Аннотация: Как известно, у России две столицы - Москва и Санкт-Петербург. И если с Москвой всё более-менее понятно, то Питер для людей и по сей день остается мистическим, загадочным феноменом. Этот город слишком контрастен и непостижим. Признаюсь, что также не могу определить для себя чего именно больше в этом месте - светлого или тёмного.
Как известно, у России две столицы - Москва и Санкт-Петербург. И если с Москвой всё более-менее понятно, то Питер для людей и по сей день остается мистическим, загадочным феноменом. Этот город слишком контрастен и непостижим. Признаюсь, что также не могу определить для себя чего именно больше в этом месте - светлого или тёмного. С одной стороны, прожив здесь достаточно долго, не перестаю удивляться волшебству местной архитектуры. Дворцы Петербурга напоминают мне своим духом и воспоминаниями старины сказочные эльфийские замки. Зайди в Эрмитаж, Русский или любой иной музей, и, проходя по его ковровым дорожкам, ты невольно увидишь картинки прошлого: снующую туда-сюда прислугу, гордую и величественную поступь Царя, назойливое щебетание придворных, интриги и заговоры в потайных лабиринтах.
Часть 1. Александрия
Летом Петербург ярок и бесподобен. Особенно, когда здесь солнечно и в позолоте отражаются искры лучей. То, что в Питере всегда идет дождь - ложь. Правда, как и в любом городе, находящемся на побережье, осадки - частые гости. Но, чтобы прямо таки всегда, как любят шутить - словоохотливое преувеличение. Бывает лето почти без дождя, и люди успевают отдохнуть, посмотреть окрестности во всем их великолепии. Если не повезет, дождь идет и несколько дней, а то и недель. Для меня заманчивыми являются два места - Петергоф и Царское село. В Петергофе, а именно, парке Александрия после закрытия спокойно, мало туристов, да и местных людей тоже два-три на квадратный километр. Это большой плюс в мегаполисе, где зачастую хочется побыть одной. Александрия дарит спокойствие, уют и вдохновение на новые подвиги. Здесь можно гулять до заката и смотреть, как солнце окрашивает Финский залив в неизвестные людскому глазу цвета. Гамма непередаваемых эмоций и ощущение нереальности. Легкий, свежий, хрустальный воздух даже в невыносимую жару. Везде пышные, темные кроны деревьев. В верхней части парка - дубовая роща, в нижней части - смешанные насаждения. Когда я пришла сюда впервые, я попала в Шир - дом хоббитов из книг Джона Рональда Руэла Толкина. Раскидистые дубы покрывали практически весь парк, под ногами зеленела ровная, яркая, словно в сказке, ухоженная молодая травка. Природные, не асфальтированные аллейки причудливо извивались, петляя между стволов. А маленькие каменные мостики над каналами для воды, сверху покрытые всё той же изумрудной травкой, и вовсе привели меня в жуткий восторг и расшевелили желание извлечь из сумки фотоаппарат. Миниатюрные, почти кукольные домики еще больше упрочили меня в мыслях о Шире. Солнечно-песочный коттеджик в память царевичу Алексею, утопающий в тени ветвей распустившихся ярких кустарников и множества неведанных мне цветов, сладко-свежий, едва уловимый их аромат и теплые краски заходящего солнца окутали коконом, заставляя раскрыть рот и стоять, застыв, будто статуя. Слава Богу, я была не одна, а с другом, который завидным усилием воли оторвал нас обоих от созерцания, и яро дернув за руку, увёл прочь. Иначе, мы рисковали остаться здесь ночевать. К слову сказать, коттеджик был не единственным домиком воображённых мною хоббитов. Фермерский дворец и домик адмирала также произвели неизгладимое впечатление. Ах да, как же я забыла - на входе меня постигли еще пара то ли прозрений, то ли помешательств. Пока мы искали подступы к вышеназванному парку, так как вход без карты вычислить оказалось сложновато, а от нижнего парка Петергофа его отделял высокий забор, мы брели вдоль разрушающихся старинных готических зданий дивной красоты - корпусов санатория Петродворца. Витые ограждения и ворота, остроконечные башенки и забор, сплетённые в единую воздушную конструкцию ромбовидные окна заставляли замирать дыхание и тормозить через каждые два метра. Помню, как кричала, что попала в любимые сериалы про Мерлина или же Царство, в котором речь шла о Марии Стюарт и Екатерине Медичи. Те фильмы - воспоминания о многих далеких от нас сегодняшних, непостижимых, жестоких и при том завораживающих пышностью жизнях. Но сегодня они воплотились перед глазами - четкие, реальные. Я припала к воротам и сквозь них силилась разглядеть, что там - внутри. Вглубь замка нас не пустили, так как здания были на ремонте. И как в дальнейшем я прочла в могучей сети "Интернет", являлись банкротами. Сомневаюсь в обретении ими в этой жизни былой красоты и блеска, что расстраивает и навевает безумную тоску. Но сейчас я не об этом.
