозга. Но оставил в санчасти для наблюдения
-Первые дни после черепной травмы самые опасные, - объяснил он мне свое решение - Вроде-бы больной ни на что не жалуется, а потом внезапно падает и поминай, как звали. Так-что придется тебе немного поваляться в постели, чтобы понаблюдать за твоим состоянием.
Пять дней, проведенные на белых простынях под неусыпным контролем молоденьких медсестер показались мне райскими. Через пять дней, как и говаривал военврач, меня отправили в казарму. Мой молодой крепкий организм быстро справился с перенесенной травмой головы. Я был снова готов к несению службы и к танцевальным вечерам. И этот вечер наступил. Я и следом в небольшом отдалении шли в клуб Филонов и еще трое парней такого же роста и телосложения. По сравнению с ними я выглядел мальчишкой. Я держал в голове слова Филонова:
- Иди смело. В клубе веди себя, как ни в чем не бывало. Мы будем рядом. Если подойдут, делай, что скажут.
Своих обидчиков я узнал сразу. Они стояли у стены и курили. Они узнали и меня. Их физиономии удивленно вытянулись. Они не ожидали, что я вновь осмелюсь прийти. Я увидел свою старую партнершу по танцам и подошел.
- Где ты пропадал?
- Выполнял важное задание командования части. Впрочем, все это ерунда! Давай лучше потанцуем!
Раздались звуки вальса, и мы начали кружить по паркетному полу. Граммофонная музыка стихла. Я провел девушку на место. И интуитивно обернулся. Они были рядом. Окружили меня.
- Видно одного раза тебе мало!
Меня потащили к выходной двери. Краешком глаза я заметил в последний момент, как Филонов и трое его друзей оторвались от стены и пошли следом.
- Где же этот Филонов?! - оказавшись на дворе, взмолился я в ожидании неизбежных ударов.
- Трое на одного! - и тут же услышал басовитый голос Филонова.
Увидев Филонова и рядом таких же амбалов, мои обидчики сразу же стушевались.
- Да, это... он с нашей девушкой шуры-муры заводит. И вот ему, - один из них показал на другого - это не нравится.
-И только?! - голос Филонова становился все раздражённее - Эй ты, хрен моржовый! - один из парней не понравился ему больше всего. - Это тебе не нравится?
Филонов крепко схватил его одной рукой за рубаху, а другой не мешкая с силой ударил в челюсть. А затем в область печени. Филонов знал, как и куда бить. Парень вскрикнул от боли и опустился на колени. Филонов несколько раз отпустил свою увесистую руку на его сгорбленные плечи. Парень ничком свалился на землю. Двое других так же моментально были зажаты друзьями Филонова в железные тиски. Вздрагивали от полученных ударов.
-Так им, так им! - я смотрел за действиями своих могучих заступников с чувством мстительного торжества! Вскоре все было кончено. Корчась и скуля, поверженные попросили пощады.
- Пошли солдат! Нам пора! - сказал он мне, а затем, глядя на побитую компанию, добавил:
- Если пожелаете новой встречи, мы будем рады. Мы здесь неподалеку столуемся.
После этого образцово-показательно отмщения я несколько раз приходил на танцы один. Но ни девушки, ни тех парней я больше не видел. Видно, они запугали мою партнершу, а сами не хотели больше повторения встреч с филоновской бригадой. Чем же еще можно было это объяснить! Я прослужил три года и два месяца. Много разного случалось за это время. Всего и не вспомнишь...