Земскова Дарья Сергеевна : другие произведения.

Солнце-самоцвет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Замкнутый мир: то ли странное учебное заведение, то ли поле для экспериментов над детьми с помощью камней-самоцветов. Каждый адаптируется по-своему. Каждый пытается налаживать отношения с другими, близкими или нет, оценивая свою и чужую свободу и то, что происходит: палач становится жертвой и наоборот. Два брата по-разному ответят на вопросы "Кто мы?", "Зачем мы здесь?", "Как справиться с ужасом, рвущимся изнутри, из прошлого?", "Как, наконец, выбраться из этой удобной тюрьмы?".
  I
  
  "Россыпь камешков отражается в зеркале. Брат мой, пройди по этой дороге, но я тебе не сторож".
  
  
  Камень был теплым на ощупь или казался таким в ладонях. Наиль рукавом кофты убрал налипшие частички земли, лизнул слегка отсвечивающую оранжевым поверхность. Вкус земли был знакомым и привычным, вкус камня же напоминал утреннее стекло в пасмурную погоду. Наиль оглянулся, проверил, нет ли слежки, затем спрятал находку в карман брюк. Он ботинком сбросил землю в ямку и засыпал увядшими листьями, что валялись вокруг.
  Время было уже сильно за полдень, и солнце, нарумянив бок, переползало в ночлежку. Наиль смотрел в небо и пытался увидеть первые следы сеток. Было еще слишком рано: вот в сумерках сетки расчертят небо.
  Скоро позовут на ужин. Наиль подумал, что надо найти брата, иначе тому снова достанется от служителей. Вечно тот где-то ошивается, а он, Наиль, беспокойся и лечи после синяки. Брат совсем непутевый. В голове даже не опилки, а водица проточная, леденящая. Не удержать. Никогда не знаешь, о чем думает. И имя ему под стать: Ауи. Синий цвет или тень. Хочешь поймать, да не выйдет. Убежит сквозь пальцы как морок. А сам Наиль - серебро. Так мама их называла. Наиль не знает, с какого языка их имена переводятся. Мама просто говорила, что Ауи - тень, а он - серебро. Странная мама, все-таки.
  Надо найти брата, пока его не схватили служители. Наиль думал, откуда лучше начать поиски. Подвал? Нет, туда вчера воду пускали, Ауи в сырость не сунется. Чердак во флигеле? Вполне может там затаиться.
  Наиль решил сократить путь, и пока никого не было, побежал по клумбам. Всё равно другие так и шастают! А служители и без того найдут причину рявкнуть вслед и замахнуться.
  Кованые ворота сада тихо поскрипывали под ветром. Петли давно надо бы смазать, но Наиль не будет говорить, что еще следует сделать. Найдутся дела, пусть ему на них укажут. Брать на себя лишнее: ну нет, это не для него.
  Правый флигель находился за основными жилыми корпусами, около тренировочного поля. От сада минут десять быстрым шагом. Наиль выбежал на выложенную брусчаткой дорожку, теперь уже опасаясь ступать на газоны и клумбы. У дальнего дерева сидели две девочки, кажется, одна из них была Лорой, Наиль не мог разобрать, находясь так далеко. Потом присмотрелся: это она, точно. Только у Лорки есть такая заколка-бабочка с цветными стекляшками. Наиль промчался мимо, помахав девчонкам. Лора посмотрела ему в спину и залихватски свистнула. "Наверное, подумала, что я опять провинился и от служителя убегаю. Говорит, взрослее быть надо, шестнадцать в прошлом месяце исполнилось, а веду себя хуже брата. Тьфу". Наиль остановился и хмуро огляделся. Из Западного входа корпуса Лямбда спиной вперед выполз служитель в белой робе, клешнями вцепившись в носилки. Другой такой же "снежок" держал противоположный конец. На носилках кургузо лежал черный мешок в человеческий рост. Опять кто-то сорвался, подумал Наиль. Сердце неприятно заныло. Хоть бы не брат.
  Каждый раз одно и то же. Наилю хотелось поскорее найти брата и расквасить тому нос.
  Первый служитель опустил носилки и вытер лоб шарфом. Тяжеловат, что ли? Наиль подумал, что ухмылка была бы совсем неуместной, но ничего не мог с собой поделать. А может это служитель сдох? А что, если и правда? Они же не вечные, в конце концов.
  Наиль постарался выкинуть увиденное из головы и быстрым шагом направился к флигелю.
  
  Флигель и сам по себе был уютным местом, но Ауи предпочитал залезать на самый верх. Широкая винтовая лестница вела по всему периметру башни. Три этажа выходили круглыми окнами на жилые территории, один этаж на сосновый лес, огороженный частоколом электролизованного забора. Башня была бы любимым местом всех без исключения детей, если бы не статистика попыток сбежать через "лесное" окно. Конечно же, попытки были безуспешными. Многие погибали, как только открывали окно и перебрасывали веревку к крюку забора. Другие же просто срывались вниз и оставались инвалидами. Служители таких не лечили. Инвалиды отправлялись на какие-то другие жилые территории, но Ауи боялся даже думать, что там могла быть за жизнь.
  Круглая чердачная комната с четырьмя окнами была его любимым местом, вторым после подвала. Но в подвал иногда пускали воду с химикатами, дабы вытравить крыс, потому своим то место он не мог назвать. Он даже вещи там почти не хранил. Если что-то нужно было, то приносил из флигеля. Однако, в подвале было хорошо прятаться и спать. И тем более никто бы кроме Наиля не сунулся. А сюда любой припрется и начнет расспрашивать.
  Сегодня было на удивление спокойно. Ауи почти весь день провел, свернувшись клубком в старом кресле, которое сам когда-то и нашел на складе. Оно никому не было нужно, и они с братом притащили его наверх. Брат ругался, но все же не отказывался помогать. Потом ремни, которыми это кресло закрепили к спине Наиля, оставили под футболкой красноватые ссадины. Это был один из немногих случаев, когда Ауи лечил брата, а не наоборот. Ауи не хотел думать о брате, но почему-то мысли всплывали одна за другой. Наверное, ищет. Скоро влетит и покою конец.
  Ауи запустил пятерню под рубашку и почесал левую ключицу. Камешек под ней нагрелся. Ауи встал с кресла и посмотрел в ближайшее окно. Брат подходил к флигелю. Он выглядел на редкость неопрятно: почему-то весь в земле и пожухлых листьях. Переработался в саду. Фиолетовая кофта с длинными рукавами к тому же испачкана в какой-то жиже. Густые каштановые волосы в паутине, под носом тоже земля. Ауи улыбнулся и подумал, что брату нужна хорошая ванна. Совсем стал похож на приблудную собаку. Старший брат всегда был немного грязнулей.
  Наиль заметил Ауи и помахал в ответ. Знаками показал, что поднимается. Ауи отошел от окна и стал освобождать вход, скрывавший подвесную лестницу. Подросток убрал несколько маленьких досок к краю, а самую нижнюю поставил на бок у стены. Внизу эхом отдавались шаги брата.
  Ауи снова почесал ключицу. Главное, не начать чесаться при брате, а то опять закатит истерику. Ну чешется и чешется, что с того. Не к служителям же обращаться, в самом деле. А то ведь и в лазарет загремишь, пожалуй. Никому это из них не нужно. Кто знает, что там накопают эти червеобразные. Ауи все еще помнил прикосновения рук-щупалец. В прямом смысле щупалец или клешней у лазаретных служителей, конечно, нет, но ощущения в памяти оставались препротивные. Совсем не хотелось бы повторения. Лучше вообще им на глаза не попадаться. Правда, плановых ежемесячных осмотров все равно не избежать. Но к тому времени, Ауи надеется, что камень перестанет воспаляться. Главное, при брате не сплоховать. Авось, тот и не заметит. Ауи вздохнул, потому что вовсе не был в этом так уверен. Брат внимательный. А к тому, что касается Ауи, тем более. Иногда Ауи его ненавидел за внимательность. Потому и прятался. Больше всего ему бы хотелось спрятаться от брата, но тот всегда его находил. Вот и теперь: темно-каштановая взлохмаченная голова, почти черные прищуренные глаза; Наиль поднимается по подвесной лестнице. Ауи смотрит на брата и пытается понять, злится тот или нет. Вроде нет. Но на всякий случай отошел к окну, присел на подоконник, скрестив руки. Не чесаться, только не чесаться!
  Наиль забрался в комнату и уселся в кресло. Не говоря ни слова посмотрел на Ауи.
  
