|
|
||
Смысла мало,ошибок много. Старая добрая сказка. И очередной взгляд на нее. О дипломатических тонкостях, неудобных лестницах и завистливом менестреле. Вместо аннотации: Здравствуй,дорогой читатель.Хочу тебе я предложить свой скромный текст.Он хоть и мал,но говорят, неплох весьма. И повествует о царевны интересной судьбе,что измнеялась, воле автора послушна. А так же будет там рассказ о дружбе истиной,испытаньями тяжкими проверенной, да о вороге злобном и тайном. И будет все о призрака судьбе нелегкой, да о шуте пронырливом, что ход истории не раз менял под настроение свое.И слов игра переводимая, но, языков лишь знатокам понятная. А кочится все, как и полагается по канону сказочному, свадьбою громкою, на весь обязательно мир и счастьем всеобщим... СТЕЕЕБ! ЧЕРНОВОЙ ЧЕРНОВИК ЧЕРНОВИКА. ЗАКОНЧЕНО. ПОЛНОСТЬЮ |
В некотором царстве, в некотором государстве ... (так начинается любая сказка, значит, и мы не будем отходить от канона ... пока) жил-был царь, точнее, два царя соседа. В общем, жили они - не тужили и даже иногда дружили. Звали их Дормидон и Долдон. Воспитывали детишек сами. Ибо их жены-королевы были сестрами и, разродившись, тут же дружно померли. И остались у Дормидона дочка, а у Долдона три сына-молодца: старший Федот - наследник, средний Елисей был- так-сяк и младший - Иван, за глаза любимый (глаза у него, в смысле, мамины были). И вот однажды (во время очередного ежемесячного приступа дружбы под шашлычок с коньячком) пришла им идея поженить детишек и объединить владения под мудрой рукой (чьей они в процессе разберутся). На том и порешили. Когда невеста хороша и молода (в нашем случае она была жаба жабой во всех смыслах), то и проблем не возникает, тем более, и возраст вполне подходящий. Принцесса Пульхерия (что означает 'красивая' - вот ведь насмешка судьбы!) была счастлива от подобной перспективы и уже готовила брачный наряд. Наивная! Принцы же, напротив, восторгов не разделяли (ну, оно и понятно) и стали думу думать, как бы им и не жениться, и батюшку любимого с дружкой не обидеть. Правду говорят: 'одна голова - хорошо, а две лучше'! А уж где трое собрались .... Ну, вы поняли! И думали они, думали аж три дня и три ночи (а как вы хотели, так положено) не просыхая (в смысле, не переставая) и надумали. Пришли они к царю-батюшке, упали ему в ноги (ага, свои-то не держат) и начали: - Не вели казнить, вели слово молвить, государь-отец! - хорошо так начали, душевно и дружно, что даже псы на псарне поддержали этот почин согласным подвыванием. Царь болезненно поморщился (нечего было вчера с Дормидоном за вечный мир во всем мире пить) и сделал сыновьям знак замолчать. Тут же встрепенулся спавший на последней ступени лестницы, ведущей к трону, палач. - Звали, Вашество? - рявкнул он (вот кто всегда готов). С соседнего парного трона раздался храп, сопровождавшийся жутким треском, и к подножию его скатилось тело ... при внимательном рассмотрении оказавшееся Долдоном. Пока творилось все это безобразие, Дормидон тихонечко (вот партизан!) достал из специальной секретной секции в троне бутыль с рассолом и жадно к ней присосался (сушняк-с, однако). Наконец, все постепенно успокоились. Дормидон пришел в благостное состояние. Долдона подняли, отряхнули, усадили на трон, вручив все полагающиеся царские регалии: скипетр (которым он тут же принялся чесать спину) и покореженную державу (она тут же вывалилась из трясущейся руки и откатилась под ноги заскучавшему палачу). - Итак, дети мои, я вас внииимательно слушаю, что же того произошло, что вы ни свет ни заря вломились в тронный зал, напугали гостя нашего дорого (согласный кивок) во всех отношениях (чтоб ему поганцу икалось - весь запас веницанского, зараза, выжрал в одну морду) и оторвали нас от дел важных, государственных? - Батюшка ты наш любезный, светоч разума, торжество справедливости! - снова дружно заголосили сыновья, бухнувшись на колени. - Ну, будет, будет, - успокоил их царь, - излагайте, дети мои! -Недостойны мы чести такой, милостиво соседом нам оказанной. Не может ни один из нас в жены взять Пульхерию-девицу. Не соответствует никто требованиям ей заявленным. Призадумались цари, опечалились - выгодный союз срывается. Думали час, думали другой. На исходе третьего часа не выдержал кат и выступил вперед. - Государь-кормилец, разреши слово молвить! - и, дождавшись милостивого кивка от обоих, продолжил. - Есть в сокровищнице лук волшебный. Его дед ваш Великий Горох-царь у хана степного Батырбека Ужасного в свое время отнял с полным колчаном. И если доброму молодцу завязать глаза, раскрутить его как следует, а после дать в руки лук и стрелу, это куда последняя полетит, там и судьбу искать надо. Во дворе стали собираться охочие до развлечений. Принцы же жребий кинули, кому на хозяйстве быть, кому счастья пытать. Выпало старшему остаться. И вот завязали глаза среднему брату, раскрутили его всей дружиной и дали лук со стрелой. Натянул он тетиву и отпустил. Зазвенела стрела, запела и унеслась в дали дальние за горы высокие. Проводили ее взглядами задумчивыми, и пошел царевич собиратися в путь-дорогу дальнюю. Младший сын пустил стрелу. Зазвенела, запела тетива, и унесло стрелу за поля бескрайние, за леса дремучие. Ткется полотно судеб, вплетаются новые нити. Что ждет витязей отважных в краях чужедальних!? Неведомо то ни им самим, ни волхву приглашенному. Лишь, стоя в тени, улыбается загадочно Дева-Судьба, и ждет с нетерпением их Дорога. Провожали путников всем миром. Напутствовали их цари-батюшки, благословляли волхвы и священники. Дева Пульхерия обнимала и целовала по обычаю стародавнему и плат вышитый каждому подарила. Три дня и три ночи прошло, как отправились витязи за сужеными своими судьбой предначертанными. Тоскливо и скучно было во дворце царском. Не играли гусли-самогуды, не резвились скоморохи приглашенные. Замерло все. Маются цари от скуки и двор вместе с ними. Сонные все бродят, недовольные. Царевна в покоях своих сидит, плат свадебный вышивать заканчивает. Даже на послеобеденные прогулки не выходит. Хотя поговаривают, выходит она ночами темными, бродит по коридорам дворцовым аки тать, челядь пугает, все принца отлавливает. Надеется, горемычная, что женится он все ж на ней. Ведь выбора пока иного нету у него. Только бегает он от нее все это время и вполне успешно. Не хочет в принципе пока жениться, ответственность на себя брать. Вот и видят его то у казармы, то у конюшни, то в кабинете отцовском, а как уходит он - то тайна великая, никому неведомая. Уже цари наши горемычные и в лапту играли, и в шашки, и в шахматы и в карты. Во время последней партейки в карты проиграл Дормидон царство свое Долдону, а отыгрывать не хочет. Лень. Да и ощтщ они после совета очередного объединить царства свои в