Не спрашивайте меня, как я в это вляпалась. Я по жизни такая везучая. Не стану изводить вас своим подробным жизнеописанием, для этой истории важно лишь то, что из-за короновируса наш с подругой маленький бизнес оказался при смерти, впереди отчётливо замаячила перспектива лишиться купленной по ипотеке квартиры, а сама я, хоть и перенесла чёртов ковид относительно легко, но не приобрела иммунитет, положенный переболевшим. Отказался мой шокированный организм вырабатывать эти, мать их, антитела. Короче, на тот день, когда позвонила Емельянова со своим сомнительным предложением, я сидела в глубокой... Да, именно там. Долги душат, денег нема, а выйти из дома, чтобы их заработать, я не имею права под угрозой штрафа, который вобьёт последний гвоздь в крышку моего финансового гроба.
С Верой Емельяновой мы вместе учились. В отличие от меня, не проработавшей по специальности ни дня, она сеет разумное доброе вечное в одной из так называемых элитных гимназий нашего мегаполиса. Да, можете смеяться, у меня в дипломе тоже написано, что я учитель русского языка и литературы. И нет, я не спятила, сунувшись в педагогический с таким характером, просто для поступления на филфак нормального университета мне не хватило баллов.
- Тонь, ты только сразу не матерись, - осторожно приступила к делу Емельянова, выяснив, что у меня всё по-прежнему. - Я просто подумала, что тебя это может заинтересовать. Нет, так нет, я не стану уговаривать, хотя, по-моему, звёзды явно намекают, что тебе стоит подумать над моим предложением...
Ладно, не буду терзать ваше терпение, вы уже всё поняли про манеру Емельяновой изъясняться. Я почти не шучу, когда говорю, что своей ранней сединой обязана тем извилистым путям, которыми Верка добирается до сути своего очередного спича. На сей раз суть была в том, что мне предлагалось поработать по специальности. За очень хорошие деньги.
Одним из осложнений, которые принёс педагогам Веркиной гимназии ковид, стала отмена государственных экзаменов за девятый класс. Без оных отроки и отроковицы, которым полагалось бы получить заслуженные пары и избавить элитное учебное заведение от своего присутствия естественным путём, были аттестованы. После чего во весь рост встал вопрос об их переводе в десятый класс. Администрации гимназии перспектива пополнить выпускные классы двоечниками по понятным причинам не улыбалась, но вступать в конфликт с "элитными" родителями - дело чреватое, посему стороны договорились о компромиссе. Грядущее лето двоечники посвятят интенсивным занятиям по русскому и математике, в конце августа сдадут дополнительные внутригимназические экзамены, и те недоросли, которые догрызут гранит науки до твёрдой "четвёрки", будут зачислены, а остальные осчастливят собой какое-нибудь другое учебное заведение.
И всё бы хорошо, но среди "грызунов" обнаружились пятеро носителей ковида, не способные заниматься удалённо. Вот вырубало их напрочь, пока учительская голова вещала с экрана о премудростях орфографии или, там, планиметрии, и всё. А среди гимназических учителей, по странному совпадению, не нашлось энтузиастов, готовых рисковать здоровьем, курсируя между пятью заражёнными балбесами. Даже за очень хорошие деньги не нашлось.
Выход предложил папаша одного из балбесов. Собрать всю пятерку и запереть в уединённом логове, которое папаша выстроил себе (видимо, для медитации и благочестивых размышлений) в глуши вологодских лесов. А в качестве надзирателей приставить к ним двух несчастных, загнанных жизнью в угол репетиторов, перенесших ковид, но подлежащих карантину. Вроде меня.
Я упиралась ровно до тех пор, пока не услышала сумму, которую получу, если подпишусь на этот педагогическо-отшельнический семидесятидневный марафон. Учитывая, что мои финансы не то что пели романсы, а прямо-таки голосили их навзрыд, я банально не нашла в себе сил отказаться. И не отказалась. Как вы догадываетесь, напрасно.
