Зеленцов Иван. Лучшее

Зеленцов Иван : другие произведения.

Лучшее

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 33, последний от 24/12/2014. © Copyright Зеленцов Иван (6284624@gmail.com) Размещен: 28/09/2011, изменен: 19/09/2012. 42k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия, Лирика Стихи		Оценка: *9.003** Ваша оценка:

НЕБО НА ДВОИХ

заноза в сердце, под покровом тьмы,

при свете дня так много раз по кругу

прошли часы с тех самых пор, как мы

с тобой чужими сделались друг другу -

мне кажется, что утекли века,

что люди сотни войн перетерпели,

и где-нибудь смогли наверняка

взлететь на воздух несколько империй,

и порасти развалины плющом.

я даже перестал с твоим плащом

плащи случайных путать незнакомок.

душа темна, как лестничный пролет,

но где-то в глубине болит обломок

любви и светит вечность напролет...

...одна-другая вечность - и пройдет.

не умер я и не сошел с ума,

тюрьма меня минула и сума,

плыву по миру, словно легкий глайдер.

покуда кверху задрана башка,

я веселей китайского божка.

люблю гулять один, на небо глядя.

там кто-то вяжет белые банты,

там синева густа и ядовита,

и знаю я - под тем же небом ты

остришь и врешь, смеешься, пьешь мохито,

закинув ногу на ногу, сидишь,

пускаешь дым в уютный сумрак бара,

и юному вздыхателю твердишь,

что ты ему, а он тебе - не пара.

начав вести обратный счет по дням,

клянешь судьбу. готовишь ужин мужу.

брезгливо юбку длинную подняв,

спешишь в метро, перебегая лужу...

ты смотришь вниз, но, в сущности, легка

вся жизнь твоя. и я с тоски не вою.

...но в этой луже те же облака,

что над моей летают головою.

и росчерки одних и тех же крыл

их поутру окрашивают алым.

знать, кто-то добрый нас с тобой укрыл

московским небом, словно одеялом,

и мы проснемся где-нибудь не здесь,

коль вообще такое место есть...

а нет - прощай. прости, все это не о

моих мечтах и горестях твоих.

у нас с тобой одно лишь только небо,

одно лишь только небо на двоих.

лишь не и бо, лишь только бо и не.

взгляни в него.

и вспомни обо мне.

2010

***

Усталый снег ложится на мирок,

мороз жует шаги, как черствый пряник.

Бабуля в холле выдаст номерок -

пластмассовый билетик на "Титаник".

Второй этаж. Больничный срам и срач,

и смрад, и страх. Знакомая палата.

Течет вода и моет руки врач,

копируя движение Пилата.

Бинты. Старухи. Кровь. Сиделка. Шприц.

Гора пилюль. Тарелка абрикосов.

Какой мудак был этот датский принц!

Конечно, быть. Здесь нет других вопросов.

Я насмотрелся тех, кому в свой рай

Господь любезно приоткрыл калитку -

все как один за жизни острый край

хватались, словно тонущий за нитку.

Спастись и выжить - вот и вся мораль...

...Я выходил во двор, одевшись наспех.

Москва плыла сквозь ночь, что твой корабль,

а новый день навстречу полз, как айсберг.

Произнося набор дежурных фраз,

я так боялся, мама, уезжая,

что этот самый раз - последний раз...

И ты была нездешняя, чужая...

Я сам ходил, как заведенный труп,

но я не мог себе позволить жалоб...

...А город плыл, и дым валил из труб,

и музыка играла с верхних палуб...

Прошло полгода. В нашем трюме течь.

Идем ко дну, и захлебнулись звуки.

Немеют руки, но спасает речь -

я вру тебе, что в мире нет разлуки.

Когда-нибудь, с пробоиной в борту,

причалим мы с тобой к небесной тверди.

Какой-нибудь весною. В том порту,

где нет лекарств, отчаянья и смерти.

2007

***

ЯБЛОКИ

отцу

Словно белые-белые ялики,

в синем-синем плывут облака.

С яблонь падают красные яблоки,

переламывая бока.

Окрыленное птичьим окриком,

легкой музыкой из окон,

хочет яблоко белым облаком

стать, ньютонов поправ закон.

Хочет пасть, будто в пасть Везувия,

в пропасть синюю поутру.

Ну, а яблоня, как безумная,

машет ветками на ветру.

