Каждому человеку один раз в жизни является Посланник.
Не многие способны определить − от Бога этот Посланник или от Дьявола.
Гражданка Пиренейского полуострова Теодора Фуэрро всего добилась сама и не верила в подношения извне. "Никто не даст мне того, что даст мне моя правая рука", − говорила Теодора подругам в канун своего пятидесятилетия, летом 2102 года. "В беду попадают глупцы и лентяи. Голодают и дурно одеваются идиоты и трусы", − продолжала она, и гости охотно соглашались. Муж Теодоры нелепо погиб прошлой зимой, и теперь она сама находила применение его деньгам. "Я всегда знаю, где стоит кувшин с вином и лежит сыр. Тот, кто не знает этого, обречен бедствовать, и я не могу ему помочь", − сообщала Фуэрро уходящим гостям, и сытые гости закивали в ответ.
− Ты сможешь это сделать, − сказали откуда-то сверху, когда все вышли из дома, а хозяйка прилегла на подушки.
Голос был незнакомый и жуткий, но Теодора не встрепенулась и не поднялась.
− Не верю и не боюсь, − прошептали ее сочные губы, а крупный подбородок дрогнул.
− Не бойся, но верь, − ответили теперь уже сбоку, − и скажи, что ты хочешь. Пришло твое время.
После паузы Теодора заговорила о будущем, но речь ее была коротка. Она не хотела помощи, боясь появления в отлаженных часах своей жизни лишнего камня. Ее речь о прошлом была еще короче: в начале нового века рассуждать о том, что уже закончилось, было не принято. Но внезапно Теодора запнулась, − еще раз подумала о розыгрыше, который, наверняка, ей устроили ушедшие гости, − потом произнесла:
− Хотелось бы оказаться в древности. В тех временах, о которых мне ничего не известно. Я помню, что было сорок лет назад, все остальное для меня − древность.
− Где хочешь ты быть сегодня? − спросил Голос из другого конца комнаты. − Назови место.
− Хочу зиму, − с улыбкой произнесла Фуэрро, включившись в предложенную игру, − хочу северный город, но чтобы памятники и дома были как на Аппенинском полуострове, и чтобы все было покрыто снегом, который я вижу так редко. И чтобы мороз...
− Ты будешь там, − обещал Голос из-за ее спины. − Назови время.
− Лет сто шестьдесят назад. Не знаю, что тогда было на Севере? Мне все равно. Давайте же... исполняйте. Будем играть до конца...
− Будем, − ответил Голос неизвестно откуда, и все исчезло.
Теодора Фуэрро, чья кровь состояла из солнечного света, а плоть из жирного чернозема, чьи волосы пахли ветром Атлантики, а кожа Средиземноморской водой, открыла глаза после внезапной тьмы и увидела перед собой серую стену старинного дома. Коричневый снег хрустнул под ее каблуком, а холод полез под шубу.
− Я в шубе. Это приятно, − было первое, о чем она подумала.
В узком проходе между домами лежал снег. "Сугробы, − вспомнила Фуэрро и сделала несколько шагов по тропинке. − Удивительно придумано: вместо тротуара − горная тропа. Такого не видела даже в Швейцарии". Что-то грохнуло вдалеке, и у женщины запылали щеки: "Зимний карнавал с петардами. Или нет... Гроза. Морозная гроза. Это чудо! А Полярное сияние?.. Оно бывает днем или вечером?"
Переулок закончился. Теодора вышла на набережную замерзшей реки. Широкая панорама заставила ее недоумевать. Старинные дома были плохо покрашены и частично разрушены. "Скверная декорация, − решила она и пошла вдоль гранитного парапета. − Если это норвежцы, то они лишены воображения. Хороши только каменные львы... Но зачем вокруг них не убрали снег?" Опять что-то просвистело и грохнуло. Редкие черные человечки задвигались вдалеке, напоминая фишки. Она решила подойти к ближайшему и заговорить по-испански. Мороз начал щипать кожу, и Фуэрро поежилась от удовольствия. В это время из-за угла появился мальчик и, припадая на одну ногу, направился к скульптуре. Достав молоток, он, не торопясь, отбил у каменного льва ухо, сунул его за пазуху и заковылял обратно. Удивленная Теодора дошла до угла и увидела костер. Мальчик достал львиное ухо, бросил его в висящий над пламенем котелок, поднял с земли палку и помешал кипящую воду. "Больной ребенок в незнакомом городе", − подумала Фуэрро и поспешила удалиться.
Идти становилось труднее. Люди были уже близко, но их одежда напоминала рясы, в которые они кутались, не желая наслаждаться свежестью. Кто-то катил санки с деревянным ящиком, кто-то нес ведра с водой. Машин вокруг не было. Взгляд Теодоры искал оленью упряжку, но вместо нее показалась худая лошадь с дряблой телегой. Возница едва шевелил кнутом, лошадь с трудом переступала. На телеге было что-то навалено. Теодора остановилась, пытаясь уяснить очередную нелепость. Телега приближалась. Теодора стояла. Телега двигалась слишком медленно, и Фуэрро попыталась прищурить глаза, но снежная белизна притупила зрение. Наконец телега подъехала...
