Зелинский Сергей Алексеевич : другие произведения.

Извращенный разум

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


  • Аннотация:
    (внимание - нецензурная лексика и секс; ханжам читать не рекомендуется.)

  
  Роман
  Извращенный разум
  
  'Не надо искать любовь, она везде. Надо искать завесы в себе, которые ты сам повесил, чтобы ее не видеть'.
  Руми
  
  
  Пролог
  
   Видимо, не так-то легко писать о себе. Тем более если видишь себя не таким, каким тебя замечают окружающие.
   И поначалу какое-то время удается откладывать подобные воспоминания. А потом уже и не можешь удержаться. И лишь только убеждаешь себя, что ты лишь беспристрастный наблюдатель происходящего. И ни в коем случае неволен не только давать какую-то оценку (заранее словно предусматривая ее искажение), но и вовсе пытаешься абстрагироваться от окружающей действительности.
   Что не совсем получается. Потому как уж ты то знаешь, что описываешь то, чему сам являлся свидетелем. И не только свидетелем, но и главным участником. И уже от этого - не очень-то и желаешь ты, чтобы обо всем этом узнал кто-то еще. Словно опасаясь, что чем-то могут они навредить тебе. Подсознательно при этом понимая, что если бы это было действительно так, то в последний момент нашлось бы что-то такое, что удержало бы тебя от излишних откровений.
   Ну, разумеется, если это действительно возможно.
   А ведь по сути - и невозможно. И ты это понимаешь даже лучше, чем если бы кто попытался тоже самое довести до тебя. Ибо себе-то ты привык доверять настолько, что уже давно не вызывает сомнений что-то сказанное тобой. Да и никаких сомнений, конечно же, быть не должно. Ты это знаешь. И, понимая,-- стараешься контролировать ситуацию. Держа возникновение любых сомнений под контролем. И отдавая себе отчет, что именно контроль в данном случае и есть то, что сможет удержать твой разум; придав проекции его на внешний, окружающий мир, некое спокойствие.
  
   Хотя в душе твоей никакого спокойствия нет уже давно.
   Какое-либо спокойствие давно забыто. Как и ты уже, в какой-то мере, забыл себя 'настоящего'.Такого, каким ты когда-то был. Прежде чем стал подменять собственный взгляд на жизнь выдуманными образами. Выдуманными настолько, что уже по настоящему забыл: какой же ты на самом деле есть?
   Да и наверное не только забыл, но и такое сомнение медленно заползает в твою душу; и у тебя уже совсем нет сил как-то воспрепятствовать этому. Убедив себя со временем, что все это так и есть. И ты на самом деле - себя - не знал. А то и уже смирился с этим.
  
   'Выходит, что так',-- Павел Андреевич Федякин давно уже проснулся, но до сих пор лежал в постели, размышляя... о чем-то размышлял.
   Он всегда размышлял. Можно сказать, что вся его жизнь была построена на этих самых размышлениях. Размышляя, он закончил университет. Потом защитил последовательно две диссертации, став в сорок лет доктором наук. Психологических. В душе он всегда был философом. И относился с почтением к любым наукам. Так же как и уважал своих учителей.
  
  ................................................................................................................
  
   С недавних пор учителей у него не стало. Как не стало и многого из того, чему он преклонялся раньше.
  И теперь он уже никому не преклонялся. Теперь почитали большей частью его. И в глубине души (он все же боялся, что это станет заметно) ему это нравилось. Нравилось настолько, что он иной раз не мог сдерживаться в проявлении своих чувств. А тем более отказываться от всех тех многочисленных действий, которые совершал неосознанно. Ненарочно. Словно даже наблюдая, как они происходят, со стороны.
  
   Но Федякин на самом деле не был сторонним наблюдателем происходящих событий. Он был их непосредственным участником. Именно он инсценировал большинство из них. И уже это... ему нравилось. Нравилось манипулировать сознанием людей. Нравилось заставлять людей совершать те действия, которые сами бы они никогда не совершили. Ну или вернее - не стали бы совершать.
   И пусть основными участниками его жизненных спектаклей были женщины. Пусть. Женщины всегда были для него тем, без чего он, собственно, и не представлял свое существование. Ибо подчинять человека было приятно. А обуздать внешне казавшуюся сильной и независимой женщину приятно вдвойне. Особенно наблюдая как это женщина продолжает верить в свою независимость. А на самом деле уже готова выполнять все что он пожелает. Он, Павел Андреевич Федякин. Который усилием собственной воли превращал этих женщин в откровенных блядей. Причем таковыми они становились только с ним. А для других продолжали оставаться такими, как и хотели казаться себе, и наверное такими, как их и воспринимало большинство: строгими, властными, надменными, и... презирающими большинство мужчин. Этакими стервами, знающими себе цену.
   И уже от этого Федякину становилось приятно. Вдвойне приятно, что ему удалось приручить их. И теперь они ползали у него между ног, желая припасть губами к его эрегированному пенису. К тому, что вздымалось над ними, поднимаемое гормонами и анализом ситуации. А значит и предвкушением того, что он будет с ними сейчас делать. Как он будет ебать их. Как будет совершать все эти многочисленные безумства, продиктованные кошмарами его разума.
  
  
  
  Часть 1
  
  Глава 1
  
  Неверно было бы полагать, что Федякин был извращенцем. Точнее, он им разумеется был. Но та форма извращений, которую он поддерживал, не могла начаться без длительной предварительной работы, смысл которой заключался в подчинении (полном подчинении!) какой-либо считавшейся недоступной женщины. Женщины, которая презрительно относилась к мужикам. Считая их скотами и пьяницами. Женщины, которая сама любила только женщин. Ну или почти только женщин. Вполне будучи готова переспать и с мужчиной. Но из своего предварительного опыта так и не нашедши себе что-то, после чего ее мнение о сильном поле могло бы измениться. Уж очень было легко, в ее представлении, подчинить этот самый сильный пол. Поманив, показав свое восхищение, избирательно (и достаточно выверено) воздействуя на инстинкты, и добиваясь от мужчин выполнения чуть ли не любой женской прихоти. Потому что мужчине всегда хочется показаться сильным и значительным. А еще ему хочется всунуть свой член во влагалище, в рот, в анус (ну или просто - на тело; как и просто - в никуда, но с помощью женщины) женщин. Женщин, большинство из которых знает об этом. И этим же умело пользуется. Природа...
  
  ...........................................................................................................
  
  'Глупые мужики',-- думал Федякин. 'Глупые животные. Скоты...'
  Нет. Федякин был не такой. Уж слишком он любил себя, чтобы кто-то его мог использовать. Да он наверное и сам любил некую запутанность в отношениях. Предпочитая что бы жизнь проходила с полным включением его мозгов. На все обороты. И на этих самых оборотах -- что бы он жил. А значит, и общался с людьми.
  
  .........................................................................................................
  
  Но вот в том-то и дело, что остальным (большинству из остальных) было невероятно сложно существовать с ним на этих самых 'повышенных' оборотах. Вернее, обороты-то их мозги набирали. Но даже и включившись максимально, они с трудом дотягивали лишь до половины того, что было у Федякина. Который наслаждался подобным положением. Разумеется, не демонстрируя его внешне.
  И все время оставляя за собой право на какую-то не договоренность.
  
  
  
  Глава 2
  
  Я не мог сказать, что лично мне нравилось подобное положение дел. В иных случаях справедливее было бы сказать, что мне совсем не нравилось.
  Но от меня мало что зависело. К тому же я не воспринимал все это так, как к этому относилось большинство.
  И что уж наверняка, я совсем не верил, что нечто-то подобное вообще возможно.
  
  Я как бы не верил, что кому-то удастся хотя бы приблизиться в своем понимании к Федякину. В том плане, что сам бы он, наверное, предчувствовал такой момент. И вовремя бы отдалился от такого человека. Не дав ему, быть может, даже разгадать себя. Как, наверное, и показать все то, на что он был способен.
  Другими словами, они бы разошлись, так и не встретившись. Быть может даже, обоюдно предусмотрев похожую ситуацию. И - не оказавшись в ней.
  И, в принципе, оставшись при своих интересах.
  
  Но каким-то образом с такими людьми Федякину удавалось не встречаться. Зато он с большой охотой встречался с женщинами. Но не со всеми. Выбирая тех, кто бы по настоящему ему подходил. Что означало, с кем бы он мог поработать по настоящему.
  
  
  
  Это была игра.
  В его исполнении это оказывалась первоклассная игра. Федякин всегда подходил к подобному с азартом настоящего охотника. Начиная готовиться задолго до того, как это, собственно, и должно было произойти.
  Притом само начало (как бы - несколько шагов до начала) Павел Андреевич угадывал интуитивно. К нему словно бы спускалось озарение. И он понимал, что скоро все начнется.
  
  И тогда уже нельзя было медлить. Причем, разумеется, следовало не только включаться в игру, но и выходить в ней - заранее - победителем.
  
  Впрочем, то что он победит, Федякин знал.
  Знал всегда. Знал, что просто не может проиграть.
  Да он ведь никогда и не проигрывал...
  
  
  Глава 3
  
  Маша Потапова сама себе всегда казалась блядью.
  Но у нее еще не было возможности проверить это в реальности. Все свои тридцать семь лет она провела между несколькими объектами, основными из которых являлись -- институт (работала куратором в нескольких учебных группах), дом (после развода жила в квартире бывшего мужа, который купил себе еще одну), улицы (по улице она ходила из дома на работу), ну и наверное все. Остальное все по мелочи, и что уж точно, времени занимали совсем не много.
  
  Итак, после развода (развод состоялся пятнадцать лет назад) Маша жила одна. И совсем не спала с мужчинами. Вполне довольствуясь тем наслаждением, которое научилась дарить себе самостоятельно.
  Но о Машином онанизме никто, разумеется, не знал. Внешне эффектная, натуральная блондинка, Маша немало подруг затмила своей красотой. А мужчины и вовсе полагали, что уж в личной жизни у такой 'секс-бомбы' все в порядке. И... обходили ее стороной. Боясь, видимо, получить отказ.
  И были правы. Потому что Маша совсем не верила мужчинам. Она-то и с мужем спала всего один раз. Когда он неумело лишил ее девственности. После чего излил все содержимое своих яиц куда-то в сторону, так и не успев доставить ей какого-то наслаждения.
   Пьян был. А Маше пришлось брать все в свои руки (ну то есть губы); приводя пенис супруга в боевую готовность (ну уж какая была), и догоняться самостоятельно. Сумев кончить в основном только от воображения, что ее кто-то ебет.
  
  Можно сказать, как раз после этого Маша поняла, что для достижения удовольствия ей совсем не требовался мужчина. Вполне достаточно было вызвать образ его. И уже все закончить самостоятельно. Без какой-либо помощи извне.
  ...............................................................................
  
  Вере Рогожкиной было двадцать пять.
  Смуглая, невысокого роста, невероятно красивая, она также как и Маша остерегалась мужчин. И точно также не спала ни с одним из них. А занималась любовью со специально выписанным из Германии станком для любовных утех. То есть, можно было сказать, что трахал ее робот. Некий заведенный механизм, который пусть и был-то не особенно ласков (не человек ведь!), но проникал в нее ровно столько раз (и ровно настолько), на сколько она его первоначально программировала. Доставляя девушке неописуемое удовольствие. И не останавливаясь пока она не испытает несколько оргазмов. Ну или один -- но множественный.
  
  Вера работала секретарем директора крупной фирмы. Директор был гомосексуалистом. И максимум что себе позволял - запустить руку Вере под юбку. Гладя ее ляжки и половые губы. Периодически, быть может, проникая пальцами во влагалище. Не больше.
  Причем зачем он это делал, наверное не смог бы объяснить и сам. И уж тем более он не мог объяснить этого Вере. Которая вынуждена была после этого - дома - включать свой агрегат на повышенные обороты.
  
  ..................................................................................................
  
  Аня Ракитова. Худенькая. Двадцать три года. Ее по-озорному торчащие грудки служили причиной ночных поллюций многих мужчин. И при этом Аня была девственницей. А если и допускала какую-то форму сексуальных отношений, то это было лишь несколько раз. Да и то исключительно в анус. (От чего Аня стонала, кричала, кончала, и плакала. И просила 'еще'...)
  
  Для удовлетворения собственной страсти Аня использовала собаку. Причем собаке по всему тоже доставляло заниматься с Аней любовью. И Аня с искренним наслаждением облизывала пенис Джека. А потом становилась на четвереньки, и Джек ебал ее в зад. Пока она не кончит. И не кончит он.
  
  Заметим сразу, что секс с собакой была Анина фантазия. Причем фантазия, которую она совсем не собиралась претворять в действительность.
  А с мужчинами она действительно не спала. Она только эпизодически трахались с ними. И каждый раз выходило, что это происходит не в постели. А словно бы и наскоком, наспех. Аня лишь наклонялась, поворачивалась, опиралась обо что-нибудь руками. А специально заказанный в агентстве проститут - брал ее сзади. Втыкал член между ее аккуратных близняшек - ягодиц. От чего Аня Ракитова заливалась краской и кончала. Ну, вероятно, сначала Аня краснела. А потом кончала. Ну и при этом кричала, да и вообще - билась в истерике. Искренне получая наслаждение от испытываемого удовольствия.
  
  .................................................................................................................
  
  Работала Аня пресс-секретарем в рекламном агентстве. И имела в подчинении полтора десятка сотрудников.
  А потому внешне - казалась строгой и неприступной. И надев на себя маску стервы - наслаждалась этим. В душе при этом стараясь оставаться такой же: надменной, уверенной, и знающей себе цену. И даже с каким-то презрением относясь к людям. Но не ко всем. А лишь к тем, которые были заведомо ниже ее по положению. Хотя в своей душе Аня хотела чтобы ее подчиненные как-нибудь набросились на нее и изнасиловали. Жестоко и не единожды.
  
  У Ани была подруга. Подруга и коллега. Марина Любова.
  Работала Любова в фирме-конкуренте. Занимая точно такую же должность.
  
  Вместе подруги вызывали мальчиков-проститутов. А чаще всего одного из них. И никогда его не делили. Потому что Аня Ракитова любила, когда ее трахали в зад. А Марина Любова предпочитала главным образом сосать пенис. Но они вдвоем предпочитали доминировать над мужчинами. Да и вообще - над кем бы то ни было. И даже внешне были чем-то схожи. Те же в разные стороны торчащие небольшие упругие груди. Те же одинаково упругие попки. В которые мужчинам так нравилось ебать девушек.
  
  А между собой девушки не ссорились вероятно еще и потому, что у них было заключено что-то на вроде пакта о ненападении. И они соблюдали конвенцию. Отыгрываясь на зависимых от них сотрудниках.
  
  ................................................................................................
  
  Пожалуй, совсем отличалась от всех перечисленных женщин - Тася Снежина. Это была интеллигентная блядь.
  Необычайно высокого роста, Тася уже издали завораживала мужчин длиной и худобой своего тела. А также весьма объемной (силиконовой) грудью, которая притягивала взоры всех без исключения, будоража в ком желание, а в ком любопытство. Ну или зависть и желание иметь такую же. Или ненависть, и желание эту самую грудь у Таси отрезать.
  Что до Таси, так ей на всех было откровенно наплевать. И она подолгу обнаженной прохаживалась у себя на балконе, краем глаза отмечая как вытягиваются шеи у прохожих.
  Второй этаж. А балкон ее выходил на перекресток и остановку общественного транспорта. И особенно в часы пик и на дороге и на остановке скапливалось большое количество машин и мужчин. От чего на дороге случались аварии, а на остановке... на остановке тоже случались беспорядки. Однажды участковый задержал мужчину, который зайдя за остановку и не в силах более сдерживаться, онанировал прямо на улице.
  Онаниста участковый отвел в участок, где отпиздил, забрал все деньги и отпустил. А к Тасе пришел домой, намереваясь сделать ей предупреждение. Но девушка открыла ему будучи абсолютно голой. А он, почувствовав как у него тут же встал член, что-то промямлил и поспешил уйти. Решив лучше позвонить и сказать что так делать не хорошо.
  
  Тася Снежина была эксгибиционистко.
  Причем сама она, быть может, и не подозревая об этом. Вернее - не задумывалась.
  И что уж точно, она действительно не обращала внимание на то, что скажут ей окружающие. Которых она никогда и не замечала.
  
  Хотя...
  Когда у Таси был ее настоящий, третий размер груди (при 44-м размере одежды), она действительно почти никого не замечала. Но когда девушка увеличила свою грудь до шестого размера, то она все же вынуждена была признать что прохожие на нее смотрят. А некоторые так даже и обращаются с гнусными предложениями. А кто-то просто пыхтит ей вслед, обзывая ее соской и блядью.
  При этом, разве Тася Снежина была блядь? Она была эксгибиционистка. А это наверное в чем-то понятия разные...
  
  ........................................................................................
  
  К блядским замашкам Снежиной, Зара Васильева относилась скептически. Мужиков она брала совсем другим. У нее были такие губы, что как только видишь их - тотчас же хочется в них что-нибудь всунуть. И у вас при этом была какая-то странная уверенность, что эта молодая женщина (Заре было около тридцати) этого желает. Она даже словно нарочно постоянно что-то сосала или облизывала. То леденцы, то мороженное. Причем мороженное она облизывала так, что большинство нормальных мужиков готовились кончить уже от этого. Не вынимая свой член, и даже не дотрагиваясь до него руками, чтобы совершить нехитрые манипуляции, которые и должны были привести к одновременным оргазму и семяизвержению.
  Хотя случается иногда происходит оргазм без семяизвержения. И еще чаще - семяизвержение без оргазма.
  Правда, таких случаев никогда не было у Федякина. Который пусть пока и не знал о существовании Зары. Но знал, что если ему это потребуется, то он будет делать с этой сукой все, что захочет. И при этом сделает так, что этого захочет она. Потому что как раз манипуляции над психикой - была его специализация. И защищенная докторская диссертация была тоже по этим самым манипуляциям. Да и кандидатская. И вообще, подобная специализация была своего рода изюминкой Федякина. Тем, чем он лакомился. И без чего себя не мыслил.
  
  ....................................................................................................
  
  Ната Лиганшина. Ната, молодая брюнетка, с походкой манекенщицы отъебанной ротой солдат, и замашками принцессы страдающей нимфоманией, занимала достаточно крупную должность в одном из коммерческих банков Санкт-Петербурга (в этом городе, собственно, и происходили описываемые нами события). И на работе Ната испытывала такую необъяснимую внутреннюю тревогу, что вынуждена была маскировать ее только внешней холодностью и надменностью.
  Человека она изначально предпочитала унизить, растоптать. Так Лиганшиной было легче с ним общаться. Хотя и даже после этого Ната продолжала испытывать легкий дискомфорт. Который маскировала своим безразличием к кому бы то ни было. К тем же коллегам или клиентам мужеского пола. Некоторые из которых часто думали не о работе или о получаемом кредите, а о том как бы трахнуть эту самовлюбленную красавицу. На время действительно забывая обо всем (Ната работала начальником кредитного отдела банка).
  
  Нате было сорок два. Сейчас был расцвет ее красоты. И при виде на нее невольно напрашивалась мысль: как же она шикарна!
  
  Ната Лиганшина действительно выглядела шикарно. Худенькая, чуть выше среднего роста, с длинными, спадающими на плечи локонами белоснежных волос (волосы она, впрочем, все время перекрашивала), Ната ездила исключительно на спортивном 'БМВ'; останавливалась (во время командировок, или на отдыхе) только в дорогих отелях; и любила только...
  Никого она не любила. А к мужчине относилась как к вещи. Заказывая того в каком-нибудь элитном секс-салоне. И оставляя ему на чай почти столько же, сколько стоил заказ.
  
  Причем в постели Ната приказывала мужчине сначала онанировать. А потом сосать у самого себя. Что предполагало у такого мужчины особую гибкость. Но ведь за гибкость она платила...
  
  ......................................................................................................
  
  Федякин как-то по-особенному выделял Нату из всех своих женщин. И познакомившись с ней, он сразу решил, что как только подойдет время, заняться ей в первую очередь. Хотя и по поводу очередности могли быть сомнения. Потому что в своих отношениях с кем-либо Федякин полагался в первую очередь на озарение, на некую вспышку в его подсознании, после чего и выполнялись им какие-то действия, в рамках приводившегося.
  
  Все что с ним случалось Федякин использовал как некий знак, после которого (как он знал) в самое ближайшее время на его пути встретиться величественная, строгая, и надменная женщина. Которую ему и удастся покорить.
  Федякин знал, что всецело подчинит женщину своей власти. Заставит не только беззаговорочно выполнять свои извращенные сексуальные желания, но и -- предвосхищать их.
  И это было как бы кульминацией праздника. Сексуальное неистовство, демонстрируемое этими дамами в постели, влияли и на самого Павла Андреевича.
  Страшно преображался он в это время. Не похож становился он на себя. Не в силах был контролировать свой разум.
  И было только одно у него желание: еще-еще-еще!
  А Федякин забывал что происходит. И совсем не способен был остановить свою разбушевавшуюся плоть. Который и совсем забывал о том, что происходит. Что может произойти. Что будет возможно - чтобы - произошло.
  
  Но при этом он, конечно же, контролировал ситуацию. Знал, что уже ничто не мешает этой ситуации выйти из-под контроля. Что настало время для тех обстоятельств, которые всецело принадлежат ему. Что может быть само время уже принадлежало ему. Что ничто уже не помешает возникновению каких-то новых обстоятельств, в результате которых что-то может пойти по другому сценарию.
  Да и сценарий-то как раз теперь будет таким, каким напишет он его сам. Каким он захочет. Без всякого рода ограничений, нелепостей, и прочих неизвестностей, которые случались раньше, но о которых по сути он уже особо и не помнит. Потому что было это давно. А может и не было никогда.
  
  
  Глава 4
  
  Варвара Коростылева страшно любила мужчин. Точнее даже и не мужчин. Ну то есть не то что мужчин. Любила она главным образом мужской член. Любила держать его в руках, когда он был еще не набухший; гладить и ласкать его, зная что сейчас он начнет наливаться кровью, набухать, увеличиваясь в размерах. И хорошо бы было успеть взять его в рот, обхватить губами (пока еще расслабленными), чтобы он набух уже там, в ней.
  И это ей очень нравилось.
  Нравилось настолько, что она не могла избавиться от желания в действительности когда-нибудь проделать это.
  Но в свои девятнадцать - ей еще подобного не удавалось. Ну если еще вернее - не предоставлялось пока возможности. Потому что сосать член она хотела не абы кого, а мужчины, который попадал в придуманную ей категорию мужчин ее мечты. Кумиров.
  
  Варвара много читала. Настолько много, что в какой-то момент ей стало неинтересно со сверстниками. У нее исчезло желание нравиться им. А сами они не обращали на нее внимание. Потому что и одежды она носила длинные да мешковатые. И косметикой не пользовалась. А при виде мужчин - краснела и старалась пройти мимо.
  
  И при этом никто из парней не мог догадаться, как же Варвара хотела пососать их член. Она мечтала об этом. Это стало ее навязчивым желанием. Казалось, она бы дорого заплатила чтобы когда-нибудь осуществилось подобное. И у нее появится возможность припасть губами к самому дорогому. Бережно обсасывать, целовать, завязывать в платочек. Может даже завязать бантик, ну и вообще как-то разукрасить его...
  Художница... В душе Варвара была художницей.
  А в жизни... А в жизни (в этой жуткой и мрачной обыденной жизни) она была студенткой второго курса авиационного института. И должна была бы стать каким-нибудь конструктором. Ну или что-то на вроде того.
  
  И так получалось, что Варвара совсем не могла избавиться от собственных фантазий.
   Иной раз они посещали ее даже на лекции. И тогда у Варвары растекалось между ног тепло. И она просовывала вниз руку, сдавливала ее своими бедрами.
  
  .....................................................................................................
  
  С факультета Варе пришлось перевестись. Слишком часто она стала ловить на себе недоуменные взгляды. А одна из немногих сокурсниц (группа в основном была мужская) словно бы проходя мимо, бросила, что, мол, найди ты нормальный хуй, да и соси его.
  Варя тогда покраснела и хотела бросить институт. А потом просто перевелась в другой. Причем, на другой факультет. Доздав необходимые экзамены.
  Но как раз экзамены было тем, в чем Варя никогда не испытывала проблем. Потому что была она отличницей. И если бы ее ничто не отвлекало - училась бы еще лучше.
  Впрочем, видимо не стоит рассматривать Варины фантазии как нечто совсем уж мешающее учебе. Да, в какой-то мере это отвлекало. Но и отвлекало ведь ровно настолько, чтобы просто переключить мозг на другой род деятельности. А значит уже получалось что и на пользу могли идти подобные фантазии. Хотя разумеется и лучше чтобы они когда-нибудь все же воплотились в действительность. Ну как бы спокойнее было бы.
  
  Варя думала примерно о том же. Ей всегда хотелось объять необъятное. Хотя и случалось что фантазии захлестывали девушку настолько, что психика ее включала некий защитный механизм, после чего наступало элементарное торможение в ЦНС. И Варя пребывала исключительно депрессивно-подавленном (заторможенном) состоянии.
  Движения ее становились медлительны. Речь почти отсутствовала. И только теплый язык периодически облизывал засохшие губы. Словно готовя их к чему-то важному и ответственному.
  
  
  Глава 5
  
  Карине Постниковой казалось что жизнь набрала обороты, которые непременно приведут ее к каким-то нежелательным последствиям. Быть может даже к ее смерти. Хотя как раз о смерти, ей, тридцати трех летней аспирантке санкт-петербургского университета думать не хотелось.
  Десять лет назад Карина закончила факультет филологии (отделение романо-германских языков). После чего проработав какое-то время переводчицей, вышла замуж за голландца, и уехала к нему на Родину.
  Муж оказался извращенцем и гомосексуалистом. Он привязывал Карину к спинке кровати, и предавался на ее глазах оргиям с несколькими (обязательно несколькими) мужчинами.
  Причем чаще всего трахали его. А потом он, обессиленный, отлеживался, набираясь сил, и наблюдая как Карина (пока еще связанная) сосет у каждого из тех, кто только что трахал его. Причем к тому времени, когда члены после недавнего семяизвержения принимали нормальные размеры (ну или вполне сносные для новой работы) восстанавливался и голландский муж Карины. И теперь в оргиях, помимо мужа, принимала участие и Карина. Причем ее обязательно наряжали в какой-то садо-мазохистский костюм. Умоляя хлестать, бить, мочиться на них. Издеваться всяческим образом. А перед этим накуривали ее какой-то гадостью (да еще и заставляли пить алкоголь вместе с таблетками).
  И после этого сознание и подсознание Карины наслаивалось друг на друга. И девушка совсем уже не понимала, что происходит в реальности, а что ей только кажется. А из ее бессознательного вырывалась такая гнусность и мерзость, что если бы Карина узнала обо всем что она вытворяла под действием наркотиков, то...
  Впрочем, она не знала. А если говорить об оргиях, то как-то быстро девушка научилась получать от этого удовольствие. И иной раз настолько наслаждалась моментом, что ей хотелось, чтобы продолжалось это вечность.
  
  ......................................................................................................
  
  На самом деле Карине, конечно же, ничего такого не хотелось.
  Но проблема в том, что какое-либо желание или нежелание ее - разнилось в зависимости от того в чьей епархии оно находилось. Потому как если процесс разума контролировало сознания - это одно. Но ведь если подсознания - то это уже совсем другое...
  
  ....................................................................................................
  
  Карина понимала, что ей следовало подчиняться каким-то единым - единожды придуманным - законам. И все, что было сверх того- пресекалось самым жестоким, быть может даже жесточайшим образом.
  И ведь при этом Карина стремилась что-либо понять. Хотя и по сути усилия ее были напрасны. А любые попытки настолько безрезультативны, что быть может все что ей оставалось - это смириться ей с происходящим.
  Но смириться она не могла. И даже каким-то образом нашла себе силы развестись с мужем (как ни странно - она его любила), и вернуться в Россию.
  И поступив в аспирантуру, она начала жизнь словно бы заново.
  
