Живетьева Инна : другие произведения.

Наследники: Черные пески (Ч.I)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Выбор между предательством и предательством.
    Выбор между честью и честью.


  

Глава 1

   Большой Тронный зал наполнился голосом королевского герольда. Пажи склонили перед королем четыре штандарта, перевитые лентами: один бронзовой, один серебряной и два золотыми. Целых два! Темка вытянулся в струнку, вскинул голову. Пусть их род не столь известен и знатен, тем лучше. Быть может, именно он, Артемий Торн, примет из рук короля золотую ленту.
   Умолкли голоса, и только легкий шум, рождаемый шелестом ткани, взмахами вееров и взволнованным дыханием, напоминал о том, что Зал полон. Четверо наследников знатных родов встали перед королевским троном. Лицо короля Эдвина серьезно, как и подобает, но под темными усами прячется улыбка. Королева Виктолия мнет тонкими пальцами тяжелые кружева и, кажется, волнуется вместе с мальчишками. В глазах принцессы Анхелины - любопытство.
   - Фалий Ледней из рода бронзового Льва!
   Стоящий слева от Темки мальчик вышел вперед, склонил в приветствии голову. Темка отвел глаза: он не хотел смотреть на ритуал, пусть для него все будет в первый раз. Обежал взглядом гостей. Ух, какая зависть на лице парня! Того и гляди, сожрет четырнадцатилетних мальчишек. Темка взглянул на герб: род Быка. Просто - род Быка. Известный, прославленный, но так и не заслуживший даже бронзовой ленты. А раз так, то честь испытания прошла мимо наследника.
   - ...крепость Десницы... - услышал Темка и продолжил мысленно: "...в Топском крае".
   За прошедший месяц они с Александером протерли карту до дыр, пытаясь угадать - какая же крепость достанется княжичу в управление на два года. Та, что стоит на мирной границе? Или брошенная из-за Черных песков? А может, любая другая из ненужных короне, в которых не держат гарнизон - расточительно.
   Которые были ненужными, пока не решили отправлять наследников подальше от властных родителей в суровые условия гарнизона. Или утонут, или научатся плавать. Темка тонуть не собирался и еще выше вскинул упрямый подбородок.
   Крепость Десницы не плоха и не хороша - границы уже лет двести как отступили от нее. Там тепло, растет виноград. Но Темка предпочел бы орешек покрепче. Он покажет, на что способен!
   - Артемий Торн из рода серебряного Оленя!
   Темка украдкой вытер вспотевшие ладони о праздничные бархатные штаны. Шагнул вперед по отполированным до зеркального блеска плитам, склонился перед королем.
   - Прими же из рук моих родовой меч Торнов. А вместе с ним - право на трехлетнее владение крепостью Северный Зуб, что на границе с Даррским королевством.
   Меч тяжело лег в ладони. Темкины пальцы стиснули ножны. Княжич не видел сейчас ничего, даже лицо короля расплылось за какой-то дымкой. Только червленое серебро на темно-бордовой коже: узкий, летящий силуэт оленя.
   - Мой король! - голос звенит от волнения. - Я принимаю из рук твоих родовой меч и клянусь им служить тебе до последнего мига своей жизни.
   Конечно, это не настоящая служба. Просто учеба под присмотром капитана. Но Темка вкладывает в слова ритуальной клятвы весь свой пыл: мой король, я сделаю гарнизон крепости Северного Зуба лучшим гарнизоном! Княжич нашел взглядом отца: тебе не придется краснеть за наследника!
   Меч повис на поясе. Теперь придержать рукоять, четко развернуться и шагнуть на место. Чтобы сразу было видно - воин, не мальчишка.
   - Маркий Крох из рода золотого Лиса!
   Темка скривился про себя: "Марик!" Уж ему-то найдут теплое местечко. Ну конечно - Семь Башен на границе с Ладдаром. Хоть и в стороне от торговых путей, но все-таки многолюднее, чем рядом с умирающим Даррским королевством.
   - Эмитрий Дин из рода золотого Орла!
   Темка проводил взглядом светловолосого веснушчатого мальчишку. Последний. Самый знатный род. Княгиня - северянка, родом из тех же мест, что и королева. Король Эдвин - частый гость у Динов, а княжич чувствует себя во дворце так же вольно, как в собственном замке. Он зовет принцессу Анхелину просто Анной и часто сопровождает ее на прогулках. Эмитрию наверняка достанется еще более "выгодное" для нужных знакомств место. Если уж Марику Кроху такая "честь"!
   - ...владение крепостью Южный Зуб, что на границе с Даррским королевством.
   У Темки чуть рот от изумления не приоткрылся. Вовремя стиснул губы: воин должен уметь владеть собой. Даже когда происходят столь удивительные вещи.
   Ритуал свершился. Слова герольда точно взломали лед на бурном ручье - в Зале сразу стало шумно. Темка горделиво положил руку на оголовье меча: все, теперь он уже не мальчик, воин. И тут же оказался стиснут, погребен под грудой сладко пахнувших кружев - мама прижала сына к себе, запахнула, словно птица, длинными рукавами.
   - Ну что ты меня, как маленького! - недовольно пробурчал Темка, но помедлил на мгновение, прежде чем отстраниться.
   У мамы в карих - одного цвета с Темкиными, - глазах тревога и печаль. Отец из-за ее плеча моргнул сыну: будь мужчиной, успокой маму, она же волнуется. Княжич еле заметно вздохнул, прижался к расшитому бусинами платью и, как в детстве, потерся носом, прижался щекой.
   Обжег насмешливый взгляд - Марик стоял неподалеку, рядом с отцом, княгини же не было. Темка независимо повел плечом и ухмыльнулся в ответ: его-то отец на тепленькое местечко не пристраивал!
   - Пойдем, найдем князя Дина. Вам с его сыном вместе служить.
   Темка с сомнением глянул на будущего соседа. Жаль, что толком ничего об Эмитрии не знает. Князь Торн редко берет с собой сына в столицу, а Дин-младший вместе с матерью большую часть года проводят при дворе.
   Пока шли к приветливо улыбавшемуся князю, Темка украдкой рассматривал Эмитрия. Пышные светлые волосы аккуратно причесаны, новенький зеленый мундир с золотыми шевронами сидит, как влитой. Да вот только меч наследник придерживает не очень уверенно. Конечно, родовое оружие скорее символ, и княжичей больше учат владению шпагой и пистолетом, но Темка все равно высокомерно хмыкнул про себя. Честно говоря, Дин-младший не произвел на него впечатления. Тихий больно, вон, рожа какая светлая, сразу видно - у мамочкиного подола в замке сидит, а не по степи на лошадях носится. То ли дело Темка: загорелый, обветренный, с коротко обрезанными темными волосами.
   Княгиня Дин погладила сына по затылку, слегка толкнула в спину: знакомиться с Торном-младшим. Темка наклонил голову в положенном приветствии и снова хмыкнул: да уж, кажется, с соседом ему не повезло. Ну и шакал с ним. Главное, скоро в дорогу.
   И эта дорога ведет в другую строну от Марика, подумал княжич, глядя в спины золотым Лисам. Крох-младший неожиданно оглянулся. Темка отвел глаза. А ведь еще прошлой осенью...
  

***

  
   ...С утра в замке Торнов творилось что-то невообразимое. Темка с негодованием осмотрел пустую столовую и двинулся в сторону кухни. Суета суетой, но где завтрак? И что вообще происходит? Мальчика то и дело обгоняли слуги - кто тащил свернутые дорожки, кто нес в охапке кувшины, а двое так и вовсе надрывались под тяжестью статуи. Пробегали и с пустыми руками, но их Темка тоже не стал останавливать. Не дело наследнику у слуг новости выпытывать, особенно когда весь замок уже в курсе.
   На кухне стоял такой тарарам, что Темка даже замялся на пороге. Но толкнула не особенно почтительно дебелая девка, волокущая корзину с овощами, волей-неволей пришлось посторониться. Посреди бедлама стояла мама, перед ней застыли повар и две его главные помощницы. Княгиня казалась похожей на капитана перед смотром, так властно она раздавала приказы, обводя руками кухонные фронты.
   - Мам?
   Полина Торн повернулась к сыну, морщинка на лбу на мгновение разгладилась:
   - Через два дня приезжают золотые Лисы - князь Крох с сыном. Маркий Крох, между прочим, твой ровесник...
   - Я помню! - возмущенно перебил Темка. Уж про золотые-то рода княжич должен знать, а мама все считает его маленьким.
   - Очень хорошо. Тогда ты должен понимать, что Крох-младший целиком на твоей совести.
   Темка хмыкнул, почесал бровь:
   - Можно подумать, у меня и без него на совести мало. А поесть-то дадут?
   Настроение подскочило. Отец редко берет с собой в поездки, и Темке еще не выпадал шанс познакомиться близко с кем-нибудь из княжичей. Торн-младший принимал активное - а порой даже слишком активное, - участие в жизни мальчишек из отцовского гарнизона и деревенской ребятни. Но они всегда видели в нем наследника, хоть и не потворствовали ни в игре, ни в драке, случись такая оказия. Темка, если нужно было, решительно стаскивал камзол и выходил в круг. Поддаться ему из-за страха перед титулом считалось делом шакальим, и княжич нередко выходил из боя с синяками. Но стоило драчунам разойтись, как Темку снова окружала невидимая стена.
   А Марк Крох - это совсем другое дело!
   Княжич стянул с накрытого полотенцем блюда еще теплый пирог с грибами и быстро выскочил из кухни. Первым делом на конюшню, его любимая Дега к приезду гостей должна быть просто красавицей.
  
   Волнение у Темки не утихало, словно перед Именованием Матери-заступницы. Да и в замке суетились не меньше, чем перед праздником, а доносившиеся из кухни запахи тревожили даже самый полный желудок. Для полного сходства не хватало одного - ожидания подарков. Но порой Темка ловил себя на мысли, что дружба - пока только вымечтанная, - долгожданнее и нужнее любых других даров.
   Княжич, вопреки обыкновению, даже просидел полдня в замковой библиотеке, листая плотные страницы хроники золотых родов королевства. Марк Крох носил геральдическую ленту уже в шестом поколении. Дарована она была его предку за доблесть и честь, за ратные заслуги перед короной. Не было в роду Лиса королевской крови, славился он делами - воинскими и только воинскими. Предки Марка выигрывали труднейшие сражения, а если перевес врага оказывался слишком велик и поражение неизбежно - спасали солдат, отводили войска и готовили их к новой битве. Не было среди Крохов ни трусов, ни дураков.
   У Темки холодели щеки, когда он зачитывал длинный список побед дедов и прадедов Кроха. На долю отца Марка пришлось их много меньше, но что делать - король Эдвин не воюет.
   Княжич смотрел невидящими глазами в книгу и мечтал, как поскачут вдвоем с Марком в бой, прикрывая друг друга. Или как ударят с двух флангов, сминая вражескую армию. А может, возьмут неприступную крепость. И пойдет по королевству слава о друзьях... Тут Темка мысленно осекался. Как ни хотелось ему верной дружбы, понимал: сначала нужно хотя бы увидеть Кроха-младшего.
  
   Золотые Лисы приехали под вечер. Осень уже укоротила день, и во дворе зажгли факелы - много, обычно столько не горело. Темка стоял на широком крыльце по правую руку от отца, по левую же место отводилось княгине. Жесткий ворот нового камзола натирал шею, и все время хотелось покрутить головой. Но нельзя, широкие ворота уже распахнуты, скоро появятся гости.
   Первым въехал паренек с княжеским штандартом, следом - Дарий Крох с сыном, за ними - солдаты. Единственная телега пылила позади отряда, и тут же стыдливо свернула, покатила на задний двор.
   Отец чуть откашлялся и гулким басом поздоровался с гостями. Княжич вскинул повыше подбородок: он тоже из знатного рода!
   На Кроха-страшего Темка глянул мельком - пусть и прославленный воин, все равно Марк интересует больше. Темноволосый мальчик в строгом темно-коричневом камзоле свободно держался в седле, казалось, длинный путь не утомил княжича. Темка прикинул на глаз: они должны быть одного роста. Гость повернулся, посмотрел на него в упор. Узкое лицо с темными глазами, освещенное подрагивающим светом факелов, мало походило на те портреты, которые Темка видел в летописи. У предков Марка жесткие лица грубой лепки, с широкими скулами и тяжелыми подбородками, а наследника словно из тонкой кости выточили. Марк легко соскочил с коня, передал повод солдату и подошел вместе с отцом крыльцу. Действительно, одного роста.
   Темка вытянулся в струнку, наклонил голову перед Дарием Крохом:
   - Артемий Торн, князь.
   Светлые, цвета холодной воды, глаза равнодушно глянули на мальчика.
   Поздний ужин в большом зале тянулся дольше самого нудного урока. Темка, так и не избавившись от неудобного камзола, без аппетита ковырялся в запеченной щуке. Не очень понятный разговор катился над головой, князья продолжали какой-то старый спор.
   - Королева Виктолия должна радеть за Илларское королевство, - жаркий голос князя Кроха не вязался с холодом его глаз.
   Маркий прислушивался к разговору ненавязчиво. Его манеры были безупречны, Темка уже перехватил ревниво восхищенный мамин взгляд. Тоже, нашла принца!
   - Это прекрасно понимают и в Ладдаре, - сказал отец. Он почти не ел и, кажется, был чем-то недоволен. - А им выгоден этот союз.
   - Выгода не столь велика, чтобы не осложнять отношения с Илларом.
   - Простите меня, князь, вы отменный полководец, но недооцениваете тот доход, что идет с наших караванов.
   - Вот именно! Наши деньги, которые оседают в казне соседей. Соседей, которые в любой момент могут перекрыть дорогу - и что тогда?
   - Ну, это вряд ли. Дарий, сравните наши войска и короля Далида...
   Досада наполнила Темку от пяток до макушки - ну ведь ничего же не понимает в разговоре! Знает, конечно, что королева Виктолия - дочь короля ладдарского Далида, что идут через соседнее государство караваны в портовые города... но суть спора ускользала. А Марк понимает, вон как внимательно слушает. Эта досада, и неудобный камзол, а главное - ну не такой настоящий Маркий Крох, не такой! - сделали княжича раздражительным и окончательно испортили вечер.
  

***

  
   Трава выгорела под солнцем, пожелтела. Только по обочине дороги, там, где все лето не просыхала грязь, осталась густо-зеленой. Иногда мелькали нежно-кремовые метелки дарт-цветка да попадались островки клеверных головок. За телегами тянулся пыльный шлейф. Возницы ругались и норовили отстать от ехавших впереди, обоз все больше растягивался. Пришлось поставить в арьергарде солдат.
   Ближе к реке потянулись заливные луга. Повис густой дух от свежескошенной травы и от ягодников. Припрятанные в лопухах туеса раздувались от земляники, сочились красными подтеками. Крестьяне торопливо кланялись в пояс, посверкивая на солнце остриями кос. Мужики казались Темке точно такими же, как и встретившиеся вчера. Или позавчера? Дни похожи один на другой. Но вовсе не так безмятежны, как могли показаться.
   - Александер, мы будем соседями. Я должен знать о Германе больше.
   Темка вовсе не собирался подражать отцу, но почесал бровь точь-в-точь его жестом. Капитан рассмеялся.
   - Ладно. Я и правда с ним уже сталкивался. Картежник - душу готов шакалу заложить, если в масть не идет. Дуэлянт. Да это ладно, с кем не бывает. Вот только слухи ходят, что за некоторые ссоры заплачено золотом. Какое убийство может показаться невиннее, чем на дуэли? Последний противник Германа был из рода золотого Буйвола. Они очень не любят прощать обиды. Думаю, капитан решил переждать бурю в тихой норе.
   Темка бросил вперед недовольный взгляд: зря князья договорились о совместном путешествии. Конечно, между Южным и Северным Зубом - полдня неторопливым шагом, надо налаживать отношения. Но Темка с удовольствием оставил бы это на потом. Эх, путешествовать бы сейчас только со своими людьми! Спокойно беседовал бы с Александером, хвастался бы - что уж греха таить! - родовым мечом перед десятилетним Шуркой, капитановым сыном, фехтовал бы, не оглядываясь на любопытных, упражнялся в стрельбе.
   А тут только и думай, как бы два отряда не передрались. Набрал же князь Дин солдат! Или специально выслал подальше весь сброд? Темка может и не забивать себе этим голову, но он решил: с первой же минуты, как только возьмет в руки меч, будет пытаться стать настоящим командиром. Вот и едет целый день бок о бок с Александером.
   Эмитрия Дина, как видно, эти проблемы не волнуют. Темка его рядом с капитаном Германом и не видел. Околачивается княжич где-то в середине обоза и голоса не подает. Слабак! Даже когда его люди начали кидать сальные шуточки, только глазами похлопал. В обозе княжича Дина нет ни одной женщины. Темка сам слышал, как Герман презрительно прохаживался насчет воинов, не способных отцепиться от бабской юбки. А Темка согласен с Александером: если кто хочет, пусть едет вместе с мужем. В замке всем место найдется. Тем более, случись война - и куда побегут женщины? Правильно, под охрану крепостных стен.
   Темка рад, что с ними семья капитана. Шурка - отличный парень! Жаль только, что маленький. Но шустрый - везде нос сунет. Дарика уже отчаялась искать его по всему обозу. И давно прекратила ежевечерние попытки отмыть чадо. Грозится, что, как доберутся до крепости, засунет Шурку в чан и будет целый день кипятить. Даже против восьмилетней Элинки Темка ничего не имеет. Совсем не вредная девчонка. Хитра только до ужаса; за это, да еще за пышную рыжую косу к ней намертво приклеилось прозвище Лисена. Едет в обозе бабка Фекла, мать одного из солдат. Старая уже, не бросишь в деревне. Историй знает - слушать, не переслушать. Да все страшные, про призраков да колдунов. Как начнет вечером у костра сказывать, так Темка и дышать перестает. Мурашки по спине целыми гарнизонами бродят, страшно в темноту до кустиков сбегать. Даже Эмитрий пристраивается неподалеку, тоже слушает.
   Дорогу преградила река. Течение слабое, и не так уж тут глубоко. Но слишком широко раздались берега. Паром занят: два мужика на телеге, бабка с тощей козой да нахохленный дедок. Малец на отмели побросал удочки, уставился на богатый обоз, засунув в рот грязный палец.
   Герман повелительно махнул рукой: убирайтесь, мол. Темка почесал бровь. Вмешаться? Нет, без поддержки Александера ничего не получится, а тот не полезет в свару из-за пустяка. Эмитрий торопливо подъехал к своему капитану, сказал что-то негромко. Герман отмахнулся раздраженно, словно не княжич с ним говорил, а сопляк безродный. Темка тронул оголовье родового меча: неужто Дин-младший спустит? Презрительно ухмыльнулся: спустил. Слабак!
   Переправлялись долго. Старенький паром поскрипывал, и уставшего колченогого мужика сменили у колеса солдаты. Солнце припекало, Темка уже взмок в мундире, но снимать не стал. Он - княжич! Хотя, если честно, не будь тут Эмитрия, давно бы остался в одной рубахе.
   Все, его черед - отряд Дина на том берегу, да и Темкин почти весь переправился. Маленький рыбак, не отрывавший глаз от переправы, надул губы - развлечение заканчивалось. Да, редко бывают княжеские наследники в этих краях. Темка нашарил в сумке кожаный мешочек, выудил медную монетку и швырнул мальцу. Тот ловко поймал в кулак, изумленно захлопал ресницами.
   Зеленоватая, пропахшая тиной вода плеснула в низкий бортик, когда княжич ступил на паром, ведя за собой кобылку. Дега потянулась мордой к воде. Темка придержал повод: чуть позже, когда остынет. Карий глаз глянул с укором, но княжич не смягчился. Чавкнуло у кромки, выпуская мутное облако ила, и паром отошел от берега.
   Рядом с Темкой остановился Александер.
   - Артемий, тебе с княжичем Эмитрием три года соседями быть.
   Темка чуть повел плечом: ну и что? Больно нужен ему этот слабак!
   - А ты не хотел бы с ним пофехтовать?
   Княжич презрительно фыркнул. Его учил сражаться отец! Да и сам Александер хвалит.
   - Я - не хочу. Но если ты считаешь, что это нужно, то могу.
   Александер серьезно кивнул, но Темка все равно заметил легкую усмешку в глазах. Зато Шурка, ненавязчиво болтавшийся тут же, смотрел на княжича с неприкрытым восхищением и заранее радовался победе.
  
   Княжичи поснимали мундиры, Темка протянул свой Шурке, и гордый доверием мальчишка принял в охапку синюю ткань. Эмитрий же свой кинул попрек седла. Подтянулись любопытные, встали кругом небольшого холма, заросшего клевером. Дин махнул шпагой, отдавая честь. Лицо его было серьезно, азарта Темка не заметил, и это снова напомнило о Марке, нет, Марике Крохе. Досада шевельнула в душе крысиным хвостом, и княжич рассердился на себя: не отвлекайся!
   Тренировочная шпага похожа на боевую. Вот только совсем нет волнения, когда достаешь ее из ножен. Все-таки игрушка. Конечно, можно и затупленной железякой получить увечье, но Темка не собирается близко подпускать Эмитрия.
   И не подпускал, но сам не заметил, как перешел от нападения к обороне. Кажется, победа будет не такой уж легкой. Тем лучше - больше чести. А школа у Эмитрия слабовата. Нет той четкости движений, которая достигается постоянными многочасовыми тренировками. Не чисто работает. Похоже, что княжич брал фехтовальную премудрость наскоками и без должного усердия в повседневных занятиях. Темка выдохнул сквозь стиснутые зубы. Зато с интуицией у противника очень хорошо. И с фантазией. Слишком хорошо.
   Темка уже не пытался нападать, только защищался, все больше выдыхаясь. Трава на пригорке примята, земля взрыта каблуками сапог. Сражайся княжичи боевыми, Темкина рубашка уже напиталась бы кровью, прилипла к ранам. А княжич Дин заработал бы разве что пару царапин. Темка в отчаянии попытался схитрить, но шпага Эмитрия легко обошла ложный выпад и остановилась, почти коснувшись бока. Все.
   Герман ухмыльнулся: рад, что княжич из серебряного Оленя проиграл. Совсем не удивился Александер. А у Шурки на физиономии обида и огорчение. Темка хотел было с досадой отшвырнуть шпагу, но глянул в чуть виноватые светлые Митькины глаза - и сдержался. Все-таки его победили по-честному.
   Капитаны ушли, разбрелись любопытные. Даже Шурка ушел переживать поражение кумира в одиночестве. Эмитрий задержался, неторопливо застегивая мундир. Темка почесал бровь и спросил:
   - Почему ты позволяешь своему капитану так командовать?
   Темка ждал - и, честно говоря, надеялся, - что Эмитрий захлопает глазами, состроит непонимающую рожу. Тогда все вернется на свои места, можно будет скривить губы: все равно слабак!
   Но Митька закаменел лицом.
  

Глава 2

  
   Ветер с реки прохладный. К вечеру соберется гроза, небо на горизонте уже потемнело. Интересно, кто быстрее: отряд, обремененный телегами и фургонами, или грозовые тучи?
   Вспомнилось: рассказывал выписанный из столицы учитель, как рождаются ветра, какие имена принимают, как разносят по королевству тучи и как умирают. В витражное стекло холодный ветер Коолед бросает крупинки снега, точно стучится: пустите, мол, и меня послушать. Потрескивает огонь в камине. Княгиня, как обычно, устроилась в развернутом к огню кресле и тоже слушает, низко наклоняясь к вышивке. Темка редко видел, чтобы мама сидела просто так, без иголки в пальцах. Кажется, в их родовом замке не осталось ни одной не расшитой тряпицы, кроме мундиров отца и новеньких, еще ненадеванных, княжича. Из неплотно прикрытой двери тянет вкусным запахом свежевыпеченной к ужину сдобы. Рассказ учителя интересен, но голос журчит так монотонно, что к исходу второго часа начинают слипаться глаза. Мама укоризненно качает головой, а ведь Темке казалось, что она ничего, кроме вышивки, не видит.
   Княжич провел пальцем по расшитому поясу, тронул монограмму. Эх, ну чего это он, как девчонка! Еще в крепость не приехали, а уже соскучился по дому. Темка мотнул головой, возвращаясь к вечерним проблемам.
   По карте вблизи ни одной захудалой деревушки, придется ночевать в поле. Темка-то с удовольствием, но женщины с ребятишками... Княжич вытянул шею, пытаясь разглядеть Александера. Неожиданная досада цапнула, как осенняя муха: капитан ехал в арьергарде рядом с Эмитрием. Темка сжал коленями бока Деги.
   - Да не могли они! - горячился Эмитрий. - В те года Ржавые болота заходили слишком далеко. На лошадях бы они не проехали.
   Темка даже удивился: вот уж не ждал от всегда спокойного княжича! Шурка пристроился сбоку, уши развесил, Эмитрию в лицо заглядывает. Того и гляди с седла сверзится!
   - Но князь Павел ждал подкрепления, и из-за этого вовремя не атаковал.
   - Думать надо было князю! Какое, к шакалам, там подкрепление?
   - А брод?
   Эмитрий глянул на Александера с сожалением:
   - Весной-то? Калуга разлилась. Паром уничтожили в первый же день, лодки сожгли. Плоты сразу сносило течением.
   Темка сообразил наконец: это они про сражение у реки Калуги, на северной границе. Когда-то там было неспокойно.
   - Они просто не успевали. Если бы князь Павел понял сразу!
   - Откуда ты это знаешь? - не выдержал Темка. Вон, Александер как внимательно слушает, ясно, что и капитан не знаком с такими подробностями.
   - Читал, спрашивал, - Эмитрий сморщил обгоревший нос. Его бледная кожа, наследие матери-северянки, плохо переносила солнце. - Мне это интересно.
   - Так что же, никак-никак не могло подойти подкрепление? - перебил Шурка, ойкнул, виновато глянул на княжича. Но Темка тоже смотрел на Митьку вопросительно.
   - Считайте сами: до атаки еще полдня, в степи они, как на ладони, на западе есть лощина...
   Темка и не заметил, как отъехал капитан, как все ближе становились темные, набухающие грозой тучи. До того ли было, когда они вдвоем с Митькой переигрывали сражение у Калуги.
   И только когда въехали в небольшой лесок, Темка вынырнул из гущи боя, выдохнул пороховую гарь. Предгрозовой воздух показался вкусен, точно и в самом деле княжич надышался дымом сражения.
   - Нужно устраиваться на ночлег, - с сожалением оглянулся Темка. - Давай чуть позже? Все-таки если бы Павел не поставил засаду в той лощине!
   Митька кивнул. Он тоже был там, скакал под пулями, пригибаясь к лошадиной гриве, стремясь атаковать с левого фланга. У Шурки затуманились глаза, он нехотя сполз с седла и повел лошадь к семейному фургону. Первые капли дождя ударили по листьям, расплылись пятнами на мундире.
   - Митька, но почему твоим отрядом командует капитан? Он же тебя... - Темка хотел сказать: "и в грош не ставит", но смущенно прикусил язык.
   Княжич Дин угрюмо глянул туда, где слышался голос Германа:
   - Я обещал.
  
   Дождь стучал по крыше повозки, как надоедливый барабанщик. В углу протекало, и по стене бежал ручеек, собирался в лужицу и утекал между досками. Давно затих лагерь, и даже шагов часового не слышно. Наверное, забрался под навес из веток, туда, где из последних сил пускает белый дым костерок, и клянет солдатскую судьбу.
   Княжич сначала не понимал - ну как можно так гневить Росса-покровителя? Александер же рассмеялся на его негодование. Сказал, что тот же солдат еще будет хвастаться сноровкой и умением, гордо задирать бороду, мол, я не просто мужик, я из гарнизона Торна. Вот кончится дождь, запахнет поутру кашей, и все увидится в другом свете. Не стоит судить о доброте человека, когда тому попал в сапог камушек, и не надо задирать всех рыжих, если один меднобородый начистил тебе морду, - наставительно сказал капитан. И тут же сбил весь пафос, вспомнив, что именно это услышал он в бытность первогодком, когда его с приятелем притащили к капитану после хмельной драки в трактире.
   Темка ухмыльнулся: ну никак он не мог представить Александера подгулявшим. Усмешка быстро погасла. На самом деле, эти слова вспомнились совсем по другому поводу. Княжич Эмитрий. Не все просто в его отношениях с капитаном Германом. А что Темка сразу начал к соседу шакалий хвост примерять, и вовсе не Митькина вина. Дин-то при чем, если Марик Крох оказался таким индюком. А как все было здорово еще прошлой осенью!
  

