Аннотация: Рассказ об отношении отца к известию о беременности жены и о взаимоотношении с дочерью до 14-ти летнего возраста
Я папа
I
Влетает в комнату, размахивая тестом с двумя полосками. Я ничего не понимаю. Вернее, понимаю, но слишком долго ждал. Ждал и поэтому сейчас не могу поверить. Во рту сухость, нервно сглатываю и спрашиваю:
- Так значит да?
Голос чужой, почему-то ослабли ноги. Она со счастливым воплем:
- Да! Ну, очнись же! Я беременна! И это не сон! - бросается мне на шею.
Наконец-то прихожу в себя. Комната, которая только что была увеличена в разы, снова приобрела свои размеры, а ко мне вернулась способность мыслить. Обнимаю её, зарываюсь лицом в родной шёлк волос... Осыпаю поцелуями её глаза, щёки, губы. Шепчу, боясь спугнуть сказку:
- Я стану папой... А ты мамой... мамочкой... Самой хорошей, самой красивой мамой на свете...
Она шепчет в ответ:
- Да! Да, мой хороший... А ты папой... папулей... папочкой... Самым отличным отцом! Самым... самым... любимый...
II
Девять месяцев пролетели, как день. Позади токсикоз, когда я не знал, что мне такое себе разогреть, чтобы её не стошнило. Уничтожены килограммы лимонов. Не знал, что их можно чистить и есть как яблоки. Нет, не просто есть, а причмокивать: "Это тааак вкусно! И совсем не нужен сахар!". Не нужен, ага... У меня при виде этого зрелища выделяются литры слюны, оскоминой сводит рот. А она, как ни в чём не бывало, чистит очередной лимон.
Самое памятное событие за всю беременность - история с рыбой. Хотела, молила, просила принести сома горячего копчения. Когда-то пробовали его, отдыхая на Волге. И вот мне пришлось изрыть Москву носом всю вдоль и поперёк, чтобы разыскать копчёного сома. Принёс рыбину, как рыбак драгоценный улов, то есть весь гордый из себя. Она радостно бросилась мне на шею. Скорее на кухню, стал разворачивать. У неё губки затряслись от обиды, и она, зажав рот, бросилась в туалет... И я ел этого сома три ночи. Именно ночи, потому как днём один аромат копчёного красавца гнал её снова в туалет.
III
Она позвонила из роддома:
- Я перенашиваю. Завтра вызовут роды.
Говорит быстро и сбивчиво, экономя драгоценные единицы на карте. Так и не сумел купить ей мобильник... В голове вязкая каша, а в ушах молоточки лупят по колоколам. Прорываюсь сквозь них вопросом:
- Когда? Во сколько?
Она:
- Завтра в шесть утра.
Короткие гудки - чертовы единицы слетели. Стою, как оглоушенный "Завтра в шесть...". Она легла в роддом заранее. Мой дурацкий график работы мог бы не совпасть с началом схваток. Пролежала там неделю и вот уже завтра...
Утро наступила быстро. Она там сейчас мучается, наверное. Ну да, они все рожают с трудом. Гоню от себя тревогу - природа поможет справиться. Но всё равно снова и снова тревожные мысли лезут в голову. Так... Надо отвлечься. Взгляд падает на упакованные детали детской кроватки. Отлично! Достаю инструменты, начинаю собирать. Отвлекает хорошо. Я состыковываю детали, скрепляю их болтами. Уже почти всё готово. Вдруг резкая боль в животе. Я охнув опускаюсь на пол, на глаза попадается будильник. Подсознание ловит "Девять утра". Что за нафиг? Откуда боль? Потом выясняется - в девять у неё пошли интенсивные схватки.
Нет звонка, никакой информации. Они обязаны позвонить, так положено. Звонков нет. Понимаю, что от беспокойства хожу по комнате, как лев по клетке. Плюю на всё, звоню сам. Спрашиваю о любимой.
- Когда, говорите, начало вызова родов?
- В шесть утра.
- Так, папаша, рано звоните-то. Они рожают по 12 часов и больше. Наберитесь терпения!
Короткие гудки. Терпения... А где его взять?