Только разве укроешь листьями

это яблоко от дождя?

Правит осень, шажками лисьими

в облетающий сад войдя,

в каждой черточке мира явлена,

льет туманы, как молоко.

Пало яблоко, но от яблони

не укатится далеко.

Звезды осенью обесточены.

Так темно, словно смерть близка.

...То ли в яблоке червоточина,

то ли просто тоска, тоска,

то ли просто душа разграблена,

иней выступил на жнивье.

Не печалься об этом, яблоня.

Скучно яблоку гнить в траве.

Сдюжит, вытерпит злое времечко,

продувной и промозглый век.

Прорастет золотая семечка,

новой яблоней дернет вверх,

чтобы к белым своим корабликам

ближе стать хоть на полвершка...

...И с нее будут падать яблоки,

переламывая бока.

2011

***

Скажи, душа, как выглядела жизнь,

как выглядела с птичьего полета?

И.Бродский

То ли ветер гудит, то ли воют волки.

Полон скрипов и шорохов старый дом.

Тикают ходики. Шелестит на полке

Стивена Кинга полураскрытый том.

Поздняя осень. Стегают окно деревья.

Прячась под кронами кленов и тополей,

жмутся друг к другу дома на краю деревни,

словно продрогли, и так им чуть-чуть теплей.

А над деревней на сизых дымах коптится

низкое небо. И стоит уснуть тебе,

стоит уснуть, и душа упорхнет, как птица

Черная птица рванет по печной трубе

и полетит над великой святой равниной,

чтобы увидеть, в ночных небесах паря,

всю ее грязь, нищету, голытьбу с рваниной,

избы кривые, непаханые поля.

Вот она, вот - всем ветрам и врагам на милость...

...Будто в пазах мирозданья рассохся клей,

Будто местами материя прохудилась,

и выползает, клубясь, изо всех щелей,

щерится скользкий, голодный, предвечный хаос -

тысячеглаз, стоголов, саблезуб, сторук.

Боже, да здесь даже крестятся, чертыхаясь,

в этом краю самородков, больных старух,

жуликов, пьяниц, фанатиков, где назавтра

выстроят рай, но всегда настает вчера.

Где, как скелеты исчезнувших динозавров

в землю уходят разбитые трактора.

Где человек - пылинка, где легче спиться,

чем оставаться, не ссучившись, на плаву...

...Боже, душа моя, это мне только снится,

или взаправду, всамделишно, наяву?

...Встанешь с утра, наберешь полпакета яблок,

чаю заваришь , погреешь себе еду

и, ковыряя вилкой, глядишь, как зяблик

с ветки на ветку сигает в чужом саду.

Солнечный день. Будто не было и в помине

ночи отчаянья, страха, бессилья, зла...

...Только пусто внутри, только черная тень в камине -

то ли птичье перо, то ли просто зола. Зола.

2011

***

ИДИЛЛИЯ

Забыты страхи, ужасы войны,

аресты, взрывы. Может быть, впервые

они по-настоящему вольны,

свободны и легки, как перьевые

надмирные седые облака.

Вдоль по аллее маленькой усадьбы

они плывут вдвоём - к руке рука

(о, этот миг Ремарку описать бы!)

Их не заботят прошлые дела.

Всё меньше снов. Всё больше белых пятен

на карте памяти. По-прежнему мила,

по-прежнему подтянут и опрятен.

Всё тот же блеск в глазах, хотя сосед

не узнаёт на старом фотоснимке...

Кошмарной какофонии газет

предпочитая фильмы и пластинки,

они не знают свежих новостей,

да и несвежих знать бы не хотели.

Не ждать гонцов, не принимать гостей

и до полудня нежиться в постели -

чего ещё желать на склоне лет,

тем, кто так долго был игрушкой рока?

Есть пара слуг, терьер, кабриолет,

уютный домик - позднее барокко,

внутри - шелка, добытые с трудом

ковры, скульптуры, редкие картины...

Им нравится тянуть бурбон со льдом,

считая звёзды в небе Аргентины,

и на лужайке, наигравшись в гольф,

сидеть с корзинкой ветчины и хлеба...

- Подай кофейник, ангел мой, Адольф!

- Какой чудесный день, не так ли, Ева?