Далее, когда мы, всё же, вошли в парк Александрия, нас встретила величественная и изумительная своими завитками, невесомая и при том каменно-тяжелая капелла. Она стояла прямо перед входом - цвета слоновой кости, с тонко сработанными витражами растительных узоров. Кажущаяся эльфийская хрупкость шпилей подчеркивалась изящной лепниной. Капелла обрела золотистый ореол ввиду состоявшегося при нашем появлении заката и тем стала еще более неземной. Особым воображением название достопримечательности не блистало, потому на табличке вполне закономерно значилось "Готическая капелла". Парк мы прошли вдоль и поперек. Приезжали потом сюда не один раз. Мой друг, бывший отнюдь не Петербуржцем и пробывший в городе не больше недели, был так захвачен данным парком, что потратил на его осмотр половину времени пребывания.
Вдоль руинного мостика, спустившись в нижнюю часть парка, мы увидели огромное ровное поле, маленькие при взгляде с холма деревца у побережья и синеющий кусочек Финского залива. Подул свежий, манящий бриз. И мой спутник возжелал сиюминутно (... наконец... первый раз в жизни...!) лицезреть "море", так как водоемов помимо Москвы-реки и разнокалиберных городских прудиков он ранее не посещал. Мы практически кубарем скатились вниз. За хорошо разросшимися камышами, осокой и тому подобными нещадно нами разгребаемыми кустами, пред взором предстал удивительный Финский залив. Парень поразился его величине. Я уже знала, как оно выглядит, и что из себя представляет. Потому гаденько ухмыляясь, молча ожидала в сторонке. Что делают люди, в первый раз увидевшие "большую воду"? При том, вставшие в несусветную рань, тащившиеся по тридцатиградусной жаре в электричке набитой под самую крышу добрыми боевыми бабушками с костылями и колясками больше их самих ростом, намотавшие несколько километров пешком в поисках автобуса, который любезно доставит их от вокзала до вожделенных "Дворцовых стен"? Безусловно, мой спутник решил искупаться. Он даже разделся специально, оставшись лишь в шортах веселой расцветки. И тут меня ждал триумф. Я-то знала загадочную, такую подленькую сущность Финского залива. И парень её постиг, огласив окрестности жалобным, исполненным горести возгласом, где-то спустя километр. В Петергофе, сколько не иди, радостно расправив объятия в сторону горизонта, искупаться не получится. Поправлюсь, если Вы, к большой и светлой радости - не маленький ребенок. Кромка залива представляет собой усеянное камешками вперемешку с тиной и песчаным дном, мелководье, тянущееся на километры вглубь. Поэтому, вы можете наблюдать частую картину: сидящую на далеком (еле различимом с берега) камне чайку посреди разлитого вокруг океана. Вот такой подвох. Но не стоит отчаиваться. Русские люди умудряются купаться где угодно. Мы радовались и возможности окатить себя водой, и устроить войну летящими из-под конечностей брызгами. Остальные туристы, да и местные люди грешны тем же. За исключением разве что немцев и чопорных англичан. Которые, с презрением, а в душе, уверена, с сожалением и завистью в жаркую погоду смотрят на остальных, но в воду не лезут. Ибо законопослушны до дрожи в коленях. Приезжая жарким летом погрузиться в золото царских дворцов, русские туристы с тем же энтузиазмом спустя несколько часов, срывая одежду, забегают в ближайший водоём. Которым зачастую оказывается Финский залив. Ну, или сам царский фонтан, на худой конец. К обреченной грусти местных охранников, они час за часом выуживают довольных, обгоревших людей с несанкционированного пляжа с надписью "купаться запрещено". Люди возвращаются через несколько мгновений вновь и с утроенной охотой погружаются в воду. Таким образом, я для себя выяснила еще один контраст города Санкт-Петербург. Северный город летом порой превращается в тот же многострадальный Сочи. Если не хуже. А местные жители, к тому же, знают много других мест, помимо Петергофа, где можно и нужно купаться. И там не надо идти километры в поисках толщи воды хотя бы по пояс. Большинство плавательных местечек находятся от города дальше, чем Петергоф, и совсем в другую сторону - к Финляндии. Там на песчаный пляж в выходные и мухе негде приземлиться, а от южных собратьев его отличают лишь горделиво возвышающиеся на берегу сосны вперемешку с ёлками.
