Завадский Андрей Сергеевич : другие произведения.

День вторжения-3: Вечер потрясения, том 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воздушные схватки над Баренцевым морем и высадка американцев в Грозном

День вторжения-3: Вечер потрясения

Том 2

   Сдавайтесь - это путь рабов!
   А мы продолжим бить врагов,
   Чужих людей чужого края.

Соколиная охота. "Песнь Никлота"

Глава 1 Цепь

  
   Саудовская Аравия, близ саудовско-иорданской границы - Кольский полуостров, Россия - Баренцево море
   19 мая
  
   Остроносый "Лирджет-35", похожий на яркую игрушку, коснулся пневматиками шасси бетонного покрытия посадочной полосы военной базы "Король Фейсал". Пилоты мгновенно сбросил обороты турбин, и самолет, на фюзеляже и плоскостях которого красовались зеленые прямоугольники с арабской вязью, - опознавательные знаки Королевских ВВС Саудовской Аравии - сбавляя скорость, остановился возле ангаров.
   Прибытия миниатюрного лайнера ждали. Едва только "Лирджет" остановился, застыв на месте, к нему от окружавших летное поле построек двинулись трое, затянутые в песочно-коричневые мундиры с украшенными позолотой офицерскими погонами на плечах. Кто бы ни посетил военную базу, раскинувшуюся среди барханов аравийской пустыни, он был достаточно важным гостем, чтобы встречать его вышли не простые служаки. На погонах крепко сбитого бородача, шагавшего первым, красовались скрещенные сабли под коронами, два его спутника могли похвастать парой звезд под точно такими же коронами.
   Откидной трап опустился, открывая в борту самолета темный проем люка, и коснулся бетона. Офицеры остановились в нескольких шагах от лайнера, не тронувшись с места и в тот миг, когда по трапу неторопливо сошел на землю облаченный в белоснежную куффию и бурнус, удерживаемый на лбу тонким шнуром, человек. А тот, нарочито не спеша осмотрелся, окинув хозяйским взглядом военный городок, выросший среди песков, и ни на минуту не утихавший, и лишь затем, словно только заметив встречавших, двинулся к ним.
  -- Генерал Аль Шаури, - Самир Аль Зейдин коротко кивнул тому из офицеров, что стоял первым, как бы оттеснив своих спутников, находившихся здесь, скорее, по причине статуса, как свита своего командира, чем по необходимости. - Генерал, я рад, что вы откликнулись на мою просьбу.
  -- Уважаемый, я не мог поступить иначе, - командующий Двенадцатой танковой бригадой Королевских вооруженных сил тоже отвесил поклон гостю, более глубокий. - Вы просили о немедленной встрече, и я постарался исполнить все ваши пожелания. Никто кроме нас троих здесь не знает, кто посетил базу. А этим офицерам вы можете доверять всецело, как я верю им. Оба они - командиры батальонов моей бригады, лучшие из тех, кто служит в моем подчинении, не только самые умелые, но и самые преданные, верные до самозабвения.
  -- Я в последние дни едва ли могу верить без оглядки и самому себе, - усмехнулся начальник военной разведки королевства. - Но, если вы ручаетесь за них, то так тому и быть. Разговор предстоит непростой, и я лишь полагаюсь на ваше здравомыслие. Наша страна стоит на пороге великих перемен, и от вас, генерал, не в последнюю очередь зависит, к добру ни, или же к худу.
   Генерал-майор Мустафа Аль Шаури слушал своего гостя, стараясь казаться невозмутимым и бесстрастным. Аль Зейдин не имел права приказывать ему, но именно потому встреча и происходила втайне. Глава военной разведки всего лишь просил, но этой просьбе, в чем бы они ни заключалась, офицер не мог отказать. Генерал был слишком многим обязан человеку, сейчас, наблюдая за царившей вокруг суетой, как никогда прежде походившему на хищную птицу, с высоты высматривавшему беспечную и беспомощную жертву, чтобы камнем кинуться на нее с небес, ударив лишь раз, но точно, насмерть.
  -- Королевство из-за непродуманных, поспешных решений нашего государя оказалось на грани войны с Америкой, - веско произнес меж тем Самир Аль Зейдин, невольно понизив голос. - Введенное нами против неверных нефтяное эмбарго вызвало гнев за океаном. Американцы вступили в войну с русскими, и теперь их военной армаде, собранной в Европе, требуется бензин, топливо, требуется наша нефть.
  -- Пусть проклятые кафиры истребляют друг друга, - пожал плечами генерал Аль Шаури. - Едва ли это грозит нам. И если ради этого нужно расстаться с некоторым количеством нефти, пусть бы так и было.
  -- Но государь не желает идти на попятную, - с видимым раздражением возразил глава разведки. - Он все еще мечтает поставить Америку на колени, заставить неверных признать нашу волю, покориться ей. Но американцы, те не готовы идти на компромиссы, и тем более не намерены подчиняться нашим требованиям. Они открыто пригрозили применить силу, установив контроль над нашими нефтяными месторождениями, чтобы без проблем и помех снабжать горючим свою группировку, действующую против России. Его Величество отправил для переговоров принца Аль Джебри, чтобы тот встретился с американским президентом. Возможно, в личной беседе им удастся выработать приемлемое для обеих сторон решение. Но если нет, американцы не станут медлить. Решается судьба их страны, судьба всего мира, и ради победы в этой войне неверные пойдут на все, даже на оккупацию королевства. И у них вполне достаточно для этого сил и решимости.
  -- Этого нельзя допустить. Война для нас не может закончиться победой, не с этим противником.
  -- Верно, - кивнул Аль Зейдин. - Столкновение приведет к полному краху. Страна окажется разорена, правящая династия, скорее всего, будет смещена. Воцарится хаос. Но есть те, кто готов пойти на риск, дабы помешать этому, позволив нашим подданным и впредь жить в мире, даже не ведая, чего они едва смогли избежать.
  -- Нужно повлиять на короля, убедить его в необходимости пойти на уступки, снять требования, - предложил генерал. - Он должен прислушаться к голосу разума, здраво взглянуть на положение дел. Следует выбирать соперника по своим силам, если хочешь победить, а схватка с исполином может закончиться только гибелью, и Его величество должен сознавать это!
  -- Король глух и слеп, - отрезал, быть может, излишне резко, Самир Аль Зейдин. - Его невозможно переубедить. Нет таких слов. И мы, те, кто обеспокоен будущим королевства, решили обратиться за помощью к вам, генерал.
   Полковники, соляными столбами стоявшие позади Аль Шаури, отстраненно смотрели куда-то в сторону, и взгляды их, их лица не выражали ничего. Они лишь ждали, когда же прозвучит приказ, чтобы поскорее исполнить его.
  -- Уважаемый, если вы, те, кто близок к Его величеству, не способны переубедить его, что я, простой солдат, могу сделать, - удивленно промолвил командир танковой бригады. - Какие слова могу подобрать?
  -- От вас мы ждем не слов, а дела, генерал, - снисходительно, и в то же время жестко, усмехнулся Аль Зейдин. - Мы почти исчерпали все приемлемые, законные средства, и теперь, если переговоры в Вашингтоне провалятся, спасти от войны нас, все королевство, может лишь одно - свержение правителя. И вы сделаете это!
   У Мустафы Аль Шаури округлились глаза. Несмотря на всю свою восточную невозмутимость, генерал не нашел в себе сил оставаться равнодушным. Ему, готовому на все, даже на смерть, если такова будет воля короля, предлагали, вернее, попросту приказывали, не допуская и мысли о возражении, своими руками сбросить государя с престола. Командующий танковой бригадой должен был своими руками уничтожить того, кто возложил на его плечи золоченые погоны, и Самир Аль Зейдин даже ни на миг не сомневался, что офицер выполнит его волю.
  -- Никто не стремится к такому исходу, - почувствовав замешательство своего собеседника, словно извиняясь, произнес глава разведки. - Переворот - это крайняя мера, и мы будем пытаться избежать этого до последнего мгновения. Но если выбирать между смещением короля Абдаллы и войной с американцами, я полагаю, и вы тоже скорее будете склонны к меньшему злу. Мы все, те, от чьего имени я говорю с вами, генерал, желаем лишь блага своей стране, и сейчас благо это воплощено в дружбе с Америкой, пусть это и скопище неверных. Но они сильны, много сильнее, чем мы. И потом, мы обязаны американцам хотя бы тем, что двадцать лет назад они пришли нам на помощь, защитив королевство от обезумевшего Хусейна. Мы не в праве забывать это, ведь иначе нашей страны и нас самих давно бы уже не существовало.
   Генерал молчал, и ничто, ни взгляд его, словно затуманившийся, ни бесстрастное выражение лица, будто окаменевшего, не выказывало напряженную работу мысли. Мустафа Аль Шаури знал, что за его плечами - реальная сила. Несколько тысяч солдат, отлично обученных и преданных своему командиру, сотни танков и бронемашин - это кулак, способный одним ударом раздавить и короля, и всю его гвардию. И эта мощь была вполне послушна генералу Аль Шаури, а он, будучи, в свою очередь, обязан Аль Зейдину, несмотря на все формальности, даже несмотря на присягу, не мог ответить отказом. И глава королевской разведки знал это.
  -- Нужно сделать все быстро, так, чтобы никто не успел ничего понять, - приговаривал Самир Аль Зейдин. - Верные королю войска, его гвардейцы, не должны получить ни минуты лишней, чтобы предпринять хоть что-то. Никому не нужна лишняя кровь, не нужна междоусобная война. Просто под дулами винтовок ваших, генерал, солдат Его величество скорее подпишет указ о собственном отречении, уступив трон кому-нибудь... более сговорчивому, - чуть заметно усмехнулся начальник разведки. - Тому, кто не сочтет унижением пойти на уступки по просьбе самой могущественной державы нашего мира.
   Мустафа Аль Шаури не спорил, не возражал. Решение было принято, и у него не было возможности отказаться. Когда-то он поклялся в верности Аль Зейдину, и теперь пришел час исполнить данное слово, а генерал был не из тех людей, кто готов поступиться даже собственной честью, лишь бы остаться чистым в глазах своего правителя. И он уже знал, что сделает все, чего от него ждут заговорщики - не мог в этом замысле участвовать один только Аль Зейдин - и постарается сохранить жизнь государю, не допустив, чтобы и волос упал с его головы. Генерал Аль Шаури был верен не только слову, но и воинской присяге.
   И Самир Аль Зейдин понял, не иначе, прочтя мысли офицера, что от только что, пусть и не произнося больше никаких клятв, присоединился к их предприятию. Теперь генерал будет с заговорщиками до конца.
  -- Мы дадим вам знать, когда настанет пора действовать, - сообщил командующему бригадой Аль Зейдин. - Аллах свидетель, я не хочу этого, но Его величество своим упрямством сам толкает нас на преступление, не оставляя иного выхода. Так что будьте готовы, генерал. Очень скоро нам, вероятно, понадобится каждый ваш солдат. Им придется убивать своих братьев, таких же аравийцев.
  -- Моих людей это не остановит, - безразлично ответил Аль Шаури. - Если я прикажу, они вступят в бой с кем угодно. Я уверен в своих солдатах, в каждом из них.
  -- В таком случае я сейчас же покину вас, - кивнул глава разведки. - Я должен быть в Эр-Рияде, и лучше, если меня не успеют хватиться, не обнаружат мое отсутствие. И знайте, генерал, что мы не забудем ваших услуг и вашей готовности пожертвовать столь многим ради процветания королевства.
   Офицеры, командир бригады, сопровождаемый своими подчиненными, так и стояли на краю летного поля, наблюдая, как Аль Зейдин поднялся на борт самолета. Остроносый "Лирджет-35" ловко развернулся, выруливая на взлет, и несколько секунд спустя легко взмыл в небо, оторвавшись от бетона. Отблеск солнца ярким бликом отразился от белоснежных плоскостей самолета, которому предстоял совсем не долгий полет над барханами, должный завершится в аэропорту столицы.
   Оттуда Самир Аль Зейдин будет следить за тем, чтобы его король не успел совершить еще какую-нибудь глупость. А генералу Аль Шаури оставалось только одно - ждать и готовиться, помня о единожды данном слове. Еще одно звено цепи, опутывавшей королевство, да и весь мир, было выковано и заклепано, чтобы впредь не размыкаться.
  
   Полковник Смирнов, не обращая внимания на совсем не весенний ветер, наотмашь хлещущий по лицу резкими порывами, стоял навытяжку возле своего самолета. Придерживая рукой сферический шлем, он молча, предельно внимательно слушал приказ, ныне звучавший из уст самого генерал-лейтенанта Нефедова.
  -- Слушайте учебно-боевую задачу, товарищи пилоты, - негромко, но четко, с расстановкой произнес заместитель командующего авиацией Северного флота, обводя взглядом малочисленный строй, всего четыре человека, летчиков. - Звено в составе ваших экипажей должно выполнить полет на полный радиус, без дозаправки, и по прибытии в квадрат сорок-девятнадцать произвести боевые стрельбы на полигоне по надводным целям, имитирующим корабельную ударную группу условного противника. Выход в район цели - в режиме радиомолчания, с обеспечением предельной скрытности. Полет совершите на малой высоте, ниже линии радаров. Поиск цели будете вести только с применением бортовых средств разведки, без поддержки со стороны. От вас требуется сегодня отработать тактику групповых действий и применения "главного калибра" ваших машин - противокорабельных оперативно-тактических ракет "Яхонт". После этого, по возвращении на базу, вы проведете имитацию воздушного боя с реальными пусками ракет по управляемым мишеням. По условиям противник предпримет попытку бомбового удара по аэродрому, а вашей миссией будет перехват его бомбардировщиков и срыв атаки. Вопросы, товарищи офицеры?
   Вопросов не было, хотя едва ли кто-то из пилотов, уже затянутых в компенсационные костюмы, полностью снаряженных для многочасового пребывания в не отличавшейся излишествами кабине боевого самолета, мог вспомнить нечто подобное нынешнему приказу. О таком объеме задач, пусть и учебных, в ходе единственного вылета, этим людям прежде даже не приходилось думать. Да оно и не странно, ведь прежде двое из четырех летчиков были пилотами сверхзвуковых бомбардировщиков, и о такой вещи, как воздушный бой, попросту не помышляли. Теперь, с недавних пор, все изменилось до неузнаваемости.
   Вообще сегодня все, не только предполетный инструктаж, было необычным, неординарным, но за минувшие дни Смирнов вполне привык к этому. Странным было хотя бы то, что он, полковник, командир экипажа, более того, командир полка, одного из лучших во всей морской авиации, кстати, вдруг превратился во второго пилота, и подчинялся младшему по званию. Вот он, подполковник Кротов, стоит по правую руку, и так же внимательно, с неподдельной серьезностью смотрит на Нефедова, впитывая каждое слово. Смирнов чуть усмехнулся, кривя рот - его бывшему "праваку", майору Сеченову, второму пилоту грозного Ту-22М3, хотя бы немного легче, его теперешний командир - такой же майор.
   Да уж, времена меняются, и поневоле приходится приспосабливаться ко многому. Благо, оно того стоило - ради возможности ощутить в своих руках власть над такой машиной, как смертоносный Су-34, Федор Смирнов был готов терпеть очень многое, тем более, подполковник Кротов был опытнейшим пилотом, летчиком от Бога, и, пожалуй, лучшим инструктором, каких сам он, Смирнов, только видел за немалые годы своей службы.
  -- Что ж, вопросов нет? - Генерал-лейтенант Нефедов обвел внимательным взглядом строй, и затем произнес то, чего давно ждали пилоты: - Экипажам подняться на борт. Начать предполетную проверку. Взлет - по разрешению руководителя полетов. Бегом марш!
   Они стояли за спиной летчиков, пара сверхзвуковых самолетов Су-34, тех, которые уже не вписывались в понятие "истребитель", рано как не могли называться и "бомбардировщиками". Эти прекрасные машины, сейчас будто прижимавшиеся к взлетной полосе, широко раскинув крылья и чуть опустив "головы"-кабины, могли быть и тем, и другим, с равным успехом атакуя наземные цели или расстреливая в небе чужие истребители. Пожалуй, только увидев, в буквальном смысле потрогав новейшие "Сухие", многие пилоты смогли в полной мере осознать всю палитру красок, из смешения которых и рождалось понятие многофункциональности. И полковник Смирнов успел в должной степени освоить эти великолепные крылатые машины, проникшись всей их мощью, почти уже сроднившись с ними.
   На фоне громоздких бомбардировщиков, заслуженных и мощных "Туполевых", на которых продолжал летать почти весь полк, Су-34 казались просто крохотными, как-то теряясь на летном поле. Но любой, кому довелось провести за штурвалом "Сухих" хотя бы несколько десятков минут, мог сказать без тени сомнения, что это - лучшие машины из всех, когда-либо поднимавшихся в небо. И сейчас они вновь готовились оторваться от земли, подарив тем, кто управляет ими, прекрасные мгновения свободы.
   Самолеты были готовы к бою, неважно, с реальным врагом или его "подделкой", совершенно безобидной мишенью. Из-под плоскостей щерились управляемые ракеты, целая батарея сверхточных реактивных снарядов, а на внутренних подкрыльных узлах подвески висели несуразно большие, нарушавшие почти идеальные обводы грозных стальных "птиц" сигары подвесных топливных баков. Две емкости, на три тысячи литров каждая, дарили крылатой машине лишние сотни километров полета, порой непередаваемо важные, чтобы "дотянуться" до такой лакомой, но далекой цели. Прожорливым реактивным двигателям всегда требовалось много пищи, но люди, желавшие победы, скорее забудут о самих себе, чем не "накормят" свои машины.
   "Сухие", громадные стальные птицы, ощутимо рвались в воздух, будто желая мчаться там, в высоте, опережая звук, и люди были готовы вновь дать им свободу, пусть и не надолго. Лихо козырнув, пилоты бегом бросились к своим машинам, мгновенно вскарабкавшись в кабины по трапам, расположенным на передней стойке шасси - важное новшество, благодаря которому уже не требовался стоящий наготове техник со стремянкой. Оказавшись внутри, летчики заняли свои места, застегнув шлемы и пристегнувшись к катапультируемым креслам К-36ДМ.
   Пилотам не пришлось протискиваться к своим местам - в кабине этого самолета можно было разгуливать, выпрямившись во весь рост. Создатели Су-34, собрав опыт строевых пилотов и передовые научные достижения, предусмотрели многое, даже санузел и микроволновую печь, чтобы полеты даже на тысячи километров перестали быть тяжким трудом. Во всяком случае, до встречи с противником летчики могли сохранить силы, не тратя их на борьбу с обстоятельствами.
   Теперь, очутившись в кабине, в титановой капсуле, защищенные полутора тоннами брони, выдерживающей прямые попадания зенитных снарядов, экипаж, пребывая в полной безопасности, мог спокойно готовить машину к тому, ради чего она некогда сошла со стапеля, впервые поднявшись в небо. Едва не вслепую - за время тренировок, поражавших своей интенсивностью, каждый уже наизусть выучил расположение всех пультов и тумблеров, - легко касаясь приборной доски, пилоты принялись подключать самолетные системы, пробуждая их от недолгого сна.
   Все действия были просчитаны, пилоты не совершали ни одного лишнего движения. Электрический ток хлынул по проводам, и очнулся от спячки скрытый под сплющенным, словно клюв, носовым обтекателем радар с фазированной антенной решеткой, и еще один, расположенный в хвостовой балке и служащий для обзора задней полусферы. Ожила и вспомогательная силовая установка, приводя в движение роторы турбин, сообщая им начальную скорость.
  -- Зажигание! - сухо приказал Кротов, занявший место пилота, расположившись слева от своего напарника.
  -- Есть зажигание!
   Смирнов в одно касание запустил мощные турбины, сочно взревевшие, оглашая этим внушающим уважение звуком простор аэродрома. Дуэт турбореактивных движков АЛ-31Ф, каждый тягой почти по тринадцать тонн, органично вплетался в многоголосый хор турбин дальних бомбардировщиков, заходивших на посадку, или, напротив, в очередной раз выруливавших на взлет, и монотонный гул завывавших на высокой ноте турбовинтовых моторов громадных Ту-142М, вновь уходивших на запад, в Атлантику, чтобы следить за американской армадой, неотвратимо приближавшейся к русским берегам.
   Громадный "Туполев", обрушив на летное поле мерный рокот моторов, как раз пролетал над посадочной полосой, неторопливо набирая высоту. Федор Смирнов, провожая взглядом величаво плывущего под облаками "Медведя", понял, что и сам всей душой стремится туда, в сердце океана, чтобы своими ракетами грозить надменным янки.
   К сожалению, пока этой мечте не суждено было осуществиться - летчика ждал всего лишь учебный полет, не первый и наверняка не последний. Весь полк, временно не подчинявшийся своему командиру, работал весьма напряженно, выполняя последний приказ командующего флотом. Сверхзвуковые ракетоносцы Ту-22М3 стояли на летном поле, готовые сорваться в убийственный полет, опережая звук. Американцы приблизились к русским границам, слишком близко к родным берегам подвели армаду своего флота, и у адмирала Макарова был готов достойный ответ на явную наглость.
   Флот, и наземные части, и корабли, застыл в ожидании, а ничего хорошего, похоже, ждать не приходилось. Несколько полков "Туполевых" находились в состоянии предельной готовности, их экипажи не покидали аэродромы, чтобы по тревоге занять места в кабинах за считанные минуты, а на подвесках уже несколько дней устроились грозные ракеты Х-22НА. Но Федора Смирнова и малое число его сослуживцев вся эта суета, способная разразиться яростной схваткой, совершенно не касалась - его целиком поглотила учеба.
  -- Провести предполетную проверку, - между тем приказал Иван Кротов, снова исполнявший роль инструктора, наставлявшего своего ученика, которому выпору было именоваться ветераном. - Проверить готовность оружия.
   Полковник Смирнов, штурман-оператор, располагал всем для того, чтобы протестировать машину, убедившись в ее готовности к взлету. Сейчас в его распоряжении был мощный бортовой компьютер "Аргон", услужливо отзывавшийся на любой запрос человека. А Федор действовал, даже не задумываясь - за десятки часов, проведенных в небе, и сотни - на хитроумных тренажерах, почти полностью воссоздававших ощущение полета на "Сухом", все необходимые манипуляции буквально впечатались в подкорку, выполняясь теперь на уровне рефлексов.
   Да, в новых машинах все было иным, все казалось воплощением прогресса, хоть небывалые удобства, созданные для летчиков на время утомительного патрулирования над морскими просторами, хоть мощнейшее вооружение, хоть оборудования кабины. Куда только делись круглые циферблаты с обычными стрелками, какими пестрела приборная панель старичка "Туполева"! Теперь в распоряжении Федора Смирнова были целых два жидкокристаллических дисплея, на которые выводилась уйма всяческой информации, причем умная электроника особо выделял действительно важные параметры полета, чтобы летчик мог не отвлекаться, понапрасну напрягая свое внимание. И сейчас полковник в полной мере был готов воспользоваться чудесами техники, выполняя приказ командира экипажа.
   Они вели странный диалог без единого слова. Бортовая вычислительная машина, электронный "мозг" бомбардировщика, отвечал на прикосновения человека к приборной доске потоком символов, почти непонятных для постороннего, и несущих огромный смысл для самого полковника, успевшего освоить странный "язык".
   На индикаторе высветились силуэты ракет, размещенных на внешней подвеске самолета. Полковнику хватило одного взгляда, чтобы убедиться в полной готовности. Весь арсенал Су-34, пара ракет "воздух-воздух" средней дальности Р-77 с активными радиолокационными головками наведения, способных достать цель за сотню километров, четыре ракеты ближнего боя Р-73 с тепловым наведением, и, главное, сверхзвуковая противокорабельная ракета "Яхонт", стиснутая с обеих сторон коробами подфюзеляжных воздухозаборников, могли быть применены хоть сейчас, неся смерть любому противнику, находись тот в небе или на глади суровых вод Арктики. Сегодня Смирнову предстояло произвести стрельбу этими ракетами, наверное, в десятый раз, но впервые по настоящей цели с борта настоящего самолета - все предыдущие пуски, выполненные идеально, безупречно, были произведены на тренажере.
  -- Оружие подключено к бортовой системе управления огнем, поставлено на предохранитель, - доложил Смирнов. - К взлету готовы!
  -- Поехали!
   "Сухой" плавно снялся с места, выруливая на взлетную полосу. За маневрами самолета наблюдал и генерал-лейтенант Нефедов, не отказавший себе в таком удовольствии, и руководитель полетов, находившийся на вышке, и множество пилотов и техников, все, кто оказался в эти минуты на летном поле. Для них каждый взлет Су-34 - лишь одна эскадрилья, названная учебной, из всего полка успела получить такие машины, но о достоинствах их знал без исключения каждый - оставался знаменательным событием.
   Заместитель командующего авиацией флота, приложив широкую ладонь к козырьку фуражки, пристально наблюдал за тем, как "Сухой" набирает скорость, не забывая следить и за его "близнецом", выруливавшим на взлет. Эта эскадрилья была теперь частью жизни самого Нефедова, его детищем, заботливо выпестованным, и каждое событие, связанной с нею, все еще вызывало неподдельное волнение генерал-лейтенанта. Правда, учитывая напряженность работы эскадрильи, в которую, разлучая спаянные экипажи, отобрали лучших летчиков, и которая, кажется, никогда не прекращала свою интенсивную учебу, ни днем, ни ночью, можно было и перестать обращать внимание на полеты, тем более, такое зрелище, как взлет даже одного Ту-22М3 выглядел намного более внушительно.
  -- Центральный, я - Первый, - Кротов вызвал контрольную вышку. - Все системы в норме. К взлету готов. Жду приказа.
  -- Первый, взлет разрешаю, - немедленно откликнулся диспетчер. - Ветер боковой, двадцать метров в секунду, видимость пять тысяч. Счастливого полета, Первый!
  -- Турбины на максимум, - тотчас скомандовал Кротов, и Смирнов толкнул от себя ручку управления двигателями. - Выпустить закрылки. Начинаем разгон!
   Бомбардировщик резко сорвался с места. двигатели взвыли, и самолет помчался по бетонке, с каждой секундой - все быстрее. Воздух закручивался тугими вихрями под плоскостями крыльев, направляемый под брюхо самолета элеронами и закрылками, сообщавшими сорокачетырехтонной машине подъемную силу. И в какой-то миг без натуги, легко и непринужденно "Сухой" оторвался от земли, и, подпираемый только пустотой, резко пошел вверх. Аэродром словно провалился, стремительно уменьшаясь в размерах, ангары и казармы стали не больше спичечных коробков, а сверху на бомбардировщик надвинулась зияющая прорехами пелена облаков.
  -- Набор высоты восемь тысяч, - приказал Кротов. - Скорость - девятьсот. Штурман, включить радар. Проверим готовность, заодно и осмотримся.
  -- Есть восемь тысяч, - словно эхо, вторил командиру полковник Смирнов. - Локатор включен.
   Вторая машина, та, в которой был майор Сеченов, как раз начала разгоняться, набирая взлетную скорость, а самолет Кротова уже взмыл в небо. Заложив круг, "Сухой" прошел над авиабазой, и вперед, пронзая километры, устремился луч радара, чтобы спустя долю секунды, неуловимую для человеческих чувств, вернуться в виде эхо-сигнала, превратившегося на экране в отметки воздушных целей.
   Разумеется, небо над авиабазой на многие десятки километров просматривалось несколькими мощными радарами, антенны которых вращались и днем и ночью без остановки. Но те локаторы находились на земле, и имели меньшее поле обзора, да и негоже пилотам боевого самолета надеяться на чужие подсказки.
  -- Вижу группу воздушных целей по пеленгу десять, - доложил Смирнов, лишь взглянув на экран. - Дальность сто километров. Цели дозвуковые, идут на предельно малой высоте.
  -- Что за чертовщина? - Подполковник Кротов искренне удивился. - Разгильдяи, мать их так! Они же обещали воздушный бой по возвращении с полигона.
   За несколько десятков секунд, что понадобились пилотам на осмысление происходящего, цели, слишком маленькие, чтобы быть самолетами, едва различимые даже для мощного локатора Су-34, преодолели приличный отрезок расстояния. Теперь сомнений быть не могло - они шли прямиком к аэродрому.
   На земле еще ничего не знали - что бы ни находилось в воздухе, оно держалось слишком низко к земле, укрываясь от лучей радиолокаторов за склонами сопок, в лощинах и впадинах. Но сверху, с высоты без малого восемь километров, все, происходившее на земле и над ней, пусть и на неуловимо малой высоте, было видно, словно на ладони.
  -- Диспетчер, я - Первый, - Кротов все же вышел на связь с базой. - В секторе два вижу группу воздушных целей, идущих курсовом на вас. Какого черта вы там делаете, земля? Согласно полетному заданию воздушный бой должен быть потом, а не теперь.
  -- Первый, это не наши, - удивленно ответил руководитель полетов. - Приказываю выдвинуться в сектор три и провести опознавание целей.
  -- Принял. Выполняю! - и, перейдя на другую частоту, Кротов приказа ведомому: - Второй, следовать за мной. Проверить готовность оружия!
   Подполковник все еще подозревал подвох начальства, проверку бдительности, хотя и знал, что так учения не организуют, во всяком случае, не здесь, не в этом торжестве всеобщего бардака. И все равно инстинкт военного летчика брал свое, и пилот внутренне готовился к бою.
   Подчиняясь движениям штурвала, "Сухой" выполнил вираж, разворачиваясь на цели, и пошел на снижение, полого опускаясь к земле. И там, внизу, в прорехах облаков, стелющихся, кажется, над самыми холмами, летчики увидели серебристые росчерки ракет, мчавшихся к военной базе.
  -- Это крылатые ракеты, - почти закричал Кротов, которому в унисон вторил и его напарник. - Земля, к вам приближаются ракеты! Они в полста километрах от вас, земля!
   Оба пилота видели их невооруженным взглядом, без радара и теплопеленгатора. Ровный строй "Томагавков", не меньше десятка ракет, прижимавшихся к поросшим редким кустарником склонам, словно стая хищников, подкрадывавшихся к добыче, приближался к аэродрому. А там еще ничего не подозревали об опасности. База жила обычной жизнью, сотни людей спокойно занимались своими обязанностями, не зная, что судьба занесла над ними свой карающий клинок.
  -- Идем на перехват, - приказал Кротов. - Ракеты к бою! Второй, делай, как я!
   "Сухой" выполнил разворот, оказавшись позади ракет, и Смирнов поймал их, одну за другой, лучом радара, взяв на прицел. Теперь он мог уничтожить одновременно все видимые цели.
  -- Есть захват, - доложил штурман-оператор командиру экипажа. - Ракеты наведены на цель!
  -- Пуск!
   Из-под плоскостей сблизившегося "томагавками" на полтора десятка километров Су-34 вырвались, соскальзывая с пилонов подвески, две ракеты Р-73. Тепловые головки наведения мгновенно захватили остававшийся позади них шлейф раскаленных газов, выплевываемых реактивными турбинами.
  -- Ракеты пошли!
   За доли секунды выходя на сверхзвуковую скорость, ракеты "воздух-воздух" настигли свои цели, и в небе вспыхнуло пламя, поглотившее два "Томагавка". Еще одна крылатая ракета стала трофеем майора Сеченова и его инструктора, распавшись в воздухе на множество обломков, рухнувших на землю железным дождем. Второй их выстрел - ведомый тоже дал двухракетный залп - оказался не столь удачен, и ракета Р-73 прошла мимо цели, врезавшись в склон сопки.
   Расстояние до авиабазы, на которой, наверное, уже подняли тревогу, сокращалось, и подполковник Кротов, чувствуя нервную дрожь, вел свою машины на сближение с ракетами. "Томагавки", летевшие чересчур низко, несмотря на свою тихоходность были не самыми легкими "противниками" - компактные ракеты казались слишком маленькими целями для управляемого оружия.
   "Сухой", выпустив воздушные тормоза, чтобы сбросить скорость, спикировал на рой ракет. Дистанция сжалась до полутора сотен метров, и Кротов, поймав крайний в строю "Томагавк" в прицельное кольцо на колиматорном индикаторе, вдавил гашетку. Пушка ГШ-301, неподвижно установленная в нижней части фюзеляжа Су-34, послала вослед крылатой ракете короткую очередь, и летчики видели, как "Томагавк" превратился в сгусток пламени - тридцатимиллиметровые снаряды прошили его насквозь, поразив топливные баки.
  -- Готов, - радостно сообщил Смирнов. - Есть поражение!
   Кротов тоже видел взрыв, и теперь, что было сил, тянул на себя ручку управления самолетом, выводя машину из пике. Земля стремительно приближалась, и пилоту потребовалось приложить все усилия, чтобы вытянуть бомбардировщик, вновь начав набор высоты для повторной атаки. Но на это времени у него уже не осталось - пришедшие с моря самолеты-снаряды выскальзывали из зоны поражения, заставляя тех людей, что находились на земле, в ужасе смотреть в небеса в предчувствии неизбежной, неотвратимой гибели.
   Маневрируя, Су-34 оказался настолько близко от аэродрома, что пилоты ясно увидели вспышки взрывов, распустившихся на летном поле причудливыми цветками. Поредевшая стая "Томагавков" достигла цели, обрушившись на авиабазу с небес смертоносным дождем.
  -- О, Господи, - со смесью удивления и испуга воскликнул полковник Смирнов. - Боже, что там творится!
   Яркая вспышка, казалось, залившая нестерпимым светом весь мир, отозвалась резью в глазах пилотов, на мгновение лишив их зрения. Ковер взрывов покрыл летное поле, а затем над аэродромом вспухло облако пламени, огненным вихрем пронесшееся по взлетным полосам и поднявшееся к небу, чтобы там окончательно растаять.
  
   Генерал-лейтенант Нефедов провожал взглядом взмывшие в небо Су-34 до тех пор, пока не растворился в нахлынувшем отовсюду шуме гул их двигателей, и сами они не растаяли на фоне серой завесы облаков, сквозь которую редко пробивались лучи холодного северного солнца. Бомбардировщики ушли в сторону не такого уж далекого моря, чтобы там показать себя во всей красе. И пусть следят за ними во все глаза нахальные янки, так даже лучше - прежде, чем сделать что-нибудь, Нои еще трижды подумают, познав русскую мощь.
   "Сухие" исчезли, затерявшись на просторах небосклона, и оставаясь еще видимыми лишь для мощных радаров. Но и после этого заместитель командующего авиацией Северного флота еще долго оставался на летном поле. Взгляд его так и блуждал по небу, не зацепляясь даже на кружившие над аэродромом самолеты, а мысли были где-то далеко, с теми пилотами, что сейчас спешили выполнить его, Нефедова, приказ, приближаясь к кромке берега.
   Заместитель командующего не мог не признать, что все пока шло наилучшим образом. Первый опыт по перевооружению казался достаточно успешным, летчики приняли новые машины на ура - да иная реакция была бы попросту странной - и с небывалым энтузиазмом взялись за переподготовку.
   Под руководством опытных инструкторов не менее опытные пилоты - за плечами каждого среди избранных кандидатов были сотни часов, налетанных только на одних Ту-22М - буквально за считанные дни освоили Су-34 в должной мере. Люди почти не покидали развернутые здесь же, на базе дальнебомбардировочного авиаполка тренажеры, по два-три раза в день поднимаясь в небо уже по-настоящему. И прогресс был налицо. Первый шаг сделан, остается ждать, пока авиастроительные заводы выйдут на полную мощность, выпуская со своих стапелей в месяц не одну единственную машину, а хотя бы по полтора десятка. И тогда, хотело верить в это, спустя считанные месяцы старички "Туполевы" смогут уйти на заслуженный отдых, передав бремя службы по охране морских рубежей новым "воздушным бойцам".
   О, это будут уж совсем другие машины, не те, которые сейчас ставили на крыло полковник Смирнов и его сослуживцы, специально отобраны среди сотен кандидатов. Те "Сухие", что летали ныне, многим казались совершенством, но самолеты, идущие им на смену, действительно станут таковыми. Это будут уже не эрзацы сухопутных машин, кое-как приспособленные для службы в морской авиации. Нет, новые Су-34 станут полностью адаптированными именно для операций над морем, получив и новые системы навигации, и даже аппаратуру для поиска и уничтожения подводных лодок, упакованную в легкосъемные контейнеры, чтобы бомбардировщики, вернее, что чудо технической мысли, что стыдливо называлось таковыми просто за неимением более удачного определения, в любой момент можно было подготовить для решения самых разных задач.
   Они получат двигатели с управляемой тягой, более мощные и не менее надежные, чем привычные АЛ-31, став сверхманевренными, способными на равных вести воздушный бой даже с самыми совершенными машинами противника типа американских "Рапторов". А "сигара" подвесного контейнера плазмогенератора сделает их не просто малозаметными, но вовсе перенесет в иное измерение, куда не дано проникнуть лучам чужих радаров. Повелители небес, становление которых на крыло мог наблюдать генерал Нефедов, будут разить из пустоты, появляясь там, где их никто не ждет, собирая с противника кровавую дань и вновь растворяясь в пространстве, чтобы чуть позже нанести очередной удар, хирургически точный и неотвратимый, будто сама судьба.
   Мысленно перенесшись далеко в открытое море, двинувшийся прочь с летного поля Нефедов представил скользящие над облаками воздушные армады, десятки, сотни Су-34, стремительных рыцарей в неуязвимых титановых латах, петлей удавки охватывающие вражеские корабли и целые эскадры, неся на рубежи пуска неотразимые "Яхонты". Этим машинам не нужно истребительное прикрытие, они не испугаются встречи с перехватчиками, но, напротив, ринутся в бой, обладая всеми преимуществами практически над любым противником, так что исход сражения будет зависеть лишь от искусства пилотов, и ни от чего больше. А летать русские парни умеют, иначе не победить бы их дедам немцев, чьи "Мессершмиты-109" все-таки были лучшими воздушными бойцами.
   Вой сирены заставил генерала вздрогнуть, стряхивая оцепенение. Нефедов вдруг осознал себя стоящим посреди покрытого бетоном поля, в нескольких десятках метров от ближайшего здания, от которого по летному полу бежали ос всех ног люди в камуфляже, громко и отчаянно ругаясь. И над всем этим плыли мерные, такие, что зубы ныли, завывания, да металлический голос, исторгаемый динамиками громкой связи.
  -- Внимание, воздушная тревога! Угроза ракетного нападения! Всем занять места по боевому расписанию!
   Нефедов, ошеломленный происходящим, так и стоял на рулежной дорожке, отрешенно наблюдая, как бойцы из расчетов противовоздушной обороны бегут к пусковым установкам зенитно-ракетных комплексов, расставленных вдоль кромки летного поля. Пилоты, затянутые в высотно-компенсирующие костюмы, обгоняя друг друга, тоже мчались к своим машинам. Что бы ни происходило, сейчас, дабы спасти "Туполевы", выиграв шанс на реванш, нужно было только одно - поднять в воздух все, способное летать, и так вывести самолеты из-под удара. А уж потом можно и поквитаться с врагом, пусть ради этого и придется обогнуть земной шар.
  -- Товарищ генерал, - к Нефедову подскочил какой-то капитан. Лицо его было перекошено от ужаса, но взгляд оставался вполне осмысленным. - Товарищ генерал, тревога! Скорее, в укрытие! Идемте же!
   Офицер ухватил Нефедова за рукав, но генерал-лейтенант остался недвижим. Запрокинув голову, он впился взором в короткокрылую сигару, скользнувшую над гребнями холмов и промчавшуюся над самой взлетной полосой. Нефедов видел, как от "Томагавка" отделилось множество мелких темных точек, и ракета, оставляя за собой странный шлейф, пролетела над строем готовых к взлету бомбардировщиков. А спустя секунду суббоеприпасы, малокалиберные кумулятивно-осколочные бомбы коснулись земли, и ударная волна, сопровождаемая раскатистым грохотом множества взрывов, отбросила генерала прочь, оторвав его от земли, чтобы затем опустить на твердый бетон.
   Летное поле окутало пламя - это горело топливо в баках множества "Туполевых", оказавшихся под градом бомб. Снаряженные кассетными боеголовками ракеты BGM-109С частой цепью прошли над взлетной полосой, в одно мгновение уничтожив львиную доли воздушной мощи русского флота здесь, на Севере. Могучие Ту-22М3, смертельно опасные в небе, могущие сокрушить оборону любого авианосного соединения, оказались беззащитными здесь, на земле, перестав существовать за ничтожные секунды. Но этого было мало.
   Нефедов кое-как поднялся на ноги, сплюнув на бетон кровью. Все вокруг горело, пылали самолеты, оказавшиеся под ударом, рядом полыхала цистерна топливозаправщика, дымный столб поднимался над контрольной башней, откуда уже некому было руководить полетами, да и летать-то, похоже, стало нечему. Шатаясь, едва не падая, генерал-лейтенант, не понимавший, где он и что происходит, сделал несколько шагов. Он не знал, куда идет, но твердо уяснил, что нужно двигаться.
   Что-то произошло с восприятием офицера, заместитель командующего видел, будто в замедленном кино, как серебристый "Томагавк", скользнув над пожарищем, сделал горку и круто, почти под прямым углом спикировал на выступавший из-под земли массивный цилиндр топливного резервуара. Генерал вдруг подумал, что о броню, под панцирем которой хранилось горячее, столь важное самолетам, сломает зубы не один десяток таких ракет. Но вместо этого "Томагавк" легко пронзил прочные купол гигантской цистерны, полностью исчезнув в ней. А спустя секунду в небо взметнулся столб огня, будто взорвался вулкан. Но это была не огнедышащая гора, а всего лишь несколько сотен тонн керосина, пары которого легко вспыхнули от взрыва стадвадцатикилограммовой боеголовки крылатой ракеты.
   Волна огня захлестнула агонизирующий аэродром, поглощая все, что еще уцелело после первых взрывов. Поток раскаленного воздуха ударил в лицо генералу Нефедову, швырнув его назад, спиной на бетон, усеянный кусками обшивки уничтоженных самолетов. Обломок стальной арматуры, разогнанный взрывом, словно метательное копье рухнул сверху на распластавшегося на земле генерала. Острие вошло в плоть, пронзив грудь заместителя командующего, пригвоздив даже не пытавшегося увернуться офицера к бетону, а затем большой кусок дюраля, оторванный от плоскости какого-то "Туполева", упав с неба, словно лезвие гильотины, разрубил его голову, с чудовищной легкость разрезая кость. Но этого генерал-лейтенант Нефедов уже не почувствовал - он умер несколькими мгновениями раньше.
  
   Антенны спутниковой связи, возвышавшиеся над кварталами казарм и ангаров военно-воздушной базы Рамштайн, уставились в небо, почти точно в зенит, лишь чуть склонившись. Они жадно ловили каждый сигнал, что приносился оттуда, с орбиты, из преддверья космической пустоты. И вот импульс, пришедший с орбиты, ударил в параболические отражатели, и, сконцентрированный, точно прошедший через линзу, коснулся приемников антенн, чтобы спустя мгновение превратиться в четкую, наполненную смыслом картинку на мониторах, перед которым сидели, вперив в них жадные взгляды, десятки людей. Они ждали, ждали вестей, пришедший за тысячи миль. И вот они увидели.
   Спутник оптической разведки "Ки Хоул-11", совершая очередной, невесть какой по счету за свое весьма недолгое существование, виток вокруг голубой планеты, уставился длиннофокусными объективами камер на поверхность Земли, впившись "взглядом" в клочок суши, выдававшийся далеко в воды Арктики, туда, где небо ныне оказалось затянуто черным дымом. Но и сквозь завесу электронно-оптические датчики спутника, пожалуй, лучшего в своем классе, могли донести до заинтересованных операторов смысл происходящего там, внизу.
  -- О, черт, - офицер, уставившийся в монитор, не смог сдержать изумленного возгласа - среди клубов дыма, какой могло родить только горевшее дизельное топливо, очень много топлива, он увидел руины зданий, на которые, казалось, наступил разгневанный великан. - Будь я проклят!
   Оператор был профессионалом, и хотя увиденная картина чудовищных разрушений потрясла его, быстро совладал с чувствами, обратившись к стоявшему поблизости командиру:
  -- Генерал, сэр, пошел сигнал со спутника. У нас есть картинка!
   Брошенные в пустоту слова оператора вызвали мгновенное оживление среди тех, кто в эти минуты собрался на командном пункте, в центре управления операцией "Доблестный удар". И бригадный генерал Эндрю Стивенс, нервно разгуливавший за спинами операторов, колдовавших над мониторами, дернулся, точно от удара, подскочив к своему подчиненному.
   Он провел в напряженном ожидании немало томительных минут, слушая лишь доносившиеся из динамиков переговоры командиров подразделений, сейчас далеко отсюда крушивших оборону русских. И это было труднее, чем самому идти в бой, это генерал понимал лучше многих, успев побывать и в шкуре простого солдата, грудью ловящего раскаленный свинец, и в кресле умудренного командира, из уютного штаба посылающего в пекло таких солдат. И вот теперь Эндрю мог увидеть воочию, пусть и через радиоволны, плоды своих трудов.
  -- Сэр, это просто восхитительно, - с восторгом сообщил склонившемуся над ним командиру офицер, указывая на монитор. - Точность идеальная! Прямые попадания в девяти случаях из десяти!
   Бригадный генерал Стивенс не мог что-либо возразить. Его взору предстала панорама авиабазы русских, одной из тех, на которых располагались старые, но все еще грозные бомбардировщики "Бэкфайр", сверхзвуковые машины, несущие крылатые ракеты большой дальности. Сейчас Эндрю видел лишь груды обгоревших обломков, усеивавших летное поле, все, что осталось от десятков машин после первого же удара "Томагавков".
   А чуть поодаль возвышались похожие на крепостные башни ангары, в которых укрывались, и от непогоды, и от чужих бомб, другие "Бэкфайры". Генерал видел на кровлях этих прочных, действительно надежных сооружений лишь черные отметины, но он знал, что на самом деле - это пробоины, оставленные в армированном сталью бетоне проникающими боеголовками крылатых ракет. "Томагавки" прошивали крыши ангаров, не оставляя снаружи почти никаких разрушений, но зато все, что было внутри, превращалось просто в кучу оплавленного металла.
   Изображение порой подергивалось полосами помех, иногда поверхность планеты, приковавшую столь пристальное внимание, почти полностью затягивало дымом, но и без подробностей было ясно, что этот аэродром уже перестал существовать, перестал быть военным объектом, ключом к обороне побережья и морских владений державы, превратившейся в беспомощную жертву.
  -- Сэр, данные еще обрабатываются, - отвлек генерала от созерцания его офицер. - Система не справляется с таким массивом информации. Но уже сейчас можно сказать, что поражено не менее девяноста процентов "красных" целей, ключевых объектов в военной инфраструктуре русских. Это полностью подтверждают доклады командующих всеми группировками на всех направлениях. Мы ждем данных радиоэлектронной разведки, но и теперь ясно, что интенсивность радиообмена в зоне Кольского полуострова резко снизилась. Русское командование утратило контроль. Остается только добить их, сэр!
  -- Да, это успех, о каком можно только мечтать, - кивнул Стивенс. - Мы нанесли удар не по самолетам и кораблям русских, а по их боевому духу. Они растеряны сейчас, напуганы, они в шоке. И мы воспользуемся этим, джентльмены. Передайте приказ всем подразделениям о переходе в полномасштабное наступление. Обрушимся на них всеми силами на всех фронтах, раздавим противника!
  -- Сэр, стратегические бомбардировщики и авианосцы на исходных позициях, - поспешно доложил адъютант Эндрю Стивенса. - Вторая волна воздушного удара может быть нанесена немедленно!
   Бригадный генерал представил, словно наяву, рассекающие морские волны корабли, авианосцы, крейсера и эсминцы, мчащиеся к русским берегам. И на палубах "плавучих аэродромов" техники суетились вокруг самолетов, многоцелевых истребителей "Супер Хорнит", снаряженных и готовых к вылету, а пилоты уже взбирались в их кабины, опуская прозрачные колпаки фонарей, чтобы несколько минут спустя взмыть в небеса, неся гибель тем, кого их командиры приказали считать врагами. А где-то над головами моряков реяли эскадрилья тяжелых бомбардировщиков, и в их чреве дремали, готовые пробудиться по первому приказу, крылатые ракеты. И вся эта мощь могла сорваться с цепи лишь по одному слову.
  -- Приступайте, господа, - кивнул Эндрю Стивенс. - Добейте русских, пока они не пришли в себя. Я хочу доложить о нашей победе президенту спустя сутки, и, черт побери, русские обязаны капитулировать. Они поймут, какая сила обращена против них, уже поняли, как поняли и то, что иного выхода, дабы сохранить свои жизни, у них не осталось. Командуйте атаку, джентльмены!
   Несколько минут - и стаи многотонных "Стратофортрессов", разворачиваясь в боевые порядки, послали в сторону далекой земли первые ракеты. Выплевывая из своего чрева один за другим высокоточные самолеты-снаряды, огнехвостыми стальными птицами устремлявшиеся к целям, расположенным во многих сотнях миль, бомбардировщики должны были уничтожить все то, что уцелело после первого, ошеломляющего удара "Томагавков", помешав противнику хоть как-то приготовиться к отпору, собравшись с силами.
   Но это был еще далеко не конец - крылатые ракеты пробьют в том, что осталось от обороны русских, глубокие бреши, в которые ворвутся эскадрильи палубных "Супер Хорнитов". Четыре авианосца, четыре статысячетонные махины, сейчас, в эти самые минуты пришли в движение в самом сердце Норвежского моря. Разгоняясь до максимальной скорости, атомные авианосцы уже мчались к русским берегам, чтобы, едва приблизившись к суше на радиус действия своей авиации, выбросить вперед десятки крылатых машин, которым и суждено окончательно склонить весы победы на сторону Америки. И Эндрю Стивенс не сомневался, что именно так и произойдет.
  
   Звено Су-34, всего две машины, в одном мгновение остались единственными самолетами, успевшими подняться в небо. Подполковник Кротов не сомневался в этом после того, как его бомбардировщик на бреющем прошел над тем, что прежде было огромным аэродромом, домом для десятков дальних бомбардировщиков Ту-22М3. Все, что теперь осталось от "Туполевых" - кучи пылающего металла, утратившие даже сходство с красавцами самолетами, грозными ракетоносцами.
  -- Нет, не может быть, - простонал Федор Смирнов, увидев, как пылают на взлетной полосе машины его полка. - Черт возьми, нет!
   Полковник не смог сдержать рыдания - там, внизу, остались ребята из его полка, отличные пилоты и просто хорошие мужики, плечо к плечу с которыми он служил много лет, буквально породнившись с этими парнями. Им не было равных в небе, но смерть подстерегла их на земле, ударив в спину, подло, коварно, внезапно. И потому просто хотелось выть, как дикому зверю, а еще лучше - вцепиться в глотку хоть кому-то из тех выродков, что напали на его страну, убили его друзей.
  -- Довольно, штурман, - одернул своего напарника Кротов. - Возьми себя в руки, ты же офицер! Мы еще живы, и, черт побери, на многое способны! Установи связь хоть с кем-то, сперва нужно понять, что происходит!
   Смирнов, на которого окрик подполковника подействовал не хуже ледяного душа, коснулся приборной доски. Аэродром молчал, да иначе и не могло быть, и Смирнов принялся проверять все частоты, пытаясь услышать хоть что-нибудь, чтобы модно было принять решение, понять, как быть дальше.
  -- Тишина, командир, - сокрушенно помотал головой Федор спустя несколько секунд. - Все молчат. О, Господи, как это вообще возможно?
   У Кротова не было ответа. Но он видел, что произошло с аэродромом, и почти не сомневался, что подобное творится ныне повсюду. И он был прав - за считанные десятки секунды в дымящиеся руины превратились мощные радары, контролировавшие небо над Баренцевым морем вплоть до арктических льдов. А на охваченных пламенем аэродромах, разбросанных по всему Кольскому полуострову, до самой Карелии, превратились в кучи разорванного дюраля и стали десятки бомбардировщиков и истребителей, так и не сумевших подняться в небо.
   Атака "Томагавков" была страшна, а вслед за первой волной ракет с севера, с моря, уже шла вторая, смертоносным шквалом обрушиваясь на все, что хотя бы теоретически могло уцелеть. И где-то в глубине океана уже собиралась третья волна, сжимаясь в стальной кулак, чтобы повергнуть растерянного, смертельно раненого врага.
  -- Продолжай слушать эфир, - приказал Кротов. - Кто-то должен остаться. Не может быть, чтобы не остался, - убеждено промолвил он. - Ни у кого не хватит сил, чтобы уничтожить всех разом. Давай, полковник, действуй, черт тебя возьми!
   И Смирнов действовал. Одну за другой он прослушивал все частоты, и стандартные, те, на которых обычно велись переговоры, и резервные, и те, которые не использовались ни армией, ни моряками. Тщетно - везде или молчание, или шквал помех, словно при сильнейше магнитной буре. Замолчали даже гражданские радиостанции, не прекращавшие вещание ни на минуту. Полковник был уже готов впасть в отчаяние, но вдруг сквозь треск помех до него донесся голос.
  -- "Безупречный"... Североморск, - звучало в наушниках, порой перебиваясь треском и свистом. - Атака... помощь... Повторяю, всем... слышит!
   Кротов удивленно взглянул на второго пилота, и в глазах его читалось непонимание - подполковник тоже слышал эту передачу, но едва ли мог понять ее смысл.
  -- Вещают на корабельной частоте, - пояснил Смирнов. - Источник сигнала довольно близко, потому они и пробились сквозь помехи. Полагаю, это в Североморске.
  -- Черт, там же штаб флота, - с ужасом произнес пилот. Будучи сугубым сухопутчиком, он все же имел представление о том, что и где расположено в округе, и теперь испытал сильнейший страх, почти не сомневаясь, что на места штаба им придется увидеть то же, что осталось от аэродрома.
  -- Нужно выдвигаться к Североморску, - решил Смирнов. - Что бы ни происходило, там еще кто-то остался. Они зовут на помощь, а мы, скорее всего, почти единственные, кто может им эту помощь оказать. Мы способны прикрыть город или корабли с воздуха.
  -- Да, верно, штурман, - кивнул Кротов. - Прокладывай курс!
   Идя крыло в крыло, пара "Сухих" развернулась, двинувшись к главной базе Северного флота. Скользя в нескольких сотнях метров над землей, оставаясь почти невидимыми для радаров противника, который мог появиться в любой миг, бомбардировщики одним махом преодолели несколько десятков километров, оказавшись над приморским городом. В прочем, пока горизонт был чист, радар не обнаружил ни одной воздушной цели.
  -- О, проклятье, - выдохнул Смирнов, едва они увидели панораму города. - Дьявол!
   Над плотно застроенными кварталами то здесь, тот там вздымались в небо столбы дыма, который был гуще всего над гаванью, где превратился в плотный полог, затянувший небосвод на многие километры.
  -- Высота - пять тысяч, - приказал командир экипажа. - Оружие к бою!
   Летчики не знали, что может ждать их впереди, и готовились буквально ко всему. Бомбардировщики скользнули вверх, словно взбираясь в небо по невидимой горке. И едва им стоило набрать высоту, как экран радара заполонили отметки целей.
  -- Дальность - восемьдесят километров, - доложил Смирнов. - Вижу не менее двадцати низковысотных целей. Сигнал слабый.
  -- Ракеты. Наверняка это ракеты!
   Пара Су-34, набирая высоту, разворачивалась навстречу налетавшим с моря ракетам, накрывая их конусами лучей бортовых радаров. Внизу, в нескольких километрах, агонизировал город, охваченный пожарами и паникой, и четверо пилотов оказались единственными, кто мог сделать хоть что-то, чтобы спасти разбуженных громом взрывов людей, для которых обычный майский день вдруг превратился в утро Армагеддона. По крайней мере, сами летчики считали именно так.
  
   Море неслось им навстречу, но электронные "мозги" ракет AGM-86C не обращали на это внимания. Для них океан был не стихией, мощи которой можно только поражаться, а лишь подстилающей поверхностью, полностью лишенной каких-либо ориентиров, что заметно затрудняло работу навигационной системы. Затрудняло, но не исключало возможность точно наведения, и потому самолеты-снаряды, отделившиеся от своих носителей, тяжелых бомбардировщиков В-52Н за несколько сот километров отсюда, вышли к заданным целям с ничтожным отклонением, составившим, в худшем случае, сотни метров, а это при таких дальностях полета было не расстояние.
   "Стратофортрессы", для пилотов которых война превратилась в подобие компьютерной игры, давно уже летели в направлении своих баз, чтобы там, прямо на летном поле, услышать благодарность командования за успешно выполненную миссию. Все, что требовалось от летчиков - вывести свои машины в точку, указанную прицельной системой и нажать кнопку пуска, в несколько минут расстреляв свой боекомплект. Никакого риска и минимум усилий. Люди выполнили приказ, разворачивая весившие сотни тонн машины, поскорее уводя их от любого призрака опасности. А их смертоносный груз, заживший собственной жизнью, как раз пересек береговую линию.
   Крылатые ракеты, прижимая к хищно вытянутым фюзеляжам скошенные узкие крылья, подходили к суше ровным, неестественно четким строем, волна за волной, отставая друг от друга на несколько сотен ярдов. Унылая поверхность моря сменилась пенной полосой прибоя, а затем из воды выросли прибрежные скалы. Тотчас пришла в действие электронно-оптическая корреляционная система DSMAC, сравнивавшая местность по курсу ракет с заложенными в электронную память изображениями. Отклонившиеся за время броска над волнами с курса управляемые снаряды изменили траекторию, уверенно наводясь на цели. Большая часть ракет несла фугасные боеголовки весом почти в полторы тонны, чертовски много для поражения почти любых мишеней, а некоторые были снаряжены проникающими головными частями калибром пятьсот сорок килограммов для атак особо защищенных объектов. Истекали последние секунды, прежде чем вся эта мощь должна была обрушиться на многострадальную землю.
   Впереди вырастал из волн город, и небо над ним было затянуто дымом от множества пожаров. Первый удар достиг своей цели, и некому должно было стать отражать вторую атаку. И вдруг из окутанной дымкой гавани навстречу крылатым AGM-86C протянулись огненные языки пламени стартовавших зенитных ракет. И в то же мгновения с неба на строй самолетов-снарядов спикировали протуберанцы ракет "воздух-воздух". Защитники разоренного города не покинули свои рубежи.
  
   На борту эсминца "Безупречный" сыграли боевую тревогу. По отсекам разнесся дробный топот сотен ног - матросы, ловко ныряя в низкие проемы дверей, мчались к своим боевым постам, подгоняемые колоколами громко боя.
  -- Все по местам, - нетерпеливо приказал капитан. - Занять посты. Корабль к бою! Раскочегарить главную энергетическую установку, живее!
   Миноносец казался единственным островком спокойствия во всеобщем хаосе. На берегу, в порту, люди в панике метались из стороны в сторону, вздрагивая в так содрогавшейся от взрывов земле. Рядом, у причалов, медленно погружались в воду горящие корабли. Град малокалиберных бомб, которыми была начинена часть атаковавших главную базу Северного флота ракет BGM-109 "Томагавк", обрушился на большой десантный корабль "Александр Отраковский", и здесь же, чуть поодаль, тонул, почти уже скрывшись в волнах, малый ракетный корабль "Ураган", не сделавший ни единого выстрела. А на внутреннем рейде пылал танкер, горела, растекаясь по воде, вытекавшая из цистерн нефть, и дым плотной завесой окутывал горизонт, не позволяя понять, что происходит вокруг, что творится на берегу.
   Самое обидное, что никто умышленно не атаковал порт, просто не считая нужным расходовать на него и так не бесконечные ракеты. Но всего лишь пары "Томагавков", рассеявших над бухтой начинку своих кассетных боеголовок, хватило, чтобы внизу воцарилась паника. Стальной дождь обрушился и на корабли, и на портовые строения, на склады и эллинги, на выстроенные в пирамиды прямо на причалах десятки бочек с топливом, вспыхнувшие чадным пламенем. Это был ад, и едва ли не каждый, кто оказался в пекле, думал лишь о том, как спастись, убравшись подальше оттуда, где бал правит разрушение и смерть.
   Но команда эскадренного миноносца действовала, словно существуя в параллельной вселенной, в ином измерении. Корабль был единственной силой, способной встать на защиту города, дать отпор агрессору. Его стихией были морские просторы, открытый океан, но и сейчас, стоя на якоре у пирса, эскадренный миноносец не был пустяком, который можно не принимать в расчет.
   Моряки быстро и без суеты занимали свои посты, вдыхая жизнь в многочисленные системы боевого корабля. Ожила котлотурбинная силовая установка, генераторы подали ток. Антенна радиолокационной станции общего обнаружения "Фрегат-МА", установленная на грот-мачте "Безупречного", совершила первый оборот, обводя вокруг всевидящим лучом, и секунду спустя на эсминце уже знали, с чем столкнулись, и что им грозит. Ничто в радиусе трех сотен километров, находящееся хоть немного выше поверхности моря, не осталось незамеченным.
  -- Группа воздушных целей в секторах один и два, - сбивчивой скороговоркой сообщил оператор локатора. - Цели дозвуковые, низколетящие. Дальность - шестьдесят.
  -- ЗРК к бою, - приказал командир эсминца. - Цели взять на автосопровождение. Приготовиться к отражению ракетной атаки!
   Две зенитные ракеты комплекса "Ураган" покинули подпаубные магазины. Пусковые установки разом повернулись на правый борт, в сторону целей, которые еще невозможно было различить невооруженным взглядом - крылатые ракеты летели так низко, что и радар едва мог "видеть" их.
   Взять цели на автосопровождение, - приказал командир расчета, и к горизонту развернулись прожектора подсветки целей ОП-3, уставившись в небо округлыми обтекателями.
   Сразу дюжина крылатых ракет оказалась поймана узкими лучами радаров целеуказания, пронзавшими пространство. Подлетавшие к гавани самолеты-снаряды оказались на прицеле, и оставалось только нажать на спуск.
  -- Дальность пятнадцать, - доложил оператор обзорного радара. - Цели в зоне поражения!
  -- Огонь!
   С шипением ракеты 9М38 сорвались с балочных направляющих пусковых установок, одна за другой, не более чем с секундным интервалом. Головки наведения видели отраженный импульс лучей радаров, в перекрестье которых попали приближавшиеся на малой высоте цели, и зенитные ракеты, взмыв на большую высоту, отвесно спикировали на них. А между тем из погребов выдвинулись еще две ракеты, чтобы занять свое место на направляющих. Не прошло и двенадцати секунд, как командир расчета доложил о готовности.
  -- Пуск!
   Еще две ракеты, разгоняясь до тысячи двухсот метров в секунду, отделились от эсминца, прочерчивая затянувшееся дымом небо пламенными росчерками факелов реактивных двигателей. Огненные стрелы мчались наперерез приближавшимся чужим ракетам, а первый залп уже достиг цели, и пара AGM-86C, пораженных точными попаданиями, падала в волны, так и не сумев донести свой страшный груз до приговоренных к уничтожению объектов.
  -- Ракеты в пяти милях, - доложил оператор радара общего обнаружения, и, спустя мгновение: - Две высотные воздушные цели приближаются со стороны суши! Дальность - двадцать!
   В груди у капитана похолодело. Если это враг, они не успеют открыть огонь. Пока будут перезаряжаться зенитные комплексы, противник, господствуя в небе, успеет расстрелять лишенный подвижности, намертво связанный с берегом эсминец безо всяких препятствий.
  -- Товарищ капитан, это свои, - вдруг сообщил моряк. Система опознавания государственной принадлежности, послав кодированный запрос, получила условный сигнал, который не мог быть известен врагу. - Наши, товарищ капитан! Они ведут обстрел крылатых ракет противника!
   Пара Су-34 промчалась над отплевывавшимся во все стороны ракетами эсминцем, и с палубы "Безупречного" видели, как от них отделились ракеты "воздух-воздух", спикировав к волнам, как раз на строй вражеских самолетов-снарядов. А те, пролетая мимо корабля, уже рвались к расположенным где-то в глубине суши целям. Не гавань, не "Безупречный" были ими, но командир миноносца не собирался выходить из боя лишь оттого, что счастливо избежал такой участи.
  -- Артиллерийские установки к бою! По ракетам противника, огонь!
   Орудийные башни, располагавшиеся на корме и на баке, развернулись, взметнулись вверх спаренные статридцатимиллиметровые стволы, и универсальные установки АК-130 дали первый залп, выбрасывая в воздух шквал свинца. Их траектории пересекли маршрут крылатых ракет спустя несколько секунд, неконтактные взрыватели сработали строго в заданной точке, и на пути AGM-86C развернулись облака смертоносных осколков, изрешетившие корпуса ракет, выполненные из легких сплавов.
   Эсминец изрыгал пламя, создавая вокруг себя зону сплошного поражения. Отрывисто рявкали мощные орудия, задрав стволы к небу, болидами взмывали ввысь одна за другой, зенитные ракеты, и даже автоматы АК-630М, средство последней надежды, система противовоздушной обороны ближнего боя, внесли свою лепту, несколькими очередями буквально распилив в полете приблизившуюся слишком близко крылатую ракету.
   Но все эти победы были только кажущимися. "Безупречный", превратившись в настоящий бастион, вел бой с противником, которому были безразличны собственные потери. Жертвами его моряков стал целый десяток самолетов-снарядов AGM-86C. Но остальные ракеты, следуя заложенной в них программе, просто промчались мимо, выскальзывая из зоны огня, растворяясь в глубине материка, чтобы спустя считанные десятки минут рухнуть на голову еще не пришедшим в себя солдатам, летчикам, в смятении бегавшим по охваченным огнем аэродромам или пытавшимся вытащить своих товарищей из-под руин разрушенных точными попаданиями "Томагавков" казарм и боксов. Земля где-то вновь содрогнулась от взрывов, и лишь тогда настал черед жалких остатков Северного флота разделить участь своих сухопутных товарищей по оружию. Третья волна атаки заняла исходные рубежи.
  

Глава 2 Всадники Апокалипсиса

  
   Норвежское море - Североморск, Россия - Баренцево море
   19 мая
  
   Многоцелевой палубный истребитель F/A-18E "Супер Хорнит" дрожал, словно бегун на старте, все никак не могущий дождаться хлопка сигнального пистолета. Самолет, вернее, тот, кто управлял им, став на время неотъемлемой частью машины, ее сознанием и душой, тоже ждал приказа. Трубины, работавшие в форсажном режиме, надсадно выли, харкаясь языками яркого, ослепительно-белого пламени, лизавшими покрытии полетной палубы. Но стойки шасси истребителя плотно удерживали замки челнока паровой катапульты, скрытой под палубным настилом, и их хватку не в силах была преодолеть даже мощь работавших на пределе двигателей.
  -- Золотой-три, приготовиться к взлету, - в наушниках, встроенных в шлем пилота, раздался уверенный голос руководителя полетов. - Двигатели на максимальную тягу!
  -- Есть на максимальную тягу, - эхом отозвался летчик, чувствовавший, как его машина, эта стальная птица, самый верный друг, вместе с которым они могли безраздельно править небесами, рвется в бой, ради которого она и была рождена. - К взлету готов, сэр!
   Летчик плотнее сжал рычаг управления самолетом, еще раз бросив быстрый взгляд на приборную доску. Да, все в норме, он действительно готов, и это знали также на палубе. Регулировщик, выскочив перед самым самолетом, мелькнул на фоне угрюмого неба ярким пятном жилета и защитной пластиковой каски, взмахивая флажками.
  -- Взлет!
   Приведенная в действие катапульта, словно рука сказочно великана, швырнула тридцатитонную машину вперед, подбрасывая ее в небо, и вот уже пневматики шасси перестали касаться палубы. Истребитель, движимый инерцией, преодолел несколько десятков ярдов, неуверенно качнулся, будто готовый рухнуть в океан, но двигатели, жадно подравшие топливо, уже толкали его вперед, к затянутому низкими облаками небу, и крылья, опиравшиеся на столь ненадежную субстанцию, как невесомый воздух, надежно держали его.
  -- Я Золотой-три, в воздухе, - доложил пилот, видевший краем глаза, как стремительно уменьшается в размерах, став казаться уже не больше носового платка, палуба авианосца.
  -- Займете свое место в строю. Действовать согласно полетному заданию.
  -- Принял, палуба. Выполняю!
   Летчик тронул штурвал, заставляя свой самолет направиться именно в ту брешь в общем боевом порядке, где и было его место. Сделать это оказалось не так уж просто - небе над эскадрой было не протолкнуться от самолетов, описывавших круги над морем в ожидании, когда все машины оторвутся от палубы. Почти полсотни тяжелых истребителей "Супер Хорнит", а также четверка постановщиков помех ЕА-6В "Праулер", лобастых, казавшихся жутко неуклюжими, и, наконец, увенчанный плоским "блином" обтекателя мощного обзорного радара "Хокай", глаза и уши авиакрыла, собирались, будто взаправдашние птицы, в стаю, готовую сорваться в гибельный полет.
   В небе уже была почти вся авиагруппа атомного ударного авианосца "Джордж Вашингтон". И точно так же в эти самые минуты один за другим взмывал в небо самолеты с палубы еще трех тяжелых авианосцев, выстроившихся в почти прямую линию на границе полярных владений русских. Пришла пора добить поверженного врага, и тем скорее удастся добиться победы, чем более слаженным будет этот новый удар.
  -- Слушать всем, я - лидер, - прозвучал в кабине каждого самолета голос командира авиагруппы. - Курс - один-ноль-пять. Скорость - пятьсот узлов. Идем на высоте семь тысяч футов. Применение оружия - только по моей команде. Противодействие со стороны авиации русских не ожидается, но всем быть начеку, парни. Вперед!
   Воздушная армада помчалась на восток, к суше, чтобы там, в считанных десятках миль слиться с другими стаями рукотворных птиц, и вместе, сообща, обрушиться на врага, окончательно сокрушая и его оборону, и волю к сопротивлению. Они летели к цели, пожирая милю за милей, спеша скорее окунуться в круговерть боя, хотя каждый в глубине души надеялся, что никакого боя не будет, а на их долю останется лишь избиение уже почти разгромленного противника. Что ж, на деле русские оказались намного слабее, чем о них все привыкли думать. Они уже сломлены, даже не думают о том, чтобы бороться, а, значит, остается только придти и забрать свою победу.
   Самолеты подходили к цели, к одной из военно-морских баз русских, с моря, охватывая ее широким полукольцом, словно пытаясь взять в клещи вырывающегося из ловушки противника. За бортом истребителей взвихривался холодный воздух, наполненный морской влагой, но пилотам не было дела до капризов природы.
  -- Внимание, парни, всем приготовиться, - скомандовал лидер группы. - Мы на рубеже атаки. Оружие к бою!
   Авиакрылу "Джорджа Вашингтона" сегодня предстояло нанести удар по прибрежным целям, по морским базам и гарнизонам, раскиданным вдоль всего неприветливого побережья русского Севера. А их товарищи, что шли позади, лишь чуть поотстав, ударят по тем объектам, что расположены в глубине территории, выбивая все то, что уцелело при ракетном ударе с моря и атаке тяжелых бомбардировщиков. Сегодня каждому, кто мог управлять самолетом, должна была отыскаться работа по душе и по силам.
   Пилот "Супер Хорнита", услышав приказ, обратился к бортовому компьютеру, послушно выдавшему информацию обо всем внушительном арсенале истребителя. В этом вылете машина несла почти предельную нагрузку. Под фюзеляжем висел подвесной бак на тысячу восемьсот литров горючего, здесь же, рядом - контейнер ATFLIR с прицельной системой. А на пилонах под плоскостями расположился "главный калибр" истребителя - пара крылатых ракет SLAM-ER, дальних потомков знаменитого "Гарпуна", а также две двухтысячефунтовые бомбы с лазерным наведением GBU-24 "Пэйвуэй-3", для "ювелирной" работы по слишком маленьким целям.
   Никто не ожидал угрозы со стороны русских истребителей, но все же никому также не хотелось оказаться беззащитным, столкнувшись в этом небе с грозными "Фланкерами" или сверхскоростными "Фоксхаундами". И потому на законцовках крыльев висели две ракеты ближнего боя AIM-9M "Сайдвиндер", дополненные более тяжелыми AIM-120A AMRAAM с активным радарным наведением, теми самыми, в которых в полной мере был реализован принцип "выстрелил и забыл". Четыре ракеты "воздух-воздух" - не ахти, какая обуза для мощного истребителя, зато так каждому пилоту было спокойнее.
   Эскадрилья, меняя строй, развернулась широким фронтом, вытянувшись в одну шеренгу. Предохранители были отключены, пальцы летчиков напряженно замерли над кнопками пуска. Они не могли видеть цель, находившуюся почти в трехстах километрах - ни инфракрасные системы переднего обзора подвесных контейнеров ATFLIR, ни радары не могли обеспечить обзор на такой дальности. Но пилотам это и не требовалось.
  -- "Золотые" парни, цель в зоне поражения, - сообщил лидер группы. - Напоминаю, вам приказано атаковать акваторию порта. Пуск!
   Все слышали команду, и разом, словно были единым целым, открыли огонь. Из-под плоскостей "Супер Хорнитов" вырвались, раскрывая узкие крылья, две дюжины ракет AGM-84H.
  -- Пуск произведен, - одни за другим докладывали летчики. - "Птички" в воздухе!
   Инерциальные системы наведения, включившиеся еще до старта, видели единственную точку, расположенную в двухстах семидесяти километрах по курсу истребителей, на пределе дальности полета. Гироскопы уверенно держали модифицированные противокорабельные ракеты, очень сильно отличавшиеся от своего прародителя, привычного любому американскому моряку "Гарпуна", на заранее рассчитанной траектории, а пилоты в кабинах своих машин терпеливо ждали, пока расстояние не сократится до считанных километров. Они могли не бояться зенитных ракет, и не ждали появления вражеских самолетов, полностью переключившись на управление "умным" оружием. И ждать им пришлось недолго.
   Ракеты, следуя командам бортовых навигационных систем, и получая корректирующие сигналы от носившихся в безвоздушном пространстве спутников GPS-NAVSTAR, вышли в район нанесения удара с ничтожным отклонением. Самолеты-снаряды, всерьез решившие потягаться в скорости со звуком, вынырнули из-за горизонта, и пришел черед людей принять окончательное решение.
  -- Цель на дальности визуального опознавания, - сообщил оператор радара с борта "Хокая", отслеживавший положение и ракет, и их мишеней - для мощного локатора APS-145 три сотни километров не казались существенной дистанцией. - Активировать инфракрасные системы. Выбрать объект атаки.
   Крылатые ракеты SLAM-ER подходили к берегу на малой высоте, и потому тепловые головки наведения давали весьма ограниченный обзор. Но и его хватило, чтобы сквозь завесу дыма, затянувшего небо над Североморском чуткие сенсоры "рассмотрели" силуэты боевых кораблей, стоявших на якоре в порту. И этих силуэтов оказалось ничтожно мало.
  -- Вижу цель, - сообщил пилот, совмещая перекрестье прицела на экране с изображением своей мишени, ярким, как будто лишенным четких очертаний пятном. - Есть захват!
   Там, в сотнях километров, ракеты, подчиняясь передаваемым через пространство командам, менял курс, наводясь на корабли, стоящие на внутреннем рейде, все, что осталось от Краснознаменного Северного флота. Но и эти жалкие крохи должны были исчезнуть спустя считанные минуты - никто не собирался давать хотя бы призрачный шанс почти поверженному врагу.
   В кабинах истребителей, одного за другим внезапно зазвучал сигнальный зуммер. Система предупреждения об облучении "Хьюз" AN/ALR-67(V)3 выдала предостережение, перехватив пришедший от горизонта радиоимпульс - локатор МР-750 "Фрегат-МА" мазнул по стае самолетов лучом, мерно очерчивавшим широкие круги, и небо сразу же перестало казаться пустынным морякам.
  -- Черт, я в захвате, - не справившись с испугом, сообщил пилот, в мозг которого ввинчивался противный звук сигнализации. - Я - Золотой-три, в захвате!
  -- Без паники, парни, - тотчас раздался спокойный голос командира группы. - По нам работает русский корабельный радар. Они видят нас, но не способны помешать.
   Генераторы помех "Праулеров", сопровождавших ударную группу, уже хлестнули по приемникам локаторных антенн стоявшего на якоре корабля своими невидимыми бичами. Экраны локаторов на эсминце заволокло "крупой", однако этот ответ запоздал - моряки теперь знали об опасности, и не собирались тотчас сдаваться.
   На "Безупречном" уже разворачивали пусковые установки зенитных ракет навстречу новой угрозе, но настоящая опасность еще была не видна. Крылатые ракеты SLAM-ER летели к целям на бреющем, скрываясь на сверхмалой высоте, и до последних минут оставались бесплотными призраками.
   Волна самолетов-снарядов захлестывала гавань, наполняя воздух сталью и огнем. Теперь, "запомнив" указанные им пилотами цели, ракеты становились полностью автономными, и ничто, кроме заградительного огня, не могло остановить их полет. А другие эскадрильи так же, залпом, выпускали свой смертоносный груз по иным целям, расположенным вдоль всего побережья, "зачищая" все то, что уцелело после губительного налета "Томагавков" и CALCM, прошедших по Кольскому полуострову огненным гребнем.
  -- Ракеты в режиме самонаведения, - доложил пилот, убедившись, что оба его снаряда пошли на "свои" цели.
   Летчик все еще видел панораму порта в инфракрасном спектре через системы наведения ракет, и все еще мог изменить их задачу, перенацелив оружие на иные объекты. Он мог наблюдать за ситуацией до последней секунды, пока SLAM-ER не вонзится в борт одного из русских кораблей, вдавливая в его нутро мощную проникающую боеголовку, перед которой не устоит и настоящая броня, не то, что конструкционная сталь, пускай и приличной толщины. Но пилот не собирался менять задание, просто предоставив автоматике до конца выполнить свою работу. Все шло по плану, противник был полностью ошеломлен, не мог, не должен был оказать сопротивления. Оставалось лишь утвердить свою победу. Но обреченные жертвы полагали иначе.
  -- О, черт, - летчик не смог сдержать удивленного возгласа, когда экран подернулся рябью помех, точно телевизор с вырванной из гнезда антенной. - Контакт потерян. Ракеты сбиты!
  -- Всем внимание, - в унисон ему раздался голос оператора "Хокая", в котором явственно звучали панические нотки. - Угроза воздушного нападения! Две неопознанные цели на трех часах. Они в тридцати милях от нас!
   Предупреждение запоздало, быть может, на считанные минуты, оказавшиеся фатальными. Сразу два "Супер Хорнита" в один миг превратились в сгустки пламени, метеорами ринувшиеся вниз, чтобы пробить водную гладь, исчезая в пучине. А спустя мгновение за ними последовала еще одна машина. Эскадрильи шли в довольно плотном строю, и осколки, куски обшивки пораженного истребителя, сработав на манер шрапнели, буквально изрешетили находившийся поблизости "Супер Хорнит", не оставляя его пилоту ни малейшего шанса.
  -- Черт, откуда они взялись, - наперебой в панике вопили летчики, из повелителей неба превратившиеся в почти беспомощных жертв. - Где враг? Не вижу цель! Боже, это какие-то призраки!
  -- Противник справа, - прозвучал предостерегающий окрик командира эскадрильи. - Два "бандита" на двух часах! Ракеты к бою! Сбросить топливные баки! Огонь!
   Стальные "Шершни", ломая строй, спешно разворачивались к невесть откуда взявшимся русским, пытаясь поймать их узкими лучами своих локаторов AN/APG-73. Почти опустевшие подвесные баки, сорвавшись с креплений узлов подвески, посыпались в море, и ощутимо полегчавшие истребители, лобовое сопротивление которых мгновенно уменьшилось, получили большую свободу маневра.
  -- Вижу их, вижу, - закричал один из пилотов. - Это "Фланкеры"! Один у меня на прицеле! Выпускаю ракеты! - И спустя секунду, когда очередь тридцатимиллиметровых снарядов вспорола фюзеляж его машины: - А, дьявол! Я подбит! Черт возьми, я подбит! Падаю!
   Это был едва ли не самый короткий и самый странный бой за всю историю войны в воздухе. Еще один "Супер Хорнит" камнем рухнул в воду, и над волнами раскрылся купол парашюта. Ошеломленные таким натиском пилоты терзали радары, вертели головами в надежде увидеть противника невооруженным глазом, чтобы расстрелять его из пушек или хотя бы послать вдогон надежный "Сайдвиндер". Но небо вдруг очистилось, враг исчез, словно его и не было.
  
   Подполковник Кротов вывел своего "Сухого" из пике, вновь набирая высоту, а с ней - необходимый запас скорости. Израсходовав пару ракет "воздух-воздух" и несколько десятков патронов, он мог записать на свой счет, на счет своего напарника, три крылатые ракеты, три дьявольских "гостинца" обезумевших от собственной наглости американцев.
  -- Летуны, вы слышите меня, прием, - раздался искаженный, чуть слышимый в треске и завывании необычно мощных помех голос. - Спасибо за помощь. Отлично стреляли, парни!
  -- Рады слышать, - отозвался на правах командира звена Кротов. - Вы тоже молодцы, хоть и водоплавающие. С кем имею честь?
  -- Командир эскадренного миноносца "Безупречный", капитан второго ранга Сидоров, - назвался переставший быть безымянным, но по-прежнему, разумеется, невидимый, собеседник.
  -- Подполковник Кротов, инструктор Липецкого центра боевого применения. Всегда готовы помочь, товарищ капитан!
   "Сухие" очертили круг над бухтой, снижаясь до считанных десятков метров и пронзая сгущавшиеся над пирсами клубы дыма, заставляя взвихриваться их. Обе машины прошли в сотне метров вдоль борта эсминца, и пилоты видели, как моряки, едва не переваливавшиеся через леера, приветливо махали им руками. Федор Смирнов знал, что его с корабля точно не могут видеть, но все равно выставил вверх большой палец, и Кротов одобряюще кивнул, скалясь в радостной улыбке.
  -- Летуны, прием, - прозвучал металлический голос в динамике. - Внимание! У нас на радаре большое количество воздушных целей, вероятно, самолеты. Они в полутораста милях, пеленг триста. Приближаются.
  -- Янки, - прорычал сквозь зубы Смирнов. - Ублюдки!
  -- Осмотримся, полковник, - приказал Кротов. - Начинаю набор высоты. Радар - в режим обзора.
   Бомбардировщик быстро вскарабкался на восемь тысяч метров, и оттуда экипаж уже окинул окрестности "взглядом" радара. Су-34 превратился в импровизированный АВАКС, с высоты имея возможность видеть то, что было недоступно корабельным радарам при всей их неоспоримой мощности. А посмотреть было на что.
  -- Твою мать! - выдохнул подполковник Кротов, едва бросив взгляд на экран радара. На самом краю монитора действительно теснились отлично различимые отметки чужих самолетов, но гораздо хуже было то, что они оказались не единственными в этом районе.
  -- Группа низколетящих целей на норд, - сообщил на частоте "Безупречного" Смирнов. - Судя по характеру сигнала, это крылатые ракеты. Они в тридцати милях от берега.
   На эсминце получили предупреждение, и лучи радаров управления огнем метнулись в указанном пилотами направлении, ловя в захват приближающиеся ракеты SLAM-ER. Орудийные башни развернулись, поводя толстыми стволами из стороны в сторону, словно пытаясь разглядеть черными провалами дульных срезов новую опасность на фоне серого неба. "Безупречный", превратившийся в настоящую плавучую крепость, вновь был готов к беспощадному бою.
  -- Ведомый, как слышишь? - Кротов вызвал второй экипаж, командиром которого был такой же инструктор, как и он сам. - Следуй за мной. Идем в квадрат три-девять. Задача - перехват крылатых ракет противника.
  -- Понял, Первый. Иду за тобой.
   Обе машины развернулись, сплющенными носовыми обтекателями нацелившись на еще остававшиеся невидными невооруженному глазу самолеты-снаряды, словно хищные птицы крепкими клювами - на беспечную добычу.
  -- Командир, есть более важная цель, - произнес Смирнов. - Лучше выключить из игры носители, чем ракеты. С теми-то и моряки справятся, но там еще целое авиакрыло.
  -- Верно, полковник. - И снова на частоте "кабина-кабина": - Второй, отмена приказа. Новая задача - атака истребителей противника. Приказываю не допустить их выхода на рубежи пуска ракет. Отключить радар до моего приказа. Снизиться до двухсот метров. Приготовиться к бою!
   Рой крылатых ракет SLAM-ER промчался под брюхом резко ушедших на снижение "Сухих" - все же беспилотные аппараты с меньшим риском могли совершать полеты на высоте считанных десятков метров. А русские бомбардировщики рвались к строю чужих машин.
  -- Как с оружием, штурман?
  -- Две Р-77 и одна "семьдесят третья", - немедленно ответил Федор Смирнов, не прекращавший ни на миг общения с бортовым компьютером "Аргон". Надо признать, это был очень неплохой собеседник. - В патронной коробке еще девяносто тридцатимиллиметровых снарядов. И "Яхонт" в полной готовности!
   Кротов кивнул с одобрением, в знак того, что услышал. Неплохо, с таким арсеналом они могут доставить американцам немало неприятностей. И сейчас меньше всего хотелось думать о том, что после боя, если им и удастся пережить его, придется куда-то возвращаться, когда вдоль всего побережья, кажется, не осталось ни одной уцелевшей посадочной полосы. Но это будет позже, а сейчас летчиков ждала схватка с, быть может, самым опасным противником - пилотами палубной авиации США.
   Ударные машины шли к русским берегам не одни, и луч бортового радара самолета дальнего обнаружения Е-2С "Хокай", неторопливо плывшего по небу за спиной стремительных "Супер Хорнитов", скользнул по корпусу Су-34. Скользнул, сорвавшись, рассеиваясь в пустоте - радиопоглощающее покрытие, пусть не столь совершенное, как у американских "стеллсов", и специально подобранная форма делали "Сухого" едва ли не менее заметным, чем крылатую ракету, тем более, сейчас, когда машины шли на малой высоте.
  -- Нас обнаружат и наведут истребители прикрытия, - заметил Смирнов. - Янки не подпустят нас близко.
  -- Не обнаружат, - уверенно возразил Кротов, лучше всех, наверное, знавший, на что способна его машина даже без всякой фантастики вроде плазменных генераторов невидимости. - Не раньше, чем мы возьмем этих уродов на прицел, полковник!
   Они летели над волнами, поглощая километр за километром, два грозных хищника неба, топорщившие сдвоенные кили, а враг, ничего не подозревавший, сам шел им навстречу. Лезвия плоскостей почти без сопротивления вспарывали воздух, оставляя за собой тугие жгуты вихрей. Бортовые радары были отключены, чтобы даже по их слабому излучению противник не смог различить опасность, но локаторы были и не нужны.
  -- Вижу их, - сообщил Смирнов, в распоряжении которого был мощный и точный теплопеленгатор. - Дальность - пятьдесят километров. Они на высоте две тысячи метров над уровнем моря.
   Благодаря оптиколокационному прицельному комплексу, тому, в чем еще долго врагу не суждено будет превзойти ненавистных русских, полковник "видел" противника, не выдавая своего присутствия излучением работающего радара. Тепло, излучаемое двигателями десятков машин, идущих в плотном строю, и тепло, выделяемое их обшивкой при трении о воздух, было такой "приманкой", о какой нельзя даже мечтать. И опытные пилоты не упустили своего шанса, разом вспомнив охваченный огнем аэродром и уходящие под воду прямо возле своих причалов корабли, ставшие жертвой подлости и коварства.
  -- Включить радар. Навести ракеты! - отрывисто скомандовал Кротов, и уже ведомому экипажу: - Второй, я первый, прием! Набор высоты пять тысяч. Атаковать противника вне прямой видимости полным залпом "семьдесят седьмых"!
   Звено взвилось к небесам, пронизав слой облаков, которые не могли стать помехой для атаки. Радиолокационные станции ожили, ловя в узкие конусы лучей вражеские машины - теперь "Сухим" не было смысла таиться, ведь они и так выиграли вдоволь времени. Американцы лишь теперь должны были понять, что рядом враг, лихорадочно пытаясь спастись, решая, что делать, и понимая, что ничего не успеют предпринять - в современном воздушном бою исход схватки решали секунды, и тот, кто первым увидел противника, первым взял его на прицел, почти наверняка побеждал.
   Федор Смирнов указал курсором на две цели, два чужих самолета, выбрав те, что находились ближе. Их координаты мгновенно получили системы наведения очнувшихся вслед за бортовым радаром ракет Р-77, еще остававшихся единым целым с бомбардировщиком, но словно рвущихся в бой. Право, полковнику, без тени сомнений обрекавшему на гибель безымянных американцев, может быть, вполне нормальных парней, было жаль, что на пилонах остались всего три ракеты "воздух-воздух" - целый рой вражеских истребителей, тяжело нагруженных оружием, являл собой превосходную мишень, промахнуться по которой, кажется, было просто невозможно.
  -- Ракеты наведены, - доложил Смирнов. Инерциальные системы наведения ракет Р-77, получив команду, "запомнили" расположение своих жертв. - Цель в захвате!
   В эту секунду взревела сигнализация системы предупреждения об облучении, наполняя кабину противным визгом. "Сухой" все же попал в поле зрения чужого радара.
  -- Мы на прицеле, - предупредил вдруг ощутивший нервную дрожь Смирнов. - Угроза атаки!
   Расстояние было слишком мало, ни противорадиолокационное покрытие, ни специально подобранные обводы фюзеляжа не могли сделать тяжелую машины невидимой, но главное было достигнуто - звено скрытно заняло позицию для удара. Словно умелый шахматист, Кротов, оказавшийся не только классным пилотом, но и неплохим тактиком, словно искушенный шахматист, расставил свои фигуры для решающей атаки. Пришла пора завершить удачную комбинацию, объявив противнику шах и мат.
   Оператор на борту "Хокая", висевшего в нескольких тысячах метров над уровнем моря, истошно кричал в микрофон, спеша предупредить своих товарищей о внезапной угрозе. Ему не хватило самой малости, считанных десятков секунд, оказавшихся кое для кого фатальными.
   Подполковник Кротов на выдохе произнес:
  -- Огонь!
   Две управляемые ракеты сошли с пилонов, выбрасывая языки пламени работавших двигателей. Серебристые "иглы" умчались вперед, на врага, мгновенно преодолев звуковой барьер. А вслед за ними мчался, набирая скорость, и бомбардировщик, который его пилот вел в самую гущу врага.
   Новейшие Р-77, носители которых в русской авиации можно было пересчитать по пальцам, не в пример ВВС Китая или Индии, атаковали "молча", не включая активные головки наведения - они принимали сигнал с борта "Сухих", по-прежнему державших цели в поле зрения бортовых локаторов, корректируя свой курс. А расстояние стремительно сокращалось, цели становились все ближе. Ожили радиолокационные прицелы ракет, перешедших в автономный режим. Внешнее целеуказание больше не требовалось - "умное" оружие само могло завершить атаку.
   На экране тактической обстановки в кабине Су-34, отображавшем "картинку" с теплопеленгатора, было видно, как замельтешили отметки целей. Противник пытался уклониться от атаки. Тяжело нагруженные подвесными баками, бомбами и ракетами "Супер Хорниты" маневрировали, стараясь сорвать захват. ЕА-6В "Праулеры", находившиеся здесь же, в боевых порядках ударной группы, выпростали навстречу приближавшимся ракетам бичи электронных помех. Напрасно.
   Системы наведения Р-77, уловив мощный электромагнитный импульс, перешли в пассивный режим, устремившись к "Праулерам" сквозь строй истребителей, и два постановщика помех, превратившиеся в великолепные мишени, рассыпались на куски при попадании ракет. Пилоты даже не поняли, что сами подписали свой приговор.
   Досталось и ударным машинам. Летчики Су-34 видели своими глазами падение двух чужих машин, и имели все основания полагать, что этим потери янки не ограничились. И все же чужих самолетов здесь было много, десятки, и от них рябило в глазах.
   А расстояние неумолимо сокращалось, но Кротов и не думал отворачивать. Он рвался в бой, терзаемый жаждой мести, которую, как известно, можно утолить только кровью врага... или своей собственной, стоит только переоценить возможности или пренебречь противником. Ни того, ни другого подполковник делать не собирался. Летчик твердо вознамерился убить и выжить, чтобы снова убивать ненавистных врагов, забравших жизни его товарищей и сослуживцев.
  -- Второй, слушай мой приказ, - обратился Кротов к ведомому. - Сбросить баки! Атакуем противника с превышения. В маневренный бой не вступать. Удар с пролета и выход из атаки! Будь готов прикрыть меня, отгоняй ублюдков от хвоста! Как понял меня, второй?
  -- Принято. Готов к работе!
  -- Вперед! Уничтожать все, что летает! В бой!
   Бортовые радары "Супер Хорнитов" не успевали захватить обрушившееся на строй "Сухие", а "Хокай", с которого видели всю картину, был бесполезен - на дистанции в считанные километры и при скоростях взаимного сближения в тысячи километров у пилотов истребителей просто нет времени, чтобы слушать рекомендации операторов.
   Топливные баки сорвались с замков подвески. Емкости вовсе не были пусты, горючего как раз хватило бы на обратный путь, но в бою, когда все решают доли секунды и доли градуса, они представляли угрозу, и Кротов не колебался, избавляясь от них - не время было думать о возвращении, еще не вступив в схватку.
   Су-34, лишившись нескольких центнеров веса, лишь увеличивавшего силу инерции, буквально рванулись в атаку, стремительно разгоняясь до сверхзвуковых скоростей. Противник был как на ладони, и оставалось только успевать ловить кресты "Супер Хорнитов" в прицел да нажимать на гашетку.
   Кротов вел бой сам, и Смирнову лишь оставалось следить за показаниями приборов. Сойдясь с противником на полтора десятка верст, подполковник выпустил последнюю ракету "воздух-воздух". Р-73 сорвалась с пилона, оставляя за собой дымный росчерк выхлопных газов, чтобы превратиться в огненный шар у самой кабины американского истребителя, пронзая фюзеляж потоком осколков. И тотчас пилот выпустил короткую очередь из автоматической пушки по другой цели.
   Поток трассеров - Кротов стрелял экономно, стараясь не расходовать остатки боекомплекта сразу - буквально отсек крыло одной из чужих машин, и F/A-18E, беспорядочно завертевшись, рухнул в воды Баренцева моря, принявшие уже много жизней в этот скорбный день. И это была не последняя жертва.
  -- Мы в захвате, - сообщил Смирнов, когда снова взывал сигнализация, предупреждая об облучении. - Противник у нас на хвосте!
  -- А-а, курва! Отстрел ловушек! Выполняю маневр!
   Кротов действовал четко, безупречно, как никогда прежде, даже на показательных учениях. Машина весом более сорока тонн, подчиняясь его движениям, завертелась вокруг своей оси, на пикировании набирая скорость. За кормой Су-34 рассыпались тепловые ловушки и облака дипольных отражателей, сквозь которые тщетно пытался пробиться луч радар назойливого "Супер Хорнита".
  -- О, черт! - Кротов рванул на себя рычаг штурвала, выводя машину из пике. - Второй, прикрой! Стряхни эту сволочь!
   "Сухой" начал набор высоты, когда до поверхности моря оставались считанные десятки метров. Все же мастерство, тем более, врожденное - великая вещь, и Иван Кротов отлично чувствовал свой самолет, а тот отвечал пилоту покорностью. Но противник никуда не делся, по-прежнему вися на хвосте. В тот миг, когда Су-34 выровнялся, чужая машина выплюнула вдогон ему болид управляемой ракеты, чтобы спустя секунду самой превратиться в сгусток пламени.
  