*
До места (не спрашивайте, где оно, это место, моя "тройка" по географии - чистой воды липа) мы добирались на вертолёте. Неприятные сюрпризы начались сразу же. Сопровождающий - мрачный качок в камуфляже - под предлогом безопасности полёта изъял у нас мобильники и планшеты, что подействовало на моих спутников самым удручающим образом. Я, разумеется, не ожидала, что моими подопечными будут юные гении с вдохновенными лицами, но, лишившись самого дорогого, они, казалось, утратили последние проблески разума: при виде этих физиономий и зомби суетливо захлопали бы себя по карманам в поисках сигарет. Мой коллега по добровольной каторге выглядел, как пророк Даниил, брошенный в ров со львами и внезапно утративший веру. Пару раз я ловила на себе его затравленный взгляд, но орать во всё горло, перекрикивая шум в салоне, меня не прельщало, посему светскую беседу я решила отложить до прибытия.
Однако по прибытии нам предстояло другое развлечение. Качок помог нам спуститься на зелёную лужайку и, пока мы стояли, обалдело глазея по сторонам и выжидая, когда к нам вернётся слух, полез обратно в вертолёт - выгружать какие-то ящики. Когда он спрыгнул с последним, анемичная отроковица - единственная девушка в компании двоечников - напомнила ему об отобранных у нас планшетах. Качок сделал морду кирпичом, расставил ноги пошире и голосом милейшего из фельдфебелей объявил, что, по высочайшему решению родительского совета, девайсы изъяты у нас до конца нашего пребывания здесь. Он лично проследит за их сохранностью и вручит нам, когда мы вернёмся на Большую землю. И повёл плечами, как бы приглашая несогласных поспорить.
При виде перекатывающихся под камуфляжем бугров побледневшие гимназисты подавились возмущёнными воплями, только девушка заскулила - тихо и безнадёжно. Я молчала. Сначала просто не поверила своим ушам, потом набирала в лёгкие побольше воздуха. В ту секунду, когда я собиралась его выпустить, попутно объяснив, куда этот Большой Папочка может засунуть свои кулаки, бицепсы и право сильного, до моего локтя нежно дотронулись, ухо пощекотал шёпот:
- Антонина Юрьевна, прошу вас, не надо. Я вам потом всё объясню.
Поколебавшись секунду, я решила, что скандал века можно учинить и позже. Вряд ли качок улетит немедленно, ему ещё привезённые ящики пристраивать, да и в туалет им с пилотом, наверное, нужно, а то и пожрать. С этой мыслью я подобрала свой рюкзачок и вопросительно посмотрела на "пророка". Раз уж он настолько сведущ, что берётся всё объяснить, пускай показывает, куда нам идти.
На территории, выгороженной бетонным забором у леса, мог бы разместиться хороший завод или приличное садово-огородное товарищество. Даже имелись некоторые приметы того и другого: платформа с парой металлических шкафов под навесом и красно-белой, как поплавок, секционной башней из косых реек и столбов-опор, всё вместе метров в пятьдесят высотой; пара столбов потоньше и пониже с головами-вертушками и широкими блестящими полосами, похожими на коротенькие руки, распахнутые для объятия; грядки за низким штакетником, несколько щитовых хибарок - то ли хозблоков, то ли сарайчиков, клумбы, дорожки... Нет, клумбы и дорожки - лоскут иной реальности, не советской и не прошлого века. Многоцветие ярусами, декоративные бордюры, плитка под мрамор, фигурные кустики, цветочные арки... Это из того же паззла, что стриженый газон, поле для гольфа, теннисный корт. А вот оба бревечатых дома явно попали сюда из других картинок. Тот, что справа, среди грядок и служебных построек, - типичная крестьянская изба, даже куры по двору шебуршатся. Тот, что слева, - двухэтажное альпийское шале с каменным фундаментом, карнизными свесами и террасами. На него-то "пророк" и указал.
