Утро Кисы похоже на вынимание котенка из воды. Котенок знает, что высохнет и будет белым и пушистым опять и буквально, но как в лом быть мокрым сейчас! Что вы со мной делаете?! - думает Грустная Киса, при том, что Киса совершенно не котенок, а длинная роскошная кошка, и сделать с ней разным котярам хочется совершенно кричаще-развратные вещи, - но нет. Сейчас Грустную Кису имеют только морально, причем не кто-то конкретно, кого бы и послать можно было, и в глаз дать, - а абсолютно безличная система, которая только и хочет, что нудно иметь, пережевывать и, кажется, и оргазм у нее от этого какой-то тупой и нудный... Насиловали, так хоть бы с удовольствием, думает Грустная Киса, а на дворе десять часов утра, и какие-то козлы, причем женского пола, кругом ходят. Мрак, в общем.
Однако, - солнце ползет выше, к меридиану, на пересечении с которым оно будет в полдень (хотя мало кто знает, что в здешних местах, путем наворотов летнего и так называемого декретного времени, а так же других прибабахов, полдень случается, когда у людей на часах, мониторах и телефонах около 14.00). Солнце движется, тени укорачиваются, настроение поднимается, обед близится. Шерстка Грустной Кисы обретает здоровый блеск.
О шерстке Грустной Кисы. Грустная Киса - человек, женщина высокого роста и гладкой кожи, и когда она становится на цыпочки и потягивается, вытягиваясь руками к небу, то языком можно провести одну длинную, плавную, но напряженную линию вдоль всего ее тела, от пальчиков на ногах, загорелых и дьявольски молодых, - до ее запястий, тех, что сжимать под ритмичные вздохи можно, когда глаза Грустной Кисы полуприкрыты, а тело, гордо и не стесняясь, демонстрирует свое кошачье происхождение. Но, Грустная Киса, - на той стадии своего развития, о которой мы сейчас рассказываем, - человек, и кошачья прелесть в ней живет по законам шаловливых человеческих самок, у которых шерстка - не везде, но там, где есть - становится тем, что вызывает у человеческих самцов (тех, что восходят на зиккураты, пишут стихи и составляют карты океанских ветров) чувство сродни вздоху при взгляде на горизонт, где море и небо сходятся. Неимоверная похоть, волосатая промежность со щелью плотского буйства и желанием обхватить и сжать всё то живое и милое, что попадет в расщелину бедер, - и то чувство умиротворения, что прикрыто кудрявой порослью, когда Грустная Киса блаженно дышит на нашем плече... Взмах гривой волос, удаляясь после отказа, - и полное доверие к тому, кто перебирает пряди этой гривы, вспотевшей и спутанной и потому