Ганс Ноер устало зевнул. Ночь давно перевалила через половину и до рассвета оставалось не более пары часов. Жутко хотелось спать. Но этого никак нельзя было делать. И не вовсе из-за врожденного чувства долга или трудового усердия. Просто вышестоящее начальство повадилось проводить внезапные проверки. А лишаться довольно сытной должности Гансу совсем не хотелось.
Казалось бы сторож - это совсем не престижно. Но тут надо сначала выяснить где и что тебе поручено охранять. А Ноер был одним из двенадцати ночных сторожей государственного музея магических артефактов в Ремене, городе что лежал на севере Керрании. В смену входило четыре человека. Помещений в музее было очень много. Дежурили ночь через трое. Красота.
Ни одна из странных штуковин, что являлись экспонатами музея, не работала. Все они являли собой наследие прошлого. Оружие давно отгремевших войн, тайных заговоров, тонких интриг или просто оригинальное решение некой проблемы. Но все они свое отжили. Некоторые были способны лишь на однократное использование, некоторые потеряли часть деталей, третьи просто разрядились и требовали колоссальной энергии. Ганс в этом мало понимал. Как и не понимал, зачем их нужно хранить и тем более выставлять на показ. Но не его дело оспаривать решения правительства. Тем более подобная глупость дала ему такую славную работу.
За неполных три года, что Гансу довелось отдежурить в ночных сменах, ни разу не случилось ни одного происшествия. Да и в другие смены ничего страшного не случалось. Лишь пару раз то какие-то пьяные бродяги заходили на территорию музея, то наглая молодежь пыталась оставить на стенах здания неприличные надписи.
Обычно перед дежурством Ганс отсыпался весь день, чтобы ночью не возникло никаких проблем, но как раз сегодня ему пришлось отступить от привычного правила. Накануне к нему в гости приехал брат из столицы, погостить немного. И именно сегодня брат отправился домой. Проводы немного затянулись, не обошлось конечно без посиделок с пивом.
Теперь всё это сказывалось. Глаза слипались, а в голове тихо шумели бесцельно кружащиеся мысли. Напарники Ганса разбрелись по зданию музея, совершая обход. Предпоследний за ночь. Сам Ноер в третий раз прошелся по одному и тому же залу северного крыла, не помня, куда идти дальше. Понимая, что что-то делает не то, он присел прямо на пол у стены.
Ганс потер глаза руками. Не особо помогло. Похлопал по щекам. Тот же результат. Что-то более действенное находилось в комнате охраны. До нее надо было идти почти через весь музей. Там можно было организовать себе кофе хотя бы. А лучше покопаться в сумке медицинской помощи. Наверняка имелся какой-нибудь стимулятор.
Ноер, кряхтя, поднялся. И тот же услышал тихий звон. Словно где-то разбили стекло. Ганс замер, вслушиваясь. Если это пресловутая молодежь, она на этом не остановится и придется гонять наглецов по улице. Вроде ничего.
Ганс уже решил, что всё это ему показалось из-за недосыпа. Но тут снова донесся какой-то посторонний звук. Вроде какое-то шуршание. Ноер малость струхнул. Он был не в том состоянии, чтобы оказать достойное сопротивление кому-либо.
Каждый охранник был вооружен. Дубинка, короткий кинжал и амулет Силентума. Вот и всё оружие. Немного, но вполне достаточно чтобы противостоять большинству напастям. Для противостояния огнестрельному оружию, униформа сторожей была зачарована "Щитом пыли".
- Эй! - крикнул Ганс, пытаясь взбодрить тем самым себя, нежели напугать возможных нарушителей. - Вам здесь нечего делать. Покиньте немедленно помещение во избежание получения телесных повреждений.
Столь заумную фразу Ноер выдумал только что. Чему был сам удивлен. Сказывалось обилие выпитого пива. Никто естественно не откликнулся. Ганс вытащил из-за пояса дубинку и направился туда, откуда, как ему казалось, пришел звук.