- Нам туда, - то ли сообщил, то ли спросил он, глянув на рыжего дылду в задорных конопушках, до странности нелепых на унылой вытянутой физиономией. - Я прав, Олег?
Рыжий понуро кивнул, приободрившийся коллега подхватил меня под локоток и повлёк к шале, заговаривая мне зубы деталями своей биографии. Звать его Львом Яновичем, по профессии он экономист, кандидат наук, доцент, преподаёт в вузе, ну, и репетиторствует между делом... И я шла, развесив уши, а когда за спиной раздался знакомый шум, бежать обратно было поздно. Вертолётный винт, набирая обороты, уже отрывал машину от земли - вместе с детиной в камуфляже и нашими мобильниками. Только кучка выгруженных ящиков осталась сиротливо торчать посреди посадочной лужайки.
*
Скандал я всё же учинила. Наверное, зря. В конце концов, Лев Янович не отвечал за произвол наших работодателей, хотя и знал об их гнусном замысле. А замыслили эту пакость работодатели потому, что их чада - маньяки, неспособные удерживать сознание в невиртуальной реальности, если гаджеты находятся в пределах их досягаемости. И до наших мобильников они бы непременно добрались - украли бы, отобрали силой, выманили обманом, - если бы нам их оставили. Теперь же их мания пойдёт обучению на пользу. Интернет-связь здесь имеется (красно-белая башня с металлическими шкафами - базовая станция), но включать её местный хранитель будет только на пару часов - при условии, что наши двоечники успешно выполнят задания, которые мы им дадим на день. В доме есть два стационарных компьютера, в выгруженных ящиках, среди прочего, несколько ноутбуков, так что возможность написать близким или посидеть в социальных сетях будет и у нас. Когда дадут связь, ага. Точнее - если.
Вот тут меня и прорвало. Пару часов! Когда - если! Социальные, блин, сети! Да у меня турнир по висту пролетает! И по монополии! А этот доцент-недоносок меня не предупредил!!! Пусть меня черти слопают, если бы я попёрлась в эту дыру на таких условиях! Да я им такой иск вчиню, до конца жизни заиками станут! И пусть только местная держиморда попробует вырубить интернет, пока я сижу за компом! Где он, кстати? Подать его сюда!
Выяснилось, что "подать его" никак невозможно. Пара, присматривающая за местным хозяйством, удалилась от людей не просто так. У Анны Павловны серьёзное иммунное заболевание, любая подхваченная бацилла может вогнать её в гроб. Посему мужа её, Виктора Ильича, мы будем видеть лишь с безопасного расстояния, а её саму не увидим вовсе, нам строго указано даже не приближаться к штакетнику, за которым стоит их дом. Да и на кухню в шале лучше заглядывать как можно реже - только для того, чтобы забрать приготовленную Анной еду, которую Виктор будет там оставлять, и отнести грязную посуду, которую он же загрузит в посудомоечную машину. Стирать мы будем сами (в доме есть прачечная с автоматом и сушилкой), а убирать - робот-пылесос после того, как мы соберём крупный мусор в мешки. Да, мешки с мусором тоже нужно относить на кухню.
То, о чём я сообщила вам в один абзац, Лев Янович излагал долго и со вкусом. Речь его, в отличие от путанных речей Верки, была стройной, гладкой и, я бы даже сказала, умиротворяющей. Во всяком случае, бурлящую во мне ярость она усмирила на раз. Но, чтоб мне сдохнуть, какое же это было занудство! Вязкое, обволакивающее, усыпляющее... И этот человек собирается объяснять нашим балбесам математику? Бедные дети! Я бы на их месте удавилась...
Отвлекшись на своё (не лишённое лицемерия) сочувствие, я упустила момент, когда доцент слегка поменял тональность. К обволакивающей вязкости прибавилась воркующая вкрадчивость. Что?! Этот гнус ко мне клеится? Вот тут я пришла в настоящий, безо всякого лицемерия, ужас. Пресечь этакие вкрадчивые поползновения невозможно. Я знаю, о чём говорю, был опыт. Наорать или дать по морде не за что, намёков вязкие кавалеры не понимают, обидеть их невозможно, таким хоть плюй в глаза, всё - божья роса...