Сочные испанские губы Теодоры разомкнулись и образовали овал. Сеть морщин покрыла лицо, а истошный крик заставил вздрогнуть худую лошадь.
Возница даже не посмотрел в сторону кричащей женщины. Он в очередной раз тронул кнутом лошадиные ребра и проехал мимо.
Телега была нагружена полуголыми человеческими телами, похожими на большие высушенные бананы.
Заткнув ладонью рот, Фуэрро побежала по тропке, но сразу упала в снег. Поднялась и снова упала. Поднялась в очередной раз, потому что поняла, куда надо бежать. В квартале от нее стояли трое людей в форме, похожей на полицейскую. Они уже смотрели в сторону Теодоры, но, почему-то, не бежали навстречу, а ждали ее приближения. Неожиданно опять засвистело, грохнуло, и от дома на другом берегу замерзшей реки отвалился балкон с куском стены. Испанка замерла, и ее лицо второй раз чудовищно исказилось. Крик был так же силен, но люди в форме по-прежнему стояли на месте, почти не глядя в ее сторону. Зато из ближайшей парадной на Теодору давно смотрели три пары глаз.
− Откуда такая свинина? − с неподдельным удивлением прохрипел один из наблюдавших.
− Что шуба. В самой бабе пудов пять мяса, − прикинул третий.
− Не пойму я, братцы, − опять прохрипел первый. − Что-то в этом не то. И лопочет, вроде, по-армянски.
− Патруль совсем близко, − зашептал второй. − Не успеть.
− Вот что, доходяга, − огрызнулся третий, − если эту тушенку упустим, вместо нее ляжешь... Как поравняется с дверью, сразу выходим...
Через секунду Теодора поравнялась с дверью, из которой быстро вышли трое мужчин с очень худыми лицами, обступили ее и начали оттеснять к дому. Она, не сопротивляясь, вошла в подъезд, но, оказавшись почти в полной темноте, резко остановилась. Мужчины тоже остановились, кто-то из них с размаху ткнулся Теодоре в спину. Они настойчиво продолжали толкать ее в сторону подвальной лестницы. Фуэрро заголосила. Грязная рукавицы попыталась заткнуть ей рот, но женщина резко махнула рукой, и владелец рукавицы повалился на пол. Двое других, задыхаясь и хрипя, продолжали теснить ее к лестнице. Даже сквозь ужас непонятного насилия Теодора успела удивиться, отчего трое взрослых мужчин слабы, как дети.
Это удивление было последним. Два лезвия блеснули в темноте подвальной лестницы и сразу исчезли, погрузившись в мех. Тело Теодоры тяжело рухнуло и медленно поползло по ступенькам.
− Огонь баба, − безо всякой обиды сказал тот, кто упал на пол.
− Тащи, как следует. По полу не волочь, − прикрикнул второй.
− Две дыры в шубе, − огорчился третий.
Выбиваясь из сил, мужчины потащили тело по подвальным коридорам.
Жуткий Голос прозвучал издалека и вернул Теодоре слух. Фуэрро почувствовала, что это не сон, но не поняла, почему она это знает. Ее сознание находилась в странном состоянии. Вокруг не было ничего, кроме серого цвета. Смотреть было некуда. Себя Теодора тоже не видела. Она не ощущала, в каком положении находится ее тело, и не могла догадаться лежит она или стоит.
− Вот и все, Теодора, − сказал Голос, отославший ее на Север. − Осталось увидеть итог, перед погружением в вечность. В ней ты не встретишь своего мужа, потому что в вечность ничего нет.
Фуэрро закричала так, как недавно кричала при виде мертвых.
− Я не помогала ему умереть! Нет!.. Отпустите меня...
− Посмотри, Фуэрро, на город, где ты останешься навсегда... На этот хлеб и на это мясо, − не обращая внимания на ее крики, продолжил Голос.
− Я буду смотреть. Я сделаю все, что скажете.
− Посмотри, как люди, которые не знают, где стоит кувшин с вином и лежит кусок сыра, меняют это сладкое мясо на этот горький хлеб. Ты все же смогла им помочь.
− Но они ненормальные. Они варят камни в котле и возят на повозках трупы, как хворост.
− Тебе никогда не проехаться на этой повозке, Теодора, а они теперь будут варить не камни, а мясо... Сладкое мясо твоей беспечности, Фуэрро... С привкусом твоего греха.
Голос умолк. Вокруг ничего не осталось.
февраль 2003 г.
(Рассказ написан после выступления Даниила Гранина, в котором он сказал, что в Ленинграде во время блокады все-таки ели человеческое мясо.)