Желунов Николай Александрович : другие произведения.

Юю

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Цивилизация существ без инстинкта самосохранения

ЮЮ

  
   В ночь большого праздника на последнем этаже стоэтажного дома собралась компания. Они пили без остановки, и к полуночи веселье было в самом разгаре. Мужчины и женщины танцевали, обнимались, жарко шептали что-то на ухо, не слыша друг друга; магнитофон подпрыгивал в углу, а окурки уже плавали в чашечках с недоеденным ванильным мороженым, и кто-то уснул в туалете. И только один маленький мальчик по имени Юра не напился. Он взял яблоко и вышел на лоджию посмотреть на салют. Салют был очень красивый. Юра ел яблоко и любовался разноцветными сполохами далеко внизу. Китайские петарды взлетали на высоту пятнадцатого этажа, и взрывались с оглушительным треском. В доме жили тысячи людей, и очень многие купили на рынке петарды и шутихи, и как только часы пробили полночь, запустили их в небо. Свистящие огненные шары залетали в открытые форточки и вскоре все нижние этажи дома были объяты пламенем. Когда Юра понял, что дом горит, он выронил яблоко и бросился в комнату.
   - Мама, папа! - закричал он, - пожар!
   Его отец сидел на кухне, голый по пояс, и яростно спорил о чем-то с козлобороденьким старичком по имени Борисыч.
   - Вот скажи мне как на духу, голова твоя ученая, - бия себя в косматую грудь, вопрошал папа, - для чего я живу? Для чего мы все живем? Работа - магазин - дом! Работа - магазин - дом! Что дальше?! Зачем все это?
   Папина тельняшка, разорванная пополам, лежала в углу, на банках с солеными огурцами.
   - Зачем?! Все?! Это?!
   - Ом мани падме хум, - непонятно отвечал Борисыч, даже не открывая глаз.
   - Нет ты скажи! - папин кулак с грохотом и звоном опустился на стол.
   - Папа, папа! Там огонь, там горит!
   - Не лезь, когда взрослые разговаривают. Борисыч, блин... ты меня уважаешь?
   - Ом...
   Юра побежал искать маму и нашел ее в дальней комнате. Мама танцевала с дядей Гогой, обвив его шею руками и плотно прижавшись.
   - Мама, почему ты танцуешь с дядей Гогой без музыки и в темноте?
   - Ах ты, негодник, - испуганно промямлила мать, - ну-ка брысь!
   - Но там пожар, мамочка!
   - Где пожар? - нахмурился дядя Гога.
   - Внизу!
   - Ну и пусть себе пожар... мы высоко, не боись. Сейчас приедут пожарные и потушат. Иди играй.
   Юра вновь выбежал на лоджию и посмотрел вниз. Пожарных не было. Огонь добрался уже до тридцатого этажа. Желтые языки пламени вылетали из окон, облизывали веселенькие цветные узоры на стенах, и узоры покрывались копотью. Черный дым поднимался удушливым жирным облаком к небу.
   Юра запрыгал на месте от отчаяния и схватился за голову.
   - Горим! - заорал он в гостиной что было сил. - Пожар! Спасайся кто может!
   Но голос его никто не услышал: все перекрывали громовые раскаты магнитофона:

Ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла!

Танцуют звезды и луна,

А ты опять сидишь один,

А ты все смотришь из окна...

   Пол трясся. Гости затеяли Летку-Енку. Они выстроились по росту, и скакали паровозиком по зале, и самым маленьким в хвосте паровоза скакал Юра, срывая голос:
   - Кто-нибудь! Пожалуйста! Посмотрите с балкона вниз!!!
   А огонь поднялся уже до пятидесятого этажа.
   Чтобы привлечь внимание, Юра вцепился в штору и повис на ней всем весом. Карниз треснул, обломился и пребольно ударил по голове дядю Сашу.
   - Ты чего хулиганишь?! - вмиг озверел дядя Саша.
   - Ну слава Богу, хоть кто-то заметил меня!..
   - Вот тебе по заднице! Вот! Вот! - приговаривал дядя Саша, шлепая мальчика.
   - Ну дяденька Саша, миленький, пожалуйста, посмотрите вниз! Только один разик взгляните с балкона вниз!!
   Юра вертелся, как волчок, но дядя Саша вошел в раж, его лицо приобрело здоровый розовый оттенок, глаза сияли, рука ритмично вздымалась и опускалась - он не успокоился, пока Юрина попа не распухла и стала похожа на грушу.
   - Делай уроки, - выдохнул дядя Саша напоследок, вытер пот и ушел плясать.
   Юра закусил пальцы чтобы не заплакать, и сквозь облака перегара и табачного дыма заковылял на кухню.
   - Посмотри на меня! - кричал папа, не замечая, что Борисыч уснул на своей табуреточке; тюбетейка Борисыча сорвалась с головы и закончила свой путь в тарелке с бледно-розовыми ломтиками докторской колбасы, - Смотри-и-и! Я мог бы быть известным волейболистом! Я... Я играл за "Динамо" в юности, когда ночи были прекрасными и душно-каштановыми, напоенными пряной сладостью любви... Я был лучшим в команде! Куда это все ушло?.. Куда улетело?.. Почему я сижу здесь и пью с тобой эту горькую водку, синяя ты рожа? Я - я мог бы быть знаменитым поэтом, знаешь, какие я стихи писал тогда?! Вознесенский! Пастернак!
   Юра забился в угол. Папины красные глаза и непонятное слово "Пастернак" привели его в ужас. Борисыч хрюкнул во сне.
   - Сейчас, - пробормотал папа, яростно шкрябая ногтями заросшие щеки, - сейчас... я вспомню... я тебе покажу... расцвела черемуха, белая метель... расцвела черемуха... ты ушла, стреляя икрами...
  