   Позывной "Золотой-три" заменил ему на несколько часов имя и звание, сделав частью единого организма авиагруппы, обрушившейся на русские берега. Они летели, чтобы побеждать, но вдруг все переменилось в ничтожные секунды. Русские самолеты, вопреки обещаниям разведки и штабных крыс с авианосца, вовсе не сгорели на аэродромах. Летчик видел, как один за другим переставали существовать машины его товарищей, ставших жертвами русских. Право, тех сложно было винить в жестокости, ведь парни, что сидели за штурвалами "Фланкеров" лишь защищали свои дома и свои семьи, а потому дрались просто с неистовой яростью.
  -- Я в захвате, - истошно орал пилот одного из "Праулеров". - У меня ракета на хвосте! А, дьявол!!!
   Постановщик помех, искореженный, охваченный огнем, оказался низринут с небес в ледяные воды арктического моря. И тотчас пилот истребителя увидел чужую машину. Хватило и нескольких секунд, что опознать в расписанном пятнами камуфляжа самолете, промчавшемся мимо на встречном курсе, грозный "Фланкер", тяжелый истребитель Павла Сухого.
  -- Я Золотой-три, вижу противника, - прокричал в эфир пилот, бросая свой "Супер Хорнит" в резкий маневр, заставляя машину разворачиваться буквально на месте. - Атакую! Цель в захвате! Цель ставит помехи! Открываю огонь!
   Ему удалось занять идеальную позицию, точно позади "бандита", которому только и оставалось, что отчаянно вертеться, пытаясь вырваться из захвата. "Сайдвиндер" ринулся к цели, чтобы впиться точно в сопло турбины "Фланкера".
  -- Ублюдок! - прорычал сквозь зубы пилот, кидая свой самолет вслед за русским, вниз, к воде, чтобы там добить его накоротке.
   Управляемая ракета прочертила огненную полосу факелом своего двигателя, сокращая расстояние. Еще чуть-чуть, и сработает взрыватель, выбрасывая вокруг град осколков и пламени. Но что это? "Фланкер" завалился на крыло, рассеивая позади себя гроздья ракет-ловушек, уходя из поля зрения головки наведения "Сайдвиндера".
  -- Выродок, - гневно вскричал пилот, видя, как добыча выскальзывает. - Нет, черт, ты мой!
   Русский пилот так не считал. "Фланкер" метался из стороны в сторону, показав все, на что был способен. Отчаянно маневрируя, противник пытался сбросить с хвоста висевшую, точно на привязи, ракету "воздух-воздух". Позади него веером разлетались искры тепловых ловушек. Русская машина спикировала к морю, входя в крутой штопор. Вспышки ложных целей ослепили инфракрасную головку наведения "Сайдвиндера", на миг затмив выхлоп работавших на максимальных оборотах турбин "Сухого". Ракета не видела цель доли секунды, но этого хватило "Фланкеру", чтобы вырваться из захвата, уходя за пределы поля обзора системы наведения. Но высота сокращалась все быстрее, покрытая рябью поверхность моря становилась все ближе.
  -- Тебе не уйти, ублюдок, - зарычал тот, кто сидел в кабине F/A-18E. - Ты - мертвец!
   Мгновение - и "Фланкер" оказался в луче радара. Системы наведения пары ракет AIM-120A захватили цель. Еще миг, и ракеты сорвутся с пилонов, настигая врага, которому больше некуда деваться. Палец летчика лег на кнопку пуска.
   Американский пилот так и не понял, что произошло в следующий миг. "Супер Хорнит" вдруг затрясся, словно в припадке, все вокруг наполнилось огнем, и в себя летчик пришел лишь в тот миг, когда ноги его коснулись водной глади, а над головой хлопнул, складываясь, купол парашюта. Он потом так и не вспомнил, когда же успел дернуть рычаг катапульты.
  
   Они смогли остаться в живых, хотя это было не легко. Полковник Смирнов инстинктивно вжался в спинку кресла, с трудом сдержавшись от того, чтобы закрыть руками лицо. Море приближалось слишком быстро, а самолет казался чересчур тяжелым, чтобы его пилот сумел преодолеть силу инерции.
  -- Ну, - рычал сквозь зубы, словно уговаривая крылатую машину помочь ему, тому, кто наивно полагал себя хозяином стальной "птицы", Иван Кротов, изо всех сил тянувший рычаг управления на себя. - Ну же, давай!
   Подполковник знал, что делает, запретив ввязываться в ближний бой. Противники, и "Сухой" и "Супер Хорнит", не были "чистыми" истребителями, и все же на стороне американцев было численное превосходство - двое против сорока, каково! - да и легче был F/A-18E на целых пятнадцать тонн. И им удалось избежать "собачей свалки", но все же прыткий янки, оказавшийся в нужном месте и в нужное время, не упустил своего.
  -- Маневрируй, - сорвался на крик Смирнов. Сейчас лишь от его напарника зависело, будут они жить спустя хотя бы минуту, или опустятся на дно морское в титановом гробу, которым станет бронированная кабина "Сухого". - Срывай захват, черт возьми!
   И Кротов выжал из машины все, стряхнув-таки "Сайдвиндер". Вспышки ложных целей ослепили систему наведения ракеты, но "Сухому", не полностью утратившему истребительную маневренность, удалось уйти прочь. Взрыв десятикилограммовой фугасной боеголовки уже не причинил вреда бомбардировщику. Но сила инерции была слишком велика, а высота, напротив, ничтожно мала, и море мчалось в лицо с ужасающей скоростью. Ледяными пальцами страх смерти впился в замершее на мгновение сердце Федора Смирнова.
   От перегрузки потемнело в глазах, но летчику не нужно было видеть, ведь он и так чувствовал свою машину во всех тонкостях. Подполковник вывел Су-34 из пике в полутора десятках метров от поверхности воды. Летчики могли поклясться, что чувствовали дрожь машины, слышали, как надрывно скрежещут испытывавшие чудовищную нагрузки стрингеры и шпангоуты, и все же самолет уцелел, унося высоко в небо тех, кто управлял им, и кто доверил ему свои жизни. А вот их противнику не повезло.
   Ведомый не подкачал. Американец отвлекся, увлекся боем, забывшись, слишком близко подпустив второго противника, которого просто не принял в расчет, и поплатился. Федор Смирнов видел, как охваченный огнем "Супер Хорнит" промчался мимо них, вниз, к воде, словно метеор. Вот что-то отделилось от него, темная точка, над которой вдруг распустился купол парашюта, раскрылся за пару секунд до того, как истребитель вонзился в море, словно принесенная богам пучины жертва. Что же, этому парню повезло - катапультируемое кресло класса "0-0", обеспечивающее спасение на земле, во время стоянки, не подвело, и он еще мог рассчитывать дождаться спасателей. Но пусть летчик, возможно, выжил и даже остался цел, все равно это была несомненная победа.
  -- Да, черт побери! Да!!!
   Смирнов и Кротов ликующе кричали, и к их воплям добавились радостные крики ведомого экипажа. Еще один американец, незваным явившийся в это небо, получил то, что единственно и заслуживал. Полдюжины побед в одной атаке, а если считать еще и крылатые ракеты, сбитые прежде, то не меньше десятка. Сейчас они, все четверо пилотов, заслужили почтенный титул асов. Но работы для них оставалось еще очень много, и нельзя было мешкать.
  -- Второй, выходим из боя, - приказал Кротов. - Повторяю, прекратить атаку! Набор высоты и отворот на курс ноль!
   Опытный пилот, пусть опыт свой он и приобрел на полигонах и в учебных классах, подполковник понимал, что звену не по силам тягаться с авиакрылом. Сейчас янки опомнятся, поймут, что против них всего два русских самолета, и тогда навалятся со всех сторон. Эффект внезапности был утрачен, и не стоило рисковать. Да и оружия почти не осталось, а с воздушным тараном Кротов предпочитал не торопиться.
  -- Дальнейшая задача, командир? - коротко, словно экономя слова, спросил Смирнов. - Жду приказа.
  -- Эти самолеты не из воздуха появились. Раз есть палубные истребители, рядом должен быть и чертов авианосец.
  -- Радиус действия "эф-восемнадцатого" превышает семь сотен километров, а при дозаправке в воздухе перевалит и за тысячу даже с бомбовой нагрузкой. Авианосец может быть очень далеко, так далеко, что мы его просто не достанем. У нас не хватит топлива.
  -- Достанем, - усмехнулся Кротов. - Для этого топлива у нас вполне достаточно. А возвращаться нам, полковник, теперь некуда.
   Они внимательно посмотрели друг на друга, и командиру экипажа больше не потребовались слова. Там, внизу, все превратилось в руины, было поглощено хаосом. Там царили смерть, ужас, растерянность, и людям оставалось прятаться по щелям, чтобы только спасти свои жизни или хотя бы попытаться сделать это. Наверное, кто-то все же сопротивлялся, как те моряки с эсминца, но летчики не привыкли полагаться на других. Они были свободны и сильны, они уже немало сделали сегодня, чтобы на родную землю упало меньше бомб, чтобы меньше жен сегодня стали вдовами, и меньше осиротело детей. Но они сделали не все, на что были способны.
   Федор Смирнов кивнул в знак согласия, да он и не мог решить иначе. И Кротов, тоже качнув головой, замкнутой в громоздкую сферу шлема, коснулся приборной панели радиостанции.
  -- Второй, я первый, - произнес подполковник, голос которого за секунду преодолевал сотни метров, скользя по радиоволнам. - Ставлю новую задачу. Нужно найти и атаковать американский авианосец, с которого налетели эти стервятники. Он не может быть слишком далеко, семь или восемь сотен километров. У нас еще есть вдоволь горючего, и пара "Ониксов" на подвеске, а они слишком дорогие, чтобы швырять ракеты в море.
  -- Понял тебя, первый. Координаты цели известны хотя бы приблизительно?
  -- Следуем курсом триста, туда, откуда явились американцы. Идем широким фронтом на малой высоте. Скорость - крейсерская, экономить топливо. Радары не включать до полной уверенности, что перед нами - противник. Все, мужики, пора двинуть этим козлам по зубам, чтобы зареклись трогать нас!
   Звено, скользнув к поверхности моря, туда, где их не сразу увидят чужие радары, устремилось в открытое море. Где-то позади, за их спинами, приходили в себя ошеломленные яростной атакой американцы, подсчитывая потери и благодаря Бога, что уцелели сами, и, наверное, не вполне веря, что вообще встретили здесь противника. Что ж, впредь они никогда больше не станут так слепо доверять всему, что скажут штабные крысы, для которых потери - это не поглощенные пучиной тела товарищей, ставших неразрывным целым со своими искореженными, изуродованными огнем самолетами, а только лишь цифры на бумаге. А русских пилотов ждало еще одно дело.
  
   Оставляя пенный шрам кильватерного следа на серо-стальной глади моря, атомный авианосец "Авраам Линкольн", вокруг которого сжалось кольцо кораблей эскорта - их было заметно меньше, чем когда-то покинуло базы, отправляясь в этот поход - медленно полз на юг, к норвежским берегам. Громадный корабль, дом для шести с лишним десятков всевозможных летательных аппаратов, едва держался на плаву. Внешне он все еще производил впечатление несокрушимой мощи. Но любой, кто оказался бы в его недрах, увидев скомканные переборки, опаленные пламенем отсеки, десятки, да что там, сотни трупов, превратившихся в жуткие обугленные головешки, понял бы, что этот корабль нельзя отныне считать боевой единицей.
   "Авраам Линкольн" уходил прочь от боя. Эскадра атаковала, и сама приняла удар колоссальной мощи, страшнее которого, пожалуй, была только ядерная атака, чего вполне можно было ожидать от загнанного в угол, доведенного до отчаяния врага. И все же противник не решился на этот шаг, а может, просто не успел совершить его, и теперь остатки русского флота точно так же должны были двигаться к своим берегам, зализывая на ходу раны, исправляя повреждения и молясь морским богам, чтобы добраться до суши. Но там их точно не могло ждать ничего хорошего.
   А сотней миль западнее того места, где находился в эти мгновения "Линкольн", море бороздила еще одна эскадра, мощный кулак, способный сокрушить любую оборону. Атомный авианосец "Джордж Вашингтон", "систершип" самого "Авраама Линкольна", описывал широкие круги, медленно перемещаясь на восток, поближе к русским берегам. Его палуба была почти пуста, если не считать нескольких вертолетов и пары установленных на катапульте истребителей F/A-18E "Супер Хорнит". Крылатые машины могли в любой миг, едва получив приказ, сорваться в небо, присоединяясь к четверке "шершней", уже паривших над эскадрой, защищая ее от атаки с воздуха. Большая часть авиации ушла туда, к берегам загадочной России, но и здесь еще оставалось достаточно самолетов, чтобы моряки могли чувствовать себя в безопасности.
   Два звена тяжелых истребителей, нагруженных ракетами "воздух-воздух", прикрывали не только корабли, но и самолет радиолокационного дозора "Хокай", основу обороны авианосца. Мощный радар проникал своим "взглядом" на пять сотен километров, замечая любую цель равно в небесах и на воде, обеспечивая достаточный запас времени, чтобы принять решение и приготовиться к бою. Однако намного важнее была защита, которую обеспечивали корабли эскорта, выпроставшие вокруг лучи радаров SPY-1B "Иджис", по которым, точно по путеводной нити Ариадны, каждую секунду могли стартовать зенитные ракеты "Стандарт", ждавшие появления достойного противника в подпалубных пусковых установках. А для врага менее опасного - не на столько, чтобы тратить на него дорогие и сложные ракеты - наготове всегда были универсальные пятидюймовые орудия крейсеров и эсминцев сопровождения и давно и с лучшей стороны зарекомендовавшие себя автоматы "Фаланкс".
   Командующий эскадрой, как и все его подчиненные, офицеры и матросы, просто обязан был чувствовать себя полностью защищенным, зная лучше всех прочих, какая мощь готова обрушиться на любого врага, вздумай он только сунуться сюда. Ракеты истребителей и кораблей создавали множество рубежей обороны, пробить которые было не под силу, кажется, никому. Но контр-адмирал Грин был далек от безмятежности, и причин для этого хватало.
   "Джордж Вашингтон", за которым, точно свита за владетельным лордом в дальнем походе, следовала полудюжина кораблей эскорта, в том числе ракетный крейсер "Нормандия" типа "Тикондерога", переходил с галса на галс, держась в границах отведенной ему акватории. Палубы была пуста, но команды техников пребывали в нарастающем с каждой секундой напряжении. Их вскоре ждала тяжелая работа - авиагруппа, брошенная к русским берегам, должна была вернуться из атаки, на остатках топлива, которых едва хватит, чтобы добраться до корабля. И все, начиная от командующего группой и до последнего матроса, знали - этой палубы коснутся шасси меньшего числа крылатых машин, нежели оторвалось от настила несколько часов назад. За грядущую победу щедро плотили кровью, жизнями.
  -- Разведка докладывала, что русская авиация уничтожена на земле. Тогда откуда, черт возьми, взялись в небе над морем их перехватчики?! Авиагруппа потеряла полдюжины машин, погибли наши пилоты, наши парни! Это сделали, наверное, призраки сгоревших под нашими бомбами истребителей русских? И если мы встретили такой отпор еще над морем, что ждет нас над их территорией? Черт побери, если бы вы предупредили меня об этом, я озаботился бы подготовкой не наград, а пластиковых мешков для своих пилотов, адмирал!
   Флотоводец был взбешен и изрядно растерян - то, что в штабе операции представляли себе, как легкую прогулку и почти учебную атаку, обернулось яростной схваткой. Первая кровь пролилась, кровь тех, кто служил под началом адмирала. А если вспомнить еще и судьбу "Линкольна", чей экипаж в полной мере ощутил на себе силу "разгромленных", "растерянных" и "перепуганных" русских, невольно возникали сомнения в успехе начатого дела и в том, что его вообще стоило затевать.
  -- Потери в допустимых пределах, - невозмутимо ответил Джордж Хэнкок, прерывая гневную отповедь моряка. - Это не учения, адмирал, а война, и мы должны быть готовы к тому, что кто-то из наших солдат неизбежно погибнет. Такова жизнь, и любой из нас может принять ее, или, будь я проклят, сорвать с самого себя погоны, превращаясь в гражданское лицо, чтобы потом со спокойной совестью пикетрировать Белый Дом, протестуя против лишних жертв. Выбирайте, адмирал, какой путь вам больше по нарву?
   Адмирал Хэнкок, считанные минуты назад принявший командование над всеми военно-морскими силами США в северной части Атлантики, тоже находился на борту боевого корабля. Сейчас ударный авианосец "Теодор Рузвельт", статысячетонный "плавучий аэродром" неспешно удалялся на запад. Соединение выполнило возложенную на него задачу, перебив хребет русскому флоту, выведя из игры крейсер "Петр Великий", и теперь подвинулось в сторону, позволяя развернуться второму эшелону. Но все равно на борт "Рузвельта" непрерывно поступали данные с разведывательных спутников и самолетов, барражировавших в небе над Баренцевым морем. Здесь, в отличие от переднего края, видели не только собственные потери, но и успехи, которые трудно было преуменьшить.
  -- Мы уничтожили командование русских, разрушили их основные базы, разбили флот, - сообщил контр-адмирал Хэнкок. - Практически исключена возможность применения противником своего ядерного арсенала - часть носителей уничтожена физически, а остальным некому теперь дать приказ на запуск, и что это, как не явная победа? От ваших пилотов сейчас требуется немногое - добить все, что уцелело и может представлять опасность. Да, если бы мы нанесли по русской территории атомный удар, никто не встретил бы в небе ваши самолеты, адмирал, но тогда и нам не куда было бы возвращаться. Мы с самого начала решили вести войну обычным оружием, своей волей позволив противнику достигнуть некоторого равенства с нами, но мы все, и здесь, и в Пентагоне, вполне уверены в победе. Просто исполните мой приказ, сделайте то, чего ждут от вас, и тогда все это скоро завершится, адмирал.
   Робость Грина откровенно бесила Джорджа Хэнкока. Сейчас в руках этого человека была сосредоточена огромная мощь, пять авианосных ударных групп, три сотни боевых самолетов, столько, сколько было не у всякого государства. И это - лишь часть той силы, которая ныне была обращена против России. Хэнкок верил, что этого хватит для победы, иначе возмездие будет ужасающим, и он в числе многих моряков, станет свидетелем конца своей державы, сгорающей в ядерном пламени. Контр-адмирал не хотел этого, и требовал предельных усилий от каждого, кто подчинялся ему. Джордж Хэнкок желал только победы.
  
   Серая гладь покрытого рябью моря и серая пелена облаков, затянувших чашу небосвода, сливались на горизонте, и граница эта, расплывчатая и неверная, оставалась все такой же далекой, как и час назад. Минуты безвозвратно исчезали, превращаясь в воспоминания, и полковник Смирнов невольно косился на указатель топлива. В баках Су-34 оставалось все меньше горючего, превращавшегося в пламя в камерах сгорания турбореактивных двигателей АЛ-31Ф, тянувших вперед, к призрачной цели, тяжелую машину. Но движки пока работали ровно, возрождая в душе уверенность. Нет, никто не считал, что сможет вернуться, но хотелось поверить в то, что они исполнят задуманное, не рухнув в воду в сотнях верст до заветной цели, и жертва эта окажется полностью напрасной.
   Звено "Сухих" мчалось над волнами, на высоте всего три сотни метров, уверенно удаляясь на запад, прочь от родных берегов. Они летели со скоростью девятьсот километров в час, намного меньше, чем могли. Если нужно, эти машины способны были мчась под облаками, опережая звук, чтобы настигнуть ускользающую жертву, или, если противник окажется слишком силен, выскользнут самим из-под удара. Но сейчас пилоты экономили драгоценный керосин. Они знали, что остатков не хватит на обратный путь, даже если они лягут на обратный курс прямо сейчас, но о возвращении никто из четырех человек, попарно замкнутых в титановых капсулах кабин, даже не задумывался. Нет, они достанут врага, посягнувшего на их родину, как бы далеко он не убежал, словно испугавшись того, на что осмелился, верно, забывшись на мгновение.
   Резкий сигнал, звук которого наполнил кабину, вырвал Федора Смирнова из пучины раздумий. Все это время полковник следил за показаниями приборов, которыми было оборудовано рабочее место штурмана-оператора ударного самолета Су-34, лишь частью своего сознания. А другая часть витала где-то далеко, вновь и вновь вызывая из памяти все, что случилось с ним и его коллегами за минувшие часы, с той секунды, как звено оторвалось от взлетной полосы, чтобы, как они полагали в тот момент, выполнить рутинный учебный полет.
  -- Мощный радиоимпульс, - сообщил Смирнов командиру экипажа. - Это американский радар общего обнаружения системы "Иджис". Источник по пеленгу двести семьдесят пять, дальность не менее четырехсот километров.
  -- Есть, - ощерился в довольно улыбке подполковник Кротов. Пилоты не пользовались кислородными масками - на столь ничтожной высоте это не требовалось, ведь благодаря системе микроклимата, кислородному генератору, даже на высотах до восьми километров в кабине поддерживалось нормальное давление и состав атмосферы. И потому напарник мог видеть хищную гримасу своего напарника: - Мы нашли этих мразей!
   Они смогли отыскать своего врага на просторах моря, сами оставаясь призраками. Бортовые радары обеих машин были отключены - их излучение сейчас было на руку лишь противнику. Но и без локаторов пилоты легко обнаружили цель своего полета, полета в один конец.
   Эскадра, без малого, десяток вымпелов, никогда не могла хранить полное радиомолчание. Все время хотя бы что-то, радары поиска воздушных и надводных целей, радиостанции, приводные маяки авианосцев, излучали энергию в окружающее пространство. И достаточно было лишь ощутить ее, как это могла делать станция радиоэлектронной разведки грозного "Сухого".
   Луч мощной радиолокационной станции SPY-1B на излете коснулся фюзеляжа жавшегося к воде Су-34, чтобы бессильно рассеяться в пространстве, вместо того, чтобы, вернувшись к кораблю, обшаривавшему небо вокруг эскадры, известить моряков об угрозе. Импульс локатора как будто соскользнул с корпуса машины, о приближении которой к кораблям под звездно-полосатыми знаменами никому не суждено было узнать, во всяком случае, сейчас, когда еще можно было что-то предпринять. А потом, кода машин все же станет видимой для радаров, будет поздно.
  -- Курс - на источник излучения, - приказал Кротов. - Приказ ведомому, следовать за нами! Твое время близится, полковник!
   Бомбардировщики плавно развернулись, чуть накренившись на левое крыло. Цель еще оставалась далека, и подвешенные под фюзеляжами обеих машин ракеты "Оникс" пребывали в глубоком сне. Но пальцы Смирнова уже легли на приборную панель - скоро, очень скоро они нанесут свой удар. Нельзя спасти тех, кто принял смерть под мурманском или в охваченном хаосом Североморске, но за этих несчастных, за летчиков, моряков, простых людей, никогда не носивших погоны, но попавших под льющийся с небес свинцовый дождь, еще можно отомстить, для этого никогда не бывает поздно.
   Иван Кротов крепче сжал рукоять штурвала, невольно напрягая глаза, будто мог рассмотреть отстоявшую от них на сотни километров цель. Они все же встретились с врагом, смогли отыскать его среди этой серой пустоты, и теперь не упустят своего. Противник дал слабину, проявил беспечность, и теперь пора поквитаться с ним за все. На крыльях их машин мчалось к чужим кораблям само возмездие, неотвратимое и беспристрастное.
  
   "Летающий радар" Е-2С "Хокай", громоздкий самолет радиолокационного обнаружения, замкнул очередной круг над эскадрой. С высоты шесть тысяч метров корабли, даже громадный авианосец, казались крохотными черточками на темно-серой глади, порой полностью скрывавшимися за слоем облаков.
   Мерно, на высокой ноте, жужжали турбовинтовые двигатели "Аллисон" Т-56-А-427, а антенна радара APS-145, укрытая в дискообразном обтекателе на "спине" самолета, совершала оборот за оборотом, обводя своим всевидящим "взором" небо и поверхность моря. Отсюда, из поднебесья, экипаж видел все, что творилось вокруг почти на семь сотен километров, и, стоит только появиться в этом пространстве, словно очерченном магическим кругом, чужаку, незваному и опасному, наперерез ему тотчас устремятся истребители. Никто не должен проскользнут мимо неусыпного стража, парящего над эскадрой.
   Истребители были рядом. Звено F/A-18F "Супер Хорнит" шло чуть ниже "Хокая", в нескольких милях позади него и внутри того круга, по которому плыл самолет радиолокационного дозора. Перехватчики летели параллельным курсом, в любой миг готовые принять целеуказание с борта АВАКСа. Пилоты не включали боровые локаторы, чтобы не выдавать своего присутствия. Но воздушный патруль был здесь, на своем месте, и любой, кто осмелился бы угрожать флоту сверхдержавы, вынужден будет сперва разделаться с ними, чтобы продолжить путь, но лишь для того, чтобы нарваться на дьявольски точный, губительный зенитный огонь эскорта.
   Луч радара очертил очередной круг. Еще несколько секунд назад небо было пустым и безжизненным. Не видно ни врага, что вполне закономерно, ни своих машин, возвращающихся из боя. Но все изменилось за доли секунды.
  -- Воздушные цели в квадрате Оскар-два, - сообщил оператор. - Дальность - триста миль. Цели дозвуковые, низколетящие. Не отвечают на запросы. Черт, они приближаются к эскадре!
   Людей, отрезанных от мира бортами "Хокая", словно пронзил электрический разряд. Враг был рядом, намного ближе, чем полагалось, и они не смогли это предупредить, не смогли обнаружить его раньше.
  -- Это чертовы русские! Истребители - на перехват, - приказал командир экипажа. - Передайте парням координаты целей. Сообщение на борт "Вашингтона". Пусть объявляют тревогу!
   Офицер ощутил признаки паники. Противник уже проник в зону противовоздушной обороны, миновав внешние рубежи. Русские не могли представлять опасность, но времени на то, чтобы разделать с внезапной угрозой, оказалось намного меньше, чем хотелось бы.
  -- Как, черт возьми, они появились здесь, - недоуменно воскликнул один из трех операторов, обслуживавших авионику АВАКСа. - Как могли проскользнуть мимо радара? Проклятье, у русских не может быть "стеллсов"!
   Люди на борту "Хокая" как-то пытались ответить на это вопрос, а их коллеги уже начали действовать, едва получив тревожный сигнал. Звено истребителей "Супер Хорнит" изменило курс, и, набирая скорость, помчалось наперерез сумасшедшим русским, возникшим будто прямо из воздуха, и стремительно приближавшимся теперь к эскадре.
   Пилоты "Шершней" не включали бортовые радары - информация с "Хокая", дополненная командами с борта крейсера "Нормандия", поступала им непрерывно, и летчики, не выдавая себя, точно знали каждое мгновение, где находится враг.
  -- Внимание, Синий-один, - произнес оператор, приблизив ко рту гибки усик микрофона. - "Бандит" прямо по курсу, сорок миль.
   Русские шли напролом, кажется, не замечая вокруг себя ничего, кроме маячивших на горизонте, на весьма приличном расстоянии кораблей. И звено истребителей, заходя им в корму, безнаказанно сблизилось с противником настолько, что пилоты могли теперь видеть невооруженным глазом, с кем свела их судьба в этом враждебном небе.
  -- "Хокай", я Синий-один, - вызвал АВАКС командир звена. - Цель на дальности визуального опознавания. Это двухкилевые машины, явно истребители. Скорее всего, "Фланкеры". Как поняли меня?
   Летчик, что сидел в кабине "Супер Хорнита", нервно поглаживал гашетку, готовый нашпиговать противника свинцом - ему сейчас ничего не стоило, включив форсаж, за пару секунд сблизиться с русскими на дальность поражения его двадцатимиллиметрового "Вулкана", укрытого в корневой части крыла. А на борту "летающего радара" решали иную задачу.
  -- "Фланкеры" - чистые истребители, - предположил оператор радара. - Они едва ли могут представлять опасность для эскадры, сэр.
  -- Палубная модификация "Фланкера" может нести крылатую ракету SS-N-22 или SS-N-28, - возразил командир. - Сверхзвуковую, с бронебойной боеголовкой не меньше пятисот фунтов. Так, возможно, эти ракеты могут применять и остальные машины этого типа. К черту, я рисковать не собираюсь!
   Метки воздушных целей - синие для своих и тревожно-красные для чужаков - перемещались на дисплею, словно фигуры по шахматной доске. И оператор "летающего радара", четко и спокойно, пребывая в полной уверенности в успехе, указывавший уже готовился поставить противнику шах и мат, когда иконки на экране внезапно пришли в движение, стремительно увеличивая отрыв, метнувшись к центру экрана, туда, где не было места для врагов.
  -- О, дьявол, они увеличивают скорость! - На лбу офицера, прикипевшего к экрану, мерцание которого озаряло его лицо мертвенным светом, выступил холодный пот. - Уничтожить их, "первый"!
  -- Принял, Глаз, - отозвался командир звена перехватчиков. - К атаке готов! Обеспечьте наведение ракет!
  -- Сделаем. Мы подсветим Иванов!
   Луч борового радара "Хокая" вновь и вновь скользил по фюзеляжам чужих машин. Пилоты "Супер Хорнитов" действовали почти вслепую, сняв с предохранителей ракеты AMRAAM. Но головки наведения управляемых снарядов установили связь с "летающим радаром", и инерциальные системы управления получили координаты врага. Осталось сделать только одно:
  -- Пуск!
   Огненные стрелы ракет сорвались из-под плоскостей пары истребителей, прочертив траурно-серое небо. Дымные следы мгновенно таяли, и ракеты, спустя секунду превратившиеся в неразличимые невооруженным глазом точки, устремились к обреченным жертвам.
  
   Кротов не обращал внимания на нудный визг системы предупреждения об облучении. Американский самолет дальнего радиолокационного обнаружения, а, может, и бортовые радары эскадры, засекли их звено, но это не спасет нахальных янки.
  -- Федя, готов? - Командир экипажа, забыв о званиях и субординации, покосился на штурмана: - Давай, полковник, твое время! Включить радар, уточнить положение цели!
   Одно касание - и электромагнитный импульс понесся вперед над волнами, чтобы спустя секунды отразиться, разбившись на множество эхо-сигналов, от возникших на его пути препятствий.
  -- Группа надводных целей по пеленгу триста сорок, - отрапортовал полковник. - Дальность - сто шестьдесят.
   Кротов потянул штурвал на себя, заставляя машину подняться выше над водой. Теперь они точно будут видны всем, у кого под рукой есть самый скверный радар, но это уже не важно. Высота была жизненно важна - так ракета получит большее ускорение. Потому одновременно полковник дернул ручку управления двигателями, вывод турбины на форсажный режим. Машина, точно подстегнутая, рванулась вперед, опережая звук.
  -- Ракету к бою!
   Подполковник Иван Кротов, летчик-инструктор, выполнял все эти маневры десятки раз. Тактика стандартная - подход к цели на малой высоте, так, что гребни тяжелых волн едва не касаются корпуса самолета, бросок на сверхзвуке, пуск и уход от цели - противник, если повезет, будет уже занят ракетами, забыв о переставшем представлять угрозу носителе.
   А Федор Смирнов в эти секунды полностью слился с бортовым компьютером. Он отрабатывал процедуры пуска много раз, но все - лишь на симуляторе, пусть и воссоздававшем реальность до мелочей, и лишь раз прежде применял оружие, учебную ракету без боевой части, атакую цель на полигоне. Сейчас предстояло проявить все свое мастерство, вспомнить все навыки, чтобы... нет, не остаться в живых, но погибнуть не зря. Сомнениям места в душе офицера уже не осталось.
   Полковник вдруг подумал, что все происходящее очень точно ложится на придуманный штабными "стратегами" сценарий учений. Вот только никто не говорил, что вместо мишени, списанного тральщика или сторожевика, оборудованного уголковыми отражателями, пилотам придется прорываться к атомному авианосцу, при этом с моря им будут грозить батареи сверхточных "Стандартов", а с неба - эскадрильи перехватчиков.
   Усилием воли Смирнов изгнал из своего сознания пустые мысли, сосредоточившись на главной задаче. И он мог ее выполнить, потому что готовился к этому половину всей своей жизни.
  -- Цель? - спросил, точно выплюнул, полковник. - Авианосец?
   Отсюда, с высоты больше километра, противник был для штурмана Су-34, как на ладони - заметный и казавшийся чертовски уязвимым. Отметки, которыми пестрел жидкокристаллический монитор, установленный как раз перед штурманом, заметно различались размерами. И не было ни малейшей трудности в том, чтобы выделить среди скопления отстоявших от бомбардировщика на сотню с лишним верст кораблей самый крупный, намного превосходивший размерами свое окружение. Конечно, морские супертанкеры дедвейтом по четверит миллиона тонн и больше оставили бы далеко позади эту мишень, но здесь неоткуда было взяться нефтевозам.
  -- К черту, - отмахнулся Кротов. - Не достанем. Ракеты собьют на подлете. Ударим по кораблям эскорта. - И, переходя на частоту межсамолетной связи, продублировал приказ ведомому экипажу: - Второй, атакуем крейсер! Пуск по команде!
  -- Принял, первый. Готов к работе, жду приказа!
   Федор Смирнов действовал четко, не теряя ни мгновения лишнего, быстро, невероятно быстро, и при этом без какой-либо суеты. И полковник был уверен, что точно так же в эти секунды колдует над бортовым компьютером его прежний "правак". Подчиняясь требовательному запросу, стряхнул с себя оцепенение поллутопленный меж воздухозаборников "Сухого" сверхзвуковой "Оникс". Бортовой компьютер за секунды сбросил в систему наведения самолета-снаряда координаты целей, подсвеченных радаром.
  -- Полетное задание введено, - доложил полковник. - Тридцать километров до рубежа пуска!
   Они мчались над морем, набирая высоту и разогнавшись уже до тысячи восьмисот километров в час, почти вдвое быстрее звука. Трубины, жадно глотая вливавшееся в них топливо, толкали тяжелую машину к цели, чтобы те, кто управлял ею, могли нанести свой удар накоротке, в упор, не оставив противнику ни малейшей возможности увернуться.
   Тональность зуммера системы предупреждения вдруг изменилась, и Смирнов, бросив быстрый взгляд на экран кормового радара, обмер. Антенна локатора, расположенная в хвостовой балке, между килей, выхватила узким лучом стремительно сближавшийся с "Сухим" объект, который не мог быть ничем иным, нежели ракетой "воздух-воздух".
  -- Мы атакованы, - окликнул Смирнов своего командира. - Ракета на хвосте!
  -- К черту! Огонь!
   Иван Кротов не почувствовал страха. все решения уже были приняты, и пилот не сомневался, что вновь увидеть землю, неважно, свою или чужую, ему не придется. И офицер вполне смирился с этим. Он был бойцом, воином, и был готов расстаться с жизнью, лишь бы только погибнуть не зря. И нельзя было сейчас желать большего - враг рядом, оружие готово к применению, и все жалкие потуги противника остановить стремительную атаку безнадежно запаздывают. Пусть и на считанные секунды, но и этого пилотам хватало с лихвой.
  
   Майор Сеченов, занявший правое кресло в кабине ведомого Су-34, не коснулся, ударил по клавише секундой позже, чем прозвучал в шлемофоне стегнувший хлыстом по ушам выкрик приказа. И восьмиметровая сигара "Оникса", выбросив длинную струю пламени работавшего стартового двигателя, врывалась из-под фюзеляжа бомбардировщика одновременно с ракетой, выпущенной Смирновым.
  -- Пуск произведен, - сообщил Сеченов, не для своего напарника, и даже не для ведущего - те все и так видели - а для боровых самописцев, скорее, по привычке, ведь едва ли кто-то станет потом расшифровывать записи.
   Майор видел, как ракета, молниеносно набирая скорость, уходит вниз, к воде, туда, где на некоторое время ее перестанут видеть чужие радары. Почти перестанут - обзорный локатор парившего где-то в вышине "Хокая" все равно не потеряет цель даже на фоне моря. А вот вести огонь с кораблей, не важно, из орудий или ракетами, будет все-таки затруднительно.
   Стартовый двигатель, установленный прямо в камере сгорания основного, за мгновения разогнал "Оникс", массивную восьмиметровую сигару весом две с половиной тонны до скорости, вдвое превышавшей звуковую, и уже тогда запустилась маршевая турбина. Осевой воздухозаборник жадно вбирал, втягивал в себя забортный воздух, проталкивая его до камеры сгорания, а там уже обращалось в пламя ракетное топливо, создавая тягу в четыре тонны. По сути, вся ракета, топорщившая короткие крестообразные крылья, представляла собой мощный турбореактивный двигатель, позволявший развивать колоссальную скорость, хотя и на запредельную - тот же МиГ-31 мог летать значительно быстрее, а вот противнику нечего было противопоставить этому удару.
   Отделился, камнем рухнув в пучину, пластиковый обтекатель, обнажив конус радиолокационного прицела "Оникса", точно острие копья, нацеленного на врага. Однако пока локатор бездействовал - ракете предстояло преодолеть почти полсотни километров, подчиняясь лишь командам инерциальной навигационной системы. Гироскопы уверенно держали самолет-снаряд на заданном курсе, выводя в рассчитанную с упреждением точку встречи с целью.
   На фоне серой поверхности моря ракета казалась серебристой искоркой, и факел работавшего двигателя трепетал ярким языком пламени. И только сейчас майор, которого, наконец, оставило напряжение боя, понял, сколь смехотворна эта атака.
   Две ракеты, пусть и очень мощные, летающие вдвое быстрее звука - это даже не булавочный укол для зонтика ПВО авианосной эскадры, готовой огрызнуться залпами "Стандартов" и "Си Спарроу", как только русские ракеты окажутся на границе зоны поражения. Несколько неприятных минут - вот и все, что они, все четверо, смогут сделать американцам. Этим весь ущерб, нанесенный врагу, скорее всего, и ограничится.
   Майор верил, что здраво оценивает ситуацию. Боекомплект крейсера типа "Петр Великий" составлял двадцать сверхзвуковых "Гранитов", атомохода типа "Антей" и того больше - целых две дюжины, а старички Ту-22М3, никогда не атаковавшие поодиночке, могли нести в перегруз по три ракеты "Буря", и то вероятность победы никогда не оценивалась равной единице. Что ж, противник предоставил им шанс, и они использовали возможность, сделав хоть что-то, ведь многие, те, кто оставался на суше, только и могли, что вжимать головы в плечи, слыша над головой рев турбин чужих самолетов.
   Додумать до конца Сеченову не дали. Взвыла система предупреждения о ракетной атаке - кормовой радар обнаружил настигавший "Сухого" управляемый снаряд "воздух-воздух", а спустя еще секунду сильный удар сотряс машину, подкинув ее вверх на несколько метров.
  -- Попадание, - закричал майор, перекрывая верещание аварийной сигнализации. - Мы подбиты!
   Сноп осколков, образовавшихся при дистанционном подрыве боевой части ракеты стегнул по фюзеляжу стальной птицы, и волна дрожи прокатилась по ее "телу" от стабилизаторов до обтекателя радара.
  -- Твою мать! - Сеченову показалось, что самолет проваливается вниз, и майор был почти уверен, что слышит скрежет отваливающихся от плоскостей кусков обшивки, вырванных близким взрывом.
  -- Уходим, - решил командир экипажа. - Убираемся отсюда к чертовой бабушке!
   Падение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Тряска стала почти незаметна, и Сеченову вдруг стало стыдно - он позволил чувствам взять верх над разумом, не сумев обуздать свой страх, хотя с первых минут этого полета знал совершенно точно, что его ждет в итоге.
   Приборная панель озарилась тревожно-красными огнями - взорвавшаяся в считанных метрах от машины ракета оставила после себя немало проблем. Но пилот, опытный инструктор, попадавший и не в такие переделки, сохранял спокойствие и уверенность. Пока самолет был вполне послушен, отзываясь на каждое движение штурвала, и неплохо держался в воздухе. Этим шансом стоило воспользоваться.
  
   Две ракеты AIM-120A ушли из-под плоскостей "Супер Хорнита" в пустоту, ринувшись вслед за "Фланкером", а ведомый, державшийся рядом, произвел залп по второй машине чокнутых русских, видимо, окончательно плюнувших на свои жизни. Звено перехватчиков заняло идеальную позицию - позади противника, выше его на добрых четыре тысячи футов, сблизившись с чужими самолетами менее, чем на десять миль, и до последней секунды, когда изменить что-либо стало уже поздно, оставшись незамеченными. Русские слишком увлеклись атакой, сосредоточившись на кораблях, и забыли об угрозе с неба. Они должны были поплатиться за это.
  -- Получите, ублюдки! - с азартом воскликнул пилот, видевший, как растворяются в небе отделившиеся от его истребителя ракеты.
   Державшийся еще выше "Супер Хорнитов" самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С "Хокай" подсвечивал русские машины своим мощным радаром, наводя на них ракеты, и перехватчики пока так и не включили свои локаторы - это было ни к чему с такой поддержкой. Втроем, пара "шершней" и "Хокай", они могли отразить атаку целой эскадрильи, не то, что далекой пары "Сухих", какими бы скоростными и маневренными те не были. Русские были обречены.
  
   Экипаж самолет радиолокационного дозора, неторопливо описывавшего круги чуть в стороне от места схватки, мог наблюдать воздушный бой во всех деталях. И операторы не упустили тот момент, когда целей стало четыре вместо двух, и пара новых отметок с огромной скоростью рванулась к эскадре.
   Разумеется, с борта "летающего радара" невозможно было видеть, как "сигары" крылатых ракет отделились от своих носителей, и, выбрасывая длинные хвосты огня, умчались к горизонту, туда, где шрамом на серой поверхности арктических вод белел кильватерный след полудюжины кораблей, самый аленький из которых имел водоизмещение восемь тысяч тонн. Но живое воображение летчиков дополнило то, что они наблюдали на экранах, и сердца их застучали вдвое чаще - русские сумели опередить своего противника, пусть это уже не могло спасти жизни горстки пилотов.
   Счет шел на секунды. Ракеты "воздух-воздух", связь с которыми "Хокай" поддерживал в автоматическом режиме, по защищенному каналу сбрасывая координаты целей, только включили радарные головки наведения, став полностью независимыми от виляния извне. Но как бы ни были они быстры и точны, время оказалось упущено.
  -- Синее звено, отбой, - немедленно скомандовал офицер, точно знавший, в какую цену обойдется даже секундная заминка. - К черту эти драные "Фланкеры", парни! Приказываю сбить ракеты!
   Истребители, вернее, метки на экране, немедленно изменили курс, уходя в сторону от русских самолетов. Но на борту "Хокая" уже поняли - пилоты не успеют выполнить приказ. Ракеты, выпущенные противником, летали быстрее, чем палубные истребители F/A-18E "Супер Хорнит", и догнать их было невозможно. Но на пути у русских SS-N-28 нерушимой скалой возник ракетный крейсер.
  
   Первая ракета AMRAAM взорвалась десятью метрами левее и чуть выше "Сухого", вовремя брошенного Кротовым в вираж со снижением. Автомат отстрела ложных целей выбросил в пространство последнюю порцию дипольных отражателей, ставя заслон радиолокационной головке наведения второй ракеты, но пилот понимал - живыми уйти отсюда уже не получится. Оставалось только попытаться выиграть хотя бы минуту, чтобы принять какое-нибудь решение.
  -- Маневрируй, - почти кричал вдавленный в спинку кресла чудовищной перегрузкой Смирнов. - А-а, суки! Не уйдем!
  -- Хрена им, падлам! Уйдем, - с ощутимой натугой прошипел сквозь зубы Кротов. - Уйдем!
   Безопасность полетов на самолетах семейства Су-27 обеспечивалась просто - ручка управления машиной имела ограничения подвижности, и для того, чтобы выполнить по-настоящему опасный маневр, на грани срыва потока, требовалось приложить немалые усилия. Сейчас, когда на кону стояла жизнь, с которой Иван Кротов не спешил расстаться, силы в руках пилота утроились, и он отжимал рычаг, почти не чувствуя сопротивления.
   Облако дипольных отражателей повисло за кормой маневрировавшего на пределе возможностей - и на жалких остатках топлива - Су-34, заслоняя его от "взгляда" ракеты "воздух-воздух". Кротов, не мешкая, заложил лихой вираж, стараясь увести машину из поля зрения системы наведения ракеты.
   Маневренность "Сухого" оказалась выше всяких похвал. Замысел пилота удался, и AMRAAM, потеряв цель, ушел в сторону, зарывшись в облако невесомой фольги, а там уже взорвавшись.
  -- Живы! Черт, мы живы!
   Экипаж "Сухого", увидев это, не смог сдержать криков радости - они вырвались из тисков смерти.
  
   На крейсере "Нормандия" объявили боевую тревогу, и спустя считанные минуты вся команда, приученная частыми и напряженными тренировками, уже находилась на своих местах, готовая выполнить любой приказ своего командира. Лучи радаров управления огнем шарили по небу, скользили над волнами, пытаясь обнаружить приближавшиеся ракеты. Но мишени оказались слишком непростыми - компьютеры, обрабатывавшие поток данных, упорно отказывались принимать летевшие на ничтожно малой высоте русские самолеты-снаряды за воздушные цели, равно не считая их целями надводными.
   Капитан ракетного крейсера, живой стеной ставшего на защиту авианосца, полным ходом мчавшегося сейчас прочь от боя, нервно сжимал кулаки, слушая скороговорку своих офицеров. Чертовы ракеты слишком малы и летят слишком низко, чтобы "увидеть" их заранее, и зенитный комплекс "Стандарт" пока бездействовал. А потом, когда дистанция сократится, и радары все-таки осветят цели, сверхзвуковым ракетам останется преодолеть слишком малое расстояние, чтобы наверняка успеть сбить их обе. Но и одной боеголовки вполне хватит даже десятитонному кораблю.
  
   Ракета "воздух-воздух" AIM-120A, исчерпав запас топлива, рухнула в воду, мгновенно скрывшись в волнах, и лишь взметнув напоследок фонтан брызг, в следующий же миг, впрочем, опавший. Пущенная вдогон, больше от отчаяния, чем для пользы, она так и не смогла сблизиться с целью на дистанцию, достаточную, чтобы сработал бесконтактный детонатор. "Оникс" продолжил свой полет.
   Радиолокационная головка крылатой ракеты наведения ожила, когда до цели осталось чуть менее семидесяти километров. Зондирующий импульс скользнул по борту чужого корабля, по массивной, угловатой, словно крепостная башня, надстройке, по которой распластались фазированные антенные решетки мощного радара, глаз и ушей системы "Иджис". Бортовой компьютер мчавшегося всего в полутора десятках метров над волнами "Оникса" запомнил положение цели, послав сигнал на рули управления, чтобы скорректировать курс.
   После этого прицел отключился - в молчании ракеты преодолеют две трети оставшегося расстояния, чтобы потом, когда у противника просто не останется времени на ответные меры, вновь включив локаторы, ударить наверняка. И до этого мига оставалось совсем немного времени.
  
   Напарник Сеченова, скривившись от натуги, боролся с переставшей вдруг слушаться рулей машиной. "Сухой", несмотря на все усилия пилота, терял высоту, перемещаясь все ближе к американской эскадре, словно крылатую машину тянуло туда магнитом.
  -- У-у, сука! - Летчик изо всех сил тянул на себя рычаг управления. - Черт, я теряю контроль! Нас здорово зацепило!
   Майор впервые почувствовал себя полностью беспомощным. Он ничего не мог сделать, оказавшись пленником раненого самолета, решившего проявить непокорность. Но все же одна мысль заставляла летчика примириться с неизбежностью - они сумели осуществить свой замысел, атаковав надменного врага. Но все равно до слез еще хотелось немного пожить.
  -- Черт! Проклятье!
   Сеченов бросил взгляд в сторону американских кораблей, которые уже можно было видеть невооруженным взглядом, и не смог сдержать обиженной брани. Словно судьба насмехалась над ним, лишая последнего утешения - майор видел, как над самыми волнами засверкали вспышки разрывов, а небо над головой прочертили следы пикировавших зенитных ракет. На пути "Ониксов" развернулась завеса стали и пламени.
  
   Командир ракетного крейсера "Нормандия" ждал и, наконец, провидение вознаградило его за умение терпеть, смиряя свои эмоции.
  -- Есть контакт, - почти выкрикнул сидевший перед экраном моряк. - Цели на радаре! Двадцать пять миль! Высота - пятьдесят футов! Они в зоне поражения!
  -- Уничтожить их! Огонь!
   Лучи локаторов мертвой хваткой впились в корпуса скользивших над гребнями волна крылатых ракет. Вычислительные машины с лихорадочной скоростью решали сложные уравнений, рассчитывая вероятную траекторию движения целей и посылая управляющие импульсы в системы наведения ракет. А те, восемьдесят управляемых снарядов "Стандарт-2MR", укрытых под пластиковыми крышками транспортно-пусковых контейнеров, уже были готовы к действию.
   Расстояния и скорости, на которых шел этот бой, превосходили возможности человеческой реакции, и в дело вступили сложные машины. Радары управления огнем захватили приближавшиеся "Ониксы", и навстречу им стартовали зенитные ракеты RIM-66C. Покинув ячейки установок вертикального пуска, укрытых под палубой ракетного крейсера, они ушли в зенит, словно подпираемые дымными колоннами, и, за считанные мгновения разгоняясь до тысячи метров в секунду, отвесно спикировали на крылатые ракеты. Головки наведения видели перед собой подсвеченные с корабля самолеты-снаряды, и с крейсера же вослед им мчались корректирующие команды.
   Первый "Стандарт" промчался мимо цели, вонзившись в воду и уже там взорвавшись без всякой пользы. Боеголовка второго сдетонировала, когда он был в десятке метров от "Оникса", но тот внезапно изменил курс, вильнул из стороны в сторону, выполнив противозенитный маневр, и осколки лишь пронзили пустоту, вспенив поверхность моря. Еще две ракеты, атаковавшие вторую цель, тоже промахнулись - их электронные "мозги" оказались чуть более медлительными, чем следовало.
  -- У русских ракет искусственный интеллект, - сообщил один из офицеров, вместе с капитаном наблюдавших за боем с мостика "Нормандии". - Они способны действовать группой против одной цели, могут менять траекторию полета.
  -- К черту! Просто уничтожьте их, сейчас же!
   Крейсер взахлеб плевался ракетами, выбрасывая навстречу "Ониксам" все новые и новые "Стандарты", стремительно опустошая погреба боезапаса, и при этом маневрируя. Но вновь пришедшие в действия головки радиолокационного наведения противокорабельных ракет видели цель, несмотря на все ухищрения ее командира, следуя кратчайшим курсом.
   Крылатые ракеты внезапно снизились, опускаясь всего до пяти метров, так, что казалось, они должны неминуемо зарыться во вздымавшиеся свинцовыми горами волны. До цели оставалось всего полтора десятка километров, и ничто не должно было прервать полет стремительных "Ониксов".
  -- Поставить помехи, - приказал капитан "Нормандии". - Запустить ложные цели!
   Мозг шкипера работал на зависть любому компьютеру, и все усилия были подчинены одной цели - выжить и сохранить корабль. Обмануть системы наведения русских ракет, увести их в сторону, любой ценой снизить ущерб. Шанс еще есть, запас времени, хотя и почти исчерпан, позволяет сделать хотя бы одну попытку, и этим нельзя пренебрегать.
   Похожие на растопыренные пальцы стволы пусковых установок SRBOC выплюнули по обоим бортам крейсера, двигавшегося полным ходом, град снарядов, начиненных дипольными отражателями. Хлопки взрывов не были слышны в реве взмывавших в небо зенитных ракет, но зато фосфоресцирующие облака, о которые, точно о гранитные скалы разбивались лучи радаров атаковавших "Ониксов", мог видеть каждый.
   Системы наведения крылатых ракет на секунду пришли в замешательство, увидев перед собой не одну, а добрый десяток целей, но только на секунду. Сложнейшие алгоритмы, заложенные в бортовые вычислительные машины ракет, за неуловимые доли мгновения отсеяли ложные мишени, просто просчитав вероятность того, кто объект атаки мог оказаться на их месте, двигаясь в доступном диапазоне скоростей. "Ониксы" сейчас действовали сами по себе - объединять в стаю всего две ракеты просто не было смысла - но оба пришли к одному и тому же выводу, продолжив атаку. От борта ракетного крейсера "Нормандия" их отделяло менее десяти верст.
   Зенитные "Стандарты", щедро запускаемые с корабля, смертоносным дождем сыпались в океан. Дистанционные взрыватели просо не успевали реагировать на скоростные "Ониксы", слишком поздно выдавая команду на подрыв боевых частей. И все же шестидесятикилограммовые боеголовки, рассеивавшие в воздухе поток осколков, создали на пути самолетов-снарядов настоящую стену из свинца, и один из "Ониксов", врезавшись в металлическое облако, соткавшееся лишь на секунду, взорвался, рассыпаясь на части.
  -- Есть поражение, - радостно доложил оператор вооружения, перед которым на большом мониторе разворачивалась панорама сражения. - Первая цель уничтожена!
   Оставшийся неповрежденным "оникс" между тем преодолел заслон, созданный "Стандартами", упорно следуя к цели, заполонившей целиком поле зрения радиолокационного прицела. Выполняя маневры, недоступные никаким самолетам - живой пилот не смог бы выдержать колоссальные перегрузки, да и просто не справился бы с управлением на столь малой высоте - ракета увертывалась от пикировавших с небес "Стандартов", бессильно взрывавшихся позади нее. Чужой корабль становился все ближе, и тем, кто находился на его борту, становилось все труднее сохранять спокойствие.
  -- Вторая цель вне досягаемости наших ракет, - с паническими нотками крикнул один из моряков. - О, дьявол!
   Крылатая ракета находилась всего в трех километрах от крейсера - так близко, что зенитные ракеты RIM-66C не успевали захватить цель, подсвеченную с "Нормандии". Командир крейсера почувствовал, как затылок холодит мертвенное дыхание смерти, которая никогда прежде не подбиралась к нему так близко. Офицер впал в ступор, частью сознания понимая, что должен отдать хоть какой-то приказ, но будучи не в силах произнести ни слова.
   За моряка все сделала система "Иджис", не напрасно разрекламированная, как лучшая из лучших. Зенитный автомат "Вулкан-Фаланкс", установленный в средней части массивной надстройки крейсера, развернулся навстречу приближавшейся ракете, поводя связками двадцатимиллиметровых стволов, словно провожая ее взглядом. На самом деле зенитный артиллерийский комплекс и впрямь следил за управляемым снарядом - с помощью луча локатора. Совмещенные с пушкой радары управления огнем захватили цель, до которой оставалось уже меньше полутора километров, компьютер системы управления оружием за долю секунды рассчитал упреждение, и рой малокалиберных снарядов искрами брызнул навстречу "Ониксу".
   За секунду "Фаланкс" выпустил семьдесят пять подкалиберных снарядов, и иглы вольфрамовых сердечников буквально разрезали крылатую ракету, насквозь пронзая ее корпус. Мерцающая нитка трассеров на секунду соединила корабль и мчавшуюся к нему с громадой скоростью ракету, и в одно мгновение "Оникс", не долетевший до цели какую-то сотню метров, превратился в огненный шар, перестав существовать. Только горящие обломки, куски обшивки, утратившие всякую форму, посыпались в воду, тотчас уходя на дно. Ударная волна даже не добралась до борта крейсера.
  -- Есть попадание, - сообщил оператор радара. - Вторая цель тоже уничтожена!
   Капитан крейсера с трудом сдержал вздох облегчения. Чертовы русские доставили немало неприятных минут, еще чуть-чуть - и поникающая боеголовка крылатой ракеты, весившая, ни много, ни мало, четверть тонны, разорвалась бы в помещениях корабля, и поток пламени, раскаленных до космических температур газов, прокатилась бы по отсекам, затекая во все уголки, выжигая внутренности "Нормандии", едва ли способной после этого продолжать бой.
  
  -- Вторая тоже сбита, - выдохнул майор Сеченов, провожавший взглядом сверхзвуковую "иглу", противокорабельную ракету "Оникс". - Черт, они смогли это, твари!
   Разочарование, вот что ощущал сейчас пилот, и это чувство оказалось сильнее страха перед смертью, ведь с неизбежностью последней майор почти уже смирился. Все, все их усилия, все прежние победы, оказались напрасны, раз не удалось добиться этой, самой важной победы. Противник не понес ни малейшего ущерба, кроме, разве что, изрядных переживаний, пока одни ракеты пытались сразить другие, наполняя воздух сталью и огнем.
  -- Мы сделали все, что возможно, - покачал головой командир экипажа. Пилот, кажется, разделял чувства напарника, но сейчас оба они были бессильны исправить что-либо. - У нас больше не оружия. Подвески пусты, в снарядном ящике остается две дюжины патронов - вот и все. А горючего, от силы, на полчаса полета. Все кончено.
  -- Нет оружия, - вдруг хищно оскалился Сеченов, в глазах которого свернул призрак безумия. - Разве? А мы сами?
   Выражение лица пилота сменилось с недоуменного до удивленно-испуганного, а затем во взгляде его появилось понимание. Слова сейчас были не нужны, экипаж в эти секунды стал единым целым, и мысли каждого были открыты для его напарника. И пилот все понял.
   Машина весом сорок пять тонн - пусть сейчас и меньше за счет израсходованного топлива - способная разгоняться до тысячи девятисот километров в час, едва ли в чем-то уступала самой мощной крылатой ракете. А цель казалась такой близкой, такой доступной.
  -- Мы можем уйти на дно вместе с самолетом, когда баки опустеют, - рассуждая, нарочито медленно, словно и не находился в кабине способного в любой миг потерять управления бомбардировщика, произнес пилот. - Можем катапультироваться, чтобы потом попасть в плен - янки не упустят такого шанса.
  -- Мы же знали, на что шли, знали с самого начала, - горячо воскликнул Сеченов. Он уже принял решение, и не сомневался, что напарник поддержит идею. - Вернуться мы не сможем наверняка. А плен... Разве он намного лучше смерти? Сейчас мы еще можем сами выбирать, а потом, когда попадем к американцам, чего мы будем стоить? Черт, мы можем это, ведь можем же!
   Пилот кивнул. Да, выбор у них еще есть, и жить, несмотря ни на что, хочется, и это естественное желание нормального человека. Но чего стоит такая жизнь, когда невозможно смотреть в глаза своим товарищам, когда изнутри выжигает стыд, стыд за свое малодушие? А если все же они погибнут, то не лучше ли так, чтобы потом ТАМ, встретившись с товарищами, что ушли раньше, не прятать лицо, боясь встретиться с ними взглядом?
  -- Мы сделаем, - решительно произнес командир экипажа. - Да, сделаем! И нас ничто не остановит. И пусть эти ублюдки навсегда запомнят нас!
   Больше сомнений не было. Все, что можно сказать, было сказано, оставалось только одно - действовать. И пилот тронул ручку управления, заставляя машину изменить курс. С неохотой, сопротивляясь командам, но самолет подчинился. Что ж, большего от израненной машины уже не потребуется.
  
   Вспышка, взрыв второго "Оникса", наткнувшегося на стену заградительного огня, была почти не видна с удаления в несколько десятков верст. Но экипаж подполковника Кротова, даже не зная об исходе атаки, больше ничего не мог поделать. Они исчерпали свой лимит возможностей.
  -- Все, отвоевались. Топливо на исходе, - Федор Смирнов указал на приборную панель, где часто мигал указатель уровня горючего. - Еще несколько минут - и мы упадем в воду.
  -- Уходим отсюда, - решил Кротов. - Мы хотя бы попытались. Катапультируемся подальше от американцев.
   Пилот тронул ручку управления, заставляя верную машину, которая не подвела до самой последней секунды, сменить направления полета. Подполковник не знал, что ждет его и его товарищей дальше, да и не думал об этом.
  -- Второй, закончить атаку! - Кротов вызвал ведомого. Он потерял из виду вторую машину, но был уверен, что экипаж его сейчас прекрасно слышит. - Следуй за мной, второй. Как понял, прием!
   Полковник Смирнов первым заметил маневр ведомого. Их "Сухой" вскарабкался на две тысячи метров, уходя прочь от эскадры, и отсюда, с высоты, происходящее можно было видеть, точно на сцене. И то, что увидел полковник, ему не понравилось с первой секунды.
  -- Какого черта, - удивлено спросил сам себя Федор, выкручивая голову назад, чтобы как можно дольше удержать в поле зрения другой самолет, внезапно изменивший курс. - Что они задумали?
   Вторая машина, выполнив разворот на девяносто градусов, стремительно набирала скорость. И Федору Смирнову потребовалось не более пяти секунд, чтобы мысленно провести линию к самому горизонту, продолжая траекторию полета Су-34. Спустя несколько минут, если Сеченов и его напарник не изменят курс, они встретятся с авианосной эскадрой. В прочем, едва ли американцы допустят это - в пусковых установках их кораблей еще полно зенитных ракет, и перехватчики никуда не делись.
  -- Второй, что у вас происходит? - Кротов, поняв, что обеспокоило его штурмана, связался с ведомым. - Прием! Второй, черт возьми, отвечайте!
  -- Машина повреждена, топливо на исходе, - прозвучал по-уставному четкий ответ. И уже совсем иным тоном, так, что мурашки пробежали по коже летчиков: - Мы же знали, что не вернемся. У нас был билет в один конец. Просто кто-то должен завершить начатое, командир. У нас еще одна попытка. Мы сделаем это! За нашу великую родину!
  -- Отставить, второй, - в голос закричал Иван Кротов. - Выполнять приказ! Немедленно меняйте курс, черт побери! Отбой!!!
  -- Повторяю, машина почти не слушается управления, - прозвучал равнодушный ответ. - Мы можем двигаться только по прямой, любое маневрирование приведет к катастрофе. Мы все равно уже мертвы. Прощайте, мужики!
   С высоты две тысячи метров было отчетливо видно, как покрытый серо-голубыми пятнами камуфляжной окраски Су-34 мчится навстречу собственной гибели, унося в вечность двух своих пилотов.
  
   Палубный самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-2С "Хокай" на протяжении всей схватки не оставил свою вахту. АВАКС, выжигая запас горючего, все кружил и кружил под облаками, продолжая координировать действия и моряков, и пилотов немногочисленных истребителей, ушедших подальше от схватки, когда в дело вступили корабельные зенитные комплексы - никому не хотелось из-за чьей-то оплошности или сбоя компьютера получить ракету в брюхо от своих же.
  -- Какого дьявола? - оператор "летающего радара" указал на отметку цели, мерцавшую на экране. - Сэр, один из "Фланкеров" изменил курс. О, черт, он идет прямо к эскадре!
  -- Боже, - выдохнул офицер, вдруг отчетливо понявший, что могли задумать русские летчики. - Проклятые безумцы! Связь с истребителями, немедленно! Уничтожьте русского любой ценой!
  
   Пилот "Супер Хорнита" не позволил себе ни удивляться, ни думать слишком долго о происходящем. Тронув штурвал, он развернул свой истребитель наперерез русскому, и включил форсаж. Впрыснутое в камеры сгорания турбин топливо вспыхнуло, и подпираемый длинными языками пламени F/A-18E сорвался с места, преодолевая звуковой барьер.
  -- Я - Синий-один, вижу цель, - произнес летчик, когда в кольце прицела колиматорного индикатора возник силуэт чужой машины. - Готов к атаке!
  -- Огонь!
   "Супер Хорнит", выполнив энергичный маневр, зашел противнику в хвост, оказавшись выше "Фланкера" а пару тысяч футов. Пилот покосился на индикатор топливомера, недовольно поморщился - истребитель находился в воздухе слишком долго, горючего оставалось только на одну атаку, и еще запас, чтобы вернуться на свой авианосец. Что ж, наверное, хватит и этого.
   Самолеты шли след в след, не удаляясь друг от друга, но и не сближаясь - скорости оказались равны. Русский тоже летел на форсаже, стремительно сокращая расстояние, отделявшее его от эскадры. Машины разделяло чуть более десяти километров, вполне достаточно, чтобы тепловые головки наведения пары ракет AIM-9М "Сайдвиндер" захватили цель.
   Кабина "Супер Хорнита" наполнилась пульсирующим визгом, и пилот, услышав звуковой сигнал, немедленно нажал кнопку пуска. Две ракеты "воздух-воздух", скользнув по рельсовым направляющим на законцовках крыльев, отделились от истребителя, умчавшись вслед русскому самолету. Летчик потянул штурвал, меняя курс и выходя из атаки - больше его участие не потребуется, "Сайдвиндеры" сами отыщут цель.
  
   Несмотря на все ухищрения, огромный, по сравнению с "традиционным" противником - противокорабельными ракетами - "Сухой" был отлично виден для радаров. Луч радиолокационной станции подсветки целей крейсера "Нормандия" уткнулся в фюзеляж полого пикировавшего русского самолета, и руки операторов вооружения зависли над консолями, так что кончики пальцев нервно подрагивали на клавишах.
  -- Этот русский свихнулся, - потрясенно произнес капитан, будучи не в силах отвести свой взгляд от экрана отображении тактической обстановки. - Боже, он просто безумец!
   У опытного офицера происходящее не укладывалось в голове. Но сомнений в том, что задумал противник, не было - пилот мчавшегося наперерез крейсеру самолета, впустую израсходовав свой запас ракет, принял решение, которого трудно было ожидать от опытного летчика. Настоящий профессионал, тот, в кого целая держава много лет вкладывала колоссальные средства, доводя до совершенства его боевые навыки, не мог, уподобившись какому-то обкурившемуся гашиша фанатику так бездарно распорядиться собой. Но сидевший за штурвалом русского истребителя полагал иначе.
  -- Чокнутый ублюдок хочет таранить нас, - нервно произнес капитан. - Будь я проклят, он врежется в корабль! Приказываю сбить "Фланкер"! - и истошно, вмиг утратив тень самообладания, завопил, так что его подчиненные, и без того обратившиеся в сжатые комки нервов, вздрогнули от испуга: - Черт возьми, огонь!!!
  -- Пуск! - эхом отозвался один из офицеров, и пальцы разом вдавили несколько клавиш на консолях.
   Из "сот" подпалубных пусковых установок вырвались сразу две ракеты "Стандарт", и, плавно отклоняясь от вертикали, развернулись навстречу приближавшемуся "Фланкеру".
  
   Чтобы видеть цель, майору Сеченову, инстинктивно вжавшемуся в спинку кресла, как и его командиру, уже не требовались приборы. Без радаров и теплопеленгаторов, без лазерных дальномеров пилоты видели стремительно мчавшуюся навстречу им серую громаду ракетного крейсера, и видели, как от него вдруг протянулись нитки дымных следов зенитных ракет.
  -- Маневрируй, - предостерегающе закричал майор. - Ракеты! Уклоняйся же!!!
   Пилот не подвел. Сейчас летчики не думали о том, чтобы просто увернуться от удара, спасая свои жизни. Нет, они уже приняли решение, вот только не хотели погибнуть, не доведя начатое до конца, лишь насмешив врага, так и не ощутившего бы дыхание смерти, вестниками и слугами которой стали два пилота.
   Ракеты подходили с разных сторон, словно взяв свою жертву в клещи. "Сухой", чудом остававшийся покорным пилоту, дернулся в сторону, заставляя зенитные ракеты выполнить резкий маневр, и пилоты увидели, как оба "Стандарта" слившись воедино, взорвались, превратившись в сгусток пламени.
  -- Давай, - рычал Сеченов. - Вперед!!!
   Никакая система наведения, никакая электроника, не в силах сравниться с живым человеком. самолет, сорок с лишним тонн стали, рвался к цели, продираясь сквозь огонь, и расстояние, разделявшее их, уже сжалось до считанных километров.
  -- А-а-а!!! - Кротов утробно рычал на одной ноте, до боли, до хруста в суставах стискивая ручку штурвала. Пилот видел свою добычу, на которую пикировал, словно ястреб из поднебесья.
   Небо прямо по курсу расчертили следы стартующих зенитных ракет, со всех сторон устремившихся к одинокому самолету. Верещала система предупреждении о ракетной атаке, обнаружившая преследовавший "Сухого" управляемый реактивный снаряд AIM-9M, но все это существовало словно в ином измерении для двух человек, уже перешагнувших последний рубеж. Они не могли защищаться, нечем было сбить чужие ракеты, и кассеты автоматов постановки ложных целей опустели - все тепловые ракеты и дипольные отражатели экипаж истратил раньше, еще во время того воздушного боя над границей русских вод.
   "Сайдвиндер", выпущенный американским истребителем вслед "Сухому" взорвался в паре метров от машины, но взрыв словно лишь подтолкнул превратившийся в живую бомбу самолет, только ускоряя его полет. Осколки пробили обшивку, левый двигатель выбросил длинный язык огня, внезапно захлебнувшись, но сила инерции была слишком велика, чтобы что-то изменить.
  
   "Нормандия" сопротивлялась до последнего. Установленные на корме и носу орудийные башни развернулись, и жерла казавшихся обманчиво тонкими стволов уставились в правый борт, словно выискивая цель.
  -- Огонь!
   Разом обе артиллерийские установки "Марк-45" выплюнули в сторону противника пару пятидюймовых снарядов, чтобы две секунды спустя автоматический механизм заряжания дослал в камору орудий точно такие же. Еще миг - и следующий залп, а затем еще и еще один.
   Артиллерийская канонада слилась в протяжный рокот, и пламя трепетало на дульных срезах орудий. Дистанционные взрыватели разогнавшихся при движении по пятидесятичетырехкалиберным стволам снарядов сработали на точно заданном расстоянии до цели. Перед крейсером повисла стена осколков, и поток свинца пронзил титановую броню кабины русского самолета.
   Струи стального дождя хлестнули по фонарю кабины, забарабанили по обшивке, вспарывая ее и почти без задержки проникая внутрь. Вздрогнул, захрипев, пилот, тело которого разорвали осколки, закричал от боли его напарник, разом лишившийся обеих ног. Кабину заполонило пламя, умолкла аварийная сигнализация, утратив связь с самолетными системами, но искореженный кусок металла, оставляя за собой дымный след, точно комета мчался к цели.
  -- Господи! - выдохнул командир крейсера, тело которого налилось тяжестью, так что невозможно было сделать хотя бы шаг, да и некуда уже стало бежать, негде прятаться. - Боже, спаси нас!
   Охваченный пламенем бомбардировщик, лишенный управления, но не утративший скорость, полого пикировал к воде, в ту самую точку, где в эту секунду оказался ракетный крейсер. Майор Сеченов, как не было ему страшно, не отрываясь, смотрел вперед. Летчик видел, как увеличивается в размерах, заслоняя собою горизонт, борт и массивный короб надстройки корабля, мог прочитать нанесенный на обшивку номер - огромные белые цифры CG-60, четко различимые на унылом сером фоне - и видел брызнувший навстречу, в лицо ему огонь.
   Чудовищный снаряд настиг свою цель. Сплющенный нос бомбардировщика, скрывавший антенну радара, словно острие копья вонзился в борт, вспарывая стальные листы. Кевларовая броня, которой был обшит корпус, латами прикрывавшая самые важные отсеки и посты, наверное, могла удержать поток осколков взорвавшейся вблизи корабля ракеты или бомбы, ослабить факел кумулятивной струи, но никто и никогда не предполагал, что этой защите придется выдержать удар боевого самолета, разогнавшегося до сверхзвуковой скорости.
   "Сухой" проломил борт надстройки, сметая переборки, разрушая все, что можно разрушить, и уже потом вспыхнули остатки топлива в баках, и самолет превратился в сгусток огня. Пламя прокатилось по палубам, ударная волна вминала в переборки людей, оказавшихся на ее пути. Находившийся в боевом информационном посту командир корабля в рефлекторном жесте вскинул руки к лицу, будто пытаясь заслониться от огня, а секунду спустя громадная сила оторвала его от палубы, отшвырнув назад на несколько метров.
  
   Столб дыма, вздымавшийся над горизонтом, видели оба летчика Су-34, поспешно, пока еще оставалось горючее, уходившего прочь от американской эскадры. И оба поняли, что произошло.
  -- Господи, спаси и помилуй их души, - вздохнул Кротов, невольно вспомнив, что еще в детстве был окрещен в храме по настоянию своей покойной ныне бабушки.
  -- Они были верны присяге до последней секунды, - невозмутимо произнес Смирнов. - Мы должны были быть рядом с ними, а не бежать трусливо.
   Рокот турбин вдруг прервался, и пилоты невольно умолкли, словно страшась нарушить эту страшную тишину.
  -- Отлетались, - только и смог выдавить из себя Смирнов. - Хана!
  -- Покинуть машину. Катапультируемся!
   Пилоты разом рванули рычаги. Система аварийного покидания, пожалуй, единственная, которую по вполне понятным причинам невозможно было тестировать слишком часто, работала четко и надежно. Пиропатроны разрушили крепления остекления пилотской кабины, и пороховые двигатели вытолкнули из-под брони кресла К-36ДМ, к которым накрепко были привязаны летчики. Несколько секунд - и над головами пилотов развернулись полотнища парашютных куполов, и уже медленно опускаясь к серой глади воды, Смирнов и Кротов могли провожать взглядами уносившийся к горизонту самолет. Машина не подвела доверившихся ей людей, сохранив их жизни, и теперь нашла свой конец в холодных водах арктического моря.
  
   Командир крейсера "Нормандия", ничего не видя из-за залившей лицо крови, ручьем хлещущей из раны на голове, опираясь о переборки, на ощупь все же смог добраться до выхода, на четвереньках выполз на палубу, и уже там попал в заботливые руки матросов из спасательной команды. В воздухе уже кружили вертолеты, поднятые с других кораблей, и со всех сторон к крейсеру мчались катера.
   Те, кто пришел на помощь гибнущему судну, с ужасом смотрели на черное пятно пробоины в правом борту, зев, из которого шли клубы тяжелого черного дыма и летели искры. А по палубе бежали, сверкая яркими огнеупорными комбинезонами, моряки, вооружившиеся огнетушителями и баграми, бежали не от опасности, а к ней, чтобы спасти то, что еще можно было сохранить.
  -- Прошу, кэптен, сэр, - энсин, лица которого не было видно из-под пластиковой маски противогаза, поддерживая своего командира, подвел его к вертолетной площадке на корме, куда как раз опустился, зависнув над настилом, вертолет. - Сюда, скорее! Вы ранены, вам нужен доктор.
   Внутри еще бушевал пожар, несмотря на все усилия спасателей. Еще предстояло вытащить оттуда, из огненной ловушки, тела погибших, но уже сейчас прямо на палубе медики трудились над теми, кто чудом уцелел после самоубийственной атаки русских, старясь помочь своим товарищам по оружию. Этот удар ничего не изменил - эскадра по-прежнему бороздила русские воды, ожидая возвращения своей авиагруппы.
  
   Палубный вертолет НН-60В "Си Хок" описал круг над волнами, опустившись на пару десятков футов, так что по воде пошли круги, едва с головой не захлестывая двух человек. Оттуда, с высоты, яркие спасательные жилеты двух пилотов, из последних сил державшихся на плаву, были видны издалека, и спасатели не потратили на описки много времени.
   Широкая дверь в борту вертолета отодвинулась, и из проема свесился человек в большом сферическом шлеме и ярком комбинезоне. Нагнувшись вниз, он крикнул на ломаном русском языке, перекрывая надсадный вой турбин:
  -- Эй, парни! Сейчас мы сбросив вам трос. Поднимайтесь на борт, но не вздумайте выкинуть какой-нибудь фокус! Даже если захватите "вертушку", далеко вам не уйти!
   В подтверждение слов американца позади него возник еще один летчик, направивший вниз ствол автоматической винтовки М16А2, для большей убедительности картинно передернув затвор, досылая в камору первый патрон. Одно мгновение - и поток малокалиберных пуль превратит двух человек, беспомощно болтавшихся на поверхности моря, в окровавленные куски мяса. Пилоты поняли этот явный намек.
  -- Спокойно, мы не самоубийцы, - по-английски крикнул вверх Кротов, на удивление, даже сейчас не забывший чужие слова. - Хватит трепаться, черт возьми! Раз уж явились за нами, бросайте конец!
   В эти секунды Федор Смирнов впервые на полном серьезе подумал о том, что для них и впрямь лучше было бы последовать за Сеченовым и его командиром, проявившими в решающий миг намного большую отвагу. Что ж, пока они живы, еще никогда не поздно исправить ошибку.
  
   "Джордж Вашингтон", уверенно рассекая волны скошенным форштевнем, продолжал свой путь на восток. Несколько минут назад пилоты вышли на связь со своим "аэродромом", и немедленно засуетились десятки техников, а пара "летающих танкеров" КА-6D "Интрудер", готовых поделиться горючим с теми, кто нуждается в нем сильнее, оторвалась от палубы, заняв позицию под охраной звена перехватчиков.
   Поредевшая после атаки на русские города и порты авиагруппа возвращалась с победой. Путь для морского десанта, подпиравшего спину авианосной эскадре, был свободен.
  

Глава 3 Поступь рока

  
   Ленинградская область, Россия - Рамштайн, Германия - Таллинн, Эстония
   19 мая
  
   Завалившись на левое крыло, тактический бомбардировщик F-111F "Эрдварк" скользнул к земле, ложась на боевой курс. Командир экипажа не отвлекался на что-либо, окружавшее его, сосредоточившись на управлении своей машиной, но пилот точно знал, что чуть позади него такой же маневр выполнил его ведомый.
   Звено ударных самолетов, широко раскинувших крылья с изменяемой стреловидностью, оптимизировав геометрию плоскостей для полета на малых скоростях, мчалось над чужой землей, над Россией, в том небе, о каком летчики прежде и не мечтали, и в котором теперь были полноправными хозяевами. Не было такого радара, который не увидел бы летящие с крейсерской скоростью на высоте десять тысяч метров пятидесятипятитонные бомбардировщики, конструкция которых во всем противоречила принципам малозаметности. Но те локаторы, что должны были заблаговременно обнаружить чужаков, лежали в руинах, разрушенные дьявольски точными попаданиями управляемых бомб, а рядом догорали, так и не успев оторваться от взлетной полосы, грозные перехватчики, что могли в одной атаке, с первого же захода свалить на землю неповоротливые F-111F.
  -- Пятьдесят миль до цели, - сообщил штурман головного бомбардировщика своему командиру. В распоряжении летчика была надежная и точная навигационная система, и он точно знал, где находится звено каждую секунду.
   "Эрдварки" поднялись в небо с авиабазы Шпангдалем, преодолели несколько тысяч километров, однажды дозаправившись по пути, и оказались над русскими просторами не случайно. Стальных птиц, шарившие по земле поникавшими сквозь мглу и облачный покров лучами навигационных радаров AN/APN-189, бросил в полет приказ, не допускавший сомнений и колебаний. Кто-то и где-то решил, что пора расставить все точки над "i", и четырем беззаботным парням, добровольно нацепившим на рукава парадных мундиров шевроны ВВС США, выпало стать воплощением чужой воли.
  -- Оружие к бою, - немедленно приказал командир. В нем сейчас было эмоций не больше, чем в процессоре бортового компьютера, и точно так же офицер стремился исполнить приказ, руководствуясь не чувствами, а железной логикой. Он делал это сотни раз на учениях, теперь пришла пора в деле показать все, на что он был способен, отдав привычную команду: - Готовность три минуты. Активировать маркер.
   Штурман, мгновенно переквалифицировавшийся в бомбардира, коснулся приборной доски, приводя в действия систему наведения. Лазерный целеуказатель, установленный в контейнере прицельной системы AVQ-26 "Пейв Тек", подвешенном под левой плоскостью машины, выпростал к земле невидимый глазу луч, "зайчик" которого, однако, был отлично различим для чутких приборов.
   Ударная группа уверенно вышла к цели, не встречая даже намека на сопротивление. Тем не менее, их надежно опекали - чуть в стороне держалось звено истребителей F-15C "Игл", до отказа нагруженных ракетами "воздух-воздух". Русские не успели понять, что произошло, когда под бомбами погибла почти вся их авиация, но командование не желало идти на напрасный риск. И потому для экипажей "Эрдварков" все задание свелось к сплошной рутине - вывести машины к цели, при том, что большую часть пути работал автопилот, сбросить бомбы и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, вернуться на базу.
   Ударная группа перестроилась в полете. Получив сообщение штурмана ведущей машины, второй бомбардировщик выдвинулся вперед, став в одну шеренгу с командирской машиной, и звено развернулось широким фронтом, подходя к цели. Головки наведения бомб, подвешенных под крыльями, искали маркер, помечавший мишень, и, наконец, "увидели" его.
  -- Есть захват, - доложил оператор, когда системы наведения бомб послали сигнал на бортовой компьютер. - Мы на исходном рубеже. Готов к атаке!
  -- Огонь!
   Одно нажатие - и из-под широко распластанных крыльев бомбардировщика упали, круто пикируя, четырехметровые цилиндры управляемых бомб GBU-28, увенчанные на конце короткими крылышками. Две бомбы - более чем достаточно для поражения даже самой "твердой" цели, но и ведомый не мешкал, и от его машины тоже отделились, с все большим ускорением уходя вниз, в облака, черные иглы управляемых бомб. "Умное" оружие видело пятно от лазерного луча, и мчалось именно туда, куда он указывал.
  -- Есть сброс!
   Прозванные "бункерными вышибалами" бомбы, хищно вытянутые корпуса которых были изготовлены из орудийных стволов, которые только и могли обеспечить требуемую прочность, изначально выдерживая мощнейшее давление продуктов горения пороха, стремительно увеличивали скорость. Сила земного тяготения и вес в две с четвертью тонны сообщали "снарядам" огромное ускорение, позволяя преодолеть скорость звука без каких-либо двигателей.
  -- Черт меня дери, триста "штук" баксов за пять секунд! - рассмеялся командир экипажа, вспомнив, в какую цену американскому налогоплательщику обошелся ушедший в управляемый полет боекомплект его машины. А штурман, пожалуй, даже не слышавший слов напарника, не сводил взгляда с экрана в центре приборной доски, где перекрестье прицела легло на цель, невидимым человеческому взгляду лучом лазера указывая оружию нужный курс.
   Они были в чем-то схожи с дротиками для дартса, несерьезными снарядами для легкой забавы, разве что, будучи много больше размерами... и несравнимо более смертоносными. Бомбы летели к земле по крутой траектории, увеличивая угол атаки. Внизу, на поверхности, можно было увидеть лишь обычный военный городок, заштатный гарнизон, один из тысяч подобных. Казармы, кое-как ухоженные газоны, коробки офицерских общежитий - это едва ли стоило того, чтобы расходовать дорогие боеприпасы, но их цель не была видна невооруженным глазом.
   Под плацем, под газонами и асфальтированными дорожками, а также под многометровым слоем бетона, армированного сталью, укрывался объект, о существовании которого было известно далеко не каждому даже в штабе округа. Здесь, в укрепленном бункере, в который сходились десятки кабелей спецсвязи, располагался резервный командный пункт, нервный узел обороны всего Северо-запада страны. Он мог выдержать и ударную волну близкого ядерного взрыва, а уж свинца меж бетонных плит было столько, что не стоило даже задумываться о радиации, пускай над самым убежищем взорвалась бы нейтронная боеголовка. Но противник применил оружие, о котором еще не слышали в те далекие годы, когда был построен, в полнейшей тайне, этот бункер.
   Да, при строительстве были соблюдены все возможные меры секретности, но здесь, в густонаселенном районе страны, вблизи границ с откровенно недружественными или сдержанно-нейтральными державами, понятие тайны было весьма относительным. Невозможно скрыть полностью работы, когда из земли извлекают сотни, тысячи кубометров грунта, когда от удаленных на сотни километров гарнизонов тянут телефонные кабели ВЧ-связи, единственно обеспечивающей возможность управления войсками в условиях применения противником электронных помех. И потому агрессор давно знал, куда следует бить, знал он, и как ударить, чтобы наверняка обеспечить успех. И вот пришел час применить эти знания на деле.
   Скорость "Бункерных вышибал" к тому мигу, когда они достигли поверхности земли, исчислялась уже сотнями метров в секунду, и, помноженная на немалый вес боеприпасов, она позволила бомбам, падавшим почти отвесно, легко, словно нож в масло, войти в грунт. Ни толстый, измерявшийся десятками метров слой земли, ни пятиметровый бетонный панцирь, армированный сталью, не смогли стать для них преградой. Бомбы ушли под поверхности почти на три десятка метров, чтобы взорваться уже в гулких, окутанных тьмою помещениях штабного бункера. Все, что осталось на поверхности - лишь несколько кучно сгруппированных отверстий, узких скважин, уводящий вглубь, а вся мощь боеголовок остался там, внизу. Взрывы смели переборки и перекрытия, огненный шквал, затекая в каждый закуток, прокатился по подземелью, уничтожая все, что хотя бы в теории могло уступить пламени.
  -- Есть попадание, - радостно доложил штурман головного бомбардировщика. - В яблочко, командир! Мы сделали это, черт возьми!
  -- Отличная работа, - с одобрением ухмыльнулся пилот, представивший вдруг, какой неожиданностью оказалась эта атака для укрывшихся в обманчиво надежном бункере русских генералов. Тот-то, наверное, они кричали от ужаса, слыша, как рушится над их головой, уступая напору "вышибал", прочный бетон. Но это уже была лирика: - Возвращаемся. Штурман, рассчитать обратный курс. Идем на базу.
   С чувством выполненного долга четверка летчиков могла теперь подумать о том, как их примут на "родной" базе, о благодарности от обычно скупого на похвалы командира авиакрыла. Они не знали, да и не могли знать, что этот вылет с самого начала был бессмысленной тратой времени, и пятьсот восемьдесят тысяч долларов, материализовавшиеся в четырех "бункерных вышибалах", были буквально выброшены на ветер.
   Командующий Ленинградским военным округом так и не добрался до запасного командно пункта, и тело его в те минуты, когда "бункерные вышибалы" крушили сталь и бетон, остывало на ступенях штаба округа, изувеченное до неузнаваемости. В прочем, даже знай об этом там, в Рамштайне, где располагался "мозг" всей операции, или в Шпангдалеме, где расплывчатые указания и общие формулировки приказов обретали вид полетных заданий для конкретных экипажей, это едва ли что-то изменило бы. Остановить маховик наступления стало невозможно, и жители северной столицы России одними из первых убедились в этом.
  