одно и назвать его Дорлмидония. Уже и документы все подписаны, и заклятые соседи-союзники оповещены, и большая праздничная гулянка назначена. ***** И вот день заветный наступил. С самого утра вся челядь носится, как в одно место укушенная. Столы устанавливают, напитки-яства готовят. Дружина форму парадную из сундуков достает, оружие до блеска начищает, проход парадный репетирует. В общем, все делами важными заняты. Никто скукой не обижен. И цари наши готовятся. Девки сенные мантии их парадные вытряхают да гладят. Цирюльники лучшие прически парадные им делают. И лишь старший сын, делами да заботами государственными обремененный, с первыми петухами поднялся и до сих пор не емши в кабинете сидит, дела да проблемы текущие в поте лица разрешает. Наконец все готово к пиршеству знатному. Столы от угощений ломятся, воинство в строю парадном стоит, оружием воинственно бряцает. Идут государи по проходу в одеждах парадных, по случаю сему положенных каменьями драгоценными да вышивкой богато разукрашенными. Короны на головах огнем горят. Выражения лиц хранят гордые да надменные, протоколом стародавним положенные. Все идет по плану заранее составленному. Царевна же наша, свет-девица времени даром тоже не теряла и к празднеству великому готовилась. Наряды многочисленные да украшения шикарные перебирала, красотой их любовалась, на себя примеряла. Образ свой, в каком перед народом предстанет, продумывала. Наконец, платье парчовое, шелками цветными да каменьями шитое выбрала, на голову венец рогатый, с вуалью тончайшей. Глаза и без того огромные косметикой иноземной увеличила, да губы свои помадой специальной, как торговка пронырливая научила, накрасила. На ноги сапожки сафьяновые размера отнюдь не девичьего нацепила, да каблучками подкованными притопнула. -Эх, хороша! Диво, как хороша! - вертясь перед зеркалом высоченным, от пола до потолка установленным, пропела. Зеркало-то от звука голоса волшебного затряслось - завибрировало жалобно - жалобно. Ну, вот и время подошло выходить царевне нашей к народу простому. Еще раз игриво подмигнув отражению своему, покинула она покои отведенные. Зеркало же то в последний раз вздрогнуло и осыпалось осколками мелкими. И грянул пир. Все ели, зелено вино из чар огромных ведерных пили, веселились, мудрость да дальновидность царскую славили. Уже и артисты бродячие выступили, и сводный хор юношей и девушек объединенных земель песни хвалебные да славословия по нескольку раз пропели, бояре знатные с речами красивыми да намеками витиеватыми слово держали, шуты хороводы веселые поднимали. Шло, в общем-то, празднество к концу своему логическому. Неожиданно пришло известие от дозорных, что к воротам дубовым направляется обоз богатый с сопровождением военным. Удивились все, призадумались, кто пожаловал, да с какой целью покой привычный нарушить собираются. Оказалось, то посольство иноземное сборное прибыло грамоты верительные полагающиеся такому случаю вручить, да в своем уважении почтении и дружбе вековечной уверить. А еще и дары богатые и диковины чужедальние в дар преподнести. И контракты, бесспорно, взаимовыгодные заключить попытаться. С серьезными намерениями двигалось посольство сие к Дорлмидонии нашей. Только вот не знали купцы да дипломаты иноземные, чем миссия их обернется. Лишь Судьба тихонько смеялась над планами смертных и ткала свой причудливый узор. И вот подъехал обоз к стенам белокаменным да воротам дубовым. - Стой! Кто идет! Да по какому поводу? - гаркнули с башни дозорной. А стены тут же ощерились копьями да луками. - Посольство сборное земель соседних, - ответствовал глава миссии сей. А звали его Леон Цукерман, из земель он был швабских. Опытнейший дипломат и переговорщик. Росту он был невеликого и весь кругленький, да благодушный и впечатление производил исключительно благодушное да положительное. Речи говорил сладкие голосом тихим да неспешным. Лишь глаза (души человеческой зерцало) порой временами выдавали его. Колючим, цепким да подмечающим любые мелочи становился тогда его взгляд. И даже подготовленным подчиненным дипломата становилось не по себе. Пробирали их необъяснимые холод и дрожь, и всеми силами стремились они выйти из поля зрения почтенного герра Цукермана. Но и окоромя посла были в составе миссии сей личности не менее любопытные и интересные. Особый восторг у прелестниц местных и их родительниц, крайне предприимчивых, вызвал младой герцог из земель хранцузских Сотрель де Ла Грюн, который, как всезнающие кумушки поговаривали, в дальнем родстве с королем тамошним состоял и владения имел обширные да доход немалый приносящие. Во всех отношениях жених для любой девицы презавиднейший. Да и собой хорош: "вьюноша бледный со взором горящим", как с восторженным придыханием отозвалась о нем одна из девиц, достигших возраста брачного. И впрямь хорош жених во всех отношениях: и богатый и красивый (высокий, тонкий в кости, с волосами длинны такой, что девы некоторые от зависти свои вырвать готовы), кудри до плеч медно-рыжие, глаза цвета болотного, большие да выразительные. Правда слабость он питает сильную и необъяснимую к одежам зеленого цвета. И особенно жалует герцог кровей королей хранцузских сюртуки да кафтаны длиннополые. Разных оттенков цвету зеленого. Да и поет он песни родины своей красиво и душевно, подыгрывая на скрипочке профессионально. Не осталась равнодушна к чарам красавца земель иных чужедальних и царевна наша Пульхерия свет Дормидонтовна. Уж сколько румян, белил да разных мазей и притирок иноземных цвет да структуру кожи улучшающих, то даже самой близкой наперснице неведомо. И она со счету сбилась, каждый день по нескольку ящиков больших, до краев заполненных в покои заносилось. А уж сколько зеркал ростовых, средних да ручных было испорчено не передать. В один из дней весь пол в светлице осколками сверкающими да переливающимися в свете солнечном усыпан был. Только вот не обращал пока внимания должно красавец иноземный на царевну нашу! Так и вились коршунами вокруг него дочки боярские да купеческие с маменьками, няньками, да и отцы их каждодневно подходили с разговорами деловыми, высокразумными и нет-нет да намекали на свадебку скорую, выгодную да приданное великое. Только вот был жених выгодный равнодушен к предложениям щедрым. Наслушался он уже дома вещей подобных и злило это его неимоверно, но держался герцог, страну же свою представляет, лицо ее в королевстве дальнем, варварском с традициями да обычаями странными и его восприятию тонкому чуждыми. Страдал он здесь от каждодневного впечатлений противоречивых обилия. И уже отвары пил успокоительные, да о стороне родимой нежно мечтал. Только вот стопорились переговоры деловые, да с трудом огромными подписывались договора торговые. Жался все Цукерман проклятый