Аннотация: Фанфикш по книге Мариам Петросян "Дом, в котором..." Рассказ не завершен. Будут ещё главы.
Глава 3.
Дом. Время потерянных странников.
Лорд.
Сегодня вечером мы провожали Бродягу в Клетку. Всё та же старая тяжелая куртка, под которой он прогнулся и поплыл словно пластилиновый, но промолчал. Для него это был первый раз. А я стоял, наблюдал, как вокруг суетится неуёмный Табаки, напевая бодрящие песенки и раскидывая наши вещи, и не мог примириться с собственной совестью. Он не выдал меня. Этот новичок заступился, подставляя под удар Акулы свою спину. Кто ему рассказал, что я на особом счету у директора? Может Сфинкс, может сам Шакал? От осознания непричастности не становилось легче. Я видел, как утром его бинтовали Горбач с Македонским. Я знал, что сломал парню несколько рёбер и в таком состоянии в Клетке делать нечего. Но он об этом не думал. Ни на секунду не поставив под сомнение своё решение. Чёрт бы его побрал! Сначала он разрисовывает ссадинами мою рожу, а потом делает одолжения. Да кто он такой?! Чего ему от меня надо и, главное, зачем? Мысли роились ядовитыми злыми осами. Я ему так ничего и не сказал. Место благодарности накатила непреодолимая животная злость. Чуть не сломал себе пальцы, стиснув кулаки. Он ушёл. А мне ещё долго было не уснуть. Я, как идиот, таращился в окно, не видя и не слыша ничего вокруг. Под утро из одеяльного кокона показал нос Табаки и разрушил спокойную тишину и мерное течение моих мыслей.
- Лорд? Не спишь? - он приподнялся и сощурился, всматриваясь в полумрак комнаты. Я слегка повернулся к нему, но так, чтобы со стороны было не заметно.
- Что тебе надо, Шакал? У меня нет настроения играть в твои игры, - уныло отмахиваюсь без надежды на отклик и малейшее понимание с его стороны. Это же Табаки... Кого я, собственно, прошу помолчать?..
Табаки копошится, стараясь свить вокруг себя удобное тёплое гнездо, и, наконец, удовлетворившись результатом, начинает вещать. - Лорд, брось. Ты сидишь и пялишься в окно уже битых три часа. Не думаю, что старина Табаки опустит твоё настроение ещё ниже, чем оно есть. Дай мне высказаться. Я знаю, о чем ты думаешь. Она не стоит того, Лорд, поверь. Не стоит.
Он заставляет меня поморщиться будто от кислого лимона. Не попал. Совсем мимо. - Кто она? Ты бредишь?
- Кто, Лорд, не тупи. Милые прогулки под луной, тошнотворное сюсюканье и твои оставленные интеллектом, лучащиеся глаза, бессонные ночи и встречи ранним утром... Мы наблюдаем это уже достаточно долго. И ты спрашиваешь меня кто она? Ты? Тебе не стыдно, Лорд? - он заканчивает эту фразу с вызовом.
Я беззвучно ругаюсь, не в силах понять проток его мыслей. Удивлённый и раздражённый, еле сдерживаюсь, чтобы не закричать и не разбудить остальных, - Табаки, не мог бы ты мне так любезно объяснить сейчас, с чьей милости мне должно быть стыдно? И умоляю, мать твою, без вывертов и твоих характерных блужданий вокруг да около.
Шакал вздыхает и охает, словно его лишили единственной в жизни радости поизмываться над собеседником, но всё же говорит, - Рыжая твоя. Всё же из-за неё. Вы с Бродягой подрались из-за неё. Вилка в Клетке из-за неё. А почему? - Шакал тараторит, мешая слова в тягучую тяжелую массу, от которой у меня сразу начинает болеть голова.
- И почему? - устало вторю я, смиряясь с мыслью, что покой мне сегодня уже не светит.