  - Скоро ужинать позовут. Если еще раз пропустишь, тебе влетит, - голос Наиля почему-то был хриплым.
  
  - Я и так собирался спускаться. Нечего за мной было приходить.
  
  - Ну так ты же и забыть можешь. А влетит потом нам обоим, если не появишься.
  
  - Не волнуйся, я всегда помню про возможную взбучку, - Ауи сверкнул улыбкой. Он выглядел очень смуглым, в своей белой рубашке, стоя спиной к заходящему солнцу. Синие глаза, за исключением цвета, такие же как у брата, хитро оглядывали комнату. Ауи не хотел смотреть на брата, тот же постоянно искал его взгляд. Наиль встал с кресла и подошел к Ауи. Взял за плечо и отогнул ворот рубашки, оглядел ключицу и темно-синий, вплавленный прямо в кожу тела камень под ней. Камень слегка поблескивал в сумерках, красноватый ободок вокруг него казался цвета запекшейся крови.
  
  - И когда ты собирался мне сказать?
  
  Ауи оттолкнул руки брата и отошел в сторону:
  
  - Никогда вообще!
  
  Наиль вздохнул и повернулся к брату спиной. Ему очень хотелось засветить Ауи в глаз, но он осознавал все последствия такого поступка. Мало того, что их обоих сцапают служители, так еще и брат совсем перестанет с ним разговаривать. Поэтому он решил успокоиться и поговорить. Наиль снова уселся в кресло. Ауи стоял слева и настороженно смотрел на старшего. Наиль молчал. Затем достал из кармана найденный оранжевый камень:
  
  - Смотри, что я нашел сегодня днем, когда в саду ковырялся. Наверное, из чьей-то могилы.
  
  Ауи с сомнением поглядел на камень:
  
  - С камнями не хоронят. Их отправляют в Библиотеку.
  
  - Так значит, кто-то украл из Библиотеки? Или вытащил из себя?
  
  - Интересно, кому бы такое понадобилось... - Ауи взял камень в руки, погладил его, прислушался к чему-то внутри себя. Камень начал светиться ярче.
  
  Наиль в тревоге вскочил.
  
  - Ауи, осторожнее!
  
  - Да всё нормально. Он безобидный. Размером-то с крышку от бутылки, что он может сделать.
  
  - Это чей-то камень, с чьей-то энергией.
  
  - Вот тут ты прав. В нем есть еще немного силы. Причем огненной. Но теплый такой, да. Узнать бы, кому он раньше принадлежал.
  
  - Вряд ли ты его легко прочитаешь. Дай сюда, он на тебя странно реагирует.
  
  Ауи с сожалением отдал камень, отметив про себя, что при случае заберет его и спрячет в один из своих тайников. Наиль слишком легко относится к вещам и быстро теряет к ним интерес.
  
  - А твой - чешется?
  
  - Немного. - Ауи решил не говорить всей правды.
  
  - Давай у Лорки попрошу травяную мазь, которой в прошлый раз лечили синяки.
  
  - Угу, наверное, стоит... - Ауи рассеянно смотрел на свои ладони, гадая, как бы отвлечь брата от скользкой темы. - Со мной все нормально. Правда, Наиль. Не психуй.
  
  - И вовсе я не психую! - Наиль взорвался, но быстро притих. - Ты же ведь должен понимать, что это очень и очень и очень худо. Хуже, чем все, что с нами было ранее.
  
  - Я помню, что было с мамой. Можешь мне не напоминать. Там было по-другому.
  
  Ауи пристально посмотрел на брата.
  
  - Пойдем ужинать, а то нам все-таки влетит.
  
  Наилю было не по себе, но он решил, что оставит и это на потом. Он постарался запрятать поглубже мысль, что слишком много вещей начал оставлять "на потом".
  II
  
  Столовая находилась на первом этаже корпуса Бета. Второй этаж занимали классные комнаты. Дети гуськом направлялись ко входу, у которого маячил служитель. В своей коричневой робе, загорелый, он почти сливался по цвету с деревянной обивкой дверей. Фонари еще не зажгли, потому дети, держась ближе друг к другу, старались как можно быстрее пройти сканер и прошмыгнуть внутрь.
  Лора зажала в горсти пояс сарафана Марины и оглядывалась назад, словно кого-то искала.
  
  - Кого высматриваешь?
  
  - Да так...
  
  - Скажи, не тушуйся, - Марина ткнула подругу острым локтем.
  
  Лора ойкнула и разжала ладонь. Руки у нее были влажными и дрожали. На сарафане подруги остались пятна. Марина поправила сарафан, но ничего не сказала.
  
  Очередь медленно продвигалась. Служитель сканером считывал код на протянутых ладонях.
  
  - Могли бы и еще и кого-нибудь обрядить. А то мы так с голоду тут помрем.
  
  - Тише.
  
  - Да ему вообще плевать на разговоры сейчас. Главное, чтоб все на месте были.
  
  - Плевать-то плевать, но вдруг что в голову взбредет... - Лора продолжала оглядываться назад.
  Марина взяла подругу за плечо и подтолкнула вперед:
  
  - Прекрати. Они появятся. Наиль притащит младшего.
  
  - А если нет?..
  
  - Куда он денется. Из-под земли достанет. - Марина, хмурясь, вгляделась в лицо подруги. - Влюбилась, что ли?
  
  - Не знаю... - Лора рассеянно оглянулась назад. - Нет. Вовсе нет.
  
  Она сглотнула тревожный ком.
  
  - Я их матери кое-что обещала. Но они не знают пока.
  
  - Так это когда было.
  
  - Пять лет назад. Но всё равно... О, бегут. Наконец-то! - Лора помахала парням, которые изо всех сил неслись к очереди.
  Они не стали вставать в конец, а пробежали сразу к девочкам. Оставшиеся позади дети недовольно зашикали. Наиль показал язык и увернулся от шутливой оплеухи. Ауи без улыбки подошел, скрестив руки на груди.
  
  - Всегда он какой-то неживой, - Марина недовольно посмотрела на Ауи. - и морда высокомерная. Все его недостойны. Не понимаю, что ты к ним так прицепилась.
  
  - Он нормальный, это ты зря.
  
  - Тебе лучше знать...
  
  Внезапно зажглись фонари.
  
  Наиль за плечи обнял девочек:
  
  - О чем разговор?
  
  - О вас двоих, конечно. - Марина недовольно сбросила руки Наиля.
  
  - У нее опять сегодня колючее настроение? - спросил Наиль у Лоры.
  