  Но она уже не могла без оргий.
  Это настолько прочно всосалось в нее (в ее плоть, кровь, сознание), что иногда Карина - не в силах сдерживаться - приходила в ночной клуб, напивалась, и захватив с собой двух, трех, четырех парней -- отправлялась с ними предаваться самым откровенным извращениям, на которые только могла сподвигнуть ее фантазия и затуманенный алкоголем и наркотиками мозг.
  
  ................................................................................................................
  
  В душе Карина быть может ничего этого и не хотела. Но с каких-то пор она стала подчиняться каким-то необъяснимым желаниям. Которые иной раз настолько прочно переполняли ее, что уже как будто и совсем не представляло возможности от них ни избавиться, ни как-то заглушить. (Последнее быть может и вообще казалось нереальным.)
  
  Ну и конечно же так получалось, что она - уже как вроде и находясь внутри подобных, случившихся с ней, необъяснимых процессов - начинала жить совсем другой жизнью. Жизнью, в которой царил хаос и беспорядок. А мысли становились совсем неподвластны какому-то упорядочиванию. Тем более, что ответить на вопрос: к чему она стремилась? - девушка не могла. Это не представлялось возможным. Да казалось чем-то нереальным.
  После чего, все что происходило вокруг - было каким-то вымышленным...
  
  
  Глава 6
  
  Людмила Заболоцкая, рыжая, высокая, внушительная (по особо выделяющимся частям тела - груди и попе -- даже необъятная) в душе была совсем иной, чем казалась когда вы ее видели.
  И за внешней расслабленностью скрывалась достаточно властная и уверенная в себе натура.
  И пусть в обычной жизни она была похожа на растолстевшую овечку,-- в постели это была сущая дьяволица. До изнеможения затрахавшая не одного мужчину. И, зачастую, меняющая мужчин уже после первого полового акта с ними. Словно бы не рассчитывая, что они будут способны на продолжение.
  А чтобы проверить так ли это - Люда ложилась, раздвигала ноги, и заставляла мужчину вылизывать себе промежность.
  
  Люда действительно любила когда лизали у нее между ног. В свои тридцать пять, последние лет шесть подобное ей проделывали с периодичностью от одного до семи раз в неделю.
  Это был своеобразный график. Который Людмила стремилась не нарушать.
  
  ...................................................................................................
  
  Рост метр восемьдесят пять. Вес под сто. Объем груди - сто двадцать. Талии - девяносто пять. Бедер - сто одиннадцати. Половые губы, которые могли сравниться с двумя средних размеров мячиками. Между ними и устраивался тот или иной сексуальный партнер Люды. Когда сосал ее почти трех сантиметровый клитор так, словно это был член. Этакий небольшой член. А разошедшаяся в страсти женщина умоляла еще и еще.
  
  Но что надо было еще - мужчина знал и так. Ибо он и сам уже исходил соками от происходящего.
  Но Люда сама контролировала что и как. И через время она уже с легкостью (когда-то девушка была призером страны по тяжелой атлетике) переворачивала партнера. И буквально заглатывала его член. А перед тем как мужчина уже готов был кончить (от такого он давно уже готов был кончить, да только держался), она сдавливала его член и яйца. И член тотчас же опадал.
  А Людмила, усмехнувшись, переворачивалась на живот, раздвигала пальцами свои ягодицы, и приказывала мужчине хорошенько оттрахать ее в зад. А одновременно с приглашением, она своей рукой (становившейся нежной и ласковой) ласкала пенис мужчины. И от подобных ласк пенис тотчас же принимал исполинские размеры (партнеров Люда подбирала по каталогу в секс-агентстве, которым заведовала; одним из главных условий был огромный член). И врывался в ее плоть. Разрывая Люду на части, и накачивая со страшной силой нереализованного желания.
  
  Со временем желание выливалось в оргазм. И Люде казалось что в нее вставили шланг, и включили на полную мощность струю воды.
  
  Она кончала сразу. Первый раз, обычно, еще только от предвкушения самого события. Второй - когда целовали ее губы и клитор. Третий - когда сосала сама. Четвертый - когда ее брали сзади (при этом она обычно кончала два раза). Ну и еще несколько раз, когда ее просто трахали. И Люда при этом лежала на спине, задрав ноги, а между ее ног 'трудился' (это был действительно труд) тот или иной мужчина по вызову, мужчина-проститут.
  
  ......................................................................................................
  
  Люда действительно была владелицей салона сексуальных услуг. И она всегда сама подыскивала персонал. И сама устраивала проверки, затрахивая претендента на вакантную должность до изнеможения.
  Быть может потому, была у нее постоянная 'текучесть кадров'.
  Но кто считал, что это было только из-за этого - ошибался. Ведь еще можно было предположить, что была и еще одна причина по которой сотрудники попросту долго не выдерживали. Ведь агентство Людмилы Заболоцкой специализировалась на оказании весьма расширенного спектра услуг. А клиентами становились не только владельцы крупных предприятий или большие чиновники госструктур, но и люди, уже изначально ориентированные на ту или иную форму извращения. Считавшие, что если уж им довелось вступать в интимные отношения, то необходимо было, чтобы в этих самых интимных отношениях не существовало никаких норм, запретов, табу или ограничений. И если трахаться - так трахаться по полной программе. Чтобы ебали не только вы,-- но и вас. А уж части тела при этом были не важны. Да и если партнер был подготовлен соответствующим образом, то ничего кроме удовольствия он и не должен испытывать.
  
  У владелицы салона было еще одно пристрастие. В анус ей нравилось больше, чем во влагалище. Но это уже, наверное, индивидуальные особенности ее тела....
  
  
  Глава 7
  
  Он не помнил, каким был в детстве. Вернее, помнил. Но уверенности что это были именно те, детские мысли, не было. А ему почему-то сейчас были интересны именно они. Притом что ему отчего-то казалось что с недавних пор он стал мыслить почти как в детстве.
  Или это было невозможно?
  Видимо все же возможно. Хотя и не укладывалось в его сознании. Хотя и на сколько, при этом, он должен был полагаться на сознание? Не есть ли в этом какое-либо искажение психики? Ведь выявив это сейчас, у него еще была возможность это исправить...
  
  Что он сумеет исправить? Удастся ли ему на самом деле что-то исправить?
  
  Иногда на Павла Андреевича находила совсем уж тоска.
  В это время он предпочитал ни с кем не разговаривать. Словно бы изначально предусматривая, что, его словам, не будет никакой веры. Он сам не поверит.
  И это была только одна сторона медали. По другой, в его мозгу создавалось некое, если можно так выразиться, новое - и совсем отличное от того, что было раньше - видение обстановки. И тогда уже сейчас он не замечал ничего негативного. И даже второстепенного. Угадывая (словно бы угадывая) лишь только главное. То, без чего уже как будто и не может быть чего-то другого. И при этом совсем непонятно было, как это вообще возможно. Насколько это было возможно.
  Ну чтобы, значит, придти ему к какому-то забавному знаменателю.
  
  .......................................................................................................
  
  Он гладил ее грудь. Словно волны, огибающие тело, его большая ладонь с длинными пальцами обхватывала, периодически останавливаясь, на ее белоснежной груди, заметно выделявшейся на загорелом в солярии теле.
  Соски Снежанны отзывались на каждое его прикосновение к ним. Губы девушки были слегка приоткрыты. Слегка облизывая их языком, Снежанна словно бы говорила, что давно согласна на большее. Но мужчина не спешил. Его мускулистое тело полунакрывало худенькое тело девушки. Вынуждая ту постанывать.
  Она давно уже была 'готова'. Он это знал, периодически проводя своими расслабленными пальцами по ее набухшим от желания половым губам.
  Пройдет какое-то время, и он их слегка приоткроет членом. Член давно уже у него стоял. Стоял настолько, что видимо недоумевал, почему же ему не найдут лучшего применения, чем просто сотрясать воздух.
  Все системы его тела работали отлично. Он вообще в свои сорок лет чувствовал себя более чем замечательно. Периодически проверяясь в одной из лучших клиник страны, директор которой был его давнишний друг, и дочку которого он уже несколько раз лечил от психического расстройства. Незначительного. У девочки был вуайеризм. И у отца ее было предчувствие, что подглядывала она как раз за ним.
  
  Федякин (всякий раз при упоминании его фамилии он хотел от нее избавиться) повернул Снежанну. Девушка знала, что теперь он войдет сзади. Что же до мужчины, то он никогда ровным счетом не задумывался о последовательности своих действий. Неизменным было одно: своей партнерше он доставит максимальное удовольствие. А в сравнении с этим, то с чего он начнет это удовольствие ей доставлять было не важным.
  
  ......................................................................................................
  
  Федякин знал, что девушка скоро закричит. Но не от боли. Боль он вообще никому не причинял. Кричать она будет от удовольствия. Причем это самое удовольствие будет настолько сильным, что никто из них (иногда от радости кричал и Федякин) не будет сдерживаться в выражении своих эмоций. А то что через время они достигнут своего максимума - никто не сомневался.
  
  ......................................................................................................
  
  Со Снежанной Павел Андреевич больше не увидится. Это был их третий раз. А больше трех Павел Андреевич пока не задерживался ни с кем. Да и для него был более важен сам факт. Сам процесс. Само эротическое действо. И при этом, разумеется, он знал, что свое дело сделает на все сто. При этом, сам секс (наивные те, кто полагали, что для него было важным только это) никогда для Петра Андреевича не стоял ('стоял', кстати, у него всегда) на первом месте. Это уже как бы само собой предусматривалось. Тогда как важен был именно анализ. Претворение в жизнь каких-то, заранее заготовленных, аналитических разработок. Исследование реакции на тот или иной сигнал, жизненное обстоятельство, или, предположим, какое намеренное действие. Искусственное, в своем роде. Но умело завуалированное под настоящее.
  Вот это-то как раз и было важно.
  
  ............................................................................................................
  
  Видимо Павел Андреевич заранее предусматривал, что индивиды (не люди; а именно индивиды), с которыми он периодически общался (общался не часто; а лишь когда действительно возникала необходимость. Необходимость начала анализа. Психоанализа) не слишком-то и верят его словам. А потому слов он старался и не произносить. Точнее,-- Павел Андреевич не произносил каких-то конкретных слов. Видимо, в том числе и чтобы нельзя было в последствии за них зацепиться.
  Тогда как намного эффективнее ему казалось действовать жестами, мимикой, намеками.
  Ну или начинать говорить, но тогда уже столько, чтобы явно сбить с толку того или иного... индивида.
  Федякин рассматривал встречавшихся ему людей - как нечто, необходимое ему для опытов. Для осуществления неких действий, которые должны были подтвердить раннее уже полученные выводы. А заодно, быть может, и позволяли изучить что-то новое. Даже не то что неизведанное (вряд ли для Павла Андреевича за его более чем двадцатилетнюю научную карьеру могло появиться что-то новое), а именно то, на что раннее у Федякина уже была получена (и проанализирована им) какая-то информация. Но теперь настало время эту информацию (выводы) или подтвердить, или опровергнуть. Притом что он явно - постепенно - начинал предпринимать к этому соответствующие действия. Увеличивая, в том числе, и возможности. А равно - и не жалея усилий.
  
  
  Глава 8
  
  Софья Игнатьевна была женой Федякина. Причем она была не только его жена, но и первая любовь. А помимо 'жены' и 'любови', она была еще и его лучшей подругой.
  Хотя видимо так ей больше казалось чем было на самом деле. Да и вообще фигура Софьи Игнатьевны была достаточно противоречивай. С одной стороны, эта была достаточно степенная дама. Проректор вуза, кандидат педагогических наук. С другой,-- женщина, которая давно уже свою жизнь подчинила только одному человеку: своему мужу. И которая внутренне умоляла только об одном: чтобы этот муж жил вечно.
  
  ............................................................................................
  
  Федякин действительно подчинил себе Софью Игнатьевну. Когда-то она была одной из первых в его экспериментах над человеческой психикой. И эксперимент над ней он мог признать наиболее удачным. А долгая - уже более 15 лет - совместная жизнь, словно бы подтверждала, что его эксперимент способен значительно растянуться во времени. Быть может даже и не подвластен времени. А то и мог это время себе подчинить. Заставить двигаться в направлении, угодном ему.
  И Федякин был совсем не против, чтобы это было так, и продолжалось вечно.
  
  Много ли потребовалось усилий Федякину, чтобы подчинить себе Софью Игнатьевну?
  Нет.
  Много ли требуется усилий теперь, чтобы поддерживать равномерность ее восприятий в отношении ее?
  Нет.
  Уже даже почти и не затрагивал Федякин каких-то усилий.
  Женщина была в его власти.
  Давно уже была в его власти.
  И ему совсем ничего не оставалось, как просто жить с ней. Занимаясь проведением своих экспериментов над другими особами. Причем экспериментов - самых, что ни на сеть, извращенных. Ибо Федякин как бы независимо от каких-то своих первоначальных желаний (это уже потом желания были подчинены одному - сексу), сначала искусными манипуляциями вторгался в подсознание женщины; а потом 'вынуждал' ее - 'отдаваться' ему с самой извращенной страстью. Подхлестывая желание, возникающее уже у нее. Да и как иначе?
  
  Притом что как раз у женщины наступало настоящее раздвоение сознания. И она уже совсем не понимала, находится ли то что она хочет в реальности, или это исключительно игра разума, игра воображения, ее фантазия.
  И самое интересное, что она переставала отдавать такой отчет как раз после встречи с Федякиным.
  
  ......................................................................................................
  
  Нельзя было сказать, чтобы Федякину совсем уж была безразлична его жена. Но видимо какие-то схожие чувства он начал испытывать уже давно. Причем, конечно же, признаваться в этом было нельзя. Даже самому себе. Потому что он давно решил, что как минимум одна женщина должна остаться у него для бесконечного эксперимента.
  
  В этом даже было свое изящество: все меняется - одна остается.
  Да и по сути, эксперимент-то не мог оборваться. Даже случайно. И быть может была даже трагедия этого человека было нечто необходимое ему для работы. Хотя кто угодно мог думать о трагедии, но только не Федякин. Ему легче было признать то, что земля держится на трех слонах, нежели чем что-то в его разработках неверно.
  А потому и любые события своей жизни (в том числе и встречавшихся ему людей), Федякин рассматривал как нечто необходимое ему для работы. Для опытов над психикой индивидов. Для исследований.
  
  ............................................................................................................
  
  Следует заметить, что отношение, проецируемое Федякиным к людям (выросшие со временем в его жизненную позицию. Что там мелочиться), безусловно накладывало свой отпечаток на течение его жизни. Что, конечно же, заметно помогало ему выживать в этом мире.
  И он уже не искал гармонии (как некоторые из его коллег-ученых).
  В одночасье Павел Андреевич возвысился над всеми. Ему стал подвластен закон понимания действительности (так он это называл).
  И как только стало это возможным,-- тотчас же ушли в прошлое все тревоги да волнения. А сам окружающий мир Павел Андреевич Федякин стал воспринимать исключительно в нужной ему плоскости. Иной раз совсем даже и не понимая, как до такого он не мог додуматься раньше.
  
  
  Глава 9
  
  Федякин понимал, что практикуемые им методы работы (проецируемые без какой-либо внутренней цензуры его психики в жизнь) не могут устраивать всех.
  Радовало лишь то, что не всем это было понятно. Да и, если разобраться, мало кто способен был понять, а тем более серьезно вникнув в обстановку, сделать для себя правильные выводы.
  
  Чаще всего Павла Андреевича обходили стороной. Для большинства из тех, с кем он контактировал это было намного проще, чем предпринимать какой-либо анализ по разгадыванию его натуры. Да и какой мог быть анализ, если Павел Андреевич заранее подстраховался, не только просчитав все ходы (оппонента, собеседника, партнера), но и умело расставлял ловушки. Попав в которые, человек чувствовал себя откровенным неудачником.
   И Федякину оставалось только подкреплять в нем это мнение. Не считаясь, собственно, с каким-либо желанием того.
  
  ..............................................................................................................
  
  Мне Павел Андреевич Федякин никогда не казался чем-то странным или загадочным. Наоборот, Павел Андреевич был для меня интересен. Интересен настолько, что я вновь и вновь возвращался к его личности. И желая получше разобраться в ней, всякий раз находил в ней что-то новое и забавное. Для себя. Внося дополнение в тот портрет, который я уже сделал. И оттого, ничего помимо уважения к Павлу Андреевичу у меня не было. И даже наоборот - я все время оставлял (словно бы намеренно) что-нибудь неразгаданным. И когда у меня предоставлялся момент для анализа - буквально набрасывался на накопившиеся - новые - факты. Присовокупливая их к тем, которые уже были собраны к тому времени.
  И могу сказать - Павел Андреевич платил мне сторицей. Ибо он никогда не повторялся.
   И словно бы уже складывающаяся у меня к тому времени мозаика из собранных разрозненных фактов - буквально рассыпались на глазах. И приходилось начинать заново.
  
  Постоянно что-то не сходилось. Причем я как бы и убеждал себя, что так быть не должно. Возникновению любого поведенческого мотива предшествует нечто, что - чуть раннее - было заложено в подсознание. И уже там, при воздействии на определенные механизмы памяти (причем спровоцировать может абсолютно любая ситуация, предшествующая ожидаемой), человек волен совершать какие-либо поступки.
  Просчитав это -- можно было предпринимать противодействия. Можно - оставить все как есть. Но в любом случае, гораздо спокойнее, когда ситуация находится под контролем.
  И вот Павел Андреевич до сих пор еще ни разу не подпал под этот контроль. Каждый раз чего-нибудь недоставало. Вы могли уже как вроде бы и приблизиться к разгадке феномена Федякина, а потом (как бы случайно) находилось что-то, что казалось вам более важным. Более важным на тот момент.
  Но и именно это и начинало противоречить фактам, которые вы к этому времени уже собрали. А значит вся теория рушилась как карточный домик. И какое-то время вы пребывали в полнейшей прострации. Пока личность Федякина вновь не манила вас. А может ваш исследовательский ум не мог смириться с произошедшим.
  Ну а еще, разумеется, вы верили, что в другой раз вам повезет гораздо больше. И вы на самом деле разгадаете 'феномен Федякина'.
  
  ...................................................................................................................
  
  Но в том то и дело, что, видимо, о ваших попытках бессознательно догадывался и Федякин. А значит он тоже (как минимум - интуитивно) предпринимал нечто, что - в последующем - грозило свести на нет еще только продуманную (и к тому времени - не проделанную) вами работу. А вам...
  А вы ведь ничего и не знали. Не знали, что, начав 'рыть' по новой - со временем уткнетесь в тупик. И вынуждены будете начать сначала. А Федякин даже не будет над вами смеяться. Ибо в его случае это все выглядело само собой разумеещемся. И всякий раз находилось что-то, что его предохраняло от каких-либо потрясений, бед, несчастий, сомнений, и... недоразумений.
  И он вновь оказывался 'на коне'. А перед вами вновь вставала дилемма - как выпутаться из самой, что ни на есть, патовой ситуации?
  И вы на самом деле не знали выхода.
  
  
  Глава 10
  
  Выход, конечно же, был.
  Заключался он в, своего рода, возникновении необъяснимого желания понять Федякина. Потому что, конечно же, если что-то оставалось неразгаданным для пытливого ума - вызывало по меньшей мере недоумение. А то и тревогу, и - беспокойство.
  И я отступать был не намерен.
  
  .................................................................................................
  
  Неожиданно Федякин сам пошел мне на встречу. Он обратился ко мне с предложением помочь ему. А когда я узнал в чем должна была заключаться моя помощь - развел руками, и готов был уйти озадаченный.
  --Вы куда?- недоуменно посмотрел на меня Павел Андреевич.
  --Да нет, нет,-- что-то такое промямлил я, намереваясь продолжить свое движение.
  --Почему же нет?- решил не отступать Федякин.- Ведь о том, о чем я вас прошу - не должно вызывать у вас никаких затруднений.
  --Вы так считаете?- пришел мой черед посмотреть на него недоуменно.
  --А почему бы и нет?- взгляд Федякина уже не вызывал ни тревогу, ни недоумения. Видно было что Павел Андреевич растерялся. И готов был тоже куда-нибудь уйти.
  --Подождите,-- я придержал его за рукав.- Если вы считаете что я справлюсь,-- я внимательно посмотрел на него. Он убрал глаза.- Я готов.
  --Правда?- Федякин заинтересованно посмотрел на меня.
  --Правда,-- ответил я.
  
  В течении четверти часа я выслушал от Федякина подробную инструкцию по поводу того, что я должен делать.
  Выходило так, что многого от меня действительно не требовалось. Кое-где понаблюдать. Кое-где еще более внимательно присмотреться к нему. А где-то и позадавать какие-то вопросы. В целях даже больше не уточнения чего-то,-- а предоставления возможности Павлу Андреевичу понять самого себя.
  Ибо как раз это ему и было необходимо. Именно в этом - у него и случился затор. Ибо - так случилось - что ему требовался 'свежий взгляд'. Ибо было предчувствие (уже сейчас я мог сказать что оправданное) что что-то в этой жизни он понимает не совсем так, как того требовалось. И может действительно,-- в своем понимании,-- очень даже ошибается.
  --У меня предчувствие, что я беру уже слишком излишний крен в сторону,-- подтвердил мои предположения Павел Андреевич.
  На всякий случай я кивнул.
  --И если вовремя не остановлюсь - могу...
  --Я вас понимаю,-- зачем-то произнес я. 'Зачем-то',-- потому что Федякин неожиданно замолчал. И у меня закрались подозрения, что в чем-то на меня обиделся.
  --Вам бы надо полечить свою психику,-- внезапно для меня чуть слышно произнес Павел Андреевич.
  --Что?-посмотрел я на него, размышляя: послышались ли мне его слова, или это была правда. Причем, если это действительно была правда - то это могло в свою очередь нести некоторые последствия для меня. В том числе,-- и если я себе сознательно 'накручивал'.
  
  --Я думаю это не важно,-- сказал Федякин более уверенным тоном чем прежде.
  Я отметил про себя, что он поразительно легко берет себя в руки. Почти с такой же легкостью адаптируясь к любым трудностям. Хотя - какие же это были трудности? Федякин всю жизнь провел в наблюдениях за психикой окружающих его (в этом мире) индивидов. И вряд ли у него остались еще какие-то неразгаданные тайны.
  Что нельзя было сказать про меня. Ибо, несмотря на то что я фактически занимался тем же самым (пусть и несколько меньшее время чем Федякин), ничем таким похвастаться я не мог. Что, впрочем, для меня было и хорошо. Ибо я любил, когда передо мной было много работы. А особенно той работы, при которой требовалось выключение моего мозга. Который, чем больше я эксплуатировал,-- тем больше (он) того не желал.
  --Вот-вот. И я хочу того же,-- угадал мои мысли Федякин. (Или я уже стал размышлять вслух?)
  Я посмотрел на него из-под очков (мы сидели в его кабинете, в институте, где он преподавал).
  --Читаете мысли, профессор,-- улыбнулся я.
  --Почти,-- усмехнулся он.
  Я догадался, что ему мои слова приятны. И собирался сказать что-нибудь похожее еще (желая усилить эффект), но Федякин встал, видимо намекая мне, что ничего такого говорить уже не следует.
  --Аудиенция окончена,-- то ли подумал, то ли произнес я.
  Федякин поспешно сел. И мы проговорили еще с четверть часа.
  --Время, наверное, у него ограничено,-- подумал я.
  --У меня лекция,-- тут же произнес Павел Андреевич.
  --Да какая может быть лекция?!-неожиданно воскликнул я, чем, видимо, поставил Павла Андреевича в неловкое положение. По крайней мере, он сначала очень внимательно на меня посмотрел, а потом позвонил секретарю, намереваясь... отменить лекцию.
  Я вовремя нажал на рычаг телефонного аппарата.-Сходите с ума, профессор?
  --Шутка,-- улыбаясь, и довольный произведенным эффектом, сказал Федякин.
  
  У меня уже не осталось сомнений, что помочь ему не то что должен, а уже просто обязан.
  Он же - поблагодарил меня. И мы расстались, договорившись непременно встретиться в самое ближайшее время.
  Ушел я, правда, несколько обеспокоенный всем происходящим.
  --Не переживайте,-- были его последние слова.
  Я только посмотрел на него, и уже ничего не ответил.
  
  .............................................................................................
  
  Наш разговор имел неожиданное продолжение. Встретились мы уже на следующий день. Причем Павел Андреевич буквально ворвался ко мне домой, предварительно поставив в известность что он стоит у моего подъезда. Не принять его я не мог.
  Собираясь было напоить его чаем или коньяком (или чаем с коньяком), я вдруг заметил что Павел Андреевич попал в какой-то ступор, собираясь видимо мне что-то объяснить и не находя слов.
  
  Раньше подобное с ним никогда не случалось. Федякин вообще всегда мне казался удивительным рассказчиком, достаточно живо (с изобилием метафор) описывая приключения, случавшиеся с ним по жизни.
  
  Сейчас же он подбирал слова.
  --Я могу вам чем-то помочь?-с надеждой спросил я, рассчитывая что Федякин все же сумеет мне рассказать о причине своих тревог.
  --Я всегда мог контролировать свое беспокойство сам,-- удивил меня Федякин своей способностью к угадыванию мыслей.
  Я уставился на него, не решаясь лишний раз помешать его откровениям.
  Но он неожиданно замолчал.
  --Черт побери,-- готов был уже выругаться я, как почувствовал руки Федякина у себя на шее. Он меня душил.
  Несильно пробив ему под дых, я подождал пока тело Федякина сползет к моим ногам.
  На всякий случай я его связал. Если можно было допустить что у Павла Андреевича было какое-либо психическое заболевание, то следовало как минимум понаблюдать за ним. Потому что, судя по всему, он находился сейчас в неком состоянии, в котором способен был на совершение вполне неадекватных действий. А умирать так скоро я не собирался.
  --Вы можете говорить?-спросил я, плеснув ему в лицо холодной водой.
  --Могу,-- на удивление спокойно произнес Федякин.
  --Тогда поясните мне, что здесь происходит?
  --Я попал в ловушку,-- выдохнул Федякин после небольшой паузы.
  --Не переживайте так... -- почти машинально сказал я, но тут же запнулся, решив что следует получше продумать ситуацию, в которой мы вдвоем оказались.
  Если предположить, что у Павла Андреевича все же действительно было какое-то психическое расстройство, то дальше уже можно было вывести, что все его занятия наукой о психике есть ничто иное, как желание разобраться в себе. Ну а заодно завуалировать мотивационную составляющую своих поступков.
  С другой стороны, я очень боялся попасть под проекцию собственного психического состояния. В результате чего вполне мог желаемое выдавать за действительное.
  
  --Диагноз шизофрения я поставил себе сам,-- шокировал меня Федякин своим признанием.-Еще лет десять назад.
  --И все это время...
  --Да. Все это время я стремился скрыть это от окружающих. Да быть может как-то остановить безумие.
  --Судя по всему - у него не получилось,-- подумал я.
  --Вы правы,-- ответил Федякин.
  Я уже ничему не удивлялся. Можно было предположить, что мозг Федякина испытывал такие нагрузки, что начинал работать в неких повышенных (и достаточно экстремальных) режимах. Что уже как бы предполагало, что Павлу Андреевичу удавалось видеть заметно большее, чем это способен был анализировать среднестатистический человек. Но ведь прав Павел Андреевич. Все время я стремился выйти за рамки этой среднестатистичности. Словно бы собираясь не только возвыситься над мыслями окружающих, но и испытать необычайную гармонию, подчинив себе существующие проблемы. Прекратив быть может вообще возникновение их. Проблем. Которых, как оказалось, у Федякина было даже очень большое количество. И от которых, получалось тоже, он все время стремился избавиться.
  Не удавалось.
  