Темнота липкой массой заливала внутренности музея. Звук шагов скрадывал толстый ворс ковров. Ганс активировал слабенький артефакт "светлячок". Бледно-голубой свет попытался разогнать тьму, но лишь сумел слегка проредить её на пару метров вокруг сторожа.
Тишина неожиданно стала угнетать. Ганс, привыкший к ней, как к чему-то естественному, занервничал еще больше. "Светлячок" особой пользы не приносил, скорее даже мешал. Ноер похлопал себя по бедру дубинкой.
Первый зал. Ничего. Второй. То же самое. В свете "светлячка" тускло поблескивали стеклянные футляры, в которых хранились экспонаты.
А тут что? Ганс подошел к широкому витражу окна. Нижнего фрагмента не было. Осколки зловеще бликовали в ворсе ковра. Само такое не могло случиться. Ноер присмотрелся. Не камень. Разбили очень аккуратно. И выбили достаточно много, чтобы можно было пролезть внутрь.
Ганс натужно засопел. Ну вот, зачем ему это? Что за полоумный тут забыть что-то мог? Ладно бы, хоть одна из этих штуковин работала, так нет. Все погашены, не более чем дань памяти былого.
Из зала было два выхода. Один тот, через который Ганс вошел, другой на противоположной стороне. Рассуждая логично, не смотря на пиво, пока это удавалось, если бы кто-то воспользовался первым выходом, он непременно столкнулся бы с Ноером. Этого не произошло, значит, проникнувший ушел дальше. Либо... Либо затаился здесь же.
Ганс нервно облизал пересохшие губы и впервые подумал о том, что зарплата у него не такая уж высокая, чтобы за нее держаться, как ему казалось еще час назад. "Светлячок" создавал кокон бледного света вокруг хозяина, но в далеких углах клубилась тьма.
Ганс, может быть, топтался на месте еще долго, но тут снова до него донеслось шуршание, где-то впереди. И совсем недалеко. Ноер покрепче стиснул дубинку и, крадучись, пошел вперед.
Единственное, что радовало Ганса, так то, что это крыло музея он знал, как свои пять пальцев. Даже с закрытыми глазами он нашел бы проход. Знал где, какой экспонат стоит, где пол скрипит и тому подобное. Давало это какое-то преимущество? Гансу хотелось вериться, что да.
Справа в углу зашевелилась тьма. Ноер обмер. Показалось? Свет "светлячка" туда не дотягивался. Если там действительно кто-то есть, то красться, озаряя себя лучами артефакта, просто глупо. Если никого... Что так, что эдак, проверить надо.
Ганс сделал вид, что направляется к выходу. Не дойдя пары шагов, резко развернулся и метнул "светлячок" в подозрительный угол. Артефакт, разбрасывая свет, рухнул во тьму.
Гибкая фигура, полностью облаченная в черное, прямо с корточек прыгнула на стену, оттолкнулась ногами и, перелетев половину зала, снова скрылась во тьме. Ноера всего затрясло. Что за напасть? Он слышал о подобном. Маги-ренегаты или наемники из школы убийц. Обычный человек на такое был не способен.
Ганс поспешно полез за пазуху, вытащил главное сокровище - амулет Силентума. Поспешно активировал его. Потом, выругавшись, отключил. Активировал "Щит пыли", и затем уже снова амулет Силентума. Теперь всякая чароплетство в пределах видимости было не возможно. Естественно это не исключало применение алхимических составов или рунной магии. Но хорошую защиту уже давало.
Ноер глупо таращился во тьму, тщась разглядеть пришельца, который видимо, издевался над сторожем. Тень мелькала то тут, то там. Ганс едва поспевал за ней взглядом. Атаковать? Как? Пришелец, кем бы он не был, тоже не спешил нападать. Он словно плел паутину вокруг охранника, или плясал замысловатый танец без музыки.