***

  
   ...Темка открыл глаза, проследил, как луч ползет к углу подоконника - до завтрака еще далеко, и гости наверняка дрыхнут. Ну и шакал с ними. Досада, притупившаяся за ночь, снова крысой шевельнулась в душе.
   Княжич решительно облачился в выгоревшую рубаху, камзол будет гостям демонстрировать, а не Деге. Идти коридорами не хотелось, мама должна уже встать. Темка распахнул окно, выбрался на небольшую каменную приступку. Третий этаж, но внизу мощенный булыжниками двор. Прижимаясь лопатками к стене, перебрался к углу дома. Скользнул вниз, уцепившись руками за камень. Повисел мгновение и мягко спрыгнул на крышу опоясывающей второй и первый этажи галереи. А здесь по резным столбикам легко спуститься вниз. Спрыгнув на землю, Темка отряхнул ладони и неторопливо пошел к конюшням.
   Тут уже было шумно, и привычные звуки раннего утра перекрывал раскатистый бас старшего конюха - на чью-то голову сыпались громы и молнии. Темка даже заслушался. Ох, умеет Карим ругаться! Страстно, всю душу вкладывает. За лошадьми ходит, как за сыновьями своими не следит, и малейшей провинности работникам не спускает.
   Княжич свернул за угол и чуть сам не выругался. На тропинке стоял Марк - в камзоле, причесанный, - и тоже слушал конюха. Можно было уйти, пока не заметил, но Темка почесал бровь и решительно шагнул вперед. Все-таки он тут хозяин, а Крох-младший - гость.
   - Я думал, вы еще спите. Если хочешь, можем прогуляться.
   Марк кивнул, словно и не удивился внезапному появлению княжича.
   Дега добродушно ткнулась мордой, выпрашивая лакомство. Темка погладил кобылку, и как всегда рядом с ней, пришло спокойствие. Даже стало неловко перед Марком: ну разве гость виноват, что Темка напридумывал себе всякой ерунды? Но к Орлиной горе все-таки свозит, подумал княжич с веселым азартом. Предки предками, но очень уж интересно, чего стоит сам Маркий Крох. А солнце можно и не ждать.
   Орлиная гора не так уж далеко, но там почти не бывают. Нужды нет - дрова пешком с горы не пойдут, траву на каменистых лугах подножия косить неудобно, ягоды можно и ближе сбирать. А вот Темка ездил к горе часто. Сначала узкой тропкой через лесок, дальше по заросшему чахлыми деревцами склону. Потом коня уже только в поводу вести, крут подъем становится.
   Когда выезжали из ворот замка, Темка украдкой глянул на гостя - а хороша посадка! И тут же поймал ответный изучающий взгляд, точно в зеркало посмотрелся. Чуть смущенно почесал бровь и внезапно развеселился. Прищелкнул языком:
   - Конь у тебя отличный. Красавец!
   Марк улыбнулся, польщенный.
   К вершине Орлиной горы добрались вовремя. Впрочем, Темка не против был бы продлить дорогу. Казалось: его оставили в самой большой оружейной лавке королевства и разрешили выбирать все, что душе угодно. И сразу хочется вот эту шпагу, нет, та лучше; и удобный, безотказный пистолет; ой, какой мушкет, а дальше еще больше всего и еще заманчивее. Разговор с Марком напоминал вот такое посещение лавки. Мальчишки перепрыгивали с темы на тему, недосказывая, пытаясь ухватить все сразу. У них были похожие стремления, радости и горести, и можно было не пускаться в долгие объяснения.
   Когда вышли на поляну, Темка засомневался - стоит ли дальше? Но азарт кусал за пятки шкодливым щенком.
   - Лошадей оставим тут. Не бойся, сюда никто не ходит.
   Темка накинул повод на старую осину, умница Дега не тронется с места. Марк привязал своего Санти рядом.
   - Пошли, - княжич шагнул к кустам, выводя на неприметную тропинку. Почти сразу за зарослями склон обрывался вертикально вниз. Поперек широкого - в полтора раза шире крепостного рва, - провала лежала вывороченная ветром сосна. Темное даже в самый солнечный день дно не просматривалось, скрывалось в тени. - Нам туда, - Темка махнул рукой на противоположную сторону. Тот край был ниже, и сосна лежала под наклоном.
   Он привычно шагнул на ствол, чуть придерживаясь за корни. Несколько шагов опоры не будет, нижний венец рос слишком высоко. Княжич раскинул руки, балансируя, и быстро пошел вперед.
   Высоты он никогда не страшился. Темка вообще не понимал, как тут можно бояться: валяйся сосна на земле, по ней легко прошла бы и маленькая Лисена. Однако, как ни тянуло похвастаться, княжич сюда никого не водил - вряд ли отец одобрит подобные трюки. Да и не хотелось, чтобы это место стало известным многим.
   Темка выбрался на противоположный склон, обернулся - и в предчувствии чуда перехватило дыхание. Успели, только подождать немного.
   - Марк! - эхо было слабое и почти не раздробило звуки.
   Гость медлил. Темка сощурился, подался вперед. Марк ступил на ствол, сделал несколько осторожных шагов и остановился. Широкая в комле сосна постепенно сужалась, и по сравнению с открывавшейся под ней пропастью казалась тонкой и ненадежной.
   Темка вдруг испугался: а если Крох не пойдет дальше? Если струсит? Как тогда быть?
   Марк раскинул руки - предстоял самый трудный участок по голому, без веток, стволу. Шаг, чуть качнулся. Сердце у Темки подскочило и ударило в горло. "Стой!" - крик почти вырвался, но гость шагнул вперед, и княжич замолчал, не рискуя пугать неожиданным возгласом. Еще шаг, уже увереннее. Ну давай! Ногти впились в ладонь, а сердце раскачивалось, как неумеха в седле. Матерь-заступница, прости дурака! Пусть Марк пройдет!
   Крох дернулся чуть раньше, чем мог дотянуться до ветки. Качнулся, замахал руками. Темка вскочил на ствол, понимая, что все равно не успеет. Матерь-заступница!! Олень-покровитель! Марк устоял. Ухватился за сучья и отправился дальше.
   Стыд царапнул в горле, Темка впервые пожалел, что не боится высоты. Это же как здоровому с раненым в поединке драться! Прости, Матерь-заступница! Помоги ему!
   Марк, осторожно цепляясь на ветки, приблизился. Темка спрыгнул, давая ему дорогу. Крох торопливо сошел на землю, отряхнул руки - посыпались чешуйки коры. Его темные волосы слиплись на лбу сосульками, лицо точно сметаной выкрасили - белое до синевы. Марк расстегнул ворот камзола, судорожно выдохнул.
   - Ты теперь будешь считать меня трусом, - гость не спрашивал, утверждал.
   Темка почувствовал, как запылали уши. Разве Марк - трус? Совсем наоборот! А вот он - дурак! Слова не шли с языка, прилипли к небу.
   Марк плотно сжал губы, аккуратно застегнул камзол под горлом. Темка понял: если сейчас не скажет правду, не бывать его дружбе с Крохом!
   - Знаешь, о чем я больше всего жалею? Что высоты не боюсь. Ты-то смог, а я... И вообще, это было нечестно, вот! Только ты не думай, что я только из-за этого сюда тащил, - княжич повернулся, глянул на солнце, торопя его взглядом. Еще чуть-чуть, и свет упадет на стену ущелья, - Смотри, - показал он за спину Кроха.
   Отвесная стена напротив была изрезана ветрами, но только когда солнце высвечивало тени и вспыхивало огоньками на слюдяных каплях, складывался рисунок. Марк охнул и, забыв о страхе, шагнул к краю. Сколько веков разгонялся ветер в этом ущелье, зачем старались духи гор - никто не знал. Наверное, даже те, кто назвал эти горы Орлиными. Два огромных крыла распахнулись на склоне, точно птица ударилась грудью в скалу и застыла. Окаменели перья, вплавились в гранит когти, навечно обрекая орла на каменный плен. И такое было отчаяние в изломанных крыльях, что у Темки каждый раз комок подкатывал к горлу. Он сглотнул и сейчас, сказал чуть хрипловато в спину Марка:
   - Он не захотел сдаваться.
   Крох кивнул, не поворачиваясь. Солнце незаметно, но неумолимо двигалось - и гасли огни, расплывались тени. Орел исчезал, растворяясь в камне... Когда истаяло последнее перо, Марк еще какое-то время стоял, глядя на стену.
   Темка подошел к краю. Солнце ушло, так и не осветив дно ущелья.
   - Другая дорога есть. Но пока спустимся, обойдем да вернемся за конями... К ужину будем дома.
   Крох резанул взглядом.
   Марк - на шаг впереди. Темка затаил дыхание и почти не смотрел себе под ноги. Сучья привычно ложились под руку, ствол был знаком, как лестница в доме. Вот шакал, ну что стоило захватить веревку? Он глянул на напряженную спину гостя. Впрочем, Марк все равно бы не согласился обвязаться. Единственная поблажка, которую он себе позволил - скинул жесткий камзол и отдал Темке. Видно, как под тонкой рубашкой напряженно ходят мускулы.
   Ветки кончились. Крох осторожно разжал пальцы и медленно раскинул руки. Матерь- заступница! Ссохшаяся кора посыпалась из-под сапог.
   - Не смотри вниз! - негромко сказал Темка. - Только перед собой.
   Марк послушно вскинул голову. Трава на склоне стала неожиданно близкой, каждую былинку разглядеть можно. Но сколько еще до нее шагов! Один, второй, третий... Все!
   Темка неловко протянул камзол. Гость неторопливо накинул, глянул на ущелье:
   - Мы прогостим четыре дня. Давай перед отъездом еще раз посмотрим на орла?
  
   Дни, пока гостили Крохи, для Темки слились в один. Они с Марком толком не спали, жаль было тратить часы на такую ерунду. И за все это время, пожалуй, только раз пощекотал душу крысиный хвост.
   Фехтовали с Марком во дворе замка. Что это был за бой! Равные по силам соперники стремились не просто выиграть. Захлестывал азарт - не злой, подстегивающий быть первым любой ценой, - а тот, что заставляет порадоваться победе друга, когда он придумывает комбинацию лучше. Шпаги мелькали в воздухе, сталкивались, скользили, отводя удары в стороны. И так же скрещивались взгляды: ах, ты так? А попробуй, ответь на это! Ух, почти достал! Вот тебе!
   На тихом дворе Темке слышались звон мечей, стук копыт, сигнальные рожки и гулкие команды коннетабля. Темка фехтовал с Марком, но казалось - бьются плечом к плечу в одной армии. Не удивительно, что сразу не заметили князей, наблюдавших за сыновьями. Остановились, опустили учебные клинки. Отец одобрительно улыбнулся. А Крох бросил недовольно:
   - Мальчишки! Бой - это не игра. Даже на тренировке надо думать только о своей победе. Оружие дано мужчине, чтобы убивать.
   Радость как корова языком слизнула. Темка покосился на Кроха-младшего. Тот неловко отвел шпагу за спину и опустил голову перед отцом. Больше за оружие он не брался.
   Про Орлиную гору Марк напомнил сам. И Темке снова пришлось идти на шаг позади него, обмирая от страха. Впрочем, двигался гость куда увереннее.
   А когда погасло последнее перо, Марк вытащил нож. На отличной стали у самой рукояти стлалась в погоне лиса. Кинжал с изображением оленя давно согрелся в Темкиной ладони. Родовое оружие перешло из рук в руки в молчании.
  

***

  
   Поутру вкусно пахло ночным дождем, самозабвенно орали птицы, и пищала Лисена, намочившая в луже подол. Темка соскочил на землю, причесался пятерней. Хорошо! Мутная тоска, поднятая в душе воспоминанием о Марике, съедалась, точно туман под солнцем. А в золотом рассеянном свете восходящего солнца вдруг почудился орел. Огромные крылья охватывали горизонт, и казалось, что свежий утренний ветер поднимают именно они.
   Хорошее настроение у Темки держалось весь день. Тем более, бой у Калуги они с Митькой переиграли и вволю надышались дымом сражения. Дорога шла местами глухими, деревня встретилась всего одна, но удачно - ближе к полудню. Подзакупились, перековали двух жеребцов. Правда, стоило оставить деревню далеко позади, как в обозе Дина треснуло днище у одной из телег. Темка с любопытством посмотрел, как сокрушается возничий, удивленно пожал плечами, когда Герман велел не разгружать, а тянуть почему-то в арьергарде. В конце концов, это их дело!
   К вечеру совсем распогодилось, растаяли последние облачка. Небо начало темнеть, когда остановились в небольшом леске, с одной стороны - обоз Торна, с другой - Дина. Подальше от дороги нашли родник, прикрытый лопухами.
   Когда яркая круглая луна повисла над стоянкой, с ужином было покончено. Загасили лишние костры, подбросили хвороста в общий. Вспыхнуло пламя, высветило любопытные лица, повернутые к бабке Фекле. Та усмехнулась, пожевала выцветшими губами.
   Подошел Герман. Темка хмуро глянул на капитана, почувствовал, как напряглось плечо сидевшего рядом Митьки. Но Герман чуть наклонился, приветствуя старшую у костра - бабку Феклу.
   - Разрешите ли к вашему огню?
   - Никак и ты байки послушать желаешь? - усмехнулась бабка. - А про что сказывать-то?
   - Про Пески! - крикнул кто-то из-за Темкиной спины.
   Все согласно зашумели.
   Фекла посильнее затянула узел платка, уронила в колени руки с набрякшими венами. Помолчала, глядя в огонь. Она никогда не начинала сразу, точно тасовала невидимые картинки, выбирая нужные.
   - Давно это было, так давно, что никто уже и не помнит, за что прогневала Создателя Дарра, дух-покровитель Даррского королевства. Прогневала сильно, и наказал Создатель: высохло прекрасное Синь-озеро, и из чрева его родились Пески, - бабка помолчала, поглядела вокруг - все ли слушают, всем ли интересно, - и продолжила. - Красоты неописуемой те Пески, точно в пыль измолотое золото. А по нему ниткой бронзовой узоры выложены, сверху серебром присыпаны. И двинулись Пески на города и деревни. Высыхали реки, истощались колодцы, и там, где раньше вода текла, накатывали волны сухие. И столько людей умерло под теми Песками, что назвали их Черными, - рассказывала Фекла так, словно сама повидала, горестно пришептывая и покачивая головой. - Спохватилась Дарра, бросилась Создателю в ноги. Молила, плакала, косами пол мела. И вымолила. Остановились Пески. Да только не поверил Создатель, что Дарра в ум вошла, и оставил памятку. Мол, не будет Пескам вечного покою. Не угадает никто, не почует, а придут они в движение, пойдут новой волной. Пройдут да схлынут. Милость Создателя в том, что земли потом оживут, реки вернутся, растения поднимутся. А людям поблажки не дал, умрут от жажды лютой. Плакала Дарра, на мучения людские глядя. А слезы ее собирались в источник, что посреди Песков бьет. И вот сказывают, что можно в Черных песках выжить, если найдешь тот источник. Не каждому путь откроется. Зыбучие те Пески, хоть вроде и невысоконько заносит, а засосет, и следов не сыщешь. Как уйдут, так останутся на земле косточки, белые, точно век под солнцем лежали. А еще сказывают, что крутит в Песках, видениями глаза слепит, голову туманит, с ума сводит. И будет так до тех пор, пока Дарра вину свою не отмолит.
   Бабка Фекла замолчала неожиданно, и несколько мгновений стояла тишина, а потом все разом вздохнули, зашевелились. Темка недоуменно почесал бровь. Этот рассказ мало походил на обычные вечерние сказки, и княжич был сильно разочарован.
   - Байки! - зевнул Герман.
   Фекла поджала бесцветные губы.
   - Может, и байки, - задумчиво сказал Александер. - Только при короле Семионе стоял в Северном Зубе гарнизон. Когда Пески двинулись, уйти не успели. Жажда, видно, совсем за горло схватила, пытались найти источник. Действительно, Пески зыбучие. Но, говорят, где отливает по золоту бронзой, там плотнее и можно пройти. Четверо в песках сгинуло, один вернулся, да умом тронулся. А шестой, говорят, нашел источник. Тем и выжили. Потом волна сошла, земли ожили. Но гарнизон там уже больше полутора века не держат. Зачем рядом с мертвым королевством? Хотя на самом деле граница чуть дальше, ее только по карте отследить и можно.
   - А Пески снова прийти не могут? - в голосе Шурки опаски было пополам с надеждой на приключения.
   - Не думаю. Не только у нас, в Дарре уже почти два века не двигаются.
  
   Темка проснулся среди ночи. Полог на фургоне был задернут, и только узкая полоска лунного света серебрилась в темноте. Чуть слышно похрапывал у соседней стенки Александер, шумел ветер, раскачивая ветки деревьев. Княжич как был - босиком, в тонких штанах - выбрался наружу.
   Лагерь спал. В соседнем фургоне ночевала семья Александера, дальше выстроились еще четыре повозки, в них тоже расположились семейные. Солдаты же устроились на телегах и под телегами. Чуть в стороне за деревьями горел костер, фигура часового на его фоне казалась вырезанной из черной бумаги. Еще дальше проглядывались отблески пламени - там стоял отряд Дина.
   Темка переступил босыми ногами, уколол сучком пятку. Вернуться? Лень, да и Александера разбудит. А главное - терпения уже нет. Княжич торопливо потрусил вглубь леса, как раз между обозами. Ветки нагло цепляли за штаны, норовили хлестнуть по глазам. Хорошо еще - не сильно темно. Луна низко висела над деревьями, превращая мир в черно-серебристый слепок.
   Когда Темка вылез из чащи, возвращаться в духоту повозки уже не хотелось. Он чуть поежился, скорее для проформы - теплый воздух мягко облегал тело, - и пошел обратно кружным путем, все больше приближаясь к соседнему лагерю. Там тоже спали, и только часовой сидел перед костром, что-то строгал, сдувая мелкие стружки в огонь. Темка постоял немного в темноте и двинулся дальше, ловя ночные шорохи. Было интересно угадывать, что же стоит за звуками, как лес живет сам по себе, когда вторгшиеся люди ушли на покой. И только редкое позвякивание Темка никак не мог узнать. Звук не подходил этой ночи, а напоминал совсем о другом - про мощеный двор в родном замке. Княжич двинулся в сторону шума, пригибаясь и прячась за деревьями. Мелькнули отблески огня, точно там ходили с факелом. Темка чуть помедлил, почесал бровь. Бродить в темноте по лесу не совсем приятно, но любопытство тащило княжича вперед.
   Деревья разошлись, открывая поляну. У самого края стояла телега, та самая, с треснувшим днищем. Бок о бок притулилась вторая - на нее что-то грузили трое солдат. Герман стоял тут же, подсвечивая факелом. Темка прищурился и раньше, чем разглядел, вспомнил, на что похожи звуки. Перегружали оружие, княжич ясно разглядел мушкеты. Он недоуменно пожал плечами: что за ерунда, одной такой телеги бы хватило вооружить полгарнизона. И это не считая того, что было при солдатах. Темка снова почесал бровь. Кажется, ему лучше отсюда убраться, пока не заметили, недаром Герман занялся ремонтом ночью. Интересно, зачем им столько? Спросить у Митьки? Ох, и заскребли на душе крысы! Что Темка знает о княжиче Дине? Еще вопрос, стоит ли ему доверять. Он еле слышно отступил в глубь леса.
   Уже устроившись в повозке, все перебирал: спросить или нет княжича Эмитрия о странном грузе? Глаза слипались, все-таки устал дорогой, и Темка уснул, ничего не решив.
  
   Беспокойство подняло на рассвете. Княжич полежал, вслушиваясь в звуки просыпающегося лагеря. На минуту показалось, что все увиденное ночью - всего лишь сон. Но тут же слабым жжением отозвался ободранный в кустах локоть. Александер еще дремал тем зыбким предутренним сном, который может спугнуть любой шум. Темка прихватил одежду и выбрался из повозки.
   По лагерю неспешно передвигались дежурные, полуголый босой солдат тащил от родника котелок с водой. Княжич шагнул на тропинку, тут же вымок в росе. Оделся, в сапоги влезать не стал, а наоборот, повыше закатал штанины и пошел к воде, стараясь выбирать дорогу поближе к соседям.
   Там тоже уже поднимались, и молодой солдат, стоя на четвереньках перед костром, дул на слабый огонек, смешно раздувая щеки. Темка оглядел повозки. Трава выпрямилась, но вот у куста сбита ветка, а тут выворочен ком земли. Явно отсюда отогнали телегу. У дальнего конца втиснулась лишняя, слишком близко к деревьям. Возле одной из повозок возился солдат, перетягивая веревками укрывавшую груз промасленную тряпку. Бережет от влаги зерно? Парадную одежду Дина? А может быть - порох? Солдат хмуро покосился на княжича, и тот принял беззаботный вид.
   Мелькнул между деревьями капитан Герман. Вот уж кто как огурчик, и не скажешь, что не спал ночью. Честно говоря, связываться с ним не хотелось, уж больно противный тип. С таким общаться, что в трясине мыться. И у Митьки ничего спрашивать не будет. А то еще решит Дин-младший, что за ними следят-подсматривают. В конце концов, это дело князя, как сына отправлять.
   Вспомнилось, как Митька уронил: "Я обещал". Не сказал - кому, но Темка и так уверен, что отцу. Странные дела творятся у этих Динов!
  

***

  
   Дом в столице у рода Орла огромен. Когда-то Дины славились плодовитыми матерями, и под одной крышей жило несколько семей. Но лет триста назад будто что подточило фамильное древо, и сейчас здесь обитали трое - князь с княгиней и наследник. Правда, Дин-старший появлялся дома очень редко. Князь то в разъездах, то наведывается в родовой замок Диннер. Княгиня же - подруга королевы, и живет в столице. Митьке иногда кажется, что он знает отца больше по рассказам мамы, чем по редким встречам. Он предпочел бы ездить вместе с ним в Диннер, но родители против. Хорошо еще, что есть королевская библиотека и Дину позволено проводить там дни напролет.
   Митька не понимал, почему мама не распорядится закрыть одно крыло. Давно опустевшее, оно нагнетало тоску. А раньше еще и пугало, пока в пятилетнем возрасте княжич не предпринял свое первое "путешествие". Ночью, когда все уснули, прихватил свечу и отправился навстречу страху.
   Шаги были так легки, что заглушались стуком собственного сердца. Темные коридоры казались пещерами. Огонек свечи скользил по стенам, и Митька обмер, когда увидел чей-то внимательный взгляд. Но это оказалась всего лишь картина. Род золотого Орла был так стар, что все портреты не поместились в большом зале. Митька приблизился, поднял свечу повыше: пожилой мужчина в старинном темном дублете внимательно смотрел на перепуганного потомка. Княжич упрямо поджал губы, расправил плечи. Повернулся к портрету спиной - с усилием, точно из стены могла протянуться рука и ухватить за ночную сорочку.
   Коридоры уводили все дальше от обжитой половины. Митька пытался подглядеть в щель между ставнями, куда завел его дом, но за окном густела темнота. Тишина, ни звука, только скрипят под ногами доски. Капнул на руку растопленный воск, свеча уменьшалась.
   За высокими резными дверьми обнаружился старый фехтовальный зал, и мальчик понял, куда забрел. Комната стояла пустая, все оружие давно вынесли. Но Митьке почудились отголоски давних тренировочных боев. Он вышел на середину. Когда-то его предки учили тут своих сыновей, тут его прадед впервые взял в руки меч.
   Мальчик сел на пол. Казалось, стоит подождать - и воздух шевельнут забытые голоса, скрипнут доски под ногами, запахнет горячим потом выигравших свою первую битву княжичей. Митька так явственно представил это, что страх пропал. Он - княжич рода золотого Орла! Наследник.
   Об этом чувстве Митька вспоминал каждый раз, когда подходил к дубовым дверям отцовского кабинета. Стоит толкнуть створки, как первое, что увидишь - щит с гербом рода Динов. Два поля: сверху золото, внизу - лазурь. Парящий орел раскинул крылья, в крепких лапах зажат меч.
   В кабинете обычно стоит полумрак. Задернуты тяжелые портьеры, притушены лампы. Только когда отец работает с бумагами, шторы подвязывают широкими бархатными лентами. Сегодня золото на гербе отражало солнце - отец был дома.
   Княжич сел в любимое кресло, широко раскинул руки, положил ладони на подлокотники. Да, гигантский должен быть у гостя зад, чтобы сиденье пришлось впору. Когда хозяин кабинета в разъездах, Митька часто приходит в кабинет, садится в это кресло и представляет беседу с отцом. Неторопливую, и князь отвечает на все накопившиеся вопросы. Чтобы скрыть легкий вздох сожаления, мальчик потерся подбородком о плечо. Отец всегда торопится, редко когда выпадает время спокойно побыть с сыном.
   Князь молча ждал, пока Митька прекратит ерзать. Потом уронил без предисловий:
   - Поедешь с капитаном Германом.
   - С кем?! Нет, я с ним не хочу!
   - Поедешь! - Князь хлопнул ладонью по столу.
   Митька сморгнул недоуменно: отец очень редко повышает голос. Что он такого сказал?
   - Поедешь с ним. И будешь во всем его слушаться. Понятно?
   - Но король посылает туда не для этого! - Митька спрыгнул на пол, шагнул к столу. - Капитан Герман не лучший наставник, ты сам знаешь.
   Отец обогнул стол, присел на край. Твердые пальцы ухватили княжича за плечо, подтянули ближе:
   - Митя, так надо. Я не могу сейчас все объяснить. Но так - надо. Пообещай мне.
   Сын упрямо сжал губы.
   - Ну не думаешь же ты, что я желаю тебе зла? Мне нужно, чтобы капитан Герман был подальше отсюда и с тобой. Обещай, что будешь слушаться его во всем. Он знает, что делать.
   Митька вдохнул родной запах: от мундира пахло лошадьми, солдатскими казармами, дымом костров, порохом и немножко мамиными духами.
   - Обещаю.
  
   От Митькиного мундира сейчас тоже пахнет дымом и лошадьми. А еще немного смолой - вляпался на привале, никак не счищается. А запах маминых духов можно представить.
   ...На стене - длинная тень руки. Митька рассеянно шевелит пальцами, заставляя ее помахать в ответ. Огонек свечи горит неровно, пора снимать нагар. Значит - скоро придет мама. Этим вечером она дома, а не во дворце. Мальчик закрыл глаза и прислушался: стучит в окно ветка яблони, скрипит в щели сверчок. А потом осторожно стукнула дверь. Шорох парчи и запах - ваниль и розовая вода, - накатывают волной, окутывают княжича. Митька распахивает глаза: мама склонилась над столиком и длинными щипчиками снимает нагар со свечи. Потом она сядет рядом с кроватью, и можно будет попросить:
   - Расскажи про папу.
   Княжичу не нужны легенды и сказки. Он часами готов слушать, как отец и принц Эдвин приехали сватать королеву Виктолию; как князь Дин служил в горной крепости; как ловил знаменитого разбойника Адвара, как привез принцу Эдвину траурную ленту после смерти короля Гория. В маминых рассказах князь - герой и благородный воин. Засыпая, Митька мечтает быть похожим на отца.
   Шуршащий запах ванили и роз еще долго чувствуется в комнате...
   Но в последние дни Митьке не нравится запах мундира - он напоминает о данном обещании. Зачем отец взял с него слово? Разве не знал, что за человек - капитан Герман? Княжич поморщился, как от зубной боли. Все отец знал и понимал. Иначе не стал бы связывать сына словом.
   Почему-то вспомнилось, что в последний год у мамы стали находиться сотни предлогов, лишь бы не повторять рассказы об отце. А редкие истории звучали гладко-заученно, словно пересказ жития какого-нибудь героя древности.
   Обоз Торна уже выехал на дорогу. Поль недоуменно глянул на хозяина: ну и чего ты не садишься? Митька погладил теплый лошадиный бок. Шакалье племя! Как обидно, что все это происходит на глазах у Артемия!
  

Глава 3

  
   Подняли синий штандарт на Северном Зубе, зеленый - на Южном. Местные так и стали называть: зеленый гарнизон, синий гарнизон. По молчаливой договоренности солдаты ходили в разные деревни. Разве что на торги и большие празднества к соседям выбирались, а на посиделки строго. Оно и правильно: к концу пути слишком уж возросло напряжение. А в деревнях дело до кулачных драк, а не то и до стрельбы дойти может. И если раньше на общих базарах рядились, у кого поля урожайнее, мужики сильнее да девки краше, так теперь еще и солдатами похвалялись. Мол, наши как начнут пулять, уши от грохота закладывает. А у наших кони так кони! Всем коням кони!
   Пока обживали замок, притирались друг к другу, привыкали к новым порядкам - и лето прошло. В деревнях сжали Последний сноп и загуляли - да так, что Темка не знал, то ли гневаться, то ли плакать, глядя поутру на солдат.
   Подкатила и пора свадеб. Тут уж и самому княжичу не отвертеться: приходили в крепость отцы женихов, кланялись, звали гостем быть. Откажешься - всю деревню обидишь.
   По обычаю несли в подарок молодым вино для хмельной любви, сахарную голову или пряник - для сладкой жизни, шляпку подсолнуха, чтоб дом богат детьми был, да монетку, хоть мелкую - для достатка. Вино и сладости шли к столу, подсолнухи вылузгивала ребятня, а монетки собирались молодым на обживу. Местным-то хорошо - почти в каждом доме настойку яблочную или ягодную ставят, а Темке что делать? С собой много не везли, а покупать на подарок в самой деревне считалось невежливым.
   Больше всех понравилось бывать на свадьбах Лисене. Хоть и качала головой Дарика, - мала еще, - девочка по-отцовски сводила бровки и добивалась своего. Доставали нарядное платье, укладывали коронкой на голове рыжую косу и поручали малышке держать подарки. Пока княжич Торн поздравлял молодых, гордая Лисена стояла чуть сбоку, на полшага сзади, прижимая к груди расшитое полотно с дарами. А с Митькой она ходить отказывалась. Надувала губы и решительно мотала головой. Но в какой бы деревне ни гуляла свадьба, отправить девочку домой до темноты не удавалось. Она пряталась от матери, и только когда первый хоровод вставал вокруг костра, выныривала из укрытия. Дарика, сама заядлая плясунья, прощала упрямую дочь.
   Темка же свадебный костер ждал со страхом и тягучим замиранием. Деревенские девчонки, рано созревшие под горячими даррскими ветрами, бросали на княжича жаркие взгляды, поводили плечиками под расшитыми рубашками и, словно бы от духоты, распускали шнуровку на вырезе поглубже. Дальше дело не шло - матери блюли дочерей зорко и придирчиво, но Темка все равно краснел, а после видел такие сны, что никому и не расскажешь, так стыдно и сладко. Одно утешало - Митька так же заливался краской.
   Вот уж не думал княжич, что судьба делает подарки, когда о них и мечтать уже не смеешь. Темка каждое утро готов был благодарить Матерь-заступницу, что выбрали для Дина крепость Южного Зуба.
   Готов был, но обычно забывал. Оно и понятно: дел у княжича, что блох у бродячей собаки. Одни закончил, уже и другие навалились. И сколько всего нужно знать! Иногда княжичу казалось, что у Александера в одном из сундуков хранится запасная голова. Ну не может же один человек столько всего знать, уметь и помнить! Темка изо всех сил тянулся за капитаном, и к вечеру бревном падал на постель.
   А ведь надо еще обязательно выбраться на встречу с соседом. Хочется и шпагой помахать, и наперегонки на другой берег сплавать, и по степи на лошадях промчаться. Митьку его дядя, брат матери-северянки, таким штукам научил, Шурка аж повизгивает каждый раз от восторга. Да и Темка еле сдерживал восхищение, когда друг на полном скаку пролезал у Поля под брюхом, почти падал, чудом удерживаясь в стременах, снова оказывался в седле - и через мгновение вскакивал на спину коня. Темка уже все бока ободрал, но все равно не бросал тренировки. Да и Митька сам наверстывал упущенное: в столице-то негде развернуться.
   Мальчишки даже световые сигналы разработали. Темка выбирался к реке Красавке, когда тень от куста до воды дотягивалась. Поймать солнце зеркальцем, метнуть в сторону Южного Зуба. Митька обычно в это время поднимается на смотровую башню. Блеснет в ответ. Зеркальце закрутится в Темкиных пальцах, то поворачиваясь к солнцу, то прячась. "Приходи". Три коротких вспышки с Южного. Значит - скоро прискачет. Не все же в библиотеке торчать! Забьется, как крот в нору, и сидит часами. Темка бы уже сдох от скуки. Сначала он думал, что Митька просто не хочет лишний раз пересекаться с капитаном, но потом с удивлением понял - княжичу Дину исписанные листочки интереснее многих других развлечений.
  