   Воздушная армада подошла к русским границам с запада. Над Балтикой, за сотни километров от рубежей России, вне видимости мощных радаров, цепью протянувшихся вдоль береговой линии и дальше, по суше, взмывавшие с американских баз в германском Рамштайне и Шпангдалеме или британском Фэрфорде эскадрильи собирались воедино, превращаясь в связанную единым разумом стаю, кулак, способный одним ударом сокрушить любую оборону.
   Боевые порядки были глубоко эшелонированы, каждый экипаж, каждый пилот одной из более чем полусотни крылатых машин, точно знал свое место, свою задачу в грядущем сражении, свой маневр, и все они действовали, как единое целое. На острие атаки шли две дюжины тяжелых машин "Страйк Игл", нагруженных бомбами до предела - расстояние здесь были не настолько значительными, чтобы брать слишком большой запас топлива, и потому почти все место на внешней подвеске самолетов отдали под оружие. "Орлов" поддерживали более легкие машины "Файтинг Фалкон", тоже несущие полную боевую нагрузку, правда, в полтора раза меньшую, чем их более мощные собратья.
   Ударные группы держались на средней высоте, в шести тысячах метров от поверхности моря, там, где сопротивление воздуха было не слишком сильным, а значит, чуть меньшим становился и расход горючего. В прочем, на крайний случай позади боевых порядков кружили "летающие танкеры" КС-10А "Икстендер", вылетевшие из все того же Шпангдалема и готовые поделиться запасом топлива с тем, кто испытает в этом необходимость.
   Экипажи и "Орлов", и "Соколов" были нацелены лишь на поражение наземных целей. В память бортовых компьютеров загрузили координаты всего, что представляло хоть какую-то ценность - складов с горючим и боеприпасами, штабов, радиолокационных станций, но, прежде всего, военных аэродромов, на которых базировались русские истребители. Ни одна машина с красной звездой на плоскостях не должна была взлететь - противник просто не дал бы на это времени. И все же случайности есть место всегда и везде, и потому фланги боевого построения прикрывали истребители F-22A "Раптор", новейшие машины, обладающие, пусть пока только в теории, подавляющим превосходством над любым воздушным противником. Контратака русских, даже сумей они организовать сопротивление, разбилась бы о залпы ракет AMRAAM, и ударная группа беспрепятственно смогла бы выполнить поставленную задачу.
   Но стратеги заокеанской сверхдержавы давно уже поняли, что превосходство над врагом никогда не измерить количеством ракет и бомб. Слепой силач может сколько угодно впустую молотить воздух пудовыми кулаками, и пасть, пропустив один, но точный удар. Победа достается тому, кто владеет большей информацией, кто знает о противнике как можно больше, и поэтому воздушные "Хищники" прикрывали не только ударные машины, но и "летающий радар" Е-3А "Сентри", что величаво плыл позади боевых линий. Луч обзорной радиолокационной станции AN/APY-1 пронзал пространство на четыре с половиной сотни верст, вскрывая воздушную обстановку над западными границами России. Ни один противник не смог бы приблизиться незамеченным к армаде, неумолимо продвигавшейся на восток.
   Удары, обрушившиеся на Россию разом по всем направлениям, были синхронизированы буквально до секунды. Противник не должен был получить ни единого шанса, просто не должен был успеть понять, что происходит. И пилоты терпеливо смотрели на индикаторы часов, ожидая, когда истекут последние минуты мира, и даже не зная, что где-то уже рвутся бомбы, заглушая предсмертные крики раненых.
  -- Всем внимание, - произнес командир группы, и каждый пилот услышал его слова. - Перестроиться в боевые порядки. Группа "Альфа", приготовиться! Ракеты к бою!
   Дюжина истребителей "Страйк Игл", получив приказ, развернулась в линию, обращенную к расположенной в трех с лишним сотнях километров земле. Тридцатитонные машины, словно исполняя диковинный танец, маневрировали, уверенно занимая каждая свое место в общем строю.
   Операторы вооружения коснулись приборных панелей, активирую системы наведения подвешенных под крыльями крылатых ракет JASSM. Инерциальные системы наведения тотчас очнулись, раскручивая гироскопы, и командиры экипажей, получив подтверждение от своих напарников, переходя на нужную частоту, сами один за другим доложили о готовности.
  -- "Альфа-лидер" вызывает командира группы. К атаке готовы, ждем приказа.
   Мгновение - и над Балтикой должны были прозвучать первые выстрелы новой войны. Но вовсе не истребители нанесли этот, первый удар. Ждали, когда истекут минуты, когда армаду настигнет с германской земли кодовый сигнал, и на борту самолета специального назначения ЕС-130Н "Райвит Файр". Тяжеловесная турбовинтовая машина плыла вслед за ударной группой, под надежной охраной сразу двух звеньев истребителей "Раптор", готовых встретить любого противника залпами ракет "воздух-воздух".
  -- Пора, - произнес командир экипажа, услышав шифрованный сигнал, значение которого невозможно было забыть. - "Доблестный удар" начался. За работу, джентльмены!
   Генераторы помех, скрытые в чреве ЕС-130Н исторгли поток электронных импульсов, мгновенно "забивших" все частоты радиосвязи. В несколько секунд восточная часть Балтики на сотни миль вокруг будто выпала из привычного измерения. Невозможно было ни принимать, ни отправлять сообщения, радио на множестве военных и гражданских судов, от танкеров до прогулочных яхт, на десятках находившихся в небе самолетов.
   Завеса помех повисла над морем, отрезая находившиеся вдали от берега корабли от своих баз, нарушая работу навигационных систем - даже сигналы приводных маяков аэродромов не могли пробиться сквозь плотную пелену. И только тогда, получив подтверждение с борта самолета радиоэлектронной борьбы, командир ударной группы приказал, бросив на одном дыхании:
  -- Пуск!
   Две дюжины управляемых ракет AGM-158, отделившись от носителей, болидами умчались на восток. Раскрывая крылья, они стремительно набирали скорость, ложась на боевой курс. Каждая шла к своей цели, координаты которой загрузили в бортовые компьютеры еще до вылета, прямо на летном поле авиабазы. И теперь инерциальные навигационные системы вели ракеты по сложным траекториям. Выпростанные над водами Балтийского моря лучи радаров, охранявших воздушные границы великой державы, простершейся до бескрайних вод Тихого океана, бессильно соскальзывали с граней, образовывавших хищно вытянутые корпуса самолетов-снарядов, приближавшихся к целям, прижимаясь к мерно вздымавшимся волнам.
   Самолеты-снаряды, невидимые для радаров, расходились веером, двигаясь на восток. Узкие, сильно скошенные крылья лезвиями резали воздух, а вслед мчавшимся над морем ракетам из космической пустоты неслись сигналы навигационных спутников, направляя оружие точно на цель. Крылатые ракет JASSM впервые использовались в бою в эти минуты, и сейчас им предстояло оправдать громадные расходы на разработку, годы напряженных испытаний, колоссальные усилия своих создателей, нанеся первый удар стремительно и неотвратимо.
   Ракеты умчались к суше, обгоняя шеренги истребителей, и операторы, сидевшие в задних кабинах F-15E, вновь погрузились в ожидание. "Умное" оружие могло творить чудеса, и все же высочайшую точность и максимальные эффект могло гарантировать лишь одно - острый глаз и твердая рука солдата, не ведающего сомнений. Триста километров остались позади, и когда море вздыбилось прибрежными холмами, включились тепловые головки наведения.
  -- Есть сигнал, - хором, хотя и не слыша друг друга, доложили операторы, когда экраны перед ними ожили. - Картинка пошла! Начинаю коррекцию курса.
   Мир предстал перед летчиками совсем не таким, каким его привыкло видеть большинство людей. Но опытные операторы без труда различали мельчайшие детали рельефа. Несколько минут - и вот перед оптоэлектронными "глазами" первой ракеты появилась долгожданная цель. Летчикам оставалось сделать лишь немногое - совместит перекрестье прицельной метки на экране с изображением едва различимых целей, и ждать, пока те перестанут существовать.
  -- Вижу цель, - один за другим сообщали летчики, и впрямь видевшие отделенные от них сотнями километров мишени, видевшие их инфракрасными "глазами" ракет, скользивших над гребнями дюн. - Есть захват!
   В последние секунды на экранах радаров, прикрывавших подступы к северной столице России, возникли взявшиеся буквально из ниоткуда отметки воздушных целей, но никто из следивших за обстановкой в небе офицеров ПВО не успел хоть как-то среагировать на это. Проникающие тысячефунтовые боеголовки J-1000 с ужасающей легкостью пронзали бетонные своды, прошивая стальные листы, круша жилы арматуры и взрываясь в помещениях контрольных постов. Десяток радаров перестал существовать в несколько секунд. Прекратившие вечный танец антенны застыли, превратившись в бесполезные сплетения металлических прутьев, отныне ничего не излучавших в пространство.
  -- Поражение, - радостно кричали операторы в тот миг, когда экраны пред их глазами подергивались "крупой" помех - это означало, что ракеты нашли свои цели, достигнув поверхности земли. - Есть контакт! Цель поражена!
  -- Вперед, - немедленно приказал командир группы. - Отряд "Браво", ваш черед. Сбросить бомбы!
   Граница на протяжении нескольких сотен километров вдруг перестала существовать. На земле не знали, что творится в воздухе. Офицеры в штабах еще пытались докричаться до внезапно замолчавших локаторов, тщетно взывая по рациям к дежурным расчетам. Спустя еще несколько минут даже самые осторожные, самой жизнью приученные к тому, что всяка инициатива наказуема, командиры поняли, что творится нечто слишком настораживающее, чтобы просто сидеть и жать приказов свыше.
   На принятие решения ушло не столь много времени... по меркам минувшего века, хоть и его трудно было назвать слишком размеренным и неспешным. По линиям связи умчалось в штаб округа срочное донесение, а гарнизоны вздрогнули от сигнала тревоги. Считанные минуты - и агрессора встретит готовая к бою армия. Этих минут у растерянной жертвы не было.
  -- Говорит "Браво-лидер", - командир второй эскадрильи "Ударных орлов" вызвал командующего группой. - Мы на исходном рубеже.
  -- Атака! Даю зеленый свет! Сделайте их, парни!
   В распоряжении пилотов было лучшее оружие, способное воевать почти без участия людей. Операторы дюжины истребителей F-15E "Страйк Игл", находившихся все еще над нейтральными водами, за пределом зоны поражения русских ракет "земля-воздух", разом пробежались пальцами по консолям, и из-под крыльев градом посыпались к земле управляемые бомбы. Новейшие AGM-154A JSOW, наводимые по сигналам спутниковой системы GPS, полого пикировали к земле, расправив крылья. Поддерживаемые самим воздухом, они скользили в небесах, чтобы, преодолев шесть десятков километров, обрушиться на русские базы, гавани и аэродромы.
   Планирующие бомбы, безошибочно держась на заданном курсе, проносились над целями, щедро рассыпая вокруг малокалиберные бомбы, огненным дождем заливавшие летные поля и причалы, возле которых теснились корабли. Разбросанные вдоль побережья аэродромы превратились в море огня, и за ними последовали военно-морские базы в Кронштадте и Санкт-Петербурге. Остатки Балтийского флота, запертые в ловушке Финского залива, оказались застигнуты ударом врасплох, так и не сумев исполнить то, ради чего годы назад народ великой страны был готов пожертвовать всем, что имел.
   А вслед за бомбами, обгоняя их, мчались, оставляя за собой дымные полосы инверсионного следа, ракеты AGM-88A HARM. Первый удар лишь ошеломил противника, и еще слишком много оставалось вполне себе неповрежденных радаров, мгновенно, как только их расчеты получали первые известия о нападении, вступавших в дело. И с этих самых секунд судьба их уже была предопределена.
   Невидимые лучи локаторов протянулись по небу, коснулись пластиковых обтекателей ракет, мчавшихся, опережая звук... и стремительные AGM-88A, раз обнаружив цель, меняли курс, со всех сторон захлестывая выдавшие себя источники излучения. Радары, передатчики, все, что возмущало электромагнитный фон, становилось целями, и включай, не выключай излучатели, системы наведения ракет, "помнившие" последние координаты, не оставляли шансов. Расчеты, до последнего не верившие, что случилось именно то, что они могли видеть на экранах, погибали, даже не подумав о том, чтобы покинуть приборные кабины, умирая под градом сыпавшихся с небес осколков.
   Брешь, начавшаяся с малой слабины, распахивалась все шире, словно приглашая врага. И полсотни самолетов, половина из которых еще даже не вступила в бой, устремилась в пролом, спеша довершить начатое, пока противник пребывает в панике, лихорадочно пытаясь придумать спасительное решение.
   Разделившись на группы, словно вонзавшиеся в тело жертвы острия, мощные "Страйк Иглы" и легкие, маневренные "Фалконы" кинулись к своим целям, замыкая их в кольцо. От пилотов требовалось не так уж много - всего-то выйти в точку пуска, отмеченную на карте, и сбросить гроздьями свисавшие из-под плоскостей бомбы. После этого можно было беззаботно ложиться на обратные курс - "умные" боеприпасы JDAM со спутниковым наведением сами отыщут цель, безошибочно и неотвратимо ударив туда, где этот удар принесет как можно больше разрушений.
  
   В то мгновение, когда на локаторе появились первые отметки целей, малый противолодочный корабль "Калмыкия" только покинул рейд Кронштадта, выйдя на простор Финского залива. Впереди были долгие дни вахты на водных рубежах родины, а по сути - утомительной рутины, однообразной до ломоты в зубах. Во всяком случае, так было прежде, всякий раз, когда сторожевик покидал гавань для охраны водного района, и ни один из восьми десятков моряков команды не видел причин, почему сегодня все должно измениться. Секунду спустя о тоске и скуке никто уже не вспоминал.
  -- Группа воздушных целей по пеленгу двести девяносто, - скороговоркой сообщил оператор, следивший за показаниями радиолокационной станции "Позитив", единственного средства поиска целей, которым был оборудован девятисоттридцатитонный корабль. - Следуют к государственной границе. На запрос системы госопознавания не отвечают. - И пару секунд спустя, уже с паническими нотками: - Цели разделяются. Наблюдаю новые отметки! Это бомбы!
   Рой планирующих бомб JSOW, плавно снижаясь, промчался над противолодочным кораблем, на несколько минут став различимым и для его не самого мощного радара.
  -- Связь с базой, - приказал командир, почувствовавший, как мурашки побежали по спине, и форменная рубашка стала липкой от холодного пота. - Срочно, мать вашу!!!
  -- Нет связи, - растерянно развел руками радист, взглянув на командира глазами, полными недоумения и зарождающегося в душе ужаса. - На стандартных частотах тишина!
   В эти минуты некому было дать совет морякам, чудом избежавшим участи стать жертвами первого удара. Проникающие боеголовки ракет JASSM, невидимыми прилетевших с моря, сонно консервные ножи вскрыли укрепленные бункеры командных пунктов, пробивая кровли и перекрытия и уничтожая все, что пыталось укрыться под бетонной скорлупой.
  -- А, черт, - прорычал капитан, впервые по-настоящему испугавшийся. - Все по местам! Боевая тревога!
   "Калмыкия" была почти бессильна перед воздушным противником. Противолодочный корабль был создан для борьбы с тем врагом, который укрывается на глубине, и для этого имел все, необходимое - и гидролокатор, и торпеды, и реактивные бомбометы, не только для самообороны, для стрельбы по чужим торпедам, но и для боя накоротке. Но никто не предлагал морякам возможность выбора, и капитан решил действовать.
   Подброшенные сиреной моряки споро ныряли в проемы, задраивая за собой люки, изолируя отсеки на случай пожара или затопления. Механизмы заряжания дослали в каморы орудий первые снаряды, и одновременно матросы вытащили на палубу тубусы зенитных ракет "Стрела-3", поспешно укрепляя окрашенные в цвет хаки трубы на направляющих тумбовых установок. Эти управляемые ракеты были единственным высокотехнологичным оружием противолодочного корабля, но далеко не самым мощным, и капитан "Калмыкии" твердо решил продемонстрировать противнику все, на что способен даже такой внешне несерьезный корабль, если он находится в руках стойких и умелых бойцов. А уж в своем экипаже офицер не сомневался ни на йоту.
   Луч радара "Позитив" замкнул еще один круг, осветив пролетавшие в вышине цели. Чужие самолеты были еще далеко, намного дальше, чем могло достать вооружение "Калмыкии", но и четырехметровые "тела" планирующих бомб представляли достаточно хорошо различимые цели.
  -- Выдать целеуказание артиллерийским комплексам, - отрывисто приказал капитан. - По воздушным целям - огонь!
   Радар управления огнем МР-123 "Вымпел" осветил узким лучом первую бомбу, наугад выбранную среди нескольких десятков точно таких же, и установленная на корме автоматическая трехдюймовка МК-176 развернулась, взметнув длинный ствол почти в зенит. Мгновение - и над палубой прокатился треск выстрелов, а из жерла орудия вырвалось пламя.
   Снаряды с радиолокационными взрывателями превратились в облака раскаленных газов точно перед целью, повесив на пути бомбы стену осколков, преодолеть которую было невозможно. Секунда - и "умная" бомба перестала существовать, так и не сумев доставить свой смертоносный груз к далекой цели.
  -- Цель номер один уничтожена! - доложил оператор радара, еще не веривший, что они - и его личный вклад в это был более чем весомым - одержали первую победу в войне, которая официально просто не могла начаться.
  -- Огонь не прекращать, - приказал капитан. - Любой ценой обеспечить связь с базой. Черт, да хоть с кем-то дайте мне связь, - выходя из себя, закричал он, не сумев сдержать свой страх. - Немедленно, мать вашу!
   Очередь следовала за очередью, и командир радиолокационного поста успел трижды доложить о попадании, прежде, чем орудие замолчало, чтобы новые обоймы в подпалубном магазине могли занять место опустевших. Но целей было слишком много, и управляемые бомбы миновали опасную зону, чтобы спустя несколько минут, над пирсами кронштадской гавани, над пакгаузами и эллингами рассыпаться смертоносным дождем, рассеивая над землей каждая по полторы сотни малокалиберных бомб BLU-97/B, буквально заливая все побережье огнем.
  
   Жалкая попытка остановить атаку была замечена мгновенно, и никто не считал, что это можно спустить с рук, пусть ущерб, причиненный отчаявшимися противниками, и оставался смехотворно ничтожным.
  -- "Чарли-пять", "Чарли-шесть", надводная цель на пяти часах, - сообщил командир группы, видевший, благодаря мощному радару "Сентри", все, что творилось не только в небесах, но и на поверхности моря. - Русский корвет ведет заградительный огонь по нашим бомбам. Уничтожьте его!
   Звено истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", получив приказ, буквально вывалилось из строя, в крутом пике разворачиваясь на цель. Бомбы со спутниковым наведениям были хороши многим, кроме одного - изменять задание в полете становилось просто невозможно. Но в арсенале американских летчиков было вдоволь и другого оружия.
   Подвешенные под фюзеляжем истребителей контейнеры LANTIRN совмещали в себе массу прицельного и навигационного оборудования, и пилоты увидели в инфракрасном спектре силуэт цели, вонзив в нее невидимые глазу лучи лазерных целеуказателей, впившиеся в высокую надстройку.
  -- Я "Чарли-шесть", есть захват. Есть визуальный контакт, - доложил ведомый. - Противник у меня на прицеле! Это корвет класса "Пархим-2". Дальность - тридцать миль!
  -- Ракеты к бою, - немедленно приказал командир звена, и сам отключил предохранители управляемых ракет "Мейверик", висевших на подкрыльных пилонах.
   Пилоты могли спокойно выбирать лучшую позицию для атаки, точно зная, что русский корабль бессилен против них. Даже атомной подлодке стоило бы опасаться встречи с этим корветом, но для воздушного противника суденышко, вооруженное лишь пушками, становилось не более, чем подвижной мишенью.
   "Соколы" выполнили маневр, заходя на цель с кормы и носа одновременно, зажимая врага в клещи. Еще пара минут, расстояние до русского корвета сократилось до какого-то десятка миль, взвыл зуммер детектора радиолокационного облучения, и командир буквально выкрикнул:
  -- Пуск!
   Четыре ракеты AGM-65E, выбрасывая языки пламени, скользнули к поверхности моря, следуя параллельно протянувшимся от их носителей лазерным лучам. Несколько секунд спустя их увидел оператор радара противолодочного корабля.
  
  -- Ракеты справа по борту, - стегнул по ушам командира "Калмыкии", в одиночку отважно противостоявшей вражеской армаде, тревожный крик. - Дальность десять!
  -- Вашу мать, - выругался капитан. - Суки! Атаковать нас? Черта с два! Поставить помехи, выстрелить ложные цели, - рявкнул офицер, заставив вздрогнуть от неожиданности и без того напряженных, точно спусковые пружины, моряков. - Лево на борт восемьдесят, и самый полный вперед, черт возьми!
   "Калмыкия" была достаточно маленьким судном, при всей своей смертоносности для чужих субмарин, чтобы отозваться на новый приказ в считанные десятки секунд. Укрытые в трюме дизельные двигатели взревели, резко увеличивая обороты, и гребные винты вспенили воду за кормой сторожевика, толкая его вперед по глади моря.
   Пусковые установки ПК-16 выплюнули в сторону подлетавших ракет град снарядов, разорвавшихся в нескольких кабельтовых от маневрировавшего, словно в попытке увернуться, противолодочного корабля. Облака дипольных отражателей мгновенно скрыли "Калмыкию", пропавшую для радаров и инфракрасных сканеров атаковавших истребителей. И одновременно комплекс радиоэлектронной борьбы хлестнул по прицелам противника бичами электромагнитных помех, ослепляя пилотов "Фалконов".
   Две ракеты, которые от корабля отделяло не больше четырех миль, потеряли цель, когда лазерные лучи увязли в облаке помех, и зарылись в волны, стремительно уходя на дно. Но еще две оставались на курсе, быстро сокращая расстояние.
  -- Две цели по корме, - сообщил мичман, вперивший взгляд в экран локатора. - Дальность - тридцать пять!
  -- По ракетам противника - заградительный огонь! Зенитный артиллерийский комплекс и ЗРК - к бою! Пли!
   Зенитный автомат АК-630, поведя связкой тридцатимиллиметровых стволов, изрыгнул поток огня в сторону приближавшихся ракет. Спустя секунду в небо взмыли две зенитные ракеты "Стрела-3", метнувшись навстречу скользившим над волнами AGM-65E.
  -- Первая - промах! - доложил оператор радара, видевший, как ракета "корабль-воздух" прошла мимо цели, позволив американской ракете преодолеть еще несколько сотен метров. - Вторая - тоже промах!
   Инфракрасные головки наведения "Стрел" так и не смогли захватить слишком маленькие, излучавшие слишком малое количество тепла ракеты "воздух-земля". "Мейверики" были достаточно большими, чтобы не остаться незамеченными для локатора, но оказались ничтожно малыми для того, чтобы хоть как-то помешать их стремительному полету.
   Вновь зашелся в длинной очереди, буквально захлебываясь свинцом, зенитный артиллерийский комплекс, и мерцающая нить трассеров пересекла траекторию полета чужих ракет. Один из "Мейвериков" взорвался, осыпавшись в море градом осколков. Моряки на "Калмыкии", видевшие это ликующе закричали, а в следующий миг последняя ракета, преодолев все рубежи обороны, боднула корабль в борт массивной рубки.
   Сработал контактный детонатор, и взрыв фугасной боеголовки весом без малого сто сорок килограммов проломил тонкую сталь, и раскаленные газы ворвались внутрь, в отсеки. Оказавшихся ближе всего матросов просто расплющило о переборки, из-за перебитой проводки кое-где исчезло энергоснабжение, и корабль превратился в мертвый кусок железа.
  -- А, черт, - капитан "Калмыкии", сбитый взрывом с ног, кое-как поднялся, опираясь о переборку. - Старпом, доложить о повреждения! Команде приступить к борьбе за живучесть!
   Сверху, откуда-то с небес пришел надсадный гул, и моряки, запрокидывая головы, провожали взглядами пару истребителей "Файтинг Фалкон", серыми призраками пронесшихся над побежденным противником. Противолодочный корабль остался на плаву - попадание пришлось выше ватерлинии, и вода в трюм не попала. Но теперь команда только и могла, что в бессилии наблюдать за уходящей на восток, к родным берегам, воздушной армадой, рев турбин которой еще не скоро стих. Американские истребители спешили добраться до целей, избавившись от смертоносного груза. Уже гремели взрывы над Кронштадтом, на очереди были Выборг, Псков и Петербург.
  
   Война пришла в северную столицу России, прекрасную в своей суровой сдержанности, вместе с первыми лучами солнца, словно стремясь опередить сияние светила. Никто здесь, в Санкт-Петербурге, не ждал, что небо над колыбелью трех революций в одно мгновение заполонят самолеты, плоскости которых будут испещрены белыми звездами, чужими знаками, знаками, сулящими разрушение и гибель. Сирены оповещения о воздушной тревоге молчали, не успев подать сигнал. А потом, когда над кварталами прокатились отзвуки взрывов, они уже стали и вовсе ненужными.
   Люди, вырванные из объятий морфея, вскакивали с постелей, и сердца их учащенно, с тревогой, колотились в такт громовым раскатам, плывшим над кровлями. И паника впивалась ледяными когтями, в души, наполняя их безотчетным страхом перед грядущим, диким, не подконтрольным разуму ужасом.
   Выскакивая из подъездов, оказавшиеся в одно мгновение в гуще сражения обыватели метались по улицам, вжимая головы в плечи, когда с неба приходил монотонный гул реактивных двигателей. Стальные птицы, сжимая в когтях смерть, проносились над кварталами, и оттуда, из вышины, пилоты, во власти которых была сейчас судьба тысяч смертных, бесстрастно наблюдали за подчиненной ужасу суетой, неторопливо выбирая, чью именно жизнь оборвать здесь и сейчас.
  -- Война, война, - кричали метавшиеся по улицам разбуженного поступью смерти города люди, едва одетые, не понимающие толком и сами, куда и от чего они бегут, но твердо знавшие в этот миг - в движении - жизнь. - Это террористы! Спасайтесь все!
   Автострады, обычно забитые потоком машин, в этот ранний час оказались пусты, и те, кто встретил пришествие врагов за рулем, мчались, куда глаза глядят, вдавив педаль газа в пол до упора, не обращая внимания на знаки, сметая все, что попадалось на их пути.
   Визжали тормоза, покрышки скрежетали по асфальту, ревели моторы, и их голоса вплетались в симфонию разрушения, растворяясь в ней без следа. Тела отлетали в сторону, искалеченные, изломанные, а водители, не видя ничего перед собой, мчались дальше. Они спасали свои жизни, оставляя позади шлейф из мертвецов, но милиции было не до пустяков - стражи порядка, так же, как и все прочие, растерянные, перепуганные до смерти, тоже думали только об одном, о том, как пережить этот день, как увидеть новый рассвет.
   Грохот взрывов сливался в протяжный гул, бомбы сыпались с неба стальным дождем. Пилоты тяжеловесных F-15E "Страйк Игл" и легких, подвижных и стремительных F-16C "Файтинг Фалкон", словно стая стервятников, налетевших с Балтики, размеренно, без спешки, стирали в пыль те цели, которые оказались помечены на электронных картах, загруженных в бортовые компьютеры их самолетов. Бомбы JDAM, наводимые по сигналам навигационных спутников системы NAVSTAR, безразлично посылавших из космической пустоты сигналы и туристам, и убийцам, всем, кто нуждался в точных координатах, ложились с ничтожным отклонением. Казармы, штабы, склады, набитые топливом, снарядами или просто гусеничными траками, исчезали в огне, один за другим - исчезала военная мощь державы.
   Тем, кто метался в ужасе по разом наполнившимся людом улицам, казалось, что каждая бомба летит именно в них, но жертвами полусотни крылатых машин, невольными, стали считанные десятки обывателей. Нет, никто не проявлял никчемный, слишком опасный на войне гуманизм. Просто ни к чему стало сметать с лица земли целый квартал, если вдруг появилось оружие, способное хирургическим, по ювелирному точным ударом уничтожить отдельное здание, так, что в соседних ударной волной разве что вышибет стекла да осыплется с потолка штукатурка, точно снегом, припорошив пылью головы в страхе вжавшихся в стены людей.
  
   Заложив руки за спину, бригадный генерал Эндрю Стивенс неподвижно стоял перед огромной, в половину стены, плазменной панелью. Да, высокие технологии давно заменили собой, хотя и не изгнали полностью, старые карты, отпечатанные на обычной бумаге, но, по сути, ничего не изменилось для того, в чьих руках оказались жизни десяток тысяч солдат.
   Электронная карта представляла европейскую часть России, от Калининграда до Уральского хребта. Схема переливалась разными цветами, и все больше и больше секторов, очерченных четкими линиями границ, меняли окраску с тревожного красного или оранжевого на нейтральный, успокаивающий зеленый, и это действительно внушало офицеру уверенность в том, что некогда принятое решение все же оказалось верным.
   По поверхности виртуальной карты непрерывно перемещались десятки отметок, условных значков, и, видя их странный танец, генерал воочию представлял парящие над русскими городами эскадрильи, бороздящие воды у русских берегов России боевые корабли, громадные авианосцы, эти плавучие города, крейсеры и эсминцы, грозящие противнику батареями крылатых ракет. Вся эта армада методично перемалывала военную машину русских, застав противника врасплох и в полной мере воспользовавшись этим.
  -- Генерал, сэр, - словно прочитав мысли своего командира, перед Стивенсом материализовался его адъютант, как всегда, сжимавший в левой руке лист бумаги, содержавший очередную сводку. - Сэр, все наши подразделения докладывают о победе. Противник полностью деморализован, он практически не оказывает организованного сопротивления. Наши потери вдвое меньше запланированных при подготовке операции, в то время как авиация и флот поразили свыше девяноста процентов целей, намеченных к уничтожению в течение первых суток наступления.
   Это Эндрю Стивенс видел и без упоминаний. Карта, ради создания которой напряженно, буквально не разгибая спины, трудились десятки младших офицеров, склонившихся сейчас над своими компьютерами, была интерактивной. Разведывательные спутники, самолеты радиотехнической разведки и донесения командиров ударных групп, действовавших в небе и на воде, непрерывно, в режиме, ограниченном только техническими возможностями средств связи, передавали информацию сюда, в командный центр, как ни странно, почти изолированный от огромной авиабазы, игравшей важнейшую роль в успехе. И благодаря их труду бригадный генерал сейчас мог мысленно сочинять победную реляцию, которой так ждали и в Пентагоне, и в Белом Доме.
   Шел пятнадцатый час операции, и ее результаты не могли не радовать. На виртуальной карте, отображавшей основной театр боевых действий, почти исчез пугающий красный цвет. Ключевые объекты русской обороны - базы истребителей и позиции зенитных ракет - перестали существовать, равно как аэродромы ракетоносцев "Бэкфайр", единственной силы, которая могла в открытом бою сломить мощь американского флота, сейчас свободно действовавшего уже и в территориальных водах России, не говоря уже об арктических владениях еще несколько часов назад второй по могуществу державы в мире. Все это превратилось в руины и пепел всего лишь за один час после налетов крылатых ракет, и теперь авиация, не только стратегические бомбардировщики, но и истребители, способный вести бой лишь накоротке, безнаказанно хозяйничали в чудом небе. Вернее, почти безнаказанно - вновь и вновь командиры эскадрилий и крыльев докладывали о воздушных боях.
   Сражались лишь те русские пилоты, которым повезло оказаться в небе в тот миг, когда на их аэродромы обрушились "Томагавки". Они видели, что произошло, знали, как погибли их товарищи, и дрались потому с невероятной отвагой, отчаянно, не ведая пощады и не дожидаясь ее для себя. И немало американских парней отправятся обратно за океан не в парадных мундирах, позвякивая боевыми наградами, а в пластиковых мешках. А медали и ордена вручат облаченным в траур вдовам и матерям.
   Но вторжение развивалось в пространстве и времени, участь радаров и авиабаз разделили штабы, под руинами которых погибло немало генералов. И целые армии, военные округа лишились управления, десятки тысяч русских солдат, этих восемнадцатилетних мальчишек в потертом камуфляже, теперь только и могли, что искать укрытие, едва услышав вой турбин чужих самолетов, доносившийся из-за горизонта. Противник дрогнул, потеряв самое важное - волю к победе, готовность воевать и, если придется, умирать. Просто ему, противнику, вдруг стало не за что жертвовать собственными жизнями.
  -- Да, русские огрызаются, но это всего лишь жест отчаяния, - сухо кивнул Стивенс. - Они не понимают, что уже все кончено, как порой солдат с оторванной рукой или вспоротым брюхом, когда кровь его переполнена адреналином, после смертельного ранения все еще бежит в атаку вместе со своими товарищами, и при этом даже может стрелять. Нет, исход войны для русских очевиден. Мы обезглавили их военную машину, расчленили ее и теперь можем уничтожить по частям, создавая подавляющий перевес, не только качественный, но и количественный, в каждом отдельном сражении. Главное - не загонять противника в угол, оставить русским шанс на почтенную капитуляцию, иначе их сопротивление может усилиться, и тогда мы умоемся кровью. Но нельзя и затягивать с окончательным решением - враг может оправиться от потрясения, на смену погибшим в своих штабах генералам придут молодые, злые и полные нерастраченной энергии полковники, которые сплотят вокруг себя уцелевших бойцов, и тогда каждый шаг по русской земле мы будем оплачивать кровью наших парней, собственной кровью. Мы здесь для того, чтобы взять под контроль просторы России, а не для того, чтобы превращать их в пустыню.
  -- Вы прикажете начать наступление наземному эшелону? - непонимающе переспросил адъютант, кажется, удивленный странными словами своего командира. - Все наши войска уже заняли исходные позиции и ждут вашей команды, генерал, сэр.
   Эндрю Стивен кивнул, тем выразив свое согласие. Да, несколько дивизий, вплотную подобравшись к границам России, уже давно изготовились для решающего броска, чтобы одним ударом свернуть шею израненному русскому медведю, поставив точку в этой войне. Уж такого противник точно не ждет - все привыкли, что американская авиация неделями наносит массированные удары, сокрушая экономическую и военную мощь врага, и лишь в самом крайнем случае, если противник проявляет вовсе запредельное упорство, в дело вступают солдаты, сходясь с ним, с противником, на дальность выстрела в упор. Единственная сверхдержава прежде предпочитала тратить сотни "умных" бомб, стоящих сотни тысяч долларов каждая, чем рискнуть жизнью хотя бы одного бойца. Это казалось всем догмой. Теперь противник поплатится за свою самоуверенность.
   Войска ждали своего часа, десятки тысяч отлично вооруженных, превосходно обученных солдат под началом великолепных офицеров. Армия вторжения угрожала уже почти побежденному, но еще не осознавшему этого, и потому в неведении своем продолжавшему сражаться врагу не только с суши, но и с моря - конвои десантных кораблей уже вплотную подошли к русским берегам, и не далее, как несколько часов назад тяжелее ботинки морских пехотинцев оставили первые следы на песке калининградских пляжей.
   Они были готовы хлынуть на чужую территорию, захлестываясь стальным кольцом удавки вокруг горстки уцелевших русских. Но все же Эндрю Стивен медлил, быть может, непростительно долго, с тревогой наблюдая, как электронная карта с каждым часом все больше окрашивается в спокойную зелень, и с болью в душе думая, как неспешно это происходит. Он один из немногих понимал, что ждет там, по другую сторону границы, всех этих солдат. Полководец, считающий противника никчемным, трусливым, неумелым, обречен на поражение, а бригадный генерал Стивенс все же полагал себя не худшим стратегом. И именно поэтому медлил, не желая потом видеть колонны грузовиков, тянущиеся с востока, грузовиков, набитых пластиковыми мешками с тем, что еще недавно было живыми, полными сил людьми. Но всему приходит конец.
  -- Да, полковник, пришла пора решающей атаки, - произнес Стивенс. - Я объявляю общее наступление. Всем соединениям тактической авиации с этой минуты выполнять вылеты только в целях непосредственной поддержки наземного эшелона. Уничтожение приоритетных целей пусть останется заботой моряков и плотов стратегических бомбардировщиков. Мы втопчем русских в землю, если эти безумцы еще попытаются сопротивляться нашей армии!
   По нитям, что связывали командный центр в Рамштайне с полками и дивизиями, разбросанными на всем протяжении русской границы и на просторах океанов, прокатилась неравная волна. Бригадный генерал знал, что его слова только что привели в необратимое движение мощь, которую трудно было и представить себе. Для тысяч людей в военной форме окончилось томительно ожидание, и никому еще не дано было знать, скольким из них доведется выжить, чтобы увидеть миг триумфа хранимой Господом Америки.
   Минули секунды, и вдоль протянувшееся на тысячи километров линии границы могучей державы разом взревели сотни мощных дизелей и газотурбинных двигателей, бросая в решающую атаку стальные глыбы танков и бронемашин. А где-то неподалеку все быстрее раскручивались лопасти вертолетных винтов, и громадные "стрекозы", в черве каждой из которых сжимались, стараясь сдержать трепет, до зубов вооруженные бойцы, заполонили небо, волнами перехлестывая через разом потерявшую свою неприкосновенность границу.
   А еще дальше, на больших авиабазах, зычно оглашая летное поле надсадным воем двигателей, тяжело разгонялись разрисованные разводами камуфляжа, или, напротив, окрашенные в уныло-серый цвет, транспортные самолеты. Тяжеловесные "Старлифтеры", "Глоубмастеры" и "Геркулесы", битком набитые десантом или закрепленными на специальных платформах боевыми машинами, взмывали в небо, и все, как один, шли в одном и том же направлении. Все они летели к границе, и остановить эту лавину, казалось, уже было невозможно. И где-то далеко, так, куда утыкались острия стрел, начерченных на картах американских генералов, уже поняли это, не допуская даже тени сомнения в собственном бессилии.
  -- Да, мы сокрушим их, - шепотом произнес Эндрю Стивенс, перед остекленевшим взором которого, словно наяву, разворачивалась картина грандиозной битвы, самой важной в истории его родной страны. - Все закончится сегодня.
   Трудно было не испытывать трепет, нервную дрожь в эти секунды. Генерал Стивенс чувствовал, как сердце рвется из груди. Он готовился к этому сорок лет, почти всю свою сознательную жизнь, но сейчас не мог встретить будущее с должным спокойствием. А, в прочем, наверное, это и вовсе было невозможно - здесь и сейчас вершилась история, мир менял свой облик, такой привычный, всем уже казавшийся незыблемым, и иначе, чем в муках, это просто не могло происходить. Уже спустя несколько часов в мире останется действительно единственная сверхдержава, и над ней будет развеваться звездно-полосатое знамя. Иначе не могло и быть.
  
   Регулировщик в ярко-оранжевом жителе взмахнул жезлом, и механик-водитель танка "Абрамс", в нетерпении ожидавший знака, тронул рычаги управления. Газовая турбина "Лайкоминг" AGT-1500, работавшая на холостых оборотах, взвыла, сообщая энергию ведущим каткам, и стальная глыба весом в шестьдесят три тонны медленно, словно боясь чего-то, двинулась по пандусу, утыкавшемуся в бетонный пирс. Боевая машина двигалась с минимальной скоростью, перемещаясь буквально на дюймы - темная вода по обе стороны грузовой аппарели, лениво лизавшая пирс, казалось, только и ждала, чтобы проглотить без остатка творение человеческих рук.
  -- Давай, давай, - вопил, тщетно пытаясь перекричать рев мотора в полторы тысячи "лошадей", регулировщик, помогавший себе энергичными жестами, сейчас много более понятными, чем любые слова. - Пошел! Вперед! Готово, готово, черт возьми!
   Бригадный генерал Ральф Свенсон, сложив руки на груди, внимательно наблюдал за процессом разгрузки. Громадный, точно скала, транспорт "Боб Хоуп", корабль длиной двести девяносто метров, застыл у причала, закрывая собою небо и исторгая из своих недр одну за другой боевые машины. По рампам, опушенным на пирс, скатывались, скучиваясь на берегу, танки "Абрамс", боевые машины пехоты "Брэдли", грузовики, реактивные установки и самоходные орудия, всесокрушающей лавиной, нескончаемым грохочущим потоком стекая на чужой берег.
   Процесс был отработан до мелочей, не нарушаясь никакими неожиданностями уже полтора часа, с той самой минуты, когда буксиры подтащили "Боб Хоуп" к причалу. Регулировщики работали с неутомимостью механизмов. Подчиняясь требовательным взмахам жезлов, танки и бронемашины, фырча моторами и лязгая гусеничными траками, одна за другой возникали в проеме, на вершине грузовых пандусов-аппарелей. Очередной взмах - и танк оторачивает, освобождая дорогу следующей боевой машине, откатываясь в сторону, чтобы занять место в строю своих собратьев.
   Казалось, весь таллиннский порт замер, притаившись и украдкой следя за тем, как на эстонскую землю съезжают, скатываются по гудящей стали рамп, смертоносные сгустки брони, под непроницаемой скорлупой которых ждали своего часа солдаты и офицеры Третьей механизированной дивизии. Чудовищный организм, подчиненный лишь донной цели - разрушению, был здесь, сжимаясь в крушащий все на своем пути кулак, собираясь для броска на восток. Отсюда, с эстонской земли, содрогавшейся от лязга стали, с этих самых пирсов две с половиной сотни танков, свыше восьмисот бронемашин всех типов, поддерживаемые почти сотней орудий, должны были лавиной обрушиться на восток, ударить по надломленному врагу, окончательно повергая его.
  -- Генерал, сэр, - плечистый полковник, казавшийся слишком большим, чтобы проскальзывать в не столь уж широкие люки боевых машин, вырос перед своим командиром, лихо козырнув Свенсону. - Сэр, разгрузка второго танкового батальона завершена.
  -- Отлично, полковник. Ждите дальнейших приказов, - и уже почти шепотом, так, что не услышал и стоящий в трех шагах офицер: - Видит Бог, ждать придется не долго. Не для того мы здесь, совсем не для того.
   Процесс развертывания дивизии, по большему счету, только начался. Даже трех транспортных кораблей водоизмещением по шестьдесят две тысячи тонн и грузоподъемностью тринадцать с четвертью тысяч тонн - самые крупные суда подобного класса во всем флоте США - оказалось мало для того, чтобы перекинуть даже через Балтику минимально необходимые ресурсы. Дивизия - это не только танки и бронетранспортеры, а их было больше тысячи единиц. Тяжелые грузовики, вездесущие "Хаммеры", топливозаправщики, мостоукладчики и машины разминирования - безо всего этого танки просто встанут на полпути к своим целям, превратившись в безжизненные груды металла, совершенно безобидного для любого врага. А еще на причалах, под открытым небом, вздымались штабеля снарядов - штатного боекомплекта любого танка, всего сорока унитарных выстрелов, хватит лишь на один полноценный бой, а дивизии предстояло нечто, намного большее.
   Генералу Свенсону лишь оставалось догадываться, чего стоило политикам и дипломатам, чтобы бывшая советская республика, ее правительство, едва ли страдающее склонностью к самоубийству, позволило свою территорию использовать для наступления. В прочем, об этом офицер сейчас вовсе не думал. Чем бы ни руководствовался эстонский президент, даже имени которого Ральф Свенсон не помнил, услышав прежде лишь раз - варварские имена вообще трудно запоминать - на какие бы уступки не пошел Белый Дом, чем бы он ни подкупил этих эстонцев, теперь Третью механизированную дивизию, один из самых эффективных и мощных инструментов ведения войны, отделяло от Санкт-Петербурга, второго по важности русского города, о чем знал и самый дубоголовый сержант, ничтожных четыреста километров. С полными баками, без дозаправки, не останавливаясь ни на минуту, танки М1А2SEP "Абрамс" смогут преодолеть все это расстояние. Четыре, максимум - пять часов, и жерла стадвадцатимиллиметровых орудии М256 остановившихся в пригородах северной столицы России американских танков уставятся на взметнувшуюся к небу золотую иглу шпиля Адмиралтейства.
   Дивизия собиралась, скапливалась здесь, в порту Таллинна, чтобы отсюда начать победоносное движение на восток. А на летном поле столичного аэропорта теснились вертолеты - поддержка с воздуха давно считалась залогом успеха любой операции. Грозные "Апачи", из-под крыльев которых топорщились обтекатели противотанковых ракет, неприхотливые трудяги "Блэк Хоук" и тяжеловесные "Чинуки", винтокрылые грузовики, были призваны прикрыть огнем атакующие батальоны, перебрасывая за сотни миль топливо и снаряды, чтобы наступление не замедлялось ни на минуту.
   И здесь же, на летном поле столичного аэропорта, заставляя боязливо жаться к краям бетонки белеющие сигарами фюзеляжей пассажирские лайнеры, стояли готовые к взлету самолеты RQ-1A "Пердейтор". Специальное подразделение ВВС прибыло в Таллинн из-за океана на борту пары тяжелых транспортников С-141В "Старлифтер", немедленно, стоило только самолетам замереть в конце посадочной полосы, принявшись готовить к действию беспилотные разведчики. Три "Предейтора", способные преодолеть восемьсот сорок километров, должны были стать глазами наступающей армады, стягивавшейся возле северо-западных рубежей России. "Картинка" с телевизионных и инфракрасных камер, а также от бортового радара через спутник или даже напрямую в режиме реального времени опадет в штаб, и там немедленно, едва увидев угрозу, смогут принять решение, направив на врага танковые батальоны. Разведка, ведущаяся самыми совершенными способами, важна ничуть не меньше, чем количество боевых машин и калибр пушек, и это тоже стало догмой.
   Дивизия в эти часы была похожа на чудовищный механизм, пружина которого медленно сжималась, чтобы, наконец, распрямившись, привести в действие маховик этого стального голема, бросая его против нового врага. Первая в наступлении, последняя при отходе, всегда победоносная - таков был девиз Третьей механизированной дивизии с самого ее основания, с тех дней, когда она приняла боевое крещение на Филиппинах, насмерть схлестнувшись с японцами, или выдерживала бешеный натиск китайских орд на Корейском полуострове, и бригадный генерал Свенсон впредь собирался следовать ему, сделав все для победы.
   При всех возможностях американской военной машины доставить даже за несколько сотен миль целую дивизию, двадцать тысяч бойцов, не считая всевозможной техники, оказалось делом не простым, требующим немалого времени даже при максимальной концентрации усилий. Караван транспортных кораблей полз по нейтральным водам Балтики, доставляя все необходимое для войны, которая никогда и никому не обходилась слишком дешево. Но пять из девяти батальонов уже заняли исходные позиции, готовые сорваться с места в любой миг.
  -- Мы взорвем эту мерзкую идиллию, - ощерился Ральф Свенсон, чувствуя, как пробежали мурашки по спине. Весь этот сложный и обладавший колоссальной мощью организм подчинялся ему и только ему, и осознание своего всемогущества будоражило кровь. - Мы взорвем этот сытый мирок!
   Расписанный разводами камуфляжной окраски "Хаммер", широкий, приземистый - на хороших ухабах те, кто рискнет воспользоваться этим транспортом, рисковали набить немало шишек, буквально втыкаясь макушками в крышу - остановился в нескольких шагах от генерала. Никто из подчиненных не осмеливался беспокоить Свенсона по пустякам, и командующий невольно насторожился. Бригадный генерал не мог не понимать, сколько все они уязвимы сейчас, сгрудившись у этих пирсов. Даже десяток русских самолетов, подкравшись к Таллинну над водами Балтийского моря, мог сорвать готовящееся наступление, обрушив на район порта град фугасных бомб, которые станут запалом для десятков тонн складированных под открытым небом снарядов и тысяч бочек с топливом.
  -- Генерал, сэр, получен приказ из Рамшатйна, - вестовой выпрыгнул из "Хаммера", бегом бросившись к командующему. - Приказ о наступлении, сэр!
   Жадно схватив донесение, Ральф Свенсон внимательно вчитался в текст, впиваясь пристальным взглядом в каждую букву. Офицер, неподвижно замерев рядом, терпеливо ждал, и невольно вздрогнул, когда генерал перевел на него взгляд, вдруг наполнившийся яростью.
  -- Наконец-то! Нам приказано взять Санкт-Петербург, - кровожадно оскалившись, произнес Свенсон, в упор взглянув на своего бойца, словно испытывая крепость его духа. - Мы будем наступать, лейтенант. Дивизия еще не развернута, но время играет не на нас. Противник ошеломлен первым ударом, он растерян и испуган, в полном смятении пытается понять, что происходит. Мы не дадим русским шанса сделать это. Чем быстрее мы атакуем, тем меньше жертв будет с обеих сторон, тем скорее эта война завершится, а завершиться, черт возьми, она должна только одним - нашей победой! Мы сделаем то, что не удалось семьдесят лет назад нацистам - пройдем парадными колоннами по главным улицам русской Северной Пальмиры.
   Десять минут - и над пакгаузами таллиннского порта взметнулся рев сотен двигателей. Надсадно выли газотурбинные движки "Абрамсов", им вторил рык дизелей бронемашин, а суши доносился гул вертолетных турбин - стая геликоптеров, рассекая воздух лезвиями лопастей, поднималась в небо, готовая расчистить путь.
   Стальная армада, набирая скорость, двинулась на восток, заставляя содрогаться от могучей поступи бронированных легионов саму землю. Генерал Ральф Свенсон, двигавшийся в первых эшелонах, словно ему не терпелось ступить на территорию врага, наконец, переставшего быть потенциальным, не сомневался ни на миг - его войско движется к собственному триумфу.
  

Глава 4 Отчаяние

  
   Москва, Россия
   19 мая
  
   Все, что могло летать, было поднято в воздух, устремившись в одном направлении - на восток. Удар был нанесен разом повсюду, и границы, рубежи целой страны просто перестали существовать, уступив натиску, мощь которого не могла не поражать. Огненный шквал сметал все заслоны, свинцовый смывал любые преграды, и лавина вторжения катилась дальше, все дальше, с каждой минутой только набирая силу. В этой игре, полем для которой была одна шестая часть суши, каждый знал свое место, свою цель, которую должен был поразить любой ценой, выбивая еще один кирпичик в стене чужой обороны. Но некоторым выпала особая честь.
  -- Цель в ста милях, командир, - сообщил штурман стратегического бомбардировщика "Лансер" первому пилоту. - Входим в зону поражения.
  -- Всем приготовиться, парни, - оскалился командир экипажа, почувствовав, как сердце вдруг застучало учащенно. - Скоро начинаем, джентльмены!
   Летчик знал, что в этот миг руки операторов прицельного и оборонительного комплексов, отделенных от передней кабины герметичной переборкой, их тонкие, чуткие, словно у виртуозных пианистов, пальцы коснулись клавиш. Они ждали последнего приказа, точно готовые броситься на ничего не подозревающую добычу охотничьи псы.
   Мгновение - и луч укрытого под пластиковым обтекателем в носовой части машины радара пронзит пространство, подсвечивая разбросанные далеко впереди по курсу бомбардировщика, цели, чтобы безошибочно нанести удар. И тотчас оживет система самообороны, готовая выбросить в сторону воздушного противника веер дипольных отражателей и электромагнитных помех, сбивая прицел чужим истребителям, а если те все же выпустят ракеты, то скрытые в подкрыльных гондолах буксируемые цели AN/ALE-50 уведут их в сторону, позволяя выиграть время. В воздушном бою "Лансер" мог лишь защищаться, но делая это более чем эффективно. И командир экипажа был уверен, что они не станут легкой добычей для любого противника, успев еще огрызнуться напоследок.
   И также пилот знал, что сердца его подчиненных, его товарищей тревожно затрепетали в предчувствии, быть может, самой важной битвы в их жизни. Не он один испытывал в эти минуты странное волнение - все четверо, оторванные от суматошного мира, замкнутые в капсуле гермокабины стратегического бомбардировщика Рокуэл В-1В "Лансер", скользившего над холмами и лесами русской равнины, разом напряглись. В этой войне цель была у каждого, но им, пилотам Двадцать восьмого бомбардировочного крыла, досталась особая миссия, почетная и ответственная... и до безумия опасная. Во всяком случае, так считал каждый из них, когда бомбардировщики еще только набирали разбег для взлета.
   Ожидание, какая-то унылая полудрема для нескольких десятков летчиков оборвалось внезапно. Каждый втайне ждал этого момента, но все равно приказ, бросивший их в атаку, как это и бывает, оказался полной неожиданностью.
   Они, сменившие "домашнюю" авиабазу Эллсуорт на хоть и гостеприимный, но все же чужой аэродром в Британии, успели привыкнуть к безделью и устать от него. Авиакрыло, ударный кулак, способный за один вылет "вбомбить" в каменный век какой-нибудь Ирак или Югославию - что они и делали в былые времена - перебралось через Атлантику якобы для участия в маневрах, но за истекшие недели лишь несколько экипажей совершили вылеты в акваторию Норвежского моря, длившиеся считанные часы. Все "полеты" для большинства летчиков, из которых кое-кто имел боевой опыт, успев понюхать пороху не только на полигоне, происходили на земле, на тренажерах. Этому могло быть одно объяснение - и людей, и технику, и даже бомбы, доставленные на временную базу несколькими "Гэлакси", берегли для чего-то, много более важного, чем обычные военные игры даже всеевропейского масштаба. И вот сейчас, на исходе ночи, когда сложный организм военной базы взметнула боевая тревога, все вдруг встало на свои места.
   Четверка "Лансеров" взлетела с авиабазы Фэйрфорд с полными баками топлива и бомбовой нагрузкой, сокращенной до двух дюжин тысячефунтовых бомб со спутниковым наведением - всего десять тонн, втрое меньше, чем могла поднять в небо подобная машина. Но и этого должно было хватить с лихвой, ведь точность запросто окупит нехватку боеприпасов, а уж точность бомб JDAM всегда была на высоте.
   Три тысячи километров, из них половина - над водами Балтики, были преодолены на одном дыхании. Они мчались над волнами, обгоняя звук, обратившись в скорость - четверка стальных птиц, сжимавших в когтях смерть. За несколько десятков верст до линии границы, там, куда уже почти доставали лучи радаров, бомбардировщики, расправляя крылья, нырнули к самой земле, снизившись до ничтожных полста метров, чтобы, проскользнув под ловчими нитями локаторов, вынырнуть из небытия уже по ту сторону, над чужой территорией, где их никто не мог ждать.
   Радиопоглощающее покрытие и тщательно выверенные обводы фюзеляжа, с которых будто соскальзывали, уносясь дальше в пространство, коснувшиеся бомбардировщика лучи чужих локаторов, превращали "Лансеры" для радаров в нечто, почти неосязаемое, лишь немного более крупное, чем крылатая ракета. А несшиеся вослед ударной группе помехи, наглухо "забивавшие" любую РЛС, укрывали самолеты непроницаемой пеленой.
   "Лансеры" пересекли границу со скоростью девятьсот пятьдесят километров в час, не слишком много в сравнении с возможностями любого истребителя, но из кабины летевшего в полусотне метров над верхушками деревьев бомбардировщика все равно открывалась фантастическая и пугающая картина, невольно завораживавшая взоры пилотов.
   Мгновение - и невидимый рубеж остался во многих милях позади, и под крылом уже простерлась чужая земля, земля, где не ждали непрошенных гостей. Их не заметили, или, быть может, просто не поняли сразу, что видят на своих мониторах, промедлили с донесением, опасаясь навлечь на себя гнев начальства, как всегда, не желающего принимать решения. А потом уже стало поздно.
   Бомбардировщики проскользнули в едва заметную брешь, а считанные минуты спустя вдоль всей границы загрохотали разрывы бомб, радары перестали существовать, равно как и эскадрильи перехватчиков, так и не успевшие оторваться от земли. Война началась, и те, кто нанесли первый удар, стремились сделать все, чтобы он стал и последним. В этой схватке у противника не должно было появиться ни малейшего шанса на реванш.
   Пересечь границу оказалось самым трудным, а потом, полностью доверившись навигационной системе SKN-2440, полностью автономной, совершенно изолированной от любого воздействия извне, кроме, быть может, электромагнитного импульса ядерного взрыва, можно было расслабиться, отключая сознание, скапливая силы для самого важного. "Лансеры", словно серые тени, бесплотные и смертельно опасные призраки, летели, сохраняя полное радиомолчание, сливаясь с предрассветным сумраком.
   Бомбардировщики будто выпали из времени и пространства. Многофункциональные радары AN/APQ-164 работали только в режиме следования рельефу местности, ощупывая своими лучами поверхность под днищем машин, никто не смел выходить в эфир, да это было и не нужно - каждый экипаж четко знал свою задачу, а маршрут полета "помнили" бортовые компьютеры, способные безошибочно вывести бомбардировщики к цели, отстоящей даже за тысячи километров. Но и электроника казалась не нужной сейчас - из иллюминаторов летевших на малой высоте бомбардировщиков невооруженным глазом были видны автострады и линии железных дорог, ведущие, кажется, в единственном направлении - к Москве.
   В этом сражении каждый имел свою цель, подчас вовсе ничего не зная о действиях товарищей по оружию из других эскадрилий, да даже из своей собственной - но никто не позволял себе и мысли о том, что кто-нибудь может пребывать в бездействии. На несколько часов на земле не осталось ни одного тяжелого бомбардировщика из состава Стратегического авиационного командования, и каждой машине, каждому экипажу нашлась работа по силам.
   "Ветераны" В-52Н, барражируя над нейтральными водами, в сотнях миль от русских берегов, расстреливали врага крылатыми ракетами с безопасного расстояния, в то время, как футуристические В-2А "Спирит", похожие на фантастические космопланы, реяли над просторами Сибири, над хребтами Уральских гор, сокрушая ракетный щит великой державы внезапными и дьявольски точными атаками. А экипажам четверки "Лансеров", не столь мощных, как тяжеловесные "Стратофортрессы", и намного менее "невидимых" в сравнении со "Спиритами", выпало ударить в самое сердце. Кто-то уничтожал боевую мощь врага в честных схватках, а шестнадцать пилотов из Двадцать восьмого бомбардировочного крыла должны были совершить нечто намного более важное - разрушить боевой дух.
  -- Отключить автопилот, - приказал командир экипажа, плотнее сжимая в руках рычаги штурвала. - Переходим на ручное управление. Включить радар!
   Они преодолели тысячи миль, следуя к цели по приборам, полагаясь лишь на бортовую навигационную систему, но сейчас точнее и надежнее любого компьютера становился зоркий глаз, пусть и усиленный все той же электроникой, и твердая рука, которой станет послушна весившая больше двухсот тонн крылатая машина.
   Антенна локатора, направленная под углом вниз, выбросила вперед по курсу невидимый луч, и так, на экране, пилоты увидели огромный мегаполис. Раскинувшийся на десятки километров город, тысячелетняя столица великой страны, только пробуждалась ото сна - в прочем, были там, внизу, и те, кто лишь смежил веки после бессонной ночи - открытая взорам приближавшихся к ней врагов, уязвимая и беззащитная.
   Невозможно было даже предположить еще несколько часов назад, что все окажется настолько просто. Гостей, явившихся с недобрыми намерениями, не встречали на подступах к городу эскадрильи перехватчиков, не взмывали с земли стрелами зенитные ракеты. Только редкие радары лениво шарили по небу своими лучами, но для них противник все еще оставался призраком.
  -- Начинаю набор высоты, - четко произнес командир экипажа для бортовых самописцев, "черных ящиков", что фиксировали все, происходящее на борту бомбардировщика. - Наш эшелон пять тысяч футов. Крылья на максимальную стреловидность. Скорость - шестьсот узлов.
   Вновь разгоняясь до сверхзвука, весь сжавшийся, словно в нервном напряжении, стратегический бомбардировщик взмыл в небо, связанный с землей лишь лучом радара. Цель была теперь невероятно близка, и оставалось лишь преодолеть считанные десятки миль одним стремительным, на пределе возможностей машины, броском, не оставляя противнику времени на ответные действия.
  -- Двадцать миль до зоны поражения, - доложил по внутренней связи оператор прицельно-навигационного комплекса. Перед ним на электронной карте мерцали, сближаясь, две отчетливо различимые точки, одна из которых все время находилась в движении, неумолимо придвигаясь к другой. - Вижу цель, к атаке готов!
   Стая "Лансеров" разделилась, и бомбардировщики, расходясь в разные стороны, ринулись к цели, замыкая ее в кольцо. Машины разделяли теперь десятки миль, но все равно они оставались группой, единым целым, действуя с точностью, выверенной до секунд. У каждого экипажа была своя цель в чужой столице и ее окрестностях, и машины шли к ним, направляемые уверенной рукой своих пилотов.
   Сейчас, включив радары, "Лансеры" стали видимыми и с земли, и с воздуха, и, наверное, где-то ревела сирена воздушной тревоги, а по бетонке просыпавшихся аэродромов, взревывая турбинами, мчались, разгоняясь до скорости отрыва, перехватчики. Но время было упущено, ударная группа уже вышла на цель, и ничто не могло помешать пилотам выполнить приказ.
   Прямо по курсу "Лансера", быстро взбиравшегося на заданную высоту, распростерлось поле аэропорта Шереметьево, а дальше, к горизонту, уходили прямоугольники жилых кварталов. Наверное, обитатели столицы, привычные к гулу авиационных турбин гражданских лайнеров, даже не утруждали себя, чтобы лишний раз взглянуть в окно, увидев в небе непривычный остроносый силуэт атакующего стратегического бомбардировщика.
  -- Двенадцать миль до цели, - сообщил штурман-бомбардир, на несколько минут ставший самым важным членом малочисленного экипажа. - Мы на рубеже атаки. Жду приказа.
   Секундная заминка показалась всем вечностью. Неуловимые мгновения командир экипажа собирался с мыслями, понимая, что, быть может, сейчас именно ему предстоит поджечь запал ядерного Армагеддона. Но он получил приказ, и не мог усомниться в нем.
  -- Атака, - отрывисто произнес первый пилот. - Сбросить бомбы!
   Раскрылись створки бомболюков, провернулись барабанные пусковые установки, скрытые в отсеках вооружений, и из черных проемов в днище "Лансера" посыпались, срываясь с замков, управляемые бомбы GBU-31. Полого скользя, будто по невидимому склону, они брызнули в разные стороны, расходясь широкой дугой, накрывая раскинувшийся внизу город.
  -- Есть сброс, - четко произнес оператор системы оружия, когда последний боеприпас отделился от узлов подвески, облегчая "Лансер" еще на девятьсот килограммов. - Атака выполнена! Hallo, Moscow!
   От пилотов требовалось только одно - в нужное время нажать кнопку сброса, и после этого уже ничего от них не зависело. Координаты целей были отлично известны тем, кто планировал атаку - все же спутники не зря наматывали круги, проносясь над поверхностью голубой планеты, да и не те это были объекты, чтобы скрывать место их расположения. Их прежде не считали чем-то исключительно важным, не уделяли особенное внимание их защите, и теперь пришел черед расплачиваться за чью-то беспечность.
   Полтора десятка километров, отделявших носитель от мишеней, раскиданных на многих гектарах, были преодолены за десятки секунд. Наводимые по сигналам со спутников "снаряды" шли каждый к своей цели, обрушившись на столицу страны стальным дождем, и среди городских кварталов разом распустились пламенные цветы первых взрывов.
   Часть бомб обрушилась на летное поле столичного аэропорта, заливая его огнем. Пилоты бомбардировщика В-1В видели, как заходивший на посадку лайнер, словно изящная птица, раскинувший белоснежные крылья, буквально ткнулся носом в стену пламени, перевернувшись в воздухе, и рухнув на бетон, ломая плоскости. Еще несколько самолетов, оказавшиеся под смертоносным градом, вспыхнули на земле, и куски обшивки громадных лайнеров взлетали высоко в небо, отброшенные сильнейшими взрывами.
   Грохот разрывов, поднявшийся над аэропортом, сливался с громовыми раскатами, доносившимися со стороны московской электростанции - эта цель была не менее важной, чем аэродром, и ей досталась свой, не менее щедрая порция управляемых бомб. атака планировалась достаточно тщательно, и достигла своей цели. В течение нескольких секунд электроснабжение громадного мегаполиса оказалось почти полностью нарушено.
  -- Задача выполнена, - произнес командир экипажа, не отводя глаз от разверзшегося на земле ада. Там, внизу, пламя, кажется, стремилось поглотить все, растекаясь настоящим океаном. - Снижаемся! Лечь на обратный курс. Мы сделали свое дело, пора убираться отсюда, парни!
   Освободившись от опасного груза, "Лансер", ощутимо полегчавший, снова нырнул к земле. Русские все же должны были очнуться от спячки, попытавшись если не предотвратить беду - на это их не хватило - то хотя бы отомстить, разделавшись с теми, кто сумел поразить их в самое сердце. Командир экипажа бомбардировщика, хотя и был уверен и в своей машине, и в своих людях, не питал особых надежд на исход схватки с чужими истребителями. Но он все же хотел жить, хотел добраться до своей базы, чтобы услышать заслуженные слова благодарности от командования, и потому делал все, чтобы целым и невредимым убраться с опасной территории.
   Прочь, прочь, как можно дальше отсюда и поближе к границе! Пусть русские пока соображают, что происходит, пусть мечутся в панике под градом бомб. Это позволит выиграть время, хотя бы и несколько минут, чтобы уйти как можно дальше от разоренного осиного гнезда, а там не так далеко останется и до границы, где "Лансеры" наверняка уже поджидают и танкеры, готовые поделиться топливом, и истребители прикрытия.
   Бомбардировщик, уходя к земле, плавно развернулся, нацелившись заостренным носовым обтекателем на северо-запад, туда, откуда он и явился, чтобы принести смерть. и три другие машины, почти одновременно разгрузившись над своими целями, спешили последовать его примеру. Они выполнили поставленную задачу, явив во всем смертоносном великолепии свою мощь и силу.
   Возможно, внешне ущерб от этой атаки не казался слишком большим, но все же аэродромы, гражданские и военные, что кольцом сжимали русскую столицу, полыхали, как полыхали электростанции. И так же огонь охватил многочисленные гарнизоны, в которых вместо команд дежурного солдат подняли с постели звуки взрывов. Перестал существовать единственный дивизион зенитных комплексов С-400, размещенный в подмосковной Электростали. Боевая готовность была отменена, и новейшие пусковые установки стояли в своих боксах, на которые в этот ранний час и обрушились чужие бомбы.
   Оружие, которому не было равных даже по скупому признанию извечных соперников, так и не сумело защитить столицу России. Ни одна ракета "земля-воздух" так и не покинула пусковой контейнер, чтобы собрать с врага кровавую плату за нечаянную удачу. А в Кремле, древней цитадели, оплоте власти, казалось бы, незыблемой и нерушимой, на несколько десятков секунд погас свет, погрузив старинную крепость во тьму.
  
   Люстры в кабинете Аркадия Самойлова, окончательно перебравшегося за кремлевские стены, вспыхнули так же неожиданно, как и погасли, снова залив ярким светом просторный кабинет. Резервные источники энергии были наготове, хотя едва ли кто-то мог предположить, что их придется использовать, однако это ничуть не помешало запустить генераторы, вновь наполняя сеть живительным током. Но мир за те секунды, что пребывал во мраке, изменился невозвратно.
   Свет вернулся, а вместе с ним пришли и первые вести. Страшные вести, которых лучше бы и не было. Главе русского правительства редко снились кошмары, но сейчас все ужасы, являвшиеся к нему в ночных грезах, словно разом ожили, ворвавшись в привычную жизнь, ломая ее, сминая его самого, стирая в пыль казавшийся привычным порядок.
  -- Господин премьер-министр, потеряна связь со штабами большинства военных округов, частями стратегических ракетных войск, - докладывал подполковник, пытавшийся скрыть растерянность и зарождавшийся страх под маской бесстрастного служаки. - Это агрессия, господин премьер-министр. Американцы начали войну и нанесли первый удар по нашей территории.
   Аркадий Самойлов, услышав неестественно спокойный доклад офицера связи, в первые же мгновения почувствовал, как сердец нервно дернулось в груди, словно птица, рвущаяся на волю. В глазах министра вдруг потемнело, и Самойлов, действуя на ощупь, тяжело оперся о крышку массивного стола, пытаясь выровнять дыхание. Он прежде никогда не знал, что такое больное сердце, и только теперь смог понять это.
  -- Американские войска перешли границу Российской Федерации, нарушили неприкосновенность воздушного пространства, нанесли массированные ракетно-авиационные удары по базам флота и штабам военных округов, армий и дивизий, - словно автомат, бесстрастно и четко, чеканя каждое слово, произнес подтянутый подполковник, стоя навытяжку перед новым главой государства. - Американские боевые корабли уже могут находиться в российских территориальных водах. Потеряна связь со многими гарнизонами, министр обороны Строгов покончил жизнь самоубийством в своем кабинете.
   Офицер смотрел не на Самойова, а куда-то сквозь его, поверх головы министра, словно так пытался отстраниться от происходящего, всячески подчеркивая, что он - не более чем одушевленный механизм, от сих до сих исполняющий заложенные в него функции. На все это побледневший и тяжело дышавший премьер просто не обращал внимания, пытаясь понять, не почудились ли ему страшные слова.
   Этого не могло быть, не могло происходить наяву, и сейчас Самойлову больше всего хотелось проснуться. Проснуться, пусть в холодном поту, но в привычном мире, где все баталии ведутся лишь за столом переговоров, где не сыплются с неба бомбы на русские города. Он привык к этому миру, миру, когда каждый прожитый день похож на очередной ход в нескончаемой шахматной партии. Ему самому случалось порой проигрывать, а иногда Аркадий уступал сопернику осознанно, для того, чтобы, воспользовавшись чужой беспечностью, самоуверенностью, следующим ходом сбросить его с занятых рубежей. Это было понятно, пусть и отнюдь не просто. Но это была его жизнь, и теперь она рассыпалась на осколки, и не у кого было просить совета, не от кого вдруг стало ждать помощи. И когти отчаяния, животного страха все глубже вонзались в истекающее кровью сердце, стальной хваткой пережимая глотку.
  -- Управление войсками полностью нарушено, командование, скорее всего, почти полностью уничтожено, - ввинчивался в сознание Аркадия Самойлова лишенный эмоций голос офицера. Один Бог ведает, чего стоило подполковнику из войск связи это нечеловеческое спокойствие, но эффект от этого получался колоссальный. - Господин премьер-министр, как временный глава государства, вы должны принять командование вооруженными силами страны. Россия подверглась агрессии, и нужно защищать нашу страну.
   Словно впервые обнаружив присутствие постороннего, Самойлов выпучил глаза, с удивлением и страхом взглянув на него:
  -- Защищать, - переспросил министр внезапно севшим голосом. - Командовать? - И вдруг закричал так громко, что хрусталь роскошной люстры жалобно зазвенел: - Кем, мать твою, мне командовать?! Все уже кончено! Что, не видишь? Дайте мне связь с американцами, как угодно, но дайте! Нужно немедленно начать переговоры о капитуляции, о прекращении огня. Нужно выслушать их условия, принять любые требования, чтобы, черт побери, прекратить этот кошмар!
   Это было предательство, которого Аркадий не ждал. Американцы обещали, гарантировали, и но, выполнив их условия, вполне оправданно наделся, что янки сдержат слово. Что ж, быть честным с тем, кто готов предать собственного вождя, видимо, оказалось ниже их достоинства.
  -- Ублюдки, - вскричал вдруг Аркадий, от избытка чувств схватив со стола хрустальный графин и швырнув его в стену. Офицер, не тронувшийся с места, лишь вздрогнул, передернув лицом, а в кабинет заглянули обеспокоенные крепыши из бывшей президентской охраны, по наследству доставшиеся теперь главе Правительства. - Вероломные твари! Они же обещали, обещали, черт возьми! Ничего, мы еще ответим, так ответим, что весь мир услышит. Я приказываю нанести по территории США ракетно-ядерный удар. По городам, военным базам, по любым целям!
   Наверное, он все же вполне отдавал себе отчет в собственных словах, вдруг увидев спасение. Но бесстрастный, похожий на сошедшего с подставки манекена, подполковник развеял все надежды несколькими словами:
  -- Это невозможно. Обычные линии связи выведены из строя на девяносто процентов, а пульта дистанционного управления ядерным арсеналом "Казбек" у вас нет, господин премьер-министр. Мы не получили подтверждения, что самолет из Ростова прибыл в Москву.
   Самойлов уже не ощущал отчаяния, и страх тоже куда-то подевался, наверное, его стало слишком много, чтобы ощущать так же ярко, как и поначалу. Сердце просто вдруг провалилось куда-то, и в груди возникла сосущая пустота. Тело затрясло мелкой дрожью, а спустя секунду зазвенели двойные стекла в узком стрельчатом окне, и Аркадий понял, что дрожит он вовсе не от волнения. Это было похоже на гром, но министр понял, что рокот, проникший в его кабинет даже сквозь толстые стены президентской резиденции, был порождением не стихии, но расчетливой и изощренной человеческой воли.
  -- Боже, - прошептал трясущимися от ужаса губами Аркадий, увидев, как над крышами высоток медленно вспух клуб черного, будто смоль, дыма, медленно поднимаясь в зенит. - Господи, этого не должно, не может быть!
  -- Господин Самойлов, - ворвавшийся в кабинет начальник охраны, выпучив глаза, не иначе, как от служебного рвения, подскочил к главе правительства. - Господин Самойлов, нужно срочно проследовать в бункер. Противник нанес бомбовый удар по аэропорту!
   И, словно для того, чтобы придать большую весомость его словам, сквозь стены проник, заставляя сердце в страхе сжиматься, протяжный вой сирен. Впервые за почти семь десятилетий над тысячелетней столицей России вновь раздался страшный сигнал воздушной тревоги, но и эта попытка спасти хоть что-то безнадежно опоздала. Противник появился внезапно, будто вынырнув из какого-то подпространства, и нанес кинжальный удар по нервным центрам, по тем самым кирпичикам, на которых держалась вся оборона города. Никто не собирался бомбить жилые кварталы, погребая тысячи людей под руинами их собственных домов. Нет, целью этой атаки был боевой дух, сама готовность сражаться, таявшая с каждым мгновением.
   Это был шок, оправиться от которого сумел бы далеко не каждый. Враг бомбил Москву, безнаказанно, нагло. Боль вдруг пронзила грудь Самойлова, дыхание перехватило, и глава правительства почувствовал, что стремительно падает в черную бездну. Аркадий покачнулся, неловко шагнув к массивному столу, но в следующий миг ноги отказались слушаться его.
  -- О, дьявол, - начальник охраны, оттолкнув застывшего соляным столбом офицера связи, выскочил в коридор. - Врача, срочно! Живее сюда, вашу мать!!!
   Появившийся спустя полминуты доктор, точнее, целая бригада медиков, готовых ко всему, и постоянно находившихся возле первого лица государства, кто бы таковым ни был, застали жуткую картину. Самойлов, опиравшийся обеими руками о край стола, медленно сползал на пол, опускаясь на колени. В тот самый миг, когда врачи ворвались в кабинет, Аркадий упал, заваливаясь на бок, вскрикнул и затрясся частой дрожью. Глаза его закатились, и кровь отхлынула от лица.
  -- Черт, да у него судороги, - растерянно произнес начальник охраны. - Помогите же мне!
   Подскочив к трясущемуся в корчах Самойлову, телохранитель рванул на его груди рубашку, всем весом наваливаясь на бесчувственного главу правительства. Нажатие, еще одно - лишь бы заставить замершее сердце вновь сократиться, разгоняя по жилам кровь, несущую живительный кислород к мозгу.
  -- Сердечный приступ, - констатировал доктор, склонившись над тяжело дышавшим министром, побледневшим, точно полотно. И добавил, криво усмехнувшись: - Переволновался. Работаем!
   Жизнь главы государства, пусть и трижды временного, ценилась намного больше, чем жизнь любого другого гражданина. Самойлов попал в руки настоящих профессионалов, не растерявших хватку несмотря на то, что прежде Алексей Швецов никогда не прибегал к их услугам. Треснул шелк рубашки, манжета тонометра обхватила предплечье, а в вену вонзилась тонкая игла.
  -- Что происходит, - едва слышно прошептал Аркадий, открыв глаза и вперив расфокусированный взгляд в потолок, откуда роняла яркие лучи громадная хрустальная люстра. - Что это было? Где я?
  -- Аркадий Ефимович, у вас был сердечный приступ... - начал, было, доктор, но его тотчас оттеснил начальник охраны:
  -- Господин министр, ситуация критическая. Американцы нанесли авиационный удар по Москве. Это война. В Кремле оставаться опасно. Вам срочно нужно в укрытие. Нельзя медлить!
   Нынешний глава охраны первого лица государства еще несколько дней назад был едва ли не рядовым телохранителем, одним из многих бойцов Федеральной службы охраны. Наверное, этот человек и сам не вполне уверенно ощущал себя, взлетев на такую высоту, на самую вершину карьерной лестницы. Но менее всего Самойлов мог сейчас доверять тем, кто был прежде близок к самому Швецову, таким, например, как пропавший без вести Крутин, и потому оставалось полагаться лишь на этих служак, веря, что они не забудут того, кому обязаны своим возвышением.
  -- Господи, - только и смог пробормотать лежавший, растянувшись поперек огромного ковра, Самойлов. - Боже мой! Этого не может быть!
  -- Мы ни с кем не можем связаться, господин министр, - с некоторой растерянностью сообщил шеф охраны, на удивление собранный и уверенный. То ли это сказались частые тренировки, то ли просто природная крепость духа, но сейчас его сознание было предельно ясным. Этот человек знал, что делать, и, хотя раньше не верил, что придется применять свои навыки в реальной обстановке, теперь не мешкал ни секундой дольше, чем возможно: - Нужно перейти в более безопасное место. Я предлагаю воспользоваться системой Метро-2.
   Аркадий не колебался ни секунды. Сейчас им двигал страх, и он оказался отменным помощником в те мгновения, когда здравый смысл и привычная справедливость вдруг словно перестали существовать. Все проблемы отступили перед одной, самой важной - спасти свою жизнь. Сейчас тот, кто еще несколько минут назад ощущал себя правителем второй по силе державы, и самой могущественной, несмотря ни на что, на евроазиатском материке, теперь был готов на все, лишь бы остаться в живых. Бежать, прятаться, зарыться в глубокую нору, туда, где его не достанет льющийся с неба огонь.
  -- Живее, - подгонял Самойлова начальник охраны, поддерживая министра под руку. - Нужно спешить. Они могут ударить по Кремлю в любой миг!
   Окруженный со всех сторон настороженными, едва скрывавшими рвущийся наружу страх телохранителями, Аркадий Самойлов даже за их широкими спинами не чувствовал себя в безопасности, не мог убедить себя в этом, как ни старался. Все происходило словно не с ним. Министр, будто со стороны, видел, как они почти бегут по узким лестницам, о существовании которых знали считанные люди во всей кремлевской обслуге, вниз, все время вниз, в слабо освещенный испускавшими тревожный мерцающий свет люминесцентными лампами туннель, уводящий куда-то во тьму подземелья.
   Телохранители буквально внесли главу правительства, едва перебиравшего ногами, на станцию, которая не существовала для всего остального мира. А там, на путях, своего единственного пассажира уже ждал вагон, сорвавшийся с места в тот же миг, как только Аркадий вошел в салон. Со стуком сомкнулись двери, и грохот взрывов, завывание сирены остались где-то позади, отделенные от перепуганного, не помнящего себя Самойлова все большим расстоянием.
   Лязгали по утопленным в бетонный пол рельсам - чтобы не только поезда, но и самые обыкновенные автомобили могли передвигаться по этим подземельям - диски колес, навстречу неслась темнота, лишь кое-где разгоняемая тусклыми светильниками. Туннели, само существование которых многие десятилетия являлось тайной, пронизывали всю столицу, позволяя перемещаться по огромному городу, не поднимаясь на поверхность. Система ходов соединяла самые важные объекты, те, которые были краеугольными камнями в обороне не только Москвы, но и всей страны. Штабы, центры связи - все это было замкнуто в единую систему, и глава государства мог за считанные минуты оказаться там, откуда возможно было управлять едва ли не всей Россией. Или, если все станет слишком плохо, выбраться на поверхность земли на летном поле аэродрома Внуково, там, где всегда, несмотря ни на какие обстоятельства, стоял заправленный, многажды проверенный авиалайнер, экипаж которого, находившийся на своих местах неотлучно, был готов действовать в любую секунду, едва получив команду на взлет от первого лица державы. Воздушный командный пункт Ил-80, переоборудованный из сугубо "мирного" аэробуса Ил-86, позволял из поднебесья управлять ядерными силами страны, отдав, если иного выхода не останется, приказ на ответный удар, способный испепелить целый континент.
   Сейчас, однако, путь Аркадия Самойлова лежал вовсе не в аэропорт, тем более, после воздушного удара там попросту нечего было делать. Поезд секретной подземки направлялся в бункер, расположенный под улицами и переулками разбуженных громовыми раскатами Раменок, на глубине, вполне достаточной, чтобы находящиеся в укрытии люди не пострадали даже при близком взрыве ядерной боеголовки. Там, под защитой десятков метров бетона и закаленной стали, можно было переждать самые страшные часы, выиграв хоть немного времени, чтобы принять решение.
   Несколько километров погруженных в сумрак подземелий остались позади, словно один шаг. Поезд плавно затормозил, и не отходившие ни на шаг от своего принципала телохранители, с равной верностью служившие и прежнему президенту, о судьбе которого, кажется, все забыли, и сменившему его Самойлову, подобрались. Крепкие парни, не расстававшиеся с оружием, пожалуй, и в краткие часы сна, они словно готовились к схватке, хотя не могли не понимать, что тот противник, которые ныне парил в небесах над столицей, едва ли уязвим для пистолетов, пусть даже и в руках лучших стрелков.
  -- Мы на месте, господин министр, - окликнул Аркадия один из телохранителей. - Прошу, господин министр, следуйте за мной.
   За те минуты, что понадобилось составу, чтобы преодолеть несколько километров узких туннелей, глава правительства едва сумел собраться с мыслями. Возможно, это просто сказалось присутствие рядом сильных, уверенных в себе людей. полностью сосредоточившись на своем деле, телохранители Самойлова не имели права давать волю своим эмоциям, хотя и не могли не знать, что где-то над головами, прямо на улицах столицы, рвутся бомбы. и это спокойствие, суровая и даже отчасти злая сосредоточенность передались их принципалу.
   Покинув вагон, Аркадий Самойлов, все так же окруженный многочисленными телохранителями, оказался на скупо освещенном перроне. Здесь, возле герметичных дверей, ведущих в тамбур, вернее, настоящий шлюз укрепленного бункера, стояли навытяжку солдаты из Федеральной службы охраны, уставившиеся невидящими взглядами во тьму тоннеля секретного метрополитена. Подземная цитадель, способная дать приют лидерам могучей державы, защитить их от любого врага, от воздействия самого разрушительного оружия, ждала своего самого важного гостя, гостеприимно распахнув массивные двери, способные выдержать даже ударную волну ядерного взрыва.
   Самойлов не преодолел и половины пути, тяжело шаркая ногами по кафельным плиткам, устилавшим пол, когда навстречу ему торопливо вышли люди в военной форме. На погонах их в слабом свете люминесцентных лап тускло сверкнуло золото генеральских звезд.
  -- Господин министр, - генерал Вареников не смог сдержать радостной улыбки, увидев нынешнего главу государства. - Господин министр, слава Богу, вы целы. Я уже успел решить, что американцы атаковали Кремль.
  -- Все произошло слишком внезапно, мы едва успели прибыть сюда, не зная точно, что происходит на поверхности, - подхватил командующий танковыми войсками Греков. - Черт, это невероятно, - сокрушенно воскликнул он. - В голове до сих пор не укладывается, что это происходит с нами, здесь и сейчас!
   Увидев сосредоточенно-злые лица своих генералов, Самойлов, наконец, смог облегчено вздохнуть. Теперь ему не о чем беспокоиться, ведь рядом есть те, кто точно смогут принять верное решение.
  
