На арктическом побережье Чукотки есть сопка, эскимосское название которой Наскук. Что означает голова нерпы. Сюда в середине 1950-х гг. советы переселили жителей нескольких чукотских стойбищ.
Новый населенный пункт было решено назвать Нешканом.
Введение
Если в селе появлялся новый человек, то, как правило, его приезд был связан с работой по контракту и присутствие его в селе ограничится, лишь продолжительностью действия контракта и выполнением обязательств по нему.
Но некоторые менее отважные приезжие, столкнувшись в первый же день с бытовыми трудностями, а также поняв, что между данным селом и цивилизацией (в том понимании какой ее видит избалованный горожанин) отрыв составляет многие, многие десятилетия спешат вырваться отсюда как можно скорее.
Стоит пояснить, почему бытовые трудности пугают приезжих и почему этот район они находят крайне не привлекательным для постоянного проживания.
Итак, село, застрявшее в том сегменте времени, где все еще господствует родовая община, где старейшина рода имеет первенство голоса, куда блага современной цивилизации приходят с большим и большим опозданием, насчитывает около 700 человек, большинство из которых ютиться в деревянных построенных еще в 60-х годах 20 века ветхих домишках, предусмотренных на две семьи. Каждая часть дома имеет отдельный вход и состоит из комнаты и кухни, общая площадь которых составляет примерно 24 кв.м. Отопление печное, следовательно, нужны дрова и уголь, причем угля много, и все потому, что климат здесь, крайне суров - все-таки арктическое побережье. Причем надо уточнить, что Чукотка находится на стыке двух океанов - Северного Ледовитого и Тихого. Так что можете себе представить, что помимо низких температур здесь хозяйничают еще и сильные ветры. И вот эти два фактора выхолаживают до самых недр это забытое богом место. Лето короткое и отнюдь не теплое, а весну и осень можно считать за зиму. Уголь на морозе застывает и его каждый раз приходиться колоть. Отопление углем сопровождается выхлопами сажи и дыма из щелей печи, а во время чистки шлаковая пыль оседает на одежде, волосах и на всем, что находится в радиусе 2-3 метров. Если в печь постоянно не подкидывать угля, огонь погаснет и через 3-4 часа в домике холодно так, что замерзает вода.
Кстати о воде она привозная, ее доставляет машина, на которой вместо кузова установлена цистерна. Так вот, это сооружение раз в неделю, в определенный день для каждого ряда домов, чертыхаясь в сугробах, преодолевая заносы, с надрывом, отчаянным упорством и черепашьей скоростью везет воду до потребителя. Испражнив цистерну машина налегке почти с 'бешеной скоростью' равной 30 км/час несется обратно к озеру для забора очередной порции воды.
Но технике свойственно изнашиваться и ломаться особенно той, которая более всего необходима, поэтому водовозка регулярно и с завидной частотой встает на ремонт и обыкновенно зимой. И тогда жители села вынуждены обеспечивать себя водой самостоятельно.
Для этого некоторые используют снегоходы, но счастливчиков имеющих этот вид транспорта в селе единицы, и жители села содержащие в силу необходимости собачьи упряжки впрягают в нарты своих неизменных и надежных помощников - собак и отправляются на озеро. В арктических селах, по крайней мере, на Чукотке этот вид транспорта до сих пор является самым надежным.
Но, к сожалению содержание собак дело довольно хлопотное потому как необходимо постоянное пополнение запасов корма (чтобы противостоять низким температурам, а также при интенсивной физической нагрузке чукотская ездовая собака должна получать высококалорийное питание), ежедневная уборка специально отведенного места для собак, кроме этого упряжи и нарты при регулярном использовании быстро изнашиваются следовательно периодически требуют ремонта.
Поэтому те кто в силу каких либо обстоятельств не может иметь собак сам впрягается в нарты и, применяя в качестве тяговой силы исключительно только собственные физические ресурсы, тащится на озеро. Добравшись до озера для колки, изъятия, поднятия, переноса и доставки до дома льда опять же используются собственные физические возможности.
В селе есть несколько двухэтажных домов на 8 и 12 квартир с центральным отоплением, но обладатели этих квартир обеспечиваются водой тем, же способом, что и владельцы 'чукотских' домиков.
К весне вода в озере становится коричнево-ржавой. А запах и вкус такие, что никто не осмеливается употребить ее для питья и готовки пищи. Но такую воду можно использовать для того, чтобы придать коже цвет загара. Что ж способ верный, доступный и дешевый. Правда у него есть недостатки, после омовения такой водой кожа сильно чешется, на ней появятся волдыри и прыщи, а также тому, кто все же осмелится использовать данный метод, будет казаться, что он заржавел, и с него в буквальном смысле будет сыпаться ржа. А для устранения волдырей и прыщей в аптеке придется обзавестись мазями и лекарствами, что будет стоить не малых материальных издержек, а также нервов и терпения.
Отхожего места в 'чукотских' домиках не предусмотрено вообще, для таких нужд семья использует обычное ведро, содержимое которого выносится и выливается около дома, куда, кстати, сбрасываются и все отходы жизнедеятельности. Зато по весне сельчане собирают весь мусор, скопившийся за зиму вокруг домов, который затем вывозится за пределы поселка. Что, несомненно, радует.
В общем, условия для жизни здесь крайне удручающие и чтобы в полной мере понять это, надо пробыть здесь некоторое время. (Одних суток будет вполне достаточно).
Так что для постоянного проживания это место не каждому подойдет, по крайней мере, пока не будет налажен быт и особенно регулярная доставка продовольствия. И рано или поздно приезжий его покидает в поисках лучший условий.
А постоянно проживают здесь только те, кого угораздило родиться в этом месте, но они не унывают, умеют быть счастливыми и, не смотря, ни на что смею заверить, даже не помышляют о смене места своего пребывания.
Итак, введение закончено и я хочу познакомить читателя с некоторыми представителями этого примечательного места.
Кейнев. (1981 г.)
Народ в селе проживает в основном доброжелательный, спокойный, рассудительный, не привыкший к резким встряскам и переменам. Здесь жизнь изо дня в день из месяца в месяц из года в год однообразна и монотонна, все друг друга знают и знают как поведет себя тот или иной в тех или иных обстоятельствах в общем все предсказуемо
не только в лицо, но и каждый знает чего ожидать от того или другого в условиях экстремального холода сложились такие взаимоотношения между людьми какого больше нигде не встретишь каждый человек рассматривается как равный и необходимый член сообщества разумеется как и в любом другом социуме здесь не обходится без трений иногда довольно сильных.