***

  
   Свадебная пора была в разгаре, когда Александер взбунтовался и сказал, что оставшееся вино крестьянам дарить, что шакалу львиную гриву пристегивать. Пришлось ехать в ближайший город. Капитан остался в крепости, отрядив в помощь княжичу двух солдат, а Герману так и вовсе чем дольше Митьки не будет, тем лучше.
   Дорога неторопливо ложилась под копыта. На хороших лошадях двое суток пути, если не делать днем привалов и вставать с рассветом. Но с телегой, которую неторопливо тащила меланхоличная кобыла, раньше, чем к утру четвертого дня, не поспевали.
   Нежаркое осеннее солнце катилось к горизонту. Митька, до того оживленно рассказывавший об осаде Дунея, примолк и о чем-то рассеянно думал. Темка с вопросами не приставал, гонял в душе крысу, вспоминая разговор с Александером.
   ...Дней десять назад княжич мучительно краснел, стоя в оружейке. Хорошо, что окон в комнате нет, и лампу поставили на стол, ближе к злополучному мушкету. Уши горели, того и гляди - вспыхнут волосы. Александер же намекал, нет, чтобы внимательно слушать! Только хмыкнул высокомерно: подлавливает капитан! Все по правилам: окон нет, дверь надежная, вон, даже полки сохранились для оружия. Кто бы знал, что слив разрушился, и после дождей каменные стены быстро отсыреют. Вот позорище...
   Под укоризненным взглядом Александера голова мотнулась вниз, Темка уставился в плитки пола. Лучше бы капитан отругал, чем вот так смотрел. Хорошо еще, что влага только взялась за свое ржавое дело - Александер преподал урок, но все-таки сберег оружие.
   - Твой отец считает, что нет чести родовому мечу, если солдаты останутся безоружными.
   Жар с ушей переполз на щеки.
   Новую оружейку княжич выбирал тщательно. Глаза непроизвольно косили на капитана, но Темка упрямо отводил взгляд. Он должен найти сам, а там пусть судит.
   - Тут, - Темка взглянул прямо в лицо наставнику. Капитан не пощадит самолюбия княжича, тем более если за него будет заплачено оружием. Александер кивнул, и Темке удалось сохранить спокойствие.
   Позже, когда княжич собственноручно чистил мушкеты, капитан присел рядом и неторопливо рассказывал обо всех оружейных складах, которые ему приходилось видеть - удачных и не очень. Тогда-то леший за язык Темку и дернул высказать сожаление:
   - А тут оружейки как раз под обоз Дина, нашего и на четверть не хватит заполнить.
   Александер глянул недоуменно. Княжич мысленно дал себе по уху: вот дурак! Дважды дурак: сначала - что подсмотрел и не сказал, а потом проболтался. Теперь уж надо выкладывать все.
   Капитан чуть нахмурился, выслушав. Спросил:
   - А княжич Эмитрий?
   Темка помотал головой. У Митьки он так и не спросил. Судя по отношениям с капитаном Германом - вряд ли княжич в курсе. А признаваться, что шпионил за их обозом, ой как не хочется!
   Вот теперь и вез Темка запечатанный перстнем с оленем пакет - отцу отправить с нарочным. Большую часть писал Александер, сверяясь с Темкиным рассказом и требуя почти стертых из памяти деталей.
   Темка тронул пакет, и сразу крысы на душе заскребли с новой силой. Как ни крути, а про Митькин гарнизон донесение.
  
   Неторопливо падающее с вершины небосвода солнце, пустынная дорога, редкие лесочки с едва начавшей желтеть листвой напоминали Митьке другое путешествие. Пять лет назад он впервые отправился в путь без опеки родителей - только тур Весь и его слуга.
   ....Княгиня Лада похожа на старшего брата разве волосами - желтовато-белыми, как древесина березы. Наверное, и у гостя кожа была цвета снега, но походная жизнь давно закрасила ее крепко въевшимся загаром. А вот глаза - такие же серые, как у мамы, подумал Митька, глядя на громадного мужчину. Княжичу велели звать его туром Весенеем или просто туром Весем. Мама пояснила, что так принято у нее на родине называть мужчин-родственников. Человек-гора покивал, с любопытством глядя на Митьку. Княжичу же захотелось обойти вокруг гостя, чтобы рассмотреть все-все. И жилет из черной кожи, прошитый узкими железными полосами, и широкий пояс - оружия на нем хватило бы паре солдат, и огромные сапоги - по два Митьки могли бы поместиться в каждом, и короткую косу, перехваченную черным же шнурком. Мама рассказывала, что на этот шнурок привязывают по обычаю кольцо из кольчуги предка.
   Каково же было Митькино изумление, когда выяснилось, что дядька служит королю не на воинском поприще. Вот уже несколько лет тур ездит по отдаленным провинциям родного Ладдара, выискивая неизвестные свитки. Какие покупает, какие - если монастырь ценит бумаги больше золота или наследники чтят память рода, - переписывает. Князь Весеней Наш из рода Совы был королевским летописцем.... Называл малышом, но это вовсе не обидно. Подле могучего тура Митька ощущал себя щенком рядом с боевым конем. Городские ворота давно остались позади, и Весь свернул на боковую тропу, уводящую в сторону от торговых путей. Ехали в монастырь Матери-заступницы, что на берегу Искеры.
   - Малыш, воины часто пьют за доблесть и храбрость в бою. Хмелеют больше не от вина, а от воспоминаний. Это хорошее чувство, малыш. Но есть еще храбрость, за которую можно пить только молча. Ты слышал о летописце Неране?
   Митька виновато помотал головой.
   - Больше двухсот лет назад мы воевали с соседями, с королевством Ваддаром. И был тогда коннетаблем Клод Лежан из рода золотой Чайки. Мстительный, жестокий, слаще женщин и хмельнее вина, - Весь осекся, неловко глянул на маленького племянника, но все-таки продолжил, - ему казалась власть. Самым большим достоинством и удачей Клода Лежана была сестра-королева, нежно любящая брата. А больше ничего и не было, недаром он умудрился завести собственную армию в болото. Противнику хватило двух десятков человек, чтобы перекрыть гати. Прорывались страшно, не столько от железа погибло, сколько в вонючем чреве болотном сгинуло. А ближайших соратников Клод сам... Понимаешь, малыш, есть люди, которым проще убить, чем признать свои ошибки. Будь в войске другой летописец, поосторожнее, да что осторожнее! - тур махнул рукой. - Неран не лгал ни в одном слове. Клод дурной полководец, но за свою шкуру соображать умел. В общем, как добрались до твердой земли, так и обвинили Нерана в предательстве. Мол, чернит благородного коннетабля для услады противника. Летописца сожгли на костре, а на растопку пошли, вестимо, свитки. После этого желающих говорить правду о воинском таланте Клода не нашлось. Потом уже оказалось, что некоторые языки можно укоротить лишь вместе с головой. А только до того доблестный коннетабль Клод загнал полторы сотни человек в лощину, из которой вернулись меньше десятка.
   ...Монастырь стоит на высоком берегу Искеры. Из-за побеленных стен видны купола цвета неба, расписанные ветками чудных деревьев. По краю стены орнамент: темные фигурки зверей, покровителей родов. Говорят, в храме есть фреска: Матерь-заступница распахивает калитку Сада.
   Четыре дня, проведенные в монастыре, открыли для Митьки больше, чем все предыдущие годы. Нет, он и раньше интересовался старыми свитками и книгами, но не приходило в голову искать что-то за строчками текста.
   ...Тур Весь разгладил широкими ладонями свиток.
   - Прочитал?
   Митька кивнул. Голодные годы. Пришедшие умирать под стены монастыря люди. Святые отцы и матери, истомленные бессонницей и трудами. Выхаживали, кого могли. Хоронили, кого было поздно спасать. Привечали сирот и искали женихов молодым девушкам и вдовам.
   - А теперь вот этот, - тур Весь переложил лист ближе к племяннику.
   Княжич с трудом разбирал выцветшие, неровные строчки. Писал один из тех, кто пришел из столицы. О том, как гоняли от монастырских стен. Как продавали оставшихся сиротами детей в "опеку"-рабство. Как долго торговались святой отец и купец с масляными глазами над спасенной девушкой. Как собаки приходили обгладывать незахороненные трупы.
   Митька поднял полные ужаса глаза. Как же так? Чему верить?
   - Этот лист, - тур указал на первый, - хранился в монастыре. Другой я привез с собой.
   - А в каком - правда?
   - Думаю, малыш, что ее нет ни в одном, и она есть в каждом.
  

***

  
   Ворота открыл слуга в поношенном кафтане. Темке показалось, что и от него пахнет приторным настоем трав. У барона болело поврежденное в бою колено, и он постоянно мазал его вонючей травяной массой. Это княжич запомнил еще с прошлого лета, когда останавливались тут на пути к границе. Слуга узнал, потянул тяжелую створку, пропуская гостей во двор.
   Лошадей увели на задний двор, туда же вместе с телегой отправились солдаты - присмотреть, как да что. Темка проводил конюшего мальчика ревнивым взглядом - лучше бы сам расседлал Дегу, но барон обидится такому недоверию.
   Пришлось ждать в небольшой гостиной, пока хозяин приоденется и спустится. Старик скучал в глуши, и даже приезд мальчишек был для него праздником. Темка неторопливо водил взглядом: ничего не изменилось. Впрочем, княжич больше бы удивился обратному - такой сонной казалась жизнь в этом доме. Темке даже подумалось, что барон просто дотягивает оставшиеся года, раскрашивая их воспоминаниями.
   Был он не из знатных - удачливый солдат, дослуживший до капитана. А потом, по протекции князя Кроха - Темка, вспомнив об этом, чуть поморщился, - король Горий пожаловал ненаследным титулом барона. Судьба точно спохватилось, и отмерила - в первом же бою под новоявленным бароном убили лошадь. А кому нужен хромой солдат? На пенсию, княжью милость да скопленные деньги только в такой глуши жить и можно. Разумно отмеряя дни и монеты, развесив по стенам оружие - не украшения ради, все исправное, вычищенное; маленький сосновый щит с гербом своего князя, как символ вассальной клятвы.
   Митька отошел к окну, тронул портьеру - такую старую, что цвет ее невозможно разобрать. Солнечный луч ворвался в комнату, точно в застоявшийся пруд, уперся в стену над каминной полкой. Точнее - в край деревянного щита. А вот это что-то новенькое - поразился Темка и шагнул ближе. Неумело нарисованный герб - вроде бы ласка на задних лапах, передними опирается на меч, - перечеркивала траурная лента. Темка сначала не понял, ведь в знак траура перевязывали только угол щита. Но тут прерывисто выдохнул Митька, и вспомнилось: перечеркнутый герб означал, что умер последний из рода. Умер род.
   - Да, - проскрипели за спиной, - Не успела княгиня третьего сына родить.
   - Третьего? - оглянулся Митька.
   Барон подковылял ближе:
   - Это старая традиция. Если княгиня - последняя, то она должна родить двух сыновей в род мужа и только третьего просить принять имя своего рода. А Маркий у нее был единственный.
   Луч качнулся, ярче высветив ленту. Княгиня из рода Ласки! Жена князя Кроха, мать Марка.
   За ужином Темке кусок не лез в горло, Митька тоже был молчалив. Хорошо, что барон говорил, не умолкая. Можно просто заинтересованно кивать, почти не вслушиваясь в старческие речи.
   Мама! Как давно ее уже не видел Темка. Вспомнилось, как царапали щеку бусины, нашитые на платье, как смялись с тихим хрустом кружева. И как посмотрел Маркий... Княгини Крох в тот день - когда сын присягал королю! - не было.
   Слуга налил мальчишкам вино с крепким сивушным духом. Темка даже не осмелился такое попробовать - кто его знает, что туда намешали. У барона вон уже помутнели глаза. Как неудачно, нужно же еще договориться насчет курьера.
   Скрипнул рядом отодвигаемый стул.
   - Простите, нас в городе ждут неотложные дела. Если хозяин будет милостив, то мы с удовольствием разделим с ним вечернюю трапезу, но сейчас пора идти, - сказал Митька.
   Темка торопливо покивал. Но когда друг сделал шаг к двери, задержался. Хотел соврать - пуговицу, мол, обронил, да мало ли что можно было придумать! - но в последнее мгновение просто попросил глазами: "Иди. Я тебя догоню".
   Дверь за Митькой закрылась. Измятый пакет лег на край стола.
   - Барон, мне нужен курьер. Письмо должно быть доставлено князю Торну как можно быстрее.
   В старческих глазах мелькнула растерянность:
   - Но... я могу только послать слугу до Мерока, оттуда уже с курьером.
   - Хорошо. Но прошу вас - пусть выезжают как можно скорее. Это за хлопоты и на Мерок, - поверх конверта лег предусмотрительно приготовленный Александром мешочек.
  
   Городишко казался похожим на жилище барона - такой же сонный и запущенный. Княжичи неторопливо ехали главной улицей, следом пристроился солдат. Темка не стал спорить, когда пожилой ратник сказал: "Капитан велел рядом быть". Пусть, не мешает же. Тем более, Темка намеревается выехать из центра куда подальше - может, там найдется что интересное. Особой цели у мальчишек не было, вино оплачено и его доставят на двор к барону. Чем торчать в пропахших травами комнатах, лучше уж поболтаться по городу. Заморосивший с утра дождь истончился и вот-вот закончится. Редкие прохожие глядели на княжичей с любопытством. Нищий бросился чуть ли не под копыта лошадей и, получив монетку, долго благодарил гнусавым голосом.
   Мелькали лавчонки - такие убогие, что заходить в них не хотелось. Старые вывески потускнели, наверное, жителям они без надобности, и так помнят, к кому идти в случае какой нужды. А посторонних тут почти не бывает - далеко от крупных городов, в стороне от караванных путей. И потому Темка удивился, увидев яркий полог, висевший над дверью. Расшитый странными символами, он походил на кусок ярмарочного шатра гадалки. Дверь в лавку была приоткрыта, и на кожаном шнурке висели гроздью фигурки зверей, деревянное оружие и совсем незнакомые амулеты.
   - Зайдем? - кивнул Темка.
   Лавка оказалась крохотной, еле троим вдоль прилавка встать. Солдат, придирчиво оглядев помещение, остался за порогом. Щуплый мужчина поклонился посетителям, сложив ладони и прижав их к груди. Плечи купца закрывала широкая накидка, расшитая теми же рунами, что и полог у входа. Выходец из Дарра, понял Темка. Он слышал о них - лучших мастерах амулетов.
   Торговец молчал, не расхваливал товар. Темка растерянно обвел взглядом связки амулетов. Митька отступил на шаг и рассматривал вырезанные на деревянных стенах руны.
   - Разве тебе нужен амулет? - негромко спросил купец, когда Темка тронул пальцем крохотный меч.
   Смуглая ладонь возникла у княжича перед глазами, качнулась, потом выгнулась лодочкой, точно змея надула капюшон - и снова опустилась на прилавок.
   - Мальчик из рода Оленя.
   Темка окинул себя взглядом: нет, под дорожным плащом не видно шевронов.
   - Ты веришь в себя и в свою удачу. В моей лавке ты не найдешь ничего нужного.
   Княжич оторопел: странный способ торговли.
   Хозяин перевел взгляд на Митьку. Раскрытая ладонь качнулась к лицу друга, замерла... Мгновения истекали, и на лице торговца все яснее проступало недоумение. Меж бровей легла горькая складка.
   - Я ничем не смогу помочь тебе, молодой господин, - купец уронил руку. - У тебя нет покровителя.
   - Мой род - золотого Орла! - вскинул голову Митька.
   - Значит, у твоего рода нет покровителя.
   Митька зло сощурился, распахнул плащ. Золотые шевроны и вышитый на груди герб показались из-под намокшей ткани. Торговец еле заметно вздохнул, с сочувствием глянул на мальчика. Княжич готов был достойно ответить на любую дерзость, но под мягким взглядом карих глаз отступил к двери, толкнул солдата и вывалился из лавки на улицу.
   Темка замешкался, и когда выскочил - друг торопливо уходил, ведя в поводу Поля.
   - Ну чего ты! Он просто решил попугать, цену набивал! - Темка сам не верил в то, что говорил.
   Митька все ежился, точно стряхивал взгляд купца.
  
   ...Это предание каждый знает с детства. Много веков назад, когда даже горы были другими, глянул Создатель - и не понравилось ему творение. Очень уж показались люди дерзкими да жестокими. Протянулась рука уничтожить мир, как сминает ребенок неудачную поделку из глины.
   Но дочь Создателя пожалела людей, стала просить за них отца. Однако упрям был Создатель, и послал на землю дожди огненные, воды высокие.
   Вздохнула дочь: все живое-то разве виновато? Есть у меня сад, но пусто в нем. Разреши пустить в него птиц и зверей. И духов земли, чтобы сад не увядал. А еще духов воды, чтобы не пересыхали ручьи. А еще духов железа, чтобы было чем обрабатывать землю, и духов битвы, защищать сад. А еще... Тут махнул рукой Создатель: бери всех, кого пожелаешь, только чтобы ни один человек в саду том не скрылся. Опустила глаза хитрая дочь. Не знал Создатель, что в каждом - даже в самой маленькой птице, даже в духе камней -- спрятала искусница души людские.
   Королей приняли духи их стран. Нищих - дух дороги. Дух земли сберег крестьян. Оторванных от корней солдат - дух битвы. Пришли кузнецы к духу огня, и рыбаки к духу воды. Всем нашелся свой покровитель. Темкиным предкам - олень. Митькиным - орел.
   Глянул Создатель на пустой мир и остался доволен. Но шли дни, складывались в года - и тоска смертная навалилась. Нет людей, нет жизни. Долго тосковал Создатель и выжидала дочь. А потом привела отца в сад и открыла ему тайну свою. Смеялся Создатель, назвал искусницу Матерью-хранительницей людишек недостойных.
   С тех пор ожила земля, и у каждого есть свой хранитель, тот, кто принял душу его предков и сберег в дивном саду. И если кто желал сменить судьбу, то просил прощения у своего хранителя и кланялся другому. Проходили века, на смену одним духам приходили другие - те, кто и после смерти готов был помогать другим.
   У каждого есть свой покровитель.
  
   Расписной полог лавки остался позади, в переплетении улочек. Тучки разбежались, вынырнувшее солнце прокалило воздух. Княжичи скинули плащи, но даже в мундирах уже становилось жарко.
   Через центр города выехали к шумному базару.
   Долго бродили по рядам. Пробовали мед и густую сметану, жевали местные пряники в виде улыбчивого солнышка. Азартно торговали новые сапоги - просто так, все равно мальчишкам они были велики, но очень уж понравился узор на голенище. Придирчиво осмотрели лошадей, перебрали седла, ощупали уздечки. Поспорили - яростно, до хрипоты - нужно ли подрезать лошадям гривы. От пряного кваса пощипывало в носу, в пустых с утра желудках слиплось сладкое тесто. Под ногами носились тощие коты, потрескивала шелуха семечек. Дальше от центра перекликались на полных возах голосистые крестьянки. Над торжищем висел крепкий дух пота - человеческого и лошадиного, яблок, свежей выпечки, медовухи, кожи, переспелых ягод, сыра, подсыхающей земли и всего того, чем обычно пахнет на базарах.
   Княжичи решили вернуться обратно, когда Темке вдруг почудилось - мелькнул в толпе кто-то знакомый. Но тут же человека загородил разносчик с корзиной яблок.
   - Подожди тут, - Темка бросил повод солдату, ухватил друга за мундир.
   Обогнули прилавок, проскользнули между зло спорящими мужиками. Людской водоворот закружил, отбросил к горшечным рядам. Между прилавками, заставленными расписными кувшинами и тарелками, шел высокий мужчина в дорожном плаще. Из толпы его выделяла выправка воина, люди торопились убраться с дороги спешащего господина.
   - Шакал паленый! - выдохнул Митька.
   Темке не показалось: это действительно был капитан Герман.
  
   Жужжали в густом предвечернем воздухе пчелы, стремясь успеть до заката; коварные слепни атаковали молча. По холмистому берегу мелкой речушки прогнали стадо коров. Последней брела жалобно мычавшая буренка с раздутым выменем. За ней, поворотив голову в сторону проезжих, брел пастушонок; длинный кнут волочился следом, точно хвост.
   Бурдюки с вином уютно пристроились в сене. Там же, под расшитым полотенцем, приткнулась корзина с пряниками-солнышками - Темка решил побаловать маленькую Лисену, да и сам был не прочь еще раз запустить зубы в сладкую выпечку. В плотном берестяном коробе лежала стопка бумаги - Митькино приобретение. Солдаты устроились на телеге, привязав лошадей к обрешетке. Пожилой задремал, надвинув шапку на глаза. Молодой лузгал семечки, бросив свободно вожжи на колени.
   Княжичи приотстали.
   - Он не хотел, чтобы я знал про его отъезд, потому и отпустил, - сказал Митька.
   Темка чуть шевельнул плечом. Неловко напоминать другу, что капитану наплевать на княжича. Мог придумать сотню причин и спокойно покинуть крепость. Митька понял, засопел.
   - Ты знаешь, сколько у вас в гарнизоне оружия? - резко спросил Темка.
   - Да как у всех!
   - У всех - меньше, - отрубил Темка. - Я видел.
   Рассказал все, и про отправленный отцу пакет - тоже. Митька потемнел лицом, сжал губы. Ну вот, обиделся, Темка так и знал! Но друг выкрикнул шепотом:
   - Какой из меня княжич, если я даже вооружение собственного гарнизона не знаю!!
   Темка не стал утешать - что тут скажешь, если Митька в общем-то прав?
   - Я думаю, он хотел скрыть отъезд от вас, - голос у друга был спокоен, точно и не захлестнуло его только что отчаяние. - От капитана Александера.
   Вечером, у костра, Темка несколько раз прикасался к ножу с серебряным оленем на рукояти. Под скромным чехлом крылась отличная сталь. Но то солдаты мешали, то разговор уходил в сторону - княжич так и не решился протянуть Митьке родовое оружие.
  

***

  
   ...Закончился последний теплый месяц - Рябиновый. Кленовый заставил вытащить из кладовых подбитые мехом плащи. Вместе с Пихтовым пришли холодные ветра и снег. Буковый, хоть и пугал заморозками, все равно поворотил на весну.
   В первый день Ясеня ранним утром пастух шел по деревне, призывно щелкая кнутом. В замке тоже следовали традиции и отправляли скот на выпас. Темка стоял на крепостной стене и смотрел, как идут табуны Торнов. Сильные жеребцы, кокетливые кобылки, жеребята - лучшие лошади в округе!
   Ясеневый месяц не перевалил и за середину, когда гонец принес известие: приезжают золотые Лисы.
   Сердце бухало в груди, как барабан. Дай Темке волю - выскочил бы за ворота встречать гостей. Но нельзя. Княжич запрокинул голову, посмотрел на еще розовые от утреннего солнца облачка. Легкий ветер тянул их навстречу Крохам. Как медленно движется время!
   Звуки приближающегося отряда. Знакомая музыка, в которой Темка знает каждую ноту. Штандарт - как знаком зверь, вышитый на нем! Точно такой же на ноже, с которым княжич не расставался всю зиму.
   Гости приблизились к крыльцу. Марк смотрел мимо, вежливо выслушивая приветствие князя Торна. Темка позавидовал такой сдержанности и постарался приглушить радость, что заходилась в груди щенячьим лаем, срывалась на визг.
  
   На маленьком островке посреди реки оборвали почти все ветки маальвы. Темно-багряные гроздья распускались первыми, когда корни растущих только тут кустов захлестывала холодная вода. Подбросить на крыльцо девушке душистый букет считалось делом чести каждого жениха, и деревенские парни, разгоряченные весенним солнцем, лезли в реку уже в конце Букового месяца.
   Сейчас вода прогрелась, даже самые осторожные ныряли в неспешное течение. Темка направил Дегу к берегу, туда, где отмель засыпал сероватый песок. Выше по течению сидел, уныло опустив плечи, маленький рыбак. Ивовая удочка без толку полоскала в воде лесу из конского волоса. Рыбак почесал изжаленные комарами ноги и хмуро глянул на приехавших. Княжич узнал сына трактирщика и понял его печаль: давно пора вернуться в деревню и помогать отцу. Но сидеть на берегу намного приятнее, а наказание уже неминуемо. И чем дольше оттягивать возвращение, тем сильнее влетит.
   Солнце дробилось на воде, слепило глаза. Молчание заставляло ежиться, точно под рубаху натолкали крапиву. Разговор не складывался. С той самой минуты, когда Марк отвернулся от князя и Темка увидел в глазах гостя сдержанное приветствие - не больше.
   - Искупаемся? - предложил Темка.
   Марк помедлил, прежде чем ответить.
   - Тут? - в голосе сквозило высокомерное удивление.
   Плеснула обида за любимое место:
   - А чем тебе не нравится?
   Крох-младший посмотрел, как река обмывает илистый берег острова, взбивая легкую муть, и скривился:
   - Вот уж достойно для княжича - в грязи барахтаться.
   Темка сжал губы, тронул бока Деги коленями, направляя кобылку дальше по берегу, к заливным лугам, где пасли лучших лошадей Торнов.
   - Ты стал... не такой.
   Марк не удивился:
   - Повзрослел. Не все же детскими игрушками забавляться. Видишь ли, если хочешь чего-то добиться, то нужно быть сильным, жестким. Ты, наверное, этого еще не понимаешь.
   Ехали неторопливо. Гость с умеренным любопытством поглядывал по сторонам, казалось, его совсем не тяготит молчание.
   От берега свернули в сторону, поднялись на склон. Шум воды сменился азартными мальчишескими криками: на плоском глинистом холме подпаски играли в "осаду". Рыжий Колька опять выигрывал. Его "замок", сооруженный из веточек и кусков коры, разросся вширь и вверх. Вечно простуженный Михась зря сопел, примериваясь к "главной башне" - все равно не сможет развалить. Вот Темке никогда не удавалось выстроить такое сооружение. А Колькины "замки" часто простаивали до вечера, и почтительные малыши бегали их смотреть не раз и не два.
   Княжичей заметили, поздоровались вразнобой. Темка остановил коня. Марк глянул с недоумением, но послушно пристроился в полушаге. Михась засопел громче, поплевал на плоский камушек-биту. Громко хмыкнул ему под руку Колька. Бросок! Хитро положенные перекрытия срикошетили, отводя "снаряд" в сторону. Рыжий горделиво повел плечами, спросил:
   - Княжич Артемий, не желаете бросить?
   Темка фыркнул: нашли дурака!
   - Ну уж нет! Опять под щелбаны лоб подставлять!
   - Ты играешь с ними? - в голосе Марка плавали холодные льдинки недоумения.
   Подпаски примолкли, встали. Уже как положено, склонили головы перед княжичами.
   - Да, - Темка постарался ответить сдержанно.
   Губы Кроха презрительно скривились:
   - Разве это достойно княжича серебряного рода?
   - А ты разве у себя дома - нет?
   - Я? - высоко взлетели темные брови. - Я? - уже с насмешкой повторил Марк. Развернул коня и неторопливо въехал на пригорок. Жеребец легко снес "замок", переламывая копытами ветки и втаптывая в землю кору.
   Колька быстро глянул исподлобья. Крох бросил Темке, напоминая, словно неразумному:
   - Я княжич золотого рода.
   Темка соскочил с Деги, присел у разрушенного замка. Колька опустился рядом. Нет, даже такой мастер не восстановит.
   - Ты бы выиграл, - сказал княжич расстроенному подпаску.
   - Если ты желаешь утешить, то нужно так, - вмешался Марк. Нашарил в широком поясе мелкую монету, кинул в разоренную игрушку. - Мы и дальше будем торчать тут?
   Темка встал, чувствуя, как набухает в нем ярость. Но княжич справился с собой, учтиво наклонил голову:
   - Отчего же, поедем. Желание гостя - закон.
   ...А потом был ужин, вспоминать про который Темка вообще не хотел.
  