  - Лучше бы ты встал в конец очереди... - Марина отошла на шаг в сторону. Впереди оставалось два человека, и она была рада, что братьев не придется долго терпеть.
  
  Ауи продолжал наблюдать за ней. "Ну что ему еще нужно? Такой пронизывающий взгляд. Как будто мысли читает". Марина недовольно поежилась, не признаваясь себе, что младший ее пугает, тогда как старший просто неприятен своей фамильярностью. Младший был странным, но по-своему красивым. Темно-каштановые волосы, сейчас, в неровном свете фонарей, почти черные, лицо с высокими скулами, нос с легкой горбинкой. Только мешала привычка, когда не улыбался, поджимать тонкие губы, словно ему всё окружающее не очень-то приятно. Но Ауи часто улыбался, если никто не видит. Это скрашивало некоторое ощущение настороженности, сквозящее от его фигуры. Наиль же был попроще, более открытый и располагающий к себе. Они стояли рядом и были почти одного роста, не особенно высокие, тонкие и несколько угловатые, очень похожие друг на друга, однако Наиль вовсе не выглядел таким брезгливым чистюлей, как младший. Умылся, стряхнул листья с волос и достаточно.
  Брат отстал на шаг, кривя уголок рта в улыбке. Наиль с подозрением посмотрел на него. Как же хочется знать, что он задумал... Ага, нет-нет, да тронет ключицу, затем спохватывается и поправляет ворот рубашки.
  Наиль подошел к Ауи и шепнул:
  
  - Не попадись служителям.
  
  - Да знаю я, - Ауи цыкнул на брата и отвернулся.
  
  Девочки уже прошли в столовую, настала очередь Наиля.
  Служитель приложил стальную коробочку сканера сначала к одной протянутой ладони Наиля, затем к другой. Сканер еле слышно загудел и мигнул зеленым разрешающим сигналом.
  
  - Следующий.
  
  Ауи поправил рубашку и подошел ближе, показывая руки.
  
  - Следующий.
  
  Наиль дождался младшего, и пока служитель был занят другим человеком, больно ткнул Ауи в загривок кулаком. Тот охнул и обиженно воззрился на брата:
  
  - За что?.. - Ауи в досаде потер шею.
  
  - Весь день хотел это сделать, представляешь.
  
  - Я бы как-нибудь обошелся и без такого "подарочка". - Ауи быстро прошел вперед.
  
  
  В столовой было шумно. Дети младшего возраста сидели у окон. Старшие ближе ко входу. Отдельная группка, в черных передниках, развозила тележки с тарелками. Наиль нашел любимое место у цветочного горшка в дальнем углу. Край длинного стола, изрисованный синими и красными чернилами, в неоттираемых пятнах чего-то похожего на желтоватый клей или сопли, и заляпанный кусочками тонкого разноцветного пластика с изображением дерева и маленьких многогранных "плодов"-камней, всецело принадлежал Наилю, так как мало кто хотел бы намертво приклеиться рукавами к столешнице. Ауи схватил с ближайшей тележки кусок хлеба и с подозрением посмотрел на Наиля, приглашающе похлопывающего по короткой скамье рядом с собой.
  
  - Нет, спасибо. - Ауи сел за два стула от брата. На свободное место напротив тут же приземлился Живчик. На самом деле его звали Патрик, а кличку он получил за десятикратное посещение лазарета и вышел оттуда только с парой шрамов. Живчик - тощий белобрысый мальчишка, с острым, быстрым лицом, на несколько месяцев старше Наиля, но из-за внешности тянувший лет на 12-13.
  
  - Слышал новости?
  
  - Какие, - Наиль лениво катал мякиш хлеба по столу. Его не интересовали мелкие сплетни, всё нужное он мог узнать и сам.
  
  - О трупежнике, который пару часов назад вытащили из Лямбды.
  
  - Я его видел, ага. И что интересного? - Наиль сделал вид, что достаточно осведомлен.
  
  - А это служитель сдох.
  
  - Что-о-о-о?! - Ауи подскочил со стула, опрокинув его.
  
  - Тихо ты! - Наиль прикрикнул на брата. На них со всех сторон недовольно зашикали.
  
  Ауи присел поближе к старшему, на сей раз не боясь попасть неприкрытой кожей рук в подсохшие лужицы клея и грязь.
  Живчик воровато огляделся и наклонился поближе к Наилю, понизив голос до еле различимого шепота:
  
  - Окочурился в одной из лабораторий. Из окна еще дым валил. Сероватый такой и вонючий. Но остальные "снежки" это дело быстро убрали. Всех гоняли еще оттуда, чтоб никто нос не сунул. Вот.
  
  Он улыбнулся и многозначительно посмотрел на Наиля. Тот со вздохом порылся в карманах брюк и достал несколько мелких разноцветных камешков. Живчик внимательно пересчитал камешки. Взглянул на Наиля:
  
  - Мало.
  
  Ауи порылся в своих карманах и достал еще три зеленых камешка. Живчик сграбастал протянутое и, отвесив косой поклон, растворился среди других столов.
  
  - Все деньги ему отдал? - мрачно спросил Ауи.
  
  - У меня еще есть немного.
  
  - Ну-ну. - Ауи отвернулся, чтобы взять тарелку горячего супа у мимо проезжающей тележки. Передал ее брату и взял такую же себе. Наиль кивком поблагодарил, порылся в небольшом ящике, приделанном к крышке стола снизу, достал ложки. Одну начисто вытер рукавом кофты и передал Ауи. Ауи скривился, но смолчал. Вытер ложку о свою рубашку и принялся, обжигаясь и торопясь, поглощать суп. Он был очень голоден, раньше даже не замечал насколько. Наиль с безмятежной улыбкой наблюдал за братом, держа ложку в левой руке. И он, и Ауи были левшами - одна из немногих черт, одинаковые у обоих.
  
  Лора издали наблюдала за братьями. Наверное, надо было пересесть к ним, но Марина бы разозлилась. Она не выносила эту парочку.
  Суп начал остывать, и она быстро его доела. Лора встала из-за стола:
  
  - Мне надо кое-что сделать.
  
  Марина отложила ложку, но не двинулась с места:
  
  - Мне, конечно же, с тобой лучше не ходить.
  
  - Извини. - Лора с сожалением пожала плечами и пошла к выходу. У самых дверей она обернулась и сделала знак Наилю, чтоб он пришел через полчаса к окну ее комнаты.
  
  - Что это она тебе показала? - Ауи посмотрел в спину уходящей девочки.
  
  - Мазь принесет.
  
  - А-а-а, ну ладно. Я во флигель. - Ауи встал, потягиваясь.
  
  Наиль резко дернул брата за руку:
  
  - Никуда ты не пойдешь.
  
  - Еще чего! - Ауи хотел локтем двинуть брату в висок, но промахнулся.
  
  Наиль успокаивающе взял младшего за запястье.
  
  - Твою фиговину подлечим и гуляй хоть на все четыре стороны.
  
  Ауи сел на место, перекинув нога на ногу и скрестив руки перед собой. Он разозлился, сам не понимая из-за чего. Брат ведь помочь хочет... Но этим же и бесит ужасно.
  
  Наиль перегнулся к соседнему столу и схватил пару булочек - тележку они прозевали - от одной булочки откусил сам, другую протянул Ауи. Тот с отвращением покачал головой.
  
  - Я тебя не связываю вообще-то. Только в ночи шататься и ловить тебя по углам не хочется, - глухо сказал Наиль, блаженно отхватывая огромный кус.
  
