Федина Наталья Aka Жаклин : другие произведения.

Кто боится закричать

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фантазия на тему "Вирджиния Вульф как героиня франшизы "Крик". Рассказ из "гарпунаторского" цикла, из которого следует, что на жизнь и творчество многих писателей повлияли встречи с маньяком Чарли Криторзом. Используются реальные факты биографий, трактовка - вольная, пародийность - намеренная.


Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

С. Есенин "Черный человек"

  
  
   - Ты выйдешь за меня? Выйдешь?
   Она смотрела на него своими серыми, почти круглыми живыми глазами. Подол цветочного платья был испачкан в крови.
   - После того, что ты сделал, у нас никогда не будет близости. Ты согласен?..
   ***
  
  
   1895. Запись в дневнике К.
  
   Впервые я встретила его, кажется, в середине января... Впрочем, прежде, чем провести вас без утайки по всему лабиринту моей мысли, мне нужно хотя бы представиться. Называйте меня Кларисса.
   Я выросла в большом доме, полном детей и предметов. Старшим не было особого дела до меня, четвертого ребенка в семье, но я никогда не скучала. Еще в четыре года я выяснила, что предметы могут со мной говорить. Это полностью меня устраивало, и я много времени проводила в библиотеке. Не только из-за книг - секретер или прозрачная ваза на каминной полке могли рассказать не меньше Гомера и Шекспира. Но только там я могла побыть одна, а у меня были причины искать тишины и покоя.
   К сожалению, мне не повезло родиться красивой.
   Если вы хороши собой как картина или статуэтка, мужчины будут пытаться взять вас как статуэтку или картину. Если вы воспитаны в строгой покорности, вам будет стыдно дать отпор. Если вы кажетесь вазой и родным, вас некому защитить. Цветочные вазы, которые , тоже молят о помощи, но слышат их лишь другие вазы. А значит, выход один.
   Нужно сжать зубы, сжать руки, не шевелиться и самой превратиться в предмет, например в теннисный мяч. Это хороший выбор, ведь теннисному мячу все равно, что с ним происходит. Он кругл, он глуп, он равнодушно отскакивает от стены, а эмоции отскакивают от него.
   Стать мячом так нетрудно, нужно лишь постараться.
   Нужно быть спокойной, очень спокойной. Потом будет болеть голова, и круги поплывут пред глазами, но это не главное. Главное - не закричать. Главное - не закричать, а то придет Он.
  
  
   ***
   Ты уже переоделась к обеду, детка? Я надел свой плащ, я здесь, я рядом.
   Я страх, запутавшийся в оборках твоей сорочки; ужас, обвивающий шею лентой шляпки; кошмар, подсыпающий в новые туфли битого стекла. Тебе страшно?
   Бойся меня; не бойся бояться, и за страхом придет наслаждение.
   Ты не сможешь от меня отвязаться, и сама не заметишь, как все изменится. Сперва ты ко мне привыкнешь, а потом уже не сможешь без меня обойтись.
   Не бойся, я тебя не оставлю. Я тот ужас, который всегда с тобой.
   Я - Чарли Криторз.
   ***
  
  
   1895. Запись в дневнике К.
  