  --Пожалуйста, не смотрите на меня так,-- попросил Федякин настолько жалобным тоном, что я подумал, что психика его видимо совсем уж расшатана, потому что я сейчас вообще на него не смотрел. Я прислушивался к скрежету в дверном замке. Ибо не мог отказаться от предположения, что эту дверь кто-то пытается открыть. Что, видимо, не совсем у него получалось.
  --Секунду,--попросил я у Федякина (который теперь сидел, погруженный в свои мысли), и подкрался к двери.
  В глазок смотреть было нельзя. Могли выстрелить. Поэтому я осторожно повернул замок - и распахнул дверь.
  В квартиру буквально ввалились две девушки. Обнаженные девушки, как мне показалось поначалу. Но присмотревшись, я увидел что из одежды на них все же что-то было.
  --Мы к вам,-- тот час же произнесла одна из них, поправив вывалившуюся из бюстгальтера грудь.
  Другая одернула юбку, которая даже не доходила до конца ее попки.
  --Я никого не жду,-- быстро произнес я, и выпихнул дам за дверь.
  Какие-либо приключения (тем более в подставном характере их я не сомневался) мне были не нужны.
  --Подожди, Георгиевич,-- услышал я знакомый баритон моего друга, Васи Самсонова, и догадался что это был розыгрыш.
  --Все шутишь?!-улыбнулся я, распахивая дверь и приглашая пришедших входить.
  --Нет, нет, мы тебя подождем на улице,-- рассмеялся от произведенного эффекта Вася.
  У меня появился повод осмотреть гостей.
  Девушкам на вид было около двадцати пяти. Ростом метр семьдесят-семьдесят пять. Действительно полуголые (полу-бюстгалтер - полутопик и супер-миниюбка). Брюнетка и блондинка. Ярко накрашенные. Стройные. Размер груди - третий. Вес - килограммов 60. Не больше.
  Видимо решая про себя откуда они взялись, и даже больше - куда направляются в такой блядской одежде, я неожиданно подумал что уже видимо поздний вечер.
  Взглянув на наручные часы, я увидел что стрелки приближаются к восьми вечера.
  --Не так-то и поздно,-- подумал я.
  
  --Кто это?-услышал я голос Федякина.
  
  Потом услышал стук падающего тела.
  --Потерял сознание,-- пронеслось в голове.
  --Кто там у тебя?-спросил Вася Самсонов, делая шаг в направлении входной двери (девушки на удивление синхронно посторонились, пропуская его).
  Метнувшись в комнату, я увидел Федякина, который лежал на полу. Его глаза были открыты, и улыбался он наиглупейшей улыбкой, из тех, которые я когда-либо видел.
  
  На удивление энергичные действия предпринял Самсонов: выплеснув чуть ли не все содержимое аптечки (которую еще пришлось искать) в стакан, он часть влил в него, часть - ему на голову.
  Федякину полегчало.
  Но готов был уже упасть в обморок я. Ибо пока мы вдвоем с Самсоновым крутились возле Федякина, девушки успели раздеться (по ходу мотивируя что мол жарко), и теперь дефилировали по квартире обнаженными. Настолько обнаженными, что я на миг потерял ощущение реальности. А пришедший в себя Федякин уже наверное и вовсе готов был наброситься на них.
  Я ошибался. И конечно же Павла Андреевича недооценил. Ибо он уже расположился в кресле, закурил (курил он сигары), и стал пристально рассматривать девушек.
  Я же отступил в сторону, и стал следить за ситуацией, полагая, что в любой момент может случиться самое интересное, ну и конечно же, занимательное.
  Причем по всей видимости, занимательное настолько, что пропустить это было бы равносильно потерять частичку чего-то самого дорогого.
  Я еще внимательнее стал всматриваться в то что происходит.
  Но ничего не произошло. Девушки постепенно оделись. И ушли вместе с Самсоновым.
  А вместе с ними ушел и Федякин.
  
  И увидел я его только через месяц. Причем в нем ничего не выдавало того, чему я стал свидетелем.
  Казалось, от полностью контролировал ситуацию.
  И по всей видимости - это было так.
  
  
  
  Часть 2
  Глава 1
  
   Жанне Безмерновой было девятнадцать.
   Странная, надо сказать особа. Короткая стрижка, худенькая, в постоянно облегающих свитере и джинсиках, она казалась очень даже сексуальной девушкой. Притом что при взгляде на нее создавалось впечатление, что она 'хочет' всегда. Что, конечно же, было не так.
   Но, наверное, совсем иначе думал Павел Андреевич.
  Хотя,-- действительно ли это был Павел Андреевич Федякин?
   Потому как,-- если это и был он,-- то уж невероятно изменившийся. И осунувшееся лицо и небритость - была только незначительная часть тех изменений, которые произошли с ним.
   Можно даже сказать - внешняя (заметная для окружающих) часть.
   Тогда как внутренне...
  
   Казалось, с Федякина разом слетела какая-то оболочка, панцирь, в которые он был заключен прежде. И уже теперь перед нами предстал совсем другой человек. Который всецело был погружен в пучину своих внутренних кошмаров. И который совсем не видел никакого просвета в своем жизненном пространстве.
  
   Скованный, забитый, затурканный какими-то несуществующими проблемами, Павел Андреевич представлял собой настолько нереальное существо, что совсем не было желания находиться рядом с ним.
   Словно бы возникало опасение,-- что можно заразиться какой-то несуразностью исходившей от него.
   И видимо, такая опасность действительно существовала. Потому что Павел Андреевич как-то быстро остался один. Растеряв ту немногочисленную часть знакомств, которые - к его сорока годам - у него были.
  
   Причем, конечно же, самих 'знакомых, -- за, собственно, таковых - он никогда не считал. Он вообще достаточно странно относился к людям. А сейчас все эти странности умножились. Видимо усугубив и без того не очень нормальный характер Павла Андреевича. Который теперь стал и вовсе невыносимым. Являя пример какого-то отвратительного безумия. А то и психоза с элементами параноидального безумия. Во власти которого пребывал Павел Андреевич.
  
  
  Глава 2
  
   -- Скажите,-- я нормальный? - бывало вопрошал он меня. А я, признаться, совсем не знал, что ему ответить. Ибо с одной стороны понимал, что он не совсем 'нормальный'. (А то и совсем даже ненормальный.) А с другой - у меня до сих пор не укладывалось в голове, что подобное возможно. Ибо знал я все-таки, что Федякин - доктор наук. А значит, по идее на все свои вопросы у него могли быть и ответы. (Да наверняка и были.)
   Но... Он ведь был у меня наяву. Передо мной открывалось его состояние; его мучение. То беспокойство, - в котором он находился. И которое всецело поглотило его, сделав частью себя. И...
  Я не знал чем смогу ему помочь. Хотя...
  Наверное все же знал. И по большому счету у меня был даже выработан план действий по оказанию Федякину помощи.
  Более того. Я был вполне уверен, что помощь моя может показаться вполне результативной. Действенной. В том случае - если Федякин доверится мне.
  
   Но я также знал, что особого доверия до конца никогда не произойдет. И Федякина что-то будет все время сдерживать, не давая ему возможности окончательно признать, что он должен довериться мне. Пока он не почувствует, что уже на самом деле 'все'. Финал. Подошел финал. После которого, он, Павел Андреевич, будет уже не в состоянии вернуться в реальность.
   И самое печальное, что так вполне может произойти...
  
  ................................................................................................................
  
   Федякин сейчас думал примерно о том же. А еще ему почему-то казалось, что жизнь, на самом деле дает ему новый бой. Предоставляя возможность реабилитироваться за все происходящее с ним. Ибо получалось так, что какое-то время (с периодичностью в год-два, а то и несколько месяцев) он становился вдруг совсем другим. И уже потом, когда у него проходило подобное состояние,-- недоумевал: как такое вообще могло произойти.
  Притом что Павел Андреевич (в тот период, когда он был погружен в свое состояние) действительно не знал, что ему делать. Видимо сознание его действительно затуманивалось настолько, что - на тот момент - казалось,-- выхода как будто и не было. А возможность что-либо разрешить - казалась и вовсе неосуществимой. Настолько,-- что ничего уже больше не предполагало какое-либо избавление от подобных неприятностей.
   Ну и конечно же, сами неприятности уже словно наслаивались друг на друга, мешая движению мыслей по сектору сознания, и вынуждая эти самые мысли бессознательно блуждать, загромождая сознание вполне ненужными деталями. От которых совсем не представлялось возможности избавиться. А значит, в итоге рождался частокол ненужных ассоциаций, мешающих настолько, что Павел Андреевич готов был разрубить гордиев узел противоречий одним ударом ножа по аорте. Словно бы прекратив мучения. Но... Не так-то на самом деле это было и просто.
  
   Да и убить себя Павел Андреевич был совсем неспособен. Особенно находясь в личине того человека, которым он был сейчас. Ведь сейчас, ничего кроме мучений у него не было. Как не было ничего и из того, что говорило бы, что он будет способен избавиться от происходящего. И из памяти сотрутся крупицы этого ужасного воспоминания, которым заполнялся его разум с того момента, когда...
   Как же ему было плохо.
   Жизнь разом теряла свою актуальную привлекательность. И больше не прельщала возможностью выпутаться из пучины поглощающего его безумия. Словно бы вынуждая - остановиться. Вернувшись... Назад.
  
  
  Глава 3
  
   Федякин понимал, что, собственно, выхода у него - иначе что смириться - не было.
  
   Но точно также он знал, что смириться сейчас,-- значит лишить себя будущего. Ибо то, что с ним происходило - было явлением достаточно временным. И не способно было продолжаться не то что вечно, но и совсем даже не имело каких-то достаточно серьезных последствий. Ибо вполне скоро - должно было закончиться.
  
   Притом что как раз сейчас - ему следовало (он просто был обязан!) терпеть. Во имя - чего-то будущего. Во имя того, что когда-нибудь обязательно произойдет. И ему - просто-напросто - станет легче.
  
  
  Глава 4
  
   Периодически на Павла Андреевича нападала жуткая депрессия.
   Состояние это действительно было жуткое. В первую очередь по накалу страстей, которые разыгрывались при этом в мозге Федякина.
  И он сам представлял, что его мозг уподоблялся губке, наполненной водой,-- с пронизывающими ее иглами-капиллярами. Так, что при необходимости любой мыслительной деятельности -- губка (мозг) продавливалась. И из нее вытекала жидкость.
   Что было этой 'жидкостью' Федякин не знал. Быть может его мозги. А вместе с ними уже тогда и уходила часть энергии. Причем часть самой лучшей энергии. Негативная же видимо оставалась. В результате чего,-- состояние Павла Андреевича ухудшалось. И с каждой минутой начала депрессии оно ухудшалось настолько, что проходил всего день, аПавел Андреевич был уже выжатый как лимон. И вполне разумным казалось для него выбросить себя куда-нибудь. Или спрятаться.
  
   Разумнее было бы спрятаться. Тем более, что этого сейчас по настоящему хотелось. Так, чтобы никто не нашел. А окружающая действительность больше не казалась мрачной. И невыносимой - для восприятия ее.
  
  ................................................................................................................
  
   --Та знаешь... мне что-то с каждым днем все хуже...-- на том конце телефонного провода я услышал голос Павла Андреевича (недавно мы перешли на 'ты')
   --Приезжай,-- предположил я, в душе надеясь, что Федякин не воспользуется предложением.
  
   Он приехал через час. Причем видимо пока ехал - более-менее пришел в себя. А потому заявился ко мне уже без тени какой-либо неуверенности (которую я собирался увидеть) на лице.
   А еще Федякин - почти с порога - начал по-глупому улыбаться. Причем 'глупость' его улыбки - периодически сменялась каким-то ощущением 'виновности'. Словно он был в чем-то виноват передо мной. И ему даже удалось 'убедить' меня в этом.
  
   --Я наверное действительно болен,-- поделился со мной Федякин, и у меня не было желания ему противоречить. Хотя в моем случае это сделать было надо. Ведь в ином случае человек просто загонит себя в еще большую депрессию. А так была возможность это как-то предотвратить (посредством, например, повышения его внутренней самооценки).
   --А может ты все же считаешь иначе? - с надеждой спросил меня Павел Андреевич.
   --Считаю,-- осторожно ответил я.
   --Ну тогда быть может чем-нибудь мне поможешь?-с некоторым даже вызовом предложил мне Федякин.
   Я ему отказал. И вообще с трудом сдерживался, чтобы не послать его.
  
   Я не любил его такое состояние. Для себя объясняя это некой защитной реакцией своего организма (когда он из обороны переходил в нападение, считая лучшей именно ее), я все-таки всячески стремился чего-то подобного не допускать. И самым разумным мне казалось действительно уйти. Или выгнать его.
  
   Неожиданно я подумал, что было бы логичным сделать первое. И тогда я ушел. Предварительно связав Павла Андреевича; и привязав его к спинке кресла. А само кресло было у меня намертво вмонтировано в пол. Так что при любом желании - уйти он не смог бы без моей помощи. (Предварительно я сводил Федякина в туалет, чтобы он не обгадил местность.)
  
   --Ты сволочь,-- услышал я, перед тем как захлопнуть дверь. И передо мной пронеслась еще одна мысль, что неплохо было бы его чем-нибудь оглушить. Или напоить. Приведя в полубессознательное состояние.
  
  ................................................................................................................
  
   Я отправился в банк. У меня появилось желание уехать куда-нибудь. Сняв нужную сумму, через время я купил билет до Вены, намереваясь наконец-то принять предложение знакомого писателя, жившего там и давно приглашавшего меня к себе.
  
   Уже в поезде я позвонил домохозяйке, дав ей указание срочно приехать и освободить сидящего в моем кабинете мужчину.
  
  .............................................................................................................
  
   Вернулся я через неделю, заметно отдохнувший и повеселевший.
  
   Но все мои попытки разыскать Федякина закончились неудачей. Казалось, он пропал бесследно. Но я особо и не переживал. Зная, что все равно объявится.
  
  
  Глава 5
  
   Мне конечно, если честно, было странно видеть таким Павла Андреевича. Все-таки первоначальное мое впечатление о нем было как об очень сильном человеке. И разумеется, как о человеке - знающим себе цену.
   Тогда как, то, что я видел сейчас - почти напрямую было противоположно. А значит, фактически я уже в какой-то мере мог и не верить себе. Особенно если учитывать тот факт, что Федякин все больше и больше таял на глазах. А мне - чтоб поддержать в нем хоть какое-то его 'начало' -- требовалось прилагать дополнительные усилия. В желании спасти его...
  
   Он неожиданно 'поправился' сам.
  
   Причем уже наоборот - с каждым разом чувствовал себя все прекраснее.
  
   И от недавней 'хвори' вскоре уже не было следа. И я... я на какое-то время потерял Федякина.
   Ну или вернее - он отдалился от меня сам. Причем все произошло настолько спонтанно, что у меня совсем исчезла уверенность: действительно ли еще недавно с ним были какие-то проблемы? Потому как по всему можно было сказать, что у такого человека никаких проблем уже не могло быть по принципу. Настолько он казался для всех окружающих нерушимым монолитом.
   А мне... А мне, пожалуй, все происходящее стало казаться настолько странным, что я на время потерял видимость какой-либо реальности. В то время как ирреальность происходящего - все четче заявляла о себе. И, в конце концов, чтобы окончательно не запутаться, я решил взять некоторую паузу, желая как минимум задуматься над тем: что вообще происходит?..
  
  
  Глава 6
  
   Жанна Безмернова была влюблена в Федякина.
   В ее представлении это был достаточно сильный (внутренне) мужчина. И она буквально таяла от желания, представляя в себе его огромный (почему-то именно 'огромный') и горячий член.
  
   Только представляя это проникновение - Жанна уже кончала. Ну, или - готова была кончить.
   И настроена была кричать и извиваться в порыве страсти и получаемого наслаждения.
  
  ..........................................................................................
  
   Это были ее фантазии.
  Федякин ни о чем таком не знал.
   А если бы и узнал, то, вероятно, ничему бы не удивился. Потому что,-- уж очень он был настроен скептически в отношении женщин, считая их законченными сучками.
   Не всех, разумеется. А лишь тех, кто не были его подругами, коллегами, да и вообще теми - с кем он был знаком. Полагая, почему-то, что все остальные...
  
   Впрочем, Федякин сам понимал, что ошибался. Просто, видимо, подобное представление происходило от какой-то его неуверенности. Уходящей корнями в глубокое детство. В тот период, когда он еще, собственно, не был таким.
   Не был тем Федякиным, который представал сейчас перед нами.
  
  ......................................................................................................
  
   Видимо наконец-то настало время попытаться разобраться: каким же на самом деле был Федякин.
  
   Скажу сразу, что Павел Андреевич был поистине неординарной личностью. Видимо именно поэтому он и нравился мне. Была в нем этакая изюминка, которая создавала у окружающих некоторую полифоническую иллюзию. И сам Павел Андреевич, конечно же, всячески поддерживал подобное ощущение. Создавая видимость чего-то уж совсем эксклюзивно-неразгаданного. Что словно бы подытоживало в нем мнение о нем, рождаемое в умах масс. И в то же время,-- каким-либо новым поступком Павла Андреевича,-- с легкостью перечеркивало какое-то уже сложившееся мнение о нем.
  
  Причем часть индивидов (а, напомню, для Павла Андреевича все люди были исключительно индивидами) уже при следующем представлении в своем воображении (и затуманенной памяти) образа Федякина, не могли, собственно, вспомнить - какие уже к тому времени у них сложились представления о Павле Андреевиче? Что, конечно же, было исключительно на руку Павлу Андреевичу. И что заметно смущало тех, кто уже думал, что сумел разгадать Павла Андреевича. Ну а на самом деле - лишь сумел еще больше запутать себя. А Павел Андреевич... А Павел Андреевич, наверное, в душе (если предположить что у такого безжалостного и бездушного человека была еще и душа) - насмехался над всеми ними. Представая (уже в своем собственном восприятии действительности) в роли некоего гуру - взирающего на мир.
   А на самом деле смотрящего на мир сквозь пальцы. И оставаясь очень даже расслабленным - на всем протяжении моно и диалога... с другими людьми. Волей случая попавших в зону видимости Федякина...
  
  ............................................................................................................
  
   Никогда, конечно же, Федякин не казался настолько прямым и последовательным, чтобы можно было с ходу разгадать его личность.
   Скорей всего, его личность (в восприятии окружающих) делилась на несколько составляющих. (И. надо заметить, он сам всячески способствовал этому.)
  
   По первому факту восприятия действительности - Федякин мог показаться достаточно простым (в общении) и - при этом - интеллигентным человеком. Словно бы и не имеющим каких-то достаточно сложных мыслей. И словно бы готовым с легкостью идти на контакт с вами. Если того требовала реальность, разумеется.
   Но уже по-другому - Федякин был достаточно сложен, и замкнут. И ничего кроме желания еще более погрузиться вглубь себя - у него не прочитывалось. Так же как и не было необходимости (особой необходимости) как-то дальше общаться с ним. Ибо были все основания предположить, что Федякину неприятны ни вы, ни ваши мысли.
   А все, что касалось отношения вас к Федякину - вызывало в нем (как минимум) раздражение. И желание поскорее избавиться от всего, что могло бы натолкнуть Павла Андреевича на какие-либо мысли в отношении вас. Ибо ваша фигура уже как бы изначально казалась Федякину не только безразличной, но и по натуре - лживой, ненужной, и совсем не отвечающей действительности.
   Да и ничего кроме раздражения - наверное не вызывала.
  
  ...............................................................................................................
  
   Я не могу сказать, что так-то уж сильно заблуждался в отношении Федякина. И коль я поставил своей целью разобраться в нем, то непременно собирался довести начатый анализ до конца. Тем более справедливо полагая, что Павел Андреевич в моем восприятии 'себя',-- раскрылся еще очень даже не полностью. И предстоит достаточно серьезный анализ, чтобы разобраться, что же он из себя представлял.
   Тем более мне это казалось очень даже интересным.
  
  
  Глава 7
  
   Жанна была по уши влюблена в Федякина. И надо сказать, что и сам Федякин, в своем эксперименте над женщинами, сделал некоторое исключение ради нее. Допустив в список исследуемых им особ человека, в общем-то, не настолько являющейся самостоятельно личностью, чтобы его заинтересовать.
  
   Жанна работала секретарем в институте, где преподавал Павел Андреевич. И какие-либо отношения между ними не простирались дальше институтских стен. Причем - насколько я знал - они еще ни разу толком и не трахались. Минет да поспешный секс в кабинете (когда Жанна якобы за какой-то надобностью зашла к Федякину передать бумаги),-- были уже как бы и не в счет.
  
   Все остальное происходило в воображении Жанны.
  
  ............................................................................................................
  
   --Ты уже ушел? - Жанна Аркадиевна Безмернова, высокая стройная, все время загорелая, с короткими волосами, в темных очках, ботфортах и мини-юбке - раскинула свое тело в кресле своей квартиры, куря длинную сигареллу, и стряхивая пепел прямо на ковер.
   Видимо в этом (в ее представлении) был какой-то особый шик.
  
   А еще она любила красить губы ярко красной помадой. И периодически, во время разговора, показывала кончик языка. Словно приглашая вас к чему-то большему, помимо простого разговора с вами. И будоража в вас совсем нежелательное воображение.
  
  .......................................................................................................
  
   Жанна необычайно любила оральный секс. И только что, таким образом, 'разгрузив' Федякина - она спрашивала: ушел ли он?
  
   Это могло бы показаться несколько странным, тем более учитывая, что минутой раньше Жанна сама закрыла за Павлом Андреевичем дверь.
   Но дело в том, что ей показалось, что Федякин вернулся. А где-то через четверть часа к ней должен был придти любовник. (Таким же любовником, наверное, был и Павел Андреевич.)
  
   Вопрос Жанны повис в воздухе.
   Собственно, она, конечно же, и сама понимала, что никакого Федякина в ближайшее время перед ней не появится. Но еще раннее, словно желая испытать дополнительный экстрим, Жанна сделала десяток ключей. И по одному раздала их каждому из своих любовников, что, по ее мнению, должно было создать у каждого из них иллюзию, что именно он-то у нее один; ну или как минимум 'самый главный'.
   И хоть те должны были видеть, с какой легкостью Жанна готова к любым вседозволенным формам любовных отношений (продемонстрируемым девушкой в первый же день знакомства), -- тем не менее видимо действительно каждому из них хотелось верить - что именно он - и являлся тем единственным... ну в общем понятно.
  Ну а для Жанны,-- вероятность того, что во время занятий любовью с одним - придет другой (причем откроет дверь 'своим' ключом),-- значительно повышало выброс адреналина. в кровь. А уже отсюда - наверняка и к еще более качественному - и скорейшему - оргазму.
  
  .........................................................................................................
  
  Жизнь Федякина, на самом деле, была достаточно скотская. И гадости подливало в огонь то, что сам он давно просчитал ситуацию. С легкостью замечая намного больше, чем могли увидеть другие. Ну и конечно же, Федякин давно уже понял, что из себя представляет госпожа Безмернова. Но совсем не мог избавиться от искушения 'иметь' эту девочку. С какой-то даже злостью трахал ее. И еще больше воспаляясь от осознания, что ей это на самом деле нравится. А какое-либо насилие лишь усиливало приток крови к ее гениталиям. Заставляя содрогаться в компульсивном оргазме. Заражая им окружающих. Вынашивающих мысли о мести.
  Ну а любые мысли заканчивались при осуществлении насилия над распростертым телом Жанны. С легкостью дозволяющей любому делать с ней все, что заблагорассудится 'половому партнеру'. Что предполагало - что девушка 'согласна на все'.
  
  
  Глава 8
  
  Я не могу сказать, что Федякин не мучился от осознания того, каким на самом деле он был. И видимо именно его всевидимость доставляла ему наивысшее удовольствие. Ибо возможность просчитать поведенческие мотивы другого индивида - на самом деле имело и обратную сторону. Ибо мысли, зачастую, были от этого самые ужасные. И приносили откровенное неудовольствие как ему, так и его израненной душе. Которая давно уже не справлялась с грузом ответственности, возлагаемой на нее. Отчего пребывала в некоем заторможенном состоянии; отказываясь, иной раз, подчиняться реальности. Реальности, которая была перед этой самой душой. Ну и, разумеется, перед психикой Павла Андреевича. Который - случалось - уже совсем ничего и не понимал.
  Хотя и пытался.
  
   Но не это было, на самом деле, интересно.
  Гораздо занимательнее была способность Павла Андреевича перестраиваться с разных режимов своей деятельности. Ведь он, например, мог казаться расстроенным, подавленным, даже быть может униженным. А потом - предстать перед вами уже совсем другим человеком. Человеком, уверенным в себе. Человеком, знающим себе цену.
  
  .............................................................................................
  
  Способность 'перестаиваться', видимо, казалась чем-то удивительным и для самого Павла Андреевича. Ну, по крайней мере, он не раз погружался вглубь собственной психики. Пытаясь выудить там что-нибудь занимательное.
  
  Но как раз поистине 'занимательного' там было достаточно мало. Все больше царил откровенный хаос да анархия.
  А для Павла Андреевича требовалось хоть как-то это все - упорядочить.
  
  ................................................................................................................
  
   Стоит признать, что мои наблюдения над Федякиным приводили и к некоторым нежелательным последствиям. Являющимися, видимо, уже неким следствием всего того, что происходило с ним. И того, что о нем узнал я.
   И было это крайне нежелательным для меня еще и потому, что вынуждало подчинять свою психику (то, что царило в ней),-- психике Павла Андреевича. Ибо уже как бы непременно получается так, что мне приходилось - хоть на миг (миг, впрочем, затягивался) подчиняться тем сила (злым силам, надо заметить), во власти которых пребывал и Федякин. А значит, получалось, что в какой-то мере описываемое мной от имени моего - было исключительно то, что было у Федякина.
   И точно также, наверное, наоборот.
  
  ................................................................................................................
  
   Ужасно больно... Душа словно разложена, раздавлена; не в силах справиться с тяжестью, которая самым мучительнейшим образом давит, вдавливая меня в землю, и словно бы насмехается при этом.
  
   Совсем нет сил избавиться от всего этого. Как будто кажется, что нет ничего невозможного; и вы еще можете вырваться из мучительно заполнявшего вас безумия.
  
   ...А с другой стороны уже как бы и понимаете, что никакого безумия, собственно, и нет. А вы как будто и раньше (и всегда!) пребывали в подобном состоянии. Когда мир видится как минимум в нескольких измерениях... И то, что как будто бы расположено на первом плане - еще совсем и не есть так. И на какие-то доли мгновения вдруг все изменяется... И перед вами как будто бы одна и та же ситуация, но увиденная теперь с другой плоскости.
  
   ...Вы уже не хотите вернуться... Вы попросту не знаете куда возвращаться... Перед вами ужасающая по своим размерам пустота... И уже именно бездна раскрывает свою пасть; заглатывая вас и по-прежнему насмехаясь над вами...
  
   ...Совсем нет выхода избавиться от этого... Периодически возникающее желание, на самом деле, не есть в полной мере оно.
  
   И выходило так, что уже как вроде бы и находимся мы во власти мазохистской потребности делать (продолжать делать) себе исключительно хуже. Но никак не лучше. И несомненно, что уже ничто как будто и не заставит вас выбраться из такого состояния. Как ничто и не сможет помешать... Больше, наверное, вообще ничто не может помешать... Уже ничему...
  
   Это верно, как и то, что вас на самом деле как будто и нет. А то что периодически появляется в вашем образе... Видимо это есть некий обман... Визуальный обман... А в действительности...
  
