- Да нет, - раздраженно проговорил человек в синей курточке с надписью "Машина времени", достав изо рта наполовину прогоревшую сигарету. - Ты просто не понимаешь Пелевина. Я раньше тоже не понимал его логику, а потом - бац! - и дошло. И все его вопросы типа: "Всегда ли то, что происходит у тебя в голове, происходит у тебя в голове" стали понятны.
- А мне до сих пор кажется, что это просто графоманская муть, - ответил его собеседник - лет эдак двадцати трёх юноша, со средней длины волосами, сине-зелёными, болотного какого-то цвета глазами, одетый в самый что ни на есть банальный джинсовый костюм - о, это тебе не синяя курточка, далеко не она!
- Ну ты тормоз, - покачав головой, курточник затушил сигарету. - Хорошо, попробую объяснить. Вот представь себе: увидел ты автомобиль весь из себя шикарной марки, какой-нибудь "Тойота-ямаха-бентли" или по чему там сейчас тащатся. И тебе сразу захотелось его купить - ну ещё б, такая роскошь! Но ведь на деле тебя привлёк не автомобиль, а образ, связанный с этим автомобилем. На самом деле ты жаждешь вовсе не автомобиля, а того, что у тебя в голове связано с этим автомобилем - престижа, почёта, признания, ещё чего-нибудь на "п"... То есть, приобретая реальную, осязаемую вещь, ты на самом деле стремишься к тому, чего не существует нигде, кроме твоего сознания. Но тебе-то кажется, что оно существует, что оно не менее реально, чем автомобиль - а всё потому, что автомобиль-то ты тоже воспринимаешь как объект своего сознания. Граница между реальным и нереальным практически неразличима.
- Прям как у Пастернака, - улыбнулся юноша.
- А что у Пастернака? - немедленно заинтересовался курточник.
- В стихотворении "Петербург" он говорит, что город - вымысел Петра. Такой вот милый пример философии солипсизма.
- Надо, надо будет почитать... А Пелевин-то не оригинален.
- А кто сейчас оригинален?
- И это правильно. Всё когда-то уже было, все мы рождались и умирали тысячи раз.
- Не согласен.
- Могу доказать. Вот где, к примеру, находится твоя рука?
- Привязана к стулу. Ты сам её и привязал.
- Да, точно, - курточник задумчиво посмотрел на своего собеседника. - Раз уж ты заговорил об этом...
- Что?
- Могу я продолжить?
- Конечно, - юноша обречённо улыбнулся. - Как и договаривались.
Курточник встал со стула и, прихватив бритву, направился к другому стулу - на нём сидел связанный и израненный человек в дешёвом и неоригинальном джинсовом костюме.
За окном было темно, хоть глаз выколи - три часа ночи. "Скоро выколет" - мрачно подумал юноша, глядя на человека, которого про себя условно называл Маньяк. Любитель Пелевина и философии солипсизма, он отличался не только миленькой синей курточкой, но и шрамом поперёк правого глаза - ну маниак, ни дать ни взять! Коротко остриженные темные волосы и лицо бывшего интеллигента придавали ему ту харизму, какая бывает только у плохих парней в среднебюджетных голливудских фильмах - напоминал он маньяка из "Турбулентности". И по манере себя вести мало чем от него отличался - не то четыре, не то пять часов он мучил пытками и разговорами, причём разговорами в большей степени. Сейчас он в который уж раз курил после очередной серии пыток, а заодно слушал музыку - из колонок компьютера слышался, кажется, "Сплин" времён "Гранатового альбома". "Достань гранату и будет праздник..."
- Клёвая песня, правда? - поинтересовался Маньяк, глядя на юношу. - Чем мне нравится Саша Васильев - тексты у него абсолютно невменяемые... как я, - он засмеялся, и юноша вторил ему. - А тебе нравится "Сплин"?
- Честно говоря, я его почти не слышал, - юноша покачал головой. - Мне нравится "Агата Кристи".
- О, "Агата"... "Агата"... "Агата"? - в глазах Маньяка отразилось уважение. - Песни про маньякОв, да? Уважаю.
- А ещё "Ария".
- Так ты поклонник русского рока?
- Не так чтоб очень... Но мне нравится, когда бросают вызов Богу.
- Ну тогда "Ария" - это для тебя. Кстати, не читал никогда Аристова?
- Кого?
- Владислава Аристова, писатель такой. Знакомая советует почитать, вот я и хотел узнать - пробовать, не пробовать...
- Нет, извини, не читал. Чего это ты вдруг об этом вспомнил?
- Да, Ария - Аристов, звуки-то похожи.
- А, вот оно что. Я-то думал что серьёзное...
- Да, кстати о серьёзном...
- Верно, не стоит терять времени.
- Ну тогда я продолжу.
Некоторое время в комнате не раздавалось ни единого слова.
- Слушай, а как ты относишься к Мураками? - через полчаса возобновил разговор Маньяк.
- Что? - переспросил парень. - Не говори мне с этой стороны, не слышу. Ты же мне ухо откромсал.
- Да, точно, - Маньяк встал и перешёл на другую сторону. - Я спрашивал, как ты относишься к Мураками.
- К какому? Их, помнится, было двое.
- К Харуки Мураками.
- Да никак.
- А вот меня пропёрла сцена в "Хрониках Заводной Птицы", где монгол снимает с японского капитана кожу.
- Тебя вообще прёт от любого насилия.
- Ну, здесь ты загнул. Далеко не от любого. К тому же одно дело кино, а другое - книга. В книге всё сложнее, нужно описать всё так, чтоб читателя захватило, но не переборщить с подробностями, чтоб его не вытошнило прям на страницу, и к тому же пробудить его воображение, иначе вся сцена, к чертям собачьим, пройдёт мимо его мозгов.
