Чего только не было в пекарне на углу бульвара: сладкие плюшки, пирожки с начинкой, батоны всех сортов и размеров. Они тесно лежали на полках маленькой булочной и хвалились друг перед дружкой, ведь каждый считал себя благороднее, мягче и пышнее.
- Я, - говорит горделиво Сдоба, булка сладкая, праздничная, из богатого теста выпечена. Да во мне столько сливочного масла, что если бы все батоны магазина взять, да и пустить на бутерброды, и то его пошло бы куда меньше. А ванили-то во мне, ванили! Чувствуете, какая я ароматная? То-то! Не вам чета.
- Мн-м, я не согласен. Во мне, хлебе Рижском, специй естъ много болше. Это я естъ са-амый тушист хлеб в мире. Что есть белый хлеб? Ничто! В вас просто пекар забыл положитъ тмин. Вот у нас, в При-ибалтыке...
- Но, пr-rостите! - важно окинул его взглядом длинный французский Багет, - вы, Rижский, непr-rилично гrязн цвет. И вы, совеr-rшено невозможн с сыroм и джемом. Вашим тмином можно испоr-rтить вкус любого блюда, будь то паштет фуа-гr-r-а, жюльен или котлетка де-валяй. Взгляните на меня: вот я и впr-rямь совеr-rшенство. Настоящий хлеб должен быть длинным, как я, батоном с хr-rустящей коr-rочкой. Как у меня. А у вас? У вас, у всех, есть у вас коr-rочка? Покажите мне еe. Ну? Где? Нету!
- Э, слушай, ты что, такой горячий, да?! Как бешеный конь. Слушай. Зачем других обижаещь? - заговорил кто-то сверху. - Что эта за фуа-гра - шмуагра такой? Какой-такой Жюльен-Шмульен? Это еда что ли такой? Для больных? Я, Лаваш, не потэрплю в присутствии милых женщын никаких таких слов, понимаэшь.
Гневный Лаваш подбоченился и скосил взгляд на полку с булками, где стыдливо зарумянились Хала и Пита.
- Да-да-да, - очнулась Пита,- все верно. К шашлыку и хашу лучше нас с Лавашиком не найти. У нас дома, на Ближнем Востоке и Кавказе, в нас и мясо, и зелень заворачивают. Я вот, например, - с секретом! У меня есть кармашек внутри, куда можно положить вкусную начинку. А самое главное между нами различие, господин Багет, - это то, что нас люди руками ломают и кушают, а не режут, как поросят.
И Пита с Халой отвернулись с надменными минами.
- Ой, люди добрые, дывитеся сюды. У нас на Украине меня, Паляницу люди так уважают, что на вышитом рушнике на середок стола ложуть, на самое главное место! Да я и белее, и мягче, и Рижского, и Багета, и Лаваша, и этих Халы с Питой!
- Что? Вы видели? Нет, вы видели?! Лопни мои глаза! Я - Хала, праздничный еврейский хлеб! Я - вам не просто плетенка с маком. Эй вы! Вы все тут, - вы вообще слыхали за исход евреев из Египта? Нет? Таки я вам расскажу. Евреи чтут субботу, чтоб вы знали. Работать у евреев в субботу грех. Таки вот. Когда Моисей вывел свой народ из Египта, Бог сорок лет кормил людей в пустыне - манной, небесным хлебом. И чтобы не работать в праздник, не нарушать древний закон, накануне в пятницу этой манны собирали сразу на два дня. Смотрите сюда. Видите, я из двух кусков теста? Таки это и за пятницу, и за субботу! Ха-ха! Я, Хала, прообраз манны небесной. Я самая-персамая. И все!
- А... Можно и мне сказать? - зашевелился чёрный хлеб.
- Я не ритуальный. Не праздничный. И не заграничный. Я обычный. Кхе! Из серой ржаной муки. Пусть я самый дешёвый из вас. Да! Но этим-то я и дорог людям. Вот загляните в рюкзак любого геолога, в вещмешок солдата. Вот он я где, черный хлебушек! Я всегда рядом с человеком.
- Эй, черняшка, а знаешь, что тебя люди кирпичом прозывают? Тебе не обидно? - спросила Сдоба.
- А что на правду-то обижаться? Да кирпич - я и есть кирпич. Черный хлеб показал свои загорелые плоские бока.