   Когда все это началось, командующий Сухопутными войсками России мирно спал в своей служебной квартире, на западной окраине Москвы, спал в одиночестве - жена решила не ждать разгара лета, а вдоволь насладиться знойным черноморским солнцем уже сейчас, укатив с детьми в Сочи. Вскочив с постели, Анатолий Вареников сперва подумал, что ему просто приснился дурной сон. Такое случалось с генералом, хотя и не часто, но иногда переутомление брало свое. Вот и теперь, сидя на смятых простынях, Анатолий пытался сбросить с себя путы предрассветного сна, когда глухой раскат, донесшийся откуда-то издалека, ударил в оконные стекла, заставив их отозваться дробным звоном.
  -- Товарищ генерал, - в спальню без стука, рывком распахнув дверь, ворвался адъютант, замерев на пороге, уставившийся округленными от испуга глазами на своего начальника. - Товарищ генерал, со стороны аэропорта слышны взрывы. Потеряна связь с дежурными в Генеральном штабе и штабе Сухопутных войск.
  -- Что, - недоуменно переспросил Вареников, подслеповато щурясь смотревший на темный силуэт офицера, отчетливо видимый на фоне ярко освещенного дверного проема. - Взрыв? Это террористы?
  -- Не могу знать, товарищ генерал, - помотал головой растерянный адъютант. Даже в полумраке спальни, окна которой было плотно зашторены, его лицо казалось неестественно бледным, белым, словно мел. - Я ни с кем не смог связаться. Вам лучше покинуть дом и поскорее перебраться в более безопасное место.
   В этот миг погас свет, и окончательно квартира погрузилась в темноту, в первые мгновения показавшуюся вовсе непроглядной. Лишь спустя несколько секунд свет, едва проникавший в комнату сквозь завешенные гардинами окна, стал достаточно ярким, чтобы суметь различить предметы обстановки.
  -- Машину к подъезду, - приказал застывшему в растерянности на пороге адъютанту Вареников, кряхтя и шумно дыша пытавшийся влезть в неожиданно тесный китель. - Срочно!
  -- Я уже распорядился. Машина ждет, товарищ командующий! Куда прикажете ехать?
  -- В штаб, - решил генерал. - Черт с ним, по пути разберемся!
   Служебная "Волга" в сопровождении патрульной машины ждала Варенникова у подъезда. Кортеж сорвался с места, едва только Анатолий неловко забрался в салон. Впереди - милицейский "Форд", воем сирены и вспышками "мигалки" разгоняющий редкий поутру поток автомобилей, а уже следом и машина генерала. Опытный водитель уверенно вел черную "Волгу" по широкому проспекту, не встречая препятствий. Так они и мчались, под вой сирен и рев моторов, заставляя случайных водителей прижиматься к обочинам, а малочисленных пешеходов поспешно отпрыгивать на тротуары. А над городом вновь и вновь раздавались отзвуки взрывов.
  -- Черт, да что же происходит, - вертел головой по сторонам Анатолий Вареников. - Какого хрена здесь творится? Дай телефон, - приказал он адъютанту.
   Снаружи в салон вдруг проник заунывный вой сирены воздушной тревоги, страшный, словно траурный марш. Москвичи, выбравшиеся в этот ранний час на улицы, в недоумении вскидывали головы, шаря по небу растерянными взглядами. Водители давили на тормоза, осаживая своих железных коней прямо посреди дороги, и, выскочив наружу, тоже оглядывались, испытывая еще не оформившийся, но неумолимо подчинявший себе ужас.
  -- Это террористический акт, - закричал появившийся откуда-то милиционер, с перекошенным лицом подбежавший к растерянной толпе. - Не оставайтесь на улице, не толпитесь, граждане. Расходитесь, быстрее!
   Горожане, окончательно утратившие связь с реальностью, подгоняемые стражем порядка, бросились врассыпную. Не замечая дорожных знаков и разметки, они выскакивали на мостовую, словно безумцы, решившие свести счеты с жизнью под колесами проносившихся мимо авто. Нескольких из них едва не подмял под себя кортеж генерала, целеустремленно мчавшийся по пустынным улицам. А сам Вареников тем временем терзал клавиатуру аппарата спецсвязи, вновь и вновь слыша только гудки или гнетущую тишину.
   Анатолию казалось, что он вдруг перенесся в прошлое, когда еще ничего не знали о мобильных телефонах, а над русской столицей точно так же гремели взрывы и ревели моторы самолетов, плоскости которых были испещрены паучьей свастикой. Все происходящее казалось продолжением так и не вспомнившегося ночного кошмара, но генерал был уверен, что это вовсе не морок, а явь, страшная явь.
  -- О, черт, - простонал Вареников, вновь вонзая пальцы в панель телефона. - Да что же это, Господи?
   Тишина и треск помех, протяжный гудок, еще один, и, наконец, когда генерал был в секунде от того, чтобы вышвырнуть трубку в окно, четкий голос:
  -- Греков, слушаю.
   Этот голос, прорвавшийся сквозь шелест атмосферных помех, показался Анатолию Варенникову самой лучшей музыкой, мгновенно вернувшей утерянную, было, решимость и хладнокровие. Он был не один, и, сколь бы страшным не казалось происходящее, еще мог действовать. Главное было только одно - понять, что же за напасть постигла в этот весенний день Москву.
  -- Михаил, черт возьми, где ты, что происходит? Это Вареников, я еду в штаб. Дежурный не отвечает, да вообще никто не отвечает.
  -- Это нападение, - сообщил командующий танковыми войсками. - Штаб Московского округа уничтожен, в районе аэропорта сильные пожары. Горит топливо. Это авиаудар, нас бомбят американцы.
  -- Какого черта? Американцы? Это чушь!
  -- Их самолеты в нашем воздушном пространстве, - с холодной настойчивостью повторил командующий танковыми войсками. - Это война, Анатолий! Я пытался связаться со штабами округов, большинство из них не отвечает. Я уже еду в Раменки, в замаскированный командный пункт. Оставаться на поверхности слишком опасно.
  -- А-а, черт! Хорошо, я направляюсь туда же.
  -- Воспользуйся "Метро-2", - посоветовал Михаил Греков. - На поверхности мы слишком уязвимы. Доберись до ближайшего входа, так будет надежнее. Только под землей можно спастись.
   Тайный город, не имеющий ничего общего с плодами воображения фантастов, существовал будто и впрямь в параллельном мире, и немногие здесь, в Москве, знали о нем. Сеть транспортных путей соединяла множество объектов, раскиданных по всей столице и в ее предместьях в единое целое, позволяя перемещаться на десятки километров по городу, известному своими пробками на дорогах, не теряя ни секунды, правда, воспользоваться такой привилегией мог далеко не каждый обыватель. Анатолий Вареников знал о существовании другой Москвы, укрытой под землей, невидимой, но реальной, и, более того, он был одним из тех, для кого эта, секретная столица, являлась вовсе не мифом и не призраком.
   Проложенные на глубине десятков метров туннели окрещенной вездесущими журналистами и просто любителями острых ощущений "Метро-2" сверхсекретной транспортной системы Д-6 пронизывали толщу породы, замыкаясь сами на себя, образуя самостоятельный мир, почти не соприкасавшийся с той Москвой, которая была привычна каждому столичному жителю. Но Вареников знал, где грань между мирами особенно тонка.
  -- Лейтенант, метро "Фрунзенская", - словно обычному таксисту, приказал Анатолий своему шоферу, настоящему асу. - Жми на всю железку! Дави всех к черту, только быстрее!
   Водитель, ничего не говоря, лишь резко крутанул "баранку", и генерал от неожиданности повалился на бок, ударившись головой о дверцу. Сидевший за рулем офицер точно знал, куда ехать, знал он и короткие пути, позволявшие здорово сократить время, и не подвел сейчас, когда от его мастерства зависело на самом деле весьма многое.
   Кортеж, скрежеща тормозами, остановился возле обычной станции метрополитена, и генерал, с поспешностью, мало взявшейся с его внушительной комплекцией, бросился вниз по гранитным ступеням, мимо растерянно выглядывавшего из своей будки контролера, мимо ошарашенных, ослепленных золотым блеском звезд на погонах, постовых милиционеров, даже не пытавшихся остановить странных гостей.
   Обычное метро тоже было рассчитано на ядерную войну, и в его туннелях, на станциях могли укрыться от проникающей радиации и ударной волны сотни тысяч горожан, и оно же связывало привычный мир с тем тайным, в который стремился командующий Сухопутными войсками. Генерал помнил короткий код наизусть, не глядя пробежавшись пальцами по клавишам, в недрах электронного замка что-то пискнуло, и тяжелый люк приглашающее распахнулся, открывая дышащий свежестью - вентиляция работала, как часы, прогоняя через фильтрующие установки кубометры воздуха каждую минуту - проем уходящего вглубь земли тоннеля.
  -- Скорее, товарищ генерал, - адъютант проявлял явные признаки нетерпения, бросая встревоженные взгляды в темную бездну тоннеля. - Нужно спешить!
   Офицер беспокоился не зря. Генерал Вареников знал, какие бомбы могут посыпаться на российскую столицу. Нет, он не верил, что противник - еще меньше, в прочем, Анатолий верил, что американцы, такие прагматичные и деловые, вдруг стали противником, причем вполне себе реальным - осмелится применить ядерное оружие, но в арсенале ВВС США хватало и иных сюрпризов. Наводимые лазерным лучом бомбы, способные пробивать десятки метров грунта и бетона, сокрушая врытые глубоко в землю бункеры, не были фантастикой, и их действие многие могли наблюдать несколько лет назад в Ираке, когда "бункерные вышибалы" вскрывали, точно консервные банки, тайные убежища Саддама Хусейна.
  -- Идем, - кивнул Вареников. - У нас мало времени.
   Массивная дверь, способная выдержать, например, попадание бронебойного снаряда танкового орудия, медленно закрылась, за спиной лязгнули тяжелые засовы, и Анатолий Вареников смог, наконец, перевести дух. В прочем, медлить не стоило - еще предстояло пешком, по узким и крутым лестницам спуститься вниз на десятки метров, ведь туннели Д-6 были проложены намного глубже, чем обыкновенное, несекретное "гражданское" метро, знакомое до мелочей каждому москвичу. А там, внизу, на слабо освещенной станции, лишенной привычной каждому штатскому роскоши, всех этих скульптур и мрамора, станции своего пассажира уже ждал поезд, всего пара вагончиков и дизельный локомотив - электростанции справедливо считались одной из важнейших целей для вражеских бомб, и потому обычные электровозы уже наверняка встали посреди перегонов, превратившись в неподвижные глыбы металла. Поезд доставит в безопасное место, где можно будет придти в себя, собравшись с мыслями, но до него еще предстояло добраться.
  -- Идем, - повторил генерал, шагнув на узкую ступеньку, ведущей в темные глубины земли лесенки. - Нужно спешить!
   Здесь, во многих десятках метров под поверхностью, генерал не испытывал ни тени страха. Кто-нибудь другой, оказавшись в подземелье, пусть и вполне комфортном, со скидкой, разумеется, на его предназначение, неизбежно испытал бы страх замкнутого пространства, только представив нависающие над головой сотни тонн породы, готовой заполнить искусственные полости - природа, как известно, не терпит пустоты. Но иное дело, генерал, он был более спокоен здесь, чем где бы то ни было, уверенный в том, что и страшные бомбы GBU-28 "Банкер Бастер", способные прогрызть шестиметровый слой бетона, здесь не дотянутся до него.
   Путь до командного бункера, укрытого под мостовыми обычного района, по сути, уже пригорода, занял ничтожно малое количество времени. Генерал словно попал в параллельную реальность, в мир, от самого сотворения пребывавший в странном, неестественном оцепенении, будто в беспробудном вечном сне. Здесь, под землей, царило спокойствие и тишина, сюда не проникал ни вой сирен воздушной тревоги, ни грохот взрывов, но Вареников знал, что там, наверху, все только началось. Об этом он и сообщил Михаилу Грекову, едва увидел того в главном бункере.
  -- Нужно оповестить население, открыть старые бомбоубежища, - предложил Анатолий Вареников, стиснув крепкую ладонь командующего танковыми войсками. - Это только начало. Мы не можем допустить большого числа жертв.
  -- А его и не будет, - покачал головой Греков. - Жилые кварталы не пострадали, но выведены из строя все аэропорты, электростанции, разрушено здание Генерального штаба. Они уничтожают не жителей, а инфраструктуру, и, кажется, успешно справляются с этим.
   Командующий танковыми войсками, чудом избежавший гибели под руинами Генерального штаба, выглядел злым, не выспавшимся, но совершенно спокойным. В каждом его слове, каждом жесте, сквозила холодная решимость. Казалось, будто происходящее на поверхности, в самом центре столицы, ничуть не беспокоит его, разве что, как занимательная и сложная задача, требующая красивого решения. И Михаил Греков занимался только тем, что пытался найти выход, собрав в кулак всю волю, будто обычные чувства отключились, уступив место когда-то прежде заложенному алгоритму, подчинившему сейчас все существо офицера.
  -- Черт, как вообще это могло произойти? Где противовоздушная оборона? Как чужие самолеты могли добраться до Москвы, пролетев сотни километров над нашей территорией. Это же тяжелые бомбардировщики, а не какие-то дельтапланы!
  -- Противовоздушной обороны больше нет, - сухо бросил в ответ Греков. - Большая часть радаров вдоль границ уже уничтожена. Зенитные ракеты тоже выбили в первую очередь. Это полномасштабное вторжение, Анатолий. Это война! Я уже пытался связаться со штабами военных округов, но почти везде тишина. Радиосвязь наглухо забита помехами, действует только проводная, но и она почти бесполезна. Кажется, самый сильный удар пришелся по Питеру и Кольскому полуострову, базы в Калининграде совсем не отвечают. Управление войсками нарушено, мы можем достучаться только до гарнизонов в окрестностях столицы.
   Кого-то внезапная атака лишила воли, ввергнув в страшное отчаяние, но иные, напротив, собрали в кулак все силы, и большинство последних в эти минуты собралось здесь, в нескольких десятках метров под столичными мостовыми. В бункере хватало народу кроме генералов, здесь всегда, и в будни, и в праздники пульсировала невидимая для посторонних жизнь. Возле массивных дверей, способных мгновенно разделить подземелье на множество изолированных друг от друга отсеков, стояли часовые в полной выкладке. Застывшие по стойке смирно бойцы с каменными лицами смотрели в пустоту, придерживая висевшие на плече автоматы, готовые действовать немедленно. Враг был многолик, и кроме бетонобойных бомб мог бросить в бой своих солдат, натасканных для действия в катакомбах "коммандос", и здесь их были готовы встретить свинцом.
   На часовых почти не обращали внимания, не замечая их молчаливого присутствия. Зато иные из обитателей подземелья были более чем приметными. Десятки лейтенантов и капитанов в тихой ярости терзали аппараты ВЧ-связи. Обычная, вполне рутинная вахта, которые не отменили до сих пор, и которые многим уже казались странным ритуалом, пережитком далекого противостояния империй, для этих людей вдруг оборвалась, превратившись в нечто иное. И теперь каждый из них делал все, чему его учили прежде, спокойно и четко старясь выполнять те инструкции, которые порой были старше многих из офицеров. Пытаясь не думать о том, что сейчас может твориться наверху, люди в погонах вгоняли себя в состояние роботов, запрограммированных лишь на строго определенные действия. И это, как ни странно, помогало.
   Чтобы принимать решения, необходимо владеть информацией - это аксиома. И здесь, в подземелье, было все, чтобы эту информацию получить, пусть даже город над головами и лежал бы в руинах, осененный ядерным грибом. Отсюда, из бункера, во все стороны выпростались десятки, сотни километров экранированных кабелей, связывавших воедино множество объектов, расположенных не только в столице, но и подчас довольно далеко от города. Радиосвязь, несмотря на неоспоримые удобства, была весьма ненадежна. Переговоры мог прослушать почти любой, имея далеко не самую сложную аппаратуру, и также почти любой без лишних усилий мог вмешаться в сеанс связи, по своей прихоти обрывая общение, а провод, хоть и казался архаичным, был устойчив к любым помехам и давал почти стопроцентную надежность связи.
   Под гул мощных кондиционеров, способных очистить втягиваемый снаружи воздух и от отравляющих газов, и от радиоактивной пыли, офицеры, перекрикивая друг друга, вновь и вновь произносили позывные, сжимая во вспотевших ладонях теплые трубки. Далеко не всегда попытки были успешны, но все больше и больше донесений, обрывочных, порой очень ненадежных, сплетались в воображении генералов в четкую, хоть и пугающую, картину.
  -- А правительство? - вспомнил командующий Сухопутными войсками. - Им принимать окончательное решение, не нам.
  -- Строгов застрелился, - мрачно произнес Греков. - Пустил себе пулю в висок в собственном кабинете. Пожалуй, это единственно верный выход - свой позор он смыл собственной кровью. Больше я ничего не знаю.
   Вареников вздохнул, опустив голову. Слов не было. Командующий Воздушно-десантными войсками предал президента, предал свою страну, получив министерское кресло из рук заговорщиков, свои тридцать серебенников. Это понимал каждый, кто был способен думать, и все же Михаил Строгов был хорошим офицером, настоящим патриотом, и сам Анатолий Вареников не сомневался, что генерал примкнул к мятежу не ради высокого чина, а просто потому, что верил - так будет лучше для всех. Он сделал выбор тогда, и теперь сделал его вновь, когда понял, как глубоко заблуждался, наверное, и впрямь поступив наилучшим образом, и это была очень тяжелая утрата.
  -- Мы торчим здесь, как крысы в норе, - чувствуя, как клокочет в груди закипающая злость, бессильная ярость, прорычал сквозь зубы Михаил Греков. - Как чертовы крысы! Все происходит помимо нашей воли, и мы с тобой, Анатолий, ничего не можем сделать, более того, мы даже не знаем, кому сейчас подчиняться, чьих приказов ждать или же действовать самим, чтобы спасти хоть что-то.
   Неведение длилось недолго. Беседу генералов прервало появление крепко сбитого офицера, на погонах которого с двумя просветами соседствовала пара звездочек.
  -- Товарищ генерал армии, - уже поседевший подполковник, равнодушное лицо которого казалось какой-то маской, четко козырнул, вытянувшись перед начальством по стойке мирно. - Товарищ генерал армии, - сказал он, обращаясь к Варенникову. - Прибыл премьер-министр Самойлов.
   Офицеры встретили главу правительства, вернее, главу государства, на станции метрополитена, разумеется, как и все здесь, секретной до последнего пятна плесени. Плесени, в прочем, здесь было не сыскать - расположенные в десятках метров под землей помещения вентилировались, благо, бункер был оснащен собственной электростанцией, щедро питавшей энергией все системы, от связи до освещения. В прочем, едва успевшему сбежать из Кремля Аркадию Самойлову едва ли было дело до здешних индустриально-милитаристских красот.
  -- Это немыслимо, - воскликнул трясущийся не то от страха, не то просто от волнения, глава правительства. - Это какое-то безумие, страшная ошибка! Не может быть и мысли ни о какой войне!
  -- Вы видели все сами, - криво усмехнулся Вареников. - Война пришла к нам, никого не спрашивая. Американцы принесли ее.
   Генералы переглянулись украдкой, бросив друг другу презрительные ухмылки. Они тоже были взволнованы и растеряны, но страх, буквально сочившийся из министра, мог вызвать только омерзение. Здоровый мужик, совсем недавно уверенный в себе, властный и решительный, стремительно превращался в трясущееся ничтожество в разорванной одежде. Конечно, он пытался держать себя в руках, но страх, подавляющий все и вся, был сильнее, неумолимо одерживая победу над размякшей волей.
  -- Нужно связаться с их послом, все прояснить, - помотал головой Аркадий Самойлов. - Это нужно остановить. Нет таких разногласий, решить которые можно только убийством, - торопливо, едва не срываясь на крик, говорил министр, глаза которого будто остекленели от страха и непонимания. - Без предъявления претензий, без предупреждения напасть на нас! Невероятно!
  -- К черту переговоры, - Греков, теперь уже не скрываясь презрительно поморщившийся, с силой рубанул мозолистой ладонью воздух. - Это все словесная шелуха. Следует принять меры для обороны хотя бы столицы. Удар, загнавший нас в эту проклятую нору, был не более чем демонстрацией силы, и едва ли он будет единственным. Теперь, когда мы все собрались здесь, наилучшим решением будет задавить всех разом. Ни за что не поверю, что янки не знают об этом бункере, - усмехнулся командующий танковыми войсками.
   Самойлов, еще не вполне пришедший в себя, мгновенно побледнел, чувствуя, как немеют ноги, и сердце вновь начинает сбиваться с размеренного ритма, сообщенного ему щедро влитыми в кровь министра медикаментами. Глава правительства России не был профессиональным военным, но и его знаний в этой специфической области, помноженных на еще не окончательно очерствевшее воображение, хватило, чтобы представить, что произойдет, если противнику удастся точно нацелить несколько своих противобункерных бомб. "Умное" оружие пронзит своды, и ударная волна, запертая в ограниченном пространстве подземного убежища, уничтожит все, стирая в порошок любое препятствие. Пламя от взрывов заполнит каждый закоулок, затекая во все щели и выжигая тех, кто тщетно попытается укрыться там.
  -- Черт возьми, держите себя в руках, - Греков, вспоминая сержантскую юность, вдруг рявкнул, заставив Аркадия Самойлов нервно вздрогнуть. - Будьте же мужиком, в конце-то концов!
  -- Но что нам остается делать? - растерянно пролепетал премьер-министр. - Мы сидим здесь, как в мышеловке, без связи с внешним миром. Мы не знаем, что творится даже наверху, в городе, не говоря уже о более отдаленных регионах страны. Американцы хотели ударить внезапно, и, видит Бог, это у них неплохо получилось.
  -- О том, что творится вокруг, нам как раз известно многое, - спокойно сообщил успевший ознакомиться с первыми сводками Вареников, не напрасно стоявший над душой у висевших на телефонах ВЧ-связи офицеров. - Американцы атаковали только цели, имеющие отношение к системе противовоздушной обороны, штабы, да еще электростанции. Ущерб, который мы понесли сейчас, скорее психологический, чем материальный. Противник бьет не по нашим полкам, а по нашему духу.
   Так бывает, когда входишь в темную комнату, и взгляд, привыкший к яркому свету, натыкается всюду на непроницаемую стену мрак. Но проходят секунды, и из тьмы начинают проступать силуэты вещей, сперва лишь смутно угадывающиеся в сумраке, но постепенно становящиеся все более отчетливыми, пока, наконец, не будет видна вся картина до мельчайших деталей. Вот и теперь из мглы и завесы дыма проявлялись части того сложного организма, который назывался вооруженными силами державы. Право же, их оказалось ничтожно мало.
  -- Американцы стремятся уничтожать не живую силу, а саму инфраструктуру, - пояснил Вареников. - Бескровная, черт возьми, победа - вот к чему эти козлы стремятся! Они хотят обезглавить армию, лишить ее связи, управления. Уже известно, что погиб командующий Ленинградским военным округом и большая часть офицеров из его штаба. Но на территории Московского военного округа большая часть гарнизонов цела и невредима, хотя все там, конечно же, напуганы и растеряны. Расположения той ж Таманской и Кантемировской дивизий вовсе не пострадали, и бойцы сейчас ждут новых приказов, готовые в любой миг сняться с места. Противник бьет избирательно, концентрируя свои силы лишь на очень ограниченном количестве целей. Полностью уничтожен Летно-исследовательский институт в Раменском, серьезные разрушения бомбардировка вызвала на территории столичных аэропортов. Взлетно-посадочные полосы серьезно повреждены, так что, Аркадий Ефимович, если вы вдруг захотите улететь отсюда, ничего из этого не получится, - с сарказмом заметил главком Сухопутных войск. - Кроме того, атаке подверглись расположения зенитно-ракетных дивизионов, так что наши возможности по отражению воздушного наступления сейчас стремительно сокращаются, приближаясь к нулю.
   Анатолий Вареников был испуган, да он этого и не скрывал. Но, в отличие от многих, генерал умел контролировать свои чувства, загнав страх куда-то глубоко, вытеснив его яростной сосредоточенностью. Командующему сухопутными войсками и самому в первые минуты казалось, что весь мир над головой, там, на поверхности, превращен в руины, на радость торжествующему врагу. Но хватило весьма недолгого времени, чтобы понять, что все не столь плохо. Теперь же очень хотелось убедить в том же и главу государства.
  -- На несколько сотен километров отсюда хватает верных вам солдат, хватает оружия, от автоматов до танков. Они ждут команды, и выполнят ее без колебаний. Любое действие, хоть бы и граничащее с самоубийством, всегда лучше, нежели просто ждать, доверившись слепому и безжалостному року. Только отдайте приказ. Поверьте, это немалая сила, способная внушить уважение любому врагу. Но вся эта мощь сейчас бесполезна, ведь небо отныне нам не принадлежит.
  -- Янки пытаются уничтожить нашу авиацию на земле, чтобы наверняка обеспечить господство в воздухе, - усмехнулся Михаил Греков. Танкист до мозга костей, он вовсе не был чужд вопросов стратегии, и сейчас полагал, что понимает замыслы врага. - Американцы, в этом нет сомнений, будут придерживаться тактики бесконтактной войны, на всю катушку используя свое преимущество в средствах разведки, в том числе космической, и авиации, в частности, носителях дальнобойных крылатых ракет.
   Генералы, беседуя, словно о пустяках, со странным спокойствием обсуждали собственное будущее, будто и не считали самих себя замурованными под землей, в бессилии и почти полном неведении ждущими исхода войны, которой никто из них не ждал. Но Аркадию Самойлову такое спокойствие, воистину спокойствие обреченных, никак не давалось, уступая волнению и страху.
  -- Что же нас ждет, - нетерпеливо спросил министр. - К чему нам готовиться, на что надеяться?
  -- Надеяться, похоже, особенно не на что, - пожал плечами Вареников. - Американцы не могут простреливать всю нашу территорию своими "Томагавками", выпущенными из нейтральных вод, и потому, сперва обрушив всю свою мощь на приграничные округа, будут углубляться в воздушное пространство России по мере очищения его от наших самолетов, и наверняка вскоре повторят атаку на Москву. Первый удар был лишь заявкой об их намерениях, и последующие окажутся, конечно, намного более мощными.
  -- "Сербский" вариант, - поддакнул Греков. - Стратегия, уже ставшая классической. Ракетно-бомбовые удары будут следовать один за другим, перемалывая нашу оборону. Главное для американцев - вывести из игры нашу авиацию, уничтожив самолеты на земле, разрушив аэродромы, и тем развязав себе руки. Они засыплют Россию своими "Томагавками" и "умными" бомбами, а спутники позволят точно оценивать результаты каждой атаки.
  -- Они сровняют город с землей, - сокрушено прошептал Самойлов. - Господи, они уничтожат Москву!
  -- Не обязательно, - возразил Греков. - При нынешнем уровне развития оружия нет нужды раскатывать в тонкий блин целые кварталы. Достаточно, допустим, лишить жителей электричества и водоснабжения, заодно уничтожив и систему канализации.
  -- Достаточно для чего?
  -- Чтобы люди смирились с поражением в войне, признали победу американцев. Привыкнув к комфорту, пусть и весьма скромному по мировым меркам, многие будут готовы на все, лишь бы вернуть его, и не важно, какого цвета знамя взовьется над кремлевскими башнями.
  -- Но это значит, что нельзя сидеть здесь, в этой норе, и ждать, пока Россия склонится перед американцами!
  -- Отчего же? - усмехнулся Греков. - Можно, очень даже можно. Здесь мы находимся в полной безопасности - бункер был создан некогда с расчетом на то, чтобы противостоять даже ядерному взрыву в черте города, так что фугасных бомб нам бояться точно не стоит. Пусть город у нас над головами будет лежать в руинах, щедро посыпанных продуктами расщепления ядер урана, мы этого почти не почувствуем. Здесь у нас есть все, чтобы прожить здесь несколько недель - запасы питьевой воды и пищи, электричество, надежная вентиляция, которая не пропустит в жилые помещения ни радиоактивную пыль, ни газы, ни бактерии. Это настоящая крепость, которая сильна хотя бы тем, что в точности ее местоположение не может быть известно никому за океаном, а бить вслепую, по площадям - слишком дорогое удовольствие, которое потребует огромного расхода высокоточных боеприпасов, а это станет в копеечку даже для таких богачей, как янки. Та же GBU-27, девятисоткилограммовая бомба с лазерно-лучевым наведением, стоит, ни много, ни мало, пятьдесят пять "тонн" в американской валюте, и щедро сыпать такими дорогими боеприпасами над русскими просторами, бить по площадям, никто не сможет слишком долго.
  -- Вы можете просто ждать, пока янки предложат почтенную капитуляцию, - подхватил Вареников. - Это ваше право, как главы государства, а мы все обязаны будем выполнить даже такой приказ. Но в этом случае я первым сорву с себя погоны, Аркадий Ефимович. Боязливо забиться в нору поглубже простительно для лидера какого-нибудь Ирака, но не для нас, русских.
   Взгляды командующего Сухопутными войсками и главы правительства встретились, и в глазах Варенникова Аркадий Самойлов прочитал немой вопрос, а еще - едва сдерживаемый гнев. Генерал пока мог обуздать ярость, порожденную, по большей части, собственным бессилием, но с каждой минутой это становилось все сложнее. И Аркадий вздрогнул, представив, что случится, если то темное бессознательное, что дремлет в душе каждого человека, все-таки победит.
  -- Так что же делать? Вы всю жизнь посвятили подготовке к этой войне, так скажите же, как должно поступить сейчас.
   Самойлов всегда был политиком, искушенным игроком, мастером интриг, не даром же ему удалось пережить нескольких президентов, оставшись в команде Швецова, хотя покойный полковник всюду старался протолкнуть своих доверенных людей. Но то, что происходило сейчас, перестало быть просто политикой. Пришел черед военных действовать. Аркадий Самойлов задал вопрос, почти наверняка зная, что услышит в ответ, и Анатолий Вареников не разочаровал его.
  -- Наш единственный козырь - ядерное оружие, и только угроза его применения может заставить американцев остановиться. Но как раз такая вероятность почти исключена - из трех пультов, трех "ядерных чемоданчиков", насколько мне известно, один наверняка уничтожен, тот, что находился у начальника Генерального штаба, еще один остался в Министерстве обороны, возле остывающего тела Строгова, а только одного разрешающего сигнала с вашего терминала недостаточно для отключения предохранителей на ракетах.
  -- У меня нет "чемоданчика", генерал, - глухо буркнул Самойлов, против воли почувствовав некоторое облегчение. - И не было. Самолет из Ростова так и не долетел.
  -- Значит, остается только сидеть и ждать, пока янки израсходуют все свои бомбы, круша нашу оборону. Они уже сумели ошеломить нас, и наверняка всеми силами попытаются дожать, заставив сдаться. Будут неторопливо выискивать цели, бросая против них свою авиацию и волны крылатых ракет. Это тактика, оточенная до мелочей, не раз проверенная в деле, так что навряд ли стоит ждать чего-то иного. Никакого риска, лишь расход времени, но и то в пределах недель, не более. А мы, мы можем здесь переждать бурю, но вот руководить кем бы то ни было в полной мере едва ли способны.
   Все, что оставалось Самойлову в эти минуты - просто довериться своим генералам, отступив в сторону. Раз уж он не мог помочь, то теперь старался хотя бы не мешать, пока можно изменить хоть что-то. И офицеры приняли это решение с молчаливой благодарностью.
   Оба, и Вареников, и Греков, хорошо изучили противника еще в те времена, когда он считался вечно вероятным без видимых причин изменить этот, в какой-то мере даже почтенный статус. И потому генералы были вполне уверены в том, что их ждет. Ведь не зря же американцы отрабатывали приемы воздушной войны прежде на заведомо более слабых противниках, когда любая ошибка не могла обойтись слишком дорого. Теперь пришел час применить все свои навыки в настоящем деле, а это могло означать только одно - изматывающие монотонные удары с небес, град бомб, сыплющийся на города, нескончаемый свинцовый дождь, и людской плач, доносящийся из старых бомбоубежищ, туннелей метро, просто из подвалов и погребов, в любой миг способных стать братскими могилами.
   Генералы не сомневались в будущем, почти смирившись с ним. Но противник смог преподнести неожиданный сюрприз.
  -- Товарищ верховный главнокомандующий, - старший прапорщик, худосочный мужичок в аккуратно пригнанном, хотя и изрядно потертом камуфляже, вытянулся в струнку перед большезвездными отцами-командирами. - Разрешите обратиться к товарищу генералу армии!
   Самойлов сперва опешил, видимо, еще не примирившись с мыслью о том, что именно он отныне, пусть и трижды формально, командует всеми этими людьми, заняв самую вершину армейской иерархии, ту самую, на которую его подняла эта странная война. Прапорщик молча смотрел на министра, тот - на прапорщика, пока, наконец, до Аркадия не дошло, что нужно что-то делать, и глава правительства, будто онемев, как-то испуганно кивнул.
  -- Быстрее, - нетерпеливо бросил Вареников, повелительно взглянув на прапорщика. - Что у вас?
  -- Товарищ генерал армии, отчеканил старший прапорщик, совсем не такой, какими рисовала его братию фантазия рядового обывателя. - Товарищ генерал армии, по ВЧ-связи получено сообщение от командующего псковским гарнизоном, принявшего на себя управление войсками Ленинградского военного округа. Со стороны эстонской границы в направлении Санкт-Петербурга движутся американские танковые колонны.
  -- Что за черт? - Анатолий Вареников, уже вполне готовый к тому, чтобы провести в этом подземелье долгие дни или даже недели, слыша доносящийся сверху гул новых взрывов, ошеломленно помотал головой. - Американцы движутся по суше? Что это еще за новости?
   Командующий Сухопутными войсками пребывал в крайней степени удивления. Противник, вместо того, чтобы вести привычную войну, воздушное наступление, когда пилоты, почти ничем не рискуя, выпускают ракеты за сотни верст от целей, как на обычных учениях, бросил в бой своих солдат, жизни которых прежде так берег, стремясь избежать любого намека на потери. Непрерывные изматывающие авианалеты, заставляющие жителей городов испугано втягивать головы в плечи, слыша доносящийся из вышины гул турбин и заунывный вой сирен воздушной тревоги, похожий на траурный плач - привычная и понятная картина, и иначе не могло, не должно было быть. Но было.
   Незыблемая догма, лучший, самый эффективный и надежный способ победить, почти не проливая кровь своих солдат, оказалась отринута в пользу... чего? Сотен мертвых тел в пластиковой обертке, караванами транспортных самолетов улетающих за океан? Или те, кто укрылся от опасности под сверхпрочными сводами секретного бункера, видели не всю картину? Оставалось лишь гадать, однозначно было лишь то, что происходило нечто необычное, непредвиденное, а значит, внушающее опасения.
   Вареников лихорадочно размышлял, пытаясь понять, в чем заключается очередная хитрость оказавшихся неожиданно коварными янки, заставить себя думать, как они, вогнать себя в шкуру врага, на минуту самому став этим врагом. А вот его коллега никаких сомнений не испытывал. Михаил Греков вдруг будто смог пронзить мыслью время, сразу поняв, как должно действовать.
  -- Они осмелились ступить на нашу территорию, будто сами мы давно уже мертвы, а это не так, - твердо произнес командующий танковыми войсками. - Будь я проклят, мы еще живы! И нужно наказать американцев за эту их самоуверенность. Они еще не уничтожили нас, и пусть узнают об этом как можно быстрее. Это шанс, о каком я не смел даже мечтать, - воскликнул генерал, и глаза его сверкнули яростью. - В воздухе мы теперь вряд ли можем тягаться с янки на равных, но не на земле.
   Самойлов и Вареников разом взглянули на Грекова, один - с явным испугом, второй просто недоуменно, но без видимого волнения. И командующий танковыми войсками быстро, но без спешки принялся излагать свой план. Он говорил уверенно, будто успел обдумать все не один раз, и у тех, кто слушал Грекова, не осталось иного выхода, кроме как согласиться. Те силы, что ведут каждого смертного по жизни, как бы ни называли их, вновь повернулись к запертым в нутре подземелья людям, дав возможность, не воспользоваться которой было невозможно, просто кощунственно.
  

Глава 5

  
   Чечня, Россия
   19 мая
  
   Под крылом Су-27 проносились, исчезая за горизонтом, увенчанные снежными шапками вершины гор. Кавказский хребет, граница между Европой и Азией, рубеж, который не всякому путнику суждено было пересечь, протянулся от горизонта до горизонта, утопая в пелене облаков, отсюда, с высоты девять тысяч метров похожих на комки белоснежной ваты. Горные пики пронзали эту молочную завесу, словно колонны, подпиравшие сам небосвод.
   Человек, сидевший в кабине истребителя, устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку катапультируемого кресла К-36ДМ и усилием воли расслабив все тело. Самолетом управляла автоматика, уверенно державшая крылатую машину на заданном курсе, проложенном штабными офицерами параллельно границе, в трех десятках километров к северу от нее. Турбореактивные двигатели АЛ-31Ф, мощные и надежные, наполняли кабину "Журавля" ровным гулом, и при этом звуке сердце любого пилота наполнялось уверенностью. Двадцативосьмитонная машина казалась невесомой, стремительная и верткая, абсолютно послушная воле человека, одновременно ее хозяина и раба, жизнь которого зависела лишь от крепости ее крыльев.
   Пилот прилагал немалые усилия, чтобы сохранять спокойствие, но давалось это очень непросто. Нынешний вылет, как и предыдущие, был отнюдь не рядовым. Сейчас любое поспешное решение могло привести к самым скверным последствиям, и гнев начальства, следившего за истребителем с земли, казался не самым худшим из возможного. Прежде это небо, все без остатка, принадлежало лишь ему, сумевшему обуздать грозную стальную птицу, но отныне изменилось многое.
   Совсем недалеко от этих гор, по другую сторону границы, свили свое гнездо столь же грозные небесные хищники, с плоскостей которых кровожадно щерились такие же звезды, только белые. Американцы, явившись непрошенными на Кавказ, ревностно защищали чужое небо, поднимая в воздух все, что могло летать в ответ хотя бы на попытку приблизиться к границе.
   Летчик не сомневался, что сейчас они видят на экранах своих радаров - первым делом надменные янки развернули локаторы, направив их антенны на север, чтобы знать обо всем, что происходит на сопредельной территории - отметку воздушной цели. Что ж, пока он держится в раках приличий, опасаться нечего, а над своей землей он волен делать все, что угодно. В прочем, генералы, кажется, так не считали, иначе, перед тем, как его машина отовралась от взлетной полосы авиабазы в поволжском Ахтубинске, не было бы столь нервного и щедро сдобренного предупреждениями и угрозами инструктажа.
  -- Седьмой, я земля, - голос диспетчера, над которым наверняка нависали, сверкая позолотой на погонах, штабные чины. - Седьмой, доложите обстановку на борту.
  -- Земля, я седьмой, - послушно отозвался пилот, щелкнув переключателем на приборной панели. - Полет нормальный. Нахожусь в квадрате девять-пятнадцать, следую заданным курсом.
   Радио, наверное, не могло передать недовольства, исподволь звучавшего в голосе летчика. Они никогда не занимался медитацией, считая все эти эзотерические фокусы обычной ерундой. Во всяком случае, у опытного пилота на земле хватало забот, чтобы не тратить свое время на пустяки. Но здесь, среди простора небес, он невольно погружался в странное оцепенение, когда сознание словно расслаивалось. Летчик одновременно мог контролировать полет, держа в поле зрения показания всех приборов, и также пребывая в состоянии странного очищения разума, когда открывались все тайны этого странного мира.
   Это были мгновения полного катарсиса, сверхъестественного озарения. Над головой - бирюзовая чаша небосвода, внизу - острия горных пиков, пронзающие белоснежные сугробы облаков, отбрасывая длинные тени, силуэтами схожие с клинками. В спину вонзало свои лучи солнце, уже успевшее вскарабкаться из-за горизонта, хотя там, внизу, для многих рассвет еще не наступил. Сердце летчика билось ровно, мощными толчками разгоняя по телу кровь, а слух ласкала полная скрытого могущества песня реактивных двигателей.
   Сейчас во всем мире их было лишь двое - пилот и стальная "птица", мощная и абсолютно послушная его воле. Человеку не приходилось прилагать ни малейших усилий, чтобы управлять машиной - автопилот делал все лучше и точнее, всегда, пока дело не доходило до боя. "Сухой" шел над хребтом со скоростью восемьсот километров в час - любой ас минувшей мировой войны умер бы от зависти, узнав, что можно летать одновременно так высоко и так быстро. Но тот, кто сжимал в своих руках ручку управления истребителем, знал, что может мчаться втрое быстрее, намного опережая звук и разя на восемьдесят километров точными залпами управляемых ракет.
  -- Вас понял, седьмой, - невидимый диспетчер был спокоен, и, видимо, пытался передать свое спокойствие отделенному от него сотнями километров степных просторов летчику. - Мы ведем вас. Посторонних целей в районе границы и по курсу не наблюдаем. Продолжайте полет согласно заданию.
   "Сухой" находился в зоне досягаемости многочисленных наземных радаров, цепью протянувшихся вдоль южной границы страны, от черноморского побережья до теплых вод Каспия, и потому бортовая радиолокационная станция была отключена, чтобы хоть так не выдавать свое присутствие. На земле, на командном пункте, видели все, что происходит в небе, и могли направить истребитель, немедленно указав ему врага, если только кто-то осмелится незваным пересечь абсолютно неразличимую здесь, во многих километрах от грешной земли, но столь же неприкосновенную, как и всюду, линию государственной границы.
   Полет длился уже больше часа, и пилоту предстояло провести в небе, крепко притянутым к спинке кресла привязными ремнями, еще втрое больше, прежде, чем пневматики шасси снова коснутся бетонного покрытия посадочной полосы "родной" авиабазы. Все привычно до скуки, и только ощущение полной свободы, захватывавшее полностью, без остатка, позволяло смириться со всем прочим.
  -- Седьмой, я земля, - неожиданно истребитель вновь настиг оклик с земли, с далекой сейчас авиабазы, где в сильном напряжении пребывали десятки людей в погонах с самым разным числом звезд и просветов. - Седьмой, две воздушные цели приближаются со стороны грузинской территории к государственной границе. Квадрат восемь-тридцать шесть, дальность двести. Следуйте на перехват в автоматическом режиме.
   Пилот не прикасался к рычагам управления, когда машина, получив команду с земли, изменила курс, сойдя с заранее рассчитанного и утвержденного большими начальниками в штабах, вплоть до штаба округа, маршрута. Летчик, а равно и те, кто находился на земле, пристально следя за ним, еще не знал, что покою и умиротворению приходит конец.
  
   Самолет дальнего радиолокационного обнаружения Е-3А "Сентри", громадный четырехдвигательный лайнер, величаво плывущий над облаками, замкнул очередной, пятый по счету круг, в центре которого находилась грузинская столица. В этот миг на экране радара кругового обзора AN/APY-1, антенна которого, укрытая плоским обтекателем, мерно совершала оборот за оборотом, пронзая пространство невидимым лучом, возникла долгожданная отметка.
  -- Цель в квадрате Браво-шесть, - сообщил оператор, один из дюжины офицеров, находившихся в чреве громадного АВАКСА. - Удаление сто сорок миль, высота двадцать пять тысяч футов.
   "Летающий радар" парил в сотне километров от Тбилиси, на высоте десять тысяч метров. Отсюда его экипаж, а также те, кто на земле принимал сигналы с борат АВКСАа, могли контролировать обстановку в воздухе почти на пятьсот километров, от самого Тбилиси вплоть до Ростова. По многочисленным мониторам ползли, обманчиво неторопливо перемещаясь в небе над Россией, отметки воздушных целей, самолетов, вертолетов, даже такая экзотика, как дельтапланы и воздушные шары, управляемые энтузиастами воздухоплавания. Все это находилось в непрерывном движении, и под постоянным контролем спокойных, расчетливых профессионалов.
   Со своей позиции экипаж Е-3А мог держать под контролем воздушные рубежи Грузии на всем их протяжении, управляя, словно искушенные дирижеры, действиями эскадрилий перехватчиков и дивизионов ракет "земля-воздух". Но в этот раз АВАКС отоврался от земли не для того, чтобы стать краеугольным камнем обороны целой страны.
   Бортовой компьютер "Сентри", непрерывно связанный с наземным командным пунктом, мог удерживать в памяти положение двухсот пятидесяти летательных аппаратов любого типа, намного больше, чем было в воздухе в эти минуты. И потому электроника мгновенно обнаружила появление нового объекта, известив об этом людей.
  -- Наконец-то, - удовлетворенно усмехнулся командир экипажа, офицер с полковничьими погонами. - Передай координаты цели "Орлам". Пора начинать, джентльмены!
   Операторы подобрались, мобилизуя все силы. Им предстояла трудная, утомительная и способная стать весьма опасной работа, на их плечи ложилась ответственность, равную которой не испытывал, пожалуй, никто, кроме каких-нибудь астронавтов, да и те отвечали, по большей части, за свои собственные жизни. Спустя считанные минуты небо над Кавказским хребтом охватит пламя.
  
   Пилот истребителя F-15C "Игл", взлетевшего с тбилисского аэродрома, бесстрастно выслушал команду оператора. Приказ был предельно ясен, не допуская двойного токования, и летчику не оставалось ничего иного, кроме как отрапортовать:
  -- Вас понял, "Око"! Квадрат Браво-шесть. Выполняю!
   Человек и самолет привычно слились в единое целое, идеальное орудие войны, войны двадцать первого века. Одно выверенное движение руки - и истребитель весом в тридцать с лишним тонн, лихо развернувшись, рванулся на север, к границе, стремительно увеличивая скорость. Еще одно движение - и отключены предохранители управляемых ракет, щерившихся из-под плоскостей грозной "птицы".
  -- Орел-два, следуй за мной, - приказал командир звена ведомому пилоту. - Включить форсаж!
   Сопла реактивных турбин "Пратт-Уитни" F100-PW-220 выплюнули языки огня, и истребители сорвались с места, уносясь в сторону окутанных облачным покрывалом горных вершин. Звено, развернувшись широким фронтом, шло по указаниям с борта "Сентри", подпиравшего тылы истребителей. Луч радара стал путеводной нитью для пары F-15C "Игл", указывая пилотам верный курс. Но финальный акт этой драмы зависел лишь от мастерства и выдержки тех, кто управлял боевыми машинами.
  
   Небо над авиабазой Инжирлик раскалывалось от рева турбин. Один за другим, взмывали в небо, разбегаясь по ровной, как стол, протянувшейся от горизонта до горизонта взлетной полосе, истребители, тяжеловесные F-15E "Страйк Игл" и легкие, юркие F-16C "Файтинг Фалкон". Крылатые машины тяжело, с ощутимой натугой отрывались от земли, когда тяга турбин становилась достаточной, чтобы превозмочь массу управляемых ракет и авиабомб, гроздьями свисавших из-под крыльев.
   В воздухе уже находилось полсотни самолетов, все круживших и круживших над аэродромом, и экраны радаров, развернутых по периметру военной базы, пестрели отметками воздушных целей, дружественных, и смертельно опасных для того, кого стратеги из Пентагона вдруг назвали врагом, отдав единственно возможный в этом случае приказ.
  -- Все "птички" уже в воздухе, генерал, - произнес, прижав к щеке трубку спутникового телефона, командир базы, с диспетчерской вышки наблюдавший за тем, как взмывает армада, пока целиком послушная его воле. - Мои парни готовы и ждут вашего приказа!
  -- Великолепно, - раздался в ответ ровный голос генерал-майора Камински. - Все по графику. Я принимаю командование. Настал час для окончательного решения!
   Командир авиабазы не был в восторге при мысли, что его пилотам предстоит выполнять приказы какой-то сухопутной крысы, пусть и с генеральскими звездами на плечах, сидевший сейчас в штабе под Тбилиси. Но офицер, будучи честен перед самим собой, понимал, что только так, сконцентрировав всю мощь в руках одного человека, наделив его всей полнотой власти и возложив одновременно весь груз ответственности, и можно добиться победы над нынешним врагом. В этой войне нет, и не может быть времени для обсуждений, победа здесь достанется тому, кто смел в мыслях, у кого вернее интуиция, кто мыслью способен приближать будущее, превращая желаемое в реальность.
   Напряжение повисло в воздухе, скопившись над военными базами и гарнизонам, раньше обычного поднятыми по тревоге. Солдаты и офицеры, не выспавшиеся, злые, нахохлившиеся, словно усевшиеся на проводах птицы, ждали, чувствуя, как нервная дрожь колотит тренированные тела.
  -- Все на исходных позициях, генерал, сэр, - звенящим о напряжения голосом произнес казавшийся непростительно юным лейтенант, подобострастно взглянув на Мэтью Камински, замершего посреди штабной палатки с телефонной трубкой в одной руке и чашкой кофе в другой. - Генерал? Какие будут указания, сэр?
   Генерал-майор Камински не спешил с ответом, словно что-то останавливало его, удерживало от неизбежного шага. Осознание того, что в его руках, полностью послушная сейчас лишь его воле, сосредоточена колоссальная мощь, сотни самолетов, десятки тысяч солдат, рвущихся в бой и свято верящих в свою победу, невольно внушали гордость, чувство собственного всемогущества. Но при мысли о том, что именно его волей вся эта армада, великолепный в своем смертоносном совершенстве механизм войны, будет брошена в кровавую мясорубку, которая для многих, не было причин сомневаться в этом, обернется пластиковым мешком, офицера невольно охватывал страх, страх ответственности и страх неизбежности, ибо не в его воле было отменить решение, принятое в тишине кабинетов Белого Дома.
  -- Генерал, сэр, - нетерпеливо окликнул своего командира лейтенант, стоявший навытяжку, точно туго натянутая струна, вот-вот могущая лопнуть. - Сэр, мы ждем вашего приказа!
   Командующий Десятой пехотной дивизией Армии США неторопливо отхлебнул свежесвареный кофе, чувствуя, как ядреный, черный, точно деготь, напиток горячей волной омывает изнутри его тело, и отрывисто, до невозможного сухим и бесчувственным голосом выдавил:
  -- Всем эскадрильям лечь на боевой курс! Начинаем, джентльмены!
   Неуловимые секунды - и парившая над Инжирликом стая стальных птиц, подстегнутая непоколебимой волей командующего Десятой легкой дивизией, ныне ставшему во главе всей военной машины, развернутой против южных границ России, устремилась на север.
  
   Система автоматического управления САУ-10, непрерывно получая команды с земли, с пункта управления, расположенного в Ахтубинске, вывела Су-27 в заданную точку с отклонением, ничтожно малым, когда речь идет о скоростях в сотни километров в час. Цепь радаров, развернутых вдоль кавказского хребта, снабжала диспетчера точными координатами и своего, и чужих самолетов, словно нарочно стремившихся в одно и то же место, в центр вычерченного на карте квадрата, разделенного линией границы как раз поровну. Но автоматика была не всесильна.
  -- Перейти на ручное управление, - скомандовал оператор. - Начать поиск цели в пассивном режиме! Как понял, Седьмой?
  -- Принято, - доложил пилот "Сухого", привычно сжимая рычаг управления обтянутой перчаткой ладонью. - Автопилот отключен.
   В эти секунды никто не верил, что обычный облет границы может обернуться чем-то большим, чем-то действительно опасным. Как в старые добрые времена, военных двух держав, одна из которых была и оставалась великой, а другая пыталась ею казаться, играли на виду друг друга мускулами, грозно бряцая оружием. Но именно они были последними, кто решился бы открыть огонь на поражение - люди в погонах всегда лучше прочих осознавали, какая силу может быть спущена с цепи из-за чьей-то глупой ошибки. Но не они принимали окончательное решение.
   Радара истребителя Су-27 по-прежнему был отключен - хватало и данных с наземных локаторов, ни на миг не выпускавших летевшие на большой высоте цели из поля зрения. Но пилот, в распоряжении которого была до сих пор не знавшая аналогов техника, мог видеть противника и сам, напрямую, ничем не выдавая себя. Теплопеленгатор ОЛС-27 оптико-электронной прицельной станции ОЭПС-27 уловил испускаемое находившимися пока по ту сторону границы самолетами тепло, исходившее от двигателей, работавших на полную мощность, и от обшивки, раскалившейся при трении о воздух, наверняка выдававшее положение незваных гостей.
  -- Вижу две воздушные цели, - бесстрастно, хотя сердце его в эти мгновения волнительно затрепетало, сообщил на землю пилот "Сухого", поглаживая большим пальцем кнопку пуска ракет. - Дальность пятьдесят, высота девять тысяч. Следуют встречным курсом. Жду указаний, земля!
   Истребитель нес полный боекомплект. С внешней подвески грозно уставились на горизонт заостренными обтекателями четыре ракеты "воздух-воздух" Р-27Р и столько же Р-73 с тепловым наведением, предназначенных для боя накоротке, а патронный ящик тридцатимиллиметровой пушки ГШ-301 был до отказа набит снарядами. Сдержать себя было не просто даже для такого профессионала, каким был пилот истребителя. Он знал, что никогда не получит такой приказ, но сейчас, когда противник был так близок, так уязвим желание выяснить кому же владеть этим небом, было сильнее, чем когда-либо прежде.
  -- Продолжайте сопровождение. На провокации не отвечать, в случае попытки войти в воздушное пространство России немедленно сообщать на командный пункт. Не предпринимать никаких самостоятельных действий, Седьмой!
   Там, на земле, нервничали, и это было понятно. Пожалуй, прежде военным двух великих государств почти не доводилось сходиться лицом к лицу так близко, проверяя на прочность нервы, собственные, и соперников. И никто сейчас не хотел допустить ошибку, своей поспешностью, невыдержанностью поставив под угрозу свои и чужие жизни или хотя бы карьеру.
  -- Приказ понял, - с ленцой произнес пилот, не сводя взгляда с экрана, по которому ползли, неуклонно сокращая расстояние, отметки американских самолетов. - Сопровождение целей продолжаю. Ожидаю дальнейших указаний.
   Полет продолжался, заставляя летчика целиком погрузиться в управление машиной, лишь краем сознания следя за перемещениями отметок чужих самолетов - те оставались по другую сторону границы, и оттого как будто не существовали сейчас. На передовом командном пункте американской армейской группировки, развернутом прямо на летном поле тбилисского аэродрома, в этот момент отсчитывали последние секунды повисшей над границей тишины.
  
   Расстояние до границы сократилось, сжавшись до каких-то полутора десятков миль. "Сентри", команды с борта которого и вели пару истребителей "Игл", сделал свое дело, и командир звена, бросив взгляд на индикатор навигационной системы, отдал приказ:
  -- Включить радар!
   Лучи бортовых локаторов AN/APG-63 метнулись вперед, пронзая пространство, и спустя мгновение, наткнувшись на некое препятствие, поднятое неведомой силой на высоту добрых пяти миль, вернулись, превратившись в пульсирующую точку на экранах.
  -- Есть контакт, - сообщил командир звена. - Вижу цель. Дальность - тридцать миль. Готов к атаке.
  -- Это "Фланкер"! Оружие к бою. Уничтожить цель!
   Пилоты, словно заправские роботы, одно целое со своими самолетами, мощными и смертоносно опасными для всего, что способно летать, не ведали сомнений. Они делали свою работу, и делали ее почти идеально. В кабинах одновременно прозвучал звуковой сигнал, и ведомый, коснувшись переключателя на приборной консоли, четко произнес в эфир:
  -- Есть захват! Русский у меня на мушке! Ракеты наведены!
  -- Огонь!
   Одно движение, клавиша плавно погрузилась в приборную панель, и две ракеты AIM-120A, одна следом за другой, соскользнули с пилонов истребителя, исчезая за горизонтом. Лучи бортовых радаров замкнули своими сузившимися до предела конусами цель, и бортовые компьютеры истребителей непрерывно посылали вдогон ушедшим ракетам координаты чужой машины.
   Росчерки ракет сверкнули над облаками. Расстояние стремительно сжималось, миля за милей сгорали в пламени твердотопливных двигателей, и вот активные головки наведения сами, наконец, "увидели" цель. С этой секунды изменить что-либо не в силах были и американские пилоты.
  
   Система предупреждения об облучении СПО-15 "Береза" подала голос внезапно, заставив пилота вздрогнуть. Кабина "Сухого" наполнилась мерзким визгом, ввинчивавшимся в уши, отзывавшимся тянущей болью в зубах, будто летчик набил рот арктическим льдом.
  -- Какого черта? - пилот пробежался чуткими пальцами по переключателям, с паническими нотками произнеся в эфир: - Земля, я в захвате! Повторяю, американцы взяли меня на прицел! Они наводят ракеты! Земля, отвечайте!
   Любой пилот знал, что означает этот противный, монотонный писк. Невидимая нить, луч радара, связал два самолета, находящиеся по разные стороны границы, словно не существовавшей здесь, высоко в небе. И по этому лучу, точно по струне, могли помчаться, опережая звук и саму мысль, несущие смерть ракеты.
  -- Земля, какого черта происходит? - не скрывая волнения, неуклонно перерастающего в нечто большее, кричал в эфир пилот. - Земля, ответьте же!
   Четыре искры, четыре рукотворных болида скользнули над облаками, метнувшись к истребителю, судорожно дергавшемуся в перекрестье лучей чужих радаров, точно угодившая в паутину муха.
  -- Земля, по мне выпущены ракеты, - кричал пилот, чувствуя, как перегрузка наполняет его тело непривычной свинцовой тяжестью, вдавливая в спинку катапультируемого кресла. - Я атакован! Выполняю противоракетный маневр!
   Не верилось, что это происходит не в ночном кошмаре, а наяву. Американцы атаковали, коварно, подло, ударив внезапно, заведомо лишив противника шанса увернуться от этой атаки - они били наверняка. Линия границы не стала преградой для их ракет, со скоростью, вчетверо превышавшей звук, сближавшихся к мгновенно превратившимся в беспомощную мишень "Сухим".
   Для пилота истребителя в эти секунды проблемы выбора не было, как не было места и времени для размышлений о происходящем. Это могло быть ошибкой, досадным недоразумением, и, возможно, потом дипломаты под звездно-полосатым знаменем станут долго и искренне извиняться, но летчик, управлявший "Сухим", не хотел слышать речи заморских чиновников из-под могильной плиты.
  -- Седьмой, Седьмой, - доносилось вослед. - Что происходит, Седьмой! Доложите обстановку, приказываю!
   Летчик внезапно атакованного самолета не хотел, да и не мог ответить. Он вовсе не был таким беспомощным, хотя и не ожидал атаки. Пилот верил в свою крылатую машину, не сомневаясь, что ей суждено господствовать в любом небе, и сейчас истребитель, бездушный кусок металла, благодарил человека за эту искреннюю веру.
   "Сухой", брошенный в крутой вираж, камнем рухнул вниз, пронзая завесу облаков. Истребитель стрелой мчался к земле, щедро рассыпая за собой облака дипольных отражателей. Установленные в кормовой балке автоматы выброса пассивных помех АПП-50 освобождались от своего груза, выстреливая патроны с фольгой, превращавшиеся для чужих радаров, мертвой хваткой впившихся в "Сухого" своими лучами, в новые и новые цели. Завеса диполей непроницаемым занавесом развернулась в пространстве, делая Су-27 невидимым.
   Ракеты "воздух-воздух", словно привязанные, выполнили маневр, зеркально отражение эволюций "Сухого", преследуя энергично маневрировавший самолет, заходя ему в корму. Развернувшееся в воздухе серебристое облако ложных целей завесило истребитель, и две AIM-120A, не снижая скорости, воткнулись в эту колышущуюся занавесь, вспыхнув крохотными рукотворными звездами.
   Заваливаясь на крыло, Су-27 развернулся носом в сторону границы, туда, откуда бесстрастно наблюдали за будто бы обреченным противником американские пилоты. "Береза" завывала все пронзительнее, но пилот заставил себя не слышать этот мерзкий звук - выжить едва ли было возможным сейчас, и оставалось только сражаться.
   На мгновение противники оказались на одной линии - "Сухой", преследуемый сверхзвуковыми "роботами" AMRAAM, и звено F-15C, пилоты которых уже мысленно рисовали на фюзеляжах отметки о первых победах. Луч бортового радара "Меч" метнулся над облаками, над горными пиками, впившись в один из "Иглов", и летчик, сидевший в кабине Су-27, не мешкая, даже не задумываясь о том, что делает, до хруста в суставах вдавил кнопку пуска ракет.
  -- Получите, суки! - азартно вскричал пилот, и рык его перекрыл надсадный визг системы предупреждения об облучении.
   Четыре Р-27Р, "главный калибр" русского истребителя, отделились от подфюзеляжных узлов подвески, моментально растворяясь на горизонте. Яркая точка на экране, вражеский истребитель, отделенный ничтожными по меркам воздушного боя шестью десятками верст, лихорадочно дернулась из стороны в сторону, пытаясь вырваться из невидимого конуса локаторного луча. "Сухому" предстояло оставаться на курсе еще несколько мгновений, указывая радаром цель своим ракетам.
  
   Импульс чужого радара коснулся сенсоров обнаружительного приемника ALR-56, стремительным разрядом промчавшись по электрическим цепям, чтобы превратиться в предупреждающий зуммер, тревожно заверещавший в кабине истребителя F-15C "Игла". Американский пилот, действуя вполне бессознательно, на голых рефлексах, изо всех сил рванул на себя рычаг штурвала, и "Игл", словно став на дыбы, взвился в поднебесье, уходя в зенит, будто заправская космическая ракета.
  -- Это Орел-два, я в захвате, - кричал в эфир летчик, все воображение которого в эти секунды заняли приближавшиеся с севера огнехвостые кометы. - Я атакован!
  -- Второй, это первый, маневрируй! Ставь помехи! Срывай захват, черт возьми!!!
   От перегрузки темнело в глазах, во рту появился металлический привкус крови, но сознание не покинуло летчика. Пилот ведомой машины всей ладонью ударил по приборной панели, и бортовая станция постановки помех "Орла" AN/ALQ-135(V) хлестнула по антенне "Фланкера" и головкам наведения русских ракет потом хаотичных импульсов, ослепив вражеского пилота. Одновременно устройства выброса ложных целей ALE-45 выплюнули целый ворох дипольных отражателей, плотными облаками окутавших истребитель.
   Луч русского радара, разбившись на сотни эхо-импульсов при столкновении с диполями, стеной повисшими между противниками, умчался назад, сопровождаемый ложными сигналами, порожденными станцией радиоэлектронного противодействия. Пилот "Игла" выровнял машину, чувствуя, как судорогой сводит напряженные руки. Спустя несколько мгновений в небе по ту сторону границы вспух огненный шар, болидом рухнувший на далекую землю.
  
   Русский пилот рискнул, и проиграл. "Сухой", словно зависший напротив пары чужих самолетов, оставался на месте лишь несколько секунд, подсвечивая вражеские машины лучом радара, указывая верный курс мчавшимся над вершинами гор Р-27Р. Но в последний миг ракеты, полуактивные головки наведения которых вдруг перестали видеть цель, словно соскользнули со струны радарного луча, уходя в сторону от американских самолетов. А через секунду две ракеты AMRAAM одновременно разорвались под самыми соплами движков Су-27.
  -- Я подбит, - закричал в эфир пилот, не зная, слышит ли его кто-нибудь. - Прямое попадание! Покидаю машину!
   Двадцатидвухкилограммовые осколочные боеголовки почти полностью уничтожили хвостовую часть Су-27, искорежив сопла турбин, в клочья изодрав потоком стальной шрапнели сталь обшивки и изрешетив топливные баки. Самолет подбросило верх на несколько метров, а затем крылатая машина весом в двадцать восемь тонн неуклюже клюнула носом, уходя в пике.
   Летчик "Сухого" со всей мочи дернул рычаг катапульты, фонарь кабины, отброшенный взрывами пиропатронов, отлетел в сторону, и могучая сила вытолкнула прочь сорванное с креплений кресло с намертво притянутым к нему пилотом. В лицо ледяным клинком ударил набегающий поток воздуха, разбившись о пластиковые очки и полусферу шлема, хлопнув, развернулась над головой полотнище парашюта, и человек, неторопливо приближавшийся к земле, увидел, как объятый пламенем истребитель, и сейчас не подведший своего летчика, вонзился в заснеженный склон. По ушам ударил грохот взрыва, взметнулся фонтан огня, кольцо разлетелись вокруг пылающие куски обшивки истребителя, ценой своего существования все же спасшего доверившегося ему человека.
  
   На командном пункте в Ахтубинске наступила напряженная тишина. Диспетчер, склонившийся над пультом, боялся обернуться, затылком чувствуя дыхание нависшего над ним генерала Волкова. Командующий Военно-воздушными силами возвышался над офицерами, словно гранитный утес, вперив неподвижный взгляд в экран радара.
  -- Какого черта, - выдавил из себя Волков, взглянув на командира базы. - Что происходит? Связь с пилотом, немедленно!
   На глазах главкома - словно специально выбрали день и час - разворачивалась настоящая драма, и генерал сам отказывался верить собственным глазам и ушам, невольно пытаясь подобрать мысленно менее пугающее объяснении происходящему. Тщетно - это был не сон и не морок, рожденный хотя бы той же усталостью.
  -- Мы потеряли машину, - вместо опешившего офицера глухо ответил диспетчер. - Седьмой сбит!
   Командир авиабазы и старшие офицеры, почетная свита Волкова, вздрогнули, разом взглянув округлившимися не то от страха, не пока лишь от удивления глазами на диспетчера, словно ожидая, что сейчас он рассмеется, объявив об удачной шутке.
  -- Это война! Американцы сбили наш самолет в нашем воздушном пространстве! - Командующий ВВС первым вышел из ступора. Сердце Волкова было готово вырваться из груди, а руки вдруг мелко задрожали. - Это прямая агрессия, угроза безопасности! Немедленно связь со штабом округа и с Кремлем! Объявляю боевую тревогу! Всех в ружье!
   Панический сигнал не успел покинуть контрольную башню авиабазы в Ахтубинске. Люди не могли соперничать реакцией с техникой, на осмысление происходящего ушли лишь секунды, но они оказались решающими. Спустя всего четыре минуты авиабаза перестала существовать.
  
   Все решали первый удар, или почти все. и потому с передового командного пункта, развернутого на окраине Тбилиси, за поединком, завязавшимся в небе над границей, следили десятки глаз, полных азарта, тревоги, ярости и страха. русский воздушный патруль казался ключом всей обороны, и когда отметка, обозначавшая чужой самолет, исчезла с экранов, взволнованный оператор, обернувшись к генералу Камински, торопливо, чуть заметно дрожащим голосом произнес:
  -- "Фланкер" на земле, сэр! Попадание в "десятку"!
  -- Великолепно, - оскалился командующий Десятой пехотной дивизией, чувствуя, как адреналин хлынул в кровь. Вот оно, началось: - Всем "зеленый свет"! Общая атака!
   Приказ подхлестнул воздушную армаду, смертоносной волной захлестывавшую предгорья Кавказа. Сжатый кулак, способный сокрушить любую оборону, распался, превращаясь в удар растопыренной пятерней. Разделяясь на потоки, когтями впивавшиеся в границу, ударный эшелон хлынул на север, не сдерживаемый больше никакими приличиями и условностями.
  -- У нас нет выбора, - с мрачной решимостью, яростно сверкнув глазами, произнес Мэтью Камински, и в эти мгновения его акцент стал заметен, как никогда прежде. - Только победа, джентльмены. Я хочу, чтобы каждый из вас, все мы выложились на сто десять процентов, иначе нас всех ждет крах. Уничтожить врага, как организованную силу, или быть уничтоженными самим - третьего не дано. А я умирать не спешу, даже во славу Америки. Лучше вместе со всеми торжествовать триумф, наш триумф!
   Наступление на южном направлении началось одновременно с ударами, нанесенными с запада, севера и востока по сходящимся направлениям. Стрелки на картах смыкались точно там, где находилась столица России.
  
   Развернутые вдоль кромки летного поля военного аэродрома в Буденновске антенны систем радиоперехвата были похожи на огромные уши, чутко вслушивавшиеся во все, что происходило по ту сторону не такой уж далекой - две с половиной километров трудно назвать действительно большим расстоянием - границы. Там, за горами, окопались, намертво вцепившись в скудную землю Грузии, американцы, непрошенные гости, явившиеся в горную республику в составе аж двух дивизий, и это одно стоило пристального интереса. И потому десятки солдат и офицеров и радиотехнических войск целыми днями не отходили от своих приборов, пытаясь понять, что и как делают вечно вероятные противники, раскрыть тайны мастерства их радистов, разгадать шифры - тот, кто больше знает о противнике, пусть даже - а порой и именно - чаще всего одерживает победу.
   Несмотря на то, что до границы оставались еще сотни километров, здесь, в Буденновске, находился форпост, передовой дозор обороны. Чтобы огромный организм под названием армия не просто существовал, а действовал, тем более, чтобы он действовал эффективно, необходима четкая координация, связь между частями его, подчас разнесенными на огромные расстояния, но должными выполнять синхронно, с точностью до минуты, любой приказ. И потому здесь были уверены - если противник, укрывшийся за горами, решится на какую угодно провокацию, об этом успеют узнать, предупредив, кого следует. Неожиданностей е должно было произойти, но то, что началось в эти секунды, назвать иначе было просто невозможно.
  -- Товарищ майор, - старший сержант, внезапно вздрогнув, отоврался от индикаторов, перемигивавшихся между собой, окликнув командира смены. - Товарищ майор, резко возросла интенсивность радиообмена на грузинской стороне. Передачи идут сразу на всех стандартных частотах служебного диапазона американцев.
   В голосе сержанта слышалось неподдельное беспокойство, и майор, едва не поставив мимо стола кружку со свежезаваренным чаем, бросился к своему подчиненному, кинув цепкий взгляд на приборы.
  -- Мать их! - раздраженно бросил майор, как и любой смертный, меньше всего любивший неизвестность и неожиданности - по своему опыту он точно знал, что приятными сюрпризы бывают ничтожно редко. - Что еще за чертовщина?
   Показания приборов не могли иметь двойного толкования. По ту сторону границы разом заработали, переходя на передачу, десятки, сотни мощных радиостанций. Были забиты все частоты, армейские, и те, что использовали ВВС заклятых "партнеров", окопавшихся за хребтами Кавказа, словно за стенами неприступной крепости.
  -- Радиограмму в штаб округа, срочно, - приказал майор. Доложить ситуацию, запросить дальнейшие указания. Обо всех изменениях сообщать мне немедленно!
   Офицер не мог знать, что происходит на сопредельной территории, но твердо уяснил одно - подобная активность не может не иметь последствий. Но пусть головы теперь болят у тех, у кого звезд на погонах больше, да и сами те звезды куда как крупнее, чем его одна, сиротливо лежащая меж двух просветов.
  -- Есть радио в штаб округа, - скороговоркой отозвался прапорщик, заместитель начальника дежурной смены. Он едва коснулся приборной панели радиостанции, как тотчас скривился, рывком стащив наушники с коротко стриженой головы: - А, черт!!! Сильнейшие помехи, связь невозможна!
   В душе майора всколыхнулись какие-то недобрые предчувствия. Он не мог знать, что в эти мгновения пара самолетов радиоэлектронной борьбы EF-111A "Рэйвен", "зависнув" над горными пиками, обрушила на простиравшиеся к северу степи поток мощнейших помех, импульсов колоссальной силы, блокировавших разом большинство доступных диапазонов, моментально "ослепивших" радары, шарившие невидимыми щупальцами своих лучей в небе над линией, где кончалась сама Россия.
   Мощный взрыв, прогремевший, казалось, над самой головой, заставил майора упасть, требовательно толкнув того в спину ударной волной. А следующая бомба угодила как раз в обжитую бойцами подразделения радиоперехвата палатку, изрешетив градом осколков тонкий брезент и превращая все, что находилось внутри, в чудовищную мешанину мяса, крови и металла.
  
   Четверка истребителей F-16C "Файтинг Фалкон" шла на малой высоте, словно самолеты ползли по-пластунски, постоянно рискуя, угодив в воздушную яму, врезаться в скалы. Подфюзеляжные воздухозаборники, походившие на распахнутые акульи пасти, жадно вбирали холодный предрассветный воздух, прогоняя его до самой камеры сгорания, где жарко пылало пламя, толкавшее вперед машины, весившие, ни много, ни мало, двадцать две, без какой-то четверти, тонны. Укрываясь за складками гор, куда не мог проникнуть всевидящий взгляд радаров, "Боевые соколы" уверенно двигались к цели, не существуя для врага до самого последнего мгновения, когда изменить что-либо будет невозможно.
   Для пилотов, замкнутых в тесноте напичканных электроникой кабин многоцелевых истребителей, перестали существовать в один миг границы, любые правила, прежде сдерживавшие этих горячих парней. Каждый из них сейчас желал только одного - сойтись с противником вплотную и ударить наверняка, насмерть, так, чтобы никаких шансов, ни малейшей возможности ответить, пусть и в агонии.
   "Фалконы", снизившись до опасного предела, скользили по дну извилистых ущелий, то скатываясь по крутым склонам вниз, то вновь карабкаясь наверх, чтобы, преодолев очередной гребень, опять нырнуть в спасительную тесноту лощины. Истребители защищали не только горы - в нескольких десятка миль позади них парил в вышине, расправив крылья, постановщик электронных помех EF-111A "Рейвен". За несколько мгновений до того, как "Соколы" вышли на рубеж атаки, экипаж самолета радиоэлектронной борьбы привел в действие мощный бортовой комплекс AN/ALQ-99E. Десяток передатчиков, скрытых под стремительными обводами фюзеляжа "Ворона" исторг поток помех, лавиной хлынувших на сопредельную территорию, непроницаемым пологом окутывая скользившие вдоль горных склонов истребители.
   Десятки радаров вмиг "ослепли", и операторы, в тихой панике терзавшие приборные панели, моли видеть только мельтешение "крупы" на экранах, а их коллеги крутили верньеры настройки радиостанций, всюду, на любой частоте неизменно натыкаясь на треск помех, ватным одеялом глушивших любую попытку докричаться хотя бы до своих соседей. Радиосигнал не мог преодолеть и нескольких километров, увязая в хаосе электромагнитной бури - десятки постов радиолокационного наблюдения оказались слепы, глухи и немы, а это означало, что настал черед пилотам "Скоколов" продемонстрировать свое мастерство.
  -- Всем внимание, - четко произнес в приближенный к уголку рта микрофон командир ударной группы, одной из первых приблизившихся к проведенной где-то по склонам и вершинам линии границы. - Получен "зеленый свет". Дано добро на атаку. Вперед, парни! Форсаж!
   В камеры сгорания турбореактивных двигателей хлынуло напрямик из баков топливо, и истребители, выпростав позади себя языки пламени, словно сорвались с привязи, со всей возможной скоростью метнувшись в пробитую "Рейвеном" брешь. Земля уходила куда-то вниз, подергиваясь серой дымкой, "Фалконы" свечой устремились в зенит, набирая высоту, чтобы оттуда разить уверенно и точно, угрожая любому противнику. Черта, отделявшая Россию от всего остального мира, осталась позади, мили улетали прочь.
  -- Две минуты до зоны нанесения удара. Оружие к бою! Полная готовность!
   Пилоты жаждали боя, желали боле всего показать всем свое мастерство, нанеся после первого же вылета на кили отметки сбитых чужих машин, но именно воздушный бой был возможен менее всего сейчас. На всякий случай на законцовках крыльев ждали своего часа ракеты "воздух-воздух", безотказные AIM-9M "Сайдвиндер", но их черед должен был наступить вовсе не сегодня.
   "Боевые соколы", словно настоящие ловчие птицы, увидевшие из поднебесья желанную добычу, мчались быстрее звука, пожирая милю за милей. Впереди, уже менее чем в полусотне километров, диспетчеры военного аэродрома в Буденновске, как и многие их товарищи по оружию, в недоумении крутили настройки радаров и радиостанций, пытаясь понять, какие силы могли вмешаться в уверенную работу прежде такой надежной, несмотря на явную устарелость, техники. Они не видели расходившиеся широким фронтом истребители, приближавшиеся с юга.
  -- Мы на рубеже атаки, - командир группы, одновременно управляя своей машиной, готовя оружии к бою, успевал руководить своими подчиненными, чтобы вся четверка действовала слаженно, точно одно целое. - Открыть огонь! Пуск!
   С подкрыльных пилонов пары "Фалконов", разошедшихся по флангам, сорвались, уносясь к горизонту, ракеты HARM. Казавшиеся несуразно большими в сравнении со своими носителями, сейчас они мгновенно превратились в едва различимые на фоне неба черточки, мчавшиеся к цели со скоростью, почти вдвое превышавшую скорость звука. Ни отразить эту атаку, ни уклониться от нее было практически невозможно.
   Все характеристики чужих локаторов, сейчас вслепую шаривших лучами в небе над авиабазой, были известны давно, и не было причин полагать, будто противник что-то изменит. Едва отделившись от узлов подвески, пассивные головки наведения ракет AGM-88A захватили цели, ринувшись к ним по протянувшимся с земли лучам, точно по туго натянутой струне. А вслед им уже пикировали, раскрыв узкие крылья, планирующие бомбы AGM-154A JSOW, впервые сейчас в бою, а не на маневрах где-нибудь в сердце Невады примененные с борта истребителей F-16C. Им не нужно было целеуказание извне - спутниковая навигационная система безошибочно выводила "умные" бомбы, начиненные каждая полутора сотнями малокалиберных гранат, к простору русского аэродрома.
  -- Сброс произвел, - один за другим докладывали пилоты "Фалконов", заметно полегчавших в одно мгновение.
  -- Разворот на курс один-восемь-пять, - скомандовал лидер группы. Плох тот пилот, что бежит от боя, но еще хуже командир, что заставляет рисковать своих бойцов, бросая их в пекло, хотя даже самая большая жертва и не решает абсолютно ничего. - Задача выполнена. Возвращаемся на базу.
   Все четверо одновременно выполнили маневр, разворачивая машины на обратный курс. А ракеты, пронзая воздух, мчались к цели, манившей, притягивавшей, словно пламя свечи в ночной мгле - беспечного мотылька. На земле никто ничего не успел заметить, когда рой ракет, накрыв авиабазу, разорвался, обрушив на землю град стальной шрапнели. Четырех боеголовок по семьдесят килограммов хватило, чтобы густо засеять сталью пространство в несколько сот квадратных метров. Поток осколков пронзали антенны, дырявил стенки палаток и крыши вагончиков-"кунгов". А затем над летным полем появились бомбы JSOW. Чуть отстав от стремительных ракет, они не сбились с курса, и на земле разверзся настоящий ад, что не снился и самому Босху в его самых мрачных кошмарах.
   Крылатые бомбы, снижаясь до высоты в несколько десятков метров, скользнули над бетонкой, рассыпая следом за собой смертоносную начинку. Малокалиберные суббоериппасы BLU-97/B ковром накрыли аэродром, мгновенно окутавшийся "кустами" взрывов. Вспыхнул стоявший в начале взлетной полосы "Грач", штурмовик Су-25, вокруг которого суетились авиатехники, готовя стальную птицу к очередному вылету. Рядом взорвался, выбросив в небо фонтан пламени, топливозаправщик ЗИЛ, и волна огня обдала пару бомбардировщиков Су-24, мгновенно вспыхнувших, точно спички.
   Казалось, небо обрушилось на аэродром, мгновенно покрывшийся сплошным ковром взрывов. Кумулятивно-осколочные бомбы сыпались и сыпались, засевая летное поле, превращая офицеров и солдат в забывшее все уставы и правила стадо, движимое лишь одним единственным чувством - паникой. Всюду, куда бы ни пытались бежать ошеломленные, перепуганные до полусмерти люди, они натыкались на стену огня, их хлестали потоками свинцового дождя осколки. Взрывались резервуары с топливом, и к небу поднимались черно-оранжевые колонны пламени, а брызги горящего керосина, бензина, тяжелой солярки разлетались на тысячи метров.
   Волны ракет и управляемых бомб захлестнули не только Буденновск, но и Моздок, и Каспийск, и прочие авиабазы, развернутые в предгорьях. Атака была внезапной, стремительной и неотвратимой, последствия - вполне заслуживающими того, чтобы называться катастрофическими. В течение нескольких минут была уничтожена или выведена из строя почти вся авиация, развернутая вдоль южной границы России на Кавказе. Десятки вертолетов, фронтовые бомбардировщики, штурмовики, разведчики и транспортные самолеты погибали на земле, беспомощно и глупо, и их пилоты лишь могли видеть, как догорают остовы грозных "Грачей" и неуязвимых "Крокодилов".
   А высоко в небе, не видя того, что творилось на земле, мчались на север, разворачиваясь широким фронтом, тяжелые истребители F-15E "Старйк Игл" и старые, но мощные тактические ударные самолеты F-111F "Эрдварк", взявшие курс с авиабазы в Инжирлике на Ставрополь, Новороссийск и Ростов-на-Дону. С каждой минутой все большие силы переходили в воздушное наступление, и за всем этим с земли, одновременно из Рамштайна и Тбилиси, наблюдали пока остававшиеся в тени дирижеры симфонии смерти, грохотавшей над русскими просторами.
   Технические возможности двадцать первого века, окончательно вступившего в свои права, позволяли агрессору оценить результаты своих действий почти мгновенно, корректируя планы, немедленно изменяя их в соответствии с ситуацией, которую в любом случае невозможно было просчитать до конца. Спутник оптической разведки "Ки Хоул-11", мчавшийся в безвоздушном пространстве со скоростью почти восемь метров в секунду, вперил свои объективы в затянутую тонкой пленкой облаков поверхность планеты. Мгновение - и превращенные в набор электрических импульсов снимки, возмущая эфир, умчались к висевшему на геостационарной орбите спутнику связи, чтобы еще несколько секунд спустя вновь стать изображением, на этот раз - на экранах в центре обработки информации. А сателлит, продолжая свое невероятно долгое падение, унеся за горизонт, уступая место своему брату-близнецу, еще находившемуся над восточной частью Атлантики.
  -- Генерал, сэр, - один из офицеров, находившихся на командном пункте, обратился к нервно вышагивавшему под брезентовыми сводами Камински. - Все экипажи доложили о выполнении своей задачи. Мы получим картинку в течение ближайшего часа.
   Мэтью Камински поморщился от досады. Как бы далеко ни шагнула техника, обработка данных все равно занимает немало времени, особенно по меркам современного боя, динамичного до предела, когда не хватает подчас никакой реакции. Однако это не было действительно серьезной проблемой, являясь, скорее, мелкими текущими трудностями. Все же, не без гордости подумал генерал, он сам оказался в более выгодном положении, чем те же русские со своими допотопными "космическими шпионами", передававшими собранную информацию в виде сбрасываемых на землю кассет с фотопленкой, которые еще сперва нужно отыскать в тайге или болотах.
  -- Направить на разведку авиацию, - распорядился генерал, каждое слово которого с жадностью ловили штабные офицеры. - Мне нужны данные о результатах атаки немедленно!
   Беспилотный разведчик RQ-1A "Предейтор", перевалив через кавказский хребет вслед за армадой истребителей, изменил курс, развернувшись в сторону Буденновска. Крылатый "робот", снизившись до полутысячи метров, не спеша прошел над авиабазой, и установленные на стабилизированной платформе под фюзеляжем видеокамеры хладнокровно зафиксировали панораму разрушения.
  -- О, черт, как в преисподней! - покачал головой оператор, перед которым во всех подробностях разворачивалась картина последствий авианалета.
   Сквозь завесу густого дыма можно было не без труда разглядеть останки самолетов и вертолетов, распластавшиеся по бетонному покрытию посадочной полосы, обугленные автомобили, разбросанные повсюду тела тех, кого бомбардировка застала под открытым небом. Инфракрасная камера давала не лучшие результаты - яркие пятна пожаров, вспыхнувших на месте емкостей с авиатопливом, заслоняли собою все прочее.
  -- Не думаю, сэр, что там что-то еще может летать, - произнес офицер, обернувшись к стоявшему в стороне генералу Камински. - Русская авиация вышла из игры, скорее всего, очень надолго.
  -- Что ж, первый раунд за нами, - как профессиональный боксер, промолвил командующий Десятой пехотной дивизией. - Нельзя позволить противнику оправиться от такого потрясения. Мы атаковали лишь передовые части русской армии, и этот успех вовсе не означает победу. Нельзя ни на миг ослабить натиск!
   Возможно, из-за океана трудно было рассмотреть во всей мощи того противника, сокрушить которого ныне предстояло, пусть и не в одиночку, Мэью Камински, но отсюда, со склонов гор Кавказа, возможности врага были отлично видны и не могли не внушать уважения. А потому только так, не теряя ни секунды, наступая, беспрерывно атакуя, можно было сперва лишить его боевого духа, а затем уж уничтожить физически, если на той стороне так и не решатся прибегнуть к спасительной капитуляции, вовремя вытащив на свет божий белые флаги.
  -- Генерал, сэр, - в штабную палатку, дававшую защиту лишь от ветра и дождя, и под прямыми лучами южного солнца превращавшуюся в подобие знаменитой русской бани, буквально ворвался один из адъютантов Камински. - Генерал, донесение из Поти. Транспортное судно "Джиллиленд" только что ошвартовалось в порту.
   Не было нужды пояснять, кого доставил на грузинскую землю громадный ролкер, способный за раз перевезти десятки тысяч тонн груза за тысячи миль, хоть через океан. Десантники из Сто первой дивизии, его, Мэтью Камински, пехотинцы - это хорошо, но сто двадцать танков "Абрамс", основа боевой мощи Третьего бронекавалерийского полка - еще лучше.
  -- Передайте мой приказ генералу Хоупу, - торопливо произнес Камински. - Пусть форсируют выгрузку техники и людей. Объявить для всего полка четвертый уровень готовности. Обо всех изменениях, о ходе выгрузки докладывать мне немедленно!
   Операция развивалась во времени с точностью хорошо выверенных часов. Каждый солдат, каждая частичка колоссального по масштабу и пугающего своей смелостью - а также возможными последствиями - замысла занимали свое место точно тогда, когда это было нужно. Это была, если продолжать уже набившую, должно быть, оскомину аналогию с шахматами, самая странная партия, когда фигуры появлялись на сперва пустой доске лишь за миг до того, как им предстояло сделать свой ход. Как бы хорошо ни работала разведка врага, у его командиров не будет времени ни для того, чтобы понять, чего ожидать от противника, ни для того, чтобы хоть что-то попытаться изменить. Не пройдет и нескольких десятков минут, как над русскими гарнизонам стихнет грохот взрывов, его сменит лязг гусеничных траков.
  
   Бригадный генерал Хоуп получил приказ спустя десять минут после того, как грузовые аппарели, точно гигантские сходни, с глухим лязгом ударили о пирс грузинского порта Поти. Громадный транспорт, в чреве которого без особого труда уместился целый полк, за исключением, разве что, вертолетной бригады, добиравшейся до нового места дислокации по воздуху, своими ли ходом, или же на борту тяжелых самолетов "Старлифтер" и "Гэлакси", рукотворной горой нависал над портовыми постройками, соперничая внушительностью с вершинами гор настоящих.
   С ходвого мостика громадного транспорта Элайджа Хоуп, ощущая себя оседлавшим господствующую высоту полководцем, мог обозревать окрестности, наблюдая, как стекают на причал, покидая гулкий трюм, танки и бронемашины, как струится по пирсам пятнисто-зеленый поток - бойцы его полка, радуясь, что ощущают под ногами твердую землю, спешили выбраться на свежий воздух, оглашая окрестности дробным топотом ботинок и громкими возгласами довольных жизнью людей, молодых и полных сил.
  -- Сэр, - увлекшегося созерцанием окрестностей Хоупа окликнул вошедший на мостик радист. - Генерал, срочное сообщение. Президентом объявлено чрезвычайное военное положение!
   Война! Сердце генерала судорожно сжалось, но мгновение спустя вновь застучало в прежнем ритме, мощными толчками размеренно разгоняя по жилам горячую кровь.
  -- Вот как? - Элайджа Хоуп насмешливо вскинул брови, взглянув на моряка: - Что ж, значит, началось, сынок. Хорошо, не пришлось ждать слишком долго. И кто же теперь наш враг, энсин?
   Генерал Хоуп с самого начала понимал, что вся эта суета с передислокацией не может не обернуться чем-то серьезным, и сейчас не испытывал ни удивления, ни волнения. Он был готов услышать то, что услышал сейчас, скорее удивившись бы, если что-то подобное не случится.
  -- Мы вступили в войну с русскими, - дрогнувшим голосом произнес моряк, словно сам же не веря своим словам. - Генерал, сэр, вашему полку предписано поступить в распоряжение командующего Десятой пехотной дивизией. Генерал Камински только что объявил для вас минимальную тревогу.
   Хоуп понимающе кивнул. Минимальная тревога означал готовность перейти в наступление в течение часа после получения приказа, и бригадный генерал не сомневался, что приказ этот не заставит себя ждать.
  -- Генерал Камински распорядился ускорить выгрузку людей и техники и при получении соответствующего приказа выдвигаться в направлении российско-грузинской границы. Вам определены исходные позиции для наступления в квадрате Янки-три.
   Генерал снова кивнул. Максимум пять часов по извилистым горным дорогам, и его танки окажутся на границе, а там... Что ж, он вовсе не против узнать, наконец, кто же лучше в бою - его солдаты или русские десантники и спецназовцы, что ждут их, наверное, по ту сторону границы. В прочем, едва ли кто-нибудь уцелеет там за эти часы - судя по гулу турбин, доносившемуся из поднебесья, Мэтью Камински, не мелочась, решил бросить в атаку всю авиацию, вбомбив противника в землю до того, как нога американского солдата ступит на чужую землю.
  -- Немедленно собрать офицеров штаба, - распорядился Элайджа Хоуп. - Через сорок минут в трюмах "Джиллиленда" не должно остаться ни одного моего бойца. На пирсах приказываю развернуть зенитно-ракетные комплексы. Быть готовыми к отражению воздушной атаки с любого направления!
   Подстегнутые приказом командира, бойцы, все до единого, мигом засуетились, двигаясь вдвое быстрее прежнего. На причал, фырча моторами, выкатились самоходные ЗРК "Авенджер", уставившись в небо тупыми срезами пусковых контейнеров зенитных ракет, а рядом пехотинцы торопливо распаковывали переносные зенитные комплексы "Стингер". Генерал Хоуп не сомневался - небо Грузии под надежной защитой, даром ли сюда в первую очередь перебросили "летающие радары" "Сентри", истребители "Игл" и зенитные ракеты "Пэтриот", в надежности которых ни у кого уже давно не возникало сомнений. Но генерал не желал рисковать прежде времени - его бойцам еще представится возможность сдохнуть от русских пуль, но пусть хотя бы это произойдет на чужой земле, когда и русские парни окажутся в прорези прицелов бойцов Третьего бронекавалерийского полка.
  
   Приготовления шли полным ходом, и расстояния не были препятствием, чтобы знать, что происходит в другой части света каждую минуту. Особенностью этого плана было практические полное отсутствие плана, как такового, и потому точное знание ситуации становилось залогом успеха. Оценить взаимное положение сторон, просчитать действия противника на часы, на минуты вперед, означало почти наверняка победить, опережая мысль врага, заставляя его подстраиваться под чужой замысел.
  -- В двухсотмильной полосе вдоль границы поражено до девяноста трех процентов приоритетных "красных" целей, - сообщил Мэтью Камински, обращаясь к миниатюрной видеокамере, мерно подмигивавшей генералу красным огоньком. - Наши потери равны нулю. Русская оборона полностью разрушена, система управления войсками перестала существовать, никаких попыток организованного сопротивления.
   Кроме камеры собеседником командующего Десятой легкой пехотной дивизией был лишь компьютерный монитор, жидкокристаллическая панель, с которой на Мэтью пристально смотрело неподвижное, изредка подергивавшееся полосами помех, лицо генерала Эндрю Стивенса.
  -- Наши данные полностью подтверждают это, - разлепило губы изображение. - Мы получили снимки из космоса. Пилоты выполнили свою задачу на все сто процентов, выведя из строя оборону противника, дезорганизовав его подразделения, развернутые вдоль границы. Авиация русских уничтожена на земле, командование также или погибло, или утратило связь со своими войсками, и на восстановление ее уйдет достаточно времени, чтобы сломать противнику хребет. Я считаю, цель первой фазы нашей операции вами полностью достигнута, генерал.
   Несмотря на то, что расстояние между Тбилиси и Рамштайном измерялось тысячами миль, связь работал почти безупречно, и каждый звук, произнесенный командующим операцией "Доблестный удар" был отчетливо различим здесь, в штабной палатке.
  -- Я полагаю, необходимо развивать достигнутый успех, - вновь заговорил Мэтью Камински. - Десантники и мои парни полны готовности, они рвутся в бой. Пока враг ошеломлен, нужно действовать.
  -- Это может быть опасно, - прозвучал ответ Стивенса. - Но и медлить нельзя. Мы не имеем права уступить инициативу. Чем тяжелее будет шок, чем больше будут потери русских сейчас, чем яростнее окажется наш натиск, тем быстрее все закончится. Начинайте вторую фазу операции.
  -- Слушаюсь, сэр. Мы начинаем наземное наступление.
   Вдоль границы пришла в движение сжавшаяся там, точно гигантская змея, изготовившаяся к смертельному броску, масса брони и человеческих тел, этой броней надежно укрытых. Группировка, терпеливо копившая силы много недель, наконец, начала действовать, сделав тот самый первый шаг.
  

Глава 6

  
   Чечня, Россия
   19 мая
  
   Проникавший извне пульсирующий рокот, который сержант Вячеслав Никитин не спутал бы ни с чем, заставил спецназовца открыть глаза, прислушиваясь к нараставшему шуму. Гул, издаваемый, вне всякого сомнения, вертолетными турбинами, нарастал, становясь все более громким с каждой секундой.
  -- Какого черта здесь творится, - сержант спрыгнул с койки, направившись к выходу из врытого в горный склон блиндажа. - Хрена ли они разлетались такую рань?
   Здесь, в горах, любой разгильдяй мгновенно забывает о своей прежней расхлябанности, если не хочет, чтобы горы эти стали последним, что ему суждено увидеть, не говоря уже о тех, кто смог пойти жесткую школу спецназовской учебки. Вот и сейчас, еще не успев коснуться ногами пола, сержант Никитин стряхнул с себя сонную одурь, успев за доли секунд оценить окружающую обстановку на предмет опасности. угрозы не было - пока - но происходящее снаружи, то, что требовательно вторгалось в тесный мирок блиндажа, явно не относилось к привычно рутине.
   Эй, что там за шум, - вслед сержанту раздался сонный голос одного из его товарищей, с трудом оторвавшего голову от скатанного бушлата, служившего подушкой. - Что происходит?
   Никитин не тратил времени на ответ, да и нечего ему было сказать. По пути боец машинально, по давно въевшейся в кровь привычке, подхватил свой АК-74 с подствольным гранатометом. Без оружия любой, кто попадал сюда, в дикие горы на самой границе Чечни и независимой, и отнюдь не мирной и не дружелюбной Грузии, рисковал погибнуть, не имея возможности огнем ответить на огонь. Смерть могла придти в любой миг, воплотившись в пуле снайпера или надсадно воющей мине, прилетевшей с сопредельной стороны, оттуда, куда отцы-командиры, сидевшие в полной безопасности в своих штабах, с некоторых пор запрещали даже направлять оружие.
   Сержант Никитин рывком откинул в сторону брезентовое полотнище, и, выскочив из полуутолпенного в каменистый склон блиндажа, запрокинул голову, пытаясь отыскать источник звука, от которого начинали ныть десны. Всюду, куда бы ни посмотрел Вячеслав, взгляд его натыкался на серое марево тумана, сквозь которые смутно угадывались очертания гор, возвышавшихся над затерянным в этой глуши блокпостом.
   Командир жестоко наказал нерадивого бойца, так что Никитин уже успел пожалеть, что майор Беркут сам вытащил его из отделения московской милиции. Право же, отбыть положенный срок в заблеванной камере теперь казалось лучшим исходом, чем торчать здесь, на самой границе, где всякий раз, засыпая, никогда нельзя быть уверенным, что смоешь увидеть новый рассвет. Взвод пограничников, усиленный группой бойцов спецназа ГРУ, в которую по особой просьбе майора включили и самого Вячеслава, казалось, находилась в осаде здесь, в этом гиблом месте... и постоянно несла потери.
   Блокпост, он же пограничная застава на одной из разведанных горных троп, оказался тем еще медвежьим углом, с одной важной оговоркой - медведей здесь не было давным-давно. Зато были три десятка простых русских парней, лишенных маленьких радостей жизни, а потому зверевших с каждым пройденным днем все больше. Единственным напоминанием, что застава еще не перенеслась таинственным образом на другую планету, были регулярные сеансы радиосвязи, да вертолет с припасами, наведывавшийся более чем нерегулярно. Вот, например, сейчас, когда на горы опустилось плотное покрывало тумана, пилотов не заставят оторваться от земли ни щедрые премии, ни гнев хоть самого министра обороны. Что ж, сержант Никитин понимал этих ребят, и без того слишком часто рисковавших нарваться на ракету "земля-воздух", чтобы и сейчас ставить на кон собственные жизни, доверяясь такой ненадежной системе навигации.
   Правда, далеко не все здесь считали так же, и усатый старший прапорщик, высоченный и тощий, словно жердь, командир пограничников, оседлавших эту высоту, жадно смотрел в небо, так что казалось - еще чуть-чуть, и изо рта его потекут слюни.
  -- Летят, - радостно осклабился прапорщик, переведя взгляд на сержанта. - Летят, мать их! Эх, вот хоть бы девку привезли, или бы пол-литра что ли!
   Никитин только усмехнулся в ответ. По женщинам здесь тосковали все без исключения, но об этом удовольствии пока не стоило и думать. Конечно, в небольшом ауле, весьма бедном, до которого с заставы было всего-то километра полтора, женщин хватало, причем молодых и весьма красивых своей экзотической, дикой красотой дочерей гор. Но и думать не стоило о том, чтобы даже просто заговорить с ними - здесь, в этом глухом местечке, пресловутые законы гор были крепки, и того, кто осмелится посягнуть на честь их родственницы, местные мужчины, статные красавцы с орлиными взорами, запросто выпотрошат своими кинжалами, которые уж точно здесь не для красоты таскали на поясах. Об этом не забывали, и старались не наживать лишние проблемы - здешнее коренное население отнюдь не лояльно относилось к являвшимся из-за бугра, в прямом и переносном смысле, боевикам, но свои устою были готовы защищать до смерти.
   Спиртное, точнее, его отсутствие, тоже было проблемой, с которой точно так же приходилось мириться. Каждый, кого судьба-злодейка или прихоть мудрых командиров забросила сюда, на передний край борьбы с терроризмом и сепаратизмом, понимал, что даже пятьдесят грамм живительной влаги, от которой, как и от женского общества, никто наверняка не отказался бы, это верный путь в могилу. Чуть притупится бдительность, осторожность хоть на миг оставит тебя - и затаившийся на склоне на противоположной стороне снайпер не упустит своего шанса. За неделю, проведенную здесь Вячеславом Никитиным, так погиб уже один из пограничников, просто забывшись на миг, высунувшись из-за бруствера и слишком глубоко затянувшись папироской. Еще одному парню пуля калибром семь шестьдесят две оторвала ногу по самое колено, и все здесь единодушно решили, что тот еще легко отделался.
  -- Что за черт, - из другого блиндажа, где располагался командный пункт, он же - склад боепитания, появился старший лейтенант Козлов, начальник самого Никитина. - Что там происходит? Кажется, не меньше эскадрильи подняли!
   При появлении старшего по званию оба, и командир пограничников, и сержант, невольно подтянулись, по въевшейся в кровь привычке, точно так же, как и привычка всюду таскать с собой оружие, пытаясь продемонстрировать выправку и стать. Вячеслав не смог сдержать недовольного вздоха - в отличие от остальных Козлов точно знал, за что сержант впал в немилость у командира, и, не иначе, пытаясь выслужиться, называл фамилию проштрафившегося бойца чаще всего, если речь шла о ночной вахте или разведдозоре. Понятно, что в сочетании со словом "увольнение" имя Никитина не звучало вовсе, с чем, в прочем, можно было смириться - в этих горах самым уютным и безопасным местом оставалась застава, покинув которую, сложно было оставаться уверенным, что сможешь вернуться обратно живым, на своих двоих, а по кускам, не в брезенте, который тащат твои более удачливые товарищи.
   Недовольство сержанта отцами-командирами замечено не было. Сами они, тоже отнюдь не светившиеся от счастья, с беспокойством смотрели в небо, пытаясь угадать, что скрывает туман, казалось, ставший еще более плотным.
  -- Полеты в такой туман? - Прапорщик-пограничник помотал головой: - Нет, что-то не верится. Эй, Тарасов, - он обернулся к одному из своих бойцов. - Тарасов, дай связь со штабом отряда. Живее, твою мать!
   Боец послушно рысью кинулся к радиостанции, надежно укрытой в землянке, там, куда не достанет ни снайпер, ни миномет, изредка принимавшийся обстреливать российскую землю из-за линии границы. А командиры, поодаль от которых пристроился и Вячеслав Никитин, со все большей настороженностью шарили напряженными взглядами по небу, окутанному серым маревом. Грохот турбин нарастал, лавиной обрушиваясь на блокпост, сейчас походивший более всего на растревоженный улей. Бойцы, выбираясь из палаток и блиндажей, бежали на свои места, на ходу пристегивая магазины к автоматам, лязгая затворами и сопровождая каждое действие злой бранью.
   Здесь каждый день, каждый час ожидали атаки, пребывая в постоянно нараставшем напряжении. В считанных километрах безнаказанно располагались базы боевиков, тренировочные лагеря, где иностранные инструкторы, турки, пакистанцы, иорданцы и еще Бог весть кто, натаскивали шестнадцатилетних пацанов стрелять, ставить и снимать мины, работать ножом и голыми руками, медленно, по капле вливая в их сердца ненависть. Там, за горными хребтами, скапливалась сила, злая, свирепая, отвыкшая рассуждать, но способная крушить и уничтожать все, на что укажут ей неведомые поводыри, и на заставе не забывали об этом. Потому пограничники и зарывались в землю сами, пока были еще живы и для того, чтобы живыми и убраться с этих гор, чтобы кому-то потом не пришлось закапывать их остывающие тела. Потому из-за брустверов слепо уставились на горизонт стволы крупнокалиберных "Кордов" и автоматических гранатометов, готовых засеять лощину внизу свинцом, увидь только часовые хоть намек на движение там, во мгле. И потому при звуке винтов, бешено рубивших воздух, в душе каждого бойца рождались самые дурные предчувствия.
  -- Черт, не понимаю, - мотал головой прапорщик, удивленно уставившись на командира спецназовцев. - Нам ничего не сообщали. Это, похоже, какая-то серьезная операция. Но ведь должны же были предупредить! - в отчаянии воскликнул пограничник.
   Рокот, пришедший, казалось, разом отовсюду, заметался меж склонов, дробясь на сотни отзвуков, но минуло несколько мгновений, и бойцы, настороженно замершие в укрытиях, стиснувшие приклады автоматов и впившиеся пальцами в гашетки тупорылых "агээсов", смогли, наконец, понять, откуда доносится нарастающий, усиливающийся с каждой секундой звук.
  -- Что за дела? - старший лейтенант Козлов, нахмурившись, уставился на горизонт. - Они летят с юга!
  -- Что, - пограничник будто не расслышал сказанное. - С юга? Какого дьявола?
   Из штабного блиндажа выскочил радист, и в глазах его читалось полнейшее недоумении и растерянность.
  -- Товарищ прапорщик, - боец по фамилии Тарасов, гордо носивший ефрейторские лычки на погонах, подскочил к своему командиру. - Товарищ прапорщик, связи нет!
  -- Что? Какого хрена, боец?!
  -- Помехи. Невозможно ни с кем связаться!
   Сделав злое лицо, прапорщик шагнул к своему подчиненному с явным намерением провести, как умел, воспитательную работу с личным составом. Все были изрядно растеряны, и не трудно было сейчас потерять самообладание. Три десятка солдат, отрезанных от всего мира, утративших теперь единственную связь с ним, воплотившуюся в антенне полевой радиостанции, понимали, что, как ни укрепляй свои позиции, у них немного шансов выжить. Пока заставе просто везло - противник не пытался атаковать всерьез, лишь испытывая на прочность нервы русских парней внезапными обстрелами, когда пули словно возникали из пустоты. Но вздумай он наступать, заслон едва ли выстоит против даже сотни "псов войны", отлично вооруженных, прекрасно подготовленных, и, главное, исполненных звериной ненависти. А по ту сторону границы этой публики, собравшейся, словно воронье на запах крови, едва ли не со всей Азии, хватало, о чем вновь и вновь предупреждала разведка.
   Прапорщик, в один прыжок оказавшийся лицом к лицу с побледневшим ефрейтором, только открыл рот, одновременно замахиваясь, чтобы слова его дошли до самого сердца нерадивого бойца. Но ни сказать что-либо, ни ударить он не успел - пелена тумана, серого и ощутимо плотного, точно желе, вдруг исторгла из себя грохочущие силуэты, над каждым из которых бешено вертелись, сливаясь в полупрозрачный диск, широкие лопасти.
  
