Такие мысли у Грустной Кисы, но мыслей, на самом деле, больше, поэтому отдыхать становится жизненно необходимо. Четыре часа ночи, их же - утра, мысли вразброд и заплетаются, так же, как и слегка язык, и не только от разговоров он устал, так же и губы распухли, и не только верхние... Утро накатывается... Что с головой-то завтра будет?
Утро Кисы похоже на вынимание котенка из воды. Котенок знает, что высохнет и будет белым и пушистым опять и буквально, но как в лом быть мокрым сейчас! Что вы со мной делаете?! - думает Грустная Киса, при том, что Киса совершенно не котенок, а длинная роскошная кошка, и сделать с ней разным котярам хочется совершенно кричаще-развратные вещи, - но нет. Сейчас Грустную Кису имеют только морально, причем не кто-то конкретно, кого бы и послать можно было, и в глаз дать, - а абсолютно безличная система, которая только и хочет, что нудно иметь, пережевывать и, кажется, и оргазм у нее от этого какой-то тупой и нудный... Насиловали, так хоть бы с удовольствием, думает Грустная Киса, а на дворе десять часов утра, и какие-то козлы, причем женского пола, кругом ходят. Мрак, в общем.
Однако, - солнце ползет выше, к меридиану, на пересечении с которым оно будет в полдень (хотя мало кто знает, что в здешних местах, путем наворотов летнего и так называемого декретного времени, а так же других прибабахов, полдень случается, когда у людей на часах, мониторах и телефонах около 14.00). Солнце движется, тени укорачиваются, настроение поднимается, обед близится. Шерстка Грустной Кисы обретает здоровый блеск.
О шерстке Грустной Кисы. Грустная Киса - человек, женщина высокого роста и гладкой кожи, и когда она становится на цыпочки и потягивается, вытягиваясь руками к небу, то языком можно провести одну длинную, плавную, но напряженную линию вдоль всего ее тела, от пальчиков на ногах, загорелых и дьявольски молодых, - до ее запястий, тех, что сжимать под ритмичные вздохи можно, когда глаза Грустной Кисы полуприкрыты, а тело, гордо и не стесняясь, демонстрирует свое кошачье происхождение. Но, Грустная Киса, - на той стадии своего развития, о которой мы сейчас рассказываем, - человек, и кошачья прелесть в ней живет по законам шаловливых человеческих самок, у которых шерстка - не везде, но там, где есть - становится тем, что вызывает у человеческих самцов (тех, что восходят на зиккураты, пишут стихи и составляют карты океанских ветров) чувство сродни вздоху при взгляде на горизонт, где море и небо сходятся. Неимоверная похоть, волосатая промежность со щелью плотского буйства и желанием обхватить и сжать всё то живое и милое, что попадет в расщелину бедер, - и то чувство умиротворения, что прикрыто кудрявой порослью, когда Грустная Киса блаженно дышит на нашем плече... Взмах гривой волос, удаляясь после отказа, - и полное доверие к тому, кто перебирает пряди этой гривы, вспотевшей и спутанной и потому, - почти общей... Их много - видов и настроений шерстки Грустной Кисы. Мы только начали писать об этом, - а нам уже не дают покоя пушок на ногах, ставший от солнца пшеничного цвета, и за несколько часов секса делающаяся колючее подмышка, - и вызывающая этим взбалмошный восторг, и совершенно незаслуженный нами (но созданный для нас) волосяной покров того места Грустной Кисы, коего не перестанут домогаться толпы мужиков, сколько бы она (кокетничая) не сетовала на это...
Но - хватит высокого стиля, и вспомним о том, что на Грустную Кису накатывается полдень.
Грустная Киса идет обедать.
