"...мы бесконечно много тратим энергии, хитрости, изобретательности и остроумия, чтобы сделать свое собственное существование наименее сносным".
А. Мариенгоф
ПРОЛОГ
Ленинград конца 60-х дышал воздухом свободы. Она чувствовалась повсюду. На улицах, в метро, в магазинах и даже в некоторых коммунальных квартирах, жильцам которых обещали предоставить отдельное - благоустроенное - жилье.
Не избежали этих "свобод" и те из студентов, которые готовились защищать дипломы химического факультета Ленинградского Гос. Университета.
Бенедикт Сапфиров, молодой человек с внешностью "студента-ботаника" (хотя выпускался на "химическом"), стоял в длинной очереди университетского буфета, мысленно пытаясь разделить число посетителей на количество оставшегося времени до начала следующей пары. По всему выходило, что время, отведенное на обед, закончится или до того как подойдет его очередь, или же "аккурат" перед ним. Виной тому - молодая симпатичная буфетчица, с которой обменивался любезностями чуть ли не каждый из мужской половины очереди. А это, как-никак, но потеря нескольких драгоценных минут.
Зато потерянное время явно компенсировала женская половина очереди, представительницы которой, смерив уничижительным взглядом - и что в ней такого нашли? - улыбающуюся буфетчицу, старались как можно быстрее отойти от стойки.
- Позвольте, товарищи студенты, беру не для себя, а исключительно в целях дальнейшего развития науки, - рядом с Бенедиктом раздался веселый баритон пробиравшегося сквозь толпу Жоры Мировского, его однокашника, спортсмена, красавца, балагура, любимца женщин, а по совместительству еще и секретаря местной комсомольской организации.
Не успел никто опомниться, как Жора уже отходил от стойки, и, расположившись за ближайшим столиком, уплетал запиваемые компотом пышки, весело посматривая на окружающих.
- Вот это - человек, - с долей той грусти, которая иногда появляется при виде смелого поступка, совершенного кем-либо, и, особенно зная - что нам-то такого никогда и не совершить, Бенедикт Сапфиров смотрел на Мировского.
Если беспристрастно оценивать личность Георгия Мировского, то мы не найдем в ней ничего такого, что говорило бы о каких-то исключительных способностях, не говоря уж об одаренности.
И все же Мировский был одарен! Он был чертовски одарен той удачливостью, которая сопутствовала практически всем его начинаниям. На первом курсе пришел заниматься борьбой - на втором уже выполнил норматив кандидата в мастера спорта, на четвертый перешел мастером, к концу пятого - получил звание мастера спорта международного класса. Сравнительно поздно (в выпускном классе школы, да и то, чтобы приняли в ВУЗ) вступил в комсомол, а в университете уже был секретарем комсомольской организации. Да и внимания женского пола Жора (в отличие от Бенедикта) был не лишен. (Ходили слухи об его многочисленных любовных похождениях. Но в слухи Сапфиров не верил).
И это все на фоне веселого (иной раз даже слишком веселого) характера. Характера, впрочем, в нужное время, становившегося жестким и решительным.
Да и вообще, если разобраться, Мировский производил впечатление уверенного человека, на которого вполне можно было положиться.
О многих из перечисленных качеств Бене Сапфирову приходилось только мечтать. Например, он был совершенно неприспособлен ни к какому физическому труду; будь то вскапывание огорода - через пять минут на его ладонях вспыхивали жуткие мозоли, а одежда намокала, как будто он перенес на себе роту солдат; или незначительные слесарно-плотницкие работы - вбивая гвоздь, уже через несколько ударов Бенедикт неизменно попадал себе молотком по пальцам.
Да и своей невзрачной внешностью он тоже не мог похвастать.
И тогда уже если что-то общее и можно было найти и в Сапфирове и в Мировском - то разве только то, что они учились и на одном курсе, и даже в одной группе. Да и рост вроде как у них был один. Хотя, что касается роста, то какое-то "равенство" было только на первых курсах. К окончанию университета Бенедикт все же слегка перегнал кряжистого Георгия.
Но вот была в Сапфирове одна особенность, которая иной раз вызывала все признаки патологической зависти (переходящей порой в конвульсивное беспокойство и жажду безуспешного реванша) уже у Мировского. А дело все в том, что, во-первых, Бенедикт был круглый отличник, казалось, с красным дипломом закончивший не только университет, - выпускные экзамены были сданы, осталась защита дипломной работы, - но и среднюю школу, и детский сад. А во-вторых, Бенедикт был из семьи интеллигентов (отец - декан университета, мать - школьная учительница французского и немецкого языков), и родители родителей - тоже были таковыми. И родители родителей их родителей. Да и вообще, должно быть, если в доисторические времена и был какой ученый человек, то он неизменно должен был приходиться Бенедикту каким-нибудь родственником.
Тогда как Мировский мог похвастаться исключительно рабоче-крестьянским происхождением.
Но и любопытно было не это. Если на подобную "родословную" большинству из однокашников Бенедикта было откровенно наплевать, то, в случае с Мировским, - налицо были все признаки проявляющейся у того злобы, ярости, да и вообще черт знает чего... Во всяком случае, чего-то не очень хорошего.
Но как бы то ни было, и Бенедикт Сапфиров и Георгий Мировский вскоре защитили дипломные проекты. И могли с чистой совестью, - по выражению кого-то их них, - планировать дальнейшее будущее.
А будущее каждый из них видел по-своему. Сапфиров - в каком-нибудь НИИ. Мировский - сначала на комсомольской, а после и на партийной работе, явно понимая, что только это способно было предоставить ему все, о чем он пожелает.
Как-никак, власть всегда была неким синонимом богатства и благополучия. А к достижению подобного и стремился Георгий Мировский.
ЧАСТЬ I
ГЛАВА 1
Санкт-Петербург начала 90-х был сравним с огромным муравейником. Правда, от жизненного уклада невероятно умных и работящих насекомых, их собратьев по планете отличала бросающаяся в глаза хаотичность беспорядочных передвижений.
Каждый, казалось, был подчинен только одной цели - быстро и легко заработать деньги. А потому, повсюду появлялись коммерческие палатки, ларьки, частные магазины и, как результат более "удачливого" вложения - рестораны, фабрики и заводы... Предприимчивые люди были заняты самым забавным делом, какое только могло возникнуть на постсоветском пространстве - накопительством; и бизнес, вероятно, служил одним из способов скорейшего достижения этого. В итоге, вскоре северную столицу огромной страны, получившей после известных событий свободу, было не узнать. Повсюду было столько ярких рекламных вывесок на иностранном языке, что стороннему наблюдателю могло ненароком показаться, что он попал не на Невский (или там Литейный) проспект, а на странное ответвление Бейкер-стрит; или, какое-нибудь там, продолжение улицы "N - N" Нью-Йорка. К тому же, теперь любой житель (и гость) города мог наяву удостовериться, что жизнь, - с наступлением полуночи, - не заканчивается.
Однако Бенедикту Валерьяновичу Сапфирову, сорокалетнему бывшему служащему бывшего НИИ, - научный институт, где он работал сразу же после блестящего окончания химического факультета Ленинградского Государственного Университета, а затем и защиты там же кандидатской диссертации, развалился, не выдержав пришедших в страну после перестройки нововведений и переориентации страны на новый (скептицизм Сапфирова при осознании сего факта был более чем очевиден) капиталистический путь, - было не до ночной жизни. Ему вообще было не до какой жизни. Вот уже как последние несколько лет он был без какой-либо определенной работы. А о некоем - так, иной раз, ностальгически воспоминаемом - стабильном заработке, с неизменным ежемесячным авансом и получкой, - ему давно уже приходилось только мечтать.
