Глаза блестят, движения быстры и неровны, как бы толчками. Как будто вся она одно большое сердце.
Крутилась на стуле, ломала пальцы, вдруг резко убрала прядь волос за ухо и тут же выправила обратно.
Я боялся этих движений, этого блеска. Она пульсировала вся, целиком, страшно было сидеть рядом. Безумие выглядывало из ее глаз.
-Ночью я написала махонький рассказик, хочешь прочитаю?
Она нервно раскидывает вещи на столе вокруг компьютера, книги, тетради, наушники, ручки, карандаши, прочий хлам - все безбожно мешается.
-Не надо, - поспешно сказал я и тут же пожалел о сказанном.
-Как хочешь, - и руки задергались, перебирая пальцы, неровно, нервно. В глубине, на дне глаз расползалась пустота, подъедая блеск. Она потухла. Повертелась на стуле, то поворачиваясь ко мне лицом, пряча ладони между коленей, то отворачиваясь к горящему монитору, хватая мышку, и та постукивала о стол.
Я поспешил уйти. Я знал, что ей будет больно, но не мог вынести ее взгляда.
По набережной до метро я шел пешком, рассеянно вглядываясь то в затянутое небо, то в отсыревшие дома, то в суетливые лица прохожих. Их занимали свои, неведомые мне, но известные проблемы и беды, обычные, человеческие. Шли они спокойно, кто быстрее, кто как, но все ровно. Как все люди. Нормальные, здоровые.
Я вспоминал время, когда я еще любил ее. И когда у нее были простые глаза. Серые, обыкновенные, только на солнце иногда взблескивали зеленым. Простые, немного растрепанные русые волосы, пущенные по плечам. Лицо округлое, широкие скулы, прямой нос, средний рот... Обычные мягкие губы, так приятно было провести по ним нежно пальцем, чувствуя, как вздрогнет нижняя губа и хлопнут ресницы...
Всегда в джинсах. Она всегда ходила в джинсах, в свободных свитерах или футболках. Помню, мы гуляли вдоль этой набережной, и она все смеялась, запрокидывая назад голову. Можно было подставить плечо - и она ударялась о него затылком, и еще больше смеялась. Маленькая, но крепкая, живая...
Теперь она похудела, лицо вытянулось, пожелтело, пальцы истончились... Хоть я не говорил ничего смешного или веселого, она постоянно посмеивалась - вдруг. Только что смотрит серьезно, и вдруг - усмехнется чему-то, своему.
-Что смеешься? - спрошу.
-Так. Ничего.
И снова серьезна. Смотрит прямо в лицо, но взгляд - обратный, вовнутрь.
Я шагал, обходя лужи. Зачем я вообще зашел к ней? Спугнул, похоже, помешал, наверное. Вечно что-то пишет. Страшные истории, не могу их читать. Сплошное безумие - в глазах, везде - дрожь, беспокойство... Нет, спасибо, лучше не надо. Я человек нормальный, так не могу.
Зря зашел. Пожалел, что ли? Тогда уж надо было слушать ее бред. Как посмотрела, когда я отказался!..
Я подошел к мосту и посмотрел по сторонам, собираясь перейти дорогу. Тяжелое ощущение от встречи с ней понемногу отпускало. Скорее в метро, к людям, понятным людям, как можно дальше от нее.
Визг шин, глухой стук, вскрик, кто-то охнул прямо в лицо. Я подскочил, оборачиваясь. Мгновение - тишина, и сразу - гул голосов, крики, ругань, хлопнула дверца машины.
Красный вольво сбил кого-то прямо за моей спиной, я только успел взойти на тротуар.
Люди сгрудились, все говорили, кто-то плакал. Водитель вольво, мужчина лет сорока пяти, с легкой сединой вокруг жесткого лица, зло и растерянно проталкивался прочь из круга. Кто-то хватал его за рукав. Вокруг сигналили машины, но толпа не расходилась.
-Милицию! Скорую! - кричали.
-Записать номер! - кто-то.
Я повертел головой в поисках таксофона, увидел и кинулся туда, но кто-то меня опередил и рвал трубку с рычага, не попадая карточкой в щель. Я сунул ему свою, и тот защелкал кнопками.
Я пошел к толпе. Вдали выла сирена, но это, конечно, еще не "Скорая". Водитель вольво сидел в машине, сложив голову и руки на руль, а кто-то ему громко что-то доказывал, махая руками. Я сказал в чью-то спину:
-Скоро "Скорая" приедет.
Передо мной расступились, и я очутился внутри, рядом со сбитым.
Он лежал, съежившись, одна рука только отброшена далеко в сторону, и пальцы белы, а на ладони грязь. Черное посеревшее пальто, воротник свитера грубой вязки вылезает, из кармана торчит газета, мятые брюки, головы не видно - под машиной.
-Карточка, - сказал бас сзади, толчком всунув в руку прохладный пластик. Я качнулся вперед, чтобы не упасть на того, который лежал, оперся на капот и увидел его лицо. Обычное человеческое лицо, пожилое, мятое, доброе, удивленное, белые губы, под носом застыла красная капля, под глазами мешки, и смотрит на меня.
Я поспешил выбраться и пошел к метро, шагая широко, чтобы заглушить нервную дрожь в груди. Люди умирают внезапно и загадочно, и почему не я - бог весть, и слава богу. Быстрее в метро, я опаздываю.
Взвыла "Скорая", промчавшись, и брызги мокрого снега шлепнулись мне на брюки. Но я не шевельнулся, чтобы их стряхнуть. Вслушиваясь в вой сирены, я вспоминал ее глаза, когда она меня провожала. Ее глаза были мертвее, чем у того, который лежал под колесами.
В кармане запищала трубка, и я схватился за нее.
-Да, еду! - радостно крикнул и заторопился вниз по ступенькам.