Ты ушла, стреляя икрами,

Под черемуховый дождь

В белом облаке под липками

Ты по улице идешь

И поэт с душою винною

Замер - синий, чуть живой:

Ты летишь в гробу карминовом

Над усталою водой.

  
   - Папа, папочка, - превозмогая страх, Юра подергал отца за штанину, - надо отсюда бежать... или хотя бы лить воду из окна...
   - Куда бежать? - всхлипнул отец, и обнял сына за лохматую голову, - куда теперь бежать, когда она ушла, ушла безвозвратно... и не догнать, не поймать...
   - Папка, пожар уже на шестидесятом этаже!
   - Да гори оно все синим пламенем. Выпей со мной, сынок.
   Юра понюхал водку, скривился:
   - Бе-е-е...
   - Не верти башкой, пей давай.
   Мальчик вырвался, отбежал на безопасное расстояние:
   - Ты что не понимаешь, что я тебе говорю?! Дом горит!
   - Не ори в моем доме!
   - Встань, застегни штаны, выйди на балкон! Еще час - и мы погибли!
   Отец шумно засопел, сбил локтем стакан, пошатнулся:
   - Ах ты, сякой-такой сын... вот ты как... не уважаешь батьку... не хочешь с ним пить... ну сейчас я тебя научу уважать старших!
   Он горбатым волком выбрался из-за стола; моряцкий ремень в его волосатой руке щелкал и клацал, словно живой. Отец прошел два шага и упал, ударившись головой о холодильник. Плеснула кровь - красная, как вино, повисла на грудных космах рубиновыми шариками.
   - Расцвела черемуха... белая метель... - прохрипел отец и поник головой.
   Ноги сами вынесли Юру в гостиную. Он протолкался сквозь лес ног и выскользнул на лоджию.
   Огонь с гудением и треском пожирал восьмидесятый этаж. Юра уже слышал леденящие душу вопли, летящие из окон внизу. От запаха горелых людей мальчику стало не по себе. Он вернулся в дом, и тут заметил одиноко сидящую в коридоре на тумбе тетю Марину, студентку шоколадного колледжа.
   - Тетя Марина! Я не хочу умирать!
   - Ну что ты, глупый... - вяло отмахнулась та, - это не страшно....
   - Я еще хотел бы сходить в четвертый класс, и в футбольную школу "Смена" и познать прелести взрослой жизни, о которых так часто шепчутся старшеклассники в туалете, я обязательно должен увидеть мир, и попробовать хоть раз филе хека под соусом Тартар, и увидеть финал чемпионата мира по хоккею... да у меня вся жизнь впереди! Я еще так юн!
   - Ты хотел бы всем этим заняться? - пьяно поинтересовалась Марина.
   - Но если мы немедленно не начнем бороться с огнем или хотя бы не составим план бегства...
   - Иди сюда, - и студентка шоколадного колледжа увлекла Юру в ванную комнату. Она плотно притворила дверь и закрыла ее на защелку, - что ты говорил о прелестях?
   В ванной висел густой запах хлорки и было совсем тихо - пьяный гомон и уханье магнитофона за стенкой казались сигналами из иного мира. С крана сорвалась и раскатисто плюхнула в раковину капля воды. Марина медленно расстегивала пуговицы на Юриных штанишках. Мальчик парализовано смотрел в ее карие глаза, и запах шоколада, намертво въевшийся в кожу и волосы девушки, казался ему уже не таким приятным как раньше. Даже сложенные буквой "О" Маринины губы походили на шоколадную розеточку.
   - Не бойся, дурачок, - хрипло сказала девушка, - это приятно, вот увидишь...
   - Тетя Марина, - проглотил слюну Юра, - наш дом горит.
   Ее брови удивленно приподнялись.
   - Пожар ползет вверх, пожирает этаж за этажом... скоро будет здесь...
   На мгновение пальцы девушки замерли, в глазах мелькнуло сомнение, но затем желание в альянсе с алкогольным безрассудством взяли верх над голосом рассудка.
   - Значит, надо поспешить... сделать это. Еще есть время стать мужчиной, а?
   И тут Юре в самом деле захотелось плюнуть на чертов пожар, расслабиться, да и то, что делала тетя Марина, не было лишено приятности. Стать мужчиной! Конечно, ему всего двенадцать, но почему бы не попробовать?! Он наклонился вперед, потянулся губами к шоколадной розеточке, и тетя Марина уже закатила глаза, предвкушая...
   - Ай! - Юра вскочил на ноги.
   - Что такое?
   - Пол горячий! - в панике вскричал Юра.