Бенедикт Валерьянович вышел на улицу. Подняв вверх голову и пристально посмотрев на окна старинного особняка (где теперь, расселив бывшие там в советские времена коммуналки, размещались офисы многочисленных частных предприятий, - в одном из которых ему сегодня "отказали"), промокнув платком выступившие на лбу капельки пота, и - тяжело вздохнув - принялся обдумывать сложившееся положение. Очередные надежды об устройстве на работу рухнули, так и не найдя реального воплощения. Ни его диплом химика, ни ученая степень, ни интеллигентная внешность, - усмехнулся Бенедикт Валерьянович, - оказались совершенно никому не нужны. Нынешнее общество (в первую очередь диктующие право на жизнь - или, лучше сказать, выживание в этой жизни других людей - сегодняшние предприниматели) было ориентировано исключительно на получение сиюминутных прибылей. А подобное давала только торговля. Естественно (для сложившегося положения в стране, а не для позитивного её развития, - с горечью подумал Сапфиров) ни о какой науке речь идти не могла. Существование научных исследований может себе позволить только развитое, - скорее даже, - динамически развивающееся государство; государство, ориентированное, в первую очередь, на долговременное ожидание положительного результата (т.е. - "отдачи", прибыли). Не "немножко, - но сейчас"; а "много, - но завтра". Да и ни какой скорой прибыли наука не давала и не даст. Это долговременное, - хотелось прокричать Сапфирову в лицо ухмылявшимся коммерсантам, - вложение капитала. (Да и вообще, - производное науки, ее продукт, возможен только при первоначальных и значительных вложениях; то, что делали в развитых странах; то, что было - до недавнего времени - в Советском Союзе; и этого, - с сожалением подумал Сапфиров, - новая власть делать не собирается). Поэтому Бенедикт Валерьянович вполне ясно понимал, что в сегодняшних условиях выжить, занимаясь тем, чем он жил до этого - просто невозможно.
Но - понимать-то понимал, а поделать с собой ничего не мог. А потому продолжал безуспешно колесить по старым, известным еще с советских времен, адресам; изредка, - как в этот раз, - совершая небольшой виток в сторону "вновь образованных контор"...
И все же, - получив очередной отказ, - Сапфиров с грустью осознал, что он, видимо, просто-напросто стучится не в те двери. Раз в моде теперь торговые частные предприятия, то он и должен, отложив диплом на полочку, попытаться устроиться именно туда. Правда, придется унять свою гордость - работать у бывших спекулянтов, и жуликов, ему, кандидату наук, бывшему когда-то заместителем заведующего лабораторией, ох как не хотелось; но, по всей видимости, и деваться больше было некуда. В который уже раз, возвращаясь домой, в небольшую двухкомнатную квартиру, которую успел получить ещё в советские времена, он ловил на себе уничижающие взгляды жены.
Елена - высокая, спортивного вида тридцатилетняя женщина, игравшая когда-то в волейбол за молодежную сборную города, еще студенткой выскочившая замуж за молодого доцента Сапфирова, сразившего ее не только своими обходительными манерами и внешностью порядочного человека, но и тем, что уже в 25 лет он имел ученую степень, тогда еще стабильное положение в обществе и почти новенькие "Жигули", которые пришлось продать еще во время "павловских" реформ, - теперь действительно негодовала при виде своего мужа; считая его - отъявленным неудачником. А тут еще масла в огонь подливала случайно объявившаяся тетка жены - Елена, выросшая в детском доме, родителей не знала - желчная, злобная старушонка, которая, сверкая как сова глазами, - теперь понятно, в кого у жены такой взгляд - ехидно шипела (как-то раз Бенедикт, услышав подобное, когда та жарила сало, поймал себя на мысли, что если он закроет глаза, то вполне не отличит шипения тетки от жарящихся шкварок) выставляя его бездельником и лодырем. Всю жизнь проторговав семечками, - она вообще не видела необходимости в какой бы то ни было науке. Как минимум считая научные занятия - пустым времяпрепровождением. И потому, когда узнала, что Бенедикта Валерьяновича вышибли из института (сколько ей не говори, что он уволился сам в связи с его закрытием - она, согласно кивая головой, тут же, при первом же подвернувшимся случае, вставляла какое-нибудь свое любимое обидное словечко), - то только обрадовалась. Это лишний раз подтверждало ее теорию о бесполезности какого-либо учения.
Интересно, что когда Бенедикт устроился на работу в магазин грузчиком, - единственное, что ему предложили, повертев в руках его, оказавшийся ненужным в обычной жизни, диплом, - она его как будто даже зауважала. Правда, когда Сапфиров, - не проработав и месяца, - уволился (не в силах не пить каждый день, тем более, что вообще не пил - ни ловить на себе взгляды захмелевших продавщиц), тетка по новой начала свербить его. И уже в открытую - обзывая неудачником.
Были у Сапфирова еще попытки, схожие по результату, устроиться на работу. В ларек (отработав день продавцом, в конце смены не досчитался выручки); в круглосуточный магазин (как охранник - заработал "фингал" от пьяного покупателя, которому он сделал замечание по поводу приставания того к молоденькой продавщице); подсобным рабочим на стройку (случайно уронил со второго этажа ведро с краской на голову проходившего мимо прораба); дворником (не правильно истолковав просьбу техника из ЖЭКа и снабдив проходивших мимо, - как он считал, специально откомандированных на субботник, - школьников инвентарем, - к концу рабочего дня не увидел ни школьников, ни инвентаря).
Бенедикт Валерьянович даже пробовал заниматься бизнесом. В смысле, тем его челночным вариантом, который был тогда наиболее распространен и доступен: купил - продал. Продав семейную дачу (нужен ведь был начальный капитал), Сапфиров поехал в Турцию и накупил всякого ширпотреба. Вернувшись обратно, в аэропорту "Пулково" уже подсчитывая в уме прибыль, он вынужден был распрощаться с мечтой "заработать", когда чуть ли не самолично погрузив огромные сумки в багажник нагло скалящихся крепких парней, безошибочно выцепивших его из толпы прилетевших (почему именно его, ведь было множество других челноков?), и представившихся "рэкетирами"; (что, братан, прилетел?.. поздравляем!.. давай мы тебе поможем реализовать товар, ну что ты дергаешься, стой ровно и улыбайся, если не хочешь всплыть где-нибудь в болотах - ты же местный? местный! - ну так, наверное, знаешь, что наш город окружают болота?.. знаешь? - ну, тогда хорошо, совсем другое дело... кстати, - если ты такой всезнающий, то к тебе еще одна просьба: помоги нам загрузить вещи в багажник... да твои, вещи, мудак... вот этой машины... такси? почему такси?.. да тебя, козла, не должно это волновать... живее грузи... у тебя-то деньги на автобус есть?.. ну что ты, конечно же, поедем без тебя... а ты еще должен заплатить нам за тачку... да и, волнуемся мы, - как ты будешь добираться до города... ну, вот и хорошо, понятливый, значит, оказался, - говоривший перемигнулся с лучезарно скалящимися остальными парнями, - о, какие купюры у тебя горячие, волнуешься что ли, или в самолете так жарко, да ладно, не переживай, вот тебе наш телефончик, цифры легко запоминаются, позвони через пару дней, (но смотри, не раньше!), спроси о реализации товара - ха-ха - может, получишь свой процент... ну все: бывай... да, смотри - не ищи нас... если надо - сами найдем...) Бенедикт Валерьянович в безмолвии остался стоять на стоянке такси, сжимая в руках инстинктивно взятую бумажку; а когда, через время, развернул ее, - увидел две действительно легко запоминающиеся цифры: 02.
ГЛАВА 2
В один из дней, как уже стало традиционным в последнее время, поругавшись утром с женой ("...хотя бы ребенка пожалел, - супруга срывалась на крик, - над девочкой уже в школе смеются, ходит в лохмотьях с заплатками..."), Бенедикт Валерьянович, так и не позавтракав, хлопнул дверью, и, бросив взгляд на вечно занятый лифт, бегом стал спускаться с шестого этажа их девятиэтажного дома.
Выбежав на улицу и едва увернувшись от потока брызг, вылетевших из-под колес пронесшегося мимо подъезда джипа - снова сосед, "новый русский", опаздывает на какие-нибудь переговоры (и что это у них переговоры-то постоянные, словно дипломаты какие), Сапфиров поднял воротник куртки и направился к троллейбусной остановке. Начинавшийся осенний дождь, повздорив с ветром, бросал в незащищенные лица прохожих мокрые пощечины. Еще вчера, случайно приметив объявление - какая-то крупная компания набирала сотрудников - он, теперь уже на остановке, удовлетворенно прочитал еще одно, и, с трудом втиснувшись в вечно забитый утренний троллейбус (неужели у всех есть работа?), проехал с десяток остановок, после чего спустился в метро. А еще через полчаса он уже стоял перед огромными дверями старинного особняка, расположенного на Староневском проспекте, - офисы крупные компании традиционно предпочитали открывать в центре, в старом городе, - и, собравшись с духом, зашел внутрь.