2006

***

К 25-ЛЕТИЮ

карьера дом машина мебель

женитьба деньги слава власть

хватаешься за каждый стебель

чтоб в той же пропасти пропасть

как сладко любоваться бездной

и быть никем и быть нигде

звездой раскинувшись в уездной

хрестоматийной лебеде

андреем при аустерлице

лежать впадая в небеса

как в отрицание но лица

и голоса и голоса

любимых заполняют стержень

уже исписанный на треть

который жизнь который держит

не позволяя улететь

2006

***

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ЗАРИСОВКА

вспоминать о грядущем забудь

и мечтать о прошедшем не надо

посидишь промолчишь что-нибудь

белым статуям Летнего сада

и пойдёшь

всем и каждому чужд

и поэтому трижды свободен

и бормочет прекрасную чушь

каждой аркой своих подворотен

петербург

ленинград

петроград

чёрный стражник

чугунные латы

и пойдешь

и сам демон не брат

зажигающий вечером лампы

знает ангел один

как остёр

наконечник игольный печали

да Исакий устало подпёр

небеса золотыми плечами

2006

***

Выдыхаешь "до встречи" и снова

залезаешь в плацкартный Аид...

...И ожившее беглое слово

перепиленной цепью звенит

в онемевшей гортани. А кроме

тех цепей - что осталось терять?

Так роняй, словно капельки крови,

торопливые буквы в тетрадь,

продолжая бессмертную повесть,

повесть, автор которой сказал,

умирая, что жизнь - это поезд

в никуда, а рожденье - вокзал.

Может быть, и обратная тоже

аллегория будет верна:

сколько маленьких жизней ты прожил,

у вагонного сидя окна,

человек кочевого гражданства

и бумажных флотов адмирал,

сколько раз одиноким рождался

и в объятьях друзей умирал.

2006

***

Сентябрь. Простуженное лето.

В бреду убийственных идей

летит в тартарары планета,

больная вирусом людей,

и нервно вертится под утро -

вот-вот покровы тьмы сползут,

унять пытается как будто

горячих точек вечный зуд.

А ты влюблён - и что тебе до

вселенских войн и катастроф!

Так дела нет горам Тибета

до этих слов, до этих строф.

А ты стоишь, презрев печали,

судьбою взятый на прицел,

с котомкой песен за плечами

у новой жизни на крыльце

(где каждый новый день приносит

тумана, словно молока),

чтоб все дурное в эту осень

пустить с дверного молотка.

2006

СТИХИ НА ВОДЕ

В алом небе созрела слива,

чтобы вскоре упасть, шипя,

в синеглазую глубь залива

и растаять. Прошу тебя,

оставайся - ещё немного,

и, раскатанная волной,

заблестит серебром дорога

между берегом и луной.

А над нею - пернатых стайка,

птичье кружево, вальс-бостон...

Может быть, среди них есть чайка

по фамилии Ливингстон?..

Это всё ерунда, согласен,

но прибоя напрасный труд,

как стихи на воде, прекрасен...

Может быть, нам с тобой солгут

нежность пляжная в пенной шали,

шалый ветер и вкус шабли:

мы с рожденья друг друга знали,

просто встретиться не могли?

2005

***

ПИСЬМО НА САЛФЕТКЕ

Ах, какая в Москве пурга - гуще плова в кафе у Зины! Так и тянет сказать: "Ага, значит, есть ещё в мире зимы!" От осадков зазор в тисках меж землёю и небом уже. Зданье - маленький батискаф в океанской пучине стужи. За стеклом уплывают от пешеходов снежинки-рыбки... Странный всё-таки здесь народ: ветер, лёд - а у них улыбки. Хоть Останкинской башни шпиль из сугроба торчи, как спица, - этим людям неведом штиль. Им спокойствие и не снится. Я такой же. Один пиджак, много слов и немного славы. Дарлинг, Вы, от меня сбежав за Ла-Манш, несомненно, правы. Как супруг? Не ревнив ли он? Выдаёт ли на шоппинг мани? Расcкажите про Альбион - он для русской души туманен. Знаю-знаю, овсянка, смог, чай в пакетиках, Темза в Челси, бридж, футбол, Абрамович, грог, скачки, "Гиннес". Сказать по чести, я бы тоже рванул туда, встретил Вас, пободался с мужем, но, пускай результат труда не окупит, я всё же нужен здесь... Простите, что был весьма с Вами холоден, что излишне оскорбил белизну письма кровью (смятой в ладони вишни). Только холод внутри и спас в эти годы меня от тленья. Хорошо - вдалеке от Вас и глобального потепленья. Пусть Господь Вас хранит, в графе "прегрешенья" стерев отметки, от морозов и строк, в кафе мной оставленных на салфетке.