- Потому что ты дурак, - он шмыгает носом и закуривает сигарету, - Ты слепой. Легковерный мальчик, погрязший в розовых сопливых грёзах. О, Лорд, ты же не её лакей на побегушках и не сосунок, вроде мелких, чтобы так глупо вестись.
- Короче! - почти реву я, раздраженно комкая кусок, выдранный только что из собственной одеялки и, ошалело рассматриваю его, - У меня нет сил больше терпеть! Я тебя предупредил! - сверху слышится шорох. Кто-то ворочается. Мы их разбудили?
- Рыжая твоя, совсем не та, с кем стоило бы... - вновь начинает свою тягомотину Шакал, но я прерываю его злым шипением сквозь зубы:
- Не тебе решать с кем мне чего стоило, поверь... - Но его не остановить, и Табаки вновь бесцеремонно вклинивается, переходя практически на визг и теперь уже наверняка будя остальных.
- Как до тебя не доходит?! Она неровно дышит к... - и запоздало понижает голос до шёпота, обозревая всё ещё спокойно спящие тела состайников, - Слепому. И Вилка туда же. И подрались они из-за него. Прекрасно знаешь, Слепому равным счётом фиолетово. Но ты-то где витаешь? Я возмущён! До глубины души... Лорд! Несчастный Бродяга вообще ни за что огрёб. Просто попытался защитить подругу... И, я ведь тоже согласен, что так нельзя. Рыжая нагло заняла два стула. И сама не ам, и другим... фигу. Я её безмерно люблю, по-дружески. Но всему есть предел. И совесть надо иметь, в конце концов. Да только ей, поди, объясни. Она никогда никого в жизни не слушала. А что ты сам думаешь? А? - я не заметил как его длинная, местами повторяющаяся и завязывающаяся на извилинах грубыми узелками речь обрела долгожданное завершение. Перед глазами кружились, расплываясь, рыжие светлячки фонарей. Это было так очевидно? Но почему я ни о чем не догадывался? Не знал. Или не хотел знать? Внутри заскреблось что-то противное и мстительное. Но в ответ я лишь прошипел:
- Ничего. Ложись спать, Табаки.
- Вот так просто? Спать?! Лорд? Любовные похождения унесли с собой последние остатки твоего здравомыслия! - он возмущенно таращил на меня свои большие и выразительные глаза, призывая решить данный вопрос правильно... в его понимании, но я махнул рукой и отвернулся к окну. Не было ни малейшего желания обсуждать сложившуюся ситуацию. Тем более при всех. Хотя они и спали. Но кто знает...
Дом. Время потерянных странников.
Рыжая.
В комнате душно и пахнет котами. Я двумя пальцами ловлю шерсть, взвесью болтающуюся перед носом. Крыса поёт тихо себе под нос, надев огромные чёрные наушники, по размеру превышающие её голову раза в два. Недавно принесла с той стороны. И когда только успевает?.. Нервно позвякивают колокольчики в такт её телодвижениям. Она слушает что-то ритмичное и достаточно агрессивное. Дёргает головой и корпусом, барабанит пальцами по стенке. Русалка вздрагивает, когда я вхожу, и поднимает красные от длительного вязания в полумраке глаза. Кошатница продолжает гладить своих животных, не обращая внимания на изменения в обстановке, будто мир вокруг неё остановился.
- Наконец, ты пришла, а мы-то думали - пропала куда, - длинноволосая срывается с места и начинает докапываться до меня, осматривая повреждения, - Кто тебя так? Что произошло? Почему ты молчишь?!
Лицо и руки саднит, тело бьёт мелкая неприятная дрожь, то ли смех, толи злость. Нервное, наверное, - Да какая разница. Цела и ладно, - отмахиваюсь, садясь на кровать. Жутко хочется спать, но сейчас придет Крёстная, и надо бы собрать чего-нибудь полезного.