К удивлению Бенедикта Валерьяновича весь коридор от входа до ему нужной двери с табличкой "менеджер по персоналу" был буквально забит сидящими на предусмотрительно расставленных вдоль стен стульях, такими же, как и он, соискателями на вакантные должности. Сапфиров, поинтересовавшись: "Кто последний?" и подтвердив догадку, что все люди пришли за тем, что и он, скромно присел на свободный стул. Как и следовало ожидать, несмотря на его среднюю комплекцию - килограммов 70-75 - стул под ним предательски заскрипел, явно сигналя о том, что скоро развалится совсем. Бенедикт Валерьянович нисколько не удивился. На протяжении всей его жизни ему всегда доставалось самое плохое, скверное и недоделанное. Если он стоял в очереди за хлебом, тот заканчивался прямо перед ним; если шел дождь - его обязательно обрызгивала какая-нибудь машина; если он покупал яйца - домой приносил наполовину разбитые; если же делал покупки на рынке (еще в те времена, когда, работая в НИИ, получал зарплату), продавцы его неизменно обсчитывали, причем не так, как других, на 50-100-200 граммов, - а сразу на килограмм-полтора.
Даже диплом в университете он получил не в тот день, когда все, а на другой - почему-то именно его выпускной аттестат куда-то подевался.
Причем, нельзя было говорить, что неудачи следовали на протяжении всей жизни. Нет. Когда-то и ему везло. Например, удалось купить машину (которой уже не было), получить квартиру (пока еще осталась), удачно - как он считал - жениться. Еще бы, отхватил такую красавицу, - говорили все. - Высокая, с большим бюстом, сразу бросающимся в глаза на фоне худенькой фигурки блондинки, Елене пришлось отвергнуть не одно ухаживание, выбрав в мужья Бенедикта Валерьяновича. Ну а то, что характер у нее оказался слишком желчный, так в этом она, пожалуй, и не виновата. Генетика...
Впрочем, мы, пожалуй, несколько увлеклись. Тем более, что уже несколько минут съежившегося от подступивших - вернее, повсюду его сопровождавших проблем и невеселых мыслей ("за квартиру уже год, как неуплачено; за ребенка в школе требуют деньги; сантехника пришла в полную негодность - все течет и капает; жена клянет почем зря, - и деньги, деньги, деньги..."; Елена работала учительницей математики в школе и, хоть что-то, но получала) Бенедикта Валерьяновича почти в упор рассматривал остановившийся перед ним невысокий, когда-то, быть может, и подтянутый, но теперь просто крепкий, кряжистый, и заметно располневший мужчина в элегантном черном костюме.
- Сапфиров?! - удивленно произнес тот, дождавшись, пока Бенедикт Валерьянович поднимет на него глаза. - А я встал как вкопанный и думаю - ты, не ты? - весело произнес мужчина знакомым баритоном.
- Мировский?! - от удивления привстал Бенедикт Валерьянович, почти мгновенно ("не изменился?!") узнав в обращающемся к нему человеке своего бывшего однокашника Георгия Мировского.
- Ну, чертяка!.. - горячо обнял тот его. Бенедикту Валерьяновичу стало даже как-то неудобно, видя, как обрадовался Мировский. А ведь в университете они, помнится, особой дружбой не отличались. Так, общались конечно, но не больше, - как учившиеся в одной группе студенты... - А здесь, какими судьбами?.. Ах, да, - вмиг все понял Мировский, окинув взглядом сидевших в коридоре людей. - Знаешь, что, - он быстро взглянул на часы и вскинул вверх глаза, что-то подсчитывая, - Ты проходи в мой кабинет, - он подозвал рукой стоявшего в нескольких метрах коротко стриженого парня, с фигурой боксера-тяжеловеса, - Вот, проводи ко мне, и, распорядись там, кофе, коньяк, в общем, что пожелает. А я буквально через полчасика - даже меньше (еще один взгляд на часы) вернусь. Одно неотложное дельце, - словно оправдываясь, произнес он. - А потом поболтаем. Ты ведь не возражаешь?
- Да, но... - смущенно проговорил Бенедикт Валерьянович, - не хотелось бы совсем пропустить очередь....
- Да, - махнул рукой (мол, не переживай, делай, что говорят) удалявшийся длинными, уверенными шагами немного опаздывающего человека Мировский, - считай, что ты уже принят.
- ...А кто он здесь? - спросил немного обескураженный Сапфиров у стоявшего рядом с ним парня, вместе с ним смотревшего на удаляющегося Мировского.
- Президент! - ухмыльнувшись, ответил тот.
ГЛАВА 3
- Ну что, рассказывай, как ты жил все это время? - спросил ворвавшийся в кабинет через полчаса, как и обещал, Мировский. - Чем занимался? Много открытий успел совершить? - помня, как случайно столкнувшись с Сапфировым, лет десять назад на какой-то выставке, тот ему радостно поведал о том, что сейчас, как и предполагал после окончания университета (когда, собравшись в ресторане отметить получение дипломов, каждый делился планами на будущее) работает в научном институте.
- ...Да какие там открытия? - тяжело вздохнул Сапфиров. - Разве сейчас до них есть кому дело? - с сожалением ответил он.
- Да, брат, это верно, - понимающе произнес Мировский, заметив одиноко стоящую на журнальном столике пустую чашечку с выпитым кофе и, нажав кнопку селекторной связи, распорядился принести еще. - Вот, давай-ка брат, по старой, так сказать, дружбе, отметим неожиданную нашу встречу (Мировский достал из бара бутылку коньяка), да вспомним институтские годы. - Он кивнул вошедшей длинноногой секретарше (отметив про себя, как жадно проводит за ней взглядом Сапфиров; а тот, в свою очередь, подумал что секретарша Мировского - уверенно смотрелась бы и на подиуме) - Как, кстати, видел кого из наших? - поинтересовался Мировский. - ...Да, разбросала людей жизнь, - сказал он через какое-то время, увидев, как отрицательно пожал плечами Сапфиров. - Да мы, сами-то... Живем вроде, в одном городе, а встречаемся раз в десять лет. Да и то случайно, - горько улыбнулся он. - Ну, давай, - Мировский поднял рюмку и, чокнувшись со старым приятелем, не без удовольствия (как отметил Бенедикт Валерьянович), пропустил мягкий напиток внутрь, отправив за ним и дольку лимона.
- ...бери-бери, не стесняйся, - пробасил Мировский, заметив, как Бенедикт Валерьянович, осторожно поставив выпитую рюмку, выбирает глазами, что взять: виноград, лимон, бутерброд с красной и черной икрой, шоколад... - А я вот, видишь, брат, сейчас здесь вот директорствую, - обводя взглядом огромный кабинет, стены которого были увешены полотнами известных художников ("неужели подлинники?" - подумал Бенедикт Валерьянович, заметив на одной из картин подпись Кандинского), - добавил Георгий Мировский.
- С комсомолом пришлось расстаться? - пошутил Сапфиров.
- Да, - махнул рукой Мировский. - Хоть и обратное поется в песне, а, как видишь, - пришлось... Кто ж знал, что наша страна так резко сменит курс, - словно оправдываясь, заметил он.
- Но тебе, вроде как, и грех жаловаться?! - искренне заметил Сапфиров, благодарственно кивнув наливавшему в его рюмку коньяк Мировскому.
- Да, вроде бы, и да?! - рассмеялся Мировский. - Вовремя почувствовав, что настали другие времена, я ушел с комсомольской работы (хотя уже был секретарем райкома). Открыл кооперативное кафе. Вслед за ним пошли: ларьки, палатки, магазинчик. Потом еще один. Пока, наконец-то, не добрался до завода... Помнишь, был у нас в области один неплохой заводик по производству химических удобрений? (Сапфиров на всякий случай кивнул). Когда наступили времена "гласности", и в газетах подняли всю ту шумиху по поводу крайней вредности для здоровья разных там нитратов да нитритов, которыми всегда, заметь, более чем усердно, обрабатывались поля нашей родины; при этом, мало кто знал, и об их пользе; ну, да это уже другой вопрос, - заметил Мировский, - ну так вот, уже тогда этот заводик работал, дай Бог, на треть былой мощности. Все-таки, как никак, новые экономические отношения, взамен плановой - пришла рыночная - экономика, ну, и, там, все прочее... Да к тому же еще (как говориться "до кучи") - в страну хлынули дешевые сельхозтовары из-за разом открывшихся границ. Вот и стали наши предприятия - лишившись госзаказов - терпеть убытки; а, значит, - что было уже интересно для меня, - и поголовно закрываться. Причем, если помнишь, люди сами уходили с насиженных мест. Если нет прибыли - значит нет зарплаты, а все надежды на светлое будущее... Семьи-то надо было кормить именно сейчас...