  
  Глава 9
  
   Катя Рогова и Тамара Макушева были студентками первого курса театральной академии. В меру талантливые, они почему-то больше находились в плену выдуманных образов, нежели чем реальных жизненных ситуаций.
   Да и можно сказать, что эти самые жизненные ситуации и Катя и Тамара вполне сознательно избегали. Подменяя их странными, порой, отношениями.
  
   Но вот если поначалу им это еще казалось странным, то уже вскоре они совсем запутались. И теперь совсем не представляли, как же им следует относиться к окружающему миру.
  Выработанная ими стратегия стереотипов да образов - слишком быстро увела их в сторону. Поэтому, чтобы хоть как-то вернуться в другой мир, Катя и Тамара записались на прием к психотерапевту: Павлу Андреевичу Федякину (с недавних пор тот вел еще и частную практику).
  
   ...Не сказать, что после разговора с Федякиным у девушек все стало на свои места. (Хотя почему у них не появилось подобного ощущения загадка. Ибо несомненно, Павел Андреевич был специалист своего дела. И если бы он захотел, чтобы девушек 'все стало на свои места' - то 'стало' бы. И это было, как говорится, без вариантов).
  
  А через время девушки признались друг дружке, что каждой из них стало легче. Но это уже было и не важно. А важно для них стало то, что и Катя и Тамара - влюбились в Федякина. Причем, настолько, что для них перестал существовать окружающий мир. И заметно изменились ориентиры их внутренней тревожности. Ибо теперь им стало казаться, что то, что беспокоило их раньше - является как будто и абсолютным бредом. Совершенным бредом. А на первые позиции вышло их совместное чувство к Павлу Андреевичу. Причем в чувстве этом совсем не было и намека на сексуальное желание. Что для девушек (уже лет пять живущих половой жизнью) было достаточно странным. Ибо впервые к ним пришла любовь. И любовь эта - на их удивление -- не имела ничего общего с сексуальной страстью.
  
  ................................................................................................................
  
   --Ты считаешь это нормально?-Тамара решила поделиться своими сомнениями с Катей.
   --Для меня тоже странно,-- призналась Катя.
   --Но ведь тогда, получается, нам необходимо какими-то совместными усилиями избавляться от этого?-Тамара пристально посмотрела на подругу, и та утвердительно кивнула в ответ.
   Для Кати действительно было что-то новое в подобных ощущениях. И не сказать, что это вызывало какую-то тревогу. Но и сложно было говорить о том, что от всего этого было по настоящему радостно. Скорее всего, любовь к взрослому мужчине (до этого были сопляки-погодки) была чем-то новым. И уже в результате этой новой новизны можно было и признавать легитимность всех сопутствующих этому чувств. Главным из которых была, конечно же, любовь. А это действительно было для Кати чем-то новым и удивительным.
  
   Тамара была удивительно внутренне схожа с Катей. А потому не удивлялась, что испытывала те же чувства, что и подруга. Вернее, уже, получается, не только чувства, но и ощущения, сопутствующие им. Да она, быть может, и решила быть хитрее. А потому стала подчиняться Кате (в своем восприятии действительности). И как только она решилась на такое- тотчас же ей стала легче. И что-либо перестало ее беспокоить. А тревоги да сомнения, которые были раньше - исчезли. Почти совсем.
  
  Но вскоре перед Катей и Тамарой встала одна достаточно весомая проблема: как заставить полюбить их - Федякина. Причем, проблема обострялась еще и тем, что у девушек были все подозрения подозревать, что Павел Андреевич уже кого-то любит.
   И что было наверняка - кто-то (кроме них) -- любил его.
   Но сдаваться девушки были не намерены. А потому предприняли целый цикл таких действий, что Федякин и не заметил, как однажды утром проснулся в объятиях двух обнаженных девушек. Причем, стоило ему пошевелиться, как - Катя и Тамара - стали ласкаться к нему. И ему уже ничего не оставалось, как начать заниматься с ними любовью (при том что у него были все основания подозревать, что нЕчто подобное он уже проделывал раньше. Ночью, например). И только когда уже все это закончилось (и девушки выпорхнули, убравшись восвояси), Федякин по настоящему задумался: как же могло это произойти? И на удивление он вдруг понял, что в этом, собственно, и не находит чего-либо страшного. А значит... А значит вполне может поддаться искушению,-- и приступить к занятиям любовью со всеми теми, кто,-- у него были все основания так подозревать,-- уже давно желал от него взаимной страсти. Ну и ответного сексуального желания, разумеется.
  
  
  Глава 10
  
   Начать Федякин решил с Маши Потаповой.
   Однако, как ни странно, но в отношении с ней он почти натолкнулся на непреодолимую стену. Ибо с одной стороны, видел он, что Маша как будто бы и предрасположена к нему. А с другой, - своим высокомерием она отбивала всяческую охоту к каким-нибудь сексуальным домогательствам в отношении ее.
  
   Но Федякин не только решил не сдаваться, но и дольно скоро сумел уложить Машу в постель. Искусно сумев выяснить, что девушке больше всего в сексе хотелось, и именно этого дав ей в полной мере. И уже после собственного оргазма, Павел Андреевич с удовлетворением наблюдал, как Маша, закрыв глаза, дрочила ему член. Кончая от собственного воображения (что она там представляла, догадаться можно было только в общих чертах).
  
  ..............................................................................................................
  
   Нечто подобное повторилось и с Верой Рогожкиной.
   Правда ей Павел Андреевич не оставил никаких шансов. И после того как половой акт между ними подошел к концу, а Федякин, вытащив свой член из ее ануса, дождался, пока несколько капель выльется на ее ягодицы, и размазал их рукой, словно вдавливал крем в кожу, Вера перевернулась с живота, на котором доселе лежала, и заключила и не думающий уменьшаться в размерах член Федякина в свой рот, словно желая продолжения занятий любовью. Что, впрочем, вскоре и сделал Павел Андреевич. И положив девушку на спину - начал методично накачивать ее. Про себя отмечая, что Вера испытывает не меньше ощущений, как и со станком для любви, контуры которого Федякин разглядел в углу комнаты под скатертью.
  
   Вере действительно понравилось. И видимо в ее отношении к Федякину (помимо секса) примешивалась еще и любовь. Потому как ощущений у Веры были несравненно большими, нежели чем с бездумной машиной.
  
   'Машину', впрочем, Вера вскоре продала. После горячего и живого члена Павла Андреевича Федякина - ей вдруг расхотелось, чтобы чтобы что-то искусственное трахало ее. Притом что раньше, разумеется, она так не считала.
   Но вот что может показаться занимательным, и Маша и Вера, после того что случилось между ними с Федякиным (с периодичностью, наверное, в неделю) стали как-то иначе относиться к себе. С них словно бы слетела некая пелена. Которая ранее - покрывала их - как только намечались какие-то отношения (мы говорим о 'близости', разумеется) с мужчинами.
   И Павел Андреевич словно бы прорвал в них внезапно возникающий ступор. И теперь им... захотелось страсти.
   Причем захотелось настолько, что в течении всего нескольких недель, и Маша и Вера превратились в самых настоящих блядей. И теперь им оставалось только поспрошать себя: насколько ранее была актуальна их целомудренность.
  ...........................................................................................................
  
   Ане Ракитовой как-то вдруг надоела ее работа. И прежде всего, разумеется, ей надоели те люди, которые ее постоянно окружали; и большинство из которых было Аниными клиентами.
  
   Но наверное основная причина заключалась в том, что Аня вдруг захотела быть изнасилована всеми ими.
   Причем изнасилована - в самой жестокой форме.
  
   И чем больше она отталкивала от своего сознания такое желание,-- тем больше замечала, что подчиняется ему.
   И вскоре ей уже ничего не оставалось - как смириться. Отдавшись в пучину закипавшей у нее между ног страсти.
  
  ......................................................................................................
  
   Сейчас их было двое.
   Один уже с полчаса вылизывал ее, пристроившись между ее широко разведенных ног. И его язык то бил по ее клитору, то слегка (насколько позволяла его длина) входил в ее влагалище.
   Другому она сосала член; периодически сдавливая яички, и не позволяя кончить. Кончить он должен был в нее. И она сама решит когда.
  
   Неожиданно (для кого это в большей мере было неожиданностью?) мужчины поменялись местами. Второй - все же кончивший, и Марина не смогла этому помешать,-- теперь целовал ее между ног. Всасывая в себя ее вульву, чем видимо доставлял женщине неописуемое удовольствие. Потому как на нее периодически накатывала еще большая волна страсти. И тогда она заметно увеличивала свой темп сосания. Отчего у мужчины, который еще недавно лизал ее - подкатывал к горлу ком готового вот-вот реализоваться желания. Притом что желание, собственно, конечно же, уже реализовывалось. И то, насколько продлится оно (мы говорим сейчас о длительности полового акта),-- зависело, наверное, исключительно от Марины. Да ей и нравилось, конечно, ощущать в себе силу. И власть - над мужчинами.
   Хотя, мужчины, наверное, думали точно также. И делали то, о чем их просила (какие-либо 'просьбы' были на уровне интуиции) только лишь в качестве какой-то 'забавы'. Потому как по настоящему они получали удовольствие только когда будут сами трахать эту женщину. И, разумеется, самостоятельно регулировать интенсивность своей страсти. А равно и регулировать длительность этого самого акта.
  
   Чтобы не возникало какой-либо путаницы, заметим, что, конечно же, - каждый из участников разыгрывавшейся на наших глазах страсти - волен был считать себя самого - главным и единственным. А на самом деле, наверное, все же в большей степени 'главной' (если допустить что возможно чье-нибудь главенство) была Марина. Она же, собственно, и предложила двум своим клиентам (наиболее важным, стоит заметить, клиентам) - заняться любовью. Притом ей стоило большого труда не послать их, когда они решили предаться страсти здесь же, на работе.
   Марина тогда даже вызвала по селектору связи охрану (начальник охраны был один из ее многочисленных любовников, которому она периодически делала минет во время обеденного перерыва).
   Но недоразумение не вылилось в конфликт.
  
   А потом они встретились в квартире (которую Марина специально снимала для подобных утех). И как-то сразу после встречи - один из 'клиентов' посадил Марину на свой вздымающийся член, а другой вошел в нее сзади. И чувствуя в себе одновременно два раскаленных желанием мужских органа любви - Марина стонала, кричала, и билась в истерике.
   А вмонтированная в стену камера - фиксировала происходящее. Чтобы после (когда любовники покинут квартиру) девушка смогла получить еще одно удовольствие. Наблюдая как ее знакомая Маша Потапова будет в этой же квартире заниматься онанизмом. Вставив диск в плейер. И наблюдая в невероятных размеров экран - за тем, как разыгрывались действия между Мариной Любовой - и теми многочисленными мужиками, которые занимались с ней любовью.
  
  
  Глава 11
  
   Я могу сказать, что со временем мне уже перестало нравиться все.
   И даже то, что периодически приходилось выдавать себя за разных лиц.
   И то, что со временем моя жизнь превратилась в театральную постановку. А некогда реальная жизнь стала подменяться исключительно театральными подмостками.
  
   При этом я действительно периодически терял какое-либо ощущение реальности. И меня уже не то что ничто не радовало, но я и начал испытывать самую настоящую тревогу и беспокойство за то, что происходило.
  
  ..............................................................................................................
  
   Федякин понял, что попал в ловушку.
   Вся его жизнь, все его - выстраиваемые в этой жизни отношения - оказались подвергнуты самому жесточайшему анализу. В результате чего получалось так, что перед ним всплывали лишь одни ошибки. Которые каким-то образом начинали свидетельствовать о чем угодно, лишь только не о том, чего, собственно, хотелось Федякину.
  
   Но вот ожидаемой трагедии не произошло. Потому как что-то помогло Павлу Андреевичу предупредить наступление ее. А значит и - хоть как-то реализовать скопившийся в подсознании арсенал. Выплеснув его, собственно, в жизнь. В проекцию себя - относительно жизни.
   И это поистине стало путем поворота в жизни Федякина. И ему стало значительно легче после этого. Легче настолько, что он понимал, что окружающая жизнь уже не будет вызывать в нем столько сомнений, как то было раньше. И даже вообще, наверное, теперь все будет хорошо.
  
   По крайней мере, на это хотелось надеяться.
  
  
   Часть 3
  Глава 1
  
   К Павлу Андреевичу вновь вернулись его способности подчинения женщин.
   И он вновь (как это получалось у него когда-то) мог позволить достаточно избирательно относиться к занятиям любовью с ними. Ставя на первый план именно всестороннее подчинение женщин себе. И лишь потом - непосредственный секс с ними.
  
   Вообще уже можно было говорить о том, что сам секс - выступал уже в роли некой 'награды'. Когда женщина (та или иная женщина, рассматриваемая Павлом Андреевичем в качестве 'объекта') уже и так находилась в его подчинении. И готова была выполнить любой - исходящий от него - приказ. Ибо уже этот самый 'приказ' -- был ничто иное, как возможность снять ту или иную степень тревожности, к которой ее подключил доктор Федякин. Ибо Федякин в своих отношениях с дамами в значительной мере использовал вернувшиеся к нему суггестивные возможности. И его слова и жесты - носили исключительно скрытые формы воздействия (подчинения). А значит, он не только способен был сам регулировать этот процесс. Но и наслаждался имевшейся у него властью Полагая, что ничего теперь не изменится. И способности (носителей которых он являлся) - играют исключительно ему на руку.
  А значит совсем незачем было опасаться, что это когда-нибудь закончится.
  
  ......................................................................................................................
  
   Весомой проблемой для Павла Андреевича, конечно же, оставалась реализация его желания подчинить мир.
   Он даже подумывал одно время о том, что хорошо бы было организовать что-то наподобие секты. То есть начать уже получается с этого.
   Но именно в результате возникновения этих мыслей, Павел Андреевич в итоге решил отказаться от всего этого. Потому что - стал пугать его некий факт допустимой необходимости (сам факт возникновения!) подобного желания. Что, разумеется, не могло нести в себе никакого позитивного начала. А значит, по большому счету, было и не нужным.
  
   Федякину быть может стоило бы задуматься, насколько вообще серьезны его мысли. Ибо были у него все основания предполагать, что его взгляд на мир - до ужаса искажен. А значит на самом деле, то, что мог увидеть он, было... неправда, что ли?..
  
   Но пока ничего другого у него не было. И предположить что-либо еще - Павел Андреевич не мог. Да и, наверное,-- не решался даже...
  
  
  Глава 2
  
   Юрий Ромов был занудного вида средних лет мужчина. Который носил очки и козлиную бородку. И который общался с людьми так, словно бы они были ему должны.
   Как будто уже изначально. Как говорится - по жизни.
  
   Ромов был доцент кафедры информатики. Кандидат технических наук. Своим критическим (изначально пессимистическим) отношением к жизни Ромов как-то с легкостью отпугнул от себя всех знакомых. А товарищей, или тем более друзей, у него не могло быть потому, как Ромов действительно был занудой. Притом, каких-либо авторитетов у него не было. И его отношение к жизни простиралось абсолютно на всех, кто встречался ему в этой самой жизни. В жизни, которая была бы очень даже загадочной. Если бы Юрий Олегович стремился понять в этой жизни нечто большее, чем она позволяла.
  
   Помимо пессимистичности, был Ромов еще и невероятно ленив. И заставить себя что-либо делать - сопровождалось у него с целым рядом (механически возникающих) второстепенных действий. Что не могло, разумеется, привести к достаточно позитивному знаменателю.
   К тому же Ромов был еще и гомосексуалист. И спал он с юношами.
   Но за все время реализации собственных сексуальных фантазий - не возникало и повода, чтобы заподозрить Ромова в каком-либо его насилии над юношами. Притом что юноши были не только пидарасы, но и стукачи. И все похождения Ромова выливались в достаточно существенный том уголовного дела, заведенного на него. И у прокуратуры давно уже чесались руки заключить под стражу этого извращенца. Но пока такой час не настал. И начаться он должен был видимо тогда, когда Ромов вынесет свою кандидатуру на получение депутатской должности. Но вот тогда они его и возьмут с поличным. И если не посадят (в половые контакты Ромов вступал исключительно с совершеннолетними юношами, и к тому же 'по согласию'), то уж, по крайней мере, карьеру ему сломают.
  
   Ромов об этом, разумеется, не знал. Как и не знал о том, что за ним ведется какая-либо слежка. А потому иногда (чаще всего, когда уже все закончится) бывал очень даже откровенным с вызываемыми им на дом проститутами. Изливая душевные терзания, и облегчая собственную душу.
  
  ............................................................................................................
  
   Николай Альбертович Липов был старый, маленький и невероятно умный человек. Привыкший наставительно относиться почти ко всем, без исключения, людям. И оттого внушая большинству из них не только благоговейный ужас, но и еще даже в большей мере - уважение.
  
   Хотя и все равно - все старались держаться от Федякина подальше. Не решаясь лишний раз потревожить его мысли.
  
   Любопытно было отношение Федякина. С одной стороны,-- он все это понимал. С другой - как будто старался не замечать. Про себя видимо решив принимать все - как должное. Как должное его заслугам.
   Которые были действительно значительные. Ибо Николай Альбертович Липов был доктор медицинских наук, член-корреспондент АН РФ. А в недалеком прошлом еще и международный гроссмейстер по шахматам. До сих пор продолжавшим играть в любимый вид спорта. Устраивая сеансы одновременной игры при каждом посещении 'Катькиного сада' в Петербурге, где он и жил. Хотя, точнее, жил-то он в Павловске. Но в Питер приезжал довольно часто. Ибо являлся главным консультантом в медицинском центре имени известного академика. Товарищем и коллегой которого был когда-то отец Липова. Хотя и к переименованию клиники (раньше в ее названии угадывалась принадлежность к партии) приложил чуть ли не главные усилия Липов.
  
   Липову, конечно, было скучно с такими способностями. И невероятно хотелось вступить с кем-нибудь в настоящую полемику.
   Но в том-то и дело, что он уже забыл - когда по настоящему участвовал в споре. Ибо выходило так, что противники ему (уже как бы изначально) подбирались не очень сильные. А главное - заранее сникающие перед авторитетом Николая Альбертовича.
  
   Нравилось ли ему это?
   Нравилось.
   И как бы он не старался показать обратное - его глаза выдавали в нем именно упоение моментом. Хотя и многочисленным ученикам Липова (помимо медицинской практики, Николай Альбертович преподавал еще и в институте Бехтерева, и был научным руководителем у полуторадесятков аспирантов и студентов) заранее закрывали на что-то подобное глаза. Наслаждаясь общением с Липовым. И - учась у него.
  
  
  Глава 3
  
   Андрей Анатольевич Менкин - когда-то был студентом Липова. Но после (вполне удачной) защиты кандидатской - почему-то стал отдаляться от Николая Альбертовича. И в этом отдалении видимо была заявка на собственную индивидуальность и неповторимость. Которые, конечно же, не могли развиться в случае, если все время находиться рядом с Липовым. Действительно завораживающе действовавшего на всех (и своих учеников в том числе).
  
   Менкину было тридцать девять. Он был на пятнадцать лет моложе Липова. И всего на два года - Ромова. Которого не только знал, но и даже дружил с ним. (Хотя на сколько отношения между ними можно было назвать дружбой? Скорее они были товарищами. В еще большей степени - приятелями. Но уж никак не друзьями. Хотя мы можем и ошибаться.)
  
   Видимо все же было бы интересным разобрать отношения, складывающиеся между Менкиным и Ромовым.
  Внешне достаточно схожие, они непременно отличались внутренне. Ибо если Юрий Олегович был почти исключительно погружен вглубь себя, то Менкин, казалось, наоборот, стремился всецело отдаться общению с окружающими. И у него было почти три десятка самых близких друзей. А помимо того - еще с полсотни просто товарищей (число знакомых Менкина превышало полторы сотни. И было еще сотни две тех, кто просто его знал. Уже как бы - заочно.)
  
  
   Менкин был шатен с голубыми глазами, вполне обычным телосложением на фоне среднего роста, и легкой картавости, на которую он старался не обращать внимания.
  
   В отношении женщин Менкин не проявлял должного интереса. Вероятно потому, что этих самых женщин у Менкина было достаточно много. И они все каким-то образом желали ему отдаться. А потому Андрей Анатольевич удовлетворял свою страсть, совсем не обращая внимание кто был под ним, над ним, или у его ног.
   Он даже не помнил их имен.
   Но несмотря на то, что Менкин периодически путал их имена - женщины на него не обижались. И мне кажется, вздумай он при одной из них - начать заниматься любовью с другой,-- никто бы из женщин не обиделся. А и наверняка устроили бы оргии. Что было вероятней всего, ибо Менкину действительно прощалось все. И в желании заполучить его - схлестывались витавшим в воздухе конфликтом немало особ женского пола. А Андрей Анатольевич, получается, с некоторым даже удовольствием - разруливал ту или иную критическую ситуацию. Что вносило дополнительный колорит в отношения. И что, наверное, привело к тому, что с некоторых пор Менкин стал в удовлетворении собственной страсти использовать ту или иную форму сексуальных девиаций.
   И это ему очень даже нравилось.
  
  .............................................................................................................
  
   Загадочной была сексуальная жизнь Липова.
   Никто ничего о ней, разумеется, не знал. А любые предположения - незримо простирались в области фантазий. Чуть ли не окончательно затуманивая сознание тех, кто решил разобраться в Липове. И сводя их попытки на нет.
   Федякин знал Липова.
   В какой-то мере они были даже коллегами. И существовало даже с десяток пациентов, которые последовательно переходили от Липова к Федякину и наоборот. И совсем уже ничто не говорило о том, что когда-нибудь это закончится.
   Да и, наверное, никто не хотел этого.
  
   А вот Менкина Федякин не знал. Тогда как Менкин - был много наслышан о Павле Андреевиче. И даже одновременно искал повода с ним познакомиться. Чуть позже решив, что первый шаг должен был сделать Федякин.
   И так, наверное бы, и произошло. Если бы с Федякиным не встретился Ромов. Который предостерег его от какого-то знакомства с Менкиным, напугав нечистоплотностью мыслей Андрея Анатольевича. Тем самым напрочь отбив у Павла Андреевича какую-либо охоту.
  
  
  Глава 4
  
   Страшные состояния начались у Павла Андреевича.
   Периодически случалось такое, конечно же, и раньше. Но всякий раз - это было для него неожиданностью. И сколько не корил он себя, обещая, что в следующий раз окажется готов - ничего не получалось. И все выходило как раньше.
   А Федякин... А Федякин только разводил руками. В душе проклиная себя за неготовность противостоять свалившемуся на него злу. И словно бы (всякий раз),-- тайно пытаясь предупредить нечто подобное.
  
   ...Случалось - он готов был убить самого себя.
   Словно бы и не собирался сделать нечто подобное. А потом вновь и вновь убеждался, что ничего сделать он-то и не может.
   И тогда приходилось ему жесточайшим образом страдать.
   И он готов был действительно убить себя. Чтобы только как-то унять назревавшее в нем безумство. Которое готов был выжигать каленным железом.
  
   ...Безумство мысли... Невероятно страшное состояние. Гнев. Ярость. Откровенное непонимание. И невозможность как-то решить проблему. Которая назревала (и в итоге назрела) настолько, что уже, наверное, избавиться от этого было и вовсе невозможно.
   Причем, разумеется, это могло привести к поистине непоправимому.
   И суицид в этом случае мог быть поистине только подарком. Подарком судьбы. Судьбы, которая, в принципе, относилась к нему достаточно безжалостно. Доставляя - на самом деле - только неудобства. От которых не было никакого избавления. И можно было бы действительно убить себя. А можно было и не убивать. Все равно он был настолько растоптан, что уже и не способен был ничего... с собой... поделать...
  
  .......................................................................................................
  
   Состояние Федякина передалось ко мне. Я не мог его за это проклинать. Потому что, конечно же, Павел Андреевич не имел к этому никакого отношения. А лишь дремлющие во мне силы - натолкнувшись на нечто похожее - стали перевоплощаться, сливаясь, и постепенно переходя в то состояние, в котором пребывал Павел Андреевич. И теперь, получается, я. Причем, кому было из нас трудней - я не знал.
   Мне казалось - что мне.
  Федякину - что ему.
  Но видимо вместе мы составляли каскад тех (нереализованных) желаний; которые погружали нас сами в себя. И ничто уже не говорило о том, что наступит когда-либо спасение. А значит - избавление от надвигающегося на нас безумия.
  
   Было ли это действительно безумием? Наверное, нет.
   Просто мне казалось, что это так.
   Но, конечно же, это совсем не значит - что так это было.
  
   А терпеть?.. Надо ли было мне действительно терпеть?.. Наверное я мог бы сам,-- и в любой момент,-- прекратить это терпение. Превратив его в нечто большее, чем могло бы выродиться. И тогда уже...
  
  ....................................................................................................................
  
   Я боялся об этом думать.
   Мне становилось страшно от одной мысли, что подобное,-- начавшись,-- уже не сможет никогда закончиться. Превратившись во что-то невообразимое. Страшное. И действительно ужасное.
   И что тогда мне было поделать?..
  
  
  Глава 5
  
   Внезапно Федякин исчез.
   Любые предпринимаемые поиски не только не приносили долгожданных результатов, но и наоборот - еще более усугубляли проблему. Ибо оказывалось так, что - доносились слухи - Федякина видели (одновременно!) в разных частях города.
   При этом я, разумеется, знал - что этого просто не могло быть. Потому что... Потому что я уже говорил, что Павел Андреевич был необычайно похож на меня. А значит я должен был предпринимать поиски самого себя. Как будто потерялся я сам.
   И не было никакой надежды меня найти...
  
  ............................................................................................................
  
   Искали меня несколько суток.
   Сначала несколько суток.
   Потом месяц.
   Потом год.
   А потом прекратили любые поиски. Они были безрезультатны.
   И ничего не говорило, что - что-нибудь - получится.
  
  
  Глава 6
  
   Свет фар выхватил силуэт в ночи, который поначалу вроде как начал жаться к стене здания (события происходили ночью, в центре Петербурга), а потом двинулся навстречу машине.
   Федякин резко затормозил, и высунув голову, моргнул фарами.
   Силуэт остановился. Разглядеть кто это был, не представлялось возможным. Хотя в контурах больше угадывался мужчина, чем женщина.
   Мужчина (если это был действительно он) наконец-то скинул капюшон, из которого выпрыснули белокурые волосы.
   А потом раздалось последовательно три выстрела.
   Федякин даже не успел испугаться. Он умер сразу.
  
  
   --Черт-те что,-- Павел Андреевич резко вскочил с постели, в одно мгновение оказался около недопитого графина с водкой, налил себе полный стакан и выпил. Не закусывая. Потому что было не до этого.
  
   Ему вообще было ничего не надо.
   Как перестало что-либо интересовать.
   Уже как год.
   Ну, или, почти год. Счет времени Федякин тоже потерял.
   И ничего не понимал.
   Совсем ничего.
   Ибо уже год - продолжалось у него жесточайшая депрессия. И ничто не говорило, что - что-нибудь - изменится. А состояние его нормализуется. И станет... легче... жить.
  
   Хотя жить вовсе не хотелось.
   Совсем.
   Ну или почти совсем. Потому что какая-то надежда все-таки была. И становилась необходимым - не повторять - ее.
   И тогда была надежда, что что-нибудь изменится. А сам мир - повернется к нему. И станет хоть немного добрее...
  
  ..............................................................................................................
  
   Где все это время был Федякин, я не знал. Была какая-то надежда... Но что до этой надежды, когда на самом деле это была настоящая путаница... И затуманенное сознание совсем отказывалось подчиняться... разуму.
  
   Я его все-таки нашел.
   Но вот мне показалось - что теперь потерялся я. Ибо каким-то образом началась у меня идентификация с Павлом Андреевичем.
   И через время я уже совсем не мог различить: кто был кто? Ибо казалось мне - что мы каким-то удивительным образом слились в одно целое. И ничего уже не могло различить нас.
  