- Слухи пошли, что вы с Вилкой поссорились... - виновато опуская голову и водя носком босой ноги по полу, сдавленно начинает она.
- Поссорились, - нехотя признаю я, - мы так-то и не дружили особо, чтобы сильно удивляться.
- Но вы подрались? Из-за чего? Всё же было хорошо? - она замирает посреди комнаты, от любопытства чуть подавшись вперед, к моей койке и её больше распахивает свои необычные бездонные глаза.
- Из-за Слепого, - говорю чуть слышно, чтобы никто не разобрал. Но, как на зло, все услышали, и, не сговариваясь, повернули головы на звук. Чтоб их.
- Так ты ему сказала? - роняет челюсть Крыса. Кошатница ерошит шерсть кота с таким остервенением, не замечая своего действа, что тот начинает пятиться от неё задом. Русалка до сих пор стоит посреди комнаты, напоминая памятник, но выражение лица - ещё секунда и она разрыдается, затопив нижние этажи.
- Нет, - бурчу недовольно в ответ, - сама догадалась, сука. Мерзкая... серая... вонючая псина! И надо ей было припереться именно сюда. Чтобы всё нафиг испортить.
Русалка стремительно зеленеет. Мне уже жалко беднягу, но, не роняя собственного достоинства, я делаю вид, будто не заметила, а она тем временем восклицает, заикаясь и возмущённо сжимая мелкие кулачки, - Зачем ты так?! Она хорошая. Просто одинокая. Ну не виновата она...
- У неё свой заступничек имеется, не влезай, - цежу сквозь зубы, начиная приходить в ярость.
- Он не её, если ты не заметила, - смело прерывает она меня, - Ну, ты-то вообще, с Лордом играть перестань. Тогда может, кто и заметит, что тебе не он нужен. А то немного непонятно. Или гарем разводить собралась? - подбоченившаяся и грозная Русалка вызывает приступ неудержимого гомерического хохота. Его подхватывает Крыса. Кошатница презрительно фыркает.
Вдоволь навеселившись, я начинаю прятать еду с сигаретами по потайным карманам, - Вы тут смейтесь, а я пойду скоро. Крёстная обещала зайти, - предупреждаю невозмутимым тоном.
- Так тебя ещё и наказали, за то, что она тебя побила?! - криво ухмыляясь, закатывает глаза Крыса. Отправляю навстречу её голове увесистое яблоко, - Заткнись, Крыса, никто меня не побил. А ещё подойдет, порву как Тузик грелку. Поверь, переходить мне дорогу не стоило. Её явно никто об этом не предупредил, - кровожадно скалюсь в её сторону. Но она не реагирует. Поймала яблоко и теперь, смачно чавкая, откусывает от него огромные куски.
В дверь стучат, затем, не дожидаясь ответа, в комнату входит Крёстная, и с грозным видом кивает на выход. Ухожу, ни с кем не прощаясь. Тоже мне, друзья нашлись. На сторону врага встают, не поморщившись.
Дом. Время потерянных странников.
Лорд.
Проходит несколько тяжелых бессонных ночей и испорченных угрызениями совести дней, прежде чем Бродягу выпускают обратно. Из столовой я сразу спешу в четвёртую, чтобы найти его, но Табаки обрадованно косит в сторону окна, - Он на улице. Книги свои читает. К нам лишь на секунду зашёл и умотал.
- Спасибо, - неуверенно благодарю я, смущённый и раздраженный одновременно, что Шакал уловил ход моих мыслей. Быстро даю задний ход, спеша, насколько это возможно с костылем в руке, во двор.
Под зеленеющими во всю кронами деревьев, на облезлой, потрёпанной временем лавочке сидит он, и упоённо вчитывается во что-то мною издалека не идентифицируемое. Подхожу ближе, с любопытством склоняясь к обложке. Он отрывает голову, и, жмурясь от солнца, старается разглядеть подошедшего.
- Привет, - начинаю я.