   Стрекот винтов, слился в монотонный гул, обрушившийся на разбуженную грузинскую столицу, и прохожие, втягивая головы в плечи, бросали в небо робкие взгляды. В эти минуты от пилотов, поднимавших в небо своих стальных птиц, требовалось только одно - не столкнуться с чьей-нибудь машиной. В воздухе творилось нечто невообразимое, с нескольких аэродромов и просто оборудованных в чистом поле, точнее, на относительно ровных склонах гор площадок разом взмыли в воздух сотни винтокрылых машин, разом устремившихся в одном направлении - на север.
   Сигнал тревоги взметнул забывшихся тревожным сном пилотов, бросившихся, на бегу застегивая комбинезоны, к выстроившимся вдоль взлетной полосы вертолетам, вокруг которых уже копошились техники, в сотый, должно быть, раз перед вылетом проверявшие готовность геликоптеров. Кто-то оттаскивал пустые тележки, на которых прежде покоились контейнеры неуправляемых ракет, другие тянули рукава заправочных шлангов, пуповинами соединявших вертолеты с приземистыми "наливниками". Каждый был занят делом, но самая важная работа предстояла летчикам.
  -- Лейтенант, сэр, баки полны, оружие установлено, - на пути легко бежавшего по бетону лейтенанта Эдварда Танаки возник молодой парень в заляпанной маслом робе. - Машина готова к взлету, сэр!
   Молча кивнув, Эд легко запрыгнул в кабину, подтянувшись на руках и стремительно скользнув в объятия пилотского кресла. Секундой позже свое место в передней кабине, отделенной перегородкой из бронированного стекла, занял Джим Мерфи, стрелок, второй номер экипажа Танаки. Пилот опустил на голову массивный сферический шлем, скрывавший в себе систему связи и прицел нашлемной системы целеуказания IHADSS, застегнув под гладко выбритым подбородком ремешок.
  -- Началось, командир, - раздался в наушниках возбужденный голос уорент-офицера, торопливо застегивавшего пряжки привязных ремней. - Черт возьми, это война!
   Трудно было сдержать волнение в эти секунды, когда огромная военная база, раскинувшийся в предместьях Тбилиси лагерь словно сжался в фантастическом спазме. Однако лейтенант не мог позволить себе дать волю чувствам - от точности его действий зависело очень многое, хотя бы даже жизни парней из его эскадрильи, таких же пилотов, как раз сейчас запускавших двигатели своих машин.
   Оточенными движениями Эдвард Танака касался переключателей на приборной панели, с радостью услышав, как турбины его ударного AH-64D "Апач Лонгбоу", пожалуй, лучшего вертолета в своем классе из всех существующих, отозвались слитным воем, тональность которого стремительно изменялась.
   Индикаторы мерцали успокаивающим зеленым светом, Мерфи, быстро окинувший взглядом свои приборы, тоже доложил о готовности. Техники постарались на славу, сделав все, что от них зависело.
  -- Диспетчер, я Браво-лидер, - лейтенант вызвал контрольную вышку, с которой сейчас за взлетом воздушной армады наблюдали, вне всяких сомнений, все старшие офицеры, которым по рангу уже не позволялось рисковать собственными головами, ведя в атаку простых солдат. - Все системы в норме, к взлету готов!
  -- Браво-лидер, ваша задача - поддержка парней из Сто первой дивизии, - произнес руководитель полетов. - Цель - Грозный. Прикройте вертушки с десантом. Встреч с десантным эшелоном в квадрате Зулу-два. Разрешаю взлет!
  -- Вас понял, взлетаю, - откликнулся Танака, и, уже на другой частоте, когда его слышали только пилоты его эскадрильи, скомандовал: - Команда "Браво", взлет! Следовать курсом ноль-три-пять, высота - пять тысяч над поверхностью. Погнали, парни!
   Дюжина "Апачей", молотивших воздух широкими лопастями винтов, одновременно оторвалась от земли, обрушив на аэродром рев турбин. Похожие на гигантских стрекоз вертолеты, разворачиваясь на север, уходили в набор высоты, освобождая пространство для машин своих товарищей.
   Эд Танака взглянул вниз, но сквозь бронестекло кабины, легко выдерживавшее попадания снарядов калибра двадцать три миллиметра, почти невозможно было увидеть хоть что-то. Землю затянули клубы пыли, горы дрожали от рокота сотен мощных двигателей заполонившей небо армады. Этого приказа ждали с нетерпением, и сейчас в воздухе было, кажется, все, способное летать. Двести двадцать девятая бригада армейской авиации, шесть дюжин грозных "Апачей", казалась лишь каплей в море. в небо уже взмывали, эскадрилья за эскадрильей, вертолеты Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, за ними следовали машины Десятой пехотной дивизии и Третьего бронекавалерийского полка - последние вообще едва успели выгрузиться из транспортных "Геркулесов".
   Три с лишним сотни геликоптеров оторвались от земли, чтобы одной волной захлестнуть территорию врага, ошеломленного, испуганного, уже успевшего познать на себе мощь американской авиации, но не осознавший все возможности противника до конца. И пилоты вертолетов, оглашая горы механическим стрекотом, точно громадная стая смертоносной фантастической саранчи, летевших на север, были готовы явить их все до дна.
   Эскадрильи, одна за другой в клубах пыли поднимавшиеся в небо, точно горный поток, могучее цунами, надвигались на чужую землю, вклиниваясь в бреши, пробитые ударами тактической авиации. Сверхзвуковые ракеты HARM и бомбы со спутниковым наведением за считанные минуты уничтожили систему противовоздушной обороны русских, разрушив радары, накрыв стальным дождем стоявшие на взлетных полосах самолеты и вертолеты, и теперь винтокрылые машины, несшие в своем чреве вооруженных до зубов десантников из Сто первой дивизии, беспрепятственно продвигались вглубь вражеской территории, следуя широкими коридорами, где им не могла угрожать никакая опасность.
   Скорость наступления поражала воображение, и никто не верил, что противник, оглушенный взрывами бомб, засыпанный свинцовым градом осколков, сумеет хоть как-то подготовиться к отпору. Механизированные батальоны, петляя по извивавшимся меж крутых склонов горным дорогам, порой столь узким, что двум машинам просто невозможно было разъехаться, достигли бы границы за пять часов, даже если вся техника будет работать идеально, без сбоев и поломок. Воздушный десант оказался над русской землей через сорок минут после того, как первый вертолет поднялся в воздух.
   Первыми линию границы пересекли юркие OH-58D "Кайова Уорриор", разведчики, винтокрылые патрульные, над втулками винтов которых торчали сферические обтекатели прицельных систем MMS, совмещавших тепловизор, телекамеру и лазерный целеуказатель - чтобы подсвечивать цели ракетам "Хеллфайр", выпущенным с других, более мощных геликоптеров, - а по бортам щерились блоки неуправляемых ракет. Вместе с ними, в едином порядке, мчались навстречу врагу, ведомые уверенными в себе, не знавшими в эти мгновения ни страха, ни сомнений, пилотами, тяжелые "Апачи", настоящие машины разрушения, девятитонные "летающие танки", защищенные кевларовыми панцирями, в арсенале которых было все для войны и победы. И лишь потом, во втором эшелоне, волна за волной, шли, держась на малой высоте, поближе к спасительным горам, способным укрыть и от луча локатора, и от пулеметной очереди, тяжело нагруженные UH-60A "Блэк Хок", и в каждом из них - два взвода солдат, увешанных с ног до головы оружием и боеприпасами.
   Вперемежку с десантными машинами летели внешне почти ничем не отличавшиеся от них вертолеты радиоэлектронной борьбы ЕН-60А. Мощные комплексы радиоэлектронного подавления AN/TLQ-27 обрушили на чужую территорию шквал помех, мгновенно заглушивший связь, ослепивший немногие уцелевшие радары, операторы которых, если что-то и ухитрялись видеть сквозь царившую в эфире бурю, отныне оказались не в состоянии предупредить своих товарищей об угрозе. А на разбросанных вдоль границы аэродромах уже раскручивались лопасти винтов громадных СН-47D "Чинук", воздушных грузовиков, готовых одним махом перекинуть через границу все, что нужно солдатам для победы над пусть и растерянным, но все равно сильным врагом.
   Окутанные дымкой горы, сливаясь в нечто серое, мчались навстречу, и пилоты едва ли заметили, когда пересекли границу. Эд Танака был полностью сосредоточен на управлении машиной, здесь, на высоте в несколько десятков футов, да еще при постоянно меняющемся рельефе, особенно сложном. Пожалуй, никакой компьютер, никакой доплеровский радар не смог бы сейчас заменить твердую руку и острый взгляд умелого пилота.
  -- Командир, вижу цель, - сообщил Мерфи, из-под прозрачной брони фонаря своей кабины обозревавший окрестности. - На трех часах русский опорный пункт!
   Скосив взгляд, лейтенант Танака увидел скопление палаток на одном из склонов, а вокруг - суетливо метавшихся людей в серо-зеленом камуфляже. Они были чертовски близко, настолько близко, что невозможно было удержаться от соблазна.
  -- Боевой разворот, - четко приказал Танака, сам же движением штурвала указав своему "Апач Лонгбоу" новый курс. - Приготовиться к атаке! Джимми, ракеты к бою!
   Вертолет, обрушив на горное ущелье, над которым и нависал русский пост, рокот турбин, полого спикировал, нацелившись точно на цель. Летчики видели, как русские в панике беспорядочно бегают, такие уязвимые сейчас, что не воспользоваться шансом было бы даже преступно.
   Лейтенант Танака, кресло которого, находящееся во второй кабине, возвышалось над местом оператора вооружения на полтора фута, отчетливо видел грязно-серые точки, вражеских солдат, тщетно пытавшихся, должно быть, отыскать какую-нибудь щель, чтобы там, вжавшись в землю, укрыться от губительного огня. Уоррент-офицер Джим Мерфи не желал предоставить им такую возможность.
   Напарник Танаки резким движением опустил линзу HDU нашлемной системы целеуказания, миниатюрный дисплей, связанный с обзорно-прицельными комплексами "Апача". Днем, при хорошей видимости, уорент-офицеру Мерфи было достаточно лишь низкоуровневого телевизионного датчика DTV системы TADS, установленного в левой части подвижной платформы, венчавшей нос винтокрылой машины. Трудно было не почувствовать себя богоподобным в эти минуты, когда с без малого трех миль Мерфи мог рассмотреть лицо каждого из русских солдат, со странной покорностью ожидавших своей гибели - а бортовая система регистрации данных была готова запечатлеть эту картину, самое достоверное подтверждение первой и наверняка не последней победы экипажа. Но это было излишним.
  -- Ракеты готовы, командир, - сообщил оператор вооружения, когда блокпост оказался замкнуть прицельным кольцом на нашлемном дисплее. - До цели четыре тысячи ярдов. Русские у нас на мушке!
   Расстояние сокращалось с пугающей скоростью, мили сжимались в ярды, а те - в футы. На принятие решения оставались считанные секунды, но командир экипажа не знал сомнений - не для того он явился сюда, чтобы мешкать в такой момент.
  -- Уничтожить цель! Открыть огонь!
   Блокпост был неплохо защищен от атаки с земли, из ущелья, которое и перекрывал, грозно наставив вниз стволы тяжелых пулеметов. Но для того, кто мог мчаться над землей со скоростью в три с лишним сотни километров в час, это была просто большая и дьявольски уязвимая цель. И потому Эд Танака не стал тратить на горстку вражеских солдат управляемые ракеты "Хеллфайр", наводимые по лазерному лучу и способные вскрыть броню любого танка, точно армейский тесак взрезает жестянку с консервами.
   Из цилиндрических контейнеров, подвешенных на внутренних пилонах под крыльями "Апача", вырвались, выплевывая дымные следы, неуправляемые ракеты FFAR. Семидесятимиллиметровые реактивные снаряды градом обрушились на скопление палаток, и внизу, по курсу мчавшегося на цель вертолета, спустя несколько секунд все покрылось сплошным ковром взрывов.
  
   Вячеслав Никитин невольно вздрогнул, когда туманная мгла, повисшая на ущельем, пеленой окутавшая вершины гор, вздымавшиеся ввысь копейными остриями, выплюнула, вытолкнула из себя хищные тела вертолетов. Они явились со стороны границы, из чужого неба, и их было много, дьявольски много, так, что небо, казалось, вмиг почернело.
  -- О, черт, - промолвил рядом командир пограничников, стоявший, точно истукан, открыв рот и выпучив глаза. - Черт! О, черт!
   Небо почернело, воздушная армада, втягивавшаяся в ущелье, стальным заслонила едва показавшееся из-за гор солнце, а вой сотен турбин был столь силен, что под ногами уже задрожала земля, или, быть может, это вопреки воле и сознанию тело охватила нервная дрожь. Зрелище, открывшееся солдатам, оказалось одновременно величественным и пугающим, так что люди вдруг забыли, кто они и зачем оказались здесь, в этих горах, предоставленные злому ветру неласковому солнцу, скупо ронявшему свои лучи сквозь вечную завесу облаков.
   Понятие "вероятный противник" с каждым годом становилось все более расплывчатым. Молодые парни, мальчишки, надевая военную форму, знали, что, возможно, им придется воевать, но едва ли кто-то с точностью мог сказать, с кем именно. Образ воздушно-механизированных, ощетинившихся батареями крылатых ракет натовских армад отступил, потесненный призраком немытых горцев в зеленых повязках. Но память была жива, пожалуй, вопреки воле обитателей кремлевских кабинетов и Генерального штаба, и потому каждый из трех десятков солдат, очутившихся на затерянном среди гор заставе, мгновенно опознал винтокрылые машины, словно стая инопланетных монстров, летевшие над ущельем.
  -- М-мать, - со смесью удивления и испуга выдохнул старший лейтенант Козлов. - Американцы!
   Один за другим выныривали из мглистой пелены похожие на смертельно опасных змей вертолеты UH-60A "Блэк Хок", широкие, заметно сплющенные фюзеляжи которых могли укрывать без малого взвод десантников. Лопасти несущих винтов яростно молотили воздух, взвихривая его, закручивая тугими струями и обрушивая вниз на землю, на растерянных людей, ощутивших себя сущими пигмеями перед этой винтокрылой, стрекочущей металлическим лязгом стаей, ордой, несокрушимой лавиной, мчавшейся на север.
   Вертолеты шли над ущельем, волна за волной. Никитин машинально начал считать их, но сбился на третьем десятке. Сбежавшиеся со всего блокпоста бойцы просто стояли и смотрели в небо, и на них, вероятно, так же смотрели те, чьи руки сжимали штурвалы. Смотрели, и начали действовать, не теряя ни секунды лишней.
   Один из геликоптеров выпал из строя, лихо развернувшись в крутом вираже и нацелившись узким хищным носом на блокпост. Вячеслав Никитин узнал его мгновенно, как узнал бы любой, хоть изредка смотрящий по телевизору или даже на экране кинотеатра голливудские киноподелки. Массивные гондолы двигателей по бокам, просторный фонарь двухместной кабины, в которой второй пилот располагался заметно выше первого, позади него, отчего фюзеляж казался каким-то горбатым - это был ударный вертолет "Апач", а, судя по эллиптическому обтекателю над втулкой винта - сознание сержанта с четкостью цейсовской фотокамеры запечатлело и эту деталь - к заставе, полого пикируя, приближался AH-64D "Апач Лонгбоу", "индеец с длинным луком", самая совершенная модификация этого вертолета, и без того одного из самых мощных в своем классе. Он был все ближе, и уже можно было разглядеть автоматическую пушку на подфюзеляжной турели, мощное тридцатимиллиметровое орудие М230, по крайней мере, не уступавшее родным 2А42, знакомым каждому наводчику боевой машины пехоты, и целую батарею ракет, грозно щерившихся с четырех пилонов под короткими крыльями боевого вертолета.
   Вячеслав Никитин стоял, выпрямившись во весь рост, безвольно опустив оружие и не отводя взгляда с увеличивающегося в размерах боевого геликоптера. Не счесть, сколько раз сержанту приходилось видеть появляющиеся, словно выныривающие из-за склонов вертолеты, грозные Ми-24 "Крокодил" или трудяги Ми-8, тоже способные огрызаться огнем, да еще как. Это были, пожалуй, самые счастливые моменты для попавших в засаду, прижатых к земле ураганным огнем и гибнущих один за другим спецназовцев, видеть, как из-под сильно скошенных плоскостей винтокрылов вырываются огненные стрелы ракет, и там, где еще секунду назад был пулеметный расчет боевиков, встает стена взрывов.
   Порой одного только появления вертолетов хватало, чтобы обезумевшие от своей и чужой крови террористы, по самое некуда накачавшиеся наркотиками, мгновенно трезвели, обращаясь в бегство. И только теперь сержант понял, что вселяло в их очерствевшие, не знающие жалости и будто вовсе не чувствующие боли сердца такой ужас. "Апач", похожий на стальную стрекозу, укусы которой были не просто болезненными - смертельными, приближался, бешено вращавшиеся лопасти слились в прозрачный диск, вой двигателей заглушал все звуки, а сердце болезненно сжалось в груди, и не было сил пошевелиться.
   Не один только Никитин впал в ступор. Солдаты и офицеры, будто оказавшись не в силах поверить в происходящее, да и трудно было принять все, как реальность, а не странный и довольно страшный сон, стояли во весь рост, не сводя завороженных взглядов с приближавшейся винтокрылой машины, рубившей холодный, чистый, точно хрусталь, воздух углепластиковыми лопастями. И лишь в тот миг, когда из-под крыльев "Апача" брызнули метеориты неуправляемых ракет, с людей вдруг спал морок.
  -- Воздух, - что было мочи, рявкнул лейтенант Козлов, одним махом отпрыгнув на несколько шагов в сторону. - Все в укрытие! К бою!
   Последние слова офицера заглушили раскаты взрывов. Волна семидесятимиллиметровых ракет FFAR, оставлявших за собой четко видимые дымные следы, накрыла блокпост, обрушившись огненным дождем на столпившихся людей. Вал разрывов прокатился по склону, сметая палатки, иссекая осколками блиндажи, перемалывая человеческие тела.
   Сержант Никитин сделал первый шаг в тот самый миг, когда пришел в действие взрыватель первой ракеты, и ударная волна, подхватив спецназовца, оторвала его от земли, откинув на десяток метров. Не успев что-либо понять, тем более, не успев сгруппироваться, Вячеслав упал на каменистый склон, прокатившись по камням, лезвиями вонзавшихся в его тело сквозь камуфляж. Казалось, небо и земля, тесно сплетясь, закружились в стремительном танце, и горы встали на дыбы. На самом деле все было проще - американские пилоты, не опасаясь сопротивления, словно не веря в него, атаковали, ударив в упор, чтобы ни одна ракета не была истрачена понапрасну.
   Кое-как встав на четвереньки, Никитин обвел вокруг себя взглядом, всюду видя только окровавленные тела, просто куски мяса, то, что раньше было его товарищами или пограничниками, заброшенными сюда приказами своих командиров. На месте штабного блиндажа, не выдержавшего прямого попадания, чернело дымящееся пятно воронки, и где-то там, на дне ее, неотделимый теперь от камней и мерзлой земли, остался ефрейтор Тарасов, так и не сумевший докричаться до своих сквозь забитый помехами радиоэфир.
   Блокпост был разгромлен полностью, два человека в вертолете сделали за минуту то, на что у боевиков, вздумай они испытать-таки оборону на прочность именно здесь, ушли бы часы непрерывного обстрела. Передвигаясь по-прежнему на четвереньках, будто разучившись ходить, Никитин прополз пару метров, наткнувшись на иссеченную осколками кучу сочившегося кровью мяса в обрывках камуфляжа. Только по трем звездочкам на полевом погоне можно было узнать командовавшего заставой старшего прапорщика, разделившего участь своих бойцов и хотя бы благодаря этому заслужившего право называться настоящим командиром.
   Это был настоящий кошмар, и хотелось скорее проснуться, выныривая из темной липкой пучины. Все смешалось после того, как одна из ракет угодила в склад боеприпасов, уничтожив в один миг несколько ящиков с гранатами и патронами всех калибров, заставив гору содрогнуться от взрыва. Всюду дым, чад, трупы, беспорядочно разбросанные кругом, точно надоевшие куклы - капризным ребенком. Казалось, кровью залито все, но в мозг упрямо ввинчивался, точно сверло бормашины, злой крик лейтенанта.
  -- К бою, - надрывался, хрипя и надсадно кашляя, Козлов. По лицу офицера текла кровь, сочившаяся из пробитой головы, но он твердо стоял на ногах, с ненавистью глядя в небо. - Оружие к бою! Открыть огонь! Мать вашу, я сказал, огонь!!!
   В эту секунду Никитин с удивлением понял, что все еще сжимает в руках надежный АК-74. Даже падая, сержант не расстался с оружием, своим телом прикрывая его от соприкосновения с камнями, на себя принимая все удары, защищая единственного по-настоящему верного товарища, на которого только и можно было рассчитывать здесь, в горах, где смерть могла таиться за каждым камнем или тщедушным кустиком. Теперь пришла пора воспользоваться этим счастливым случаем. Все же майор Беркут не напрасно наказал своего бойца, в которого буквально вкладывал душу, пытаясь выковать из обычного парня совершенное оружие, и сейчас наука сурового командира вспомнилась вся, до мелочей
   Вложив все оставшиеся силы, сержант рывком поднялся на ноги, распрямляясь, точно мощная пружина. Толкнув вниз флажок предохранителя, Вячеслав рванул затвор, зафиксировав выпавший под ноги патрон, и до упора вжал спусковой крючок. Оружие в руках вздрогнуло, в плечо пришелся привычный толчок приклада, дымящаяся гильза отлетела прочь... и на этом все закончилось.
  -- А-а, - зло закричал сержант, цепляя переводчик-предохранитель и поднимая его на одно деление вверх, в положение автоматического огня. - Сука!
   Вновь палец, стертый до мозолей, потянул спусковой крючок, и автомат, судорожно вздрогнув, выплюнул в сторону приближавшегося вертолета поток свинца. В этом не было смысла - бронированный винтокрыл без опасения мог бы идти в лобовую атаку и на зенитную батарею, а малокалиберные пули, даже достигнув цели, только и могли, что поцарапать прозрачные панели бронестекла. Но сержант спецназа Вячеслав Никитин не думал о мелочах, сосредоточившись только на оружии в своих руках.
   В сухое харканье АК-74 вплетались "голоса" других стволов, заговоривших один за другим. С полдюжины бойцов, спецназовцы и пограничники, те, кто уцелел после ракетной атаки и был в состоянии самостоятельно двигаться, все, как один грязные, испачканные своей и чужой кровью, палили в небо из автоматов и пулеметов, отплевываясь свинцом от кружившей над головами стальной птицы, и, пожалуй, не вполне понимая, что происходит. Люди, точно роботы, выполняли достававшие до мозга команды, совершая давно и накрепко заученные движения, нажимая на спуск и перезаряжая оружие.
   Отрывистый лай автоматных очередей, вопли раненых товарищей, от боли катавшихся по камням, пятная землю своей кровью, и яростный рев движков стремительно приближавшегося вертолета слились воедино, и в какой-то миг сержант перестал обращать на все это внимание. Спецназовец за пару секунд выпустил по "Апачу" весь магазин, все тридцать патронов, нажал на рычажок защелки, тотчас выхватил из кармана разгрузочного жилета второй рожок, сноровисто, на автоматизме, пристегнул его к "Калашникову" и резко рванул рукоятку заряжания, отводя затвор назад и сейчас же отпуская его.
  -- Сержант, за мной, - лейтенант Козлов подскочил к Вячеславу, одному из немногих оставшихся на ногах бойцов, и, пожалуй, единственному кроме самого командира, способному делать что-то осознанно. - Пулемет! Бегом!
   Лейтенант первым сорвался с места, и Никитин, бросившись за ним следом, увидел стоящий за бруствером из камней и мешков, набитых землей, "Корд". Крупнокалиберный пулемет, установленный на стандартном станке-треноге 6Т7, казался совершенно целым, счастливо избежав града осколков, густо засеявших заставу. За пару секунд спецназовцы преодолели полтора десятка метров, со всего маху плюхнувшись на холодную землю.
   Лицо командира, окровавленное, грязное, было перекошено от гнева и боли, но взгляд казался вполне осмысленным. Даже сейчас лейтенант не утратил выдержки и сохранил хладнокровие. Казалось, это какой-то алгоритм, заранее загруженный в его мозг, точно компьютерная программа, пришел сейчас в действие, превращая живого человека в боевую машину, не ведающую страха и сомнений. И эта неколебимая железная уверенность передалась и Никитину, собравшемуся, стряхнувшему с себя отупение и испуг и жадно внимавшему теперь каждому слову своего командира.
  -- Проверь патроны, сержант, - немедленно приказал Козлов, прильнув к пулемету. - Сейчас мы его уделаем, сучару, - зло прорычал он, дергая рукоятку затвора. - Жри, тварь!
   Оружие, в отличие от расчета, лежавшего чуть поодаль в лужах собственной крови, причем лежавшего как-то частями, было вполне цело и готово к бою. Первый патрон вошел в камору, лейтенант повел стволом, взяв упреждение, как полагается при стрельбе по движущейся мишени, и нажал на гашетку.
  -- На, падаль, - зло закричал Козлов, перекрыв на миг грохот выстрелов. - Получи, паскуда! На!
   Мерцающие нити трассеров пронзили небо, вонзаясь в брюхо промчавшегося над разгромленной заставой вертолета. "Апач", окрашенный в серый цвет, почти сливавшиеся с облаками, прошел на ничтожно малой высоте, всего в какой-то полусотне метров над землей, плавно развернулся, и снова устремился в атаку.
  
   Девятнадцатизарядные блоки, подвешенные на внешних пилонах AH-64D, выплюнули щедрую порцию ракет, и цель на мгновения скрылась за дымкой, а затем, когда выхлопные газы рассеялись, пилоты "Апач Лонгбоу" увидели стену взрывов, поднявшуюся на месте блокпоста.
  -- Чертовы русские, - ощерился Танака. - Получите, ублюдки!
   Лейтенант не имел причин лично ненавидеть русских, в прочем, так же он относился к арабам, корейцам или афганцам. Но сейчас он не смог справиться с кровожадной яростью, поднявшейся из темных глубин души при виде того, как эти люди гибнут один за другим, гибнут от его огня.
   Ракеты FFAR накрыли заставу, и взрывы перемешали землю и камень с человеческой плотью, перепахали все, превращая в окровавленное месиво. Вертолет, управляемый твердой рукой Эдварда Танаки, ринулся на дым вспыхнувших среди разрушенных блиндажей пожаров, взвихривая его ударами широких лопастей, закручивая причудливыми извивами. Казалось, на земле едва ли что-то могло уцелеть после столь мощной атаки, и тем больше было удивление, когда к вертолету протянулся мерцающий пунктир трассирующих пуль.
  -- Твою мать, - Танака вздрогнул, инстинктивно отпрянув назад и вжавшись в спинку кресла. Пилот почувствовал, что шквал пуль нацелен только в него, а бронестекло вдруг перестало казаться надежной защитой. - Долбанные засранцы! Они стреляют в нас, черт возьми!
   Несмотря на вой турбовинтовых двигателей T700-GE-701C, расположенных, по сути, над головами летчиков, в кабинах благодаря хорошей звукоизоляции, было достаточно тихо, и потому каждый услышал звонкие шлепки, отдавшиеся едва заметной дрожью корпуса, когда крупнокалиберные пули ударили в борт "Апача". Бронебойные пули с дробным стуком молотили по бронированному фонарю кабины, оставляя на прозрачных панелях длинные царапины, бились в укрытое панцирем из легкого и прочного алюминиевого сплава днище геликоптера, высекая снопы искр, но вертолет продолжал движение.
   Вертолет, направляемый своим пилотом, мгновенно справившимся с волнением, прошел сквозь стену огня, весьма жидкую, кстати, за несколько секунд выйдя из зоны обстрела. Но Эдвард Танака, не на шутку испугавшийся в первые секунды - прежде ему лично не приходилось оказываться мишенью для вражеских зенитчиков - был полон желания отомстить за невольную слабость.
  -- Прикончим выродков, - приказал лейтенант своему напарнику, которому наверняка тоже пришлось не сладко - из передней кабины открывался идеальный обзор, но и пулеметные трассы, мчавшиеся навстречу "Апачу", тоже были видны гораздо лучше. - Орудие к бою, Джимми!
   В распоряжении пилотов было достаточно видов оружия. Кроме пары ракетных контейнеров М261 с девятнадцатью неуправляемыми снарядами FFAR в каждом, под обеими консолями крыльев висели связки из четырех противотанковых ракет AGM-114L "Хеллфайр". Только торцевые узлы подвески на законцовках коротких крыльев были пусты - никто не рассчитывал на воздушный бой, иначе каждый "Апач" непременно вооружили бы еще четырьмя ракетами "воздух-воздух" с тепловым наведением типа "Стингер". Но сейчас управляемое оружие было и вовсе не нужно, не для такой цели, вряд ли стоившей расхода чертовски дорогих ракет.
   Уорент-офицер Мерфи, услышав приказ Танаки, перевел переключатель вооружения в положение "пушка", и установленная на турели под плоским днищем фюзеляжа тридцатимиллиметровая М230 ожила, ожидая приказов летчика. Сейчас Джеймс Мерфи мог взглядом указать орудию цель, обращая против нее все могущество мощной пушки, огонь которой был губителен даже для танков.
  -- Сейчас, ублюдки, - мстительно пробормотал командир экипажа, наблюдая за увеличивающейся в размерах целью. Еще немного, и проклятые русские узнают в полной мере, ощутят на себе всю мощь их огня. - Сейчас!
   Расстояние сокращалось, и время сжалось до неуловимых секунд для мчавшегося со скоростью двести восемьдесят километров в час боевого вертолета.
  
   Полсотни патронов кончились почти мгновенно, и сержант Никитин торопливо схватил ближайшую коробку со снаряженной лентой, буквально швырнув ее своему командиру.
  -- А, черт, - рычал Козлов, открывая затвор и дрожащими от волнения руками заправляя металлические звенья. - Черт! Живее, боец!
   Командир группы спецназа чувствовал на себе пропущенные сквозь прицел взгляды врагов, уверенных в своей победе, в своем могуществе. Оттуда, сверху, из бронированного кокона кабины, они должны были казаться самим себе всесильными и непобедимыми, но старший лейтенант Козлов, не устававший благодарить Господа за то, что уцелел, был намерен спустить американцев с небес на землю. В буквальном смысле слова.
   Лейтенант торопил своего бойца напрасно - Вячеслав и так не мешкал, понимая, что только стреляя в ответ, они могут рассчитывать на то, чтобы остаться в живых. Но те, кто управляли смертоносной стальной птицей, не желали давать пощады. "Апач" развернулся, вновь ложась на боевой курс. Казалось, вертолет, превратившийся просто в жирную точку на горизонте, сбавил скорость, но явно не от робости пилотов, свято веривших в нерушимость брони и огневую мощь.
  -- Готово! - крикнул Никитин, подававший тяжелую ленту.
   На заставе не готовились к схватке с воздушным противником, и здесь не было зенитных ракет типа "Стрелы", простой, неприхотливой и надежной. Но и мощный "Корд", обладавший скорострельностью семьсот пятьдесят выстрелов в минуту, был поистине страшен в умелых руках, тем более, если к ним прилагался расчетливый ум, незамутненный страхом и паникой.
   Лейтенант Козлов сжав рукоятку управления огнем, рванул спуск, и пулемет вздрогнул, и на срезе толстого ствола снова затрепетал огонек. Козлов утробно рычал, и сержант, вскинув автомат и рванув спусковой крючок, рычал тоже, выплескивая в этом вопле весь свой страх, весь гнев и всю ярость.
   Глухо стучал крупнокалиберный пулемет, в его "арию" вплетался сухой треск очередей АК-74, звенели потоком сыпавшиеся под ноги гильзы, в воздухе повис резкий запах сгоревшего пороха. Поток раскаленного свинца устремился навстречу пикирующему вертолету. А через секунду - пули едва ли достигли цели, отделенной все же сотнями метров - под брюхом геликоптера тоже замерцало пламя, и воздух наполнился грохотом взрывов.
  
   Танака накренил ручку управления, и "Апач Лонгбоу", вовсе не предназначенный для высшего пилотажа, не в пример русскому "Хокуму", развернулся, вновь нацеливаясь хищно суженым носом на разгромленный, но не покорившийся блокпост. А оттуда, с земли, навстречу вертолету вновь брызнули искры трассирующих пуль пятидесятого калибра.
  -- Две тысячи ярдов, командир, доложил напарник Эда Танаки. - Цель в зоне огня! Жду приказа!
  -- Огонь, Джимми, - азартно воскликнул лейтенант. - Прижми этих сукиных детей к земле, черт возьми!
   Турель развернулась, ствол орудия уставился бездонным провалом дульного среза туда, куда впился взгляд оператора вооружения. Одно касание, кнопка утонула в ручке управления, и заработал электродвигатель, приводивший в действие автоматическую пушку. Первая очередь была пристрелочной, короткой - всего в полсекунды, за которые боекомплект сократился на целых тридцать снарядов, кучно ушедших к русской заставе. Пилоты видели, как взметнулись, наискось пересекая территорию блокпоста, фонтаны земли, взрыхленной фугасно-кумулятивными снарядами М879 HEDP, каждый из которых нес двадцать семь граммов мощной взрывчатки.
  -- Не прекращать огонь, - скомандовал Эд Танака. - Уничтожить цель!
   Пулеметные трассы померкли на фоне протянувшегося от вертолета вниз, к скоплению полуразрушенных землянок, огненного пунктира, снова и снова впивавшегося в непокорный блокпост. Снаряды из внутрифюзеляжного магазина потоком хлынули по рукаву системы питания, а другой тотчас заполнили стреляные гильзы. Несколько секунд - и бивший в зенит пулемет умолк. Все было кончено.
  
   Шквал снарядов огненной лавиной прокатился по разрушенной заставе, и земля вздыбилась, взмывая кверху фонтанами взрывов. Сержант Никитин видел, как одного из его товарищей буквально разорвало на куски прямым попаданием, а второму, стоя во весь рост, от живота поливавшему "Апач" длинными очередями из пулемета ПКМ, осколками отрезало ноги. Несчастный упал без крика, потеряв сознание от болевого шока, и Вячеслав, не впервые видевший подобное, невольно оцепенел от ужаса и только сейчас впервые накрывшего его чувства безысходности.
  -- Ложись, сержант, - резкий окрик сопровождался сильным ударом в плечо, от которого Вячеслав не смог устоять на ногах. - Падай!
   Старший лейтенант Козлов толкнул Никитина на землю в тот самый миг, когда рядом разорвался еще один снаряд. Поток осколков, для которых не стал преградой и тяжелый бронежилет, прошил тело командира, кромсая плоть, и когда лейтенант коснулся обильно политых кровью камней, он был уже мертв.
   Вячеслав Никитин с трудом спихнул с себя показавшееся неподъемным тело командира, рванувшись изо всех сил не к развалинам ближайшего блиндажа, где можно было надеяться на спасение от сыплющегося с неба свинцового града, а к пулемету. Но первое же движение вызвало жуткую боль, заставив сержанта пронзительно закричать. Правой голени у него больше не было - ее срезало осколком, словно лезвием бритвы, а еще одна стальная заноза глубоко засела в левом бедре, на котором камуфляж почернел от крови.
  -- Суки, - прохрипел Никитин, вновь рванувшись, попытавшись встать, и от боли растянувшись на камнях. - А-а-а, суки!
   Сержант дернулся еще несколько раз, но каждое новое движение получалось все более вялым - кровь из перебитых артерий хлестала потоком, и вместе с ней его тело, тренированное, сильное, словно свитое из стальных канатов-мускулов, покидала жизнь. И когда Вячеслав понял это, он зарыдал, уткнувшись лицом в холодные камни.
   "Апач Лонгбоу", боевая небесная колесница, пронесся над блокпостом, уходя в набор высоты и спеша занять место в строю умчавшихся на север вертолетов. А на его место явился UH-60A "Блэк Хок", опустившийся на склон чуть выше того уступа, на котором и расположилась пограничная застава. Шасси десантного вертолета коснулись земли, и из широких проемов в обоих бортах винтокрылой машины один за другим посыпались бойцы в полной экипировке, десяток вооруженных до зубов крепких парней. Взяв наизготовку винтовки М16А2 с примкнутыми подствольными гранатометами, десантники, прикрывая друг друга, выстроились редкой цепью и не спеша направились вниз по склону, туда, где чернели обгоревшие развалины блиндажей, не спасших своих обитателей от губительного огня.
   Оторвав голову от земли, сержант Никитин увидел приближающиеся к нему фигуры в сером камуфляже с непривычным рисунком. Они шли осторожно, озираясь по сторонам и не ослабляя хватку на оружии, готовом к применению в любой миг. По ушам ударила чужая речь, и сержант рывком подтянул к себе упавший всего в полуметре от него "Калашников". Кто-то из приближавшихся десантников увидел это, и в стрекот винтов поднявшегося на полсотни метров от земли вертолета вплелась короткая очередь.
  -- Проверь, - приказал сержант, держа на мушке судорожно дернувшееся тело в порванном камуфляже, обильно политом кровью. - Осторожно!
  -- Есть, сэр!
   Получив приказ, десантник, так же держа русского солдата на прицеле, приблизился к нему, ткнув в обтянутый тканью бок стволом винтовки, затем, на всякий случай отступив на шаг в сторону, обернулся, взглянув на командира:
  -- Кажется, чисто, сэр!
   Американец для верности от души ударил ногой, и тупой носок тяжелого ботинка впечатался в ребра лежавшего неподвижно человека. Этого удара сержант спецназа Вячеслав Никитин уже не почувствовал, как не почувствовал он и разорвавшие плоть несколькими секундами раньше пули - боец умер в тот миг, когда пальцы его сомкнулись на ложе автомата, вложив в это движение все оставшиеся силы. И последним, что ощутил сержант, было касание шершавого пластика цевья верного АК-74. Он умер, как солдат, с оружием в руках. Только это уже ничего не меняло.
   А Эд Танака уже и не вспоминал об этом суматошном бое, который и боем-то назвать было трудно. Несколько царапин на обшивке его "Апача", способной выдержать еще и не такое - вот и вся плата за взятые жизни нескольких десятков русских солдат. Это не стоило и секунды лишних раздумий - главное сражение ожидало лейтенанта, всю его эскадрилью и тех парней из Сто первой воздушно-штурмовой, что тряслись в десантных отсеках "Блэк Хоков", впереди, и миг этот приближался с каждой преодоленной над русской землей милей.
  
   Война вернулась в Грозный с рассветом, примчавшись из-за седых гор на крыльях полудюжины тактических истребителей F-15E "Страйк Игл". Тяжелые машины, под завязку нагруженные оружием, гроздьями свисавшими из-под плоскостей ракетами и бомбами, приблизились к столице Чеченской Республики, едва успевшей отдохнуть от боев и смертей, сжавшись в плотный кулак, но за полсотни миль от города разделились. Каждый экипаж шел к своей цели, точно зная ее положение до считанных десятков футов.
   Шесть стальных птиц ринулись к окутанному неплотной пеленой облаков Грозному разом с нескольких сторон, обрушивая на жилые кварталы мощный рев реактивных двигателей. Самолеты находились на высоте восьми километров, где их достала бы не всякая ракета "земля-воздух", да, в прочем, их пилоты, как и командиры, наблюдавшие за всем из отделенных от чеченской столицы сотнями миль штабов, едва ли верили, что противник сможет хоть как-то помешать атаке.
  -- Цель в зоне поражения, - оператор вооружения одной из машин сверился с данными навигационной системы, бросив быстрый взгляд на один из широкоформатных мониторов, установленных в задней кабине "Ударного орла". - Оружие проверено. К атаке готов!
   Целью этого экипажа была военная комендатура, где в этот час, наверное, находились почти все высшие офицеры, все командование не только гарнизоном города, но и армейской группировкой, развернутой на территории Чечни. И этот удар, стремительный и неотвратимый, должен был разом обезглавить военную машину врага, позволяя выиграть время, чтобы уже без спешки и суеты расчленить ее и сокрушить по частям.
  -- Огонь! Сбросить бомбы!
   Услышав приказ командира, второй пилот в несколько касаний переключателей на приборной доске передал управляющий импульс, и с замков подкрыльных держателей сорвалось, уходя к земле, полдюжины бомб. Бомбы были главным калибром сверхсовременного истребителя в этом вылете, но, как и носитель, они представляли собой последнее слово военной техники, не имея ничего общего с тем оружием, которое летело, повинуясь лишь силе земного притяжения порой по вполне непредсказуемым траекториям, так, что приходилось сыпать десятки стабилизированных "болванок", чтобы хотя бы надеяться на успешное поражение цели.
   Корректируемые авиабомбы GBU-32 JDAM могли разить цели, даже отдельные здания, с точностью, вызывавшей священный ужас, особенно у тех, кому довелось хоть раз стать мишенями для "умного" оружия. Шесть тысячефунтовок со спутниковым наведением ушли в свободный полет, утратив связь с носителем в ту же секунду, как разомкнулись зажимы держателей. Им не нужно было указывать цель, подсвечивая ее лазером, держав поле зрения телевизионной системы и при этом рискуя нарваться на запоздалый ответный огонь противника.
   Когда-то эти бомбы тоже были неуправляемым оружием, применение которого в большей степени основывалось на теории вероятности и "эффекте масштаба". Но техники ВВС буквально на коленке, в полевых условиях, навесили на них приемники спутниковой навигационной системы GPS, закрепили на веретенообразных "телах" управляющие поверхности - и получили "умное" оружие последнего поколения, по многим параметрам наголову превосходивших все, созданное где-либо и кем-либо ранее.
  -- Есть сброс, - сообщил командиру второй пилот. - Бомбы пошли!
   Полдюжины бомб, сброшенные с высоты восемь тысяч метров, устремились к земле, расправив короткие крылышки, казалось, вовсе не способные удержать в планирующем полете тяжелее боеприпасы. Бомбы шли кучно, преодолев за несколько десятков секунд пятнадцать километров и обрушившись на цель в тот миг, когда там еще едва ли кто-то подозревал об атаке, не успев получить запоздалое предупреждение.
   Несколько взрывов прогремели почти одновременно, но отсюда, с заоблачной высоты, их гром был вовсе не слышен. На тесном пятачке взметнулись вверх фонтаны огня, земли и камня, но этого пилоты уже не видели - разгрузившись, F-15E "Страйк Игл" развернулся, ложась на обратный курс. Летчикам не было нужды фиксировать результаты атаки, ведь в единой связке с ними действовали сейчас и спутники оптической разведки, кружившие в сотнях миль над землей, и беспилотные самолеты-разведчики, снабжавшие командование всей необходимой информацией.
   Пилоты не сомневались в успехе - в их руках было самое эффективное оружие, их действия направляли самые опытнее командиры, отнюдь не на полигонах оттачивавшие свое мастерство ведения войны. У них не было причин в неуверенности, и все же техника подвела своих творцов. Бомбы со спутниковым наведением, хотя и назывались высокоточным оружием, не обладали, как и иные образцы, абсолютной точностью. Отклонение их было незначительным, лишь немного большим, чем отклонение бомб с лазерным наведением. Легко ложившимся в круг радиусом менее десяти метров. Ничтожно малые величины для современного боя, и громадные, просто невообразимые для того, кто чудом оказался на несколько шагов дальше, чем летит стальная шрапнель осколков, рассекая плоть и кромсая камень.
  
   Сергей Николаевич Буров размешал ложечкой сахар в граненом стакане, осторожно коснувшись губами обжигающе горячего чая. Генерал-полковник тяжело вздохнул - очередное совещание должно начаться с минуты на минуту, как всегда, в несусветную рань. И причина была, в общем, весьма смехотворной - на границе с Дагестаном в горах накрыли горстку боевиков, полдюжины положили на месте, потеряв двух своих, и еще одного пришлось везти в окружной госпиталь, трое абреков ушли, укрывшись в горах. Их искали уже третий день, подняв в воздух несколько вертолетов, и найдут, наверняка найдут, вот тогда бы и отчитываться об успехе. Но нет, командование требовало сводки постоянно, и Бурову, не привыкшему полагаться на штабных писарей, поневоле приходилось сперва самому принимать отчеты, чтобы потом с полной уверенностью быть готовы ответить за каждое отправленное наверх, аж в штаб округа, слово.
   В дверь постучали, пару раз приложив тяжелым кулаком, и командующий федеральной группировкой в Чеченской Республике, уже зная, кто сейчас ворвется в тесный кабинет, отставил в сторону стакан - чай все равно был еще очень горяч.
  -- Можно, Сергей Николаевич? - На пороге возник начальник штаба генерал-майор Молотов. - Не помешал?
  -- Проходи, Виктор Михайлович, располагайся. Что, решил напомнить?
   Виктор Молотов, в отличии от Бурова, и на штабной работе не огрузневший, жилистый и быстрый, как в движениях, так и в мыслях - в последнем, в прочем, и сам Сергей Буров не уступал своем помощнику - зашел, сделав пару шагов, но, остановленный вопросом, недоуменно замер посреди кабинета, так и не закрыв за собой дверь.
  -- Напомнить, - начальник штаба наморщил лоб. - О чем это? А, - понимающе кивнул он. - Нет, я с другим. Разведка сообщила, что на грузинской территории повысилась активность американцев. Подняли в воздух всю свою авиацию, эфир так и трещит от их передач.
  -- Учения решили провести?
  -- Черт их знает, буржуев этих, - флегматично пожал плечами Молотов. - В штаб округа сводку уже направили, но пока там получат, пока разберутся, что к чему...
   Продолжать нужды не было, Буров и сам прекрасно знал, как в российской армии принимаются решения в мирное время. А для чинов, окопавшихся в Ростове-на-Дону генералов, несмотря на то, что под боком была Чечня, царил мир. Оно и правильно, если подумать, ведь на то Бурова сюда и отправили, чтобы у высокого начальства головы не болели, но было, с кого эту голову снять, коли что-то пойдет не так.
  -- Ладно, черт-то с ними, с американцами, - отмахнулся, не без труда встав из-за стола, Сергей Буров. - Пусть себе суетятся, если делать нечего. Пойдем, что ли, Виктор Михайлович, поговорим, послушаем?
   Командующий одернул полевой камуфляж, туго обтягивавший грузное тело - таскать здесь парадную форму не было ни повода, ни желания, а боевые ордена неплохо смотрелись и так. Сергей Буров вздохнул, некстати подумав, что скоро, пожалуй, придется пошить форму на пару размеров больше. Начальственная должность это, конечно, неплохо, но от сидячей работы, прерывавшейся лишь нечастыми поездками по отдаленным гарнизонам, прежде могучие мускулы заплыли жирком, одрябли, хотя в руках еще хватало силы. Но вот бегать уже стало тяжеловато, одышка была верным признаком приближающейся старости, и мысль о том, что однажды надежное, тренированное тело откажется служить, порой надолго лишал сна боевого генерала.
  -- Там, пожалуй, все уже собрались, - произнес Молотов, открывая дверь перед своим командиром. - Нас только и...
   Начальник штаба не успел закончить фразу, подавившись последними словами. Стены комендатуры содрогнулись от мощного удара, по ушам ударил грохот, пол под ногами вздыбился, и Буров вдруг понял, что летит прочь от двери, оторванный от земли неведомой силой.
   Короткий полет, несвойственный для весившего больше центнера мужчины, закончился столкновением со стеной. Перед глазами вспыхнули всеми цветами радуги разноцветные звезды, в голове что-то протяжно зазвенело, точно разбился целый сервиз из нежнейшего хрусталя, причем не весь сразу. Затем на мир опустилась непроницаемая тьма.
   Когда сознание вновь вернулось, Сергей Буров не смог бы сказать с уверенностью, сколько минуло времени. Возможно, он был в беспамятстве считанные минуты, а, может, прошли и долгие часы.
  -- О-о, - застонав, генерал, опираясь на локти, кое-как приподнялся, затуманенным взором осматриваясь по сторонам. - Господи! Моя голова!
   Нет, едва ли прошло слишком много времени, иначе сюда сбежалась бы половина комендатуры, посмотреть, как там дела у любимого командира. И уж точно никто не оставил бы начальника штаба лежать посреди кабинета, затянувшегося, кстати, клубами густого дыма, присыпанным штукатуркой.
   Буров встал, дождался, когда стены такого привычного кабинета перестанут кружиться вокруг своего хозяина в стремительном хороводе, сделал шаг, затем еще один и еще. В этот миг Молотов пошевелился, простонал, а затем, выругавшись матом, но как-то без энтузиазма, не от души, как умел, начал подниматься, опираясь о стенку.
  -- Витя, живой? - Буров подскочил к своему заместителю, подхватив его под руки и рывком поставив на ноги. - Ты как, цел?
  -- Сергей, - прохрипел в ответ Молотов, взгляд которого казался совершенное безумным. - Какого черта, Сергей? Что это было?
  -- "Духи", мать их, - прорычал злой и не на шутку перепуганный генерал-полковник. Еще бы, здесь, в комендатуре, под охраной десятков солдат, не стоило и задумываться о возможной опасности. ни один террорист не подошел бы и на полкилометра, но вот все же кто-то пробрался, с бое или сумев обмануть часовых. - Ублюдки, - ругался Буров, на себе таща своего начальника штаба к выходу. - Суки! Твари!
   Выбравшись в коридор, генералы закашлялись - все было в дыму, становившемся все гуще с каждой секундой, к тому же в воздухе повисла пыль, мелкая крошка от осыпавшейся штукатурки. Буров, взвалив на себя Молотова, и успев еще подумать, что на такой случай впредь нужно ввести для своих подчиненных ограничение по живому весу, двинулся к лестничной клетке. Кабинет командующего находился не третьем этаже, и генералу не хотелось, замешкавшись, оказаться под руинами, если этот взрыв окажется не последним.
   Полтора десятка метров офицеры преодолели не меньше, чем за пять минут, с трудом переставляя ватными ногами. Странно, никто не попался на их пути, хотя сейчас здесь должно было находиться полно народу, дежурные, караул, адъютанты, еще Бог весть кто. Генерал-полковник Буров плечом толкнул от себя дверь, вываливаясь на лестницу... и едва успел остановиться, увидев вместо ступеней оскалившийся кусками арматуры темный провал.
  -- Черт!
   Генерал с трудом сохранил равновесие, что было тем более трудно, если учесть, что на плече безжизненно повис Молотов, кажется, вновь потерявший сознание. Еще миг - и оба они улетели бы вниз, с десятки метров ударившись о кирпичи. Лестницы не было, как не было, похоже, и доброй половины здания, превратившейся просто в кучу битого камня, под которым теперь и стоило искать и дневальных и дежурных. Генерал Буров застонал, но не от боли, вернее, не столько от боли, а от досады - чтобы сотворить такое, нужно не меньше грузовика, доверху набитого взрывчаткой, но проехать к самой комендатуре на таком транспорте нереально. Должно быть нереально, а, значит, кто-то предал, открыв дорогу бандитам, дав им всего пару минут, чтобы исполнить свой изуверский замысел.
  -- Товарищ командующий, - в спину ударил взволнованный крик. - Товарищ командующий, вы живы? Вы не ранены?
   Майор, ни имени, ни лица которого Сергей не помнил в этот миг, побежал, увидел обернувшегося к нему генерала и замер с открытым ртом.
  -- Жив, - прохрипел Буров. - Сам не видишь? Здесь не Америка, зомби нету.
  -- У вас кровь, товарищ командующий, - майор указал рукой куда-то на голову генерала. - Вам нужна помощь!
   Буров коснулся ладонью лба. Точно, кровь, наверное, из раны на голове - воткнуться на лету в бетонную стену без последствий редко у кого получалось. Наверняка еще и сотрясение мозга, просто пока шок не прошел окончательно, а вот потом накатит все и сразу. К дьяволу!
  -- Помогите лучше ему, - приказал командующий, передавая на руки незнакомому офицеру своего начальника штаба. - Я в порядке.
  -- Идемте скорее, - майор двинулся по коридору, и теперь генерал понял, что он заметно хромает на правую ногу. - Нужно выбираться, пока здание на обрушилось.
  -- Что происходит? - взял быка за рога Буров. - Что это было?
  -- Террористы, наверное, - неопределенно ответил офицер. - Я не знаю, товарищ командующий. Это что-то страшное! Все разрушено, абсолютно все!
   Добравшись до другого крыла комендатуры, как ни странно, почти не пострадавшего, и встретив по дороге нескольких офицеров, в основном, раненых или контуженых, тоже пробиравшихся на выход, Буров в сопровождении майора и бесчувственного Молотова, оказался на свежем воздухе. Перед глазами все плыло, периодически вспыхивая и растворяясь в потоке нестерпимо яркого света, но сквозь сияние удалось все же разглядеть общую картину.
  -- Господи, - простонал вновь генерал, озираясь вокруг. - Боже мой!
   Половины здания комендатуры не существовало - мощный, не меньше тонны пластида, как прикинул бывший артиллерист Сергей Буров, взрыв полностью уничтожил строение, убив несколько десятков офицеров. На месте контрольно-пропускного пункта, там, где прежде из-за брустверов щерились крупнокалиберные пулеметы, способные простреливать улицу на всем ее протяжении, заливая ее потоком раскаленного свинца, чернела дымящаяся воронка, а вокруг нее было разбросано то, что несколько минут назад являлось часовыми, только заступившими на пост.
   Бронетранспортер, обычно находившийся здесь же, был на месте, только перевернутый кверху колесами, а башня вовсе валялась в нескольких метрах, уставившись в небо изогнутыми стволами спаренных пулеметов. Рядом с бронемашиной, прямо на асфальте, лежали и сидели чудом уцелевшие при атаке бойцы, и кто-то уже разорвал зубами перевязочные пакеты, а другие звали санитаров. Стоявшая же неподалеку БМП просто перестала существовать - опознать боевую машину в скомканном куске металла, утратившем всякую форму, стало просто невозможно.
  -- Кто здесь старший, - глухо прорычал Буров, схватив за рукав пробегавшего мимо прапорщика. - Где начальник караула? Доложите обстановку!
  -- Это ракетный удар, - торопливо сообщил прапорщик, попытавшись принять уставную стойку смирно при виде генерала. - Почти все погибли, начальник караула тоже.
  -- Ракетный удар? Чепуха! - Командующий помотал головой. - Собирайте бойцов, организуйте оборону, перенесите раненых в безопасное место. "Духи" могут появиться снова!
   Сергей Буров словно вернулся в прошлое, в те дни, когда чудом освобожденный от боевиков Грозный - о, какой ценой досталась эта победа в далеком теперь январе девяносто пятого! - вновь оказался в руках спустившихся гор бандитов, ударивших внезапно, с такой силой, что федеральные войска дрогнули, чудом не обратившись в бегство. Генерал, тогда еще - всего лишь подполковник, входил в этот город с боями, и так же оставлял его, одним из последних покинув чеченскую столицу, и оба раза он видел одон и то же - сгоревшие остовы бронемашины и изувеченные тела бойцов, русских солдат, желторотых пацанов, брошенных в мясорубку. Он тогда поклялся самому себе никогда не поступать так с теми, кем доведется командовать впредь, и вот клятва оказалась нарушена - враг явился незамеченным и ударил в упор, насмерть, и он Сергей Бурове, ничего не смог противопоставить этому.
   Нет, ерунда, полный бред! Прошли времена, когда горы на юге давали укрытии многотысячной армии, вооруженной до зубов свирепой стае, готовой рвать глотки всегда и всюду, где это только возможно. Все, что ныне осталось от боевиков - жалкая горстка изгое, наполовину - безумных фанатиков, в меньшей степени - наемников, слишком жадных, чтобы понять, где заканчивается прибыльная работа, и начинается верный путь в могилу. Нет, конечно же, нет, не могли эти бандиты, ничтожное отребье, атаковать город, наводненный войсками и милицией, опоясанный сотнями заслонов, постов ГАИ. Генерал помотал головой, так что мир вокруг него вновь завертелся в безумной пляске.
  -- Товарищ командующий, - кто-то из находившихся рядом офицеров проворно подскочил к покачнувшемуся и глухо застонавшему Бурову, успев подхватить его под руки. - Товарищ командующий, вам нужна помощь. Эй, санитара сюда, скорее! Генерал ранен!
  -- К черту, - слабо отмахнулся Буров. - Это контузия всего лишь. Пусть сперва им помогут, - генерал указал на раненых солдат, врастяжку валявшихся на грудах кирпича и уже лишившихся сил, чтобы кричать. - Дайте связь с нашими гарнизонами. Я должен знать, что происходит в городе, какова обстановка и чего ждать. Шевелитесь, мать вашу!
   Даже у подстегнутых злым приказом генерала связистов на то, чтобы исполнить распоряжение, ушло немало времени. А пока уцелевший после взрыва - никто только не понял, что это было, и откуда пришла опасность - солдаты под началом своих командиров замкнули руины в кольцо, заняв круговую оборону. Клацали затворы, отовсюду слышался злой, нервный мат, отрывистые команды и над всем этим плыли стоны раненых, над которыми суетились немногочисленные врачи.
  -- Товарищ генерал, - юный ефрейтор неловко подтащил к присевшему на кучу щебня Бурову тяжелую полевую рацию. - Товарищ генерал, есть связь с аэропортом!
   Командующий едва успел коснуться пластика трубки, когда протяжный рев обрушился на город, нарастая с каждым мгновением, перерастая в жуткий рык. Побледневший связист вскочил, округлившимися от страха глазами уставившись туда, где над крышами домов вздымался к небу столб черного дыма, пронизанного багрово-оранжевыми всполохами пламени.
  -- Черт возьми, - испугано прошептал Буров, тоже смотревший на жуткую картину, точно завороженный. - Да что же это такое-то? Что же творится?
   Грохот взрыва вдруг стал звучать как-то не так, как нужно - это профессиональный артиллерист определил безошибочно - превратившись в протяжный, более высокий вой. Мгновение - и над остатками комендатуры промчались, бросив на руины стремительные тени, две стальные птицы, круто уйдя в набор высоты. Сергей Буров мог поклясться, что на их плоскостях не было красных звезд.
   Самолеты мелькнули и исчезли в вышине, обрушив на городские кварталы, меж стен домов которых еще будто бы метались отзвуки едва прогремевших взрывов, пульсирующий гул работавших на форсажном режиме реактивных двигателей. Рев турбин, волной прокатившийся по земле, заставил еще не пришедших в себя окончательно людей, дрожа броситься врассыпную, забиваясь в первую попавшуюся щель, и только раненым оставалось лишь лежать и ждать своей участи со спокойствием обреченных.
  -- Да какого хрена? - Генерал Буров вместо испуга, что было бы вполне нормальной сейчас реакцией здоровой психики, ощущал раздражение и злость. Подскочив к сжавшемуся в комок радисту, инстинктивно собственным телом закрывавшему радиостанцию - будто бы плоть могла удержать разогнанные до сверхзвуковой скорости осколки - командующий рывком поставил бойца на ноги, рявкнув: - Связь, немедленно! Запроси аэродром, пусть доложат обстановку!
   Ефрейтор, побледнев, застыл, сотрясаясь в мелкой дрожи, и Буров, не сдержавшись, ударил его в челюсть. Коротко вскрикнув, боец упал, сбитый с ног, но и это не привело его в себя. Командующий уже был готов продолжить лечение давно проверенным способом, когда с соседней улицы донесся рык дизелей, сопровождаемый металлическим лязгом, а затем к комендатуре буквально вылетели две боевые машины пехоты БМП-2, густо облепленные ощетинившимся во все стороны автоматными стволами десантом.
   Проскрежетав грунтозацепами траков по каменному крошеву, усыпавшему мостовую, бронемашины остановились, вздернув к небу тонкие стволы тридцатимиллиметровых автоматических пушек. Сидевшие на броне солдаты посыпались на асфальт, частью оставшись у БМП, частью двинувшись к тому, во что превратилось здание городской комендатуры.
  -- Кто старший, - Сергей Буров подскочил к первому попавшемуся бойцу, уставившись ему в запыленное лицо. - Где ваш командир?
  -- Товарищ командующий, - к генералу подошел рослый офицер с тремя звездочками на полевых погонах. Он сразу узнал Бурова, даром, что лицо того покрывала корка спекшейся крови и слой грязи. - Товарищ командующий, полковник Толмачев, начальник штаба Сорок второй гвардейской мотострелковой дивизии.
   Офицер торопливо, как-то смазано козырнул, выжидающе уставившись на генерала, растерявшего в один миг будто бы все свое достоинство, кроме одного - привычки приказывать и ждать беспрекословного исполнения своих команд кем бы то ни было.
  -- Полковник, что происходит в городе? - требовательно спросил Буров. - У вас есть связь хоть с кем-нибудь?
  -- Война, - коротко произнес, словно выплевывая это слово в лицо командующему, полковник. - Нас бомбят американские самолеты. Почти ни с кем невозможно связаться, радио не работает, на всех частотах мощнейшие помехи!
  -- Какого черта? Война? Вы что, спятили?!
   Странно, но произнесено вслух слово, кажущееся страшным любому человеку, оставило Бурова почти равнодушным. Здесь, в Чечне, вообще на Кавказе, война, по сути, не прекращалась ни на минуту, и трудно было сказать, изменилось ли что-то после того, как в нее вступила третья сила.
  -- Товарищ полковник... - солдат, прибежавший от одной из бронемашин, над десантным отделением которой возвышался штырь антенны, выдавая командирскую модификацию БМП-2К, запнулся, увидев, с кем разговаривает его командир. - Виноват, товарищ генерал-полковник! Разрешите обратиться к товарищу полковнику?
  -- Что у тебя? - Толмачев, не дожидаясь ответа командующего, перевел взгляд на своего подчиненного.
  -- Товарищ полковник, мы смогли связаться с комендатурой Урус-Мартана. Оттуда сообщают, что с юга, со стороны границы, в нашем направлении движется большая формация вертолетов. Американские вертолеты, товарищ полковник!
  -- Американцы? Сюда? - со смесью удивления и ярости переспросил Буров, оттеснив Толмачева. - Суки, совсем обнаглели! Говоришь, Урус-Мартан? Черт, это значит, они будут здесь через считанные минуты, - быстро сообразил генерал, прикинув расстояние и подлетное время. - Нужно собрать всех, кто есть, подготовиться к обороне. Черта с два янки смогут высадиться здесь!
   Страх и растерянность куда-то отступили, не выдержав нервного напряжения. Перед генералом появилась цель, образ, пусть еще и неясный, слишком рамытый, врага, настоящего врага, с которым можно бороться, которого можно уничтожить.
  -- Я свяжусь с командиром дивизии, - решил Толмачев. - Со штабом. Нужно подтянуть к городу наши танки, тогда хрен американцам, не десант!
   Последние слова полковника заглушил стрекочущий гул, и Сергей Буров, задрав кверху голову, увидел, как над улицами растревоженной чеченской столицы проносятся покрытый разводами камуфляжа вертолеты. Десятки геликоптеров, молотя по наполненному пеплом и дымом воздуху лопастями несущих винтов, стаей прошли над жилыми кварталами, на высоте всего несколько десятков метров.
  -- А, дьявол, - заскрежетал зубами генерал. - Не успели! Ничего не успели!
   Волна вертолетов умчалась в направлении аэропорта, над которым небо уже полностью оказалось затянуто плотной пеленой дыма. И откуда-то из этого пекла, прорезав воздух мерцающими стежками, навстречу механической стае взметнулись вдруг очереди трассирующих снарядов. Буров увидел, как один из вертолетов, буквально врезавшись в стену заградительного огня, неожиданно плотного, вспыхнул, неуклюже пошатнулся, словно воздух перестал держать винтокрылую машину, и, оставляя за собой густой шлейф черного дыма с багровыми проблесками пламени, ушел куда-то в сторону, скрывшись за горизонтом.
  -- Вот так, уроды! - ощерился Толмачев.
  -- Давай, зови своих, - приказал генерал, вдруг понявший, что еще может быть шанс. - Пусть пока стягивают все силы сюда, к комендатуре, и ждут приказа. А мы пока прокатимся до аэропорта!
  -- Что? Это же опасно, товарищ командующий?
  -- Выполняйте приказ, полковник, - зло гаркнул Буров, заставив начальника штаба мотострелковой дивизии вздрогнуть от неожиданности. - Мы выдвигаемся немедленно! Все, кто может держаться на ногах - на броню!
   Сергей Буров понимал, как важно не дать противнику закрепиться на земле сейчас, когда все здесь напуганы и растеряны, когда достаточно слегка надавить, чтобы обратить в людей в панику. Генерал представлял, какие силы могут бросить в наступление американцы прямо сейчас - ни численность, ни состав их группировки, развернутой в Грузии, давно не была ни для кого тайной. Не важно, почему это произошло, главное - не сдаться мгновенно, подчинившись подлым инстинктам. А уж потом, отразив первый удар, удержавшись, можно будет размышлять над стратегическими вопросами. И не может быть, чтобы в штабе округа, в Москве не знали о том, что твориться здесь, на границе. А это значит, нужно выдержать лишь первую атаку, после чего в действие придет вся военная машина страны, и от американцев не останется мокрого места.
  -- Выступаем, - приказал Буров. - Нужно провести разведку.
   Уцелевшие после бомбардировки бойцы, многие из которых были ранены, карабкались на броню, рассаживаясь на плоских крышах боевых машин пехоты. И сам генерал тоже взобрался на бронемашину, не без труда забросив грузное тело на почти двухметровую высоту.
   Всего набралось дюжины полторы десантников, хотя желающих оказалось больше - часть людей Буров приказал оставить возле комендатуры, обеспечивая тылы. Бойцы густо облепили обе БМП. Никто не решился отправиться в путь в десантном отделении, предпочтя обманчивому ощущению безопасности, создаваемому тонкой броней, возможность как модно быстрее покинуть подбитую машину, просто соскочив на землю и укрывшись за массивным корпусом. Это было намного безопаснее, чем трястись в тесноте, рискуя просто сгореть заживо при попадании противотанковой гранаты или получить контузию, если вдруг под гусеницы попадется мина.
  -- Оружие, - потребовал Буров. - Дайте оружие, черт возьми!
   Только сейчас командующий понял, что безоружен - даже табельный пистолет остался в сейфе, в переставшем существовать кабинете на втором этаже комендатуры. Но кто-то из бойцов уже протягивал Сергею автомат, другие совали магазины. Приняв из чьих-то рук потертый, поцарапанный АКМС, Буров торопливо рассовал по карманам отнюдь не приспособленной для таких приключений формы набитые патронами рожки, почувствовал себя чуть более уверенно.
  -- Трогай, - генерал хлопнул по броне широкой ладонью. - Поехали!
   Взревел работавший прежде на холостых оборотах дизель УТД-20, и триста лошадиных сил рывком столкнули с места четырнадцатитонную бронемашину. БМП, под стальными лентами гусениц которой дробился асфальт, и крошились каменные осколки, разлетевшиеся на сотни метров при попадании бомб, подбросило на ухабе, отчего солдаты едва не попадали на землю. Чувствуя, как колотится сердце, и становится сухо во рту, Срегей Буров передернул затвор "Калашникова", загнав в патронник первый патрон. Генерал уже порядком отвык от ощущения тяжести оружия в руках, но тело само помнило все, что нужно делать. И командующий очень надеялся, что эта память поможет ему остаться в живых, увидев хотя бы вечер едва начавшегося дня.
  

Глава 7

  
   Грозный, Чечня, Россия
   19 мая
  
   Дембелей, да еще к тому же и контрактников, никто старался не беспокоить, предоставив полтора десятка крепких парней, в мыслях уже вовсю оттягивавшихся в клубах под грохот музыки, или просто гулявших по улочкам родных городов со своими любимыми, что ждали героев необъявленной войны за тысячи километров от этих гор. А герои, уставшие от вечного чувства опасности, ощущения чужого взгляда, пропущенного через оптический прицел, взгляда хладнокровного, расчетливого и беспощадного, уставшие быть готовыми услышать взрыв, всякий раз, когда случайно ступали на слишком приметный камень, лежащий на незнакомой тропе, нетерпеливо считали недели, а затем и вовсе дни оставшейся службы. Вскоре шасси транспортного самолета со скрежетом коснутся посадочной полосы аэродрома Грозный-Северный, и солдаты, взойдя на борт, умчатся прочь от войны, лишь изредка, в тяжких кошмарах, возвращаясь сюда, в этот дикий и опасный край.
   В прочем, пока никто не отменял ни устав, ни распорядок, и дембеля томились в казарме на территории авиационного городка, по-прежнему пытаясь выполнять приказы командиров. Те, правда, почти не вспоминали о бойцах, сполна отдавших свой долг, но и не позволяли тем лишнего. А потому пока приходилось забыть о спиртном - о женщинах парни и не думали, помня, чем может обернуться в краю кровной мести даже безобидный разговор с девушкой на городском рынке, и дело здесь вовсе не в непримиримых ваххабитах - и стараться напоминать себе о субординации и необходимости подчиняться приказам.
   Время тянулось, офицеры редко заглядывал к маявшимся от скуки бойцам, и дембеля, как умели, сами развлекали себя. В одном конце казармы, не умолкая, надрывался магнитофон, потертый, покрытый царапинами, видавший виды и прошедший вместе со своим владельцем огонь и воду. Из другого конца, там, не расходясь часами, кучковалось с полдюжины парней в тельняшках и камуфляже, доносились переборы гитары и нескладные, но берущие за душу слова рожденных этой и минувшими войнами песен.
  -- Пора, Кабул в огне, и вот на рубеже, сойдя с небес, встает седьмая рота... - хрипло выводил крепыш в тельняшке навыпуск, надетой поверх потертых камуфлированных брюк, невольно зажмуриваясь.
   Олег Бурцев, растянувшийся на заправленной койке, вслушивался в слова, которые, возможно, так же срывались с губ его отца, не вернувшегося из объятого братоубийственной войной Таджикистана, где он, капитан Воздушно-десантных войск, насмерть схлестнулся с все теми же душманами. Олег тяжело вздохнул, на миг выпадая из окружавшей его реальности - отец, улыбающийся, в ладно сидящей форме и заломленном на затылок голубом берете, словно живой, предстал перед ним. Тогда он просто шагнул за порог, а обратно примчалось сухое письмо, прочтя которое, мать рыдала целыми днями, и после уже никогда не улыбалась от души.
   Странно, но даже память об отце, от которого даже ничего не осталось, чтобы, как полагается, предать прах земле, не заставила Олега рваться в армию. В восемнадцать лет он, как и большинство приятелей, считал это ненужной тратой времени, и был не прочь, чтобы священный долг перед родиной отдавал кто-нибудь другой. Но проблем со здоровьем врачи на призывной комиссии у крепкого, хотя и слишком худого, парня не нашли, давать кому-то взятку, как поступали иные из знакомых, не было ни желания, ни денег, и Олег, сам того особо не желая, вдруг узнал, что будет служить в тех же войсках, что и отец.
   Два года тянулись не слишком медленно, но и не слишком быстро, и много всякого произошло за это время. Служба в десанте оказалась тяжелой, вытягивавшей все силы, но закончилась и она. А, вернувшись в родной город, младший сержант Бурцев неожиданно для себя понял, что на гражданке ему почти нечего делать. Долгих два года он мечтал сойти с поезда на знакомом перроне, пройти пол улицам в щегольской форме дембеля-десантника, но о том, что будет после, как-то не задумывался. Зря.
   Отслужившему, честно, с полной отдачей, да и нельзя было по-другому в воздушном десанте, парню не оказалось места в "мирной" жизни. В городе, где давно встал единственный крупный завод, и бурно процветали только магазины, торговавшие привезенным из Китая барахлом, оказалось неожиданно трудно заработать себе на пропитание. Охранник на рынке - большее, на что мог рассчитывать молодой, не обремененный излишними знаниями, да, вдобавок, растерявший почти все умения, способные пригодиться в быту, парень. Невольно возникшее в первые дни чувство превосходства над теми, кто, не узнав, что такое марш-бросок с полной выкладкой, глубокий рейд или десантирование в тылу условного противника, два прошедших года жил в тепле и уюте, шатаясь по дискотекам и хлебая в подворотнях мерзкое пойло, не имеющее ничего общего с настоящей водкой, куда-то быстро исчезло, уступив ощущению собственной неполноценности.
   Жизнь на гражданке оказалась еще более суровой, чем существование в казарме, когда каждое действие было строго подчинено букве устава. Здесь никто и никому не был нужен, никто и никого не ждал, и Олег, потратив на раздумья не слишком много времени, вновь, теперь уже сам, направился в городской военкомат. Он не забыл, как тень упала на лицо матери, услышавшей решение своего сына, как погас ее взгляд, но был уверен - и сейчас не изменил своего мнения - что поступил верно, приняв единственно возможное решение. Еще год, целый год, но уже не в казарме, а в продуваемых всеми ветрами горах, плюющихся раскаленным свинцом. И вот он тоже закончился, вскоре самолет унесет его и еще многих таких же парней подальше от этой войны, и, вернувшись домой, Олег уже не будет чувствовать себя изгоем, со смесью зависти и ненависти смотрящим вслед сынкам богатых родителей. Страна все же щедро платила тем, кто решил заложить собственную жизнь, так что теперь можно будет развернуться и на гражданке.
   Убаюканный мыслями о скором возвращении домой, старший сержант Бурцев, вот-вот готовый прибавить к своему званию приставку "запаса", сам не заметил, как задремал. Ему уже давно не мешал гул турбин, доносившийся со стороны летного поля, когда взлетал или, наоборот, заходил на посадку, пассажирский лайнер или очередной транспортный "борт", как не мешал царивший в казарме шум, не смолкавший, кажется, ни на мгновение.
  -- Мы туда колесили с потехами, песни пели, снимали кино, - выводил кто-то под гитарные переборы, нескладно, порой не попадая в ритм, да оно и понятно - луженая глотка привыкла выплевывать слова команд, сдобренные отборной руганью, а стихи на войне читать приходилось, право же, весьма нечасто. - А когда мы обратно ехали, только молча смотрели в окно...
   И тотчас собравшиеся вокруг певца, душу вкладывавшего в незамысловатые слова, берущие за душу, до рези в глазах, до невольно наворачивавшихся слез, десантники, сами еще не верившие, что для них эта война почти закончилась, дружно, в десяток голосов, подхватили:
  -- Скоро дембель, скоро дембель...
   От грянувшего хора, казалось, содрогнулись стены казармы, и Олег Бурцев открыл глаза, поняв, что окончательно уснуть не получится. А в следующий миг сержант понял, что стены и впрямь трясутся, но явно не от чьих-то голосов.
   С протяжным звоном треснули, рассыпаясь на сотни осколков, стекла, впуская в казарму грохот, от которого заложило уши, а затем висевшие под потолком лампы ярко вспыхнули, заставив зажмуриться от нестерпимого сияния, и все вдруг погрузилось во мрак.
  -- Твою мать, - раздались удивленные возгласы, повскакивавших с коек бойцов. - Что за дела? Эй, что там происходит?
   Олег, словно пружиной подброшенный с постели, уже бежал к выходу, по пути сорвав с пирамиды первый попавшийся автомат. десантники, хоть и без пяти минут дембеля, не рисковали расставаться с оружием даже сейчас, предпочитая всегда полагаться на себя, и эта предосторожность оказалась не лишней. Все, кто находился в казарме, быстро придя в чувства, уже разбирали оружие, выскакивая наружу - каждый понимал, что эта каменная коробка легко может превратиться в братскую могилу.
  -- Все на выход, живо, - надрывался кто-то, неразличимый в полутьме. - Быстрее, быстрее, черт возьми! Живее, пока к хренам не завалило!
   Олег первым выбрался из казармы, и первым увидел вздымающийся над аэродромом столб дыма и пламени, свечой уходивший в зенит. В паре сотен метров от казармы, на рулежной дорожке, полыхал остов пассажирского самолета, остроносого Ту-154Б в бело-синей окраске "Аэрофлота". Бетонная башня, с которой диспетчеры руководили полетами, перестала существовать - сейчас от нее осталось только похожее на пенек от срубленного деревца основание.
  -- Черт возьми, - промолвил кто-то позади, дыша Бурцеву в затылок. - Это "духи"! Минометный обстрел!
   Десантники ошарашено озирались по сторонам, сгрудившись на тесном пятачке перед казармой и безвольно опуская оружие. Все кругом горело, летное полка казалось буквально усеянным изломанными телами, а к ним со стороны аэродромных строений уже бежали те, кому посчастливилось выжить. Откуда-то появился бронетранспортер, с которого на бетон посыпались вооруженные до зубов бойцы из аэродромной охраны.
  -- За мной, - крикнул дембелям пробегавший мимо майор с эмблемами военно-воздушных сил на петлицах. - Нужно перенести раненых в безопасное место! Это может быть только начало!
  -- Да что происходит, - растерянно бросил кто-то в спину офицеру. - Что это, артобстрел?
   Протяжный рев обрушился на летное поле откуда-то с небес, стремительно нарастая, так что уже невозможно было слышать, что говорит бегущий рядом с тобой, и собственные слова, с силой вытолкнутые из глотки, вязли в этом реве, сметающей все волной прокатившемся по бетонке, усыпанной полыхающими обломками и мертвыми телами.
   Истребитель буквально вывалился, пробив пелену облаков, сгустившихся над Грозным и камнем рухнул к земле. Стремительная тень, распластав треугольные крылья, скользнула по летному полю, и Олег, невольно остановившийся и запрокинувший голову, увидел, как из-под брюха прошедшего на бреющем полете над аэропортом самолета к земле устремились черные цилиндры, остроконечные, точно дротики, увенчанные крестообразным оперением. Старший сержант стоял посреди летного поля, и, даже не думая о том, чтобы бежать, хоть как-то пытаясь спасти свою жизнь, смотрел, не отрываясь, боясь даже моргнуть, смотрел на мчавшиеся к земле черные капли.
  
   Зуммер системы управления оружием прозвучал в кабине истребителя "Страйк Игл", и одновременно на индикаторе вспыхнула предупреждающая надпись, врезавшаяся в глаза оператору, нервно теребившему кнопку пуска ракет.
  -- Есть захват, - сообщил летчик командиру экипажа, полностью сосредоточившемуся на управлении крылатой машиной, мчавшейся в тридцати тысячах футов над укутанными облачным покрывалом предгорьями. - Мы в зоне разрешенного пуска!
  -- Огонь!
   Оператор вдавил кнопку пуска едва ли не прежде, чем первый пилоты выдохнул короткое, прозвучавшее, точно выстрел, слово приказа. Выплюнув языки пламени, две ракеты AGM-88A HARM соскользнули с граней воздухозаборников истребителя, растворяясь в сером мареве облаков. Цель впереди, в пяти десятках миль по курсу, предстала системам наведения не менее заметной и зовущей, чем кажется мотыльку горящий в ночи огонь лампы. Пассивные головки наведения уловили излучение приводного радиомаяка грозненского аэропорта, по сути, остававшегося передовым аэродромом подскока для самолетов тактической авиации, а потому отчаянно излучавшего в пространство энергию, испускаемую антенными решетками радаров и простыми радиопередатчиками. Никто там не озаботился маскировкой, и теперь ничто не могло помешать этому удару.
  -- Есть пуск, - стараясь сохранять хладнокровие, сообщил оператор вооружения. - Ракеты пошли!
  -- Атакуем, - с азартом воскликнул пилот, изо всех сил стиснувший рычаг управления самолетом. - Устроив русским побудку. Вперед!
   Ракетам, мчавшимся вдвое быстрее звука, понадобились считанные десятки секунд, чтобы оказаться над целью, обрушивая поток осколков на приборные кабины радаров, пронизывая стальным потоком диспетчерскую башню, возвышавшуюся над летным полем. А следом, вспарывая напоенный предрассветной влагой воздух клинками крыльев, мчался, полого пикируя к земле, истребитель, ведомый жаждавшими крови врага пилотами, веровавшими в праведность этой войны и собственную непобедимость.
   Тактический истребитель F-15E "Старйк Игл" легко прошли пелену облаков, внезапно появившись над разбуженным аэродромом. Две бомбы GBU-38 JDAM, отделившись от узлов подвески, черными росчерками умчались к земле, намертво привязанные спутниковой системой наведения к координатам резервуаров с топливом, десятками тонн летучего авиационного керосина. Миг - и сумерки отступили, рассеянные ярчайшей вспышкой, а к небесам поднялся столб пламени, медленно опавший, превращаясь в обычный дым.
  -- Вот это фейерверк, мать вашу! - потрясенно произнес второй пилот, в подробностях видевший плоды своих - и своего напарника и командира - усилий.
   Внизу горело, наверное, все, что только могло гореть, и даже то, что чисто теоретически не было подвержено этому процессу. Вспыхнувшее топливо обдало пылающим фонтаном стоявшие на рулежных дорожках самолеты и вертолеты, превращая их в груды полыхающего металла. А над всем этим парил, точно ангел смерти, истребитель "Страйк Игл", и на внешней подвеске его еще оставалось вдоволь смертоносных гостинцев.
   Самолет прошел над взлетной полосой, по которой метались перепуганные, ввергнутые в шок, охваченные животным ужасом люди. Пилот потянул на себя ручку управления, истребитель, задирая нос в зенит, выполнил горку, и в этот миг оператор, сидевший в задней кабине крылатой машины, вновь коснулся приборной панели, отпуская в свободный полет полдюжины свободнопадающих бомб "Марк-82". Тысячефунтовые болванки, подчиняясь отныне лишь ускорению и силе тяжести, посыпались к земле, густо засеивая летное поле. Спустя мгновения на бетоне вновь расцвели пламенные цветы взрывов, взметнувших в воздух землю и камень, перемешанные с человеческой плотью.
  
   Чувствуя странное, просто невозможное сейчас безразличие, Олег Бурцев стоял, выпрямившись, словно не свистели у лица осколки, и смотрел в небо. А там, стремительно увеличиваясь, вытесняя все и вся, мчалась, скользя к земле, стальная птица, покорная расчетливой и холодной воле врага. Врага, перед которым старший сержант Воздушно-десантных войск был сейчас бессилен.
   Рев турбин вытеснил все прочие звуки, собой заполонив вся вселенную. Казалось, хищно заостренный нос широко раскинувшего косо срезанные крылья истребителя, по обе стороны фонаря которого топорщились два киля, был нацелен в самое сердце, в душу сержанта, оцепеневшего от страха, от ощущения неизбежности смерти, какого прежде ни разу, даже в горах, когда группа Бурцева оказывалась в засаде, в огневом мешке, устроенном заранее предупрежденными боевиками.
   И бомбы, градом посыпавшиеся на летное поле, тоже стремились только к нему, жаждая вонзиться заостренными обтекателями в плоть сержанта, разорвать его грудь, высосать жизнь. И ничего, совершенно ничего нельзя было сделать, чтобы увернуться, обмануть надсадно воющую смерть.
  -- Воздух, - истошно закричал кто-то рядом. - Все в укрытие!!!
   Пронзительный окрик стегнул по ушам, и сержант, вздрогнув, стряхнул с себя странное оцепенение, словно вспомнив, что еще жив. Олег, не долго думая, упал, ткнувшись лицом в бетон, и ударная волна прокатилась над ним, а затем в спину дохнуло сильным жаром, от которого, казалось, вот-вот покроется волдырями кожа. Раздались полные боли и отчаяния вопли, тотчас потонувшие в новых взрывах, и Бурцев, подняв голову, увидел сперва дымящиеся развалины казармы, до основание разрушенной прямым попаданием, а затем уже лежавшего прямо перед ним человека. Парень, не старше самого Олега, кричал, корчась от боли, а из перерубленной по самое колено лезвием осколка ноги его потоком хлестала кровь густо-алого цвета.
  -- Сейчас, - прохрипел, толкая свое тело вперед, старший сержант. - Сейчас, браток! Погоди, не умирай!
   Подползя к раненому, Олег вытащил из шлиц широкий кожаный ремень и быстро, точно всю жизнь занимался только этим, накинул его на бедро, рывком затягивая петлю жгута. Поток крови, толчками вытекавшей из разрубленных артерий, мгновенно ослаб, но раненый боец, лицо которого тоже было покрыто кровью и копотью, кажется, даже не заметил этого.
  -- Держись, кореш! - выдохнул Олег, вскакивая и по привычке бросаясь к тому, что осталось от казармы. - Только держись, брат!
   Бросив полный боли и отчаяния взгляд на тихо корчившегося на усыпанном осколками бетоне бойца, сержант, собрав в кулак, сжав в тугой узел все силы, бросился прочь. Он больше ничем не мог помочь раненому, и оставалось только надеяться, что здесь, среди этого хаоса, все же отыщется врач или санитар.
   Низко пригибаясь, прижимая к себе автомат, Олег зигзагом, невольно стараясь сбить прицел невидимому, да и, скорее всего, несуществующему снайперу, кинулся к дымящимся руинам. На пути сержанта попадались одни только трупы, порой вовсе утратившие всякое сходство с человеком. взрыв авиабомбы свалил с ног всех, кто находился даже на расстоянии доброй сотни метров, а волна осколков уже не позволила большинству солдат вновь встать.
   Преодолев пятьдесят метров за считанные мгновения, Олег Бурцев сделав упор на руки, перевалился через полуосыпавшуюся стену казармы, едва не придавив укрывавшегося там человека. Откатившись, сержант вскинул АКС-74, готовый спустить курок, и только теперь разглядел на форме своей "мишени" капитанские погоны и летные эмблемы на петлицах.
  -- Охренел? - со смесью раздражения и испуга рявкнул авиатор, отпрянув назад и упершись спиной в кирпичи, покрытые слоем пепла и сажи. - Я свой, сержант! Опусти ствол!
   Бурцев, и сам уже понявший это, опустил оружие. Въевшийся в кровь инстинкт велел любого чужака встречать огнем, и сейчас он дал знать о себе, как никогда настойчиво. Кругом опять была война, а сержанта учили поступать только так, чтобы выжить на ней, выжить и победить, а значит - всегда стрелять первым.
  -- Что здесь происходит? - Бурцев не узнал собственный голос, рвущийся не из глотки, а откуда-то из груди, от солнечного сплетения. - Что это такое?
  -- Бомбовый удар, - хрипло ответил капитан, с опаской взглянув на небо. Он тоже был испуган, как, наверное, всякий, кому не посчастливилось оказаться в этот ранний час на аэродроме Грозный-Северный, словно отброшенном прихотью взбалмошного божества на несколько лет назад в прошлое. Но летчик все же держался, не позволяя панике полностью подчиниться себя.
  -- Спятил, - едва не выкрикнул в лицо офицеру Олег, забыв на мгновение о разнице в звании. - Какие бомбы?! Откуда у "духов" самолеты?!
  -- Это не духи! Американцы! Нас бомбят американцы!
   Олег даже толком не успел удивиться - события происходили слишком быстро, чтобы всерьез задумываться над каждым из них по отдельности. Сейчас больше всего хотелось проснуться, пусть в холодном поту и с рвущимся из груди сердцем, чтобы понять, что все это не более чем сон, кошмар, родившийся в изнуренном сознании. Но пробуждение все никак не наступало. Стих гул турбин, унесшийся куда-то в поднебесье, но на смену ему уже шел многоголосый стрекот вертолетных лопастей, звук, который ни один десантник никогда не спутал бы с чем-то иным. И услышав этот шум, старший сержант Олег Бурцев вновь ощутил дикий страх, вонзавший ледяные когти в замершее сердце.
  