Короче, с той минуты расклад в нашей педагогической баталии поменялся. Я молча, но решительно переметнулась на сторону противника.
*
Не берусь предсказать, чем закончилась бы эта необъявленная война при её естественном течении. В то хмурое утро, когда Лев Янович влетел ко мне со своим сногсшибательным известием, до кульминации нашего противостояния было далеко. Так я, во всяком случае, думала. Но передумала, увидев встопорщенную бородёнку, вставший дыбом островок пуха на макушке и дикую смесь не пойми чего в выпученных глазках.
- Виктора убили!
Вопрос, какого чёрта он врывается в спальню дамы без стука, застрял у меня в глотке. Вместо него выдавился жалкий писк:
- Как?..
- Размозжили затылок! Тяпкой!
Пока я открывала и закрывала рот, собирая обрывки мыслей, Лев Янович взял себя в руки и заговорил связно. Об убийстве ему сообщила Анна - по рации. Ночью она уснула, не дождавшись, пока муж вернётся, а утром обнаружила, что он не возвращался, встревожилась и пошла искать. Нашла на дорожке в нескольких шагах от вышки базовой станции. Виктор лежал ничком, на затылке - рана, капюшон в крови, рядом - тяпка с окровавленным лезвием, пульса нет, руки холодные. По всему выходит, что убийца напал, когда Виктор шёл от вышки к дому. В два часа ночи или около того.
Так получилось, что в одиннадцать, когда интернет полагалось вырубать по расписанию, супруги не досмотрели последнюю серию "Вдовца". А досмотреть очень хотелось, и они решили сделать это ночью. Гости лягут спать, и никто не узнает о несанкционированном подключении. В двенадцать с чем-то последнее окно в шале погасло, около часа Виктор сходил к вышке, вернулся, они досмотрели фильм, где-то в два Анна легла, а её муж снова отправился к вышке. И уже не вернулся.
- Как далеко отсюда до цивилизации? - Мне наконец-то удалось собрать мозги в кучку и выдать нечто членораздельное. - Когда нам ждать полицию?
- Мы не можем вызвать полицию! - Тут же вернул мои мозги в прежнее состояние Лев Янович. - Связи нет, машину ни Анна Павловна, ни мы с вами не водим, а тридцать километров пешком через тайгу с диким зверьём - это самоубийство. Придётся ждать, пока кто-нибудь не спохватится, что мы давно не выходим на связь, и не поднимет тревогу.
- Погодите... - Я чудом уцепилась за хвостик одной из сотни разбегающихся мыслей и оформила её в слова. - Вы хотите сказать, что кто-то не поленился осилить тридцать километров дикой тайги для того, чтобы разбить Виктору Ильичу голову? Он что, бывший мафиози? Шпион? Наследник состояния?
Лев Янович посмотрел на меня чуть ли не с жалостью.
- Тоня, вы не понимаете... Никто сюда не пробирался. Это просто невозможно. Территория ограждена трёхметровым забором, поверху - проволока под током, деревья по периметру с внешней стороны вырублены, с внутренней по ночам бегает сторожевая собака... А Виктор Ильич до приезда сюда был обычным майором МЧС, уже десять лет, как в отставке.
Мне понадобилась почти минута, чтобы понять на что он намекает. Но, позвольте, граждане, это полная лажа!
- Да вы спятили! На кой нам сдался ваш майор? Мы с ним не то что не знакомы, мы в глаза его не видали!
И это правда. Видали мы, да и то с почтительного расстояния, лишь фигуру в защитном костюме с намордником-респиратором. Возможно, по своему двору Виктор Ильич и расхаживал в обычной одежде, но к шале он иначе как в защитной амуниции не приближался.