Уделим один абзац географии. Место расположения того места, где среди всяких козлов преимущественно женского пола мучилась Грустная Киса, можно было бы назвать наицентральнейшим центром центра города. Практически любая организация счастлива была бы иметь офис там, где на Грустную Кису накатил полдень. (Вменяемый читатель заметил, что через одно-два предложения наша интонация неминуемо бы назвала Грустную Кису Маргаритой Николаевной. Однако, - и не особняк это, и не приедет нижний жилец "из заседания", и не май у нас, а июль, и не парится никто над обгорелой тетрадкой... Счастья у Грустной Кисы тоже нету, но не по тому поводу. Так что - продолжим). География такова, - если сделать несколько шагов вверх (город здесь бугрист) от пластиково-сайдингового крыльца офиса, мы попадем ко входу в потрясающий оазис советского сервиса (аллюзии о градациях свежести гоним!) - столовую администрации того самого наицентральнейшего района. Туда и движется Грустная Киса, а самцы человеческие оглядываются, - ноги у Кисы ниже колен открыты. Колени тоже видны, но не выше. Грустная Киса знает, - если одеться так, как все девчонки одеваются для ловли самцов, - ее саму и поймают, и увезут, и весь мир подарят, и на коленях ползать будут. Она знает, пробовала, и решает - а готова ли еще раз? Пока не решила, - мужики только смотрят, и только самые отвязные кидаются с предложениями. Таким образом, Грустная Киса в столовой советских (советских, советских, - какими же им еще быть) служащих одна, патологически завистливых барышень из ее офиса следом не увязалось, ей грустно и она хочет есть.
А дальше все произошло так.
В столовой, хоть и советской, наличествовал дружелюбный сервис и официантки, и Грустная Киса, как всегда, уселась за почти самый свой любимый столик (самый любимый был уже занят) и просто как в нормальном ресторане, с достоинством и успокоением, стала ждать. Официантка появилась, Грустная Киса сказала, чем из меню она хочет насытиться, официантка сказала, что это - без проблем и быстро будет, так как всё съесть еще не успели, и тут за столик Грустной Кисы подсела девочка.
Девочка взяла со стола меню, вложенное в полиэтиленовый файлик, и стала смотреть на него. Грустная Киса не была уверена в том, что девочка читает его.
"Девочка" - назвала про себя Грустная Киса это существо, потому просто, что другое как-то не клеилось к этому четырнадцатилетнему подростку. Всё то, чем цепляла мужиков Грустная Киса, в этой девочке уже было, но было и какое-то гордое упоение превосходством своего возраста. Пока что всё в этом существе говорило "Да ну вас, взрослые!..", хотя само существо легко и в пол-оборота могло склеить себе любого президента так же шутя, как это делала Мэрилин Монро. Существо изучило меню: полиэтилен или названия блюд, - неизвестно, а потом переместила фокус внимания на Грустную Кису.
- Выбрала? - спросила девочку Грустная Киса, попытавшись взять дружественно-покровительственный тон. Ей это не совсем удалось.
- Еду? - спросила девочка. - Да.
Грустная Киса судорожно подумала, о том, что ей делать дальше. Сама девочка, то, как она выглядела, то, что она сказала, и голос ее - берущий и имеющий какую-то несомненную связь с рисунком и цветом ее глаз, - окончательно выбили ее из колеи еженедельной тягомотины офиса, что остался в двадцати всего метрах южнее.
- Я тоже, - сказала вдруг Грустная Киса, и совершенно неожиданно хихикнула. Этим двукратная разница в возрасте сразу и окончательно из контекста их диалога была удалена.
Принесли Грустной Кисе и взяли у девочки заказ. Произошел традиционный обмен получившего с ожидающим, - да только это обмен у пар под вечер, с романтикой перед сексом традиционен, а тут в полвторого дня, в столовой, девочка-подросток с торчащими и видимыми и через бюстгальтер, и через топик темными сосками такими же темными и налитыми губами берет с вилки, протягиваемой роскошной загорелой женщиной что-то красно-бело-зеленое - кто там спросит, из чего у них салат! - и еще языком подхватывает, а этим всем советским работникам будто ничего и не видно!...
Грустная Киса воровато оглянулась по сторонам, - когда сама выдохнула перехваченное этой девочкой дыхание. Самое интересное, что эти самые работники советские, вроде бы, действительно ничего и не заметили, - то ли все навыки наружного наблюдения потеряли, то ли так зарапортовались о своем облике строителя черт знает чего, что и совсем возбуждаться перестали на пару ласкающихся женщин.
Тут официантка поднесла и то, что заказала девочка, набор тех же салатов, а девочка, выпрямившись, сказала Грустной Кисе:
-Пойдем?
Тут морок сошел на несколько секунд с Грустной Кисы, и она, как из воды вынырнувшая, максимально, как ей показалось, трезвым взглядом уставилась на девочку, с которой уже готова была пойти куда угодно, на что угодно и даже - еще кого-нибудь с собою прихватить.
- Как тебя зовут? - задала девочке Грустная Киса вопрос, который, по ее смертельному убеждению в ту секунду должен был прояснить сразу и всё.
- Саша, - сказала девочка, и Грустная Киса с облегчением и радостью отдалась накатившей на нее судьбе.