- Прости, - с налёту окатывает меня бродяга.
- Чего прости? - непонимающе таращусь на него округляющимися глазами.
- Шрамы будут, - осматривает он мою щеку с сожалением заправской невесты, - Я не хотел, прости.
- Ты чего? - мои брови ползут вверх, и я чуть не теряю нижнюю челюсть, но вовремя беру себя в руки.
- Мы просто тогда...не правильно друг друга поняли, - тихо и вкрадчиво, будто тупому, объясняет мне он.
- Я тоже об этом думал, - соглашаюсь, - но считал, что извинения должны быть принесены с моей стороны. Ты так отчаянно-героически себя вел потом... Что меня это...удивило.
- Да брось. Всё в прошлом. Я рад, что никто не в обиде и все завершилось мирно, - он смотрит пристально в мои глаза, что не хватает сил так стоять и хочется отвести взгляд. Но тогда это было бы с моей стороны проявлением слабости и трусости, и я стоически терплю.
- Я тоже. Спасибо. Спасибо, что отсидел за меня двойной срок, - говорю, и смеюсь своим мыслям, невольно проводится странная параллель с зоной, - Что читаешь? Можно присесть? - не зная как продолжить разговор, спрашиваю я. Уходить почему-то не хочется.
- Конечно, - он кивает, - а читаю... да так... всякое...люблю читать... Вот сейчас - Одиссею капитана Блада Рафаэля Сабатини... - Бродяга смущается и кончики его ушей краснеют, сливаясь по насыщенности с волосами. Я пораженно всматриваюсь в его лицо. Ему такое поведение вовсе не свойственно. Медленно, стараясь не потерять равновесие, присаживаюсь на свободное место.
- Ты так много времени проводишь за книгами... Но по боевому духу не скажешь, что ты ботаник. Удивительное сочетание, - улыбаюсь и заглядываю ему через плечо. Он замирает, словно перепугавшись, а затем еле слышно и сбивчиво объясняет мне, что книги - дескать, для него не просто куски переплетенной бумаги.
- И что же значат для тебя книги? Я хотел бы услышать честный ответ, мне, правда, интересно, - склоняюсь ниже, чтобы прочитать открытые страницы.
- В книгах обитают духи, но они оживают лишь тогда, когда мы открываем и читаем их. Есть добрые и злые духи. Разные, в общем. Но лучше оживлять добрые. И чем чаще и дольше читаешь, тем больше они живут... Понимаешь?
Киваю, слегка обескураженный его объяснением, но... Мне это близко. И я осознаю, что верю в это. - А какие духи в твоей книге? Добрые или злые?
Парень легко пожимает плечами, и, учитывая, что я почти вешу на них своим подбородком, меня ощутимо встряхивает, - Свободолюбивые, - следует неоднозначный ответ.
Как нас утягивает бурлящий водоворот мыслей, я не замечаю. Но мы, не разлепляясь, сидим так несколько часов и успеваем обсудить все книги, когда-либо прочитанные им и мной. Оказывается, у нас много общего и становится стыдно, что не далее как вчера я смел его ненавидеть. Вздыхаю и тяжело поднимаюсь - Дом уже накрывают холодные сумерки. Бродяга подскакивает, будто ужаленный, и спешно помогает поймать ускакавший в кусты костыль. В Четвертую мы возвращаемся утомленными, но довольными и уже, как мне кажется, хорошими приятелями.
Там сидит Рыжая, и дожидается меня. Когда мы, затекшие и замерзшие от долгого пребывания в одном положении, вваливаемся в комнату, опираясь друг на друга, она одаривает обоих злым обжигающим взглядом, и только намеревается что-то сказать, как я жестом останавливаю её и на одном дыхании сообщаю:
- Уходи. Я не хочу тебя видеть, - и наблюдаю, как её глаза округляются и стискиваются до скрежета зубы. Мне, признаться, тяжело даются такие слова, в горле застряло нечто острое и сухое, но мне нужно было сказать. Я просто обязан. Бессонная ночь дала это осознать, прочувствовать, пропустить через себя...