  Ауи вздохнул и лег на столешницу головой:
  
  - Да я не поэтому, - он помолчал, сравнивая "за" и "против" в том, чтобы признаваться брату. - Не только чешется.
  Наиль сразу встрепенулся:
  
  - И?
  
  - Побаливает, - Ауи наконец нехотя признался.
  
  Наиль занес кулак, в котором все еще сжимал булку, намереваясь ударить о стол, но внезапно замер, крепко, до боли, сжал пальцы. Тихо спросил:
  
  - Давно?..
  
  - Уже неделю.
  
  Наиль закрыл глаза и устало откинулся спиной к стене.
  
  
  Лора ждала их у своего окна на первом этаже, оставив на подоконнике свечку-ночник. Наиль тихо подошел, чтобы не вызнал служитель-дежурный, взял из ее рук маленькую баночку, кивнул и сказал, что утром отдаст деньги.
  
  Ауи стоял в стороне под деревом, в темноте почти невидимый. Бесшумно отделился и тенью нырнул за братом под арку. На первом этаже мужского корпуса Дельта во всех окнах, несмотря на тяжелые темные шторы, пробивался свет. Звенело стекло, раздавался смех.
  
  - Кто-то разжился алкоголем... - Наиль с тоской оглянулся, когда они проходили мимо Дельты.
  
  Ауи свернул на дорожку, ведущую к флигелю.
  
  - Не сегодня, - он остановился, задумавшись. - Впрочем, ты можешь отдать мне банку, а сам пойти к ним.
  Наиль заскрипел зубами.
  
  - Ну уж нет! - грубо схватив брата за плечо, потащил вперед. Ауи пришлось почти бежать.
  
  Ауи в изнеможении упал в кресло, из-под прикрытых век глядя на брата. Наиль открыл баночку, понюхал содержимое, словно проверяя, не обманули ли на этот раз.
  
  - Снимай рубашку.
  
  Ауи медленно стал расстегивать пуговицы, то и дело, морщась от боли. Наиль с трудночитаемым выражением наблюдал за его действиями. Опустился на колени перед братом, вгляделся, нахмурив брови.
  
  - Эскулап, кончай медлить.
  
  Наиль осторожно нанес немного пряно пахнущей мази на кровавый обод около камня. Ауи, чуть подавшись вперед, усталыми, потемневшими глазами смотрел куда-то брату в макушку.
  
  - Всё, - Наиль встал с колен, закончив. Ауи вдруг протянул руку и обнял его. Наиль замер, не зная как реагировать на такой несвойственный младшему прилив нежности. Ауи можно легко назвать диковатым и ершистым, но отнюдь не нежным. Он не любит прикосновений. Только маме позволял себя обнимать. Наиля и то обычно еле терпит. Старший брат запустил пальцы в волосы Ауи и слегка потрепал. Тот не отмахнулся, как сделал бы раньше, лишь на мгновение теснее прижался, затем оттолкнул и глухо произнес:
  
  - Уходи.
  
  Наиль помедлил, с кривоватой удивленной ухмылкой поглядев на него, и начал спускаться по лестнице.
  III
  
  Саймон со стоном проснулся от того, что кто-то залепил ему в лоб. Он с трудом открыл глаза и осмотрелся. Голова была словно арбуз, в который вонзили нож и медленно, с наслаждением, проворачивали. Еще бы. Вчерашняя пьянка удалась. На полу и на соседней кровати лежали люди, кто-то храпел, кто-то что-то мямлил во сне. Саймон посмотрел на обнаженное тело рядом с собой. Девичья рука с красным камнем чуть ниже плеча, хоть за это спасибо. Спутанные светлые пряди. Саймон осторожно повернул незнакомку к себе. Он силился вспомнить имя девушки, она была из новеньких. "Инна", кажется. Или "Алиса". Черт разберет теперь.
  
  - Эй, - Саймон осторожно тронул девушку за плечо, та лениво зевнула, обдав юношу отнюдь не аппетитным ароматом из приоткрытого ротика. Да-а-а-а, губки-лепестки, а не благоухают. Саймон привстал и начал оглядывать комнату в поисках своей одежды. Майку он нашел сразу, а вот на джинсах спал Живчик, подложив ладошку под щеку и размазав свою или чью-то блевотину по штанине. Саймон с отвращением скривился. Нет, с джинсами можно попрощаться. Он нашел чьи-то бежевые льняные брюки, ужасно мятые, на размер больше, но подумал, что и так сойдет - ему бы только добраться до своей комнаты. А прежний хозяин брюк пусть как хочет, так и разбирается.
  Кеды валялись за порогом. Саймон постарался как можно тише обуться. Не очень-то получалось, впрочем, и приходилось опираться о косяк двери спиной, потому что голова нещадно кружилась. Саймон поправил часы на запястье: шесть утра. Еще есть время уйти к себе, принять душ... Парень со вздохом оглядел побоище. Может кого-нибудь еще растолкать, а то ведь и продрыхнут перекличку. Живчик обойдется - изгадил любимые джинсы Саймона. На другой кровати под грудой покрывал лежали две девушки и что-то, что можно было бы принять за Алека, соседа Саймона. Он узнал татуировку-саламандру на покрытой темными волосками голени и изумрудный камешек-глаз. Саймон подошел и пощекотал голую пятку. Пятка дернулась и затихла. Саймон ущипнул нежное место между большим пальцем и следующим. Нога попыталась слабо лягнуть. Саймон отступил на шаг.
  
  - Алек... Алек, проспишь перекличку.
  
  Груда покрывал зашевелилась, из нее медленно появилась всклоченная черноволосая голова. Длинные кудри Алека и так были неуправляемы большую часть времени, теперь же, после бурной ночи, напоминали лохматое гнездо. Алек осоловело посмотрел на Саймона, долго соображая кто перед ним и что этому "кому-то" надо.
  
  - Сэм. Ты чего в такую срань встал?
  
  - Шесть утра уже. Пойдем к себе. Девочек тоже растолкай.
  
  - Не. Это их комната.
  
  Саймон осмотрелся и похолодел:
  
  - Мы в женском корпусе?..
  
  Алек почесал шею.
  
  - Ага.
  
  - Как мы тут оказались?
  
  - Ну... это была твоя идея... - Алек с наслаждением зевнул.
  
  Саймон красочно выругался.
  
  - И как нам теперь отсюда выбираться?
  
  - Как забрались, так и выберемся, - Алек откинул покрывало. - Через окно. Правда, мы на втором этаже.
  
  Саймону хотелось сесть на пол и завыть. Но он только потер глаз.
  
  - А служители?
  
  - Мы им неплохую мзду дали. Живчик постарался.
  
  - И не поставил нас на счетчик?
  
  - Нет, по доброте душевной... Надо его тоже растолкать. Хотя пусть сам разбирается, ну его, - Алек, перекинув через плечо футболку, прыгал на одной ноге, натягивая трусы. Хмуро посмотрел на Саймона:
  
  - Ты надел мои штаны!
  
  Саймон с досадой показал на Живчика. Алек покачал головой:
  
  - Кому-то придется довольствоваться трусами. И это буду не я.
  
  Саймон попятился.
  
  - Слушай, я тебя, конечно, очень люблю, но отдай мне мои штаны.
  
  Саймон со вздохом начал раздеваться.
  