- Но я-то знал, что подобная "катавасия", - продолжал Мировский, - не может длиться вечно. В общем, сейчас уже и не припомню, как - одних взяток пришлось дать "немеренно", да, к тому же, подключить все старые связи, - но я стал сначала заместителем директора того завода, а еще через полгода (пришлось взять грех на душу, пустить небольшой "компроматик" на директора - уж никак не хотел уходить старый вояка на законную пенсию) стал и директором. А тут, глядишь, и Анатолий Борисович со своей приватизацией подоспел. Ну и я недолго думая, - приватизировал весь заводик. А потом - масть пошла - и еще несколько. Подобных. Да, впрочем, и не только подобных. Принцип-то один. Нахожу абсолютно нерентабельное, терпящее огромные убытки, предприятие (в те времена таких было "море"). Покупаю. Вкладываю деньги (благо, что с их наличием проблем не было, отрыл даже свой банк). А потом эти самые некогда убыточные предприятия начинают приносить прибыль, а некоторые - и сверхприбыль. Но уже - заметь - мне. А не какому-то там государству. Которого, тем более, что и не стало - Союз-то распался. Вот таким образом, я и имею сейчас все, что имею, - добродушно усмехнулся Мировский, сделав широкий жест руками, разводя ими в стороны, мол, видишь все сам.
- Да, - с уважением закивал головой Сапфиров, мол, действительно, вижу все сам, что тут еще говорить.
- Ну, а у тебя как? - Вспомнив, где он встретил своего однокашника, заботливо спросил Мировский. - Временные трудности?
- Да если бы временные, - произнес Бенедикт Валерьянович, и не скрывая (что скрывать, тот сам все понимал. Да и коньячок - как-никак давно опустела - заговорились - третья рюмка - начал действовать) поведал Жоре Мировскому о произошедших с ним за последнее время событиях.
- Да, - пораженный услышанным, по крайней мере - так показалось Сапфирову, покачал головой Мировский.
На время воцарилось молчание. Каждый думал о чем-то своем. И все же, они вместе думали почти об одном и том же. Мировский неожиданно вспомнил, как еще на третьем курсе, когда внезапно, во время, казалось бы, ничем не примечательной лекции по "Истории КПСС" к ним нагрянула министерская проверка (вместе с деканом и проректором по учебной работе) и ее председатель, маразматического вида старикашка, разбудивший своим пискляво-кудахтающим кашлем добрую часть мирно дремавших студентов - была первая пара - потребовал каждому предъявить конспект, и почти тогда же, на его вырванной из тетради листочек, где он играл с соседом в "слева" (есть такая игра, когда в расчерченном пять на пять (клеток) квадрате посередине пишется первое пятибуквенное слово, а дальше, прибавляя к нему по букве, придумываются любые слова) - плюхнулась тетрадь - конспект Сапфирова (что грозило бы секретарю комсомольской организации университета, узнав, чем он занят на лекции по истории партии?! - а партия в то время была одна, нерушимая и основополагающая! - можно было даже не сомневаться). Кстати, о серьезности - тогда благополучно для Мировского миновавшей - проверки можно было судить хотя бы по тому факту, что, по ее результатам, троих студентов просто отчислили, а еще пятерых - видимо вмешались спохватившиеся родители, сумевшие отыскать неожиданных покровителей - "поставили на карандаш"; причем он был такой длинный, что в течение оставшихся до защиты диплома двух лет, собственно до самой защиты "дожил" только один, "благополучно" и провалившийся на итоговых экзаменах. Кстати, для Сапфирова, оказанный им жест помощи на самом деле почти ничего не стоил. Он имел несколько удивительную - быть может, если не сказать странную привычку вести одновременно два конспекта; причем на каждой лекции; а потому, заметив окаменевшее лицо однокашника, - просто перекинул тому на стол одну из своих тетрадей. Вот этот эпизод почему-то сейчас и всплыл в памяти Мировского.
Сапфиров же вспомнил совсем о другой истории. Тогда, еще только поступив в университет и не успев, должным образом, изучить расположение кафедр, - он, как водится, заплутал; и, понимая, что явно опаздывает к началу пары, - обратился за помощью к стоявшей группе старшекурсников. А те, отчего-то, подняли его на смех. От стыда Беня Сапфиров готов был провалиться на месте. Но неожиданно гогот прекратился; и, в воцарившейся тишине недавний школьник, подняв голову, увидел своего одногруппника Жору Мировского, который, - схватив двоих старшекурсников за шивороты, - наклонил их в "странновымученном" (вероятно, именно вся нелепость и искусственность изменения ситуации послужила рождению в подсознании Сапфирова уже совсем иных ассоциаций) поклоне вниз; остальным - велев попросту заткнуться. Самим. Что, нужно заметить, парни охотно и сделали.
Та история получила неожиданное продолжение. Спустя несколько дней уязвленные старшекурсники, желая проучить "обидчика", подстерегли Жору Мировского в туалете. И здорово за это поплатились. Тот не только скрутил, связав брючными ремнями всех пятерых, но и прицепил их к батарее отопления, предварительно окунув... каждого...
Кстати, слава Жоры Мировского после этого весьма распространилась; его уважали, боялись, боготворили, и любили, каждый по-своему; в зависимости от пола, возраста, и... - впрочем, и этого для семнадцатилетнего парня, - было более чем достаточно... Интересно, - почему-то подумал Сапфиров, - изменился ли Мировский?.. Каков он сейчас?.. Слава-то, по сути, портит людей...
- Вот что я подумал, старик, - нарушил молчание Мировский. - Иди ко мне секретарем-референтом.
- Секретарем-референтом?! - почти тут же переспросил удивленный Сапфиров.
- Ну да! - искренне ответил Мировский, который вроде бы и не хотел - так показалось Сапфирову - замечать некоторую комичность будущей ситуации. - Хотя... ты, пожалуй, спутал эту должность с другой, - все же видимо догадавшийся, о чем мог подумать его институтский приятель - Мировский весело захохотал. - Нет-нет, секретарша у меня есть... и не одна... - продолжал смеяться он. - Я предлагаю быть чем-то вроде личного секретаря; личного "поверенного"...
Ты будешь постоянно находиться со мной; я постепенно введу тебя в курс всех дел... Твоя задача будет - планировать мое время; разбирать поступающую документацию, выбирая из нее наиболее важное и ценное; например то, что необходимо сделать в первую очередь... В общем, - я предлагаю тебе что-то, навроде того, чтобы быть моим вторым "я"...
- А кто, - до этого, - всем этим занимался? - с более чем серьезным (а то, скорее, и испуганным) выражением лица поинтересовался Сапфиров, у которого (и опытный Мировский тот час же это отметил), тем не менее, появилась некоторая заинтересованность в голосе. Можно даже было сказать, что он уже согласился... Но, видимо, считал, что определенные правила приличия... обязывают, например, к некоторым расспросам.
- Да... сам я и занимался, - немного смутившись, искренне признался Мировский (Сапфиров, из-за своей доверчивости легко - и часто - обманывался; но сейчас ему отчего-то показалось, что Мировский говорит правду). - Если помнишь, в советские времена был лозунг: "Кадры решают все!". Так вот - к сожалению - это лозунг остался актуален и по сей день. Подобрать "стоящего" помощника - такая же непосильная задача, как и раньше. Тем более, что доверять "первому встречному" (да, даже, и не первому) - я до сих пор как-то не решался.
- Но ты же меня совсем не знаешь? - попробовал оправдываться Сапфиров. - За столько лет, сколько мы не виделись, я вполне мог стать тем "первым встречным", которого ты опасаешься? - высказал он свое очередное (нелепое по сути, - подумал Мировский) предположение.
- Ты - не "первый встречный"! - неожиданно жестко сказал (как отрезал!) Мировский. - Не путай кисель с молоком, - его взгляд тотчас же стал сродни голосу.
- Ну, не знаю, - честно признался (а на самом деле тотчас же испугался - только чего?) Сапфиров.