Глава 4

  
   Зима в этих краях оказалась теплее. Горячий ветер, часто дующий с Черных Песков, превратил снега Букового месяца в затяжные дожди. Но уже в первых числах Ясеня дороги начали подсыхать, а в речке Красавке заплескались мальчишки. Самые глубокие овраги обнажили илистое дно, когда засверкали молнии Яблоневых гроз. Первая пришлась как раз на тот день, когда Матерь-заступница отмерила пятнадцатый Темкин год.
   Жару, сменившую дожди, сначала восхваляли. Но потом земля начала трескаться, и от зноя стало трудно укрыться даже в подвалах крепости.
   В деревнях священники отслужили молебны Матери-заступнице. А в один из дней вся ребятня лазила по подсыхающим болотистым лугам, собирая лягушек. Утром, с первым лучом солнца, самые многодетные матери зарыли тварей на общинных землях и в своих огородах. Но дожди так и не вернулись.
   Теперь деды на посиделках говорили только о Черных песках. Им эти рассказы от прадедов достались, но ни дети, ни внуки верить не желали - байки, мол, Пески давно замерли. Темка тоже не верил старикам. Да, жарко, но пока еще не стоит маревом предвестие погибшего урожая. А о чем еще говорить в этих краях, как не о Черных песках? Но байки слушал с интересом. Старики пристраивались на завалинках, в тени. Водили в воздухе коричневыми, скрюченными за трудовой век пальцами, и предостерегали: только проглянулось дно у реки, не молись Матери-заступнице, поздно. А кидай вещички на телегу да мотай подальше. Лошадей не жалей, погоняй, сколько сил хватит - лишь бы уйти.
   В крепости солдаты с неохотой выходили на плац. Темка их понимал, но вставал на сторону Александера. Тот говорил, что при такой мирной жизни стоит чуть ослабить вожжи, и гарнизон превратится в деревню. Глядя на подтянутого капитана, княжич застегивал мундир под самое горло.
   В эти дни реже получалось встречаться с Митькой - не дело самому себе поблажку давать. Темка отчаянно скучал, но каждое утро упрямо занимался наравне с солдатами. Мундир быстро выгорел на солнце, соленый пот разъел краску, превращая густую грозовую синь в легкую синеву безоблачного неба. Княжич даже тайком гордился своим мундиром. Все остальное - и окрепшие мускулы, и успехи в фехтовании, и меткая стрельба, и твердость в голосе - пришли постепенно, и этого Темка сам не мог заметить. Он осознал только, что сильно прибавил в росте, когда Дарика занялась его гардеробом. Надо было подпороть все штаны снизу, рукава и подолы мундиров, рубах, выпуская запас ткани.
   Если встретиться с Митькой не получалось, Темка отправлял с Шуркой записки в соседний гарнизон. Мальчишка точно не чувствовал жары, и с удовольствием мчался на конюшню запрягать меланхоличного Булана. В ответ на исписанные корявым Темкиным почерком бумажки капитанов сын привозил листы, расчерченные четкими строками. Друга обошла солдатская доля, не по его вине или воле - подмял Герман гарнизон, княжича как бы и нет. Митька укрывался от ненавистного капитана за толстой дверью библиотеки. Судя по запискам, он далеко продвинулся в разборе свитков. Оно и понятно, чуть ли не год прошел с того разговора у реки.
   ...Дега отошла в сторону, выбирая траву по вкусу. Темка скинул рубашку, растянулся на берегу. Замотался, аж в голове гудит. Митька уже отсигналил в ответ, скоро появится. Эх, здорово было бы жить в одной крепости! Но Темка никогда этого не предложит - Дин клятву королю давал.
   Заржала Дега, приветствуя Поля. Княжич плюхнулся рядом на живот.
   - Знаешь, в летописях много сказаний о героических воинах, сражавшихся до последнего. О публично казненных героях. Пишут... так пишут, что кровью со страниц пахнет.
   Темка чуть прижмурился. Это он тоже читал. Кто же из мальчишек такое пропустит: битвы, подвиги, клятвы чести. Но Митька наверняка сейчас вывернет, как и в голову не придет.
   - И совсем нет о тех, кто погиб безвестно. Ну, понятно, почему нет. А мне кажется - им было труднее. Одно дело, умирать на плахе, когда смотрят. Совсем другое - погибать под пытками где-нибудь в темнице. Понимая: закопают, и костей твоих не найдут, не узнают - выдержал ты или предал. Когда грозят, что оболгут после смерти. Вот так - страшнее.
   Светлое, почти невидимое облако еле движется. Темке кажется, что дни застыли так же, как это облако.
   - В скучное время мы живем, - вздохнул он. Сорвал одуванчик, дунул - белая шапка облетела наполовину. - Вот так вернемся ко двору - и что? Не то что войны, про разбойников настоящих и то не слышно. Тоска....
   Митька виновато улыбнулся. Темка подумал, что друга это нисколько не расстраивает, и добавил злорадно:
   - О чем писать будешь, летописец?
   Облако чуть сдвинулось, истончилось еще сильнее.
   Митька накрыл нерасторопного кузнечика рукой. Послушал, как тот трепыхается под ладонью.
   - Я нашел записки времен осады Южного Зуба. Там одного... ну, по-нашему будет сержанта, обвинили в том, что он подавал врагам сигналы с башни. Летописец, по-моему, в военном деле ни уха ни рыла. Что за сигналы, зачем подавал! - Митька раздраженно махнул рукой, освобожденный кузнечик торопливо отпрыгнул в сторону. - Приговор - повесить.
   Темка поморщился. Позорная казнь. Для военного - пятно на всем роду.
   - Угу. А летописец, между прочим, сомневался, того ли назвали предателем. Ну, меж строк чувствуется. Сомневался, а писал! Потом-то его записки внесут в книги, вымарают ненужные слова. Никто даже не усомнится в том, что сволочи по заслугам досталось. Я так не хочу. Знаешь, решил: все свитки переберу. Может, еще что про осаду найдется. Я хочу знать правду.
  

***

  
   Солнце почти не проникает через узкое оконце. Замковая библиотека встроена внутрь башни, только углом выходит наружу - там-то и пробили узкую щель. Но это к лучшему, все свитки сохранились. Тур Весь научил племянника правильно обращаться со старыми листами, и княжич надеялся перевезти домой древние записи в целости и сохранности. Эти свитки должны заинтересовать королевского летописца.
   Да и Митька хоть на мгновение почувствует пользу от сидения в крепости. Рот наполнился кислой слюной, точно лизнул мокрое железо.
   Нет, нельзя дальше искать оправданий! Отец знал, что будет именно так. Князь Дин все понимал про капитана Германа и про сына, иначе бы не связал Митьку словом. Зачем?! Но хоть голову сломай - не понять. Княжич совершенно не знает отца. Даже с туром Весем, раз в год навещавшим сестру, он разговаривал больше. А уж с королем Эдвином - тем более.
   Когда Митька впервые попал ко двору, он уже и не помнил. Мама говорит, что принцессе Анхелине было чуть больше года, и ей понадобился товарищ для игр. Подруга королевы и прихватила с собой полуторагодовалого малыша.
   Запутанные дворцовые коридоры скоро стали знакомы, как дома. Королева Виктолия превратилась просто в госпожу Вику, а король Эдвин полюбил неторопливые разговоры с серьезным княжичем. Митька скучал по королевской семье не меньше, чем по своей собственной. И вечера во дворце вспоминались с таким же мягким замиранием сердца.
   ...Дрова в камине почти прогорели. Митька положил сверху полешко - березовая кора мгновенно скрутилась от жара. Сверху пристроил еще парочку и снова сел на пышный даррский ковер. Тепло камина приятно обволокло спину. Отсветы пламени окрасили резные деревянные стены в цвет восхода, отразились в большой медной миске с яблоками.
   Анна пристроилась на маленькой скамеечке у ног отца, сматывает золотистую нитку в аккуратный клубок. Мама и госпожа Вика утонули в глубоких креслах. У княгини в руках вышивка, королева перебирает спутанные Анниным котенком клубки. Виновник безобразия лежит тут же, щурит на камин желтые глаза. Митьке очень хочется дернуть его за пушистый хвост, но тогда обидится Анна, да и не следует отвлекаться от разговора. Король Эдвин серьезен, словно перед ним не восьмилетний мальчик, а взрослый мужчина. Княжич старается вести себя достойно.
   За окном давно стемнело, но гости пока не торопятся домой. Князь снова в отъезде, и в огромном доме их никто не ждет. Анна отдала матери клубок и присела рядом с Дином, погладила котенка. Безобразник лениво мурлыкнул и перебрался к принцессе на колени. Королева строго покачала головой, но все-таки позволила дочери остаться сидеть на полу.
   Когда догорают свечи и приходит пора зажигать новые, княгиня решительно складывает вышивание в корзинку. Королева Вика предлагает остаться на ночь, но мама пристально смотрит на короля и качает головой. Княжич разочарован: он с удовольствием бы остался. Очень не хочется выходить на заснеженные улицы, под холодные ветра Пихтового месяца. И королю жаль комкать разговор - на самом деле жаль, Митька чувствует, - но и он не спорит с княгиней. Анна печально смотрит светлыми, как у матери, глазами: кроме княжича Дина, у нее нет больше друзей...
   Митька с сожалением вернулся из прохладного дворца в душную библиотеку крепости. Подошел к оконцу, глянул на пустой плац. В полдень жизнь в гарнизоне затихала, солдаты расползались в поисках прохлады. Только двое караульных мучались на стене, вжимаясь в тень башни.
   Тоска по дому стала так сильна, что Митька отшатнулся в сторону, прижался лбом к каменной кладке. Слезы скребли где-то в горле, и княжич сжал губы.
   Ему и прежде приходилось скучать по матери, которая пропадала целыми днями во дворце. Сам же Митька, если княгиня брала его с собой, проводил время с принцессой Анной или в королевской библиотеке. Но если княжич оставался дома один, то пробирался в гардеробную и бродил между платьями, хранящими запах маминых духов. Можно было перебирать ленты на рукаве и представлять, что княгиня рядом и никуда не торопится. Митьке казалось, что мама похожа на яркую птицу, которая не может надолго складывать крылья. И мальчик был благодарен Орлу-покровителю за те редкие вечера, в которые княгиня не улетала из дома.
   Соленый комок наконец-то сглотнулся. Митька развернулся, привалился к камням спиной. Он еще не скоро окажется дома, нужно с этим смириться. Хотя, если бы не Темка, сил бы уже не осталось.
  

***

  
   Темка не верил в байки о Песках, но, когда ночью ударили в землю долгожданные капли дождя, поблагодарил Матерь-заступницу за милость. Горячий ветер унес тучи до рассвета, но теперь верилось, что они, брюхатые ливнями, вернутся.
   Утром во дворе блестели лужи. Дарика кричала, что не пустит сына в дом, пока тот не вымоет ноги. Шурка закатал штаны выше колен и босиком шлепал по воде. Солдаты посмеивались и предлагали капитанову сыну убежище в казарме. Лисена, сама еще недавно не отстававшая от брата в шалостях, укоризненно поджимала губы.
   Темка сбросил мундир на перила крыльца. Сегодня Митька дождется пойманного зеркальцем солнца.
   ...А на следующее утро на крепостной двор влетела Лисена, закричала, захлебываясь от возбуждения. Следом за быстроногой девчонкой торопились Дарика с бабкой Феклой, тащили корыто с нестиранным бельем. Жена капитана испуганно оглядела высыпавших во двор солдат, бросилась к Александеру:
   - Воды нет! - страх метался за судорожно стиснутыми губами, рвался вопросом: - А если Черные пески?!..
  
   По руслу с тихим шелестом ползли песчаные струйки. Обнажившиеся берега подсыхали на солнце, шли глубокими трещинами. В оставшихся мелких лужицах, полных жидкого ила, трепыхались рыбины. Дега недоуменно пряданула ушами.
   - Матерь-заступница! - охнул кто-то за Темкиной спиной.
   Княжич недовольно повел лопатками. И так страшно, еще и вопят. Но этого же не может быть! Черные пески не двигаются.
   Александер подергал себя за ус, решил:
   - В деревню.
   У околицы стояла, покосившись, телега со сбитым колесом. Хоть и груженная добром, а хозяина не видно. Не выскочили на дорогу брехливые собаки, не глянула из-за плетня любопытная старуха. Тихо. Слепо смотрят закрытыми ставнями дома, некоторые дворы щерятся распахнутыми воротами.
   У колодца - пересохшего до дна, - валялись коромысло и ведра. Напротив жил староста. Богато: за солидными воротами, в доме на высоком фундаменте. Сейчас одна створка была наполовину открыта. Темка направил коня во двор. Раструшенное сено, точно его грузили второпях. Открытый лаз в погреб, разбитый глиняный кувшин, выпустивший лужу молока. Кот пристроился у края и быстро работал язычком. Глянул недовольно на пришельцев: успел почувствовать себя хозяином в опустевшем доме, а тут явились. Недовольно дернул хвостом, но от молока не оторвался.
   - Торопились, - процедил Александер.
   Темка соскочил с коня, осторожно шагнул к коту. Тот глянул диковато, в один прыжок долетел до погреба и скрылся в темноте провала. Княжич шагнул было туда, но капитан крикнул недовольно:
   - Артемий, некогда!
  
   Когда вернулись в Северный Зуб, Пески уже были видны со сторожевой башни. Темка придержал бившуюся на ветру карту. Если волна пойдет по руслу Красавки, то продвинется далеко. Новый порыв ветра принес песчинки, кольнул лицо.
   Во дворе стихла перебранка, успокоилось метавшееся в каменном мешке эхо. Последняя телега, душераздирающе скрипнув, выползала за ворота.
   - Пора и нам, - Александер тронул княжича за плечо.
   - А может, заедем?
   - Южный дальше, к нему пески дойдут нескоро. А нам кругаля давать некогда. Да успеют они.
   Оседланная Дега пританцовывала во дворе, ей хотелось поскорее убраться отсюда.
   Телеги догнали быстро. Тем более, они не двигались, сгрудились посреди дороги. Дальше не проехать: навстречу другой обоз. Беженцы из крепости Северного Зуба зло щерились, готовясь скинуть с пути. Встречные казались похоронной процессией.
   Три телеги: на двух скарб, на третьей дедок с трясущейся от старости головой, ребятишки и молодуха на сносях - свела брови, сгорбилась. Еще одна женщина придерживалась за обрешетку, рядом стояли два мужика, угрюмо смотрели в землю. Вперед вышел коренастый мужчина в летах, с ним и разговаривал солдат. Заметив княжича и капитана, торопливо бросил что-то деревенскому, начал проталкиваться к всадникам.
   - Говори, - велел Александер.
   - Не успели мы, Пески кругом. Эти вон из Южной Выпи. Баба у них скоро родит, вот и прособирались. Пока затылки чесали: то ли ехать, то ли оставаться, за соседями уже и пыль осела. Теперь вот куда ни развернут - нету дороги. А пески уже к деревне подошли. Решили в крепости спасаться, а капитан Герман не пустил.
   - Вышлем разведку, - поймал Александер Темкин взгляд.
  
   К вечеру пески почти успокоились. Темка смотрел на карту и задумчиво оттирал измазанные чернилами пальцы. Северному Зубу приходилось плохо - заносило со всех сторон. Основная волна пришла из-за границы с Дарром, поперла вперед, не разбирая. Еще одна обогнула по высохшему руслу Красавки, прошла дальше в глубь страны, извернулась и соединилась со старыми песками. Южным соседям повезло намного больше: они хоть и тоже отрезаны от мира, но волны выдохлись на подступах к крепости.
   Фонарь почти угас. Темка аккуратно свернул карту, с бумаги посыпался песок. Когда только успело надуть!
   Вошел Александер.
   - Деревенских разместили. Возле запасов я поставил караул. Ключ только у меня.
   "Спасибо, Матерь-заступница!" - пронеслось у Темки в голове. Хотя благодарить нужно капитана: это он соблюдал давний закон - в крепости должны быть запасы воды. В Северном и Южном Зубе к этому относились серьезно многие годы: в подвале стояли огромные дубовые бочки. Но на сколько их хватит? Тем более - с беженцами.
  

***

  
   Никто, кроме Темки, давно не взбирается сюда. Зачем, если Пески и так видны из окон замка?
   Это мало похоже на ветер. Горячий воздух неторопливо наваливается на смотровую башню, принося с собой проникающие всюду песчинки. Стоит запустить пятерню в волосы, и песок с тихим шорохом сыпется из-под пальцев. Забивается в складки одежды, в сапоги. Даже когда Темка провел шершавым языком по губам, то наткнулся на песчинки, скрипнул ими на зубах. Кажется, что и горло забито сухими крупинками, а в желудке и вовсе целые барханы. В первый же день пришлось зачехлить пушки, а то не прочистить потом. Так и стоят, накаляясь. Бесполезные.
   Княжич подошел к самому ограждению. Солнце едва взошло, а каменные зубцы башни уже нагрелись. Снова будет жара, от которой спекаются губы. Темка сглотнул; царапнуло в пересохшем горле. Тронул фляжку. Там вода. С трудом отлепил пальцы. Норма - две кружки, а день только начинается. Лошадей вон уже вторые сутки почти не поят. А животные ведь не понимают, за что такие мучения. Темка бегает на конюшню постоянно, гладит Деге шею, шепчет на ухо разные глупости, но разве этим утолишь жажду?..
   Кажется, что восходящее солнце вырастает из светящихся Песков. Темка отвернулся от рассвета. Нельзя долго смотреть, глаза начинают болеть. А если закрыть веки, то на мгновение резанет болью, как будто и под них надуло песок. В темноте вспышки все тех же надоевших цветов: золотого, серебряного, бронзового. Как барханы: сами золотистые, медовые, в тени - густо-бронзовые, а кромки отливают серебром. Меж песчаных складок бронзовые тропки, словно кто расшил пустыню дорогими нитками. Темка уже наизусть помнит узор этой вышивки.
   Ночью пески продолжают светиться. Бронзовые тропки теряются, растворяются. Серебра, наполненного лунным светом, становится больше. В общем-то, это красиво - хоть днем, хоть ночью. И напоминает геральдические цвета. Золотой, серебряный, бронзовый - как ленты на штандартах год назад, в Большом Тронном зале.
   Темка нащупал в кармане зеркальце в деревянной рамке. Скрипнул под пальцами песок. Аккуратно стряхнул, протер серебристую гладь. Ну почему отсюда не видно Южного Зуба?! Хоть бы штандарт разглядеть!
   Солнце оторвалось от горизонта и поплыло в небо. Пора, капитан ждет.
   Деревянная дверь, ведущая со смотровой башни, в мелких зарубках. Это они с Митькой метанием ножей развлекались. На косяке Темка ведет календарь, отмечает ножом каждый день в Черных песках. Дни сливаются, ночь давно перестала быть границей между ними. Потому что жажда мучает даже во сне, не дает толком забыться. Каждый вечер Темка надеется, что привидится река, вечерняя прохлада, пусть даже с надоедливым звоном комаров. Но снятся пески. А раз - умирающий от жажды Митька. Лежит в башне на каменном полу и еле шевелит потрескавшимися губами: "Воды..."
   Ладонь привычно скользнула по зарубкам. Стукнула за спиной дверь.
   Спустившись, Темка свернул в дальний коридор. Можно пройти хозяйственными дворами, но вчера там резали скот - поить больше нечем. Закрытый высокими стенами пятачок кажется полем проигранной битвы: небо помнит отчаянные стоны животных в предчувствии смерти, тяжелый удушливый запах до сих пор висит над залитыми кровью камнями, вялится на солнце, свисает лентами мясо - как штандарты побежденных. Вчера тут пьянила чужая смерть, словно ею можно откупиться от своей собственной. Многие рискнули отведать крови, хоть этим жажду утолить. Темка не смог.
   Надвигающаяся жара выдавила обитателей крепости со двора, заставила искать укрытие за толстыми стенами. Только Лисена стояла, запрокинув голову - растрепанная рыжая коса свесилась почти до земли, - и широко открыв рот. Даже Темку не заметила.
   - Ты чего?
   - Я тренируюсь. Вот пойдет дождик, я встану, и мне водичка будет в рот капать.
   Вышел хмурый капитан, обремененный фонарями и мотками веревки.
   - А вы куда? - тут же прицепилась девочка.
   - Куда надо, - Александер не одобрял Темкину затею. - Иди, тебя мать ищет.
  
   Сразу за дверью оказался тонкий слой песка. Потом его стало больше, Темка уже мог коснуться потолка вытянутой рукой. Александер пригнул голову, поправил на плече моток веревки. Ноги разъезжались, вязли. Темка запыхался, но старался не показывать виду и не сбавлять шаг. То, что песка так много, вселяло надежду: значит, наружная дверь осталась открытой.
   Крепость оказалась в центре огромной воронки: снаружи занесена песком до верхней балки ворот, а внутри, во дворах - тонкий слой песчинок. Точно волна ударила в стены и остановилась. Створки не распахнуть - придавленные массой песка, они не желали двигаться. Пытались спуститься со стены на веревках, но сплошное золото затягивало, стоило коснуться его ногами. Бронза темнела слишком далеко, и путь к ней был только ходом - когда-то тайным, а после, в мирные для крепости годы, обычным, расширенным и укрепленным.
   Дальше пришлось пригнуться и Темке. Капитан опустился на четвереньки, прихватил дужку фонаря зубами. Княжич не сдержался, хихикнул.
   Долго ползли, отплевываясь от песка. Фонарь раскалился, сделал и без того застоявшийся воздух душным.
   ...- Уже близко, я считал.
   Темка и Александер лежали ничком на песке. Дальше капитану не пролезть - узко.
   - Я протиснусь, тут всего ничего! - сердито убеждал Темка.
   - Ладно. Но дай я тебя обвяжу, если что - дергай.
   Просмоленная веревка обхватила княжича подмышками, петлей завернулась на груди.
   - Ну, помоги Матерь-заступница!
   Темка распластался ящеркой, скользнул в проход. Потолок так низко, что головы не поднять. Даже толком не почесаться! А песок, кажется, проникает даже сквозь одежду. Темка вытянул руку с фонарем, ловя медный отлив. Если попадутся зыбучие - утянет. Коридор-то - конный спокойно проедет. Но так обидно возвращаться! Темка подтянул веревку, чтобы не мешала. Ерунда это все: начнет засасывать, Александер все равно не вытянет. Посветлело. Темка рванулся, выбросил руку вперед - только бы не напороться на решетку! Повел из стороны в сторону и чуть не взвыл от досады: пальцы ткнулись в горячее железо.
   Но все-таки подобрался поближе, постарался отгрести песок. Кованые ворота скруглялись небольшой аркой. А ведь Темка сможет пролезть! Как раз протиснется. Спасибо, Матерь-заступница!
   Княжич высунул голову, огляделся. Получится и дальше. Песок плотный. Вон бронзовая тропинка тянется. Но не сейчас, утром. Темка втянулся обратно в лаз. Капитану он скажет, что не пролез. А то ведь не пустит.
   Посмотрим, врут ли легенды!
  

***

  
   Темка распластался на горячей постели. Песчинки кололи влажную от пота спину. К ночи жара спадала, но все равно было душно. В окне призрачно светились Пески, и узкий серпик месяца казался тусклым в их свете.
   Сон не приходил, крыса в душе металась все сильнее. Чтобы успокоиться, княжич старался вспоминать все самое хорошее. Но вместо этого перед глазами вставало совсем другое...
  
   Темка выскочил из зала, как только князь отодвинул кубок в центр стола. Неучтиво, даже не простившись с гостями. Но невозможно дальше смотреть на Марка!
   ...Князья вошли в обеденный зал, продолжая какой-то разговор. Не прервали они его и за столом. Впрочем, говорил больше гость:
   - Честь - только для знати. Нам есть по кому мерить свои поступки, перед чьей памятью держать ответ, о чьей доблести помнить. Наша жизнь составляет славу или бесчестие всего нашего рода.
   - Я все же думаю, что для чести не нужны подпорки, - заметил отец.
   Крох недовольно двинул кубок, сказал строго:
   - Это не подпорки. Это - род, уважаемый князь. То, чего нет у других. Спросите землепашца, сколько колен он помнит. Чем славен его прадед или дед? Не ответит. Да ему этого и не надо.
   - Ну не хотите же вы сказать, что все остальные бесчестны? - слегка удивился отец.
   - А почему бы и нет? Вы думаете, честь не дает простонародью красть, обманывать, трусить, лжесвидетельствовать? Нет. Есть только одна вещь, которую они признают и согласно которой живут - власть. Чем крепче держишь, тем меньше погани. Только власть.
   Темке стало неприятно. Он внимательно глянул на Александера, перевел взгляд на старого капитана, его отца. Это что же - у них нет чести?! У них?! Да как можно нести такой бред, и шакал язык не откусит?!
   - Вспомните, хоть один байстрюк прославился благородством или ратной доблестью? Только те, кого из милости оставили в семьях и держали вот так, - Крох смял лепешку в бесформенную массу. - А остальные плохо кончили. А все почему? Рода за ними не было, а власть применять не стали.
   Марк проводил взглядом отброшенный хлебный комок и снова вскинул глаза на отца.
   - Кстати, Маркий сказал, что ваш сын якшается с крестьянскими щенками, - продолжил Крох.
   Темка возмущенно взглянул на гостя. Нет, он не скрывал от отца свои игры с деревенскими мальчишками, но в этом поспешном докладе было что-то мерзкое.
   - Эти мальчики - люди князя Торна. Те, кто должен быть ему верен и кого он должен защищать - не приведи Матерь-заступница! - в войну, - вмешался старый капитан.
   Крох повернулся к князю:
   - У вас странный капитан. Воин не должен бояться войны. А защищать в первую очередь нужно свой род и своего сюзерена. Власть, только власть! Страх перед сильным - вот залог спокойствия. И я воспитаю Маркия правильно, - гость одарил нелюбезным взглядом Торна-младшего.
   Темка со злостью сжал под столом кулаки.
   - Не так ли, Маркий? - повернулся Крох к сыну. - Ты ведь уже знаешь цену власти и страху?
   Тот аккуратно наклонил голову:
   - Да.
   Темке показалось, что он весь ужин вместо слабенького вина хлебал болотную жижу. Мерзость какая!
   К счастью, гость отодвинул кубок в центр стола.
   Слуги испуганно прижались к стене, пропуская бегущего княжича. И только на боковой лестнице кто-то оказался не столь проворен. Мазнуло по лицу косой.
   - Лисена? - княжич подхватил девочку. - Ты чего тут?
   Малышка неторопливо пригладила косу, притворно вздохнула. Ну конечно, тут же есть выход к комнате стольника! Когда-то было принято, чтобы слуга скрытно наблюдал за княжеским ужином, не маяча весь вечер в зале, а сейчас про каморку забыли. Вот любопытная Лисена и подсматривала. Если Александер узнает, девчонке мало не покажется. Темка зло помянул шакала.
   - Ладно, пошли, отведу к Дарике. Только быстро.
   Лисена не успевала, путаясь в длинной, на вырост, юбке. Пришлось ухватить ее за теплую ладошку и тащить за собой. Задыхаясь от бега, малышка все-таки восхищенно высказалась:
   - А какой он красивый! Этот приезжий княжич. Как принц!
   - Вот скажу Дарике, где тебя нашел!
   В глазах девочки блеснули слезы, но губы она поджала точь-в-точь как капитан.
   - Да не скажу, не скажу!
   Тоже, нашла красавца, ядовито подумал Темка. Марик Крох - надутый индюк. Главное, успеть его перехватить.
   ...- Подожди!
   Марк, уже тронувший дверь, повернулся. Подсвечник в его руке чуть дрогнул, капнул расплавленным воском. Темка неразрывно сказал, точно проталкивая через горло длинную змею:
   - Маркий Крох, я возвращаю тебе оружие твоего рода и прошу вернуть мне нож с родовым знаком Торна.
   Отсвет блеснул на лезвии. Темка показал лису, спрятал в ножны и рукояткой вперед подал гостю.
   Снова капнул воск. Марк не протянул руку:
   - К сожалению, я не могу вернуть. Твой случайно затерялся.
   Родовое оружие?! Темка показалось, что ему дали пощечину. Он разжал пальцы, и нож Кроха упал на каменные плиты.
   Тень от свечей послушно легла под ноги, когда он развернулся. Но свет за спиной горел недолго: Марик ушел в комнату и бесшумно прикрыл за собой дверь.
  
   Темка с досадой перевернулся на спину. Вот леший! Никак не уснуть! А ведь уже вставать скоро. Нужно уйти до рассвета, чтобы не заметил капитан. А то как пить дать не пустит... Княжич осекся. Свесил голову с кровати, провел языком по потрескавшимся губам. В последние дни появилось много запрещенных слов: пить, вода, река, дождь.
   Надо идти. Иначе гарнизон не выживет. Жажда сводит с ума, позавчера напали на караул у запасов воды. Пока трое дубинками загоняли товарищей в угол, четвертый пытался взломать замок. Хорошо, что услышали шум. Караулы увеличили, а чтобы не было сговора, Александер назначает солдат в последние минуты. Шурка старается держаться поближе к отцу, ведь все знают, что ключ от подвала есть только у капитана.
   Темка перевернулся, растянулся на спине, глядя невидящими глазами в потолок. Вспомнилось: залитая солнцем комната. Александер дергает себя за ус и неприязненно смотрит на четверых, стоящих у двери. Один зол, и не скрывает этого; Темка видит, как колыхается в его глазах ненависть. Другой угрюмо отвернулся. Третий просто испуган. А у четвертого - непереносимая тоска в изломе губ; солдату плевать, что с ним будет дальше, главное - не смог добраться до воды. Княжич снова посмотрел на первого. Выяснять, кто зачинщик, не надо. И раньше солдат был строптив без меры, первый заводила на посиделках, репейник под рубахой для всех деревенских парней. Но не думал Темка, что пойдет он на своих товарищей. Ломает жажда, ох ломает!
   - Это - бунт, - заговорил Александер. - Вы знаете, что делают с бунтовщиками.
   Ворот мундира сдавил горло. Темка тоже знал: вешают. На что они надеялись?! Или жажда так иссушила мозги?
   - Будь моя воля, болтались бы уже на балке. Но вы - люди князя Торна, решать будет княжич Артемий.
   Темка знал, что так будет, капитан предупредил. Но все равно ослабли колени, а родовой меч неподъемной тяжестью повис на поясе.
   - До вечера запереть этих троих. Зачинщика в колодки. Вечером - всем кнут.
   Расковать пришлось раньше, солдат не выдержал бы по такой жаре. Но больше никакой милости не было. Темка стоял во дворе, когда кнут оставлял на спинах приговоренных багровые отметины, сочившиеся кровью. Раны почти сразу забивались песком, и промыть их не было возможности. Норма - две кружки в день.
   Надо идти.
  