   И наверное уже именно это - было самое ужасное.
   И уж совсем наверняка, что ничего не объяснило. А наоборот запутало. И это было самое страшное...
  
  
   Часть 4
  Глава 1
  
   Теперь он решил подойти к вопросу более серьезнее. Казалось, прошел некий 'инкубационный' период, в результате которого - ведь можно было считать так - происходило становление (а равно и выработка стратегии поведения). И теперь можно было действовать, не обращая внимание на условности. Принимая в расчет только собственную уверенность. Которая в иные позиции даже перешкаливала отведенные для нее рамки. Что означало,-- что уже и не было времени 'ориентироваться на местности'. Как и не было права на какую-либо ошибку.
   Действовать необходимо было мгновенно.
  
  ..................................................................................................................
  
   Маша Потапова оказалась первой в списке выбранных Федякиным.
   Какие-либо прелюдии были отметены. Вступал в силу жестокий анализ. Мгновенное следование выверенным комбинациям. И все это для одного: для всецелого подчинения этой женщины.
  
   Мария Иосифовна знала себе цену. Но какая-либо 'непогрешимость' была возможна лишь в привычном ей коллективе. В секторе ее постоянного нахождения.
   А то, что вырывалось сверх данного пространства - казалось Марии пугающе - отталкивающим. А значит в какой-то мере и опасным.
  
   Это почувствовал Павел Андреевич.
  
   В какой-то мере он даже сам способствовал формированию подобной установки у Потаповой. Рассматривая ее до поры до времени как объект собственных исследований. Причем как объект - до поры до времени нелегализируемый.
   С тем, чтобы в дальнейшем нанести мощнейший удар.
   И подчинить ее - себе. Полностью. Без каких-либо условностей и ограничений.
  
  ..................................................................................................................
  
   Не сказать, что Маше это понравилось бы,-- узнай она обо всем этом.
   Но она ведь не знала.
   И ничто не говорило о том, что когда-нибудь она должна будет о том узнать.
   А значит, Павел Андреевич мог действовать с порабощением ему в таких ситуациях нахрапом. Стремясь уничтожить какие-либо цензурные механизмы в ее сознании. Подчинив всецело ее себе.
  
  ..............................................................................................................
  
   --Вы считаете что правы?-Мария Иосифовна недоуменно посмотрела на Павла Андреевича. И ей показалось, что в глазах того мелькнула усмешка.
   --Нет,-- честно признался Федякин.-Но мне очень бы хотелось, чтобы в той ситуации правы оказались вы. Честно бы хотелось,-- он положил руку на грудь в обрасти сердца и улыбнулся.-Но так уж вышло,-- Павел Андреевич театрально развел руками.
  
   Суть дилеммы заключалось в следующем.
   Федякин,-- недавно инсценировавший серьезный скандал на общем собрании в институте, в результате которого переругались все,-- стал формировать нечто вроде коалиции. И конечной целью всех его действий - было смещение нынешнего ректора со своего поста, а равно встряска всего научного совета института, погрязшего,-- по мнению Федякина,-- в коррупции и взятках.
   Потапова же (ставшая недавно кандидатом наук),-- вступилась за оппонентов Павла Андреевича. За что и навлекла на себя его гнев. А равно и сумела рассориться с большинством преподавателей, которые - как оказалось - поддерживали Федякина.
  
   И теперь Потапова пришла 'объясниться' с Федякиным. Вернее - он сам уже как бы 'спровоцировал' подобное 'объяснение'. Введя Марию Иосифовну в еще больший гнев. А потом... овладев ей. Сердитой и отчаянно матерящейся ('она, оказывается, умеет ругаться',-- отметил про себя Павел Андреевич).
   Причем секс между ними случился прямо в кабинете Федякина. Стоило только Потаповой зайти к нему в кабинет, как Федякин, не давая женщине опомниться, повернул ее к себе спиной, повалил на стол, вздернул юбку и проник тот час же взметнувшимся членом в нее сзади, начав ее без устали накачивать в ожидании того момента, пока Маша уже не захотела сама, но и потом не останавливаясь, и добившись от девушки достижения одного из самых бурных в ее жизни оргазмов, который если до того она когда и испытывала, то лишь однажды, когда подсматривала за тем, как какой-то студент занимался любовью с ее коллегой и подругой, преподавательницей, оказавшейся его любовницей.
   Маша и действительно тогда испытала такое наслаждение, какое наверняка не испытала и ее подруга. И сейчас ощущения повторились.
  
   С тех пор они повторялись постоянно. Потому что Маша открыла для себя, что подобное случается с ней, когда она занимается чем-то тайным. То есть получалось, если любовь была по взаимному согласию - это еще не было тайной. Но если вас при этом могли заметить - это значительно подливало ощущений в костер любви. Уже получается запретной любви. Потому что если бы застали Марию Иосифовну за подобным занятием - то это бы могло сказаться на ее репутации. И вообще могло бы произойти черт знает что.
   Но ведь это уже и было самое интересное.
  
  Глава 2
  
   С Верой, Аней и Мариной (Рогожкиной, Ракитовой, и Любовой) Павел Андреевич занятия любовью объединил. И здесь, конечно же, не обошлось без мистики. Ну или без его психологических способностей.
   Ибо не настолько он был и силен в постели, насколько сумел внушить им, что это так. Но ведь главное было и на самом деле не то, как вы это делаете - а в каких образах при этом пребывает ваша партнерша. А Павел Андреевич,-- перед которым состояние души каждой из женщин, подпавших под его эксперимент, было как на ладони - умело пользовался собственными знаниями. И словно бы купался в лучах страсти, которой предавался без каких-либо ограничений.
  
   Да и действительно - зачем было останавливаться?..
  
  ...............................................................................................................
  
   Наверное так же считали и эти три девушки.
   Хотя, отчего они должны были так не думать?.. Ведь наверное между ними было только внешнее отличие (да и то - для Павла Андреевича - не очень существенные). Тогда как по своему душевному раскладу они были весьма схожи. И это сходство еще более открывалось, когда они обнаружили что (одновременно) стали любовницами одного человека - Павла Андреевича Федякина.
  
   А для Федякина - почти не было существенной разницы кто был перед ним. Ибо это только на начальном этапе могли быть какие-то сомнения. (Когда он только изучал 'объект' будущей страсти; да и вообще - исследований.)
   А когда в его мозгу загоралась особая лампочка (передавая какие-то засекреченные - неизвестные и самому Павлу Андреевичу - сигналы),-- то любые сомнения уже отпадали. И он уже действовал наверняка. А окружающие - как будто подчинялись - любому - его желанию. Превращая любой монолог Павла Андреевича по отношению к ним - в праздник. И праздником становилось торжество Федякина. Когда он убеждался, что когда-то выведенные им теории получали свое подтверждение. Что было, в общем-то, приятно...
  
  
  Глава 3
  
   Оксана была настоящая 'волчица', прирученная Павлом Андреевичем.
   Носила она статус неофициальной жены его. Внешне напоминало вполне 'забитое' создание. С кучей различных комплексов. Которые исчезали,-- когда между ней и Павлом Андреевичем не наблюдалось никого. И видимо только тогда она позволяла вырываться изнутри всей своей сущности. И напоминало ничто иное,-- как разъяренную фурию.
   Или уже действительно волчицу. Злобную и хитрую. Не считавшуюся ни с какими ограничениями, налагаемыми обществом. Не принимающую никаких ограничений. А на какие-то запреты смотрящую так, словно бы их совсем и не существовало.
  
  .................................................................................................................
  
   Поначалу Павел Андреевич даже не понимал, зачем она была ему нужна? Жить с женщиной, когда сама жизнь представляла собой ежедневное состязание характеров?.. Это, наверное, было невыносимо.
  
   Но потом Павел Андреевич понял, что в такой вот 'борьбе',-- он заметно укрепит себя. Свой характер. Хотя, конечно же, главным было вовсе и не укрепление характера (что за юношеские желания?). Главным было - нахождение в постоянном экстриме.
  
   И это было самое ужасное.
  
   Потому что, единожды ступив на подобный путь - Федякин совсем не мог с него свернуть.
   И 'бросить все' -- он тоже не мог. Не был способен.
   Как, впрочем, не был способен и терпеть дальше это безумие.
  
  ..........................................................................................................
  
   Создавался какой-то замкнутый круг.
   С одной стороны,-- хотелось покоя.
   С другой... А с другой,-- Федякин уже и не мог свернуть с дороги, на которую ступил однажды (как он проклинал это время!). И теперь был вынужден двигаться по ней. Периодически забываясь в объятиях любовниц. Но почти все его любовницы - пусть косвенно - но тоже участвовали в эксперименте. А значит все его жизнь превращалась в одну сплошную 'работу'.
   Один затянувшийся на всю жизнь эксперимент. И прекратить он его не мог. Не был способен. И требовалось вновь и вновь экс-пе-ри-мен-ти-ро-вать. А значит, по сути, ничего кроме дополнительной тревожности это не давало. А уже эту самую фрустационную тревожность он мог снимать только одним способом: продолжением эксперимента.
   И иного пути не было.
  
  
  Глава 4
  
   На миг Федякин задумался: правомочен ли он делать то, что делает?
   И насколько вообще все это правильно?
  
   Но уже казалось, чем больше он рассуждал о том,-- тем более истина как будто удалялась от него. И периодически он уже ловил себя на мысли, что совсем запутался. А сомнения, в которые он погружался - как будто уже и не выпускали его из своих объятий.
   А как будто бы еще более завлекали.
  
   Путь назад, конечно же, был.
   Но насколько Павел Андреевич был в состоянии допустить, чтобы это случилось так?
   Потому как на самом деле - ничего кроме неудовольствия - он уже не испытывал.
   И хоть знал, что подобные состояния достаточно недолговечны. И на самом деле - он был и сам в состоянии от них избавиться... Это уже как будто и не казалось Павлу Андреевичу что действительно так. И стоило по настоящему задуматься: что следовало предпринимать в ином случае? Ведь, по сути, у него и не было выхода.
   А с другой стороны,-- какой-либо выход был всегда. И заключался этот выход во всей его жизни. Которая в иные мгновения (словно насмехаясь над ним),-- казалась очень даже светлой и прекрасной. И по настоящему чудесной. Насколько, конечно, могло бы показаться 'чудесным' все, что с ним происходило.
  
  ..............................................................................................................
  
   'Забавным' могло бы показаться следование каким-либо амбициям; которых у Павла Андреевича имело в достаточном количестве. И большинство из которых он попросту ненавидел. Словно бы уже и насмехаясь над ними. И не давая так-то уж развиться во что-то неизведанное и прекрасное. Каким казалась ему вся его жизнь. Будущая жизнь, разумеется. Ибо в будущем нам часто все видится совсем даже иным. Как будто и не существующим в реальности. Но наблюдение над иллюзорностью которого,-- может в действительности показаться даже более занимательной, чем сама жизнь. В которой Павел Андреевич Федякин пребывал. И от которой всячески стремился избавиться.
  
  .................................................................................................................
  
   Наверное это все-таки было не совсем честно.
   Но с другой стороны,-- у Павла Андреевича и не было уже путей к отступлению.
  
   Но мучительнее всего было то, что несмотря ни на что, он так и не мог избавиться от - по-прежнему случавшихся с ним - сомнений.
  
   Ибо выходило уже так, что, сколько он не пытался вбивать в собственное подсознание мысль о том, что он на самом деле более 'удачен', чем периодически кажется себе,-- в реалии - у него ничего не выходило.
   И приходилось вновь мучиться совсем необъяснимыми психотическими состояниями, от которых ему казалось, что он уже избавился. И даже быть может - давно избавился. А на деле выходило обратное.
   При том, когда, на самом деле, на него навалится это 'безобразие' (самое мягкое слово,-- как он это называл),-- Федякин не только не знал, но и понимал, что любые прогнозы дело достаточно неблагодарное. Да и, наверное, глупое. Вернее - глупым в этом случае выглядел он сам. И притом казался себе таким дураком, что потом долго мучился уже от этого.
  
   И уже это, разумеется, ему не нравилось больше всего.
  
   Более того. Не было ничего, что как бы говорило об обратном.
  
   ...Периодически Павел Андреевич ловил себя на мысли, что он совсем ничего не понимает. Притом что на самом деле - в иных случаях - он-то как раз понимал даже больше, чем считал, что это возможно.
   И это, конечно же, его удручало.
  
  
  Глава 5
  
   Оставались 'неохваченными' остальные женщины. Странные, по сути, женщины. Такими они казались ему.
   Требовалось даже какое-то усилие от самого Федякина, чтобы он смог настроиться на новую волну понимания ситуации, которая его окружала. В которой он находился. Которая словно бы заглатывала его в свой круговорот. Дозволяя,-- вернее, если и дозволяя вырваться - то только лишь на время. С тем чтобы после - еще глубже погрузить его в себя. И уже, наверное, не дать возможности вырваться обратно.
  
  ................................................................................................................
  
   Софья Игнатьевна и Оксана Михайловна никогда не встречались.
   И даже, наверное, не знали о существовании друг друга.
   Притом что сам Федякин не раз порывался сказать им о том. Но словно бы не находил нужного случая.
   А может быть его и действительно не было. По крайней мере, в этих вопросах Павлу Андреевичу вполне можно было доверять. Он словно бы интуитивно угадывал любую ситуацию. Чувствовал важность ее.
   И - уже позже - признавал правомочность собственных действий. Ибо по сути - уже получалось - никогда не ошибался.
   Ну или почти никогда.
  
   Но если допустить, что это были ошибки (хотя, действительно ли это так?),-- то вряд ли тогда об этом стоило вообще говорить.
   Ибо наверняка,-- что уже мог скорее ошибаться я. А сам Федякин?..
  
   Странно, но иногда личность Павла Андреевича достаточно ненавязчиво наслаивалась на меня.
   И наши сознания (наши 'Я'),-- уже как бы сплетались в одно целое.
  
   И совсем ничего не угадывалось в мотивах поведения (ни моего, ни Павла Андреевича),-- что в следующий раз - когда будет что-то похожее - это повториться.
  
   Нет. В большинстве случаев я, конечно же, ошибался.
   В большинстве случаев - уже ошибался Павел Андреевич.
   И этот вот Гордиев узел - на самом деле разрешался достаточно просто.
   Ибо... Черте знает, как это выходило. Наверное, все-таки была загадка: почему все происходит так.
   По крайней мере, мне на ум не приходило какого-то одного решения. И в случившемся сумбуре - приходилось действительно докапываться до истины. Которой на самом деле быть может и не было.
   Ну, или было что-то такое,-- что совсем не поддавалось какому-либо логическому разрешению.
  
  ................................................................................................................
  
   Софья Игнатьевна была блондинка с голубыми глазами. Хотя и вопрос - насколько это была она? И даже не оттого, что девушка постоянно перекрашивалась. Нет. Не только из-за этого. А причина в том, что у нее начиналась деперсонализация. Когда она толком и не угадывала саму себя. Потому что ей все время казалось, что происходящее вокруг - к ней какого-то особого отношения и не имеет.
   В то время как проходило какое-то время,-- и ей уже казалось что-то обратное.
  
   А вообще она за последнее время здорово запуталась.
   Некогда эффектная женщина (по крайней мере, она считала себя такой),-- Софья, в свои сорок с небольшим,-- стала ловить себя на мысли, что так жить, как жила она - в общем-то и не следует.
   Но и при этом она знала, что сколько бы не рассуждала по этому поводу - как-то переиначить судьбу у нее не получится. По крайней мере, все попытки, предпринимаемые раннее - заканчивались безрезультатно. И без какой-либо надежды на то, что что-нибудь удастся изменить в будущем.
  
   Как же она успевала от этого... В минуты, когда осознание происходящего давило на нее тяжестью безысходности,-- Софья вынуждала себя как-то прекратить эти страдания.
  
   Обычно в этом ей помогал алкоголь. Причем со временем она уже вполне привыкла выживать сама (а не искать повода - для 'посиделок' с подружками). И еще через какое-то время смогла убедить себя, что такова, мол, жизнь.
   Ее - жизнь.
   И она совсем не намерена подстраиваться под кого-то другого. Размышляя на тему: хорошо ли то - что она делает?
  
  ..........................................................................................................
  
   В глубине души Софье Игнатьевне, конечно, было себя жаль.
   Ее жизнь фактически была подчинена одному человеку.
   Все - периодически возникающие в течении жизни - ухаживания 'посторонних' (как она их называла) лиц - Софья безжалостно пресекала. Не оставляя никаких шансов желающим с ней 'поразвлечься'. Хотя, конечно же, среди подобных субъектов попадались и те, кто был настроен достаточно серьезно.
   Ну и наверное - решительно.
  
   Если бы эта решительность не исчезла у них, когда в поле зрения оказывался Павел Андреевич. Который (если был должным образом 'настроен') подчинял своей воле невольных конкурентов. Готовых при этом совсем забыть понравившеюся им женщину. И влюбиться уже в него.
  
   Это, конечно, был парадокс.
   Ну или парадоксальная ситуация, которая не требовала сиюминутного разрешения. И вполне можно было оставить все как есть.
   Причем в какой-то мере Павлу Андреевичу это даже понравилось. У него появилось какое-то особое чувство по этому поводу. И уже оно - было достаточно занимательно для него.
   Ну и при этом он, конечно же, понимал, что это начало (или вернее - продолжение) той симптоматики, во власти которой пребывала его психика. И, собственно, удивляться-то тут было и нечему.
   А быть может и вообще периодически надо было плакат.
   Ну или рыдать.
  Но и при этом, конечно же, не переживать из-за этого.
  Да Павел Андреевич обычно и не переживал. Потому что знал,-- что для него это может быть достаточно болезненно. И привести к совсем уже нежелательным последствиям. Которых он старался избегать. Не только не попадая в оные, но и вполне сознательно (выходило скорее подсознательно) обходя стороной. Считая это все, по меньшей мере, недопустимым.
   Ну и разумеется нежелательным.
  
  ............................................................................................................
  
   Софья Игнатьевна переживала из-за своих отношений с Федякиным (мужа она называла по имени отчеству. Но в отдельные моменты особой злобы - исключительно по фамилии).
   Все дело в том, что она понимала, что давно уже находится в зависимости этого сексуального монстра. И попытки высвободиться могли происходить лишь только в отсутствии Федякина. Когда вместо него был лишь его образ. С которым она могла делать (исключительно в воображении своем),-- все, что ей заблагорассудиться. (Чаще всего она его обзывала всякими нехорошими словами. При этом испытывая даже какое-то сексуальное возбуждение. Сама, впрочем, боясь себе в этом же признаваться).
   И это, разумеется, было нечасто.
   Но зато - какое это было время!
   Софья Игнатьевна сразу чувствовала себя как минимум на порядок выше (даже собственного впечатления о себе).
   И, наверное, даже ничто не могло отвратить у него подобного впечатления. Очень, заметим, обманчивого. Потому что,-- уже после,-- Софья Ильинична тяжело болела. Психически. Ибо ее психика как-то разом отказывалась подчиняться происходящему. И был чуть ли не единственный выход - постараться поскорее обо всем забыть. На какое-то время абстрагироваться от окружающей действительности.
  
   Ну а вторым способом был секс.
   Причем секс с Павлом Андреевичем выглядел так, что со стороны его - это было исключительно насилие.
   А она... А она поддавалась этой скрытой (заложенной в ней) мужской угрозе. Подчиняясь любым требованиям насилующего ее мужчины. И где-то в глубине души признаваясь,-- что это ей, в общем-то, нравится.
  
  
  Глава 6
  
   С Варварой Коростылевой Федякину как-то по особенному нравилось общаться.
   Несмотря на ее достаточно юный возраст и многочисленные фантазии (о которых, конечно же, Павел Андреевич знал),-- эта девушка казалась ему чуть ли не самой сложной из всех его клиенток.
  
   И при этом,-- у Павла Андреевича почти не было сомнений, что он смог внушить ей, что именно он - мужчина ее мечты. И именно с ним она может -- вполне безболезненно для собственной психики - вступать в различные формы сексуальных отношений. При том что Федякин знал,-- ей-то как раз нравилась только одна. Да и он, в принципе, совсем был не против желания Варвары ощутить в своем рту - его член. И пусть Павел Андреевич сумеет не 'завестись' досрочно. Потому что вполне помнил о том, что Варвара любила ('что значит 'любила', когда пока это только были ее фантазии?',-- подумал Федякин),-- когда мужской орган любви набирает свои размеры уже после того, как она начнет всасывать его в себя.
   Ничего. Федякин умел ждать.
   Притом что самое сложное было как раз убедить девушку решиться на воплощение собственных фантазий. Ибо уже, конечно же, это начинало приносить серьезные проблемы ей. Ибо (через время после первого), ее чуть ли не отчислили из второго института.
   И все по одной причине - сексуальных фантазий во время лекций. Когда она буквально кончала, представляя в себе член (кто был тот счастливчик?); и совсем не дожидаясь момента, когда сможет остаться одна.
  
   --Тут же, наверное,-- рассуждал Федякин,-- имело какое-то значение именно обстановка. Ибо, по всей видимости, в одиночестве,-- ничего такого у Варвары не получалось. И никакого желания она не испытывала. Ну или почти не испытывала. Дожидаясь момента, когда сможет оказаться на людях. И уловив только зарождение своих извращенных мыслей - устремлялась в любое людное место. Где ее фантазии разыгрывались с новой силой. И она совсем не сдерживала себя, испытывая достаточно бурный оргазм. Который получала с помощью совсем нехитрых манипуляций собственными пальцами.
  
   Девушка была больна. Она испытывала по этому поводу тревогу. У нее даже начали развиваться комплексы. Которые она могла изжить только одним способом - отдавшись Павлу Андреевичу. И начав жить с ним полноценной сексуальной жизнью.
   Что она, в общем-то, и добивалась.
  
   Но сам Павел Андреевич пока не знал, как подступиться к Варваре.
  
   Вроде как и понимая, что ей требовалось, Федякин не торопил события, умело подводя девушку к осуществлению задуманного.
  
  ........................................................................................................
  
   Федякин догадывался, что в полной мере - уже ему - мешает осуществить задуманное именно то, что с ним стало происходить все чаще и чаще.
   И уже иногда,-- он совсем не отдавал отчет в осуществлении собственных действий. Ибо ему если и казалось, что все происходит по запланированному сценарию,-- но и почти тут же он понимал, что это большей частью была лишь видимость его. И на самом деле все оставалось на прежнем уровне. А то и наоборот - скатывалось назад.
   А Павел Андреевич уже мучился от собственного бессилия что-либо решить.
   Притом что этого бессилия не было раньше.
   Но что такое 'раньше'?
  
  
  Глава 7
  
  Он должен был пытаться выправить положение.
  В соответствие с единожды разработанным планом, требовалось не просто что-либо решать с теми многочисленными женщинами, с которыми он начал работу раньше, но и добиться от них того, что было задумано.
  А задумано было всецелое подчинение их воли. И при этом, конечно, они должны были остаться (внешне, разумеется) властными и решительными в позиционировании себя - относительно собственных коллег, друзей, знакомых, и проч.
  То есть - тех людей, с которыми осуществлялся их повседневный контакт.
  
  .....................................................................................................
  
  Ромов Юрий Олегович наконец-то осознал, что он на самом деле является скрытым гомосексуалистом.
  И пусть пока он это еще был вынужден скрывать (лишь эпизодически пускаясь 'во все тяжкое'). Следовало убедить себя, что это действительно было только до поры до времени. Да ведь он, наверное, никогда особо и не торопился.
  
  По природе Ромов был довольно противоречивой личностью.
  Настроение его большей частью было подавлено. И 'подавлено' оно было грузом совсем неизвестной (Юрию Олеговичу) ответственности; к которой он был каким-то образом предрасположен. Словно бы и не пытаясь даже сделать что-либо, из-за чего можно было бы считать как-то иначе.
  
   Но Ромов никогда в полной мере не позволял господствовать над своим сознанием мрачным силам.
   Неким 'мрачным силам',-- которые знал, - постоянно находятся вокруг него. И даже вроде как уже и трудно было представить Ромова - без депрессивного психоза. Потому что находился он в нем, казалось, постоянно. Причем, не только пребывая,-- но и совсем не пытаясь высвободиться.
  
   И ведь нельзя сказать, что это все Ромову нравилось.
   Быть может даже - совсем не нравилось.
   Но и в то же время - Юрий Олегович не решался на какой-либо поступок (а тем более - серию действий),-- который мог бы повернуть ситуацию в другую сторону. Допустив внесение каких-то особых корректив (быть может даже и в собственное сознание); в результате которых у Юрия Олеговича начнется очищение его сознания.
   Которое наконец-то начнет брать вверх над подсознанием. Притом что пока,-- разумеется,-- было иначе.
  
  .............................................................................................................
  
   Ромову давно уже надоела его работа. Его давно уже прельщала совсем другая область применения собственных знаний. Ему нравилась психиатрия.
   Но переучиваться на психиатра в сорок лет показалось ему сродни безумию. И потому Юрий Олегович в спешном порядке закончил институт психологии. Получив право на ведение частной практики. Чем он и решил заниматься. Напрочь - при этом - забросив информатику, которой посвятил большую часть жизни.
  
   Насколько Ромов понимал предмет, которым занимался? Наверняка можно было бы возвести в серьезные сомнения его знания в выбранной области его научных применений. Но у него уже появились свои клиенты, которые неожиданно прониклись к Ромову уважением, передавая друг другу достаточно добрые пожелания о нем. Что, в свою очередь, обеспечило Юрию Олеговичу скромный, но постоянный доход.
  И при этом не требовалось от Ромова какого-то сверх серьезного напряжения. И это ему даже настолько понравилось, что он вскоре забросил какие-либо контакты с внешним миром. Точнее,-- мог себе это позволить. Почти целиком замкнувшись исключительно на клинической психологии. Которая (в его случае),-- замыкалась на самом Ромове, его пациентах, и тех научных изысканиях, которые он стал вести. Намереваясь в ближайшем будущем к одной своей кандидатской диссертации,-- присовокупить и другую.
  
   И я, и Федякин - знали Ромова. Сам же Юрий Олегович к нам относился по-разному. Меня, должно быть, недолюбливал (я оставался весьма скептически настроен о его способностях практикующего психолога). А Федякина - несколько опасаясь.
  
   В итоге, каких-либо встреч между нами за время нашего знакомства состоялось столь мизерное количество, что мне было бы совсем неловко называть их действительно встречами.
  Потому как стоило нам повстречаться, и уже каждый из нас думал о том, что скоро придется расстаться.
   И при этом старался, наверное, чтобы это 'скоро',-- состоялось как можно быстрее.
  
  
  Глава 8
  
   Менкин не любил Ромова.
   Притом что когда-то вместе с ним закончил один институт. Так же как и Ромов, переучиваясь со своей первой специальности (у Менкина за плечами был военный вуз и погоны старшего лейтенанта), и став дипломированным психологом.
   Теперь они были коллегами.
   Причем, на удивление, поначалу у них даже не было какого-либо противостояния. Да и каким, по сути, оно должно было бы быть?
  