2005

НЕЗАБУДКИ

Когда приложит старость лёд к вискам

и спросит про домашнее заданье -

найдусь ли я с ответом? Что искал,

зачем смотрел из окон мирозданья,

из комнаты на нижнем этаже,

на эту тьму, придумывая звёзды,

и для нездешних птиц сплетал в душе

из рифм и слов пустующие гнёзда?

С востока шар над головой летал

на запад, словно мячик волейбольный -

я счёт давно забыл. Ржавел металл.

Текла вода. Порою было больно.

Не это ли отвечу, пролистав

воспоминанья, въедливой вороне,

когда промчится время, как состав,

меня курить оставив на перроне?

Должно быть, это. Только вспомню сам

отца и маму; бабочку на шторе;

ночной костёр; по разным полюсам

разбросанных друзей; закат на море;

глоток вина; как мучил, краснощёк,

бумажный лист, таинственный и жуткий;

твои глаза, походку и ещё

как в детстве рвал на поле незабудки.

2006

***

РОК

Коль нас сюда с рожденья бросили,

не всё ль равно, кто с неба льёт

тягучий снег в стаканчик осени

и добавляет гололёд?

Вдохни дорожку этой музыки,

уставший от других дорог,

и стайка муз, вспорхнувших с мусорки

с тобою злой сыграет рок

на самых лопнувших и тоненьких

вконец расстроенной души...

Покуда джинн пошёл за тоником,

ты - кровь из носу - напиши

одно желание: "Навеяны

нам кем-то смерть страна слова

и жить конечно не новее но

любовь любовь всегда нова

так дай мне роскоши и мужества

не впасть в банальность нелюбви

и не сойти с ума от ужаса

когда с любимыми людьми

меня сквозь трубы крематория

по капле будут пить с небес

пока не кончится история

покуда весь я не исчез

2005

БОЖЕСТВЕННЫЙ ЧЕРТЕЖ

Давно, на птичьих маленьких правах

весенних лет, когда во сне - леталось,

но каждый шаг зелёнкою пропах,

а в чудо легче верилось, чем в старость,

мечта была стрелой. Натянешь лук,

пройдёшь по краю шервудского леса,

отпустишь, и - за тридевять разлук

убит дракон, похищена принцесса...

Когда топили истину в вине

и белый свет, что твой кефир с похмелья,

глотали жадно, на абсентном дне

и жжёный сахар мнился карамелью,

и потому продрогшие рубли

руками греть и в грязь не падать духом

(уж если не директором Земли

судьба назначит, то хотя б - главбухом)

мы научились. Не считать потерь,

не верить, не просить, стоять в сторонке

когда кого-то бьют...

Ну а теперь,

пытаясь выжить в их безумной гонке,

на этой трассе (сколько ни кружись,

на скорость мысли умножая почерк)

я, как и ты, не вписываюсь в жизнь,

и оттого - на виражах - заносчив,

не догоняя время, что ползёт

ползёт и лжёт, и прячет шею в панцирь...

...Куда нас так с тобою не везёт,

танцор на битых стёклах, ДК-дансер?!

Весь этот мир - божественный чертёж,

где каждый штрих другим уравновешен,

реальный морок, искренняя ложь

и косточки любви внутри черешен

добра и зла. Петляет вверх и вниз

из ниоткуда - в никуда дорога...

...Весь этот мир уместит чистый лист.

Взгляни в него - и ты увидишь Бога.

Так на пустой доске - любой гамбит,

Так тишина колоколам созвучна...

...А знаешь, я подумал: Богом быть,

наверное, не трудно. Просто скучно.

Отчасти он подобен той звезде,

что дарит свет, хотя давно погасла,

ведь для того, кто вечность и везде,

не только жест - любая мысль напрасна

и, будучи известной наперёд,

теряет всякий смысл. Но, может статься,

есть путь, которым он осознаёт

себя, один единственный - рождаться

(в ушко иглы нашёптывая нить)

в тебе, во мне, в любом из нас, в попытке

в сознании людей овеществить

себя - от всей Вселенной до улитки.

