Нет снега, нет мороза. От слякоти, мороси и беспрестанного завывания ветра за окном становится совсем не по себе. Кажется, что сырой холодный мрак заползает с улицы в кабинет. Почему-то даже лампа дневного света стала моргать, уступая безнадежности темноты. Ещё немного - погаснет свет, и эта тьма ворвётся в душу, так беспомощно сжавшуюся от дурного предчувствия.
Хотелось сорваться и бежать. Бежать на другой конец города - в больницу. В реанимацию меня не пустят всё равно, но хоть бы просто побыть там, где мама.
Но сегодня я дежурю до семи вечера в конторе одна. Не понятно - зачем? Ну кому может прийти в голову мысль что-то дарить или завещать в семь вечера в рождественский сочельник? Если уйти прямо сейчас - успею на автобус. Это единственный шанс попасть в больницу до её закрытия для посетителей. На такси денег нет - последняя зарплата в два счёта разошлась на кредит и лекарства для мамы.
И уйти раньше нельзя - слишком памятны те резкие слова Снежаны:
- Ещё раз тебя не окажется на месте - ищи себе другую работу. Я даже не буду ждать, что решат по жалобе Павловского! Ты тут без году неделя, а проблем от тебя на три конторы хватит! Ты что себе возомнила, девочка? Мне чхать на твой красный диплом - ещё один залёт и пробкой вылетишь из нотариальной конторы! Нотариус, видите ли!..
Но страх потерять работу, к которой я так стремилась и уже успела полюбить, теперь меня не пугал. И даже не пугал кредит за наконец-то построенную новую квартиру, на который едва хватало зарплаты. Пугало то, что мама уже неделю не приходит в себя. И в тот раз я убежала с работы, когда позвонили из больницы и сообщили, что мама впала в кому и её срочно перевезли в реанимацию.
И все прошлые залёты тоже из-за этого. Когда голова занята мыслями о болезни самого близкого человека, о диагнозе, которой не могут поставить даже врачи, как тут не сделать ошибки в документах. За неделю на меня поступило две жалобы за опечатки в договорах. Но эти жалобы пока терпели, потому что раньше у меня не было ни одного замечания, только благодарности от клиентов.
А потом появился этот верзила Павловский, которому какая-то перепуганная и не очень опрятная девушка дарила дом. До сих пор противно от его сальной улыбки и пошлых комплиментов, которыми он пытался отвлечь меня от разговора с девушкой. Когда я попросила его помолчать, он навис над столом, схватил меня своей огромной пятернёй за подбородок и прямо в лицо зашипел:
- Хочешь быть здорова, сучка, заткнись и быстро пиши свои бумажки!
И тут я сделала то, что не должна была делать и не сделала бы никогда, если бы не мои до предела напряженные нервы. Я вскочила и со всего маху зарядила Павловскому кулаком в нос. Мой первый разряд по плаванью сыграл дурную шутку. Плаванье, конечно не бокс, но руки у меня сильные, удар оказался слишком мощным и явно неожиданным для Павловского. Двухметровый бугай неловко отшатнулся назад и с чудовищным грохотом упал на спину, а потом заверещал на всю контору:
- Она меня ударила!
Потом всё помнится, как в тумане. Физиономия Павловского, красная от злобы и размазанной крови, непрерывной струёй сочившейся из носа. Набежавшие с других кабинетов нотариусы. Застывшее лицо заведующей Снежаны Альбертовны. Прибывший по вызову Павловского участковый инспектор, который тщетно пытался убедить последнего не писать заявление на меня. Почему-то участковый потом, оставшись один-на-один со мной, чуть не извиняясь, объяснял, что Павловский - далеко не самый законопослушный человек в городе, но он вынужден будет передать административный материал в отношении меня в суд, если я не упрошу Павловского написать встречное заявление. Участковый верит мне, но единственный свидетель - та девушка-даритель - полностью подтвердила пояснения пострадавшего о том, что я на него, якобы, беспричинно напала и ударила.
Потом вызов в нотариальную палату, тяжёлые беседы с начальством. Скорее всего, меня попросят, но после того, как состоится суд, а это уже после Рождества. И всё это уже не так важно - лишь бы с мамой было всё хорошо.
