Аннотация: Глава о том, как интересно смотреть на чужое счастье
За окном - все та же метель, а мне жарко, я плавлюсь, будто не луна с неба светит, а раскаленное солнце. Прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Мне так спокойнее. Зубы стучат - это от страха, хотя кошмары в такую погоду - не редкость.
Возможно, у меня уже меланхолия и тоска по лету, совсем как у Лизки. Вот и снится всякая муть.
В соседних домах окна не горят. На улице - ни души. Даже снег на мгновение перестал падать, и кажется, будто время остановилось.
Я кутаюсь в пуховый платок. Вообще-то он бабушкин, но уж больно теплый и мягкий, так что я упросила ее отдать мне его на время.
Сердце колотится как сумасшедшее. Я никак не могу успокоиться, взять руки в ноги и сказать себе: "выше нос - это всего лишь дурной сон". А не получается. Я одна, в пуховом платке - один нос торчит, снег уже не падает, а время замерло. Стук настенных часов - иллюзия.
На мгновение эта комната кажется мне чужой. Все эти мелочи, которые прежде выглядели такими важными и родными, теперь - всего лишь ненужный мусор. Нужно будет как-нибудь с ним все же разобраться. Завтра. Да, может быть, завтра.
Свет включать я не решаюсь и на ощупь пробираюсь вдоль стенки в сторону двери. Горячий пот струится по шее и с шипением скатывается к лодыжкам - прямо как масло на раскаленной сковороде. В голове гудит посторонний голос - гул сотен душ, которым отчаянно от меня что-то нужно. Но сегодня я не доступна. Абонент временно не отвечает.
В коридоре такая же тишина - а я чего ожидала? - и только лунный свет пробивается сквозь стеклянную дверь в гостиной, расщепляясь на маленькую радугу. Я толкаю дверь беззвучно, но Марс тут же тихо поскуливает - заметил.
- Тише, - шепчу я и треплю пса по холке. В небесно-чистых глазах отражается мой страх. Марс чувствует, что происходит что-то не то. Собаки такие вещи первым делом улавливают, словно радары. Для них страх имеет свой запах и вкус - гнилой, едкий, от него щиплет язык и сжимается желудок. Сразу хочется есть или просто - закрыть глаза и заснуть надолго, почти навсегда.
Лизка спит на диване. Руки сложила под головой, телом сжалась, как пружинка. Тихо посапывает, и бледные рыжие прядки падают ей на лицо. В утробной позе Лиза все больше напоминает младенца - невинного и беззащитного. Глядя на нее сейчас, я понимаю, почему она не рассказала мне про цветы - для нее это действительно не так уж важно. Это я, вопреки своей наигранной философии, тщетно гоняюсь за приключениями.
Мое приближение она чувствует. Вздрагивает. Просыпается.
- Юлька, ты что ли? - сонно бормочет она, протирая кулачками глаза.
- Я-я.
- Ты почему не спишь?
- Ужасы всякие снятся.
Лиза не отвечает. Сначала я думаю, что сейчас она перевернется на другой бок и продолжит спать, но вместо этого она резко поднимается в кровати. Глаза ее распахиваются и становятся похожими на совиные - такие же огромные и немигающие.
- Рассказывай, - говорит она. Сна у нее уже ни в одном глазу.
И я рассказываю ей обо всем: и о белой как снег кошке, и про кладбище, и про меня - неживую, и про появившееся не пойми откуда привидение.
- Так значит, привидение было похоже на того парня, которого ты облила в кафе? - с сомнением переспрашивает Лизка. Она не говорит, что я просто переутомилась или пересмотрела ужастиков, не отсылает меня обратно спать, предварительно посоветовав мне выпить стакан молока. Она выглядит так серьезно, что и я начинаю верить в то, что привидевшийся мне сон имеет какое-то значение.
Я киваю.
- Ну да. Знаешь, я только сейчас поняла, что и тогда, в кафе, он тоже выглядел каким-то ненастоящим.