выгоду свою, сугубо личную выискивал, да смуту среди бояр и купоцов царских посеять пытался. Да и посольские уже промеж собою жаловаться да роптать на руководителя непосредственного начали. Стали в края родные письма да депеши почтой голубиною слать, нижайше прося совета, да разбирательства скорейшего. Попутно думать начали, как бы очернить дипломата зарвавшегося пред лицом правителя младого. Ибо вхож вражина был в покои царские и не раз с царями бывшими кофий утренний пивал, да беседы светские вел. В общем, вел игру свою, дипломат подлый. Так и текла жизнь во дворце тихо - мирно да размеренно! ***** Только вот царевна наша с каждым днем все смурнее и смурнее становилась. Так исстрадалась да испереживалась бедная на симпатию свою, в лице герцога глядючи, что похудела болезная наша аж на 40 фунтов да за пару недель! И с лица спала, да круги огромные под глазами никакими кремами да притирками не убираемые. И шарахались от нее все встречные, особливо если сталкивались они в полумраке коридоров дворцовых. Шарахались, да жесты обережные, да зло отвращающие спешно делали. И вот, в один из дней, брела дева наша по дворцу словно призрак неупокоенный да вздыхала тяжко о доле своей нелегкой, выскочил на нее из-за поворота очередного герр дипломат с фамилией ставшей за эти дни ругательною - Цукерман-посол в общем. А встреча сия знаковая произошла у лестницы беломраморной, на нижний этаж дворца ведущей! Веером рассыпались документы из раскрывшейся папочки кожаной. А посол уж и воздуху в грудь набрал поболе. Ведь надо же высказать возмущение свое праведное наглецу, ему помешавшему, да на дорогу, пусть и случайно, без умысла всякого ему заступившему. И вот рот открыл уже дипломат многоопытный, да взгляд поднял возмущенный на наглеца этакого. Однако же увидав пред собою царевну Пульхерию, свет Дормидонтовну в грусти да печали пребывающую, позабыл почтенный герр речи все заготовленные, да воздухом поперхнулся от неожиданности великой, ибо доложили ему недавно, что гуляет царевна скорбящая совсем в другой части дворца царского. А тут такая весьма неожиданная да несвоевременная неприятность, размеру пока неясного. А то, что чему-то все же быть, подсказывало герру Цукерману его чутье годами на службе дипломатической выработанное. Да и интуиция сигналы свои посылала, да предупредить пыталась. Взял наконец себя в руки интриган многоопытный. Да начал речи приветственные, протоколом положенные говорить особе царственной. Долго плел он кружево словесное да в комплиментах витиеватых пред девою рассыпался. Наконец кончил речь свою достопочтенный герр заверениями в бесконечной преданности царевне распрекрасной. Дева наша, тоже имела воспитание блестящее, статусу ее высокому соответствующее и речью ответила не менее красивой да витиеватой. Наконец расшаркивания придворные обоих собеседников утомили весьма и они распрощались на ступени верхней лестницы беломраморной. Только вот когда спускался господин дипломат, зацепил он невольно подол сарафана девичьего носком сапога своего остроносого и споткнулся неловко. Взмахнул руками да в подол сарафана словно клещ вцепился. Царевна же за перила резные ухватилась и заверещала громко и от неожиданности великой пнула дипломата со всей своей силушки немаленькой, неожиданностью да испугом в разы увеличенной. И покатился почтенный герр словно мячик по лестнице, ступеньки пересчитывая. Царевна визжала, не переставая, словно сирена пожарная, дипломат спуск свой необычный продолжал. Нарушено было сонное да ленивое спокойствие дворца царского происшествием сим. Докатился наконец-таки почтенный герр до подножия лестницы, сжимая в руках своих кусок сарафана в попытке последней удержаться оторванный. Подбросило его, и ударился он головой о кадку с растением редким да диковинным, из земель далеких у края мира расположенных, правителем местным в знак дружбы вечной присланным. А была кадка та из древа, именуемого каменным, выполненная, и название свое в мере полной оправдывала. И ударился об нее головой глава миссии дипломатической неловко весьма, ударился головой своей многомудрою, но, как с прискорбием выяснилось, к внешним воздействиям весьма некрепкою. И раскололась черепушка словно орех диковинный, кокосом именуемый, разлетелись мозги гениальные по полу мозаичному, нарушая и портя структуру рисунка, геометрически выверенного, пятнами некрасивыми. А тут и народ сбежался. Все ахают, охают, мечутся бестолково, что предпринять не знаючи. А дева наша верещит на нотах высоких, одной рукой до костяшек побелевших в перила резные вцепившись, другой же пытаясь прикрыться. ***** А герцог наш меж тем пропустил все веселье. Депешу он из стороны родной получил крайне важную да секретную, интересы государственные напрямую затрагивающие. Мутит глава что-то непонятное да соседей-союзников промеж собой перессорить пытается. И рекомендовали ему сверху решить проблему сию по возможности деликатно, но в сроки кратчайшие, используя все средства для подобных целей доступные. И награду обещали весомую, государственную, да замок собственный со землями прилагающимися. Прочитал жених наш сообщение сие, призадумался, крепко призадумался, как бы и поручение сие сверхважное выполнить, да и выгоду свою тоже бесспорную не упустить. Сжег он послание сие компрометирующее. И начал план хитроумный разрабатывать. Однако прерван был процесс мыслительный неожиданно шумом да гвалтом невообразимым. Сбился с мысли бывший будущий интриган великий, выругался досадливо (ведь такой план замечательный спугнули) да пошел посмотреть, что же там такого происходить необычного, тем более еще и в час неурочный. А там безобразие с одной стороны форменное творится, а с другой - решилась проблема сложная и без его участия. Сама Судьба, видимо, благоволит ему. Обратил он взор свой на деву нашу, та, бедняжка, уже и голос-то сорвала, и оседать на пол начала, ноженьки-то совсем держать перестали. Бросился к ней кавалер благородный, подхватил в момент последний. Иначе был бы еще труп один нежелательный. Удержал. Усадил на лестнице поудобнее, да флакон со солями нюхательными из кармана достал и споро под нос царевне нашей сунул. Та вдохнула, осмотрела все кругом, взглядом почти осмысленным. Когда же увидела, кто ее за плечи нежно приобнимает, не выдержала натура тонкая, девичья вновь сознания лишилась. -А может, это и к лучшему, - подумал интриган наш несостоявшийся, устраивая голову девицы на коленях своих и, поглаживая ее по волосам, - негоже деве нежной да юной видеть кровь да мозги по полу живописно размазанные. Слишком зрелище жуткое да непотребное для натуры столь тонкоорганизованной да чувствительной. Пока царевна наша в обмороке счастливом пребывала, от радости в виде внимания жениха предостойного