Ночь, проливной дождь и авианалет обрушились на город одновременно, словно работали сообща. Закатное солнце заволокло темными тучами, растрескавшиеся стены дома затряслись в припадке, повторяя за установленной на крыше древней зениткой. Разбитые окна злобно плевали в лицо дождем, как будто презирая за что-то.
Полузнакомая квартира, росчерки трассеров за окном и далекий грохот не то грома, не то далекой канонады сменились скользкой поверхностью крыши и суетой ночного боя. Стрелянные гильзы с шипением падали в лужи. Вокруг сновали тени, смутно знакомые, но абсолютно аморфные и неразличимые, как и полагается во сне. В ночном небе неприятной комариной стаей сновали чужие штурмовики.
Кто-то скидывал с крыши зажигалки, щедро плюющиеся каплями белого фосфора. Кто-то волок к зенитке еще один ящик патронов. Одну из теней задело густой горячей очередью, и она моментально растворилась в ночном воздухе, как замок из песка, застигнутый волной.
Зенитка молчит, ее ствол погнут и жалобно задран к небу. На крышу с ревом рушится самолет, пузом проезжает ее до самого конца и застревает в парапете. Из самолета вынимают окровавленного, орущего пилота, ему столько же, сколько и прочим теням, лет шестнадцать семнадцать, его лицо неожиданно знакомо, это же Петька, он ушел после девятого, и вот оказывается, куда. Пилота волокут к краю крыши, раскачивают и кидают вниз, он летит, смешно расставив руки, молча, они никогда почему то не кричат, наверное, встречный поток воздуха забивает рот, загоняя крик обратно в тело. Второй пилот сидит, уткнувшись лицом в штурвал, из многочисленных дыр в летчицкой куртке льется кровь.
Утро, самолетов давно уже нет, вода, смешанная с кровью, деловито уходит в трещины на чердак, последний этаж и дальше, и все сидят на краю крыши, встречают солнце и болтают ногами. Внизу глубоко-глубоко, этажей сто, или даже двести, и асфальт в оспинках от бомб, и невозможно повернуть голову, чтобы рассмотреть соседей, но это даже не важно, ты знаешь, что рядом сидит твоя первая любовь, и вторая, и третья, бесконечные отражения одного и того же в мутном оплывшем зеркале, забытом в старом деревенском доме, только ты не можешь вспомнить ее имя, как впрочем и свое, здесь нет имен, они все остались там, и это мешает, словно сломанный зуб, и ты вдруг резко дергаешься и прыгаешь вниз, вслед за летчиком-подростком, с ужасом смотря на приближающуюся землю и оплавленные противотанковые ежи.
Вспомнив свое имя, Сергей резко дернулся в жестком автобусном сиденье, чуть не ударив голову о поручень переднего сиденья и схватившись за ручки. Сидевшая чуть поодаль бабка в цветастом платке неодобрительно покосилась на него, но промолчала.
Шапка, сдвинутая на ухо, позволила уснуть и увидеть странный сон про город бесконечной войны, но она же, смягчив вибрации заплеванного стекла, превратила мозг в кашу. Боль то усиливалась, то утихала, приноравливая к грохоту мотора, спрятанного под капотом неказистого пазика, волокущего Сергея, бабку и еще пару мужичков помятого вида к своей конечной остановке, по совместительству - малой родине Сергея.
За окном тянулась мокрая стена длинных и тонких, словно хлысты, сосен. Когда то тут вырубили все, под корень, и из засыпанной щепками земли, из хвои и сгнивших пней потянулись сотни новых деревьев, тонких, гибких и живучих. Лес же продали куда-то в Китай, и этот продадут, но пока он отчаянно тянулся к скудному сибирскому солнцу, видимо, думая затушить его вовсе.
Странно, что снилась такая чушь, а не причина, уведшая Сергея от привычной пустоты темной и пыльной квартиры в этот автобус. Родной город, выросший под сенью огромного древоперерабатывающего комбината, навсегда затихшего после развала Союза, одноклассники, их странные и страшные игры, замученные зверьки, которых то тут, то там находили в разных уголках города, Петька этот дурацкий, зачем-то прокравшийся в чужой сон и вышвырнутый из него, словно незваный гость на вечеринке.