- Это еще ничего, - успокаивает меня Лизка, а затем ее глаза резко сужаются: - Вот белая кошка - это другое дело. Кошка - это плохо.
- Это почему? - удивляюсь я. Я бы еще поняла, если бы туманное кладбище оказалось плохим знаком, но нет - безобидное животное размером в три раза меньше, чем мой Марс. Но Лиза во всей этой мистической белиберде гораздо лучше меня разбирается - она на ней просто помешана - так что ей и виднее, какой знак считать хорошим, а какой - нет.
- Ну, ты же знаешь, как говорят, - начинает Лизка, - у кошки девять жизней. По некоторым понятиям кошки символизируют переход из одного состояния жизни в другой.
- Типа реинкорнации?
- Можно и так сказать. Ну так вот. Как ты думаешь, что в таком случае обозначает убегающая кошка?
- Эм... То, что ты не можешь перейти из одного состояния в другое? - предполагаю я. Со стороны наверняка выгляжу очень глупо. И поверить не могу, и прекратить внимать Лизкиным мистическим учениям тоже.
- Ага. - Лизка кивает. - То есть душа попадает в тупик. Не туда и не сюда. В тело свое обратно вернуться не может, а другое тело ей не доступно.
- Лиз, ты мне сейчас, случайно, не пытаешься впихнуть свои байки о привидениях? - Я кривлюсь. Ну не верю я в привидений, вампиров и вурдалаков! Хоть убейте, не верю!
- Да ну тебя, - дуется Лизка и накрывается одеялом с головой. - Юль, но ты подумай все-таки над тем, что я тебе сказала. Существует не только то, во что ты веришь. И твой сон - тому доказательство.
Я хочу было сказать, что нет, неправда все это, но не решаюсь произнести этого вслух. Тогда почему было так холодно? Почему я сама себе казалась призраком? Это совпадение. Да, но я ведь не верю в совпадения!
Спать мне уже и не хочется. Во-первых, скоро будет светать, а во-вторых, я не горю желанием снова очутиться в каком-нибудь страшном сне. И вторая причина пугает меня сильнее, несмотря на то, что я не могу себе в этом признаться.
Оставляю Лизку досыпать и вместе с Марсом иду на кухню. Псу насыпаю мисочку сухого корма (ранний завтрак - и что с того? - никто же не узнает), а себе открываю бутылку минералки. Бурлящая жидкость помогает взбодриться и снова почувствовать себя живой.
На электронных часах над духовкой - начало седьмого, и я без зазрения совести включаю телевизор и ставлю музыкальный канал. Иногда я жалею, что окончила музыкальную школу - современная музыка автоматически начинает казаться галиматьей из двух нот, а голоса солистов и солисток - криками мартовских котов. Сама я петь не умею - голоса нет, но это не мешает мне тихонько подпевать.
Достаю из хлебницы ватрушки с творогом - сразу две, чтобы потом не вставать. Ставлю кипятиться чайник и зашториваю занавески поплотнее - не хватало мне еще, чтобы фантазия после такого сна разыгралась.
Марс все понимает. Он садится рядом со мной и смотрит на меня, склонив набок свою волчью морду. Когда мы его брали у каких-то знакомых наших знакомых, то нам сказали, что прапрадед Марса был волком, а так - настоящая эскимосская лайка. Но волчьи гены иногда дают о себе знать - в конце концов, Марс не плюшевая же игрушка.
Я как сейчас помню. Был осенний дождливый день. Резиновые сапоги хлюпали по лужам, а мягкие дождевые капли стекали за шиворот. В руках я сжимала желтый стикер с адресом, который написала мне мама, но чернила уже благополучно размыло дождем. Значения это никакого не имело - адрес я и так успела выучить наизусть.
Ехать пришлось на юг Москвы - туда, куда метро не ходит и где люди по улицам неспешно снуют. Торопиться-то им было некуда.
Грязненький автобус старого образца довез меня до нужной остановки и высадил, позволив снова наслаждаться осенним ливнем. У дождей осенью всегда особый запах - запах гниющей листвы и ушедшего лета. Может, именно поэтому, когда я вспоминаю этот день, то сразу ощущаю этот запах.