Но вернусь к Александрии. То место поистине пленяет душу. Хотя, многие, в погоне за всё той же роскошью предпочитают фонтаны нижнего парка.
А наше путешествие после купания быстро подошло к концу. Когда солнце встретилось с водой и начало окончательно тонуть, холодея и рассыпая по земле вечерние сумерки, пришлось собрать вещи и топать на электричку. Ведь ночевать в парке запрещено и к закрытию люди в форме кричат, созывая загулявшихся зевак. Позже, уже дома, я с сожалением поняла, что вся та сказка осталась лишь в воспоминаниях, так как ни одна фотография не запечатлела сути волшебства. Наверное, парк охраняет свои тайны, не давая людям унести их с собой.
Часть 2. Царское село
Царское село - второе в моём списке место, куда стоит гулять натруженному и усталому человеческому мозгу. В нём тихо, как и в Александрии. Но, если в ранее описанном мною месте после рабочего дня разрешают остаться, и когда туристов сдувает попутным ветром, ты величественно выплываешь из тени, то Екатерининский парк закрывается, а возможность побыть наедине с природой предоставляется лишь вдали от Дворцовых стен пока идут экскурсии. Однако, парк огромен, и по масштабам превышает Александрию в несколько раз. Потому, затеряться в рядах сосен не составит труда. А обилие милых домиков и беседок различного стиля (начиная от барокко и заканчивая турецким и китайским), приятно удивляет, добавляя прогулке колорита. Здесь найдутся и прудики - много мелких и один - главный, по заслугам названый Большим. За Екатерининским парком, простирается Александровский. Столь же обширный, но менее запоминающийся. Особое внимание я уделяю дворцу. Несчастное строение "Большой Екатерининский дворец" по сей день находится на реконструкции. В годы войны его полностью стерли с лица планеты, и шедевры человеческих рук лежали в руинах. Больно смотреть на черно-белые фотографии, висящие в коридоре дворца, магическим зеркалом отражающие те события. От дворца осталось от силы несколько комнат, но они дожили. И сейчас живут. Как птица феникс Петербург возрождался из пепла стараниями тысяч людей. Ему всё ещё не хватает средств. Многие красоты не восстановлены. Большую часть Екатерининского дворца скрывает плакат типичной русской стабильности "как это должно быть". В этот город ежегодно прибывают толпы людей и не многие задумываются, чего стоило спасти художественные и исторические ценности. Когда я, гуляя под сенью любимых деревьев села прикорнуть и задремала, мне приснились те люди, работавшие в музее Царского села, вывозившие экспонаты даже тогда, когда началась бомбёжка. Спасая люстры, картины, шёлк со стен ценою собственных жизней, несколько хрупких девушек жмурятся и дрожат от звуков разрывающегося снаряда. А в голове почти не мыслей, кроме той, одной - "не успеем". Бледными руками они пакуют драгоценные вещи, пальцы не слушаются, но они стараются не обращать на это внимания, ведь те, единственные в своем роде хрустальные подвески розового цвета нельзя потерять ни в коем случае. На моих глазах одну из хранительниц отбрасывает взрывом, в след ей несется крик, "Валя!", а сверху сыпется разрушающееся здание... Девушка не отвечает, и быть может, уже никогда и никому не ответит. Я в ужасе вздрагиваю и просыпаюсь. Столь реальные видения и голоса наводят меня на мысль: души тех людей и по сей день бродят здесь. Им было важно спасти нашу историю. Они не жалели себя. Быть может, они не могут смириться с утратой реликвий, кои за такое короткое время уничтожили немцы?