Ну и конечно звонок. Звонок отца Сашки, единственного друга со школьной поры. Совместное увлечение астрономией, составление звездных карт, наблюдение Персеид через старый бинокль, мечты об побеге из города прямо в Туманность Андромеды, странные сказки, непонятное поведение, привычка сбегать из дома и по неделям жить на чердаках и подвалах, питаясь непонятно чем. Сергей уехал из города, а Сашка не смог выбраться из под тени спящего древокомбината. Его забрали прямо с уроков, долгое время о нем никто ничего не знал, наконец по городу змеями поползли слухи, переливаясь самыми невероятными выдумками.
Онейроидная шизофрения, шансов на излечение нет. Отец не позволил забрать его в районный желтый дом, и Сашка поселился на втором этаже своего дома, изредка выглядывая из зарешеченного окна и пугая припозднившуюся гопоту. Сергей переехал в Москву, несколько лет там промыкался, потом вернулся в областной центр, меняя свою жизнь на бессмысленные надежды скопить на квартиру. Тут то его и настиг звонок на его старую моторолу, не звонившую уже несколько лет. Да, умер, врачи говорят, нервное истощение, перед смертью постоянно звал тебя, так что не мог бы ты... Наверное ему было бы приятно.
Наверное.
Сергей понятия не имел, что Николай Петрович, тяжелый, грузный мужчина пятидесяти лет, который ни зимой, ни летом не расставался со своим вытертым свитером и которого никогда не видели с женщиной, словно и сына он прижил от этого свитера, способен был на какие то чувство и даже на некую духовную жизнь. Тем более он не знал ,что тот помнил -- и что даже когда то знал! Номер его телефона. Однако вечером того же дня он пошел на автовокзал и купил один билет. Странное поведение, что и говорить, под стать внезапному прорыву сентиментальности Николая Петровича.
Видимо, дело в том, что даже похороны были бы веселее его обычных выходных.
Пазик чихнул и остановился, старуха вышла час назад, мужики с заднего сиденья еще раньше, их выхода Сергей даже не заметил, так что он сидел в темном салоне один. Поднявшись, он укротил внезапно проявившееся головокружение и шагнул на мокрый асфальт, прямо под мелкий дождик. Пожилой усатый водитель в кепке, не глядя на пассажира, закрыл за Сергеем дверь и потянул за рычаг передач, направляя автобус к месту ночевки.
Сергей пошел куда глаза глядят, пытаясь понять, какое ущелье из одинаково выгладивших пятиэтажек приведет его к знакомому дому. Фонари не горели, немногочисленные прохожие выглядели неприветливо и жутковато, словно статисты фильма ужасов. Наконец Сергей вышел в частный сектор, при этом окончательно осознав, что заблудился. Одинаково выглядящие улицы были лишены табличек с названиями, и ужасающая перспектива искать где-то укрытие от дождя и как то пережидать ночь становилась все неизбежнее. Дождю надело вкрадчиво капать за шиворот, и он наконец то ливанул в полную силу, и тут Сергей наконец то увидел на другой стороне улицы знакомый покосившийся забор.
После получаса стука в ворота и чуткого прислушивания к темноте двора Николай Петрович открыл дверь и недовольно пробурчал "Пораньше не мог приехать, чтоли?" Но увидев мокрого до нитки Сергея, он сменил гнев на милость и пригласил в дом. Не успел Сергей осознать, что спать придется в комнате недавно умершего шизофреника, (ну ты понимаешь, тебя больше некуда положить), как Николай Петрович исчез в темных, пахнущих гнилым деревом глубинах дома, предоставив гостю устраиваться самому. Пожав плечами, Сергей поднялся по крутой лестнице на второй этаж, безрезультатно пощелкал выключателем, кинул на пол спортивную сумку, нашарил там пузырек с таблетками, бутылку водки и минералку. Отсчитав три таблетки, он запил их глотком водки и минералкой, после чего, не раздеваясь, лег на заскрипевшую кровать. Хорошо что районный психотерапевт, прописавший снотворное, не знал о его способе приема лекарства. Впрочем, без водки таблетки давно не действовали, а врачу, мужчине с равнодушным лицом и огромными кругами под глазами, было решительно все равно.