Творение - осознанный отказ

Как от всевластья, равного бессилью,

так и всезнанья. Просыпаясь в нас,

песком сомнений, золотистой пылью

и, прорастив весь мир сквозь пустоту,

как собственный побег от идеала,

Господь сродни молочному листу

и тишине, ни много и ни мало.

И счастье в том, мой друг, что счастья нет.

Являясь нехватающей запчастью

души, нас гонит по ухабам бед

и в зеркалах маячит ежечасно,

как некий вечный двигатель, исстарь

ревёт о жизни, и сама дорога -

оно и есть. Как мыслящая тварь -

глаза и слух слепоглухого Бога.

2005

***

СПИЧКА

Откроешь букварь - и возьмешь языка...

До Киева, ручки и точки

тебя доведёт он, но это пока

цветочки, цветочки, цветочки -

из тех, что растут на тетрадных полях,

как будто бы сами-с-усами...

А ягодки дальше. Доверчивый лях

и он же - отважный Сусанин,

бредёшь по лесам без царя в голове,

лелея душевную смуту,

отравленный верой, что в сорной траве

отыщешь, потрафив кому-то,

такую чернику, такие слова,

в такой заколдованной чаще,

что будет довольно промолвить: "халва" -

и воздух покажется слаще...

Однажды, от жажды, отрезанный от

тех мест, где нога человечья

прошла, в окружении топких болот,

где горечь мешается с речью,

не видя дороги, прошепчешь: "огонь"

и взвоешь: "вода!" - от ожога...

И можно поздравить тебя, эпигон

усталого Господа Бога.

Не божьи ли искры из глаз - в темноте,

когда ты поймешь, что исчезли

все те, кто был рядом с тобою, все те...

что дома, в обшарпанном кресле,

сгоревшую спичку сжимая в руке,

не хочешь ни лавра, ни лести...

...А время сквозь пальцы, подобно реке

течёт, оставаясь на месте.

2005

***

У поэта опасный обычай:

упиваясь тоской бытия,

словно крови попробовав птичьей,

бредит высью, вампир. Вот и я,

скороспелым талантом богатый,

по промозглому парку бреду,

наблюдая, как месяц рогатый

плотоядно глядит на звезду,

и, в небесную капая пропасть

зарифмованный этот елей,

примеряю к себе одинокость

палых листьев, упрямство аллей,

что ведут и ведут к повороту,

за которым возможно пропасть,

за которым ужасное что-то

ждёт, ощерив багровую пасть,

чтоб коварно, прельстив чудесами,

съесть, издав победительный рык...

... А из пасти голодной свисает

окровавленный русский язык.

2004

***

ТРЕТИЙ РИМ

Вечер. В троллейбусе тесно, но мыслям просторно.

Сосредоточенной злобы и желчи полны

лица сограждан - героев домашнего порно,

будничных драм, сериалов карьерной войны...

В давке лишиться часов, кошелька или плевы,

если такие имеются, немудрено.

Мир состоит из потомков Адольфа и Евы,

секса и алчности - как ни крути, всё равно

близко от Третьего Рейха до Третьего Рима,

как и до первого, впрочем, с похожей судьбой.

Видишь, плебей у ларька покупает "Плейбой",

слушая плеер, глядит на летящие мимо

"мерсы" патрициев, бывших партийцев, братков,

ныне сенаторов, братски влюблённых в сестерции

с изображением дядюшки Бена. Таков

ритм биенья столичного сердца. И

даже при том богоизбранный римский народ

непобедим. Укрывая своим одеялом

и заставляя работать рабов всех пород -

горцев, узбеков и прочих фракийцев и галлов,

водкой умывшись с утра, восклицает: "Изгнать!"

Только не будучи в силах устраивать бучу,

вновь забывается сном. Отшумели. И лучше

всех остальных это знает распутная знать,

в терме лаская податливый задик гетеры

(триста-четыреста за ночь, массаж и минет) -

париться больше не нужно. И сходят на нет

от кокаина, травы и словесной холеры

их золотые детишки в нарядах от Гуччи,

Прада, Ферре и других италийских портных,

твёрдые в вере своей, что деревья и тучи,

солнце и снег были созданы только для них...