Но, как иногда бывает, в некоторых сообществах встречаются индивиды, выделяющиеся от остальных своими неординарными взглядами на бытие и способностью обычные вещи делать не как все. Так вот в нашем селе они тоже водятся, хотя и в единичных экземплярах. И эти лица периодически, вносят некоторое разнообразие в жизнь села. А благодаря их взглядам и весьма своеобразным способам интерпретаций в оценке некоторых происшествий, к которым быть может, никто бы не проявил никакого интереса, эти происшествия приобретают некую пикантность, а самые эпизодические события с их участием часто выходят за пределы рядового случая.
Конечно, эти лица приносят некоторые неудобства. Но с точки зрения обитателей села, как уже было говорено людей доброжелательных, рассудительных и не только, но и мирных уравновешенных и терпимых к чужим недостаткам, индивидам, имеющим выраженные отличия, ни в коем случае нельзя запретить быть таковыми, потому что без них в этом глухом селе жизнь стала бы не выносимо, ну просто смертельно скучна.
Но все же, сделаем оговорку, верховное существо поступило мудро, ограничив их распространение.
Одной из таких неординарных личностей в нашем селе была Кейнев. А события, о которых я собираюсь поведать, относятся к 1981 году. Именно в том году в село приехали геологи, проводившие свои изыскания недалеко от села. И естественно они сразу попали под пристальное внимание жителей, особенно женской ее части.
Так вот Кейнев отличалась своеобразностью характера (возможно об этом она даже и не подозревала, но со стороны всегда лучше видно), поэтому совсем не была скучна, по крайней мере, находясь рядом с ней, человеку приходилось быть в тонусе. А в подпитии она еще и скандалила и тогда тот, кто по не осмотрительности попадал в поле ее зрения, становился потенциальным объектом злых и самых невероятных насмешек с ее стороны.
По складу характера человек она яркого холерического темперамента со всеми вытекающими отсюда последствиями: не уравновешенная, склонная к бурным эмоциональным вспышкам, раздражительная и вспыльчивая, хитрая и изворотливая, желчная и злая на язык, и все эти перечисленные качества очень подходили к ее облику - среднего роста, худощавая; руки жилистые, с цепкими пальцами; имела смуглую кожу; ходила так, будто на пружинах; когда наблюдала, близко посаженные живые блестящие глаза то и дело щурились; верхняя губа во время разговора взлетала и кривилась, придавая лицу брезгливое выражение; во время беседы она всегда смотрела в глаза, и складывалось впечатление, что она заглядывает прямо в душу и рыщет там, будто выискивая только непривлекательные самые неприглядные ее стороны.
Ей нравилось ставить собеседника в неудобное положение, принося в душу смятение. В любой момент от нее ждали насмешек.
В ее голосе чаще звучала смесь уверенности в своей правоте, ехидства, сарказма и высокомерия. Она ни с кем не водилась, и лишь изредка являлась туда, где считала быть необходимой.
Но помимо всех перечисленных качеств эта женщина умела быть гибкой, если вопрос касался ее личных интересов. Так же она уважала людей с сильной волей. К ним, а по ее мнению в селе таковых было не много, она никогда не проявляла открытого пренебрежения.
Было раннее утро. В ту самую минуту когда Эттыне и Имелеу свой завтрак завершали традиционным чаем, вошла Кейнев.
- Етти? - сказала Эттыне. (У чукчей принято приветствовать вошедшего, он звучит как вопрос, дословный перевод: ты пришел, пришла?).
- И-и, тыетык (Да я пришла), - ответила Кейнев.
- Нысаеморе. (Мы пьем чай. (Принято сообщать о том, что едят или пьют чай, а гость сам решает присоединиться к трапезе или нет).
- Ыннен трельпынын, - ответила Кейнев (Выпью одну чашку).
'Кажется, день начался не совсем удачно, с этой женщиной трудно ладить', - подумала Эттыне, а Имелеу поторопился выйти на улицу.
Кейнев внимательно обвела взглядом кухню и не найдя в ней ничего интересного уселась за стол.
- Погода сегодня хорошая, твой муж собрался на охоту? - спросила Кейнев и отхлебнула из блюдца.
- Да, - ответила Эттыне, подумав: 'Не за этим ты явилась'.
'Вот, - мелькнуло в голове Эттыне, - причина твоего визита', - она отхлебнула из блюдца не почувствовав вкуса чая.
- Она не одна была в магазине, - Кейнев надкусила сахар, подула и громко втянула в себя жидкость.
- Она никогда не бывает одна, - спокойно ответила Эттыне.
- Да, но на этот раз ее сопровождал приезжий, - Кейнев поставив блюдце на стол нахально и выжидающе вонзила взгляд в лицо собеседницы, но Эттыне никак не отреагировала и продолжила спокойно хлебать из блюдца даже не удостоив Кейнев взгляда.
- Вот как? - только и сказала она.
Глаза Кейнев потемнели, верхняя губа вздернулась, оголив мелкие желтые зубы:
- Это был геолог! - произнесла она, и глаза ее превратились в щелочки.
Эттыне поставила на стол блюдце, взяла лепешку и вонзила в нее зубы. Кейнев повела плечами. Ей было известно, что Эттыне отличалась большой выдержкой и тактом. Но считала что когда-нибудь, в конце концов она должна потерять самообладание. Кейнев очень желала этого и посчитала, что поведение племянницы это тот самый случай.
- Он каждый день ходит к ней на работу, - почти доверительно сообщила она.
- Ничего удивительного она ведь работает в библиотеке, куда приходят за книгами, - ответила Эттыне.
- Но он провожает ее с работы.
Эттыне не ответила и спокойно, как ни в чем не бывало, продолжила поедать лепешку, запивая ее чаем
- Он лысый, борода косматая!
- ??? - стойкости Эттыне можно было позавидовать
- Некрасивый очень некрасивый и на вид лет 50, ну совсем глубокий старец, - на лице Кейнев проступило раздражение.
Придя в дом Эттыне с сообщением о нескромном поведении племянницы, она рассчитывала на адекватную реакцию с ее стороны. Кейнев хотелось увидеть на лице этой гордячки стыд и унижение, но с самого момента поднятия этой деликатной проблемы Эттыне, вопреки ожиданиям Кейнев, оставалась совершенно спокойной, как будто разговор шел об обыденных совершенно малозначащих вещах.