Часть 3. Будние дни Петербурга
Когда углубляешься в чувства этого города, становится страшно, что он пережил. Это главный контраст, который виден в Петербурге. Контраст яркой мишуры туристической жизни и суровых будней простых людей. Сколько пролито крови в этом городе? Как он преодолел циклично повторяющееся сумасшествие? Он утопал в крови, когда возводился, возникая на костях утопших в его болотах и обессилевших от тяжкой работы. Он видел далекие события начала первой русской революции - "Кровавого воскресенья", и главная площадь у Зимнего дворца ещё не раз заливалась тягучим багрянцем. Стены Петербурга хранят память о расстрелах великих князей и останки царской семьи. Город пережил блокаду, и тягостные годы Великой Отечественной войны. И сейчас мысли об этом леденят сердца и вселяют в душу страх. Что это за место? Доброе ли дело, жить на кладбище? С одной стороны, столь обширного культурного наследия, сохраненного с давних времен, нет больше ни в одном русском городе, с другой, порою кажется, что это место не хочет, чтобы здесь кипела жизнь. Люди, приезжающие в Петербург и остающиеся в нем меняются. Они становятся менее общительными. Несметное количество раз я слышала, как культурную столицу России называли городом одиноких сердец. Через раз до слуха доходит, что невозможно дикие и мрачные мысли обуревают, лишь солнце повернет на осень и спрячется до весны за облака. День за днём город будто преодолевает препятствия, чтобы проснуться на следующее утро. Как сложно и непостижимо было его строить, так и дальше идет эта борьба. Возводя новые станции метро, над проектами бьются лучшие инженеры, и всё равно опасаются обвалов. Зыбкий грунт проседает и расползается. Всё новые и новые средства, миллионы рублей уходят на поддержание пульса. Культурная столица теряет свою воспитанность, и хамство, порой, зашкаливает, пугая даже приезжих. Кто-то кричит, что сами приезжие виновны в том, а коренной народ не меняется. Ох, какие жалкие попытки не отвечать за себя... Мы все меняемся и город, овитый мрачными стальными тучами, душно нависшими над землёй, проникает в каждое сердце, заколдовывая его навсегда. Ко мне часто приходит вопрос, а видят ли Петербург Боги? Почему Боги? Здесь молятся очень многим. Тут вздымаются ввысь, опаляя небо, костры на языческих капищах и мерно вторят удивительные песни служители буддийского храма, погружая приверженцев в красочный сон наяву. Тут стоят мечети и рядом православные храмы, католические кирхе и синагоги. Но мой рассказ не о верующих или атеистах, а о мистическом сердце Северной Венеции. Мы были свидетелями странных событий, которые довольно часто здесь происходят. За последние годы запомнилось ярко, как в 2000 году во время урагана золоченый крест Смольного собора, весом около 600 килограммов и высотой около шести метров, был мгновенно срезан ударом молнии. Он упал с жутким грохотом и люди, стоявшие неподалёку, пребывали в ужасе ещё долго. Вне зависимости от веры, сие воспринимается однозначно. Народ шепчет: 'кара небесная' или "тёмное Знамение". Я человек не впечатлительный, и полагаюсь чаще на разум, потому, став реальным очевидцем случившегося, решила узнать, насколько часто случаются подобные вещи. Оказывается, во всем мире - редко, да, молнии попадают в высокие постройки, но бить каждый раз по крестам не намерены, а в Петербурге - с незавидным постоянством. Трагически-мистический туман по поводу наводить не стану, но замечу: после Смольного собора буквально через 2 года при схожих обстоятельствах пришел черед Никольскому Морскому собору в Кронштадте терять только что воздвигнутый золоченый крест. Вы думаете два случая - не правило? Как бы не так. Не два, не три, в этом непостижимом городе это повторялось регулярно. Напомню хотя бы факт из истории: Исаакиевский собор в 1717 был совершенно не похож на то монументальное здание, к которому привык сейчас глаз петербуржца. Поначалу существовал маленький деревянный прародитель, но его разобрали, а в 1727 году воздвигли новую Исаакиевскую церковь. Она напоминала собор Петропавловской крепости и имела колокольню с точно такими же часами-курантами. 6 августа 1735 года во время сильной грозы молния ударила в шпиль колокольни, разбила куранты, возник пожар - и колокольня рухнула. А церковь вновь пришлось перестраивать.