Впрочем, настала пора говорить об ином:

О генофонде, о плебсе, который глазеет,

по горловину залившись дешёвым вином

на гладиаторов с круглым мячом в колизеях,

чтобы потом раздербанить соседям анфас,

о, как обычно, нежданной зиме,

о чиновничьей мрази,

о легионах на юге, просравших Кавказ,

или о нищих провинциях, тонущих в грязи,

вспомнить дворец за зубастою красной стеной,

где за бумажным дерьмом и за стёклами камер,

фото- и видео-, прячется очередной

тусклый правитель династии лжи, где носками

тысячелетними пахнет имперская власть...

Можно схитрить и слукавить, что станет

лучше и проще, что скоро надышимся всласть

или хотя бы, что будет тонуть наш "Титаник"

целую вечность, и сбацать на палубе вальс

или фокстрот, но кончаются струны и строки,

и, захлебнувшись, последняя оборвалась.

Мне выходить. Просто слишком темно на востоке

в этот закатный и всё ещё западный час.

2004

***

ПИСЬМА N-СКОМУ ДРУГУ

Если крикнет рать святая -

"Кинь ты Русь, живи в раю!"

Я скажу: "Не надо рая,

Дайте Родину мою!"

Сергей Есенин. "Гой ты, Русь моя родная..."

...Если выпало в Империи родиться,

лучше жить в глухой провинции у моря...

...Говоришь, что все наместники - ворюги?

Но ворюга мне милей, чем кровопийца...

Иосиф Бродский. "Письма Римскоу другу"

Откроешь окно - шумно. Закроешь - душно.

Владимир Путин. Из выступления перед журналистами

Привет, дружище! Что сказать тебе? Все чередом. Сосед зарплату пропил. Лежат снега. Мелькает на ТВ маньяк многосерийный - мыльный опер. Пришла пора затягивать болты. Никто не знал, не ведал - так поди ты: нам объясняет ящик, что менты вновь оказались круче, чем бандиты. Под первыми страна обычно спит, а под вторыми стонет, и поскольку сейчас она в две дырочки сопит, понятно, кто осваивает койку. Все помнят: до красот тайги рукой подать - что из Находки, что с Рублевки, поэтому царит такой покой, что хоть бери и вей из них веревки. Родившимся в империи где жить - без разницы, в столице ли, у моря... Уж коль начнут выпытывать, кто жид/чучмек/шпион/вредитель, хватит горя на всех. Но вряд ли. Караул устал. Ржавеет черный маузер без смазки. И если в речи цезаря металл и лязгает, то только для острастки...

...Кругом официальное вранье под соусом эстрады и гламура. Чиновничье пирует воронье. Умами правят крашеные дуры. А ящик песни старые поет о главном... Тишь да гладь. Болото. Но теплое, привычное, свое! И сыты все, и квакать неохота... А впрочем, можно квакать, но уже без прежнего задора и нажима. Ну, вот, к примеру, завести ЖЖ об ужасах кровавого режима, сходить на марш, на кухне дать дрозда, под коньячок правительство ругая, - так от тебя ни пользы, ни вреда. Ничуть не больше, чем от попугая. Пусть либерал порассуждает всласть, что этот путь страна не выбирала. Поспи, страна, пока укрыта власть зубастою стеной от либерала. Каких бы нам ни впаривали врак ряжёные в державные наряды, он много хуже. Если завтра враг, он будет подносить врагу снаряды. Минуй нас, сладкий дым его свобод и блеск его пленительных утопий. Ему же дай штурвал - и через год он все в крови и хаосе утопит...

...Едва отхлынет мутная волна (что ни волна у нас, то с перехлестом), к тебе мы возвращаемся, страна, как будто птицы - к разоренным гнездам. Но ни трудом, ни божьею искрой не изменить порядок, что от века: утрем слезу - и снова строим строй, где так дышать вольготно человеку, что аж в глазах становится темно. А мы все строим, роздыху не зная. Потом откроет кто-нибудь окно - глядишь, а там опять меняют знамя.

...Те, кто решил, что надо уезжать, из-за бугра следят с недобрым смехом за нашей кашей. Их немного жаль, тех, кто однажды плюнул и уехал. Пускай там рай, пускай гоморра тут, пусть BMW в пять раз комфортней ВАЗа. Цветы вне клумбы долго не цветут, какой бы ни была красивой ваза. Пусть глотки рвет хоть вся святая рать, не кину Русь с ее колючей вьюгой... Но сколько, сколько можно выбирать промежду кровопийцей и ворюгой?! И над кофейной гущей ворожить, на доброго монарха уповая?..