   Однажды я не выдержала и закричала.
   Не понятно, что понадобилось им в библиотеке ночью - трем младшим братьям матери, приехавшим поступать в Оксфорд и остановившимся в нашем доме. Конечно, не книги: от них несло алкоголем, они хохотали. В петлицу дядюшки Артура была воткнута гвоздика, он бросил ею в меня и, грубо схватив за плечо, повалил на стол, прямо поверх раскрытых книг и брошюр. Угол толстого тома впился мне в ребро. Красная гвоздика горела в глазах Артура и делала его губы красными.
   Я швырнула в Артура книгой, но силы были не равны, трое против одной меня, физически слабой и потерявшей голову от страха. Они были грубы и неистовы. И тогда в моей груди родился Крик.
   Я кричала, книги летали, ударяясь о стены, вазы разлетались осколками, люстра раскачивалась. Книги кричали, люстра кричала, ваза била голосом в набат. Дядюшки испугались и остановились, были готовы бежать.
   Но тут появился Он.
   Я не видела его лица, скрытого древнегреческой маской. Но его образ поразил меня. Элегантный костюм-тройку, черный с красной жилеткой, плащ с меховой пелериной. он изящен, чист. Лицо закрыто древнегреческой маской, маской комедии. В руке он держал огромный ржавый ручной гарпун. Человек огромной физической силы, он ударил им Артура, старшего из братьев, и тут же с легкостью вытащил назад. Вокруг наконечника, отделившегося от древка, оплелись кишки. Теперь кричала не только я, кричали дядюшки Джеральд и Джордж. А незнакомец продолжал бить недвижное тело того, кто еще недавно звался Артуром. Он бил и бил его, пока от белокурого франта не остались лишь кровавые ошметки. Они разлетались фейерверком; алые, кумачовые, багряные лоскуты взмывали в воздух и оседали на мебели, книгах и нашей одежде. Это было одновременно ужасное и завораживающее зрелище. Я привстала на столе, рядом с моим коленом лежала маленькая мокрая гвоздика. Я подняла ее и увидела, что они одного цвета - гвоздика и моя рука. Я перестала кричать.
   Незнакомец в последний раз выдернул свой гарпун, развернулся и ушел. На белоснежной меховой пелерине сзади расцветали гранатовые пятна крови.
   Это было ужасно. Это было прекрасно. Он спас меня.
   С тех пор я думала только о нем.
  
   Уклад жизни в доме это событие никак не изменило.
   Библиотеку запечатали и, как это было принято в благородной семье Стефенсов, сделали вид, будто ничего не случилось. Имя Артура не прозвучало ни разу, его портрет сняли со стены и вычеркнули из памяти. Ведь самое главное - не устраивать скандала. Этот принцип мне здорово помог, ведь незримо во всем обвинили меня. Я почти перестала спать и есть, но такие пустяки и подавно никого не занимали.
   Вскоре от воспаления легких умерла моя мать, Джулия. Это сильно ослабило мое здоровье, поскольку накануне мы сильно поссорились. Я пыталась объяснить ей, что я не ваза, я живой человек, подвергшийся насилию, на что услышала, что сама во всем виновата. Нечего ходить по дому в неприличном виде. Я закричала, наговорила дерзостей и выбежала из комнаты вся в слезах. А утром ее не стало; мне даже не показали тела, сказав, что я этого не заслужила.
   А через три дня на кладбище я увидела Его.
  
  
   ***
   Ты позавтракала, детка? Пойди, поешь.
   Чтобы кричать во весь дух, разрывая легкие, разрывая губы, кричать, превращая крик в искусство, нужны силы. Ты нужна мне сильной, детка. Пойди, поешь.
   Я пудинг, в котором завязнут твои зубы, я дичь, которая встанет комом в горле, я салфетка, что сотрет с лица алую гвоздику твоего рта. Я - Чарли Криторз.
   Ешь меня на завтрак, лопай на ужин, вкушай на полдник; утоляй мною голод во время перекусов. Я стану тобой, а ты станешь мною.
   Я не обжора, я гурман, я не ем попкорна и не дам готовить его тебе. Ты не поваренок, ты шеф-повар высокого класса; ты не из тех, кто стряпает по кулинарным книгам, ты та, кто их пишет. Я твой создатель, я владелец ресторана, а ты - мое лучшее блюдо, дай же локоть.
   ***
  
