Как-то так случилось, что Пересветов поверил, что все в его жизни скоро закончится.
Закончится, прежде всего, плохое. Андрею Вениаминовичу было уже под сорок. Какая-то часть прожита. Можно начинать новый виток.
Но, начиная новый виток (начинал он его уже два года) Андрей Вениаминович словно бы всякий раз угадывал, что еще не время. Попросту говоря - рано. Еще было рано.
Но вот проблема-то, что реальных сроков никто не обозначил. А Андрей Вениаминович как-то привык, что в его жизни все обозначалось. Кем? Руководством, например (в прошлом Андрей Вениаминович был кадровым военным, только недавно - как раз два года назад - уволившись на гражданку). Или, предположим, помимо руководства была еще жизнь. В которой все так же,-- Андрей Вениаминович словно бы подстраивался под какое-то расписание. При этом совсем не им разрабатываемое. А самому Андрею Вениаминовичу словно только доводилось до сведения: что и как он должен выполнять. Что делать. К чему стремиться.
Так вышло, что после начала гражданской жизни он не знал, что ему делать. Точнее, в общих масштабах как будто и знал. Но также и знал, что ничего путного эти знания не принесут. Попросту не смогут. Или смогут (теоретически ведь можно было допустить все что угодно), но сам Андрей Вениаминович не сумеет воспользоваться ситуацией. Не справится попросту. Тогда как раньше всегда справлялся. Но что такое раньше,--рассуждал Андрей Вениаминович.--Жить то необходимо было сейчас.
--А ты попробуй изменить ситуацию,--как-то попытался наставить его на путь истинный Кеша (Иннокентий Мазаев, товарищ Пересветова). Кеша был даже постарше Пересветова. Но выглядел моложе. Да и сам просил называть себя Кешей.
--Знаешь что,--Кеша, стареющий блондин, чуть прищурясь посмотрел на Пересветова.--А давай я тебе и впрямь помогу?
--Чем поможешь?--слегка опешил Пересветов, несколько подозрительно посмотрев на товарища.
--Давай поменяемся?--все так же прищурив один глаз, смотрел Кеша на Пересветова.
--Чем поменяемся?--недоверчиво переспросил Пересветов, ожидая какой-нибудь пакости (Кешу Андрей Вениаминович знал с детства, и всегда тот был более чем хваткий парень. С настоящей рабочей закалкой. Сейчас, впрочем, Кеша был бригадиром. Грузчиков).
--Нашими ролями в жизни,--неожиданно философски заключил Мазаев.
--Как это?--совсем уж растерялся Пересветов.
--Да все просто,--спокойно произнес Кеша, изучающее наблюдая за Пересветовым.--На время ("заметь - только на время", - поднял он указательный палец) мы поменяемся местами. Ты станешь Иннокентием Мазаевым, а я...
--Да не хочу я меняться местами,--не дал ему закончить Пересветов.--Мне и так хорошо.
--А вот и не хорошо,--понимающе произнес Мазаев.--А вот и не хорошо,--повторил он, посмотрев на Андрея Вениаминовича.--И ты об этом знаешь.
--Знаю,--грустно признался Андрей Вениаминович, опустив глаза.
--Знаешь, а поделать ничего не можешь,--радостно заключил Мазаев, подводя его к изменениям в жизни.
--Не могу,--в согласье кивнул Пересветов.
--Чудак человек,--с теплотой в голосе сказал Кеша.--А я ведь знаю,--как-то по особенному сделал он ударение на "ау". Знаю-знаю,--быстро повторил он, не сводя глаз в Пересветова.--Не сомневайся.
--Ну, может, и знаешь,--нехотя согласился Андрей Вениаминович.
--Ну так и я говорю!--обрадовано воскликнул Кеша.--Ты согласен мне довериться?
--Согласен,--неожиданно для себя готов был уже согласиться с чем угодно Пересветов.
--Нет, мне не нужно, чтобы ты так обреченно говорил,--неожиданно стал в позу Кеша
--А что тебе нужно?--обозлился Андрей Вениаминович.
--Мне необходимо твое искреннее желание изменить ситуацию,--спокойно ответил Кеша.--Изменить ситуацию - через улучшение ее.
Андрей Вениаминович Пересветов с удивлением посмотрел на товарища. Себе он мог признаться, что никогда всерьез не воспринимал того. То есть они общались, конечно. Но общение это было такое, чтобы ни того, ни другого, ни к чему не обязывать. Ведь сколько они друг друга знали, а в дружбу их общение так и не переросло. Что уж говорить...