...Здесь надо жить. Здесь надо просто жить. Куда б тебя ни вывела кривая, любить, творить, работать, ждать, терпеть. А что за жизнь - малина или зона, не так уж важно, правда. Это ведь как смена ветра, месяца, сезона. Смешно роптать, что с неба каплет дождь, что лист упал, что птицы улетели... Вчера - тиран, сегодня добрый вождь, а завтра будут вьюги и метели. Настал июнь - готовь к зиме дрова. Трещит мороз - ищи, во что одеться...

...Давить в себе по капельке раба и, что еще важней, - рабовладельца. Пускай судьба стреляет, как праща, и каждый камень - по твоей твердыне, не верить, не бояться, не прощать себе ни раболепства, ни гордыни. Не кончится вовек весь этот джаз, пока мы то, что есть. Он будет длиться до той поры, пока не сдохнут в нас ворюга, хам, холоп и кровопийца. Какой бы флаг над башнями Кремля какие бы ни вздергивали дяди, здесь наша боль, история, земля, и кровь, и пот, и слезы в каждой пяди. И пусть она в развалинах лежит, ни счастья нет, ни веры, ни морали, на ней, наверно, вправду стоит жить, раз за нее так часто умирали...

...Ну, да оставим. Стоит лишь посметь зажать язык в рифмованные клещи - получится опять про жизнь, про смерть и прочие заезженные вещи. А я - нормально. Хвост, как пистолет. Я говорил, что здесь лежат сугробы? Вот так апрель! А мы ведь триста лет не виделись! А все-то надо, чтобы в Москву приехать, в кассе взять билет. Дождешься ведь - возьму и сам приеду! Но при твоей супруге понта нет. Уж лучше ты ко мне. Пойдем к соседу. Он, правда, гад, совсем не пьет вина. Возьмем коньяк, порежем лайм на дольки... Сюда вот-вот должна придти весна. Как хочется поверить, что надолго.

2009

***

ЛЮБОВЬ

Любовь нечаянно нагрянет, и аллес - можно ставить крест на прошлой жизни. Ты на грани. Ты на краю. Ты словно Брест её внезапного блицкрига погиб - и помощи не жди. Всё то, о чём в озёрных книгах писали летние дожди в твоём шестнадцатом июне, волнуя и рождая дрожь, на что надеялся ты втуне, во что не верил ни на грош, твоя мальчишеская фронда, мечта, огонь в карандаше - всё наяву. Кривая фронта проходит по твоей душе. Там что-то рвётся, режет, крошит, грохочет, лезет на рожон, но понимаешь, что быть может исход кампании решён звонком, касаньем, взглядом, жестом, улыбкой на её губах. Сраженье, где сошлись блаженство и мука. В цинковых гробах - их неизменные рубаки: надежды, страсти, миражи, и страх, родившийся в рубахе, и ложь над пропастью во ржи. Хрустят вагонные суставы - подходят в промежутках меж боями новые составы сомнений, страхов и надежд. О, скольких, скольких уж не стало и скольким не встречать рассвет! Как дым из вражеского стана - дымок бессонных сигарет. Вдыхаешь - кажется: немного - и дни счастливые близки, отступит боль, идут не в ногу её нестройные полки, её низвергнутое знамя, дырявое как решето, лежит в пыли... Вдыхаешь, зная, что время, обернувшись то густым и вязким, как повидло, то невесомым, как пыльца, с тобой играет: нет, не видно безумству этому конца: бросает боль в атаку части и вновь от счастия бежит, и вновь обороняет счастье окраины и рубежи от наступившей боли. Боль же не знает никаких границ...

...И стоит целый мир не больше, чем легкий взмах её ресниц.

Любовь - опаснейший наркотик, дурман, убийственная смесь: все эти "солнце", "рыбка", "котик", цветы, романы в СМС - попробуй, испытай, отведай, рискни. Не твой ли был девиз: "живём единожды", отпетый романтик, шут, поэт дефис любитель спать, беситься с жира и каждой петь: "My only one...", обманщик, кайфожор, транжира, жуир, повеса, бонвиван, буффон и циник, Генри Миллер унылой русской полосы. Твой час настал. Небесный дилер достал карманные весы. Поколдовал, отсыпал, взвесил и растворил не знамо где тебе назначенную взвесь. И - кто скажет - может быть, в дожде, который ты, устав от серых недель, ловил открытым ртом в одной из девяностых серий осенней мелодрамы, в том дожде ноябрьском, в котором, глазами влажными скользя по скучным лавкам и конторам, любовь не выдумать нельзя.