- Это специально так придумано. И чтобы побольше хлеба вошло в машину, мы, буханочки, тесно-тесно друг к дружке прижмёмся и едем бок-о-бок. Мы - мяконькие, горяченькие, душистенькие. Нас грузовики везут далеко-далеко.По деревням и сёлам. Запах хлебный на всю улицу! А как нам радуются! О, ведь за обеденным столом черный хлеб и с борщом, и с ушицей, и сальцем, и с селедочкой. М-м-м! Куда им, иноземным хлебам до меня! А сухарики из нас м-м-м-! Объедение! Люди никогда меня не забудут, не предадут. Потому, что много дорог вместе нами пройдено, много горя вместе пережито за сотни лет. Война, разруха, голод- все было. Буханка черного тогда ценилась выше золота. Да что тут говорить, - Кирпич грустно посмотрел на полки с модными булками, - все равно эти не поверят.
Калач и Саечка с уважением посмотрели на Черного и прижалась к нему бочком. И братишки-бублики придвинулись поближе.
- А я, ребята, знаете какой? - вдруг воскликнул Калач.
- Нет, а какой ты? - встрепенулись все булки.
- Тертый, ситный и с ручкой. А знаете, зачем мне эта ручечка?
- Зачем?
- Да то-то и оно, что она никому не нужна! Если только голубям да воробьям. Ведь, её не едят, её выкидывают.
- Не может этого быть!Выкидывают? Как так?- забеспокоились Кирпич и Саечка.
- Очень просто. К примеру - строят храм. Кипит работа, только успевай бревна таскать, месить раствор. Времени у работяг в обрез, иной раз некогда и рук помыть, а поесть не мешало бы. Вот выдастся свободная минутка, купит он у разносчика калач за грошик, мякиш съест, кваском запьет, а ручечку запачканную голубям скормит. И снова за работу. Так что вот, Калач - старинный русский хлеб. Не простой, исторический!
- Ай да Калач! Ай да молодец! - воскликнули в один голос Лаваш, Кирпич и Саечка. - А тёртым-то кто тебя прозвал?
- А люди же и прозвали. Взгляните-ка на мои бока, видите, я весь в муке? Это неспроста. Если я упаду, испачкаюсь, то меня надо просто о-те-реть. Вся земелька с меня месте с мукой осыплется и снова я чист. Вот и прозвали меня тёртым. Меня ещё детишки малые любят. Я нигде не пропаду, даже если упаду. Хе-хе! Вот.
- Да, не прост, не прост наш Калачик оказался.
- Ребята! Как я горжусь вами! - сказала Саечка.
- Саечка, а ты что все молчишь? Да ты у нас тоже умница и красавица. Если б не ты, с чем бы студенты в столовой винегрет лопали? Ты и маленькая, и беленькая, и...
- И самая крутая из вас! Да-да-да!
- Нэ может быт! Такой маленкий, бэленький дэушка и вдруг самий крутой булка? Вах!- оживился Лаваш. - Как так?
- А вот как. Я, Сайка, из теста самого-пресамого крутого замеса, из муки самого-пресамого высшего качества! Отведаешь меня за завтраком - и весь день есть уже не хочется...
Долго еще пышки да плюшки болтали и хвастались.
А вечером все полки опустели, хлеб раскупили. В магазине остались только усталая Касса и шустрая Швабра. Касса заряжалась бумажными рулончиками на завтрашний день, а Швабра наводила порядок в зале.
- Вы заметили, уважаемая Швабра, что батоны, и черный круглый сегодня раскупили ещё до обеда?
- Ой, а как шустро расхватали сайки школьницы? А Халу взяла их седая учительница. Такая требовательная старушка, - уж и так её вертела и сяк,- ответила Шабра и ещё быстрее зашуркала. - Как вы точны и наблюдательны, дорогая Касса. А кто купил Багет?
- Багет приглянулся господину в драповом пальто, с портфелем. Я пробиваю, а сама смотрю и думаю: как он в него поместится.
- В господина-то?
- Да нет, в портфель. Ничего, унёс его под мышкой.
- А Сдобу кто взял?
- Сдобу-то? Эту купила молодая дама в туфельках-лодочках на острых шпильках, в кокетливой шляпке.
- Ну, а Рижский?
- Рижскому не повезло. Попал он в лапы длинному непонятному существу с проводами по всему телу, с зелено-красным ирокезом и кольцом в носу.