Теперь, не получив ожидаемого, Кейнев решила переменить тактику и изобразила сочувствие.
- Эти приезжие нахальны и самоуверенны, а наши девочки еще так глупы и не опытны.
- Да, ты права, - ответила Эттыне, - я передам племяннице, что она нехорошо поступила.
Глаза Кейнев хищно блеснули: 'Ах, как хорошо указать на чужие пороки! Особенно если они касаются своенравных выскочек, привлекающих к себе слишком много внимания', - подумала Кейнев и червячок, ерзавший и не дававший ей покоя долгие две недели, вдруг успокоился и размяк.
- Судя по твоей осведомленности об этом мужчине, - сказала Эттыне после минутного молчания,- и по тому, как ты с интересом и вниманием отслеживаешь его перемещение по селу, я сделала вывод, что моя племянница увела мужчину, которого ты приглядела для себя.
Рука Кейнев застыла на весу, челюсть отвисла. Она молчала, а вместе с ней молчало желчное ехидное существо нашедшее в ее душе постоянное пристанище и ставшее неизменной спутницей и неотъемлемой частью характера с того самого момента как Кейнев появилась на свет!
Глаза Кейнев хлопнули несколько раз и совсем неожиданно даже для самой себя она вдруг сдавленно захихикала. Потом как-то слишком быстро и энергично встала и выставила саму себя за дверь, и, постояв там в недоумении, вдруг развеселилась:
- Но как она повернула разговор и надо же, как ловко выставила меня блудницей, - восторженно сказала она, - а ну и что, - повела плечами и прыгающей походкой понеслась по селу.
О том, как в Ромке проснулась совесть.(1983г.)
После срочной службы Роман решил не прощаться с армией, и после прохождения курсов стал носить погоны прапорщика. На побывку в село он приехал поздней весной. В кителе он смотрелся солидно и мужественно. Бывшие одноклассники с уважением пожимали ему руку, старушки ласково смотрели, трогали зеленую форму и искренне, будто Ромка совершил нечто героическое, гордились им. Да что там старушки?! Почти все в селе гордились им и одобряли его выбор. А самые смелые даже предполагали, что, возможно, когда-нибудь наш Ромка сделает военную карьеру.
Ромка был счастлив. Он и не подозревал, что благодаря военной форме он получит необыкновенное положение, пусть и в своем маленьком селе.
В одной книге написано, что Творец создал людей по своему образу и подобию. И надо полагать, что отправляя на землю, где соблазны так и подстерегают на каждом шагу, в каждую душу заботливо вложил качества столь необходимые для нравственного развития.
А Ромка с самого детства слыл скромным, хорошо воспитанным молодым человеком. Таковым он и считал себя, до того момента, пока провидение не предложило ему ситуацию разрешение которого стало настоящим испытанием, хотя Ромка даже не догадывался об этом.
Односельчане всеми силами старались поддержать Ромку, и каждый оказывал такие знаки внимания, что вскоре он начал подумывать о своей исключительности.
Но, совершенно неожиданно и вопреки желанию Ромки, там внутри, в самой глубине души его, дала знать о себе часть божественного, а попросту говоря совесть. Она тихонько и весьма деликатно сообщила:
-Ты еще ничего такого не сделал, чем бы мог гордиться. Ты самый обыкновенный и таких как ты много.
Ромка, естественно, согласился, но человеческое в неравной борьбе с божественным стойко победило и, отправив совесть в самые недра души, Ромка начал принимать блага которыми его осыпали односельчане.
Кстати сказать, что понятие блага здесь имеет несколько иное значение, нежели в другой части света, потому, как описываемые события происходят в той точке земного шара, где основным занятием мужчин вот уже многие столетия является охота на морского зверя, рыбная ловля, а также выпас оленей. И естественно, что все предметы кои могут иметь принадлежность к данному роду занятий, имеют величайшую ценность для людей, добывающих хлеб насущный тяжелым и весьма опасным для жизни трудом.
Разумеется, цивилизация проникла и в эти края в виде телевизоров, телефонов и прочих атрибутов указывающих на принадлежность описываемых событий к тому времени, когда трудно кого-то уже удивить. И люди, живущие на самом отшибе земли, с удовольствием приняли ее некоторые дары, но самое понятие цивилизация осталось за пределами мира население, которого осталось верное традициям сосуществования с окружающей средой и нравственным отношением ко всему, с чем приходиться сталкиваться каждый день.
Хотя, что лицемерить, деньги это тот инструмент, при помощи которого можно войти почти в любую дверь. Но, как известно у жителя села денег много не бывает (по крайней мере, на тот момент, когда происходили эти события), а у некоторых ветер гуляет в карманах довольно продолжительное время, и поэтому односельчане не скупились на слова и всячески восхваляли Ромкино мужество и его зеленый китель.
И не удивительно, что Ромка не устоял перед напором хвалебных дифирамбов, (а кто устоял бы, когда целую неделю, до десятка раз на дню, восхищаются твоим кителем, а обеды расписаны на десяток дней вперед) и, как теперь ему казалось, заслуженно купался в лучах славы, любви и обожания. По крайней мере, хвалы и ожидания сельчан давали ему право так думать.
И он, не желая разочаровывать их, принял на себя бремя защитника всех слабых и обездоленных на планете.
Ромка стал своего рода неприкосновенным и если даже нес откровенную чушь, то все старались просто не замечать этого. Неизвестно, сколько еще продолжалась бы Ромкина популярность, но вскоре произошло событие, положившее конец его громкой известности.
В селе жил мужчина по прозвищу Черный Тюльпан. Прозвище он получил еще в пору холостой жизни. И тогда же о нем ходили разноречивые слухи. Одни говорили, что нрава он почти свирепого другие же считали, что он грозен более на словах, нежели в действии. Каковым он был тогда нам неизвестно, но на настоящий момент Черному Тюльпану было уже далеко за сорок, он успел обременить себя семьей и производил впечатление мирного вполне уравновешенного жителя.
Но все же, люди остерегались его, возможно, их пугал его колючий взгляд и прямота в суждениях. Но что бы там, ни было, в селе он пользовался особым отношением.