В помете Марс остался один. Людмила, которая раздавала щенков, сказала мне, что всех девочек уже разобрали - остался только этот. Хиленький, дрожащий - щенок испуганно жался к углу картонного домика, в стенах которого он провел всю свою жизнь. Это был его мир, а я собиралась показать ему другой мир - большой, светлый, как его голубые глаза.
Мать Марса я так и не увидела - Людмила заперла ее в другой комнате, чтобы она не видела, что происходит. И с тех пор матерью для него стала я. Мне было пятнадцать, а ему - всего несколько месяцев. Обратно я несла его за пазухой пальто и чувствовала тепло его маленького тельца, стук его сильного сердца.
- Та еще ночка, да, малыш? - Я обращаюсь скорее не к нему, а даже к самой себе. Чувствую, как в груди постепенно нарастает тревога, необъяснимое волнение. Ладони потеют, а во рту сухо, сколько бы воды я ни выпила.
Веки постепенно тяжелеют, и усталость берет свое. Просыпаюсь я от легкого хлопка двери и обнаруживаю, что заснула прямо на столе. Тело затекло, а рядом стоит недопитая бутылка минералки, из которой уже выветрились все пузырьки.
За окном уже светло, и в глаза снова светит холодное ненастоящее солнце. Прошедшая ночь кажется таким же призрачным кошмаром, как и сон, поднявший меня с постели. Из ванной доносится плеск воды - это Лизка, я знаю. Она каждое утро начинает с холодного душа, что сложно, если живешь в общежитии, где очередь в ванную с утра еще покруче, чем в университетскую столовку в обеденное время.
Кто-то снова включил чайник, а на сковороде жарится гигантских размеров яичница-глазунья. Только бабушка может передвигаться настолько бесшумно, что я буду спать как убитая!
- С добрым утром, Юльчик.
- С добрым, бабуль, - хрипло отзываюсь я, отчаянно пытаясь припомнить все подробности того, как же я все-таки оказалась на кухне.
Делаю несколько глубоких глотков минералки - прямо из горлышка, чего тут церемониться. Несколько минут у меня уходит на то, чтобы восстановить в памяти события вчерашнего дня: универ, столовка, кафе, призрак... Стоп, какой еще призрак?!
Я встряхиваю головой и снова отпиваю из бутылки. Облизываю губы. Соленые.
Из ванной в моем махровом халатике выплывает Лизка. Халатик я ведь под себя подбирала - Лиза же едва не наступает на подол, придерживая полы халата, словно она в бальном платье.
- Отлично выглядишь, - усмехаюсь я, но, наверное, выгляжу я не лучше и холодный душ мне самой не помешает.
Телевизор показывает утренние новости - видимо, я его так и не выключила. Марс снова у своей миски. Сдавать я его и говорить маме, что сегодня он уже ел, я не собираюсь. На своей шкуре испытала, что такое зверский голод.
- И тебе того же, Юлька. - Лиза выглядит заметно приободрившейся. Как-то она рассказала мне, что Даша порой так громко храпит, что спать с ней в одной комнате невозможно. Надеюсь, я-то хоть не храплю. Надо будет как-нибудь спросить у мамы.
Перед носом у меня появляется тарелка с яичницей, вилка, кусок черного хлеба и чашка дымящегося какао. Иногда полезно заснуть на кухне - потом не надо будет тащиться к столу, чтобы позавтракать.
Лиза получает такой же набор, благодарит "Анну Васильевну" (вот мама терпеть не может, когда ее по имени-отчеству называют - говорит, что сразу чувствует себя старой), но к завтраку не прикасается и внимательно смотрит на меня из-под челки пепельно-рыжих волос:
- Ну как? Было еще что-нибудь... такое?
Я качаю головой, и чувствую, как внутри звенит целая тройка с бубенцами. Мысли налились свинцом.