--А знаешь, я пожалуй соглашусь,--прервал Пересветов свои же мысли-размышления.--Соглашусь, и все. Что мне необходимо делать?
--Ну, вот это уже другой разговор,--радостно сказал Кеша, и пристально посмотрел на Пересветова, словно бы оценивая, действительно ли тот готов.
--Ну, знаешь,--неожиданно готов был обидеться Кеша.--А впрочем, ты прав. Итак, ситуация состоит в следующем.
И в последующие полчаса он поведал Андрею Вениаминовичу часть своего гениального (он не преминул заявить о гениальности) плана. Другую же часть пока приберег на потом. Но и того, что он рассказал, уже было достаточно, чтобы Пересветов понял, что в скором времени все в его жизни изменится. И даже быть может - в лучшую сторону.
План заключался в следующем. Иннокентий Мазаев и Андрей Вениаминович Пересветов действительно должны были поменяться. Помнятся внешностью и именами. Ну, то есть - Мазаев должен был стать Пересветовым, и наоборот. Соответственно - менявшись таким образом - каждый брал карму другого. Ну и, уже получалось, жизненный путь. После чего Кеша должен был моментально (он так и сказал - моментально, и улыбнулся) решить все жизненные проблемы Пересветова. Ну а Пересветову было главное, попросил Кеша, не загубить то, чего уже достиг Иннокентий Мазаев.
Ну а чтобы Андрей Вениаминович не передумал (а равно, видимо, желая закрепить договор), Кеша предложил ударить по рукам и распить полбанки.
Что они и сделали. Причем Андрей Вениаминович неожиданно быстро опьянел. И вскоре он уже готов был согласиться на что угодно. И Кеше даже пришлось немного посетовать, отчего он не напоил Пересветова раньше. И словно бы для закрепления достигнутого успеха, Кеша извлек из-за пазухи (была ранняя осень; они очень мило разместились во дворике домов, где жили. Они были соседями) еще поллитра.
Но еще через время Кеше пришлось пожалеть, что душа его захотела "продолжения банкета". Потому как Андрей Вениаминович вдруг начал себя вести как последняя свинья. Сначала он, правда, по дружески обнимал Кешу и искренне благодарил его. Но потом неожиданно ударил в челюсть. А когда обескураженный Кеша упал, Пересветов вскочил, и стал бить Кешу ногами. Пока тот не затих (притворился). Прекратив избиения (Пересветов был крепкий и высокий; что не сказать о худосочном и низкорослом Кеше), Пересветов допил оставшуюся водку, и ушел.
Далеко он не дошел. До первого магазина. Где, как отмечалось в протоколе, приобрел бутылку водки, которую и стал пить, выйдя из магазина. Пил ее Пересветов как заправский алкоголик, прямо с горлышка. Может, уже вошел в образ Кеши? Кеша, кстати, оклемался, и, чертыхаясь, поплелся домой. А Пересветов, не допив до конца бутылку, зачем-то метнул ее в витрину магазина. Потом сел и заплакал.
Подъехал, вызванный администратором магазина, наряд милиции. Пересветов представился Кешей. Иннокентием Мазиным. А после, когда через 15 суток его отпустили (Пересветов честно отбыл свой первый срок за нарушение общественного порядка и мелкое хулиганство), Андрей Вениаминович пришел к Мазину. Мириться. Кеша простил. Он все понял. Также как и понял, что каждый должен жить своей жизнью. Потому что на некоторых - смена личности может очень даже негативно сказаться.
А Андрей Вениаминович был очень рад, что Кеша его простил. И с тех пор стал называть его исключительно по имени отчеству,-- Иннокентием Гавриловичем. И они даже стали чаще общаться.
--Ну а разве может быть иначе?--рассуждал, бывало, Мазин.--Ведь мы теперь фактически братья.
А Пересветов с ним соглашался. И даже, бывало, говорил ему хорошие слова. Добрые. Видимо желая как-то искупить вину за то, что он сделал с добрым знакомым. Ставшим теперь другом.
А потом Андрей Вениаминович Пересветов стал неожиданно отдаляться от Мазина. Чувствуя в компании с Мазиным какое-то все возраставшее внутреннее неудобство.
И уже не называл его по имени-отчеству. А со временем и вообще перестал как-то называть. Они уже не общались.
--Да оно и понятно,--сказал кто-то, из знавших и Пересветова и Мазина.--Каждому свое.
И с ним, должно быть, по-своему могли согласиться и Андрей Вениаминович и Кеша Мазин. Незачем искусственно перекраивать судьбу. У каждого она своя. А при любых попытках через время все вернется на круги свои. Каждому свое?