Каждую пятницу к концу рабочего дня в магазине торговали горячительными напитками. Очередь выстраивалась длинная. Несведущему человеку показалось бы, что в магазине торгуют чем-то жизненно необходимым без чего никак нельзя существовать.
И в одну из таких пятниц Ромка где-то на угощался и весьма довольный возвращался домой. Всем известно, что земля вращается, но сегодня она вздумала, не только стремительно совершать обороты, но и колыхаться как при землетрясении, так что Ромка с трудом удерживал равновесие. Но даже эта 'физическая аномалия' не могла испортить ему настроения и душа его парила, а под зеленым кителем билось большое полное любви и нежности ко всему сущему сердце (трогательное внимание и любовь односельчан сделали его чувствительным и сентиментальным).
Так вот Ромка возвращался домой. Около сельского клуба он заметил мужскую фигуру и, обуреваемый желанием поделиться счастьем он позвал:
-Эй, мужик, иди сюда! Я хочу поздороваться.
-Ты ко мне обращаешься? - отозвалась фигура.
Ромка молча стоял несколько секунд, его одурманенный мозг обрабатывал услышанное на порядок дольше обычного. Потом его брови изумленно взметнулись, потому, что в голосе мужчины он не уловил благоговейных интонаций, к которым привык за последнее время и его радостное настроение слегка омрачилось:
-А к кому же еще! Кроме тебя тута никого нет.
Мужской фигурой оказался Черный Тюльпан. Разумеется, Ромка не помнил его. Да и зачем ему помнить каких-то там Тюльпанов, если его Ромкино благополучие зависит не от них.
Мужчина неспешно подошел к Ромке, внимательно посмотрел ему в глаза и, взглянув на погоны, произнес:
-Шел бы ты домой, прапорщик.
Сии слова очень не понравились Ромке, он взбрыкнулся, а легкое огорчение сменилось сильным расстройством, что мгновенно отразилось на его лице.
-Не прапорщик, - голос, почему - то отказал ему, и произнесенное прозвучало фальцетом, - а капитан! - взвизгнув, зашелся в кашле Лжекапитан.
-Вот как? - во взгляде мужчины промелькнуло сожаление, но Ромка уловил насмешку и обиделся.
-Ты кто такой!? Как смеешь мне офицеру не верить! - вскипело Ромкино самолюбие.
Впервые за несколько недель Ромка столкнулся с открытым проявлением неуважения, а человек, не уважающий его, носителя зеленого кителя, защитника всего праведного, освободителя от зла и чего-то там еще, неважно от чего, значит, не уважает и армию. И выстроенная таким образом логическая цепочка давала ему все основания прийти в негодование, и весьма сильное, и, естественно, приложить все возможное для защиты воинской чести, мундира и всего того, что было дорого и любимо Ромкой (а за последнее время он очень себя полюбил).
-Ты оскорбил армию и меня, - от праведного гнева Ромкины глаза вращались, в голове пульсировало, а в душе кипели столь сильные чувства, что могли бы воодушевить на подвиги и не одного Ромку, - поэтому я вызываю тебя на бой, - выпалил он и полный решимости восстановить попранную честь, встал в боевую позу, выставив одну ногу вперед другую назад, затем Ромкины руки совершили некие круговые движения, очевидно, этого требовали правила боя. И хотя весь процесс подготовки к сражению занял довольно продолжительное время, скорее всего по причине выпитого, но, все же, Ромка выглядел убедительно и даже устрашающе. По крайней мере, так казалось самому Ромке.
До того момента как Ромке оскорбиться Черный Тюльпан успел отойти метров на восемь-десять, собираясь идти по своим делам, которых у примерного главы семейства всегда найдется в достаточном количестве. Но, услышав Ромкино приглашение на бой, остановился, неспешно развернулся и поднял руку, чтобы провести по волосам. Сие безобидное поднятие конечности Ромка расценил как принятие вызова и, издав возглас, более напоминавший крик шакала, нежели боевой клич Ромка мужественно бросился на обидчика. Черный Тюльпан увернулся, вернее он только сделал шаг в сторону, а Ромка стремительно пронесся мимо и, пробежав еще несколько метров, встретил на пути препятствие в виде грязной лужи. Он еле успел остановить свое разгоряченное тело у самого ее края и, пытаясь установить равновесие, взмахнул руками. На какое-то мгновение ему удалось удержаться, но алкоголь, возымевший влияние на разум и тело, и толкнувший Ромку на безрассудный поступок, завершил-таки предательское дело - Ромкино тело качнулось назад, вернулось в вертикальное положение и медленно, словно в замедленном кадре плашмя упало в холодную воду.
Капли воды, весело играя и переливаясь на солнце, разлетелись в разные стороны, и Ромка отрезвел.
-Ну что? - выбралась совесть из недр души.
-Вот бы утонуть, - подумал Ромка.
-При всем желании не представляется никакой возможности потому как глубина данного водоема десять тире пятнадцать см, - холодно, без малейшего намека на сострадание, сухо и совершенно равнодушно сообщила совесть.
-Жаль, - ответил Ромка.
-Не малодушничай, кто ты там нынче в звании? Капитан? - съязвила совесть, - а может уже генерал? - продолжала она, - ба, - ехидничала и ерничала она - да если бы не этот уважаемый человек и эта лужа!? Кем бы ты приказал себя величать?
-Перестань и так тошно.
-Чего развалился? Вставай уже и пошли домой, генералиссимус.
Ромка поднялся и угнетаемый муками совести понуро побрел домой.
Пытко и Крына. (1998г.)
Старая вся проржавевшая изнутри и снаружи, ремонтировавшаяся не единожды и вопреки здравому смыслу действовавшая до нынешней зимы система отопления клуба, наконец, не выдержала и вышла из строя. На ремонт денег не нашлось, и комиссия, собранная главой села забила окна и, опечатав двери, навесила на нее амбарный замок. Поэтому жители поселка по негласному согласию избрали местом своих встреч магазин. Приезжий мог бы принять его за какой-нибудь склад, но вывеска гласила о том, что данное строение является, ни чем иным как магазином.
