Дождь зарядил с самого утра... Но, несмотря на это, и даже не сговариваясь, мы с Ленькой ровно в 10 часов сошлись в обычном месте наших встреч, у фонтана. Обнялись.
С Ленькой мы знакомы года три. С тех самых пор, как он с семейством вернулся в наш город из Пскова, где закончил свою прапорщицкую карьеру. Нашел меня сам: явился с коробкой "Птичьего молока" - дефицитнейших тогда конфет, долго мялся у порога и смотрел изучающе.
--
Ты девушка Славки Зимина? Я был его другом...
Теперь Ленька - мой друг. Не знаю, что думает по этому поводу его жена: однажды она даже приезжала ко мне для "разборок", смысл которых не совсем ясен мне по сию пору. Рассказать бы ей, что часто, встретившись с Ленькой у фонтана, мы просто молчим... Но я не нашла тогда слов, чтобы ее успокоить. Вероятно, и он не нашел их тоже.
А у Вечного огня, к которому мы подошли спустя минут 15 после встречи, уже было полно народу. Автобусы пока не подали. Промокшая насквозь десантура согревалась водкой, с лету уходили огурцы, в изобилии закупленные в соседнем овощном магазине "Яблонька". На каменном парапете, уже украшенном батареей разновеликих пустых бутылок, резали хлеб и колбасу. Рядом шло шумное братание "витебских". Бородатый Женька, бывший офицер спецназа, настраивал гитару. Но она, промокшая, только жалобным мяуканьем отзывалась на движения его пальцев. Два парня, обнявшись, плакали у самой чаши огня, их снимал оператор местного телевидения, а его напарницу, девушку - корреспондента, уже обступили плотным кольцом желающие выпить "на брудершафт".
На небольшой полукруглой площадке перед памятником павшим революционерам шустрые комсомолята устанавливали микрофон. Надо сказать, ни один праздник не обходился без них, без мудрого напутственного слова неких "вожаков молодежи", призывавших братву сохранять человеческий облик...Здесь не принято было хаять комсомол, их выслушивали довольно благосклонно и, к тому же, всем было известно, из чьего кармана оплачивались спецрейсы автобусов в этот день.
Мини - митинг уже подходил к концу, когда мы, наконец, отыскали в толпе своих: Игоря и двух Серег, которых, дабы не попутать, звали меж собой одного "Рычагом", другого - "Парашютом". Не помню уже, кто, с кем и когда познакомился, но пили вместе из года в год, и из года в год записывали и теряли телефоны, божились встретиться, но снова забывали друг о друге. До следующего дня ВДВ.
Подали автобусы.
Славка и Ленька до армии не были знакомы. Просто уходили в одной команде, потом учебка в Литве, клятвы никогда не расставаться...Но Славка попал в Афган, а Ленька - во Псков. Он говорит, что тоже дважды писал рапорт. Вторично, когда узнал о Славкиной гибели, да жена, отчаянная баба, дошла до комдива с просьбой не давать хода бумаге. Ждали ребенка...
Только война все равно "достала" его. В Закавказье, когда, позже, служил "сверчком", а потом и прапором.
Погромы и резня, оголтелая толпа, саперные лопатки и выстрелы в спину...Три месяца госпиталей. Бессонница. Фанатичная вера в Бога. А еще он теряет сознание в переполненном автобусе. И часто видит, как наяву, лицо ровесника - азербайджанца, своего первого убитого...
На кладбище тишина... Даже бабулек с цветами и нищих не видно в дождь. У ворот построились, сняли береты. Здесь у каждого свои дорогие могилы. Наши - налево. Строй рассыпался...Я положила цветы Диме Белоусову - он работал до армии с моим отцом на заводе. В 85 - м где-то под Кабулом погиб...
Присели на мокрую скамейку. "Парашют" достал из пакета бумажные стаканы.
О том, что больше нет Славки, я узнала случайно. После того, как парни со старших курсов ушли в армию, мало кто из знакомых девчонок продолжал ходить вечерами к училищной общаге...Похоронили его в Северном Казахстане. Там в одной из полузаброшенных деревень жила его мама, с которой он, вопреки обещаниям, так и не познакомил меня. Все произошло слишком быстро: весна, любовь, повестка, Афган...
В кладбищенской часовне мы поставили с Ленькой свечу - за Славку. За наши несбывшиеся мечты. За Любовь и за Дружбу. За то, что, стесняясь, не называли порой своими именами.
Ленька перекрестился...
Из состояния оцепенения нас вывел "Рычаг" - на повестке дня стоял важный вопрос: кому куда ехать? В итоге наш автобус "по просьбам трудящихся" направился в Светлый - уютный военный городок на южной окраине. Именно там с недавних пор стояла бывшая Гайжюнайская учебка ВДВ, знакомая не понаслышке многим из ребят.