на нее свалившейся, жених же означенный не менее придирчиво девицу на него свалившуюся столь неожиданно разглядывал. И чем дольше он смотрел, тем больше диву давался, почему же раньше он на нее внимания совершенно не обращал. А ведь была царевна вполне себе симпатична. Достаточно правильные черты лица, в которых была видна порода, волосы весьма неплохи, да грудь в наличии имеется, а если уж одеть ее красиво, да по последней моде европейской, а не в эти тряпки уродливые, да накрасить правильно, а не этой жутью жуткою, коей она обычно пользуется, вообще, красавицей писанаю смело назвать можно будет! И невеста ведь завидная. И неглупа, и даже образована весьма, даже по меркам европейским, и приданное за нее дадут немалое, и, самое главное, дева ведь и сама к нему дышит неровно, да и ему самому она по нраву ему в сравнении с остальными претендентками потенциальными на руку, сердце, да прочие богатства. Только вопросы такие с наскоку да по прихоти малейшей не решаются. Как же не вовремя навернулся Цукерман проклятый! Что б его в аду на сковородке раскаленной черти жарили! И тут подгадить измудрился. И вот дева наша обморочная в себя наконец прийти изволила, к ней тут же подбежала служанка доверенная да и увела в покои отведенные. А герцог наш с тоскою неимоверною и в душе, и в глазах принялся дела решать на него так нежданно свалившиеся. Ибо именно ему и надлежало руководить миссией дипломатическою в случае обстоятельств разных непредвиденных. Пункт этот был специально особо оговорен ранее еще до отправки посольства в земли наши. И еще, окромя всего прочего, необходимо было известить своего государя-повелителя о скорой смене статуса да испросить его согласия высочайшего на брак сей, не забыв, попутно выгоды всеми участниками союза получаемые расписать как можно подробно. Да и вопрос, что же делать, надлежит с несчастным дипломатом тоже решать необходимо в сроки наикратчайшие. Обряд соблюсти надлежит. Проблемою первоочередною продолжал оставаться господин бывший посол, а если точнее то, что от него осталось. Надлежало решить, как же доставить останки на родину его историческую. Ибо там предупреждены уже были. Со всех концов света летели уже письма да депеши соболезнующие потере. Ушел ведь великий человек во цвете сил, лет, на самом взлете карьеры подрезала соколу ясному судьба - злодейка крылья. И порчия и прочия в подобном стиле и духе. Тело же уже убрано было подальше от глаз людских, чтоб не тревожить покой живых. Полы тоже в момент данный спешно отмывались настоем специальным, переданным волхвом спешно вызванным, да опосля духовником царским по всем правилам освященным. Подстраховаться все решили все ж смерть такая нежданная да лютая. Как бы чего нехорошего часом не вышло! Как в полуночь глухую встретишь в коридорах дворцовых темных призрак не упокоенный, так и оконфузится недолго или еще чего по страшнее произойти может. Не хотелось бы сего никому. Вот и решили объединить усилия свои. Кроме того, был еще и служитель с посольством прибывший. Его тоже привлекли для решения проблемы столь деликатной. В итоге, после консультаций многочисленных всеми служителями религиозными было постановлено: "Тело подвергнуть сожжению, а прах же поместить в сосуд специально подготовленный, отправить все службы вероисповеданием положенные да отправить со почестями всевозможными на родину историческую, где ему и положено захоронену быти" Сие же было закреплено и документально, чтобы в последствии споров, недомолвок да претензий взаимных, да коллизий сложных юридических не возникало бы у соседей добрых. И вот, наконец, после споров да дебатов долгих и бурных были решены вопросы все сложные и многочисленные и решено было назавтра церемонию траурную, печальную проводити. Во скорбь погрузился дворец обычно веселый да радостный царский. Кругом ленты черные развешены. Все поверхности, отражающие тканями темными, спешно прикрыты. В зале церемониальном поротрет ростовой почтенного герра посла находился. И выглядел он словно живой -внушительно да впечатляюще при полном облачении парадном. Даже пугались служители особливо нервные да впечатлительные, ибо казалось им, что наблюдают с портрета за ними внимательно да оценивают действия каждого. Знаки отвращающие спешно делали да нервно дергали центы траурные, что по обычаю на рукава повязывают. А по окончании смены на кухню спешно бежали да пили настои и отвары успокаивающие со страхом вспоминая те моменты, когда мимо проходить доводилось. А забот-хлопот и впрямь было предостаточно. Залу, где церемония проходить прощальная будет, украсить соответственно событию печальному, статусу высокому того, с кем прощаться надлежит. Да и тризну поминальную подготовить надлежит, и учесть при этом надобно пристрастия вкусовые всех гостей иноземных, чтоб не оскорбить чувств нежных ненароком невниманием или не приведи Боги, пренебрежением. Каждого уважить необходимо, чтоб не пошла молва худая, что не уважают в землях этих гостей высоких, да традициями их пренебрегают! Всем дела неотложные нашлись, никого отсутствием работы не обделили. Но более всего заняты были швеи да портные. В столь срок короткий подготовить столько одёжи траурной. Задача сия фактически неразрешимая была с честью выполнена. И к времени назначенному каждый получил комплект особый траурный. Саму же церемонию решено было проводить на рассвете за городскою чертою, в месте еще предками дальними для этих целей выбранному. И вот настал момент прощания. Для кострища траурного были собраны 7 сортов деревьев, в том числе и кипарис - родовое древо почтенного герра отыскали, хотя задача сия непроста весьма была, ибо редкость он для мест этих. Запалить же костер должны были служители да герцог наш, как преемник и продолжатель дела славного и ответственного, со четырех сторон свету одновременно. Новый господин посол миссиею этою тяготился до чрезвычайности, но выбора иного не было. Служки подали участниками факела заготовленные и отошли торопливо. Запылал костер погребальный, принимая подношение богатое. А мысли герцога нашего, тем временем, далеки были от событий происходящих весьма. Витали мечты его радужно-розовые вокруг царевны чужеземной. Тем более, была она хороша необычайно. В длинном черном платье с поясом под грудью, прическа высокая черной же мантилиею кружевною прикрыта, ни капли косметики на лице. И выражение скорби да печали истинной не портило ее ничуть. Уже и письмо государю отправлено было, где нижайше уведомлялось, что потомок рода древнего в жены царевну из земель, именуемых у них про меж собою "дикими", взять собирается и просит он в этом деле важном поддержки всяческой и благословения монаршего. Сомнений никаких в ответе положительном даже на долю мгновения у жениха