Что ж, как бы ни было, впервые в душе замкнуло провода - спасибо, капли дождевые, спасибо сладкая вода! Ты словно в легкой эйфории от каждой новой встречи с ней: чуть ярче светят фонари и твой кофе утром чуть вкусней, чуть ласковей и мягче простынь, когда ты падаешь в кровать, и как-то до смешного просто поэмы длинные кропать - вся жизнь рифмуется и просит тянуть счастливую строку: целую, небо, туча, просинь, постель, рассвет, кукареку, люблю, скучал, названье, дата - возьмите в райское Лито!

И поздно дергаться, когда ты заметил: что-то здесь не то. Что как-то холодно и пусто, когда её с тобою нет хотя бы час, когда, допустим, не отвечает абонент. Когда, послав подальше гордость, весь вечер слушаешь гудки, и ревность сдавливает горло, и страх хватает за грудки, и не хватает зла... но голос из тридевятой пустоты на время утоляет голод - ты на вершине мира. Ты подсел, но это лишь цветочки, нелепый, жалкий идиот! Ты влип и до последней точки дойдёшь, когда она уйдёт. Самодовольство, гонор позы - где это всё? Теряя нить, осознаёшь: без новой дозы не можешь жить. Не хочешь жить. Ну, что, допрыгался, кузнечик несчастья собственного? Глянь: ты всё отдал и больше нечем платить. Финита. Дело дрянь - хоть плачь, заламывая ручки, хоть в вечной верности клянись.

Когда же ты дойдешь до ручки окна и влезешь на карниз, заметишь ли, какой бесцельной и чёрной бездною сквозит? Когда пустым театром, сценой, где побросали реквизит, увидишь мир: откинув маску, ушла, спасаясь от дождя, актриса, и смывает краску, ни лиц, ни улиц не щадя, вода с обшарпанных и старых, дурацких декораций. Клей уже потёк, и скоро станет видна фанера. Чем тусклей реальность, тем смешней цена ей и тем быстрей сойдёт на нет, тем легче дописать сценарий - в колонках утренних газет - слегка присесть, толкнуться правой... Один шажок - и был таков.

...И воздух кажется отравой, когда в нём нет её духов...

Ты не желаешь слушать, но сделай милость -

дай напоследок разок рассказать о том,

как я был счастлив сегодня - ты мне приснилась! -

как поутру захотелось спалить твой дом

и станцевать на углях. К сожаленью, дома

нет у тебя и не будет. В каком бреду,

дьявольской силой какою ты здесь ведома,

послана мне на какую была беду?

Дай помечтать. Я хотел бы под чёрным флагом

рушить и красть; убивать; поджигать мосты;

клумбы топтать, строевым маршируя шагом;

сталью калечить плоть и ломать хребты;

в водопровод ядовитую вылить щелочь,

чтобы над крышами трупный витал душок...

Ты ли не знаешь, какая всё это мелочь!

Ты мимоходом с цветущей моей душой

сделала то же. Остались лишь гарь и копоть,

пепел и вонь начинающей гнить любви.

Мёртвой любви, ангел мой. По локоть

крылья твои золотые в её крови.

Если внутри отболело, дотла сгорело,

вид ярких красок и неба невыносим.

Холоден разум и действия жаждет тело -

рушил и рушил, и жёг бы, что было сил,

стал навсегда верным спутником сухопарой

дамы с косой. Засыпал на её груди.

И вот тогда б мы с тобой идеальной парой

были - не ты ли оставила позади,

плавной и легкой по миру скользя походкой,

только руины? И в пепле следы ступней -

это твои следы.

...Я хотел, но Тот, кто

любит тебя, во мне во стократ сильней.

Значит, вернусь в себя, и среди развалин,

в жалкой пустыне, которую выжгла ты,

каждый мой день будет мыслью одной разбавлен -

может, найду там какие-нибудь цветы

для тебя

2006

Комментарии: 33, последний от 24/12/2014.
Размещен: 28/09/2011, изменен: 19/09/2012. 42k. Статистика.
Сборник стихов: Поэзия, Лирика

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"