Это серое и нелепое здание, опять же за отсутствием денежных средств, давно не ремонтировалось, как впрочем, и многие дома в селе. На стенах облупилась краска. Пол, некогда покрытый коричневым линолеумом, был обезображен плешинами. На оголенных участках виднелись доски, которые при нагрузке угрожающе скрипели и особенно осторожные посетители старались обойти их. Но никого это убожество не смущало, и люди продолжали приходить сюда за новостями. А вследствие оторванности населенного пункта от большой земли жизнь обитателей села не подвергавшаяся внешним воздействиям была размеренна и скудна на события. И поэтому все, что бы ни происходило в селе, даже самое пустяковое происшествие, выставлялось на публику, подвергаясь детальному обсуждению и анализу, с просмотром возможного варианта исхода события. Все делалось без злого умысла, а лишь как повод для общения.
В ожидании открытия магазина Пытко и Крына неспешно прогуливались по селу. Обе женщины еще в начале восьмидесятых годов двадцатого века вышли на пенсию и наслаждались свободой.
Пытко снисходительно улыбаясь, отвечала на приветствия односельчан. Весь вид ее говорил о том, что она полна самого глубокого уважения к собственной персоне. Кстати сказать, что осанка у нее была поразительная, достойная внимания и всяческих похвал, она держала спину прямо, двигалась плавно, в ней чувствовались достоинство и уверенность, но не осанка являлась отличительной особенностью этой удивительной женщины, а характер - колючий и желчный; у нее были маленькие пронзительные глазки, которые, казалось, видели насквозь, и общавшемуся с ней, становилось не по себе, а резко выступающие скулы и острый подбородок придавали лицу жесткое выражение. Она часто бывала не в духе, но внешне это никак не проявлялось, и только злые колючие замечания и комментарии выдавали ее состояние. В припадке раздражения из ее уст даже самое безобидное слово могло звучать зловеще.
По этой причине многие односельчане избегали общения с ней, разве что по крайней необходимости.
Крына же в отличие от своей спутницы ничего выдающегося не имела. Внешность у нее была самая обыкновенная, можно сказать даже невзрачная. Зато характер покладистый и ровный притягивал людей.
Наконец часы показали одиннадцать - время открытия магазина и Пытко с Крыной направили свои стопы к нему.
'Хотя, что нового могло произойти?! Почту привозят вертолетом, а его давно уже не было, следовательно, почты нет, продуктов нет. Остаются только местные новости, половина из которых, в лучшем случае, искажена в результате многочисленных пересказов, а в худшем этот несносный Гырголькау опять будет врать, и каждый раз находятся дурачки, которые словно под гипнозом, разинув рты, слушают его небылицы. Да мне то что!? Пусть себе слушают глупости. Умирать вчера никто не собирался. Ну и что я там забыла?' - рассуждая таким образом, Пытко поднималась по ступеням магазина.
Магазин состоял из двух секций. По левую сторону находился продовольственный отдел. В нем вот уже который год торговали только самым необходимым: хлебом, сахаром, чаем, крупами с тушенкой, да зимой совхозной олениной. Изредка из района на вездеходах привозили овощи, консервы, да к праздникам сладости.
Вторую половину магазина занимал промышленный отдел. Здесь на нескольких полках были разложены остатки старого товара завезенного еще во времена советские лет восемь-десять назад.
Кроме продавцов в магазине никого не оказалось, и Пытко с Крыной прошли в промышленный отдел. Конечно, им давно был известен скудный ассортимент, которым располагал отдел, но чтобы хоть как-нибудь занять себя они неспешно, переходя от одной полки к другой, начали дотошный осмотр их содержимого.
- Смотри, - Крына развернула панталоны, - тебя две поместятся в них.
- Шестьдесят последнего размера. Нашего уже нет, - косясь на штаны, произнесла Пытко.
- А если затянуть резинку? Как думаешь?
- А зачем? Поверх керкера* можно носить, тогда уж точно никто не скажет, что на тебе нет нижнего белья, - сказала Пытко с совершенно серьезным лицом и взглянула на панталоны так, точно они были виноваты в том, что имели наглость быть большого размера.
Этот предмет женского гардероба имел спрос у представительниц старшего поколения. Но оставшиеся в магазине экземпляры были огромны, поэтому не подходили, ни одной женщине села, потому что, даже самая крупная из них на фоне этих штанов выглядела просто дюймовочкой.
А что до Пытко, то она была маленького роста, около полутора метров, худощавого телосложения, угловатой, на вид хрупкой и слабой физически, но это впечатление было лишь иллюзорно, на самом деле она была жилиста, вынослива и тело служило ей безотказно. На Крыне природа тоже сэкономила, как и Пытко она была мала ростом, но более женственна и изящна.
- Хи-хи-хи. Они и поверх будут велики, - Крына имела не только легкий веселый нрав, но и богатое, почти буйное, воображение. И теперь, глядя на несуразно большую, но все, же интимную часть женского гардероба, ее фантазия и своеобразное чувство юмора родили бог весть, какую картину и она, размахивая бельем, отчаянно хихикала, то и дело, переходя на хохот и не в силах остановиться, давилась от смеха:
- Представляешь, хи-хи-хи, на ветру штанины, ха-ха-ха, как флаги развеваются, хи-хи-хи, как будто специально, чтобы мужчин завлекать, ха-ха-ха.
Пытко стояла молча. Она внимательно и очень серьезно, будто сторонний наблюдатель, с совершенно холодной и невозмутимой физиономией, следила за происходящим, но в следующую секунду совсем неожиданно, словно вопреки своему желанию, будто какой-нибудь паяц согнулась пополам и, схватившись за живот одной рукой, а другой, закрыв рот, чтобы приглушить вырывающиеся из нее звуки, тоненько запищала.
Писк и хихиканье гулко отозвались в полупустом помещении, но через пару минут все стихло.
Полок с товаром было четыре, и экскурсия быстро закончилась.
- Ну, - презрительно окинув взглядом убогое помещение, произнесла Пытко, и где этот, - она сделала паузу, а Крына, собиравшаяся выходить из отдела остановилась и уставилась на подругу. Зная характер Пытко, она нисколько не удивилась быстрой смене ее настроения. Скорее наоборот, обрадовалась, потому что за все утро та ни разу не рассердилась и никого не обругала. Крына даже начала беспокоиться, не заболела ли Пытко. Но теперь, услышав знакомые интонации и ехидное выражение на лице подруги, успокоилась.
- Кто?
Крына приготовилась услышать поток язвительных названий и прозвищ в адрес очередной жертвы попавшей в немилость Пытко.