Звонок! Лечу через всю комнату, выдавливаю хрипло:
- Да?!
- С дочкой вас, папаша! Роды прошли хорошо. Родила в 14.00. Вес 3200, рост 52. Здоровый доношенный ребёнок. Роженица чувствует себя хорошо, сейчас отдыхает.
- Спасибо! - выкрикиваю я и лихорадочно набираю номер тёщи. Потом своей мамы. Потом звоню её брату. Потом... Потом просто опрокидываюсь на диван и лежу так, улыбаясь, как дурак.
IV
На следующий день стою под окнами роддома. Её перевели в послеродовое отделение. Я стараюсь перекричать голоса других папаш, и в крики "Маша! Лида! Наташа!" вклинивается мой: "Юля!". Распахиваются окна. Кто-то уже перекрикивается с жёнами, пытаясь рассмотреть своих младенцев, щурятся от солнца и заслоняются от него ладонями. Наконец-то я услышан! В распахнутом окне стоит она, и, улыбаясь, показывает мне спелёнатую кукляшку. Я не вижу личика, пытаюсь и так и этак, но никак. Рядом папашка с театральным биноклем рассматривает своего богатыря.
- Друг, на минутку! - прошу я, и не дожидаясь разрешения, забираю бинокль прямо из его рук.
Он не возмущается, дружелюбно похлопывает меня по плечу:
- Парень?
- Девочка!
- Тоже хорошо!
В оптику вижу счастливое лицо жены и одутловатое личико дочи.
- Красивая?! - кричит жена.
- Да! Очень! Щёчки, как у хомячка! - заливаясь дурацким смехом, отвечаю я.
Пятый день, я стою с букетом розовых гвоздик. Искал долго, она любит именно такие. Нет, вообще-то она любит розы, но издалека эти гвоздики похожи на розы, правда-правда. Рядом суетятся моя мама и тёща. Заходим. И откуда все знают, что делать, а я не в курсе? Слышу короткие команды и выполняю на автомате:
- Пакет медсестре отдай.
- Деньги, на полтинник, дай той, что держит ребёнка.
- Папаша, вы хоть жену поцелуйте, и отдайте ей цветы!
- Да что же вы, как не живой! Берите ребёнка! Она стоит и улыбается. И кроме этих родных и любимых глаз, для меня сейчас ничего не существует!
Кулёчек весь в кружевах. Личико прикрывает уголок. Шёпотом спрашиваю:
- Я посмотрю, можно?
Жена смеётся, чмокает меня в щёку и откидывает уголок:
- В машине надо будет её покормить, - спокойно говорит жена.
V
Первая ночь. А она не слишком громко плачет. Почему все рассказывают такие ужасы? Новоиспечённая мамочка, пройдя днём у наших мамаш курс молодого бойца, лихо орудует пелёнками, подгузниками, присыпками. Я суечусь рядом, и опять выполняю короткие команды "Забери", "Дай распашонку", "Присыпку"... "Зажим!" - говорю я. Она смотрит на меня, мы вместе заливаемся смехом.
Первая прогулка. У нас рядом парк, мы идём медленно и чинно. Впереди овраги, я резко разворачиваю коляску и несусь с ней вниз по склону. Какой-то детский восторг!
- Вернись! Ты перевернёшь коляску! Что ты делаешь-то?! - кричит жена.
- Брось! Нам нравится! Давай с нами! - кричу ей в ответ.
Она со смехом бежит по склону вниз, я ставлю коляску и ловлю её, подхватив на руки.
- Сумасшедший! - её укор тонет в поцелуе. Я жадно ловлю её прохладные губы, целую улыбающиеся глаза.
VI
Три месяца. Я превратился в опытного гладильщика пелёнок, марлевых подгузников, распашонок и чепчиков. У меня даже появилась своя технология. За один взмах - одна пелёнка! И всё остальное также. Потом мгновенная сортировка. Я не успеваю следить за движением рук собственных рук. Асс!
А доченька совсем не тихая! Ночью крик в разы сильнее. Встаю.
- Ты устал, не надо! - сонно сопротивляется жена.
- Ты тоже!
