Вениамин Аркадьевич не спеша летел по своим делам. Восходящие потоки прохладного с утра воздуха надежно поддерживали крылья, ветер был попутный. Еще два квартала, поворот на Никольскую, а там до водонапорной башни рукой подать. Ночевать на чердаке Вениамин Аркадьевич больше не решался, а с "водонапорными" голубями еще попробуй договорись. Везде нужны связи, везде!
Издалека показалась знакомая, крытая железом крыша. Вениамин Аркадьевич давно потерял счет времени, прошлая жизнь удалялась от него и как будто съеживалась в размерах. Детали все больше ускользали из памяти, и Вениамин Аркадьевич так боялся их потерять, что решил перебраться поближе к родному дому. Чердак тоже был неплох, но не давали покоя коты, а с водонапорки виден не только дом, в котором Вениамин Аркадьевич раньше жил, но даже окна.
В эти окна он мог теперь только заглядывать. Сделав красивый кульбит и от души нагадив на свежевыстиранный кем-то пододеяльник, Вениамин Аркадьевич опустился на подоконник. Все как всегда. Жена сидит в кресле, на коленях семейный альбом. Конечно, скучает по детям. Неблагодарные отпрыски разлетелись кто куда. И не пишут, и не звонят. Наверное, что-то было упущено в воспитании, да и было ли оно, воспитание это? Когда с утра до вечера пропадаешь на работе, о себе даже подумать некогда, не до излишеств. Дом - работа - дом. Хотя за Вениамином Аркадьевичем водился один грешок. Так, мелочь. Веселая разбитная соседка Сима была предметом мечтаний лысеющего бухгалтера. Когда Сима пекла свои булочки, запах, расползаясь по подъезду, бессовестно пролезал во все щели, щекотал ноздри, нагонял слюну. "Ах, голубь сизокрылый, он ласково воркует" - неслась из-за Симиной двери песня, обгоняя запахи. Что греха таить, Вениамин Аркадьевич мысленно расправлял плечи, когда его воображение рисовало крутые, обтянутые зелеными лосинами, женские бедра. И хотя Сима была морально недосягаема, жена регулярно изводила Вениамина Аркадьевича ревностью.
Подул прохладный ветер, Вениамин Аркадьевич нахохлился. Когда же Сима, наконец, вытряхнет на улицу аппетитные булочные крошки? Время к завтраку, однако. Но время шло, а Сима не показывалась. Вениамин Аркадьевич устало поджал лапки, задумался. Обрывочные воспоминания, как куски разрушенного пазла, проявлялись в минуты голода особенно сильно. Тот первый день уже другой жизни остался в памяти навсегда. Вениамин Аркадьевич проснулся, как обычно, около семи, потянул носом воздух. В ноздри ворвался сногсшибательный запах сдобы. Вениамину Аркадьевичу показалось, что у него невероятно обострилось обоняние, булочки завладели сознанием до самых удаленных его уголков. Впервые он не представил себе зеленые лосины, они его почему-то не волновали. Вместо мысли о Симе и следующего за ней желания, вдруг появилась совершенно другая, незнакомая потребность - что-нибудь клюнуть. Но испугался Вениамин Аркадьевич лишь тогда, когда в комнату ворвалась разъяренная жена и замахала перед его носом полотенцем. "Кыш, кыш отсюда"! Вениамин Аркадьевич возмутился, взмахнул крыльями и вылетел в открытое окно. Он долго потом сидел на дереве, тупо рассматривал крылья, уверяя себя, что это дурной сон. Солнце сделало круг и уже клонилось к закату, а "сон" не заканчивался. Более того, этот кошмар имел продолжение.
"Если Сима не появится через пять минут, придется лететь к Патриаршим," - подумал Вениамин Аркадьевич и тут его осенило. В памяти вдруг всплыла одна встреча. Дело было в парке, и как раз на Патриарших прудах. От неожиданной догадки Вениамин Аркадьевич пошатнулся и чуть не свалился с подоконника. Да, он прекрасно все помнил! Было воскресенье. На скамейку, где Вениамин Аркадьевич читал газету, присел незнакомец. Они разговорились, и Вениамин Аркадьевич не заметил, как рассказал гражданину в берете всю свою жизнь. Как устает на работе, как замучила ревностью жена, и даже про Симу рассказал, хотя, что тут было рассказывать. А тот живо поддакивал, сочувственно глядя в глаза. Как он понимал несчастного бухгалтера, которому до чертиков надоели дебит с кредитом! Живут же другие счастливчики без проблем. "Да, да, - кивал незнакомец, - Как птички божьи. Не знают ни забот и ни труда". Вениамин Аркадьевич даже повеселел, и на душе стало легче. Встречаются ведь понимающие люди!
Хлопнула форточка и на землю полетели вожделенные остатки Симиной трапезы. Вениамин Аркадьевич встрепенулся, расправил крылья и винтом спланировал вниз. Это его добыча! Что бы там ни запросили голуби с водонапорной башни, эта кормушка останется его маленькой тайной. Вениамин Аркадьевич старательно выклевывал крошки из асфальтовых щелей, не забывая оглядываться. Жизнь в новой ипостаси не давала возможности расслабиться. Вот и сейчас краем глаза Вениамин Аркадьевич приметил за углом рыжего кота. Припав на передние лапы, тот вертел задом, готовясь к прыжку. "Пора", - сказал себе Вениамин Аркадьевич и взмыл в небо. Лязгнули кошачьи зубы, поймав воздух. Вениамин Аркадьевич мысленно поздравил себя и, изменив маршрут, полетел к Патриршим. Черт с ней, с водонапорной башней. Надо срочно найти гражданина в берете, пока не стерлись в памяти его черты.
"Ах, голубь сизокрылый, забыл про день вчерашний", - донеслось из Симиной открытой форточки. У Вениамина Аркадьевича защемило сердце. Ничего, он сюда еще вернется в прежнем своем обличье. Обязательно вернется. И тогда берегитесь, Симкины булки!