***

  
   Чернильные пятна так и остались на скатерти с того дня, как пришли Пески. Темка бросил поверх карту, повернулся к капитану:
   - Сам же видел: я еле прополз!
   - Шурка пройдет.
   Темка попытался заглянуть в лицо Александеру, но тот отвернулся к окну. Заходящее солнце резче высветило черты, спрятало глаза в тени. Капитан так и не переоделся, просоленная потом рубаха морщилась на спине. Сегодня весь день пытались отгрести песок в том проходе. Добраться до засова, отомкнуть железные створки. Но точно какая-то гигантская ладонь все толкала и толкала новые массы, грозя окончательно засыпать. К вечеру во дворе выросла внушительная гора, но только и расширили, что капитан смог протиснуться к решетке. Темка был уверен, что к утру песка нанесет столько, что Александер снова застрянет на полпути.
   - Ты еще Лисену предложи, - буркнул княжич. - Это мой гарнизон. И отвечаю за него я!
   - Тема, - капитан впервые назвал его так, - это не игрушки.
   - А я, когда клятву королю давал, не играл!
   Вскинул упрямо подбородок, тоже демонстративно уставился в окно. На закате песок переплавил цвета, притворился бронзой. Темка подумал, что возвращаться нужно обязательно до того, как начнет опускаться солнце. А то не найдешь тропку, засосет.
   - Ты сейчас на карте сможешь путь нарисовать? - Александер не поворачивался. Голос у него спокойный, точно про дорогу на ярмарку спрашивает.
   - Я Шурке еще и на словах объясню, - хмуро ответил Темка.
   - Лучше запиши.
   - А что там карта... Все по-другому. Я по солнцу запомнил. И то так... направление.
   - Все равно. Хотя, конечно, лучше бы ему с тобой хоть раз сходить.
   - Не завтра. Я сам еще плохо ориентируюсь. Можно со стороны Южного Зуба идти, там пески плотнее. Но тогда почти день на дорогу, воды набрать не успею. Может, переночевать там, у источника?
   - Я, конечно, не слишком верю в легенды. Но ночь в Черных песках не пережил никто.
   - Не веришь? - Темка усмехнулся потрескавшимися губами, зажмурился.
   ...Радуга над источником виднелась издалека. Среди трехцветных песков - настоящее чудо. Вода такая холодная, что ломило зубы. Темка упал лицом в родник и принялся жадно, взахлеб, глотать. Обожженная солнцем кожа наконец-то перестала зудеть. Темке казалось, что у него внутри все ссохлось, как старое дерево, и вода мгновенно проскальзывает в трещинки. Он пил лежа, взрывая руками песок вокруг родника. И только когда пальцы провалились во влажное месиво, испуганно отшатнулся. Родник не копил воду - драгоценная влага растекалась и мгновенно уходила в песок. Темка торопливо отвязал флягу, подставил под струю. Кожаные бока стали холодными, слегка влажными. Но наполняться будет несколько часов, слишком уж слабый ручеек. Слишком слабый.
   Темка покусал губу: а в крепости так много людей! Почти полсотни человек, а запасов осталось на несколько дней, не больше. Радуга издевательски переливалась над головой. Обманка - от такого родника не загораются цветные полосы. Княжич упал лицом в мокрый песок. Почудилось - или это кровь шумела в ушах, - кто-то издевательски хмыкнул...
   Воспоминания ушли, оставив обманчивый вкус воды на губах. Темка качнул кружку: осталось на донышке. Осторожно поставил на стол. Это - перед сном. Чтобы не крутиться в постели, не вставать каждые полчаса и вытряхивать из-под себя песчинки. Хотя на самом деле уснуть мешают не только они.
   Тягучее молчание висело в комнате. Закатное солнце скрылось из виду, Пески скоро обернутся серебром. Княжич опустил веки. Глаза болят. Надо что-то придумать, от золотого блеска и ослепнуть можно.
   - У него - только солдаты, - уронил Александер, и Темка открыл глаза.
   Свечи они так и не зажгли, и фигура капитана за противоположным концом стола была почти неразличима. Да, в Южном Зубе только солдаты. И Митька.
   - На два гарнизона не хватит. А с их стороны пройти легче. Выставит охрану, и ты больше не возьмешь там ни капли.
   Александер не договаривал, княжич чувствовал это. Вон как тянет за ус. Но можно догадаться и самому:
   - Он будет убивать, да? - перед глазами возникло лицо капитана Германа. Да, будет. Но там Митька... Если он еще жив. Ну почему, почему не разглядеть штандарт на башне Южного Зуба!
   Капитан чуть шевельнулся. А Темке вдруг вспомнились старые весы на хозяйственном дворе: огромные, на каждую чашу можно положить несколько мешков. Получается, что сейчас на одной - Митька и его гарнизон. А на другой - обитатели Северного Зуба.
   - Александер, а разве так должно быть? Решаешь вроде бы правильно, а все равно получается, что предаешь. Там же Митька! Может, ему уже ни глотка, ни полглотка воды не осталось.
   Темка думал, что он уже мужчина и никогда не заплачет; что засуха просушила до кристалликов песка в венах. Но брызнули слезы, слиплись ресницы.
  

***

  
   Во дворе седлали лошадей. Митька не выдержал, подошел:
   - Куда-то собрались, капитан?
   В голосе не было почтения ни на голубиное перо. Митька слишком хорошо помнил, как капитан расхохотался в лицо княжичу в ответ на приказ открыть ворота беженцам. Стыд перед брошенными в Песках людьми был так силен, что и сейчас Митьку затошнило.
   Герман еле заметно хмыкнул, но ответил достаточно вежливо:
   - В пески, княжич. Говорят, источник дается тем, кто ищет. Запасы кончаются.
   Митька остановил взгляд на притороченных к седлам бурдюках.
   - Надеетесь проехать верхом?
   - Где не проедем, там на брюхе проползем.
   "А ведь он не трус", - подумал Митька. Впрочем, и на дуэли стреляться - даже самому меткому стрелку, - опасно. Рисковый способ заработать деньги.
   - Я с вами.
   Он развернулся и пошел седлать Поля. Митька был твердо уверен, что эту просьбу капитан уважит. И действительно, его ждали у ворот: Герман и двое солдат.
   Далеко проехать не удалось, бронза почти истончилась, сменилась золотом. Зыбучие пески. Капитан спешился, кинул повод одному из солдат:
   - Останешься тут.
   И первым ступил на бронзовую тропку...
   Потом, в замке, у Митьки мороз шел по шкуре, когда он вспоминал тот путь.
   Как почти сразу сбились с дороги: капитан и солдат видели разные тропки, а княжич только глазами хлопал: проход-то в другом месте.
   Как выползал на четвереньках Герман, пожелавший верить своим глазам. Отплевывался от песка, ругался и полз, оставляя мгновенно затягивающийся след.
   Как встал на горизонте мираж: родник, рассыпающий веер брызг. Митька ясно видел, как сквозь призрачную воду просвечивает все то же золото. Но солдат кинулся туда, хватанул песок в горсть, ткнулся губами. Пока по бедра не засосало, все не желал верить, что это обман. Спасти его они не смогли. Стоило сойти с тропы, как ноги тут же увязали по щиколотку. Митька яростно рванул пояс из штанов, пополз к дико кричавшему мужчине, но Герман в последнее мгновение ухватил княжича за ногу. Митька лягнул, да разве из таких тисков вырвешься. Солдат выл, запрокидывая голову, и только когда сухое золото хлынуло в рот, крик замолк. Прошуршали песчаные струи, сглаживая воронку. Как и не было человека.
   Если бы не вешки, обратно бы не вернулись.
  

Глава 5

  
   Не нравится, когда смотрят в спину. Но не запрещать же. Все равно будут таиться в коридорах, комнатах и украдкой пялиться на уходящего княжича. Один помолится Матери-заступнице - за Темку, другой - за себя. Может, просто пожелают удачи. А кто-нибудь скрипнет зубами: ну, уж этот-то пьет вволю, там, у источника. И ведь не докажешь, что Темка разве две кружки лишних и выпивает: когда приходит и когда уходит. Пока доберешься до источника, все внутри спечется. Сверху солнце шпарит, снизу пески накалившиеся жгут. А больше княжич воды не возьмет: слишком слаб ручеек, еле-еле за день бурдюки набираются. На ночь бы оставить какую посудину, но родник к вечеру иссыхает, прячется. И только с восходом набухают первые капли.
   Александер тоже смотрит вслед. Он думает, что самое страшное - идти по еле заметной тропке. Темка бы усмехнулся, но больно пересохшим губам. Самое страшное - целый день лежать на раскаленных песках, придавленному солнцем. Княжичу все время кажется, что лучи тяжелые и давят, давят, все плотнее прижимая мальчишку к бронзовой сковородке. Не помогает даже самодельный тент из плотной ткани, лучи прошивают ее насквозь. А под самым ухом журчит родник. У Темки от жары кружится голова, в первый день его вырвало. Самое главное - пережить полдень, когда даже собственная тень поджимается, уходя от раскаленного светила. Над песками встает марево, в котором Темке порой чудятся странные картины: замки, уходящие караваны, воины на отменных жеребцах. Порой даже слышны стук копыт, голоса, звуки шумного города. И какой-то бесплотный голос все время вздыхает над ухом: "Не тот..." Темке боится полдня: ему кажется, что можно сойти с ума. Княжич дорывается до влажного песка, прижимает его к лицу и так ждет, когда солнце начнет заваливаться к горизонту.
   А вот возвращаться домой уже не страшно. Волочишь тяжеленные бурдюки, а ноги не держат и перед глазами плавают ярко-желтые пятна. Пот разъедает кожу, и сколько ни вытирай - все равно щиплет глаза, а ведь нужно следить за тропой. На страх сил уже просто не остается.
   Но сегодня Темка уйдет от источника чуть раньше. Он и вышел-то, когда солнце едва позволило разглядеть дорогу.
  
   Южному Зубу повезло. Пески чуть присыпали стены и почти сплошь отливают бронзой. Темка посмотрел на штандарт: не приспущен. Значит, Митька жив. Если, конечно, в крепости есть кому следить за ритуалом.
   Глупо подниматься на башню, если точно знаешь, что к тебе не придут. Карабкаться по жаре, подставляться горячим ветрам. Но княжич поймал зеркальцем солнце. "Приходи немедленно". Если Митька откликнется, то Темка сделает подлость: принесет в крепость мало воды. Снова вспомнились старые весы. А не подлость: самому пить, а друг там от жажды умирает?!
   С башни сверкнула вспышка. Глупо торчать там и вглядываться в ослепляющие пески, точно зная, что друг заперт в крепости. Но Митька все равно стоял. Темка приподнялся на цыпочки, махнул рукой. Хотя в этих песках он и так, как на ладони.
   Длинная предвечерняя тень легла на пески. Митька! Темка даже подпрыгнул на месте, но ближе подойти не решился. Уже можно было рассмотреть лицо друга - осунувшееся, дочерна загорелое, с еще больше облупившимся носом. Волосы выгорели и стали почти белыми. Но, несмотря на жару, Митька в зеленом мундире. Темке даже сделалось неудобно за свой вид: мятую, пропотевшую, выгоревшую на солнце рубаху и плотные деревенские штаны.
   Всадники вылетели неожиданно, песок ударил из-под копыт. Митька оглянулся, но не отпрыгнул с дороги, а бросился наперерез. Герман!
   Темка подхватил бурдюки. Некогда путаться в ремнях, но воду тут оставлять нельзя. В крепости ждут - и считают глотки. Успеть в пески, туда на лошадях не сунутся, а тропки с непривычки сразу не разглядят. Быстрее! Темка оглянулся. Всадники уже близко, Митька, отплевываясь, поднимается с взрыхленного копытами песка. Еще немного! Горячий воздух затопил горло, к лицу точно придавили нагретую подушку. Ноги зарывались в песок, бурдюки оттягивали руки. Сбоку мелькнул всадник, рывок - и Темке преградили путь. Княжич метнулся в сторону - но солдаты в зеленых мундирах были и там.
   Горячая бронза толкнулась Темке в лицо; он упал, перекатился на спину и сел.
   - Княжич Артемий! А вас и не узнать, - усмехнулся Герман. - Что же вы так испугались? Мы всего лишь хотели поинтересоваться делами наших соседей.
   Бесцеремонные руки солдата отодрали Темкины пальцы от бурдюка.
   - Капитан, это вода! - на осунувшемся лице засветилась такая радость, что мальчику стало страшно. - Вода, капитан!
   Кадык заходил на шее, когда солдат присосался к бурдюку. Рванулись к нему товарищи, спешно слезая с седел.
   - Отойди! - хлестнул по ушам крик Германа. - Прочь! - Выстрел ударил в безоблачное небо. Но оторвать от воды невозможно. Капитан выхватил еще один пистолет, выстрелил уже прицельно.
   Солдат мягко подломился в коленях, его товарищи еле успели подхватить падающий бурдюк. Струйка крови плеснула по мундиру, капнула в песок. Темка как-то отрешенно подумал, что красный цвет вполне вписался в общую гамму.
   Подбежал запыхавшийся Митька:
   - В чем дело, капитан?
   Темка вскинул удивленные глаза. Раньше друг скрывал отношение к Герману, сейчас же ненависть звучала открыто.
   - Ничего такого, княжич, что требовало бы вашего внимания, - с неприкрытой наглостью ответил капитан. - Мы просто приглашаем княжича Артемия в гости.
   Темка встал, тряхнул волосами - за шиворот посыпался песок, но мальчик лишь слегка повел лопатками. К крепости шли плечом к плечу с Митькой. Молча. При капитане говорить не хотели.
   Бурдюки с водой вез сам Герман.
  
   Прежде чем сесть, капитан махнул рукавом по сиденью. Со знакомым шорохом песчинки осыпались на каменный пол. Темка остался стоять, холодно глядя на Германа. Тот закинул ногу на ногу, качнул носком сапога. У Митьки дернулся уголок губ, но княжич смолчал.
   - Артемий, так значит, вы нашли источник? - с довольным видом спросил капитана.
   Темка готов был поклясться, что, прежде чем прийти сюда, Герман приложился к бурдюку. И теперь жмурится от довольства, оглядывая княжича Торна от растрепанной макушки до вытянувшихся пузырями на коленях штанов.
   - Принесите карту.
   Плотная бумага с шелестом легла на стол.
   - Где? - Герман подтолкнул к Темке перо.
   - В песках, - усмехнулся тот.
   Капитан не возмутился, понимающе кивнул. Темка от омерзения выгнул губы: Герман-то решил, что Северный гарнизон просто не желает делиться, вот и все. Так же, как не пожелал бы сам Герман.
   - А-я-яй! Как же так, княжич Артемий? Мы тоже люди короля. Вон, ваш друг от жажды помирает. А вы поделиться не хотите. Стыдно, княжич, стыдно! - глаза капитана откровенно насмехались.
   Темка повернулся к Митьке:
   - Там не хватит на всех. За день набегает, сколько я принес. А у нас семейные и беженцы.
   "А теперь смотри! - прикрикнул на себя Темка. - Если в лицо говоришь, что предаешь, так смотри!" Митькины серые глаза остались спокойны; друг только облизнул сухие губы.
   - Я спасаю своих людей, - пробормотал Темка.
   Герман вскочил - тяжелое кресло ударило под колени и чуть не опрокинуло капитана обратно. Шагнул ближе, дохнул в лицо:
   - Ах ты... Людей он своих спасает! А что вот этот подохнет, тебе как? - Герман ухватил княжича Дина за плечо, дернул ближе.
   - Прекратите, капитан! - Митька вырвался. - Это право княжича Артемия!
   - Право?! - ноздри Германа раздулись, даже сквозь плотный слой загара было видно, как побелело его лицо. - Ну что же. Боюсь, княжич, вам придется погостить у нас. В песках, знаете ли, опасно, мы не можем вас отпустить. Вот только воды для гостей у нас нет, уж не обессудьте! А желаете напиться - добро пожаловать в путь.
   - Чтобы вы расставили по моим следам вешки, капитан? - смешок вышел хриплый.
   "Хорошо, что Шурка со мной разок сходил", - подумал Темка, глядя на захлопнувшуюся дверь. Громыхнул навесной замок.
   Княжич сел в кресло, в котором недавно нагло восседал капитан. Пить хотелось - как будто в желудке песок перекатывается. Говорят, без воды человек может прожить не больше пяти дней. Герман не выдержит раньше, придет.
   Темка скрестил на столешнице руки, уронил в них голову. В общем-то, от него ничего такого не требуется. Молчать, и все. А в крепость воду принесет Шурка. Только бы Герман для острастки не лишил Митьку воды! Эта сволочь может...
  

***

  
   На башню подниматься бессмысленно, но Митька упрямо шагал по ступенькам, придерживая на боку фляжку. За тонкой стенкой плескалась вода. Почти полная фляжка - все, что есть на сегодня. Митька еще отхлебнет пару раз, и довольно. Остальное нужно оставить. Княжич с досадой ударил кулаком по каменной стене. А передать-то Темке как?! Герман выставил охрану, в тот коридор не пускают.
   Восходящее солнце не слишком жаркое, но Митька все-таки спрятался в тень. Щелкнуло внутри: "сутки и ночь". Столько уже Темка заперт без воды. Сутки - это длинный вечер, душная, бесконечная ночь, медленно расцветающее утро и раскаленный день. И снова - вечер, бессонная ночь. Без воды. Матерь-заступница, да Темка, наверное, уже готов собственный язык жевать!
   Капитан ходил к пленнику четырежды и возвращался все более озлобленным. Страшно попадаться ему на пути. Но Митька все равно караулил. Они сталкивались ненавидящими взглядами - и молча расходились.
   Если бы Герман не подмял под себя гарнизон! "Раньше надо было думать", - укорил себя Митька. И тут же шевельнулось воспоминание - родной запах отцовского мундира, собственный голос: "Обещаю". Нет, отец не мог знать, что все так выйдет!
   Все, больше никаких необдуманных обещаний. Он - наследник, княжич Дин. А отец сам учил: князь себе не принадлежит. Ну зачем, зачем он взял с Митьки слово! Пятнадцать лет - уже не ребенок. Отец должен был это понимать. Но все-таки отправил под власть капитана.
   В детстве нянька рассказывала маленькому Митьке сказку про грызунов. Мол, бродят такие по свету, места себе не находят, маются. Но если повезет кому из них, то вселится в человека и начинает вить там гнездо, выгрызать душу и сердце. Митька долго боялся, по ночам снилось, как окутывает людей черная пелена, впитывается в кожу - и вот уже не человек перед тобой, а нелюдь бездушный. Княжич давно не верил в такие сказки. Но сейчас ему казалось, что в Германе сидит такой грызун. И точит, точит, вся душа капитанова уже как решето. Глаза пустые, только злоба и ненависть в них плавятся. Митьке страшно думать о том, что случится, если душу капитана пожрут окончательно. Понимает ли это Темка?
   Княжич уперся затылком в теплый камень, прикрыл глаза. Как пить-то хочется... "Терпи! Темке еще хуже!" - прикрикнул на себя. Вокруг тяжелой головы плавали обрывки снов, на ресницы как пудовые замки навесили. Митька две ночи болтался в окрестностях коридора, спал только днем, урывками. Но никак не мог подобраться к стражнику, все на просвет видать! Голова мотнулась вниз, Митька испуганно распахнул глаза. Не хватает еще задремать!
   Солнечный диск показался над краем зубца. Пора. Скоро смена караула, по жребию черед Глеба, а он мужик рассеянный.
  
   - Глеб! - голос прокатился по коридору, Митька еле успел нырнуть в нишу. - Глеб! Капитан зовет!
   - А пост? - резонно спросил стражник.
   - Да кому твой пост нужен. Вон замок какой! Пошли.
   Глеб нерешительно переминался. Митька мысленно попросил: "Матерь-заступница, пусть он уйдет!".
   - Ну Глеб!
   - Да иду я, иду. Вот ведь...
   Митька вжался в стену. Мелькнула мимо тень, глухо проехала дверь по полу. Не рваться, подождать хоть чуть-чуть, вдруг вернется. Все!
   Запасные ключи оттягивают пояс. Какая удача, что капитан забыл про них! Как вовремя отозвал Глеба! Видит Матерь-заступница, что творят, и на их стороне - Митьки с Темкой.
   Ключ с тихим щелчком провернулся, отвалился замок, повис на дужке. В комнате без окон догорала на столе свеча. В углу шевельнулся пленник.
   - Темка! - Митька стукнулся коленями об пол.
   Видно, обозлился капитан. Руки у Темки заломлены за спину, связаны. Вот шакал паленый! Но прежде чем развязать путы, Митька поднес к губам друга фляжку. Булькнула вода. Митька сглотнул сухой комок.
   С узлами возиться некогда, ножом их. Осторожно, чтобы не порезать опухшие запястья.
   - Идти можешь?
   - Голова... кружится, - онемевшие руки плетьми повисли вдоль тела. Ох, как болят сейчас у него плечи!
   Митька тряхнул флягой: пусто.
   - Чего он тебя связал?
   - Пистолет хотел схватить. Этот дурак положил на стол и угрожает.
   Темку шатнуло в сторону, он уцепился за стену. Осунулся княжич, дочерна загорелое лицо как из базальта высечено. Припомнит это Митька капитану!
   В коридоре - ни души. Но лучше обходной дорогой, пусть и дольше. И не через ворота, а неприметным ходом в стене. Звякнул замок на кованых воротцах. Деревянная дверь за ними сдерживает ветер, шуршит осыпающимся песком. Ничего, Митька проверял - можно открыть. Лишь бы Темка до своих дошел, еле на ногах держится.
   - А зеркальце - разбили, - вспомнил Митька.
   - Да и шакал с ним! Пошли! - у Торна лихорадочно блестели глаза.
   Митька чуть поежился, выдохнул:
   - Я не пойду с тобой.
   - Сдурел?!
   - Тем, если ты мне покажешь источник, я не смогу вернуться в крепость. Ты сам не пустишь. А тут - мои люди. Солдаты князя Дина. Солдаты рода золотого Орла.
   - Чем ты им поможешь, если останешься?
   Митька повел плечом. В тонком луче света, пробивавшемся через щель, сверкнул золотой шеврон. У Темки брови сошлись на переносице:
   - Ну пойдем, пожалуйста! У вас же почти нет воды!! Я не могу тебя тут бросить, ты же погибнешь.
   - Нет.
   Митька не верит в собственную смерть. Но как трудно одним словом перекрыть путь к воде! Каждая буква колючим комком проталкивалась в пересохшем горле, больно растянула потрескавшиеся губы.
   В дверь ударил ветер, хлестнул песком. Темка закрыл глаза, постоял так мгновение. Орел-покровитель, как же хочется с ним согласиться! Да, Митька не изменит судьбу гарнизона. Глупо сходить с ума от жажды, когда можно спастись.
   Темка снова глянул на Дина:
   - Я не могу сказать Герману, где источник. А ты... Ты же не солдат, Митька. Ну не солдат ты! Тебе летописи писать нужно. Ты правду видишь.
   Лежат в замковой библиотеке старые свитки, и только Митька знает, что осудили невинного.
   - Думаешь, об осажденной крепости пишут те, кто отсиживался в соседней деревне? Это будет предательство. Нельзя, понимаешь? Нельзя. Летописцу нельзя, так же, как и воину. Он лгать не имеет права! И ты не приходи больше, слышишь? Выследят же.
   Темка набычился, уперся кулаками в стену. Где-то там, за толстой каменной кладкой, за тысячи шагов по золотой пустыне бьет источник. Холодная, свежая, чистая вода поит воздух влагой. Подставить ладони горстью, ткнуться губами... Митька выдал последний аргумент:
   - Я клятву королю давал.
   Дверь открывается наружу, на нее нанесло столько песка, что не сразу и сдвинешь. Но у Митьки вчера получилось, сегодня вдвоем - тем более. Темка, наваливаясь на створку, вкладывал всю свою злость, точно она виновата. Когда в щель уже можно было протиснуться, остановились передохнуть.
   - Ты в крепость? Или к... источнику? - на последнем слове у Митьки сорвался голос, он облизнул губы.
   Темка глянул на солнце.
   - Домой. Шурку перехватить, пока не ушел. Нечего ему по пескам шляться. Митька... Ну... Пошли, а? Сразу к источнику. Там вода. Ты мне свою отдал. Пошли!
   Дин мотнул головой:
   - Нет. Иди, а то хватятся.
   Трудно прощаться, если не уверены: увидятся ли еще. Темке - дорога в пески, из которых можно не вернуться. Митьке - оставаться в умирающей от жажды крепости.
   - Иди, - первым справился с собой княжич Дин.
   - Дурак! - голос Германа накрыл мальчишек. Темка рванулся к двери, но его схватили, заломили руки за спину. - Дурак! - повторил капитан и с размаху ударил Митьку - брызнули капли крови из разбитого носа. - Мы же за вами следили! Он бы привел нас к источнику!
   Княжич оттер кровь с лица, рывком поднялся. Ярость полыхнула алым огнем перед глазами:
   - Как ты смеешь?!
   Удар сбил с ног, заставил хлебнуть горячего, колючего воздуха. Герман наклонился, схватил Митьку за грудки. Глаза капитана полыхнули ненавистью:
   - Игры кончились, мальчики. Я из-за вашей дурости подыхать не собираюсь. Я твоего дружка на кусочки порежу, кожу сдеру, но он расскажет! Сам виноват, княжич, надо было соглашаться с ним идти.
   Митька вскинул голову, встретился глазами с Темкой:
   - Он не скажет.
   Матерь-заступница, он не скажет!
   - Скажет. Все скажет!
   Помоги ему...
  
   Темка выгнулся дугой, рванулся из пут. Сквозь пелену боли послышался голос Митьки. Чудак, разве их сейчас можно в чем-то убедить. Бесполезно, подумал Темка. Бесполезно.
   Боль снова покатилась вдоль позвоночника, вырвалась криком сквозь стиснутые зубы. Просто крик. Слова остались несказанными, Темка продолжал твердить про себя: Митька, ты только не смотри! Не надо! Как больно, Митька... Не смотри, отвернись. Не туда, там раздувают жаровню... Митька, я же не выдержу - закричу... Больно!! Мама! Не смотри... Не надо. Не смотри. Они поймут, что ничего не добьются. И будут вымещать на мне зло... Мама! Как больно! Не смотри...
   Лицо капитана придвинулось близко-близко, он точно обнюхивал Темку. Боль в плечах стала сильнее - мальчишку поставили на ноги, придерживая под локти выкрученных за спину рук. Выругался палач, испачкавшийся в крови пленника. А потом рожу Германа вдруг сменило пепельно-белое лицо Митьки.
   - Ну? Слышишь меня? - голос капитана шуршал, точно песок по каменным плитам. - Еще соображаешь?
   Тычок в спину заставил Митьку упасть на колени. Герман ухватил княжича за волосы, запрокинул ему голову. Нож уперся в горло.
   - Ведь подохнет без воды. Так может, чтобы не мучился, а?
   В серых Митькиных глазах ни тени страха. Темка прекрасно знал, что у того внутри все воет и корчится. Капитан не в себе, прирезать может запросто. А все-таки страха нет. Темка - дурак; думал, что высшая доблесть, это со шпагой в самую сечу. Там-то на волне вынесет, ярость и жажда победы вытеснят все прочее. Попробуй вот так постоять, с ножом у горла.
   - Ну? - нож дрожит в руках капитана.
   - Идиот, - Темка старался говорить твердо. - Наследника князя... Это мятеж, капитан! - На самом деле от страха мутилось в голове.
   - Так я из милости! Из милости, чтобы не мучился, - Герман скривился в усмешке.
   Но в глазах солдат затрепыхалась нерешительность. Только добровольный палач поскреб заросшую щеку и ехидно сощурился.
   - Предпочту подохнуть сам и в свой черед, - Митька с трудом протолкнул слова сквозь напряженное горло. - Не дело княжичей добивать, - он словно бы не понимал, что на самом деле шантажируют Темку.
   Кто-то из солдат закряхтел осуждающе. Самый молодой торопливо отступил к дверям. Нож в пальцах Германа задрожал сильнее, того гляди - ненароком полоснет. У Темки все внутри скрутилось в тугой узел. Но у капитана хватило ума опустить руку: чужого княжича можно и на куски разорвать. А вот своего - не поддержат. Бунт - озлобленный, истомленный жаждой, - страшен. Герману его не сдержать.
   Митька лягнул капитана, попытался выхватить нож, но мальчишку тут же скрутили. Примотали к столбу-колонне напротив Темки. Вот сейчас в серых глазах - страх. Потому что капитан подошел к жаровне, плюнул в алые, слегка подернутые пеплом угли.
   Темку почему-то разозлило, что у Германа хватило слюны на этот плевок, сам он уже не мог даже губы облизать. Веревка захлестнула руки, поползла через балку. Темка не сдержал стон, когда путы впились в распухшие запястья. Вытянулся, еле касаясь ногами пола.
   Митькины глаза распахнулись от ужаса. Темка отвернулся от жаровни: Митька, не смотри! Не надо! Олень-покровитель, дай мне стойкости, выпей слабость мою, да не будет... Как больно! Больно!! Мама!
   Не смотри...
  