- Видать, любит с тмином!- засмеялась Швабра. - Вот я смотрю и думаю про этот их вечный хлебный спор, - кто вкуснее, да кто свежее. Чуть не в драку лезут. Почему же согласия меж ними нет? И что спорят? Утром завтра опять, вот, выложат свежий хлеб и начнется. Кто лучше, да кто важней.
- Так кто же по вашему, уважаемая Швабра?
- Я так вам скажу. Крошки от них от всех одинаковые, - пшеничные, да ржаные. Все хлеб. Людскими руками на русской земле выращенный. И любви, заботы в них людьми вложено поровну. И покупают этот хлеб наши же люди. И заметьте: не в Риге, не в Париже, а в нашем родном магазине.
Вот что важно, дорогая Касса!
ЁЛЫ ПУКИН - ДЕД МОРОЗ
Моим дорогим девочкам
- Зоечке и Анечке
на Рождество 2009 года.
- А-у-у-у! Меня никто не лю-у-би-и-ит!- рыдал на цепи продрогший пес, задрав мокрую от слез морду в звездное небо.
- Ты чего плачешь, Дружок? - спросил его Снеговик.
- Меня в Москву, встречать Новый год не взяли. Блохи у меня. У-у-у! У них там и ёлка будет, и жареный гусь с гречневой кашей, и подарки... Навалили полную миску этих вот вонючих шариков, сели в машину и у-укати-и-и-ли. У-у-у! Броси-и-или меня-а-а!
- Да брось, не скули, - погладил пса по голове Снеговичок,- Ты вон уже какой большой, а убиваешься по чем зря. Понимать должен. Это ж люди. Они же ни во что не верят: ни в дружбу, ни в любовь. Думаешь, они умеют веселиться?
- А что, нет? - удивленно заморгал Дружок.
- Нет, разучились. Только зря в небо стреляют огнями, шум, гарь, а радости ни на копейку. Запугали сказку, исчезла тайна Нового года.- вздохнул Снеговичок. - Эх! А какие раньше веселые люди были!
- Ну да? - вытер нос Дружок лапой и перестал плакать. - А теперь?
- Да так как-то. Пьют, едят, телевизор смотрят. И Дедушку Мороза теперь не ждут, нет, в чудеса не верят. Имена ему обидные дают - то Сантой, то Елой Пукиным окрестят каким-то. Вот когда мне голову прилепляли, я сам слышал, как Зоечка Анечке и говорит: "Глупо письмо Деду Морозу писать. Что мы маленькие? Нет его. Это пьяные дядьки наряжаются и дурака валяют. Давай подкинем список подарков папе, как бы случайно. Прочтет, и что надо купит нам в Детском мире." И ведь согласилась младшенькая. А на неё одна и надежда была. Теперь чудес не жди, приятель. Потому, что Дед Мороз только к детям приходит. И только к тем, у кого ещё не все молочные зубы выпали. О как!
- У меня уже все зубы сменились.-вздохнул Дружок и слизнул с носа снежинку. А Снеговичок развспоминался, ведерко набекрень сдвинул, и говорит:
- Вобще-то, чтоб под ёлочкой подарок найти, надо хорошо себя вести, умываться, чистить зубы, прилежно учиться и помогать по дому маме. Вот, к примеру, ты - спросил он Дружка, - ты хорошо себя вел?
- Я-то? Я старался! Я, я...лапу умею подавать! Вау! И зубы у меня всегда в порядке. Во, загляни! - он широко разинул пасть и вильнул хвостом.
- Это хорошо тебя характеризует, Дружок. - А вот службу свою собачью ты хорошо несёшь?
- Я? Да я... Во, смотри, как раз прохожий идет. Увидишь!
И Дружок залился было звонким лаем, подпрыгивая и вертясь волчком от усердия. Но Снеговичок проворно зажал ему пасть рукавицей и шепнул:
- Что-то мне подсказывает, Дружок, что как раз лаять сейчас не нужно.
Друзья притаились за будкой, откуда им в лунном свете было всё хорошо видно. Какой-то старичок в ушанке и в валенках остановился у калитки и потрогал висячий замок. Послышались то ли далекие бубенчики, то ли звон льдинок и сверху посыпались мерцающие огоньки и запрыгали по сугробам у дорожки. Дверь распахнулась и старичок сказал:
- Как из леса только вышел, ваши голоса услышал. И к назначенному часу в гости к вам явился сразу. Да не уж то вы вдвоём Новый год встречаете? С наступающим вас. Уф. Можно присесть у вас под ёлочкой, передохнуть? Кто подарки вам принес? Скажем хором...