- Да что не знаешь-то? - видя реакцию приятеля, уже мягче, и с подкупающей искренностью в голосе (варьирование диапазонами коего он давно уже поставил себе на службу; этому (и не только этому) когда-то учил его специально приглашенный репетитор - профессор Театральной Академии) - поинтересовался несколько даже обиженный Мировский. - Разве, идя в мой офис, ты не хотел устроиться на работу?.. (Одобрительный кивок от Сапфирова). Вот, считай, ты и устроился!..
- Да, как-то непривычно, что ли, - видимо, удивляясь, отчего же он не соглашается, промямлил Сапфиров.
- Ну, ладно... Не буду тебя неволить, - сказал, как показалось Сапфирову, начавший терять терпение Мировский. - Можешь сейчас погулять, подумать... А через два часа - жду тебя в моем кабинете. Придешь - и скажешь ответ...
- Ну, а чтобы тебе легче думалось... - Мировский достал из сейфа пачку стодолларовых купюр и, отсчитав пять бумажек, передал их онемевшему Сапфирову. - Вот тебе небольшой аванс. Бери, бери. Ну, как будто ты уже дал согласие, - пояснил он. - И имей ввиду - зарплата у нас в несколько раз больше... А еще и премия. Впрочем, если все же ты не надумаешь ничего путного - ничего страшного. Просто вернешь деньги обратно. Ну, все, - видя, что изумленный Сапфиров молча стоит на месте, в нерешительности сжимая банкноты. - Жду тебя через два часа и, пожалуйста, прежде, чем отказываться, - хорошенько все обдумай... Может, такого шанса у тебя в жизни больше не будет.
ГЛАВА 4
- Ты с ума сошел, - выдохнула жена Сапфирова, даже не дослушав до конца рассказ мужа. - Да ты должен был тут же согласиться, - недоумевала она, чуть ли не перекрикивая, безуспешно пытавшегося вставить слово в своё оправдание, Сапфирова. - Неужели всю оставшуюся жизнь так и проживешь безмозглым недоумком?..
- Ну, подожди, пожалуйста, - взмолился Бенедикт Валерьянович. - Я же еще не отказал ему... Да и он сам дал мне время подумать...
- Какое время! - закричала жена так, что Сапфиров вынужден был слегка отклонить от уха трубку (рассудив, что за отведенные два часа он не успеет доехать до жены и вернуться обратно, Бенедикт Валерьянович решил посоветоваться с ней по телефону). - Долгов "немеренно", ребенок ходит в обносках, из квартиры скоро выселят
- а он еще берет время подумать, - не унималась жена. - Да когда же это все кончится, - неожиданно перешла она в плач. - Сколько же мне еще терпеть-то все это?.. За что на меня все свалилось, - дав волю эмоциям, - взахлеб причитала она.
- Ну, подожди, подожди, - тоже поскуливал Сапфиров. - Я ведь только хотел попросить у тебя совета.
- Совета! - снова принялась кричать жена, неожиданно видимо вспомнив свою миссию хозяйки семьи, - Какого тебе еще нужно совета! Да тебе, недоделку, что в лоб, что по лбу - все бесполезно...
- Ну я...
- Молчать!
- Ну...
- Молчать, сказала! Не смей меня перебивать!
- Да что ты взъелась-то? - готов был вскипеть и Бенедикт Валерьянович, но, видимо, тут же испугался такого своего порыва - еще больше скис и готов был разрыдаться...
- Я взъелась?! Да неужели ты не понимаешь, что тебе на самом деле дан последний шанс?! Что ты встретил - такого человека... такого... - еще не утихший гнев мешал супруге Сапфирова вознести до заоблачных далей Мировского; о котором, заметим, она только что впервые и услышала; но который, заочно, уже успел ей понравиться. - Да, ты должен ему в ноги кланяться, благодарить за такое доверие... Секретарем-референтом... Ну и что, что секретарем-референтом... А ты-то кем хотел? Директором?.. Или забыл, как работал грузчиком и продавцом?..
- Ну, зачем ты об этом? - попросил обескураженный услышанным - он давно уже пожалел, что и звонил, и теперь готов был согласиться со всем чем угодно, только чтобы это когда-нибудь прекратилось - Бенедикт Валерьянович.
- Зачем? А сам ты не понимаешь зачем?! - окончательно вышла из себя супруга - Или все мозги оставил в своих пробирках?!
- Ну, опять ты за старое, - умоляюще заканючил Бенедикт Валерьянович.
- Ладно, - попыталась успокоить сама себя Елена Сапфирова. - Ты хотел моего совета?! Вот мой совет - сейчас же иди в офис к Мировскому! И скажи, что согласен. Иначе - все! Я дальше терпеть не буду. Тотчас же подам на развод.
- На развод? - опешил Сапфиров.
- Все! - бросила трубку Елена.
Как уже было и понятно, Сапфиров согласился. Уж слишком ранимый, чувствительный, с тонким душевным настроем был Бенедикт Валерьянович, чтобы пойти наперекор кому бы то ни было; а тем более жене. Он ей вообще привык подчиняться; даже, несмотря на то, что Елена была младше на десять лет.
Так повелось еще с момента их первого знакомства, когда тридцатилетний Бенедикт (тогда, впрочем, уже Бенедикт Валерьянович) увидев симпатичную студентку, - сказал ей какой-то комплимент; а она, вспыхнув, развернулась и в гневе пошла прочь. И тогда Сапфиров, испугавшись, что ненароком обидел (он вообще никого не мог обидеть) девушку, полчаса бежал за ней, извиняясь. Так они и познакомились. И с тех пор Елена, обладающая сильным, волевым характером (то ли это у нее было от спорта, то ли от отца, офицера-подводника, погибшего где-то подо льдами Арктики), достаточно быстро осознавшая "слабинку" мужа, - умело, и без зазрения совести, этим пользовалась.
Нет, нельзя сказать, чтобы она совсем уж была извергом. Тем более что и Сапфиров, по большому счету, был не в такой уж большой, и обиде. Во-первых, сам по себе не привык ни на кого обижаться; вполне свыкшись, что его все шпыняли, еще чуть ли не с детского сада. Во-вторых, для Сапфирова со стороны жены была "заготовлена" вполне достаточная "компенсация"; и то, что его "разгневанная" днем супруга, - позволяла с собой вытворять ночью, - с лихвой окупало все что угодно; тем более, - уязвленное мужское самолюбие; которого, в общем-то, и не было...
А, кроме того, Бенедикт Валерьянович таким уж униженным себя и не ощущал...Мол, что поделать... Таков мир, - всегда философски замечал он... К тому же, - он всегда готов был привести десяток примеров из художественной литературы (чтение - одно из любимых занятий Сапфирова еще со школьных лет), - когда главные герои вынуждены были терпеть не меньшие унижения...
Однако, нельзя было сказать, что Сапфиров так уж и жил в каком-то вымышленном мире. Нет. Хотя, может быть, так бы все в итоге и произошло, выбери он профессию под стать своему увлечению. Но химия не зря относится к тем точным наукам, которые весьма далеки от абстрактного позитивизма в восприятии жизни. Это серьезная наука, требующая от своих приверженцев прежде всего следования строгим нормам. Тут уж, помимо тонко выверенных пропорций и ничего не прикажешь... Наука...
Быть может и потому, занятия химией, в свое время, достаточно остудили излишне-романтический настрой Бенедикта Валерьяновича. Тем более что вторым, не менее сильным "катализатором" - была жена Сапфирова. Тут уж, орудие было еще более действенное... после иного разговора с супругой, Бенедикт Валерьянович не только не мог долгое время (хотя бы минимально) сосредоточиться; но, иной раз, и вовсе - ходил как дурак. Хотя, иной раз, - после случайно выслушанного всплеска эмоций "второй половины", - начинал действовать, - заметно проворнее.
Так было и сейчас. Сразу после разговора с Еленой, Сапфиров направился в офис Мировского, где и дал свое согласие, извинившись, что не стал дожидаться прошествия двух часов.