   Песок даже тут. Вмялся в щеку, присох к искусанным в кровь губам, забился в рану на запястье - когда Герман уходил, то полоснул по веревке так, что рассек кожу. Митька на ногах не устоял, рухнул мешком на пол.
   Фонари унесли, но сквозь узкую бойницу падали косые лучи. Закат или рассвет? Голова кружится, нет сил разбираться. Какая, впрочем, разница. Митька встал на четвереньки; никто не видит, а по-другому - сил нет. Каменные плиты засыпаны песком, трут колени. Да разве это боль...
   Темка лежал у стены, почти касаясь ногами затушенной жаровни. Песок рядом с ним темнел от крови. Митька нерешительно тронул друга за плечо. Перевернуть? Да ведь вся спина изрезана! Но так лежать наверняка больно. Обожженные кисти прижаты к груди, вывернуты неловко. Сволочи! Княжичу - руки калечить!
   Митька все-таки уложил Темку на бок. Зубами разодрал остатки пут на запястьях. Аккуратно прикрыл спину своей рубахой, обрывками Темкиной обмотал ему руки, сдув налипшие песчинки. Мундир пристроил другу под голову. Пальцы стали липкими от крови Торна, Митька вытер ладонь о стену. За это Герман тоже ответит.
   Воды бы - хоть немного! Хоть глоток, искусанные губы Темке смочить. Что же он в себя не приходит? Жилка на шее едва слышно пульсирует под пальцем.
   Дверь - толстая, сбитая из потемневших досок, - заперта. Стучи не стучи, не откроют. Да хоть сорви тут Митька горло - никто не придет. Не потратит на княжича ни ложечки воды. Подыхай так. А дружок твой упрямый - тем более.
   Митька стиснул кулаки, болью отозвался порез на запястье, выпустил тягучую каплю. Мальчик поднял руку - кровь скользнула к локтю. Кажется, это единственная жидкость, которая еще осталась. Единственное, чем можно напоить Темку. Или не стоит? Митька лизнул порез - рот наполнился вкусом крови. Ведь глотал во время допроса, слизывая с искусанных губ. Но сейчас, при мысли, что вот это - пить, замутило. Желудок отозвался спазмами, и княжича вырвало желчью. Будь ты проклят, капитан!
   Мальчишка растянулся на каменных плитах рядом с Темкой. Солнечный луч переполз на стену. Вот-вот уйдет из башни. Митька чуть тронул пальцем жилку - бьется...
   Шершавый язык перестал помещаться во рту. Казалось, в темном углу шевелится кто-то большой и лохматый. Дин понимал, что это бред, такой же, как шум ручья, как перестук капель. Можно постараться заснуть, хоть так спрятаться от жажды. Но Митька боялся, точно во сне мог прокараулить Темкину смерть, позволить ей добраться до друга. Жилка успокаивающе толкнулась под пальцами. Жив. Пока жив.
   Митька уставился в каменный потолок. Почудилось: оттуда сыпется песок, ложится на грудь, давит, не дает вздохнуть. Шелест песчинок перерос в журчание призрачного ручья, но не заглушил собственное тяжелое дыхание. А Темкиного не слышно. Митька протянул руку, коснулся вены.
   Нет!
   Нет, Темка!!
   Сколько ни дави - нет биения жилки. Подглазная чернота разливается по лицу, истончается в желтый цвет. Нет! Этого не должно быть! Темка не может умереть вот так!
   Митька тряхнул друга за плечи, тут же испуганно выпустил: ему же больно! Темкина голова мотнулась безвольно. Жизни в измученном теле не больше, чем в порванной тряпичной кукле. Княжич закричал, хрипло, как не кричал, когда друга жгли раскаленным железом.
   "Не надо! Ну не надо! Зачем он только нашел этот источник!" Митька шепотом проклинал озверевшего капитана, Черные пески, поманившие надеждой. Ненависть сдавила горло, потемнело в глазах. И прозвучавший в комнате голос показался бредом. "Я могу вернуть, - тихий голос, шелестящий. - В нем есть сила моего источника".
   - Что вернуть? - Митька смахнул песок с Темкиных волос.
   "Жизнь".
   - Так верни, - тронул пальцем венку.
   "Обещай мне".
   - Что?
   "Обещай, что вернешься, когда позову. Не бойся, это будет не скоро".
   ...теплые камни башни, восходящее солнце. Князь себе не принадлежит. Больше никаких обещаний...
   На Темкиных ресницах - песок.
   - Я обещаю.
  

***

  
   Во дворе все еще лежит песок, скрипит под ногами. Через несколько дней его раздует, обнажит утоптанную землю. Александер спешился, снял бурдюк. Подскочил сержант Омеля, помог. Воды много, реки вернулись, но к этому никак не могли привыкнуть. Отряд втянулся в ворота; солдаты недоуменно поглядывали вокруг.
   Никто не выходит. И почему так тихо? Александер обвел взглядом окна. Пески не сильно захлестнули Южный Зуб, людей тут много меньше, а воды в подвалах столько же, как и в Северном. Почему же такая тишина? Капитан запрокинул голову: штандарт княжича Эмитрия на месте.
   Тупой иглой ткнуло в сердце - Александер сам, своими руками приспустил Темкин, обвязал его черной лентой. Черной, хоть так мечтал княжич когда-нибудь принять золотую. А золотой ему стала могила. До чего же отчаянный мальчишка!! Кому только ни молилась Дарика, но прошел бронзовый вечер, кончилась серебряная ночь - и даже золотым днем не вернулся Артемий. Хоть бы тело княжича найти. Шурка ходил к источнику, но по возвращению отвел воспалившиеся глаза... Как же княгине об этом сказать? Ох и мальчишка был!
   Но об этом - не сейчас. Первым делом нужно проведать соседей, может, помощь нужна.
   - Э-э-эй! - крик ударил в стены, взметнулся вверх из внутреннего двора. В ответ послышался шорох, словно кто тайком глядит в щель. Может, они тут все с ума посходили?
   Скрипнула дверь. Тощий, грязный солдатик испуганно зыркнул на Александера и прикипел взглядом к бурдюкам.
   - Что стоишь? Пей, - осторожно, словно подманивая жеребенка, позвал Омеля. Полилась в котелок вода.
   Парень бросился к сержанту, ухватил посудину двумя руками. Следом во двор выскочили еще трое, за ними рванули и остальные. Александер выдохнул с облегчением: жив гарнизон Южного Зуба.
   - Где ваш капитан? - ухватил он за плечо солдатика.
   Тот глянул с ужасом, еле выдавил:
   - Там, на первом этаже, в Рыжей башне.
   Рыжей в башне была только кладка понизу; и на том спасибо - сориентировались. Александер торопливо шел по коридору, распахивая двери.
   - Капитан Герман! Княжич Эмитрий!
   Еще одна створка ударила в стену. Небольшая комната, посредине круглый стол - грязная скатерть сползла на пол, - тяжелые кресла. В одном сидел Герман; перед ним лежал пистолет. Александер остановился на пороге.
   - Что пески? - Герман глянул куда-то вверх.
   - Ушли. И реки вернулись.
   Герман нервно одернул рукава мундира. Темно-зеленая форменная ткань заляпана, и Александеру показалось, что - кровью.
   - Давно ушли? - в голосе сквозила непонятная просьба.
   - Вчера вечером тронулись.
   - Вчера... Вчера! - Герман засмеялся, как-то нервно, захлебываясь. Александер даже подумал, что тот пьян; шагнул ближе, втянул ноздрями воздух. - Нет. Не пьян я, капитан. Мы вино в первые же дни...
   - Ваши все целы? - мелькнула страшная догадка.
   Ответ Германа прозвучал равнодушно:
   - Троих нет. Один в песках сгинул, другой повесился. Двое перестрелялись по пьяни, одного насмерть. А у вас? - взгляд капитана остановился на траурной повязке на плече Александера.
   - Один, - в горле запершило. - Княжич Артемий пропал в песках.
   Герман кольнул взглядом. Неторопливо потянулся через стол - упал пистолет, сбитый локтем. Звякнула связка ключей.
   - Вот этот, капитан, - Герман отделил один, с узорчатой головой. - Комната над нами. Может, еще успеете.
   Александер непонимающе взял ключ.
   - Я бы на вашем месте не задерживался, - показалась ухмылка и тут же скрылась.
  

***

  
   - Эмитрий, вы бы легли нормально, - над Митькой склонилась Дарика. - Вторую ночь в кресле, ну разве так можно!
   Княжич потянулся, разминая затекшее тело. Он задремал только под утро. Этой ночью Темке было плохо: то впадал в забытье, то стонал, а то хрипел сквозь зубы, метался по кровати - видно, снилось страшное. Митька сам чуть не плакал, не зная, как помочь. Обтирал Темке лицо, осторожно, стараясь не задеть раны. Клал ему на лоб влажную тряпицу - но тот почти сразу сбрасывал. Долго тянулась ночь.
   А сейчас сквозь плотные шторы смутно виднелось солнце. На столе под полотенцем угадывался пирог, рядом стояла кружка с молоком. Видно, Дарика уже заходила, но будить не стала. А время-то уже к обеду, с удивлением понял Митька. В два шага оказался у Темкиной постели, присел на корточки. Друг спал - и спал спокойно, лицо порозовело, судорожно сжатые губы приоткрылись. Хорошо, ожоги начали подживать. Митька передернул плечами: до сих пор перед глазами стоит...
   ...Забытый в жаровне нож накалился так, что Герман ухватился только за кончик деревянной рукояти. Митька рванулся - путы с силой врезались в запястья. Да разве вырвешься... Темка уже не стоит, висит, прихваченный подмышками веревками. Матерь-заступница, да за что же ему муки такие?
   - Герман, ты не капитан! Дерьмо шакалье! Сволочь! - Митька никогда в жизни так не ругался. Отвлечь, чтобы нож хоть немного остыл. Рассердить - пусть оставит Темку в покое, сорвет злость на княжиче Дине. Но Герман лишь повел налитыми кровью глазами. Митька снова рванулся, выкручивая руки.
   Раскаленное лезвие пляшет перед Темкиным лицом.
   - Где источник?
   Пленник закрыл глаза. Из прикушенной губы выступила тягучая капля крови.
   - Где источник?!
   - Да человек ты или нет?! - Митька срывает голос в крике. А у Темки - так давно уже только хрип...
   - Да что вы так побледнели? Спит он, спит! - Дарика тряхнула княжича за плечо. - И все хорошо, просто чудо как хорошо. Не оставила Матерь-заступница, заживает все так чисто, быстро.
   Вспомнился бесплотный шелестящий голос: "Я могу вернуть"... Или это кто-то напомнил Митьке об обещании?
   - Да... А где капитан Александер?
   - Вроде на конюшню пошел.
  
   Дега фыркнула в лицо. Кобылка обижалась, что хозяин все не приходил.
   - Ну что ты, он пока не может, - Митька погладил лошадь по шее. Дега пренебрежительно дернула головой.
   Александер вышел из соседнего стойла. На переносице еще не разошлась морщинка: кони плохо перенесли жажду.
   - Капитан, я вас ищу.
   Дега переступила, глухо ударив подкованными копытами. Как там Поль? Герман хоть и сволочь, но за лошадьми смотрит. Все должно быть нормально. Митька глянул в упор на капитана:
   - По праву княжича золотого рода я могу вершить суд.
   Александер тоже погладил Дегу, пропустил сквозь пальцы жесткие прядки гривы.
   - Да. Это ваше право, княжич Эмитрий.
   - Герман должен быть повешен, - Митька стиснул пальцы на досках стойла. Он решил это давно, но как трудно оказалось вытолкнуть такие слова.
   - Капитанов не вешают.
   - Значит, он будет лишен звания!
   - А солдаты?
   Митька растерялся. О них он как-то не подумал.
   - Отцу напишу. Пусть решает. Только одного, - княжич скрипнул зубами, - вместе с капитаном в петлю.
  
   Жаль, мундир Дарика не смогла отчистить. Пришлось ехать в Темкиной рубашке. Только чуть выше локтя повязал зеленый лоскут с пущенным поверху золотым шнуром. Он - княжич золотого рода! Митька повторял это про себя всю дорогу. Готовился. Трудно сказать в лицо человеку, рядом с которым год прожил бок о бок: "Повесить!" Пусть даже от ненависти холодеют щеки. Но надо, Митька точно это знает. И готов принять все до конца: сам огласит позорный приговор и не отвернется, когда тело Германа повиснет на балке.
   Как странно: за спиной солдаты чужого князя. А свои, те, кто присягал на верность роду Динов, - в крепости. Кажется, что все это бред, видения, пригрезившиеся под палящим солнцем. Митьке хочется замотать головой, закричать: не может этого быть!
   Песка у ворот уже не осталось. Княжич вскинул голову: штандарт обвис без ветра, никто даже не удосужился снять. Створки тяжело подались, распахнулись. Митька въехал во двор. Шакал тебя раздери, как жаль, что родовой меч остался в Южном Зубе! Но не до того Александеру было, спешил увезти мальчишек. Митька-то в себя пришел только в соседней крепости. А Темка до сих пор встать не может.
   Двор пуст.
   Солдаты Северного Зуба спешились, настороженно поглядывая на донжон и смотровые башни. "Они не посмеют стрелять! - Митька нашел взглядом окно капитанова кабинета. - Это будет мятеж". Пусть Герману терять нечего, но солдаты не решатся.
   - Оцепить двор. Проверить входы, - Александер остановил коня рядом с Митькой.
   Тишина. Какая непривычная тишина.
   - Пусть проверят конюшни, - повернулся княжич. По знаку капитана несколько человек сорвались, бросились в боковой проход.
   Очень тихо. И ворота не заперты. Не похоже на капитана Германа, уж он-то должен был ожидать визит княжича. "Бывшего капитана!" - зло поправил себя Митька. Спрыгнул с коня, достал из седельной сумки пистолет.
   Солдат выбежал из прохода, глянул нерешительно: кому докладывать? Выбрал все-таки капитана:
   - Конюшни пусты.
   Александер - выдержанный Александер! - площадно выругался:
   - Сбежал! Слизняк трусливый! Обыскать крепость! Все прочесать! Посмотрим, княжич, сколько в гарнизоне верных вам людей.
   Шаги глухо разнеслись в каменных коридорах. Пусто. Коней угнали, оружие увезли, продовольствие - все до последнего зернышка, - выгребли. С обозом едут. Можно попробовать догнать. Но побег - слишком решительный шаг. Без стрельбы, ясно дело, не обойтись. А это уже - война между князьями, королевский суд.
   Сошлись с поисковым отрядом в круглом зале.
   - Никого, капитан.
   Митька развернулся, пошел в библиотеку. Дверь плотно закрыта. Ручка привычно легла в ладонь, потянул. Открылись голые закопченные стены, остовы обуглившихся стеллажей. На полу - груда книг: черные переплеты, сгоревшие страницы. И не побоялся же в крепости пожар устроить! Хотя что Герману Южный Зуб? Митька тронул сохранивший форму пепел. Треснуло под пальцами, мазнуло подушечки пальцев. Сволочь.
   - Княжич! - эхом отразился в коридоре крик. - Княжич Эмитрий! Вас капитан зовут!
   Верных оказалось четверо. Не похоронили, просто сбросили в холодный погреб. Кого застрелили, кому по горлу полоснули ножом. Митька каждому заглянул в лицо, шепотом повторил все четыре имени.
   - Распорядитесь насчет похорон, - повернулся к Александеру. - Пусть из деревни священника позовут.
   Капитан кивнул. Не выдержал, бросил яростно:
   - Надо было тогда задержаться! Его счастье, сволочуги, что успел спрятаться. Я бы его на дуэль!..
   - Нет! Много чести для него на дуэли биться. Вы тоже так думаете. Потому и не вернулись после.
  

***

  
   Темка каждую ягодку перекатывает во рту, прежде чем прижать языком к небу. Смородина брызнула спелой мякотью. Беженцы привезли, Александер сторговал у них целую чашу. Сидит теперь довольный, смотрит на княжича. Шурка говорит, на капитане лица не было, когда штандарт черным перевязывать пришлось. Темка хотел эту ленту на память забрать, но Дарика уже успела сжечь. Жалко.
   Лисена довольно захихикала. Девчонка зажала в перемазанных соком пальцам смородинку и дурачилась: стоило княжичу вытянуть губы, как отдергивала ягоду.
   - Митька, дай ей по шее, а? - сорванный несколько дней назад голос еще хрипловат, и смешок вышел больше похожим на кряхтение.
   Княжич Дин, сидящий на подоконнике, дипломатично хмыкнул, но не вмешался.
   - Вредины, - пробурчал Темка. Блюдо стояло у него на коленях, но разве зацепишь ягодку замотанными чуть ли не до локтей руками? Да и, честно говоря, страшно шевельнуть пальцами: вдруг снова вернется боль.
   - Ешь сама, - он мотнул головой, отодвигаясь от ладошки, полной смородины. Элинку уговаривать не надо, тут же засунула в рот целую горсть, довольно зажмурилась.
   - Завтра вернусь в Южный, - сказал Митька, как о твердо решенном. Темка повел плечами, касаясь ножен: с одной стороны кресла висит родовой меч Динов, с другой - Торнов.
   Александер скрипнул стулом:
   - Солдат возьмешь?
   Митька замялся. Темка хотел сказать: что там делать в замке одному? Но в коридоре послышался шум: кто-то шел, твердо ступая по каменным плитам. Стук - и, не дожидаясь ответа, дверь распахнулась. Чуть пригнувшись под притолокой, в комнату шагнул высоченный незнакомец в мундире королевских цветов: белое с пурпуром. Из-за его локтя выглянул любопытный Шурка.
   - Капитан Павел Герок, - имя лязгнуло, словно королевский посланец щелкнул железными челюстями.
   Лисена метнулась к отцу, спряталась за спинку стула. Темка сел ровнее, бросил тревожный взгляд на Александера. Митька спрыгнул с подоконника, встал рядом с креслом.
   - Вы с приказом короля? - усмехнулся Александер. - Но пески уже ушли.
   Губы посланца на мгновение сложились в горькой усмешке.
   - Пески... В королевстве мятеж, господа. Князь Крох ведет войска на столицу.
   У Темки словно песок на зубах скрипнул. В витражном окне вспыхнули стеклышки: золотые, серебряные, бронзовые.
   - Вы Эмитрий Дин из рода Орла? - воспаленные глаза посланца остановились на Митьке.
   - Золотого Орла! - княжич стиснул спинку кресла.
   - Уже нет. Ваш род лишен геральдической ленты за поддержку мятежа. Эмитрий Дин, сдайте оружие. Мне приказано доставить вас к королю.
   - За что? Он-то не мятежник! - Темка вскочил - впервые за эти дни. Покатилось с колен блюдо, брызнуло ягодным соком.
   - Приказ короля. Кстати, я был в Южном Зубе и не нашел там гарнизон. Где ваши солдаты, княжич Эмитрий?
   Смородина рассыпалась по полу, потекла темно-фиолетовая вода. Посланец переступил сапогами, давя попавшие под ноги ягоды. Митька растерянно потянул меч из ножен.
   - Александер, я тоже должен ехать! - повернулся к капитану Темка.
   - Все поедут, - вмешался Герок. - Сейчас не то время, чтобы держать тут солдат. Они нужны королю. Эмитрий, надеюсь, вы не заставите меня прибегнуть к силе?
   Митька достал меч, поймал клинком отблеск заходящего солнца.
   - Возьмите, капитан. Темка, а ты сядь. Тебе еще как-то ехать.
   Темка не сел - рухнул обратно в кресло.
   - Что хочет от меня король? Отречься от отца?
   Капитан кивнул, аккуратно снял с кресла ножны.
   - Когда ехать?
   - Как можно скорее.
   Митька отошел к окну. Пески отсюда не видны, Темка знает точно, но ему почему-то показалось, что друга слепят три цвета: золотой, серебряный и бронзовый.
  

Глава 6

   В степи почти нет геральдических цветов, разве что мелькнет на обочине желтый львиный зев. Степь похожа на будничную скатерть: ровная, тусклая, с простенькой вышивкой. Иногда расплываются багровые пятна, как от пролитого вина - это повозка подпрыгивает на кочке и накатывает боль. Темка провел языком по внутренней стороне губы, пощупал ссадинку. А тут снова тряхнуло, зубами аж до крови лязгнул.
   Совсем не так представлялась обратная дорога. Видел себя Темка в мундире с серебряными шевронами, повзрослевшим, настоящим командиром. Едет верхом на Деге, позади - отряд, не растягивается, все солдаты справные. Возвращается к отцу, и не как малек желторотый, а как наследник, правая рука князя. Распахнуты ворота, дорога заканчивается у крыльца. Мама и отец стоят на ступенях...
   Но все не так. Родной замок недалеко от Миллреда. Герок сказал, что княгиня сейчас в столице, а князь, знамо дело, воюет. Оставил старого капитана, отца Александера, для защиты Торнхэла, а сам встал под знамя короля. Как скребется в душе крыса!
   Снова плеснули багровым вином. Больно, шакал его раздери! Вот ведь растрясло дорогой. А так нужно побыстрее выздороветь, успеть! Ну сколько будут воевать с мятежниками - месяц, два? Это же шанс - может быть, единственный Темкин шанс, - служить королю по-настоящему.
   Илларское королевство давно не воюет. На севере - Ладдар, королева Виктолия родом оттуда; союз крепкий, давний. Запад - Даррское королевство, отгороженное Черными песками - не поведешь же через них войска! Северо-Запад - Ваддар, когда-то делили с ним земли, но давно замирились. Остальные границы закрыты горами, не пройти. Есть только один путь, южный - по Миллреду, стране медуниц, но они не пускают на свои земли. Купцы Иллара отправляют караваны в портовые города Вольного союза в обход, через Ладдар. Впрочем, срезать дорогу все равно бы не получилось: между Миллредом и побережьем - Роддар. Никто в своем уме не рискнет отправить через него караваны: Роддар признает только свои законы и право сильнейшего.
   А куда Темка с такими руками? Повод даже умницы Деги не удержать. Герман, выродок шакалий! Мятеж закончится, и Темка ничего не успеет. Мечталось: вот он в королевском зале, пропахший порохом, в разорванном выстрелом мундире (ерунда, пуля только царапнула). На лице отца - гордость за сына. Взгляд короля строг, как и должно быть. Темка протягивает ритуальный меч, и оголовье охватывает золотая лента... Эх, а он даже в седло сесть не может, как обидно!
   Маленькая сухая ладошка коснулась лба, Лисена сказала строгим голосом:
   - Ты почему не спишь? Спи!
   - Я не могу спать все время! - рассердился Темка. Вот наказание! Сказали ей присматривать за княжичем в дороге, так просто спасения не стало.
   - Может, ты пить хочешь?
   - Да ничего я не хочу!
   Темка крутанул головой, вырываясь из-под ладони, отвернулся. Теперь он смотрел в спину солдата, сидящего на козлах. Еще в первый день княжич выбрал себе место у переднего борта фургона, рядом с открытым пологом - хоть что-то видеть, кроме тряпичного потолка. Так и Митьке проще. Вот только он не приходит.
   - Лисена, Эмитрия позови.
   Девочка послушно выбралась наружу, замахала рукой. Не прошло и полуминуты, как всхрапнула рядом Дега. Митька ловко перелез, примотал уздечку к повозке.
   - Что? Ты как? - В серых глазах метнулась тревога.
   Темка чуть усмехнулся. Как он... подумаешь, заживет. Эх, Митька, ты бы себя в зеркало видел! Хотя нет, лучше не стоит.
  
   ...Покои княжича в Южном Зубе не тронули - видно, побоялся Герман. Да его бы князь Дин на кусочки разорвал, протяни капитан лапу к родовому мечу. Вещи перевезли в Северный Зуб, возвращаться в пустой замок смысла не было, скоро в дорогу.
   Дарика заканчивала перевязку, когда вошел Митька. Княжич бережно нес зеленый мундир с золотыми шевронами. Темка тихонько шипел сквозь зубы и на друга глянул сердито: подождал бы, чего тут смотреть. Но Митька, точно слепой, шагнул в комнату, чуть не натолкнулся на стол.
   - Капитан Герок сказал, что не уполномочен срывать с меня шевроны, - ровным голосом сказал княжич Дин. - Но я не имею право носить их. Дарика, вы не могли бы спороть?
   Женщина ушла, напоследок жалостливо глянув на мальчика. Митька опустился на стул рядом с кроватью, сгорбился, свесил руки между колен.
   - Но ты же - не мятежник.
   - А отец? - Митька поднял запавшие глаза. - Темка, может, его оболгали? Или он специально, узнает все про мятежников и передаст королю. А Эдвин не может по-другому, чтобы не выдать.
   - Александер говорит, что князь Дин за войну в Миллреде, - Темке казалось, что начни он поддакивать, выйдет фальшиво.
   У Митьки еще сильнее опустились плечи:
   - Да. Я сам слышал. Но, может, он знал, и заранее, специально! Чтобы войти в доверие к заговорщикам!
   Темка промолчал. Он мог бы спросить: а Герман? Ясно же, что Дин-старший специально отправил его подальше. Но зачем, Митька и так все понимает. И почти не верит в то, что говорит. А разве Темка не придумывал бы оправдания, окажись его отец по ту сторону? Впрочем, представить такое невозможно: князь Торн верен Короне.
   Вошел Шурка, протянул мундир. Темка нахмурился, увидев в глазах капитанова сына недоуменное любопытство. Княжич Дин холодно поблагодарил кивком. И хотя полуденное солнце накалило воздух, надел мундир. На зеленой выгоревшей ткани темнели пятна от шевронов. Темке показалось, что это следы пуль. Митька высоко вскинул голову, выпрямился, как и подобает княжичу...
  
   Сейчас отметины выцвели под солнцем, но Темка был уверен, что Митька все равно видит следы от шевронов. И ощущает пустоту на поясе: там, где должен висеть пистолет. Капитан Герок учтиво извинялся, но все-таки забрал оружие. Пару ножей всего и оставил, в дороге-то нужны.
   - Ты чего не приходишь?
   Друг сел, уперся спиной в дощатую стенку фургона. Тряхануло на кочках, Темка уже привычно сдержал стон. А все-таки полегче стало, не так, как первые дни, тогда хоть волком вой.
   - Ты не думай, со мной сидеть не надо. Вон, я от Лисены не знаю куда деться. Я не поэтому. Просто ты молчишь и молчишь.
   - А что говорить? - Митька отвернулся, глянул на степь. - Я не могу отречься от отца. И я верен королю. Ни о чем другом думать не могу.
   Темка смотрел на светлый затылок друга. Матерь-заступница, ну как ему помочь?
   - Дега у тебя умница. А капитан не возражает, если я удаляюсь от отряда. Промчусь по степи - и легче становится. Мысли как выдувает.
   Лисена, пристроившаяся под боком у солдата, оглянулась. Возничий ухватил девочку за плечо, развернул обратно. Сказал что-то тихонько, отвлекая от княжичей.
   - Понимаешь, это решение, которое я должен принять сам. Только сам. Ты не обижайся.
   У Темки распахнулись глаза: обижаться? Да если бы он мог хоть капельку помочь! Ну хоть как-то втиснуться между двумя плитами - верностью роду и долгом перед Короной!
   - Что бы ты ни решил, ты все равно мой друг.
   Митька повернулся, глянул сумрачно:
   - Даже если откажусь от присяги королю?
   У Темки пересохли губы. Ведь тогда княжич Дин будет считаться мятежником. Тем самым врагом, в сражение с которым хочется успеть. Митька неловко улыбнулся, отказываясь от своего вопроса. Вспыхнули от стыда уши: пожалел его друг, сам с ума сходит, а его - пожалел.
   - Нет, ты мне не друг, - и раньше, чем мертвенная бледность залила Митькино лицо, Темка сказал твердо: - Ты мне побратим. Подожди.
   Трудно забинтованными руками вытащить нож. Но Темка ухватил за лезвие, протянул рукоятью вперед: на темной коже - серебристый олень. Снова тряхнуло повозку, тень от полога закрыла на мгновение Митькино лицо.
   - Я, наверное, не имею сейчас права, - голос княжича Дина упал до шепота.
   - Зато я имею! Хочешь - не давай взамен. А мой - возьми. Я все равно вручаю тебе свою честь, - обычно это не говорят вслух, и так все понятно. Но Темка повторил: - Ты мне - побратим.
   Рукоять Митькиного ножа без украшений; орел летит вдоль клинка. Оружие князей Динов осторожно легло на забинтованную Темкину ладонь.
   Измученный друг отводил душу в степи, прижимаясь к жесткой гриве Деги. А Темка думал о мятежниках. Раньше они были для него просто врагами, в боях с которыми можно проявить доблесть. А сейчас он пытался понять: зачем? Зачем они все это затеяли?! Разве можно воевать в Миллреде? Митька не сможет, Темка в этом точно уверен. Он был там с отцом, дальше небольшого приграничного городка их не пустили, но то короткое путешествие запомнилось, как сказка.
   Любимый цвет Миллреда - желтый. На базар хоть не заходи - губы склеиваются от душного сладкого запаха. Мед - от ярко-желтого до темно-смолистого, - в расписных крынках, тарелках, туесках, в сотах. С тяжелым гудением вьются над прилавками пчелы, лезут в посудины, прошивают воздух. Пчелы тут везде: вышиты на одежде, нарисованы на домах, отчеканены на медных вывесках, сплетены из соломы и подвешены под стрехой, вылеплены из глины - ох, и голосистые в Миллреде свистульки!
   Шум на базаре - оглохнуть можно. Каждая торговка свой товар хвалит, зазывает попробовать. Темке иногда кажется, что пчелы тоже хвалятся друг перед другом, а тетки жужжат. И вдруг - тишина. Между расступающимися людьми идет молодая женщина, простоволосая - медового отлива косы уложены короной вокруг головы и сияют под солнцем. Медуница. Ей нет нужды рядиться в золотистые одежды: кожа ее и так медового оттенка, губы - цвета темного, гречишного меда, глаза - медово-карие. Подол длинного белого платья метет шелуху, но ни соринки к нему не пристает. Торговки застыли с открытым ртом, подались вперед через прилавки: знамо дело, чей товар медуница похвалит - тот лучший на базаре. От покупателей отбоя не будет, да и повод какой смерить соседок горделивым взглядом. Плывет медуница под гудение пчел, знакомым кланяется. На иноземцев глянула с интересом, и им улыбнулась. Темка в ответ рот до ушей растянул. Ну невозможно рядом с медуницей пасмурным быть! Правду говорят: как посмотрит, так ровно весенним солнцем одарит.
   Когда бабка Фекла рассказывала легенду о духах-покровителях Миллреда и Роддара, княжич представлял Миру именно такой.
  