Но Дружок и Снеговик ничего не сказали потому, что по-человечески они не умели, а только удивленно переглянулись.
- Устал я. Но доволен: всех деток, что верят ещё в сказку, навестил и поздравил. И с Новым годом, и с Рождеством. Старичок глянул по-доброму на Дружка и говорит тихо:
- Хороший ты пес. Не брешешь по чем зря. И глаза такие человеческие, грустные. Тебя обидели, видно, несправедливо?
Вздохнул Дружок и всхлипнул. Дедушка коснулся его носа, в воздухе разлился и тут же погас дивный свет и по всей округе разнеслось сладкое благоухание.
- Ой. - сказал Дружок вслух, -Ой! Я по-человечьи говорю! Я что же, навсегда теперь говорящий стал?
- Зачем? Это тебе не полезно, - засмеялся дед,- поговорим по душам и хватит с тебя, а то еще зазнаешься. А это кто, друг твой?
- Да, это Снеговик,- заулыбался Дружок, он просто стесняется, - и стал выгораживать приятеля, - Он стеснительный. Ваф! Ой, простите, это я по привычке гавкнул. Он меня пожалел, когда я плакал от холода и одиночества. Он очень добрый. Он так много знает про Новый год, и сказки знает разные!
- Это прекрасно, это удивительно, и это настоящее чудо. Человечек из снега а сердце у него горячее. Эко диво! А ты, Дружок, - пёс, охранник, злым должен быть, а как друга своего любишь, какие слова сказал про него. Как хорошо, что у вас такая дружба, и между людьми такой не сыскать в наши-то дни. Да...- вздохнул задумчиво старичок.
- А что же у вас,- с этими словами дедушка тронул морковный нос Снеговика, - ёлочка не убрана, не украшена? Ай-яй-яй! И снова дивный свет и волшебный аромат разлились вокруг.
- Да у нас ёлочных игрушек нет. - развел руками Снеговичок,- Ой, какой у меня голос смешной, хи-хи-хи! -
- А вы верите в сазки-то, в Деда Мороза верите? - хитренько подмигнул Дружку старичок.
- Верим! Верим! - закричали приятели. - А вы разве настоящий Дедушка Мороз? - спросил Снеговичок.
А как ты думаешь? - спросил дедушка.
- А где же же ваши красная шуба, посох, борода, мешок с подарками?
- Это как раз не сложно, да и не так важно. Старичок встал, повернулся спиной и развязал рюкзак. Он достал из него большие овчинные рукавицы, надел на руки и трижды хлопнул в ладоши. И тут с неба посыпался мелкий сверкающий снег. А когда это снежное облако растаяло, Дружок и Снеговик так и сели: перед ними стоял, облаченный в длинную до земли красную шубу самый настоящий Дед Мороз! С бородой, с посохом алмазным, и старинным фонариком. Он в руке покачивается, по снегу разноцветные всполохи света разлетаются, красота!
- А звать-то меня Николаем. А то многие: Клаус, Клаус, а теперь ещё всё чаще Турахоном каким-то величают. Самое смешное имя мне финны придумали - Ёлы Пукин. Представляете? Елы Пукин!
- Просто ёлки палки лес густой какой-то! - хохотнул Дружок.
- Точно.- засмеялся Николай Чудотворец, чего только не придумают люди. Ну, Снеговичок, ну Дружок,- приближается полночь. Поздравляю вас с наступающим Рождеством и Новым Годом. Пришло время вам подумать, что загадать. Думайте и между делом ёлочку украшайте. Вот тут, Дружок, в мешке у меня игрушки на ёлочку: гирлянды из сосисок, и кружочки колбасы, и плавленные сырки в красивых оберточках, - привязывай ниточки и вешай. А ты, Снеговичок, займись сосульками из шампанского и леденцами. Угощения хватит! Обрадовались друзья, стали обниматься и целоваться.
- Ур-р-ра! Спасибо тебе, Дедушка Николай Чудотворец, Мороз Иваныч! - прыгал Дружок от радости, - С Новым Годом!
Вот друзья ёлочку наряжают, колбаску на веточку - колбаску на язычок, конфетку на ёлочку, леденчик под язычок.Ух и здорово!
- Ну что, готовы? - спросил Николай Чудотворец,- Загадывайте! Все исполнится, все, даже самое невероятное, если вы верите в сказку!
