Употреблял алкоголь и ничего не делал, но мне сказали: "Не правильно себя ведешь! Не пей зря. Раз пьешь - пиши стихи. Алкоголь развивает воображение: рифмуется легче, звуки текут слаще, строчки стоят ровнее, смысл получается романтичней".
И я начал писать стихи.
И даже поступил в специальное учреждение, где учили это делать, как следует, а не спустя рукава, и никто из преподавателей не был против моего пьянства.
Со мной в учреждении учились прекрасные люди, которые тоже писали стихи.
И тоже пили.
Я пил, они пили.
Я писал, они писали.
Мы все пили и писали, и нам было хорошо.
Мы наслаждались стихами друг друга, особенно, когда были выпивши. А когда были трезвы, мы придирались и поругивали наше творчество, и это нам не нравилось. Поэтому мы снова начинали пить, и каждая буква в наших произведениях сразу вставала на свое место.
Годы шли, мы учились.
Здоровье наше ослабевало, но стихи улучшались. Нервная система расшатывалась, но рифмы крепли. Память улетучивалась, но вдохновение приплывало.
Однажды вечером мы собрались вместе. Тесным поэтическим кругом, чтобы поговорить о поэзии, и как-то само собой решили немножечко выпить. Мы сели в одном специальном заведении и осуществили задуманное. Разговор о поэзии полился ручейком, и каждый из нас вливал в него свою журчащую неповторимую струю.
В тот вечер я, почему-то, пил меньше других, поэтому чувствовал себя скованным и настороженным. Наверно поэтому мои чуткие друзья вдруг попросили:
- А прочитай-ка нам стихотворение, Максим. Что-то ты сегодня тихий. Вставай и прочти что-нибудь из последнего, чего мы не слышали, чего никто не слышал.
Из-за своей трезвости я начал отнекиваться, но друзья настояли, мне пришлось встать в позицию и начать чтение.
Я читал, широко открывая рот, запрокидывая затылок, отводя то левую, то правую руку в стороны, тряся челкой и нервно подрагивая подбородком.
Недопитые бокалы друзей зависли в воздухе в ожидании финала.
В стихотворении было много природы, погоды, свободы, морали, совести, мужских клятв и женских всхлипов. Я довел чтение до конца, притопнул ногой, слегка брызнул слюной и обессиленно опустился на стул. "Как я их всех", - последнее, что пронеслось в моей голове.
Друзья немедленно выпили и, позабыв закусить, начали:
- Прекрасное стихотворение, Максим! Просто отличное! Мощнейшая вещь, ты нам поверь и даже не сомневайся. Посмотри, как у тебя в нем все выстроено. Потрясающе. Природа. Погода. Мораль. Мы думали, что ты забудешь про свободу и совесть, но ты, Максим, не забыл. Они у тебя появились. И это очень верно, Максим. А потом эти женские всхлипы, этот плачь. А перед ними мужские обещания, уверения, клятвы. Нет, Максим, ты вряд ли сейчас понимаешь, что написал. Вряд ли. Но мы тебе говорим, что это прекрасно, вот только давай-ка чего-нибудь выпей, не сиди просто так, налей, давай-ка, налей.
Я налил себе огромный бокал чего-то и размашисто выпил. "Когда мало пью, начинаю плохо писать", - опять пронеслось в моей голове, и разговоры о поэзии тут же продолжились. Я плохо помнил, о ком говорили и что обсуждали, но наши восторги, споры и крики сильно затянулись и, когда я уже собирался аккуратно прилечь щекой на скатерть, меня вдруг похлопали по плечу и попросили:
- А прочитай-ка нам еще одно стихотворение, Максим! Вставай, поднимайся. Прочти нам что-нибудь, что мы от тебя не слышали, что никто от тебя не слышал.
Я высоко поднял голову, которую собирался положить на стол, встал со стула, прочистил горло рюмкой водки и начал.
Я читал так же вдохновенно и четко, как в первый раз. Так же отводил руки в стороны и так же возвращал их назад. Так же тряс челкой и дрожал подбородком. Так же пытался откинуть затылок назад, не боясь потерять равновесие. В моем порыве было все, что должно быть в настоящей поэзии, и, мне казалось, я ничего не упускаю, но...
Примерно через полторы минуты я понял...
Что читаю второй раз прежнее стихотворение.
Друзья слушали меня, и в руках их опять висели недопитые стаканы.
Я хотел оробеть, упасть на стул и извиниться. Хотел сказать, что я подлец и ничего не помню. Хотел крикнуть, что мы не так живем и не так пишем стихи. Но вместо этого, я без паузы продолжил чтение, довел его до конца, замолчал и остался стоять, не в силах опуститься на стул.
Друзья задумчиво выпили, закусили остатками, помолчали и медленно начали:
- Отличное стихотворение, Максим! Просто потрясающее. Да, брат, порадовал. Ошарашил! Как это у тебя получается?.. Все необходимое есть, все на месте. Природа какая раскидистая, погода. Дождь льет, а вокруг свободой пахнет и совесть, Максим, не краснеет от стыда и обиды. Вот в том, в первом стихотворении, Максим, ничего подобного не было. Ни-че-го! Уж поверь и не обижайся, мы тебе как специалисты говорим, не как друзья. То, первое стихотворение, просто ерунда в сравнении с этим мощнейшим текстом. Здесь у тебя, посмотри, всхлипы обиженной женщины. А там? Там - возня и нытье. Здесь, ты же видишь, у тебя клятвы отчаявшегося мужчины! Да, вранье. Мужчина лжет. Но здесь он у тебя лжет, а там он брешет. Ты уж извини, Максим, но там ты с этими темами не докрутил, и поэтому то, первое стихотворение, Максим, очень уступает этому тексту. Оно намного хуже. Просто плохое стихотворение, Максим, уж ты прими к сведению. Дрянь в сравнении с этим. Тлен. Портянка. Ты его, Максим, спрячь и больше никому не показывай. То первое. Никому, Максим. А мы тоже никому не скажем. Бывают ошибки, Максим, бываю промахи. Провалы, Максим, но надо жить. Надо работать. А ты чего не садишься? Сядь уже, не стой. Молодец. Хорошее стихотворение написал, вот это второе. А не то, первое. И поэтому, Максим, ты сейчас можешь смело выпить, Максим. Можешь. Заслужил. Заработал. Рюмашку опрокидонсом, Максим, по-чеховски. Что скажешь? А? Правы? Мы правы, Максим? Поэт должен быть сильно пьющим человеком, Максим!
Я хотел опуститься на стул, но вместо этого наклонился и через стол начал обнимать своих добрых литературных друзей. Стал говорить им слова благодарности и тыкаться, тыкаться своей пьяной кудлатой башкой в их раскрасневшиеся пьяные рожи.