- А я вам скажу, "на кой", Антонина Юрьевна, - не по-хорошему вежливо пообещал Лев Янович. - Кому-то ночью не спалось, и он... или она... прокрался в кабинет. Вы ведь в курсе, что играть можно не только в сети, правда? Скачай потихоньку игрушку, пока интернет есть, установи и играй в своё удовольствие. С компьютером, конечно, не так интересно, как с сетевыми дружками, но на безрыбье сойдёт. А тут, о удача! - вот он, интернет. Только ведь отключить могут в любую минуту...
- Бред! Ваша инсинуация имела бы смысл, если бы у нас сейчас была связь. В крайнем случае, если бы Виктора Ильича нашли у аппаратного шкафа. Но какого... лупить его по затылку, когда он идёт от шкафа?
- Может быть, он не шёл, а стоял. Остановился, чтобы подышать свежим воздухом.
- Ночью? Под дождём? Вы помните, как вчера лило?
- Лило в двенадцать. В два могло и перестать. И потом, для того, чтобы из направления его движения сделать вывод о том, что связь уже отключена, нужны мозги. А вашипитомцы, уж простите, Антонина Юрьевна, работать головой не приучены. И вы их существование в этом растительном режиме поощряли. Да-да, думаете, я не знаю, что мои задания делали за них вы?
- Ничего подобного! Я только объясняла, делали они сами.
- Объясняли? - взвизгнул оскорблённый песталоцци. - "Вот эта хрень, делённая на ту фигню" это, по-вашему, подходящее определение для тригонометрической функции? Из-за вас они нормальных определений и объяснений слушать не желали, зевали мне в лицо!
Я много чего могла бы сказать в ответ. Например, что за два месяца уложить в голове десятки определений и теорем, конечно, можно, но зачем? Готовясь в своё время к поступлению (а будущие лингвисты, чтоб вы знали, сдают и математику), я быстро смекнула, что строгие формулировки и доказательства нужны на устном экзамене, а для решения задач достаточно овладеть несколькими немудрящими лайфхаками. Тем более - для сдачи экзамена за девятый класс. Или что свои "нормальные" объяснения Лев Янович мог бы продавать в виде аудиофайлов как убойное средство от бессонницы. Но, честно говоря, я струхнула. Если он нас подслушивал (а как иначе, если он меня процитировал?), то мог прознать и о моей авторской методике обучения русскому. Вы не представляете себе, как легко и весело обозлённые подростки усваивают скучные правила на примерах с обсценной лексикой! Но их родители мою революционную идею вряд ли оценят по достоинству.
- По-вашему, сейчас самое время обсудить наши методические разногласия? - холодно спросила я. И, обогнув его, открыла дверь. - Вы идёте?
- Куда?
- На место преступления. Если мы не можем вызвать полицию, придётся разбираться самим. Я хочу посмотреть на следы и на орудие преступления. И на тело.
- Я убрал тело. У них в пристройке промышленный холодильник, я отвёз Виктора туда... Что вы на меня так смотрите? Не оставлять же было его на улице! А следы - какие следы, если всю ночь шёл дождь? Или вы не только в математике спец, но и в криминалистике?
Я оставила эту жалкую шпильку без ответа. Просто молча вышла из комнаты и спустилась на первый этаж. Лев Янович появился, когда я натягивала сапоги. Решил-таки сопроводить. И хорошо. Плитка под мрамор - неудачное решение для садовых дорожек, особенно ясно это становится после дождя. Трудно предсказать, в каком виде я добралась бы места, если бы не хваталась время от времени за спутника.