Всё внимание Ганса было поглощено слежение за перемещением тени, поэтому он не понял, откуда прилетел арбалетный болт. Больно ударило в грудь. Тело швырнуло назад, спиной на пол. Ноер, кряхтя и охая, поднялся на ноги. "Щит пыли" был способен и не такое выдержать.
Фигура пришельца внезапно оказалась рядом. Ганс замахнулся дубинкой, но тень легко ушла от удара, поднырнув под руку, и мягко толкнула охранника в бок. Чары "Щита пыли" поглощали ударную силу и если удара по сути нет, то и поглощать нечего. Ганс чертыхнулся и полетел на пол.
На этот раз охранник не успел подняться на ноги. Его быстро и сноровисто связали. Зачем убивать, когда можно просто нейтрализовать.
Ганс мычал на полу, скрученный по рукам и ногам, во рту кляп. Тень ласково похлопала его по плечу и обернулась назад. Тут же рядом возникли еще две фигуры в черном.
- Этот готов, - услышал тихий шепот Ганс. - Пора за дело.
На востоке небо медленно, но уверено розовело. Редкие легкие облака окрашивались в нереальные цвета. Заводили свои песни птицы.
Сон в предрассветные часы так сладок. Но никто в лагере второй южной армии Гишпании не спал. Спешно тушились костры, сворачивались походные палатки, и всё грузилось в обозы. Лошади ржали, ожидая овса перед дальней дорогой. Небольшая неразбериха и тихие ругательства.
Хуан Эспиноза Санчас дель Сильва сидел на расстеленном на земле плаще и смотрел вниз. Холм, на котором он устроил себе точку обзора резко уходил вниз и врывался в шумные воды Арагона. Река была довольно мелкой и незначительной, но сверху ее нескончаемое движение приковывало взгляд.
Какой-то комар, потерявший счет времени, попытался укусить Сильву, но был безжалостно раздавлен еще в полете. Рука Третьего Жезлоносного Марискала Гишпании не знала промаха. Черную гриву волос трепал злой ветер, серые глаза цепко следили за рекой. Если бы Рио делла Рива видел бы сейчас Хуана, то не преминул бы написать портрет прямо на месте.
Сильва молча протянул руку. Здесь на границе жизнь была немного попроще, нежели в столице. Дворяне спокойно обходились без громоздких титулов и никто на это не обижался. Дуэли случились редко, но больше по другим поводам. Чаще всего из-за женщин. Гишпанцы народ горячий, темпераментный. Наверное, именно это не давало им завладеть всей Ропой.
Хуан всё с той же ленцой сломал сургучную печать королевского секретаря и не торопливо прочитал послание. В его содержимом Сильва нисколько не сомневался, но всё же... Глупо надеялся.
Приказ был прямым и без затей. Второй южной армии предписывалось немедленно сниматься с лагеря и наступать в направлении Тулу скорым маршем. Дальнейшие указания прибудут через пару дней с курьером из штаба армий.
Хуан сложил бумагу и передал ее обратно адъютанту. Опять дорога, опять сражения, опять кровь. Не сказать что Третий Жезлоносный Марискал был человеком старым или даже пожилым. Вовсе нет. Ему едва исполнилось сорок. За это время он успел побывать в чертовой куче сражений и битв, исколесил половину Ропы и Арики. Плавал в десятке морей и двух океанах. Он привык. Привык к дороге и крови. Но с привычкой приходила и усталость. Но приказ...
- Прикажи трубить марш, мы выступаем, - приказал Хуан Эспиноза Санчас дель Сильва, поднимаясь на ноги.
Внизу всё также шумел Арагон, которому и дела не было до суетящихся людей.
Наполовину пустая бутылка отличного талийского красного вина "Вуараньи" тоскливо ютилась на краешке стола. Лускье, держа в правой руке пустой бокал, задумчиво смотрел в окно. Солнце давно минуло зенит и теперь заглядывало в дом. Лучи его, проходя сквозь бутылку, окрашивали грустного дэ Мона в багряные тона.