  
   1895. Запись в дневнике К.
   Я не находила себе места.
   Мое сердце билось как птица силках: он пришел! Рискуя собственной жизнью, он пришел, чтобы повидать меня! Дядюшки Джеральд и Джордж к тому времени уехали в свой Оксфорд и не смогли бы выдать убийцу Артура, а я - я бы не сделала такого никогда.
   Он стоял далеко, я не могла разглядеть его лица, но я узнала его с первого взгляда. Мне подсказали сердце и ржавый гарпун в его левой руке.
   Когда гроб начали опускать в могилу, Он развернулся и пошел прочь, только меховая пелерина взметнулась в воздухе. Я отпихнула сестру, стоявшую на пути, и бросилась за ним следом. Фигура в черном плаще удалялась в лес. Я бежала за ним, я кричала, звала, потеряв всякий стыд. Вдруг что-то вонзилось в дерево, пролетев в сантиметре мимо моего лица. Я вскрикнула и упала на землю. Подняв глаза, я увидела блестящие от ваксы сапоги... черные брюки... щегольской алый бархатный жилет... древнегреческую маску - на этот раз печальную маску трагедии. Он. Это был Он.
   Сделав шаг, Он начал вытаскивать гарпун. От Него исходила животная энергия, от него пахло мускусом, риском, азартом и чем-то, чей запах я не могла понять. Наверное, так пахнет... талант? Нет, не талант, гениальность. Он был похож на дикого опасного зверя, которого невозможно приручить, но отказать ему в пище - невозможно. Возьми мою руку, бери, кусай, я доверяю тебе, ты не сделаешь мне больно. Встав на четвереньки, я не сводила с него глаз, и вдруг ветка орешника хлестнула меня по щеке.
   Я вскрикнула. Незнакомец, упершись ногой в ствол дуба, дернул гарпун, что есть сил и почти вытащил его. Казалось, мой крик придал ему энергии.
   Я потрогала щеку и посмотрела на пальцы. Кровь. Снова кровь.
   - Беги-и, - оглушительно закричала осина.
   - Беги-и, - вторил ей ясень.
   - Беги, беги, беги, - наперебой кричали цветы, трава и орешники.
   Я привыкла слушаться голосов. Голоса в голове не раз меня выручали; я вскочила и побежала. Гарпунщик издал звук, похожий на рык. Гарпун не поддавался, словно дуб сжал кору, не отпуская его, давая мне фору. Я летела на крыльях паники, гребла в волнах страха, взлетала к небу на батуте желания жить. Бежала, сама не веря, что делаю это. Зачем, куда я бегу? Мы с Ним созданы друг для друга.
   У всего есть объяснения, он не мог хотеть меня убить. Он спас меня, мой гарпунщик никогда не причинит мне зла. Он, единственный мужчина, которому я могла верить в этой жизни.
  
   Вечером я рыдала в объятиях старшей сестры Вероники.
   - Не плачь, любимая, - шептала она, гладя меня по волосам. - Маму не вернуть, но в твоей жизни еще будет счастье. Давай поклянемся, что мы всегда будем вместе и ни за что когда не выйдем замуж?
   Всхлипывая, я согласилась.
   - Проклятое воспаление легких, - сказала я, - Обещай еще, что ты никогда не станешь болеть.
   - Воспаление? Маму убили гарпуном, как Артура... - сказала Вероника и зажала рот.
   Семья решила скрывать это от меня, но Вероника никогда не умела хранить секреты.
   Я молча смотрела на свои руки.
   Закатное солнце окрашивало их в алый.
  
  
   ***
   Кто твой любимый писатель, детка?
   Писатель - это что-то из-за края неба. Нечто из глубин земных. То, что растворилось в воздухе, что расплавилось в солнечных брызгах, что омывает берега волной. Он как Эйнштейн, только от гуманитарных наук. Он как Бог, только земного происхождения. Он кто-то, кто двигает нас к Теории Всего. Он - это ты, детка. Он - это ты. Не упусти шанс, не расплескай свой талант. Шарики попкорна кудрявы как завитушки мозга, их так легко перепутать детка, но я не дам тебе это сделать, я вылечу тебя. Попробовав раз, ты не соскочишь с крючка. Я - Чарли Криторз, я укажу тебе путь.
   Я микстура, выжигающая твои внутренности, горькая настолько, чтобы быть способной помочь. Все самое главное делается через силу, через кровь, пот и слезы. Тебе должно быть больно, очень больно.
   И лишь со мной ты узнаешь, что такое настоящая боль.
   ***
  