В больницу я сегодня уже не успею. В пустую квартиру с незаконченным ремонтом идти совсем не хочется. Надо сходить в церковь, на всенощную, помолиться, - может быть станет легче. Вот только сейчас позвоню в больницу, узнаю как там мама и можно закрывать контору.
Странно, телефон не работает. Я несколько раз постучала по рычажку, но телефон безнадёжно молчал. Решила позвонить с мобильного, но он выскользнул из рук и со звоном упал на пол. Сенсорный экран покрылся сетью трещин и погас. Меня даже это особенно не расстроило - просто ещё одна неприятность в череде бед.
Я лишь вздохнула, зачем-то сунула разбитый телефон в свою сумочку, посмотрела на компьютер - экранные часы показывали "18:55". Можно потихоньку собираться.
- Добрый вечер, Мария Святославовна.
Я вздрогнула. Могу поклясться, что я не слышала шагов по коридору и даже открытия двери кабинета. Просто этих двух мужчин только что не было и вот они здесь. Один - средних лет, невысокий, темноволосый, с седоватой аккуратной бородкой, одет во всё чёрное. Второй - высокий парень, может чуть старше меня, в джинсах и молодёжной куртке. Почему-то не снимает капюшон и смотрит в сторону, как будто всё происходящее его не касается. А вот старший, наоборот, пристально глядит на меня. Причём взгляд его какой-то тяжёлый, ледяной, хотя на лице - доброжелательная улыбка.
- А я уже закрываюсь, - поспешно сообщила я нежданным посетителям.
- У нас ещё пять минут, - всё еще с улыбкой сообщил старший. - Поверьте, мы успеем.
Я машинально бросила взгляд на монитор - системные часы по-прежнему показывали без пяти семь.
- А что вы собственно хотели?
- Оформить договор купли-продажи.
На словах "купли-продажи" незнакомец сделал акцент, от которого мне стало не по себе, и я спросила:
- Кто и что продаёт?
- А пусть господин Беликов сам Вам ответит, - с улыбочкой ответил старший.
Парень, не поворачиваясь ко мне, едва слышно, с паузами между словами сообщил:
- Я... продаю... свою... душу...
От порыва ветра внезапно распахнулась форточка, жалюзи тревожно вздулись, и в кабинете сразу стало холодно. Но никто из присутствующих не обратил на это внимание. После долгой паузы я спросила первое, что пришло в голову:
- Это шутка такая?
- Продающим землю, дома, квартиры, вы тоже такой вопрос задаёте, Мария Святославовна?
Почему-то я уже сама прекрасно понимала, что здесь никто не шутит. Но если парень продаёт душу, то кто является покупателем? Кто покупает человеческие души?
- Да-да-да, - добродушно усмехнулся старший, как будто читая мои мысли. - Душу покупаю я. И я именно тот, про кого вы подумали.
Усилием воли я заставила взглянуть в глаза старшему. Я просто не смогу это объяснить - вроде бы глаза у него были на месте, но я не могла их рассмотреть. Я видела волосы, лоб, щёки, нос, рот и бороду, но не получалось сфокусировать зрение на его глазах - на их месте виделся какой-то мутный тёмный провал. Но как только я отвела свой взгляд, мне на секунду показалось, что на меня из этого провала только что смотрели горящие красным ненавидящим огнём два красных ока. У меня не оставалось сомнений, что это - дьявол... А он тут-же, брезгливо выпучив губу, поправил:
- Нет-нет, если можно не называйте меня этим именем. Какое-то оно слишком затасканное. Называйте меня в своих мыслях как-нибудь полу-нейтрально, например, "Тёмным". Вы не против?
Мне было всё равно, как его называть, просто ужасно хотелось быстрее закончить этот кошмар, и поэтому я опять сказала первое, что пришло в голову:
- Но таких сделок мы не оформляем.
- Вы хотели сказать: "Не оформляЛИ", - успокаивающе ответил тёмный (всё таки я про себя я уже называла его именно так).
- Это не страшно - научитесь, - продолжал он благожелательным тоном.
- Но такие сделки незаконны.
- Почему, позвольте спросить?
- Потому что продавать можно только...
- ... любые товары, - за меня закончил тёмный.
- Но душа не является объектом гражданского права, - парировала я.