   Далекий гул реактивных двигателей проник сквозь стены казармы, и капитан Кукушкин нехотя открыл глаза. Светало, снаружи в бокс, где пытались ухватить ускользающие, точно туман, остатки сна, отдыхавшие от своей опасной работы летчики-штурмовики, доносился шум, голоса и звук моторов.
  -- Кому приспичило летать такую рань? - недовольно произнес Сергей, сев на кровати и щурясь на светлый прямоугольник окна. - Обещали низкую облачность. Кто-то так хочет свернуть себе шею?
  -- Какого хрена летать? - недовольно, сонным вялым голосом, отозвался с соседней койки капитан Терехин, так же, как сам Сергей, отдыхавший перед очередным патрульным вылетом к границе. - Наши все здесь, - сообщил Терехин, глянув по сторонам и с непривычки щурясь от света. - Местные, черт их дери!
   Действительно, все четверо пилотов, прибывших на аэродром Грозный-Северный вместе с новенькими штурмовиками Су-25Т, только сошедшими со стапелей, находились в тесном боксе. Командующий группировкой федеральных сил не зря просил прислать лучшее оружие, и потому летчики, едва успевшие закончить недолгий курс переучивания и неожиданно для себя сменившие порядком изношенных "Грачей" прежней модификации на новые машины, не знали отдыха.
   Вновь и вновь, стремительно расходуя моторесурс движков и заставляя измученных техников вполголоса материться, готовя крылатые машины к очередному полету, летчики, когда поодиночке, а когда и все сразу, взмывали в небо, чтобы обрушить всю мощь своих самолетов на очередную группу боевиков, замеченную где-нибудь в горах. А когда они возвращались, то на летном поле их уже ждал сам генерал Буров со словами благодарности... и нередко - с очередным заданием. Их война не прекращалась ни на минуту, и враг уже в полной мере ощутил на себе всю смертоносную мощь и точность ударов.
   Командующий не зря хлопотал о переброске в Чечню новых штурмовиков, и, когда машины прибыли в Грозный из Липецкого центра боевого применения фронтовой авиации, с первых же дней попытался выжать и из самолетов, и из летчиков максимум эффективности. Модернизированные "Грачи", оснащенные обзорно-прицельным комплексом "Шквал", позволявшим видеть цель при любой погоде, и днем, и ночью, стали карающим клинком, и плохая погода, как и темнота, вдруг перестали быть союзником боевиков, очень быстро понявших, с каким противником им теперь предстоит бороться. И пилоты, привыкшие к надежным, простым, как автомат Калашникова, пожалуй, слишком простым в своей примитивности для нового тысячелетия Су-25, на которых воевали прежде, полагаясь только на простейший прицел, смогли почувствовать себя настоящими хозяевами небес.
   Порой летчикам, в очередной раз обрушивавшим свинцовый дождь на головы пытавшихся укрыться в каких-то сырых щелях террористов, казалось, что новое оружие слишком сильно для этой войны. На земле просто не нашлось целей, достойных того, чтобы атаковать их противотанковыми ракетами "Вихрь" или мощными Х-29Л, но и эффективность привычных авиабомб возрастала благодаря низкоуровневой телевизионной системе "Шквал", датчик которой "прятался" в узком носу штурмовика, позволяя обнаруживать отдельного человека за сотни метров, даже среди ночной тьмы.
   Никогда еще пилоты не ощущали себя столь сильными, никогда война не шла на подобных условиях, когда шайки бандитов, бродившие по горам, превращались бы в тех, кем и были по своей сути - стаи диких, взбесившихся зверей, для которых пуля есть самое милосердное лечение. И только накапливавшаяся усталость - не каждый легко выдержит по три-четыре вылета в день - была расплатой за мощь и свободу.
  -- Чертовы штатские, - раздраженно простонал Кукушкин. - Наверняка грузовой "борт" с каким-нибудь барахлом пригнали, идиоты! Не могут понять, кретины, - здесь военная база, а не вещевой склад!
   А турбины, так некстати прервавшие сон тружеников неба, пытавшихся урвать краткие часы отдыха между очередными вылетами, когда снова и снова, полагаясь лишь на машину, собственное мастерство, а более всего - на удачу, приходилось рисковать, ставя на кон собственную жизнь, вдруг сменили тональность. Сон нехотя начал отступать, освобождая сознание летчиков от мягких пут, и вызывая непритворное недовольство самих пилотов, лишившихся одной из немногих своих привилегий, заслуженных честным трудом там, под облаками.
   Только проведя много часов в поднебесье, можно научиться ценить каждую минуту на земле, и пилоты ценили их, искренне наслаждаясь каждым мгновением покоя, хотя другая часть их души рвалась и рвалась в небо, пусть там наравне со свободой можно было легко обрести и смерть. Каждый полет над окутанными дымкой горами, над разинутыми пастями ущелий, мог оборваться внезапно взмывшей с земли зенитной ракеты, какой-нибудь "Стрелы" или "Стингера", и даже титановая броня мощного Су-25Т не стала бы тогда достаточно надежной защитой.
   Кукушкин что-то хотел сказать, поняв по звуку, что самолет, появившийся над городом, стремительно приближается, снижаясь, будто заходя на посадку. Но в следующий миг казарма содрогнулась, будто оторвавшись на секунду от земли, от врытого в почву фундамента, затем в спину хлестнуло битым стеклом, и в себя пилот пришел уже лежа на полу, уткнувшись в бок упавшего рядом Терехина.
  -- О, черт, - простонал Сергей, вернее, ему показалось, что он произнес именно это - в ушах звенело, все звуки словно проникали сквозь толстый слой ваты. - Дьявол!
   Упираясь руками в усыпанный битым стеклом пол, не обращая внимания на рассеченные ладони, просто не чувствуя в этот миг боли, Кукушкин поднялся на четвереньки, и только теперь увидел лужу крови, вытекшую из-под головы своего товарища.
  -- Виталя, - капитан толкнул Терехина, и голова того безвольно мотнулась, обратив к Сергею остекленевший взгляд уже ничего не видящих глаз. - Виталя, ты что? Виталя?! А-а, суки!!!
   Кукушкин тряс и тряс Терехина, превратившегося в безжизненную обмякшую куклу, будто так мог вернуть того к жизни, пока чьи-то руки не подхватили капитана, рывком поставив его на ноги.
  -- Серега, хватит, - майор Малышев кричал, приблизив свое лицо, сведенное судорогой боли и страха, к лицу Кукушкина. - Довольно, капитан! Он мертв, мертв, ты понял?!
  -- Что это было, - прохрипел, с ощутимым усилием выталкивая слова из глотки, Кукушкин. - Что происходит?
  -- К черту, - Малышев толкнул едва державшегося на ногах капитана. - Нужно выбираться отсюда, пока нас не завалило на хрен! Давай, капитан, пошли!
   Под ногами хрустело битое стекло, рядом кто-то протяжно, на одной ноте, кричал, но пилоты, не обращая на это внимания, пробирались к выходу, поддерживая друг друга. А там, снаружи, их уже ждал четвертый "летун", капитан Семенов, оказавшийся более проворным или просто чуть более везучим - летчик сумел покинуть казарму без посторонней помощи.
  -- Серега, ты как, цел? - Семенов подхватил Кукушкина под руку, поняв, что капитан вот-вот свалится с ног. - Ты ранен?
  -- Нет, кажется, нет. Все в норме, Андрюха.
   Осмотревшись по сторонам, Кукушкин понял, что происходит нечто необычное. Небо затянуло плотным дымом горящего топлива, бетонка казалась усеянной трупами. В стороне полыхал пассажирский лайнер "Туполев", рядом громоздились остовы пары Ми-8, тоже охваченных огнем. Фонтан вспыхнувшего топлива щедро обдал жидким пламенем выстроившиеся вдоль взлетной полосы самолеты и вертолеты, уничтожив все, способное летать. Вернее, почти все.
  -- Это воздушный удар, - произнес майор Малышев. - Грозный бомбят!
  -- Что? Кто? - хором воскликнули капитаны, выпучив глаза и с изумлением уставившись на своего командира. Отвечать майору не пришлось - обрушившийся из поднебесья вой реактивных турбин был красноречивее всяких слов.
  -- Наши "Грачи", - Малышев указал на дальние ангары, кажется, почти не пострадавшие от атаки. - К самолетам, бегом! За мной!
   Майор первым сорвался с места, изо всех сил припустив через летное поле, превратившись на несколько минут в идеальную мишень, но едва ли озаботившись этим всерьез. Семенов, чуть промедлив, рванул за командиром, а уже за ними бросился Кукушкин, слыша, как за спиной стонет рассекаемый плоскостями чужого самолета воздух.
   Сергей бежал, припадая на правую ногу - только сейчас кроме кровоточащих ладоней дало о себе знать ушибленное при падении колено. В кабине самолета едва ли это стало бы помехой для яростного, тем более яростного, что он был попросту напуган происходящим, воздушного бойца. Но до верного "Грача", штурмовика Су-25Т, еще следовало добраться.
   Капитан Кукушкин пытался быть быстрым, но каждый шаг отдавался резкой болью в колене, бедре, где-то в боку. Пилот едва не упал, когда под ногу ему попал камень, фрагмент покрытия летного поля, вырванный взрывом. Малышев с Семеновым вырвались далеко вперед, даже не оглядываясь, словно забыли о своем товарище - пилотов манили укрытые под стеной ангара штурмовики, словно ждущие своих наездников крылатые скакуны, только и желающие оторваться от земли.
   Раскаты грома внезапно обрушились на летное поле, так, что невольно захотелось упасть, вжавшись в землю. Но капитан Кукушкин вопреки инстинкту, лишь собрал все силы, заставляя мышцы сокращаться быстрее, жадно втягивая в горящие огнем легкие наполненный гарью воздух. Вой турбин, внезапно ударивший в спину, подхлестнул Сергея Кукушкина, заставив сделать несколько огромных прыжков, почти нагнав своих друзей. Но секунду спустя к рокоту реактивных двигателей добавился пронзительный свист, пробирающий до костей, и тотчас тугая волна воздуха, приведенного в движение мощным взрывом, подхватила Кукушкина, точно ладонь великана, швырнув пилота в сторону от ангаров. Летчик прокатился по бетону, потеряв ориентацию, ничего не слыша и не видя.
   Казалось, от грохота взрыва лопнет фонтаном кровавых брызг голова, но все же Кукушкин смог подняться на ноги, хотя и был готов в любой миг упасть ничком. Осмотревшись, капитан увидел, что бомбы, сброшенные прошедшим над взлетной полосой на ничтожной - считанные десятки метров - высоте американским истребителем, уже свечой уходившим в зенит, засеяли все летное поле. Рядом, в какой-то полусотне метров, дымились развалины казармы, буквально разметанной по кирпичику прямым попаданием. Туда и бросился Сергей, истово молясь, чтобы американец повременил идти на второй заход.
   Кукушкин только теперь, со всей мочи работая ногами, понял, каково было его противникам, прятавшимся в горах боевикам, когда над их головами, вспарывая воздух, проносился сыплющий бомбы и плюющийся залпами ракет штурмовик, почти неуязвимый для зенитного огня. Это был страх, неподвластный разуму и воле, страх, полностью подчинявший сознание, сводивший все помыслы только к одному - бежать, прятаться от грозящей с небес смерти, спасться любой ценой. Никогда еще Сергей не чувствовал себя настолько беспомощным, никогда прежде не мог и подумать, что будет так спешить забиться в первую попавшуюся щель, туда, где его трудно будет увидеть с воздуха, правильно выбрав цель для атаки.
   Добежав до казармы, от которой остались лишь осыпавшиеся стены, над которыми курился дым, Кукушкин с неожиданной ловкостью - страх, отупляя, все же придал новые силы - перемахнул через завал из кирпичей, вжимаясь в угол, стараясь буквально слиться с покрытой копотью стеной. Откуда-то из поднебесья вновь донесся гул турбин, то усиливавшийся, то отдалявшийся, и невозможно было сказать, сохранит ли ненадежное укрытие жизнь доверившегося его защите человека.
   Сергей вздрогнул, когда едва ли не на голову ему свалился перемазанный кровью и грязью парень в порванной тельняшке, изодранных в лоскутья камуфлированных штанах, сжимавший в руках АКС-74. Солдат, лицо которого перекосило в гримасе страха, помноженного на ярость, зыркнул по сторонам, вращая остекленевшими глазами, и, увидев капитана, вскинул автомат, уже готовый надавить на спуск.
  -- Идиот, - рявкнул отпрянувший назад Сергей. - Не в того стреляешь! Я не враг, враг в воздухе, черт тебя возьми!
   В этот миг, пожалуй, капитан испугался даже больше, чем когда чужой самолет сыпал бомбы над его головой. Погибнуть от руки своего, от пули, выпущенной от страха - такая участь едва ли могла называться героической, а охваченный паникой боец явно был способен пристрелить первого, кто попадется ему на глаза.
   И все-таки обошлось, окрик Сергея подействовал, чуть отодвинув гибель, сделав не столь неминуемой сейчас. Десантник, шумно выдохнув, опустил оружие, во взгляде его появилась какая-то осмысленность, судорога, от которой свело лицо, отступила.
  -- Кто такой? - хрипло выдохнул десантник, чуть ослабив хватку на рукоятке управление огнем и опустивший ствол себе под ноги.
  -- Капитан Кукушкин, фронтовая авиация.
  -- Виноват, товарищ капитан! Старший сержант Бурцев, Воздушно-десантные войска. Что происходит? Вы что-нибудь понимаете?
  -- Война, мать ее, - сплюнул сквозь зубы Сергей. - Война, сержант. Это американцы. Они напали на нас, суки!
  -- Что же делать? Нельзя просто прятаться здесь!
   В это мгновение и Кукушкин понял, что да - нельзя. Бомбы больше не рвались вокруг, видно, и без того собрав щедрую жатву с застигнутых врасплох людей. Рев турбин унесся в вышину, чтобы уже не вернуться - пилот-янки, показав мечущимся по охваченному пламенем аэродрому людям свою лихость, поспешил убраться прочь от чеченской столицы. Казалось, что все, атака завершилась. Но истребители ушли не просто так - они лишь освободили небо для своих товарищей, предварительно расчистив огненной метлой и землю.
   Надвинувшаяся с юга черная туча сперва показалась предвестником бури, да так оно, отчасти, и было. Многоголосый рокот стальной волной обрушился на истерзанную землю, вновь, будто и не было спокойных дней, дрожавшую от взрывов и жадно пившую горячую кровь. Черная масса, заслонившая небо, распалась на десятки, сотни точек, стремительно увеличивавшихся в размерах. И над каждой из них трепетал полупрозрачный диск вращающегося винта.
  -- Господи, - одними губами беззвучно произнес Сергей Кукушкин, уставившись на горизонт. - За что ты с нами так? - И, пронзительно крикнул уже прильнувшему к еще горячим камням сержанту: - Сейчас начнется! Они хотят высадить десант здесь, в Грозном!
   Голос Кукушкина, излишне громкий в этот миг, звенел от напряжения, будто до предела растянутая струна. Вздрогнувший Бурцев затравленно взглянул на капитана округлившимися от смятения и страха глазами. Но и его мысли, и разум самого Сергея были заняты лишь одним - громадной стаей боевых геликоптеров, растянувшейся от горизонта до горизонта, заслоняя собою далекие вершины гор. Мир менялся слишком быстро, чтобы можно было свыкнуться с этим, и бессилие, собственная беспомощность заставляли выть, впиваясь ногтями в землю.
  -- Самолеты, - вспомнил вдруг Кукушкин. - Наши "Грачи" могут быть целы. Они здесь, рядом! Нужно просто подняться в воздух, и тогда я поимею янки! За мной, сержант! Бегом!!!
   Сергей, вновь обретший цель, смысл жизни, пусть ей и суждено будет прерваться через какие-нибудь минуты, помчался к ангарам, словно на крыльях. Близость врага, врага уязвимого и понятного, придала ему сил, и капитан бежал, не чувствуя боли и лишь слыша за спиной хриплое дыхание своего невольного напарника. Сержант-десантник чуть промешкал, но быстро смог нагнать капитана, покорно следуя за ним по въевшейся в кровь привычке в самые сложные минуты просо слепо выполнять все, что прикажет офицер, лишь потом, если повезет остаться в живых, обдумывая свои поступки и чужие приказы.
   Кукушкин бежал, словно устроив догонялки с самой смертью. Капитан легко перепрыгнул лежавшее на бетоне тело в обрывках камуфляжа, и лишь затем понял, что это был майор Малышев. Зазубренное лезвие осколка срезало летчику половину черепа, чудом оставив нетронутым лицо, так и застывшее в маске ярости и гнева. Но самолеты, стоявшие в дальней части взлетной полосы, по-прежнему ждали своих седоков, по странной случайности избежав повреждений. И капитана беспокоило только одно - есть ли в их зашитых броней баках достаточно топлива хотя бы для того, чтобы отовраться от земли, позволив повторить подвиг навеки обессмертившего себя Гастелло.
   Лопоухий парень с исказившимся от страха лицом, щуплый, низкорослый, в заляпанном пятнами масла комбинезоне, некстати выскочили наперерез кукушкину. Сергей, схватив смутно запомнившегося техника за грудки, встряхнул насмерть перепуганного мальчишку:
  -- Самолеты готовы к вылету? Отвечай, твою мать! Мы можем взлететь?!
   Техник сперва просто не понял, что от него хотят, но затем - Кукушкину и всего-то пришлось его встряхнуть пару раз, не без труда оторвав от земли - торопливо закивал:
  -- Баки полны, товарищ капитан. Машины проверены, оружие подвешено, - всхлипывая, зачастил юнец. - Все в норме!
   Буквально отшвырнув от себя техника, несмотря на страх и растерянность, успевшего сделать свою работу, Сергей бросился к ближайшему штурмовику, а навстречу ему уже бежал так и не успевший облачиться в летный комбинезон Семенов.
  -- Давай в машину, быстрее, - крикнул Кукушкин. - Нужно взлетать! Сейчас же!!!
   Они не успели самую малость, где-то потеряв всего минуту и дав возможность врагу диктовать свои правила. От стальных мух, роем навалившихся на разбомбленный аэродром, к земле протянулись дымные следы неуправляемых ракет, и всюду вновь поднялись стены пламени, губительным кольцом ринувшегося к самолетам.
  
   Ударная волна хлестнула в лицо Олега тугой плетью, выбивая слезы из давно отвыкших плакать глаз. Дробный грохот взрывов ударил по ушам, бросая на колени, заставляя инстинктивно вжаться в землю. Сержанту казалось, каждая ракета нацелена именно в него, управляемая чьим-то холодным и безжалостным разумом.
   Вертолеты, точно стая гигантской саранчи, вместо хитина вдруг одевшейся в сталь и дюраль, низко прошли над летным полем, выстроившись неровной цепью. Первые геликоптеры уже опускались на землю, касаясь катками шасси бетона. Но не все здесь готовы были принять появление врага, как данность.
   Притаившаяся где-то неподалеку до поры до времени самоходная установка ЗСУ-23-4, старая, но грозная "Шилка", лязгая гусеницами, безжалостно подминая под себя разбросанные всюду трупы, выкатилась на рулежную дорожку, взметнув к небу связку из четырех тонких стволов и выпростав над большой плоской башней антенну радара, хотя, право, и без локатора промахнуться сейчас было бы трудно. Самоходка повела стволами, словно взглядом темных провалов их дул провожая выбранную цель, а затем изрыгнула поток огня.
   Шквал снарядов калибра двадцать три миллиметра, пронзил воздух, наполнив его раскаленным свинцом. Залп длился всего пару секунд, но хватило и этого - автоматическая пушка АЗП-23 "Амур" выбрасывала навстречу врагу больше полусотни снарядов каждую секунду, ставя в воздухе завесу, непроницаемую не только для управляемых людьми аппаратов, но даже для ракет "воздух-земля".
   Над аэродромом прокатился треск, будто с силой рвали прочную ткань, и дульные срезы орудие окутались дымом и пламенем. Огненные нити протянулись по небосклону, впившись в серый борт вертолета, и винтокрылая машина взорвалась, рассыпаясь на множество обломков, рухнувших на землю огненным дождем.
  -- Да, да, черт возьми, - кричал, воздев над головой кулаки, пилот штурмовика, оскалившись в безумной улыбке. - Жрите, суки! Падлы! Жрите!!!
   Огненная капля, промчавшись над головами ликовавших, впервые за долгие минуты едва успевшего насупить утра почувствовавших свою силу, ткнулась в борт "Шилки", растекаясь по нему пламенным цветком. Спустя мгновение, когда тонкий, словно туго скрученный жгут, луч огня от сдетонировавшей кумулятивной боеголовки ракеты "Хеллфайр" проник за тонкую броню, самоходка с грохотом взорвалась, и башня, подброшенная на несколько метров вверх, упала на бетон в считанных шагах от пилотов, на миг даже забывших о своем желании взмыть в поднебесье.
  -- Ублюдки, - заорал Кукушкин. - Суки! Пидоры!
  -- Серега, взлетаем, - рванул своего товарища за рукав Семенов. - Нам только разогнаться, а там уж... Сейчас, или никогда! Давай в машину, живее!
  -- Не сможем, - простонал Сергей. - Собьют на взлете. Нам просто не дадут оторваться от земли!
   Пилоты, добравшиеся до вожделенной цели, но по-прежнему отрезанные от небесных просторов стеной вражеского огня, забыли о сержанте-десантнике, да и едва ли он чем-то мог помочь. Тем больше оказалось удивление обоих летчиков, когда гвардеец спокойно и решительно произнес:
  -- Взлететь вы сможете. За это не беспокойтесь, - вымолвил он в ответ на удивленно-растерянные взгляды. - А уж дальше сами, господа офицеры! Только не подкачайте!
   Олег Бурцев, сперва почувствовавший себя откровенно лишним здесь, огляделся по сторонам, и в глаза ему бросилась притулившаяся на краю летного поля зенитная установка ЗУ-23-2. "Ополовиненная" "Шилка", пусть и напрочь лишенная всякой электроники, кажется, уцелела после не слишком яростной бомбардировки, уставившись невидящим взглядом черных провалов стволов в зенит.
   Никто здесь, в Грозном, не ждал всерьез атаки с воздуха - авиация боевиков перестала существовать в далеком декабре девяносто четвертого, в первые дни первой, позорной и страшной войны. Но шквал огня, который могла обеспечить надежная "зушка", был равно смертоносен и для того, кто парил под облаками, и для того, кто обеими ногами твердо стоял на земле, в чем не единожды убеждались боевики, рисковавшие прежде атаковать удаленные посты и заставы. Теперь грозному орудию предстояло-таки быть использованным по назначению, так, как и задумывали много лет назад его создатели.
  -- Запускайте движки, - решительно произнес старший сержант. - Минуту я для вас выиграю, а уж дальше сами!
  -- Спятил? Ты же после этого не жилец, - в один голос воскликнули пилоты, проследив за взглядом сержанта и тотчас поняв, что он задумал. - Накроют ракетами!
  -- Мы тут все покойники. Минутой раньше, минутой позже - какая разница? Давайте, заводите машины!
   Олегу прежде не доводилось стрелять из подобного орудия, и все же сержант верил, что устроена ЗУ-23-2 не намного сложнее, чем привычный "Утес" или новенький "Корд", не так давно собиравший жуткую дань с обнаглевших боевиков. Бурцев кинулся к зенитной установке, позиция которой была обожжена бруствером из мешков с песком, простым и надежным укрытием от осколков и шальных пуль, на излете долетавших сюда со стороны "зеленки". Над головой с грохотом носились вертолеты, обстреливая кого-то или что-то в городе, но сержант не обращал на них внимания, как и пилоты винтокрылых машин до поры не считали одиночку, бежавшего по летному полю, достойным противником. Потом же, когда они поймут свою ошибку, станет уже поздно.
   Сержант взобрался на жесткое сидение в тот миг, когда за спиной взревели турбины пары "Грачей", выходя на максимальные обороты за считанные секунды. Рывком Олег отвел назад рукоятки заряжания, отпустив их, когда увидел появившиеся в вырезах затворных коробок снаряды, матово блестевшие латными боками гильз. С лязгом патроны вошли в зарядные каморы спаренных автоматов, и сержант, инстинктивно навалившийся всем своим весом на маховики горизонтального наведения, развернул орудие, нацеливая увенчанные массивными дульными тормозами стволы на первый вертолет, попавший в поле зрения стрелка.
   Олег Бурцев никогда не стрелял по воздушным целям в настоящем бою, да и на полигоне такое случалось всего пару раз, не отложившись в памяти. Но сейчас не требовалось быть снайпером, чтобы вести огонь - в глазах рябило от круживших над покрытым воронками взрывов летным полем вертолетов, от гула турбин которых вибрировал воздух, так что волна дрожи прокатывалась по всему телу, уходя куда-то в растревоженную землю.
   Бурцев повел стволами, словно провожая взглядом бездонных их провалов промчавшийся над горящими казармами геликоптер. Автоматический зенитный прицел ЗАП-23 мог казаться примитивным, да так оно и было, но в ближнем бою, когда дистанции измеряются сотнями метров, и точно так же - скорость мишени, сложность - только помеха. Прицел ЗУ-23-2 автоматически рассчитывал упреждение, наводя орудие туда, где цель окажется, когда ее настигнут выпущенные снаряды, и этого сейчас было достаточно для того, кто впервые касался гашеток зенитного орудия, но не имел сейчас права на ошибку. Первая цель оказалась в центре прицельной сетки, и сержант спустил курок.
   Зенитная установка содрогнулась, дымящиеся гильзы со звоном посыпались под ноги, в нос ударил запах горящего пороха, а по ушам хлестнул грохот выстрелов, и нить трассеров ушла в небо, чтобы там встретить свою жертву. Рой осколочных снарядов весом по сто девяносто граммов превратился на высоте полутора сотен метров над землей в сплошной поток осколков, и оказавшийся на его пути десантный вертолет UH-60A "Блэк Хок" в мгновение ока превратился в сгусток огня. Свинцовая шрапнель прошила тонкий борт геликоптера, вскрыла топливные баки, превращая винтокрылую машину вместе с находившимися в ее чреве десантниками в истекающую кровью мешанину металла и человеческой плоти, рухнувшую на взлетное поле.
  -- Твари, - зарычал Олег, меняя угол наведения и захватывая следующую цель. - Суки! Уроды!!!
   Сто снарядов, по полсотни на каждый ствол - это все, что мог противопоставить старший сержант вражеской армаде, создав на ее пути заслон хотя бы на несколько мгновений, чтобы под его прикрытием могли подняться в небо свои самолеты, хоть немного уравняв шансы. Силуэт вражеского вертолета вновь заполнил прицельное кольцо, но когда пальцы стрелка утопили гашетки, легкий OH-58D "Кайова Уорриор", по обеим бортам которого висели цилиндрические блоки неуправляемых ракет, вильнул, ныряя к земле, и очередь прошла на несколько метров выше. А американский пилот, заметив, откуда велся огонь, уже разворачивал машину, нацеливаясь как раз на зенитную установку.
   Рев турбин ударил в спину, а с ним пришел и порыв ветра, рожденного плоскостями взлетавших самолетов. Олег понял, что все получилось, и штурмовики сумели подняться в небо. А это означало, что свой бой он выиграл.
  -- Иди сюда, сука, - закричал сержант мчавшемуся прямо на него, рассекая воздух ударами лопастей, вертолету, до которого оставались, кажется, считанные сотни метров. - Давай, иди! Я прикончу тебя, - вопил Олег, вкладывая в этот крик весь пережитый страх, всю ярость и отчаяние. - Я всех вас прикончу, твари!!!
   Вертолет, две с половиной тонны стали и огневой мощи, сжавшейся до размеров ракетных блоков, как-то наклонился, уткнувшись носом в землю, словно летчик хотел протаранить своего противника. Сержант нажал на гашетки, и зенитная установка, судорожная дрожь которой передалась и стрелку, выхаркнула в лицо противнику порцию свинца.
   Этот миг намертво запечатлелся в памяти Олега, в сознании отпечаталось все до мелочей - и молотящий воздух похожими на мечи лопастями винтов геликоптер, и уходящие левее и выше трассеры, бессильно секущие воздух в стороне от цели. Бурцев даже успел увидеть головы пилотов в массивных шлемах-сферах, когда от вертолета к стрелку протянулись дымные росчерки выхлопных газов стартовавших ракет, а затем вал огня захлестнул зенитную установку, и сержант почувствовал, что взмывает в небо, удаляясь от грешной земли.
   Вертолет на бреющем полете прошел над уничтоженным зенитным орудием, от которого осталась лишь дымящаяся проплешина, а по краям ее валялись куски металла и мешки с песком, из которых был сложен бруствер. Пилот потянул ручку управления, уводя свою машину вверх, подальше от плевавшейся свинцом земли, а спустя мгновение и сама "Кайова" перестала существовать, превратившись в огненный шар.
  
   Самолеты, словно верные скакуны, дождались своих наездников, и верный "Грач" привычно принял Сергея Кукушкина в тесноту кабины, со всех сторон обшитой непроницаемой броней, способной выдержать прямое попадание двадцатимиллиметрового зенитного снаряда. Капитан торопливо опутал себя привязными ремнями, застегивая под подбородком ремешок шлема и одновременно касаясь пальцами свободной руки приборной доски. Один за другим переключатели на консоли поменяли положение, и самолет мелко задрожал, когда запустились обе турбины Р-195М в прижатых к узкому фюзеляжу мотогондолах.
  -- Сергей, готов? - прозвучал в наушниках голос Семенова, уже опустившего фонарь кабины стоявшего по соседству штурмовика.
  -- Так точно, к взлету готов! Все системы в норме. Давай, разгоним этих ублюдков! Поехали!!!
   Кукушкин до упора толкнул от себя ручку управления двигателями, выводя турбины на максимальный режим. Вырвавшиеся из дюз струи раскаленных выхлопных газов лизнули бетонное покрытие взлетной полосы, и штурмовик сорвался с места. Двигатели ревели от натуги, но толкали крылатую машину вперед все быстрей и быстрей, пока плотность воздуха под широкими плоскостями не оказалась достаточной, чтобы удержать самолет, и капитан едва смог почувствовать, как шасси оторвались от земли, а затем уже летное поле стремительно ушло куда-то вниз, окутываясь пеленой дыма.
   Прямо по курсу резко ушедшего вверх, набирая высоту, "Грача", отягченного подвешенными под крылом бомбами и блоками неуправляемых ракетных снарядов, оказалась целая стая вертолетов, вдруг бросившихся врассыпную. Кукушкин увидел, как одна из американских машин окуталась огнем, и камнем рухнула к земле, чтобы там расцвести пламенным цветком, высоко вверх выпроставшим свои лепестки. А затем неподалеку летное поле покрылось сплошным ковром взрывов, как раз там, откуда еще секунду назад харкала огнем зенитная установка ЗУ-23-2, за прицелом которой сидел едва знакомый сержант.
  -- Ах ты, падла, - прошипел Сергей, рванув на себя рычаг штурвала. - Подожди, гнида, я уже здесь!
   "Грач", задрав нос, стремительно набирал высоту. Турбины надсадно ревели, преодолевая мало-помалу силу земного притяжения, и крылатая машина весом девятнадцать с половиной тонн, до отказа груженая смертью, топорщившейся сейчас с подкрыльных пилонов, все выше поднималась от земли.
   Вертолет, похожий на игрушку OH-58D "Кайова", промчался над разбомбленной, перепаханной взрывами ракет позицией зенитного орудия, выполняя вираж и набирая высоту. Его пилоты должны были сейчас чувствовать себя победителями, они отвлеклись, расслабились, и слишком поздно заметили зашедшего им в хвост Кукушкина.
  -- Я здесь, паскуды, - рассмеялся капитан, когда его Су-25Т оказался в полукилометре от "Кайовы", позади нее и выше. - Ловите, ублюдки!
   Прицельная марка в центре колиматорного индикатора на фоне лобового стекла штурмовика оказалась точно на силуэте вертолета, и капитан коснулся гашетки на ручке управления самолетом. Ожила скрытая под фюзеляжем пушка ГШ-30-2, и пара тридцатимиллиметровых стволов плюнула свинцом в сторону цели. Огненная траса связала вертолет и нависший над ним штурмовик, и "Кайова" вспыхнула, рассыпавшись на множество мелких обломков при попадании четырехсотграммовых снарядов, начиненных мощной взрывчаткой.
  -- Прощай сержант, - прошептал Сергей Кукушкин, когда его машина стремительно промчалась там, где принял смерть десантник, ценой собственной жизни позволивший им совершить возмездие за тех многих, кто уже погиб сегодня. - Прощай, брат! Пусть это станет первым залпом над твоей могилой!
   Обломки вертолета огненным дождем осыпались на головы бойцов, а те, не веря своим глазам, махали руками и радостно кричали, провожая промчавшиеся над аэродромом штурмовики. Страх отступал, хотя и с неохотой, паника уступила место решимости, помноженной на ярость, и люди, казалось, застигнутые врасплох, превратившиеся в методично уничтожаемую толпу, снова становились войском.
  -- Андрюха, давай за мной, - прокричал в эфир Кукушкин, вызывая единственного, кто был в эти минуты в небе над Грозным, своего напарника, сослуживца и друга. - Держись рядом, прикрывай мне хвост. Я первый, ты - второй! У нас полно работы. Янки сегодня хватит на всех! Давай очистим небо от этой падали!
   Потянув на себя рычаг управления, капитан заставил своего верного "Грача" уйти в зенит, пронзая завесу дыма, расползающуюся над охваченным паникой и страхом городом, для которого словно и не прекращалась война. Справа, чуть сзади, как привязанный, держался Семенов, еще только готовившийся открыть свой счет в этой схватке. И Сергей не сомневался, что у них еще будет возможность завоевать титул асов - в глазах пестрело от множества целей. Бой только начался.
  

Глава 8

   Тбилиси, Грузия - Чечня, Россия
   19 мая
  
   Пульсирующая точка медленно ползла по электронной карте, повторяя в точности каждый изгиб горной дороги, тянущейся от черноморского побережья на северо-восток, к самой границе России. На самом деле скорость движения была весьма внушительной - без малого сорок миль в час, но для тех, кто был скован нетерпением на передовом командном пункте операции "Доблестный удар", все происходило до безумия медленно. Где-то там, среди ущелий, в теснинах меж горных склонов, упорно продвигался к границе со вдруг ставшей враждебной страной Третий легкий бронекавалерийский полк в полном составе. Бронеколонны, растянувшись на много миль, стальными змеями придвигались к рубежу, тому самому, за которым для тысяч бойцов должна была начаться война.
   Стиснув кулаки, генерал Мэтью Камински не отрывал взгляда от монитора, установленного прямо на летном поле столичного аэропорта, под брезентовым тентом, защищавшим, разве что, от солнечных лучей, все более жестоко жгущих кожу с каждым днем, приближавшим заброшенных за тысячи миль от родины солдат к лету. Полк, брошенный в наступление сходу, едва успев разгрузиться на пирсах Поти, будет на рубеже атаки точно в срок, но тем парням, что трясутся сейчас по горным дорогам Грузии в тесноте боевых отделений танков "Абрамс" и бронемашин "Брэдли", предстоит вступить в бой далеко не первыми.
  -- Генерал, сэр, - браво гаркнул один из офицеров, суетившихся под тентом командного пункта, уже много часов пребывавшего в лихорадочном состоянии. - Воздушный эшелон пересек границу России. Время подлета - не более тридцати минут. Сопротивления русские не оказывают, сэр!
   Всего полчаса, или даже чуть меньше - и десант, бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, высадится на головы ошарашенному врагу, на летное поле грозненского аэродрома. Всего полчаса оставалось, прежде чем нога американского солдата здесь, на Кавказе, ступит на землю врага.
  -- Наземные группы? - процедил, стараясь скрыть дрожь в голосе, Камински.
  -- Выйдут к границе через шесть часов, сэр, - немедленно сообщил офицер. - Бригадный генерал Хоуп вышел на связь, он сам готов доложить обстановку.
   По знаку адъютанта изображение на одном из мониторов сменилось, и собравшимся на командном пункте офицерам предстал Элайджа Хоуп. Тактический Интернет творил чудеса, позволяя видеть собеседника за сотни миль, сквозь толщу брони командно-штабной машины М577А2, ползущей к границе в общей колонне, в клубах пыли, поднявшейся на всем протяжении пути, уже пройденного полком.
  -- Как обстановка, Элайжда, - не тратя время на лишние формальности, спросил Камински, исподлобья уставившись на командира Третьего бронекавалерийского полка. - Где находятся твои бойцы?
  -- Первый батальон выйдет к границе через два часа. Мои парни готовы атаковать с ходу, если им обеспечить поддержку с воздуха. Но для сосредоточения всего полка понадобится больше времени, Мэтью. Продвижение затруднено плохим состоянием дорожной сети. Колонны растянулись на десятки миль, водители вынуждены ограничивать скорость, чтобы не сорваться в пропасти. Дьявол, мы здесь, точно в мышеловке. Если русские что-то заподозрят...
   Мэтью Камински кивнул, и бригадный генерал Хоуп не стал договаривать. Если противник распознает угрозу, ущелья, по дну которых пылят механизированные колонны, превратятся в море огня, братскую могилу для сотен солдат и офицеров. Стремительная атака с воздуха, которую нет возможности ни отразить, ни предупредить, заметив заранее стелющиеся над самыми горами штурмовики - и наступление сорвется, не начавшись.
  -- Генерал, сэр, - внимание Кмински отвлек один из штабных офицеров. - Сэр, вертолеты в пяти минутах от зоны высадки. Сопротивления со стороны русских по-прежнему нет. Мы уничтожили их противовоздушную оборону. Наши парни почти на месте!
  -- Пусть начинают высадку, - отрывисто вымолвил командующий Десятой пехотной дивизией. - Приказываю занять плацдарм и удерживать его любой ценой до подхода наземных сил. И да поможет им Бог!
   Генерал Хоуп, находившийся в чреве командирской машины М4, упорно продвигавшейся к границе, слышал слова Камински и понял, что этот приказ был обращен и к нему тоже. Через считанные минуты десантники вступят в бой, оказавшись в окружении врага, пусть растерянного, но все еще сильного, с пулеметами против тяжелой бронетехники. Им предстоит сражаться еще много часов, прежде чем танки войдут в Грозный, чтобы окончательно закрепить успех. Одному Богу известно, сколько из тех парней, что мчатся сейчас над русской землей в десантных отсеках вертолетов, суждено будет дожить до этого момента. И ему, Элайдже Хоупу, предоставлена возможность спасти жизни хоть кому-то из тех храбрецов, что первыми схлестнутся с русскими.
  
   Волна геликоптеров появилась над Грозным точно в срок, и экипажи десятков вертолетов, мчавшихся к цели, смогли во всей красе оценить работу своих товарищей по оружию, нанесших первый удар по позициям противника, расчищая путь десанту.
   Чтобы выйти к цели, сегодня оказались не нужны ни спутниковая навигация, ни даже обычные карты. Эд Танака со своего кресла, возвышавшегося над местом оператора вооружения, за много миль разглядел впивавшийся в серое небо столб дыма, огромной колонной, непрерывно дрожавшей и менявшей свои очертания, вздымавшегося в небо над столицей Чечни. Пилоты истребителей сделали свое дело, разрушив оборону противника внезапной атакой. Пришел черед десантников.
  -- Команда Браво, внимание, - произнес Танака. - Наша задача - зачистка зоны высадки для парней из Сто первой. Огонь по русской авиабазе неуправляемыми ракетами! Пуск!
   В эти секунды пилоты каждого из шесть дюжин "Апачей", главной ударной силы Двести двадцать девятой бригады армейской авиации, оказавшейся ныне на острие удара, услышали такой или подобный приказ. И потому, когда развернувшиеся редкой цепью геликоптеры были уже всего в полутора милях от цели, лучше всяких маркеров помеченной дымом множества пожаров, из-под крыльев их, из цилиндрических блоков, вырвались, веером расходясь вниз и в стороны, огненные стрелы ракет FFAR.
   На подходе к цели, уже содрогнувшемуся от тяжелой поступи рока Грозному, воздушная армада, триста шестьдесят геликоптеров, распалась, разделяясь на эшелоны. Вперед устремились юркие OH-58D "Кайова" и новейшие ARH-70A "Арапахо", при своем сугубо мирном обличье тоже способные кусаться, да еще как - каждая из винтокрылых машин, невесомой мошкарой мчавшихся в первых рядах громадной стаи, несла пару блоков неуправляемых ракет или по четыре противотанковых снаряда "Хеллфайр". И сейчас их арсенал тоже пришел в действие. Но на острие удара все же оставались "Апачи", тяжеловесные, закованные в прочную броню, настоящие летающие танки, взахлеб плевавшиеся семидесятимиллиметровыми ракетами. Штурмовые вертолеты шли в верхнем эшелоне, и дымные следы сотен выпущенных единым залпом ракет протянулись над несущими винтами множества десантных вертолетов UH-60A "Блэк Хок", час которых был уже близок.
  -- Не жалеть огня, парни, - приказал Эд Танака, чувствуя странное наслаждение при виде того, как земля впереди окутывается рваными пятнами взрывов. - Не давайте этим чертовым ублюдкам поднять головы, пока наши десантники не окажутся на земле. Уничтожайте все, что видите!
   Из кабины девятитонного AH-64D "Апач Лонгбоу" было отчетливо видно, как по летному полю прокатился настоящий огненный вал, цунами, сметавшее все на своем пути. Сотни ракет обрушились на растревоженную авиабазу, и землю покрылась сплошным ковром взрывов.
   Метавшиеся там, внизу, люди, тщетно пытавшиеся отыскать укрытие, натыкались только на пламя и хлещущие в лицо осколки, с легкостью пронзавшие плоть, и даже стальные борта бронемашины не всегда могли быть надежной защитой. Кроме ракет М229 с фугасными боеголовками в подвесных блоках "Апачей" и "Кайов" нашлось место и для М267 с кассетной боевой частью, представлявшей малокалиберные кумулятивные боеприпасы, а также и для М255Е1, каждая из которых несла больше тысячи легких, почти невесомых стрелок, казавшихся не более опасными, чем швейные иголки, но при взрыве разгонявшихся до громадных скоростей, пронзая плоть, точно масло. Секущий стальной ливень прошел по летному полю, и едва ли кто-то, не успевших укрыться, смог пережить его, оказавшись под смертоносным градом.
   Дымные следы ракет еще не успели растаять, когда вслед неуправляемым снарядам, едва не обгоняя их, уже умчались разведывательные вертолеты, обрушившие на изрытую воронками, усеянную трупами землю новый поток свинца. А оттуда, с аэродрома, казалось, уже переставшего существовать, из самого средоточия хаоса, навстречу низко летящим вертолетам ударила зенитная артиллерия.
  -- О, дьявол, - воскликнул уоррент-офицер Мерфи, увидев, как огненные трассы буквально распилили "Кайову", неосторожно опустившуюся слишком низко. - Черт возьми!
  -- Проклятье, это "Шилка"! - чувствуя, как холодеет в груди, произнес Танака. Капитану прежде не доводилось испытывать на себе смертоносную мощь русского зенитного орудия, но он сомневался, что даже броня его "Апача" сможет долго сопротивляться ударам разогнанных до тысячи метров в секунду снарядов. - Уничтожить ее! Выпустить "Хеллфайры"!
   Шквал снарядов, рвущих небо, заставил пилотов в страхе разворачиваться, спеша уйти из зоны обстрела, но мерцающие нити трассеров не только наводили ужас - они лучше всякого маркера выдавали положение цели. Танака, взявший на себя управление оружием, просто повернул голову, ловя в перекрестье прицела нашлемного индикатора самоходную установку, медленно выползавшую из-за каких-то строений, и тотчас в ее борт вонзился невидимый луч лазерного целеуказателя.
  -- Огонь!
   Противотанковая ракета AGM-114K "Хеллфайр", выпростав огненный хвост, сорвалась из-под крыла "Апача", пикируя на цель. "Шилка" находилась намного ближе, чем составляла дальность полета управляемой ракеты, система наведения которой намертво впилась своим "взглядом" в пятно лазерной указки, манившее ее, словно зачарованную. Несколько секунд - и ракета боднула борт самоходного орудия. Детонатор привел в действие восьмикилограммовую кумулятивную боеголовку на точно рассчитанном расстоянии, и тонкий, точно волос, луч огня легко пронзил броню, мгновенно увеличив температуру в заброневом пространстве на сотни градусов.
   Удар был мгновенным, смерть - неотвратимой и по-своему милосердной. Расчет "Шилки" не успел ничего почувствовать, погибнув почти мгновенно. Второй заряд тандемной боеголовки "Хеллфайра", предназначенной для уничтожения тяжелых танков, в том числи и оснащенных "реактивной броней", сработал зря - для него целей уже не осталось.
  -- В десятку, командир, - с явным облегчением воскликнул Мерфи. - Прямое попадание! Черт, эти русские, должно быть, даже не поняли, кто в них стрелял!
   Тем временем "Блэк Хоки", битком набитые десантниками из Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, уже подошли к летному полю. Один за другим геликоптеры прижимали свои плоские "тела" к еще не остывшему от взрывов бетону, рассыпая вокруг бойцов, с высоты в четыре тысячи футов казавшихся всего лишь мелкими точками. Первая волна десанта, три из девяти батальонов, ровно столько, сколько можно было перебросить в один вылет всех приписанных к Сто первой дивизии винтокрылых машин, оказалась на земле, и не было теперь силы, способной заставить десантников отступить.
  
   Пол десантного отсека внезапно ушел вниз, и к горлу подкатил липкий ком, но полковник Эндрю Макгуйар справился с собственным страхом. На миг офицеру показалось, что "Черный Ястреб" подбит, что вертолет уже падает к земле, чтобы превратиться в груду искореженного металла, чудовищный склеп для полудюжины десантников и двух членов экипажа, отделенных сейчас тонкой переборкой кабины. Но это просто пилот, то ли из спешки, то ли пытаясь продемонстрировать свою лихость, слишком круто увел геликоптер в пике, спеша скорее достигнуть земли.
  -- Сержант, к пулемету, - приказал Макгуайр, передергивая затвор карабина М4А1 и досылая в ствол первый патрон из трех десятков, что дожидались в пластиковом магазине. - Расчисти нам посадочную площадку!
  -- Есть, сэр, - бравый сержант вцепился обеими руками в шестиствольный пулемет, установленный в проеме по левому борту "Блэк Хока", нажав кнопку питания. - Мы прижмем этим русским кишки к заднице!
   Батальону, которым командовал полковник, выпала большая честь, и еще больший риск первыми высадиться на русскую землю. Шестьсот восемьдесят солдат и офицеров, те, кто оказался на острие удара, должны были первыми сойтись с противником, буквально посыпавшись ему, как снег на голову, ошеломленному, растерянному, в тот самый миг, когда командиры утратили, пусть на считанные минуты, управление своими подразделениями, когда солдаты, ожидая приказов, остаются на месте, один за другим умирая под шквальным огнем вертолетов боевой поддержки.
   Почти сотня вертолетов разом ушла на снижение, опускаясь на летное поле, и Макгуайр хотел стать первым, кому доведется вступить в ближний бой с тем противником, о котором офицер, как и большинство его сослуживцев, думал если не со страхом, то с уважением, пусть это и не принято было показывать на публике. Не пуская крылатые ракеты за сотни миль, не сбрасывая бомбы едва ли не из стратосферы, а сойдясь с врагом грудь на грудь, видя его лицо в прорези прицела своей винтовки, полковник хотел выяснить, кому же суждено считаться лучшим солдатом в этом мире.
  -- Рота "Альфа", внимание, - прокричал в микрофон портативно рации полковник. - Зачистить зону высадки, обеспечить огневое прикрытие для роты "Браво". Рота "Браво", приготовиться! У вас пять минут до высадки! Пошли, парни! В атаку!!!
   Вертолет еще висел в десятке метров над землей, покачиваясь в восходящих потоках горячего воздуха, когда сержант-пулеметчик открыл огонь. Шесть стволов "Минигана", объединенные во вращающемся блоке, приводимом в действие электродвигателем, выплюнули щедрую порцию свинца. Пулемет М134 выстреливал каждую секунду по тридцать патронов - и это при минимальном темпе стрельбы, выбранном исключительно ради экономии боеприпасов - стальной метлой смахивая все, что могло оказаться менее тысячи ярдов.
   Возможно, сержант и впрямь увидел противника, а, может быть, у него просто дрогнула рука. Неважно. Полковник даже не думал о том, что каждая ушедшая сейчас в пустоту, мимо цели пуля умножает их шансы на поражение спустя, возможно, считанные минуты, когда враг все же опомнится. Сейчас все, от командира батальона до последнего рядового, были на взводе, нервная дрожь колотила каждого, и трудно было сохранять хладнокровие, зная, что вскоре твоя жизнь может попросту завершиться.
  -- Приготовились, - приказал своим бойцам, офицерам штаба батальона, высаживавшегося, вопреки логике, в первых рядах, полковник. - Оружие к бою, джентльмены! Видит Бог, нам сегодня потребуется вся наша выучка, если кто-то из вас желает дожить хотя бы до заката!
   В тот миг, когда шасси вертолета коснулись бетонного покрытия, полковник загнал в зарядную камору пристегнутого к карабину подствольного гранатомета М203 тупоносую сорокамиллиметровую осколочно-фугасную гранату М406, и первым, показывая всем бойцам собственное презрение к смерти, шагнул прочь из чрева "Ястреба". Макгуайр приземлился на обе ноги, перекатился через плечо, стараясь сберечь от повреждений карабин, выпрямился, припадая на правое колено, и вскинул оружие, крепко прижимая приклад к обтянутому камуфляжем и кевларом плечу. А следом за ним из чрева геликоптера сыпались его офицеры, занимавшие оборону по периметру зоны высадки. Во все стороны грозно щерились стволы автоматических карабинов, из-под половины которых тупо скалились подствольные гранатометы, готовые выбросить в лицо противнику шквал огня.
   Разгрузившись, "Блэк Хок" поспешно ушел вверх, удаляясь от земли, чтобы на смену ему явился другой геликоптер, внутри которого еще находились десантники. Летное поле оказалось неожиданно тесным для десятков винтокрылых машин, и экипажи спешили, пытаясь выполнить задачу как можно быстрее, чтобы даже на секунду не задерживать своих товарищей, еще только ждавших очереди. В небе над грозненским аэродромом закрутилась настоящая карусель - одни вертолеты буквально падали на взлетные полосы, рассыпая вокруг десантников, другие взмывали в зенит, и над всем этим кружили машины огневой поддержки, грозно наставившие вниз стволы пушек и обтекатели висевших под плоскостями ракет.
   Волна за волной, геликоптеры ныряли к дымившейся земле, высаживая увешанных оружием бойцов. Каждый, в том числе и полковник Макгуайр, поверх камуфлированного комбинезона носил кевларовый бронежилет PASGT-V, а сверху еще и разгрузочный жилет, карманы которого были набиты снаряженными магазинами, гранатами и всякой мелочью вроде перевязочных пакетов. Каждый, от рядового до командира, крепко сжимал в руках винтовку М16А2 или карабин М4А1 и был готов без колебаний пустить его в ход, лишь увидев цель.
  -- Пошли, пошли, - орали взводные сержанты, подгоняя бойцов, выпрыгивавших из опустившихся на бетон "Блэк Хоков". - Живее, занять оборону! Обезопасить зону! Пошли, парни, бегом!
   Десантники, едва ступив на русскую землю, еще исходившую дымом, бросались к ближайшим укрытиям, чтобы оттуда встретить кинжальным огнем паническую, суматошную контратаку ошеломленного противника. По периметру зоны высадки занимали позиции пулеметные расчеты, уткнув в выщербленный бетон сошки и грозно наставив увенчанные пламегасителями стволы тяжелых М240 и ручных M249 SAW на руины казарм и прочих построек, разрушенных залпами ракет едва ли не до самого фундамента. Другие бойцы вскидывали на плечи пластиковые трубы противотанковых гранатометов, готовые встретить появление страшных русских танков залпами реактивных гранат.
  -- Подготовить минометы, - рычал свирепый сержант, подгоняя и без того спешивших бойцов, торопливо присоединявших к шестидесятимиллиметровым стволам треноги и увесистые опорные плиты. - Шевелитесь, если хотите пожить еще немного!
   Бойцы, уже почти привыкшие не замечать криков вечно недовольных командиров, шевелились и без понуканий. На подходе было и более мощное оружие, но пока легкие минометы М224 - всего по два на каждую роту - оставались основой огневой мощи точно горох сыпавшихся на русский бетон десантников, и те старались, как могли, приводя свою главную надежду в готовность к немедленному применению. Пока одни собирали разобранные для удобства транспортировки на части минометы, другие вытаскивали из грузовых кабин вертолетов ящики с минами и волокли их на огневые позиции.
   На ровном месте, буквально посреди чистого поля, с которого можно было в мгновение ока смести незваных гостей, возникала оборона, с каждой секундой все более прочная, способная выдержать все более мощный удар противника. Полковник Макгуайр мог гордиться в эти секунды каждым своим солдатом, сейчас показывавшим всю выучку, всю подготовку. Клацали затворы штурмовых винтовок, тяжелые подошвы армейских ботинок с хрустом превращали в прах выбитые взрывами куски бетона, кричали сержанты, им вторили лейтенанты, кривившие лица в яростных гримасах, но не было слышно лишь одного - звуков ответных выстрелов.
  -- Какого черта, - полковник Макгуайр, встав во весь рост, но по-прежнему держав карабин наизготовку, обвел взглядом открывшуюся ему панораму разрушения. - Где же противник? Дьявол, неужели эти русские совсем перестали считать себя мужчинами?
   Доставивший полковника на аэродром вертолет уже взлетел, присоединяясь к парившей над Грозным стае, а на его место спешил другой геликоптер. Но происходящее за спиной мало заботило офицера. Полковник покосился на остов сгоревшего русского вертолета, громоздившийся в сотне метров справа, на краю летного поля. Кажется, это была десантная "птичка" типа "Хип", но Макгуайр не мог сказать этого с полной уверенностью - прямое попадание неуправляемой ракеты превратило геликоптер просто в массу искореженного металла. Точно такую же, какой стал "Блэк Хок", так неудачно нарвавшийся на залпы зенитной установки "Шилка". Жизни не меньше дюжины хороших парней разом оборвались, когда первый же снаряд вспорол борт вертолета, отправляя мощную машину в короткий стремительный полет к земле. И сама "Шилка", точнее, то немногое, что осталось от нее после ответных залпов "Апачей", все еще державшихся поодаль в готовности поддержать огнем десант, громоздилась неподалеку, этакий стальной гроб для горстки смельчаков, нашедших в себе силы дать отпор.
  -- Полковник, сэр, рота "Альфа" заняла позиции, - выкрикнул в лицо Эндрю Макгуайру побежавший капитан, торопливо приложив ладонь к каске. - Зона высадки зачищена, сэр. Мы удерживаем периметр и готовы к любым неожиданностям, сэр!
  -- Сопротивление?
  -- Ни намека, сэр, - помотал головой капитан, придерживая висевшую на груди штурмовую винтовку М16А2. - Все русские куда-то исчезли. Всюду только трупы, сэр!
   Совсем иного приема ждал командир десантного батальона, и потому странное затишье вселяло еще большую неуверенность и страх, чем звучавшая бы над аэродромом канонада. Все казалось бы намного проще, если бы в лицо десантникам, еда успевшим покинуть вертолеты, хлестали свинцовые струи, если бы на них накатывали, лязгая гусеницами, русские танки, плевавшиеся губительным огнем. В бою думать просто нет времени - только успевай жать на курок, а сейчас в голову невольно приходили всякие странные мысли, по большей части тревожные и пугающие.
  -- Проклятье, в Ираке все было куда хуже, - презрительно сплюнул под ноги, едва не угодив в валявшегося рядом покойника, единственного русского, которого пока довелось увидеть, полковник. - Свихнувшиеся гвардейцы Саддама доставили нам куда больше проблем, да еще чертова жара! Продолжайте вести наблюдение, капитан, - приказал Макгуайр, словно только вспомнив о стоящем рядом офицере. - Вышлите разведывательные группы, пусть они осмотрятся. Видит Бог, я ждал от русских чего-то большего.
  -- Есть, сэр, - гаркнул капитан, придав лицу поистине зверское выражение. - разрешите идти, сэр?
   Полковник открыл рот, но не успел произнести ни звука. Видимо, на небесах кто-то обратил внимание на жаждавшего боя командира, решив не разочаровывать того, кто явился на чужую землю за смертью, чужой или своей, без всякой разницы. В рокоте винтов не были слышны залпы зенитного орудия, как и ответные выстрелы, но мощный гул реактивных турбин заглушил все эти звуки, и полковник, запрокинув кверху голову, увидел, как огненная нить трассирующих снарядов, наискось прошив широкими стежками небо, впилась в прошедший над крышами разрушенных строений вертолет "Кайова", превратив винтокрылую машину в огненный шар. Пылающий остов вертолета упал в самую гущу бойцов, сминая их, расшвыривая, точно куклы, и покатился как раз туда, где стоял командир батальона.
  -- Сэр, в укрытие, быстрее, - крикнул капитан, сбивая Макгуайра с ног. - О, черт, нам всем конец!
   Проскрежетав по бетону, вертолет, искореженный, утративший форму, остановился в нескольких ярдах, сбив по пути еще пару солдат, не успевших убраться с пути страшного снаряда. А затем небо словно обрушилось на землю, и неведомая сила отбросила полковника в сторону, воздев его на несколько футов над землей и со всего маху приложив о бетон. Последним, что увидел командир батальона, прежде чем его сознание угасло, был пронесшийся над летным полем русский штурмовик "Фрогфут", яростно изрыгавший пламя.
  
   Сергей Кукушкин почти не почувствовал отдачи орудия, полностью поглощенной девятнадцатью с половиной тоннами взлетной массы его "Грача", но видел, как взорвался в воздухе вертолет, пилоты которого даже не поняли, откуда явилась их смерть. "Кайова", хрупкая игрушка, по глупой прихоти кем-то брошенная в бой, буквально развалилась в воздухе, приняв своим фюзеляжем несколько тридцатимиллиметровых снарядов, а капитан, рванув штурвал, уже направил штурмовик к следующей цели.
  -- Вали их, Андрюха, - с азартом крикнул в эфир Кукушкин, разворачивая своего "Сухого" в направлении заходившего на посадку вертолета, хищно-сплющенного "Блэк Хока". - Гаси все, что здесь летает! Летать должны только мы, мать их!
   Открыть огонь Сергей не успел - его опередил Семенов. С законцовки крыла ведомого штурмовика соскользнула огненной стрелой ракета "воздух-воздух", буквально впившись в борт американского вертолета, и тот, охваченный огнем, совершив немыслимый кульбит, рухнул на летное поле, по которому врассыпную бросились уже оказавшиеся на земле десантники.
  -- Отставить ракеты, черт возьми, - приказал Кукушкин. - Экономь боекомплект, Андрей!
   В эфире творилось нечто невообразимое, шквал помех глушил передачу, не позволяя надежно связываться даже с тем, кого отделяли считанные сотни или даже десятки метров. И все же Сергей кричал, напрягая связки, будто так его голос мог вернее пробиться сквозь пелену помех.
  -- У нас не будет второго шанса, этот вылет - последний, - напомнил капитан своему товарищу. - По воздушным целям работать только из пушки!
  -- Принял, Серега! Погнали!
   И в страшном сне никому здесь еще какой-то час назад не могло присниться, что пилотам придется вести воздушный бой. Целью и главным противником штурмовиков были шайки боевиков, прятавшиеся в горах. Все, что они могли - огрызаться зенитными ракетами, и для этого каждый из "Грачей" нес полный комплект отстреливаемых ложных целей, а также цезиевую лампу "Сухогруз", своими вспышками способную будто зачаровывать инфракрасные головки наведения "Игл" или "Стингеров". Не нужны были даже станции радиоэлектронного подавления "Сорбция", установленные в контейнерах на конце каждой консоли - им просто некого было "обманывать" импульсами электронных помех.
   И в страшном сне не могло присниться никому еще час назад, что будет твориться в небе над Грозным. Техники, снаряжавшие штурмовики, постарались на славу, но они не были провидцами и не могли знать, с каким врагом придется схлестнуться над чеченскими горами пилотам. Под каждой плоскостью обоих "Грачей" висели на пилонах по паре двадцатизарядных блоков неуправляемых ракет С-8 в разном снаряжении, и с обычными фугасными боеголовками, и со стальными иглами, и даже С-8ДМ с термобарической боевой частью, способной выжечь врага, затаившегося на дне глубокого ущелья. Восемьдесят ракет, арсенал, более чем внушительный, когда враг - лишь горстка вооруженных автоматами бандитов, дополняли четыре бомбовые кассеты РБК-250. И все это превращало "Сухого" в настоящий комбайн смерти.
   Сергей Кукушкин, успевший выполнить не один десяток вылетов на новой машине, так и не получил возможности испытать в деле "интеллектуальный" арсенал, ракеты "Вихрь" или бомбы с лазерным наведением, для которых в горах давно уже не было достойных целей. Но даже обычная бомба свободного падения, наводимая на цель через сверхчувствительный комплекс "Шквал", "видевший" противника и в дождь, и в туман, и глубокой ночью, превращалась в действительно высокоточное, при этом еще и крайне дешевое оружие, но тот бой, которые предстоял капитанам, требовал иного.
   В небе пестрело от чужих вертолетов, деловито и размеренно высаживавших десант на русскую землю, взвод за взводом, тотчас занимавшие оборону. И против этого врага у летчиков, вопреки всему оказавшихся в свободном полете, кажется, почти не было подходящего оружия. Всего две ракеты Р-73 с тепловым наведением - вот тот невеликий арсенал, что могли противопоставить воздушной армаде врага два пилота, выжившие, должно быть, только лишь ради возмездия. Но не оружие - мастерство, и, главное, отвага, так часто забываемая в угоду бездушному железу, становится подчас залогом победы. А уж и первого, и второго у обоих летчиков хватало с лихвой.
  -- А-а, суки, - мстительно прорычал Кукушкин, без колебаний направляя свой штурмовик в самую гущу вражеских вертолетов, метавшихся над авиабазой. - Прочь, ублюдки! Это мое небо!
   Летчики, сидевшие за штурвалами "Блэк Хоков", вертелись, как заведенные, и дымящаяся земля основательно проутюженного уже всем, чем только было возможно, грозненского аэродрома, успела принять первый батальон. Там, внизу, десантники укрепляли оборону, вгрызаясь в бетон, а с юга подходила уже следующая волна вертолетов с новыми бойцами. Но встретили их не гостеприимно расчищенные посадочные площадки, а огонь обрушившихся из поднебесья самолетов с красными звездами на килях.
   Пилоты американских геликоптеров бросали свои машины в немыслимые маневры, пытаясь уйти с линии огня русских самолетов, появления которых здесь и сейчас никто не ждал. "Кайовы" и "Блэк Хоки" ныряли к земле, заставляя десантников от неожиданных перегрузок буквально выплевывать собственные внутренности, но их противнику ничто не могло помешать. Капитан Кукушкин почувствовал себя настоящим богом, ворвавшись в боевой порядок противника, мгновенно сломавшего строй. Защищенный броней штурмовик обладал абсолютным превосходством в скорости и маневренности перед нагруженными до отказа живой силой или амуницией геликоптерами, неумолимо преследуя свои цели, настигая их и уничтожая без малейшего промедления.
  -- Падай, мразь, падай, - стиснув зубы, прорычал Сергей, поймав в прицел отчаянно метавшийся возле самой земли вертолет, из грузовых люков которого на глазах пилота выпала крохотная фигурка в серо-зеленом камуфляже. Беспорядочно размахивая руками и ногами, не удержавшийся десантник камнем помчался к земле, а следом за ним рухнул и вертолет. Очередь снарядов, посланная вдогон цели, буквально разорвала геликоптер на куски, и Кукушкину пришлось резко рвануть на себя штурвал, увертываясь от облака обломков обшивки.
   Это не было, не могло быть сражением, настоящим воздушным боем. Бойня - так мог назвать капитан Сергей Кукушкин то, что сам же учинил в небе над многострадальной столицей вольной Чечни. Волна тяжело нагруженных геликоптеров наткнулась на свинцовые струи пушечных очередей, разившие точно и беспощадно, и ничего было противопоставить этим американским парням, в сущности, возможно, неплохим людям, искренне верившим, что делают правое дело, русскому пилоту, в руках которого оказался лучший самолет поля боя, когда-либо поднимавшийся в небо.
  -- Глупцы, - злорадно рассмеялся Кукушкин, наблюдая за безумными маневрами чужих машин, прижимаясь к земле, пытавшихся прорваться сквозь огонь. - Глупцы!
   Один заход следовал за другим, и редко когда снаряды, выплевываемые двуствольной пушкой ГШ-2-30 проходили мимо целей, теснившихся над крохотным пятачком летного поля. Но те пилоты, которых хранила судьба, даря на несколько мгновений более долгую жизнь, чем их товарищами, не бежали - экипажи вели свои машины к зоне высадки, чтобы исполнить приказ. Геликоптеры, прорываясь сквозь огненные стежки трассеров, камнем падали на бетон, и десантники, торопясь разминуться со смертью, прыгали на землю, чтобы, возможно, уже спустя секунды самим вступить в бой.
   А пилоты штурмовиков словно устроили соревнование, пытаясь превзойти один другого в меткости. Еще один вертолет болидом вонзился в бетон, став жертвой Семенова. Напарник Сергея всадил в легкую "Кайову" десяток снарядов, и горящий винтокрыл, рухнув на землю, подмял под себя нескольких солдат, не сумевших добраться до укрытия. А сам Кукушкин, набрав высоту, едва не протаранил "Блэк Хок", из бортов которого во все стороны торчало множество антенн, похожих на паучьи лапы. Американский пилот попытался уклониться, но пилот штурмовика, мгновенно опознав постановщик помех ЕН-60А, не собирался упускать такую добычу. Гашетка утонула в ручке управления, установленное под фюзеляжем орудие из обоих стволов плюнуло огнем, и напичканные электроникой вертолет, рассыпаясь на куски еще в воздухе, рухнул вниз.
  -- Андрюха, атакуем вражеский десант, - крикнул в эфир, мгновенно очистившийся от треска и шума, Кукушкин. - Цель в юго-западном секторе. Сбрасываем бомбы, потом работаем из пушек. Поехали!
   Одним касанием Кукушкин включил бортовой комплекс самообороны, приводя в действие автоматы отстрела ложных целей, как делал всегда, атакуя очередную банду "духов" в горах. "Грачи", разогнавшись, словно на горке, спикировали к земле, нацелившись заостренными носами на большую группу вражеских солдат. Навстречу штурмовикам протянулись пулеметные трассы, но даже пули пятидесятого калибра грозили лишь царапинами на титановом панцире.
   Земля становилась все ближе, и уже без всякого "Шквала" можно было различить метавшиеся по бетонке фигурки вражеских бойцов, пытавшихся отыскать укрытие, чтобы там спастись от разящей с небес смерти. Не обращая внимания на бьющий в лицо огонь, Кукушкин нажал кнопку сброса бомб, и две кассеты РБК-250 отделились от его самолета, сорвавшись с подкрыльевых пилонов. Корпуса пустотелых снарядов раскрылись в полусотне метров над землей, рассыпав вдоль взлетной полосы, превратившейся в плацдарм для наступления, по полторы сотни осколочных гранат, превративших истерзанный аэродром в море огня.
  -- Второй заход, - скомандовал Кукушин, уводя штурмовик в набор высоты. - Идем на бреющем! Не жалей снарядов!
   Это были секунды подлинного триумфа. Кажется, никогда еще самолет не был настолько покорен не движениям рук даже - каждой мысли своего пилота. "Грач" плавно развернулся, описав широкую дугу над аэродромом, и Сергей Кукушкин вновь отдал от себя рычаг управления, нацелив машину на разбегавшихся в ужасе врагов, теперь уже и не пытавшихся сопротивляться, поняв тщетность этих потуг, не способных вызвать ничего кроме смеха у того, кто парил над землей, укрытый килограммами прочнейшей титановой брони. Семнадцатимиллиметровый панцирь, со всех сторон защищавший пилота, мог выдержать многое, и те, кто с земли в ужасе наблюдал за атакующим штурмовиком, поняли это, перестав напрасно тратить патроны.
  -- Андрей, готов? - Кукушин и не сомневался, что напарник держится рядом. - Давай, проутюжим этих гадов! Огонь!
   Огненные трассы протянулись к земле из-под днища штурмовика, и по бетону протянулись фонтаны огня, дыма и осколков. "Грачи", плевавшиеся пламенем, промчались над головами вражеских солдат, щедро делясь смертью, и когда уже Сергей потянул штурвал, выходя из атаки, к его машине, и к машине Семенова, выполнявшего такой же маневр, но с ничтожным опозданием, метнулись с земли огненные стрелы ракет.
  
   Беспамятство длилось несколько мгновений, и Эндрю Макгуайр пришел в себя в тот миг, когда русские самолеты уже во второй раз заходили на цель - на его солдат и офицеров, оказавшихся в настоящей западне на летном поле, где невозможно было укрыться от вражеского огня. Полковник осознал себя стоящим на коленях и тщетно пытающимся сделать вдох, наполнив легкие кислородом. Кто-то от души ударил Макгуайра по спине, буквально выталкивая из него застрявший где-то внутри воздух, наполненный дымом. Затем в губы полковнику ткнулось горлышко фляги, и Эндрю сделал глоток, чувствуя, как по обожженной глотке катится живительная влага.
   Сперва полковник, сознание к которому до конца так и не вернулось, принял мощный гул, буквально вонзавшийся в уши, лишь за последствия контузии, и только потом, увидев хищные силуэты штурмовиков, понял, что все намного хуже. Пара "Фрогфутов", не узнать которые было просто невозможно, снижалась, нацелившись на группу десантников, суетившихся вокруг минометов.
  -- Угроза с неба, - раздался пронзительный вопль, кажется, над самым ухом Макгуайра. - Все в укрытие, живо!
   Кто-то бросил полковника на бетон, наваливаясь сверху всем своим весом, в тот миг, когда от штурмовиков отделились огненные брызги снарядов. По летному полю прокатился стальной вал, и Эндрю Макгуайр видел, как разрывает на куски тела солдат, оказавшихся на линии огня, как люди, крича от боли, мечутся в панике, зажимая кровоточащие обрубки рук, оторванных осколками.
   Человек, придавивший собой полковника, вдруг судорожно затрясся и разом обмяк. Макгуайр понадобилось приложить усилия, чтобы выбраться из-под безжизненного тела, и только тогда он узнал командира роты "Альфа". Осколок перерубил капитану, ценой собственной жизни спасшему командира, позвоночник, убив офицера практически мгновенно. Но сам полковник был еще жив, и не собирался сдаваться слишком легко.
  -- Где зенитные ракеты? - схватив за грудки первого попавшегося навстречу сержанта, в лицо ему заорал Макгуайр, перекрыв своим криком даже шум пронесшихся над головой штурмовиков. - Развернуть ЗРК! Огонь по русским самолетам!
   Приказ полковника запоздал. Рядом бойцы уже взваливали на плечи массивные шестнадцатикилограммовые трубы переносных зенитно-ракетных комплексов "Стингер", единственного средства защиты от воздушной угрозы отрезанных теперь от всего и вся десантников. Несколько секунд ушло на то, чтобы охлажденные жидким аргоном детекторы головки самонаведения "увидели" цель, пышущие жаром турбины "Фрогфутов", рассыпавших вокруг себя гроздья тепловых ракет-ловушек.
   В этом огненном аду, где сквозь звуки взрывов отовсюду доносились крики раненых, сложно было оставаться сколько-нибудь невозмутимыми и хладнокровными, но у тех, кто осмелился вступить в неравный поединок с русскими пилотами, иного выхода просто не было. Бронированный штурмовик, изрыгая пламя из турбин и стволов мощной пушки, взахлеб харкавшейся свинцом, пикировал на горстку людей, во весь рост вставших посреди летного поля. Силы были неравны, это видел каждый... кроме тех, кто грудью встречал врага, вступив в поединок с бездушной машиной.
  -- Цель на двух часах, - командир зенитного расчета рукой указал направление, и второй номер, прижавшийся щекой к прицелу, обратил туда черный зев пусковой установки. - Огонь!
   Зенитчик утопил спусковую скобу, приводя "Стингер" в действие. Начали свое бесконечное вращение гироскопы, и охладитель коснулся чувствительных сенсоров головки наведения. Заставив себя побороть страх, стрелки-зенитчики терпеливо дождались сигнала захвата цели, разом нажав на спуск, и стартовые двигатели вытолкнули ракеты из тубусов, подбрасывая их вверх, на высоту, достаточную для включения маршевых турбин.
  
   В прорезавшем эфир голосе ведомого пилота слышался страх, неподдельный испуг, и было отчего:
  -- Ракеты, - раздался в шлемофоне пронзительный крик Семенова. - Серега, ракеты! Берегись!
   Капитан Кукушкин скорее не увидел, но почувствовал устремившиеся к его машине со всех сторон зенитные ракеты. Не менее полудюжины "Стингеров", запущенных разом, рванулись к оказавшемуся в огненном кольце самолету, но пилот и не думал паниковать. Раз он проиграл такую схватку, уступив немытым боевикам, но теперь намеревался остаться победителем. Сергей бросил "Грача" в крутой вираж, разворачиваясь кормой к взмывавшим с земли ракетам, и рывком отжал до упора ручку управления двигателями, заставляя турбины выдать всю возможную мощность.
   Автоматы отстрела ложных целей выбросили навстречу приближавшимся ракетам град трассеров, ослепивших тепловые головки наведения, а установленная в корме лампа "Сухогруз", вдруг замерцав, внесла в электронные "мозги" ракет FIM-92B еще большее смятение. Несколько снарядов изменили курс, уходя вслед ложным целям и взрываясь в стороне от "Грача", но часть ракет по-прежнему висела на хвосте. Чувствительные головки наведения "видели" цель в инфракрасном и ультрафиолетовом спектре одновременно, почти безошибочно выделяя истинную цель на фоне множества "обманок".
  -- Серега, у меня две на хвосте, - донесся до Кукушкина панический вопль. - А, черт, не могу стряхнуть их!
  -- Маневрируй, Андрюха! Отстреливай все трассеры!
   Все, чем мог помочь капитан своему товарищу - совет, не имевший смысла. Сергей и сам оказался в клещах, уже не думая о продолжении атаки. Бросая своего "Грача" из виража в вираж, Кукушкин старался подставлять ракетам хвост, зная, что так даже в случае попадания успеет воспользоваться катапультой. "Стингеры", доставившие немало хлопот пилотам еще первых Су-25, появившихся в небе Афганистана, были, наверное, самым опасным противником, перед которым нередко пасовали все ухищрения конструкторов.
   Капитан Кукушкин не видел, как ракеты настигли машину его напарника, но слышал его крик, полный страха безысходности, и от этого вопля кровь застыла в жилах.
  -- Я подбит, - закричал Семенов, когда ракета FIM-92B боднула в днище его самолет. - Прямое попадание! Машина горит! Перебиты тяги управления стабилизаторами! Я падаю!!!
   Все видели, как штурмовик Су-25Т, оставляя за собой шлейф горящего топлива, сорвался с небес, получив смертельную рану. В последний миг пилот пытался спастись, рванув рычаг катапульты. Пиропатроны разрушили крепления фонаря, отбрасывая в сторону плексигласовый купол, но время истекло, и едва кресло отделилось от самолета, "Грач", врезавшись в крышу ангара, взорвался. Сноп осколков настиг Семенова в полете, растерзав притянутое ремнями к спинке тело и распоров едва раскрывшийся купол парашюта.
  -- Андрюха, - зарычал Кукушкин, вцепившись в рукоятки штурвала. - Андрюха! Ну, суки!
   Ему некогда было скорбеть о друге, исчезнувшем в пламени взрыва, погребенном под обломками своего самолета, как вожди древних викингов находили последний приют на пылающих палубах своих дракаров. Зенитные ракеты "Стингер" почти не оставляли следов, превращаясь в неразличимые росчерки, но Сергей знал, что два снаряда идут за его штурмовиком, уверенно сокращая расстояние. Несколько секунд, несколько лихорадочных маневров - и грянувшие разов взрывы пары трехкилограммовых боеголовок сотрясли "Грача".
  -- А, черт! - напрягшись до боли в предплечьях, Кукушкин схватил штурвал, удерживая машину на курсе, не позволяя ей сорваться, уходя в губительное пике сейчас, когда до земли было всего-то полторы сотни метров.
   Осколки пронзили обшивку, увязая в слое полиуретанового наполнителя, устилавшего изнутри топливные баки. Полимер, соприкоснувшись с воздухом, мгновенно разбух, заполняя пробоины, мешая топливу вытечь наружу, вспыхивая просто от трения воздуха, от тепла, что излучала нагревшаяся обшивка мчавшегося с максимальной скоростью штурмовика.
  -- Ублюдки, - прорычал Кукушкин, разворачивая машину. - Все, пиндосы, держитесь!
   Первая схватка осталась за капитаном, и Сергей не желала медлить с реваншем. Самолет был все так же послушен каждому жесту пилота, вновь пикируя к земле, нацеливаясь суженым носом на группу людей в камуфляже. Американские десантники торопливо распаковывали новые ракеты, но все решали секунды, и Кукушкин первым занял позицию для удара. Движение пальца, коснувшегося приборной доски - и огненные стрелы неуправляемых ракет С-8 вырвались из остроконечных блоков, устремляясь к цели.
   Волна взрывов смела горстку вражеских солдат, заливая огнем летное поле, снова уподобившееся извергавшемуся вулкану. "Грач" промчался над землей, медленно набирая высоту, и капитан Кукушкин увидел, как на бетон выскочили, мгновенно открыв огонь, несколько бронемашин. Помощь все же подоспела, когда ее уже не ждали.
  
   Стены домов расступились, и боевые машины пехоты БМП-2, облепленные бойцами, на полной скорости вылетели на летное поле, густо усеянное обломками еще полыхавших вертолетов и самолетов. И там, между обгоревшими остовами, среди разрушенных подчас до самого основания ангаров, казарм, еще каких-то строений, метались многочисленные фигурки, с расстояния в полкилометра казавшиеся не крупнее оловянных солдатиков.
   Рев турбин на миг оглушил стрелков, инстинктивно запрокинувших головы и увидевших летящий над самой землей штурмовик Су-25, за которым вытянулся длинный шлейф огня. Охваченный пламенем "Сухой" прошел над самыми головами мотострелков, невольно прижавшихся к броне, словно пытаясь увернуться от столкновения, и исчез за стоящими поодаль домами, чтобы взметнуться к небу спустя секунды черно-оранжевым клубом огня.
  -- Ах, вы, суки, - простонал генерал Буров, и, почувствовав внезапную ярость, бешенство, которым уже почти невозможно было управлять, закричал: - В атаку, сынки! Вперед! Ура!
   Бронемашины рванулись вперед, и стволы тридцатимиллиметровых пушек 2А42 выбросили навстречу не ожидавшим такого поворота событий американцам поток огня, в один миг смахнувший несколько десятков человек. орудиям вторили спаренные пулеметы, от которых куда-то к горизонту протянулись мерцающие росчерки трассирующих пуль, и во всю эту какофонию вплеталось отрывистое тявканье автоматов.
  -- Все с брони, - приказал Сергей Буров, первым спрыгивая на бетон и отступая за корму продолжавшей движение боевой машины. - За мной, ребята! Вперед!
  -- Ура!!!
   Буров надавил на спусковой крючок, и автомат в его руках ожил, выплевывая раскаленный свинец. Отдача, показавшаяся неожиданно сильной, ударила в плечо, но сейчас генерал, вместе со всеми бежавший следом за бронемашинами, не обращала на это внимания. Впереди был враг, был бой, которые нужно выиграть, во что бы то ни стало, а все остальное сейчас казалось абсолютно неважным.
   Стреляли все. Десятки стволов разных калибров выбрасывали огонь, умолкая лишь на те краткие секунды, что требовались для смены опорожненных магазинов. Сам Буров опустошил первый рожок за несколько секунд, не снимая пальца со спускового крючка до тех пор, пока не умолк его АКМ, мгновенно раскалившийся от столь интенсивной стрельбы. Торопливо заменив магазин, генерал, бежавший на врага вместе со своими бойцами, что-то яростно и невнятно кричавшими и точно так же палившими, куда глаза глядят, передернул затвор и снова открыл огонь. Сергей видел, как падают застигнутые врасплох американцы, срезанные выпущенными в упор очередями. Горстка вражеских солдат, всего лишь отделение, не успела сделать ни одного ответного выстрела, погибнув мгновенно.
   Странно, в эти секунды генерал Буров не воспринимал противника, как живых людей. Командующему казалось, что перед ним лишь фанерные мишени, как на стрельбище, и тем важнее казалось вогнать как можно больше пуль в центр каждой из них, чтобы уж наверняка засчитали победу.
   Боевые машины пехоты, оказавшиеся на острие атаки, своим огнем буквально прогрызали оборону противника, кажется, окончательно впавшего в панику, принимая своей броней летевшие в ответ пули. Буров не завидовал тем парням, что управляли сейчас бронемашинами, слыша, как стучат по бортам кусочки раскаленного свинца, которых становилось все больше с каждым мигом. Но пока американские десантники поливали огнем из своих штурмовых винтовок БМП, следовавшие за теми стрелки методично уничтожали самих десантников. Казалось, враг дрогнул и вот-вот обратится в бегство, впервые ощутив на себе ярость русских солдат.
  -- Радист, ко мне, - крикнул Буров, останавливаясь и припадая на колено, чтобы стать чуть менее заметной целью для вражеских солдат. - Живее, сюда!
   Ефрейтор, тащивший на спине массивную полевую радиостанцию, казавшуюся жутко древней, но вполне надежную, подскочил к генералу, тоже прижимаясь к земле. Над головой его просвистела пуля, выбившая фонтан искр из полуобвалившейся стены какого-то строения, стоявшего рядом, и Сергей Буров невольно сильнее прильнул к опаленной земле.
  -- Выходи на связь с танкистами, - приказал генерал. - Пусть немедленно выдвигаются сюда, на аэродром! Пускай направят сюда все, что есть!
  -- Слушаюсь, товарищ командующий!
   Ефрейтор вцепился в верньеры своей радиостанции, что-то пронзительно закричав в микрофон, но его голос потонул в грохоте взрыва. На глазах у Бурова и еще трех десятков бойцов взорвалась одна из бронемашин, буквально разлетевшись на куски, а затем ее участь постигла и вторую БМП, у которой взрывом боекомплекта соврало с погона башню, отбросив ее на полсотни метров в сторону.
  -- Черт возьми, - растерянно пробормотал генерал, услышав протяжный вой, донесшийся откуда-то с неба. - Мины! Все в укрытие!
   Заунывный стон, становившийся все более тяжким, оборвался грохотом взрывов, и мир вокруг Сергея Бурова вспыхнул, исчезнув в море огня.
  
   Выпущенные русским пилотом ракеты легли чуть в стороне, и взрывная волна, добравшись до Эндрю Макгуайра, заметно ослабла. Основной удар пришелся на минометную батарею роты "Браво", уничтоженную сразу и полностью. Среди выгоревших проплешин и неглубоких воронок, выгрызенных на бетоне взрывами неуправляемых ракет, были видны раскиданные тела бойцов, замерших в причудливых, совершенно неестественных позах. Одному из солдат труба миномета, упавшая на грудь, вмяла ребра, буквально расплющив тело.
  -- Санитаров туда, быстрее, - приказал полковник Макгуайр, растирая по лицу хлеставшую из носа кровь - командиру батальона тоже изрядно досталось, но все-таки он еще твердо стоял на ногах, и руки, сжимавшие карабин, не дрожали, не утратив былой твердости. - Перенесите раненых в безопасное место!
   Кто-то, услышав приказ, кинулся туда, где среди гари и крови, порой - собственной, ползали изувеченные, но еще живые десантники, чудом избежавшие гибели. В прочем, это явно не должно было продлиться долго - "Фрогфут", вновь набирая высоту, уже разворачивался, чтобы атаковать вновь, беспощадно расстреливая из своего арсенала метавшихся внизу людей. Штурмовик кружил, точно стервятник над своей добычей, заставляя, забыв обо всем, бежать, прятаться, забиваясь в любую нору, первую попавшуюся щель, надеясь, что там тебя не достанут ракеты и снаряды, огненным ливнем сыплющиеся на растерзанную землю.
   Самолет был еще далеко, слишком далеко, чтобы вести прицельную стрельбу, и полковник Макгуайр, увидев протянувшиеся по летному полю цепочки разрывов, каким-то шестым чувством понял, что в игру вступила новая сила. Из-за ближайших зданий на бетонное покрытие взлетной полосы не выползли - выскочили две бронемашины, следом за которыми бежали, пригибаясь к земле и непрерывно стреляя, скорее всего, просто в пустоту, русские солдаты.
  -- Противник, - крикнул Эндрю Макгуайр, привлекая внимание находившихся рядом бойцов. - Правый фланг! Отходим! Все назад, черт вас дери!
   Русские бронемашины - полковник без труда опознал боевые машины пехоты БМП-2, сравнительно слабо защищенные, но хорошо вооруженные, особенно для столкновения с лишенной брони пехотой - открыли шквальный огонь, поливая летное поле очередями из пушек и спаренных пулеметов. Выстрелы, звучавшие невероятно часто, сливались в какой-то треск, в котором безнадежно тонули слова команд и крики ранены. Полковник видел, как пули прошивали тела солдат, валившихся под гусеницы бронемашин, как близкими взрывами тридцатимиллиметровых снарядов людей буквально разрывало на куски.
  -- Не высовываться, - надрывался полковник Макгуайр, сам прижимавшийся к шершавому бетону, выщербленному ударами пуль и осколков. - Перегруппироваться! Открыть ответный огонь!
   Повинуясь инстинкту, Макгуайр вскинул карабин, надавив на спуск. Приклад ударил в плечо, под ноги посыпались гильзы, еще дымящиеся, распространяющие вокруг кислый запах сгоревшего пороха, и рой малокалиберных пуль, преодолев несколько сотен метров, вонзился в бронированные борта ближайшей БМП, высекая из стальных листов фонтаны искр. А вслед за ними умчалась и осколочная граната - когда патроны в магазине кончились, Эндрю Макгуайр, перехватив карабин под цевье, нажал на спусковую скобу подствольного гранатомета.
   Стрелял не один только полковник - все, кто видел противника, открыли ураганный огонь по бронемашинам. Десятки стволов - автоматические винтовки, пулеметы - выплевывали раскаленный свинец, расчерчивая воздух над летным полем мерцающими нитями трассеров. Сотни пуль калибра 5,56 и 7,62 миллиметра с дробным стуком впивались в броневой панцирь, будучи не в силах остановить движение машин.
   Наверное, те, кто находился под броней в эти секунды, испытали немало неприятных ощущений, но и только - пусть БМП-2 и считались трижды слабозащищенными, не пуль стоило бояться их экипажам. Механики-водители, наблюдая за окружающим миром сквозь мутноватые триплексы, уверенно вели бронемашины вперед, туда, откуда навстречу им мчались трассеры, а стрелки, прильнув к прицелам, вращали башни, выбирая одну цель за другой и методично уничтожая все, что оказывалось в досягаемости их бортового оружия.
   А высадка десанта продолжалась даже под огнем. Две роты уже оказались на земле, вцепившись в бетонные плиты, устилавшие летное поле и отстреливаясь из всех стволов, пока за спиной их один за другим опускались, как бы приседая, вертолеты, доставлявшие все новых бойцов, оружие, и, самое главное, боеприпасы, которые были сейчас на тот самый пресловутый вес золота. Можно сражаться без сухих пайков и даже без воды, без перевязочных пакетов тоже как-то модно продержаться, хоть и не долго, но без патронов, гранат, управляемых ракет один танковый взвод сомнет батальон. Это понимали все, и бойцы, что залегли сейчас на летном поле, старались сделать все, отвлекая огонь русских на себя. Не получилось.
   "Блэк Хок" лишь успел коснуться шасси посадочной площадки, как широкая дверь в его борту откатилась назад, и на землю спрыгнул десантник, тотчас протягивая руки, чтобы принять ствол миномета М29А1, дабы тот поскорее занял подобающее место в системе огня батальона. Единственный тридцатимиллиметровый снаряд промчался над головой бойца, влетев в десантный отсек и там, ткнувшись конусом детонатора в противоположный борт геликоптера, взорвавшись.
   Вертолет подбросило, заваливая на левый борт, и лопасти винта, встретившись с бетоном, обломились. Вращение ротора придало им колоссальное ускорение, и осколки, разлетаясь веером, косой прошли по находившимся рядом солдатам, отсекая головы, разрубая тела напополам.
  -- Дьявол, - с ужасом закричал солдат, находившийся возле Макгуайра, когда кусок лопасти упал ему под ноги. - Черт, мы потеряли еще один "Ястреб", сэр! Все погибли! О, Боже!
   Вертолет, охваченный огнем, искореженный, лишившийся винта, несколько раз перевернулся, перекатываясь по земле, и застыл на самом краю летного поля. Многие видели, как из кабины вывалился пилот, без чувств растянувшийся возле своей машины. Может, он был еще жив, а, возможно, душа его покинула тело, едва то коснулось бетона. Проверять это никто не спешил.
  -- Огонь по пехоте, - приказал Макгуайр, первым, наверное, поняв, что вся эта стрельба по бронированным монстрам, какими сейчас представали застигнутым атакой на открытой местности десантникам четырнадцатитонные БМП, есть лишь жест отчаяния. - Отсекайте пехоту! Прижмите их к земле, проклятье!
   Русские пехотинцы атаковали под прикрытием бронетехники в буквальном смысле, держась за кормой бронемашин, принимавших на себя огонь растерявшегося противника. Около трех десятков солдат, развернувшись цепью, какой-то скомканной, нестройной, шли следом, и автоматы в их руках не умолкали ни на секунду, плюясь огнем.
   Приказ полковника был услышан и, как ни странно, исполнен немедленно и в точности. Припавший к прикладу ручного пулемета М249 SAW стрелок повел стволом, и длинная очередь косой прошлась по пехотинцам, стегнув по цепи свинцовым хлыстом. Полковник видел, как несколько русских, согнувшись пополам, словно переломившись, повалились на бетон, а за ними следом попадали и остальные, но те были вполне живы, что и подтвердили, открыв еще более плотный огонь.
  -- Уничтожить бронемашины, - приказал Макгуайр. - Где гранатометы, черт возьми? Развернуть РПГ! Дайте целеуказание авиации! Дьявол, нам нужна поддержка с воздуха!
   В первую линию боевого порядка выдвинулись несколько десантников, тащивших массивные трубы противотанковых гранатометов М136. Опустившись на колени, бойцы вскинули пластиковые контейнеры на плечи, развернув стволы, запечатанные герметичными мембранами, в сторону целей. Силуэт первой бронемашины заполнил кольцо диоптрического прицела, и один из стрелков нажал на спуск, выстреливая в сторону врага кумулятивную гранату "Бофорс". И одновременно над головами прижатых огнем к земле десантников промчались болидами управляемые ракеты "Хеллфайр".
   Обе БМП взорвались почти одновременно, едва не разлетевшись на куски. Тонкая броня не выдержала встречи с кумулятивными боеголовками, уступая струям раскаленных газов, мгновенно наполнивших пламенем заброневое пространство. От повысившейся до сотен градусов температуры взорвался боекомплект, разрывая корпуса боевых машин изнутри.
  -- Минометчики, - последовал новый приказ Макгуайра, мгновенно воспрянувшего духом после уничтожения русских бронемашин. - По пехоте противника - огонь!
   Первыми опомнились расчеты легких М224 из роты "Альфа". В распахнутые зевы стволов, уже установленных на опорные плиты, скользнули мины, накалываясь капсюлями на ударники, укрепленные в казенной части труб, и двухкилограммовые снаряды с громкими хлопками умчались едва не в зенит, чтобы, выполнив полет по крутой параболе, обрушиться на головы русских солдат.
  -- Огонь, огонь, - надрывался Макгуайр, одновременно меняя опустевший магазин, чтобы спустя секунды выпустить новую очередь по противнику, азом утратившему всю свою грозную мощь. - Подавить их немедленно!
   Первые взрывы грянули на дальнем конце летного поля, и осколки посыпались на спины русских. А тем временем наперебой заговорили уже и два из четырех М29А1 калибра восемьдесят один миллиметр, все, что осталось от минометного взвода батальона. Выплевывая по одному девятифунтовому "гостинцу" каждые пять секунд, они почти мгновенно возвели свинцовую стену, отгородившую противника. Шквал огня стал вдруг невероятно плотным, и теперь уже полковник не сомневался, что русским осталось жить считанные минуты. И когда над головами десантников промчались неуправляемые ракеты, выпущенные откуда-то из поднебесья, уверенность эта стала совершенно непоколебимой.
  