Стоит ли перечислять далее? Мне кажется, что с мистикой у нас по любым меркам - перебор.
Часть 4. Жуткие легенды
Видение первое
Во времена, когда у нас с семьей не было собственной крыши над головой, пришлось изрядно помаяться и поскитаться по съёмным квартирам. И набрали мы сомнительного, трудноусвояемого опыта.
Главная улица культурной столицы - Невский проспект. Он изобилует красочными вывесками, старинными зданиями петровских времен, день за днём миллионом иностранных сапог затаптывается, с энтузиазмом осматривается и ощупывается. "Красивая улица", "шикарная улица", "богатая улица", "неповторимая"... "Ох-ох-ох"... - И вздохи, и стоны, и всхлипы восхищения с разных сторон. Иду, смеюсь. Господа, вам бы экстремальную экскурсию, сделайте полшага в сторону. Далеко ходить не надо. Рядом со станцией метро Площадь Восстания дома, словно с картинки сошли, действительно. Но... Снаружи. Мы же имели неосторожность договориться с хозяйкой, снять там комнату на некоторое время. Заходим во двор. Несколько парадных перед взором. Неприятное жужжание несметного количества вытяжек из ресторанов, облезлые, давно некрашеные стены, уже привычный колодец обступил тесно. В нём небо видно лишь по праздникам, и то, если ухитришься и вывернешь себе шею. Парадную вычислили. Номер квартиры не смогли, пока не созвонились вновь, ведь номера не по порядку, и логике обычного человека не поддаются. На первом этаже 3, 40, 170, на втором - 5, 8, 56, на третьем - 220, 9, 307, как говорится - что на рынке было, то купили...на четвертом... К четвертому мы понимаем - бывает плохо без лифта. Но пред нами задача подняться на пятый. Порожки на лестнице с выщерблинами, кое-где просевшие, где-то отсутствуют. Лестница на 5 этажей для обычного дома - совсем иное. Сегодняшняя лестница долгая и мучительная. В ней ступеней на восемь современных этажей с лихвой наберется, а ещё она крутая. Ощущаю себя горной козой на выгуле. В парадной пахнет спёртым тяжелым воздухом старого дома. Такой воздух обитает лишь в Питере. Дышать нереально, глаза слезятся. Мыши плакали и кололись, но упорно продолжали жрать кактус. Вот и пятый - долгожданный. Выдыхаем. Осматриваемся. Удивляемся. На верхнем этаже (мансардном) должно быть две квартиры. Одна перед нами, в двери шевелится ключ - хозяйка открыть пытается, напротив же - зияет огромная дыра вовсю стену. И я не шучу. Её стыдливо прикрыла полусгнившая часть бывшей дверцы на ржавых искорёженных петлях. Подхожу ближе, ведь любопытно. Гляжу в проём - снаружи холодное серое небо, груда камней с первого по пятый этаж, как насыпь для железной дороги, всюду разбросаны тряпки, шприцы, поломанные игрушки и иной хлам. Отшатываюсь. Мама, роди меня обратно. А нас уже радушно встречает хозяйка (странного вида женщина): вся в черном, с птичьим гнездом на голове и в цветастых фирменных кедах, обшитых стразами. Заходим в квартиру. Длинный, бесконечный коридор коммуналки, худой и ободранный, как бездомный ребенок. Света нет, через окна кухни еле проникает чахлое питерское солнце. Комнаты закрыты дверьми наподобие той, что я видела на лестничной клетке - не менее убогие и старые. Вздувшийся паркет, везде черная плесень обрамляет потолок своими узорами, краска на стенах бугристая выцветшая серая. Ванны нет. Туалет ржавый и в цвет плесени подобающе черный. Завидное постоянство гаммы, однако. Стояк старинный, течет по всему периметру, обрастая мхом и влажной слизью. В нашей комнате одно окно. Оно смотрит ровно в противоположную стену, до которой можно дотянуться рукой - расстояние где-то полметра. Неба нет. Кроме стены из окна ни видать ни зги. Здесь из мебели лишь комод и раскуроченный диван, из которого во все стороны торчат пружины. Мы устали. Деваться некуда. Договариваемся переночевать, а затем решаем продолжить поиски.
