Аннотация: Не попадем ли мы в ловушку наших генов?
Ловушка
Мы с Димкой учились вместе на биофаке Московского университета, на "молекулярной биологии". Не могу сказать, что он был всеобщим любимцем, в том смысле, что все от него без ума были, но было в тихом улыбчивом Дмитрии Смирнове что-то, что к нему притягивало. Спокойствие, наверное. Он никогда не выходил из себя, хотя многие - и я один из первых - любили над ним подшучивать. Он приехал откуда-то с небольшого городка в Архангельской области, рос в религиозной семье - то ли староверов, то ли Свидетелей Иеговы, то ли еще какой-то секты, я в этих сектах не разбираюсь. Особой религиозности за ним, впрочем, тоже не замечалось.
- Дим, - пытался задеть я его, - а как ты вообще умудрился пойти в молекулярную биологию? У вас же в общине все сурово, предопределение и все такое, и даже переливание крови нельзя делать, чтобы не мешать свершиться судьбе, разве не так?
- Это ты сейчас нас с кем перепутал? - спрашивал Дмитрий.
- Понятия не имею, - отвечал я. - Я совершенно не разбираюсь в религиозных течениях!
- Нет у нас ничего такого, - он смотрел на меня своими серыми глазами, - наоборот, человек обладает свободой воли. Способностью понять, что происходит, и никто и ничто не может его этой самой свободной воли лишить.
Дальше следовало перечисление соответствующих мест Священного Писания.
Не могу сказать, что учеба давалась Смирнову легко. Он часто просил меня объяснить какие-то непонятные моменты, брал скорее усидчивостью, скрупулезностью и любовью к науке. Но надо отдать ему должное - он мог разбираться в теме дольше других, но уж если разбирался, то лучше всех других!
Наша любимая биология, или Life science, как ее стали называть, в то время бурно развивалась, открытия следовали одно за другим, уже испытывались принесшие впоследствии успех методы лечения рака. Генетические заболевания еще не лечили, но многие больные могли вести нормальную жизнь, принимая вновь созданные лекарства. Московский универ не то чтобы выбивался в мировые лидеры в данном направлении, но знания давал вполне приличные. Будущее молодых биологов казалось безоблачным, тем неожиданнее и больнее для них оказался "Тоскливый кризис" 2037 года. Инвестиции в биомед сокращались, как и рабочие места в наукоемких областях.
Поняв, что продолжить образование в университете у него не получится, Дbvrf огорчился, но в депрессию не впал. А вскоре нашел себе место начальника лаборатории в клинике небольшого городка Каменске, где-то в Поволжье. У меня тоже были проблемы, уехать за границу по программам обмена не удалось. Впрочем, я поступил в аспирантуру на своем биофаке, и надеялся, что не все еще потеряно.
- Ничего, - Смирнов утешительно хлопал меня по плечу, - кризисы не вечны, все образуется!
- Это я тебя утешать должен!
Димка только улыбнулся:
- Вот честное слово, мне не привыкать жить в небольших городках! - и повторил: - Все образуется, не вешай нос!
И действительно образовалось: в своей лаборатории новый начальник обнаружил оставшийся в наследство от тучных времен остался неплохой комплект оборудования, вместе с амплификатором и секвенатором, старенькими, чуть и не десятилетней давности, но вполне рабочими, он и вовсе повеселел и начал знакомиться с местными достопримечательности.
Достопримечательностей в тихом городке с двадцатипятитысячным населением Дмитрий Смирнов обнаружил две.
Первой оказалась местная трамвайная линия, чуть ли не первая линия трамвая в Поволжье, открытая еще до революции. Вагончики (наверное, оставшиеся с тех самых дореволюционных времен) поднимались на вершину холма над Каменкой и резво с нее спускающаяся. К сожалению, у местного трамвая существовал печальный недостаток - почти каждый год под колесами трамвая кто-нибудь погибал. Падали с обрыва на рельсы, задумывались и не замечали повернувший из-за угла вагон кончали жизнь самоубийством... После очередного печального события в городе закипали новые страсти. Общественность требовала закрыть линию-убийцу, тем более, что особой транспортной роли в городе трамвай не играл. Но тут же в ответ активизировалось и общество защиты памятников, стремившееся сохранить историческую достопримечательность в неприкосновенности. Мэр с тоской наблюдал за страстями, но, так как проще было ничего не делать, линия оставалась в неприкосновенности.