Дорожка, делившая надвое здоровый газон, вела к платформе базовой связи. Шагах в десяти от платформы у края дорожки валялась тяпка. Тяпка как тяпка, рабочее полотно потёртое, на кромке пара зазубрин, на недлинной, в полметра, дюралевой ручке несколько мелких вмятинок, краска местами облупилась, на пупырчатой резиновой держалке - треугольная дырочка. Старый заслуженный инструмент, никаких кровавых пятен, ничего зловещего. Я почти укрепилась в своих подозрениях насчёт злокозненной лжи, которую скормил мне мстительный Лев Янович, когда обратила внимание на необычный цвет цемента на стыке нескольких плит метрах в пяти от найденной тяпки. Не на самих плитах, понимаете? Плиты дождь отмыл безупречно, но то, что с них смывалось, стекало в шершавые серые швы и закрашивало их в цвет ржавчины. Не без облегчения отказавшись от идеи потребовать, чтобы мне предъявили тело, я молча повернула назад, к шале.
*
Я не рассчитывала, что узнаю убийцу по глазам. В шестнадцать лет мы обманываем и притворяемся намного виртуознее, чем в тридцать или сорок. Взрослый человек, если он не патологический враль, лжёт неохотно. Измыслить что-то, убедительно подать, запомнить, чтобы потом не поймали - слишком много суеты, унизительной для самостоятельного, независимого человека. Но подростки по определению люди несамостоятельные. От умения убедительно лгать зачастую зависит качество их жизни, поэтому лгать они, в большинстве своём, умеют.
И всё же я надеялась распознать фальшь. Лёгчайшую натянутость, слишком быструю или, наоборот, чуть передержанную реакцию, её избыточность или, напротив, слабую выраженность. Но нет, все пятеро были совершенны в своей естественности. Именно так и должен выглядеть спешно поднятый и собранный на неурочно ранний сбор молодняк. Встрёпанные, сонные, умеренно настороженные, умеренно недовольные. Рыжие патлы Олега стоят дыбом, по Насте сразу видно, что красилась наспех, Матвей явно не умывался, спал до последнего: на щеке ещё виден след от сбившейся в складки наволочки, а Саня и Антон, похоже, так до конца и не проснулись. Пока Лев Яныч вываливал на них нашу страшную новость, я пристально всматривалась в глаза. Неужели это недоверие, оторопь, постепенное осознание, приправленный жгучим интересом страх можно сыграть?
- Фигассе! И чего теперь будет? - Это Антон.
Лев Яныч объясняет расклад. У парней отвисают челюсти, сотрясаемая крупной дрожью Настя обнимает себя за плечи и скулит, что хочет домой. В чёрных очах Матвея вспыхивает рыцарский пламень, он запускает в волосы пятерню и требует ключи от аппаратных шкафов. Нет, он не имеет представления, как работает базовая станция, но разберётся. Понажимает на кнопочки, пощёлкает тумблерами... Лев Яныч отклоняет предложение, Матвей и Саня с ним спорят, а Антон вдруг округляет и без того немаленькие глаза и вопрошает:
- А кто его... а?
- Это мы и собираемся выяснить, - отвечаю. - Лев Янович уверен, что посторонним сюда не пробраться.
В наступившей тишине слышно шуршание листвы за окном.
- Вы думаете, это кто-то из нас? - недоверчиво спрашивает Антон. - Но зачем нам?
Я сухо излагаю версию о маньяке-игромане и, пока дети её переваривают, прошу Льва Яновича ещё раз рассказать о том, как он узнал о трагедии. Он, против обыкновения, краток, но на этот раз я въедлива. Когда точно его разбудила рация? Что именно сказала Анна Павловна? Где она была, когда он вышел из шале? Он её видел? А что видел - в деталях, пожалуйста. Лев Янович злится, отвечает раздражённо. Он не смотрел на часы, он не помнит точных слов Анны, она говорила сбивчиво, нет, он её не видел, ей же нельзя находиться рядом с потенциальными носителями заразы, она ушла домой сразу, как его вызвала. Виктор лежал на дорожке, ногами к вышке, лицом вниз. Да, в защитном костюме и в плаще, капюшон весь в крови, на затылке - прорезь, в нескольких метрах от ног - тяпка...