Ленька предводительствовал. Уволенный некогда по статье "дискредитация", теперь он правдами и неправдами стремился проникнуть обратно в ряды ВДВ и уже разведал все подходы к расположению учебного центра. Какими - то тайными тропами, минуя КПП и жилую зону, он вывел нас прямо на плац одного из полков.
На появление в сердце учебки колоритной группы мокрых отставных десантников, местный народ отреагировал неадекватно. Почти сразу появился капитан с повязкой "дежурный офицер", без раскачки начавший втолковывать, что здесь сегодня обычный учебный день и никаких, мол, праздников. На подмогу ему поспешили еще человека три, обладавшие столь же горячим даром убеждения. Но не тут - то было! "Наши" уже обступили слегка растерявшихся "срочников", все хотели знать, где разместились их родные полки: 301 - й, 226 - й, 285 - й... Самые отчаянные рвались продегустировать еду в солдатской столовой. На БМД - 3, стоявшую неподалеку взирали как на диковинку и все норовили обследовать ее изнутри.
Но вскоре подогнали "шишигу". Капитан настойчиво велел всем грузиться и возвращаться в город. "Приезжайте, - сказал, - на следующий год. Тут вам и показуха будет, и прыжки, а сейчас, когда иные офицерские семьи еще по казармам и учебным корпусам живут, не до праздников." И парни сдались...
В "шишигу" набилось нас немеряно. Помню, что сидела в третьем ярусе, а снизу за мои свисающие ноги держался щуплый парень с медалью "За отвагу", пристегнутой прямо на болоневую куртку. Кажется, это он попросил меня спеть.
За несколько лет я примелькалась в этом кругу, и тут, где в ходу бывали чаще, чем имена, армейские клички, меня привычно звали "запевалой". Спасибо им, что никогда не спрашивали, зачем я здесь, откуда знаю "их" песни...
Просили "Батальонную разведку", затем, уже хором, прокричали "Синеву", потом...наверное, Леня почувствовал, как дрогнул мой голос, когда тянула припев "каскадовской" "Я вернусь." Его пальцы сжали мой локоть: "Держись!" Мой добрый и сильный Ленька, как я благодарна тебе за все! Понимаешь, я не привыкла быть сентиментальной. Мне так трудно произнести это вслух...
Той, что пришла сказать мне про Славку, я не поверила. До меня просто не дошло, что его уже нет. Тогда я, ребенок, еще не ведала страшного смысла слова "смерть". Умирали какие - то бабушки, дедушки, которых я не очень - то знала. Все это было нелепо, неприятно, но так далеко... Мой Славка!
Зашла в комнату, легла на пол, положила перед собой его фото...Пухлые губы, длинные ресницы, модная обесцвеченная челка. Славка - третьекурсник, совсем юное лицо... А тогда ведь он казался мне взрослым, настоящим мужчиной, прожившим на целую вечность больше меня. Теперь вот я живу без него уже целую вечность...
"Шишига" прижалась к обочине и затормозила. Старший машины, сержант - контрактник, довольно миролюбиво объяснил, что у него приказ довезти нас только до города. А город - вот он, за виадуком. И здесь уже ходят обычные "Икарусы" 99 - го маршрута.
Автобус - гармошка с ветерком домчал нас до парка. Праздник был здесь в самом разгаре: под каждым кустом, на еще не просохшей траве, сидел и лежал десантный люд, уже порядком "поддатый". Известно, что в радиусе трех километров ни в одном магазине, ни в одном ларьке водку купить было просто невозможно, и все же здесь она лилась рекой.
Мы дали круг в поисках пристанища и каких - нибудь знакомых лиц, но безрезультатно; только близ озера натолкнулись на паренька с РД, набитым бутылками, он и выручил нас, по сходной цене "загнав" парочку...
Побродив еще, "приземлились" на удивление цивильно, в кафе. В детстве, помню, едала там мороженое с папой. Нынче же подавались дорогущие куры - гриль, потому, наверное, и не было особого ажиотажа. Водка быстро согрела, развязала языки, но так же быстро набежала на глаза парней поволока тяжких воспоминаний. Сколько ни ходила я на дни ВДВ, сколько ни выпивала водки вместе с ними, не могла заставить себя слушать их разговоры. Порой казалось, что они и сами не слышат друг друга... У нас были разные судьбы и разные думы, и горе у каждого свое, и только причина одна: ВОЙНА.
Я вышла на улицу. Было довольно свежо. И ноги после всех похождений гудели нещадно. Присела на скамейку...
Весна. Ледоход. Стоим со Славкой на берегу. Его общага тут же, метрах в пятидесяти, потому соглядатаев много, и особых вольностей нет. Но нам хорошо и так. Правда, хорошо, как бывает только в юности.
Вдруг два паренька, похоже, с младшего курса выходят на лед. Погуляли немного по кромке, переговариваясь и пробуя ногами ломкий край, и, вдруг, заскакали по льдинам. Огромные поля крошатся, наезжая друг на друга. Скрежет, всплески, головокружительная скорость, сверкающие ледяные махины и двое пацанов ... уже почти на том берегу.
