Аннотация: Хронологически первый рассказ про Максима Безымянного. Он идет на праздник в Дом Культуры, но злобные террористы (гм... а разве бывают добрые террористы?) пытаются захватить город. Максиму, благодаря его особым способностям, удается выжить. Впрочем, террористы - это всего лишь фон. Истинный конфликт лежит совсем в другой плоскости...
Заложник.
Максим Безымянный попытался отхлебнуть чай. Руки плясали, выписывая в воздухе немыслимые кренделя. Тогда он нагнулся и кое-как глотнул. По телу растеклось жгучее тепло, пляска святого Витта немного унялась. Но никто не мог заставить его отвести взгляд от накрытого простыней тела, под которым расплывалось темное пятно.
- Что ты пристал? - сказал напарнику высокий ОМОНовец с укороченным автоматом. Очевидно, старший. - Не видишь, у парнишки стресс?
- Не верю я в то, что он базарит, - ответил второй, пониже. - Запудрить мозги трем террористам?
Максим посмотрел ОМОНовцу в глаза. Тот уставился в пол и сказал:
- А почему нет, собственно? Кому нужно тратить патроны ради насмерть перепуганного хлюпика?
События тяжелого вечера вновь промелькнули перед Максимом.
Мать бесцеремонно влетела в комнату. Когда-то она казалась Максиму почти совершенством. Все портили опущенные уголки губ, которые придавали лицу вечно презрительное выражение.
- Сынуля, собирайся, быстро! - сладко запела она. - И так опаздываешь! Алина с тобой?
Максим бросил взгляд на "родительницу". Настроение так-сяк. Лучше не злить.
- Нет, мама, - ответил он после внутренних колебаний. - Мы там встретимся. Может быть.
Импульс гнева обрушился внезапно, и Максим съежился, словно от удара по обнаженным нервам.
- Я зря подбирала выгодную партию? Надеюсь, ты ее хоть раз... окучил, как мужик?
- Мам, не надо мне подсовывать, кого попало. Личная жизнь-то моя, - промямлил Макс.
Лицо матери превратилось в маску мегеры. Волна ненависти прокатилась по комнате.
- Не ценишь ты меня, - зарычала мать, - Один остался, я для тебя из кожи вон лезу, в рот и в дышло пихаю, что повкуснее, а ты любимую мать в гроб загнать хочешь? Пошел вон, тварина, и чтобы ко мне больше не подходил! Жратвы тебе больше не будет!
- А деньги, мама? Я же тебе все отдал. До копейки.
- Что? Деньги? Ты их прожрал, падаль! Я тебе каждый день даю на дорогу и обед! Тебе счет выставить? Я все припомню!
Мать, полыхая черной злобой, вышла из комнаты. Неужели у всех такие родители? Но сейчас она хотя бы не лупит, чем попало. Максим вспомнил, как пытался жаловаться на нее учителям, но на людях Ольга Даниловна Безымянная играла в добродетельную и чуткую особу. О том, что она сделала с беззащитным ребенком после разговора с директором, лучше не думать: урок на всю жизнь. Зато маленький забитый человечек научился угадывать ее настроение и говорить то, что она хочет.
Макс надел свитер в катышках, замызганную куртку и вылетел в подъезд, унося на затылке полный ненависти крик:
- Опять как бомж оделся! Брюки почисть, идиота кусок!
Улица встретила Макса желтым светом фонарей и разноцветными огнями витрин. Из нависших над городом туч медленно падали крупные белые хлопья. Снежинка упала на ладонь, расплылась и превратилась в маленькую каплю. Как человеческая жизнь. И вдруг Максим почувствовал, что в недалеком будущем, словно готовый лопнуть нарыв, созрел какой-то узел и лишь единственный верный выбор из сотни дарует жизнь. Может, вернуться домой? Нет такой возможности. В принципе.
Подкатила маршрутка, фары высветили дорожный знак - шагающего человечка в синем квадрате. Наверное, у него какие-то важные дела, а он все идет и идет - равнодушный и бесстрастный. Максим глянул на часы - опоздал. Его однокурсники давно веселятся. Взбалмошная Алина, наверное, танцует с очередным ухажером: каждый хочет раскусить конфетку, у которой отец - заместитель директора банка.