  Далее всё было как во сне: канат, связанный узлами (и как они ночью, пьяные, забирались?), горячая волна стыда и мольбы хоть какому-нибудь богу, чтоб никому не вздумалось прогуляться в столь ранний час. Но было тихо, и парни без происшествий добрались до своего корпуса. Саймон закрыл за собой дверь комнаты, подошел к кровати и упал на нее лицом вниз. Полежал пару минут, повернул голову, привстал, сделав упор на ладонь.
  Алек нашел полотенце, отдал честь и, маршируя, отправился в ванную.
  Саймон гадал, каким же образом они вчера расплатились со служителями. Алкоголь, равно как и дозированный секс (но не оргии, они обессиливают) и слабые наркотики, облегчает процесс создания иерофатических камней. Саймон ощупал свой основной, под правой подмышкой, нежно-голубой. Он поднял руку, поддел ногтем кромку, со слабым щелчком камень-крышечка поддался, открылось небольшое отверстие, полное сукровицы. Саймон ощутил покалывание и онемение, почесал зудящую ямку, пальцы быстро окрасились кровью, и кровь же потекла по ребрам. Саймон вздрогнул, вспоминая первые дни как оказался здесь, уже с этой отвратительной меткой, испуганный как животное, и ощущая себя то ли животным, то ли даже вещью, производителем мелких разноцветных стекляшек, так много значащих для служителей. Он тогда снова и снова расчесывал эту рану, рвал пальцами и лезвием ножа кожу, истекал кровью. Его снова и снова лечили, связывали по рукам и ногам, чтобы он больше не добирался до метки. Его морили голодом в наказание, оставляли без света и воды, в темной комнате с узким окном в решетках. Он ненавидел себя за то, что еще жив, и служителей, которые посадили его сюда. Прошло много дней, прежде чем он привык и даже начал получать удовольствие от жизни в тюрьме.
  Саймон лег на кровать. Рана всё также истекала кровью, но он знал, что скоро затянется. Он думал о том, что где-то есть его родители и сестры. Живы ли они вообще. Он был одним из немногих, кто попал сюда уже взрослым, а не родился здесь. Искривленный, неправильный мир, и молчаливые, но жестокие служители - они ведь были людьми. Из-под надвинутых на брови капюшонов они смотрели на них, детей, запертых здесь, и почти никогда и ничего не объясняли. Они учили их разным предметам: химии, геологии, математике, гуманитарным наукам, используя электронные планшеты и замкнутую библиотечную сеть. Саймон понял, что дети, живущие здесь, не должны быть безмозглым мясом. Им устроили отменно благоустроенную резервацию, удобную, но все-таки тюрьму.
  С год назад в щели стены под потолком, в подвале, в котором часто прячется Ауи, Саймон нашел смятые, пожелтевшие от времени, листы бумаги. Плохо разбираемым почерком, используя странные закорючки, похожие на арабскую вязь, кто-то вел дневник. Саймон давно хотел заняться расшифровкой, но ему было лень. Вот бы нашелся помощник...
  Саймон отвернулся к стене и провалился в мутную полудрему.
  
  
  Новенького привезли после обеда, во время второго послеполуденного урока. Он напоминал зверька, хрупкий, с большими испуганными глазами, с соломенными волосами, свисающими грязными сосульками до острых лопаток. Узкие запястья и длинные пальцы с крупноватыми суставами. Нескладный и дрожащий, мальчик забился в глубину полукруглой чаши, с одной стороны забранной сеткой. Два служителя, не торопясь, катили ее перед собой.
  Наиль поглядел на новенького и пожал плечами: одним больше, одним меньше. Сначала крики и стоны по ночам, затем прицепят камень, и будет послушным, как все они. Их было семьдесят четыре, сорок девочек и тридцать четыре мальчика. Шестнадцать старше 12 лет, остальные - мелкота. Девочек-подростков чуть больше: 17 или 18, на той неделе привезли пару новых, Наиль видел-то их мельком.
  Теперь новичка к кому-нибудь подселят... Вот это Наилю не очень нравилось. Подселить могли и к нему в комнату: брат совсем переселился во флигель, и это уже не было секретом ни для кого. Тем более одно место в их спальне и так давно пустовало. Больше Наилю на уступки не пойдут.
  Что ж, придется смириться с неизбежностью. Наиль поправил сползающую лямку плетеной сумки, в которой нес упакованные в бумагу, иногда позвякивающие реторты. И понадобилось служителям именно его послать... И тележку не дали.
  Наиль решил поскорее расквитаться с заданием и засесть с книжкой под деревом. Он любил книги, как и брат, но тот хранил особо ценные для себя в тайниках, а Наиль брал библиотечные, таскал их всюду с собой, в итоге книги приобретали уже совершенно сумасшедший вид, сильно отличный от первоначального. Он проглатывал и забывал, мог через месяц взять уже читанную книгу и с прежним наслаждением приняться за нее, то и дело удивленно натыкаясь на собственные пометки и обслюнявленные страницы.
  После случая с братом, которому сначала было очень плохо, но потом стало легче, Наиль вернулся к размышлениям о природе их камней. Служители называли их "иерофатическими". Священные камни... Священные для кого? Точно не для них, узников здесь.
  Брат все же выкрал находку - оранжевый - и куда-то перепрятал. Больше некому. Наиль не стал ругаться, бесполезно ведь. Брат как сорока тащит всё любопытное себе. Пусть играется, пока не вляпался во что-нибудь опасное.
  Наиль видел Ауи нечасто, только на уроках и в столовой. Чаще всего младший пропадал во флигеле, лежа на полу, подложив под голову свернутый мамин плед, и глядя в потолок. Он стал еще более молчаливым, чем раньше. Наиль начал скучать по редкой язвительности Ауи.
  Приступов нежности не было и подавно. Ауи с равнодушием принимал помощь, также равнодушно благодарил и молча, по-змеиному застыв, ждал, пока брат уйдет. Он не гнал Наиля, просто не обращал внимания, выжидая, пока у того лопнет терпение, он наорет и уберется восвояси, выпустив пар.
  Наилю было одиноко как никогда, впервые так сильно одиноко после смерти мамы. Может, будущий сосед-новичок - не так уж и плохо?..
  
  Он стоял на краю пустого сейчас тренировочного поля и смотрел вдаль, неразмыкаемую никакими сполохами. Что такое дождь? Что такое снег? Птицы существуют на периферии, пролезая через сетки, невидимые днем, селятся по карнизам, вьют гнезда в укромных местах. Девочки иногда их подкармливают и пернатые, свободные, становятся почти ручными. Это не воспрещается - заводить друга. Он думал, что ему-то это как раз не так уж и легко. Хотел ли бы он иметь друга?.. Сам не знал. После смерти мамы он боялся к кому-либо привязаться. У него была башня-флигель, были его тайники, был надоедливый брат... По отношению к брату он чувствовал вину. Но подсознательно и понимал, что если повернется к нему лицом, а не спиной, тот примет его, постарается вникнуть. Что-то мешало... Что-то, о чем он не хотел вспоминать, что видел только он, от чего пытался защитить брата. То был ужас, и пусть бы один из них двоих живет, не соприкасаясь с ним. А он, Ауи, раз за разом расковыривает эту рану - во сне ли, наяву, просыпаясь в кошмарах или внезапно вспоминая среди бела дня. Другая сторона бытия, такая знакомая ему, такая привычная. Темный липкий ужас, самый близкий друг, всегда рядом.
  Прости меня, брат.
  