   Лейтенант Танака видел, как разом взорвались обе русские бронемашины, в одну из которых влепил свой "Хеллфайр" и сам он. Наверное, пилоты "Апачей" просто перепугались, иначе с чего бы разом пяти экипажам вести огонь по единственной БМП, расходуя, к тому же, чертовски дорогие ракеты. Что ж, зрелище, особенно отсюда, с высоты птичьего полета, получилось более чем внушительным.
   Пять ракет, наводимые на отсветы лазерных лучей-указок, ударили одновременно, выбросив кумулятивные струи. Модернизированные AGM-114K с тандемной боеголовкой могли пожечь метровый лист стальной брони, и потому тонкие, точно жесть консервной банки, борта боевой машины пехоты не смогли удержать огонь даже на долю секунды. Корпус буквально разорвало изнутри, и одновременно десантники из ручных гранатометов подожгли вторую машину, разом уравняв шансы.
  -- Ух, ты, черт возьми, - воскликнул уорент-офицер Мерфи, наблюдая, как на миг замерла в воздухе подброшенная верх на десяток метров башня, достигнув высшей точки своей траектории. - Эти жестянки ничего не стоят в бою!
  -- Наши парни там, внизу, думаю, могли бы с тобой поспорить, - усмехнулся Эд Танака, и сам гордый оттого, что сейчас находился в небе, будучи хозяином положения, а не вжимался в обильно политый кровью бетон, пытаясь укрыться от русских пуль. - Джимми, там еще остались русские пехотинцы, и они могут доставить нашим парням немало проблем. На одиннадцати часах, дальность - две тысяч ярдов. - И отрывисто приказал: - Из пушки - огонь!
   Следуя за взглядом оператора вооружения, установленная под днищем боевого геликоптера пушка М230 развернулась, уставившись провалом ствола на горстку русских солдат, теперь отступавших под ураганным огнем десантников. Мгновение - и орудие выплюнуло порцию свинца, и там, вдалеке, взметнулась стена разрывов.
  -- Прикончи их, Джимми, - с азартом воскликнул лейтенант. - Расчисти дорогу нашим ребятам. Выпускай ракеты!
   Вертолет, зависший над пригородами Грозного, плавно развернулся, и из цилиндрических блоков, подвешенных под короткими крылышками, вырвались огненные змеи ракет, последних, еще не израсходованных прежде. Спустя несколько секунд на земле вновь, в который уже раз за этот едва начавшийся день, разверзся ад.
  
   Небо обрушилось на голову генерала Буров сразу и без остатка. Казалось, воздух вокруг мгновенно уступил место раскаленному свинцу, так что трудно было просто сделать вдох. С воем падали мины, шелестели над головой неуправляемые авиационные ракеты, прилетавший откуда-то из-за горизонта, свистели, то глухо ударяясь в бетон, то влажно шлепая при встрече с человеческой плотью, пули.
  -- Отходим, - крикнул, взмахнув рукой, полковник Толмачев. - Назад! Все назад!
   Крикнул, и тотчас подавился воплем, приняв кусок свинца, разогнанного до сверхзвуковой скорости. Сергей Буров видел, как побледневший, закусивший нижнюю губу офицер осел на бетон, сжимая развороченное плечо, и между пальцев его потекли тонкие ручейки крови.
   Бронемашины уже не горели - их развороченные изнутри остовы чадили черным дымом, струйки которого свивались над чудовищно перекрученными листами брони, словно капризный великан скомкал в могучем кулаке куски бумаги. Полдюжины молодых ребят приняли смерть мгновенно, но едва ли гибель их можно было назвать милосердной. И тех, кто еще огрызался короткими очередями из раскалившихся докрасна "калашей", ждала та же участь лишь с краткой отсрочкой.
   Приказ Толмачева был единственно верным сейчас, когда ничтожное превосходство контратакующих оказалось сведено на нет. По горстке русских солдат вели огонь десятки стволов, от ручных пулеметов до автоматических пушек висевших в нескольких километрах от места боя "Апачей", пилоты которых, забавляясь, расстреливали отдельных людей. Снаряды впивались в камень, выбивая град осколков, оказавшихся еще опаснее свинца. На одной ноте, захлебываясь пламенем, рявкали пулеметы, отрывисто ухали минометы, выплевывая в зенит одну мину за другой, трещали штурмовые винтовки. И все же что-то мешало генералу просто вскочить и броситься назад, спасаясь от разящего в спину огня.
  -- Радист, дай связь с штурмовиком, - крикнул Буров вдавшемуся в груду битых кирпичей ефрейтору, собственным телом закрывавшему радиостанцию от сыпавшихся с небосвода осколков. - Нам нужна поддержка с воздуха!
  -- Я не знаю, какая частота, - округлив глаза от страха, пронзительно крикнул в отчет ефрейтор, совсем еще безусый пацан, брошенный волей случая в гущу яростной схватки. - Не знаю, товарищ командующий!
  -- Твою мать! Проверь весь диапазон. Хоть как, но дай связь!
   Пулеметная очередь выбила фонтаны осколков, больно хлестнувших по лицу генерала, но Буров уже не обращал на это внимания. Краем глаза он видел, как к Толмачеву подполз один из бойцов, неумело принявшись накладывать повязку, зубами разорвав оболочку индивидуального перевязочного пакета. Но не это занимало все существо генерала, слившегося воедино со своим АКМ, а мелькнувшая в прорези прицела фигура в камуфляже с непривычным рисунком. Американский солдат на миг потерял бдительность, решив, наверное, что враг уже уничтожен.
  -- Получи, сука, - зло прошипел Сергей Буров, поводя стволом, над которым уже колыхалось марево нагретого воздуха, и нажав на спуск. - Лови!
   "Калашников" судорожно содрогнулся, харкнув свинцом, отдача привычно ушла в плечо, набитое, наверное, уже до кровоподтеков.
  -- На, жри!!! - оскалившись в жуткой гримасе ярости, закричал Буров, содрогаясь в унисон с оружием, словно попытавшимся в этот миг вырваться из рук, обретя вдруг собственную волю.
   Безликая фигура, враг, о котором генерал не знал ничего, кроме того, что это - враг, всплеснула руками, заваливаясь лицом вперед, и несколько американцев, оказавшихся неподалеку, инстинктивно рванулись к своему товарищу, который, быть может, еще оставался в живых. Направив на них ствол, генерал снова нажал на спусковой крючок, заставляя ударник вонзиться в капсюль досланного в ствол патрона. Мгновение - и автомат, точно захлебнувшись огнем, умолк. Буров инстинктивно передернул затвор, даже не поняв, что из прорези затворной коробки на этот раз не выскочил давший осечку патрон, и снова вдавил спусковой крючок.
  -- Падла, - в сердцах выругался генерал, требовательно протягивая руку к ефрейтору: - Магазин дай! Быстрее!
   Радист послушно бросил полный рожок, вытащив его из карман разгрузочного жилета, и Буров, ловко поймав магазин, попытался вставить его в гнездо взамен уже отстегнутого. И лишь безуспешно потратив на это несколько долгих секунд, генерал понял, что радист пользовался малокалиберным АК-74. Впервые, наверное, Сергей Буров почувствовал ненависть к своим коллегам, однажды решившим оставить на снабжении родной армии оружие сразу двух калибров, причем в суматохе войны все чаще случалось, что даже бойцы одного отделения пользовались разными модификациями "калашей".
  -- Твою мать, - в отчаянии генерал швырнул снаряженный магазин в сторону, и только потом заметил лежащий рядом с окровавленным телом одного из своих бойцов автомат, желанный АКС-74. - Падла!
  -- Товарищ командующий, связь, - радист змеей скользнул по кирпичам, придвинувшись к генералу. Камуфляж, конечно, пришел в негодность от такого способа передвижения, но зато шкура пока оставалась цела. - Есть связь с пилотом!
   Выхватив из рук ефрейтора микрофон, Буров заорал так, что слышно его было, наверное, и без радиостанции:
  -- Воздух, я земля, - закричал генерал. - Воздух, прием! Летун, слышишь меня?
  -- На связи, - прозвучало из динамика. - Кто говорит?
  -- Генерал Буров, командующий группировкой федеральных сил. Летун, слышишь меня? Нас прижали на краю летного поля, много раненых, патроны на исходе. Вертушки янки не дают поднять голову. Атакуй их вертолеты, прикрой наш отход. Приказ понял? Выполняй!
  -- Принято, - четко отозвался пилот штурмовика, на миг исчезнувшего где-то за горизонтом. - Вас понял, атакую вертолеты!
   Рядом взорвалась мина, и генерал Буров вжался в землю, чувствуя, как впиваются в лицо острые грани расколотых ударами пуль камней. Несколько бойцов, не выдержав испытания страхом, вскочили, и, ведя огонь по всем направлениям, бросились назад. Над головой Бурова промелькнули примчавшиеся из поднебесья неуправляемые ракеты, и волна стальных иголок в мгновение ока растерзала солдат, не остановившись и при встрече с титановыми пластинами бронежилетов.
   Рев турбин заглушил крики раненых, и "Грач", промчавшийся над позицией отряда генерала, ушел в сторону горизонта. По другую сторону линии стихийно возникшей фронта увидели штурмовик, и огонь тотчас ослаб - уже познав на себе всю мощь ударов летающего броненосца, американские десантники бросились в укрытия, спасаясь от разящих ударов.
  -- Сынки, отходим, - Сергей Буров первым вскочил на ноги, не забыв уже ставший бесполезным АКМ. Генерал понял - сейчас, когда враг растерялся, пусть на несколько секунд, лучший момент чтобы отступить, ведь надеяться на победу уже становилось глупо. - Назад, бойцы, назад! Отходим!
   Солдаты, помогая друг другу, таща на себе раненых, попятились, огрызаясь огнем из всех стволов. Буров, израсходовавший боекомплект, без промедления бросился к ближайшему зданию, кожей чувствуя, как в спину ему нацелились все до единого американцы. Над головой, заставляя низко пригнуться, свистнули пули, и вслед им донесся отзвук грянувшего где-то рядом взрыва. Воздух стонал от наполнившего его свинца, с визгом проносившегося возле самого лица, чтобы завершить свой стремительный полет в чьей-то плоти. Но ту пулю, что была предназначена именно ему, командующий не услышал.
   Генерал сделал всего десяток шагов, прежде чем что-то ударило его повыше колена. Сперва командующий даже не ощутил это мимолетное касание, но новый шаг сделать уже не удалось - боль пронзила бедро, и Буров упал на колени, чувствуя, как штанина камуфлированных брюк тяжелеет от крови.
  -- Генерал ранен, - закричал кто-то рядом. - Помогите командующему!
   Сразу двое, увидев беспомощно барахтавшегося на пыльном асфальте Бурова, бросились к нему, грудью напарываясь на кинжальный огонь противника. один из бойцов, приняв очередь из пулемета, отлетел назад, чтобы больше не подняться никогда, но его товарищ, словно не замечая летящих в него пуль, согнувшись, едва не опустившись на четвереньки, подскочил к Бурову, опускаясь на землю рядом с хрипящим от боли генералом.
  -- Сейчас, - приговаривал прильнувший к командующему солдат. - Хрена им, сукам! Будешь жить!
   Упавший на живот боец, прижимаясь к бетону, вытащил из аптечки шприц-тюбик с промедолом, сноровисто вонзив иглу в бедро и выдавив содержимое. Боль еще не успела отступить, а солдат уже затягивал на развороченном бедре генерала жгут, сооруженный из погонного ремня собственного автомата.
  -- Спасибо, - сумел выдавить из себя Сергей Буров.
  -- Давай, генерал, за мной, - оскалился безымянный спаситель. - Ползком, ползком, на пузе, мать его так! Иначе в миг срежут, первой же очередью, и маму позвать не успеешь!
   Ухватив командующего за рукав, боец, кряхтя и матерясь, рывком стронул показавшееся самому Бурову вдруг неимеоверно тяжелым тело, оттаскивая его назад, туда, где заняли оборону остальные бойцы, скупыми очередями - патронов у каждого оставалось на счет - отвечая на шквал огня, что обрушил на горстку храберцов окончательно уверовавший в свою победу противник.
  -- Давай, давай, - подгонял генерала волочивший его боец. - Шевели задницей, твою мать, иначе нам тут обоим лежать! Эх, давай, еще чуть-чуть!
   Будто не замечая, кто пред ним, солдат, щуплый низкорослый парень с сержантскими лычками на полевых погонах, от души материл Бурова, но тащил, багровея от натуги, тащил подальше от клацавших по бетону пуль и осколков.
  -- А теперь вставай, - приказал сержант, сам поднимаясь сперва на колени, а уж затем во весь рост. - Ножками, ножками работай! Пожалеешь ноги, головы не унести!
   Опираясь на плечо бойца, оказавшегося на полголовы легче самого генерала и раза в три легче, Буров неловко прыгал на одной ноге, прилагая колоссальные усилия, чтобы только сохранить равновесие. Кто-то из оказавшихся поблизости солдат, увидев командующего, бросился на помощь, и в этот миг по голове Сергея словно ударило кувалдой. Чувствуя, что все же не смог удержаться на ногах, генерал успел лишь увидеть опадающего на грязный бетон сержанта, череп которого оказался срезан, словно гигантской бритвой, едва не по самый подбородок. Такого зрелища сознание генерала уже не выдержало, и командующий стремительно нырнул в темную пучину беспамятства.
  
   Для генерала Камински известия с поля боя были словно вылитая без предупреждения бочка ледяной воды. Вот только вместо мурашек спина под кителем покрылась липким потом.
  -- Генерал, сэр, десант высадился на аэродроме Грозного и ведет бой с русским гарнизоном, - отчеканил офицер, отвечавший за сбор информации, сейчас поступавшей в виде донесений с передовой, оттуда, где кипела яростная схватка. - Мы потеряли две "Каойвы" и три "Черных ястреба", сэр. Экипажи и десант погибли. Русские смогли поднять в воздух несколько штурмовиков, атаковав наших парней, не успевших закрепиться на плацдарме.
   Здесь, на летном поле тбилисского аэропорта, все сейчас пребывали в сильнейшем напряжении, жадно ловя каждое слово, доносившееся из-за кавказского хребта. Там гибли люди, американские парни, и те, кто не мог поддержать их с оружием в руках, стремились сделать хоть что-то, чтобы приблизить победу.
  -- Какого дьявола, - возмутился Мэтью Камински. - Штурмовики? Мне сообщили, что вся авиация русских на несколько сот миль уничтожена!
  -- В Грозном базировалось несколько самолетов, это был передовой аэродром русской фронтовой авиации. Люди из ВВС полагали, что вывели их из строя, сэр!
  -- To djabla warto! - порычал, чувствуя, как темнеет в глазах, командующий Десятой пехотной дивизией, тот, в чьих руках в эти мгновения оказалось сосредоточено управление всей группировкой, развернутой против южных границ России. - Немедленно направить туда авиацию. Пошлите истребители, черт возьми! Мы не можем позволить этим русским хоть на секунду захватить господство в воздухе. Уничтожьте их, сейчас же!
   Гнев в душе генерала смешивался с неуверенностью - едва начав сражение, он уже понес потери, более чем ощутимые. Четыре десятка бойцов, погибших, даже не успев, скорее всего, увидеть врага, едва ли сумев хоть раз выстрелить в него, это слишком много, и будущее сейчас казалось крайне мрачным. Стоит русским раскачаться, стоит отыскаться среди них хоть одному толковому офицеру, полковнику, да даже и майору - и горстка десантников будет раздавлена, сметена шквалом огня, задолго до подхода наземных сил.
  -- В районе границы находится звено F-15С "Игл", - сообщил адъютант, перед которым на электронном планшете была вся дислокация уже перешедших границу подразделений, вплоть до каждого взвода. - У них достаточно топлива в баках, чтобы долететь до Грозного, сэр.
  -- Передайте приказ немедленно, - без колебаний распорядился Камински. - С этим нужно покончить, будь я проклят! - Генералу не потребовалось слишком много усилий, чтобы рассчитать подлетное время, по прошествии которого истребители окажутся над столицей Чечни, окончательно очистив небо и обеспечив десанту надежное прикрытие, защиту от любых неожиданностей. - Разворачивайте истребители!
   Мэтью Камински не сомневался, что перехватчики достигнут цели, там уже разделавшись с русскими, проявившими чудеса отваги и упорства. Что ж, почти без связи, без командования, едва ли враг продержится достаточно долго. В современной войне тот, кто ударит первым, почти наверняка побеждает, даже если силы равны. Теперь генералу оставалось лишь ждать победных реляций, пока скрипя зубами при получении очередной сводки о потерях.
  
   Джеймс Мерфи мог сейчас выбирать, кого из вражеских солдат уничтожить первым, заставив остальных трусливо вжиматься в щели. С расстояния в целую милю благодаря великолепной авионики своего "Апач Лонгбоу" летчик был способен видеть даже лица врагов. На выбор он мог сейчас выпустить очередь в усатого офицера, высунувшись по пояс из-за импровизированной баррикады, палившего невесть в кого из своего "Калашникова", или мог, например, уничтожить укрывшегося за грудой кирпича солдата, посылавшего в сторону десантников из Сто первой короткие очереди из ручного пулемета.
   Бой вдруг превратился для пилотов, а особенно для стрелков в подобие компьютерной игры, причем весьма странной. Эскадрилья, дюжина ударных вертолетов AH-64D, зависла на высоте чуть более сотни ярдов в стороне от летного поля, простреливая из бортового оружия все пространство, подступающее к занятому бойцами воздушно-штурмовой дивизии плацдарму. От каждого "Апача" протянулись к земле, затянутой облаками пыли и клубами дыма, четкие линии трассеров. Снаряды, вгрызаясь в оборону противника, очертили крохотный пятачок, на котором держались русские, намертво впившись в свою же землю, сдавливая горстку врагов в огненном кольце, петле удавки, вырваться из которой без помощи извне попросту невозможно.
   Свинцовый вихрь был способен запросто смести проявивших невероятное, бессмысленное упорство, врага. Противник просто не мог ничего поделать, не мог помешать летчикам методично расстреливать отчаянно контратаковавших русских солдат, лишенных всяких средств борьбы с воздушной угрозой. Зенитные орудия перестали существовать уже давно, а переносных ракет ни у кого из русских просто не было - здесь вели иную войну, когда опасаться стоило как раз таких ракет, оказавшихся в руках повстанцев.
   Уорент-офицер Мерфи чуть повернул голову, заставляя закрепленное под фюзеляжем орудие развернуться параллельно направлению взгляда. В кольцо прицела попал какой-то русских солдат, и стрелок нажал на гашетку. От вертолета, из-под его брюха, вперед и вниз протянулся пунктир трассирующих снарядов, и Мерфи увидел, как цель заслонила стена взрывов. А когда дым рассеялся и клубы пыли стали не столь густыми, взору летчика открылась чудовищная картина разрушений. На много ярдов вокруг были разбросаны окровавленные куски мяса в обрывках камуфляжа, все, что осталось не только от выбранного очередной жертвой солдата, но и от нескольких других, оказавшихся достаточно близко, чтобы быть накрытыми волной осколков.
  -- Ублюдки, - с хищным азартом произнес увлекшийся этим безнаказанным расстрелом Мерфи. - Получите, выродки!
   Сосредоточившись на мишенях, бестолково метавшихся там, внизу, врагах, уорент-офицер краем глаза следил за счетчиком боеприпасов, цифры на котором неуклонно стремились от первоначальных "тысяча двести" к нулю. В прочем, пока патронов хватало, и бой продолжался.
  -- Команда "Браво", внимание, - прорезался сквозь гул турбин возбужденный голос, долетевший по радиоволнам откуда-то с земли. - Внимание, угроза воздушного нападения! Противник на восьми часах!
  -- О, черт, - Эдвард Танака, вздрогнув, словно от удара электрическим током, обернулся, увидев, как из облаков вываливается, пикируя на неподвижно зависшие геликоптеры, самолет. - Дьявол, это "Фрогфут"!
  -- Уклоняйся, - истошно закричал Мерфи. - Маневрируй, командир!
   Танака дернул рычаг штурвала, заваливая "Апач" на левый борт и уходя вниз, к поверхности земли, туда, где для более скоростного самолета любой маневр, любая заминка пилота, будет грозить столкновением и гибелью.
  -- Ублюдок, - не сдержав страх, закричал пилот, когда чужой самолет промчался, едва не зацепив крылом фонарь кабины "Апача". - Выродки! - А это прозвучало уже в адрес штабных офицеров, сообщивших, что сопротивление в воздухе не ожидается, и потому приказавших отправляться в атаку без ракет "Стингер", способных хоть как-то уравнять шансы в такой дуэли.
   Вся эскадрилья оказалась практически беззащитной перед единственным не утратившим духа врагом, превратившись в заметные и легко уязвимые мишени, и лейтенанту Эдварду Танаке пришлось проявить чудеса мастерства, лишь бы не позволить русскому, что сидел за штурвалом "Сухого", записать именно его машину в число своих побед. Пилот успел, на мгновения опередив противника, и потому поток снарядов прошел чуть в стороне. Но последовать примеру Танаки смогли далеко не все.
   Все произошло невероятно стремительно, так что пилоты даже толком не успели испугаться, оказавшись лицом к лицу с намного боле сильным и опасным противником. Штурмовик, на плоскостях которого багровели пятиконечные звезды, промчался над вертолетами, открыв огонь из пушки. Танака и Мерфи видели, как один из "Апачей", крайний в строю, резко ушел вниз, оставляя за собой четкий дымный след. А русский пилот, уже умчавшись куда-то назад, исчезнув из поля зрения, уже набирал высоту для нового захода. Но атаковать вновь ему уже не удалось.
  
   Сергей Кукушкин уже не видел, как задымившийся после прямого попадания "Апач" устремился к земле, вопреки всем усилиям пилота, пытавшегося хоть немного смягчить посадку. Все же американский штурмовой вертолет был действительно "твердым орешком", не в пример тем же "Блэк Хокам". Броня как-то погасила энергию вонзившегося в борт "вертушки" тридцатимиллиметрового снаряда, и "Апач" не рассыпался на куски, как прежние жертвы капитана. Но Сергей был полон желания исправить эту оплошность, благо, вокруг хватало целей, и снарядов еще тоже оставалось вполне достаточно.
  -- Трусливые твари, - злорадно рассмеялся капитан, когда ровный, точно по линейке вычерченный строй "Апачей" рассыпался, и вертолеты разлетелись во все стороны, пытаясь найти спасение у самой земли. - Пиндосы!
   Повинуясь движению рук летчика, штурмовик, сегодня явивший себя во всей смертоносной красе, собрав с врагов огромную дань, кровавую плату за возможность победить, начал споро карабкаться вверх, набирая высоту - и скорость - для новой атаки. И "Апачи", и "Грач" все же были созданы отнюдь не для воздушных дуэлей, но "Сухой" намного лучше подходил на роль воздушного бойца. Конструкторы еще много лет назад вложили в свое детище множество возможностей, вроде бы совершенно лишних для самолета поля боя, призванного утюжить вражески окопы.
   Вся мощь штурмовика Су-25Т, повинуясь воле генерала Бурова, была сейчас обращена против мельтешивших в небе над Грозным вертолетов, и капитан Кукушкин стремился только к победе, сражаясь, пожалуй, лучшим оружием. Создатели неказстого на вид "Грача" дали своему творению маневренность, не худшую, чем у иного истребителя, малая масса и мощные турбины обеспечили приличную тяговооруженность, а уже позже вооружение дополнили самыми лучшими ракетами "воздух-воздух" для ближнего боя, смертоносными Р-73, неотразимыми в схватке накоротке. И пусть большинству пилотов за всю свою службу не приходилось всерьез использовать эти скрытые резервы, Сергей Кукушкин сейчас выжал из Су-25Т все, что только можно, ощутив себя повелителем небес, перед которым не смеет встать ни один противник.
   Выполнив вираж, "Грач", пилот которого не знал сомнений, давно забыв про страх, вновь нацелился на врага. Казавшиеся жутко неуклюжими вертолеты метались прямо по курсу, словно их маневры могли что-то изменить. Очередная цель появилась в кольце прицела, палец Сергея коснулся гашетки, и в этот миг кабина наполнилась визгом системы предупреждения об облучении. "Сухой" сам оказался на прицеле.
  
   Луч радара AN/APG-63 осветил цель, отчетливо различимую даже на небольшой высоте. Антенная решетка, скрытая под остроконечным носовым обтекателем истребителя F-15C "Игл", подошедшего к Грозному с юго-востока, разворачивалась вслед за русским самолетом, сопровождая его своим бесстрастным "взглядом". С высоты пять миль не трудно было видеть штурмовик, пилот которого слишком увлекся охотой на вертолеты, расстреливая "Апачи" из бортовой пушки. Летчик, сжимавший в руках штурвал "Орла", ухмыльнулся - что ж, сейчас этот Иван узнает, каково сражаться с равным противником.
   Короткий сигнал зуммера известил летчика о том, что ракеты AIM-120A - четыре управляемых снаряда, подвешенные под широким крылом - готовы к пуску. Головки наведения захватили цель, расстояние до которой уже сжалось до четырех десятков миль, продолжая стремительно сокращаться.
  -- Бандит на прицеле, - сообщил пилот, настроившись на частоту кабины командира звена, машина которого держалась выше и чуть позади. - Готов к атаке!
  -- Прижми ублюдка. Огонь!
   Две ракеты "воздух-воздух", выбросив огненные хвосты, отделились от истребителя, уходя к горизонту. Пилот не хотел тратить время на вторую попытку, и стрелял в упор, заведомо не оставляя противнику никакого шанса. Дистанция была столь мала, что инерциальная система наведения, а, значит, и подсветка цели бортовым радаром "Игла", оказались не нужны - в первые же секунды в действие вступили активные радиолокационные головки наведения ракет AMRAAM, и едва ли теперь можно было уклониться от их стремительной атаки.
  -- Он уже мертвец, - усмехнулся пилот, не сумевший отказать себе в удовольствии понаблюдать за агонией жертвы. - Чертов русский! Посмотрим теперь, каков ты, - ощерился летчик, провожая взглядом ракеты, прочертившие небо под брюхом истребителя четкими линиями инверсионных следов, стремительно таявших в холодном утреннем воздухе.
   Противник заметил атаку, и русский штурмовик, покрытый разводами камуфляжа, дернулся из стороны в сторону. Пилот пытался сорвать захват, отчаянно маневрируя на малой высоте, но все это были только отчаянные потуги обреченного. Американский летчик ощутил себя ангелом возмездия, вольно парящим над уже почти покорившимся городом. Тот, кто сидел в кабине "Сухого", взял сегодня жизни многих хороших парней, обычных солдат, лишь старавшихся выполнить приказ, но русский не был всемогущим, и настал черед ему быть жертвой.
  -- Ты - мертвец, - оскалился пилот "Игла". - Отправляйся в ад, чертов ублюдок!
   Экран радара тотчас заволокла пелена помех, и летчик, не веря своим глазам, увидел, как ракеты ушли в сторону, зарывшись в развернувшиеся за выполнившим лихой маневр "Сухим" облака дипольных отражателей. А затем русский самолет просто исчез.
  -- Дьявол, где он, - внезапно почувствовав испуг, крикнул в эфир пилот, энергично вращая головой и пытаясь увидеть противника. - Где противник? Не вижу "Фрогфут"!
   Истребитель, тридцать тонн смертоносной мощи, не сбавляя скорости, по инерции промчался вперед, и под крылом уже мелькали пригороды. Там шел бой, отчаянный, яростный, такой, где не было места и мысли о пощаде - ни для себя, ни для врага. И теперь схватка кипела и в небесах.
  -- Русский на девяти часах, - предостерегающе воскликнул комаднир звена, первым увидевший набиравший высоту "Фрогфут". - Бандит у тебя на хвосте! Черт, вижу ракеты! Выполняй маневр!
   Пилот истребителя F-15C, неожиданно ставшего жертвой в этом, казалось, заведомо обреченном на победу, бою, не успел ничего предпринять. Противник переиграл его, умелого летчика, и потому американец только обозначил движение, отклоняя ручку управления, когда в кабину его самолета ворвалось нестерпимо жаркое пламя.
  
   Поток помех, исходивших от контейнеров станции радиоэлектронной борьбы "Сорбция", закрепленных на законцовках обеих консолей, ослепил американских летчиков, сделав их радары бесполезными, и Сергей Кукушкин не мешкал. Капитан знал, что противник справится с этой проблемой, просто поменяв частоту импульса бортового локатора, но янки сами вырыли себе яму, решив покончить с "Сухим", подобравшись как можно ближе. Когда противник вновь обретет зрение, Кукушкин будет совсем не там, где его станут искать.
  -- Падлы, - со смесью отчаяния и гнева выдохнул Сергей, которого перегрузка вжала в спинку кресла, вминая внутрь ребра. - Суки! Я вас все равно поимею!!!
   Выпущенные по "Грачу" ракеты обманулись, приняв за истинную цель мелко нарезанную фольгу и взорвавшись вдалеке от штурмовика. А американцы по инерции пролетели еще несколько верст, сближаясь с противником, будто не верили, что могут сами стать жертвами.
   Кукушкину не требовался радар, чтобы увидеть силуэт вражеской машины, гордо, точно победитель, парившей под облаками. Продолжая вираж, Сергей зашел противнику, еще ничего не заметившему, в хвост, и, когда до американского истребителя осталось километров десять или чуть больше, залпом выпустил обе ракеты.
   Тепловые головки наведения Р-73 увидели жар, исходивший от двигателей "Игла", устремляясь вдогон чужой машине. Американец не успел ни сманеврировать, срывая захват, ни отстрелить ложные цели, уводя ракеты в сторону. Два мощных взрыва перевернули тяжелый истребитель, камнем рухнувший на землю. Кукушкин так и не увидел купол парашюта. А секунду спустя мощный удар сотряс самого "Грача", и Сергей даже не смог запомнить, когда успел дернуть рычаг катапульты.
   Детонационный шнур сорвал фонарь кабины, и за несколько секунд до встречи с землей пилот покинул машину, расстрелянную в упор вторым истребителем, подошедшим вплотную и выпустившим, не скупясь, сразу две ракеты AIM-9M "Сайдвиндер", буквально разворотивших корму "Сухого". Штурмовик сопротивлялся ничтожные мгновения, но прочности его конструкции как раз хватило, чтобы пилот смог спастись. Уже медленно опускаясь, подхваченный шелком парашютного купола Сергей Кукушкин увидел, как над головой промчался серым призраком американский истребитель F-15C, а под ногами взорвался, врезавшись в склон холма, верный "Грач".
  
   Бой в небе над чеченской столицей приковал взоры безжалостно расстреливавших друг друга солдат. Пальба, разрывавшая воздух несмолкаемым треском, нарушавшимся лишь грохотом взрывов, смолкла, и над линией фронта на несколько минут установилось затишье. До того самого мига, когда две крылатые машины огненными свечами вонзились в земную твердь, исчезая за горизонтом.
   Не видел этого поединка лишь один человек - генерал Сергей Буров. Когда к нему вернулось сознание, командующий не мог сказать с уверенностью, сколько минуло времени с момента ранения. Открыв глаза, сквозь мутную пелену Буров увидел движущееся навстречу небо, серое в белесых шрамах облаков с черными дымными подпалинами. Небо, только небо, и ничего больше. Казалось, генерал летит, оторвавшись от грешно земли. И только рев мощных двигателей, сопровождавшийся грозным лязгом гусениц, заставлял верить, что Сергей Буров еще жив.
  -- Он очнулся, - прозвучал возле самой головы чей-то голос, совсем юный, как показалось генералу, и в поле зрения командующего появился темный силуэт, участливо склонившийся к Бурову.
   Было трудно здраво оценить поток ощущений, нахлынувших, будто прорвав вдруг плотину. Прежде всего, генерал успел понять, что движется, хотя сам не шелохнулся ни разу. Также стало ясно, что поверхность, на которой лицом вверх, уставившись в небо, лежал командующий, колыхалась, и в этих колебаниях ощущался некий ритм, неровный, сбивчивый, но все же явно подчиненный определенной размеренности. Дальнейшему обдумыванию происходящего помешал незнакомый офицер в темном комбинезоне танкиста.
  -- Товарищ командующий, - человек, на голову которого был натянут сбитый на затылок танковый шлем, низко нагнулся, приближаясь к лицу Сергея. - Товарищ командующий, вы меня слышите?
  -- Что происходит? - с трудом заставил разомкнуться губы генерал, из глотки которого рвались не слова, но едва различимый хрип. - Доложите обстановку!
  -- Товарищ командующий, у вас сильная контузия - мина разорвалась слишком близко. Кроме того, вас ранило в бедро. Вам нужно в санчасть, как можно быстрее, пока еще...
  -- Какого черта? Вы что, идиот?! - взревел генерал, рывком сев и только теперь поняв, что лежал он на плащ-палатке, которую с натугой тащили два бойца, остановившиеся сейчас, при появлении старшего офицера. - Какова обстановка? Потери? доложите о расположении сил! Что предпринимает противник?
   Офицер-танкист, на полевых погонах которого Сергей Буров различил одну звезду, вздрогнул, когда в лицо ему стегнул злой, хриплый крик генерала.
   Виноват, товарищ командующий, - торопливо ответил майор. - Противник остается на прежних позициях. Бой стих, и мы, и янки перегруппировываем силы. Американцы продолжают укреплять оборону плацдарма.
  -- Связь с кем-то установить удалось? Хоть с кем, черт вас возьми?
  -- Все радиостанции работают на передачу. Противник ставит сильные помехи, но, возможно, нас кто-то услышал.
  -- А танки? Где танки, черт возьми?!
  -- Здесь, товарищ командующий, - вдруг улыбнулся майор. - Мой батальон уже занял исходные позиции. Вам нужно только отдать приказ!
   Последний слова офицера не смог заглушить даже натужный рык мощного дизеля. Из-за поворота медленно, грозно лязгая гусеницами, выползла громада танка Т-62М, выпростав перед собой казавшийся чересчур тонким ствол орудия. Кроша грунтозацепами стальных траков асфальт, танк уверенно продвигался вперед, наползая всеми своими тоннами на генерала Бурова. В нос ударил резкий запах выхлопных газов, плотным темным облаком повисших позади боевой машины. Но для генерала сейчас едва ли нашелся бы аромат, более сладостный, ведь Сергей Буров вдыхал запах долгожданной победы. Сорок вторая гвардейская мотострелковая дивизия входила в Грозный, став камнем, что нарушает равновесие любых весов.
  

Глава 9

  
   Российско-грузинская граница - Грозный, Россия - Рамштайн, Германия - Арлингтон, Виржиния, США
   19 мая
  
   По пояс высунувшись из люка командирской бронемашины М577А1, бригадный генерал Хоуп взглядом провожал дымящиеся руины русского блокпоста. На этой заставе, не первой из тех, что оказались на пути передового батальона Третьего бронекавалерийского полка, в колоннах которого, вопреки здравому смыслу, передвигался и штаб всего подразделения, оказалось достаточно дизельного топлива, чтобы дым пожара взметнулся в небо на много десятков футов, путевой вехой отмечая маршрут наступления. Генерал не мог оторвать взор от разгромленного поста до тех пор, пока дорога, разбитое гусеницами тяжелой техники, размытое дождями шоссе, не сделала резкий поворот, огибая довольно высокий холм с крутыми склонами, усеянными большими валунами.
   Покосившись на холм, Элайджа Хоуп передернул плечами - лучшую позицию для засады трудно было придумать. Даже взвод, имею он достаточно противотанковых гранатометов, мог надолго остановить колонную, протискивавшуюся сквозь теснину очередной лощины. Полк уже почти выбрался из гор на равнинную часть этой русской республики, но все же рельеф оставался самым важным препятствием для маневра. Хоуп почувствовал, как сердце замерло в ожидании, когда же из-за камней, оттуда, со склона, с вершины холма, вздымавшейся на сотни футов над узкой дорогой, брызнут свинцом пулеметы и с шелестом ринутся вниз управляемые ракеты, вонзаясь в стальные корпуса танков и бронемашин.
   Можно было представить, как какой-то мальчишка, прильнув к оптическому прицелу, наводит перекрестье нитей прицельной сетки на его, Элайджи Натаниэла Хоупа, грудь или голову, поглаживая спусковой крючок. Миг - и отрывисто грянет выстрел, просвистит пуля, и раскаленный свинец вопьется в плоть генерала, обрывая нить его жизни.
   Ничего не произошло. Окрестности по-прежнему оглашал только гул мощных дизелей, сопровождавшийся жутковатым лязгом гусеничных траков. Противник не сопротивлялся, кажется, не допуская даже мысли о том, чтобы встать на пути уверенно двигавшихся на север бронированных колонн. Вот и тот блок-пост, что остался где-то позади, был расстрелян уже после того, как его покинул, исчезая в горах, малочисленный гарнизон.
   Хватило одной пулеметной очереди, чтобы русские бежали, забыв про оружие, которое они так и не выпустили из рук. Их не преследовали - горстка напуганных сопляков не может представлять реальную угрозу, а полк не имел права задерживаться. Стволы тяжелых пулеметов и автоматических гранатометов все так же свирепо пялились на горное шоссе, по которому ползли вереницы автомашин, но расчеты, забыв о своем долге, оставили позиции, даже не попытавшись дать отпор. Не разорвал тишину треск пулеметных очередей, не обрушился на колонну град осколочных гранат, засевавших свинцом каменистое дно ущелья. Противник бежал, вмиг покрыв себя несмываемым позором трусости, но для тех, кто скрылся в горах, это, видимо, казалось менее важным, нежели просто остаться в живых.
   Полк, одержав первую, чисто символическую, но оттого не менее приятную победу, продолжал движение, наступая на север. Впереди был Грозный, и там уже вели бой с многочисленным противником десантники, отрезанные от своих, окруженные врагом, державшиеся только за счет решимости и боевого духа, которые, как ни старайся, не смогут восполнить израсходованный боекомплект.
  -- Лейтенант, - приказал Элайджа Хоуп одному из тех офицеров, что делили с ним тесноту боевого отделения командно-штабной машины, переделанного бронетранспортера М113А2. - Лейтенант, передайте приказ всем подразделениям - форсировать движение! Полк едва плетется, а время уже на исходе. Мы должны быть в Грозном к ночи, во что бы то ни стало! Наши парни там гибнут, и они могут не дождаться помощи!
   Полк, стальным клином все глубже впивавшийся во вражескую - теперь уже вражескую - территорию, был лишь острием того стилета, что должен был достать до сердца врага. Позади, так же в клубах пыли, ползли, подпрыгивая на ухабах, переваливаясь через каменные осыпи, сотни окрашенных в пустынный камуфляж внедорожников "Хаммер". Солдаты из Десятой пехотной дивизии, в изрядной спешке переброшенные на Кавказ из самого пекла, из Ирака, даже не успели перекрасить свою технику, приспособленную к пескам Междуречья, а не к этим диким горам, когда получили приказ наступать.
   Бойцы легкой пехоты были как раз теми, кто и требовался здесь, среди горных кручей и ущелий, рубцами вонзавшихся в земной лик, где едва ли возможно существование того, что в учебниках по военному делу называется обыкновенно линией фронта. Эти солдаты были обучены подобной войне, были готовы к ней, но все же не им предстояло выполнить главное - взломать оборону противника, сокрушив не только его полки, но и волю. Это понимали все, но только лишь простого желания, даже облеченного в форму приказа, казалось мало для того, чтобы в мгновение ока явиться в Грозный.
  -- Да, сэр, - ответил на требовательные слова Элайджи Хоупа молодой офицер, рискнув добавить: - Но местность труднопроходима, дорожная сеть развита слабо, вокруг - горы...
  -- Я знаю это, - кивнул генерал, сдержав свое раздражение - лейтенант был прав, но его устами говорила логика, Хоупом же двигали ныне чувства. - Нам сильно повезло, что у русских возле границы не оказалось крупных сил, иначе мы не выбрались бы из проклятых ущелий. Но нас ждут в Грозном, и я, черт возьми, попаду туда любой ценой!
   Марш продолжался. Вздымая клубы пыли, стальные глыбы бронемашин ползли и ползли на север, к цели, до которой с каждой минутой оставалось все меньше миль, но пройти каждую из них становилось все труднее. Змеи механизированных колонн извивались среди холмов и горных круч, выплевывая в воздух клубы тяжелого дыма от сгоравшего дизельного топлива. И Элайдже Хоупу казалось, что все происходит невероятно, убийственно медленно. Воистину убийственно для тех, кто ждал появления Третьего бронекавалерийского, со всех сторон окруженный пусть растерянным, но не растерявшим свою силу противником. Там, впереди, кипел бой, каждое мгновение уносивший жизнь еще одного американца. Больше всего сейчас генерал Хоуп боялся не встречи с врагом, не засад и отчаянных контратак, даже не губительных налетов авиации - он боялся просто не успеть.
  
   Удар, пришедшийся как раз в ребро, отозвался болью, волной прокатившейся по всему телу. Олег Бурцев застонал, и, руками бросая себя вперед, открыл глаза. первым, что он увидел, был квадратный нос армейского ботинка, в который сержант едва не ткнулся своим носом. Мгновение спустя Олег заметил уставившиеся ему в голову стволы штурмовых винтовок.
  -- О, черт, - выругался сержант, окончательно поняв теперь, что, вопреки всему, уцелел, после того, как американский пилот накрыл залпом ракет позицию зенитного орудия.
   Старший сержант пошевелился, зашипев от боли, но это было, пожалуй, к лучшему. Раз что-то болит, значит, оно еще цело и при тебе, а не валяется в нескольких метрах остывшим куском мяса. Вот только на этом все хорошее в нынешнем положении десантника, так и не дождавшегося своего дембеля, закончилось. К винтовкам, не дрожавшим в крепких руках привычных к оружию людей, прилагались два молодых парня в камуфляже непривычной расцветки. Из-под среза касок, обтянутых все той же маскировочной тканью, на распластавшегося на камнях, в пыли, грязи и собственной крови десантника внимательно наблюдали две пары глаз, смотревших на раненого врага с напряженных лиц, одно из которых было черным, точно шоколад.
  -- Твою мать, - не смог сдержать самого искреннего удивления Олег. - Негр, чтобы тебя!
  -- What, - оскалив идеально белые клыки, с явной обидой воскликнул темнокожий солдат, вскидывая свою М16А2 с укрепленным под стволом фонарем, и тонким, точно карандаш, лазерным целеуказателем, укрепленным слева на рифленом цевье. - I' am Nigger? Fucking russian!
   Щелкнув затвором, американец коснулся спускового крючка, и только резкий окрик его напарника сдержал обиженного бойца. Несколько секунд враги о чем-то спорили, скальными утесами нависая над Олегом, который ощутил себя беспомощным и слабым. Сержант увидел ствол своего автомата, лежавшего всего в каком-то десятке шагов, и, быть может, не слишком сильно пострадавшего при бомбежке. Все-таки "калашников" - это не изнеженные американские "стволы", которые боятся каждой пылинки. Но вот добежать до оружия было физически невозможно, а добраться ползком... Что ж, тогда обидевшийся не "негра" американец наверняка сможет осуществить свою задумку, и совесть его, да и его товарища тоже, будет спокойна.
  -- Stand up! - тот из американцев, что имел вполне европейскую внешность, коротко дернул стволом винтовки снизу вверх, подкрепляя свой приказ вполне доступным жестом, не понять который было бы весьма трудно. - Go!
  -- Ублюдки, - прохрипел, медленно поднимаясь, Олег Бурцев. Мир перед глазами вдруг завертелся в бешеном хороводе, и сержант чуть не упал, с трудом сохранив равновесие. - Суки!
   Американцы держались от пленника на почтительном расстоянии, цепко следя за каждым жестом едва живого сержанта. Осмотревшись, Олег понял, что боя, по крайней мере, здесь, кончился отнюдь не победой своих товарищей. Среди трупов и руин, развороченных, не иначе, как прямым попаданием авиабомб среднего калибра, бродили, перебрасываясь фразами на английском, люди в точно таком же камуфляже, с тем же оружием, что было у парочки, конвоировавшей его самого, гвардии старшего сержанта Олега Бурцева.
   Медленно шагая, не обращая внимания на болезненные тычки стволов в спину и брань, которой он все равно почти не понимал, Олег не забывал смотреть, запоминая все, что его окружало. На дальнем конце летного поля сержант увидел остовы двух БМП, покрытых копотью. Машины явно сожгли вместе с экипажем, а то еще и с десантниками, и Бурцев едва сдержал слезы, представив, каково было умирать в тесноте бронемашин тем парням, не имевшим ни малейшей возможности спастись, выбираясь из плена брони, дарившей обманчивое чувство безопасности до тех лишь пор, пока вокруг не начинают свистеть пули.
   В прочем, досталось не только защитникам города - в стороне Олег увидел уложенные ровными рядами тела в чудом, непривычном обмундировании, и несколько бойцов, на время даже оставивших где-то свое оружие, даже снявших каски, как раз продолжали таскать мертвецов, укладывая их во все новые шеренги. Противник смог закрепиться здесь, предварительно полив эту землю изрядной долей собственной крови.
   На сержанта смотрели с неприкрытой злостью и презрением. Каждый, кто попадался на пути, разглядывал пленника, грязного и оборванного, точно нищий, что-то с неприязнью бросая в его лицо и смачно сплевывая под ноги. На это Олег уже не обращал внимания. Никогда прежде он не задумывался над тем, как поступит, окажись в плену, а теперь времени на размышления вдруг просто не осталось.
   Сержант видел тех, кто, попав в руки бандитов в горах, находил в себе силы сбежать, порой оставляя за спиной немало трупов своих врагов. Видел он и тех, кого выкупали из плена, обменивали на боевиков после многомесячных переговоров. Эти ничтожные, утерявшие всякое сходство с людьми создания затравленно смотрели на всех, дрожа и хныча.
   В такие моменты Олег был уверен - сам он никогда не опустится до подобного состояния, встретив смерть в бою, пусть даже вступив в него без всякого шанса на победу. Но сейчас, когда от раздумий пора было перейти к действиям, сержанта охватил страх. Взгляды в спину поверх стволов лишали воли к борьбе, сковывая ужасом сердце десантника. Всего два человека отделяли его от свободы, только лишь двое, с которыми крепкий, отлично владевший приемами рукопашного боя сержант мог справиться и голыми руками, пожалуй, даже сейчас. Один бросок, которого уверенные в себе враги едва ли ждут от контуженного, обессилевшего, полностью подавленного и физически, и морально пленника - и Олег снова свободен, снова может сражаться за свою жизнь на равных.
   Это казалось так просто, всего лишь сбить шаг, сократив расстояние между собой и одним из конвоиров - да хотя бы и тем же негром, зло косившимся на свою добычу - сойтись вплотную, не дав возможности выстрелить, забрать оружие и потом разделаться со вторым американцем, который тоже не решится стрелять, наверняка опасаясь ранить своего напарника. И пока остальные враги, которых вокруг было немало, что-то поймут, можно запросто скрыться среди развороченных ангаров или осыпавшихся грудой каменных осколков казарм, под руинами которых сегодня нашли последний приют многие славные парни.
   Старший сержант Бурцев с удивительным спокойствием просчитал каждый шаг, каждое движение, и мог легко осуществить свой замысел - несмотря на то, что выглядел Олег не лучше покойника, сознание десантника оказалось невероятно чистым, точно и не было короткого боя и контузии, после которой парень в беспамятстве провел не один десяток минут. Но что-то останавливало его, мерзкий голос нашептывал на ухо Олегу о том, как важно жить, чтобы позже нанести удар, напав на врага, когда он перестанет этого ожидать. А пока нужно терпеть, демонстрируя покорность и смирение, просто чтобы усыпить бдительность противника. И спорить с этим голосом было превыше сил старшего сержанта.
  -- Go! Move! - Навинченный на длинный ствол штурмовой винтовки М16А2 пламегаситель ткнулся в спину старшего сержанта, и Олег, потеряв на миг равновесие, неловко взмахнул руками, едва удержавшись на ногах. В спину ему раздалось с презрением и насмешкой: - Bastard!
   Все решилось помимо желания Олега Бурцева. Сам случай избавил десантника от необходимости мучительного выбора, указав вдруг единственно правильный путь. Неожиданно вздрогнула земля, и мощный удар тугого, сжатого до твердости камня воздуха, сбил с ног и пленника, и его конвоиров, совершенно не ожидавших чего-то подобного. И тотчас отовсюду долетели сперва испуганные крики, а затем - прерывистый треск выстрелов.
   Олег упал лицом вниз, больно оцарапавшись о бетон и отбив себе, наверное, все, что можно было отбить. Но в первые мгновения, пока еще не кончился шок, сержант не ощутил боли в содранных до крови ладонях и груди, точно приняв лошадиную дозу промедола. Олег приподнялся на локтях, и, оглянувшись, увидел, что конвоиры оказались не в лучшем состоянии. Оба тоже лежали на земле, делая неуверенные попытки встать.
   Змеей, извиваясь и прижимаясь к самой земле, Бурцев бросился на ближайшего американца, белого, который как раз обернулся к своему товарищу по оружию. Сжав в окровавленной ладони какой-то камень, острые грани которого глубоко впились в плоть, Олег с размаху ударил в лицо американца, лишь успевшего открыть рот, испуганно округляя глаза. удар вбил обратно в грудь противника предостерегающий крик, а секунду спустя сержант уже навалился на второго врага, стискивая пальцами его горло.
   Негр, не выпустивший из рук винтовку, попытался оружием оттолкнуть своего пленника, разрывая расстояние, чтобы уже потом можно было открыть огонь, но Олег впился в его шею мертвой хваткой. Не обращая внимания на удары коленом в живот и пах, Бурцев, навалившись на жертву всем своим весом, не то, чтобы очень большим, сдавливал глотку врага, чувствуя, как под пальцами пульсирует - все медленней - жила, по которой струится от сердца горячая кровь.
  -- Сука, - хрипел Олег, усиливая хватку и с неожиданным наслаждением видя, как закатываются выпученные глаза врага. - Сдохни, тварь! Умри!
   Из последних сил американец, выронив винтовку, нашарил рукоять боевого ножа, и, вытянув клинок из ножен, вонзил все десять дюймов стали в бок придавившего его к земле пленника. Но сил в руках уже не оставалось, и потому удар, должный стать смертельным, вышел неловким и неточным. Лезвие скользнуло по ребрам, легко разрезав истрепанный камуфляж, но Бурцев этого уже не замечал, с остервенением вдавливая пальцы в покрывшееся испариной горло. И вот американец судорожно задергался, захрипел, и, наконец, замер, уставившись в небо невидящим взглядом мертвых глаз.
  -- Ублюдок, - Олег, не удержавшись, харкнул в лицо мертвецу, вымещая в этом плевке весь тот стыд, что заставил его так долго признавать над собой власть этого человека и его товарища.
   Очередной взрыв сотряс землю, и от грохота на несколько секунд заложило уши. Что-то просвистело в воздухе, и Олег вжался в землю, ткнувшись лицом в бетон - меньше всего он хотел умереть сейчас, едва успев доказать самому себе, что все же остался мужиком и солдатом. А подняв голову, старший сержант увидел, что из-за стен обрамлявших летное поле казарм выползают, выстраиваясь цепью, танки. Поводя из стороны в сторону длинными стволами, казавшимися непропорционально тонкими, боевые машины неудержимо продвигались к позициям врага, во второй раз за этот день, еще не достигший своей середины, успевшего пожалеть, что непрошенным явился сюда.
   Не мешкая, Олег, все так же не рисковавший отрываться от земли, обнаруживая себя для противника, ползком двинулся к еще живому, хотя и лишившемуся сознания американцу. Рывком вытащив из ножен на его бедре широкий тесак, сержант, не чувствуя в этот миг ни тени сомнений, перехватил своему противнику горло стремительным и сильным ударом. И только потом Олег озаботился своей дальнейшей судьбой. Свои были рядом, в каких-то сотнях метров, но до них еще предстояло добраться. Вытащив из-под мертвого тела штурмовую винтовку М16А2, впервые взяв в руки такое оружие, сержант передернул затвор, убедившись, что магазин полон, а первый патрон уже находится в патроннике, и теперь почувствовал себя непобедимым.
   Вытащив из карманов на груди мертвеца пару непривычно широких магазинов, до упора набитых патронами, Олег, все так же ползком, двинулся прочь от места хватки, оставляя за собой только трупы. Он выиграл только первую стычку, сражение же лишь начиналось.
   Левый бок саднило от боли - клинок американца все же оставил клеймо на шкуре русского десантника. Но эта боль была приемлемой ценой за вновь обретенную свободу, возможность погибнуть не как скот на бойне, а как солдат в бою, лицом к лицу с врагом. Подхватив трофейную винтовку, Олег, низко пригнувшись, бросился навстречу выползавшим на летное поле танкам, плевавшимся во все стороны огнем. Воздух прочертили пулеметные очереди, глухо ухали, выбрасывая снаряд за снарядом, орудия, ид дальний край взлетной полосы, тот, на котором окопались вражеские десантники, скрылся за иззубренной стеной разрывов.
   Бурцев бежал каким-то рваным зигзагом, пытаясь сбить прицел тем, кто вздумает стрелять в спину освободившемуся из плена сержанту. Рядом разорвался снаряд, над головой с воем пролетела мина, взметнув в полусотне шагов впереди фонтан каменных осколков, вырванных из бетонной плиты, а чуть правее ударила пулеметная очередь, высекая каменную крошку, больно хлестнувшую по лицу. Поняв, что на открыто месте его запросто убьет шальной пулей, случайным, никому не адресованным осколком, старший сержант принял левее, направившись к приземистому зданию ангара. Из-за угла навстречу ему выскочили три человека, и не сразу Олег понял, что камуфляж на них - точь-в-точь такой же, как на задушенном недавно негре.
  -- Черт, - в нерешительности замерев, Бурцев посмотрел по сторонам, ища путь к отступлению. - Суки!
   Американцы, подгоняемые секущими в спину очередями, тоже опешили, не сразу поняв, с кем столкнулись возле своего убежища.
  -- Holy shit! - Первый из противников, кто сообразил, что видит перед собой врага, вскинул карабин, взяв Олега на прицел. В эту же секунду начал действовать и сам Бурцев.
   Метнувшись вперед, старший сержант прижал приклад винтовки к плечу, вдавив спусковой крючок в рукоятку. Оружие дрогнуло, отдача ударила куда-то под ключицу, и дальний из тройки противников упал на спину, отброшенный угодившей в грудь очередью. Второй его товарищ прожил лишь немногим дольше - не жалея патронов, Олег хлестнул наискось длинной очередью, срезав очередную цель.
   Оставшийся в живых противник, еще не заметив гибель своих товарищей, только начал целиться, когда Олег, стремительным броском сократив расстояние до полуметра, ударил американца в лицо прикладом. Враг, коротко вскрикнув, упал - силы Бурцев не жалел, как прежде боеприпасов - и старший сержант, встав над неуклюже пытавшимся подняться противником, расстрелял в того остатки магазина. Малокалиберные остроконечные пули, выпущенные в упор, рвали плоть, пронзая кевлар с той же легкостью, что и обычный воздух.
  -- На, получай, - с кровожадной ярость выкрикивал в лицо своей жертве Олег Бурцев. - Жри, падла! Получи!
   Ловко и быстро, точно всю свою жизнь пользовался именно этим оружием, Олег сменил магазин, выбросив прочь пустую пластиковую коробку, и кинулся к намеченной прежде цели. Казалось, вокруг встала стена сплошного огня, но старший сержант рвался именно туда, в пламя, сквозь него, к своим, наконец, нашедшими в себе силы дать отпор противнику. Огонь плевался в лицо прожигающими насквозь брызгами, и когда рядом ударил очередной снаряд, весь мир для Олега залило нестерпимо ярким светом, а затем сияние мгновенно уступило место непроглядному мраку. Последней осознанной мыслью сержанта было: "Проклятье, опять!".
  
   Полковник Эндрю Макгуайр, невольно улыбаясь, следил за тем, как от медленно оторвавшегося от земли вертолета бежали, придерживая тяжелые, до отказа набитые припасами десантные ранцы, бойцы, последние из тех, что в первой волне десанта должны были захватить плацдарм. Молотя лопастями винта воздух, смешанные с дымом и пылью, взметенной множеством взрывов, UH-60A "Блэк Хок", мгновенно полегчавший на добрых полторы тонны - столько весило отделение бойцов со всей амуницией, оружием и боекомплектом, достаточным для нескольких часов боя - развернулся, набирая высоту и направляясь на юг, в сторону гор.
   Позже, перевалив через хребет, вновь приземлившись на летное поле тбилисского аэропорта, приняв на борт новую порцию солдат и оружия, а в баки - сотни галлонов топлива взамен сожженного в первом вылете, вертолет вернется, чтобы доставить подкрепление оказавшимся в окружении многочисленного противника десантникам, среди которых оказался и сам полковник Макгуайр. Там, по другую сторону гор ждали своей очереди одиннадцать тысяч бойцов Сто первой воздушно штурмовой дивизии, и здесь тоже ждали, ждали их появления, которое означало одно - надежду на победу, на то, что удастся выстоять, дождавшись помощи, сломив хребет врагу.
  -- Полковник, сэр, - к Эндрю Макгуайру, устало стащившему с головы кевалровую каску, казавшуюся легкой и удобной лишь тем, кому не доводилось пробыть в ней добрых полдня, подскочил темнокожий офицер, капитан, если верить двум "шпалам" на его петлицах. - Полковник, рота "Дельта" закончила высадку. Мы сейчас разворачиваем минометы и пулеметы, сэр!
   Четвертая рота десантировалась последней, и пилотам пришлось проявить чудеса мастерства, прорываясь сквозь огонь русских штурмовиков. Удалось не всем - один "Черный ястреб" со своим экипажем и отделением бойцов коснулся земли грудой горящего металла, когда выжить становилось попросту невозможно. И все же, несмотря на потери, на лихорадочное и яростное сопротивление, батальон оказался там, где и должен быть оказаться, как и два других батальона, укреплявших позиции в южной части аэропорта, приспосабливая под огневые точки разрушенные строения, наваливая перед пулеметами брустверы из битого кирпича и бетонных плит, выкорчеванных взрывами.
  -- Занимайте позицию на западной стороне летного поля, капитан, - приказал Макгуайр. - И поторопите своих парней. Я понимаю, что все устали, но каждая секунда сейчас на счету, поверьте мне.
  -- Полагаете, сэр, русские будут атаковать снова? Кажется, мы славно потрепали их!
  -- Русские заставили уважать себя, во всяком случае те, что остались там, - полковник указал на остовы бронемашин, выгоревших, кажется, полностью. Едва ли в этих железных коробках, покрытых копотью, осталось хоть что-то от их экипажей, что можно было предать земле, отдав последние почести храбрецам. - У них есть хорошие солдаты. Нет, черт возьми, - отличные солдаты!
  -- Последние там и лежат, сэр. Эти их атаки - жест отчаяния. Русским нужно спасти лицо.
  -- Они будут атаковать до тех пор, пока на той стороне останется хоть один солдат, способный поднять оружие... или пока хоть один из нас еще будет в состоянии вести бой. Не думайте о компромиссах, ждите пощады, и будьте готовы сами не щадить врага. - И, словно внезапно разозлившись: - Выполняйте приказ, капитан!
   На земле не унималась напряженная суета, в которую влился и умчавшийся рысью капитан. Бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, едва успев ступить на землю, спешили занять свои позиции, разворачивая оружие, торопливо оборудуя укрытия и огневые точки по периметру летного поля и в развалинах разрушенных только стихнувшим боем построек. Под нервные крики злых сержантов десантники, сами тоже нервные, злые и изрядно напуганные тем, что видели вокруг, спешили занять оборону - никто не намеревался рассчитывать только на удачу и слепую прихоть случая.
   Но и в небе не стало спокойнее. Десантные геликоптеры "Блэк Хок", высадив десант, выбросив вслед бойцам снаряжение, которого уже казалось слишком мало, исчезли на горизонте, уйдя в сторону границы. Вместе с ними легли на обратный курс и тяжеловесные "Апачи" - экипажи "летающих танков", израсходовав почти весь боекомплект и большую часть запаса топлива, тоже спешили добраться до базы, чтобы вновь заправиться, набить снарядами патронные ящики и вернуться сюда, одним своим видом вселяя уверенность в сердца оставшихся в кольце врагов, пусть растерянных и ошеломленных, десантников. Вертолеты улетали, растворяясь там, где земля смыкалась с небосводом, а навстречу им мчались новые.
   Сперва те, кто смотрел снизу вверх в небеса, могли рассмотреть только цепь темных точек, четко выделявшихся на фоне затянутых дымкой гор. Рокот турбин увязал в шуме и криках, не смолкавших над аэродромом, но заглушить могучий "голос" пары турбовинтовых двигателей "Лайкоминг" T55-L-712, приводивших в движение девятнадцатиметровые несущие винты. Запрокидывая головы, десантники, побросав свои дела, пристально следили за крохотными точками, через несколько минут приблизившимися настолько, что невозможно было спутать с чем-либо иным тяжелые транспортные вертолеты СН-47D "Чинук". Винтокрылые машины, над носовой и кормовой частью каждой из которых яростно резали воздух лопасти роторов, величаво плыли под облаками, и под брюхом каждого летающего грузовика висело нечто, обтянутое прочной сетью.
  -- Наконец-то. - Лицо полковника Эндрю Макгуайра осветила полная неподдельной радости улыбка, и точно так же улыбались, сверкая глазами, его солдаты, провожавшие взглядами неторопливо проплывавшие над головами вертолеты.
   Полдюжины "Чинуков" плавно опустились к земле, снижаясь до тех пор, пока прицепленный к крюкам внешней подвески груз не коснулся бетона. Крепления тотчас расцепились, и сети соскользнули вниз, а к вьюкам уже бежали десантники. Вертолеты же коснулись посадочной полосы катками шасси чуть в стороне, выпуская из своего объемистого чрева людей, так же быстро кинувшихся к тому самому грузу.
  -- Полковник, сэр, - заместитель Макгуайра, как и многие, не могущий сейчас сдержать радость, встал перед командиром. - Сэр, выгрузился артиллерийский дивизион.
   Причины для радости были - шесть легких гаубиц М119 калибра сто пять миллиметров на порядок поднимали огневую мощь десанта. Расчеты уже суетились вокруг своих орудий, освобождая их от сетей, подтаскивая ящики со снарядами. Несколько минут - и батарея будет готова к бою, и русских, если они и впрямь повторят попытку, встретят уже не только автоматные очереди. Несколько минут, вот и все, что было нужно. Но этих минут не было.
   Пять "Чинуков" уже уходили ввысь, выполнив свою задачу и взяв курс на Тбилиси, где им предстояло лишь вновь принять на борт груз, чтобы опять вернуться сюда. Пилоты шестого вертолета как раз успели избавиться от орудия, когда в борт низко зависшему над посадочной площадкой геликоптеру ударил прилетевший издалека снаряд. Огромный вертолет мгновенно завалился на бок, обламывая широкие лопасти винтов о выщербленный бетон, и покатился по взлетной полосе, вспыхнув, точно спичка.
  -- Дьявол, что это? - Макгуайр ошеломленно вертел головой по сторонам. - Какого черта?
   На глазах полковника под фюзеляжем вертолета погиб целый взвод, бойцы, оказавшиеся ближе всех к зоне высадки и не успевший бежать, спасая свои жизни. Пламя взвилось в зенит, пожирая массивный корпус геликоптера, а люди, стоявшие вокруг, смотрели на огонь, точно зачарованные. Никто не думал бежать, никто не видел опасности, пока в гуще десантников не разорвался снаряд, разбрасывая вокруг окровавленные куски тел.
  -- Танки, - раздались истошные крики, полные страха и растерянности. - Танки!
   Русские на мгновение дали повод поверить в свое поражение, свою слабость, но сейчас сполна рассчитались за это. Не веря своим глазам, полковник обернулся, увидев, как на летное поле выбираются приземистые громады боевых машин, выстраиваясь не цепью - каким-то серпом, призванные рассечь оборону десанта, обрекая на верную смерть несколько сотен американцев. Они ползли с кажущейся неторопливостью, плюясь во все стороны смертоносным огнем, и вот уже бойцы, увидев, какого противника послала им судьба, один за другим бросали позиции, убегая без оглядки.
  -- Господи, - прошептал Эндрю Макгуайр, с невозможным спокойствием наблюдая, как осколки и пулеметные очереди выкашивают его людей. - Боже мой!
   В эту секунду полковник и сам перестал верить в то, что война может закончиться его победой, победой его страны. Противник нанес удар, которого от него трудно было ожидать.
  
   Стальная волна медленно, сметая все на своем пути, катилась по летному полю, скрежеща по бетону гусеничными траками. А впереди катился огненный вал, сплошная стена разрывов, поглощавшая все, что успел подготовить враг. Оборона американского десанта перестала существовать уже спустя несколько минут, и заслуга в этом досталась технике, давно уже не принимавшейся никем всерьез.
   Средний танк Т-62 трудно было назвать современным оружием сейчас, в начале не нового века даже - нового тысячелетия, эпохи электроники и высоких технологий. Эта боевая машина, продолжив эволюционную линию русских танков, заслуживших себе славу на полях сражений последней большой войны, завершившая эту линию, заняла достойное место в истории оружия и войн, оставив след своих гусениц на дорогах многих стран и континентов, оставшись в памяти тысяч танкистов как надежная, неприхотливая, предельно простая в эксплуатации, но ныне место ей было в музее. Так мог сказать, уверенно, с видом знатока каждый... кроме тех, кому на себе пришлось ощутить всю мощь стальных монстров, прозванных Т-62.
  -- Мы раздавим их, - решительно произнес командир танкового батальона Сорок второй Гвардейской мотострелковой дивизии, перед тем, как нырнуть в черный провал люка, исчезая под толщей башенной брони. - Противник сложит оружие или они все погибнут до единого! Мы не подведем!
   Шесть десятков боевых машин, первыми явившихся на призыв о помощи, исходивший от самого генерала Бурова, первыми вошедших в охваченный боем Грозный, не задерживаясь, тяжеловесно проползли по оцепеневшим в панике улицам разбуженного канонадой города, чтобы стальной лавиной прокатиться по летному полю, над которым еще не успел рассеяться дым многочисленных пожаров и не смолк гул турбин десятков вертолетов, волна за волной являвшихся с юга. Танковый батальон, брошенный в бой волей одного человека, командующего группировкой федеральных сил в Чечне, шел в атаку, и каждый из тех, кто трясся в тесноте боевых отделений не новых, потрепанных, потертых, но ничуть не утративших свою убийственную мощь танков, жадно хотел только одного - победы.
   Сергей Буров, уже успевший сегодня доказать, что остался отличным солдатом, теперь полностью перевоплотился в заправского полководца, со стороны хладнокровно наблюдавшего за полем сражения, за тем, как претворяется в жизнь рожденный его сознанием замысел. Возможно, генерал и сам не прочь был бы вновь идти в бой, побираясь вслед за сметавшими все на своем пути громадами танков, один за другим выползавших на истерзанный взрывами, иссеченный осколками и обильно политый кровью бетон. Но делать это с развороченным бедром, туго перетянутым сейчас уже вновь намокшей от крови повязкой, было бы равносильно глупости. В конце концов, сегодня генерал Буров не прятался за спинами своих солдат, наравне с ними рисковав жизнью в неравной схватке, и теперь вполне заслужил это право - командовать, как и пристало настоящему офицеру.
   А танки с обманчивой медлительностью катились по улицам, с ходу выползая на летное поле, к удивлению и ужасу всерьез решивших, должно быть, что они уже победили, американцев. На вооружении Сорок второй гвардейской дивизии стояло не самое новое оружие. Но против вооруженных только пулеметами десантников даже Т-62М, модернизированные, оснащенные новыми средствами связи - старые рации, в прочем, тоже неплохо справлялись со своим предназначением - улучшенной системой управления оружием, включавшей лазерный дальномер, резиновыми противокумулятивными экранами по бортам и дополнительной броней на башнях, придававшей последним "скуластый" вид, казались даже излишне мощными. Тем более чрезмерными выглядели сейчас управляемые ракеты "Шексна", противотанковые снаряды, запускаемые через ствол орудия - для них по ту сторону фронта достойных целей наверняка не могло быть. Все, что требовалось от танкистов - вести свои машины вперед, наматывая на шипованные гусеницы плоть бегущих в страхе врагов. У этой атаки не могло быть иного исхода.
  -- Им конец, - прошептал едва слышно Сергей Буров, когда над летным полем грянули звуки выстрелов, и первые снаряды выскользнули из стапятнадцатимиллиметровых стволов мощных танковых пушек У-5ТС. Генерал не сомневался - он видит начало своего триумфа.
   Огненный вал прокатился по позициям американских десантников. Рвались, взметывая в небо куски земли и камня, восемнадцатикилограммовые осколочно-фугасные снаряды 3ОФ16, выброшенные из гладких труб орудийных стволов. Вгрызались в бетон, выбивая жалящее незащищенные лица и руки крошево, очереди спаренных пулеметов ПКТ, стучавших, не смолкая, вновь и вновь выплевывая в лица, в спины американцев горячий свинец.
  -- Бегут, - с кровожадной яростью промолвил генерал, увидев, как мечутся по полю под шквальным огнем фигурки в серо-зеленом камуфляже. - Они бегут! Это победа!
   Танки шли в атаку, точно конная лава рыцарей, бесстрашных латников, грозно наставивших вперед прочные копья - длинные стволы мощных орудий. Пушки У-5ТС не имели механизмов заряжания, сообщавших иным орудиям скорострельность едва ли не как у пулемета, но мальчишки-заряжающие, запертые сейчас в тесноте боевых отделений, старались, как могли, вталкивая в казенники орудий, походившие на распахнутые пасти, снаряд за снарядом. Грохот орудий не смолкал ни на секунды, отдаваясь эхом близких разрывов, каждый из которых уносил еще чью-то жизнь.
   Стальная лавина, заставляя саму землю судорожно вздрагивать, неумолимо продвигалась вперед, и то, чему удавалось уцелеть под шквальным огнем, неминуемо гибло под гусеницами, монотонно вдавливавшими в бетон все, что оказывалось на пути стальных монстров, движимых холодной волей уже отрекшихся от самих себя людей. Учащенно бились сердца танкистов, прильнувших к окулярам прицелов, и в такт им пульсировало пламя в цилиндрах дизелей шестисотдвадцатисильных В-55У, толкая вперед боевые машины. Ничто не могло устоять перед этой атакой, и то, что противник бежал, вовсе не казалось проявлением трусости - просто и американцы тоже, на животном, бессознательном уровне, очень хотели жить.
   Выкатываясь на летное поле, танки разворачивались цепью, медленно надвигаясь на позиции противника, тщетно огрызавшегося огнем. Сергей Буров видел, как к двигавшемуся на правом фланге боевых порядков танку устремилась, превратившись в огненный росчерк, стелящийся над землей, реактивная противотанковая граната. Какой-то американец, рискнув, смог подобраться к цели на считанные десятки метров, выстрелив в упор из портативного М136.
   Преодолев ничтожна малую дистанцию кумулятивная граната боднула танк, ткнувшись в резинотканевый экран, опоясывавший боевую машину по бортам. Сноп огня, способный прожечь пятидесятисантиметровый лист закаленной стали, с легкостью прошел сквозь преграду, но вся заключенная в нем энергия уже оказалась рассеяна, и пламя лишь бессильно лизнуло броню, даже не сумев оплавить ее. Танк, взахлеб плевавшийся огнем, продолжил движение, а второй попытки у стрелка уже не оказалось.
   Экипаж быстро обнаружил угрозу. Низкая башня плавно развернулась, поводя длинным стволом орудия, благодаря стабилизатору могущего вести точный огонь и на полной скорости даже при движении по бездорожью. Но оружие не понадобилось - спаренный пулемет выплюнул в сторону гранатометчика град свинца, косой прошедшего по взлетной полосе, превратившейся в поле боя. Тяжелые пули рвали плоть на куски, пронзая кевларовую ткань бронежилетов и касок. Огненный поток смел вражеских солдат, а те, кто все же уцелел, без промедления бросились бежать, пытаясь спасти свои жизни. Но отступать было некуда - горстка десантников оказалась на чужой земле среди врагов, и всюду, куда бы ни кидались утратившие боевой дух американцы, они натыкались только на стену беспощадно разящего огня.
  -- Глупцы, - покачал головой генерал Буров. - Они уже проиграли этот бой. Безумцы!
   Кольцо сжималось. Танки, образовав гигантский серп, уже рассекли боевые порядки, когда с небес вдруг хлынул огненный дождь. Одна за другой, вспыхнули, останавливаясь, словно внезапно наткнулись на невидимую и нерушимую преграду, три боевые машины. Буров видел, как люки одной из них распахнулись, и наружу выбрались два человека, две крохотные фигурки в темных комбинезонах, и спину одной из них охватило пламя. Треск пулеметной очереди не был слышен в общем грохоте, но генерал увидел, как пули выбили искры из брони, наискось перерезав человеческие тела, и танкисты повалились под гусеницы своего танка, не сумевшего защитить доверившихся ему людей.
  -- Черт возьми, - выругался, не веря своим глазам, командующий, в полной беспомощности наблюдая, как останавливается один танк за другим. - Ублюдки!
   Американцы все же показали зубы в тот миг, когда победа казалась достигнутой.
  
   Оборона батальона перестала существовать спустя минуту после атаки. Линия фронта, зыбкая, непрочная, скорее воображаемая, нежели существующая реально, прогнулась, и лопнула, словно не выдержавшая напряжения пружина.
  -- Стоять, - полковник Макгуайр ударов в грудь сбил с ног бросившегося на своего командира бойца. Лишь в тот миг, когда десантник растянулся на бетоне, и боль пронзила его тело, во взгляде его вновь появилась какая-то осмысленность. - Стоять, я сказал! Куда? Все на позиции! Огонь из всех стволов!!! Остановите их!
   Русские танки, рыча дизельными двигателями, лязгая гусеницами, выплевывая из выхлопных труб клубы черного дыма, неумолимо надвигались, круша все, что оказывалось на их пути. Треск пулеметных очередей и отрывистый рев орудий, выбрасывавших из своих жерл снаряд за снарядом, буквально вгрызавшиеся в позиции десантного батальона, слились в погребальную песнь, и люди, не выдержав, дрогнули.
   Солдаты бежали, и только горстка упрямцев, не понимавших очевидного, еще пыталась сопротивляться. Десантники палили по приближающимся танкам и пулеметов и штурмовых винтовок, будто так могли остановить стальной поток. Эндрю Макгуайр насчитал не меньше дюжины танков, прежде, чем сбился со счета. Дюжина только в первой линии, а следом за ними появлялись все новые и новые боевые машины.
  -- Полковник, сэр, нам не остановить их, - командир роты "Альфа", выпучив полные ужаса глаза, подскочил к Макгуайру. - Нас сомнут! Нужно отступать!
  -- Какого черта, - рявкнул командир батальона. - Куда? Держать оборону, мать вашу! Развернуть противотанковые ракеты!
   У полковника даже на мгновение не возникла мысль об отступлении - бежать было некуда, и это знал с самого начала каждый из его бойцов, все до единого. С той секунды, когда десантники ступили на эту землю, на усыпанное пеплом летное поле грозненского аэродрома, у них не было пути назад, и потому Эндрю Макгуайр желал только одного - побеждать. И для этого в его распоряжении было достаточно средств.
  -- Стоять, - орали, кривя рты, сержанты, выглядевшие не мене безумными, чем их подчиненные. - Занять оборону! Держать строй, вашу мать! Открыть огонь!
   Приведенные в чувство злой руганью своих командиров бойцы остановились, спешно оборудуя хоть какое-то подобие позиций. Навстречу приближавшимся танкам выступили расчеты противотанковых ракетных комплексов "Джейвелин". Стрелки, взвалив на плечо прицельно-пусковые устройства с установленными на них цилиндрическими контейнерами, заключающими в себе надежно упакованные, точно консервы, ракеты. А рядом замерли вторые номера, баюкая, точно любимое дитя, запасные контейнеры.
   Прильнув к видоискателям прицелов, десантники навели оружие на приближавшиеся, плюясь огнем во все стороны, танки, и когда тепловые головки наведения ракет захватили цели, разом нажали на кнопки пуска.
  -- Огонь!
   Стартовые двигатели вытолкнули из транспортно-пусковых контейнеров управляемые снаряды, уводя их на безопасное для стрелков расстояние, и уже там запустились маршевые двигатели. Ракеты, за доли секунды набирая скорость триста метров в секунду, взмыли вверх, чтобы, достигнув высоты в полторы сотни метров, спикировать на казавшиеся их инфракрасным "глазам" громадными при взгляде сверху цели. Над летным полем пролился огненный дождь.
   Танк Т-62М, несмотря на модернизацию, существенно поднявшую его боевой потенциал, был порожден минувшей эпохой, эпохой подготовки к совсем другой войне. Дифференцированная защита считалась важнейшим достижением оборонной мысли, и потому вся основная толща брони у этих боевых машины оказалась сосредоточена во фронтальной проекции, которой не страшны были даже гиперзвуковые "иглы" подкалиберных снарядов. А вот крышу прикрывал ничтожно тонкий слой закаленной стали. Именно туда и метили обрушившиеся с небес, точно кара Господня, ракеты.
   Система наведения комплекса "Джейвелин" не нуждалась в постоянном целеуказании - раз "увидев" цель, тепловые головки самонаведения управляемых ракет запоминали ее, позволяя стрелкам, установив на пусковые устройства снаряженные контейнеры, атаковать следующую мишень... или просто бежать, пока их не настиг ответный огонь. Ракеты, набрав максимальную высоту, пикировали к земле, почти входя в штопор, чтобы огненными каплями коснуться покатой крыши башен медленно ползущих вперед танков. Каждая ракета несла по два заряда, ибо была рассчитана на поражение самых современных танков, оснащенных всеми возможными комплексами защиты. И старые Т-62М после этого оказались далеко не самыми сложными целями.
   Едва штырь взрывателя первой ракеты коснулся преграды, сработал детонатор, и кумулятивная струя, почти не задерживаясь, пронизала стальной панцирь танковой башни, уже внутри, в заброневой объеме, раскрываясь смертоносным огненным цветком. И тотчас пришел в действие второй заряд тандемной боевой части, вся мощь которого на самом деле уже была без надобности - чтобы тела танкистов превратились в спекшиеся головешки, хватило и первого заряда.
   Не все ракеты попали в цель, а в некоторые угодило сразу по два снаряда, но все равно три танка разом замерли, словно лишившись вложенных в эти стальные глыбы их создателями сил. Полковник Макгуайр видел, как люки одной из боевых машин распахнулись, выпуская наружу клубы дыма, и наружу выбрались, помогая и поддерживая друг друга, два человека в покрытых копотью комбинезонах.
  -- Чертовы ублюдки! - с яростью зарычал Эндрю Макгуайр. Противник был близок, уязвим, как никогда, и он должен был умереть - в этом полковник не сомневался, и ради этого был готов рискнуть.
   Командиру батальона хотелось сейчас только одного - разорвать на куски вражеских солдат, таких уязвимых вне брони своего танка, гусеницы которого показались Макгуайру густо покрытыми кровью погибших американцев. Возле полковника вжался в землю боец с ручным пулеметом, поверх планки прицела во все глаза смотревший на поле боя, и, кажется, забывший напрочь о своем оружии. К нему и бросился офицер, охваченный неутолимой жаждой крови.
  -- Дай мне, черт возьми! - Макгуайр вырвал из рук оцепеневшего десантника легкий М249 SAW с пристегнутым пластиковым магазином, внутри которого была уложена металлическая лента на сотню патронов. Рывком передернув затвор, выпрямившийся во весь рост полковник, почти не целясь, вдавил спусковой крючок, и отдача лягнула его в правое плечо. - Получите, выродки!
   Эндрю Макгуайр не жалел огня, расстреляв разом половину боекомплекта. Полковник видел, как пули, натыкаясь на преграду. Выбивали снопы искр из раскаленной брони, или бесследно вонзались в человеческую плоть. Оба русских танкиста, одного из которых уже охватил огонь, умерли, едва успев ступить на землю, и так и остались возле своей боевой машины.
   Три танка замерли почти одновременно, и, чуть позже, остановился еще один - стрелок чуть промедлил, прежде чем запустить ракету, но зато ударил точно в цель. А расчеты тем временем вновь готовили свое оружие к бою, и, как только на прицельные устройства были установлены новые транспортно-пусковые контейнеры с заключенными в них ракетами, последовал второй залп. Ракеты "Джейвелин" с шелестом покидали стеклопластиковые трубы, и, резко уходя вверх, в зенит, оттуда круто пикировали на оказывавшиеся все ближе цели. Не всем стрелкам удалось выстрелить повторно - ответный огонь разъяренных гибелью товарищей танкистов смел несколько расчетов, но еще три боевые машины, ужаленные огненными "пчелами", остановились, получив смертельные раны.
   Десантники из Сто первой дивизии окончательно пришли в себя, и, словно разом устыдившись охватившей их прежде паники, вступили в бой с возросшей яростью. К противотанковым ракетам добавились и ручнее гранатометы, с приглушенными хлопками выплевывавшие навстречу приближавшимся Т-62М кумулятивные гранаты. Бойцы, взвалив на плечо пластиковые трубы легких М136, выскакивали вперед, стреляя в упор, даже усиленная броня модернизированных Т-62М не выдерживала ударов реактивных гранат "Бофорс", прожигавших толщу стали насквозь.
   Все, что могло стрелять, в эти секунды стреляло, подчас без всякой пользы, только лишь потому, что бойцы хотели не ждать, беспомощно наблюдая за боем, а действовать. и последней песчинкой, склонившей чашу весов, стало отрывистое рявканье орудий. За спинами десантников, из последних сил сдерживавших натиск врага, расчеты артиллерийской батареи успели подготовить к бою свои легкие гаубицы М119, и теперь вели прямой наводкой огонь по находившимся в считанных сотнях метров целям.
   Американская армия, несмотря на несомненный патриотизм своих генералов, давно и прочно перешла на вооружение, произведенное или хотя бы разработанное порой очень далеко от берегов благословенной Америки. Пехота шла в бой, поддерживаемая огнем бельгийских пулеметов, вражеские танки расстреливали из гранатометов шведской конструкции, лишь присвоив им стандартный индекс с литерой "М", и даже на бедре каждого офицера болтался в кобуре не старый-добрый "Кольт" или "Смит-энд-Вессон", а итальянская "Берета" или хотя бы "ЗИГ-Зауэр", изготовленный руками швейцарских оружейников. Так и легкие пушки М119 были ничем иным, как британскими L118 "Ройал Орднэнс", за неимением лучшего, принятыми на вооружение аэромобильных частей. И выбор этот трудно было назвать ошибочным.
   Пушки, отлично зарекомендовавшие себя еще на Фольклендах, пришлись как нельзя более ко двору для американских десантников. Достаточно легкие для того, чтобы их можно было перебрасывать по воздуху, орудия отличались высокой надежностью и весьма приличной дальностью стрельбы. Конструкция их была отлажена до совершенства, и расчетам не приходилось прилагать чрезмерные усилия, чтобы подготовить свое оружие к бою. Опустились, уткнувшись в бетон, опорные плиты, благодаря которым пушки могли вести круговой обстрел, пресекая атаку хоть с фронта, хоть с тыла, тонкие стволы качнулись вперед, выпроставшись параллельно земле, и в зарядные камору скользнули первые снаряды. А затем раздался залп.
  -- По танку противника, прямой наводкой, - командир расчета первого орудия вскинул руку и тотчас резко опустил ее: - Огонь!
   Пушка, грозно уставившись черным провалом ствола в приближающуюся боевую машину, содрогнулась, выплюнув снаряд. Заряжали первым, что оказалось под рукой, а оказался им осколочно-фугасный снаряд, пригодный уж никак не для борьбы с защищенными полуметровой броней танками, но эффект от прямого попадания превзошел все ожидания.
   Снаряд весом почти шестнадцать килограммов, ткнувшись конусом взрывателя в скошенный лобовой лист брони ползущего как раз на позиции батареи Т-62М, не смог сокрушить броню, но удар, сотрясший танк, был столь силен, что экипаж получил тяжелейшие контузии, несмотря на то, что защита осталась целой. Забыв о бое, танкисты торопились покинуть свою машину, и, выбираясь наружу, неминуемом попадали под шквал огня, грянувшего со стороны противника.
   Град пуль не оставил ни малейшего шанса оглушенным, от сильнейшего удара потерявшим ориентацию в пространстве мальчишкам, обезумев, рванувшимся навстречу собственной гибели из тесноты боевого отделения своего танка. Их тела, изорванные десятками свинцовых "ос", только коснулись земли, когда грянул новый залп. Десять секунд - ровно столько потребовалось тренированным расчетам, чтобы бросить в распахнутые пасти казенников новый снаряд, втолкнув вслед за ним латунную гильзу с зарядом пороха - и вновь летное поле содрогнулось от грянувших почти одновременно взрывов.
  -- Огонь! Огонь!!! - наперебой кричали командиры орудий, и пушки с ревом выплевывали навстречу накатывавшим стальной волной танкам снаряд за снарядом. Орудия, способные забросить смерть на семнадцать с лишним километров, вели огонь в упор, и промахнуться с дистанции, сжавшейся до полукилометра и даже меньше, было просто невозможно.
   На несколько минут весь бой сосредоточился вокруг этой дуэли, когда открытые всем ветрам артиллеристы, кидая друг другу увесистые снаряды и картузы с зарядами пороха, вели бой с защищенными прочной броней танкистами, спокойно захватывавшими в перекрестье прицела одну цель за другой, хладнокровно нажимая затем на кнопку электроспуска. Снаряды пронзали воздух, распускаясь огненными цветками, и одно за другим орудия переставали существовать, превращаясь в груду обломков. Или просто волна осколков захлестывала расчеты, и некому было заталкивать в казенники пушек новые заряды, посылая смерть навстречу врагу. Но и танки, наткнувшись на кинжальный огонь, останавливались, покрытые копотью, охваченные племенем. С лязгом разматывались перебитые гусеницы, превращались в хлам прицелы и дальномеры, иссеченные осколками, и боевые машины, утратив подвижность, ослепнув, становились легкой добычей для вооруженных гранатометами пехотинцев.
  -- Они отступают, - воскликнул полковник Эндрю Макгуайр, увидев, как танки, те, что еще могли двигаться, попятились назад. - Черт побери, отступают! Эти ублюдки бегут!
   Русские вовсе не бежали, но все же боевые машины, продолжая плеваться огнем во все стороны, покатились назад, спеша вернуться под прикрытие зданий, где они станут не видны для артиллеристов и расчетов ракетных комплексов, жалящих сверху дьявольски точными ударами управляемых ракет.
  -- Радист, ко мне, - крикнул полковник куда-то в пустоту, не сомневаясь, в прочем, что приказ его будет услышан. - Запросить штаб, немедленно! - И пока радист терзал консоль своей радиостанции: - Артиллерии перенести огонь на прилегающие кварталы! Заставьте этих русских побегать!
   Получив приказ, расчеты снова бросились к своим пушкам, успевшим раскалиться после недолгого, но напряженного боя, когда был перебит хребет противнику, находившемуся уже в шаге от победы. Длинные, увенчанные набалдашниками дульных тормозов, стволы орудий, разом взметнулись к небу, подчиняясь вращению маховиков вертикальной наводки. Мгновение - и пушки М119 отрывисто рявкнули, вновь выбрасывая снаряды. Спустя еще несколько секунд откуда-то издалека донесся глухой гул взрывов.
   Эндрю Макгуайр не обольщался - противник вовсе не был разгромлен, пускай и понес ощутимые потери. Лишь немного времени на передышку, на то, чтобы собрать в кулак оставшиеся силы, сделать выводы, исправить допущенные, должно быть, просто из-за спешки ошибки - и новая атака. И ее десантники, зажатые на этом пятачке, почти израсходовавшие все ресурсы, могут не выдержать. Нужно было что-то делать.
  
   Сергею Бурову хотелось рыдать от горя и гнева, катаясь по выжженной земле и молотя кулаками по выщербленному бетону. И причина - причины - этого сейчас чадили там, на летном поле, застыв на рулежных дорожках глыбами стали, и никакой промедол с эфедрином не смог бы унять эту боль. Атака захлебнулась, остановленная противником почти голыми руками. Тринадцать танков - такой ценой обошлась эта попытка. Тринадцать танков - и полсотни бойцов, те из танкистов, кому так и не удалось живыми вернуться из этого суматошного боя.
  -- Товарищ генерал, мы можем наступать немедленно, - произнес заместитель командира батальона, уставившись в лицо Бурову, точно преданный пес. Бешеный пес, ибо глаза его сверкали с чумазого лица безумной яростью, так что от взгляда его должна была, пожалуй, расплавиться и танковая броня. - Нужно атаковать!
   Командир батальона, возглавивший своих людей, так и остался в своем танке, одним из первых получившим противотанковую ракету в тонкую крышу. Но те, кто уцелел, были готовы биться лишь с еще большей яростью - им теперь было, за кого мстить врагу.
  -- Отставить, капитан, - помотал головой Сергей Буров. Несмотря ни на что, генерал не мог позволить чувствам взять верх над разумом, а разум настойчиво требовал одного: - Противотанковая оборона противника еще крепка. Их ракеты разят точно и наверняка, а мне не нужны потери из-за одной только поспешности. Необходимо перегруппировать силы, дождаться подхода подкреплений, и тогда мы ударим. Враг держится только на одном упрямстве, я чувствую это. И нужно совсем немного, чтобы сокрушить его. сейчас нам не хватило самой малости, чтобы сломить сопротивление янки, не хватило, быть может, нескольких танков или пары взводов пехоты. Но наши ресурсы ограничены, противник же вполне может получать подкрепление по воздуху. Нужно действовать наверняка - другого шанса уже не будет, ведь время играет не за нас - а, значит, расчетливо и осторожно. Бросим в бой всех, кого успели собрать - понесем лишь дополнительные потери, а ведь каждый солдат, каждая боевая машина у нас сейчас на счет, так что нужно распорядиться своими силами с наибольшей выгодой. Мы теперь не можем позволить себе снова ошибиться - к десанту с юга уже идет подмога, и счет идет на часы.
   За спиной могуче взревели дизельные двигатели, и их хор заглушил на миг все остальные звуки. Не слышна стала брань и стоны солдат, возвращавшихся из атаки, с трудом спрыгивавших на землю с высоты своих боевых машин, растирая по лицу копоть, смешанную с катящимся градом по лбу потом. Скрываясь в ущельях узких улочек, танки и боевые машины пехоты выдвигались на исходные рубежи. Сорок вторая гвардейская мотострелковая дивизия, единственная и последняя надежда генерала Бурова, сжималась в кулак, которому вскоре предстояло одним могучим ударом смять оборону противника, уничтожив всякого, у кого не хватит ума бросить оружие.
   Что-то вдруг прошелестело где-то в вышине, над головой, и потом по ушам стегнул грохот взрыва. Сергей увидел, как над ближайшим домом поднимается облако пыли, и тотчас следующий взрыв взметнул асфальт посреди улицы. Раздались крики раненых, и только те, кто погиб мгновенно, хранили молчание.
  -- Всем в укрытие, - рявкнул Буров, сам бросившись под стену стоящего неподалеку дома. - Это артналет!
   Последние слова командующего потонули в грохоте взрыва. Противник, не желая просто ждать, решил взять инициативу в свои руки. Сергей Буров по-прежнему был полон готовности помешать этому, вырвав победу.
  