   - Ну и что? - Марина закусила губу.
   - Огонь уже близко!
   - Тьфу на тебя! Пойду поищу другого желающего стать мужчиной...
   Тетя Марина вышла из ванной, хлопнув дверью.
   Магнитофон за стенкой завывал. Пьяный хор вторил.
   Юра снова потрогал пол и с криком отдернул ладошку.
   Внезапно он понял, что все его усилия напрасны. Он не сможет никому ничего доказать, потому что они видят и слышат только то, что хотят. Они закрывают глаза на проблему и спокойно спят, в полной уверенности, что проблемы не существует. Может быть, так действительно легче жить. Юра и сам успел испытать каково это - несколько мгновений назад, когда пьяная девушка с шоколадными губами почти заставила его забыть обо всем на свете.
   Юра решил спасаться самостоятельно. Он вытащил из корзины с грязным бельем несколько папиных тельняшек, намочил, и тщательно заткнул ими щели под дверью - а запах гари уже был явственно ощутим. После этого он прямо в одежде забрался в ванну и включил воду. Когда ванна наполнилась, Юра лег, оставив над водой только нос и глаза.
   Он лежал так довольно долго, слушая, как нарастает за стенами гул и треск, как тают в шуме пожара, удаляются куда-то веселые звуки праздника. Иногда ему чудились жуткие вопли, и тогда Юра задерживал дыхание, пытаясь разобрать - не голоса ли это папы и мамы, но звуки тонули в треске горящей мебели. Сердце его билось так сильно, что по водной глади бежала рябь.
   Через некоторое время погас свет, но в ванной было светло, потому что стены раскалились докрасна и давали неплохое багровое освещение. Папины тельняшки под дверью сгорели, и в ванную повалили клубы черного дыма. Чтобы не задохнуться, Юра дышал через мокрую тряпку.
   Вода в ванной быстро нагревалась. Юра, шепча проклятия и обхватив мокрой тряпкой раскаленный кран, открыл холодную воду, но та оказалась по температуре очень близкой к кипятку, и Юра был вынужден снова завернуть кран.
   - Вот и все, подумал он. Еще немного и я задохнусь или сварюсь заживо.
   - Терпи, сказал он себе в ответ. Пока ты жив, нужно бороться. Надеяться.
   - Надеяться? На что?!
   - Если больше не на что надеяться - надейся на чудо. Ну-ка давай, намочи свою тряпку. Старайся дышать реже - так меньше дыма наглотаешься.
   И он терпел. Когда от воды повалил пар, Юра стиснул зубы и заставил себя лежать смирно. Выпрыгнешь - сразу же сгоришь, как мотылек над костром, сказал он себе. Юра старался не смотреть на стены, по которым плясали огненные языки: краска и кафель давно сгорели, отвалились - под действием страшного жара начинал гореть железобетон. Он представил себе горящий стоэтажный дом и вспомнил уроки физики: учитель рассказывал, что тепло поднимается вверх, и в костре самое горячее место наверху - там, где вешают жариться мясо. Вот и весь их стоэтажный дом сейчас превратился в такой костер, и весь жар ста полыхающих этажей поднялся к последнему этажу!
   - Терпи. Ты должен терпеть, если хочешь жить.
   - Господи... скорее бы все уже кончилось. Неважно как.
   - Нет, важно. Давай, стисни зубы. Дыши реже.
   Перед глазами плавали багровые пятна. В легких словно перекатывались барханчики песка - Юра из последних сил сдерживал кашель: он знал, что если начнет кашлять, уже не остановится и задохнется в этом дыму. Он только осторожно и методично продолжал смачивать тряпку, служившую фильтром.
   Стены от жара стали сперва апельсиновыми, затем как цветы одуванчика, затем - белыми, как солнечный свет в полдень. Юра зажмурился. Он понял, что больше не может терпеть и бороться со смертью. Он попытался молиться, но мысли перепутались, в висках стучали гигантские молоты, кожа покрылась волдырями.
   - Прощай, мамочка...
   Юра закрыл глаза.
   В этот момент дом вздрогнул. Стены стремительно стали чернеть, потолок раскололся, в щель хлынули потоки воды и пены. Тысячей кобр зашипел пар. Сквозь грохот падающих стен Юра успел услышать стрекот пожарных вертолетов и потерял сознание.
  