Ночь накрывает внезапно, от усталости свалились спать еще в обед. Я продираю глаза, и осматриваю хоромы. Буфет скрипит, подхожу закрыть дверцу, но изнутри на меня сыплются полчища рыжих тараканов. Их поток не иссякает. Они заполняют комнату. Я с содроганием вынимаю из-под этой массы кофту, накидываю на себя в спешке, и выметаюсь вон.
Пока бегу из квартиры, стены дряхлеют на глазах. С них стирается краска, осыпается штукатурка, вот уже видна деревянная строительная сетка... до слуха доносится тонкий скрип-смех, прерывающаяся тихая, но навязчивая мелодия старинной шкатулки. Она исходит от провала в стене. Открываю недобитую дверь, просачиваюсь к груде камней. Там, посреди горы тлеющего зловонного хлама лежит человек. Он присыпан штукатуркой и кусками камней, к груди тонкими окоченевшими пальцами он прижимает ту самую дребезжащую шкатулку, а его руки, ноги, шею, лицо, оплетают, подобно вьюнку, черные цветы с бархатной поверхностью и белыми длинными тычинками. Я падаю рядом, чтобы распутать пострадавшего, плохо понимая, откуда взялся эдакий необычный экземпляр флоры. Но растение оказывается живым и стремительно ползет ко мне. Я не успеваю отдернуть руки, как оно неведомым образом просачивается через кожу внутрь. И чувствую как из груди, продираясь не щадя моей плоти, прорастают новые цветы. Я беру под ногами осколок стекла и срезаю цветок. Он извивается, тычинки ведут себя как щупальца осьминога, к тому же совершенно противные и холодные на ощупь. Цветок уползает обратно в ранку, несмотря на мои протесты. Становится зябко. Оставляю попытки спасти незнакомца. Может, ещё добегу до больницы на соседней улице.
В безрезультатных метаниях я встречаю рассвет, и наблюдаю в оцепенении, как целиком обвитый бархатными цветами дом освобождается от своих невесомых пут и становится предельно обыкновенным. Смаргиваю слезы. Мне не больно. Все цветы исчезли с ночным туманом.
Видение второе
Мне накануне было не очень хорошо. Болел бок, и я крутилась, ворочалась, материлась, не могла заснуть одним словом. Утром я запоздало осознала, что не могу встать с постели. Благо телефон держу рядом, корчиться от боли пришлось не долго. Вызвала скорую. Сначала ко мне приехала одна бригада, но они сказали, что таких как я не берут... К чему бы это? Затем другая... Бабушка говорила: 'Бог троицу любит'. Наверно, наша скорая придерживалась этой же поговорки. После трех попыток меня забрать - я всё же в больнице. Нагадали аппендицит, хотя не сделали ни анализ крови, ни рентген, ни УЗИ. Видимо, ещё каких-то примет придерживались. Отправили на срочную операцию. Родным позвонить не дали. Положили, усыпили, порезали, зашили. Оказалось, я здорова была. Но это потом... Не сразу же рассказали.
В палате ко мне никто не подходил. Врач и медсестры избегали, словно огня. А я не могла встать. Жутко обидно и тошно от такого отношения, но рядом лежала бабулька - ей ещё хуже. И возраст преклонный, и беспризорной лежит дольше.
По ночам я слышала, как она стонет, охает и молится каждую минуту. Родственников к ней не приходило, моих тоже не было - в то время они в другом городе жили. Вот и лежали мы предоставленные сами себе. Она боялась, а я в унынии считала часы. Думаю, больше не буду вызывать скорую. Картина железных кружек, прицепленных к стене за толстые стальные цепи, останется в моей памяти навечно. А чего стоят иконы рядом со списком платных услуг...