нашего не возникло. Засмотрелся герцог на царевну и не пропустил едва мгновения ответственного, когда кострище поджигать надобно было. Но взял он себя в руки вовремя и выполнил с достоинством миссию печальную на него судьбою возложенную - запалил останки шефа бывшего. Только и другие заметили перемены происшедшие. Бросали на девицу нашу взгляды, любопытством да интересом горящие, военные бравые из войска царского да служители посольские. ***** И открытие сие неожиданное злило и расстраивало герцога иноземного без меры! Догорел, тем временем, костер погребальный, унесся дымок от него в рассветное небо. Стояли и смотрели все ему вослед, красотою момента очарованные, и не смел никто пошевелиться, дабы не разрушить ненароком волшебства возникшего. Да вот неожиданно упала у одного из вояк бравых сабля, плохо в ножнах закрепленная, и встрепенулись резко все, словно ото сна внезапного пробудись. Ушло что-то такое ... Прах же собран был вплоть до крупинки мельчайшией в урну резную специальную, мастерами-умельцами местными сготовленную спешно под случай сей печальный из осины-дерева, да лалами и агатами чермными богато украшенную. И вот закрылась крышка сосуда, в котором нашел приют свой последний человек да дипломат великий. Напоследок скрипнув громко, да больно по нервам резанув, о бренности всего сущего напомнив. Урну сию, ранее решено было в доме посольском оставить и с первой же оказиею возможною незамедлительно на родину доставить. И вот процессия траурная в город обратно двинулась. Впереди духовник посольский шел, далее за ним сразу четыре служителя, что к посольству приписаны урну с прахом несли. За ними сразу исполняющий обязанности посла в лице герцога нашего, вместе с царем молодым шли. После них цари-батюшки, вместе с царевною, далее бояре по знатности, да богатству парами выстроились, и потом весь остальной люд посольский пристроился, замыкал же шествие волхв седой, в белых одеждах холщевых с посохом резным. И шли они по коридору живому из бравых военных составленному. Разговоры никто не разговаривал, все были грустны, серьезны да задумчивы. Оставило событие печальное след в душах их. Тем более решено было траур объявить трехмесячный. И период этот никаких событий да увеселений праздничных во всем государстве отмечаться не должно было в знак уважения и траура по человеку великому. Тризна нонешняя же не в счет. Она дань памяти и традициям стародавним. И не провести ее было бы неуважением великим. И показалась стена белокаменная, отворились ворота дубовые. И прошла процессия по улице центральной до дому посольского. Там же в зале главном, совещательном был уже тот самый портрет парадный повешен да постамент специальный установлен. Именно на нем и надлежит урне с прахом находиться, пока момент отправки домой не наступит. Место же сие неслучайно выбрано было. Ибо подумали все и решили, что и после смерти герр почтенный, работу свою страстно любивший, должен окормлять их мудростию своею, да решения верные, нужные вовремя присутствием своим незримым подсказывать, да советы знаками мистическими подавать. И исполнили они решение сие. Встал сосуд погребальный на постамент, приготовленный до отбытия на родину. И не раз потом пожалели об этом товарищи инициативные. Ибо являлся раздолбаям некоторым во снах дух посла герра да учил их уму-разуму тумаками сильными. Только было-началось это все уже через три ночи после решения сего опрометчивого. Пока же даже и не подозревал никто, что сие возможным будет. Собирались все на обед поминальный, устроить который решено было во палатах царских. Тризна проходила чинно да благородно, не шумел, не бузил никто, все разговоры вели неторопливые да заумные, поминая почившего в ключе исключительно положительном. Как много нужного да важного сделал он за жизнь свою, увы, настолько недолгую, трагически так оборвавшуюся, для установления отношений крепких, добрососедских, между государствами соседними, да контакты хорошие держал с землями чужедальними. Великий человек, в общем, во всех отношениях землю бренную покинул. Герцог наш слушал спичи эти хвалебные, головую кивал в местах соответствующих, да комментарии дельные при случае вставлял. Однако тяготила его обязанность почтенная как лица официального соболезнования принимать, да отвечать согласно протоколу. Мысли его царевна наша крепко занимала. Расстраивало отсутствие ее. Ибо не положено было заветами древними девицам младым да женщинам, в целом, присутствовать на мероприятиях подобных. Считалось это сугубо мужскими долгом и обязанностью. А посему и лишен был герцог наш удовольствия созерцания зазнобы своей сердешной. Наполняли его грусть да тоска от обстоятельства этого. Однако и обед сей скорбный во время свое к концу подошел, и разошлись все выполнять обязанности свои повседневные, помня о трауре назначенном, трехмесячном, и, в тайне поминая виновника обстоятельства этого словами нехорошими. И жених наш потенциальный тоже делом с рвением занялся. А проблем, пока суд да дело, скопилось немало весьма, и все требовали разрешения наисрочнейшего. Договоры разные пересмотрения в связи с обстоятельствами вновь открывшимися требовали, сотрудники некоторые поувольнялись спешно, да на родину отбывать планировали, иные же, напротив, гражданство сменить требовали, чтоб остаться на веки вечные в землях этих, столь сердцу их полюбившимся. И всем ответ немедля нужен был. Дела текущие, но важные жутко настолько поглотили герцога нашего, что на терзания сердечные времени и не оставалось совсем. Однако он постоянно держал при себе портрет царевнин. Один в ящике стола рабочего, другой в медальоне, что на шее постоянно носил. Миньятюры сии были специально по заказу его художником посольским, таланту неимоверного писаны. Наконец, удалось утрясти вопросы первостепенные и наладить работу посольства в режиме штатном. ***** А тут и ответ почтою голубиною на запрос его государью-королью, чьим верноподданным он являлся, подоспел. Решение его взять царевну нашу в жены было всячески одобрено и поддержано, ибо союз сей всем выгоден был. Но письмом сиим был так же отправлены подарки богатые да сумма большая денежная, в качестве премии за службу верную на благо стороны родной. И прибыть дары сии должны уже в конце седмицы этой. Напоследок рекомендовалось по уму полученным распорядиться, не подвести доверия, оказанного великого. И уведомлялось, что в комплекте прибудет и менестрель придворный. Ему почести и внимание оказать надлежало в соответствии со статусом высоким и предоставить возможности все для доступа во дворец царский для наилучшего обмена культурного. Вот эта новость про певца-поэта королевского взволновала и расстроила герцога нашего не на шутку, ибо известным юбочником да сердцеедом слыл Рауль