Я замерла. И Славка смотрел не отрываясь.
--
Слав, они чего, дураки? - я встрепенулась, когда мальчишки уже шагнули на оттаявший песок левобережья.
--
Ну почему дураки? Думаешь, это трудно?
--
Думаю, это глупо...и страшно.
--
Глупо бояться. Знаешь ведь: кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Пауза.
--
Хочешь, помашу тебе с того берега? - он первым нарушил молчание.
--
Славка! С ума сошел?! Я же себе не прощу, если что - то случится с тобой...
Но он уже совал мне в руки свое: часы, деньги, какие - то бумаги - все, что могло намокнуть и испортиться. Я сложила их в нагрудный карман. И все время, пока он бежал, держала кулачки. Я и тогда не верила в приметы, просто пальцы сами сжались до боли...
В пасмурные августовские дни смеркается рано, и к девяти вечера парк почти опустел. Компания наша распалась: "Рычаг" снял себе девчонку и удалился, не попрощавшись; Игорь, единственный среди нас "афганец", огненно - рыжий, в непривычно темном кубинском камуфляже, ненадолго замер на пороге кафе, словно остекленевший. Потом, пошатываясь и что - то напевая, медленно прошел мимо меня и канул в темноту. "Парашют", выбравшийся на воздух раньше всех, был обнаружен нами мирно сопевшим на скамейке близ древней детской карусели, увенчанной обезображенными временем фигурами верблюдов и оленей. И напрасно Леня рвал глотку, крича в ухо ему всякую ерунду, типа: "Как старший по званию я приказываю тебе встать!". По - видимому, друг наш Серега относился к числу уникумов, которых в пьяном виде не поднимешь, хоть из пушки над ухом стреляй...
Леня и сам был хорош. Через центральные ворота мы неспешно побрели к трамваю.
--
Куда ты теперь? - спросила я.
--
К маме, на Линии.
--
Доедешь сам?
--
Доеду ...как - нибудь. Все путем...За меня не волнуйся, ладно?
Чтобы перевести дух, мы остановились у пестрой, ухоженной клумбы - одной из главных местных достопримечательностей. Удивительно пахло мокрой зеленью и медом. А в глубине парка еще гремела дискотека, и припозднившиеся молодые парочки спешили мимо к последнему танцу.
--
Позвони мне, как доберешься...Обещаешь?
Не слыша ответа, подняла взгляд, и глаза наши встретились. Комок в горле. Я мучительно искала слова.
--
Обещаешь? ... Лень...а давай... на следующее 2 - е августа поедем в Казахстан. Туда, где Славка. Только ты и я... Давай? А, Лень?
Он вдруг крепко прижал меня к себе и тихо, куда - то в сторону, произнес:
--
Ты хорошая. Знаешь, как он любил тебя?
Наклонился, своими огромными руками обхватил ворох цветов, и вот я уже держу его. Желтые, розовые, лиловые - я совершенно не смыслю в них...Спрятав лицо в цветы, я реву. Впервые по Славке. Я ведь не видела его мертвым. Я не видела даже его могилы. Я не могла его не ждать...
Ледоход прошел, река разлилась. Тепло и солнечно. Сидим на бревнышке, у самой воды, я и Славка. Наше последнее воскресенье...
--
Красивая у нас река. Часто во сне уплываю по ней... - задумчиво говорит он.
По воде бегут невыносимо яркие блики. Слава щурится. Такой смешной...
--
Слав, а куда плывешь - то?
--
Ну, не знаю, куда - то очень далеко. Там синие горы и небо ясное - ясное. А ты меня ждешь...
Смотрит на меня. Мне весело почему - то. Пытаюсь подыграть, хотя знаю: наша река течет на Север, там тайга, тундра...
--
Я прихожу сюда каждый день, всматриваюсь в горизонт и шепчу: "Возвращайся скорее, любимый!"
Не могу сдержать улыбку. Мне кажется, Славка и сам расхохочется сейчас - так нелепо быть серьезными посреди этой опьяняющей весны...
--
Правда? - в его взгляде неожиданный вопрос и надежда.
--
А ты вернешься? - зачем - то спрашиваю я, заранее зная ответ.
--
Я вернусь...
P.S. Вскоре после нашего августовского праздника я вышла замуж. О любви не говорили, а, может, и не было ее, просто показалось: так будет легче. Когда не одна... Решила и сделала в считанные дни.
А в канун Нового года вдруг слег Ленька...Последствия контузии и ранения. Частичная потеря памяти и полная нетрудоспособность. Жена увезла его обратно во Псков - там ее родина, там есть, кому поддержать. Очень хотела увидеть его перед отъездом, но те, кто побывали в больнице раньше меня, отговорили. Ему нельзя волноваться...