- Вы меня удивляете, Мария. Вы же отличница и Гражданский кодекс знаете почти наизусть. Что статья 128 Гражданского кодекса относит к объектам гражданских прав?
Я по памяти начала цитировать статью:
- ... вещи, включая деньги, ценные бумаги...
- Нет-нет, не это. Последний пункт, пожалуйста...
- ... нематериальные блага?
- Вот именно! - торжествующе воскликнул тёмный. - Вы же - верующая и знаете, что душа существует, хотя и не материальна. И, конечно же, душа есть благо.
На это трудно было что-либо возразить. Я поняла, что тёмный просто так от меня не отстанет.
- Вы знаете, мне нужно посоветоваться с коллегами, с начальством, узнать практику... А приходите-ка завтра. Тем более что моё рабочее время уже закончилось... - я с надеждой посмотрела на монитор и с ужасом увидела, что системный циферблат по-прежнему показывает "18:55".
- Ваше рабочее время не закончится до тех пор, пока вы не оформите сделку. И позвонить вам сейчас никуда не получится, потому что служебный телефон не работает, а свой мобильник вы разбили. Да и никто вам ничего не посоветует. А практику начнёте именно вы. И скоро об этой сделке узнают во всём мире, а вы станете самым знаменитым нотариусом всех времен и народов. Будет много споров, но в конце-концов созданный вами прецедент признают законным. Во многих странах издадут массу поправок, законов и толкований. И эта известность принесет вам большое богатство...
- Меня это не интересует...
- Ах да... Вы же у нас идеалистка... Но жизнь и здоровье мамы вам ведь интересно?
Тёмный неожиданно схватил меня за руку, и мы тут же оказались в реанимационной палате. Сердце у меня сжалось - на больничной койке, обвешанная датчиками, лежала мама. Но тёмный продолжал:
- А ведь она может выздороветь...
За пару секунд мертвенно-бледное лицо мамы стало розоветь, ресницы задрожали; вот-вот должны открыться глаза.
- ...или умереть...
В тот же миг мама, не открывая глаз, вздрогнула, и маска боли сковала её лицо. Я хотела броситься к маме, но в тот же миг мы снова оказались в моём кабинете. Тёмный хладнокровно продолжал:
- И у меня для вас презент.
Загадочно улыбаясь, он сунул мне в руку два листка. Я, ничего не понимая, стала читать. Первый лист - заявление в милицию от Павловского Александра Павловича: "... прошу не привлекать к административной ответственности Завадскую Марию Святославовну по факту причинения мне телесных повреждений, так как мы примирились и претензий к ней не имею". Второй лист - более пространное заявление в нотариальную палату, в котором он просит не применять ко мне никаких мер по поводу случившегося недоразумения, в котором виноватым считает самого себя.
Не дожидаясь, пока я дочитаю, тёмный продолжал:
- Ну и пару маленьких, но приятных бонусов до тех пор, пока на вас не обвалится слава: погашенный кредит, уважение руководства и так далее...
- Но это как-то...
- Аморально? Грешно? Бросьте, Мария. Вы же нотариус, а не сторона в сделке. За последствия отвечают продавец и покупатель. А вы, удостоверив сделку, с чистой совестью можете идти в церковь, как и собирались. И каяться вам там будет не в чем!
- Но зачем вам нотариально удостоверенный договор? Разве такие сделки не совершаются устно?
- Вы же умная девушка, Мария. Вы же понимаете насколько важно мне, чтобы такие сделки стали не просто возможными, но и законными. И, кстати, проект договора уже готов. Пожалуйста, проверьте на предмет ошибок, соответствия законам Республики Беларусь и так далее...
Я уже держала в руках распечатанные на принтере листы проекты договора. Они были тёплыми, как будто только что извлечены из лотка лазерного принтера. С надеждой найти в самом тексте несоответствия, которые позволят мне отказаться от этой безумной сделки, я стала читать, но от этого мне становилось всё более жутко. Дело в том, что у каждого нотариуса есть свой стиль, своя лексика, привычка расставлять абзацы, отступы и интервалы. Составленный мною договор я отличу от тысяч других. Так вот подсунутый мне проект был составлен именно в моём стиле до мельчайших деталей, как будто именно я его и составила. "Я, Беликов Михаил Петрович, передаю свою душу в вечное владение... В качестве оплаты получаю крепкое здоровье и долгую жизнь своей сестры Беликовой Анастасии Ивановны...".