   Вызов Макгуайра застал Мэтью Камински там, где командующий Десятой легкой пехотной дивизией находился уже много часов подряд, не смея никуда отлучиться даже на минуту - на командном пункте, развернутом прямо на летном поле аэропорта Тбилиси. И это тяготило генерала больше, чем постоянные сообщения о потерях, ведь в те минуты, когда вся его дивизия в едином порыве хлынула через границу на север, спеша сойтись накоротке с русскими, он вынужден был оставаться здесь, в полной безопасности, и в бессилии слышать о том, как гибнут один за другим его бойцы.
  -- Генерал, сэр, полковник Макгуайр из Грозного, - один из офицеров окликнул Камински, протягивая ободок наушников.
  -- Слушаю, полковник, - твердым голосом произнес генерал, уже догадываясь, что он услышит сейчас. - Сообщите, какова обстановка?
  -- Генерал, сэр, какого черта нет помощи? Где, дьявол меня забери, наземные силы? Мы выдержали уже две атаки русских и продолжаем удерживать плацдарм, но у нас почти не осталось боеприпасов, много раненых, десятки моих парней уже мертвы. Противник подтянул тяжелую технику. Еще одного удара наша оборона просто не выдержит. Из шести орудий уцелели только три, и снарядов к ним на счет. Черт возьми, генерал, мы готовы сражаться и дальше, каждый из нас до единого готов выполнить приказ, но скоро придется драться с русскими штыками! Винтовки против танков - не тот расклад, при котором мы можем обещать вам победу, генерал!
  -- Помощь на подходе, - успокаивающе произнес в ответ Мэтью Камински, ощутивший вдруг стыд за то, что он не там, не под огнем беспрерывно контрактующих русских, не может сам стрелять в них, чувствуя тугие толки отдачи в плечо. - Третий бронекавалерийский полк будет в Грозном через пару часов.
   Темнокожий лейтенант, оторвавшись от монитора, встревожено взглянул на генерала, и Камински осекся, прочитав в глазах офицера неподдельное волнение. Что-то пошло не так, и полковнику Макгуайру предстояло ждать.
  -- Сэр, разведка сообщает о приближении крупных сил русских к Грозному, - торопливо забормотал лейтенант. - Танковая и механизированная дивизии движутся на юг с территории Калмыкии и Краснодарского края - непривычные названия дались офицеру с трудом - и будут в чеченской столице максимум через семь-восемь часов.
  -- Niech mie jasny piorun trzasnie! - прорычал генерал, скрежеща зубами.
   Две тяжелые дивизии - этого хватит, чтобы раскатать в тонкий блин не только батальон Макгуайра - вся Десятая легкая пехотная не сможет выстоять перед этим ударом. Русский молот способен сокрушить любую преграду, и тогда уже противник сможет диктовать свои условия, навязывая свою манеру боя, ту, при которой можно по полной использовать те немногие преимущества, что еще остались у русских. И пять с лишним сотен танков, накатывающие с севера на Чечню, казалось бы, уже почти очищенную от русских - важнейшее из них. Страшная сила, и ему, генералу Камински, почти нечего противопоставить ей здесь и сейчас, тем более, если, как и прежде, пытаться избежать лишних жертв.
  -- Что ж, парням из Сто первой воздушно-штурмовой придется затянуть пояса, - вымолвил Мэтью Камински, переварив услышанное. - Пусть пока сами разбираются с теми недобитыми русскими, что еще считают Грозный своим городом. Я с радостью отдам эту победу десантникам всю, без остатка.
   Решение созрело почти мгновенно. Это был не лучший вариант, и генерал Камински с трудом нашел в себе силы отдать приказ, который, однако, был неизбежен сейчас, когда на карту оказалось поставлено очень многое, слишком многое, чтобы позволить себе проявить излишний гуманизм.
  -- Третьему бронекавалерийскому немедленно развернуться навстречу приближающимся частям противника, - решительно, стараясь ничем не выдать своего смятения, приказал Мэтью Камински. - Задача - обеспечить внешнее кольцо окружения Грозного. Занять позиции для обороны в ста милях севернее города и ждать появления русских. И, черт возьми, готовьте к действию авиацию, всю, какая есть! Остановить противника любой ценой!
   На лице лейтенанта не дрогнул ни один мускул, хотя офицер услышал не менее, чем приговор нескольким сотням десантников, брошенных не для удержания плацдарма, а на верную смерть под гусеницами русских танков. Им, истратившим почти все патроны, уставшим, обессилевшим, было достаточно теперь и одного батальона, а русские дивизии потом спокойно могут заняться уничтожением приближающихся с юга колонн легкой пехоты.
  -- Полковник, вам придется продержаться немного дольше, - произнес все так же твердо и уверенно генерал, возвращаясь к разговору с Макгуайром, терпеливо ожидавшим добрых вестей. Напрасно: - Мы обеспечим эвакуацию раненых и доставку боеприпасов по воздуху, организуем мост от вас до Тбилиси. Удерживайте плацдарм, сколь возможно долго. Вы должны сковать действия русских в Чечне, об остальном мы позаботимся, полковник. Запомните, благодаря вам мы лишаем русских свободы маневра. Вы у них как кость поперек горла, так что держитесь, чего бы это ни стоило!
   Мэтью Камински не сомневался - у тех парней, что остались в грозном, нет даже часа. Русские наверняка атакуют вновь, и сделают это немедленно. Они не могут не понимать, что силы десантников на исходе, и не станут медлить. Значит, пора запасаться пластиковыми мешками, и еще надо подумать, где тут ближайших храм - все, что мог сейчас генерал Камински, это молиться за спасение душ тех, кого он только что обрек на гибель.
   Лейтенант, бесстрастно выслушав приказ генерала, развернулся, двинувшись на свое место, но вдруг замер, и, взглянув на своего командира, спросил:
  -- Сэр, у них ведь нет шансов? У наших парней, которые сейчас там, в Грозном? Но мы ведь не можем просто оставить их, сэр!
  -- Какого черта, лейтенант? - нахмурившись, Мэтью Камински исподлобья посмотрел на дрогнувшего под этим взглядом офицера, невольно отшатнувшегося назад. - С каких пор вам позволено обсуждать приказы? - И добавил, уже без гнева, но с затаенной болью, рвущейся из груди: - Мы не бросим наших людей. Вертолеты доставят им все необходимое - оружие, медикаменты, пополнение. Шанс есть, будь я проклят, и все зависит от того, сумеют ли они воспользоваться возможностью. Шесть батальонов здесь, в Тбилиси, готовы направиться туда, чтобы сражаться. И я дам им такую возможность, лейтенант. И сам я хотел бы быть с ними, вгрызаясь русским в глотки, но кто-то должен командовать, кто-то должен потом ответить за все, и за гибель наших людей. К этому я готов.
   Генерал принял решение, и не собирался менять его. Иногда приходится жертвовать малым, чтобы спасти нечто большее, и никому не должно быть дела до того, что терзает душу полководца, посылающего на смерть своих солдат.
  
   На командном пункте операции "Доблестный удар" в Рамштайне в эти минуты тоже внимательно читали сводки с полей сражений. Генерал Эндрю Стивенс бесстрастно пробежал взглядом строки донесения о потерях, отложив документ в сторону.
  -- Сэр, - произнес генерал, взглянув в темный глазок объектива видеокамеры и зная, что каждое его слово отчетливо слышат по другую сторону Атлантики. - Сэр, операция продолжается в соответствие с планом. Мы наступаем по всем направлением, на территорию России уже вошли наземные силы. Бойцы Сто первой воздушно-штурмовой дивизии, три батальона и подразделения поддержки, высадились в Грозном и успешно держат оборону, обеспечивая безопасность зоны высадки. Полагаю, удастся перебросить дивизию полностью через пять-шесть часов. На соединение с десантниками уже движутся батальоны Десятой легкой пехотной дивизии, наступающей с территории Грузии. Третья механизированная дивизия уже перешла российско-эстонскую границу и, не встречая сопротивления, движется в направлении Санкт-Петербурга. Русские не в состоянии нам помешать - господство на море и в воздухе окончательно перешло к нашей авиации, и продвижение сухопутных эшелонов не должно встретить серьезного сопротивления. Полагаю, сэр, мы достигнем поставленных целей точно в срок.
   Генерал Стивенс был вполне доволен собой - всегда приятно докладывать об успехах, которыми, если уж на то пошло, можно прикрыть и промахи, неизбежные в любом деле, тем более, в таком сложном, как война, война со второй по могуществу державой мира. А докладывать приходилось часто, очень часто, и не всегда тем, кто в нетерпении ждал новостей, укрывшись от всего мира на одном из многочисленных подземных уровней Пентагон, предстояло слышать победные реляции. Что ж, война есть война.
  -- Каковы потери на данный момент, генерал?
   Министр обороны Джермейн, как и большинство членов Комитета начальников штабов, те, кто не участвовал непосредственно в руководстве операцией, находился в эти минуты в здании военного ведомства Соединенных Штатов, куда, в конечном итоге, и стекалась информация из сотен источников, начиная от спутников оптической разведки, безмолвно летевших где-то в космической пустоте, и вплоть до орущих в микрофоны портативных радиостанций сержантов на передовой. Все это складывалось в цельную картину, которую могли видеть осененные большими звездами офицеры, хладнокровно решавшие, кому суждено умереть, а кому можно подарить жизнь - и своим, и чужим.
  -- Потери не превышают прогнозируемые, господин министр, - невозмутимо ответил Эндрю Стивенс. - В настоящий момент сопротивление противника ослабевает на всех направлениях. Мы лишились дюжины самолетов, пилотам в большинстве случаев удалось спастись, катапультировавшись над территорией противника, и некоторые из них уже подобраны вертолетами спасательной службы. В настоящий момент наша авиация безраздельно господствует в небе над Россией, обеспечивая действия наземных сил. Противовоздушная оборона русских попросту перестала существовать. Понесенный нами ущерб вполне приемлем, учитывая достигнутые результаты, сэр.
  -- "Авраам Линкольн" на буксире идет к норвежским берегам, - мрачно фыркнул министр обороны. - И, черт возьми, он может и не дотянуть - помпы не справляются с поступающей в трюмы забортной водой. Два ракетных крейсера отправились на дно в считанные минуты. Какого дьявола приемлемый ущерб? Вы в своем ли уме, генерал?! Таких потерь Америка, пожалуй, не несла никогда прежде со времен нападения на Пирл-Харбор!
   Гнев министра - и генерал Стивенс, как никто иной, понимал это - был вызван отнюдь не жалостью и состраданием к погибшим, к их семьям, которые вот-вот получат страшные вести. Для кого-то жертвы войны - это траур в доме, монотонный речитатив священника над свежей могилой, заплаканные старики-родители, юные вдовы в черном, непривычно серьезные дети. Это скорбь и боль, горечь утраты, которая долго не забывается, лишь чуть отступая под натиском каждодневной суеты. Неважно, где и ради каких целей принес себя в жертву молодой, полный сил, жаждавший жить человек, если он, однажды перешагнув через порог, захлопнув за собой дверь, вернется скорбной телеграммой, холодным куском мяса в пластиковой обертке. Смерть - это смерть, и для тех, кто в дин миг лишился кого-то близкого, самого важного в своей жизни по прихоти расчетливых властителей, решивших, что это справедливая цена за приз в большой игре, названной политикой, это всегда лишь боль и страдания. Те, кто сейчас считал убитых и раненых в едва начавшейся войне, думали совершенно иначе.
  -- Русский флот уничтожен, авиация прекратила свое существование, - упрямо произнес генерал Стивенс, исподлобья уставившись в объектив веб-камеры, передававшей каждое его движение за тысячи миль. - Да, сэр, я полагаю, мы заплатили справедливую цену. Потери велики, но и результат превосходит все наши ожидания, господин министр. Но я хочу напомнить, что все еще не решена проблема с топливом. Для обеспечения высоких темпов наступления нам нужно держать самолеты в воздухе все двадцать четыре часа в сутки. Если ослабим натиск - противник сможет опомниться, перегруппировать свои илы, и тогда за каждую пройденную милю придется платить жизнями сотен солдат. Вы знаете, сэр, русские могут воевать, словно безумцы, беспощадно и безжалостно.
   Эндрю Стивенс не испытывал жалости, и был готов послать на смерть не сотни солдат - сотни тысяч, если это нужно для достижения цели. Жалость, сострадание - все это было чуждым для генерала, смысл жизни которого сводился к достижению победы. В прочем, по-своему он все же ценил тех солдат, безликих статистов, которых отправлял на смерть, ведь, потеряв больше людей, чем планировалось сейчас, потом, в самый важный, переломный момент компании, можно было упустить победу просто из-за того, что осталось чуть меньше резервов.
   Точно так же и Роберт Джермейн относился к солдатам, как к капиталу, который старался вложить с большей выгодой. Нет войны без потерь, хотя от методов ее ведения зависит, раздастся ли плач в тысячах домов или всего в нескольких десятках. Но каждый павший на поле сражения солдат должен не отдалять свою страну от победы, но приближать к ней. Смерти неизбежны в бою, так есть от начала времен, но они не должны быть зряшными, не должно быть убийства ради убийства.
   Пусть погибнет хоть сто тысяч, пусть вся Америка содрогнется в рыданьях, но только пусть каждый из этих тысяч мертвецов сумеет забрать с собой жизни хотя бы двух вражеских солдат, и смерть его тогда станет не напрасной. Оба они, и Стивенс, всю жизнь ощущавший на плечах тяжесть погон, и Джермейн, тоже отдавшие долгие годы служению своей стране, признавали лишь такой размен. А иначе вовсе нет смысла вести войну.
  -- Необходимо свести наши потери к минимуму, особенно в живой силе, - жестко напомнил Джермейн. - Нельзя устраивать мясорубку. И к противнику тоже следует относиться с гуманностью - это не завоевательный поход, а операция по защите демократического строя. Так заявил наш президент, обращаясь к нации, и наши действия не должны слишком заметно расходиться с его словами, генерал.
  -- Разумеется, сэр, - усмехнулся Эндрю Стивенс. Да, как было бы славно, позволь политики военным действовать так, как те сами считают нужным, интересуй обитателей Капитолия только результат. А так приходится лавировать между целесообразностью и лицемерными заверениями власть имущих. - Никто не намерен устраивать бойню, если только противника нас к этому не вынудит. Но проблема с горючим, сэр... запасов хватит не более чем на трое суток - в целях обеспечения секретности мы не рискнули создавать большие резервы на театре военных действия, а демарш Эр-Рияда осложнил пополнение запасов сейчас, когда мы сжигаем тысячи галлонов каждый час. Если израсходуем все топливо, наши самолеты, танки, вся техника превратятся в куски металла, совершенно бесполезные, и тогда уже понесенные потери окажутся напрасными. А этого президент точно не простит, министр, сэр!
  -- Эту проблему мы решим в ближайшие часы, генерал, - уверенно ответил Роберт Джермейн. - В Вашингтон пребывает представитель Саудовской Аравии для переговоров на высшем уровне. Еще немного - и арабская нефть вновь хлынет потоком в Европу. Вы сможете без проблем завершить операцию.
   Эндрю Стивенс кивнул, министр обороны кивнул в ответ, и изображение на экране, чуть подрагивавшее, подергивавшееся порой полосами "крупы" атмосферных помех, сменилось угольной чернотой. Там, в Пентагоне, услышали все, что хотели.
  -- Генерал, сэр, - Стивенс обернулся, взглянув на одного из своих офицеров, оторвавшегося на мгновение от монитора и растерянно уставившегося на командующего. - Сэр, получены свежие данные со спутников. В центральной части России выросла активность. Перемещения крупных наземных сил противника.
  -- Что за черт?! Давай картинку!
   Операция была в самом разгаре, в атаку были брошены, кажется, все силы, и здесь, на командном пункте в Рамштайне, ставшем мозгом и сердцем развертывавшейся кампании, неожиданно столкнулись с проблемой, которую прежде не брали в расчет. Потоки информации, стекавшиеся в штаб Стивенса отовсюду, со спутников, самолетов, кораблей, терминалов связи командиров взводов и рот, первыми вступивших в ближний бой, захлестывали офицеров, не успевавших отсеивать второстепенное, буквально захлебываясь в шквале данных. И сейчас генералу несказанно повезло - его люди все же сумели заметить то, что казалось важнее прочего, причем заметили вовремя, пока еще не поздно было принять эффективное решение, а не подстраиваться под действия врага.
   Генерал Стивенс не верил в приметы, магию и подобную чепуху, годившуюся только для детей, да для выживших из ума старух, забывших даже собственные имена. И все же что-то шевельнулось в душе, когда он увидел пыльный шлейф, протянувшийся на половину экрана. Так для объективов спутника "Ки Хоул-11", наматывавшего виток за витком на средней полосой России, предстал след, оставленный сотнями боевых машин.
  -- Движутся от Москвы на северо-запад, генерал, сэр, - пояснил очевидное полковник, указывая на экран. - Полагаю, не меньше дивизии.
  -- Проклятье!
   Отсюда, из Рамштайна, была отчетливо видна картина гигантской битвы, захлестнувшей одну шестую часть суши. У генерала Эндрю Стивенса было достаточно информации, чтобы не только реагировать на действия врага, но, упреждая их, действовать первому, приводя в движение сжавшиеся в готовности к броску вдоль чужих границ армады.
   Два клыка, два стальных когтя вонзались в тело того громадного, чудовищно сильного, но невероятно медлительного и трусливого монстра, имя которому Россия. С севера, вспахивая гусеницами поля, кроша асфальт автострад, мчались танки генерала Свенсона, а с юга, словно подхваченные ветром, мчались наперегонки с ним десантники, вслед за которыми пылили по горным дорогам колонны Десятой пехотной дивизии Камински, рвавшиеся к Грозному. И противник, поняв это, спешил воздвигнуть на пути армии вторжения заслон, да такой, о который запросто модно было обломать зубы, чтобы потом ощутить на себе всю мощь ответно удара.
  -- Третьей механизированной новый приказ, - торопливо заговорил Стивенс. - Задача - уничтожить приближающиеся механизированные части русской армии. Среди этих ублюдков нашлись храбрецы, которые не бегут от боя? Что ж, мы похороним этих безумцев!
   Ни на секунду командующий операцией "Доблестный удар" не усомнился, что противник будет разбит. Русские, лишенные разведки, почти утратившие связь, били вслепую, наугад наносили удары, и вовсе не обязательно было выдерживать их - достаточно просто уклониться, чтобы чуть позже ударить в ответ. Все было ожидаемо и понятно, хотя с волнением все же едва удавалось справиться. Но Стивенс был уверен в своих людях, в каждом до единого.
  -- Джентльмены, действуйте по плану, - громко произнес генерал, обращаясь к находившимся в командном пункте офицерам. - Могу уверить каждого, что мы вполне контролируем ситуацию, но исход событий сейчас, как никогда, зависит от вас, и я надеюсь, вы не подведете. Мне нужна четкость, точность и быстрота от каждого из вас, но никакой суеты и поспешности! Мы в шаге от цели, и достигнем ее, господа!
   На лицах своих людей, отсюда дергавших за нити, приводя в движении эскадры и дивизии, точно искусный кукловод - причудливых марионеток, генерал видел уверенность и решимость. Здесь собрались профессионалы, лучшие из лучших, самые опытные, не раз испытывавшие свои навыки в деле, управляя ведущими бой подразделениям. Что Ирак, что Афганистан, что Россия - все это казалось лишь подобием шахматной доски, отличаясь, разве что, масштабом. И первым гроссмейстером, лучшим, самым удачливым из собравшихся в Рамштайне игроков по праву мог считаться Эндрю Стивенс.
  
   Бригадный генерал Хоуп бесстрастно выслушал приказ, прилетевший по волнам радиосвязи, с легкостью перемахнув кавказский хребет, чтобы превратиться в перемежаемые треском и шелестом помех слова, сыплющиеся из динамика.
  -- Всем подразделениям развернуться в направлении Моздока, - приказал Элайджа Натаниэл Хоуп уставившемуся на него во все глаза лейтенанту. - Максимальная скорость! В бой с мелкими отрядами противника не вступать. Задача всего полка - занять рубежи обороны севернее Грозного, не допустить соединения приближающихся с севера русских войск с гарнизоном города.
   Водитель командно-штабной машины М577А1, один из многих, кто услышал новую команду, послушно коснулся рычагов управления, указывая новый курс. И точно так же, вздымая облака пыли, разворачивались, теперь уже удаляясь от охваченного огнем Грозного, рвавшиеся к чеченской столице батальоны.
  -- Генерал, сэр, - взволнованно промолвил лейтенант, на миг оторвавшись от консоли радиостанции, связывавшей командующего с каждым солдатом Третьего бронекавалерийского полка. - Сэр, получается, мы оставим наших парней, которые уже высадились в Грозном, один на один с целой толпой озверевших русских?
  -- Нет, лейтенант, мы просто сделаем все, чтобы эта толпа не стала еще больше. Наши десантники справятся с противником, если тот не получит подкрепление. А мы как раз и не позволим русским ввести в бой свежие силы.
  -- Но разведка сообщает о двух тяжелых дивизиях, приближающихся с севера! Разве мы сумеем остановить их, сэр?
   Генерал Хоуп скривился, точно съел что-то кислое, но эта гримаса, весьма выразительная, едва ли передавала всю глубину охвативших офицера чувств. Любой, кто мог думать, понимал, что пытаться одним полком сдержать хотя бы на время такую армаду - это даже не смешно. Сто двадцать танков "Абрамс" - грозная сила, но у противника этих танков, может быть, и не столь мощных, впятеро больше, и это уже говорит о многом. Но генерал сейчас был лишен такой роскоши, как возможность выбора.
  -- Мы получили приказ, и выполним его, лейтенант, - отрезал Элайджа Хоуп. - В армии, как в церкви, все следует принимать на веру, или вы уже забыли это? И у нас достаточно сил, чтобы русские напрочь забыли о сопротивлении. Нас поддержит авиация, а также парни из Десятой пехотной дивизии со своими ракетами "Тоу" и "Джейвелин". Мы встретим врага на заранее подготовленных позициях, там и тогда, где нам это будет выгодно. Они нахлынут на нас и откатятся назад, оставив на нейтральной полосе своих мертвецов. Нам не о чем беспокоиться.
   Изменив направление движения, Третий бронекавалерийский полк, стальным потоком огибая с запада Грозный, продолжил стремительное движение на север. Рев дизелей разносился на десятки миль, запросто выдавая положение батальонов, наперегонки стремившихся первыми выйти на исходные рубежи. Полк мчался навстречу бою.
  

Глава 10

  
   Российско-эстонская граница - Вашингтон, США
   19 мая
  
   Рассвет нового дня не принес работникам пограничного перехода в Ивангороде ничего неожиданного. Как и прошлым вечером, по обе стороны от заветного шлагбаума выстроились вереницы легковушек, туристских автобусов и громадных фур, возле которых переминались с ноги на ногу водители и пассажиры. Слышалась разноголосая речь не менее чем на двух языках, прием певучих эстонских разговоров было заметно больше. Ожидая, когда очередь дойдет и до них, люди курили, те, кто не был за рулем, потягивали пиво, бросая нетерпеливые взгляды на пропускной пункт. А там работа шла своим чередом, не быстро и не медленно, как раз так, чтобы очередной путешественник не успел окончательно озвереть, дожидаясь, когда же настанет его час.
  -- Все в порядке, - пограничник кивнул, возвращая документы пожилому эстонцу, флегматично ожидавшему минут пятнадцать, пока бумаги не будут прочитаны вдоль и поперек. - Проезжайте. Добро пожаловать в Россию!
   Автомобиль покатился в открывшийся проход, скользнув под взметнувшимся в зенит шлагбаумом, а пограничник уже махал жезлом, будто подманивая следующую машину. Водитель тягача "Скания", увидев это движение, послушно снял грузовик с тормозов, медленно покатившись навстречу вышагивавшему по асфальту таможеннику.
  -- Ваши документы, - привычно козырнул пограничник, когда шофер спрыгнул на землю с полутораметровой высоты массивного трейлера. - Документы на груз?
   Водитель тотчас протянул целую пачку бланков, поверх которых лежали запаянные в пластик права, но таможенник вдруг словно перестал его видеть. Странный звук, донесшийся откуда-то со стороны границы, приковал внимание пограничника, и тот, напрягшись, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что же происходило в конце длиной очереди, выстроившейся перед шлагбаумом.
  -- Что случилось, - напарник пограничника выскочил из будки, сразу заметив, что что-то не так. - Что там?
   Теперь оба они, и водитель, не осмелившийся торопить представителей власти, слышали странный вой, сопровождавшийся металлическим лязгом. Шум становился все громче, все отчетливее, и внезапно к нему присоединились испуганно-удивленные крики тех, кто ждал возможности попасть в другую страну.
  -- Какого черта? - Таможенники переглянулись, недоуменно уставившись друг на друга. По ту сторону границы происходило нечто необычное и наверняка опасное, и два человека, призванные охранять рубежи своей родины, больше всего сейчас хотели просто убежать.
   Из машин, выстроившихся длинной колонной перед шлагбаумом, тем временим выскакивали водители и пассажиры, и многие из них, забыв разом обо всех условностях, бросились в сторону поста, что-то крича сразу на нескольких языках.
  -- Куда? - Один из таможенников толкнул в грудь проскочившего под шлагбаумом человека: - Стоять! Все назад, мать вашу! Что за...
   Подавившись последними словами, работник таможни вдруг замолчал, с ужасом уставившись туда, где из-за фургонов и автобусов показалась угловатая башня боевой машины. Танк, окрашенный в темно-зеленый цвет, полз к пропускному пункту, подминая под себя легковушки, хозяева которых едва успевали выскочить, чтобы не погибнуть под широкими гусеницами, сминавшими корпуса автомобилей, точно бумагу. Похожие на яркие игрушки автомобили разлетались в стороны, переворачиваясь кверху колесами, превращаясь в монумент нарушенному покою, растоптанному миру.
  -- Черт, это же американцы! - кто-то указал на белую звезду, ярким пятном выделявшуюся на плоском борту широкой, во весь корпус, приплюснутой башни.
   Оставляя за собой полосу сплошного разрушения, танк М1А2 "Абрамс" неудержимо приближался к таможенному посту. Его угловатые формы, сильно скошенные лобовые бронелисты корпуса и башни, приковывали взгляды замерших в оцепенении людей. Гусеницы, непрерывно перематываясь, крошили асфальт, а позади боевой машины выпростался шлейф выхлопных газов, вырывавшихся из широкого сопла в корме.
  -- О, черт, - увидев, что танк, оставивший после себя раздавленные, смятые в лепешку машины и испуганных людей, стремительно приближается к посту, таможенники, не сговариваясь, бросились назад. - Бежим!
   Танк, пятьдесят семь тонн непроницаемой брони, приводимые в движение газовой Трубиной мощностью тысяча пятьсот лошадиных сил, не останавливаясь, снес шлагбаум, направившись к будке, тонкие стены которой не могли создать даже видимость защиты. С лязгом откинулась тяжелая крышка, и из проема люка по пояс высунулся танкист в светло-коричневом комбинезоне и сферическом шлеме. Оскалившись, американец развернул крупнокалиберный пулемет М2НВ, установленный на шкворне на крыше башни, нацелив ствол как раз на пропускной пункт. Дослав в ствол первый патрон, танкист нажал на гашетку, и тяжелый "Браунинг" с грохотом выплюнул поток сорокашестиграммовых свинцовых градин.
   Пули с легкостью прошили пластик будки, уносясь тотчас куда-то вдаль, пока не иссякнет сообщенная им пороховыми зарядами патрона энергия. Визг свинца над головами заставил столпившихся вдоль обочины людей в ужасе попадать на землю, а кто-то, не видя ничего перед собой от страха, кинулся прочь, спасая собственную жизнь.
   Танк, оглашая округу воем запущенной на максимальные обороты турбины, промчался по шоссе, сметая все на своем пути. И любой, кто видел его сейчас, не мог усомниться и на миг, что эту махину, изрыгающую пламя, способен остановить человек. в ужасе люди бежали с пути боевой машины, и темнокожий танкист, оскалившись в кровожадной улыбке белоснежные зубы, развернул зенитный пулемет, послав вослед беглецам длинную очередь.
   "Браунинг" часто застучал, выплевывая пламя. Пули, брызги раскаленного свинца, со свистом пролетели над головами, вспоров борт огромного туристского автобуса, с распахнутыми дверьми стоявшего посреди шоссе. Очередь наискось перечеркнула разрисованный яркими надписями борт, пробив бак, уже наполовину пустой, и пары бензина взорвались. Автобус подбросило вверх на два метра, перевернуло и отшвырнуло на ряд легковушек.
   "Абрамс", подобно колеснице мстительных богов, полз и полз вперед, грозно выставив перед собой ствол мощного орудия, способного сокрушить любую броню, вогнав подкалиберный снаряд с двух тысяч ярдов в мишень размером с люк. А следом за ним из-за поворота уже показались другие танки, с башен которых грозно щерились в небо толстыми стволами крупнокалиберные зенитные пулеметы. Громадные "Абрамсы", извиваясь по автостраде стальной змеей, неслись вперед со скоростью семьдесят километров в час, и за ними не без труда поспевали боевые машины пехоты М2А2 "Брэдли", шумно лязгая гусеничными траками.
  -- Черт возьми, что это такое? - один из таможенников, стоя на обочине, с ужасом, сам не вполне веря своим глазам, смотрел на движущуюся мимо него колонну. Десятки боевых машин, сжатые в стальной кулак, пересекли границу, устремившись на российскую землю.
  -- Война, - отстранено пробормотал его напарник. - Это война, мать ее! Война!
   Бронемашины шли и шли, сменяя одна другую, и высовывавшиеся из люков солдаты, размахивая руками, что-то кричали сквозь рев дизельных двигателей смотревшим на них снизу вверх людям. А над ними, обрушивая на разбуженную землю оглушительный вой турбин, летели, подхваченный полупрозрачными крыльями бешено крутившихся винтов, вертолеты, из-под коротких крылышек которых свисали гроздья ракет.
   Окутанные предрассветной дремотой Ивангород вздрогнул, когда по его улочкам с лязгом поползли громады танков и бронемашин, выплевывавших в небо густые клубы тяжелого, черного дыма из выхлопных труб и сопел реактивных турбин. Горожане, оказавшиеся в этот ранний час вне своих домов, вовсе не казавшихся теперь неприступными крепостями, бежали, скрываясь в подворотнях, или, напротив, оцепенев, стояли посреди улицы, наблюдая, как наползают на них грохочущие боевые машины. На глазах врасплох застигнутых неожиданными событиями случайных зрителей начиналась новая глава мировой истории. Так на западных рубежах страны началась наземная фаза операции "Доблестный удар".
  
   Генерал Свенсон, впившись пристальным взглядом в монитор, жадно наблюдал за перемещением разноцветных меток по карте, на которой были отображены западные районы России, прилегавшие к самой Балтике. Каждый из этих символов, словно единое целое, передвигавшихся на восток, в реальности был ротой или батальоном дивизии, одной из первых вошедшей на территорию врага, чтобы окончательно переломить ему хребет, утверждая собственную победу. Благодаря системе спутниковой навигации NAVSTAR - а каждая бронемашина была оснащена приемником GPS - командующий дивизией каждую секунду мог знать с точностью, измеряемой ярдами, положение каждого танка, появись у генерала такое желание. Боевая операция превращалась в нечто наподобие шахматной партии, только в этой игре цена поражения была слишком высока, чтобы Ральф Свенсон мог позволить себе проиграть.
   Бронированная лавина текла на восток неудержимым потоком, способным сходу смести любую преграду, вмяв в землю любое препятствие и продолжив движение. Лязг гусениц, надсадный вой газотурбинных двигателей и яростный рык вторивших им дизелей, сливавшиеся воедино, разносились на десятки, на сотни миль, заставляя застигнутых на улице людей, простых обывателей, знать не знавших, что держава, в которой они родились, уже почти перестала существовать, искать спасения в своих домах, будто тонкие стены, фанерные двери и хлипкие замки могли защитить их. В прочем, тем, кто целеустремленно вел на восток боевые машины, не было дела до этой суеты. Впереди, все ближе и ближе с каждой минутой, ждала цель, и не было сейчас того, кто не желал бы первым достигнуть ее.
  -- Наступление идет по плану, - в сотый раз изучив карту, на которой постоянно что-то перемещалось, сообщил своим офицерам Свенсон. - Подразделения в срок заняли исходные рубежи и сейчас движутся заданным курсом. Командиры батальонов докладывают об отсутствии сопротивления. Черт возьми, это все больше напоминает легкую прогулку перед обедом, джентльмены!
   Третья механизированная дивизия, выбросив вперед стальные клинья танковых батальонов, рвалась к Санкт-Петербургу. Гусеничные траки вспахивали поля, едва успевшие принять в себя зерна, которым теперь едва ли суждено было ждать всходы. Танки М1А2SEP "Абрамс", последнее слово заокеанской военной техники, рукотворные монстры весом в шестьдесят две тонны, буквально летели над землей, разогнанные тысячапятисотсильными турбинами "Лайкоминг" до скорости больше шестидесяти километров в час. И лишь только то, что эти стальные глыбы, кажущиеся до жути неповоротливыми и тяжеловесными, могли двигаться так быстро, внушало уважение и страх перед теми, кто смог создать такое оружие. Подвижные крепости, защищенные прочной урановой броней бастионы, мчались по автострадам и проселкам, кроша потрескавшийся асфальт, с ходу преодолевая знаменитое русское бездорожье, и едва ли что-то могло хотя бы замедлить их неудержимое стремление к цели.
   Танки шли на острие удара, готовые расчистить точными выстрелами из гладкоствольных орудий М256 путь двигавшимся следом пехотным батальонам, вереницам боевых машин M2A2 "Брэдли", несущим в своем чреве десант, не просто не страшащийся боя - ждущий его, как самого счастливого мига в своей жизни, и ради него готового поступиться многим. А над их головами, опережая и танки, и бронемашины, вселяя в сердца людей еще большую уверенность в грядущей победе, мчались ударные вертолеты АН-64D "Апач", пилоты которых были готовы первыми обнаружить врага, сумей тот опомниться, и первыми вступить с ним в бой, стремительно атакуя с неба. Глаза солдат, всех без исключения, светились азартом и яростью, и чувства эти передавались каждому, так что вскоре и генерал Свенсон, находившийся в передовых эшелонах своей дивизии, ощутил сладостный трепет.
   Они пришли сюда, на чужую землю, на землю врага, наконец, получив возможность окончательно решить, кто лучший боец. И пока русские не смогли удивить ни генерала, ни его людей - дивизия мчалась и мчалась, наматывая на гусеницы милю за милей, и никто даже не пытался встать на ее пути. В прочем, каждый американский солдат, в это утро ступивший на русскую землю, не испытывал и тени сомнения на счет того, чем обернется для врага подобная попытка, акт отчаяния, если судить строго, но и единственный шанс хотя бы спасти свое лицо.
  -- В этих краях русские не раз ломали хребет тем, кто непрошенными являлся на их земли, - неожиданно произнес начальник штаба, вместе с командующим замкнутый в тесноте десантного отделения командно-штабной машины М4 BCV. - В сорок четвертом Иваны заставили нацистов искупаться в водах Ладожского озера, когда отбросили тех от Петербурга. В прочем, немцам это было уже не в новинку - лет восемьсот назад их рыцари уже тонули в этих волнах, загнанные в озеро каким-то русским князем, - усмехнувшись, вдруг припомнил офицер.
   Начальнику штаба приходилось заметно повышать голос, приблизившись к Свенсону едва не вплотную. В отсеке бронемашины было не только тесно - звук работающего на полных оборотах двигателя проникал сквозь броню, сквозь любую звукоизоляцию, порой заставляя почти кричать. Правда, все вполне привыкли к этому, предпочитая тишине надежную защиту, которую давал стальной корпус машины. И под ним, словно под панцирем, офицеры могли спокойно обдумывать свои решения, управляя всем этим громадным, невообразимо сложным и могучим организмом, имя которому было механизированная дивизия Армии США.
  -- Если эти ублюдки встанут на моем пути, я искупаю их не в каком-то чертовом озере, а в их поганой крови, - отрезал генерал, зло оскалившись в ответ на реплику своего подчиненного. - Пусть только у них хватит глупости помешать нам, приняв бой!
   Генерал Ральф Свенсон был достаточно образован, знал он и историю, в особенности, историю вечно вероятного противника, но сейчас командующему дивизией было не до пустых разговоров. Да, зная прошлое, возможно порой предсказать и будущее, но сейчас оно и так было ясно. Если только русские очнутся, оправятся от шока, смогут собрать в кулак свою волю, если среди них окажется хотя бы один толковый командир, умыться кровью придется как раз бойцам Третьей механизированной, пусть даже и разгромив-таки противника.
   В основе наступления с самого начала лежал не трезвый расчет, основанный на фактах и обоснованных предположениях, а риск. Риск, да еще ставка на безграничное господство своей авиации в русском небе - вот и все, что имел генерал Ральф Свенсон, отдав приказ перейти границу.
   Вливавшийся на территорию России грохочущий поток, стальные батальоны, снимавшиеся с места, едва успев выгрузиться на таллиннские пирсы, устремился на восток по узкому перешейку между побережьем Финского залива и Чудским озером, через Нарву, разбудив сперва эстонских крестьян, в панике выбегавших из домов при виде заполонивших все автострады танковых колонн, а затем и русских, кажется, еще и сейчас толком не понявших, видели ли они явившуюся с запада смертоносную машинерию наяву, или же то был лишь сон.
   Наступление велось в чрезвычайно высоком темпе, когда каждое действие каждого солдата было расписано по секундам. Десятки мостоукладчиков за считанные минуты навели многочисленные переправы через Нарву, и стальная лавина хлынула на восток, разворачиваясь максимально широким фронтом, чтобы в бой разом могло вступить как можно больше боевых машин. Тогда, в первые минуты вторжения еще всерьез верили, что противник найдет в себе силы сопротивляться.
   Выбранное направление для удара открывало кратчайший путь к Санкт-Петербургу, но здесь в узости, подразделения не могли двигаться одновременно широким фронтом, и командиры невольно отдавали приказ снизить скорость, так что по обе стороны границы на какое-то время скопилась масса людей и техники. Это были, пожалуй, самые страшные минуты за всю жизнь, прибавившие генералу Свенсону немало седых волос. Успей русские что-то понять, почувствовать своим варварским, звериным чутьем, отыщись в их штабах хоть кто-то, готовый рискнуть, взяв на себя ответственность, и одного полка хватило бы, чтобы запереть проход.
   В тот миг, когда головные машины пересекли линию границы, сердце генерала судорожно сжалось, хотя он, получая информацию отовсюду, и даже из космоса, как никто иной, знал, что ждет на чужой земле его парней. И все же дурные предчувствия не оставляли командующего. В любое мгновение он ждал, что стволы искусно замаскированных противотанковых пушек харкнут в лицо его танкистам шквалом бронебойных снарядов, а следом взовьются в воздух огненные стрелы управляемых ракет. Но передовые подразделения встретило лишь испуганное молчание.
  -- Генерал, мы будем в Петербурге не позднее, чем через пять часов, - доложил Свенсон командующему операцией, прямо из десантного отсека командно-штабной машины установив связь с Рамштайном. - Противник деморализован, лишился управления, и не сумеет остановить наше наступление, сэр!
  -- Отличные новости, Ральф, - с неподдельной радостью ответил генерал Стивенс. - Надеюсь, все обойдется без неожиданностей. Пока мы обеспечили себе перевес на всех направлениях и успешно продвигаемся вперед. Русские фактически разгромлены, осталось только собрать плоды победы!
   Атака продолжалась, и темп ее только нарастал. Танки мчались на восток, оставляя за собой густой шлейф выхлопных газов, и за их движением напряженно следили те, кто находился, подчас, за тысячи миль. Беспилотные разведчики RQ-1A "Предейтор" вились на полями и холмами, позволяя своим операторам, своим пилотам, находившимся в полной безопасности в тыловых эшелонах, первыми увидеть врага. А с орбиты, и ледяного безмолвия ближнего космоса, на дивизию, вытянувшуюся на десятки миль лязгающей змеей, уставились объективы разведывательных спутников "Ки Хоул-11", вереницей проносившихся над русскими просторами, исчезая за горизонтом, чтобы затем появиться вновь, но уже с другой стороны, описав полный круг над поверхностью планеты.
   Танки, впиваясь в рыхлую землю клыками гусеничных траков, могуче шли вперед, приближаясь к цели. В их железных "сердцах", скрытых под толщей брони, жарко пылало пламя, дающее жизнь этим глыбам металла. Там сгорала, превращаясь в тяжелый, густой дым, нефть. Та самая нефть, которая вдруг стала цениться намного дороже золота, ведь даже все золото этого мира не способно сдвинуть с места боевые машины. Нефть в эти минуты занимала умы многих наделенных властью людей, которые - каждый со своим резоном - готовились по другую сторону Атлантики к битве, не менее жаркой, чем та, что уже кипела на одной шестой части суши.
  
   Громадный "Боинг-737", сверкая аэронавигационными огнями, описал широкий круг над озаренным десятками прожекторов летным полем аэропорта Алена Даллеса. Пилоты, управлявшие аэробусом, за несколько часов преодолевшим тысячи миль, чтобы оказаться над американской землей, были профессионалами - иным не доверили бы жизни таких пассажиров, которые как раз в эти мгновения с нетерпением ждали возможности покинуть салон лайнера. Летчики уверенно зашли на посадку, оточенными движениями рук, не менее чутких, чем у самого виртуозного пианиста, заставив крылатую машину снизиться, сбрасывая скорость.
   Те, кто находился на борту "Боинга", едва смогли почувствовать тот миг, когда шасси коснулись бетонного покрытия посадочной полосы. В иллюминаторах мелькнули, сливаясь в сплошную полосу света, огни огромного аэродрома, воздушных ворот Америки, гостеприимно распахнутых для всякого, кто прибывал сюда с добрыми намерениями. Но нынешних гостей здесь предпочли бы не видеть никогда.
  -- Нас уже ждут, Ваше высочество, - облаченный в летную форму мужчина, смуглокожий курчавый потомок бедуинов, сменивший верблюда на современный аэробус, почтительно поклонился откинувшемуся на спинку кресла принцу Аль Джебри, отстраненно уставившемуся в иллюминатор. - Американцы сообщили, что подадут машины прямо на летное поле, к трапу. Кажется, им не терпится встретиться с вами, господин.
  -- Им не терпится вновь присосаться к нашей глотке, напиться нашей нефти, - презрительно усмехнулся принц, взглянув на командира экипажа. - Мы для этих неверных псов - никто, но то сокровище, что хранят в себе наши пески, ценится ими дороже любых сокровищ, тем более, сейчас, когда иметь достаточно топлива почти наверняка означает одержать победу в войне с самым сильным противником, какого только можно представить.
   Даже сейчас, за считанные десятки минут до начала самых важных в его жизни переговоров, Хафиз Аль Джебри внешне казался совершенно невозмутимым, являя собой образец спокойствия. Только нервная дрожь в голосе, едва заметная, в прочем, выдавала тщательно скрываемое даже от самых близких и верных слуг волнение. И было бы странно не волноваться, зная, что ждет отпрыска королевской семьи, прибывшего на землю могущественного союзника королевства отнюдь не с дружественной миссией.
   Лайнер, прокатившись несколько сотен ярдов по бетону, наконец, остановился, застыв сверкающей в свете множества прожекторов глыбой. Здесь, в Соединенных Штатах, уже близилась ночь, и потому принц мгновенно увидел колонну строгих автомобилей, включив фары, медленно ехавших по рулежной дорожке.
   Очередной визит арабского принца на американскую землю, в отличие от предыдущего, не просто не скрывался, напротив, о нем были осведомлены буквально все, а потому отпрыска правящей династии ждали, и ждали с явным нетерпением. Кавалькада остановилась в нескольких десятках шагов от "Боинга", к которому уже подали трап.
   Расписанная затейливыми арабскими письменами сигара трансконтинентального лайнера приковала внимание многих. Со всех сторон к самолету мчались, разгоняя вечерний сумрак вспышками проблесковых маячков, полицейские автомобили, а где-то поодаль медленно ползли в тени ярко-оранжевые - в темноте, в прочем, это было не понятно - машины спасательных служб, готовых вступить в действия при любом намеке на аварию. Но принц Аль Джебри, как истинный потомок гордых бедуинов, в давние времена с огнем и мечом прошедших от Индии до Испании, не обращал на царившую суету ни малейшего внимания, будучи поглощен предстоящей встречей с лидером самой мощной на планете державы.
  -- Жадные твари, - презрительно бросил принц, замерев на миг в проеме распахнутого люка, чтобы насладиться панорамой вечернего Вашингтона, озаренного тысячами перемигивающихся огней. - Думают, мы в страхе отдадим им все, стоит только прикрикнуть на нас, неверные псы! Что ж, пусть тешат себя надеждой, пока еще возможно!
   У основания трапа переминались с ноги на ногу люди в строгих костюмах, бросавшие наверх нетерпеливые взгляды. Они, движимые долгом, ждали, а гость с трудом нашел в себе силы отказаться от того, чтобы чуть потянуть время. И принц Аль Джебри, надменно улыбнувшись, сделал шаг вперед, сходя на чужую землю.
   В развевающихся одеждах, бурнусе и куффии, посланник далекого королевства казался сбежавшим с бал-маскарада, настолько неестественно выглядел его наряд здесь, в гуще строгих костюмов или форменных кителей. Но те, кто встречал аравийского принца, даже на миг не позволили себе проявление иронии - внешность здесь и сейчас была как никогда обманчива для тех, кто знал суть происходящего.
  -- Ваше высочество, - отделившийся от группы встречавших принца людей мужчина, типичный англосакс, учтиво поклонился, выступив навстречу Аль Джебри. - Ваше высочество, приветствую вас в Соединенных Штатах Америки. Я здесь по поручению моего начальника, госсекретаря Флипса и самого президента Мердока. Они с нетерпением ждут вас в Белом Доме, господин принц, и мне поручено сопровождать вас на переговоры.
   Хафиз Аль Джебри горделиво кивнул, не без высокомерия взглянув на американца. Этот человек, наверняка обличенный немалой властью здесь, в своей стране, заметно нервничал, понимая, что может оказаться причастным к событиям, поистине историческим. Во всяком случае, сам Аль Джебри пересек Атлантику для того, чтобы именно такими они и стали.
  -- Я не смею заставлять ждать вашего президента, - бесстрастно промолвил принц, уставившись поверх головы своего собеседника. - Нам есть, о чем побеседовать, и дело, с которым я прибыл сюда, не терпит отлагательств.
  -- Что ж, в таком случае, поспешим, Ваше высочество!
   Американец, явно испытав некоторое облегчение, двинулся к замершим в ожидании своих пассажиров автомобилям, приглашающе распахнувшим дверцы. Следом за ним, почти шаг в шаг, двинулся и сам принц, сопровождаемый немногочисленной свитой, скорее, следовавшей за Аль Джебри для того, чтобы подчеркнуть его статус, нежели ради оказания реальной помощи.
   Следуя за провожатым к роскошному лимузину, тихо фырчавшему мощным мотором, Хафиз Аль Джебри не смог сдержать ухмылки, наблюдая за суетой очередного неверного, каких много уже попадалось на пути принца. Чиновник, представитель безликого и всемогущего монстра по имени Америка, торопился, не догадываясь еще, что каждым своим шагом приближает крах.
   Кортеж, сопровождаемый многочисленными мотоциклистами, сорвался, взвизгнув покрышками по бетону посадочной полосы, стремительно уносясь прочь из аэропорта, все движение в котором оказалось парализовано на долгие десятки минут. Американцы, сопровождавшие высокородного гостя, хотя и не чувствуя почтения к его титулу, ощущали облегчение, искренне веря, что вскоре все проблемы с успехом и выгодой для родной страны разрешатся. Хафиз Аль Джебри, развалившийся на заднем сидении роскошного "Линкольна", лишь улыбался в усы, не спеша разочаровывать своих провожатых - мир уже успел неузнаваемо измениться, но вскоре, если все пойдет так, как задумано, от прежнего порядка не останется и воспоминаний.
  
   Джозеф Мердок, торопливо вышагивая по коридорам Белого Дома, полы в которых были выстланы коврами, глушившими звук шагов множества людей, на ходу выслушивал очередной доклад министра обороны. Они вдвоем оторвались от свиты, едва поспевавшей за своим президентом, и стоявшие в карауле у дверей морские пехотинцы и агенты Секретной службы только успевали распахивать двери перед полноправным - пускай и временным - владельцем этих апартаментов.
  -- Расчеты наших аналитиков подтвердились почти полностью, - торопливо, проглатывая слова, говорил Роберт Джермейн, ради этого момента выбравшийся из подземных казематов Пентагона. В прочем, на успех операции это точно не должно было сказаться - там оставался Дональд Форстер, в опыте и профессионализме которого ни у кого не возникало сомнений. - Сейчас, по истечении пятого часа операции "Доблестный удар", можно с уверенностью сказать, что противник никак не был готов к нашему вторжению, кажется, даже в теории не рассматривая такую возможность.
  -- Швецов бы наверняка рассматривал ее и был бы готов к атаке, - усмехнулся Мердок. - Пожалуй, он еще приказал бы своим войскам перейти в наступление, не ограничившись только отражением удара.
   Глава военного ведомства только пожал плечами, не видя смысла гадать, что было бы, останься у власти законный президент. В прочем, Джермейн был согласен с Мердоком - Алексей Швецов был не из тех людей, которые теряют уверенность в себе при первой же неудаче. Да другой человек и не сумел бы выжить в аду Афганистана.
  -- Русские войска деморализованы, командование либо уничтожено, либо лишено возможности управлять своими людьми, - продолжил министр обороны. - Мы практически лишили русских связи, забив помехами все частоты, а проводные линии ограничивают мобильность, привязывая штабы к определенным точкам, по которым наши пилоты уже успешно отбомбились.
  -- Угроза применения ядерного оружия, насколько она высока сейчас, Роберт?
  -- Стремится к нулю, - не без гордости заверил своего шефа Джермейн. - Здесь свою роль сыграло все тоже нарушение связи. Русские подлодки, капитаны которых могут применить оружие и без прямой команды из Кремля, так ничего и не узнают о творящемся на суше. Сейчас наш флот, уничтожив русские корабли в открытом море, начал охоту за подводными ракетоносцами русских, и мы все их потопим до единого, господин президент. Наземные же комплексы на автомобилях или железнодорожных платформах уже почти все уничтожены или выведены из строя, так что нам нет нужды опасаться ядерного удара. Тем более, отдать приказ на применение ракет глава русского правительства, исполняющий теперь обязанности Швецова, просто не может.
  -- Кстати, что слышно о Самойлове, - с интересом спросил Мердок. - Где он сейчас, что замышляет?
  -- Полагаю, русский министр деморализован еще в большей степени, чем его генералы. Самойлов, по нашим данным, укрылся в одном из бункеров на территории Москвы, откуда как-то возможно руководить уцелевшими после первого удара войсками. Но мне с трудом верится, что Самойлов решится сопротивляться. Скорее всего, он вскоре попытается вступить в переговоры. Кажется, и сам он, и его коллеги из русского правительства очень напуганы.
  -- Нельзя полагаться на случай. В безвыходной ситуации человек способен на любую, самую непредсказуемую глупость, которая сейчас может стоить жизней множества наших людей. Самойлов должен быть немедленно нейтрализован!
  -- Господин президент, сэр, на авиабазах в Германии в полной готовности находится Восемьдесят вторая воздушно-десантная дивизия. Как только наши наземные силы достигнут заданных рубежей, разгромив группировки русских войск, десантники высадятся в Москве, захватив или уничтожив, если не останется иного выхода, членов русского правительства, лишив страну политического, да и военного тоже руководства.
  -- А как сейчас разворачивается наступление, Роберт?
  -- В целом все идет по плану, правда, в Грозном у наших парней возникли некоторые проблемы, - уклончиво ответил Мердок. - Гарнизон города оказала неожиданно сильное сопротивление, Сто первая воздушно-штурмовая дивизия понесла потери, хотя и не очень серьезные.
  -- Черт, только не говорите мне больше о потерях, - вдруг взвился Джозеф Мердок. - С меня вполне достаточно и "Авраама Линкольна", в который чертовы русские всадили десяток ракет! Погибли сотни моряков, боевая мощь флота резко упала! Это уже почти катастрофа, Роберт!
  -- Всего четыре ракеты, сэр, - осмелился возразить глава военного ведомства. - И эта жертва принесла нам господство на море, возможность безнаказанно атаковать территорию России с побережья, выбирая наиболее выгодные направления ударов. Самый мощный, кроме нашего, разумеется, флот на планете прекратил свое существование, так что падение боевой готовности уже ничего не значит - чтобы справиться с теми, кто остался, нам хватит в вдвое меньшего числа авианосцев, чем есть сейчас в строю.
   В конечном итоге, оба, и президент, и министр, понимали, что не может быть войны без потерь, но все же Мердока беспокоили вопросы престижа в большей степени, чем вопросы военной стратегии. Гражданский человек до мозга костей, президент мыслил иными категориями, нежели Роберт Джермейн, который, хотя тоже был штатским, проникся сутью своего ведомства, приобретя и определенный образ мышления.
  -- Что ж, вы почти убедили меня, - криво усмехнулся Мердок. - Так что там с Грозным? Почему вы вообще уделяете такое внимание Чечне, Роберт?
  -- Этот регион стратегически важен в политическом, идеологическом, если угодно, смысле, господин президент. Если мы выбросим русских с Кавказа, разгромим их, горцы, давно ведущие партизанскую войну, присоединятся к нам, и тогда у наших парней появится оправдание своих действий - агрессия изначально хуже, чем освободительная война, сэр. Во всяком случае, наши аналитики уверены в правильности таких действий, - поспешил откреститься от авторов уже запущенного плана министр обороны.
  -- На юге русские развернули несколько своих дивизий, - заметил президент. - Отборных дивизий, вооруженных и подготовленных лучше, чем другие. Вот об этом и нужно думать вашим аналитикам, Роберт. Десантники и легкая пехота не выстоят против танков, и все наши успехи могут растаять за считанные часы, стоит только этой массе перейти в решительное наступление.
  -- Да, сэр, разведка сообщает о перемещениях тяжелых соединений русских в нескольких сотнях миль от предгорий Кавказа. Не исключено, что противник готовит контрудар, как-то сумев скоординировать свои действия. Но мы сможем достойно ответить на эту угрозу, господин президент, - невозмутимо ответил Джермейн. - В Грузии и Турции находятся сотни вертолетов и самолетов, и нам даже не понадобится сражаться с русскими танками на земле, ставя себя в равные условия. В любом случае, мы знаем о противнике несравненно больше. Враг лишен командования, связи, разведки, а мы можем следить за ним хоть с воздуха, хоть из космоса, господин президент. Если русские рискнут, то лишь приблизят свой конец, понеся лишние потери, без которых можно еще обойтись. Мы раздавим их, сэр! Эта война не для того была начата нами, чтобы завершиться победой врага!
   Эти слова хотел слышать Джозеф Мердок, и министр обороны произнес их. Президенту предстояла сейчас схватка, не менее яростная, чем тем солдатам, что сражались сейчас с русскими на грозненском аэродроме, окруженные врагом, изнуренные, почти уже отчаявшиеся. И американский лидер, чувствуя, как затрепетало в груди, точно запертая в клетке птица, сердце, и застучало вдруг в висках, шагнул в зал переговоров, туда, где его уже ждали верные помощники и гость из далекой восточной страны, той, которой Господь отчего-то даровал колоссальные, попросту невообразимые запасы черного золота, этой черной маслянистой жидкости, которая вдруг стала самым важным для победы, оттеснив в сторону и ракеты, и авианосцы.
  
   Роберт Джермейн, будучи весьма честным человеком, порой просто играл, следуя необходимости, чувствуя ситуацию и ни на миг не забывая о политике. Он говорил то, что сам хотел видеть, что желал слышать его президент, но мнение министра было не единственным, и многие не решились бы назвать его верным. Большинство этих людей вдруг оказались собраны на авиабазе Рамштайн, откуда картина была видна с лучшими подробностями.
   Эндрю Стивенс устало потер глаза, на миг отвернувшись от монитора. Генералу казалось, что под веки насыпали целую лопату песка, так что уже больно стало просто смотреть на свет. И те, кто находился рядом, выглядели немного лучше - воспаленные глаза с налившимися кровью прожилками сосудов, нервная бледность на лицах, слишком громкие голоса, выдававшие неестественное возбуждение. Ни крепкий кофе, ни сигареты уже почти не спасали, и только стимуляторы на манер тех, которыми в дальних рейдах пользуются рейнджеры, еще как-то могли исправить положение.
  -- Чертовы русские сметут моих парней, Эндрю, - устало произнес за тысячи миль генерал Камински, и его изображение на экране нервно шевельнуло губами в тот миг, когда динами выплюнул эти слова. - Если что-то немедленно не предпринять, это будет катастрофа! Дьявол, да там же полтысячи танков! Эта армада раскатает в тонкий блин, от Волги до Кавказа, и десантников, и всю мою Десятую дивизию. Силы неравны!
  -- На вашей стороне - превосходство в средствах разведки, к тому же мы окончательно завоевали господство в воздухе. У вас сейчас есть, что противопоставить русским со всеми их танками, Мэтью.
   Эндрю Стивенс, хотя и понимал беспокойство командующего Десятой пехотной дивизией, все же не разделял излишнего волнения. Более полутора сотен ударных вертолетов "Апач", развернутых в Тбилиси и на ближайших аэродромах, иногда возведенных прямо на горных склонах, на небольших площадках, кое-как оборудованных для базирования винтокрылых машин, были страшной силой.
   Бригады армейской авиации Десятой пехотной и Сто первой воздушно-штурмовой дивизий, усиленные Двести двадцать девятой бригадой армейской авиации - все вооруженные новейшими AH-64D "Апач Лонгбоу" - сами по себе могли решить исход любого сражения, но спины им подпирали штурмовики A-10A "Тандерболт", ждавшие своего часа на авиабазах в Турции, а также тактические истребители F-16C "Файтинг Фалкон". Шквал ракет мог отбросить назад самого упертого противника, но те, кто слышал лязг гусениц приближавшихся с севера танков, видели все иначе, с трудом сохраняя хладнокровие.
  -- Да, мы знаем, где противник, можем наблюдать за ним почти непрерывно, но что с того? - совсем не весело рассмеялся Камински. - Воспользоваться этими знаниями мы едва ли можем. Я выдвинул против русских Третий бронекавалерийский полк, это остановит их ненадолго, задержит, но отнюдь не заставит отступить или прекратить борьбу. Через считанные часы, еще до полуночи - у нас здесь, на Кавказе, только наступил полдень - русские будут в Грозном, и парни из Сто первой воздушно-штурмовой станут покойниками. Их сметут, даже не заметив, а потом примутся за всех остальных.
   Мэтью Камински был обеспокоен, более того, он пребывал уже на грани паники. Две тяжелые дивизии, надвигавшиеся из калмыцких степей, нависали над южной группировкой американской армии, казалось, только что успешно начавшей вторжение, как меч палача над шеей приговоренного, и клинок уже начал свое смертоносное падение. И это заставило бы выйти из себя любого, кто знает цену поражению в бою.
  -- Это серьезная проблема, - согласился генерал Стивенс, в голове которого крутились сейчас десятки донесений и развдесводок, ворох информации, из которой едва ли возможно было выбрать нечто, действительно нужное. - Мы решим ее. Третий бронекавалерийский встретит противника на заранее подготовленных позициях, при поддержке вертолетов и тактической авиации, и сможет нанести русским такой урон, что они не решатся продолжить наступление. Главное - ударить по их воле, по боевому духу, который и так уже надломлен.
   Беспокойство и нервозность Камински уже вполне передались Эндрю Стивенсу. В Рамштайне видели во всех подробностях происходящее в предгорьях Кавказа. Русские дивизии, собираясь в стальной кулак на территории Калмыкии, нацеливались своими остриями на Чечню, на Грозный, где из последних сил десантные батальоны, впившись в бетон местного аэродрома, отражали одну контратаку русских за другой, расходуя последние патроны, давно уже использовав все медикаменты.
   Бронированный каток снявшихся с места дивизий был готов смять горстку американцев, раздавить их оборону, промчавшись со все увеличивающейся скоростью до самой Грузии, и не казались плодом воображения страшные видения генерала Камински, почти наяву представлявшего, как механизированные колонны боевых машин с красными звездами на бортах с лязгом ползут по главным улицам Тбилиси.
  -- Русским удалось ускользнуть из-под нашего удара, - произнес командующий южной группировкой американских сил. - Нам просто не хватило самолетов, чтобы разом накрыть все цели. Выбрав приоритеты, мы ошиблись, и теперь пожинаем плоды собственного легкомыслия. Их танки за считанные часы долетят до границы, уничтожив наших парней. Если их не остановить, это будет катастрофа, Эндрю! Черт возьми, мне придется остановить наступление. Я не желаю посылать своих людей на смерть, обрекая их на окружение и гибель под гусеницами русских танков!
   Мэтью Камински почти уже слышал рев двигателей вражеских танков, во всех красках представляя, как ползут, извиваясь среди холмов, стальные змеи перешедших в наступление дивизий, карающим мечом нависших над горсткой американских солдат, не рассчитавших своих сил.
  -- Генерал, сэр, - обернувшись, Стивенс увидел подошедшего к нему капитана, одного из тех офицеров, что анализировали и обрабатывали разведданные, стекавшиеся в Рамштайн со всех фронтов. - Сэр, прошу прощения...
  -- Мэтью, одну минуту, - произнес Эндрю Стивенс, уставившись в глазок объектива, и, взглянув вновь на своего подчиненного, потребовал: - Что у вас, капитан? Быстрее!
  -- Сэр, возможно, лучше обойтись без прямого столкновения. Полк против двух дивизий - слишком неравный расклад сил, чтобы рассчитывать на серьезный успех. Но мы можем победить, пролив немного крови, нашей крови, сэр.
  -- У вас что-то конкретное?
  -- Разумеется, генерал. Русским танкам нужно топливо, чтобы добраться до наших парней, приблизиться к ним на расстояние выстрела из своих пушек. Нужно лишить русские дивизии снабжения, уничтожить все запасы топлива на их пути и разрушить транспортные магистрали в тылу, по которым они могут получить снабжение. Прошу, сэр, взгляните, - капитан указал на карту, изображавшую территорию России между Каспием и Черным морем, резким движением очертив тупым концом карандаша треугольник, обеими своими сторонами, и на западе, и на востоке, упиравшийся в побережье. - Через Волгу и Дон наведено немного мостов, способных выдерживать тяжелую технику, хоть танки, хоть бензовозы. Следует разрушить их, используя авиацию, чтобы группировка противника оказалась лишена поддержки. Это малое число целей, а в условиях нашего господства в русском небе уничтожение мостов будет означать полную изоляцию театра боевых действий.
  -- Есть еще железная дорога через Казахстан, - заметил Стивенс, и сам же решительно возразил себе: - Госдеп быстро подберет нужные слова, чтобы эти дикари запретили русским перевозить военные грузы по их территории. Да, капитан, ваш замысел неплох. Нет, черт возьми, он великолепен, - рассмеялся, вдруг ощутив облегчение, генерал. - Это настоящая мышеловка, в которую русских даже не пришлось заманивать. Они выдвинули против нас свои самые боеспособные части, и теперь, лишившись поддержки, они погибнут, отбив у остальных вражеских солдат любое желание сопротивляться нашей мощи! Отличный план, капитан, и я полагаю, следует быстрее приступить к его реализации, пока русские танки не вошли в пригороды Тбилиси.
   В эти мгновение генералу Эндрю Стивенсу все казалось простым и понятным. Угроза еще оставалась более чем реальной, но уже был принято решение, был найден верный путь, и оставалось лишь отдать приказ после чего - ждать, пока он не воплотится в жизнь, разрушив любые планы врага. Противник спешил, действуя наугад, и в этом была его слабость, в этом было заключено само его поражение. Командующий операцией "Доблестный удар" еще не догадывался, что настоящие проблемы только начинаются.
  
   Не знал о грядущих проблемах и президент Мердок. Появление американского лидера в зале совещаний было встречено взглядами, полными надежды. Съехавшиеся в Белый Дом чиновники, высшее руководство Соединенных Штатов, уже собрались, и теперь переговаривались вполголоса, рассевшись по одну сторону стола, напротив своих гостей.
   Стоило только войти Джозефу Мердоку, все разговоры внезапно стихли. И только Хафиз Аль Джебри, с невозмутимым видом уставившийся куда-то поверх голов американцев, ничуть не переменился в лице. Аравийский принц был похож на ожившее изваяние, обретшее возможность двигаться и даже говорить, но получившее не больше способностей проявлять чувства, чем тот камень, из которого его и высекла рука искушенного мастера.
  -- Ваше высочество, - президент Мердок учтиво поклонился вставшему при его появлении принцу. - Я рад приветствовать вас здесь и надеюсь, что наша встреча принесет только положительные плоды. Я предлагаю не откладывать по-настоящему важный разговор ради пустых слов, положенных по протоколу.
   Джозеф Мердок никогда не дрался на арене на потеху публике, став искушенным мастером словесных баталий, но сейчас он чувствовал себя боксером, выходящим на ринг перед решающей схваткой за титул чемпиона, хотя на самом деле на кону ныне стояло нечто большее, чем любовь толпы. Как умелые бойцы, участники переговоров изучали друг друга, собираясь с силами. Они замерли лицом к лицу, лощеные американцы в дорогих костюмах, не могущие в этот миг скрыть волнение, и потомки горячих сердцем бедуинов, облаченные в развевающиеся белоснежные одежды, все, как один, молчаливые, невозмутимо взиравшие на своих соперников из-под бурнусов. По выражениям лиц, по взглядам детей пустыни невозможно было прочитать их мысли, и это еще сильнее злило американцев, лишая уверенности в успехе тех, кто привык всегда быть хозяевами положения.
  -- Я здесь для того, чтобы как можно быстрее принять решение, то решение, которого ожидает мой король, - согласно кивнул Аль Джебри, опустив веки, так, что невозможно было прочитать хоть что-то во взгляде его антрацитовых глаз.
   Обмениваясь сдержанно-учтивыми словами, оба, и президент, приведенный к власти волей своего народа, и принц, тот, кому должно было наследовать трон по праву рождения, думали только об одном - о нефти, сочившейся из раскаленных южным песков. Сейчас, пока в тиши роскошного кабинета собирались с силами искушенные в политических интригах мастера, нефть сгорала в цилиндрах мощных двигателей, бросавших навстречу друг другу многотонные боевые машины, пылала ярким пламенем в реактивных турбинах паривших над русскими просторами самолетов и вертолетов, распадалась на составляющие в топках корабельных двигателей. Нефти оставалось мало, и нефть сейчас была нужна для победы намного больше, чем любые ракеты и бомбы, которые еще требовалось доставить к цели.
  -- Ваше высочество, мы будем говорить начистоту, - дождавшись едва заметного кивка Джозефа Мердока, начал госсекретарь Соединенных Штатов. - Мы считаем, что сейчас, в условиях, когда Америка вступила в войну, введенное вами эмбарго на поставки нефти представляет угрозу нашей национальной безопасности. Для ведения боевых действий нашим войскам необходимо бесперебойное снабжение топливом на театре военных действий. Нефтяные месторождения Саудовской Аравии являются наиболее удобными в этом смысле, и мы желаем вновь, как и прежде, получить доступ к ним, чтобы успешно завершить операцию по восстановлению порядка в России. Сейчас русские мятежники, сместившие и, вероятно, казнившие законного президента страны, могут пойти на любой шаг, самый глупый и отчаянный, чтобы сохранить власть, в том числе они могут прибегнуть к ядерному оружию, как к последнему аргументу. Мы не желаем допустить этого, и ведем бескомпромиссную борьбу, и любой, кто мешает нам в этом, фактически становится пособником врага.
  -- Мы надеемся на ваше благоразумие, Ваше Высочество, - вкрадчиво, но вместе с тем и жестко произнес и Джозеф Мердок. - Вы должны понимать, к чему приведет захват власти в ядерной державе горсткой фанатиков и безумцев. Никто не останется в стороне, если не остановить этих мятежников немедленно. Не в ваших интересах мешать нам в этом деле.
   Президент США кожей ощущал поддержку и надежду, источаемые сейчас теми, кто был рядом в эти минуты. Неважно, какую позицию прежде занимал каждый из них, и пусть Алекс Сайерс с первых дней был сторонником решительных мер, а Энтони Флипс до последнего надеялся - и пытался склонить к этому и самого президента - на мирный исход назревшего кризиса. Сейчас все они оказались по одну сторону баррикад, и уже не было места для сомнений и разброда.
  -- Мы рассчитываем, что вы не станете упорствовать сейчас, когда от успеха действий наших войск в Европе зависит судьба всего цивилизованного мира, - напирал глава Госдепартамента, повинуясь негласному приказу президента, взявший на себя ведение переговоров. - Ядерный арсенал, оказавшийся в распоряжении мятежников, свергнувших правящий режим в России, вполне достаточен для того, чтобы навсегда изменить этот мир, если только он будет применен. Никто не сможет отсидеться в безопасности, если мы не сумеем предотвратить катастрофу.
  -- Мы никогда не рассматривали Россию, как своего врага, - усмехнулся Хафиз Аль Джебри. - Ни прежнее, ни нынешнее правительство не предъявляли нам никаких претензий. Ваша война - это ваша война, и я никогда не допущу мысли, что русские ракеты будут нацелены на Эр-Рияд или Мекку. Мой король не намерен принимать участие в выяснении отношений между вами, Соединенными Штатами, и Россией.
  -- Мы не требуем вашего участия в чем либо, не предлагаем вам участвовать в войне любым образом, - теряя терпение, настойчиво произнес Джозеф Мердок, жестом заставив умолкнуть открывшего было рот Флипса. - Нам нужна ваша нефть, и за нее мы готовы заплатить ту же цену, что и прежде. Ваше эмбарго - это вред и для вас тоже, ведь ваша страна теряет огромную прибыль от экспорта.
   Президент США приобрел немалый опыт, выступая перед судьями и присяжными в бытностью свою адвокатом, и сейчас умело сочетал кнут и пряник, почти ничем не прикрытые угрозы и упоминания об упущенной выгоде. Но те, кто сидели по другую сторону стола переговоров, имели свои планы, о которых не подозревал даже сам саудовский король.
  -- Мы предпочтем лишиться части, чтобы не потерять разом все, - возразил Аль Джебри. - Мой король объявил свои условия, на которых эмбарго может быть снято, и я теперь могу лишь подтвердить готовность Его величества до конца быть верным собственному слову. Выведи войска из Ирака, отведите весь свой флот из Персидского залива, чтобы ничто не угрожало судоходству, и тогда мы возобновим поставки нефти в вашу страну и европейцам. Если же проявите упрямство... - принц усмехнулся, с явным презрением оттопырив верхнюю губу, будто подчеркивая свою брезгливость. - Китай стремительно развивается, его экономика растет, и наша нефть жизненно необходима для него, тем более, Россия свое топливо предпочитает продавать европейцам. Не откажется от саудовской нефти и Япония. Мы лишимся намного меньшего, чем вы, упорствуя в своем стремлении все и всегда решать силой или хотя бы угрозой ее применения.
  -- Япония была и остается наши союзником, и предпочтет проявить верность, чем воспользуется возможностью покупать вашу нефть, пусть и по сниженным ценам, - воскликнул госсекретарь. - Здесь вам рассчитывать...
   Энтони Флипс скорее пытался убедить в верности японцев самого себя, чем что-то доказать арабскому принцу. Но президент требовательным жестом, дополненным тяжелым взглядом, приказал главе госдепартамента умолкнуть, и Флипс мгновенно подчинился, осекшись на полуслове.
  -- Соединенные Штаты никого не пугают. Мы ведем боевые действия в России, и не собираемся ввязываться в войну еще и в Азии, - с явным раздражением воскликнул Мердок. - Ирану ничего не грозит, у ваших границ война не начнется наверняка. У нас просто не хватит сил, чтобы сражаться сразу повсюду, и этого ваш король не может не понимать. Я стараюсь быть откровенным с вами, принц, и надеюсь на вашу благодарность за это.
  -- Тем более, если вам так нужен каждый солдат в России, отчего тогда в Ираке по-прежнему находятся десятки тысяч американцев? Уйдите из Ирака, если хотите, чтобы все стало, как прежде, таково наше последнее слово!
   Арабский принц был непреклонен, и едва ли король Абдалла одобрил бы это упрямство. Доверившись, правитель Саудовской Аравии угодил в ловушку, которая вот-вот должна была захлопнуться.
  -- Вы выступаете на стороне нашего врага, и мы можем считать врагами и вас, - веско произнес американский президент, и Энтони Флипс, услышав это, испуганно вздрогнул, поняв, что может произойти. - Мы приедем в вашу страну и возьмем то, что нужно, раз вы глухи к голосу разума.
  -- Мы взорвем нефтяные скважины, едва только первый американский солдат перейдет границу королевства, - усмехнувшись, ответил Хафиз Аль Джебри, взглянув в глаза своему собеседнику. - Вам достанутся только пески. Если осмелитесь угрожать нам, если обратите свои взгляды в сторону священной Мекки, поднимется вся Азия, весь арабский мир. Каждый мусульманин станет сражаться с вами от Турции до Филиппин. Вы этого хотите? Мы готовы дать вам бой, которого вы так сильно жаждете.
   Джозеф Мердок опешил, не ожидая подобного отпора. Он, привыкший считать себя самым сильным, привыкший к тому, что самый несговорчивый противник уступает при упоминании всей мощи великой Америки, оказался в замешательстве. Но в еще большем замешательстве оказались его помощники, с ужасом ожидавшие того, что последует за этой сдержанно-гневной отповедью.
  -- Боже, президент сам роет себе могилу, - прошептал, склонившись над ухом Сайерса, ошеломленный госсекретарь. - Себе и всем нам заодно. Арабы угрожают нам, и Мердок не сможет просто утереть этот плевок в лицо.
  -- Думаю, арабы сами испугались собственных слов, - стараясь казаться спокойным, ответил глава администрации президента. - Они никогда не решатся на что-то подобное. Это просто слова, и главное - не воспринимать их слишком всерьез. Нельзя дать этим дикарям ощутить нашу растерянность, нельзя, чтобы они поверили, будто смогли напугать нас. Мы же раздавим всю Саудовскую армию за пару дней, и они это понимают. А насчет всего арабского мира... где же был этот арабский мир, когда мы крушили Ирак, что ныне, что пятнадцать лет назад? Где они были, когда вздернули Хусейна? Мы будем рвать в клочья саудовцев, а их соседи с радостью станут наблюдать за этим избиением, и только. Нам нечего бояться, Энтони, уверяю вас, - невозмутимо сообщил Алекс Сайерс. - Наш президент знает, что делает.
  -- Да он просто обезумел от чувства собственного могущества, - раздраженно прошипел Флипс. - Воевать со всем миром, это что, новая политическая доктрина? Дьявол, да Мердок, похоже, свихнулся!
   Этот насыщенный эмоциями диалог остался незамеченным как президентом, так и его собеседником, и только один из переводчиков, через которых и шел весь процесс переговоров, подозрительно покосился на вплотную приблизившихся друг к другу высокопоставленных чиновников.
  -- Прежде, чем угрожать, Ваше высочество, подумайте вот о чем, - ощерившись, словно разъяренный зверь. - Мы победим русских, сломаем им хребет, пусть даже ценой немалых потерь, и без вашей помощи, без вашей нефти, пусть это и не окажется легким делом, признаюсь. Но потом, после победы, как здесь, у нас, станут относиться к тем, кто называя себя нашим верным союзником, пользуясь нашей поддержкой при любой опасности, как и тогда, в девяносто первом, предал, став на сторону врага? Не сочтут ли врагом и вашу страну, не потребуют ли справедливо воздать вам за вашу "преданность"?
  -- Мы сказали свое слово, и не намерены отступать от него, ведь это - слово короля. Исполните наши условия, и все станет, как прежде. А что до победы, то мы не желаем вам поражения, но и не следует вам раньше времени кичиться своим триумфом, ведь враг еще не разбит, как мне известно.
  -- За те часы, что вы были в пути, изменилось многое, - горделиво бросил в ответ Джозеф Мердок. - Война скоро закончится, и закончится вашей победой. А вас, Ваше высочество, я более не смею задерживать. Мне жаль, что мы так и не смогли придти к взаимопониманию. Просто передайте мой слова королю Абдалле. Я надеюсь, он более трезво смотрит на вещи.
   Хафиз Аль Джебри, встав из-за стола, поклонился, вновь опустив глаза, чтобы никто не смог прочитать в его взгляде истинные чувства, что бурлили сейчас в душе восточного гостя. Махнув полами своих шелковых одеяний, принц развернулся и вышел прочь, так что морские пехотинцы, стоявшие в карауле, едва успели распахнуть перед ним массивные резные двери из красного дерева. Следом за принцем двинулась и его свита, не проронившая за весь вечер ни слова, и, кажется, являвшаяся не более чем статистами.
  -- Чертов чурка, - зло зарычал президент Мердок, когда Аль Джебри покинул зал заседаний. - Упрямый дикарь!
  -- Сэр, полагаю, не стоило в открытую угрожать ему, - вкрадчиво произнес осторожный, как и всегда, Энтони Флипс. - Все же они - наши союзники, пусть и весьма своевольные.
  -- Это вопрос национальной безопасности, черт возьми! Без арабской нефти наши танки встанут через несколько суток, и самолеты окажутся прикованными к земле. Русские могут получить шанс взять реванш, и, видит Бог, я не сомневаюсь, что среди них найдется кто-нибудь, кто воспользуется им.
  -- Нефть можно доставить и из Штатов, ведь океан теперь наш, и ничто не способно угрожать танкерам. Запасов в Европе как раз хватит, чтобы танкеры достигли театра военных действий, господин президент, - предложил госсекретарь. - Это в любом случае лучше, чем ссориться со всеми подряд. Все же следует сперва разобраться с русской проблемой, а потом уже наводить порядок в других местах.
  -- Нет, этих черномазых нужно поставить на место, - непреклонно заявил уже не стеснявшийся в выражениях Джозеф Мердок. - Они должны понять, кто есть кто. В конце концов, наши парни подыхали в проклятой пустыне, когда арабы перепугались дивизий Хусейна и запросили о помощи. Если они забыли, я напомню им об этом. Мы разгромили иракскую армию, отлично вооруженную, и, главное, получившую огромный боевой опыт, закаленную в боях с иранцами, за считанные недели, так неужто этим черным выродкам есть на что надеяться сейчас? Саудовская армия будет уничтожена еще быстрее, для этого не понадобится много сил.
  -- Все же нужно сохранять осторожность, сэр, - укоризненно покачал головой глава Госдепартамента. - Нельзя просто так сыпать угрозами.
  -- Просто так? Я вполне готов исполнить свои обещания, если арабы не одумаются немедленно, - гневно воскликнул президент. - Они фактически встали на сторону врага, и должны понимать, что мы вправе теперь поступить с ними, именно как с врагом. Они поплатятся за упрямство!
   Сопровождаемый свитой чиновников, которых обогнал, почти поравнявшись с президентом, Алекс Сайерс, Мердок направился в свой кабинет. Американский лидер ощущал усталость, чувствовал себя измотанным до предела. Эта встреча с арабами выпила его последние силы, которых и так было немного. Вести из России, хотя и позволяли надеяться на лучшее, все же были далеко не столь радужными, как хотелось. Сражение с русским флотом в Баренцевом море стоило огромных жертв, о которых миру еще только предстояло узнать, и начало сухопутной операции не предвещало легкой победы.
  -- Нам потребуется колоссальное напряжение, чтобы сокрушить врага так быстро, как мы этого хотим, - произнес Джозеф Мердок, обращаясь к своим помощникам, преданно внимавшим каждому слову президента, и, право, многим из них такая преданность стоило немалых усилий, удавшись лишь благодаря врожденным актерским способностям. - Все должно закончиться быстро, пусть удар следует за ударом, не давай противнику опомниться, придти в себя, иначе проклятые русские преподнесут нам немало сюрпризов. Их обычная медлительность должна стать таким же нашим оружием, как ракеты и авианосцы!
   Президент Соединенных Штатов был прав во многом в этот миг, но ошибался в одном - самый неожиданный сюрприз преподнесли отнюдь не русские.
  -- Господин президент, - спешившему Мердоку перегородил путь взволнованный министр обороны. - Господин президент, у нас проблемы.
   Роберт Джермейн выглядел не на шутку обеспокоенным, и в душе Мердока мгновенно возродились самые дурные мысли.
  -- Какого черта? Русские применили ядерное оружие?
  -- Нет, сэр, не русские, - глава военного ведомства замялся, подбирая слова. - Немцы, сэр... Они подняли в воздух все свои истребители.
  -- Что, хотят нам помочь? Посылайте их к черту, обойдемся без союзников. Но в чем проблемы, Роберт?
  -- Германия закрыла свое воздушное пространство для нашей авиации, - выпалил на одном дыхании министр обороны. - Берлин требует, чтобы наши войска немедленно убрались с их территории. Они блокируют все наши базы и сообщили о готовности сбивать любой наш самолет, если только он окажется в их небе, господин президент.
   Несколько секунд президент молчал, переваривая услышанное. А потом он начал ругаться. Джозеф Мердок не мог успокоиться минут пять, успев выложить за это время своим соратникам всю самую грязную брань, какую только знал, так что многие побледнели, впервые услышав из уст лощеного, интеллигентного, всегда немного циничного, но неизменно державшегося в рамках приличий человека площадную ругань, какую и грузчики-пуэрториканцы в порту произносили вполголоса.
  -- Проклятые колбасники, - горько рассмеявшись, произнес Мердок, когда словарный запас все же иссяк. - Что ж, они решили сыграть в свою игру? Дьявол, почему теперь каждый считает своим долгом ударить в спину, будто мы столь явно показали свою слабость?! Ублюдки, вероломные твари! Что ж, пора указать предателям их место. Думают, что смогли превзойти нас, что они незаменимы? Я заставлю их разувериться в этом, самодовольных кретинов!
   Жизнь ставила перед Джозефом Мердоком новые задачи, и президент, хотя неожиданная новость и выбила его из колеи, был готов бороться дальше. Он не для того ввязался в эту войну, войну, которая могла стать последней для него самого и его страны, чтобы отступить, едва наткнувшись на препятствие. Его бой продолжался.
  
   Глава Агентства национальной безопасности ждал этого звонка с нетерпением и тревогой. Замысел был с самого начала сопряжен с немалым риском, ведь техника оставалась в любом замысле самым слабым местом по причине своей ненадежности, но иного выхода не было. Реджинальд Бейкерс должен был знать все, происходящее в Белом Доме, из первых уст, чтобы немедленно начать действовать. Именно поэтому шеф контрразведки нервно вышагивал по кабинету, настрого запретив беспокоить его, пусть даже по приказу самого президента. Тем более, Джозефу Мердоку в эти минуты точно было чем заняться и без Бейкерса.
   Трель телефонного звонка заставила главу АНБ судорожно вздрогнуть - он ждал этого, но так и не смог подготовиться - а затем тотчас кинуться к столу, схватив трубку, лежавшую на почти пустом столе.
  -- Господин Бейкерс, - тот, кому был известен этот телефонный номер, не имеющий никакой связи с главой одной из самых могущественных спецслужб мира, всегда державшимся в чужой тени и не выпячивавшего свое влияние на публике, говорил по-английски с заметным акцентом, растягивая слова и иногда чуть коверкая окончания. - Господин Бейкерс, наши переговоры с президентом Соединенных Штатов завершились. Нам не удалось придти к компромиссу.
   Этих слов Реджинальду Бейкерсу было вполне достаточно, чтобы предсказать дальнейшее развитие событий за тысячи миль отсюда, среди раскаленных аравийских песков. Изменения были пока незаметны, но вскоре о них предстояло узнать всему миру. Первым же оказался глава АНБ.
  -- Соглашение не было достигнуто, условия, предъявленные моим королем, оказались неприемлемы для вашего президента, - продолжил Хафиз Аль Джебри, которого роскошный лимузин "Линкольн" в мерцании проблесковых маячков и под завывание сирен уносил прочь от Капитолия. Он так и не назвался, но Бейкерс не ждал иных звонков в эти минуты, и потому в именах не было нужды. - Наши страны фактически оказались на грани столкновения. Мы вынуждены действовать немедленно, и я рассчитываю на ваше понимание и поддержку, господин Бейкерс.
  -- Уверяю, наша администрация проявить должное понимание, - спокойно ответил шеф АНБ. - Я лично приложу все усилия, чтобы ваши действия здесь, в Вашингтоне, признали легитимными и оправданными. Соединенные Штаты будут признательны вам, и благодарность наша будет достаточно весомой.
   Они понимали друг друга, тот, кому нужна была власть, пусть полученная ценой предательства, и тот, кому нужна была нефть, ведь обладающий ею тоже становился обладателем власти, будучи способен одним движением пережать питающие целую цивилизацию артерии. Оба стремились к одному, и потому сейчас были готовы действовать сообща.
  -- Я буду ждать вестей от вас, - напоследок напомнил Реджинальд Бейкерс. - Надеюсь, они последуют вскоре. И помните, что вам лучше обойтись без лишнего кровопролития, чтобы не напугать никого здесь. Тогда будет проще всем, и мы скорее и наверняка достигнем желаемого.
   Отключившись, глава АНБ торжествующе усмехнулся, уверенный в том, что никто не видит его сейчас. До победы оставался один шаг.
  
   Принц Хафиз Аль Джебри едва смог найти в себе терпение, чтобы дождаться той минуты, когда "Боинг" королевского авиаотряда, наконец, оторвется от взлетной полосы международного аэропорта имени Алена Даллеса, взяв курс на Атлантику. Предстояли долгие часы перелета, пусть и не слишком утомительного - на борту лайнера имелось все, чтобы скрасить путешествие через океан - но принц не желал медлить. К тому моменту, когда шасси аэробуса коснутся посадочной полосы аэропорта Эр-Рияда, очень многое в королевстве должно будет измениться.
  -- Этого ли хотел Его величество, решившись на переговоры с американцами? - с сомнением произнес один из сопровождавших принца помощников, когда они уже оказались на борту "Боинга". - Столь резкий разговор лишь разозлит неверных, привыкших кичиться своей силой, вовсе не выдуманной. Быть может, лучше было согласиться на их требования?
  -- И потерять лицо, стать позором для всех соседей, показать свою слабость врагам, явным и тайным? - насмешливо воскликнул Хафиз Аль Джебри. - Нет, мы должны были проявить твердость сейчас. Как можно уважать себя, живя в вечном страхе? Американцы должны понять - они не хозяева, не господа над нами! Я поступил именно так, как должно, шейх, и об этом вы расскажете королю, если он пожелает знать ваше мнение.
   Береговая линия меж тем осталась за кормой набравшего высоту лайнера, развернувшегося на восток, навстречу поднимавшемуся из-за горизонта солнцу. Чужая земля исчезла в океане, и под крылом "Боинга-737" раскинулась синевато-серая гладь океана, простиравшаяся до самого края земли.
   Кто-то, оказавшись в буквальном смысле оторванным от земли, предался бы неспешным размышлениям, впав в оцепенение, подобное медитативному трансу. Иные, быть может, просто решили бы вздремнуть, позволив себе немного отдыха после честно исполненного дела, потребовавшего, между прочим, изрядного напряжения. Но принца ждали новые заботы, те, о которых неведомо было почти никому.
   Лайнер, помимо роскошной отделки пассажирского салона, обладал немалым числом иных полезных вещей. С борта "Боинга" благодаря совершенным системам коммуникации, можно было без проблем связаться с любой точкой планеты, и этой возможностью не замедлил воспользоваться принц.
  -- Самир, переговоры завершились безрезультатно, - сообщил Аль Джебри, дозвонившись до своего собеседника, в эти самые минут пребывавшего в Эр-Рияде. - Американцы пригрозили нам вторжением, пообещав захватить нефтяные промыслы, если мы не снимем эмбарго немедленно. Упрямство нашего короля ставит под угрозу безопасность всей страны.
   Самир Аль Зейдин, ожидавшей вестей с другого берега Атлантики, не удивился, услышав слова принца. Он предполагал подобный исход, более того, он желал, чтобы события развивались именно так. Возможно, король Абдалла хотел иного, но правитель оказался заложником в чужих руках, и пришла пора пожинать плоды собственной беспечности.
  -- Война уничтожит все, что мы имеем ныне, - прозвучали в ответ слова начальника королевской разведки. - Возможности американцев велики, и они вполне могут захватить весь полуостров за очень малое время. В Ираке хватает их дивизий, в Персидском заливе еще остается мощная эскадра, превосходящая по силе весь наш флот. Их угрозы более чем реальны.
  -- В таком случае, ты знаешь, что делать. Действуй, и да поможет тебе Аллах!
  -- Да, Ваше высочество, - невозмутимо подтвердил Аль Зейдин. - Я знаю. Мы спасем королевство.
   Прервав связь, Хафиз Аль Джебри позволил себе расслабиться. "Боинг" принца летел на восток, навстречу новому дню, прихода которого ждали очень многие среди песчаных барханов и за толстыми стенами величественных дворцов. Там, среди раскаленных солнцем аравийских песков, только что был приведен в действие спусковой механизм. В тот миг, когда лайнер, парящий над водами казавшегося бескрайним океана, приземлится, в королевстве изменится очень многое. И сам он уже не будет именовать себя принцем. Он слишком долго ждал, надевая одну маску за другой, проявляя колоссальное терпение, и теперь время пришло. Вскоре все изменится.
  
  
   Август - декабрь 2010.
   Рыбинск
   Знаки различия генерал-майора Королевских сухопутных войск Саудовской Аравии
   Знаки различия полковника
   Parchim-II class - натовское кодовое обозначение русских малых противолодочных кораблей проекта 1331-М (восточногерманской постройки)
   Это ни к черту не годится! (польск.)
   Niech mie jasny piorun trzasnie (польск.) - Разрази меня гром!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"