- Не-а. - Я набиваю рот яичницей и тут же делаю глоток какао. Стараюсь говорить бодро, чтобы Лизка не заподозрила, что меня что-то еще мучает: - Обычный кошмар. С кем не бывает. - И отвожу взгляд. Вот что меня выдает.
- Как знаешь. - Лиза с подозрением косится в мою сторону и берет в руки вилку.
После завтрака я принимаю душ, привожу себя в порядок, цепляю на Марса поводок (не представляю, как он это выносит?) и жду, пока Лиза застегнет пальто и обвяжется шарфом. До метро мы идем вместе, болтаем о всякой ерунде и решаем встретиться через несколько часов у катка. Лизе еще надо будет заехать в общежитие, а мне выгулять пса.
Красный значок "М" над подземкой как малиновый леденец в белой хрустящей упаковке из свежевыпавшего снега - светит на фоне затянувшегося ледяной коркой неба. Лиза в последний раз смотрит на меня все так же, как будто видит во мне то, о чем я даже не догадываюсь.
- Юльк... ты только... это... - Она заминается - делает вид, что на морозе трудно дышать. На самом деле я знаю - она подбирает верные слова. - Если что...
Я понимающе киваю, и она вздыхает с облегчением. Ее зеленый травяной шарф длинным шлейфом скрывается в подземном переходе, и мы с Марсом в одиночестве идем через сквер.
Вокруг резвятся укутанные, словно рождественские подарки, дети. Не поймешь, кто из них девочка, а кто мальчик: все на лицо как один и машут огромными лопатками всех цветов радуги. Завидев Марса, дети ведут по-разному: кто жмется к ногам нянечек или родителей - пес все же вон какой огромный! - а кто решается подойти поближе и спросить, не кусается ли моя собака. Я отвечаю, что, несмотря на гены волка, Марс и мухи не обидит. Вы только загляните в его голубые глаза!
Холод - не только моя стихия. Марс тоже обожает холод. Недаром говорят, что собаки и их хозяева всегда похожи. Так что зима - наше с ним озеро, а мы в нем две прыткие рыбешки. Порой Марс любит поваляться в снегу, и мне кажется, что в такие моменты он вспоминает о далеком севере - своей родине, на которой он никогда не был.
Мы вдыхаем и выдыхаем морозный воздух в едином темпе. Облачка густого пара вылетают у нас одновременно, и мне так нравится наблюдать за тем, как мы шагаем в ногу - пусть у Марса не ноги, а лапы - и целых четыре.
Вот группа малышей кормит белок у лысого дуба. Меня охватывает какая-то ностальгия по давно ушедшему детству, и я подхожу к ребятишкам.
- Белок кормите? - спрашиваю я.
Отвечает мне мальчик лет пяти. С пухлыми щеками и широкими карими глазами.
- Ага, - говорит он с энтузиазмом, - ловим их на семечки.
- Ну и как? Ловятся? - Я смеюсь.
Но паренек уже не слышит: присел на корточки - варежки свисают на длинной резинке - и вытянул вперед крохотную ладошку. Для таких, как он, важен не результат, а сам процесс "охоты на белок".
И тут я замечаю, что кто-то протягивает мне горсть семечек. Ладонь широкая - не детская - а мужская. Белая, как снег.
- Хотите? - спрашивает знакомый голос.
По мне точно ток пропустили. Стою, не в силах повернуться и посмотреть правде в глаза. Я, конечно, еще совсем недавно кичилась, что смогу подойти к парню, что я облила в кафе, и помахать ему рукой. Но в жизни все оказывается не так радужно. В жизни есть стыд, смущение и комплекс неполноценности. Последнее, ладно, ко мне, может, и не относится, но тем не менее.
- С-спасибо. - Мне ничего не остается, как принять семечки. Я наматываю поводок на запястье, чтобы Марс без моего ведома чего не натворил, и приседаю.
Приседает и парень.
Только сейчас я могу его как следует разглядеть (краем глаза, конечно, - +не буду же пялиться на него как идиотка!). На нем шапки нет и все та же куртка из грубой кожи. Непослушные темные волосы забавными паклями торчат в разные стороны. Кожа светлая - я бы сказала, даже очень и очень светлая.