- Обещанный коммунизм, - сказала Пытко, при этом голова ее произвела несколько движений, которыми чукотские женщины сопровождают свою речь, когда хотят подчеркнуть или выразить свое эмоциональное отношение к сказанному. В данном случае они означали глубокое презрение. Разумеется, от Пытко всего можно ожидать, но Крына на этот раз растерялась:
- Не знаю.
- И я не знаю. Да наверное, никто и не знает.
- А ты ведь права, действительно, где он? - лицо Крыны вновь стало смешливым.
- А помнишь эти субботники, плакаты 'Вперед к победе коммунизма!', собрания, митинги? А наши начальники, какие речи толкали! А мы воодушевлялись и начинали строить-строить, из кожи лезли, за рабочую неделю так настроимся...
- Ага, а в субботу напивались допьяна, - Крына хихикнула, - а может, он все же приходил? Пришел в одну из суббот...
- Увидел, как мы валяемся в стельку пьяные, - глаза Пытко сверкнули только не понятно от чего: то ли ей было весело и смешно, то ли она разозлилась.
- Рожи наши перекошенные, кривые и веселые, - татуировки на лице Крыны приплюснулись и расползлись в разные стороны.
- Подумал им тут и без меня хорошо и ушел себе в Америку.
Лицо Крыны вытянулось:
- А почему в Америку?
- Да потому что там, говорят, хорошо живут, значит, он в Америке, - с завистью произнесла Пытко.
- Слушай, да он просто заблудился! Шел то он к нам, а попал в Америку. Как должно быть тамошние эскимосы обрадовались.
Пытко обвела взглядом помещение; ее взгляд уперся в окно, в нее билась муха. Пытко уставилась на нее. Каждый раз, когда муха отрывалась от окна, Пытко пристально сопровождала ее взглядом. Сделав круг, муха возвращалась и снова начинала биться о стекло. Наконец Пытко оторвала от нее взгляд.
- Ничего не скажешь, здорово нас надули, - произнесенное прозвучало спокойно, но маленькие глаза Пытко зловеще блеснули, - ах, как у них здорово все вышло, да так ловко, - почти восхищенно сказала она, но в следующую секунду ее гортанный голос зазвучал резко, зло, категорично, - вот так нам и надо дуракам безмозглым, все получили, что хотели, одни коммунизм, за чужой счет конечно, а такие как мы, вот, - и она, соорудив из пальцев известную и понятную во всем мире и без всяких слов конструкцию, ткнула им себе в нос.
'Ну, вот все по старому, а то все утро ходила как пришибленная',- подумала Крына.
А тем временем в соседнем отделе появился посетитель, жизнерадостный и ни при каких обстоятельствах не унывающий Росхинаут.
- Рай, какая ты сегодня! Ух! - восторженно и улыбаясь во весь рот, обратился он к стоявшей за прилавком Райке. Но, ни один мускул не дрогнул на Райкином лице.
- Чего тебе? - сухо осведомилась она.
- Ну, че ты сразу. Может я специально пришел, посмотреть на тебя, - лицо Росхинаута сияло, оно выражало безудержную радость, восхищение и преданность.
- Еще раз спрашиваю чего тебе?
- Вот заладила чего тебе чего тебе, кофточка на тебе красивая, но в сравнении с тобой она просто тряпка, - обаяние, которое источал Росхинаут, наверняка, ошеломил бы другую, но Райкино сердце осталось глухо, а на лице застыло суровое, почти жесткое выражение.
- Спрашиваю в последний раз. Что?
- Хлеба, - Росхинаут не переставая быть счастливым, уставился на Райку.
- Деньги давай, - холодно потребовала Райка.
- Скоро будут.
- Когда будут, тогда и приходи, - в голосе продавца звучал металл.
- А дай в долг.
- Сколько можно! - наконец не выдержала Райка, - Всех запиши, всем дай! Вон, какой список вырос, а как только получат зарплату, сами не спешат расплачиваться, надо за всеми бегать. Хватит, надоело! - взвыла Райка.
- Не дашь, значит?
- Нет!
- Эх ты, не понимаешь. Ну, дай хоть уксусу, отравлюсь что ли, - Росхинаут все еще надеялся взять в долг хлеба, поэтому попытался надавить на жалость и сочувствие, но Райка не первый год работала в магазине, и научилась управлять своими чувствами. Она знала, на какие хитрости и уловки способны некоторые односельчане, чтобы получить в долг продукты.
- Дурак. Добудь медведя, вон неделю назад летчики спрашивали шкуру. За нее неплохие деньги выручишь.
- Добыл бы, только патронов нет.
- Попроси в совхозе.
- Ходил. Там давно их нет.
- Ну, найди средство какое то, чтобы добыть медведя, но как-то же ходили наши охотники с копьями на охоту. И было это совсем недавно всего, каких-то 50-70 лет назад. Эх, обмельчал мужчина. И мужиков то настоящих не осталось.
Пока Райка сожалела о мужиках Росхинаут молча, слушал, громко сопел, но соглашался, кивая головой, потом внезапно, словно от внезапного озарения лицо его вытянулось, он хлопнул несколько раз глазами, произнес: 'Ага', порывисто протянул руки через прилавок, схватил Райку за плечи, притянул к себе, поцеловал, и покинул магазин.
- Чумной, - сказала Райка.
Когда начались перебои с поставками патронов в совхоз, Росхинауту пришла идея сделать копье. Он вынашивал эту идею долго, еще с прошлого лета, но откладывал на потом, потому что только со слов других охотников знал, как сделать его, да и подходящего материала не было. Но как-то утром возвращаясь с рыбалки на берегу нашел выброшенное морем деревце. Убедившись, что оно достаточно прочно и гибко Росхинаут унес его домой.
Когда деревце обсохло, удалил сучья, отрезал полтора метра от верхней части дерева, тщательно отшлифовал, получилось древко. Оставалось найти материал для наконечника, и Росхинаут вспомнил, что не так давно около сельского гаража видел арматуру. Он пошел к гаражу, к счастью арматура была на месте. От нее ножовкой отпилил кусок.