   Проблемы начались уже после. Примерно через несколько месяцев.
   К этому времени Менкин (решивший больше делать ставку на преподавание психологии в вузе,-- начав даже преподавать в одном из них) уже понял, что более успешным оказался Ромов. Который словно бы ненавязчиво (а он все делал как бы ненавязчиво; так, что почти невозможно было узнать: действительно ли он желает этого?) не только набрал солидную клиентскую базу (после успешного лечения одного олигарха тот сделал рекламу среди людей своего круга), но и получил места на кафедре психологии сразу в нескольких вузах.
   Менкин не мог признаться, что завидует бывшему однокурснику (признание в чем-то таком приравнивалось бы и в признании собственной несостоятельности); но и по другому назвать те чувства, которые он испытывал - было бы достаточно затруднительно. И наверняка бы привело к еще большему противостоянию. Хотя противостояние - между ними, собственно, началось еще в институте, когда известный профессор, которого Менкин попросил стать его дипломным руководителем, что фактически означало бы беспрепятственную защиту Менкина (используя уважение в научных кругах профессора) - неожиданно отказался, сославшись на излишнюю занятость. И почти тут же Менкин узнал, что тот выбрал в качестве дипломника - Ромова.
   Но это было даже не начало; а лишь подлило масла в огонь неприязни, которую (скорее на бессознательном уровне) испытывал Менкин по отношению к Ромову. Которого после этого уже стал просто ненавидеть. При встрече, впрочем, улыбаясь, и,-- выходило достаточно ехидно,-- подавая руку.
   Ромов, впрочем, отвечал тем же. Пусть не в такой же язвительно-саркастической манере как Менкин, но при невольном упоминании своего сокурсника у него появлялось такое снисхождение, что наверное все было понятно без слов. Тогда как какие-то слова, кончено, были нужны. И даже необходимы.
   Но они тонули в гуле того негодования (главным образом уже на ментальном уровне),-- который распространялся в пространстве, где пребывали Ромов и Менкин. Ну или Менкин и Ромов.
   И я не знаю, кого из них поставить на первое место, потому что, наверное, неприязнь друг к другу у них все-таки была обоюдная. Хотя - к некоторому удивлению - совсем не повлияла на отношение к этим двум субъектам - других людей. Потому что те, другие, воспринимали какое-либо (подобное) противостояние скорее как шутку, юмор, что-то как вроде бы и существующее, но в то же время и большей частью нереальное. И что, конечно же, никак не могло повлиять на отношения к ним Менкина или Ромова.
   Да и такого, разумеется, ни Менкин ни Ромов никогда бы себе не позволили. Потому что, хоть и не испытывали они любовь друг к другу, но и на самом деле до какой-то вражды дело не доходило.
   Просто никому из них этого было не нужно.
   Им даже может быть вообще было откровенно наплевать на какое-либо противостояние друг с другом. И я уже мог бы сказать, что вполне - подобный конфликт (точнее,-- какой-либо конфликт),-- был большей частью надуман. Раздут. Раздут настолько, что по прошествии еще какого-то времени уже невозможно было ничего сказать более-менее справедливого. И какой-либо затуманенности в этом деле было даже больше, чем могло бы и быть на самом деле.
  
   Хотя, что было на самом деле - никто не мог разобраться. Кроме... Федякина.
  
   В то, что в это деле влезет (каким еще словом это назвать?) Павел Андреевич...
  Мне, если честно, было как-то об этом не подумать. Тем более что Федякин обычно был занят своим делом (вернее - больше своим делом, чем его интересовал кто-либо иной; если этот 'иной', разумеется, не попал под исследование Павла Андреевича). А тут...
  
   Но Павел Андреевич, как оказалось, был настроен решительно.
   А потому (наверное, только и потому) ему удалось не только почти окончательно рассорить Менкина с Ромовым, но и вызвать шквал нападок обоих - в отношении себя. Отчего как-то быстро погрузился в депрессию. Сник. И совсем перестал кого-либо замечать. На время даже забыв своих женщин. Которые уже готовы были начать выстраиваться в ряд. Потому что Федякин разжег в них огонь страсти. А у некоторых уже начинало бушевать и пламя.
   И что уж было наверняка,-- готовы были они ему... отдаться (то, к чему, собственно, и вынуждал их Павел Андреевич). Хотя только лишь заполучить тело всех этих особ (в числе больше десятка, участвующих в единовременном эксперименте) Федякину было не нужно. Ну или нужно, но лишь с одним условием: ему нужна были еще и их души. Их сознание. Которое должно было быть подчинено - только ему. Лишь только ему. Без каких-либо условностей.
   А для этого уже нужно было поработать.
   Хотя, собственно, из подобной работы и состояла жизнь Федякина. И он достаточно планомерно шел к назначенной (им самим же) цели. Ни на кого не надеясь. И не принимая каких-либо ограничений или условностей.
   Вообще Федякин при этом походил на настоящего бойца. Хватка у него была бойцовская. И, наверное, нюх. На возможность проявить свои недюжинные (как многие считали, а еще больше - признавали) способности.
   Что же до самого Павла Андреевича, то у него это большей частью происходило неосознанно. И уже, наверное, главным образом от него не зависело. А он просто - словно бы - преображался сам. И представлял из себя удивительную собранность. Внимание. Одно сплошное внимание. И - сосредоточенность.
  
  
  Глава 9
  
   Я не мог в точности сказать: насколько это нравилось Федякину.
   Скорее уже было, что без этого он не мог. Не был способен. Потому как начинал удивительным образом входить в роль. И уже совсем оказывался не в состоянии отступить от этого. Начиная завораживать окружающих. Которые подпадали под его влияние. И, наверное, сами же не хотели от него избавляться.
  
  ...............................................................................................
  
   Однако у Павла Андреевича случались и достаточно серьезные провалы.
   Когда ему по настоящему приходилось включать все свои способности. Чтобы как-то удержать ситуацию. Не дав окончательно наступить краху. Которого никто, конечно же, не желал. А еще больше - боялся.
  
  
   Часть 5
  Глава 1
  
   Ситуация начала выходить из-под контроля. Женщины, те женщины, которые - как он считал - находятся в его 'власти', -- каким-то невероятным образом не только узнали друг о друге (что, в принципе, еще можно допустить, учитывая, что кто-то из них друг с другом были знакомы раньше),-- но и... объединились против Федякина. Причем уже это 'объединение' уже скорее напоминало именно сплоченность. Ибо они не только в короткий срок перезнакомились друг с другом, но и конечной целью их было именно противостояние Федякину.
   И даже высвобождении из под его влияния было лишь начало плана. Тогда как главным... Главным...
   Впрочем, наверное стоило проследить как все начиналось.
  
   Инициатором была Оксана Михайловна.
   Женщина, которая знала, что является неофициальной женой Павла Андреевича, и видимо только в соответствии с каким-то своим планом играла эту роль. Убедив себя, что должна лишь временно играть эту роль. Роль, необходимую лишь только пока не возникнут какие-то другие обстоятельства. Которые, была уверена, все равно должны были наступить. Причем женщина была уверена, что сама решит - когда это время должно наступить. И вроде как поначалу его не торопила. Но потом, спохватившись, начала подгонять себя в желании разобраться побыстрее с Павлом Андреевичем. И это следовало понимать именно так, что ей необходимо было заставить отказаться от участия (невольного участия, разумеется) в 'эксперименте' Павла Андреевича.
  
  
  Глава 2
  
  О подобных 'поползновениях' Павел Андреевич не знал. Он даже может быть впервые за долгие годы по-настоящему расслабился.
  Основная часть работы была выполнена. И теперь следовало лишь какое-то время поддерживать начатое; чтобы затем - одним решительным ударом закончить эксперимент.
  
  .......................................................................................................
  
  Что-то подсознательно говорило Павлу Андреевичу, что ничего заканчивать не стоило.
  Зачем? Все проходит достаточно гладко. Можно даже сказать, что и не требует никакого вмешательства Павла Андреевича. И уж точно,-- ничего не может быть нарушено. Ибо просчитано Павлом Андреевичем до мельчайших деталей. В том числе - и на случай неких допустимых недоразумений и ошибок. Которые он как бы уже заранее предусматривал.
  
  
  Глава 3
  
  Зара Васильева, строгая, властная, надменная, и внешне вроде как безучастная ко всему, сидела в своем кабинете директора крупного рекламного агентства (со штатом сотрудников более 100 человек), медленно покусывая длинную тонкую сигареллу, и раздумывая о создавшемся положении.
  Зара Иосифовна давно мучилась желанием претворить в жизнь позывы своего бессознательного. Которое почему-то желало почти только одного: сосать, сосать, сосать...
  Это могло показаться странным только в одном случае: если бы Зара начала обманывать себя, уверяя, что раньше у нее подобного желания не было.
  Было. У нее уже достаточно давно было желание сосать мужской член. И пусть в реальности она почти это не проделывала (мешало строгое воспитание и ряд еще всевозможных комплексов), но все чаще убеждалась, что подобное желание становится достаточно навязчивым. Притом что с первым встречным проделывать она это не могла. Мешала ее репутация бизнес-леди.
   И пусть некоторые из ее подружек 'бизнес-леди' были откровенными блядями,-- становиться такой в мнении окружающих Зара не хотела. И потому сейчас наступала какая-то минута, когда она должна была действительно решить, или лучше сказать - наметить план возможных действий, просчитывая на несколько ходов вперед, и придумывая что она будет делать в ответ на шаг противника 'а', затем на шаг 'б',-- ну и так далее.
  
   Какой-то частицей своего сознания Зара подозревала, что в реальности ничего у нее и не получится. И как только на горизонте появится достаточно реальный и уверенный в себе мужчина,-- ей уже ничего не останется... да что там говорить - не в силах она будет удержаться, чтобы не отдаться ему. Причем в любой допустимой форме его фантазийно-извращенного разума.
  Притом, именно не секса, точнее, не просто секса, хотелось женщине. Ей хотелось отдаться мужчине; выполнять все его извращенные прихоти и желания. И она уже знала, что хочет чтобы такой мужчина когда-нибудь появился. Мужчина, которому захотелось бы подчиниться.
  ............................................................................................................
  
   То, что другие женщины (о которых она недавно с удивлением узнала) задумали по отношению к Павлу Андреевичу Федякину - Зара Иосифовна не одобряла.
   В свои тридцать семь Зара понимала, что в ее жизни будет не так много шансов 'отдаться' настоящему мужику. Таким в ее представлении был Федякин, с которым она вполне готова была 'пуститься во все тяжкое'. По крайней мере, морально к этому была готова.
  И подсознательно действительно желала, чтобы такой момент (когда у нее уже как будто и не будет никакого 'способа к отступлению') поскорее наступил.
   Но задуманное женщинами (инициатором выступала ее недавняя знакомая - Оксана Михайловна) никак не укладывалось в ее сознании. Ибо - уже по предложенному ей плану - необходимо было...
   Нет... Что-то тут не вязалось с действительным желанием Зары. Вступало в противоречие. Вызывало даже очень многочисленные противоречия в ее душе. И заставляло женщину всячески сопротивляться им. Вынуждая предпринимать даже ряд действий (пока - большей частью - неосознанных),-- направленных исключительно на противодействия задуманному. А значит уже даже выступать в невольной роли чуть ли не единственно существующего сдерживающего барьера. Причем, как догадывалась Зара, происходило это только лишь из-за одного ее желания - поскорее ощутить в себе разгоряченный орган желания любимого мужчины.
   Любимого... Зара впервые призналась, что она любит Федякина. Призналась, что она не только любит (а наверное -и искренне любит) Павла Андреевича, но и желает (уже даже откровенно желает,-- страсть Зары воспалялась по ходу размышлений ее),-- быть с ним вместе. Пусть и не всегда. 'Всегда' она быть может и не выдержала бы.
   Но...
  
   --Зара Иосифовна, к вам посетитель,-- секретарь, заглянув в кабинет к Заре, и выслушав распоряжение впустить посетителя (которым был какой-то не представившийся мужчина),-- исчезла. А на месте ее через несколько секунд возник... Павел Андреевич.
   --Вы?-удивление Зары Иосифовны было столь искренне, что Павел Андреевич поначалу даже опешил от невольного осознания того, какой он производит эффект.
   --Я,-- улыбнулся в ответ Павел Иосифович.
   --Проходите,-- чуть слышно произнесла Зара, показав на кресло напротив ее.
   Федякин сел.
   Между ними был стол. На который вскоре он и положил Зару Иосифовну. На живот. Аккуратно приспустив ее трусики, и войдя органом любви в плоть давно уже желавшей этого женщины.
  
   В последний момент перед началом 'насильственных действий' (как позже будет записано в протоколе. Немного позже 'протокол' за большие деньги будет выкуплен неким Липовым, представившимся следователю знакомым Федякина) Зара Иосифовна успела распорядиться, чтобы в кабинет ее никого не впускали и ни с кем не соединяли по телефону.
   Федякин действительно насиловал Зару Иосифовну. 'Насилуя',-- он довел ее до оргазма. А чуть позже и еще до одного. И где-то в глубине души был даже уверен, что Заре Иосифовне Васильевой - это понравилось. Ну по крайней мере у него были все основания считать, что какие-либо подсознательные ассоциации женщины от его подобных действий будут только положительными.
   А потому испытал некоторый шок, когда к нему нагрянула милиция, арестовав его, и представив обвинение в изнасиловании.
   Изнасиловании Зары Иосифовны Васильевой. А заодно и ее секретарши. Которая, как оказалось, тоже присоединилась к акту любви. Ну или не любви, а насилия.
  
  .....................................................................................................................
  
   Насилия, конечно, никакого не было. Можно было сказать, что все было по договоренности. Не предварительной, конечно, договоренности. А - договоренности спонтанной. Сиюминутной. Когда в порыве вспыхнувшей страсти Федякин и не заметил, когда к ним присоединилась секретарша Зары. Небольшого росточка рыжая короткостриженная девушка двадцати трех-двадцати пяти лет. Которая внезапно изъявила желание испытать наслаждение в таких извращенных формах, что опешил не только Павел Андреевич, но и Зара. Впрочем, через время Зара уже с большим удовольствием хлестала секретаршу, устроившуюся между ее ног, по спине, в то время как та исходила страстью от проникнувшего - почти до конца - между двух ее податливых ягодиц, Федякина.
   Федякин впервые за несколько месяцев невольного воздержания кончил с удовольствием. А до этого так накачал и секретаршу Зары и саму Зару, что обе женщины остались изможденными сидеть в своих креслах, в то время как быстро одевшийся (хотя он толком и не раздевался) Павел Андреевич осторожно прикрыл дверь, выходя из кабинета директора рекламного агентства - Зары Иосифовны Васильевой. Которая будет неожиданно убита через день после того, как ее секретарь отнесет заявление об изнасиловании от нее и от самой себя в прокуратуру. И оперативники начнут искать Павла Андреевича. Который в это время, каким-то неожиданным для себя образом проведет две ночи подряд не дома, а пьяный, в каких-то квартирах совсем неизвестных ему знакомых. А потом вернется домой, еще не до конца и отошедший от выпитого за эти дни,-- и окажется арестован. С предъявлением еще одного обвинения. Уже в убийстве.
  
  
  Глава 4
  
   В один из дней женщины встретились на конспиративной квартире.
   'Конспиративной' на этот раз была квартира Маши Потаповой.
   Несмотря на проявляемый к делу Федякина интерес, Маша более других была заинтересована, чтобы дело у них 'не выгорело'. Она не считала, что влияние, оказываемое на нее Федякиным столь сильное, что так-то уж необходимо высвобождаться из под него, а саму жизнь Павла Андреевича, серией решительных действий (запланированных Оксаной Михайловной и - выступившей главным инициатором вместе с ней - Софьей Игнатьевной - более чем маниакальным усердием разгневанных львиц) сделать невыносимой.
  
   Именно 'невыносимость' жизни Павла Андреевича - была главной целью действий женщин. Причем Софья и Оксана считали себя настолько изобретательными, что полагали, что смогут сделать его жизнь таковой на бессознательном уровне. И выработали какую-то свою тактику воздействия на подсознание Федякина.
  
  ...........................................................................................................
  
   Не сказать, что у них на самом деле так-то уж должно было все получиться. Тем более что Федякин, конечно же, предусмотрел подобный поворот сюжета. И не только был к нему готов, но и предпринял ряд ответных действий, которые, впрочем, внезапно оказались безрезультативными, потому что он был заключен под стражу.
   Своего заключения он предусмотреть не мог. И сейчас, в камере предварительного заключения, пребывал в достаточно подавленном состоянии; на миг потеряв способность к планированию дальнейших действий. И действительно не зная, что же произойдет в следующий момент.
  
  ................................................................................................
  
   В следующий момент Федякина перевели из КПЗ в следственный изолятор (тюрьму); и готовились предъявить обвинение в изнасиловании и убийстве.
   Причем убийстве с особой жестокостью, потому что Зара Михайловна была убита во время сексуального насилия над ней. Задохнувшись от надетого на голову пакета, в то время как и между ног и в анусе ее - остались искусственные члены.
   Рядом валялись розги, наручники, и три бутылки шампанского. А также многочисленные пустые бутылки из под пива.
  
  
  Глава 5
  
   Зара была пьяна.
   Причем были все подозрения, что пила она по своему желанию.
   Но вот с кем?
   --С Федякиным, разумеется,-- решили следователи. И уже после распития, насилия, и убийства - он, по их мнению, пил еще несколько дней. Пока и не оказался схвачен, и не оказался там, где, собственно, сейчас и оказался. В тюрьме.
  
  
  Глава 6
  
   Николай Альбертович Липов,-- низкорослый, лысоватый еврей с русской фамилией, неожиданно осознал, что должен вступить в игру.
   Причем игра, по его мнению, должна проходить исключительно по правилам, установленным им. Ни больше, ни меньше.
  
   Липов был профессор медицины. Психиатр. И в жизни больше всего ему нравилась игра. Он уже даже не мог без нее. Хотя и поначалу это скорее начиналось лишь как эксперимент. Еще когда Липов был на втором курсе института - он попробовал первый раз. Потом уже не мог отказаться. И теперь вся жизнь его была подчинена одному правилу: игре. Психологическим манипуляциям над людьми. Присчитыванию различных ситуация. Без возникновения которых Липов больше не мог. И сам провоцировал их. Начало их. А уж продолжение он волен был заканчивать в том порядке, в котором интуитивно угадывал на каждый момент. На тот момент, который начинался всякий раз, когда подсознание Липова начинало одерживать вверх над сознанием. А над сознательными поступками - главенствовали временные импульсы, шедшие из глубин психики. И хотя в итоге могло получиться вообще черт знает что, тем не менее Николай Альбертович очень даже неохотно отступал от единожды намеченного плана. Следуя каким-то своим приоритетам и правилам. И бессознательно подчиняя уже к ним - окружающих.
   Для Липова, впрочем, какие-либо окружающие были всегда безразличны.
   И он никогда не подчинял свою жизнь (порядок возникновения поступков - в этой жизни) каким-то шаблонам или стереотипам. Следование которым не только совсем не принималось им ни под каким желанием (самого желания, впрочем, давно уже не было),-- но и уже заранее вызывало вполне определенный протест. Инсценированный, порой, откровенно недоуменным композициям, начинавшимся стоило только Липову выкурить лишнее количество сигарет слегка заправленных марихуаной; или же выпить должное количество абсента.
  
   Так получалось, что большую часть времени проводимого в обществе - Липов 'прикалывался'.
   И если вначале это еще и было не похоже на какую-то шутку (с долей условности, разумеется),-- то со временем он уже совсем не мог избавиться от желания 'шутить постоянно'. И, наверное,-- если бы даже хотел - то ничего бы у него действительно не получилось.
  
   Мне даже кажется, что Липов немного (где-нибудь в глубине души) и сам был недоволен ситуацией, которая возникает всякий раз, стоит ему только показаться на людях.
   Но уже с другой стороны мне так же и кажется, что в какой-то мере он виноват, конечно, сам. И контроль над собственными мыслями и желаниями у такого прожженного волка, каким был Липов - конечно же был. Должен был быть. И тогда уже дело главным образом в зоне той ответственности, которой он был лишен. Ну или уже - бессознательно хотел быть лишенным.
   Чтобы уже ничто не нарушало единого течения жизни. Тем более что Липов сам желал устанавливать такое течение. Чтобы ничто не сбивало его с той волны, на которую он стал единожды. И хотел пребывать на ней длительное время.
  
  
  Глава 7
  
   Тася Снежина все больше была не довольна своей работой. Вернее даже не работой, а должностью, которую она занимала. Ибо все больше было у нее оснований предполагать, что ее должность пресс-секретаря в крупной коммерческой фирме, занимающейся грузоперевозками,-- обязывала находиться во все большей зависимости от шефа. Который почему-то вбил себе в голову, что Тася без ума от него (виной тому,-- ее улыбка, да быть может несколько заискивающей вид в присутствии его). Что словно бы давало ему право находить удобный случай, чтобы трахать Тасю. Прямо в своем кабинете. После обсуждения каких-нибудь рабочих вопросов.
  
   Можно даже сказать, что начальник Таси (толстячок с извращенными сексуальными наклонностями) заводился от решения рабочих вопросов. И даже оргазм у него уже подступал, стоило только наметиться окончанию того или иного заседания.
   Причем, тридцатидвухлетняя Тася несколько недоумевала, почему ее начальник не пользовался телами более молодых сотрудниц. Но уже потом видимо рассудила (ну или высказал такое предположение Федякин, которого она тоже знала, и с которым периодически вступала в орально-генитальные контакты), что все дело в том, что Тася была похожа на кого-то из детства своего начальника. То есть имели место быть, по предположению Федякина, некие фрустрационные моменты. Когда начальник Таси занимался любовью, собственно, даже не с ней - а с тем образом, который был в его бессознательном. И который он проецировал на кого-то из окружающих. В данном случае Тасю. К которой и испытывал половое влечение.
  
   Впрочем, для Таси это уже не имело принципиального значения. Ее начальник занимался с ней любовью. А она хотела высвободиться из-под его влияния. Точно так же как желала освободиться из-под влияния Федякина.
  И пусть влияние Федякина довлело над ней совсем как будто и незначительно. И как будто совсем даже особо и не проявлялось. Разве что на нее периодически накатывала странная тревога, которую она могла снимать лишь в обществе Павла Андреевича. И даже не обязательно было при этом сосать его член (что надо заметить, необычайно любил Федякин). Нет. Достаточно было нахождение его рядом. Да быть может еще незначительного флирта. Который вполне компенсировал непосредственное осуществление сексуальных действий. Ибо этого действительно вполне было достаточно.
  
  ......................................................................................................
  
   Начальник Таси любил ее брать сзади.
   Угадывая это желание (даже в иных случаях на секунду-другую раньше его возникновения у начальника), Тася подходила к столу, и словно бы за какой-то своей надобностью принималась перекладывать папки.
   Шеф Таси подходил сзади. Слегка приподнимал ее плотную черную мини-юбку. И почти сразу же входил в нее. Тем более что Тася предварительно была уже к этому готова. Сняв трусики заранее. Или и вовсе не надев их.
  
   И еще. Само предвкушение подобного действия (осознания того, что это - и как! - произойдет) вызывало в Тасе медленно накатывающую на нее волну страсти. И вполне можно было сказать, что удовольствие испытывала и она. Пусть и не совсем пока еще была готова в этом признаться.
  
   Я бы мог уже сказать (насколько знал это от самой Таси - с которой был знаком; знал от Федякина; знал от Липова - проявлявшего эпизодический интерес к этому делу. Ну и, разумеется, знал от начальника Таси - с которым тоже за какой-то надобностью,-- ну или большей частью совершенно случайно,-- познакомился),-- что Тася действительно желала, чтобы нечто подобное с ней происходило.
   Происходило даже быть может и не так часто, как ей бессознательно хотелось. И все потому, что Тася принадлежала к тому типу женщин, которые были достаточно истеричны по своей натуре. И в то же время трусливы. То есть на людях они не проявляли и десятой части своей женской сущности. Ложной, уже получается, сущности. Принимая при этом все происходящее как нечто само собой разумеющееся. Пусть и с долей неожиданности, к которой каким-то образом оказывались все же подготовлены. Сами себя же (в последующем) доводя до каких-то переживаний. Не переходящих в стадию навязчивости лишь только потому, что удавалось сублимировать внутренние тревоги в тот же самый секс. Которому,-- уже замечу я,-- Тася (как и подобные ей женщины) предавались с откровенностью самой настоящей бляди. Не только не решаясь противостоять желанию мужчины, но и словно бы уже вызывая это самое желание... Чтобы сначала испытать оргазм. А потом сожалеть об этом.
   Притом что само сожаление, конечно же, было достаточно ложным, чтобы мог в него поверить кто угодно, кроме самой Таси. Бляди и эксгибиционистки. Которая даже ревновала своего шефа. Подсматривая за тем, как у него отсасывала секретарша. Но при этом особо и не ревнуя, потому как знала, что одним оральным сексом между секретаршей и шефом все и закончится. А только с ней, с Тасей, шеф сможет реализовать свои фантазии, проникая между двух (упругих, но податливых) ягодиц Таси. И именно мышцы своей попки Тася обязательно по-особенному тренировала. Уделяя им особое внимание.
  
  
  Глава 8
  
   Зал небольшого ресторана был до отказа забит. За несколькими, сдвинутыми в ряд, столиками сидела компания исключительно женщин; в количестве 14 человек.
   Главенствовала Софья Игнатьевна.
   По правую руку от нее сидела Оксана Михайловна. И уже далее - Маша Потапова, Вера Рогожкина, Аня Ракитова, Тася Снежина, Ната Лиганшина, Варя Коростылева, Карина Постникова, Люда Заболоцкая, Жанна Безмернова, Катя Рогова и Тамара Макушева.
   Со стороны это напоминало некий бандитский сход. За исключением того, что вместо мужчин были женщины. Женщины с надменными и властными лицами. И видимо только какая-то действительно серьезная причина должна была заставить их собраться вместе. Да еще выбрать руководителя,-- функции которого, как мы уже заметили, исполняла Софья Игнатьевна.
  
   Выпивка и закуска на столах были. Столы были даже накрыты достаточно богато. Большинство из собравшихся были достаточно обеспечены (с ежемесячным доходом в несколько тысяч долларов,-- а у некоторых эта сумма доходила и до нескольких десятков, а то и сотен тысяч - как у Наты Лиганшиной). Но не это было главное.
   Повестка вопроса - обсуждение путей высвобождения из-под влияния Федякина. Который хоть сейчас и пребывал под следствием, но все еще находился на свободе. Оказавшись выпущенным под залог в несколько сотен тысяч долларов (кто внес эти деньги, пока тоже была загадка) и под подписку о невыезде.
  