- Не больно то и хотелось, - она рывком покидает кровать, в два больших шага достигает выхода и усиленно хлопает дверью, что и без того дряхлый наличник с грохотом отваливается и падает к моим ногам. Несколько минут все молчаливо моргают, затем прокашливается задохнувшийся Табаки:
- Так держать, Лорд. Я уж думал, этот момент не застанет меня живым, - он уважительно поглядывает мне в глаза и искажает губы в усмешке.
- Отстань, Шакал, и не трогай меня ради своего же здоровья, - закусываю губу, чтобы не сорваться и чувствую солоновато-металлический вкус во рту. Бродяга отцепляется и шумно падает на пол. К нему тут же устремляются Сфинкс с Македонским. Хором вопят Табаки, чтобы тот кинул вату с нашатырём. Затем Сфинкс бледнеет. Выясняется, что он не чувствует пульса. Я тоже пытаюсь помочь, приподнимаю Бродягу за голову. Перекладываем его на кровать. Табаки просвистел мимо и через секунду из душа выкатывается ведро воды. Окатываем тело. Тело оживает и дико матерится. Облегченно переглядываемся. Откуда-то сверху спускается Нанетта и по хозяйски впивает когти в живот многострадального Бродяги. Он морщится, но птицу не смахивает. Начинаем истерично хохотать...
Дом. Осколки наружности.
Пиратка.
Я перемещаюсь из дома в дом, но ответов у меня ещё меньше чем вопросов. Дни сменяют друг друга, превращаясь в уродливое немое кино на выцветшей порванной частями пленке. Я уже не так уверена, что мне это не приснилось, а точнее, что мне это действительно нужно. Сны бывают реальны. Как и реальность бывает весьма сонна и неразборчива. Но, в чём дело сейчас? Почему все планы не увенчались успехом, и каждая следующая попытка терпит оглушительное фиаско? Ночами треплют судороги пополам с истерикой. Ничего. То, что я теряю человеческий облик, ни капельки не волнует. Для роли оно на руку. Но сознание страдает амнезией. А это затрудняет вычисления в предоставленной задачке.
Всё труднее добиваться переводов. Из таких домов не выгоняют обычно, чего только не твори. Но и в этом оказывается пусто. Надежда ломается с хрустом талого наста, а цель размывается и сереет. Перед глазами плывут круги от усталости и мрачные мысли не дают покоя. Серебристые нити единственного настоящего Дома тянутся к конечностям липкими паутинками, дребезжат, напоминая о себе. Я, по-старушечьи сгорбившись на кровати, подтягиваю колени еще ближе и усердно обнимаю их, утыкаясь носом в чашечки. В зарешёченное немытое окно долбится непутевая галка, грозясь разбить стекло вдребезги. Задумываюсь о том, что стоило приваривать решётки не изнутри, а снаружи, но тот, кто это всё ваял, был явно сильного ума товарищ...
Грозовые тучи опускаются к макушкам деревьев. Отворачиваюсь. Настроение развернувшаяся картина не прибавляет. А взбодриться надо. В моей игре нельзя становиться на сторону жертв, жертвы все остальные, хотя и не осознают до сих пор данного факта. Планы я воплощаю ночью, чтобы не так бросалась в глаза бурная и весьма осмысленная деятельность. В перерывах сплю и с содроганием встречаю знакомые глаза. Они смотрят осуждающе. На койках распластаны безликие тела. Не живущие, забывающие как думать и ухаживать за собой. Здешние люди напоминают потрепанные обветшалые тряпочки: худые, морщинистые, серые, скучные. Боязнь, что мне захочется им помочь, и я вопреки здравому смыслу нарушу свои планы, быстро отступает, потому что им совсем не хочется помогать... Им незачем помогать.