Перепеленал на автомате, подложил к любимой. Понимаю, какое это счастье, что у жены полно молока. Сейчас бы сонным, спотыкаясь, пошёл бы греть бутылочку. Как?! Пока любимая кормит, сижу и жду, стараясь не уснуть. Всё, беру на руки. Малышка возмущённо хнычет и снова поднимает крик. Ухожу на кухню, качаю:
- А-а-а-а! А-а-а-а!
- АААААА!!! - перекрикивает меня возмущённый голосок.
- А-а-а-а! А-а-а-а что делать? Ты хочешь к маме, я тоже к ней хочу. Только ты уже побыла, а я ещё нет. Так что будь добра, засыпай, и дай поспать нам с мамой, - пытаюсь я договориться с крохой.
VII
Этап с зубками пройден. Не хочется вспоминать, как мы оба сонные дежурили возле малышки. Но успели приучить к рукам. И теперь нужно быть сапёром, чтобы уложить уснувшее чудо без взрыва новой порции плача. Выматываюсь жутко. Просто жутко. Но нельзя подавать виду, любимой тоже непросто. Я мужик, я должен держаться. Тогда моим девчонкам будет полегче. А дочка развлекается, зовя нас криком. Не вставать? Или встать? Или нет? Аааааа, чёрт! Это невыносимо, она орёт слишком долго. Встаю, беру на руки.
- Давай ты, потом я, - говорит жена.
- Разберусь. Спи! - я не сдержал раздражения. Только бы не обиделась! Но она уже сонно засопела. Бедняжка...
- Она сказала "Агу!" - жена светится от счастья.
Я только вошёл, не успел ещё переобуться. Жена:
- Ну, скажи папа "Агу", ну скажи, солнышко!
Дочка молчит, и только таращит глазки. Я целую её в щечку, потом жену:
- Скажет. Да, моя хорошая? - спрашиваю у дочи, забирая её на руки.
Она серьёзно смотрит на меня, приподняв белёсые бровки и вдруг выдаёт:
- Агу! - тычась носиком в моё плечо. Почему я сейчас такой счастливый?
VIII
- Она уже может держать ложку, но всё разбрасывает. Приходится её кормить! - говорит с возмущением жена.
- Не надо её кормить. В следующее кормление я пойду на кухню - отвечаю я.
- Но... - хочет что-то возразить она.
- Я. Пойду. - чеканя слова, отвечаю жене.
Дочка восседает на своём высоком стульчике, как на троне. Что у нас? Пюре. Отлично. Я пообещал, а как это делать? Даю ложку ей, другую беру сам.
- Ну, давай, родная. Будем учиться, есть как большие. Ложка моментом летит на пол. Малышка с серьёзным видом запускает в тарелочку обе ручонки и потом слизывает с них пюре. Оно повсюду, просто море пюре. Интересно, ребёнок поел хоть что-то? Не стоит говорить жене. Умываю чадо, привожу в порядок кухню.
- А мы поели! И сами! - гордо рапортую я. Первая ложка с едой отправлена дочкой в ротик через неделю. Победа! Она того стоила!
IX
Дочке уже годик. Я вернулся с дачи, привёз последнюю клубнику. С порога открываю туесок, дочка стоит и держится за диван. Я маню её "Папа клубничку привёз. А кому папа клубничку привёз? Иришке-малышке! Ну, иди к папе!". Она ещё не ходит сама, только по стеночке или за ручку. Я готов ждать. Но тут случилось чудо. Оттолкнувшись от дивана, кроха делает неуверенные шажки и идёт ко мне! Идёт сама! Жена радостно охнула и зажала себе рот рукой, чтобы не вспугнуть. Дочка пошла!
Она начинает пробовать говорить. Пока только слоги, но с ней нужно много разговаривать. Мы с женой превращаемся в сорок, без умолку что-то говоря дочке, повторяя слова. Она пробует слоги осторожно, словно на вкус незнакомую пищу. И вот уже на смену слогов пришли главные слова "Папа! Мама! Баба! Дай!" Да! "Папа" - её первое слово!
Нам 1,5 годика. Ох, зря я показал ей, что на свете существуют песочные куличики... Я не успеваю их лепить, как пухлая ножка проворно разрушает плоды моего труда и требует:
- Ещё!