   --Давайте соберемся с мыслями, и по крайней мере наметим пути входа из проблемы,-- предложила Оксана Михайловна.
   --Проблему надо решать,-- утвердительно кивнула Софья Игнатьевна.
   --Иначе мы бы здесь и не собирались,-- вторила ей Маша Потапова (Маша подсознательно тоже мечтала о лидерстве. Пусть это у нее и не так проявлялось как у Наты Лиганшиной. Которая, собственно, лидером себя давно уже ощущала. Хоть и негласным. Но к ее мнению прислушивались. И она это знала).
   --Мне кажется - мы должны довести до конца уже начатое,-- предположила Тася Снежина.
   --Добить Федякина?-повернулась к ней Марина Любова. На ее лице скорее было даже не недоумение, а лишь желание согласиться с тем, что она услышит от подруги. А все собравшиеся могли считаться подругами. По крайней мере - подругами по несчастью.
   --Я бы так не ставила вопрос,-- посмотрела на подруг Карина Постникова, ища в глазах их невольного сочувствия.
   --Что же тогда? Отпустить?-Катя Рогова несколько нахмурила брови. Было непонятно: желает ли она того, о чем только что сказала (что вполне можно было подумать), или же лишь проверяет реакцию собравшихся.
   Все женщины были достаточно умны, чтобы так-то уж сразу можно было просчитать какие-то их действия.
   --Мне кажется, мы несколько торопим события,-- предположила Тамара Макушева. Тамаре Макушевой только исполнилось 25. И она была в предвкушении своих планов, главным из которых было замужество со своим двоюродным братом, которого она очень любила, и с которым занималась сексом с 13 лет. Пока - тайно и, получается, незаконно.
   --Ну уж это было бы слишком,-- предположила Жанна Безмернова. Жанна знала об отношениях Томы с ее братом, и считала это достаточно аморальным. При этом и сама она, впрочем, была бы не прочь заняться с ним любовью. Ну хотя бы поласкать его пенис. Но это пока было недостижимым. Мальчик (мальчику было почти сорок) был влюблен с Тамару. И его любовь была взаимна.
   --А у меня впечатление, что мы больше сейчас говорим, чтобы услышать себя,-- сказала Катя Рогова.-А на самом деле...
   --Что ты предлагаешь,-- спросила Оксана.
   --А на самом деле надо выработать какую-то общую концепцию противостояния,-- продолжила Катя.
   --И в чем же она должна заключаться?-с Надеждой (что поскорее удастся все разрешить да разойтись по домам) поинтересовалась Карина, которая давно уже испытывала необходимое сексуальное желание, и мечтала чтобы ее откровенно отъебали. (Иначе это и не назовешь.)
   --Нет, так дело не пойдет,-- попыталась взять в свои руки диалог Софья Игнатьевна.-Мне незачем напоминать вам цель нашей встречи. И все же, если я это делаю,-- то лишь преследуя желание попросить не отдаляться от главной темы встречи.
   --Вечно считает, что она самая главная,-- шепнула Ната сидевшей рядом с ней Марине Любовой. Та ей согласно кивнула в ответ.
   --И уже потому я хотела бы услышать от всех вас (Софья обвела взглядом присутствующих. Почти все выдержали ее взгляд. Лишь только Жанна Безмернова опустила глаза. Софья остановилась на ней) какие-то предложения по поводу дальнейших действий в отношении Павла Андреевича Федякина.
   --А что ты смотришь на меня?!-перешла в оборону Жанна.-Хочешь чтобы я гадала что ты тут придумала?
   --Какая все-таки... -- переглянулась Варя с Кариной.
   --Нет, так дело не пойдет,-- встала Оксана.-Если вам всем здесь нечего сказать, то мы можем вообще разойтись.
   --Не горячись,-- положила руку ей на плечо Софья.
   --Нет, ну действительно,-- не унималась Оксана.-Мы объединены общим интересом ко всем нам Федякина. И общей, можно сказать, болью... Но если кто...
   --Да все в порядке,-- Ната Лиганшина встала, и подошла к Жанне.-Если ты, подстилка, вякнешь еще хоть слово...
   --И что ты сделаешь?-вспыхнула Жанна, приподнимаясь на своих длинных ногах, и готовая к немедленной обороне.
   Честно сказать, ей быть может единственной нравилось трахаться с Федякиным. И она уж точно не желала ему зла, понимая, что для нее - гораздо лучше находиться под покровительством Павла Андреевича,-- нежели чем спать с мужиками, которые желают только трахнуть ее. В то время как Федякин всегда дарил какой-то праздник. Ну по крайней мере создавая ощущение его.
   --Не ссорьтесь, девушки,-- усмехнулась Люда Заболоцкая.-Нам всем отвечать за то, что происходит.
   --Еще ничего не произошло,-- посмотрела на нее Тася Снежина.-И произойти ничего серьезного не должно.
   --Ну да. За исключением того, что Федякина могут расстрелять,-- усмехнулась Карина Постникова.-А так конечно...
   Снежина опустила глаза. Положа руку на сердце, ей было неловко, что так все происходит. И быть может даже было стыдно за происходящее. Но,-- она ведь совсем не знала как следует поступить. Разве что...
   У Таси мелькнула идея. Почти сразу же за этим она ощутила невыносимый зуд между ног. Захотелось запустить руку под юбку, погладив себя. Но она сдержалась. Привычка Вари (а Тася знала об этой привычке своей подруги) доставлять самой себе удовольствие (да еще на людях) всегда казалась для Таси неуместной. Иначе... Иначе она быть может и не удержалась бы, чтобы не последовать примеру Варвары, самостоятельно доставлявшей себе удовольствие во время всяких там скоплений людей. И при этом, чем толпы было больше - тем Варя лучше заводилась. И кончая, уже даже не сдерживалась. Выдавая подобный крик за ее эмоции по поводу общего праздника. И словно бы подстраиваясь под общее настроение.
   --Да... Диалога не получится,-- обреченно протянула Тамара Макушева.
   --Ну почему ты так считаешь?-улыбнувшись, прищурилась Варя Коростылева.-Очень даже позитивное начало.
   --А ты бы, блядь, вообще замолчала,-- неожиданно вспылила Карина.
   --Кариночка, что с тобой,-- недоуменно посмотрела на нее Ната.
   --А по сути - все мы бляди,-- посмотрев куда-то в стол, произнесла Маша Потапова.
   --Ну уж такую как ты еще надо поискать,-- не унималась Карина.
   --Да что это действительно с тобой,-- строго спросила Софья.-Если разобраться...
   --Нечего тут разбираться,-- вспылила Оксана.
   --Нечего?-с интересом взглянула на нее Людмила Заболоцкая.
   --Да, нечего,-- ответила Оксана.
   --Ну раз нечего, тогда кто ответит мне: зачем мы действительно здесь собрались?
   --Мы собрались здесь, чтобы выработать единую позицию относительно своего поведения по отношению к Павлу Андреевичу Федякину,-- как ни в чем не бывало (словно и не было недавних распрей) сказала Софья.-И мы ее выработаем... Но для начала я хотела бы предложить покинуть нас тем, кто не считает своим долгом вмешиваться в судьбу Федякина.
  
   Тут же встали и ушли (словно ожидая этого) Жанна, Ната, Маша, Марина и Карина. Немного подумав,-- ушли Тася и Катя.
   Софья оглядела оставшихся.
   --Извините,-- смущенно пробормотала, приподнимаясь, Варвара, и не поднимая глаз тоже поспешила уйти.
   Остались Тамара, Люда, Вера, Оксана и Софья Игнатьевна.
   Софья Игнатьевна горько усмехнулась ('мол, как не совершенны люди'), и предположила, что собрание можно закрывать. По причине отсутствия большинства.
   Женщины не расходились.
   --Ну что ж,-- улыбнулась Софья.-Тогда мы сейчас наметим ключевые позиции нашей работы.
   Все дружно кивнули, и с интересом продолжали смотреть на Софью, пока она делилась с ними своим планом 'противостояния' Павлу Андреевичу Федякину. Который был ее мужем. И с которым она хотела не просто расстаться, но и,-- по сути,-- уничтожить его. Растоптать. Унизить. Как унизил и растоптал когда-то ее он. Превратив в полное ('нет,-- даже полнейшее',-- поправилась Софья) ничтожество.
   И собравшиеся, в принципе, были с ней согласны. Ну или готовы были согласиться. Еще как будто бы и выжидая. Но 'выжидание' было скорее из-за того, что так было нужно, чтобы соблюсти этикет, нежели чем выражало их действительное состояние души.
   --Ну что ж,-- сказала уже заметно повеселевшая Софья.-Подытожим наши мысли.
   1. Федякин в тюрьме.
   2. Его ожидает или смертная казнь, или пожизненное заключение.
   --В стране мораторий на смертную казнь,-- поправила ее Оксана.
   --Хорошо. Тогда - пожизненное заключение,-- улыбнулась Софья.-Третье...--она обвела взглядом присутствующих.
   --Что? - как бы говорили они, вскинув брови.
   --Да в том-то и дело, что подобным мы не добьемся уничтожения Федякина,-- предположила Софья Игнатьевна.
   --...Верно...--протянула Тамара Макушева, догадавшись о чем подумала подруга.
   --И что же тогда?-спросила Люда. По лицу девушки было заметно, что она уже мало что понимает. Ну, или понимает,-- но не настолько, чтобы привести предложения, возникающие в ее мыслях к какому-то нужному знаменателю.
   --Что тогда?..-посмотрела на нее Софья, задумавшись.-А тогда это означает, что... На какое-то мгновение задумалась и она.
   Через время было видно, что женщина совсем ничего не понимает.
   Еще через время - на ее лице стала вырисовываться какая-то мучительная мыслительная деятельность. От которой ей видимо становилось как-то уж очень больно. Потому что ее лицо периодически выражало уж слишком жуткие гримасы. Которые быть может на самом деле и ничего не выражали. Но почему-то становилось очень жаль Софью Игнатьевну. Потому что можно было предположить, что еще чуть-чуть,-- и она начнет биться головой об стены. И уж точно она желала (почему-то об этом подумали все окружающие),-- чтобы все поскорее закончилось.
  
   --Я думаю все не так плохо,-- осторожно предположила Оксана Михайловна.-Но было видно, что сникла уже и она. И быть может что до нее,-- так она и вовсе осталась в компании,-- лишь преследуя целью свести на 'нет' все начинания других. Потому что уж совсем ей не верилось, что что-то может получиться. И еще больше - ей не хотелось этого.
   --Я думаю, нам надо разойтись,-- предположила Варя, на удивление поймав общее настроение.
   --И сделать все - для освобождения Федякина,-- вторила ей Тамара.
   --Да,-- чуть слышно произнесла Софья. Она действительно находилась сейчас в таком состоянии, что готова была со всем согласиться. И уж точно ей не казалось, что делает она что-то неправильно. Ну, то есть, она задумала делать что-то неправильно. Но теперь... Теперь вдруг стала ярой противницей этого. Уже получается,-- противницей своих же действий. Намереваясь чтобы Федякин не только не страдал, но и чтобы оказался полностью оправдан.
   Именно этим (оправданием Павла Андреевича Федякина) женщины и решили сейчас заниматься. И были уверены, что у них получится.
   Главное было не раскисать и не сдаваться.
  
  
  Глава 9
  
   --Мне кажется: все подстроили именно вы,-- предположил Менкин, смело (достаточно смело, к его удивлению) глядя в глаза Липову.
  
   Николай Альбертович Липов, казалось, никак не отреагировал. Он лишь только улыбнулся от такого 'предположения'.
   --Почему вы улыбаетесь,-- недоуменно посмотрел на него Менкин.-Не верите?
   --Отчего же не верю,-- насмешливо ответил Липов.-Я просто хочу выслушать вас до конца. А мою улыбку можете считать реакцией на ваши же слова. Ваши слова - и мои мысли по поводу их.
   --То есть вы мне не верите?
   --Верю. В том-то и дело что верю... Ну или точнее,-- мне быть может и хочется верить, но нужны какие-то более серьезные доказательства, чем просто предположения. Ведь все что я слышу сейчас,-- это только предположения. А необходимы доказательства. Которых у вас скорее всего и нет.
   --Ну почему же нет?-изумился Менкин.
   --Да вы что?-усмехнулся Липов.-Впрочем, если есть - предъявите их.
   --...Ну да. Пока у меня никаких доказательств нет,-- растеряно пробормотал Менкин.-Но если вы дадите мне какое-то время - я их представлю.
   --Время?!-оживился Липов.-Вы просите время, чтобы найти ('или лучше сказать - выдумать'!,-- он поднял вверх указательный палец) доказательства против меня же,-- Липов усмехнулся.-Не слишком ли многого хотите, молодой человек?
   --Нет,-- не уверенно произнес Менкин.
   --Ну что ж,-- чуть задумавшись, ответил Липов.-Я дам вам необходимое время... Но если у вас ничего не получится -- я сделаю вам очень и очень плохо,-- Липов достаточно зло посмотрел на Менкина.
   Взгляд того был растерян.
   --Согласны?
   Менкин молчал. Для него не только подобный расклад был совсем не нужен. Но и он,-- если честно,-- вообще жаждал совсем другого.
   Чего?
   Да, например, чтобы это все поскорее закончилось.
  
   Хотя и с одной стороны Андрей Анатольевич Менкин мечтал все-таки исполнить свою оперную партию.
   И почему-то у него были все предположения, что это ему удастся.
  
   --Вы не правы,-- словно поймал его мысли Липов.-Все о чем вы мечтаете - может в скором времени обернуться против вас.
   --Да-а-а?-протянул Менкин. Но за показным равнодушием как раз скрывалась его заинтересованность.-И потому чтобы не было (как бы он не старался это скрыть),-- взгляд его был испуган.
   --Ну что же вы замолчали?-пошел в наступление Липов.-Сникли как-то... Задумались, наверное, что ваша жизнь вполне может пойти прахом?
   --Отчего же?-предположил Андрей Анатольевич.
   --Не стройте из себя идиота!-одернул его Липов.
   --Ну хорошо,-- уже окончательно смутился Менкин.
   --И учтите,-- держал оборону Липов.-Все о чем я сейчас услышал...
   --Все понял,-- перебил его Андрей Анатольевич, выставив вперед руки.
   --Хорошо,-- протянул руку и улыбнулся Липов.
   Менкин пожал ее, желая еще раз принести свои извинения, но Липов уже слушать не стал, сморщившись и махнув рукой.
   Менкин понимающе кивнул в ответ. Ему хотелось считать (хотя бы в глубине своей тщедушной душонки), что все не только в порядке, но и победу одержал он.
   Но он же и знал,-- что это не так. Хотя и ни за что бы себе не признался.
  
   Менкин вообще, быть может, казался противоречивой фигурой.
   По крайней мере, для самого себя он вполне мог казаться непонятным. Хотя точно так же могли бы и сказать многие мои герои. Но ведь в каждом из них наверняка было что-то исключительное. Запоминающееся. И если это действительно было (а в ином случае для меня бы они показались неинтересны),-- то почему же должно получиться что-то обратное (задуманному мной)? Такого вообще не должно было произойти.
   Ну хотя бы потому, что я в этом был не заинтересован. Совсем не заинтересован.
  
   И в то же время я могу сказать, что большинство персонажей хотели быть достаточно скрытными, и не очень жаждали, чтобы о них узнали что-то большее, чем они предполагали бы о себе рассказать.
   Но уже здесь я могу заметить, что какое-то предположение, быть может, и не совсем уместно по той причине, что мои герои не всегда сами знают, что они хотят. Желают. И уже именно потому,-- вполне можно какую-то информацию выдавать и без их какого-то участия. Словно бы и не предполагая, что они действительно одобрят все происходящее.
   Но и уже с другой стороны,-- какого-то одобрения быть может и не требуется (ну или - не совсем требуется),-- потому что сама информация уже ушла. Что как бы развязывает руки для того, чтобы то же самое произошло с информацией следующей. Ну и так далее.
  
   Менкин был конечно же противоречивой фигурой. Иной раз он недолюбливал себя. Но уже в этом, конечно же, старался не признаваться. И балансировал где-то по краю.
  И можно было сказать, что сознание его периодически смешивалось подсознательно с тем, что находилось в подсознании. Словно бы наслаиваясь друг на друга, и забирая какую-то часть исключительно для себя. Чтобы потом, опять же, начать вновь какое-то хаотическое движение. И в этом броуновском каскаде мыслей и нереализованных желаний - перед обладателем его (в данном случае пусть это будет Андрей Анатольевич Менкин) вспыхивали какие-то новые ассоциативные решения. Наверняка способные даже привести к какому-то нужному (и на самом деле - так необходимому) решению. Которое откроет раннее недоступные (а порой и совсем недоступные) двери. Двери в рай. Чтобы из этого же рая - двинуться куда-то... Ну куда-нибудь в совсем неизведанном направлении, например.
  
   И в то же время Менкин совсем не казался таким уж безуспешным человеком.
   Он не был обречен на одиночество. Рядом с ним постоянно крутились какие-то девушки. Молодые и длинноногие. И при виде их - не было сомнений относительно того, что с ними делает Менкин. Который (уже можно было это допустить) обладал вполне нормальной потенцией. И достаточно трезвым взглядом на окружающий мир. Причем 'взгляд' его не был настолько пессимистичен, как у того же Ромова. И если Ромов на все предпочитал смотреть сквозь призму растерянности и неуверенности (обрекая в том числе себя же на это. Ну или - вызывая каким-то образом это в своей душе,-- а значит и в поступках),-- то Менкин в этом плане был типичной его противоположностью. Предпочитая чтобы окружающие события представали именно в том ракурсе, в каком он бы их и хотел видеть. И в этом он вполне был схож с тем же Липовым. Настроенным уже изначально (перед одним лишь зарождением, одной лишь мыслью - о каком-либо событии) оптимистично. И быть может потому,-- (особенно это касалось Липова; но неким образом распространялось и на Менкина),-- все действительно получалось. Пусть, конечно, и не настолько, как того хотелось. Но и в то же время у них (Менкина с Липовым) совсем не было повода отчаиваться. Предполагая что будущие события повернуться в нужную сторону быть может и сами. И совсем не потребуется как-либо дополнительно способствовать этому. Принимая чью-либо сторону. Или мешая какому-либо движению. Внося препоны в него. И настраивая на какую-то уж совсем нежелательную волну.
  
  
  Глава 10
  
   Липов понимал Менкина.
   Как, впрочем, понимал он Ромова, Федякина, да и всех, наверное, других. Причем, даже не стремясь к какому-то пониманию, а словно бы угадывая это достаточно интуитивно. Словно бы заранее чувствуя то, что человек может ему сказать. И вполне даже понимая его без слов.
   Да и какие-то слова на самом деле наверное были не нужны.
   Ну или,-- не настолько нужны, чтобы необходимо было о чем-то задумываться. По крайней мере Николаю Альбертовичу. Ибо уже получалось так, что он как бы ощущал в себе какую-то удивительную внутреннюю силу. Даже быть может и мечтая о том, чтобы что-то у него не получилось. Да это все равно получалось; быть может и не спрашивая какого-либо согласия от Николая Альбертовича.
  
  .........................................................................................................
  
   Липов, конечно же, был достаточно грамотен (докторская диссертация, профессорское звание и член-коррство как подтверждение этому), чтобы предугадывать поведение других людей.
   Он также как и Федякин специализировался на глубинных аспектах человеческой психики. Понимая и предугадывая многое из того, что можно было бы сказать (другим человеком), но каким-то образом ('на все есть причина',-- считал Липов) осталось недоговоренным.
  
   Я знал Липова достаточно хорошо. Он был моим братом. И у меня совсем не было оснований предполагать, что между нами могли существовать какие-то условности.
   При том что условностей не любили ни он ни я. Словно бы и обезопасивая себя от них. И стараясь предугадать ситуацию до ее возникновения.
  
  ..............................................................................................................
  
   Рос Липов несколько закомплексованным мальчиком. Видимо это было из-за его маленького роста. Ну и быть может закрались еще какие-то детские комплексы. Которые вполне могли привести и к чему-то более страшному (хотя у Липова 'взрослого' 'ничего страшного' как раз уже не было),-- если бы он не успел (и всю юность старался) от них избавиться. Что у него, конечно же, и получалось. И чему я был в принципе рад. Брат все-таки.
  
  .................................................................................................................
  
   Родство у нас было по матери.
   Отцы же были разные. Но как-то так получалось, что мы этого (по-родственному) как будто совсем и не замечали, интуитивно угадывая друг друга, и чувствуя это даже настолько, что иногда нам казалось, что один из нас несет в себе частичку другого. А иногда и всего его целиком.
  И словно бы замечая это раздвоение личности, тем не менее, не стремились этому помешать. Стараясь даже как-то оберегать чувство. И наверняка даже не предусматривая, что когда-нибудь может быть как-то иначе.
   Притом что (повторюсь) этого 'чего-нибудь' мы действительно не хотели.
  
  ..........................................................................................................
  
   Что мне больше нравилось в Липове (как, наверное, и ему во мне),-- так это изначальная настроенность на успех. Для него никогда не было каких-то нерешенных задач. Если где-то могли возникнуть трудности,-- так для Липова на первом месте всегда было восприятие их. Ну, то есть, тестирование реальности. И при этом всегда оказывалось, что какую-либо 'проблему',-- он не видел. Не видел что это и есть, собственно, проблема. Словно бы не замечая ее. И ориентируясь на что-то изначально хорошее, доброе и положительное. И надо заметить, что проблема (если допустить, что она действительно существовала) сама как бы испытывала себя. Словно бы ее совсем и не существовала. И если это и могло как-то считаться 'проблемой' (скажу еще пару слов, чтобы окончательно закрыть вопрос),-- то уже наверняка не в восприятии Николаем Альбертовичем. Всегда более чем уверенным в себе. И считавшим что если это действительно так, то пусть так уж и остается.
  
  ........................................................................................................
  
   Наверное, немного не таким как Липов был я.
   Хотя бы потому, что периодически случались у меня депрессивные состояния. И пусть я никогда им не давал возможности развиться (продолжая, например, работать также как и раньше. И ни в коем случае даже и мысли не возникало, что это как-то - и когда-нибудь - может сказаться на творчестве),-- но ведь их присутствие все же было, как говорится, фактом.
   И от этого факта я совсем не мог никуда уйти. Словно бы и не решаясь допустить чего-нибудь другого. Да и, наверное, действительно не решаясь.
  
  
  Глава 11
  
   Федякин находился в тюрьме.
   Окружающая обстановка на удивление почти не сказывалась на нем. И если что и можно было сказать, то это лишь о желании Павла Андреевича поскорее выбраться на свободу. Притом что ему просто не хотелось сожалеть о пропущенных годах. Ну и, разумеется, ведь он был невиновен. И это, наверное, перевешивало многое в его сознании. Ибо знать, что ты не совершал того, за что тебя обвиняют...
  
   --Вы действительно отказываетесь помочь следствию?-следователь недоуменно уставился на Павла Андреевича.
   --А вы действительно этому удивлены?-посмотрел на него Федякин.
   --Удивлен чему?-не понял следователь.
   Павел Андреевич усмехнулся.
   --А, вот вы о чем:-- следователь закурил, пододвинув пачку сигарет Федякину.
   Тот вежливо отказался. В тюрьме он бросил курить. Словно бы желая себе добавить еще одно испытание. (Что вполне было в духе Павла Андреевича Федякина. Иногда делающего себе хуже, когда уже, казалось, и так плохо.)
  
   --Ну, я так понимаю, вы отказываетесь вести какой-то диалог?-спросил следователь, видимо еще раз желая убедиться в своих предположениях.
   Федякин молча кивнул.
   --Что ж. Тогда я помещу вас в камеру к педерастам. А потом вы пойдете по этапу. Уже опущенным. Что вы на это скажете?
   --Сказать, что не имеете право - наверное глупо?-усмехнулся Павел Андреевич.
   Следователь кивнул, затягиваясь и улыбаясь.
   --Поэтому я мог бы вам предложить позвонить по этому телефону (он быстро написал номер на лежащем перед ним листке для показаний, и пододвинул его к следователю). Там вы услышите все необходимое.
   Следователь задумался.
   --Хорошо, я позвоню,-- неожиданно согласился он (хотя Федякин не совсем предполагал это, и поэтому нарисовал рядом с телефоном шесть нулей, поставив значок доллара).
   Взгляд следователя стал заметнее оживленным.
   Потом следователь нажал кнопку, и зашедший охранник увел арестованного.
   А еще через несколько дней Федякина освободили. Снова под подписку о невыезде. Как уже и было до этого. И сколько он пробудет на свободе, Павел Андреевич не знал.
   Так же, впрочем, как и мы.
  
  
   Часть 6
  Глава 1
  
   Женщины Федякина (а к его женщинам по праву относились те, кто - раннее - попал к нему в список участвующих в эксперименте) были настроены решительно. Пусть, конечно же, и не все. Но участие их в судьбе Павла Андреевича словно бы свидетельствовало о том, что все и не настолько уже безнадежно. И словно бы оправдывая уже это, заметим, что вполне логичным было бы считать именно так, решая как-то иначе переиначить судьбу Павла Андреевича. Чему сам Павел Андреевич, надо признаться, был очень даже рад. И даже если внутри и не сопротивлялся, то это скорее было неосознанно. Да и он умел держать себя в руках. Так что, как минимум для окружающих, совсем не представляло какой-либо опасности. Вот разве что, конечно...
  
  --------------------------------------------------------------------------------------------------------------
  
   Уголовное дело с Павла Андреевича было все еще не снято. И сколько бы он не желал что-то сдвинуть с мертвой точки,-- все словно бы наоборот: даже как-то зависло. Причем было трудно предположить, чего на самом деле хотел он.
  
   На словах, конечно, Павел Андреевич хотел только одного: ему совсем незачем было сидеть в тюрьме. Тем более тот срок (смертная казнь в стране была запрещена), который вероятней всего ему бы и дали.
   Речь о пожизненном заключении наверное тоже не шла. Но лет двадцать могли бы дать достаточно смело. Даже 25. К чему Федякин конечно же был не готов. Точнее - не хотел быть готовым. Не желая и 'готовиться'.
   Он вообще наверное мечтал в скором времени освободиться. Словно бы и не предугадывая, что суд действительно может состояться. Тем более не желая, чтобы ему выносили какой-то суровый приговор. Как говорится, было не за что.
  
  
  Глава 2
  
   Липов разделял опасения Павла Андреевича Федякина по поводу того, что ему все же могли дать какой-то реальный срок. Хоть и готов был выделить две-три сотни тысяч долларов,-- чтобы такого не состоялось.
  
   Однако совсем неожиданно Федякин отказался от его услуг. Так же как достаточно безучастно выслушал предложение о помощи нескольких женщин, пришедших к нему на свидание. Притом что суммарный объем помощи мог достигнуть полмиллиона. Долларов. Их Федякин тоже отверг. Сказав, что выпутается из этой истории сам. И видимо предполагая, что если и будет осужден, то никому не будет обязан. Так же, впрочем, если будет и освобожден.
  
  ..................................................................................................
  
   На удивление, в тюрьме у Федякина совсем прошла депрессия. Причем достаточно трудно было предположить, что она когда-либо существовала. Причем Павлу Андреевичу совсем не хотелось о чем-то похожем вспоминать. И он даже готов был приложить усилие, чтобы ничто больше не напоминало ему, что когда-либо было плохо. Ведь сейчас этого не было. А значит, вполне можно было торжествовать победу. Ну или по крайней мере не думать об этом.
  
  
  Глава 3
  
   Несмотря на весьма туманный исход разговора, Софья Игнатьевна и Оксана Михайловна пребывали в неплохом настроении.
   Они сидели сейчас вдвоем, на летней веранде дачного домика Софьи Игнатьевны, и в принципе были всем довольны.
   А Нату Лиганшину почему-то наоборот - мучили сомнения по поводу выбранной ей в недавнем разговоре позиции. И было даже какое-то не очень хорошее ощущение вины. Которое вот-вот грозило перерасти в патологическое чувство той же самой вины. Когда все могло показаться весьма плачевным. А прожитая жизнь - действительно прОжитой.
  
  .................................................................................
  
   На удивление, ее совсем не радовали ее деньги. Отчего-то Нате казалось, что они нажиты не очень честным путем. И хоть, по сути, она знала, что это не так - все равно ей периодически казалось обратное. И такие минуты она как-то по-особенному не любила. Хотя и понимала, что ничего бы не смогла изменить. Даже если бы захотела. Потому что это все исходило у нее изнутри. А значит... А значит могло и вправду привести к чему-то не очень хорошему. Тем более что чем больше она об этом думала,-- тем больше ей казалось, что все действительно плохо. И от этого было по настоящему мучительно больно.
  
  ...............................................................................
  
   Варе Коростылевой тоже было не очень хорошо. Но совсем не из-за того, что она тогда не поддержала инициаторов санкций против Федякина. Совсем даже нет. Просто ей, быть может впервые за долгое время, захотелось не просто грезить о мужском половом органе. И не только целовать его в иллюзиях, но и всосать в себя очень даже реально. Так, чтобы услышать стоны мужчины. И знать, что это именно она доставляет этому мужчине удовольствие. И что мужчина (пусть даже только на непродолжительное время),-- но будет благодарен именно ей. И быть может уже от этого (так думаю я),-- Варвара сможет возвыситься в своих глазах. А ведь за любым повышением внутренней самооценки как-то незримо следует и обретение этим человеком уверенности, которая в данном случае будет проецироваться и на ее общение с окружающими. Хотя, то, что касалось ее общения... Варя ведь никогда и не чувствовала какой-либо скованности. А даже наоборот,-- в свои 19 лет она ощущала себя вполне взрослой женщиной (оставьте смех); которая знала, что у нее есть одно мощное оружие (ее губы). И это оружие безукоризненно действовало на мужчин. Открывая их сердца (почти вслед а то и одновременно с расстегиваемой ширинкой). Ну а потом уже и открывая кошельки. Причем Варя полагала, что доставляет мужчине столь сильное удовольствие, что получив его - он не будет жалеть о потраченных деньгах (последний любовник одной из ее подруг подарил той новенький 'Фольксваген'). Потому как, помимо физического наслаждения, женщина всегда дарит и моральное,--полагала девушка.-Ну если это нормальная женщина,--дополняла она,--женщина без всякой там 'ворчливости'.
   Но такие встречаются нечасто.
   И зачастую являются или проститутками, или заглушают внутреннюю нервозность пока преследуют свою выгоду. А потом...
  