   Манерный невысокий мужчина поет на сцене в окружении канкана черногубых шоу-герлз. Он поет - а вернее говорит под музыку, растягивая слова, потому что у него совсем нет голоса, и серьезные проблемы с музыкальным слухом - так вот, поет он кавер-версию какой-то не слишком старой американской песенки. Мужчина говорит-поет страстно, простирая руки и губы к залу. В ушах его трепыхаются золотые гирьки. Фиолетовый хохолок задорно встал на дыбы. Глаза мужчины подкрашены так сильно, что превратились в две близко посаженные к носу черно-синие ямки, так красятся разве что неопрятные шлюхи, недавно прибывшие в город из спившейся деревеньки.
   Но этот мужчина - король сцены. Не талантом, но чем-то другим (понятия не имею чем), он пробил себе дорогу на Олимп, улегся на нем, и рыча как собака, подпускает погреться в своих лучах только избранных.
   Зал в восторге. Телекамеры тихо скользят между столиками (на каждом столике бокалы шампанского и пара свечей), поочередно выхватывают счастливые, сияющие обожанием лица допущенных к подножию Олимпа. Аплодисменты. Метель конфетти. Крики "браво!". Вот популярная певица - двухметровая пышногрудая брюнетка - правда, мало кто сможет вспомнить хотя бы один ее хит. Вот популярный политик - он давно привлек внимание общественности тем, что громче всех кричит на заседаниях Государственной Думы похабщину. А вот дочка другого популярного политика - ее настоящая внешность скрыта под тоннами грима. Певцы, композиторы, теледеятели... все они пришли сюда, потому что снимается праздничная программа, а каждый из них знает, что если он не будет мелькать на экране - будет молниеносно забыт публикой. Быть бомондом - их хлеб. А вот кого пригласить сюда - решает Хозяин, манерный мужчина на сцене. Поэтому они так стараются, так хлопают, и кричат "бис!".
   И только одна девушка плохо улыбается и вяло хлопает. Девушку зовут Юля. Она сидит в дальнем углу зала: ее пригласили сюда в первый раз, как подающую надежды молодую певицу. Вот какие мысли проносятся в Юлиной головке, пока звучит песня:
   "Удивительный урод. Мама дорогая, да как кто-то может ходить на его концерты! Ни слуха, ни голоса, ни пластики... И зачем он строит из себя женщину? Он же квадратный, как тумбочка, да еще и брюхо из штанов рвется. Юлька, во что ты ввязалась? Неужто весь наш шоу-бизнес такой? Почему я должна изображать веселье, когда меня вот-вот стошнит? А чем собравшиеся здесь люди, что сейчас аплодируют этой пошлой обезьяне, чем они заслужили право быть элитой? Все эти бездари и проходимцы? Они что, спят с ним? Лижут ему задницу? Бегают ему за пивом?.. Что же должна делать я для того, чтобы меня заметили и оценили?"
   Уголки Юлиных губ ползут вниз, руки устало опускаются.
   Через три часа в своем кабинете белый от бешенства Хозяин будет раз за разом крутить видеозапись и выискивать Юлино лицо на экранах десяти мониторов.
   - Вот! Вот она, сучка! - воскликнет он, - кто такая?! Кто она такая, Теофил?
   - Это? - трясущийся от ужаса Теофил близоруко уткнется носом в экран, - это Стрельцова Юлия, победитель конкурса "Золотой дебют"...
   - Кто ее привел сюда?!
   - Н-н-не знаю, - соврет Теофил (на самом деле он лично ее привел - у него и в мыслях не было, что певичка выпадет из общей сладкой картины).
   - Идиот! - взревет Хозяин, - за массовку отвечаешь ты, и только ты понял? Посмотри, как она улыбается?! Разве это улыбка?! Что это такое, я тебя спрашиваю, животное?!
   - У-у-ухмылка?
   - Это гримаса! Зачем мне на съемках шоу для Центрального телевидения девка с такой гримасой? А как она хлопает? Разве так хлопают?! Нет, ты скажи мне, Теофил, разве так должны хлопать на моем шоу?! Какого черта ты притащил ее?!
   - Я-я-я н-не могу всем приглашенным влезть в-в-в-в голову...
   - А кто будет влезать?! За что я тебе плачу деньги?!
   - Но это же н-невозможно...
   - Невозможно?!! Чтобы я этого слова от тебя больше в жизни не слышал! Вылетишь отсюда, как пробка! Пойдешь машины мыть! Да проще простого понять, что она думает - только взгляни на ее рожу: тут же все написано заглавными буквами!! Чтобы духу больше ее здесь не было! Если узнаю, что у нее в этом городе хотя бы в ночном клубе концерт - размажу тебя по стенке!!
   - Простите, - икнет Теофил, готовый к любому наказанию.
   - Раздевайся, - вздохнет Хозяин, лениво скидывая расшитый райскими птицами халат и доставая кожаную плеточку с девятью хвостами.
   - С-с-слушаюсь, - вздохнет Теофил.
   Любимое развлечение немного приведет Хозяина в чувство. Он с басовитым смехом будет хлестать Теофила по голому заду, а тот будет бегать на четвереньках по кругу, завывая, как пес.
   - Ну, становись, - скомандует Хозяин, - я готов.
   - П-п-пожалуйста, только не надо п-п-прищепок! - захныкает Теофил.
   - Терпи, - в предвкушении благодушный Хозяин будет поглаживать рыхлое брюшко - бледно-голубое в мерцании студийных софитов, - в нашем бизнесе по-другому нельзя. Если хочешь, можешь оставить меня в любой момент. Хочешь уйти? На твое место тут же объявятся тысячи кандидатов.
   Теофил поникнет головой, и будет покорно терпеть прищепки, заклепки, и удавки. Он не хочет уходить от Хозяина.
  