- Не буду! Всё! Нельзя ломать! - строго отвечаю я.
Минута на раздумье и рёв. Я покорно беру ведёрко и совочек:
- Хорошо, хорошо! Только не реви! Давай так: я ладошкой, ты совочком. Вот бери песочек и сыпь.
Сработало! Куличики уже живут подольше. Сначала тычет в них пальчиком, всё же сама делала. А потом разрушает!
X
Прошло три года. Иду в садик за малышкой. Незадача - все курточки в сушильном шкафу (на прогулке попали под дождик). Вместе с Иришкой смотрим внимательно на ворох детской одёжки.
- Эм... Извините. Не подскажите, где тут наша курточка? - спрашиваю я у воспитательницы.
- Не знаю. Я пришла во вторую смену. Вы что же, папаша, курточки ребёнка своего не знаете? - ехидничает она.
Да! Не знаю! Вернее не успеваю запоминать. У дочки куча этих курточек - спасибо знакомым и друзьям, спихивающим нам детские вещи.
- Иришка, ну какая твоя?
Дочка стоит и смотрит, засунув в ротик пальчик. Потом уверенно тянет из кучи нечто розовое с бантиком. Дома мама нас встречает вопросом:
- Это вы кого раздели? Курточка не наша! Наша жёлтая!
Я не долго думая хватаю курточку и несусь в садик. А там ещё полно детишек, и до конца работы садика два с половиной часа. Сбивчиво поясняю ситуацию. Мне позволено остаться в раздевалке. Среди вещей три желтых курточки... И я 2,5 часа просидел на детской банкете, ожидая пока заберут две из них.
- Ваша дочка не называет цвета. Надо заниматься с ребёнком! - говорит воспитательница. Озадачился, набрал цветные кубики и сел с ними перед Иришкой.
- Вот, смотри. Это - жёлтый кубик. Это - красный. Это - зелёный. Это - синий. Запомнила?
Дочка кивает головой, качнув двумя косичками.
- Хорошо. Это какой цвет? - спрашиваю я, тыча пальцем в жёлтый кубик.
- А какой? - спрашивает дочка.
- Жёлтый. Иришка - это жёлтый цвет. А это какой цвет? - спрашиваю я, тыча в синий кубик.
- А какой? - безмятежно спрашивает дочка.
- Синий. Понимаешь? Это синий цвет! - повторяю я.
И так с каждым кубиком и помногу раз. Кроме дурацкого вопроса: "А какой?", я больше ничего не услышал.
- Ну, ты чего? Иришка? - удручённо спрашиваю я. Потом меня осенило:
- Дай-ка мне жёлтый кубик!- прошу я. Даёт.
- А синий? - тоже даёт. Я вздохнул спокойно. Она знает цвета, но не хочет их называть. Как говорят в Одессе: "Таки имеет право!"
XI
Нам четыре годика. У нас первый секрет.
- Ваша девочка начала драться! - огорошили меня в саду. Идём домой длинной дорогой, чтобы поговорить.
- Ну и что это было? Ты же девочка! Разве девочкам можно драться? - спрашиваю я.
- Можно! Он у Кристинки сломал щенка. А Кристинка плакала. А я сказала, что он плохой. Он на меня плюнул. Я ему дала в нос! - объясняет дочка, делая горестные паузы. Я тоже вздыхаю и отвечаю:
- Конечно, нужно договариваться словами. Но если плюнул, то тогда ты молодец! Не разрешай на себя плевать. Никому и никогда!
- А маме расскажем? - дочкины серо-зелёные глаза смотрят на меня внимательно и тревожно.
- Маме говорить не станем. Зачем нам её огорчать? Мы же уже поговорили?
- Да! - радостно отвечает она и несётся вперёд уже вприпрыжку.
X
Первое сентября, школьная линейка. С вечера всё готово, но утром всё равно была жуткая суета. Детишки нарядные, с цветами. Подталкиваем Иришку вперёд, вручая ей цветы:
- Вон там твоя учительница. Беги, солнышко!
Первоклассница... Я обнимаю жену за талию, прижимаю к себе. Она украдкой прячет лицо, торопливо вытирая слёзы.