   Вообще, подобным вопросом достаточно подробно занимался Федякин. Ссылаясь на его мнение можно заметить, что мужчина и женщина уже как бы изначально находятся в некоем противостоянии. Причем зачастую выходит так, что чем лучше мужчина - тем чаще женщина ему попадается с каким-нибудь скверным характером. И как ни странно это тоже объяснимо. С позиции как раз психологии. Ибо внутренняя самооценка женщины (при сильном, умном, и уверенном в себе мужчины)-заметно занижена, в сравнении с ним. И уже потому,-- чтобы не чувствовать себя совсем уж униженной и (или) оскорбленной - такая женщина (заметим вслед Федякину - подсознательно,-- то есть, в оправдание им - неосознанно!) стремится каким-то образом высказать мужчине, который находится рядом с ней, недовольство. Тем самым и обезопасивая себя, и возвеличивая себя же -- в собственных глазах. То есть перед нами некий самообман. Но женщине приятно.
  
  
  Глава 4
  
   У Тамары неожиданно состоялась свадьба со своим братом. Причем на свадьбе присутствовали почти все родственники, что как бы говорило о том что подавляющая их часть была не против кровного брака. Ну и, разумеется, была не против Тамара. Которая, узнав об ожидавшем ее замужестве, очень даже преобразилась.
  А после и выяснилось - что ее двоюродный брат - был ей совсем даже не брат. А хоть и родственник - но самый что ни на есть дальний. И поэтому (это уже для Тамары) с ним можно было не только трахаться, но и даже, например, родить от него ребенка. Что Томе как-то по-особенному понравилось. Потому что предполагало нечто большее, чем простые отношения...
  
  .........................................................................................................
  
   А Карина Постникова о своей встрече с подругами совсем не думала. Она уже как месяц ходила к психоаналитику. Психоаналитиком был... Ромов. Но и даже не это было главное, интересное и занимательное.
   Основное было то,-- как Карина реагировала на эти сеансы. А дело все в том, что они (сеансы) ее необычайно заряжали какой-то жуткой (и при этом - достаточно странной) энергией. И на удивление после них она чувствовала себя очень даже хорошо. Быть может даже замечательно. Потому как стала развиваться у Карины... сексуальная энергия. Которая разливалась по телу приятным теплом. Исходившим прямо из ее мозга. Вернее, было два центра. В ее голове. И между ног. И уже исходили оттуда какие-то загадочные линии (передачи энергии), которые перекрещиваясь между собой, расходились в разные стороны, и настолько повышали внутреннюю энергетику женщины, что она с жадностью предавалась сексуальным оргиям. Где все три, четыре, пять мужчин - отчего-то имели одно лицо (но, по-моему, разное телосложение). И были все они похожи исключительно на Ромова. С которым Карине очень даже хотелось трахнуться. В любой форме. Пусть даже и самой извращенной. Потому что была почти уверенна, что Ромов желает этого. А уж в том, что Ромов был извращенец - Карина почти не сомневалась. Наверное потому, что как-то ненавязчиво внушила это себе. И теперь большинство фантазий, рождаемых на психоаналитических сессиях - сводились к представлениям Карины о том, как она, например, ласкает член Ромова. Сосет его мужской детородный орган. А когда тот принимает нужные размеры - сама вводит его в себя. Или между ног, или между ягодиц. И, разумеется, испытывает при этом почти точно такое же наслаждение (фантазия у нее работала идеально), словно бы Ромов с ней проделывал это и на самом деле.
   У Ромова от таких разговоров вставал член. И если бы не полы пиджака (Ромов всегда ходил в сером костюме), девушка, должно быть, заметила бы набухшее естество Юрия Олеговича. И на самом деле, наверное, извращенца. Но который свое извращение достаточно тщательно скрывал. Потому что ему больше всего самому нравилось ласкать мужской член. Пусть никогда он этого себе и не позволял. До сих пор не представлял. Но все, наверное, возможно.
  
  
  Глава 5
  
   Тася Снежина уже не могла удерживаться в рамках приличия. И выходило так, что она увидела (вернее - только недавно до конца это осознала), что со своим 44-м размером одежды и 6-м размером груди вызывает необычайный интерес у мужчин. И решила уже совсем не сдерживаться. Предаваясь сексуальным утехам ежедневно. И настолько интенсивно,-- что на каком-то этапе совсем потеряла грань между иллюзорным бытием и реальностью. Самой настоящей реальностью. Которая теперь вдруг оказалась совсем даже и не реальностью. А по настоящему даже черт знает чем. По крайней мере у Таси уже не было оснований считать как-то иначе. И она готова была ебаться сутки напролет. Что, в общем-то, и делала. Нисколько не рассчитывая, что будет это когда-нибудь иначе. И уже наверное не помнив, что когда-то это действительно было иначе. Совсем иначе. Да Тася бы, наверное, и не хотела этого иначе. И не представляла, как же она раньше жила без ощущения рядом с собой огнедышащего мужского вулкана страсти. С удовольствием подчиняя себе эту страсть. И, наверное, чувствуя себя какой-то верховной жрицей. Жрицей любви. Подчиняющей себе мужские желания. И с наслаждением откидывая голову с длинными черными волосами назад и закатывая глаза - насаживалась на член, выплясывая там такие пируэты, что на месте мужчины уже вполне можно было кончить только от этого. Притом что если бы мужчина не кончил а немного подождал, то он бы увидел как Тася, почувствовав приближение финала, соскальзывает с готового взорваться члена,-и движением руки удерживая спадающие со лба волосы - заключает все что вот-вот готово салютовать в свой ротик; и уже потом, когда мужчина понимает, что уже и на самом деле было бы глупо сдерживаться - выстреливает в нее своим орудием - Тася откидывается назад, словно бы падая на спину, и несколько минут пребывает почти что в полном беспамятстве; и лишь только где-то внутри у нее что-то щелкает и взрывается, сотрясая Тасю разливающейся по телу страстью.
  И она кончает много, часто, и с самым что ни на есть глубоким удовольствием. Представляя в своих фантазиях нечто совсем необъяснимое.
  Впрочем, это уже наверное и не важно. Потому что у Таси наступает гармония между физическим и душевным началом. И это начало перерастает в нечто на удивление целое, огромное, и почти даже неестественное. От чего Тася теряется. Но лишь на какое-то мгновение. Потому что ей хочется совсем даже ни о чем не думать. И она наверное и делает это. Да и, по сути, с радостью.
  
  
  Глава 6
  
   29-летняя крашенная брюнетка Аня Ракитова продолжала заниматься тем, что влюбляла в себя клиентов.
   Правда теперь она словно бы вышла на новый этап. Не только подчиняя себе мужские сердца, но и каким-то образом умудряясь влиять на желание мужчин дарить ей достаточно дорогие подарки. Например, квартиру. Или автомобиль престижной марки.
   Причем все обстояло так, что Аня нисколько и не просила их об этом. И даже не надоела им своим желанием отдаться. А лишь видимо только своей податливостью возбуждая в своих партнерах ('партнерами' по-прежнему были клиенты рекламного агентства, в котором она работала пресс-секретарем) инстинктивное желание проникнуть в эту юную, и быть может действительно достаточно скромную девушку. Причем само проникновение всегда было исключительно сзади. Когда Аня, вовремя почувствовав момент, подходила к окну, искоса бросив взгляд на томящегося в ожидании (а иногда и в недоумении) мужчину. И тот видимо почти всегда безошибочно угадывал, что хочет девушка. Потому как словно бы и неспешно подходил к ней. Потом точно также (как будто и думая даже о совсем другом) запускал руку, ощущая ладошкой ее небольшую торчащую грудку с давно уже набухшим сосочком. И словно уже совсем не обращая внимание (сам при этом предательски сглатывая слюну), как тонкие и музыкальные (где-то в прошлом у Ани осталась законченная с отличием музыкальная школа по классу баяна) пальчики девушки осторожно начинали перебирать на его мужском органе; так, что всего через несколько секунд начинало казаться, что тому нечего больше в этой жизни и не надо, как только всегда 'стоять'.
   Ну а потом эти пальчики вводили - уже приведенный в полную боевую готовность - мужской детородный орган в место между двух упругих и готовых на все ягодиц; навстречу идущему в этом же направлении тазу. И всего через минуту-другую - все уже было на месте. Контакт состоялся. И теперь оставалось только планомерно водить уже своим тазом. Замечая как тело под тобой начинает медленно сотрясаться в оргазме, и ощущая разливающееся по твоему телу наслаждение. Да и ты уже и сам с трудом сдерживаешься. А действия твои становятся все более агрессивными.
   И теперь ты уже совсем не обращаешь внимание ни на что. Вбивая свою 'сваю'. И стараешься уже действительно ни о чем не думать.
  
  
  Глава 7
  
   С Мариной Любовой и вовсе стали происходить чудеса.
   Нет, эта 44-летняя женщина все также продолжала с надменным видом взирать на окружающих. Так же как и сосать у специально заказываемых ей проститутов (мальчиков по вызову). Но вот с недавних пор (после того как вышла замуж за отца своего шефа, и фактически возглавила фирму) проституты почему-то должны быть одеты исключительно в одежду пожарников. И объяснения этой своей фантазии Марина найти никак не могла.
   Причем, она сначала воспаляла воображение 'пожарников' демонстрацией стриптиза в собственном исполнении; потом,-- дождавшись пока их члены поползут вверх - высасывала содержимое каждого из них. (Вот здесь-то уже все мужчины должны быть одеты в форму пожарной команды; причем на самом члене тоже должен быть повязан какой-нибудь красный бантик, ну или хотя бы повязочка красного цвета, обозначающая что и эта часть мужского тела тоже несет свою службу.) После чего Марина давала отмашку, и перед взорами изумленных проститутов-пожарников открывалось зрелище, когда специально приглашенный, и точно также заказанный, театр из нескольких актеров и актрис с выдающимися формами должен был начать заниматься друг с другом самым извращенным сексом; причем с такой 'игрой в реальность', чтобы возбудить недавно 'отстрелявшихся' 'пожарников'. И Марине это было нужно уже для того, чтобы через время дать еще одну 'отмашку'. И теперь 'пожарники' должны были вступить в связь с актерами. Причем явно приветствовались гомосексуальные и лесбийские отношения. (Сама же Марина, наблюдая эту часть представления, уже занималась только тем, что доставляла удовольствие сама себе.)
   Кстати, Марина (и не только она. Еще ряд известных нам девушек тоже с любовью практиковали это) обязательно продолжала заниматься и сексом сама с собой. Ведь только в этом случае ее фантазия могла находить реальное подкрепление. А тонко чувствующая фальшь Марина могла быть уверена, что никто из 'актеров' не сфальшивит. Притом что ее извращенный разум на самом деле был намного извращеннее любого самого совершенного воображения. И большую часть того что ей действительно хотелось - Марина была не в состоянии сформулировать. Еще и потому, что это большей частью было на интуитивном, подсознательном уровне. И именно там, в подсознании, и бушевали самые невероятные фантазии. Рождая такие проявления чувств, которые, наверное, ни за что бы не смогли проявиться в какой-то реальности.
  
   Марина конечно же знала о подобном качестве собственной психики. А иногда даже и совсем не препятствовала подобным проявлениям собственной фантазии. Радуясь (в душе действительно радуясь), что все получается именно так.
   И нисколько не сдерживая собственные желания.
  
  
  Глава 8
  
   Вера Рогожкина наслаждалась тем, какая она. Ее совсем уже не смущали гомосексуальные наклонности шефа. Даже наоборот. Тем более что периодически она посасывала его член. И ее директор находил, что ему это на удивление нравится. Ну, то есть нравится это -- в исполнении женщины. Притом что раньше он все больше сосал сам. И даже знал что делает это достаточно неплохо, потому что ему, по крайней мере, говорили об этом его сексуальные партнеры-мужчины.
   Но тут он уже как бы расширил свои сексуальные проявления. Притом что ему по-прежнему нравилось наблюдать за тем, как его секретарь Вера Рогожкина сосет у его партнеров по бизнесу. И у него даже было специальное потайное окошко. Откуда он мог наблюдать за этим. Предварительно дав указание секретарше ни в чем не отказывать его деловым партнерам.
   Вера, в принципе, была не против. За те три тысячи долларов, которые он ей платил, она могла бы заниматься любовью и с конем. А тут все-таки мужчины. Тем более что в душе Вере нравилось наблюдать за проявлениями мужских реакций. И кульминация 'праздника', когда ее рот наполнялся мужской семенной жидкостью (которую она с невероятнейшим удовольствием пропускала в себя) ей по-особенному нравилась.
  
  ............................................................................................................
  
   Маша Потапова продолжала участвовать в инсценированных сексуальных спектаклях со множеством 'актеров' (проституток и проститутов самого высокого уровня).
   Она совсем не желала в чем-либо себя сдерживать. И считала, что если уж судьбой уготовано, чтобы она занималась подобным,-- то значит и будет этим заниматься. Живем, мол, один раз.
  И ей совсем было наплевать, что кто-либо мог об этом подумать. Ей было совершенно было наплевать на все. Она отдавалась нахлынувшей на нее страсти с таким параноидно-маниакальным желанием, что ни в коем случае не желала, чтобы это когда-нибудь закончилось. Тем более что все происходящее ей действительно очень нравилось. Так же как (и она это знала) нравится всем тем, кто с ней участвовал в подобных сексуальных откровениях. Причем у Маши не было никаких сомнений в том, что это действительно так. Хотя бы потому, что она уже давно отогнала от себя любые сомнения. И к подобным проявлениям собственной души относилась более чем снисходительно. Совсем порой не обращая на это никакого внимания. И не стремясь переиначивать мгновение вечности, которой была ее жизнь.
   Маша вообще была в душе философом. Философией ее был секс. Которому она и предавалась все чаще и чаще. Не считая, что должно быть как-то иначе.
  
  
  Глава 9
  
   Людмила Заболоцкая не находила себе места. Она вдруг неожиданно решила похудеть. И если поначалу еще пыталась избавиться от такого непонятного желания, то потом уже как вроде и смирилась. А еще через какое-то время даже и ни о чем больше не думала, нежели чем стать стройной и худенькой. Что при ее нынешних ста килограммах было весьма затруднительно. Но... Люда вскоре действительно похудела. Причем ее грудь со 120 сантиметров опустилась всего на 10 см. Бедра со 111 упали до 85. Талия с прежних 95 до 70. ну, рост и ее знаменитый (в узких кругах) трехсантиметровый клитор оставались своих прежних размеров. Причем вес тела стал ровняться 70 кг. На чем вполне уже и можно было остановиться. Но Люда планировала 'скинуть' еще килограммов 10. А быть может и 15. Так что...
  
   Немного изменились и сексуальные пристрастия Люды Заболоцкой. Теперь она отчего-то хотела, чтобы ее насиловали (именно насиловали) сразу несколько человек. Причем (словно бы намеренно) поставлена она должна была в такие условия, чтобы уже действительно нельзя было 'отвертеться'. Что как бы предполагало, что девушка будет испытывать от этого новые страдания.
   Страдания, впрочем, заканчивались исключительно оргазмом. Так что по крайней мере здесь уже все было нормально. И наверное даже не требовало каких-то уточнений.
  
  ...............................................................................................................
  
   А вот Софья Игнатьевна начала вдруг испытывать сексуальную неудовлетворенность. Два ее постоянных любовника все чаще стали ссылаться на излишнюю занятость. Секс же с Федякиным (мужем) по причинам его нахождения в СИЗО происходить не мог. (Хотя сам Федякин проблем с женщинами по-прежнему не испытывал. Конвоиры - за соответствующую плату -- приводили к нему проституток прямо в камеру.)
   Вообще же Софья Игнатьевна стала понимать, что ей вроде как Федякина и не хватает. И она была уже совсем не прочь начать с ним новую жизнь (хотя, можно ли было считать что жизнь 'старая' закончилась?).
  А вскоре она уже очень желала начать новую жизнь. При этом сама же в подобное и не особо веря.
  Но унывать ей было неудобно. Хотя бы потому, что верила Софья, что в любой момент ситуация может измениться в другую сторону. Ну и еще, быть может, уверенности прибавляло нахождение рядом Липова. Который хоть и не вступал с ней ни в какие сексуальные отношения, но поддерживал ее морально. И женщина знала, что всегда может на него положиться.
  
   Какой интерес преследовал Липов? Трудно было сказать. Но наверняка этот самый интерес был. Потому что Николай Альбертович ничего не делал просто так. Любые его поступки являлись следствием выверенных комбинаций. И все что происходило вокруг него,-- было подчинено единой цели. До конца известной, правда, только самому Липову. И не потому, что никому больше он не доверял. Хотя, разумеется, и поэтому тоже. Но главным было то, что до конца Липов верил только в себя. И чтобы не происходило, он знал что люди никогда не смогут дать ему нужный совет; потому что никаким советам он не доверял.
  
  .......................................................................................................
  
   Липов начинал понимать, что дальнейшее пребывание Федякина в тюрьме не совсем желательно. И первую очередь для Липова.
  Хотя и Липов знал что по этому поводу думает Федякин. И знал он потому, что, как считал, просчитал все возможные комбинации Федякина. Притом что некоторые из них подстроил сам Липов. Например, арест и обвинение Павла Андреевича .
  И уже можно было признаться, что именно мой брат, Николай Альбертович Липов на самом деле воздействовал на женщин Федякина (женщин, которые как вроде бы участвовали в эксперименте Федякина, а на самом деле все это время играли по правилам предложенным Липовым). Но если так было в начале, то на каком-то этапе Николай Альбертович выпустил ситуацию из-под контроля. И теперь тщетно пытался вернуть все на круги своя. Попытавшись нащупать лазейку (какой-нибудь потайной ход), которая выведет его, заставив вновь взять ситуацию под свой контроль. И фактически придумав какую-нибудь новую многоходовую комбинацию. Которая... Впрочем, Липов не сомневался, что у него на самом деле все получится. И пусть у него на миг появились сомнения. Липов верил (он даже был уверен в этом), что больше это не повториться. А если и повториться (никогда в полной мере нам неизвестно что произойдет),-- то уже не принесет никакого вреда. Потому что трудно, когда что-то происходит в первый раз. А когда дело идет по проторенной лыжне,-- двигаться уже значительно проще. Так считал Липов. Об этом периодически думал Федякин. И наверное в какой-то мере это было действительно правда.
  
  ...................................................................................................................
  
   У Липова ведь тоже были сомнения, схожие с Федякиным. И он также периодически бывал в себе неуверен. Вопрос только в том, что он умел с этим бороться. И зная наличие у себя подобных особенностей - все же старался предвосхищать события. Контролируя ситуацию. И не давая ей развиться во что-то действительно очень серьезное. Притом что если случалось он все-таки переставал (на миг) отдавать отчет реальности - Липов как-то преобразовывался,-- и махнув рукой на все - погружался в этот неизведанный мир собственных сексуально-извращенных желаний, когда ему уже по настоящему было ничего не нужно, кроме как занятий любовью с разными там извращениями. Когда его, пьяного или обкуренного (а иногда - и пьяного, и обкуренного) видели в разных частях города. В каких-нибудь зачастую совсем непонятных компаниях. И при этом не было ничего, чтобы говорило о том, что он испытывает какое-либо неудобство. Скорее он ничего не понимал. (Ну или все же делал вид, что ничего не понимает. Ибо с его интеллектом мне всегда трудно было предположить, чтобы что-то по настоящему ускользало от внимания Николая Альбертовича.)
  
   Федякин тоже делал вид что он намного проще чем есть. Но подобное с ним происходило все же больше на начальном этапе. Тогда как он конечно же знал заранее, и понял это сейчас,-- что люди, которые теперь окружали его - совсем не так просты, как это бы могло показаться. И пусть большая часть из них чуть ли не откровенные идиоты - другая часть идиотами не была. Но Федякину помогало знание им психологии человеческих отношений; интерес к людским порокам, страстям, и желаниям. И через какое-то время он стал заниматься в тюрьме тем, чем занимался и на воле. И уже готов был открыть что-то типа кабинета психологической помощи, искренне помогая своими советами в чем-то сомневающимся подследственным. Купируя развитие у них симптоматики тревожности и беспокойства. И тем самым зарабатывая себе авторитет, всегда так нужный в тех кругах, в которых он оказался.
  
   В какой-то мере Федякину даже нравилось то, что происходило. Но все же было справедливей предположить, что подсознательно о чем-то подобном он догадывался и раньше. Когда еще был на свободе. И каким-то образом обдумывал жизненные позиции.
   Хотя в чем-то я могу ошибаться.
  
  
  Глава 10
  
   Павел Андреевич действительно не особенно стремился к освобождению.
   На удивление (на удивление тех, кто остался на воле) ему в тюрьме даже нравилось. Он там отдыхал. И быть может впервые за многие годы, его душе наступило настоящее умиротворение. И он нисколько не стремился нарушить его. Боялся помешать. Опасался сбить этот какой-то особый психологический настрой. В то время как то, что по настоящему хотел Павел Андреевич - он сохранял в тайне. Предпочитая (как и большинство его 'коллег' по нарам) большей частью быть все же погруженными вглубь себя. Словно бы интуитивно понимая, что это поможет выжить.
  
  
  Глава 11
  
   Николай Альбертович Липов на самом деле никогда не существовал.
   И он, разумеется, не был моим братом. Так же как и я - его.
   Липов и я - были одно целое. И кроме меня (а уже как бы во мне - его) никого больше не существовало. А если и было - то лишь в моем подсознании. Которое периодически раздваивалось таким вот удивительным образом, являя собой - вместо одного человека - сразу двух.
  
  ...............................................................................................................
  
   Лишь только в самом начале осознования того, что это возможно - у меня становились возможны какие-то переживания, внутренние неудобства, и легкая тревожность, периодически грозившая перерасти в беспокойство. Но этого не происходило. Ведя я всегда старался (более-менее мне это удавалось) контролировать то, что происходило со мной. Не давая перерасти всей этой зарождающейся симптоматике во что-то страшное. И словно бы удерживая свое сознание в надлежащих рамках.
  
  ...................................................................................................................
  
   Мне думается, в какой-то мере это действительно удавалось.
   По крайней мере я был спокоен. Всегда спокоен. И по крайней мере внешне - сохранял уверенность и трезвость мысли. Хотя конечно же, мысль моя порой выписывала такие кренделя, что я начинал опасаться, как бы это не переросло во что-то страшное, странное, и неизведанное.
   Но ведь я всю жизнь занимался изучением психики. Поэтому в какой-то мере мог предвосхищать события. Словно бы и предугадывая их.
  
  
  Глава 12
  
   Какие-либо депрессивные состояния по-прежнему посещали Федякина.
   Он наверное все же рано обрадовался, думая что навсегда избавился от них. Правда в полной мере подобного не наблюдалось.
   Но было что-то новое, неизведанное, странное, загадочное,-- что вынуждало как-то по-особому смотреть на все, что его окружало. Потому как являло собой какую-то новую трактовку мироздания. Где словно бы и угадывались прежние, уже известные, моменты. Но до конца они не проявлялись. Потому что хотелось Павлу Андреевичу чего-то по настоящему большего (и даже быть может удивительного). Но пока ему удавалось сдерживать себя. Не позволяя развиться чему-то до конца неизвестному (в собственной психике), что имело - предположим - какие-то устремления. Но разгадать их истинную сущность пока не удавалось. Притом что Федякин, конечно, и не подходил к этому так-то уж - с рьяным усердием. Предпочитая все-таки двигаться осторожно. Неспешно. И словно бы предполагая в любой момент повернуть назад.
  
   А вот мог ли он вернуть в какой-то мере свое прошлое? Мог ли очутиться в нем? Чтобы начать, быть может, свой какой-то новый отчет. Чтобы не мучили его никакие сомнения. Чтобы уже никогда и ничто не наслаивалось в его сознании. Дозволяя Павлу Андреевичу двигаться (пусть и медленно), но в своем каком-то едином потоке. Совсем не обращая внимание на реальность. И если и подчиняясь ей,-- то пусть это уже выходит каким-то совсем непредсказуемым образом. Чтобы уже словно вынужденно принимать эту самую действительность, от которой быть может и хотелось все больше скрыться, но словно бы и что-то мешало навсегда уйти в ирреальность, держа все же сознание в надлежащих рамках. Которые пусть периодически и раскрывались. Но это было уже совсем даже и ненавязчиво. В какой-то мере мешая развиться психопатологии Федякина. Который наверное был все же больным, психически больным человеком. И только знание человеческой психики - помогало скрывать ему собственное заболевание от других. Да и удерживало от совершения каких-либо неадекватных поступков.
   А Павел Андреевич как ребенок радовался этому. Тому что удавалось прожить еще один день, не скатившись (до конца не скатившись) в ту пропасть, куда его сознание (да и подсознание) стремились загнать всю жизнь. Лишь на мгновение отступая. А потом с убыстренной силой все начиналось вновь. И паденье в пропасть его 'Я' с каждым годом было все стремительнее.
  
  
  Глава 13
  
   Состоялся суд.
   Федякину дали высшую меру. Заметив приговор пожизненным заключением.
   И Федякин вроде как все же подал прошение о помиловании. Хотя и наверное все же не он. Но это уже не имело значения. Верховный суд оставил приговор без изменения. И все осталось без изменений...
  
  
  Глава 14
  
   Дальнейшие события стали развиваться с какой-то стремительностью.
   Сначала пришло сообщение, что Федякина перевели в 'Белый лебедь' (тюрьму, где отбывали срока пожизненно осужденные).
   Потом комиссия по помилованию все же изменила приговор. И пожизненный срок заменили 25 годами тюрьмы и 5 годами поселения.
   А потом... А потом нам сообщили, что Павел Андреевич Федякин покончил жизнь самоубийством. Повесившись в камере. Ну или вернее - то ли повесившись, то ли вскрыв себе вены, то ли еще каким-то образом уйдя их жизни. И еще чуть позже нам подтвердили, что это так. И Павла Андреевича Федякина больше нет. И уже никогда с нами не будет.
   И это наверное стало самым страшным для меня потрясением. Потому что с уходом из жизни Федякина - переставал существовать и я. Потому что точно также как до этого Липов - Павлом Андреевичем Федякиным был я.
   Я... А значит со смертью Павла Андреевича заканчивалась жизнь и моя.
   Ну, так уж получилось...
  
  
  P.S.
  Примерно через год после смерти Павла Андреевича - одно из московских издательств выпустило книгу, в которой описывалась вся эта история. Но с некоторыми (на мой взгляд) достаточно существенными неточностями.
   И когда я стал разыскивать автора - оказалось, что автора как вроде бы уже и нет в живых. А материал был передан в рукописи. И почти год пролежал в издательстве.
   А потом обнаружилось, что это был уже как будто и не год. Вернее, быть может как раз год материал находился в издательстве. Но был написан еще лет 10 назад. И автором материала был... Павел Андреевич Федякин.
  
  
  P.P.S.
   А еще через полгода после издания книги - нашли настоящих убийц Зары Васильевой. Которые во всем сознались, и по совокупности совершенных преступлений были приговорены к пожизненному заключению. Так же как и в свое время Федякин. Незаконноосужденный Павел Андреевич Федякин. Которого больше не было...
  
  26. 05. 2006 год
  Сергей Алексеевич Зелинский.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"