   ...В небольшой деревне на границе с Роддаром жили брат с сестрой, Мира и Родмир. Мать их умерла давно, а отец провалился под лед в первую оттепель, да так и не отошел от жестокой простуды. Родмиру тогда как раз восемнадцать отмерило, Мире - пятнадцать.
   Непохожи были брат с сестрой, как теплый весенний денек на шквалистую осеннюю ночь. Не в одну драку влезал Родмир из-за вспыльчивого характера. Как и во многих пограничных деревнях, учили парней обращаться с оружием, хоть в одном дворе да был отставной солдат. Так Родмиру воинское дело роднее крестьянского пришлось. Хоть и ворчал при жизни отец: "Прогневаешь духов!", - а что делать, если в Роддаре самые лучшие бойцы. Таким в мире жить, что волка на шелковые подушки укладывать и медом кормить.
   Мира же с самой злющей теткой ни разу не повздорила, ни с одной подругой не разругалась. Хоть и завистливо поглядывали те на ее косы - медово-солнечные. Только с Миры зависть, как шелуха, спадала. А медовые пряники у нее выходили - слаще не сыскать, даже из города барон за ними присылал.
   Самые отчаянные женихи начали подкатывать к Родмиру, едва полгода со смерти отца минуло. Брат отказывал всем - искал сестре лучшей доли. Выбирал долго и нашел-таки хозяина крепкого, с таким жить - бед не знать, детей рожать здоровых, сыновьям наделы выделять, дочерям - приданое. Зима обдувала избу холодными ветрами, когда Родмир сказал сестре: просватал, мол, по осени и свадьба; торопится жених - очень уж приглянулись волосы цвета меда. Мира глянула на брата: "Отдашь за него, на косе и удавлюсь". Вспылил Родмир. Выхватил нож, отсек косу под корень. Громыхнула заслонка, вспыхнули в жаркой печи волосы. Сестра качнула головой: "Была бы веревка, а крюк найдется. А хочешь мне счастья - отдай за Дарека!" Родмир чуть избу в ярости не разнес. Еще с тех времен, как вместе у отставного солдата учились - как репейник между парнями насыпали, годы так и не примирили.
   Оказалась, что похожи все-таки брат и сестра, Мире тоже в характер железо досталось. Смирился Родмир, и по осени сыграли свадьбу.
   Через год брат уехал в Роддар, искать свою судьбу, своих духов-покровителей. А еще через пару лет перебрались в деревню покрупнее Дарек с Мирой. Кто же знал, что придет туда обнищавший барон набивать тощий кошель, приведет жестоких наемников.
   Стоял Родмир в тени забора, когда выволокли на двор из богатого дома Дарека. Убивать его не хотели, чуяли, что есть захоронки, вот и решили потрясти мужика. Не вмешивался Родмир: наемников почти десяток, они в своем волчьем праве. Мира, как видно, успела схорониться, а деньги - наживное. Вот только Дарек того не понимал, выл да скулил. А когда пригрозили сжечь дом, кинулся в ноги: "Не троньте! Хотите, бабу берите, только по миру не пускайте! От бабы не убудет..." Потемнело в глазах у Родмира, когда вывел Дарек из тайного подпола Миру. Зачмокали довольно наемники, на отросшие медовые косы глаза выпучив. Сомлела Мира, рухнула на землю.
   Шагнул в центр двора Родмир, глянул в шакальи глаза зятя. Наемникам-то что, и такой бой - развлечение. Дарек в деревне не из последних воинов был, приходилось Родмиру уходить битым. Только сегодня на его стороне были ненависть и любовь, а противнику достались страх и жадность. Когда кровь Дарека окрасила лезвие, шагнул Родмир к сестре, чиркнул клинком по ее горлу. Знал - с десятерыми возжелавшими наемниками ему не справиться. И не справился, убили его в том же дворе.
   Видел все это Создатель, и повелел: быть Родмиру духом Роддара, чтобы помнили воины о тех, кто остался дома. И столько любви нерастраченной уходило вместе с Мирой, что стала она духом Миллреда. Не было с тех пор края спокойнее: не решались воины Роддара идти против духа своего. А разве мог брат пустить их к сестре? Расцвел Миллред и, точно в память о золотых косах хранительницы, прославился чудесным медом.
   Темка улыбнулся, вспомнив восхитительно пахнущие брусочки. Как же вкусно засунуть такой в рот, катнуть языком. Высосать мед, разжевать воск до маленького комочка. Вот только выбрать, какой попробовать первым: вот этот, бледно-желтый? Или тот, с медным отливом? А может быть, темный?...
  
   Выстрел прогремел, когда золотистый сон почти накрыл Темку. Княжич вскинулся, и в ту же минуту грянул дружный залп. Закричал Александер, всхрапнули кони. Нападение! Темка откатился к бортику; зашипев от боли, приподнялся на забинтованных руках. Где-то в глубине повозки завизжала Лисена. Обернулся солдат, прикрикнул на княжича, чтобы башку свою не подставлял. Темка и внимания не обратил: там же Митька! Безоружный! Выстрелы, кажется, со всех сторон. Облако пыли, поднятое копытами лошадей и колесами повозок, забивало глаза. А Темка такими руками даже пистолет не удержит!
   Захрипел возничий, повалился, выпустив вожжи. Мелькнуло расплывшееся на синем мундире багровое пятно. Снова вскрикнула Лисена. Темка сжал зубы, рванулся - и в последний миг ухватил вожжи. Боль резанула пальцы, аж в глазах потемнело.
   Выросла, словно ниоткуда, Дега, Митька скатился с седла, бросился к изголовью Темкиной постели, выхватил пистолет. Споро заработал шомполом. Темку чуть отпустило - живой! Друг бухнулся рядом, сощурился, метясь во всадника без мундира. Выстрел! Пуля вспорола ткань, мужчина обернулся, вскинул оружие. Митька, дернувшийся было перезарядить, застыл. Темке почудилось - направленное на них дуло стало огромным, вот-вот поглотит и мальчишек, и фургон вместе с лошадьми. Но незнакомец не стрелял; гикнул, ударил коня в бока и помчался наперерез.
   - Держись! - дико закричал Митька, и Темка только сейчас увидел, что они несутся в сторону оврага.
   - Митька, прыгай! - Темка натянул вожжи, да тут бы и здоровый мужик не удержал. Друг рванул за плечи, швырнул его в глубь повозки. Завизжала уже охрипшая Лисена. "Успел выпрыгнуть?" Но Митька вдруг оказался рядом, подмял под себя ревущую девчонку, вжал боком Темку в угол. Треск, грохот, тряхнуло так, что потемнело в глазах.
   ...Тишина. Темка мотнул головой: может, он оглох? Но вроде слышно потрескивание дерева. Прилетели издалека крики, ржание, а вот выстрелов не слышно. Над головой - дощатая стена повозки, под лопатку давит что-то твердое, а локоть упирается в тканый полог. Руки болят - как снова в огонь сунули. Всхлипнула рядом Лисена. Митька приподнялся, отпуская девочку, глянул на Темку. На сером от пыли лице светлые глаза казались огромными:
   - Это был солдат из моего гарнизона.
   Темка дернулся встать, но тут же повалился обратно на спину.
   - Папа!! - Лисена рванулась к покореженному выходу.
   Мальчишки переглянулись: бой кончился. Вот только в чью пользу? Послушался стук копыт. Княжич Дин качнулся, закрывая собой Темку, поднял пистолет. Мелькнул нож, вспарывая ткань. Митька стремительно повернулся и еле удержал руку - в прореху заглядывал солдат в синем мундире.
   - Живы?
   Дыру быстро расширили. Митька вылез сам, Темке помогли. Испуганные лошади отнесли повозку далеко от боя. Лисена бежала, не разбирая дороги, туда, где бродили кони с пустыми седлами, где люди в синих и в бело-пурпурных мундирах наклонялись над ранеными, где горела перевернутая телега. Какой-то всадник догнал девочку, подхватил в седло впереди себя.
   - Ушли, - ответил на молчаливый вопрос солдат. - Княжич, вы в седло сядете?
   В руках все еще постреливала боль, но Темка кивнул. Впрочем, его устроили впереди, солдат аккуратно придерживал мальчика. Двое остались у повозки, и Митька без раздумья вскочил на чужого коня. Порывался ехать быстрее, но сдерживался, оглядывался на Темку.
   Дым шел темный - то ли пропитанная смолой ткань горела, то ли припасы какие в мешках. Темка зажмурился, когда порыв ветра донес тяжелые клубы. Лошадь недовольно мотнула головой.
   - Я дальше лучше сам, - Темке спрыгнуть не дали, один из солдат подхватил княжича, осторожно поставил на землю. Рядом возник Митька.
   Пошли в сторону от пожара, но не туда, где обихаживали раненых, а где лежали мертвые - трое в синих мундирах. Ловили коней, Темка разглядел, наконец, свою Дегу. Женщины собирали вещи - их лошади тоже понесли, но наперерез друг другу, столкнулись и перевернули телеги. Обошли - и Темка застыл на мгновение, а потом бросился бежать, забыв про боль. На земле сидел Шурка, слезы катились по измазанному сажей лицу, но мальчишка вряд ли их замечал. Он поддерживал лежащего отца. Глаза Александера были закрыты, губы кривились от боли - Дарика вспарывала левый рукав, набухший кровью. Чуть в стороне застыла Лисена, затолкала в рот костяшки пальцев; не плакала, а тихо поскуливала. Темка упал на колени рядом с женщиной. Капитан открыл глаза:
   - Ничего, не сильно.
   Но Темка видел, как потемнела лицом Дарика. Александер не смог обмануть даже сына, Шурка громко втянул воздух, закашлялся от дыма.
  

***

  
   - Капитан Павел! Можно вас на минуту?
   Герок обернулся, княжич Эмитрий смотрел на него требовательными серыми глазами. Вот шакалья задница, что за служба досталась: мальчишку под охраной вести. А мальчишка-то правильный, по всему видно. И, считай, сирота - князь Дин не в бою, так на плахе голову сложит.
   Отошли в сторону, к небольшому лесочку. Хлюпнуло под ногами - река постепенно подмывала опушку. Серая птица с шумом взлетела с куста, понеслась в сторону заката.
   - Капитан, это ведь из-за меня напали. Отправьте меня отдельно, с людьми короля. Ну не сбегу же я. А тут вон семьи. Зачем им под пули?
   Герок закряхтел про себя. Мальчишка, что он понимает.
   - Нет. У меня слишком мало людей.
   Наверное, Эмитрий ожидал отказа. Не стал спорить.
   - Не думаю, что тебя хотели убить. Скорее - просто отвезти к отцу.
   - Но я бы тогда все рассказал.
   - Ну и что? Если князь Дин пожертвовал службой сына, значит, Герман ему нужен. Тебя капитан не тронул, может оправдаться. А смерть наследника ему уже не простят. Кстати, если бы тебя захватили, то Герман был бы даже рад, начни ты сопротивляться. Пришлось приструнить строптивого мальчишку, не ведающего своего блага. Вот он и озлился, наговаривает на честного, верного служаку.
   Эмитрий брезгливо повел плечами.
   Княжич ушел, а Герок все стоял в кустах, задумчиво хлопая себя по шее - комары не собирались упускать удобный случай. Нужно отправить гонца к королю, пусть вышлет отряд, если сможет. Хотя сейчас все на счету. Поторопиться бы, но обоз!
   Когда Герок уезжал, под мятежниками было уже четыре провинции у восточных и юго-восточных границ. Еще одна - Теплая выпь, а там уже и до Миллреда рукой подать. До столицы подальше, но король Эдвин половину войска отправил к соседям. Половину половины... Шакалья задница, как же много оказалось недовольных! Прижимать князей еще король Горий начал, сын продолжил, укоротил их вольницу, напомнил о вассальной клятве. Вот и аукнулось теперь. Три из четырех провинций без боя взяли, сами князья королевские шевроны сняли.
   Нужно торопиться! Лето в разгаре, не успеют до осени - у мятежников останутся лучшие, урожайные земли. А это - голод. Разве что северяне помогут. Но их король слишком осторожен, не посмотрит и на то, что дочь за Эдвина отдал.
   Герок хлопнул по шее, придавив пару кровососов. Шакалья задница, и это еще называется - повезло! Не вскройся заговор, мятежники бы уже штурмовали столицу. А королевская семья была бы мертва. Нужно торопиться, а у них четверо раненых и измученный пытками мальчишка. Как только выдержал! А теперь еще из-за дружка мается да из-за капитана своего.
   Комары налетели целой тучей, и Герок, раздраженно отмахнувшись, пошел к стоянке. Гонца он все-таки с утра отправит. И надо спросить у Александера, не присовокупит ли тот послание князю Торну.
  

***

  
   Темка вытянулся на кровати, уронил руки вдоль тела. Он не позволял себе лечь, пока не устроили всех раненых. И пока не зашел к Александеру. Плохо дело - задета кость. Послали за лекарем, да какой умелец в таком маленьком городишке? Еще двоих - из гарнизона Торна и королевского солдата - зацепило слегка, с такими ранами и Дарика справится. А вот четвертому совсем не повезло, крови много потерял; бело-пурпурный мундир стал одного, красного цвета.
   Митька задернул штору. Солнце, пробившееся в узкую прореху, перечеркнуло зеленый мундир. Под окном стояла телега, накрытая рогожей. Трактирщик скорбно качал головой, когда повозку загоняли на хозяйственный двор, но Темка видел, какие недовольные у него глаза: день предстоял жаркий. Друг сел на стул задом наперед, положил руки на спинку и уперся подбородком.
   - Через пять дней будем в Турлине, - голос у Митьки был усталый.
   Темка понимал: чем ближе столица, тем скорее княжич Дин пройдет знакомыми коридорами дворца - под любопытными, презрительными, жалеющими, высокомерными взглядами, - и встанет перед королем.
   - Ты уже решил? - не выдержал Темка.
   Митька прикрыл измученные, покрасневшие глаза. Кажется, он исхудал за один день, мундир болтается, как на вырост сшит.
   - Знаешь, если я отрекусь, тот нож, родовой... Который теперь у тебя... Это будет нечестно.
   Его прервал легкий стук в дверь. Вошел капитан Герок, глянул на окно:
   - Княжич Артемий, я бы советовал похоронить ваших людей здесь.
   Темка кивнул.
   - Вы не могли бы позвать сержанта Омелю? Или распорядитесь сами, капитан.
   Усталость навалилась, точно мешок с зерном, придавила к кровати, не давая вздохнуть.
  
   Низкий голос священника наполнял маленькую душную церковь. Огоньки свечей качались и дробились в глазах. Темка сглотнул, но расстегнуть тугой ворот мундира не решился.
   Перед статуей Матери-заступницы положили нож, насыпали на лезвие порох. Пусть будет добр к погибшим суровый дух воинов Росс, примет их под свое покровительство на пажитях небесных, как оберегал на земле. Пусть Олень пронесет души тех, кто присягал его роду.
   Княжич нашел взглядом капитана. Александер опирался на плечо жены, мундир накинут на одно плечо, скрывая перевязанную руку. Шурка стоял подле отца, покусывая губы. А ведь чуть в сторону пуля - отпевали бы сейчас и капитана. Духота в церкви стала просто невыносима; у Темки тошнота подкатила к горлу, закачало, как на телеге.
   А ведь это был - первый бой.
  
   Теперь Александер тоже ехал в фургоне, Темка слышал, как стонал во сне капитан. Лисена почти все время молчала и смотрела на отца испуганными глазами.
   Герок не давал передышки: поднимал затемно, а ужинали при свете костров. Промелькнули две короткие Березовые ночи. Если королевский капитан и дальше будет так подгонять, то завтра с утра подъедут к Турлину.
   Темка пересел ближе к молодому солдату, правящему лошадьми. Митька нашелся в голове колонны, Герок больше не разрешал удаляться от отряда. Княжич Дин пристально вглядывался вперед. Темка привстал.
   Из-за поворота дороги показались всадники в белых с пурпуром мундирах. Хоть бы с ними приехал лекарь! Темка зашарил взглядом по королевским солдатам. Вон, есть кто-то в темном. Хотя цвета не лекарские и посадка странная. Непонятный всадник вырвался вперед, помчался навстречу. Короткий шлейф амазонки распустился за плечами, упала на спину шляпка, открывая свитые короной русые косы.
   Мама!
   - Ма-а-ма-аа!
   ...Так уютно, когда голова лежит на теплых коленях. И даже тряска фургона кажется легким покачиванием.
   - А папа?
   - Он должен быть у Теплой выпи, - в голосе княгини прорвалась тревога.
   Герок сказал, что войска князя Дина как раз там, около Миллреда. Значит, Темкин отец сейчас воюет с Митькиным. Матерь-заступница! За что же ты так!!
   Точно в ответ на этот неслышный вопль, Митька появился у откинутого полога:
   - Простите, княгиня, я хотел спросить...
   Прохладная ладонь соскользнула с Темкиного лба, прошуршала амазонка.
   - Вы не знаете, где сейчас княгиня Дин?
   - Во дворце. Говорят, за нее просила королева Виктолия.
   - Она пленница?
   Мама всплеснула руками:
   - Ну что ты! Конечно, нет! Она просто не захотела возвращаться в дом Динов.
   - Но ее не пустили с вами, да?
   Темка поднял голову, глянул в растерянное мамино лицо.
   - Наверное, ей не следовало покидать Турлин, - неуверенно произнесла княгиня.
   - Я понял, благодарю вас.
   Митька отъехал быстрее, чем Темка успел его окликнуть.
   Мама погладила по щеке, рядом с ожогом, а потом судорожно схватила сына, прижала - княжич еле сдержался, чтобы не охнуть от боли. Уткнулся носом в такое родное плечо.
  

***

  
   Когда-то дворец был для Митьки домом. Со строгими правилами, сложным распорядком - но домом. И сколько раз княжич представлял, как вернется с границы уже не мальчиком, но воином, войдет в знакомые комнаты - и они покажутся ему маленькими, тесными. Митька читал, что так обычно и бывает, когда возвращаешься из долгого путешествия.
   Но залы казались огромными и незнакомыми. Митька чувствовал себя чужаком, не имеющим права тут находиться. Даже библиотека, привычная до скрипа половиц, запаха бумаги и пыли, стала недоступна. Нет, Митьку никто бы оттуда не выгнал, но он сам не решался войти. Подходил, нерешительно трогал ручку - и торопливо уходил, боясь, что выглянет хранитель Леонид и увидит княжича, жалко топчущегося на пороге.
   Митька хотел убраться домой, но мама была против. Почти весь день княгиня проводила в покоях королевы. Если Виктолия была занята, учила принцессу Анну вышивке ладдарской гладью или сидела в зимнем саду с приближенными ко двору дамами. Нарядная, улыбчивая - вот только золотая брошка в виде орла исчезла с ее плеча. Это был подарок отца к свадьбе, и княгиня редко появлялась на людях без него. Хорошо хоть, что мама не занялась Митькиными мундирами. Шевроны княжич приказал снять, а символ рода велел не трогать, только подпороть золотое поле на гербе.
   Увидев сына в мундире, княгиня нахмурилась. Она только что вернулась от королевы - из ярко освещенного множеством свечей зала, полного негромких голосов придворных дам, - в удобные, но такие скучные гостевые комнаты.
   Митька ждал ее в гостиной, сидя на подоконнике. На столе лежала раскрытая книга - княжич все-таки решился ранним утром, пока все спали, сходить в библиотеку. Свечи догорали, их давно нужно было поменять, но Митька не сделал этого сам и не вызвал слугу. Пусть, все равно не прочел за вечер ни строчки. С той самой минуты, как увидел отряд королевской стражи.
   ...Когда солнце почти ушло за крепостную стену, княжич отдернул тяжелую портьеру. Окна гостевых комнат выходили на узкий, обычно пусто двор. Но сейчас через него двое солдат вели пленника, впереди шагал королевский сержант с обнаженной шпагой в руке. Ритуально обнаженной: пленник из знатного рода. Чьего именно - не видно, мужчина был в одной рубашке.
   - Нина, поменяй свечи, - велела служанке мама.
   Тени отступили в углы. Княгиня опустилась в кресло, посмотрела на сына. Княжич встал: он был готов и к ласковым уговорам, и к приказу.
   И верно - сначала взывала к благоразумию, потом угрожала материнским гневом. Не добившись своего, Лада вспылила: схватила мундиры, швырнула в руки служанки. Тряхнула сына, чуть не отрывая пуговицы.
   - Мама! Ты же венчалась под Орлом! Ты же отцу клялась!!
   Пальцы разжались. Митька отскочил, мотнул взъерошенной головой. И такая горькая обида захлестнула его, что мать махнула рукой.
   - Нина, положи мундиры.
  

***

  
   Торны редко наезжали в столицу, но пожилой управляющий следил за хозяйством безупречно. Достаточно отпереть господские покои, снять чехлы с мебели, распахнуть шторы - и хоть гостей принимай. Княгиня Полина жила в Турлине уже больше месяца, но дом казался необжитым. Так всегда бывает, думал Темка, когда хозяевам нет до него дела.
   Первые дни в городе он почти и не помнил. В дороге как-то держался, но, оказавшись в знакомой спальне, растекся, будто кисель по тарелке. Приходил лекарь - болью отзывались руки, мучительно чесался ожог на щеке, горела спина. Подносили к губам чашку, то с колодезной водой, то с горьковатым холодным настоем, то с горячим, пахнущим земляникой отваром.
   Потом посещения лекаря стали проходить легче. Пальцы на правой руке уже двигались свободно, повязка осталась только на запястье. В левой еще жила боль, но и она казалась не страшной. Приходил Шурка, горестно смотрел запавшими глазищами. Раз, кажется, была Лисена - вряд ли у кого еще сыщется такая рыжая растрепанная коса, упавшая княжичу на постель. И когда бы Темка ни открыл глаза, ни позвал бы, даже шепотом - мама тут же оказывалась рядом.
   В одну из ночей туманящая слабость наконец отступила, и утром княжич проснулся, как от толчка: Митька! Княгиня дремала в кресле, вплотную придвинутом к постели.
   - Мама! Ну мама! - затеребил ее Темка. - Какой сегодня день? Княжич Дин, он уже был у короля?
   Княгиня потерла лоб:
   - Нет, я не слышала, чтобы собирали Совет. Как ты?
   - Мне нужно к нему, обязательно. Мам!
   Темка сел, повел плечами; боль не вернулась.
   - Я узнаю, а ты лежи. Куда сорвался?!
   Княжич упрямо скинул босые пятки на пол.
   - Что с Александером?
  
   Отсюда уехал сражаться с мятежниками отец. Темка вспоминал об этом каждый раз, выходя на широкое крыльцо. Вот тут стоял князь, и оруженосец уже привел оседланного Гнедко. Сейчас они где-то недалеко от Миллреда, и Олень-покровитель не сможет закрыть от всех пуль. Как не закрыл в том бою убитых Росс, не отвел беду от Александера.
   Мама побывала в королевском дворце и не принесла хороших вестей. Мятеж все рос, под штандарт Кроха собиралось все больше и больше воинов. Князь Дин был вынужден отвести своих людей от Теплой выпи, вглубь страны. Помоги ему, Матерь-заступница! Убереги! Олень-покровитель, твой род не запятнал себя бесчестием, будь милосерден.
   Завтра Темка попросит у короля разрешения поехать к отцу. Ему уже пятнадцать, он взял родовой меч. Эдвин не сможет отказать!
   Вот только завтра и Митьке стоять перед Советом. Шакалья задница, ну почему им не дали встретиться?!
   Распахнулась дверь. Темка посторонился, пропуская лекаря. Следом выскочил сумрачный Шурка.
   - Ну?
   Мальчишка сглотнул и стал смотреть в сторону. Прогрохотала по двору карета, выкатила за ворота. Слуга вложил засов в пазы, глянул тревожно на капитанова сына - Александера знала и столичная челядь.
   - Ну!
   - Он говорит, руку отрезать надо, - слезы брызнули из глаз, но Шурка уже не стеснялся. Всхлипнул, навалился на перила.
   У Темки зашумело в ушах.
   Двери не успевали захлопываться за бегущим княжичем. Он ворвался к капитану без стука, заставив вздрогнуть сидевшую на постели Дарику. Сердце колотилось где-то под ребрами, мешая сделать последний шаг. Густой воздух, полный запаха лекарств и воспалившейся плоти, с трудом процедился в легкие.
   - Нельзя вам, княжич, так бегать, - ровно сказала женщина, и Темке показалось: Шурка ошибся, неправильно понял! Но капитан лежал, уткнувшись лицом в колени жены, и не поднимал голову. Дарика гладила его по волосам, точно маленького Шурку.
   Княжич шагнул в коридор, осторожно прикрыл дверь. Тут он ничем не сможет помочь.
  
   Мама нашлась в сиреневой гостиной. Сидела у окна, опустив вышивку на колени.
   - Мне нужно в замок, увидеться с Митькой, - резко сказал Темка.
   Княгиня встала - забытые пяльцы соскользнули на пол, - быстро шагнула к сыну.
   - Не сейчас. Завтра, после Совета.
   - Мне нужно - сейчас, - Темка тронул ножны, скрывающие сталь с чужим гербом. - Мам, ты же сама говорила, что Дины не пленники. Разве что-то изменилось?
   Молчание сгустилось, повисло душным маревом. Княгиня неторопливо подняла вышивку, повертела в руках. В темно-багряной грозди маальвы не хватало нескольких цветков, как вчера и позавчера - мать не положила ни одного нового стежка.
   - После Совета, - она не взглянула на сына, пристально изучая незаконченный рисунок.
   - Мама, он мой друг!
   - А ты мой сын!! - вышивка полетела в угол.
   Темка ни разу не видел мать в гневе, и все приготовленные слова выскочили из головы.
   - Позавчера казнили графа Николия. Арестовали всех, кто приезжал к нему в замок этим летом. Месяц назад нашли мертвыми Коршей, их сыну не исполнилось и двенадцати! С ним была помолвлена дочка Максия - так князю запретили выезд из столицы, королевские стражники ежедневно наведываются к их дому, следят в открытую. Никто не знает, все ли мятежники присоединились к Кроху, кто еще замешан в заговоре. Хватит того, что тебя чуть не убили на границе! Ты подойдешь к Дину только после Совета!
   - Мама, ты что? Мам, да Митька же... Он же меня там спасал, если бы не он, Герман бы меня убил!
   - Если бы не он, ты бы вообще не пошел в Южный Зуб, - отчеканила княгиня.
   Вспомнились отчаянные Митькины глаза, полные боли - не его, Темкиной! - за мгновение до того, как коснулось щеки раскаленное железо... Как выпрямился княжич Дин в мундире со споротыми шевронами...
   Темка достал Митькин нож, положил на ладонь. Мать охнула, прижала пальцы к губам.
   - Кто еще это видел?!
   Княжич предусмотрительно отдернул руку.
   - Убери подальше, пожалуйста, - горько сошлись на переносице брови, Темке стало жалко маму. - Сынок, ну потом достанешь.
   - Это родовое оружие. И у Эмитрия мой нож. Мне нужно во дворец.
   Княгиня переплела пальцы, стиснула.
   - После Совета, - сказала она, как захлопнула дверь. - Матерью-заступницей клянусь, я не позволю своему сыну даже близко подойти, пока княжич Дин не присягнет королю!
  

***

  
   За спиной тихо приоткрылась дверь. Княжич не повернулся, наверняка это Нина. Двор, как обычно, был пуст. Утром прошел дождик, но к обеду камни высохли, только у самой стены еще тянулась узкая лужица. Отблески солнца неприятно резали глаза, кололи в висках.
   - Митя.
   Княжич вздрогнул, рывком повернулся к двери. Король Эдвин. В сером камзоле - он единственный, кто не носит геральдические цвета, - без оружия, совсем по-домашнему.
   - Завтра открытый Совет.
   Завтра...
   Митька видел, как это обычно бывает. В Большой Тронный зал пускали только с геральдической лентой. Или по разрешению короля и членов Совета. Иногда там было многолюдно, но чаще собирались только приближенные ко двору князья. Справа от трона вешали пять штандартов, перевитых золотыми лентами, ставили тяжелые кресла с высокими спинками. В Совет входили все князья золотых родов, их присутствие в Большом зале обязательно.
   Но завтра два кресла останутся пустыми.
   - Уже?!
   - Да. Прости, что заставляю проходить через это, - король подошел так близко, что Митька разглядел чеканный рисунок на пуговицах; поднять голову и взглянуть Эдвину в лицо княжич не решался. - Но иначе нельзя. Ты уже служил, ты наследник.
   - Да, - Митька все-таки поднял голову. - А завтра буду стоять в Большом Тронном зале в мундире без шевронов.
   Эдвин наклонился, тронул ладонь его лоб. В глазах короля выросла неподдельная тревога:
   - Ты болен?!
   Митька действительно чувствовал себя паршиво. Все время сохли губы, и стук сердца гулко отдавался в ушах.
   - Все в порядке, ваше величество.
   Рука короля легла на плечо, и княжича на мгновение прижало к серому камзолу.
   - Анна хотела тебя видеть, а ты не заходишь.
   Митька вымученно улыбнулся:
   - Потом. После Совета.
  

