Лепетову, все чаще приходилось бороться. С самим собой. И нельзя было сказать, что эта борьба давала ему такую уж радость. Но и прекращать ее он, вроде как, и не мог. Уже не мог. Потому как - если брошен вызов - необходимо было сражаться.
Когда на самом деле был брошен этот вызов, - Иван Родионович Лепетов не помнил. А может быть, - и вовсе не знал. С недавних пор все случалось само собой. Как будто бы и без его ведома. Но если (вдруг) возникала мысль прекратить борьбу, - он тотчас же, эту мысль, прогонял. Точнее, - "почти" тотчас же. "Почти", - потому как (какое-то время) - все же: смаковал ее. Словно, боясь отпустить. Гадая: что было бы, если бы дело повернулось так, а не иначе?..
Но позволить себе размышлять об этом постоянно - он не мог. Сама его внутренняя сущность - просила борьбы. И он должен был сражаться.
Если у кого сложилось (неверное) впечатление о борьбе, - как о неком страшном и загадочном действии, - то тут верно, пожалуй, лишь второе. Борьба Лепетова, действительно, была загадочная. И, мне думается, если бы он узнал: в чем истинный смысл ее - тотчас бы прекратил. (Зачем сражаться, если...).
Но никакой потаенный смысл Лепетову не открывался. Да, признаться, Иван Родионович и не делал таких уж усилий, - чтобы его узнать. Он просто (с определенных пор) принял борьбу - как должное. И необходимость ее - как то, с чем необходимо было смириться. Чтобы жить дальше.
Но более всего казалось ужасней то, что эта самая борьба - иной раз - намеревалась свести Ивана Родионовича с ума. Конечно, в какой-то мере, он уже и так был сумасшедший. Например, по заверениям бывшей жены (которая - как только представилась возможность - эмигрировала в Израиль; с удивлением, на прощание, посмотрев на, - решившего остаться, - Лепетова). Но можно ли верить "бывшим женам"?.. И Лепетов не верил. Он вообще, - не верил никому. Даже, иной раз, самому себе. И даже то, - что с детских лет принимал: "как должное", - с недавних пор: стало вызывать в нем недовольство. Недовольство, граничащее с раздражением. И, вероятно, тогда же, Иван Родионович заметил: как только "недовольство" начинало в нем разрастаться (порой до значительных размеров) - тот час же (куда-то) пропадало: и беспокойство; и тревога (точнее - постоянная тревожность); и даже,-- как будто, - неуверенность в себе. Эта самая "неуверенность", - тотчас же сходила на нет. А то и - исчезала. Совсем.
Поразмыслив - Лепетов, вдруг, признался себе, что его новое состояние (пусть "внутри" все и кипело от злобы), - для него значительно лучше, нежели предыдущее. Когда он опасался (сделать) лишний шаг. Дабы только не упасть в пропасть. Попасть впросак. Совершить очередную глупость. Когда (стоило ему только проснуться), - и тотчас же его заполняла тревога. Причем шла она откуда-то из подсознания. Отражаясь (от совсем не совершаемых) поступков. Поступков, от которых могло наступить раскаяние. Да оно и приходило к нему. Заочно. И, вероятно, тогда же - начинало мучить его чувство вины. Вины, как водится, ни за что.
Но он переживал всерьез. И доводил себя, иной раз, до сумасшествия. А заодно - и всех близких, которые, вероятно, (в какой-то мере) уже смирились. С его сумасшествием.
Но вот эта раздражительность?.. Эта раздражительность вызывала борьбу. Начало борьбы. А, быть может, - и вызывалось ею.
И уже тогда, - мог, Иван Родионович, наблюдать чудеса настоящего исцеления. Забавного, в своем роде. Ибо, каким-то образом, одно - подменялось другим.
Но что было самое главное: иной раз, Лепетов, (неожиданно) успокаивался. И ни тревога, не беспокойство - не появлялись. И даже "чувство вины" - было заглушаемо (чем-то). И наступало тогда - состояние умиротворенности. Своего рода - гармонии. И, с недавних пор, именно это состояние - Лепетов больше всего и любил. Любил до боли, до злости, до отчаяния. Не хотел с ним расставаться. Но и, в какой-то мере (тоже, ведь, парадокс), - боялся его повторения. Как будто: "появившись раз", - оно может: не появиться больше. И, в другой раз, - понадобиться сделать нечто большее, - чтобы наступила - (эта самая) гармония. А то и - не будет уже - такого шанса. Однако, об этом Лепетов предпочитал не думать. И, в какой-то мере, наслаждаться тем, что у него было. А была у него борьба. Борьба с самим собой. Борьба за внутреннее единство. Единство борьбы противоположностей. Ведь в конфликт, в какой-то мере, вступали два его начала: желание реализации коммуникативных склонностей (общаться, общаться, и общаться); и желание - одиночества.
И он терялся, не решаясь отдать предпочтение чему-то одному. И он боролся, - стремясь, как-то объединить, два (своих) подсознательных желания вместе.
Что ему на самом деле доставалось от той борьбы?
Но ему уже был интересен сам процесс. Процесс, от которого он не мог отказаться...