- А откуда маньяк её взял? - задаёт резонный вопрос Матвей.
И действительно, в шале нет ничего похожего на склад сельскохозяйственного инвентаря. Да и зачем бы он здесь понадобился?
- А мне интересно, как он отсюда выбрался после одиннадцати, - встраивается в паузу Олег. - Лев Яныч, вы забыли запереть дверь?
И это хороший вопрос. В первый же день нас предупредили, чтобы мы после одиннадцати не выходили из дома, потому что Виктор Ильич выпускает на ночь пса из вольера. Пёс обученный и на гостей кидаться не станет, но напугать, особенно в темноте, может. Здоровенный он, размерами не уступит собаке Баскервилей, только что породы не той - метис московской сторожевой. Лев Янович объявил, что будет на ночь запирать входную дверь. От греха подальше. Сейчас в ответ на вопрос Олега он озадаченно трясёт головой, но тут же находится:
- Вылез через окно.
- На окнах москитные сетки. Прибиты к рамам с внешней стороны. Можно было бы через балкон на втором, там сетки открываются вместе с дверями, но как в таком случае убийца вернулся? Вниз можно спрыгнуть, а назад?
- Получается, жена его приласкала, - делает вывод циничный Саня.
- Что ты мелешь? - Вскидывается Лев Янович. - Анна и жива-то до сих пор, только благодаря мужу!
Тоже верно. Без мужа Анне Павловне с таким хозяйством не управиться, да и не оставят её, болезную, на этой работе, а вернуться к людям для неё - смертельный номер.
- А кто ещё? - Упорствует Саня. - Ей и из дома ничего не стоило выйти, и тяпку было где взять, и собака её не тронула бы. А нас или кого постороннего в лоскуты небось порвала бы...
- А что, кстати, она сказала? - Вмешивается Матвей - Ну, про пса? Где он был, когда она вышла мужа искать?
- У тела, - говорит Лев Янович, но как-то неуверенно.
Что за сомнения? Анна не упоминала про собаку? Упомянула, но мельком? Сказала что-то, что сейчас кажется Льву Яновичу странным?
- А сами вы собаку видели? - спрашиваю.
- Нет.
В чём дело? Почему у доцента забегали глазки? Ну, не видел и не видел, забрала пса хозяйка, отвела в вольер... Нет, что-то он всё-таки темнит, наш пророк.
- Лев Янович, а на чём вы отвезли тело?
- На тележке, - не моргнув глазом, отвечает пророк. - Она у их калитки стояла.
- А куда продукты выгрузили?
- Ка.. какие продукты?
- Из промышленного холодильника. Он же не пустой стоял? Наверняка загрузили после нашего приезда, вон сколько ящиков с вертолётом прибыло. Вы продукты вынули?
- Д-да... Нет!
- Переложили на верхнюю полку? А тело - на нижнюю?
- Что за вопросы, Антонина Юрьевна? В чём вы меня обвиняете?
Саня присвистнул.
- А что, ключ от двери у вас был, а тяпка... Тяпку вы могли и потом подбросить, а по голове саданули чем-нибудь другим.
Пророк вскочил. Лицо его дышало благородным негодованием.
- Ты... Я... Вы!.. Да как вы смеете!
- Успокойтесь, Лев Янович, Саня шутит. Вы ведь тоже пошутили, да? Нет в холодильнике никакого трупа? Виктор Ильич живёхонек?
Благородное негодование уступило место ледяному достоинству.
- Да, он жив. Между прочим, это не я придумал сказать, что его убили, он сам меня попросил. И какие уж тут шутки, когда у него сотрясение мозга и на затылке прореха в десять сантиметров. Мне - мне! - пришлось под его же руководством швы накладывать. Потому что не хочет он никого вызывать - ни медиков, ни полицию. Он этой работой дорожит, осложнения, как он говорит, ему ни к чему. Но это не значит, что он спустит вам эту подлость! "Выясним, кто, - сказал, - лично отметелю мерзавца так, что мама родная не узнает".