(Навязчивая мысль - прозрачная.)
Он не мужчина, но уже и не парень. На щеках - легкая щетина. Зеленые глаза хищно прищурены.
Он все такой же, как и на нашей последней встрече, - дерзкий, высокомерный. Рядом с ним я чувствую себя даже не белой крысой - серой мышью. Все, чего я отчаянно хочу, это провалиться сквозь землю.
И словно прочитав мои мысли, Марс начинает тихо поскуливать и тянет меня в сторону.
- Это всего лишь белки, - успокаиваю я собаку, хотя прекрасно понимаю, что дело вовсе не в белках.
Марсу это не помогает - он рвется в сторону как ошалелый. Царапает лапами заледеневшую корку снега и легонечко взвизгивает.
Но когда я поворачиваюсь в сторону парня, его уже и след простыл. У меня на ладони остается всего лишь горстка семян подсолнечника - только они и убеждают меня в том, что происходящее не сон. Нет, происходящее - галлюцинации. Семечки тоже ненастоящие. Вот сейчас швырну их на землю, и они растают, превратившись в воду.
Вместо этого я высыпаю семечки в карман куртки.
У катка я жду Лизу в одиночестве - уже без собаки. Что поделать, если собак на каток не пускают и даже не делают для них специальных коньков. Скучно!
Промерзшими кончиками пальцев тереблю семечки в кармане - мое единственное вещественное доказательство существования, простите, кого?.. Ах, да, я же не верю в привидений.
В такой холод на катке особенно мало народу - остались только самые выносливые. Вот девочка-подросток, худая, как спичка, несется вдоль бортика, не глядя по сторонам. Смотришь на нее и кажется, что бедняжка пропустит поворот и на полной скорости врежется в ограждение. Но она ничего - парит, словно птичка. Временами мужчина в красной куртке и красных спортивных штанах бросает на нее полный гордости взгляд. Папаша - чего с него взять. Тренер бы смотрел по-другому - недовольно, сгустив тяжелые брови, точно Посейдон посреди морской пучины топит нерадивый корабль.
Чуть поодаль - парочка неуверенно ступает на лед. Оба уже переросли то время, когда не уметь кататься на коньках не зазорно, и пугливо жмутся к барьеру. Но уже спустя несколько мгновений над неловкостью возобладает смех, и они, едва не падая, потихоньку кружатся, держа друг друга за руки.
У проката коньков стоит мужчина - грузный, квадратный, с ног до головы одетый во все черное. Белый на нем только пух, вылезающий из черной стеганой куртки. Мужчина переминается с ноги на ногу, и только тут я понимаю, как же холодно.
Обещали потепление, и действительно стало немного теплее. Градуса на три-четыре - не больше. Хотя в прогнозы я не очень-то верю. Прогнозы больше похожи на гороскопы: звезды, может, чего и подсказывают, но с вероятностью один к двум. Может, сбудется, а может - и не сбудется. Это как игра в кости - никогда не знаешь, какое число принесет заветную победу.
- О чем задумалась, Юль? - Вкрадчивый голос Лизки выводит меня из состояния оцепенения.
Она не одна - за ней стоят Павлик с бизнес-факультета, его девушка Ира с туристического и Даша.
- Ну и компания, - удивляюсь я. - И как тебе удалось столько народу в такой мороз вытащить?
- Фирма веников не вяжет, - улыбается Лизка и протягивает мне термос. Подкупить всех она могла только своим фирменным напитком: никакого алкоголя, зато много жирного молока и всякие сиропы. Жутко вкусная штука.
Я с удовольствием отпиваю коктейль - внутри сразу теплеет.
- Привет, ребята.
Вся компания продрогшая, но довольная. Одна только Даша прыгает на месте, как воробушек, тщетно пытаясь согреться. Лицо у нее вечно кислое, может, поэтому я ее и невзлюбила. Хандра - она как вирусная инфекция - передается со скоростью света. Смотришь на унылую физиономию - и самой выть от скуки хочется.