  Новенького, по имени Арон, через сутки уже переселили в жилые комнаты - оказался на редкость покладистым, но Наиль, поглядывая за ним, думал, что дело вовсе не в легком принятии окружающего и адаптации. У новенького был достаточно затравленный и обреченный взгляд, видимо досталось в прошлой жизни. Он мало говорил, хотя и был вежлив, редко кому-либо смотрел прямо в глаза, да и то - украдкой. Делал всё, что приказывали. Наиль скоро убедился, что это не лучшая тактика. Ладно бы, служители, так ведь есть и старшие парни, которые втихаря, не боясь лазаретного карцера, положенного за драки, могли начать травить новичка. Что и произошло вскоре. Арон на третий день вышел после обеда, завернул к их жилому корпусу Фита и пропал. Появился через пару часов, весь грязный и в синяках, с кровавым подтеком под носом. Наиль обреченно простонал, что с него хватит быть нянькой, и братца достаточно, вот по самую шею, который тоже может влезть в драку, но Ауи хотя бы драться умеет... только мало кто об этом знает. Наиль знает, задиры, которые рискнули полезть к Ауи, тоже знают. Остальным знать не положено.
  
  Наиль сходил в ванную и принес мокрое полотенце:
  
  - Ты в курсе, что за драку могут посадить в карцер? Даже если не ты зачинщик?
  
  Арон взял полотенце, еле слышно поблагодарил, и, приложив уголок к разбитому носу, прогнусавил:
  
  - Нет. А это где?..
  
  Наиль сел на кровать, раздумывая что ему делать с этим недотепой.
  
  - Камеры-одиночки в лазаретных корпусах. Попадать туда не советую. Очень не советую. Оказаться там можно и за меньший проступок...
  
  Арон прошелестел что-то вроде "спасибо". Наилю хотелось своего новоиспеченного соседа добить уж, чтоб не мучился, но сам же сказал про карцер. Ладно, может, и станет позубастее со временем, кто знает.
  IV
  
  Девочкам новые платья привезли, с "большой земли", как все называли. Давно не было обновок. Лора выбрала себе нежно-сиреневое, в белый цветок, с юбкой-колоколом, оно очень шло ей. Темные волосы прихватила заколкой-"бабочкой".
  Наиль наблюдал за девушкой с каким-то странным чувством, смутно осознаваемым. Вроде и знает ее всю жизнь, как себя, а всё равно - другой кажется. У Лоры не было здесь родителей, она прибыла четырехлеткой, хмурой, не умеющей разговаривать, пряталась по углам и кусалась, когда ее пытались взять на руки. Мама Наиля и Ауи хотела приручить этого звереныша, и у нее вышло. Только в ее руки Лора и шла, цеплялась ладошкой за одежду, готова была, чуть ли не животе ползти, только бы одну не оставляли. Никогда не плакала, лишь тихонько скулила, даже при самой сильной боли.
  Да и сейчас Наилю кажется, что Лора его старше не на год, а много больше. Названная сестра. А может и не только - сестра. Что-то большее?.. Нет, нет. Наиль резко потряс головой, аж в ушах зазвенело.
  Никому бы не сказал, что тот неясный образ в его снах, лица не видно, дымка темных с медным блеском волос; худенькая фигурка скользит по зеленому, усыпанному "белой кашкой" и одуванчиками, полю - это она, знакомая как собственная ладонь, девочка. И отчасти мама. И даже чертов брат. Но он-то тут причем?! А вот поди ж ты!
  Наиль утром с досадой глядел на простыню: снова просить свежую у кастеляна-служителя.
  
  Ночью Ауи сполз с кресла, в котором обычно засыпал - затекла шея. Свернулся подле него, понимая, что если бы кто увидел, то сказал бы, насколько жалко выглядит. Но перед самим собой было не так стыдно. Да и чего стыдиться перед собой-то? Каждый сам для себя привычный и может делать всё, что угодно, не существует ни правил, ни ограничений.
  Сны опять стали донимать, он потому и ушел во флигель, чтобы не будить брата криками. Начнет опять свое: "Маму видел, да?"
  Надоело. Да, я видел. А ты - нет. Ты тогда в лазарете валялся с горячкой, а я видел, что они сделали с ней. А все потому, что она была порченой, по их словам. Хрупкая жертва, необходимая жертва. После подходили с подарочками: возьми, тут - тебе новая одежка, а тут, сладости... Десятилетним он знал, что подачки их были мерзкими, ничего не брал, но вот Наиль взял что-то из того. Свитер и еще что-то. Тот свитер, теплый и мягкий, из светло-серого кашемира, Ауи сжег в саду через несколько месяцев, во время обеда. Посадили в карцер, конечно. Нельзя пожары устраивать.
  Холод ледяной лапой пролезал под ребра, когти у него острые, да и луна, одноглазая сволочь, светила прямо в окна. На полу - жестко. На кресле - неудобно. Ауи стало ясно, что сегодня здесь не уснуть. Выглянул в окно, вроде тихо, проверяющие с фонарями скрылись. Быстро спустился по лестнице: подвесную смазал недавно специально, а по обычным научился спускаться бесшумно, босиком ведь не сложно, держа кеды за шнурки в руке.
  Куда теперь? В подвал ли, на поле? Нет, ни туда и ни туда. Пойдет к брату, посмотрит на него, спящего. Если б знал Наиль, что Ауи часто теперь приходит так, по ночам, к брату, эх и ржал бы. Но Ауи придет и посмотрит, всего-то, через щелку приоткрытой двери. И уйдет, к себе в нору, в тоску и вину, в одиночество, во флигель.
  Он просто посмотрит на брата, послушает его дыхание и дыхание того, второго, с волосами цвета соломы под солнцем, кто теперь вместо Ауи рядом с братом.
  Пришел, посидел тихонько в темноте, и напасть ведь, уснул под дверью! Утром Наиль дверь открывает, а братец внутрь опрокидывается, потому что спиной опирался на нее. Смотрят друг на друга, один стоя, голову слегка наклонив, другой лежа, смотрят глаза в глаза, оба озадаченные и слегка помятые спросонья, и молчат, и никто не решается первым что-то сказать.
  
  - Э-э-э... привет, что ли, - это Наиль.
  
  Ауи встает, глядит на брата, не зная, что делать. Наиль всё же за него:
  
  - Уснул под дверью?
  
  Младший кивает. Покраснел! Редко когда такое увидишь.
  
  - Если захочешь, ты же знаешь, что есть еще одна свободная кровать.
  
  - Буду иметь в виду! - и только пятки младшего сверкают в коридоре.
  
  Ну вот что с ним делать, а?..
  
  
  Из-за плеча Наиля выглянул такой же заспанный Арон, в пижамке, с рисунком в виде машинок, не по размеру, брюки коротковаты для ног; стоит, пальцы поджимая, ведь сквозняк тянет в дверь, осень все же на дворе.
  
  - Брат?
  
  - Да... - Наиль все также озадачен утренней встречей. - Пришел к порогу как бездомный, а ведь знает, что это не так. Достало уже.
  
  Махнул рукой, в раздражении. Снял с вешалки полотенце, пошел в конец коридора, в ванную.
  Арон же думал об Ауи, таком похожем на Наиля и не похожем всё же. Но больше он был похож на него самого, Арона, и встреча эта была не просто так. Ауи особенный. В глазах - тоска. Как у самого Арона.
  