Дождь продолжал заливать вымерший город. Где-то в доме настырно капало.
Он находился в кабине разбившегося самолета, разглядывая город. Второй пилот так и сидел, прислонившись к штурвалу, но его труп практически полностью разложился оставив только серый скелет, задумчиво улыбавшийся чему то. Судя по всему, тут прошло несколько лет, но он знал -- война не закончилась. Она никогда не закончится.
- Через год Призыв. Ты помнишь?
Вопрос, как это и бывает во снах, сразу проявился в его голове единым куском смысла, минуя промежуточные стадии вроде колебания воздуха или трепета барабанной перепонки. Он повернулся, зная, кого увидит за спиной -- та самая тень женского пола, без глаз, но с мягкими волосами и улыбкой.
Он открыл рот, чтобы ответить, что помнит и готов, но тут время осыпалось листьями, снегом и весенним гулом, целый год сверкнул и погас, и только улыбка оставалась неизменной в этой круговерти.
- Завтра
Завтра было не вопрос, не утверждением, оно словно стало всем миром, о завтра напоминал и самолет, и дружелюбная улыбка скелета, и светло синие небо, завтра запачкало все, словно пролитое масло из банки шпрот, но он знал, что завтра могло не наступить никогда, точно так же как год выскользнул из рук за одну секунду. Время, пространство, причинно-следственные связи -- все это не имело тут никакого значения, по крайней мере, пока он тут гость, а не полноправный местный житель.
Протянув руку, чтобы схватить насмешливо улыбающийся призрак за край платья, он с грохотом упал с кровати. Настенные часы показывали одиннадцать утра.
Они всегда их показывали.
На удивление, комната выглядела самой обычной, не вызывая никаких ассоциаций с комнатами недавно умерших шизофреников из фильмов ужасов. Ни мягких стен, ни наползающих друг на друга разлапистых надписей на потолке, ни помутневшего от ужаса зеркала. Книжные полки, беспорядочно заставленные детективами "Бешеный против помешанного", подборок "Популярной астрономии" или неопознанными еще советскими изданиями в потрепанных обложках. Деревянный рассохшийся стол, на нем кучами свалены журналы, бумаги с какими то записями и журнальные вырезки, посвященные космосу. "Ученые открыли самый большой взрыв во вселенной", "Раскрыта тайна Великого Аттрактора", "Красное пятно юпитера оказалось действующим вулканом"
Поднявшись с постели, Сергей подошел к книжному шкафу и с трудом достал с верхней полки тяжеленный том советской энциклопедии, тяжелый, липкий, потемневший от времени, так что едва можно была разобрать схематичные рисунки космонавтов и звезд на форзаце. Раскрыв книгу, он достал из нее черную неподписанную тетрадь и бросил ее на кровать, а книгу закрыл и запихнул на место.
Существование дневника он открыл еще десять лет назад, копаясь в книгах, пока Сашка о чем то говорил с отцом на кухне. Тогда он положил тетрадку на место и закинул книгу обратно, но сейчас Сашка уже умер, и тетрадь из личного дневника превратилась в литературное наследие, практически в мемуар.