О второй достопримечательности Каменска знал только сам Дмитрий. Звали достопримечательность Мария Ремизова, ей было 19 лет, она работала лаборанткой в Димкиной лаборатории и была его единственной подчиненной. Отца Мария не помнила, мать когда-то давно погибла под трамваем, что печально связывало девушку с первой достопримечательностью города. Жила она у дяди и очень хотела пойти на биологический факультет. Так что молодой человек очень скоро стал активно готовить юную коллегу к поступлению.
Однажды, объясняя, как ученые ищут гены, связанные с той или иной болезнью, Дима в качестве контрольной группы взял сохранившиеся в клинике образцы крови людей, погибших под трамваем. Образцов было немного, всего семь, и ожидалось, что между ними не будет выявлено никаких совпадений. К удивлению Смирнова, совпадения обнаружились! У всех погибших в небольшом практически не изученном гене на длинном плече второй хромосомы нашлись две замены нуклеотидов - в пятнадцатой и сто первой позициях. Смирнов посмеялся над результатом и объяснил девушке про статистическую недостоверность малых выборок и забыл о эксперименте. Но пару недель спустя трамвай сбил заезжего велосипедиста, и Мария настояла на проверке его ДНК. Загадочный ген у бедняги содержал уже знакомые две замены.
Обо всем об этом Димка писал мне с легкой улыбкой, мол, надо же, бывают такие совпадения! А вот Маша, судя по письмам Смирнова, была вне себя от счастья! Еще бы, они совершили великое открытие! На правах первооткрывателей молодые люди обозвали ген TRAP - Tram Accident Purines (в измененном гене менялся аденин на гуанин). Понять, за что же отвечает этот, ген ребятам не удалось. Он кодировал регуляторную РНК, и попробуй найди концы, на что она влияет! Тем более в клинической лаборатории в маленьком городке! Это удачно найденное название (trap переводился с английского как ловушка) так понравилась молодой лаборантке, что она и слышать не могла о том, что замены в этом гене - простое совпадение!
- Как это работа неясна! - возмущалась Мария. - Очень даже ясна! Это ген-ловушка! Он приводит прямо под колеса трамвая!
Димка всеми этими великими открытиями был слегка озадачен, и написал мне с просьбой поискать в базах какие-нибудь публикации, посвященные данному гену. Я повеселился, но с ответом не затянул. Не забудь, напоминал я Дмитрию, что в Каменске может быть повышена частота этого гена. Он же, кажется, находится в Мордовии? Или в Марий-Эл? Короче, у вас же там финно-угры издревле жили, да и сейчас живут, так? Потом, гены должны передаваться по наследству, так что очень интересно было бы посмотреть на семьи, в которых смерть под трамваями стала наследственным заболеванием. Димка смущенно объяснил, что проверить наследственность не удалось, почему-то все погибшие оказались одинокими людьми, или же, как в последнем случае, приезжими, их родственники просто не были ему доступны. А на полноценное исследование всей популяции Каменска у него просто не было средств. Впрочем, он взял образцы у некоторых сотрудников клиники, включая себя и Марию. TRAP нашелся только у лаборантки, а учитывая печальную историю с ее матерью...Я развеселился еще больше, но данные обязался поискать.
А потом погибла Маша. Под трамваем. Возвращалась домой из лаборатории, поспорила с кем-то из сверстников, потолкались, нога подвернулась и она съехала с холма прямо на рельсы.
Дмитрий очень сухо сообщил мне об этом, но было в его письме что-то такое, что заставило меня бросить все дела и поехать в Каменск спасать приятеля.
Мы сидели в кафешке, и Дмитрий Смирнов был такой же, как и всегда, только какой-то... заиндевевший, что ли.