Макс доехал до вокзала, перешел залитые светом прожекторов пути и пошел по засыпанной снегом тропинке к Дому Культуры. Построенное в 70-х годах XX века серое, облупившееся здание стояло на отшибе, рядом с мини-котельной. И чем ближе Максим подходил к нему, тем больше он ощущал внутренний протест: ему приходилось постоянно заставлять себя преодолевать невидимый барьер. И вдруг он понял, в чем дело: здание гудело страхом. Он витал в воздухе почти ощутимыми флюидами, ощущаясь в двух ипостасях: черный, животный и прозрачный, человеческий. Любой, получив такое предупреждение, кинулся бы бежать без оглядки.
Любопытный Максим подошел к центральному входу. Преодолев внутреннюю дрожь, осторожно открыл стеклянную, в грязных разводах, дверь и сделал шаг. Единственный. Из комнаты охраны доносились голоса:
- ...операция прошла, как по маслу! Овец пасут, героев не видно даже на горизонте. Как насчет полицейских участков?
- Всему свое время! Треклятая погода! Но время на нашей стороне.
Максим выскользнул на улицу и осторожно, буквально по миллиметру, закрыл дверь. К счастью, она не скрипнула. Обошел здание, и лицом к лицу столкнулся с вооруженным человеком. Высокий боевик, в зимнем камуфляже и маске, направил на незваного гостя короткий автомат.
- Ну-ка, кто тут у нас? - протянул он, дохнув в лицо куревом. - Дружок, ты откуда взялся?
- Домой иду, с работы, - тихо сказал Максим, и посмотрел в глаза террористу, устанавливая контакт. Сейчас надо говорить только то, что он хочет услышать.
- Где работаешь?
- На станции. Убираюсь вместо мамы. - Максим захихикал и растянул губы в улыбке идиота. - У меня в голове балакают человечки.
- И что они балакают? - заинтересовался бандит.
Поверил. В тягучей, как патока, волне скуки появились блестящие ниточки интереса.
- Что мама суп сварила. Есть пора, в животе у них бурчит.
- А про меня они ничего не говорят?
- Вы - полицейский. Я однажды в город пошел, меня споймали и домой отвезли. На машине.
- Ты меня не боишься? - удивился террорист.
- Полицейские хорошие. Они человечков пирожками накормили.
- Что с тобой делать? - внезапно сказал бандит, размышляя вслух. - К овцам? Проблем не оберешься. Шум поднимать нельзя. Вали домой, к маме, пока я добрый. Ну, что встал?
Максим повернулся и пошел прочь, загребая берцами свежий снег.
Возле железнодорожного переезда большой тонированный микроавтобус, отчаянно рыча двигателем, безуспешно пытался стронуться с места. Левое колесо бешено вращалось, полируя и без того гладкий лед. Открылась дверь и пожилой мужчина уставился прямо в глаза Максиму:
- Эй, парень! Помоги-ка! - прохрипел он.
Сердце покрылось ледяной коркой. С языка едва не сорвались роковые слова: "А пассажиры не могут, что ли?" Водитель дал газ. Максим несколько раз толкнул машину - бесполезно. Раздражение в салоне нарастало, звоном маленьких колокольчиков отдаваясь в натянутых до предела нервах. Макс крикнул:
- А Вы ручник затяните чутка, и осторожно газаните!
Микроавтобус, урча, медленно выбрался из ледяной ловушки. Водитель ухмыльнулся.
- Голова! - сказал мужчина, от него пахло мятными конфетами. - Долго проживешь. Не задаешь лишних вопросов!
Дверь захлопнулась, машина тяжело перевалила через рельсы и скрылась за снежной пеленой. Кровавые бельма габаритных огней растворились в темноте.
Максим припустился бежать - надо успеть предупредить хотя бы одну дежурную часть. Он добежал до приземистого кирпичного здания рядом с вокзалом, распахнул тяжелую деревянную дверь и выпалил с порога:
- Террористы захватили Дом Культуры!
Пожилой полицейский отхлебнул из фарфоровой чашки дымящийся чай и сдвинул очки на лоб:
- Молодой человек, не мешайте работать. За ложный вызов предусмотрена уголовная ответственность!
- Но я говорю правду! Там бандиты с автоматами!
Двое полицейских прервали увлекательное занятие по забиванию козла.
- Позвони в ДК, проверь, - сказал высокий, с усиками.
