Пространство и время - вот единственно, что настоящее и не бренное в этом мире, они становятся главными героями произведений современников. Новый Рим (по Бродскому) олицетворяет собой идею бесконечного расширения пространства и длительности времени: Рим стремится к вечности. Именно этой имперской идее противостоит хронотоп Башни-клетки - жизненное пространство камеры героев до предела сужено, стремится к нулю, а время их существования тем самым расширяется до бесконечности.
Башня-клетка -- метафора человеческого удела, человек заперт в пространстве и во времени; единственное, что он может - это избавиться от пространства и в перетечьи оставить себе лишь одну *птичью* координату, но зато - слиться с ней радикально.
Теряющийся где-то в облаках
железный шпиль муниципальной башни
является в одно и то же время
громоотводом, маяком и местом
подъема государственного флага
Внутри же - размещается тюрьма
Образ свернутого в рулон пространства и концентрированного времени, доведение до логического конца метафоры В. Набокова. У него время уподобляется завернувшемуся "углу ковра", в "складках" которого происходит совпадение событий разных эпох.
В 'мраморе' Бродский развернул эту песчинку в трехэтажную монументальную стену, собранную из десятков кирпичиков. Личность и государство, долг и чувство, история и география, свобода и необходимость, жизнь и смерть, демократия и автократия, прошлое и будущее, республика и монархия, искусство и реальность, победа и поражение, пространство и время.
И каждая песчинка намеренно и точно выцарапана из вековой истории слова, потому так и ложатс ровно на раствор кирпичики личного - семья, дети, карьера, еда, секс, поэзия ...
Так, что на 60-ти страницах мощно и объемно разворачивается образ грядущего мира.
Пространство и Время - это два гневных божества, изнуряющих и убивающих человека в конечном итоге, и достаточно неодобрительно глядящих на него, пока он жив. До смерти время хоть и молчит, но оно не совсем беззвучно - оно жужжит, тикает. Время не только слышно, но и видно. Ход времени ассоциируется с оседающей пылью, а то и с зеленью плесени. Зелененькие памятники тычут ручкой в будущее, а за ними свернутое пространство *Рим-миР*.
Пыль -- "жир пустоты", плесень -- "сыворотка вкусноты".
Бродский - это Кант навыворот.
Кант, как известно, считал пространство и время единственно доступными человеку формами представления вещей, за "спиной" которых скрывается непознаваемая вещь-в-себе. У Бродского же все разнообразие вещей - это те первично данные человеку представления, за "спинами" которых проницательный человек должен увидеть истинные реалии.
Пустота пространства - истинная сущность вещей. И у нее есть одно примечательное качество - она мстительна. Она мстит тем, кто пытается ее завоевать - но особенно тем, кто пытается ее игнорировать, отгородиться от пустоты вещью.
Вся коллизия пьесы Бродского "Мрамор" - в противостоянии Обычного человека, который ошибочно думает, что в жизни есть разнообразие, развлечения и разные вещи, и мрачного философа, получившего от автора прозорливое знание о том, что "пирожное равно отсутствию пирожного", и что все - лишь Пространство и Время.
По мысли Туллия, главный недостаток пространства, что в нем существует место, в котором нас не станет, а у Времени есть все, кроме места. Поэтому Туллия не интересует ни где он умрет, ни когда это произойдет. Он хочет только уподобиться Времени, его ритму, сделать свое бытие чуть монотонней. Его интересует лишь то, сколько часов бодрствования представляют собой минимум, необходимый компьютеру для определения состояния человека как бытия, то есть для определения, жив он или нет. И сколько таблеток снотворного он должен единовременно принять, чтобы обеспечить этот минимум. Это максимальное бытие вне жизни, считает он, действительно поможет ему уподобиться Времени.
Публий никак не может понять, зачем Туллию столько времени проводить в состоянии сна, если заключение их - пожизненное? Туллий отвечает, что ...пожизненно переходит в посмертно. И если это так, то и посмертно переходит в пожизненно... То есть при жизни существует возможность узнать, как будет там...
Как будет там - предмет вечного исследования моего друга Димыча, великого выдумщика философий. Ему и в частности его рассказу "Четвертый Рим", посвящается этот философский компот размышлизмов.
Космополитическое бытие, в котором пространство не имеет значение.
Перемещение необходимо только для того,
чтобы еще раз с мазохистским наслаждением
стать перед рассветом бесконечных возможностей
и прочесть
отражение- предсказание
в магическом зеркале вечного города -
пророческую симфонию: вселенная - вечность
в золотом равновесии,
пойманным творцом в клетку себя
и нарисовать
матрицу совершенства:
МИР - РИМ
|