  
   1909. Запись в дневнике К.
   Перечитываю старые записи. До чего смешна и наивна я была. Милое дитя!
   Прошло четырнадцать лет. С тех пор я много потеряла - любимую женщину, любимого пса - спаниеля Флеша, дом детства, двух сестер, брата, отца...
   Вероника вышла замуж в 1907-м.
   Остальных убил Гарпунщик.
   Да, в моей жизни многое поменялось, но Он (когда-то я называла его Он) стал ее неотделимой частью.
   Он больше не ждет крика, чтобы вырвать сердце кого-то из моих близких. Он всегда рядом. Пропасть, разверзшаяся за моим левым плечом.
   Я потеряла счет попыткам самоубийства - безуспешным попыткам, первая из которых произошла вечером похорон Джулии Стефанс. Гарпунщик неизменно спасает меня, вытаскивает из воды, вызывает рвоту, вытаскивает из петли. Мой ангел-хранитель.
   После чего пытается пригвоздить меня к стене своим огромным ржавым гарпуном. Мой демон смерти.
   На нем все время одна из двух древнегреческих масок, и я легко могу отгадать, в каком амплуа он сегодня выступает. Что несет - спасение или хаос.
   Он свел бы меня с ума, но я его давно перехитрила. Я и без того давно безумна. Стресс для меня то, что для иных женщин духи, в депрессию я кутаюсь как в плед, ночные кошмары помогают скоротать время до утра. Галлюцинации? Головные боли? Нежелание жить? Это моя стихия, давайте танцевать.
   Я больше не боюсь тебя, Гарпунщик, я готова к борьбе.
   Я никогда тебе не подчинюсь, я не дам себя убить, не впущу в чистую светлую комнату своих желаний. Я уйду сама - не покоренной.
   Теперь я пишу не только в дневник.
   Публикую критические статьи в журналах, продолжая дело отца. Работаю над своим первым романом. Мне есть, что рассказать другим.
  
   Иногда случаются срывы.
   Когда Вероника вышла замуж, я решила отплатить ей тем же и приняла предложение Литтона Стрейчи, одного из членов нашего литературного кружка.
   Худой, темноволосый, пожалуй, даже красивый, он очень мил. Говорит тонким фальцетом и постоянно шутит, сохраняя серьезный, даже сухой вид. Это забавно.
   У него длинный нос, очки в тонкой оправе и рыжая борода, словно сделанная из ржавых пружинок. К счастью, мне никогда не пришлось бы ее потрогать: Стрейчи не скрывает своих сексуальных пристрастий.
   Он предпочитает мужчин, и это нравится мне в нем больше всего.
   Если бы все мужчины интересовались лишь друг другом, насколько проще бы стала жизнь нас, женщин.
   На прошлой неделе я отправилась к Стрейчи с визитом.
   Горничная провела меня в комнату, и я увидела, что он задремал, читая. Руки, сложенные на груди поверх томика Чехова, делали его похожим на труп.
   Я огляделась и с трудом сдержала крик: на каминной полке лежала маска - древнегреческая маска комедии. Нет, я не побежала.
   Я развернулась на каблуках и медленно вышла из комнаты. Раскланялась с домашними Литтона, поцеловала в румяную щеку его племянницу, поговорила о погоде с Леонардом Вульфом, еще одним членом нашего литкружка, также зашедшего навестить товарища. Я была веселой и милой. Я была полна холодной решимости.
   Лишь сердца не было в моей груди, в тот момент, когда я увидела маску, оно выскользнуло меж ребер, полетело вперед, не разбирая ног, и сейчас сворачивало куда-то за угол Бейкер-стрит.
   Никто так и не узнал, почему помолвка была расторгнута.
  