- Верим! Верим!
Взялись Дружок и Снеговичок за лапы-за руки и зажмурились. Каждый загадал про себя свое самое заветное желание. А когда глаза открыли-Дедушки Мороза - Чудотворца Николая как не бывало. Исчез!
И тут повалил такой густой снег, закружила метель, поднялся вихрь, да такой, что с головы Снеговичка слетело ведерко.
- Не бойся, Дружок!Это мое желание исполняется! - обнял Снеговичок пса, - Верный мой друг, прощай. Я улетаю к своей матушке-туче. Я снова захотел стать чистым снегом, чтобы каждый Новый год радовать ребятишек. Пусть лепят из меня добрых человечков и ждут Деда Мороза. Как мы с тобой сегодня. Ты мой лучший и единственный друг на Земле. Жди меня! Проща-а-ай!
Завертела его вьюга юлой, подняла и понесла над землей прямо в небо, а Дружок сколько мог различать его в снежных вихрях в вышине, все махал лапой и жевал шпикачку. Без хлеба. Автоматически.
Вдруг ночную тьму прорезали длинные толстые лучи автомобильных фар. Машина встала. Дружок поднял уши, но лаять не стал, как учил его Снеговичок, только хвостом отчаянно заработал, по бокам себя без жалости нахлестывая. Утопая в снегу, к собачьей будке наперегонки бежали его любимые девочки - Зоечка и Аня. Дружок от счастья чуть не умер. Сердце чуть от радости не лопнуло.
- Сбы-ы...Сбы-л-о-о-сь! - крикнул он, но дети услышали только веселый собачий лай. Потому, что они все еще не верили в сказку. Они стали целовать и обнимать Дружка, а он-то, он-то! Всех чуть не зализал до смерти.
- Дружок! Милый пес! Ты замерз, бедняга! Мы вернулись за тобой. Ой! Ой-ёй! Смотри, Зоя!- воскликнула Анечка,- Вместо ошейника-то, что на нем? Ливерная колбаса!
Целый круг! Мама! Папа! Бегите скорее сюда!
Прибежали папа и мама и всплеснули руками:
- А цепь-то, цепь! - ахнула мама,- Глянь, Вова, - диетические сосисочки! Да ты на ёлку смотри! Она вся в гирляндах из сосисок и колбасной нарезки ассорти!
А папа сказал:
- А, знаю. Это сосед наш, Серега Булах чудит. Начальник цеха Микояновского завода. Ну, прикольщик, - перепутал Новый год с первым апреля. Потом папа огляделся вокруг и насторожился:
- Чего-то не хватает. А, понял. И снеговика утащил. Ну, Серега! Какой там у него номер?..
КАК МАША ВАНЬКУ ВАЛЯЛА
Маша проснулась в отличном настроении. Она прыжком слетела с кровати и покралась на цыпочках на кухню. Смотрит, бабушка у окна сидит, вяжет. А сама себе под нос нашептывает: 'Двадцать один, двадцать два', - петли считает. Маша - раз! Ладошками бабушке глаза и закрыла. Вместе с очками.
- Маша, пусти! Уколешься! У меня же спицы в руках!
А Маша хохочет заливается. А бабушка ей:
Ну, хватит Ваньку-то валять. Что ты скачешь, как коза на веревке?
Какого такого Ваньку?
- Да такого, Ваньку-дурачка. Глянь, что ты натворила, егоза. Я же петельки из-за тебя со спицы упустила.Теперь надо все сначала начинать. Э-эх! Лучше бы села, посмотрела, глядишь - научилась бы носочки-то вязать лучше бабушки. Как хорошо-то!
- Да ну,- отвечает Маша, - это скучно! Это только старушки вяжут, а девочки - нет.
Обиделась бабушка на Машу, а виду не подала. Вздохнула только.
- Что ж с тобой поделать, говорит, - пойди тогда деду помоги. Вон он, во дворе, удочки налаживает на вечерний клев. Видишь, лесочка у него запуталась. У тебя пальчики тоненькие, глазки зоркие, ты быстро справишься, а ему трудно.
- Ладно, ладно, - говорит, помогу.
Маша взвилась пружиной и прыг -поскок - вот она уже и в саду. Глядь - дедушка сидит, сопит, сосредоточился. На спичечный коробок леску наматывает. Подкралась Маша сзади, как гавкнет деду прямо в ухо:
- Гав!