Пыталась безуспешно предугадать дня четыре подряд, насколько хватит совести у персонала, оставлять так больного пожилого человека, но бабулечка не дожила до того светлого момента, когда медики решили нас навестить. Я же зажила, и не оглядываясь потрусила домой.
На следующий день в новостях увидела, что в том отделении, где лежала, ночью начался пожар. Дотла выгорел весь этаж. А перепуганные больные наперебой с врачами рассказывали про кошмарного огненного призрака старухи, вышедшей из того пламени.
Ещё месяц где-то передавали о вспыхивающих квартирах в разных частях города. Горело жилье врачей и медсестер, которые забыли извиниться перед усопшей. Ей в оправдание могу сказать, что ни один живой человек при том чудным образом не пострадал...
Видение третье
Смоленское кладбище - последнее место, куда нормальный человек хотел бы попасть - издавна славилось дурной репутацией. Но в то время я об этом не знала, да и карту помнила смутно, а женщина из интернета, жившая неподалеку, обещала отдать породистого котеночка бесплатно тому, кто первый к ней доберется. Нас, таких ярых неизлечимых халявщиков, набралось штук пятнадцать, не меньше. В результате бой за обладание пушистым мурчащим комком шел не на жизнь, а на смерть. Пришлось срезать путь. Мне прохожий показал, в какой стороне искать нужный дом. И я пошла. Могилы меня не смущают. Я ж не вандал какой. Просто иду мимо. Но, как любит говорить любимый россиянами Задорнов, "смеркалось". Я не пугливая, не подумайте. Просто стало немного не по себе, неприятненько так... И в этом разливающемся по холмикам серо-стальном плотном тумане различалось подозрительное медленно перемещающееся зеленоватое свечение. А туман всё пушился, словно молочная пенка и любовно покрывал зеленую весеннюю траву. В воздухе явственно проступил запах ладана. "Не удивительно... Может священник какой-прошел", - подумалось мне. Но шагу прибавила. А в сгущающемся дёгте сумерек все чётче проступали зеленые огни, постепенно притворяясь в чьи-то высокие фигуры. На фоне чернеющих крестов и памятников воздействие они произвели поистине ошеломительное. Я струхнула и пошла в противоположную сторону. Зубы застучали мелкой дробью, коленки перестали слушаться. То ли делать мне нечего было, то ли я рассудком слегка поехала в тот момент, но когда эти существа приблизились, не нашла ничего лучше, чем начать на них нагло пялиться, встав как вкопанная. Очертания напоминали людей, несущих зажжённые кадила, высокие, упитанные мужчины в рясах были полностью прозрачны, и сквозь них виднелась вся окружающая меня действительность. Они тоже остановились, наверно из любопытства захотели разглядеть, кто здесь такой дерзкий нашелся. Постояли, поколыхались на ветру. Потрясли зеленоватыми бестелесными рукавами и вереницей направились восвояси. Будто меня там и не стояло никогда, а так примерещилась маленько. Шли они медленно, а я пока не оттаяла окончательно, рассматривала спины и считала, сколько их... Насчитала 35...
До котенка я в тот вечер так и не дошла. Как отмерла, взяла ноги в руки и на метро. А в интернете потом много чего интересного про это кладбище нарыла и выяснила, что за попутчики у меня были в тот вечер. Легенда о сорока заживо погребенных священниках гласила: 'вскоре после революции священников со всего города арестовали, привезли на Смоленское кладбище, выстроили на краю заранее вырытой огромной могилы и предложили либо отречься от веры, либо ложиться в землю заживо. Все священники предпочли мученическую смерть. Говорили, что еще в течение трех дней из могилы доносились стоны, а земля на этом месте шевелилась. Затем на могилу упал Божественный луч, и все затихло'. В моем случае могу сказать, считаю я плохо -место сорока тридцать пять насчитала... Да и Божественный луч проглядела...
Вот мой рассказ подошёл к концу. Я не хотела никого пугать, честно. Просто люблю, когда монету с обеих сторон показывают... А ехать сюда или нет - решать только Вам самим. Питер - он не плохой и не хороший. Как не бывает полностью чёрных душ и истинно светлых. Вы полюбите его, и может, он ответит Вам взаимностью, а нет - на нет и суда - нет. А мне что еще остается сказать? Добро пожаловать в Санкт-Петербург!