  
   1910. Запись в дневнике К.
   Вайолет мертва. Заколота гарпуном.
   Это был не он. Это был не Он.
   Что я наделала.
   Бедняга Литтон.
   Кто же знал, что в старике столько крови.
  
  
   1911.
   Что увидел бы любопытный прохожий, наблюдающий сценку со стороны.
   Мужчина и женщина стояли друг против друга меж розовых кустов.
   Она - классическая красавица, высокая, элегантная, хрупкая. Он - чуть выше ее, худощавый, одетый в элегантный костюм-тройку, красный жилет и плащ с меховой пелериной. Лицо его было закрыто древнегреческой маской, маской комедии. В руке он сжимал огромный ржавый ручной гарпун.
   Внезапно он вскинул руку, женщина отпрянула, гарпун полетел, но не в нее, а в сторону.
   Следующим движением он сорвал с себя плащ и начал медленно расстегивать жилет.
   Минус фрак. Минус штаны. Минус белье. Минус ботинки.
   Он стоял пред ней в одних носках, голый и беззащитный. "Возьми меня, владей мною" говорил весь его вид, и лишь оскал окровавленной маски делал его похожим на злого грустного клоуна.
   - Ты действительно готов это сделать? Готов ее снять? - спросила женщина.
   - Да, Кларисса, поскольку готова ты. Ты такая же, как я. Я видел твое лицо после того, как...
   Женщина выставила ладонь вперед - как знак "молчи, молчи" и сама помогла снять ему маску.
   Ей не нужно было и секунды, чтобы опознать, кто стоит перед ней. Она знала его слишком хорошо.
   Длинное грустное лицо, оттопыренные уши. Леонард Вульф, товарищ детства, член литературного кружка, верный товарищ, соратник. Человек слишком порядочный, слишком мягкий, чтобы...
   - Зачем ты делал все это со мной, Лео? - шептала Кларисса.
   - Я хотел получить тебя. Сколько раз я делал попытки сближения, но ты не разрешала даже взять себя за руку. Ты бежишь от мужчин. Я хотел, чтобы ты бежала ко мне.
   - Ты много раз спасал меня... А потом - пытался убить. Ты сводил меня с ума! - Кларисса прижала маску к груди.
   На цветочном платье расплылось темное пятно.
   - Эмоции, я хотел вызвать твои эмоции. Ты всегда в глухой обороне, ты закрыта, ты холодна и тверда, как норвежские льдины, которые не пробить даже гарпуном. Я хотел узнать, что у тебя внутри; какая ты - настоящая. Достать из тебя всё-то теплое и мягкое... Я не тела твоего хотел. Души.
   - Ты безумец, - покачала Кларисса головой.
   - Зато со мной никогда не будет скучно. Ты выйдешь за меня?
   Женщина смотрела на визави своими живыми серыми, почти круглыми глазами. Она разжала руки и маска скользнула вниз, оставляя на лифе и подоле кровавый след.
   - Да. Я выйду за тебя, а ты сожжешь свои плащ и маски. 29 лет я прожила в страхе, теперь твоя очередь. Ровно столько же ты не будешь знать покоя, мои кошмары станут твоими кошмарами, мои сны - твоими снами, мои ужасы - твоими. А потом... потом - ты меня отпустишь.
   "Согласен", - утвердительно кивнул Леонард своей головой.
   - Но у меня есть еще условие. У нас никогда не будет близости, согласен?
   - К черту похоть! - горячо заговорил мужчина. - Не того я от тебя желал, не к тому стремился. Я не ищу простоты в отношениях. Но я больше не стану звать тебя Клариссой, хоть ты чиста. Ты больше, чем чиста, ты непогрешима, Вирджиния, Виргиния, анти-Венера моя...
  
  
   В 1912 году Вирджиния Стефанс вышла замуж за Леонарда Вулфа и прожила с ним ровно двадцать девять лет. Затем она покончила с собой, утопившись в реке Оуз.
   Леонард сдержал свое слово.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"