- Ой!
Дед от страха подпрыгнул даже и снасти из рук выронил. А Маша - цап! И давай помогать, мотать, из лесочной путаницы кончик вытягивать.
Ой, ой! Не надо так, Машенька, затянешь! Мне тогда вовек не распутать. Разве так можно? Надо потихоньку, полегоньку, аккуратненько.
Да брось ты эти удочки, деда, пошли по деревьям полазаем, а?
- Во-во. Мне с моим ревматизмом только на дерево залезть и осталось. Кхе-кхе-кхе! - засмеялся дед. - Нет, Машенька. У меня уж ножки не те. Пойдем-ка лучше с тобой на речку. Сядем рядышком, хорошо! Комарики поют, камышики шуршат, я тебе самую легкую удочку закину, бамбуковую.
- Я червяков боюсь. Они тянучие, - надулась Маша.
- А я сам тебе червячка наживлю, а ты будешь с рыбками играть, с карасиками, окуньками. Идет?
- Нет, не идет, - сказала Маша, - это скучно - рыбу ловить. Мне охота бегать, прыгать, скакать, кувыркаться!
Маша схватила деда за карман пиджака и ну тянуть:
- Дед, ну вставай! Погоняйся за мной, - канючит. А карман-то - трак! И порвался.
И-их! - огорчился дед, - занялась бы ты делом каким, что ли. Пойди с ребятами поиграй. Во-о-он они пошли. Все лучше, чем дурачка-то валять. Вот ему надоест, проучит он тебя.
Кто? - шепотом спросила Маша.
Ванька-то, дурак.
У Маши глаза округлились и мороз по спине прошел. А дед закурил папироску, дым рукой в сторону отогнал, а сам так смотрит с прищуром - и не поймешь, шутит он или правду говорит.
Шутит, решила Маша и - шмыг за калитку, только ее и видели. Скачет вдоль по улице, вдруг смотрит - Вовка с Колькой на лавочке в какую-то новую игру играют. Сидят, лбами в друг друга уперлись и не дышат. Только моргают. И Маше знаки делают, чтоб не шумела. Только было Маша рот раскрыла, чтоб спросить, что это они делают, а ребята ей:
Не мешай! Иди, иди себе, куда шла. Не видишь, мы в шахматы играем!
Да вы играть-то и не умеете. Вот как надо!
Подскочила она к Вовке да как даст щелбана его королю, тот и полетел в кусты вверх тормашками и полвойска Колькиного повалил с грохотом.
Да ты что?!- закричали друзья-шахматисты,- да мы тебе, да мы тебя! И кинулись за Машей, чтоб накостылять ей. Да куда там. Маша уже на яблоне. Сидит и дразнится:
Бе-бе-бе!
Ну, и сиди там до ночи, сколько влезет. Пошли, к нам в сад, Колян, по новой сразимся.
Ребята собрали шахматы и ушли. Маша еще немножко посидела на дереве, на всякий случай, и стала слезать. А сама думает: 'Не хотите со мной играть - вам же хуже. Вы сейчас у меня умрете от зависти.'
Прибежала Маша домой, схватила за руль велосипед, выкатила на улицу и, оседлав его лихо, помчалась к Вовкиной даче. Пролетая мимо притихших над шахматной доской ребят, Маша отчаянно задергала велосипедный звонок, загоготала и как можно противнее проблеяла:
- Бе-е-е!
- Да оставь ты нас в покое! Сколько можно дурака валять! - крикнул в сердцах Вовка.
Только Маша набрала побольше воздуха, чтоб снова громко бекнуть, как вдруг под колесо ей шмыгнула соседсая рыжая кошка. Маша от неожиданности поджала ножки, бросила велосипедный руль, зажмурилась и упала в придорожную траву. Глядь, а перед ней человечек стоит. Личико плаксивое морщит. Сам маленький, не больше ладошки. В рубашечке, в порточках сереньких и шапочка простая такая на макушке, вязаная. И пальчиком ей грязненьким грозит. Села Маша, на коленку ушибленную дует. Глаза протерла - нет, не исчез человечек.
Ты кто?- спрашивает Маша.
Я-то? Я Ванюшка-дурачок. Сколько можно меня валять, на мне уже живого места нету. Посмотри, что ты со мной сделала?! Как я на глаза людям покажусь - у меня вон, - штанишки грязные, рубашка порвана, коленки ободраны.