Мемуар оказался скрупулезным перечислением размеров различных космических объектов, а так же содержал вычисления, сравнивающие их друг с другом, с землей или с Сашкой. Больше всего Сашку пугала суперпустота Эридана, миллионы и миллионы световых лет пустоты, без звезд, без планет, и даже всепроникающее реликтовое излучение там было слабее, чем где-то еще. Упоминание пустоты сопровождалось заметками типа "Миллионы лет идти в пустоте, и не пройти даже парсек" и "Он там, в самом центре" Сергей вспомнил, как начиналась Сашкина болезнь Еще в школе, после того как он прочитал в журнале об устройстве и размерах солнечной системы, его начало пугать ночное небо. Когда он смотрел в него, его начинало тошнить, точно он вглядывался в чудовищную бездну, а по ночам ему снились сны, в которых он далеко-далеко в холодной пустоте космоса, Земли даже не видно, и только звезды холодно перемигиваются друг с другом. По мере прогрессирования болезни, хотя тогда никто не считал это болезнью, так, думали блажит парень, Сашка начал населять космос огромными созданиями, которые вечно дрейфуют холодной пустоте между галактиками, древние, как время
Тетрадка равнодушно пересказывала историю болезни. Вот выписки всяких интересных фактов из научпопа сменялись листами и листами изображений спиральных галактик, надписями дерганным, нервным почерком. "Черные дыры язвы вселенной", "Наш гамма импульс уже летит" Дальше пяток листов, заштрихованных черной ручкой так, что бумага от обилия чернил вспучилась и немного свернулась по краям.
Сергей провел рукой по листу. Лист был шершавым, до сих пор помня нажатия стержня. Закрыв тетрадь, он накинул куртку и спустился на первый этаж.
За окном было ранее утро. На столе стояла уполовиненая бутылка водки, хозяин спал рядом со столом, прикрыв глаза рукой. Судя по всему, спиваться, как большая часть населения города, он еще не начал, но завершать день без стопочки другой уже не мог.
Сергей быстро оделся и вышел на улицу, тихо прикрыв за собой дверь. Пробираясь по краю
потока грязи, который, видимо, считал себя улицей, он шел, оглядываясь по сторонам в поисках аптеки. Знакомой с детства аптеки, на первом этаже старого, еще тридцатых годов, здания не было, зато там была "Пятерочка". Подумав, что внутри может быть небольшой киоск с лекарствами, Сергей зашел внутрь, но быстро вышел. В его детстве в аптеке в самую душную жару царила приятная прохлада, стены были шершавыми и приятными на ощупь, вокруг висели плакаты с внутренним устройством человека, а во тьме приоткрытой подсобки угадывались банки с заспиртованными препаратами. Теперь же холод стен был прикрыт равнодушным гипсокартоном, а препараты и плакаты скорее всего вывезли на свалку. Сергей даже представил, как пожилой провизор открывает запечатанные еще до его рождения банки и выливает мутный раствор, чтобы окрестная синева не нашла и не потравилась. Странно, но его это немного расстроило, словно вид опустившегося старого друга.
Аптека нашлась чуть дальше, в подвале огромной, раскинувшейся на два квартала хрущобы. Пожилая провизорша долго вертела в руках потерпанный рецепт, но все же выдала две пачки снотворного. Сергей сгреб его вместо со сдачей в карман и вышел на улицу. Уже совсем рассвело, начали появляться немногочисленные прохожие. Подумав, Сергей понял, что похороны назначены сегодня на вечер, а делать ему было абсолютно нечего. Возвращаться домой, где наверняка проснувшийся хозяин маялся похмельем, не хотелось. Сергей понуро зашагал вдоль здания, старательно обходя лужи.
Прогулявшись до городского сквера, Сергей решил дойти до комбината, посмотреть, что с ним стало. Он знал, что комбинат давно закрылся, но что с ним стало потом? Поселились ли в нем безликие офисные работники, или может быть, теперь там тонна "студий", "арт-пространств" и мастерских?
Реальность оказалась проще и прозаичнее. Комбинат слепо глядел на порожденный им город выбитыми глазами окон. Когда то могучие стальные автоматизированные ворота аккуратно сняли и увезли. Стены и забор покрывала вязь граффити, как правило, оскорбительного содержания.
Повертев головой и не увидев признаков охраны, бомжей или голодных собак, Сергей медленно вошел внутрь. Под ногами снегом хрустело битое стекло.
Комбинат вымер. Территория поросла кустарником и молодыми деревьями. Все мало мальски ценное было выдрано с корнем и утащено в темноту домов частного сектора. В маленькой сторожке, где, когда-то, после захода солнца сидел закрывший ворота сторож и чутко вслушивался в ночную тьму, свил гнездо бомж.