- Юля, привет, - за всех отвечает Павлик. Недаром он пошел на бизнес-факультет - упертости и уверенности в себе в нем через край. В основном он молчит, а если не молчит, то говорит коротко и ясно, но всегда по делу. А еще, в отличие от Даши, Павлик иногда и улыбается. Его поэтому и зовут Павликом, а не Пашей и не Павлом - с ним не соскучишься. Он анекдотов много знает - и все обязательно смешные. Никаких плоских шуток в духе американских комедий.
С Павликом нас всех познакомила Ира с туристического. Или Павлик познакомил нас с Ирой... В общем, уже не важно. Главное то, что у этой пары прекрасные доверительные отношения. Они никогда друг от друга ничего не утаивают и проблемы решают вдвоем. Хотя последнее слово всегда за Павликом, но Ира говорит, что он мужчина - с него и взятки гладки. В ответ на мое ворчание о равноправии в отношениях, Ира только улыбается и говорит, что когда-нибудь я пойму. И что самое страшное, это мистическое "когда-нибудь" пугает меня гораздо больше, чем мамино "когда-нибудь" про губную помаду.
- Ну что, пойдем кататься? - спрашиваю я. Нет, будем так стоять и коченеть, а там посмотрим, кто первый превратится в сосульку.
- Угу, - кивает Даша, по-прежнему даже не глядя в мою сторону. На улице холодильник такой, а она вместо шапки на голову спортивную повязку нахлобучила - вот уж действительно "красота требует жертв".
- А я не могу. - Ира с сожалением улыбается и кивает головой. - Вон, пусть с вами Павлик повеселится, а я со стороны посмотрю.
- Что случилось, Ир?
- Да ногу подвернула вчера, когда из универа выходила. Если бы не Павлик, я бы так грохнулась, что собирали бы меня потом по косточкам.
На похвалу в свой адрес Павлик даже бровью не повел. Стоит себе как богатырь на распутье и делает вид, что разговор его совсем не интересует. Но это только кажется - на самом деле, он прекрасно знает, когда надо говорить, а когда лучше предоставить болтать девочкам. Сейчас был как раз тот случай - поохают-поахают и перестанут.
- В травмпункте были? - спрашиваю я. Про Иру с Павликом все уже как-то привыкли говорить во множественном числе. Вроде бы ногу Ира подвернула, но в травмпункт они обязательно пошли бы вдвоем. Вот это я называю любовь на века! (Выражение "любовь до гроба" мне не нравится категорически.)
- Были, - кивает Ира. - Жгут наложили и сказали пару дней с ним походить. Так что я сегодня на скамейке запасных. - Она пытается пошутить, но на последних словах ее голос дрожит. Я приписываю это холодному ветру - он врывается в легкие и без предупреждения жжет горло. Если бы я не любила зиму, не показывала бы носу из дому в такую холодрыгу.
- Ладно, ребят, вы идите, а я с Ирой останусь.
Никто не задает лишних вопросов - на катке Юлей больше - Юлей меньше, а вот Ире компания действительно нужна. Я замечаю, как Павлик едва заметно с благодарностью кивает.
Все уходят, а мы с Ирой с туристического остаемся одни у бортика катка.
- Нога не очень болит? - У девушки нет настроения разговаривать, поэтому я ограничиваюсь банальным вопросом.
- Там ерунда. - Ира делает взмах рукой. - Через два дня буду уже как новенькая.
В ее слова я верю и одновременно не верю. Где-то она лукавит, вот только где - не пойму.
Ира слишком серьезная - она раньше никогда такой не была. Обычно они с Павликом уравновешивали друг друга - он молчал, а она щебетала без умолку. Только теперь по этой угрюмой девушке и не скажешь, что она такая уж веселая.
- Ир, у тебя точно все в порядке?
- Да-да, - отвечает она слишком поспешно и снова отводит глаза.
Я решаюсь ее отвлечь, заняться все равно решительно нечем:
- Ты в привидения веришь? - спрашиваю я таинственным голосом.