Теперь я вспомнила парня, пусть он так старательно прятал лицо под капюшоном. Я его видела в больнице раза два - он приходил к своей сестре. Точно: Беликова Настя лежала в одной палате с мамой, пока её не увезли в реанимацию. Мне тогда было не до парней, но подсознательно мне он сразу понравился: такой скромный, застенчивый; очень переживал за сестру. И вот, значит как...
- Ну, не нашли каких-нибудь ляпов, юридических неточностей? - нетерпеливо спросил тёмный.
- Нет, не нашла.
- Значит, вы должны спросить у продавца, сознаёт ли он правовые... ну и моральные... последствия совершаемой сделки.
- Всё я сознаю, давайте быстрее уже... - неохотно отозвался Михаил.
- Тем лучше! Значит, ничего не мешает вам, Машенька, поставить свою подпись и печать. Зарегистрировать договор в реестре вы сможете и после нашего ухода.
Каким-то образом у меня в руках оказались и ручка и печать, хотя я совершенно уверена, что до прихода этих двоих успела закрыть печать в сейфе.
В тот миг мне просто хотелось, чтобы быстрее всё закончилось. Чтобы тёмный ушёл и никогда не появлялся. Чтобы выздоровела мама. Чтобы закончилась эта длинная черная полоса в моей жизни. Я поднесла ручку к окончанию текста в договоре и зачем-то посмотрела на монитор. Часы по-прежнему показывали "18:55".
Под монитором стояла иконка, подаренная мамой. Оттуда смотрели совсем другие: ясные, честные и добрые глаза. Этот Взгляд был бесконечной противоположностью лукавому взору темного. Я отбросила ручку, схватила договор и начала медленно рвать его на мелкие кусочки.
- Что же вы наделали, Мария... Моя сестра...
Я подняла глаза, но тёмного нигде не было. Лишь Михаил без злобы, но с какой-то отчаянной отрешённостью смотрел на меня.
Мы оба вздрогнули от звонка. Михаил безучастно достал из кармана телефон посмотрел на экран и, тут же оживившись, резко поднёс телефон к уху:
- Да!... Настя?!... Как совершенно здорова?... Что?... Да, она рядом!... Конечно, передам...
Несколько секунд Михаил ошеломленно смотрел на меня, а потом, запинаясь, произнёс:
- Это Настя... Она выздоровела... И ваша мама рядом с ней... Сама пришла из реанимации... Мама знает, что вы рядом со мной... Она нас приснила вместе... Она тоже здорова...
Зазвонил рабочий телефон. Я, ничего ещё не понимая, подняла трубку. Радостный мужской голос:
- Мария Святославовна! Вот здорово, что вы на работе, а то ваш мобильный не доступен, а домашний не отвечает. Это участковый - помните? Напротив меня сидит та девушка, из-за которой вы Павловскому по роже настучали. Так вот она сама пришла в отделение и всё рассказала, как было на самом деле. Она просит у вас прощения за трусость и, кстати, завтра поедет в нотариальную палату и всё расскажет вашему начальству. Говорит, что раз нотариус не боится бандита, то и она будет говорить правду. Ваше предчувствие вас не обмануло - Павловский под угрозой принудил её к дарению дома. Это - криминал, железная 208-я статья, и похоже не первый факт у Павловского. Уже следователь и ребята из уголовного розыска к делу подключились, едут его задерживать. Ну, с Рождеством вас, что ли!
Не дожидаясь ответа, участковый положил трубку. В коридоре раздались быстрые шаги. Снежана Альбертовна, не замечая Михаила, подошла ко мне и неожиданно обняла:
- Прости меня, девочка. Ну почему же ты не сказала, что твоя мама в больнице. Случайно от знакомой узнаю. Теперь понятно из-за чего всё это у тебя. И знаешь что, труженица, кончай работу. Домой поехали, или в больницу к маме давай подвезу...
- Я сам отвезу, - с неожиданной уверенностью прервал заведующую Михаил. - Мне нужно сперва в больницу, а потом срочно в церковь, к священнику. Вы не составите мне компанию, Маша?