- Да знаю, знаю, сам пробовал писать. Только вот я не слишком налегал на сцены насилия...
- Почему?
- Не привлекает.
- Вон ты какой... А позволь спросить, зачем ты тогда ко мне пришёл, если насилие тебя вообще не привлекает? Или это не мешает быть мазохистом?
- А я что, похож на мазохиста?
- Ну, есть немного, есть...
- Да нет, какой я к чёрту мазохист? Просто хочу умереть, но не так, чтобы сам себя, а чтоб мне кто-нибудь помог.
- Боишься Божьей кары? - саркастическая усмешка.
- Да нет, совсем не её, я ж говорил, я по убеждениям богоборец. Просто не могу - и всё тут, как говориться, "хушь плачь".
- А, если не секрет, почему ты умереть-то хочешь?
- Это сложно так вот с ходу объяснить... Вот ты, к примеру, почему убиваешь?
- Я? - Маньяк задумался. - Знаешь, я с детства мечтал быть хирургом.
- Врёшь.
- Вру, - улыбаясь, согласился Маньяк. - Не хотел я быть хирургом, чисто даже не задумывался о такой возможности. А про твой вопрос - не знаю... Силу я свою чувствую, когда кто-то находится в моей власти - потому, наверное, и убиваю. Нравится мне смотреть в глаза человеку, жизнь которого зависит от меня.
- А я вот чувствую силу сейчас, в данный момент - когда знаю, что ты меня вот-вот убьёшь. Потому что я хоть и не понял базаров Пелевина о сознании, но одну вещь усвоил - умру я - и мир тоже исчезнет, потому что некому будет поддерживать его существование. И мне смешно смотреть на тех, кто не может этого понять.
- Так вот ты, значит, какой? Хочешь почувствовать себя властелином?
- Вроде того.
- И ты, значит, думаешь, что не ты, не ты, пёс паршивый, находишься сейчас в моей власти, а я в твоей?
- Разумеется.
- Как же, мечтай, ублюдок! Ты вот сидишь тут, связанный по рукам и ногам, истекающий кровью, еле слышащий, потому что я раскромсал тебе левое ухо - и ты ещё осмеливаешься говорить мне, что я нахожусь в твоей власти?
- Сам же говорил - граница между реальным и нереальным практически неотделима.
- Да, говорил, но ты, чёрт побери, не дослушал! Практически, слышишь, практически! Человек способен отбросить от себя иллюзии и сообразить, что, чёрт возьми, автомобиль - всего лишь груда железа, а ожидаемый почёт, престиж, признание и прочая порнуха - призраки его ума, не более, что они эфемерны, мать твою, эфемерны и каждый может придумать их себе самостоятельно! Вот видишь, чёртов сукин сын, я освободился от иллюзий!
- Это ты-то освободился? По-моему, ты наоборот ещё сильнее в них запутался и опустился куда-то на самое дно иллюзионного болота.
- И это ты мне, урод, говоришь, мне? Вместо благодарности за то, что я милостиво согласился помочь тебе умереть, чего никогда бы не сделал никто другой?
- А что, у тебя был выбор? Если бы ты отказался, я просто сообщил бы в милицию о том, кто виновен в серийных убийствах, показал им то, что у меня на тебя есть, и ты бы оказался по уши в дерьме.
- Да я бы убил тебя раньше, чем ты бы вякнул хоть слово, скотина ты этакая!
- Что ты сейчас и делаешь, не так ли?
Маньяк застыл, на лице его отразилась гримаса ярости - казалось, сейчас он полоснёт юношу по горлу судорожно сжатой в правой руке бритвой. Однако, сделав усилие, он каким-то образом пришёл в себя.
- Ну хорошо, - Маньяк раздражённо улыбнулся. - Здесь ты меня перехитрил. Но это ещё не значит, что ты имеешь надо мной власть.
- Разве? -на залитом кровью лице юноши появилась усмешка.- Я не оставил тебе выбора, убить меня или оставить в живых. Ты полностью в моей власти.
- Ладно, оставим это. Я вижу, мы так и не придём к пониманию - слишком разные у нас представления о власти. Я, пожалуй, продолжу делать своё дело.
- Да уж пора бы, заговорились мы что-то.
- Кстати, знаешь, с какого фильма я понял, что меня вкатывает это дело? - спросил Маньяк, отходя к столу за инструментами.
- С какого?
- С "Бешеных псов" Тарантино. Смотрел?
- Нет, но что-то слышал. И что, классный фильм?
- Ещё бы. Тарантино - это, понимаешь, мастер.
- Я, кстати, смотрел у него "Убить Билла".
- "Убить Билла" все кому не лень смотрели. Самый известный его фильм. А "Бешеные псы" - это самое начало. Так вот, была там сцена, где мистер Блондин - маньяк полный - бритвой отрезает полицейскому ухо, как я тебе недавно. Вот после этой сцены я и понял, что тоже хочу почувствовать власть над чужой жизнью.
- Занятно. Я вот у Тарантино смотрел "Доказательство смерти".
- А, знаю. И как тебе?
- Да фигня какая-то. Базарят много не по теме. Прям как мы с тобой.
- Ну, здесь спорить не стану. Действительно, заговорился я что-то. А дело-то не ждёт, так уже и ночь скоро закончится. Готов?
- Угу.
- Ну смотри, сам сказал...
На следующее утро изуродованный труп Алексея Земельного, студента политехнического института, был найден на берегу реки. Причина смерти - множественные ножевые ранения. Убийца так и не был установлен.