  
  Саймон спал после процедур, на которые ходил уже несколько дней: вздумали камень поменять, говорят, что его нынешний ему не подходит, по каким-то там характеристикам. Топазы не для его крови. Саймону зато вполне нормально было, зачем менять-то? Четыре года уже здесь и с этим камнем, но хозяин - барин, как говорится.
  Пришел с процедуры, задернул шторы поплотнее, и свалился в кровать. С занятий его сегодня отпустили, и так сил не было ни на что. Только сонное мельтешение перед глазами появилось, как Живчик дверь с ноги в комнату выбивает, замок жалобно тренькнул. И откуда такая сила взялась у столь худосочного...
  Саймон голову гудящую поднимает, смотрит на незваного гостя. А на том и лица словно бы нет, весь какой-то потерянный, Саймон его никогда таким и не видел, даже ругаться расхотел.
  
  - Ты чего?
  
  - Там... - задыхается. - Там, в общем... Алек подрался.
  
  С Саймона сразу полудрема слетела, какая была. Сел на кровати, соображая куда бежать, что делать.
  
  - Он из-за девки, из-за новенькой, Алисы. Кудряшки у нее беленькие. Камень-гранат на предплечье.
  
  Тут Саймону совсем стало не по себе. Сиплым голосом спросил:
  
  - С кем подрался-то хоть?
  
  - С Верзилой.
  
  - Совсем дурак... Он хоть цел? Алек, а не Верзила?
  
  - Оба целы. Вроде. Верзила в карцере, но ему не привыкать, - Живчик сглотнул. - Алек в лазарете, в реанимационном блоке. Верзила его по голове арматуриной бабахнул. Но Алек живой, короче. Пока живой.
  
  Верзила-Майкл держал что-то вроде мини-банды среди старших, Живчик у них был казначеем. Как-то так получалось, что за все два года, что Верзила жил среди старшей группы парней, из-за него и его трех дружков битыми рано или поздно оказывались все новенькие и не очень... Как правило, в ознакомительно-воспитательных целях. Но они никогда никого не калечили столь сильно, как в этот раз.
  Саймону стало очень тошно. И очень страшно.
  V
  
  Алек выглядел плохо - голова в белых путах бинтов, одни глаза с синими полукружьями. Волосы остригли, теперь стал похож на больного вороненка. Когда очнулся, то первым делом просил не лезть к Верзиле из-за случившегося. Что было, то было. Девчонку с рук на руки передали как мячик, Алек хотел заступиться. Она - не вещь, не предмет для коллекции. Симпатичная девчонка, как озерная кувшинка, вроде простая совсем, без аристократичных замашек других, но камень дорогой ей дали - гранат цвета темного вина.
  Почему Алек полез из-за нее - непонятно. Вон сколько же их здесь, выбирай любую. Но, все же, только эта приходила потом в лазаретное крыло, клала солнечную свою голову ему в ладони с разбитыми, но уже начинающими подзаживать костяшками пальцев. Разговоров не нужно было: она рада, что он живой, он рад, что Верзила ее не трогает больше.
  Саймон же задумывался, от чего же Верзила так легко отступился от добычи...
  
  Саймону снилось, что его заперли в карцер: он поздно вечером избил кого-то, чьего лица не видел, лишь мрачную фигуру в бесцветных одеждах. Фигура осталась лежать, с кляксой-горбом тени от света фонаря, свернувшись как головастик-эмбрион, недорыба с выступающими косточками на шее, об это тело можно было порезаться и прикосновения к нему грозили смертельными ядовитыми ранами.
  Его вели в карцер, он был спокойным и послушным. Карцер почему-то оказался подвалом, в котором Саймон нашел дневник. Подростка оставили там одного с голой лампочкой на проволоке под потолком, ее хлипкая "ножка" готова была вот-вот оборваться; свет, отдающий ржавчиной, падал в один угол, в другом же клубились тени, будто черная вуаль. Саймон стоял, прислонившись к стене спиной, прилипая к ней, ощущая кожей, неприкрытой майкой, желобки кирпичей, и пот, смешанный с кровью из почему-то открывшейся раны от камня, стекал по ним ручейками вниз, по лопаткам, ребрам, на поясницу, к ягодицам в коротких шортах, по бедрам и ниже до самых ступней. Незаметно в подвал пустили воду, чистую, теплую как парное молоко, словно только-только из-под коровы. Но чем больше становилось воды, тем мутнее и холоднее она была, поднимаясь сначала до колен, затем выше и выше. А из подвала не сбежать, не выбраться...
  
  Ауи наконец решил пойти в подвал: там было еще немного сыро, но уже можно было забраться на полку антресолей, подставив старый, но устойчивый стул. Взял с собой только фонарик и плед, да книжку древнегреческих мифов, знал - никто не тронет, никто не явится, только жители нор, не злые, привычные, такие же скрытные и ищущие покоя как сам Ауи, будут еле слышно шуршать по углам. Но пришел он на самом деле за дневником, давно уже не брал его в руки. Хотел сжечь, но не мог, всё же последняя вещь, оставшаяся от мамы, от того дня, когда ее не стало. Он думал, что страницы будут хранить запах крови и дыма, но они пахли только затхлостью и сыростью подвала. Ничего больше: время сметает свои следы, и придает вещам иную суть.
  И вот залез Ауи в тайник, сунулся в щель между потолком и стеной, а щель пуста, оголенными деснами касается ладони. Ауи обмер, никак не ожидал, что потеряет столь много значащий для него, но и одновременно болезненно-ненавистный предмет. Тогда и понял он, что вещь познается в ее отсутствии.
  Выполз из подвала, словно повозку с камнями за собой тащил, еле ноги передвигая, добрался до комнаты брата и упал на первую же кровать, не осознавая даже на чью.
  
  Живчик перебегал от одного к другому, шептал на ухо, показывая куда-то на один из дальних корпусов. Потом оказалось, что осеннее пополнение: чай, сигареты, сладости и мелочь всякую вроде канцелярских и художественных принадлежностей привезли. Служители на этот раз расщедрились, даже ноты и пластинки с музыкой захватили. Видимо, что-то большое грядет.
  Наиль порылся в мешочке-кошельке под рубашкой: маловато осталось камешков. Как теперь расплачиваться?.. Очень хотелось чая и новых музыкальных пластинок. Может, у брата попросить? Найти бы его сначала... Снова.
  Сунулся во флигель - нет его там. В подвале - тоже. И ведь подумал, что весь день с самого утра его не видел, стало тревожно. Когда нет брата в поле зрения, и сосредоточиться ни на чем не может.
  Наиль сел на траву под деревом, сорвал травинку, стал жевать терпко-горьковатый стебелек. Сок защипал на губах и по пальцам потек. Муторно было на душе. А вокруг суетились малые и большие дети-жители, туда-сюда перебегали, то с пустыми руками, то уже с "покупками".
  Еле слышные шаги раздались сзади. Наиль повернул голову в сторону пришельца. Арон улыбался, подставив лицо последнему осеннему солнышку, бросавшему блики через листья. Он смотрел на Наиля, как всегда тихий - вечно из него нужно было слова вытягивать. Вдруг протянул ладони, сложенные лодочкой, полные цветных камешков, красных и черных, самых ценных.
  
  - Возьми.
  
  Наиль удивился, даже опешил:
  
  - Я не могу.
  