Дома затопил печь так, что жар чувствовался в метре от печи, в комнатах было душно и жарко. В топку положил арматурину, накалил ее до белого цвета, вынул, вынес в коридор, положил на наковальню и начал бить тяжелым молотком до тех пор, пока заготовка не получила нужную ему форму: она стала плоской, толщиной около пяти миллиметров, длиной приблизительно в пятьдесят сантиметров, а шириной шесть-семь. Когда заготовка остыла, заострил один конец, с острого края заточил полотно с обеих сторон по тридцать сантиметров, остальные двадцать оставил тупыми. Когда закончил с наконечником, взял древко с одной стороны которого сделал углубление, вложил в него наконечник и, насадив болты, закрепил его, обмотав мокрым лахтачьим ремнем. Чехол для наконечника, сделал из лахтачьей кожи.
Был конец февраля. В это время года заканчиваются, заготовленные осенью, запасы моржового мяса. И мужчины села ходят на нерпу, выезжая в море к кромке ледового припая. Одни берут ружья, другие же ставят сети, специально изготовленные для ловли нерпы. Росхинаут тоже выезжал на охоту. И раз патронов у него не было, то и вынужден был обходиться только сетями.
Было раннее утро. Позавтракав остатками ужина, Росхинаут оделся и вышел на улицу. Собаки, увидев хозяина, радостно затявкали, и, ожидая своей очереди, когда он запряжет их в упряжь, повизгивали от нетерпения.
'Теперь, когда ружье бесполезно вследствие отсутствия патронов, то копье, какое-никакое, а все же оружие', - подумал Росхинаут, отъезжая от дома.
Собаки бежали легко и домчали к кромке быстро. Росхинаут вынул сети, в ней было две нерпы. Он распутал одну, и только взялся за вторую, как залаяли собаки. Росхинаут поднял голову, крупный медведь, не обращая никакого внимания на беснующихся собак, шел в его сторону.
Росхинаут встал во весь рост и, энергично махая руками, как можно громче крикнул: 'Эй, эй, иди отсюда'.
Но медведь, нисколько не замедлив шага, продолжил движение. Он нюхал воздух, было ясно, что его манит запах нерпы.
'Упитан, двигается слишком уверенно, на собак не обращает внимания, скорее всего, он еще не сталкивался с человеком', - подметил Росхинаут, - 'И, черт возьми, сколько мяса!', - мелькнуло в его в голове.
- Я же сказал тебе уходи, а то придется убить тебя, - выкрикнул он снова, но уже без особого энтузиазма.
Росхинаут, не отрывая взгляда от хищника, пятясь без лишних резких движений отошел к упряжке и распустил собак. Они тут же устремились к медведю, и неистово лая, набросились на него. Окружив со всех сторон, они попеременно кусали его за разные части тела. Зверь начал отбиваться, орудуя передними лапами, но собаки ловко уходили от ударов. В конце концов медведь, совсем не ожидавший нападения со стороны небольших в сравнении с ним существ, ретировался, пытаясь добраться до открытой воды, но собаки вновь и вновь яростно набрасывались на него, не давая уйти.
Пока собаки атаковали медведя, Росхинаут взял копье, расчехлил его и в то же мгновение, внутри него пробежала дрожь, но не от страха и не от волнения, а от прилива необыкновенной энергии, как будто некие силы дали ее. В нем проснулся древний инстинкт охотника, умеющего рисковать, и медведь стал объектом охоты, большим огромным куском мяса, которым можно долго питаться. И это желание получить сразу много мяса затмила все остальные чувства. И то, что он никогда не ходил на зверя, и уж тем более на хищника с самодельным, ни разу не проверенным на прочность копьем, его не останавливало. Его тело, рассудок, душа в эту минуту были едины и подчинились тому, что было наработано многими поколениями предков: выжить во, чтобы то ни стало, а выжить значить суметь прокормить себя и близких. Этот инстинкт двигал им, все лишнее, не нужное, мешающие в этот момент было отброшено. Чутье подсказывало ему, как необходимо действовать, а разум подмечал и откладывал в памяти все действия.
Собаки прижали зверя к торосам и, воспользовавшись моментом, когда он начал подниматься на задние лапы Росхинаут молниеносным сильным движением вонзил копье в выемку между шеей и туловищем, вынул копье, и быстро отошел в сторону, медведь повалился на передние ноги. Собаки набросились на него, он все еще был жив. Росхинаут вынул нож и сделал укол в сердце. Опытные собаки успокоились и отошли, а молодые все еще не могли уняться и продолжали кусать уже мертвого зверя.
Росхинаут опустился на торос. Трясущимися руками вынул из кисета махорку и кое-как свернув самокрутку, но, так и не закурив, отшвырнул ее в сторону. Он был выжат и опустошен. Все силы моральные и физические были вложены в один единственный удар. Удар, вернувший Росхинауту веру в собственные силы и уважение к самому себе.
- Ну, я даю, - сказал он, покачивая головой.
Посидев еще с полминуты, он прокрутил в голове все свои движения акцентируя внимания на удар копьем.
Затем встал, подошел к нарте, взял веревку, привязал ее к шее и передним лапам медведя и при помощи собак переместил его на ровное место. Развернул тушу головой на север, перевернул на спину и, пока она не застыла на морозе, начал разделку. Прежде надо было высвободить тушу от шкуры, и он начал с лап. С внутренней стороны по всей длине каждой ноги сделал разрезы, попеременно с каждой ноги отодрал шкуру, высвободил голову и затем полностью тушу. Шкуру опустил в воду для того, чтобы чилимы очистили ее от жира.
От шеи отделил голову, вынул глаза, проглотил их.
Положил голову на кусок льдины, покрошил рядом с мордой кусочки сушеного оленьего жира, щепотку табака и спичку.
- Кетэв гатвайгыт. Игыт гетекисгымури, кырым мынкупкенмык. Лыгеным велынкыкунейгыт. Ноткенат кимитыт кытаангынат. Ии. Игытым кырагтыге,* - произнес он и, развернув голову на север, пустил в открытое море.
Потом он вернулся к туше, распорол живот, вынул потроха, кровь слил на снег, печень выбросил в море. Отделил мясо от костей, часть костей отдал собакам, положил мясо в мешок и погрузил на нарту. Оставшееся мясо и кости закидал кусками льда и снегом, чтобы позднее забрать.
*Хорошо, что ты есть. Теперь благодаря тебе у нас есть мясо, и мы не умрем голодной смертью. Спасибо тебе. Эти подношения для тебя, сделай милость съешь их. А теперь, ты можешь вернуться домой. (По-чукотскому поверью души умерших медведей уходят на север, там они, рождаясь, снова обретают тело).
Упрямые старики. (2007г.)