   Высоко над Невой, между Троицким и Литейным мостами вознесся Мост Несчастных Влюбленных. Серебряной подковой сверкает он в лучах летнего солнышка - прекрасный, изящный, такой высокий, что если подойти к нему вплотную, перехватывает дыхание. Лазурное небо отражается в речной глади, как в зеркале; рваные облака торопливыми овечками пробегают по ней, словно испытывая стыд от сознания того, что портят своим присутствием эту совершенную красоту.
   На мосту всегда толкотня. Особенно много несчастных влюбленных приходит сюда весной, а уж в полнолуние - просто аншлаг. На середине моста нет перил и заграждений, здесь приготовлена специальная ровная площадка, чтобы влюбленным было удобнее прыгать в реку. Так же для их удобства под мостом устроены искусственные утесы из железобетона и розового крымского гранита, судоходный маршрут переведен левее, к Набережной Кутузова, а в день Святого Валентина специальный ледокол разбивает под мостом лед.
   Со слезами на глазах разбегаются несчастные и прыгают вниз, выкликая имена возлюбленных - черными птицами, сгустками безысходности пронзают они влажный приморский воздух, и с плеском исчезают в беспокойно-серых волнах, а суетливые японские туристы на берегу щелкают затворами объективов.
   Влюбленные едут сюда со всех концов страны. На их шеях черные галстуки, на манер пионерских, в руках бутылки крепленого вина "Офелия", в глазах - древняя тоска и мрачная, неизбывная решимость. В самый сезон, в начале мая, их тела так запружают Неву, что корюшка, идущая на нерест, с трудом пробивает себе дорогу. На Мост в эти дни попасть нелегко, поэтому отчаявшиеся бедолаги бросаются в реку откуда ни попадя, мертвые молодые тела плывут по Фонтанке и Мойке и даже по далекому Обводному каналу, и рядом с ними покачиваются на черной глади свежесрезанные тюльпаны.
   Но самое печальное место - у чугунных опор Моста. Сюда, на ступени набережной, приходят те, чье страдание самое глубокое, самое черное. Они не сигают демонстративно с высоты - нет, они медленно, шаг за шагом входят в холодную реку, покрытую пленочкой мазута, и тихо захлебываются горькой водой.
   Любовь и смерть - синонимы здесь.
   Зябким сентябрьским утром у опор моста появился сутулый молодой парень в очках. На его узком интеллигентном лице была написана мука. Он осторожно спустился к гранитному парапету и зачем-то потрогал водную гладь. Брезгливо отряхнул пальцы и поморщился. Северный ветер трепал жидкие светлые волосы.
   - Марина... - чуть слышно прошептал парень и начал медленно раздеваться. Спустя несколько минут он стоял нагишом на скользких ступеньках. От холода его белая кожа приобрела синюшный оттенок, а маленькие волоски на руках встали торчком. Одежду он сложил рядом аккуратной стопочкой.
   В последний раз бросив взгляд на небо, парень перекрестился и опустил ногу в ледяную воду.
   - Стой! - сказал строгий молодой голос.
   Парень оглянулся - вокруг было пусто, лишь высоко за чугунной решеткой набережной следили за ним равнодушные лица туристов.
   - Остановись, - вновь обратился к нему голос.
   - Кто здесь?
   - Выслушай меня. Понимаю, тебе удивительно слышать голос из ниоткуда, но поверь - я действительно с тобой разговариваю. Повремени пока топиться, я должен сказать тебе что-то очень важное.
   - Хорошо, - растерянно кивнул парень. Вообще-то, мешать несчастным влюбленным сводить светы с жизнью считалось таким подлым и неблагородным делом, что в городском Законодательном Собрании уже не раз обсуждали возможность запрета на подобные деяния специальным указом. Однако вода была очень холодной, и интеллигентный влюбленный решил, что может минуту подождать.
   - Игорь, дорогой, - с чувством сказал голос, и парень вздрогнул, - я знаю, что ты уже четыре года смертельно тоскуешь по Марине, которая пошла на Новый год в гости, и там исчезла при пожаре... но вот что я скажу тебе: ты не умрешь от этой тоски!
   - Как? Что? Кто это говорит?
   - Я - твой сын, Игорь, - мягко проговорил голос.
   - Но у меня нет никакого сына, - опешил тот.
   - Пока нет. Я говорю с тобой... из будущего!
   Руки Игоря затряслись, он тяжело опустился на холодные ступени. Это казалось невозможным, но он побледнел еще сильнее.
   - Из будущего? - Игорь криво улыбнулся.
   Туристы на набережной оживились. Они показывали пальцами на Игоря и недоуменно восклицали что-то на восточных наречиях.
   - Можешь не верить мне, но я скажу тебе то, что должен сказать: остановись, отец. Если ты сейчас шагнешь в эту воду, ты не только погибнешь сам - не станет и меня. Моя девушка беременна двойней - это твои будущие внуки! - не станет и их. Подумай, прежде чем бросаться в воду.
   Игорь с подозрением разглядывал гранитную стену - никаких признаков громкоговорящего устройства или видеокамеры. Голос доносился прямо из воздуха!
   - Как же ты говоришь со мной?
   - Это стало возможным благодаря тебе, отец, - воскликнул голос, - хочешь, я расскажу тебе, что будет дальше? Нет, не всю твою судьбу, только то, что касается нас? Сейчас ты оденешься и уйдешь домой, где примешь горячую ванну. Через несколько месяцев ты встретишь прекрасную юную девушку, которая заставит тебя забыть о твоем горе...
   - Нет, это невозможно! - зарыдал Игорь.
   - Но так будет. Всю оставшуюся жизнь ты посвятишь воспитанию своего сына - меня - и конечно, исследованиям в области физики и химии. Тебя ждут годы изнурительного труда, но ты добьешься своего - изобретешь машину для общения во времени - и спасешь от смерти меня, себя и своих внуков.
   Солнечный луч нашел дырочку в нагромождении серых туч и мягко лег на бледное лицо Игоря.
   - Спасибо, - всхлипнул он, - спасибо, спасибо...
   - Плачь, отец, плачь. В мужских слезах нет ничего постыдного. Порой слезы возвышают, делают чище. Одевайся - тебя ждет долгая, трудная, счастливая жизнь. Мне пора отключаться, энергия на исходе. Сейчас я пойду к тебе-в-будущем и порадую тебя вестью о том, что ты-в-прошлом проявил благоразумие.
   - Я иду, - дрожащими руками Игорь натягивал брюки.
   - Прощай, дорогой отец. Ты достоин меня.
   - Прощай, сын!!
   - Я горжусь тобой.
   И голос замолчал навсегда.
   Игорь взбежал по ступенькам наверх, растолкал изумленно квохчущих туристов и почти бегом бросился в сторону Лиговского, где был замечен чуть позже в книжном магазине у кассы с учебником физики под мышкой.
   Спустя еще некоторое время, когда общее внимание зевак было приковано к коллективному суициду десяти девушек из Болгарии (фанаток известного артиста), в стене набережной открылась дверца неприметного технического помещения, и на ступеньки вышел, морщась от яркого солнечного света, смуглый невысокий подросток в голубой рубашке, черных джинсах и кедах. Если бы кто-то из зевак все-таки обратил на него внимание, он поразился бы тому факту, что кроме головы все прочие видимые части его тела были розоватого оттенка, словно обваренные кипятком.
   Подросток спокойно поднялся по ступенькам и у выхода на набережную нос к носу столкнулся с девушкой в ярко-красном летнем платье. Длинные волосы девушки были забраны в хвостик, хитрые серые глазки впились в лицо мальчишки.
   - Так вот с кем он разговаривал? - поцокала девушка язычком.
   - Кто?
   - Ну тот тип... который раздумал топиться. Мне показалось, что он не просто бормочет себе под нос, ну что же - я не ошиблась...
   Мальчишка уже взял себя в руки. Он оценивающе окинул взглядом точеную фигурку девушки, ощупал глазами ее лицо, и вдруг белозубо улыбнулся:
   - А я видел тебя по телеку. Ты - Юля Стрельцова... Любишь брусничное мороженое?
  