- Ну, ты чего? - спрашиваю я, поправляя прядь её волос.
- Да ничего... Просто... Она уже выросла... - тихо отвечает жена.
А на линейке раздаются нестареющий хит всех школьных линеек "Школьные годы чудесные!" Мы тихо подпеваем.
Учёба даётся легко. Пока только прописи, но у дочки отлично получается. И читает она слишком бойко для класса. Ей приходится сдерживать скорость и читать по слогам "Как дошколёнку!" - с возмущением говорит она. Ей нравится быть школьницей, она педантично собирает ранец, и собирает сама! С первого дня сама! И дома ежедневный творческий непокой. Выносят мозг странные задания "Нарисуй мир глазами кузнечика", "Нарисуй, как шумит дождь", "Допиши печатными буквами конец стихотворения". Мы делим с женой обязанности по домашке. Вот стихотворение придумывают вместе с мамой, а за дождём и миром кузнечика - прямиком ко мне!
XI
Проскочили началку на лихом коне. Теперь уже пятый класс. Лето. Я достроил дачу, а потом с Иринкой и её приятелями возвели домик на дереве. Неплохой домик получился! Если не считать заноз и пару-тройку пальцев, попавших под молоток, получилось любо-дорого глядеть! И теперь там с утра до вечера гомон ребячьих голосов. Иногда кто-то из них прибегает ко мне:
- Дядя Игорь, там нужна скамеечка. Можно молоток и доску?
- Можно. Но, мужики - я, пожалуй, пойду с вами. Там же ещё и гвозди нужны! - отвечаю я.
Страшно... Очень страшно, что у многих ребят нет отцов. Вот и бегают ко мне, и вместе строим шалаши, ходим на рыбалку, в лес по грибы, на озеро плавать. И веду с пацанами мужские разговоры за жизнь. Мамы не поймут. Я боялся, что Иринка будет ревновать. Но она наоборот сказала:
- Папка, ты классный! Ты это знаешь?
Теперь знаю.
XII
Дочке 14 лет. Мы с ней друзья, понимаем друг друга. Я стал истиной в последней инстанции. Если у моих девчонок что-то случается, и они ставят меня в известность, то я понимаю - от моего слова зависит исход дела. Мне приятно, что им нужно и важно моё мнение. И есть проблемы, которые обсуждаются только с мамой, и вопросы, которые обсуждаются только со мной. Предметы тоже поделены пополам: мама помогает с гуманитарными науками, а мне достались точные.
Спор по поводу сочинения по "Тарасу Бульбо". Я молча слушаю разговор, не лезу.
- Я не буду писать о Тарасе, Остапе и Андрию. Про них пишут все! - с возмущением говорит дочь.
- Иринка, имей совесть! Уже почти час ночи. Надо определяться и писать! - стонет жена. Иринка насуплено молчит, а потом выдаёт:
- Буду писать про еврея Янкеля!
Жена:
- Ириш, зачем про него-то? Тут же сказано, что нужно про главных героев.
- Я пишу про Янкеля! Без него Тарас не попал бы в город, и вообще Янкель прикольный! - отбивается дочка.
И тут я понимаю:
- А между прочим она права! Пиши про Янкеля. Сейчас только надо найти все места, где он появляется, и вперёд!
- Игорь... - начинает жена, но мы хором с Иринкой:
- Про Янкеля!
Жена машет на нас рукой. Я нахожу и читаю фразы хитрого торговца с еврейским говором. Жена начинает улыбаться, Иринка покатывается от хохота. Уже третий час ночи, но сочинение готово. Оно не брошено, оно дописано до конца. И это выбор дочки. Она должна уметь рассчитывать свои силы. Через четыре часа ей вставать в школу. Справится! Я уверен!
Я не понял, когда и как, но дочка выучила английский. И причём знает его явно больше школьной программы. В Питере к нам подбежал иностранец с картой и стал что-то спрашивать. Я учил немецкий, но так и не доучил. У жены пробелы с английским. И тут наша птичка защебетала на английском! И иностранец её понял! И тут пришло понимание того, что её уже нечему учить. Она учится сама. Её нужно только поддерживать, и всё!