Автобус был набит битком. Потные люди, в шубах, толстых куртках и пальто, пихая друг друга, торопились занять пустующие места. Медлительной старухе никто не уступил. К молодой девушке приставал пожилой безумный мужик:
- На улице дождь? Да? Да? Да-да? Осень на улице? Да? Да-да?
Та ответила кивком головы и отвела глаза. Мужик посмотрел в окно и отрывисто завыл тонким голосом.
Папаша с пятилетним ребёнком беседовали о перспективе на вечер:
- Нет, жвачки ты сегодня не заслужил. Посмотри на себя. Ты уходил из дома в чистых штанах, а возвращаешься в каких? Что, забыл, как их стирал? Забыл? Ну вот сегодня вспомнишь. Будешь драить, пока не заблестят. Что ты сказал? - слов ребёнка отец не разобрал. Рот мальчика был завязан шарфом.
Лица пассажиров не выражали ничего, кроме одиночества. Оно было неодинаковым, это одиночество. Кто-то навзрыд плакал, жалуясь незнакомцу на своё горе, но незнакомец не слушал, а лишь громко смеялся над этим горем. Он смеялся надо всеми, кто находился рядом с ним: над девушкой, над её сумасшедшим соседом, над папашей. Громко, раздражающе смеялся. Лица окружающих морщились: было неприятно слышать этот смех, но длился он недолго: незнакомец вдруг схватился за сердце, глотнул воздуха и умер. Его едва успел подхватить мужчина в кепке. Заглянув ему в лицо, он вымолвил:
- Наконец-то.
Одиночество перерождалось в ненависть, всеобщую, безостановочную. Автобус наполнился криками, спорами, люди толкались, избивали друг друга, кололи ножами и ножницами. Контролёр, рассвирепев, схватила кричащего мальчика лет пяти за горло, отчего лицо его быстро стало красным, а глаза выпучились. Его папаша в этот момент добивал сумасшедшего старика, который продолжал напевать странную песенку. Водитель автобуса не выдержал накала злости и на всей скорости врезался в столб...
...Из автобуса вышла молодая девушка, папаша и женщина с мальчиком. Последние долго косились на девушку. Та улыбнулась мальчику.
- Я догоню! - крикнул он уходящей матери и не спускал с девушки глаз, пока та не скрылась за поворотом...