   - Я немного знаю этого парня, - в кафе было тихо, прохладно и пахло кофе с корицей, - его невеста, Марина, была моей троюродной теткой. Так что мы с Игорем без пяти минут родственники... были.
   - А почему не стали? - поинтересовалась Юля, занятая второй порцией брусничного мороженого.
   - Случился большой пожар. Все, кто были у нас дома, в том числе Марина, загадочным образом исчезли. Кроме меня.
   Юра в двух словах описал, как он спасся во время пожара.
   - И ни одного тела потом не нашли?
   - Никаких останков.
   - Слушай, из-за этого случая ты такой... пунцовый? - с сочувствием спросила Юля.
   - Почему пунцовый, - Юра едва заметно обиделся, - просто небольшие следы ожога... через пару лет пройдет. В общем, этот Игорь хороший, в сущности, парень. Все эти четыре года он надеялся, что Марина найдется, возможно, она где-то спряталась как я, думал он, может быть, она вышла из дома в последний момент перед пожаром. Но Марина все не возвращалась, и он устал держаться... Игорь везучий - если бы он, как все, прыгнул с Моста, я бы не смог ему помешать. А эту комнатку в стене я давно нашел. В ней хранятся болты для разводных механизмов моста.
   - Он не первый, кого ты отговорил?
   - Нет. Но у меня редко получается их остановить - не хотят слушать, и все тут. Влюбленные.
   - Зачем ты это делаешь? - прищурилась Юля.
   - Развлекаюсь, - сказал Юра и еще больше покраснел, - хочешь еще мороженого?
   - Давай.
   Они целый день гуляли по Васильевскому острову, съели несколько килограмм брусничного мороженого, бросали камешки в Смоленку у Лютеранского кладбища, и в музыкальном салоне слушали голоса давно умерших рок-звезд. На закате они пили на двоих на берегу моря бутылку "Джек Дэниэлс" и Юля рассказывала, как Хозяин выгнал ее из шоу-бизнеса.
   - Я убью его, - спокойно сказал Юра.
   Юля отхлебнула виски из горлышка, поморщилась и припала к его груди.
   - Пусть ты немного странный, пунцовый, и к тому же младше меня на шесть лет, я все равно люблю тебя, Юра. Я знаю, что ты не развлекаешься, а спасаешь людей от смерти, потому что у тебя доброе сердце, которое много страдало, и теперь ты хочешь вернуть в мир хоть немного счастья и радости.
   - Будь моей женой.
   - Я согласна.
  