А я-то тут при чём? - дернула плечиком Маша.
Ах, ты еще и не при чём... Все. Отныне запрещаю тебе, неумехе, меня валять, поняла?
А я все равно буду! - рассмеялась Маша и показала Ваньке язык: - Бе-е-е!
Ай-яй-яй! А я ведь и обидеться могу. И наказать могу.
Ой-ой! Испугал. Боюсь-боюсь, - съязвила она, отряхнулась, и вытянула из канавы велосипед со свернутым рулем.
Ах так?! - рассердился человечек, - так вот тебе мое слово. Будешь теперь только 'бе-бе-бе' говорить. А все остальные слова забудешь. И пока за ум не возьмешься, пока делу не научишься, будешь бе-бекать.
Сказал и исчез. А шапочка его вязаная осталась. Удивилась Маша. Взяла шапочку, в кармашек положила.
Примчались Колька с Вовкой, а за ними и машин дедушка пришел. Стал Машу отряхивать, со всех сторон осматривать, и спрашивает:
Как же так вышло, Машенька, а?
Да это я бе-бе, сама виновата, я бе-бе ...
Бежала?
Бе-е..
Зачем ты опять дразнишься?
Заплакала Маша, а сказать толком ничего не может.
Колька говорит:
- Это она не нарочно.
Пришли они домой. Ребята молчат, уши красные, ну, думают, и им сейчас влетит. Бабушка Машеньку умыла, а Кольке с Вовкой налила чайку с вареньем. Маша все ей решила расказать. Только рот раскрыла - опять та же песня: бе-бе, да бе-бе. Бабушка никак понять ее не может:
Беленького хлебушка тебе может, горбушечку? С вареньицем?
Маша головой мотает, мол, нет, не хочу.
Дед себя по коленям как хлопнет, как закричит:
Берег! Я понял! Точно! Велик свой у речки забыла!
Маша руками на него замахала, мол, нет же, не то!
Дед, ты ведь сам его в гараж поставил. Окстись!- засмеялась бабушка.
Вовка говорит:
Белье? Берлога? Беседка? Берет? Билет в кино? Или на танцы? Белочка?
Я, не бе-бу-бу! Ой! Бе-бе...боль...
Где больно? Ох, ссадина! - подпрыгнула бабушка и потянулась за зеленкой к аптечке. Тут Маша не выдержала, взяла простой карандаш, тетрадку, и написала большими квадратными буквами: 'ПРОСТИТЕ МЕНЯ! Я БОЛЬШЕ ТАК НЕ БУДУ!' А бабушка, дедушка, Вовка и Колька спрашивают:
- Чего ты больше не будешь-то?
'ВАНЬКУ ВАЛЯТЬ!' И написала Маша, как с человечком познакомилась, и как, и за что он на нее рассердился. Поставила она точку и бабушке показала.
- Да... С Ванькой шутки плохи. Я многих встречала людей, которых Ванька-то наказал. Вон, наш дворник. Знаешь? Довалялся дурака. Теперь такие слова приговаривает, хоть святых выноси. Берись-ка ты, девонька, за ум, а то так и будешь всю жизнь козой блеять.
Испугалась Маша. Шапочку Ванькину отряхнула, постирала и повесила на малиновый кустик сохнуть. Потом взяла иголку, нитки, ножнички и принялась обновку ему шить. Лоскутиков у бабушки много, шей - не хочу! Штанишки сшила. Красивенькие, с кармашками. За рубашечку принялась. И ребята рядышком в саду устроились, третью партию играют. Красота!
Ванька из-под елки на Машу все смотрел, любовался. Пощупал шапочку - долго ли еще ей сохнуть. Потом сорвал, кряхтя, листик подорожника, закинул его за спину и понес ссадины да синяки лечить, те, что от машиных дуракаваляний ему, бедолаге, сегодня достались.
А вечером Маша отнесла обновку на то самое место, где утром с Ванькой повстречалась. А он тут как тут. Надел новые порточки, рубашечку красненькую, подпоясался, приосанился, и так ему наряд по душе пришёлся, что он даже языком прищёлкнул.
Улыбнулся Ванька хитренько, пальчиком погрозил изумленной Маше, топнул ножкой и исчез. Только пыльное облачко поднялось и тихо растаяло.
- Чудеса-а-а...
А Маша побежала домой, дедов карман на место пришивать и учиться вязать носочки.