- Теперь линию наверняка разберут, две смерти почти подряд, мэр уже обещал по телевизору - сказал Димка. Посмотрел на меня и вздохнул: - Спасибо, что приехал, хотя ты зря волнуешься. Ты же знаешь мое воспитание, я не могу сделать с собой ничего.. такого. Понимаешь, я даже не знаю, любил ли я ее или нет. А вдруг я и влюбиться то толком не успел?
Он посмотрел на стопку с водкой и продолжил:
- Мне постоянно кажется, что найдя у Маши этот самый TRAP, я просто обязан был как-то предупредить об опасности трамвая лично для нее. Что она в группе риска, ну, как больных после генетических анализов предупреждают. Понимаю, что это звучит смешно, но ничего не могу с собой поделать.
- Ты же знаешь, что все это чепуха, что ваш TRAP - это просто совпадение, что гены не отвечают за уличные происшествия с трамваями. - мягко сказал я.
Димка кивнул:
- Как не знать. Гены не программируют человеческую жизнь, но отвечают за предрасположенность, - он попытался спародировать голос нашего профессора, но у него это как-то неудачно получилось, уверенности не чувствовалось. - Конечно, за предрасположенность. А дальше роль играют воспитание, окружающая среда, случайности, а также сам человек, конечно же, сам человек... Нигде в генетическом коде или в протеоме нет записи того, что человек утонет, или что он выпадет из окна. Там может быть только записана его способность к плаванию, плохая или хорошая, или предрасположенность к судорогам ног. Или склонность к головокружениям на определенной высоте из-за специфики вестибулярного аппарата, или рассеянность, или что-нибудь еще. Какая же тут детерминированность, никакой детерминированности верно? Если у тебя предрасположенность к судорогам, просто не плавай, проблемы с вестибулярным аппаратом - не поднимайся выше пятого этажа, все так просто! Но возможно ли это в нашем мире?
Он решительно опрокинул стопку и невесело усмехнулся:
- Мы становимся страной равных возможностей. Совсем равных. И мир вокруг нас - он тоже становится совсем равным. Мы живем в одинаковых домах, ходим по одинаковым улицам, ездим на одинаковых машинах. Мы получаем примерно одинаковое образование, и у наших родителей примерно одинаковые представления о воспитании. Роль воспитания и окружающей среды в нашем обществе нивелируется. Да, наверное, папуасы в своей Папуа - Новой Гвинее живут по-другому. Но мы-то не в Папуа, мы тут - он обвел руками бар. И раз все прочие факторы нивелируются, то генный код выходит на первое место. Да, это очень просто - не плавать и не забираться выше пятого этажа. Но где ты сейчас найдешь город без бассейна, уроки плавания в школах обязательны по указу президента, да тебе самому будет стыдно не ходить в бассейн, если все твои знакомые, коллеги по работе, соседи туда ходят. Где ты найдешь город без хотя бы пятиэтажных зданий, и неужели ты откажешься от работы только потому, что офис находится на седьмом? Да ты и сам себя засмеешь, все предупреждения о предрасположенности к головокружениям моментально забудутся. И вот уже крохотная вероятность, записанная в твоей ДНК, начинает расти. И она растет и растет, и она уже не вероятность, она уже проклятие, которое в один момент - бац! - претворяется в жизнь.
- Дим, - я мягко коснулся руки товарища, но тот руку убрал и замотал головой:.
- Нет, дай договорить! Проклятие срабатывает, а мы смотрим в свои секвенаторы и амплификаторы, видим, что ген на пятой хромосоме способствует падению из окна, два гена на десятой и двадцать первой - утоплению, а замена двух нуклеотидов в Trap - к гибели под колесами трамвая. Мы это видим, но не верим, и в итоге окончательно захлопываем ловушку, раз не слышим никаких предупреждений. А я был обязан обратить на это внимание и предостеречь Машу, обязан, а мы только посмеялись совпадению...