  Тот же настойчивым оказался. Наиль, вставая, своими пальцами, липкими и желтоватыми от сока, сверху как "крышечкой", удержал и подтолкнул к груди Арона нежданный щедрый подарок. Арон переступил на шаг назад. Но Наиль руки не убрал, ощущая тепло острых косточек Арона. Так и стояли - глаза в глаза, у одного - темно-карие, у другого серые с зеленцой, как море перед штормом.
  Наиль вздохнул, взял соседа за локоть. Тот всё также в ладошках камешки держал и нес перед собой, как что-то лишнее даже, ценности всей не понимая.
  Вот же мякотка, простота душевная. Один раз был битым, и снова еще будет. И откуда они такие берутся?
  Дошли до своего корпуса, неспешно, не разговаривая. Наиль уже привык, что брат молчит, и даже ни неловкости, ни обиды не чувствует с Ароном, с такой же тенью, только теперь соломенно-рыжеватой.
  Но Арон - не ершистый, не мрачный, как брат. Брат же весь как наждачная бумага, не погладишь. Не был он таким до смерти мамы, что-то тогда его изменило, в ту роковую ночь, которую Наиль в беспамятстве провалялся. И не знает ничего о том, что было... Когда очнулся, маму уже похоронили. Но могилы не было, просто сказали - иди к озеру, там ее душа теперь. Пустота внутри, у сердца, и такая же - в глазах брата, враз повзрослевшего.
  Тайное прошлое: дыра, прогрызенная зубами отчаяния, которая больше никогда не зарастет. Вся жизнь далее наполнена надеждой на обретения и страхом потерь. Обрести бы - свободу. Наиль не видел другого мира и другой жизни, но хотел бы когда-нибудь увидеть. Взять за руку брата и уйти с ним в другие дали, за забором, далеко-далеко.
  Но свобода не дастся легко, если ты часть чего-то, что из тебя или с помощью тебя пытаются сотворить. Вещь для творения и само творение, знать бы. Как камни, которые они на себе носят, не тяжелые, но весят словно бы как огромные булыжники, по весу свободы, которой отняли у этих детей. Видимость счастья и доброты, но настоящие одиночество и боль - дарят камни и взамен в ямке под каждым скрываются мелкие камешки, которые так необходимы служителям, а узники используют в качестве разменной валюты. Наиль дотронулся до солнечного сплетения, там и был его малахитовый знак, его проклятие, то, что его здесь держит крепче любой цепи. Но в действительности он даже и не мог решить, что его здесь держит сильнее: камень или страх изменить, переломить курс своего бытия, страх выйти за пределы себя и мира, к которому он привык и с которым сроднился. Он не знал другого мира, другого дома. Он не знает, каким будет сам, там, в наружности, и этот новый "Наиль" его пугал.
  
  В корпусе было тихо; все выплеснулись на улицы. Шаги отдавались гулко, и было даже непривычно ощущать только свое присутствие и присутствие другого, длинноногого, светловолосого, похожего на смешную соломенную куколку из детства. Арон не вел разговоров о свободе, да и дум, наверное, даже не думал таких. Он жил здесь, никогда не отвечая злом на зло, но в стократ - добром на добро. Странный мальчик, четырнадцати лет от роду, хрупкий сухой стебелек, легко пальцами переломить. Сначала Наиля раздражало поведение Арона, но потом привык, натуру ведь не переделаешь. Нельзя быть жестоким к тому, кто сам не может испытывать ненависть.
  Однако боль ему была знакома, смолой застыла в глазах. Тайная боль, как и тайное прошлое Наиля и Ауи. Но боль сходит с Арона как линяющая кожа, со временем, исчезающая, тающая как лед. Он "растаивал" под другим вниманием, отличным от прошлого - жесткого. И понемногу изменялся.
  VI
  
  Ауи неуклюже свернулся на кровати Арона, голову спрятав в ладони, словно бы хотел скрыться от окружающего мира. Наиль не знал и что думать: то брат исчезает неведомо куда, то обнаруживается в комнате, показывая всем своим видом какое-то необъяснимое горе.
  Арон подошел к кровати, рассыпав камешки на пол, осторожно дотронулся до плеча Ауи. Тот подскочил как ужаленный, хмуро поглядел на потревожившего его, затем, не говоря ни слова, перевел быстрый взгляд на брата.
  
  - Ауи...
  
  - Это что еще за насекомое? - презрительно показал на Арона.
  
  Арон отошел в сторону. Ауи встал, подошел к брату вплотную, кривя губы, решая, стоит ли рассказывать. Вздохнул, расслабился, начал медленно отряхивать с Наиля пыль и сор, скучающим тоном произнес:
  
  - У мамы дневник был. Я не говорил тебе, что он сохранился. Я его прятал. Там... - Ауи запнулся, нервно сглотнул. - В общем, он исчез. Это... довольно ценная вещь. И не только потому, что мамина.
  
  Поднял взгляд на брата.
  
  - Не знаю что делать.
  
  Наиль взял брата за руку, тихонько сжал.
  
  - Мы его найдем.
  
  Арон бесшумно прокрался к выходу, оставив братьев одних. Присел на ступени перед входом, обнял колени. Всё равно он здесь был чужим, что бы ни делал. Но он привык к одиночеству, оно не бывает жестоким. А люди - бывают. Несчастные, потому и жестокие. Как мать... Но была ли она на самом деле - осознанно - жестокой? Алкоголь только подорвал все возможные мостики между реальностью и небытием. Она тонула. Насилие сделало ее несчастной. А Арон... В часы просветления она по-своему любила сына и заботилась о нем, много плакала. Затем снова начинала пить.
  Когда она запила украденное в магазине автозаправочной станции снотворное бутылкой водки, Арону уже три месяца было девять. На завтра Даниэлла не проснулась даже к вечеру. Арон вышел из трейлера, в котором они с матерью жили всю жизнь, накинув на плечи грязную, протертую тут и там джинсовую рубашку. Последние кеды почти развалились, подошва правого хлюпала при ходьбе, загребая весеннюю грязь. Мальчик вытащил из кармана обрезанных по колено джинсов скотч, желая крепче примотать подошву к запыленному носку. Скрип отдираемого скотча был пугающе оглушительным. Небо горело огненными сполохами заката, небольшой перелесок чернел вдали. Арон надел кеды, переступил с подошвы на носок, проверив. Было немного скользко, из-за скотча, бежать по грязи, но Арон, спотыкаясь, и, ни разу не обернувшись, побежал к перелеску, за которым скрывался железнодорожный переезд. Дорога, ведущая куда-то.
  Теперь дороги не было. Очередная остановка в пути; тупик. Арона привезли сюда в бессознательном состоянии. Он ничего не помнил с того момента, как сбежал из последнего приюта. Привыкнув бежать, он не мог долго находиться на одном месте.
  Отсюда бежать было некуда.
  Он знал про попытки вырваться, каждая из которых заканчивалась либо смертью, либо исчезновением в никуда, тоже почти гибелью. Смерть была небытием. Арон не хотел небытия; любые его грани познала его мать. Сам он хотел только дороги и больше ничего кроме нее.
  Оставалось выжидать. Это он умел делать лучше других.
  
  Братья вышли из здания. Ауи, чуть впереди, нес в подоле майки камешки Арона, ссыпал тому на колени. Арон удивленно поднял взгляд. Ауи усмехнулся:
  
  - Больше не теряй.
  
  Кивнул брату и быстро пошел в сторону флигеля.
  Наиль присел рядом с Ароном, задумчиво пропускавшим сквозь пальцы черные и красные камни.
  
  - Ты для него самый близкий человек.
  
  Наиль от неожиданности прижался спиной к краю ступеньки, до боли между позвонков. Посмотрел на Арона.
  
  - А ты очень странный.
  
  Арон только пожал плечами. Наиль рывком поднялся на ноги, протянул руку соседу: - Пойдем купим тебе что-нибудь интересное. Пока всё стоящее не разобрали.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"