Дежурный набрал номер:
- Дом культуры? У вас все в порядке? Празднуют? Ну и отлично.
- Ты слышал? - сказал усатый. - Вали отсюда.
- Нет, - ответил Максим, чувствуя исходящие от полицейских волны недоверия. - Пока не вызовете "Антитеррор", не уйду.
- Документы, - сказал очкастый.
Максим протянул паспорт.
- В обезьянник его, - сказал усач. - Пусть посидит, пока мы не разберемся.
Лязгнув, захлопнулась стальная решетка. Щелкнул замок. Полицейский в очках потянулся к телефону:
- "Антитеррор"? Привокзальный участок. Мы чижика задержали: говорит, в ДК террористы. Уперся рогом. Проверьте. И к нам пришлите группу, заберете его.
Прошло несколько минут. Полицейский в очках допил свой чай, двое других хлопали костяшками домино. Внезапно в воздухе повисла агрессия. Максим понял, что нападение произойдет прямо сейчас. Он юркнул под скамью и обхватил голову руками.
Невыносимый грохот пальбы. Стоны и чей-то полный боли крик, оборванный выстрелом. Жалобный звон разбитой чашки. Щелчок замка. Грубый низкий голос:
- Вылезай!
Максим выполз из-под скамьи и посмотрел в глаза высокому человеку в маске. Террорист хочет поиграть в Робин Гуда. Значит, убивать не будет. По крайней мере, пока.
- Ты кто? - резко спросил бандит.
- Арестованный, - тихо сказал Максим.
- За что?
- За протест.
- Наш человек! Запомни: мы - не террористы, мы - борцы за свободу! Я дарую ее тебе!
Бандит не врет. По крайней мере, он сам верит в то, что говорит.
- Не стоит оставлять свидетелей, - озабоченно сказал боевик у входа.
- Когда мне понадобится твой совет, я сам спрошу! - огрызнулся главарь, навел на Максима автомат и нажал спуск. Щелкнул ударник.
- Что, страшно?
На поясе бандита зашипела рация. Чей-то далекий голос прохрипел:
- У нас проблемы, всем срочно на точку!
Не обращая более внимания на пленника, террорист выбежал на улицу, на ходу защелкивая магазин. "Номер второй" поднял было оружие, махнул рукой и выскочил вслед за первым. Максим вновь забился под скамью и скорчился там, пока не услышал топот бойцов группы "Антитеррор".
- И все равно, что-то не так, - сказал ОМОНовец пониже. - Он не заодно с ними?
- Может, он телепат? - ухмыльнулся старший и добавил: - Гражданин Безымянный, на выход!
Максима посадили в полицейский "бобик". Он съежился на жестком заднем сидении между двух ОМОНовцев. Старенький УАЗик рванулся вперед, за окном замелькали желтые глаза фонарей, проплыло серое здание вокзала. Автомобиль промчался по мосту, абсолютно пустынному проспекту, выскочил к центральному входу больницы и резко тормознул. Максим едва не вылетел через лобовое стекло. Омоновцы взяли его под руки, и повели в кабинет главврача. К следователю. Со стороны вокзала загремели выстрелы, от ударной волны далекого взрыва задрожали стекла...
Когда Максим, активно пытаясь разлепить веки, вошел в квартиру, мать, обливаясь слезами, бросилась к нему:
- Ты жив? Сыночек, дорогой, у меня дороже тебя нет никого. Столько людей погибло!
Зачем она врет? Правду ото лжи он научился отличать много лет назад. Алина иногда говорила, что ей страшно быть рядом с человеком, которому невозможно солгать.
- Мне повезло. Я опоздал на праздник.
Волна гнева и раздражения прокатилась по комнате:
- Что? Где ты шлялся всю ночь? Я из-за тебя с ума схожу, лекарства глотаю! Ты хочешь мать в гроб загнать?
- Меня задержали ОМОНовцы. Я давал показания, - попытался оправдаться Максим.
- Ты мог бы позвонить! - закричала мать, и вдруг ее лицо скуксилось, по щеке скатилась прозрачная капля.
- Алинку-то, невесту твою убииили, когда Дом Культуры брали. Такую партию потерял... - она утерла глаза краешком белоснежного носового платка.