Я не знаю, что влияет на эти попадания под трамвай. Возможно, рассеянность. Или люди не слышат трамвайные звонки, частоты их не воспринимают. Или, когда скатываются с обрыва, не хватает цепкости и ловкости ухватиться за кусты, тогда вообще этот трамвайный ген работает только тут в Китохоа. Какая разница?
- Ты не виноват! - сказал я. - Ты же сам себе противоречишь! Ты же всегда говорил, что человек обладает свободой воли! А сейчас ты загоняешь все человечество в ловушку предопределенности!
- Ловушка - она не в генах. Она у нас в головах, и я в нее попал. И Марию утащил за собой. Я виноват в том, что свободой своей воли не воспользовался, побоялся быть смешным. Решил быть как все...
- Дим, ты просто устал, - вздохнул я, - ты много работал, тебе надо отдохнуть. Ты давно мечтал съездить на курорт, поезжай. К Аранянам в Геленджик, они давно зовут нас всех в гости. Я с ними уже созвонился. А я проведу исследования TRAP до конца. Обещаю. Поезжай.
- Спасибо еще раз. Хотя какая тут работа? Тут и есть курорт по сравнению с нашим университетом. Но ты зря беспокоишься, я поеду. И я действительно не прыгну из окна и не утоплюсь. Я просто хочу грустить. Завтра, послезавтра, через неделю и через год. И так далее. А сегодня я еще и напьюсь. Это наверняка записано в моей девятой хромосоме или где-нибудь еще, но мы и в это не поверим. Правда, смешная шутка?
Смирнов уехал через пять дней, а я, как и обещал, продолжил его эксперименты. В первую очередь, перепроверил результаты Димки по людям, погибшим под колесами трамвая. Все результаты ожидаемо подтвердились, он был аккуратистом. После этого занялся генетическими тестами среди прочего населения Каменска, включив его в свою программу исследований предрасположенности к раку. Люди очень охотно присоединялись, в маленьких городках любят исследоваться, особенно задаром. Естественно, свои задачи я тоже решал, но попутно и проверял вторую хромосому на наличие "трамвайного гена". Уже через пару недель после отъезда друга на курорт, можно написать ему о первых результатах:
"Представляешь, больше ни у кого ваш трамвайный ген обнаружить не удалось. Наверное, потому, что в мэр Каменска выполняет свое обещание, и линию начали разбирать. Кроме того, еще в паре исследований удалось найти информацию о схожих мутациях. Судьбу одного человека мне установить не удалось, а второй - ты будешь смеяться - упал на рельсы метро. Как ты думаешь - можно рассматривать метро как обобщенный трамвай?
Если серьезно: я по-прежнему не верю, что тут есть какая-то закономерность. Но в любом случае - тебе удалось найти замечательный курьез природы, вне всякого сомнения, достойный публикации. Так что пиши статью! И помни - кризисы, какими бы "тоскливыми" они не были, заканчиваются. И важно, чтобы тебя не забыли, чтобы ты смог вернуться в серьезную науку. Пиши статью Дим!"
Смирнов не ответил. Я подождал еще пару дней, потом не выдержал и позвонил. Мобильный не отвечал, а Карен Аранян сказал, что Дмитрий Смирнов уже неделю, как их покинул. Нет, он не сказал, куда он направился. Да, скорее всего, вернулся назад в Москву, или где он сейчас живет. Извини, а что у вас там случилось?
Ни в Москве, ни у кого из их общих университетских знакомых Димка не объявился. Я даже написал на родину Смирнова, но ответа так и не пришло, а телефонами в его общине не пользовались. Но самым неожиданным оказалось то, что Дмитрий на самом деле просто уволился из своей клиники, а не взял отпуск. И я решил прекратить поиски приятеля, который явно не хотел, чтобы его искали. В конце концов - у него есть та самая свобода воли.
Возможно, что он нашел место в какой-нибудь научной лаборатории, тогда его имя обязательно должно было всплыть в какой-нибудь статье. А, может, просто сумел-таки найти город, в котором нет бассейнов и домов, выше третьего этажа, а в качестве транспорта используются совершенно безопасные для него трамваи. Город, в котором он может грустить вечно.