Летом 2007 года Нотагиргин перестал выходить в море. Ему исполнилось 67, он сказал: 'Теперь пусть молодые работают', - но по старой привычке вставал рано и шел к морю.
И сегодня выйдя из дома, он отправился по старому маршруту, вдоль берега к лагуне, где стояли на якоре вельботы, но вскоре вернулся.
- Выбросило моржа. Андрейка бери лопату, Ульяна ведро и за мной, - велел он детям и вышел.
Нотагиргин шел скорым шагом. Ему хотелось скорее выйти за пределы поселка. Но как только они миновали клуб, из-за угла, как будто специально кого то поджидая, внезапно выскочил Номьетау. Он славился чрезмерной любознательностью и чтобы удовлетворять свое любопытство, научился ловко выуживать любую интересующую его информацию. Причем очень часто человек, делившийся с ним новостями, даже и не подозревал о том, что является источником сведений, столь необходимых Номьетау. Эта способность в полной мере пригодилась ему во времена не столь отдаленные, 70-80 годах прошлого века, когда он был назначен парторгом села. Тогда эта должность была весьма почетной и уважаемой и, разумеется, на нее абы кого не брали, потому как она предполагала наличие некоторых убеждений, а конкретно - стойкую непоколебимую веру в партию и ее идеалы. А так как Номьетау очень даже верил в то что, в конце концов, наступит коммунизм, то и был замечен руководством и после формальностей был поставлен на должность. Одной из обязанностей парторга была следить за моральным обликов советского гражданина, и при необходимости проводить с гражданином воспитательную работу. И новоиспеченный парторг не сказать, чтобы рьяно, но все же весьма дотошно и настойчиво взялся за порученное дело.
Он наблюдал, запоминал, любопытствовал, его интересовали настроения и политические 'предпочтения' соседей и работников совхоза, да и все, что попадало в поле его зрения не оставалось не замеченным. Он был политически 'подкован' и поэтому знал, насколько может быть коварен враг социализма, т.е. капитализм. Но очень скоро понял, что его односельчан нисколько не интересуют происки капитализма, да и сам капитализм в целом, возможно, вследствие скудости информации о нем и его целях, или еще по какой-нибудь другой причине, то умерил свой пыл. Но привычку 'совать свой нос' во все дела, однако он не бросил.
- Старый лис, и не сидится тебе дома! - проворчал Нотагиргин, когда увидел Номьетау. На какое-то мгновение он замялся, решая, что предпринять, уж больно не хотелось делиться находкой.
'Запасы мяса заканчиваются. А собак кормить надо. А пронюхай Номьетау о морже, так обязательно увяжется. А упряжка его большая, значит и мяса он возьмет много. Так-так-так' - мелькало в голове Нотагиргина.
'Конечно, для чукчи не делиться добычей большой грех! А разве выброшенный морем морж является добычей? Разумеется, нет! Тем более в пищу человеку дохлятина не годится, - рассуждал он, в основном для того чтобы приглушить укоры совести, - значит, раз я нашел моржа первым, и раз он не является добычей, и к тому же в пищу человеку не годится, то он по праву принадлежит только мне! В конце концов, я рано встал; не ленился - пошел на берег; тяжко ходил по рыхлому песку; о камни разбил ноги; напряженно и долго всматривался вдаль и рядом; нашел моржа и для чего?! Для того, чтобы накормить чужих собак, когда у меня самого упряжка голодная!? ', - в конце концов, доводы приведенные Нотагиргиным самому себе, показались ему вполне убедительными, и решение 'находкой не делиться' было принято им окончательно.
Нотагиргин никогда и никому не отказывал в помощи, и нередко в ущерб семье отдавал последнее. Так продолжалось на протяжении многих лет.
А Тею - жена его и мать семерых детей была женщиной терпеливой. Она обладала не только величайшей выдержкой, но и теми качествами, которые надлежит иметь женщине, живущей в небольшом селе, имеющей многочисленную родню как со своей стороны, так и со стороны мужа. Она всегда следовала обычаям гостеприимства и не потому что этого требовали приличия она действительно была добра к людям и если у кого то из близких или соседей случалась беда не раздумывая приходила на помощь.
Но однажды, совершенно неожиданно, можно сказать в один момент, она изменила свое отношение к некоторым нравственным понятиям. А толчком стало следующее событие: ее муж в очередной раз решил оказать безвозмездную помощь в виде полозьев для нарты, которые жизненно необходимы в хозяйстве, потому что собачья упряжка на арктическом побережье Чукотки до сих пор является единственно надежным средством передвижения и транспортировки груза. Процесс же производства полозьев, да и самих нарт тоже, не сказать, чтобы сложный, но требует времени, сноровки и терпения. Так вот полозьями для своей нарты Нотагиргин занимался долго, дотошно и скрупулезно. Пришла осень, на носу зима, кому-то из односельчан очень срочно понадобились полозья и Нотагиргин отдал свои. А к вечеру Тею узнала о том, что ее муж, кормилец и опора семьи отдал детали столь необходимые, для того чтобы нарты были на ходу.
И эта женщина обязанная уважать и принимать решение мужа и ни в коем случае не имеющая право ставить под сомнение его выбор, не выдержала и:
- На охоту ездить, на чем будешь? - спокойно, спросила она, но произнесенное прозвучало как-то зловеще, затем последовал громкий и яростный вопль, - собак привяжешь и на жопе покатишься!?
Соседи, знавшие Тею, удивленно и даже как будто со страхом наблюдали за нею. Затем совсем неожиданно для всех, а еще более для Нотагиргина она размахнулась, и что есть силы, ударила его. Тело мужа пролетело метра два три, упало на землю и осталось лежать.
А соседи ставшие нечаянными свидетелями этой неожиданной и весьма щекотливой сцены тихо, стараясь как можно не заметнее, разбежались кто куда, а Тею развернулась и молча, вошла в дом. Ее бунт Нотагиргин воспринял как должное и с тех пор он начал считаться с мнением своей разумной жены.
-Вы идите, а я его заговорю.
Андрей с Ульяной догадались, что отец не желает ни с кем делить находку. Ульяна даже предположила, что, возможно, найденный морж вовсе не взрослый, а маленький моржонок. Мясом взрослого животного можно кормить несколько недель не одну упряжку, а моржонок в разы меньше взрослого, следовательно, и мяса на нем меньше.