Максим понял все. Он не увидел в душе матери ни жалости, ни сочувствия к погибшей девушке или собственному сыну. Потеря выгодной партии занимала ее более всего, и рыдала она с... досады! Крокодиловыми слезами! Но не может быть, чтобы Алина... Нет, ее смерти он не чувствует.
- Я ухожу, мама, - неожиданно для себя сказал Макс. Он вообразил себя внутри зеркальной сферы, пытаясь отразить волну острой, как бритва, ненависти. От невыносимой внутренней боли онемели пальцы.
- Что? Ты собрался бросить любимую мамочку? Ну, вали, поживи, попробуй, какова жизнь. Сам прибежишь, руки мне целовать будешь! Найди сначала работу. Ты такой же никчемный козлина, как и твой папаша!
- Уже нашел, мама. Буду работать помощником у Кассандры. Лавка судьбы. Гадания, предсказания и все такое.
- У этой шарлатанки? Ну-ну. Она выпрет тебя через неделю, вот увидишь! Ты никому не нужен, кроме меня!
Максим выскочил в свою комнату, закрыл дверь и сел в кресло. Нашел в справочнике номер морга. Через несколько минут ему удалось дозвониться.
- Патанатомическое отделение слушает, - ответил усталый голос.
- Скажите, к вам не поступала Звягинцева Алина?
- Сейчас посмотрю... нет. А Вы кто ей будете?
- Жених, - ответил Макс.
- Одну минуту... - на другом конце линии послышался приглушенный разговор. Затем патанатом снова взял трубку:
- Она в хирургии, ее прооперировали. Ранение тяжелое, в живот, но опасности для жизни нет. Все будет в порядке. Ей повезло. Пара сантиметров в сторону, и осталась бы инвалидом. Посещение завтра с четырех до семи вечера.
- Большое спасибо, - ответил Макс и положил трубку.
В комнату бесцеремонно, как всегда, вошла мать. От нее веяло холодным, расчетливым гневом.
- Я хочу тебе сказать, - процедила она. - Если ты уйдешь, и не будешь приносить мне деньги, больше сюда ни ногой, падаль! Я тебя не знаю, и знать не желаю!
- Квартира от отца досталась. Она и моя тоже!
- Когда ты, гнида, заработаешь и купишь свою, тогда будешь права качать! Ты что-нибудь сделал для того, чтобы здесь жить? Хоть копейку сюда вложил? Только все поганишь, к чему ни прикоснешься!
- Я летом, что заработал, все тебе отдал...
- А я потратила в десять раз больше! А жрал ты на что, тварина? Ты мне еще будешь выкоёвдиваться? Погань ты вонючая, я тебя измешу, урод!
Мать сжала кулаки и шагнула вперед, намереваясь схватить сына за волосы. И тогда Максим встал и сделал то, что раньше считал немыслимым. Он вперил взор прямо в карие, как у него самого, глаза матери. Они превратились в два темных колодца, на дне которых плескались злоба, эгоизм и жуткая, почти звериная жестокость. Максим с трудом подавил в себе желание полыхнуть в них черным сгустком боли, квинтэссенцией всего, что копилось в душе годами. Но тогда... ему было страшно даже подумать о том, что может произойти. Приложив нечеловеческие усилия, он сдержался.
- Вон отсюда, - раздельно произнес Макс. - Пошла вон из моей комнаты. Иначе я за себя не ручаюсь. Хватит. Я больше не буду твоим заложником. Попробуешь меня остановить - я убью тебя.
Мать попятилась. Животный ужас волной прокатился по комнате.
- Что ты такое говоришь? - испуганно забормотала она, выскочила в коридор и закричала: - Ты - псих! Я сейчас вызову "скорую" и тебя увезут в психушку! Ты опасен, я так и скажу!
- Без моего согласия никто меня не заберет!
- Да? А вот посмотрим. Давай, проверим, кто из нас прав?
Не обращая внимания на крики матери, Максим собрал рюкзак. Последним он положил в карман прощальный подарок отца - складной американский нож "Бак" и прошел в прихожую.
- Неблагодарная тварь! - исходя ненавистью, закричала мать с кухни. - Я тебя растила, воспитывала, в рот и в дышло тебе конфетки пихала! Только благодаря мне ты стал человеком!
- Тебе напомнить, как ты это делала, мамаша? - презрительно сказал Максим и хлопнул дверью.