- Да какие разговоры, старик, - дружески похлопал его по плечу Мировский. - Считай, что ты уже работаешь. Поехали-ка со мной... - Мировский внезапно смолк, окидывая взглядом одежду Сапфирова. Несмотря на то, что на том была та одежда, которая, как он считал - и полагалась при соискании приема на работу - темно-серый костюм, белая рубашка, черные туфли и коричневый галстук - его внешний вид заметно отличался от Мировского... То ли качеством ткани тысячедолларового костюма Георгия Георгиевича, то ли еще чем... (Мировский раздумывал, посматривая на смутившегося Сапфирова). - Сделаем так, - наконец-то произнес он. - Вот тебе полторы штуки баксов (он, достав из внутреннего кармана портмоне, отсчитал необходимое количество зазеленевших бумажек), выбери приличный магазин и хорошенько оденься. - На вот тебе на всякий случай еще штуку, - подумав немного, Мировский достал еще деньги. - Значит так - это на сегодня. А завтра... Завтра я жду тебя в офисе... - Мировский о чем-то размышлял, уставившись на стрелки ручных часов "Роллекс"; давай так. Жду тебя - к половине одиннадцатого. Форма одежды - "дорогая", - усмехнулся он, глядя на согласно закивавшего Бенедикта Валерьяновича.
- А теперь по коням, - распорядился, все еще приветливо улыбаясь, Мировский, и, - передав Сапфирову деньги - которые тот все еще держал в руках - дал понять, что на сегодня аудиенция окончена.
- Да, - уже в дверях спросил он, тот час же обернувшегося Сапфирова. - У тебя права-то есть?.. Есть?.. Хорошо. Завтра подберем какую-нибудь машину... Ну все, - бывай!
- До свидания, - попрощался Сапфиров, в одном слове явив и уважение, и восхищение, и благодарность, и удовлетворение, и... облегчение.
Но в полной мере вздохнуть он смог, только когда захлопнулась закрываемая за ним дверь парадной. - На всем протяжении своего пребывания в кабинете, Бенедикт Валерьянович ощущал... нет, это, пожалуй, нельзя назвать тревогой... даже не беспокойство... скорее всего, какое-то неизъяснимое желание поскорее уйти, выйти за пределы кабинета, офиса; хотя он вполне догадывался, что виной тому было не что-то конкретное; а, скорее, виной всему - сам Георгий Георгиевич Мировский; человек- скала; человек- гранит; человек, подчиняющий своей энергетике все вокруг; и, вероятно, (уже вследствие этого), - способный аккумулировать около себя такие потоки разряженного воздуха, - все это пришло в голову Бенедикту Валерьяновичу, когда он вышел на улицу, - что они были способны заполнить любого человека; не считаясь - с желанием того.
Таким показался Сапфирову Мировский. И такому человеку, - он теперь был обязан служить. Вот так вот.
Хотя, что на самом деле из этого получится, - пока еще не знает никто; ни мы; ни Мировский; ни, - тем более, - Сапфиров; Сапфиров, который в последнее время вообще предпочитал не думать о чем-то наперед; убедившись, что события иной раз меняются с такой быстротечностью свершаемых комбинаций, что уследить за ними - не только невозможно, - но это и вообще, порой, оказывается очень даже неблагодарным занятием; тем более, что происходит все - совсем не так, как того, быть может, желал он сам. А раз так, - то, что толку: о чем-то переживать, что-то загадывать, с кем-то спорить, кого-то за это ненавидеть?... Ну, уготовано судьбой: "случиться так, а не иначе"; значит, - и быть таковому... Пусть все идет, как идет, - решил Сапфиров, оглядываясь в поиске телефонной будки, чтобы сообщить беспокойной супруге - результат встречи. А заодно, - и от этой мысли начало приятно так "посасывать где-то под ложечкой, - попросить "достопочтимую женушку" отложить дела, дабы помочь ему выбрать подходящий "прикид". (В минуты вдохновения Сапфиров и говорил-то, как-то, по особенному). А заодно и себе. Сапфиров рассудил, что тут вполне хватит на всех; включая ребенка; и для погашения долгов; даже останется. Он бережно нащупал лежащие в другом кармане пятьсот "баксов", о которых решил ничего жене пока не говорить. Пусть будет сюрпризом. Потом. Тем более, и тех двух с половиной тысяч долларов будет достаточно для того, чтобы повергнуть ее..., - Сапфиров задумался, - или в шок, или в восторг, - позволил себе улыбнуться, ловя такси, чтобы скорее забрать жену (она работала в одной из школ Красногвардейского района) и вернуться обратно на Невский.
Лучшие бутики города находились здесь.
ГЛАВА 5
- Ну, что ж! - восхищенно заметил Мировский, оглядывая Сапфирова, ровно в половине одиннадцатого осторожно постучавшегося в его кабинет (секретарша при его появлении приветливо улыбнулась, мол, заходите, вас ждут). - Теперь совсем другой человек. Да, а где твои очки? В Университете ты, я помню, их носил.
- Уже давно перешел на линзы, - признался Сапфиров.
- Нет, нет, тебе обязательно необходимы очки, - сказал Мировский. - Сейчас, кстати, по пути и заедем... выберем...
- А может все-таки я как-нибудь и так, в линзах? - взмолился было Сапфиров.
- Бенедикт Валерьянович?! - строго заметил Мировский.
- Понял, понял, - выставил вперед ладони, примирительно покачивая ими в такт словам Сапфиров.
- Так, теперь еще, - Мировский приоткрыл дверь шкафа и, оглянув содержимое полок, извлек на свет портфель из черной кожи. - Вот, держи. Это "от фирмы". Будешь носить бумаги.
- Спасибо, - восхищенно ответил Сапфиров, принимая портфель из рук шефа и восторженно проводя пальцем по тончайшей, великолепно выделанной коже.
- Ну все, пошли, - произнес Мировский, предварительно велев положить в портфель некоторые бумаги. - Сейчас у нас встречи с одним литовским бизнесменом, - уже по пути, пока спускались к машине, а затем, когда ехали в большом черном "Мерседесе", (машина охраны на "Джипе" следовала сзади), проводил инструктаж Мировский, - твоя задача просто за всем наблюдать, слушать, вникать, и делать очень умный и загадочный вид. Хотя, это от тебя и так не отнять, - заметил Мировский, взглянув на внимательно слушавшего его Сапфирова.
После встречи (прошла, как и предполагал Мировский, "на ура"), они заехали в офис (совещание), потом в ресторан (обед), вновь на встречу (тоже прошла удачно), еще на одну встречу (тот же самый результат), снова в офис (текущие дела), опять на встречу (неизменный результат), и еще на пару встреч; после чего, - вновь приехали в офис; желая подвести результаты за день.
- Ну что, примерно начал понимать, чем мы тут занимаемся? - дружелюбно поинтересовался Мировский, доставая бутылку коньяка и две рюмашки из бара.
Секретарша принесла кофе, привычно став сервировать стол.
... - На сегодня я тебя больше не беспокою, - произнес Мировский, после того, как еще с часик они посидели, проанализировав прошедший день и наметив программу на следующий. - А завтра будь готов к шести утра (выходи к подъезду); сразу от тебя -прямиком к финнам (в одиннадцать уже должны смотреть тамошнею типографию...) Вроде как расписали по телефону (усмехнулся Мировский, имея, вероятно, ввиду финских владельцев) "в суперидеальном" состоянии... Ну, да это не беда... как говорится, что надо, - докупим... Главное - цена смешная... Всего-то "пол-лимона"... Причем даже не долларов, - Мировский выразительно посмотрел на Сапфирова, - финских марок.
- Да нет, - улыбнулся Мировский, оценивая попытку все еще державшегося излишне скованно однокашника. - Хотя, сам понимаешь, сегодня - нет, завтра - да, - внезапно о чем-то подумав, уклончиво заметил он. - В общем, давай, - он встал, протягивая руку. - Завтра в шесть. Как договорились.
На следующий день, как и предполагалось, они выехали в Финляндию. При подъезде к Выборгу в их "Мерседес" неожиданно влетела ехавшая навстречу "девятка", водитель которой, решил неожиданно развернуться и, вероятно, не рассчитал скорости несущейся иномарки. К счастью, заметив "непонятный маневр", молодой парень, сидящий за рулем "Мерседеса", все же успел нажать на тормоза, перед самым столкновением - все еще пытаясь его избежать - вывернув руль в сторону. От этого удар пришелся как-то вскользь; помяв левый край бампера.
Джип охраны, дабы не въехать в неожиданно затормозивший "Мерседес" хозяина, резко вывернул вправо, протаранив обгонявшую его "БМВ - семерку", которая (понадеясь на скорость) решила обойти их с неположенной стороны.