еще в те времена, когда сам Сотрель тоже любил посещать балы да прочие мероприятия во дворце регулярно устраиваемые. И впечатление любимец королевский, нравом легкий да веселый ко всему, производил сногсшибательное даже на мужей, и прощалось ему многое, даже некоторые шутки злые весьма. А все из-за внешности ангельской: глаза огромные голубые, словно лазурь небесная и честные-честные, словно младенец невинный на тебя смотрит, но порой в глазах этих мелькало что-то темное и страшное; волосы, словно ореол златой голову окружали и на лицо он был красив. А голос ему небесами подарен был воистину завораживающий и пленяющий своей чистотой, красотою и мощью невероятною. И забыть его было нельзя. И вот персонаж этот колоритный во всех отношениях едет теперь в земли эти, доселе дива такого не видавшие. А как вдруг влюбитися Пульхерия свет девица в него и разобьет поганец ветреный сердечко девичье? Нельзя допустить кошмара этого ни в коем разие! Он, Сотрель де Ла Грюн, герцог земель хранцузских, лично проследит за поганцем легкомысленным и убережет симпатию свою сердешную от потрясений любовных. И теперь только постиг он всю глубину мудрости да дальновидности царя младого, запрет трехмесячный на увеселения всяческие установившего. И уже предвкушал, как об этом событии печальном в известность поставит менестреля сладкоголосого. Даже настроение, новостями последними испорченное, поднялось резко и дела текущие рассматривать несколько веселее стало. Ибо ничто не греет душу столь сильно, как возможность гадость сделать человеку тебе крайне неприятному, особенно если опосредованно, да руками чужими. Менестрель же, дум сиих причиной послуживший, подъезжал как раз в карете к границам государственным. Подъезжал да видами сказочно красивыми, из окна открывающимися восхищался да планы радужные относительно будущего своего, бесспорно блистательного, строил. Не знал бедолага, что тучи над главою его кудрявою уже собираться начали, и лишь от него зависит, как все в итоге повернется. А пока же суд да дело, суета бюрократическая, документов оформление, что завсегда утомляли натуру творческую, душевно тонкоорганизованную изрядно. Наконец и эти проблемы мелкие, но все же неприятные весьма разрешены были, и разрешение на въезд таки получено было, пожелание "доброго пути" вослед от контроля пограничного сказано да услышано было. Вот и дом посольский, где ему все время пока назад не отзовут, жить надлежало. Да и знакомец старый по приемам да балам королевским герцог, ко королю весьма приближенный, нонче обязанности посольские исполняющий. Все радовало лучшего из менестрелей королевских без меры. И предвкушал он уже овации да триумф великий в землях сиих, по его мнению диких, вкуса художественного не имеющих. Только вот ждало его разочарование для него в целом, а для самолюбия профессионально в особенности болезненное весьма. Друг его нонче обязанности посла во стороне этой дремучей, да по мнению Пауля, малообразованной, с порога огорошил его известием грустным и прискорбным, что траур в землях этих стоит трехмесячный и увеселения любые указом царским запрещены строжайше, а неисполнение предписаний сиих карается сурово весьма. Намедни прецедент как раз случился неприятный весьма, попал под раздачу шут царский, вирши двусмысленные в зале тронной декламировавший. И все это высказано было с выражением радости несказанной на морде лица буквами огромными написанным! Однако специально для певца сладкоголосого исключение маленькое, дабы не утратил он мастерства своего, таки возможно. Если он не из породы трусливой, конечно. Необходимо призрак герра посла радовать, да песни ему грустные и печальные ежевечерне напевать, какие он выбрать изволит. Уже половину певцов, бардов, сказителей и прочих людей искусства перевел. За полчаса общения с духом этим седели да тик нервный приобретали самые стойкие. И если Рауль-певец не боится, то после отдыха небольшого он, герцог де ля Грюн, лично готов его к меломану пристрастному сопроводить. Видя оборот такой, задумался менестрель королевский крепко: чем же он так государю своему насолить умудрился, что избавиться тот от него решил способом столь жестоким да изощренным. Но ничего не припоминалось, а то, что имело место быть тайною, мраком покрытою, на веки вечные останется. Придя в залу, где призрак обитал, он не мог не оценить чувства юмора как и работников посольских так и духа неупокоенного, который тоже с ним знаком весьма близко был и недолюбливал за натуру кобелиную. А теперь же, получив волею Судьбы возможность отыграться, не применет использовать ее да все соки выпить из певца известного. Таковы были размышления Рауля не радужные весьма и оправдались они впоследствии в полной мере. Но все это случилось позже, дали ему сначала в покоях пообжиться, да с положением свыкнуться. Герцог наш, обрадовав новостями сиими любимца королевского, с чувством долга выполненного, да в настроении распрекрасном, отправился дальше работу свою сидяче-бумажную работать на благо государственное, не оставляя мечт радужных о свадьбе скорой, сразу после траура отмены им планируемой. Не беда это, что невеста, даже почти что жена, пока и не в курсе относительно планов на нее лелеемых. Тем более есть у него письмо секретное, в качестве аргумента дополнительного в пользу союза сего говорящее, и перспективы да выгоды обоим сторонам почти сказочные несущее. И как раз назавтра была ему аудиенция приватная королем молодым назначена, на коей герцог и планировал момент сей личный и щекотливый весьма в беседе дружеской обсудить. Да и с приездом обоза вопросы новые возникли, решения скорейшего требующие. Проблемою первостепенною, как ни странно, был певец сладкоголосый, ибо услуги да талант его на момент текущий не требовались абсолютно, а к делу какому его пристроить, чтоб под ногами не путался, необходимо было. ***** А что же царевна наша? Как душа-девица поживает? Была она искренне расстроена и огорчена гибелью герра почтенного, столь трагическою и несвоевременною, ибо не стало ей с кем обсудить экономику и тонкости политические, так как считалось, что тема сия для примитивного ума женского не подходящая совсем. И не гоже девице младой даже в мыслях слово"политика" произносить. Дело бабское - мужа обхаживать, малейшее его желание выполняя, за детками следить да в качестве развлечения узоры красивые нитками да каменьями вышивать. А герр Цукерман покойный, напротив, из прогрессивных был, никогда женщину существом второго сорта не считал и с собеседником умным не обращал внимания на различия гендерные никогда. А в царевне нашей подметил он ум гибкий, недюжинный, что ни каждый муж имеет, тягу к знаниям новым постоянную, к языкам способности, да силу духа и характера. А посему