- А чего это нам-то! - Возмутился Антон. - Бабу свою пускай метелит.
- Осторожнее, тёзка, - приструнила его я. - Не исключено, что автора этой версии Виктор Ильич отметелит в первую очередь.
- Так ведь некому больше, Антонин'юрьевна! У нас дверь была заперта, сетки на окнах, тяпки нет, и собака бы нас сожрала.
- Да, кстати, насчёт собаки... - Я поворачиваюсь к Льву Яновичу. - Почему вы замялись, когда Матвей спросил, где был пёс? И вообще, почему бы вам теперь не рассказать, как всё было на самом деле?
На самом деле по рации его вызвал Виктор Ильич. А того привел в чувство пёс, который под дождём согревал хозяина своим телом и зализывал ему рану. Замялся Лев Яныч, подумавши, что рядом с трупом пёс лежать бы не стал, вот и сказал, что пса не было, чтобы мы не вывели его на чистую воду. А про место, положение тела и валяющуюся рядом тяпку всё правда, так всё со слов Виктора Ильича и было.
- А как получилось, что пёс не побежал за хозяином, когда тот пошёл к вышке?
- Откуда псу знать, что хозяин туда пойдёт? Виктор каждую ночь его выпускал и уходил в дом, а пёс убегал. И на этот раз убежал. Территория-то здоровая, дождь шумит, он и не услышал, должно быть, как хозяин вышел, да пошёл со двора.
- Так... А тяпку Виктор Ильич, случайно, не признал?
- Да, тяпка его. Он ещё и из-за неё разозлился. Получается, что тот гадёныш, который его огрел, к ним во двор залез. А ведь они предупреждали, что нельзя!
- Я так думаю, что не было никакого гадёныша, Лев Яныч. Вызовите-ка вы Виктора Ильича по рации и спросите, не полол ли он вчера. И не мог ли забыть тяпку на грядке.
*
Вы, разумеется, уже догадались, как было дело. Слух у собак не хуже нюха, и не услышать, что родной хозяин вышел на прогулку, пёс не мог. Галопом помчал к дому, но по пути унюхал забытую на грядке тяпку. Непорядок это, бросать справный инструмент под дождём. Пёс тяпку подобрал и потрусил дальше - к вышке, куда направлялся хозяин. А вот хозяин - под дождём, да в защитном костюме, да в плаще с капюшоном - подбежавшего пса не заметил. Тому, должно быть, головой пришлось ткнуться, чтобы обратить на себя внимание. А прежде положить мешающую тяпку. Хозяин, дёрнувшись от неожиданности, поскользнулся на мокрой "мраморной" плитке, с размаху налетев затылком на лезвие. Хорошо, что в двух капюшонах был, а то ему и череп бы раскроило.
Спрашиваете, почему же он не помнил, как поскользнулся? Так не мудрено после такого-то удара по голове. Почему лицом вниз лежал, когда очнулся? Я так думаю, что пёс его перевернул, чтобы зализать рану. Наверное, и к дому пытался тащить, ведь тяпка довольно далеко от Виктора Ильича валялась.
Когда мы со всем этим разобрались (Виктор Ильич и про тяпку забытую в огороде вспомнил, и следы своего Мухтара рядом с той грядкой нашёл), то, естественно, потребовали компенсацию за моральный ущерб. А нечего было нас пугать и подозревать! Какую компенсацию? Могли бы и сами догадаться. Безлимитный интернет. А чего это, Виктору Ильичу и Анне Павловне можно в обход приказа по ночам кино смотреть, а нам в одиннадцать по койкам? И знаете что? Вопреки предсказаниям нашего пророка, что теперь я не оттащу маньяков от компьютера, у меня ни разу не возникло проблем с тем, чтобы в два всех разогнать. По-моему, после этой истории они встали на путь понимания Истины. Ну, как какой? О том что реал может быть не менее занимательным, чем виртуал.