Очень сильно хотелось напиться. Совсем. До потери сознания. Но и от этого желание было муторно. Вино грело тело, но не душу. Рубиновый напиток волнами бился в разум человека, пытаясь вырвать его из черной пелены тоски.
Потеря друга. Никогда раньше Лускье не было так больно и тяжело. Даже, когда погибли родители. Слишком сложный тогда у него был возраст. Да и жизнь была полна волнений. А сейчас...
Мати лишь повздыхала, но не стала отговаривать хозяина от уединения с бутылкой вина. Тем более что смекалистая служанка нарочно подсунула ему самое слабое красное, которое смогла найти.
Но остаться наедине с самим собой Лускье так и не удалось.
- Лусси, ну что же вы так убиваетесь? - прощебетала Катрин.
Она прибыла в дом дэ Мона после полудня. Застала "своего милого" в ужасном состоянии, и теперь, не переставая, ворковала над ним. Начала она с того, что выговорила Лускье, за то, что он так и не соизволил посетить дом Пауля ди Шагаля. Делала Катрин это с удовольствием и долго. А уже после принесла свои соболезнование по поводу смерти близкого друга "моего Лусси".
- Я всё понимаю, я вовсе не черствая печенюка, - дулась Катрин. - Но вы должны понимать, что не дело мужчины слезы лить. Да и, как я слышала, ваш этот Луидор был тот еще фрукт. Водил сомнительные знакомства, за что, наверное, и поплатился.
На это Лускье лишь поморщился и плеснул в бокал еще вина. Алкоголь слегка туманил разум и притуплял мысли. Но этого было мало. Чертовски мало, что бы выдержать весь пустой треп Катрин.
- Ну что вы молчите, Лусси? Ну, скажите уже что-нибудь, - плаксиво канючила Катрин, обнимая Лускье за плечи и заглядывая ему в глаза.
Но дэ Мон не отрывал взгляда от окна. Сегодня ему не хотелось ничего. И глупышка Катрин никак это не возьмет в толк. Порхает как бабочка. А ему от этого только хуже. Хуже, потому что Катрин олицетворяет жизнь, прямую противоположность тому, что сейчас чувствует Лускье. Неужели она настолько... глупа? Раньше дэ Мон не обращал внимания на ветреность и несерьезность подруги. Сейчас же она была ему отвратительна.
- Милый Лусси, а пойдемте в парк, прогуляемся? - продолжала меж тем Катрин. - Я уверена, это поднимет вам настроение. Прогулки это же так... весело. Тем более, есть хороший шанс повстречать знакомых. Барон дэ Вальён любит прогуливаться тут не далеко. А графиня дэ Флами часто бывает в ресторанчике за углом вашего дома. Она приглашала меня как-нибудь посидеть вместе.
Лускье залпом влил в себя содержимое бокала. Вино терпкой волной прошлось по горлу и ушло в объятия желудка.
- Ну, неужели вы совсем не рады мне, милый Лусси? - Катрин перешла к самым весомым аргументам, имевшимся в арсенале. - Я пришла к вам в гости, а вы кислее протухшей квашеной капусты. Ну же, улыбнетесь мне. А ваш Луидор уже никуда не денется. Вы переживали за него всю ночь и утро. Можно и мне теперь уделить внимание.
- Он умер, - скорее выплюнул, нежели сказал Лускье. - Он уже никогда не потребует у меня внимания, не попросит в долг, не спросит совет, не позовет гулять, не... он...он... он умер, - умом Лускье понимал, что всё это бесполезно говорить, но уже не мог сдержаться. - Он был человеком. Моим другом. Хорошим, плохим - это дело десятое. Он был моим другом. И теперь его нет.
Катрин с изумлением смотрела на него.
- Пожалуйста, оставьте меня одного, - устало попросил дэ Мон. - Так будет лучше и для вас и для меня.
Катрин обижено поджала губки и, потряхивая русыми кудрями, вышла из комнаты. Лускье посидел немного, затем снова налил в бокал вина.