общение их всегда проходило к удовольствию обоюдному. Герр даже некоторыми секретами поделиться успел. И горевала девица наша по наставнику своему. И на церемонии была настолько погружена в горе свое, что не обращала внимания на мир окружающий и события происходящие, и мысли привычные о герцоге иноземного голову ее не посещали. А вот после, когда она уже во светелке своей девичьей ко сну готовилась, вспомнился ей и жених возможный, но такой далекий, и взгляды, что на нее бросали офицеры бравые, да сотрудники посольские. Вздохнула царевна, что самый-самый-то важный для нее человек и не посмотрел, как ей показалось вовсе. А ведь она старалась, платье, хоть и траурно-строгое, но по моде распоследней, да ладно по фигуре скроенное портнихою специально приглашенную. Краски на лицо ни капли ведь ни нанесла. Накидка кружевная, работы ручной. Предорогущая! И все впустую. "И останусь я навеки старою девою. Ведь кроме как за любимого замуж и не пойду ни за кого. Лучше уж в монастырь какой сразу," - такие мысли невеселые да думы тяжкие одолели деву нашу, и легла она спать в чувствах расстроенных, да в печали великой, что не видать ей счастья своего. А снилось ей, что сбылась мечта ее сердешная, мечта заветная, что при всем честном народе сделал герцог ей предложение стать женою его законную да хозяйкою сердца его и всех земель прилагающихся. И она, вся такая красивая и недоступная, паузу взяла многозначительную, чтоб и жених и окружающие все прочувствовали важность да значительность момента сего, бесспорно исторического. Да понервничать успели изрядно - а вдруг как сейчас откажет словами резкими да речами нелицеприятными. И тут она, скромно, но величественно кивая, дает свое соизволение высочайшее на союз сей. И тут же играть начинает музыка торжественная и танцует она с герцогом танец первый. А потом свадьба шикарная, которой свет доселе не видывал. А пооотом едут они в путешествие свадебное во земли герцогские родовые, да на аудиенцию торжественную к королю тамошнему приглашены. И понравилась королю родственница новоиспеченная, хоть и дальняя, да пригласил он ее на минувет, Большой Королевский Бал открывающий и затмила она там всех красотою. И все смотрели только на нее, да восхищались ею. Вот так и кружилась она в танца вихре, пока не ворвался диссонансом будильника звон и рассыпалось мириадами осколков видение дивное. Царевна еще некоторое время пыталась удержаться в плену сновидения сказочно-чудного, но реальность суровая в итоге сильнее оказалась, да победила. Пришлось вставать да в рутину повседневную окунаться. Однако странности странные с самого утра раннего, словно из рога изобилия посыпались. Перво-наперво, проход к покоями царевниным был цветами от пола до потолка заставлен. И встречались среди них экземпляры экзотические весьма и по всему дворцу царскому плыл аромат головокружащий и одуряющий весьма. И спотыкались служанки об это изобилие пестрое цветочное. И не знали, что делать с неожиданностью этой. И царевна сама была удивлена происшествием сиим и не знала, как же ей реагировать правильно на сии внимания знаки столь сердцу да самолюбию приятные надлежит, чтоб не обидеть и не задеть кого ненароком невниманием. А странности тем временем продолжили происходить, и в тупик логический наличием своим ум пытливый ставить. К выходу царевнину из комнаты собрались все почти служивые от обязанностей нонче свободные и выстроились, живой коридор образуя, когда дева наша еще под впечатлением ото сна да букетов многочисленных, пробуждение сопровождавших, в трапезную шествовала гордо. Там же кавалеры блистательные из посольских, сыны боярские да купеческие родов знатных, милостию особою до трапезы совместной с особами царскими допущенные, наперегонки рванули помочь девице с места наилучшего выбором. Воспитанность свою и манер знание, путем стула отодвигания продемонстрировать. Желающих, однако, нашлось неожиданно столь много и каждый надеялся оказаться самым первым, не гнушаясь приемами подлыми, что в центр залы вывалилась куча-мала огромная. Один из графьев бланш знатный от соперника получил. Царь и девица с любопытством за происходящим наблюдали. Попутно лексикон обогащая как иноземными, так и речи родной оборотами. Пока суд да дело: разнимали беспредельщиков знатных да именитых, успели царевна с собеседником дела текущие обсудить да о погоде - природе поговорить, и залу трапезную покинуть. А драки зачинщики меж тем тоже успокоились почти, да вопрос начали решати, кто из них виноват боле и животным парнокопытным, КОЗЛОМ именуемым, наиболее называться достоин. Опять чуть не до драки. Шут царский не допустил, пропел ехидно (и это на запрет несмотря) слова из песенки новомодной: "она ушла как каравелла по волнам". И этого достаточно было, чтобы сразу все вспомнили о делах первоочередных, важных зело да об обязанностях каждодневных, коих не отменял никто. Вмиг опустело пристанище тунеядцев да прихлебателей. Шут же довольный донельзя в кабинет к царю-государю поспешил докладывать, чего нового да интересного услыхал, пока уши грел. А интересного было и много. Посол, например, новый имел собственный свой канал связи напрямую с королем хранцузским, и вопросы любые непосредственно с ним решал. Герр бывший посол призраком заделался да народ посольский из ленивых и нерасторопных попугивать начал. Кроме того, требовал призрак этот отношения к себе уважительного, статусу соотвествуюшего и категорически уходить отказывался. Уж как его посольский служитель церковный упрашивал, какие обряды не проводил только, смеялся ему герр в лицо да пакостил впоследствии по мелочи. Духовник царский тоже приходил да беседу трёхчасовую, долгую с призраком имел. По истечении коей вышел да объявил любопытствующим всем, что воля такова Божия, и не им, смертным простым да неразумным, в проведение высшее вмешиваться да изменить пытаться. И напоследок отчаявшиеся пригласили волхва посодействовать в решении проблемы их деликатной, тоже выслушав претензии, с обоих строн накопившиеся, и посохом особо ленивых, в дополнение к уже полученным от посла плюхам, отходил. Герр же недомертвый защиту уникальную магическую получил, да возможность в неделю раз покидать здание посольства, да прогуливаться в точку мира любую, где ему пожелается оказаться. Были еще и мелкие, но важные вести, уже непосредственно к делам внутренним государства относящиеся, и решены он были тут же на месте незамедлительно. А потом уже созваны были бояре, купцы да люди служивые, которым и объявлена была воля высочайшая царская. А они расходились когда, озадаченные, все диву давались, откуда же государь осведомлен столь был об делах-проблемах-чаяниях их. Они ведь и не намекали ему об этом даже. А шут идет следом, да знай себе посмеевается