   Усадьба Хозяина стояла на северной окраине, под холмом, по которому проходит шоссе на Выборг. На вершине холма царила над местностью лукойловская заправка. В глухой предрассветный час, когда на шоссе не было ни одной машины, Юра и Юля подошли к заправке и приложили к лицу посапывающего рабочего ватный тампон, пропитанный хлоформом, после чего на всякий случай связали рабочему руки и ноги обрывком пластикового шнура.
   - Я люблю тебя, - сказал Юра.
   - Я тебя тоже, - ответила Юля, целуя его в губы.
   Шланг разматывался туговатого, но Юра справился. Он отмотал его на полную катушку и потащил за собой вниз по склону холму через заросли крапивы и болиголова. Комары впивались в Юрины голые руки и шею, но почуяв запах бензина, в страхе летели прочь. В первых лучах нарождающегося утра Юра увидел высокий забор, утыканный сверху осколками стекла и увитый колючей проволокой.
   - Отгородился? Боишься, гад? - прошептал парнишка, - правильно делаешь.
   Выпитый виски стучал в его висках. Юра взял конец шланга в зубы и полез на ближайший к забору тополь. Одна из ветвей нависала над мотком колючей проволоки, и Юра, рискуя сорваться и погибнуть, прополз по ней максимально далеко, после чего достал мобильный телефон и отправил Юле sms из одного слова. Спустя несколько секунд шланг набух, распрямился, на крышу усадьбы обрушился бензиновый дождь.
  