В итоге, "БМВ" очутилась в кювете (хорошо хоть машина тяжелая, не перевернулась). Джип - там же. "Мерседес" и "девятка" остались на дороге; полностью перегородив движение.
Однако, в этой ситуации невероятно испугавшегося Сапфирова, - удивил Мировский, - который сразу же после столкновения пулей вылетел из машины (вот оно, борцовское прошлое) и, не успел еще никто опомниться, как он уже вытаскивал из "девятки" испуганного водителя.
- Ты что же, мудак, совсем ебанулся, - грозно вопрошал он, сотрясая (и без того трясшегося в испуге) водителя "девятки". - Смерти моей хочешь, - закричал Мировский, и нанес ему удар головой в переносицу, а следом за ним - правый апперкот по корпусу (пришедшийся аккурат в солнечное сплетение), после чего (как только обезумивший от боли водитель согнулся) Мировский, - схватив того руками за воротник (словно поддерживая повисшее тело), - сначала, несколько раз ударил правым коленом, а затем, сбив подсечкой, - нанес настоящий удар футбольного голкипера, пришедшийся в голову лежащего на земле "обидчика".
- Ну вот, и съездили к финнам, - мрачно пошутил Мировский, подходя к своей машине и закуривая сигарету. - Ладно, - сказал он, обращаясь к, только сейчас решившемуся вылезти на (разгоряченный баталиями) воздух Сапфирову. - Сейчас тут будут менты - оставим с ними разбираться нашу охрану (тем более - он оглянулся в сторону крепких, коротко стриженных парней, о чем-то разгорячено спорящих с несколькими ребятами схожей комплекции, вылезшими из БМВ - их, похоже, так просто не отпустят), - усмехнулся он. А мы тем временем все же поедем дальше. Жалко из-за какого-то... (он заинтересованно посмотрел в сторону приходившего в себя - тот вертел головой, сидя на земле и, прислонившись спиной к колесу - водителя "девятки") упускать выгодное дело.
- Мы ехать-то, надеюсь, сможем, - спросил Мировский своего водителя. - Ну, если можем, тогда поехали, - сказал он в ответ кивнувшему шоферу.
"Мерседес", взвизгнув колесами, стал быстро набирать скорость.
- Я думаю, мы успеем, - сказал Мировский, взглянув на часы, - должны успеть.
ГЛАВА 6
- Ты считаешь, - это на самом деле то, что ты искал? - спросил Исаак Альбертович, высокий, нескладный, худой, с квадратными очками, небритым лицом и слегка заросшей шевелюрой, в которой густые торчащие черно-серые волосы перемешивались с седыми, обращаясь к Сапфирову.
Исаак Альбертович Барт, в прошлом, был коллегой Бенедикта Валерьяновича по научно-исследовательскому институту. Потом, когда институт распался, и все сотрудники разбежались в поисках другого заработка (причем, хотели все денежную, а значит - на тот момент - в каком-нибудь кооперативе), Исаак Альбертович с маниакальным усердием принялся искать работу, связанную с научными исследованиями. Казалось, его нисколько не смущала ни маленькая зарплата, ни периодические задержки той самой зарплаты, да и вообще ничто, как, кроме того, что ему хотелось работать только в НИИ. Спроси его тогда: "Почему?" - он, наверное, и сам бы не смог более-менее ясно обосновать свое желание. Периодически встречаемые им "бывшие коллеги", - поначалу, было, отговаривали его; недоуменно покачивая головой, а кто - и тихо посмеивался, за спиной крутя у виска. Но Исаака Альбертовича абсолютно не смущали ни те, ни другие, ни третьи.
В итоге, через время, он не только устроился в один из еще сохранившихся - после повального закрытия - НИИ, но и, со временем, сумел его возглавить. А еще через время, именно его институт неожиданно получил крупный госзаказ (от правительства города); и, после (более чем удачного) выполнения того, - подобные заказы стали поступать регулярно; что обеспечивало и институту, и его сотрудникам, и самому Исааку Альбертовичу -- достаточно неплохое существование.
Через время он уже смог купить (старенький) "Фольксваген". Потом сменил его на быушную "Ауди". А к моменту встречи с Сапфировым (они и раньше периодически созванивались, встречаясь - раз-два в месяц - где-нибудь в кафе, баре, ресторане, а то и просто на природе, в каком-нибудь парке, у реки, или за городом; так сказать, поделиться новостями), он уже восседал за рулем новенькой "Ауди А-4". Причем, иногда (например, как сейчас) предпочитал приезжать с водителем. Барт уже неделю как был в отпуске (взял пару недель - после защиты докторской диссертации), а потому решил, что может позволить себе несколько расслабиться.
- Конечно же, нет, - согласился с ним Сапфиров. - Но, сам понимаешь, в моей ситуации выбирать особо не приходится.
- Да не понимаю я! - рубанул рукой воздух Барт. - Сколько не пытаюсь - не понимаю?!.. А может, и не хочу понимать?! Еще пять лет назад я предлагал тебе идти ко мне в институт. Давал лабораторию. Ты же ученый!? Зачем тебе весь этот бизнес?
- А какую зарплату ты мне предложил? - попытался тоже напомнить ему прошлое Сапфиров.
- Но это же только на первое время, - ответил Барт. - Да и тогда еще у нас дела шли не так хорошо. Но в будущем-то ситуация выправилась.
- Да, но жить-то я хотел на тот момент, - отстаивал свою точку зрения Сапфиров, благодарственно кивнув официантке, принесшей новые кружки с пивом (они сидели в пивном баре). - Знаешь, сколько я уже наждался?!.. Когда-нибудь все же хочется и пожить!
- Пожить? - удивленно посмотрел на него Барт. - Ты считаешь, ходить в прислуге у олигархов - это житье? Да ты... да ты, - должен был в морду ему бросить эти деньги...
- И гордо уйти! - перебил его, улыбаясь, Сапфиров (он знал привычку товарища, - особенно когда тот слегка "перебирал",- ругать "новых русских"; причем, действительно, делал это почти исключительно в подвыпившем состоянии; тогда - в его душе - просыпался настоящий коммунист-большевик; что, как минимум, было весьма занятно; потому как - в трезвом состоянии, - Барт являлся: сторонником демократии, бизнеса, реформ и всего-того, что считал характерным и неотъемлемым признаком нового времени. "Стоять на месте - значит идти назад", - приводил он часто свою любимую восточную поговорку).
Где был "настоящий" Барт - никто не знал. Сам он (на следующее утро) говорил, что слова пьяного человека нельзя воспринимать всерьез. Но, как известно, "что у пьяного на языке...". С чем, впрочем, сам Исаак Альбертович - нисколько не соглашался.
- Да, может, и уйти, - не понял (или не хотел понимать - была у него и такая черта) товарища, Барт.
- Ладно, - сказал Сапфиров. - Ты лучше скажи: если я сейчас надумаю к тебе перейти - возьмешь? - улыбнулся он, желая слегка переменить тему.
- Нет. Нет - тебя не возьму, - покачал из стороны в сторону опущенной головой Барт. - Таких как ты наука обратно не принимает, - попытавшись твердо (вышло - с трудом подбирая слова) сказал он.
- Ну, вот видишь, - улыбнулся Сапфиров. Он нисколько не обижался на подобный ответ; вполне снисходительно относившись к полупьянобредовой болтовне давнишнего приятеля. Да и тот знал, что Сапфиров на него "не держит зла". Все-таки, за полтора десятка лет общения они вполне изучили друг друга.
- Да что я вижу? - неожиданно пришел в себя, уже было задремавший, Исаак Альбертович. - Я вижу... - но он, видимо, преувеличил свои силы; а потому (так же внезапно) затих, загрустил, и - напрочь потеряв нить разговора лишь пробурчал что-то типа того, что: "Я вижу лишь то, что вижу!"... А вижу я, - вновь на каком-то подъеме, видимо радуясь, что вспомнил, о чем хотел сказать, воскликнул, вставая, Барт. - А вижу я перед собой отличного парня, своего товарища, который хоть как-то пытается зацепиться за этот шаткий мир.
- Чтобы выжить, - согласился с ним Бенедикт Валерьянович, - исключительно чтобы выжить!
