За лесом кедровым
В граде свинцовом,
Под дымчатой тучей бескровной
Белел сивый снег,
Плыл пасмурный брег,
И сумрачный дом стоял ровно.
А в нём в душном зале
Парты стояли,
И чёртова дюжина рук
Вела на бумаге
Престранные знаки
Бестланных и нудных наук.
А в безоком углу,
Прячась в смуглую мглу,
Безголосо сидела она.
Кротка, молчалива,
Бесцветна, пуглива
И постоянно одна.
И глядела туда,
Где серела гряда 
Призрачных острых домов.
А за ними свобода,
Краса небосвода,
И закатов пронзительный зов.
Затаив горьку страсть,
Вожделяя попасть,
Оборвав звонки цепи, туда,
Где нет острых зубов
И шальных кулаков,
Лиха, бесчестья и зла,
Она тешила грёзы,
И терпкие слёзы
Жгли огнём ледовитые скулы.
А мир вокруг стыл,
Яд и гадость таил,
Гнусный, худой и сутулый.
Кровавые очи,
И будто заточен
Прозрачный кукольный нос.
Пряди седые,
Краски скупые,
Всмотрись. Она - альбинос.
Среди люда - изгой,
Истекает виной,
Точно кровью, за грех несодеянный.
Белый ворон лесной
Жил свой век не такой
Как все, кровным братом осмеянный.
Средь афронта и лжи
За спиною ножи
Режут лёгкие, воздух спирая.
ЗверЯм нету дела,
Они душу из тела
Крадут, до измора терзая.
Братья брызгают ядом,
Насмешливым взглядом,
Юля, словно черти, косят.
Неведая края,
День в день обещая
Ждать ей посуленный ад.
Ад наступает,
Лишь  только пронзает
Эфир зловольный звонок.
Она мчит восвояси,
За ней в одночасье
Следует гибельный рок.
В спину - удар,
Отголоски фанфар
Будто пляшут по злым коридорам.
Сверкающий глаз,
Ликующий глас 
Победно восстанет над хором.
Уж кафель багров,
И лютый враг вновь
Махнул кулаком, рыкнув басом.
Разбитая бровь,
И алая кровь
Слилась с её алым глазом.
Холодные плиты,
Шальные бандиты
Наносят удар и теперь,
Но замерли черти 
В преддверии смерти,
Лишь только скрипнула дверь.
Упал гром галопа,
Растаяла злоба,
И эхо за ней улетело.
Остался лишь холод
Гладкого пола
И жалкое девичье тело.
Но схлынули муки,
Лишь тёплые руки
Коснулись худого виска.
Открыв тяжки веки,
Влюбившись навеки,
В тот взгляд, где вздыхает тоска,
Она, хоть и мутную
Улыбку минутную
На губы надела молочные.
Он откинул лоскутную
Прядь изумрудную,
Обнажая зелёные очи.
Чёрный браслет,
Золотой амулет
На шее сверкал в ясном свете.
Значки на кармане,
Рубин в талисмане,
Стальные шипы на манжете.
Пусть мир всё глумливее,
Он был красивейшим
Из живущих под солнцем людей.
Всё же, воистину,
Он был единственным,
Кто улыбнулся ей.
Вздохнув полной грудью,
Взглянув в очи судьбам,
Он произнёс: "Итак,
Зияя ранами,
С такими тиранами,
Бороться нельзя просто так.
Жаждуя крови,
Они наготове
Держат стальные ножи.
Если жил не таким,
Как хотелось бы им,
От расправы ты не убежишь."
"Но ведь ты тоже
На них непохожий," - 
Едва обронила она.
"Я? Верно, тоже,
Но моя непохожесть
Смысла почти лишена.
Есть вОроны белые,
Что чуднО и несмело
Гнушатся своих теней.
И зелёные вОроны,
Собою которые
Стали по воле своей.
Я, признаться, второй,
И за нервной толпой
Я всегда выделяться стремился.
Но сними мишуру - 
Найдёшь лишь дыру
В разбитом изломанном сердце.
Безгрешной природе,
Одна в своём роде,
Ты в ноги ей поклонись.
Гордись, что иная
Живя и пылая,
Что ты уникальна, гордись."
Скользнув в тихом зале,
Бесследно пропали
Отзвуки горького всхлипа.
Напасть отступала,
И она нашептала
Наивно и честно: "Спасибо."