   Хозяин проснулся от звука влаги, бегущей по крыше. Капли разбивались о жестяной подоконник, шуршали в траве у стены. Небо за окнами светлело.
   - Проклятье, - пробормотал Хозяин. Он не любил дождь - в пасмурную погоду у него всегда ломило суставы и целыми днями клонило в сон.
   Залаяла собака, потом вторая. Сонно заворчал сторож. Собаки не унимались.
   Тоскливое, тревожное предчувствие стукнулось в грудь Хозяина. Он сел на роскошной трехспальной кровати и увидел в зеркале на противоположной стене свое отражение: бледное, помятое лицо, всклокоченные седые волосы. "Признайся хотя бы себе самому - ты уже старик".
   В углу на коврике вздрогнул во сне (звякнула цепь) прикованный к стене Леонардо, дрыгнул голыми ногами. Рядом с ним заворочался затянутый в черную клепаную кожу Теофил.
   Что-то не так. Но что?
   Собаки залаяли громче.
   - Странный какой-то дождь... очень тихий...
   Хозяин метнулся к окну, рывком распахнул его.
   - Кто здесь?!
   В лицо ударила холодная тугая струя бензина. Хозяин задохнулся, повалился на ковер.
   - А-а-а!! Мои глаза!
   - Получи, тварь! - крикнул в темноте резкий молодой голос и в спальню влетела полыхающая бензиновая зажигалка - словно странный цветок, словно павшая звезда, словно усталая жар-птица опустилась на край кровати, и огонь тут же вспыхнул, заплясал по тяжелым багровым занавесям, перекинулся на залитый бензином подоконник.
   Над забором мелькнула и исчезла тень. Огонь распространялся по усадьбе молниеносно - заполыхала крыша, занялись стены, обильно политые с трех сторон бензином. Сторож выскочил за ворота и побежал к пожарному щиту в конце улицы. Когда он вернулся с огнетушителем, дом уже весь горел.
   - Господи... - выдохнул сторож и выронил огнетушитель на землю.
   - Хозяин!! - кричали в спальне Теофил и Леонардо, схватившись за цепи, державшие их ноги, - Хозяин, бросьте нам ключи! Бросьте скорее ключи, нам горячо!
   Но Хозяин полз к выходу, схватившись за лицо.
   - Мои глаза...
   - Выпусти нас, сука! - завопил Теофил, - Мы же сгорим заживо!
   - Да и черт с вами! - рявкнул Хозяин, и в этот момент на него упала горящая гардина. Хозяин мгновенно превратился в факел. Он с воплем бросился в коридор, но споткнулся и рухнул на дубовый паркет.
   - Умер, - прохрипел Леонардо, его маленькие поросячьи глазки почти вылезли из орбит, - Хозяин умер!
   - Сейчас и мы подохнем, придурок, - прошипел Теофил, - думай, как нам отсюда выбраться.
   Но Лео только хлопал глазами и причитал. Тогда Теофил хорошенько избил его и приказал ухватиться за конец цепи.
   - Давай вместе! Раз, два, три!...
   Цепь не поддавалась.
   - Еще! Раз, два, три!
   Бесполезно.
   Огонь перекинулся на книжный шкаф и натяжные потолки, в густом дыму Теофил уже с трудом различал Лео.
   - Ты можешь нормально тянуть, идиот! - взревел Теофил. - Животное поганое! Тебе что - все равно, сдохнешь ты тут или нет?!! Я не хочу умирать после всего, что я пережил!! Давай... Раз!! Два!! Три!!
   Цепь хрустнула и выскочила из стены, обдав брызгами бетонной крошки.
   - Бежим!!
   Они перепрыгнули через неподвижное тело Хозяина, пробежали по затянутому дымом коридору, тенями пролетели через полыхающий зал для приемов, и у самого выхода из усадьбы были убиты на месте упавшей балкой.
  
   Юра, тяжело дыша, вскарабкался на холм и упал в объятия своей возлюбленной.
   - Ты весь в бензине, - покачала головой Юля, - пойдем, умоешься.
   Он долго обливался ледяной водой на заправке, скинув рубашку. Фыркал, сплевывал, натирал руки мылом, смывал, и снова брался за мыло. Юля погладила его по голой горячей спине:
   - Спасибо, любимый. Ты отомстил за меня.
   - И за многих других, - ответил Юра, глядя на себя в заляпанное зеркало.
   Они вышли на холм, взявшись за руки - молодые, красивые, сильные. Северный ветер взъерошил их волосы, захлопал полой алого Юлиного платья, бросился вниз с холма, подхватил в воздухе горящие обломки усадьбы, бросил их на соседние дома. Юра, заметив это, вскрикнул и рванулся, но Юля удержала его руку в своей.
   - Зачем? Все правильно.
   Юра долго смотрел в ее глаза, и черты его лица разглаживались, смягчались, улыбка коснулась губ.
   - Ты права.
   Юля улыбнулась в ответ.
   - Смотри.
   Весь город лежал перед ними, как на ладони. Пламя чудовищным желтым зверем перекидывалось с дома на дом. Медленно, но верно - и все быстрее - город превращался в гигантский костер. Завывая сиренами, сверкая сапфировыми огнями, летели от центра пожарные машины - летели, и в растерянности поворачивали назад: стену огня уже было не остановить. Облака дыма поднялись в воздух и тяжелыми черными волнами покатились к заливу.
   - Не надо жалеть его, - Юля говорила спокойно, хотя слезы катились из ее глаз, - я знаю, ты любишь этот город, и я тоже его люблю, но уж лучше пусть он сгорит, и на его месте будет новый. Мы, мы с тобой будем этим новым городом!
   Языки пламени взлетали к рассветному небу багровыми протуберанцами. Черные точки ползли по дорогам - кто успел, бежал из города прочь, но таких было немного. Огонь слизал старинные дворцы и соборы, смял в гармошки мосты, вычернил золотой шпиль Адмиралтейства, и тревожная гладь Невы пошла пузырями, закипела, река паром устремилась к небу. Мост Несчастных Влюбленных - раскаленный докрасна, покрытый копотью - покачнулся над руинами города, заскрипел, словно гигантский ржавый кран, и медленно повалился на рассыпающиеся от жара стены Петропавловской крепости.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"