над неразумными, за человека даже его не считающими, следя зорко, чтоб не дай Бог, смуты какой али заговора страшного не пропустить ненароком. Царевна все время то, пока решались вопросы первоочередные, словно мышь под веником просидела за ширмою в кабинете царском, слушая, да мудрости управленческой попутно набираясь. После принесены ей были книги тяжеленные, приходно-расходные и разобраться со всем этим в сроки кратчайшие велено было. Ибо у нее только квалификация соответствующая имелась да и доверить дело сие ей только можно было. Ибо деликатное зело и не доверишь всяким, кто и так хочет урвать кусок себе поболее да пожирнее. А Пульхерия девица умная, да знания такие имеет, что любого в вопросе денежном за пояс заткнет. Да и лицо она не менее заинтересованное, чтоб дела в госудастве шли ладно, да процветало оно день ото дня. Подсчеты же уже предварительно-первоначальные выявили ситуацию удручающую да проблемы глубокие, ибо воровали все! Разгневался царь, хотел уже палача заскучавшего вызывать, да казнить без промедления електорат заворовавшийся, с главного казначея начиная. Однако предложила дева наша ему не торопиться с решениями и не устраивать расправу преждевременную, ибо отразится это плохо на с соседями отношениях, да внутри государства беспокойство сильное возникнуть может. Не всем по нраву придутся меры столь жесткие. Решено было казначея, главно, за руку поймать при свидетелях из дипломатов иностранных, а уж потом чинить смело расправу справедливую, показательную, чтобы всем наука жестокая была, как делать не надлежит. И вот закончили они постепенно дел да проблем государственных обсуждение, да перешли незаметно на вопросы личные. Кто кому нравится, у кого планы какие. Помянули и братьев Федотовых, пожелав мысленно удачи им в поисках опасных да нелегких счастья своего настоящего. И понадеялись, что все ладно с ними, ибо неспокойно было у старшего на душе. Младший Ивашка, шебутной да горячий, проблем количество наибольшее принести бы мог. Елисей же, умный да рассудительный, подспорьем хорошим сейчас брату был бы и отсутствие его тяготило наиболее. А еще в шутку поинтересовался он у Пульхерии, свет-девицы, что она делать планирует с популярностью столь неожиданно резко у полу противоположного обретенную. Ибо получил он уже прошений более десятка на предмет разрешения ухаживаний начала. Как от лучших представителей местных боярских да купеческих семейств, да людей служивых рангом не ниже сотника, так и от гостей титулованных иноземных. И предложил он царевне самой ответы им написать да объясниться вежливо. Просмотрела девица наша прошения сии с любопытством немалым. Кто же вдруг так на ее руку, сердце да приданное внушительное претендовати решился вдруг. И как объясняется сей порыв внезапный. А писано было много всякого интересного да любопытного подчас весьма. Самым простым да частым наиболее был "пожар, что неожиданно возгорелся из искры интереса да охватил все существо" и "нет больше мысли иной кроме как о деве распрекрасной" и "невозможно ни ести, ни спати, ни делами какими вообще заниматися", "похитила, сама того того не зная, и душу и сердце и разум" "в мысли прочно войдя". В общем, изощрялся кандидат каждый в меру своих талантов написательских. Царевна наша тоже развлеклась, да настроение себе подняла изрядно, проставляя резолюции соотвествующие стаусу и уровню интелектуальному вопрошающего на прошения эти. "Отказать ввиду вопиющей безграмотности и незнания правил основополагающих языка родного", отказать ввиду наличия семьи и ребенка во стороне родимой жестоко брошенных карьеры ради". Это некоторые лишь из резолюций ею на прошения проставленные. Закончив же с делом сиим нелегким, навыков дипломатических отточенных, да чувства юмора специфического, чтобы и гадость вроде сказала, а обидеться и возможным не представляется, решила и царевна у брата своего названного(не знал об этом, правда, обстоятельстве никто) полюбопытсвовать, как же у него у самого дела обстоят на фронте сердечном да в жизни личной. Только вот не ожидала она никак, что смутится он сильно, покраснеет словно цвет маков да с темы сей деликатной соскочить спешно попытается. Только вот не была бы царевна сама собою, если бы не вытрясла из него подробности ее интересующие все. Выяснилось в итоге любопытного немало. Зазноба сердешная имела место у царя нашего быть из дочерей купеческих и отвечала она ему взаимностию даже, не зная, правда, кто он на самом деле есть. А вот сейчас сложилось все образом таким, что не было ее пока во царстве-государстве и была она не в курсе событий последних. И боязно было, как воспримет она их. Успокоить поспешила царевна брата, доверившего ей тайну свою сердечную, что все образуется да хорошо очень в итоге будет, хотя сама уверенности такой не испытывала отнють, ибо поняла она, о ком Федот-царь вздыхает. Мысленно же от души ему посочувствовала да удачи пожелала, ибо дева сия известна была, и характером своим непростым на все царство-государство славилась, и боялись ее некоторые из людей служивых даже. Но воздыхатель с минутною слабостию быстро справился весьма и отослал разлюбопытствовашуюся не в меру девицу, предворительно за помощь неоценимую в деле столь серьезном оказанную сердечно поблагодарив. Царевна, хмыкнув преехидно, поспешила кабинет покинуть, и в покоях своих уже письмо подруге дорогой написать да о событиях последних во всех подробностях уведомить. И поторопить с возвращеним во родную сторону, ибо события присутствия ее незамедлительного требуют. По пути неожиданно много народу ей встретилось, преимущественно полу мужского, и все желали немедля ей почтение нижайшее выказать. Некоторые же возжелали страстно каприз ее любой тут же исполнить. Последним она с радостию и воспользовалась, послав их по адресу всем известному, но деве приличной, вообще, знать не положенному, с рекомендацией настоятельно не возвращаться оттуда как можно доле, а если вдруг и решит из посланных кто возвернуться, то на глаза ей ни при каких обстоятельсвах не попадаться. Удивились кавалеры лексикону такому несказанно, только вот и попыток завладеть вниманием высочайшим не оставили. Дойдя наконец до комнат своих, царевна наша, как и запланировала, за письмо спешно засела, стараясь информации максимум в записке короткой уместить. Был у них с подругой хоть и не близкой, но верной, шифр свой на случаи вот такие особый разработан, и через час уже вылетел голубь особенный с письмом важным во сторону дальнюю. Да только вот и не знала ни девица наша, ни кто другой, что не увидит она результатов отправки послания сего, ибо сама уже жить будет, как и мечтала, во землях иноземных, но все это позже несколько будет. А пока же все шло чередом своим как и должно. *****