- Да все нормально! - ответил Исаак Альбертович, обнимая за плечи Сапфирова. - Ты лучше ответь мне вот на такой вопрос - зачем ты ему нужен? Или поставим вопрос иначе, - почему сейчас ты ему так стал необходим, что он никуда без тебя ни шагу?
- Сам задаю себе такой вопрос, - признался Сапфиров. - Везде - на встречи, презентации, конференции, поездки, везде я должен его сопровождать. Недавно ездили в Финляндию, так и там, уж казалось, что я-то мыслю в покупках типографии, ан нет, не только настоял, чтоб я ехал с ним, но периодически обращался ко мне во время переговоров, советовался, спрашивал мое мнение, - недоуменно покачал головой Сапфиров.
- Хм, - многозначительно заключил Исаак Альбертович, задумчиво уставившись на товарища. - То, что ему внезапно потребовалось мнение не специалиста - а тебя, мой друг, уж извини, к акулам бизнеса я отнести никак не могу (Сапфиров согласно кивнул головой) - в это поверить трудно - раздумывая, произнес он. - Хотя, может, ему просто потребовался свежий взгляд. Знаешь, иной раз просто необходимо уйти от шаблонных суждений. А ты, тем более, как никак интеллектуал. Да и, вроде бы, своего никакого интереса не имеешь. А значит, сможешь сказать так, как оно, как говориться, есть на самом деле.
- Не знаю, - задумался Сапфиров. - Хотя, эта версия имеет право на существование.
- А почему бы и нет? - настойчиво произнес Исаак Альбертович. - По крайней мере, она хоть как-то что-то объясняет?! Ведь иначе - действительно - один темный лес?!
- Да, ладно, - махнул рукой Сапфиров, отклоняясь назад на стуле. - Со временем, я думаю, все прояснится.
- Ну, со временем-то, действительно, все должно проясниться, - многозначительно заключил Барт.
На том приятели и решили. А еще через день, у Бенедикта Валерьяновича появились новые, дополнительные факты для того, чтобы вернуться к недавнему разговору, в который уж раз пытаясь ответить на все чаще и чаще возникающий у него вопрос: чем вызван такой к нему интерес со стороны Мировского...
ГЛАВА 7
Целый день прождав Мировского в офисе ("...посиди пока в кабинете, полистай газетки..."), Сапфиров уже начал было беспокоиться; как (наконец-то!), позвонивший Георгий Георгиевич (должен же был приехать?!) продиктовал Бенедикту Валерьяновичу адрес, велев срочно выезжать (ты уж извини, брат, никак не могу выбраться, приезжай сам, я тебя жду, тут ребята назначили встречу). Ничего не понимающий Сапфиров взял такси (деньги еще остались с аванса), и уже через полчаса настойчиво звонил в дверь (приехал по записанному адресу - оказалась квартира в сталинском доме), из-за которой была слышна громкая музыка. Наконец, подумав, что "кто-то, что-то" перепутал, и, собираясь уйти, Сапфиров, словно для успокоения совести (к одной из его характеризующих черт, бесспорно, относится обязательность и пунктуальность) толкнул дверь. Та - неожиданно легко подавшись - отворилась.
- Есть тут кто? - спросил Сапфиров, входя в квартиру. - Георгий Георгиевич? - позвал он и понял, что его, пожалуй, никто не слышит. Слова тонули в потоке музыки, льющейся из двери единственной комнаты. - Георгий Георгиевич! - постучал Сапфиров в дверь и, не получив никакого ответа, прислушался, прислонив ухо к деревянной поверхности. Он вроде бы расслышал какие-то звуки; хотя, точно ручаться не мог. Ведь ему могло и "послышаться". - Георгий Георгиевич, Жора, - постучал он чуть настойчивее; но ответом ему был все тот же синтез барабана, гитары, аккордеона.., - да голос (о чем-то орущего) певца. ("Какой-то странный, западный рок, - подумал Бенедикт Валерьянович, - даже пауз нет между песнями?..")
В недоумении Сапфиров огляделся; заметив расположенную слева кухню (дверь была распахнута), - прошел туда; и, присев на один из стульев, решил подождать, что будет дальше. Так прошло четверть часа. Потом еще столько же. Голос в колонках орал, не умолкая. Доносившийся до него звук перебивающего все и вся барабана, казалось, уже начинал отбивать дробь по его голове, в которой появились - все вытесняющие - беспокойно-недоуменные мысли, и, с трудом высидев еще минут десять (все - десять минут жду - и ухожу), Сапфиров поднялся (настроение за день было испорчено окончательно) - и, кляня на чем свет стоит всех этих "новых русских", - направился к входной двери, собираясь побыстрее убраться.
Он даже не понял сразу, что теперь дверь в комнату была приоткрытой. Секунду помедлив (может, показалось? тем более, что он уже почти вышел на лестничную площадку), Сапфиров все-таки решил хотя бы "не обманывать себя" ("все равно потом буду переживать, была дверь открыта или нет"); он обратно переступил порог квартиры и подошел к злополучной двери. Та, на самом деле, была чуть приоткрыта. Слегка поколебавшись (усталость чрезмерного ожидания несколько приглушила сидевший в нем страх оказаться непорядочным. О банальном любопытстве тут не могло быть и речи. Он был иначе воспитан) Сапфиров осторожно заглянул в комнату.
Сразу в глаза бросилась огромных размеров кровать. На ней - в дьявольском танце извивались несколько обнаженных тел.
Сапфиров всмотрелся чуть внимательнее. Теперь он мог уже ясно разделить клубок переплетенных тел на женские и мужские. Мужское, лежащее на спине с пристегнутыми наручниками (быть может, показалось?) к верхней спинке (действительно - у изголовья) руками, принадлежало никому иному, как Мировскому (?!). Ноги у него были разведены в стороны, и привязаны веревками к нижней спинке кровати. Стоны наслаждений Георгия Георгиевича, переходящие в похрипывание, посапывание, попискивание, покрикивание слегка заглушали сумасшедший рок, несшийся из расположенных по обе стороны от кровати больших динамиков. Извивающиеся на Георгии Георгиевиче девушки выделывали, по большому счету, черт-те что. Причем, они не только использовали для удовлетворения прикованного Мировского свои тела, но явно и активно употребляли валяющиеся повсюду (а у некоторых и находившиеся в руках) ремни, зонтики, фаллоимитаторы, вибраторы и тому подобные средства наслаждений, добрая часть из которых отдавала резким садомазохистским уклоном. Девушек было пять. Все, - с разным цветом и разной длины - волосами, разных комплекций (маленькая, обычная, высокая, толстая, худая, с большой грудью, с маленькой и т.п.). Было видно, что тот, кто их сюда собрал - явно проявил изобретательность.
Опомнившийся Сапфиров ("нельзя же столько смотреть, не отрываясь"), собрался уже было незамеченным (хорошо, что незамеченным) отклониться назад, как вдруг он встретился с глазами Мировского.
- Вот влип-то, - корил себя Сапфиров, пулей выскочивший из квартиры, и в беспокойстве прохаживаясь у подъезда (совсем уйти он не решился). Все, более-менее связные мысли словно испарились, так и не дойдя до какого-либо законченного конца.
- Ну что, заждался, - спросил его, как ни в чем не бывало, Мировский, неожиданно вышедший из подъезда. Одет он был в костюм да наброшенное сверху черное пальто (все-таки начиналась осень). Неизменно серьезное (начальственное) выражение лица Мировского действительно (Сапфиров внимательно всмотрелся) ничем не выдавали недавно происходящего.
Тут же подошла машина.
-- У нас сейчас очень важная встреча, - произнес Георгий Георгиевич, жестом приглашая Сапфирова садиться. Уже в отъезжающем "Мерседесе" Бенедикт Валерьянович, случайно посмотрев в окно, заметил, как одна за другой из подъезда выходят девушки, даже не смотря в их сторону, словно ничего и не было. Инстинктивно проследив за ними взглядом, Сапфиров заметил, как те стайкой направились к стоявшему поодаль микроавтобусу "Вольво".
- Ну, дела, - успел только подумать Бенедикт Валерьянович, как повернувшийся к нему с переднего кресла Мировский, принялся подробно инструктировать его по поводу предстоящей встречи.
- Твоя задача особо ничего не говорить, - сказал он. - Просто сиди и слушай. Если я о чем-то тебя спрошу, соглашайся, кивнув головой. Только никак не мотивируй свой ответ. Максимум, что возможно - отвечай односложно. И всегда "да".