Обойдя территорию и не обнаружив никого, кто мог бы ему помешать, Сергей зашел в само здание. Аккуратно обходя страшные дыры в полу, часто останавливаясь и осматриваясь, выглядывая из каждого окна, Сергей поднялся до третьего этажа, остановившись возле главного зала, огромного трехэтажного помещения, от пола до дырявого потолка. Здесь даже еще свисали откуда то сверху ржавые цепи. Когда то тут стояли станки, распиливавшие стволы дервеьев на доски, на полу было по колено трухи и опилок, а вокруг суетились обслуживающие эту машинерию рабочие. До сих пор в воздухе отчетливо слышались нотки гнилой древесины, смолы и леса. Кое где из трещин в бетонном полу прорастали тонкие, похожие на хлысты деревья. Лес мстил.
Зазвонил телефон. Сергей дернулся от неожиданности, и, шепотом поругиваясь, начал лихорадочно доставать телефон из кармана. Выпало снотворное, мелочь радостно звеня разбежалась по трещинам в полу. Одной рукой собирая упавшее, другой Сергей нажал принять вызов.
Звонил отец Сашки, говорил что церемония начнется через полтора часа. Сергей сказал что скоро будет, и зашагал к выходу. Его шаги гулко раздавались под сводами заброшенного комбината.
На кладбище почти никого не было. На лавочке две древних старушек деловито обсуждали какую-то Петровну. Из запаркованного катафалка угрюмые пожилые мужики вынимали гроб. Рядом уже стоял отец в компании незнакомых людей его возраста. Сергей опять оказался самым молодым в компании и, наверное, во всем городе.
Гроб открыли и понесли к заранее выкопанной яме. Стараясь не отставать, Сергей пошел следом. Молча, без речей, отец с друзьями начали опускать гроб в землю. Сергей чувствоал себя неловко, но предложить помощь он не посмел. Вместо этого он подошел к краю ямы и заглянул вниз. Было очень странно видеть Сашку через десять лет после последней встречи.
Он лежал там, такой маленький.
Яму начал закапывать могильщик. После установки надгробия, так же, в полной тишине, раздавили бутылку водки. Паленая жидкость обожгла Сергею глотку, он сильно вздохнул и приложил рукав куртки к носу, чтобы не закашляться. После распития собравшиеся мужики начали расходиться, под неодобрительным взглядом замолчавших старушек.
По приходу домой отец сразу же уединился на кухне с бутылкой, а Сергей поднялся на этаж выше и сел на кровати. Посидев, он открыл тетрадку и снова начал ее листать. Перед глазами проплывали странные узоры, бесконечно повторяющийся орнамент глаз, пугающие отрывки фраз. Долистав до конца, он бросил тетрадку на стол и спустился на кухню.
Отец уже спал, в окружении батареи бутылок. Взяв недопитый шкалик, Сергей поднялся наверх. Распечатав две пачки снотворного, он сложил все таблетки в горсть, и, морщась, запил их водкой. Потом он снял ботинки, и, глубоко вздохнув, лег на кровать вытянув ноги. Таблетки должны начать действовать через полчаса.
На этот раз он пришел в себя на командирском мостике давно мертвого линкора. Линкор выбросило когда то волной подводного ядерного взрыва, и с тех пор он так и лежал, таращась стволами своих орудий, словно силясь сделать то, ради чего его создали -- защитить город.
В городе было непривычно тихо. Не слышно было ни сирены, ни короткого так-так-так турелей, ни натужных плевков зениток. Только слышно было как с верхних этажей руин падают камешки, иногда увлекая за собой целые лавины битого щебня и бетона.
- Ты вовремя. - раздался голос из-за спины. И тут же холодная палуба под ногами, разбитые здания, холодное бирюзовое небо -все зазвучало необычайно глубоким и протяжным звуком, как будто великан задул в огромный небывалый рог, и затряслись остатки стекол в окнах.
Это был Призыв. Он шел со всех сторон, и его тело радостно откликалось на этот зов.
Сергей не спеша встал. Он знал, что сейчас обернется и сможет увидеть ее глаза. Зеленые и насмешливые.