- Ой, смотри, наши поехали! Прости, Юль, что ты сказала?
На катке действительно происходит оживление: три пары коньков так и мелькают перед глазами. Кто-то - кажется, Лизка - завидев меня, машет рукой.
- В привидения, говорю, веришь?
Ира стоит, облокотившись на бортик катка, и смотрит куда-то вдаль - наверняка, глаз с Павлика не спускает. Тот тоже часто смотрит в ее сторону - им друг без друга нелегко, они ведь как сиамские близнецы - на двоих одно сердце.
- В привидения? - Она наконец улыбается. - А с чего ты спросила?
- Сначала скажи, веришь или не веришь.
- Юль, не тумань. Ну, допустим, верю я.
Ира заинтересованно смотрит в мою сторону. Мне все же удалось ее расшевелить, пусть такими нечестными методами.
- Мне тут одно привидение является. - Я и сама не замечаю, как начинаю говорить о своих кошмарах как о каком-то забавном приключении. - Просто преследует меня!
- Парень? - догадывается Ира.
- Ага.
- Ну, парень - это понятно. - В ее зеленых глазах пляшут смешные огоньки. - Скажу тебе больше, Юль, это вполне нормально.
- Да ну тебя. Я ей про привидения, а она мне все о своем. Нет у меня никаких тайных и явных воздыхателей - это Лизке, вон, кто-то уже целый месяц цветы по четвергам присылает.
Я проболталась? Или нет? Надеюсь, не будет ничего страшного, если я расскажу об этом Ире. Она-то ведь не такая болтливая, как, скажем, сестры Щегловы. Или даже как я.
- Цветы? - Ира оживляется все больше и больше, но я чувствую, что она упорно не хочет мне рассказывать о том, что ее мучает. Я же ей поведала о своем привидении - и где справедливость?
- Астры. Три штуки, - добавляю я и мечтательно закатываю глаза.
Все оставшееся время мы обсуждаем кое-каких выпендрежниц с нашего курса, делимся полезными советами в вопросах кулинарии (так как Ира живет с Павликом, ей же надо его кормить, а я знаю кулинарию в совершенстве - правда, в теории) и еще несколько раз возвращаемся к догадкам по поводу того, кто же на самом деле присылает Лизке цветы. Ира говорит, что это может быть Леша - длинный тощий парень в квадратных очках. Он как раз живет на том же этаже, что и Лиза. Леша учится на прикладной математике - романтик из него еще тот, вот он и оказывает внимание, как может.
- Подписался тогда бы, - фыркаю я. - Тоже мне технарь. Им еще учиться и учиться!
Ира пожимает плечами. От нашей болтовни личность таинственного поклонника, конечно, не раскроется, но ведь всегда так интересно обсуждать пласты чужой личной жизни, когда своей нет совсем. Ни пластов, ни залежей, ни даже крохотного такого месторождения.
Потом мы с ребятами еще сидим в кафе. Если бы Лиза запаслась своим расчудесным молоком в промышленных масштабах, то устроили бы настоящий эскимосский пикник прямо на льдине - то есть на катке. Пока мы пьем горячий кофе, договариваемся к следующему разу купить такой огромный термос, чтобы в него помещалось литров пять горячего напитка. И сколько бы Лиза ни спорила с нами, что нет таких больших термосов и нет у нее столько молока, мы все равно смеемся и говорим, что, если нет, изобретем. Там делов-то! Позовем Илью - он у нас как раз на изобретениях всяких специализируется. В прошлом году он представил университету в качестве проекта подъемник для хомячков. Профессора посмеялись, а вот несчастным хомячкам было не до шуток.
Домой я снова иду уже по устоявшемуся расписанию - к девятичасовым новостям. Сейчас в сотый раз будут рассказывать про финансовый кризис или аномально холодную зиму.
Свет от фонарей расплывчатыми кружочками падает на асфальт, и в просветах между темнотой я вижу, как беззаботно кружатся маленькие снежинки.
Когда ложусь спать, про загадочное привидение я уже и не вспоминаю.