Глава 7

   Путь до дворца оказался дольше обычного. Сделали крюк, объезжая Судную площадь.
   Карета остановилась у парадного крыльца. Замотавшийся лакей торопливо открыл дверцу. Темка вышел первым, подал княгине руку. Мама старалась поймать его взгляд, он чувствовал это - но нарочно смотрел в сторону. Родовой меч привычно оттягивал пояс, но много тяжелее казался Митькин нож. Лакей махнул кучеру: проезжай, мол. Сзади уже напирали кони, вкатилась во двор еще одна карета.
   На внешней галерее толпились просители: кто хотел перехватить князя золотого рода, а кто жаждал увидеть короля. Сегодня их было непривычно много, и стражники стояли плотной цепью. Темка выхватил взглядом несколько женщин, не похожих на простолюдинок. Обожгло: родственники мятежников! Других, не отмеченных геральдической лентой, родов. Княгиня ухватила сына за локоть. Только Темка понял, что за этим движением стоит страх за него. Комком в горле толкнулась вина.
   Стражники раздвинули алебарды, пропуская Торнов. До Совета осталось меньше четверти часа, только чтобы занять свои места в зале.
   Первое, что увидел Темка: пустоту на месте двух штандартов. Кресла не сдвинули, и промежутки между ними казались провалами; никто из тех, кто обычно стоял за спинками, не решился шагнуть туда.
   Не было в зале обычного оживления, знакомые приветствовали Торнов сдержанными поклонами. У Темки внутри как крысы покусывали, когда кто-нибудь слишком пристально вглядывался в шрам на щеке. Кажется, все уже знали историю Северного и Южного Зубов.
   Княгиня, придерживаясь (и придерживая) за локоть сына, прошла ближе к трону; серебряный род имел свои привилегии. Темка повернулся к залу, подался вперед: ну где же Митька! Не видно ни его, ни Лады Дин. Раз за разом вел взглядом по сумрачным, озабоченным лицам... Точно пуля ударила рядом: Маркий Крох!! Тут, во дворце! Сын предводителя мятежников!
   Остановиться рядом с опальным княжичем не рисковали, и Марк оказался точно на пустынном острове в людском океане. Казалось, Кроха-младшего совершенно не заботили ни отчуждение, ни взгляды - презрительные, недоумевающие, жалеющие, торжествующие. Он стоял спокойно, положив руку на оголовье меча, безмятежно оглядывал зал. Новенький, с иголочки, мундир - белый, с пурпурными кантами, делал Марка похожим не на сына врага, а на королевского порученца. Вот только шевронов не было. Не было и герба. Темка сообразил: белый с пурпуром - второй, кроме родового, разрешенный цвет мундира. Значит, и Марику сейчас отрекаться от имени, королю присягать.
   Княжич Крох еще раз оглядел кресла Совета - пока пустые, князья сядут только после короля. Даже не задержался там, где когда-то висел штандарт рода Лиса. Скользнул взглядом дальше - и увидел Темку. Чуть дрогнули губы, но еще надменнее стало лицо. И это его Темка водил смотреть орла? За него боялся до дурноты, когда Марик шел над пропастью?!
   Мамины пальцы сильнее сдавили плечо. Митька!
   Казалась, приграничный загар разом сошел с лица княжича Дина - так он был бледен. Под глазами пролегли темные круги, губы запеклись. Темка видел, как тревожно смотрела на сына княгиня Дин, как коснулась лба ладонью - Митька отстранился. Глухое раздражение колыхнулось в Темке: они что, не видят, что княжич болен? Обязательно нужно именно сегодня тащить на Совет? Шакал паленый, и даже не подойти! Родственники мятежников встали напротив кресел, Темка же оказался почти рядом с последним из золотых князей. Мамина ладонь все так же лежала на плече, точно княгиня боялась: не рванул бы сын через зал к другу.
   Но уже присела на ступеньки трона принцесса. Она вела себя неподобающе, это понимал даже неискушенный в дворцовом этикете Темка. Анхелина нашла взглядом Эмитрия Дина и больше не поворачивала к собравшимся головы.
   Митька все смотрел в пол. Если бы не меч - вернули, почему? - так в своем старом мундире, без шевронов и золота на гербе, казался бы пленником. А вот Марик открыто пялился в зал, и хоть шакалы его задери! Неприязнь к княжичу Кроху вспыхнула с новой силой. Мундир королевских цветов - это правильно, но такая предусмотрительность заставила Темку поморщиться.
   - Король Эдвин! Королева Виктолия!
   Герольд напомнил Темке совсем другой день.
   Правящая чета заняла трон. Сели князья золотых родов. Совет начался.
   - Вы все знаете причину раздора. Князь Крох желает королевству блага - но так, как он его понимает, - Эдвин говорил, повернувшись к Совету, но слышали его все; еще не зайдет солнце, как повторят королевскую речь множество раз: в гостиных и в трактирах, на площадях и в закрытых каретах, со злобой или надеждой. - Благо для него - новый караванный путь к портам Вольного союза. А для этого нужно покорить Миллред и уничтожить Роддар. Вы слышали легенды о том, почему под боком у такого воинственного соседа нет края более спокойного, чем Миллред. Только Матерь-заступница и духи-покровители знают, сколько там правды. Но одно могу сказать точно: не будет Миллреда, не мы - воины Роддара пойдут первыми на нас войной и будут мстить. Единственное, что хранило мир на наших границах - край медуниц. Кто-то может подумать: пусть война, могущество королевства дается кровью. А знаете ли вы, почему королевство, в котором скуден урожай на каменистой почве и нет искусных мастеров, богатеет и процветает? В Роддаре чтят одно мастерство - убивать. Нет воинов более жестоких и более искусных. Это была бы самая жестокая война в истории Иллара. И даже победа не спасла бы нашу страну, ибо некому было бы праздновать ее. Нищета и опустошение - вот что ждет нас, если начнется война с Роддаром. Вечное проклятие падет на тех, кто уничтожит край медуниц. Я, король Иллара, не желаю такого блага. Зачинщики мятежа будут казнены.
   Кто-то судорожно выдохнул за Темкиной спиной. Митька поднял голову, взглянул на короля.
   - Честь многих родов запятнана - нарушена клятва верности Короне. Что есть грязнее предательства? Предательства теми, чья верность и честь отмечена геральдическими лентами?
   Взгляды присутствующих скрестились на троих стоящих недалеко от трона. Пожалуй, только Марк остался спокоен. Княгиня Лада склонила голову. Митька же смотрел на Эдвина; на бледных щеках княжича выступили красные пятна.
   - Сегодня перед Советом предстанут трое. Они верны Короне, но род их потерял честь.
   Шагнул вперед герольд:
   - Маркий Крох из рода Лиса!
   Княжич вышел, поклонился - сначала королю, потом Совету. У Темки перехватило дыхание: как он может? Как он может так спокойно повернуться туда, где на месте их штандарта - пустота?!
   Марк вытащил из ножен меч, опустился на одно колено. Золотая лиса, обвивающая рукоять ниже оголовья, блеснула изумрудными глазами.
   Темка знал, что так нужно, но торопливо отвел глаза. Митька! Тебе тоже придется вернуть меч. Он нашел друга взглядом: княжич Дин неотрывно смотрел на Марка, стиснув пальцы на оголовье.
   - Мой король, я принял из ваших рук родовой меч и поклялся им служить Короне. Предательство запятнало род, родовое оружие и мою клятву. Я прошу дозволения вернуть меч, - голос княжича не дрогнул, он был так же ровен, как и за ужином в замке Торнов.
   Король сделал знак, и кто-то из золотых князей взял из рук мальчика оружие. Марк не повернул голову, ни на мгновение не задержал пальцы на рукояти. Поднялся.
   - Мой король, род Ласки ушел вместе с княгиней Талией Крох, урожденной Лесс. Если будет на то ваша воля, я хотел бы вернуться в род матери и принести клятву верности как Маркий Лесс из рода Ласки.
   Об этом знали заранее, недаром сразу же вынесли меч рода Ласки. И когда зазвучала вассальная клятва, Митька наконец-то посмотрел на Темку. Тот качнулся к другу: держись! Он просил взглядом, совсем как тогда, у Германа.
   Марк уходил, вложив в ножны меч с другим гербом. Искоса взглянул на Темку, но тому было плевать: очередь Динов. Митька, ты только держись!
   - Княгиня Лада Дин из рода Орла, урожденная Наш из рода Совы!
   Митька проводил мать взглядом и снова опустил голову.
   - Княгиня, по прошению вашему и слову королевы Виктолии вам даровано право уйти из рода Орла. Старший в роду Совы, королевский летописец Ладдара, князь Весеней Наш готов быть вашим покровителем. Вы можете вернуться в Ладдар.
   Лада опустилась в низком реверансе, склонила голову. Бархатное, вдовьих тонов платье легло изящными складками.
   - Благодарю, мой король! Придя в род Орла, я отдала себя под слово короля Иллара. И хоть князь Дин изменил своей вассальной клятве, я прошу не отказать мне в милости продолжать служить королю. Позволено ли будет мне, княгине Ладе Наш из рода Совы, остаться? - она вскинула голову, ловя взгляд короля.
   Виктолия улыбнулась ободряюще и тоже повернулась к мужу:
   - Я бы хотела, чтобы княгиня Лада осталась при дворе.
   Эдвин накрыл ладонь Виктолии:
   - Хорошо. Встаньте, княгиня Наш.
   - Эмитрий Дин из рода Орла.
   Старый мундир - с отпоротыми шевронами, с распущенным золотым полем на гербе, - показался Темке честнее нового одеяния Марка. Митька остановился перед королем, но прежде чем поклониться князьям, повернул голову туда, где каждый совет сидел его отец.
   Мама стиснула Темкин локоть.
   - Мой король, - это было как выдох, вскинула полные тревоги глаза принцесса. - Мой король, - повторил княжич уже твердо. - Я клялся вам оружием рода Орла и не нарушил клятвы.
   Мелькнуло видение: княжич Дин возвращается в Южный Зуб. Он тогда повязал на плечо зеленый лоскут с золотым шнуром. Мундир не получилось надеть - он был выпачкан его, Темкиной, кровью.
   Княгиня Лада растерянно посмотрела на сына.
   - Я готов предстать перед вашим судом.
   ...Судная площадь, которую мама предусмотрительно велела объехать.
   Принцесса рывком повернулась к отцу. Прижала к губам ладонь бывшая княгиня Дин.
   - Но если будет позволено, то я прошу дать мне право восстановить честь рода Орла. Я не отрекаюсь ни от имени своего, ни от рода. Я, княжич Эмитрий Дин из рода Орла, готов присягнуть на верность Короне.
   Митька вытащил меч, протянул его на вытянутых руках, опустился на одно колено. Темкино сердце гулко ударило несколько раз, но король все молчал. Возмущенно переглядывались золотые князья, и только один, сидевший рядом с пустым местом Володимира Дина, смотрел на его сына.
   А потом раздался звон. Меч ударился о каменные плиты, и следом качнулся княжич, упал ничком.
   Вскрикнула принцесса Анхелина, сорвалась с подножия трона. Бросилась к сыну Лада. А Темка все выдирал локоть из цепких материнских рук. Он даже и не предполагал, что тонкие пальцы могут так вцепиться, сдавливая до кровоподтеков.
   И только когда Дина-младшего вынесли, хватка разжалась. Темка повернулся. Он никак не мог разлепить губы, но чем дольше он смотрел на мать, тем сильнее у нее дрожал подбородок.
   - Как ты могла? - он произнес это почти беззвучно. Ответ был не нужен, княжич развернулся и побежал, наплевав на все дворцовые правила.
   ...- Куда понесли княжича?
   - Княжича?..
   - Вы не видели?..
   - Пронесли к лекарю?..
   Коридор - ноги скользят по отполированным каменным плитам, крутая лестница вверх, выстланный красным деревом холл, налево, снова лестница - быстрее, едва касаясь перил рукой, площадка - бьет в глаза солнце из огромного окна, лекарская должен быть справа.
   Тонкая рука преградила дорогу, Темка едва не сшиб девочку.
   - Туда нельзя. Господин Арсений не пускает.
   Княжич возмущенно глянул - и узнал принцессу.
   - С королевским лекарем бесполезно спорить, - Анхелина остановила взгляд на обожженной щеке. - Вы друг Эмитрия?
   - Княжич Артемий Торн из рода серебряного Оленя, принцесса, - Темка наклонил голову.
   - Пойдемте, - ладонь невесомо коснулась локтя. - Я знаю короткую дорогу.
   Уйти? Сейчас?!
   - Отец еще не закрыл Совет.
   Да, родовое оружие Динов осталось лежать перед троном.
  
   Под удивленными взглядами принцесса вывела княжича из-за трона - именно там заканчивался узкий ход. Принцесса опустилась на ступеньки, а Темка замер на месте. Он ошибся: меч держал король. Что это - приговор или помилование? Княжича взяли за плечо, заставив отступить за кресла Совета.
   Эдвин взглянул на дочь. Темка не видел лица принцессы, только затылок с затейливо уложенными косами. Анхелина чуть качнула головой.
   - В отсутствие княжича можно лишь осудить его, - заговорил король. - Но нельзя принять клятву верности. А раз так, то вынесение решения откладывается до того времени, когда княжич Дин из рода Орла сможет предстать перед Советом.
  

***

  
   Полутьма. Странный потолок: затянут плотной тканью и качается. Закружилась голова, и Митька закрыл глаза. Он лежал на чем-то твердом, тряском - и не мог понять, что произошло.
   Помнил: свет из огромных окон, густой запах - не разобрать, что в нем намешано, и приторные духи, и оружейная смазка. Сдавило виски, запершило в горле. Голоса сливались в неразборчивый шум, становились то тише, то громче, и тогда хотелось заткнуть уши. Не хватало воздуха, хорошо хоть, мундир стал свободен и жесткий ворот не давит на горло.
   Король Эдвин - с его голосом шум утих, и Митька пришел в себя. Шакалье невезение, заболеть именно сейчас! Княжич Крох отрекся от своего имени. Митьку начало мутить, спасибо Темке - удержал.
   Мама... Может, так оно и лучше. Раньше, чем Митька встанет перед королем.
   ...Тяжелый меч. Руки дрожат - да держи, шакал тебя задери! Тяжелый... Гулкий удар, каменный плиты пола взметнулись перед глазами...
   ...Край чашки касается губ. Что-то кислое. Проглотить, откинуться на мягкую подушку. Закрутило, завертело - и вот над головой качающийся потолок. И голова - как над ухом из пушки стреляли.
   Да это же крытый фургон! Его, что, везут домой? Но почему без мамы, не в карете? Или вынесено королевское решение, и это ссылка?
   Княжич сел. Кто-то снял с него мундир, пояс и сапоги. Пропали и Темкин нож, и нож с гербом Динов. Митька огляделся. Если он и пленник, то почетный: постелено дорогое шерстяное одеяло, рядом в ящике - кувшин с водой. Остальное пространство заставлено сундуками и ящиками. У одного отбита крышка, виднеется промасленная ткань. Впереди полог отдернут, но свет загораживает фигура возницы. Митька протянул руку, коснулся ткани, провел ладонью. Оружие. А вот и мундир, лежит на сундуке. Поверх брошены пояс и ножи. Засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия.
   Взвился полог, кто-то заглянул через плечо возницы:
   - Как он там, не очнулся?
   Солнце высветило непривычные белые шевроны на синем мундире.
  
   Пахло тиной - заводь обмелела, вода подернулась зеленью. В глубине оврага орали лягушки, возмущенные вторжением людей. Вынырнул из темноты солдат, бросил охапку веток.
   - ...Нет, хотели до Совета, понятное дело. Но уж больно вы, княжич, редко из комнат выходили. Да и дворцовую охрану усилили. Так что повезло, что к Совету столько просителей собралось. Ну, а после, как вас напоили Мертвым сном, оставалось только вынести. Без проблем - засунули в корзину с бельем, понесли вроде как к прачкам. Уж простите, княжич, - добродушно усмехнулся капитан Жан. - Аккуратно все сделали, волосок к волоску. Как будто сам встал и пошел, куда надо. Так что пока во дворце и дома искать будут, мы уж в фургон - и ходу.
   Жан поправил ветки, загустел над костром воздух.
   - Ух, каша с дымом да салом - самая походная пища.
   Солдат уже расставлял на ящике тарелки, резал хлеб огромными ломтями.
   - Вы ешьте, княжич, - Жан наполнил тарелку от души. - Ешьте, после Мертвого сна вроде и не хочется, а надо.
   Митька послушно взял ложку. Каша противным комком встала в горле. "Как будто сам встал и пошел..." Орел-покровитель! Решат же, что княжич Дин сбежал!
   - Дня через три, как до Верхнехолмских лесов доберемся, так, считайте, и у наших. Тропка есть, пройдем тихонько. Ждет вас князь!
   А ведь он не видел отца больше года. Митька даже зажмурился, столько всего разом нахлынуло: тоска (ох и соскучился он по отцу!), обида за отданную Герману власть, яростное непонимание - ну как можно, против короля, против клятвы вассальной? Надежда: отец все объяснит.
   - А мама? Почему вы не увезли княгиню?
   - Так это,.. - Жан нагнулся над костром, прилаживая котелок с водой. - Приказа не было. Князь велел сына доставить, а княгиню, мол, не трогать.
   Митька только сейчас сообразил: а ведь мама теперь княгиня Наш из рода Совы. Отец догадывался, что так будет? Но ведь Митька тоже хотел поклясться королю в верности. Шакалий потрох, как все запутано!
   ...Звезды тут не такие крупные, как на границе с Дарром, в Березовые ночи, когда ходили в ночное с табуном Торнов. Тоже ужинали кашей с дымом, вдвоем с Темкой из одного котелка. Сержант Омеля аппетитно хрустел огурцом и рассказывал солдатские байки. Митька заливался жаром, но его похлопывали по плечу: слушай, малек, привыкай к походной жизни! И князьям на постое доброе дело с крестьяночками на сеновал слазить. А потом, хоть и гнал сержант мальчишек спать, все равно убредали к стогам. Не было разговоров честнее и откровеннее, чем под теми крупными звездами.
   Матерь-заступница, да что же Темка теперь думает?! Неужели верит, что испугался королевского гнева и сбежал? Невозможно это, ведь родовым оружием обменялись! Хоть подушку грызи от отчаяния. Но рядом спал капитан Жан, и Митька лишь проглотил соленый комок, закупоривший горло.
   А ночью приснилось: едут по степи втроем - с Темкой и туром Весем. И так хорошо на душе, точно котенок ее вылизывает.
  

***

  
   Огромные песочные часы наверняка привез какой-нибудь посол. Громоздкий подарок прижился на столе в небольшой гостиной. Редко кто вспоминал о нем и переворачивал тяжелую колбу. Темка качнул ее случайно. И вот теперь песок отмерял уже шестой час. Осталось совсем немножко, и струйка истончится.
   А надежда иссякла еще раньше.
   Как долго шел Совет! Темка извелся от нетерпения. Вроде и слушал короля - но что ему было сейчас за дело до кремния, которого много на землях князя Кроха? Понятно, что кремний - это пистолеты, что к войне нужно быть готовыми. Все понятно, но быстрее бы закончился Совет!
   А Крох - ах да, Лесс! - слушал внимательно. Вот только земли теперь - не его. Род Ласки давно обнищал, это еще барон рассказал, там, на границе. Каково это - из наследника богатого и известного золотого рода в сыновья бунтовщика, в нищету? Род Ласки - он есть только на гербовой бумаге, да где-то стоит заброшенный замок. А земли вокруг давно соседи прибрали, откупили. Почему княжич присягнул королю? Вассальная верность - как бы не так! А то Темка не помнит, как Марик поддакивал отцу! Или - подозрение холодком прошло по позвоночнику, - князь специально оставил сына при дворе, шпионить? Но нельзя же короля за такого дурака держать!
   Эдвин встал. Сейчас закроется Совет, и король с золотыми князьями выйдут к просителям. Темка растерянно замер: он не помнит, где лекарская!
   Распахнулись двери, встали золотые князья. Мелькнуло в толпе встревоженное мамино лицо. Прости, шевельнул губами Темка.
   - Принцесса Анхелина!
   Та прервала, жестом велела следовать за ней. По замковому лабиринту девочка шла быстро, не оглядываясь на спутника. Наконец знакомая площадка с огромным окном. Принцесса нерешительно стукнула в створку. Тишина. Анхелина глянула на Темку:
   - Господин Арсений очень не любят, когда беспокоят его подопечных без дозволения.
   Как потом проклинал себя Темка, что послушался! Но язык не повернулся возразить. Тогда принцесса и привела его в комнату с песочными часами.
   - Я сказала, что буду тут после Совета, - Анхелина опустилась на стул, указала Темке напротив, через стол.
   Княжич сел нерешительно: все-таки принцесса.
   - А пока, прошу вас, расскажите о службе.
   - Разве княжич Эмитрий не говорил вам?
   Анхелина качнула головой:
   - Он не приходил. Я так ждала, а он сказал - после Совета, - светлые глаза потемнели от обиды, не за себя, за Митьку.
   У княжича не хватило сил противиться желанию принцессы. Да что принцессы - этой серьезной девочки с тяжелыми косами вокруг головы, с удивительными глазами цвета зимнего неба. Только коронная цепь, перевитая из трех нитей - золотой, серебряной и бронзовой, слишком тяжелая для тонких ключиц, напоминала о высоком титуле.
   Темка начал, запинаясь и прислушиваясь - не раздадутся ли за дверью шаги. Но Анхелина слушала так внимательно, что робость прошла, рассказ полился вольнее, и друг стал просто Митькой, а не княжичем Эмитрием. Принцесса улыбалась, понимающе хмурила брови, тревожно прикладывала к губам тонкие пальцы - Темкины слова отражались на ее лице, как в зеркале. А до княжича вдруг дошло: эти скачки по полям; отчаянные кульверты, что выделывали друзья, постигая хитрую науку северян; деревенские свадьбы с запахом яблок и незатухающими до утра кострами, гонки на плотах - на спор! - по разливающейся весной Красавке; ночи с крупными звездами, - все это слишком далеко и недостижимо для Анхелины. Судьба принцессы - дворцовые залы, мозаичный потолок над головой, чинные церемонии и выверенный до последнего стежка на платье уклад. А если и скачки, то только в дамском седле, на отменной выезженной лошади, которая ни за что не собьется с шагу. Если бы Темка мог, подарил бы ей свою память о Яблоневых грозах и утренних туманах. Но он же не Митька, он не умеет так рассказывать!
   Стук в дверь прервал княжича, когда он говорил о бронзовой вышивке на золоте Черного песка. Заглянул лысоватый мужчина в сером камзоле:
   - Принцесса, вы заходили к княжичу?
   Анхелина быстро встала:
   - Ну что вы, господин Арсений!
   Подскочил Темка, чуть не запутавшись в бахроме скатерти.
   У лекаря от возмущения подрагивали губы:
   - Я не разрешал ему вставать! Но этот мальчишка ушел!
   ...А потом Митьку искали. Везде: в гостевых покоях, в столичном доме Динов, в зимнем саду, в дальних галереях. Расспрашивали стражу, но никто не видел - или не помнил, кого только не было в толпе просителей.
   Сыпался песок из колбы. Когда оставалось еще достаточно, Темка понял - Митьки тут нет, его не найдут.
  

***

  
   Туман закрывал тропку, глотал звуки и заставлял держаться настороже. Княжич шел рядом с фургоном, придерживаясь рукой за козлы. Предгорье молчало, слышались только людское дыхание, скрип телеги и поступь лошадей. Темная фигура, выросшая, казалось, из камня, показалась призраком. Жан вскинул пистолет, натянул вожжи возничий. Неслышно появившийся незнакомец поднял руки, перекрестив их над головой, шагнул навстречу фургону. Капитан опустил пистолет.
   Княжич отошел в сторону, не мешая разгружать. Доставали мушкеты, сундуки возвращали в повозку. Все делали молча, и громоздкие фигуры, бесшумно скользившие в тумане, казались нереальными, Митька даже подумал, что все это сон, и он скоро откроет глаза в гостевых покоях королевского замка.
   Капитан выскочил из фургона, махнул рукой. Одна из призрачных фигур запрыгнула на козлы, схватила вожжи. Выше по тропе, чуть в сторону - обрыв. Фургон полетит в пропасть - по тайной тропе с ним не пробраться. А по долине ехать опасно, там королевские войска.
   Один за другим нагруженные оружием исчезают в расселине. Жан тронул Митьку за плечо: им туда же. К вечеру будут в лагере князя Дина. Княжич чуть замялся, прежде чем шагнуть в темноту; показалось - именно сейчас он окончательно перейдет на сторону мятежников. Но к королю нет возврата, разве поверит он клятве сбежавшего из дворца мальчишки? Да и нужно Митьке - обязательно нужно! - увидеться с отцом.
   Пропал утренний свет, и только цепочка огней тянулась по узкому проходу. Словно уходили в подземелье, в другой мир, из которого нет дороги обратно. И такая сдавила тоска! Вернуться бы снова в Совет, отречься от имени. Тур Весь принял бы племянника в свой род. Уехал бы Эмитрий Наш из Иллара, поступил бы на службу к королю Далиду, под начало королевского летописца. Матерь-заступница! Ехал бы сейчас с туром... Хоть волком вой, выгрызай ход из расселины - не дотянуться до такого простого счастья.
   Цепочка факелов стала короче, солдаты выходили на тропу. Митька торопливо сморгнул: вот разнюнился. Во рту осталась горечь: счастье-то счастье, но какое-то оно уворованное. Как бы от такого счастья не захотелось с башни вниз головой или в самую жаркую сечу.
   Жан поправил на плече сверток, отер пот со лба:
   - Ну, считай, почти дома. Мы в одной деревеньке обосновались, там раньше углежоги да шишкобои жили.
  

***

  
   В доме Торнов как черной паутиной комнаты завесило. Третий день молчал капитан Александер, оставшийся без левой руки. Неслышной тенью скользила Дарика, прятал заплаканные глаза Шурка, бродила потерянным зверенышем Лисена. А мама... Ох, мама молчала, сидя над вышивкой - но так ни один стежок и не прибавился к ветке маальвы. А как-то вечером - Темка уже дремал, лежа на животе и уткнувшись лицом в подушку - она зашла в спальню. Княжич слышал, но притворился спящим. Мама остановилась у кровати, и Темка задышал глубже. Еле слышно шуршало платье, а потом донесся приглушенный всхлип. Стыд и растерянность спеленали княжича по рукам и ногам. Вот ведь постарался палач, хоть спину никому не показывай! Мама вышла прежде, чем он решился открыть глаза.
   С надеждой ухватил Темка пакет у посыльного. Королевский вензель скреплял повеление прибыть ко двору. Но почему к самому Эдвину? Пусть бы даже к коннетаблю, Темка бы понял - и то слишком высок чин для такого простого вопроса. Или дело в Митьке? Матерь-заступница, где же ты, княжич Дин?!
   Волнение выгнало Темку из дома, заставило подгонять Дегу - и княжич явился ко двору на час раньше срока. Болтался без дела, не решаясь приблизиться к королевским апартаментам. Хмурый капитан проводил княжича взглядом, но ничего не сказал. А Темка расправил плечи, придал уверенности шагу: он княжич рода Оленя, имеет право прийти во дворец и без королевского указа. Где-то тут, в серебряном зале, висят портреты его предков. Кольнуло: а Митькиных - уже нет.
   Но все-таки не стоит мозолить глаза королевской страже. Темка свернул на широкую лестницу, идущую вдоль заросшей плющом стены; другой ее край был заставлен вазонами с маленькими деревцами. Стертые ступени помнили многих королей. Может, и прадед-Торн шагал по ним.
   Тень упала на ступени, вытянулась - кто-то спускался. Темка запрокинул голову и даже в бьющем в глаза свете узнал Марика. Остановился. Он не видел бывшего побратима со времен Совета. Болтали, что опальный княжич живет при дворе, что король выделил ему ренту - но сколько правды в сплетнях?
   Крох спускался неторопливо и, поравнявшись, чуть наклонил голову. Ах, какой воспитанный, взъярился Темка. Марк снова был в мундире королевских цветов, но теперь на плече красовалась нашивка порученца. Шакал паленый!
   - Ты не здороваешься со мной, княжич Торн? - холодно спросил Марик.
   Темка еле сдержался, чтобы не плюнуть ему под ноги.
   - Тебя смущает, что я сын мятежного князя? - в голосе прорезалась усмешка.
   - Да нет.
   Темка чуть помедлил - а стоит ли что-то доказывать Марику? Но так хотелось сбить с него спесь! Выскользнул из ножен клинок. Орел Динов по-прежнему вольно расправлял крылья.
   - Как видишь, опала не важна.
   - Ты обменялся родовым оружием с Эмитрием?! - выдержка впервые изменила Марку.
   Темка улыбнулся, наслаждаясь его растерянностью. Сказал легко:
   - Да! И, знаешь, мне плевать, что его отец мятежник. Я не верну ему нож, а Эмитрий не потеряет мой.
   Марк сжал кулаки, сощурил темные глаза:
   - Твой Эмитрий Дин сбежал! Как трусливый шакал, - презрение сочилось из каждого слова. - Он предатель, твой Дин. Понял? Он предатель!
   - Дуэли запрещены королем, - процедил сквозь зубы Темка, сжал рукоять Митькиного ножа. - Жаль! Может, хоть учебную шпагу не побоишься взять, а, Крох?
   Марк скрестил руки на груди, снисходительно поправил:
   - Лесс. Маркий Лесс.
   - Да хоть... - Темка поймал взгляд, брошенный на его пальцы, вспылил: - Ничего, я тебя и с такими сделаю! - Он не сомневается: победит. Недаром Александер его год гонял, с Митькой постоянно схлестывались. - Зато потом ты сможешь говорить, что просто поддался, - хлестнул он злой насмешкой.
   Но Марик спокойно качнул головой:
   - Не буду. Потому что выиграю - я. Но только потом, когда у тебя руки заживут.
  

***

  
   Истекала ночь, полная разговоров. За полуоткрытой дверью похрапывал капитан Жан, и дальше, в сенях, шебаршили мыши. С вечера кто-то возился и на чердаке, но с началом темноты улетел на охоту. На тяжелом медном подсвечнике наросли восковые гребни, протянулись застывшие нити к пятнам на столе.
   Митька поднял глаза от поцарапанных ножом досок. А может быть - отец прав?
   ...- Да, я нарушил вассальную клятву, клятву королю Эдвину, - князь положил на грубую столешницу сжатые в кулаки руки. - Ты можешь сказать, что я запятнал наш род бесчестием. Но есть еще долг и перед той страной, в которой живешь. Не королю верность, а короне, Иллару. А Иллару нужна свежая кровь, новые земли. Мы спим, Митя, мы нежимся в нашем благополучии, зарастаем мхом. Если так будет продолжаться, то уже к твоим детям придут с оружием - и они не смогут защититься. Бесчестие... Мне горько, что пришлось идти против короля. Видит Орел-покровитель, я не хотел. Но, Митя, я предпочту этот позор тому будущему, к которому нас приведет Эдвин.
   Теперь капитан Жан храпел дуэтом со стрекотом сверчка. Прошел под окнами патрульный, мелькнул в темноте огонек фитиля. Все спали - и только князь Дин сидел напротив сына и ждал ответа.
   Может быть - отец прав?! Слова его звучат так весомо. Пожалуй, только две вещи не дают Митьке поверить полностью: слово, которым связал его князь перед отъездом в Южный Зуб, и сомнения в короле Эдвине.
   Княжич снова опустил глаза. Бездумно водил взглядом по белым прочеркам на темной древесине, пятнам свечного воска; несколько мгновений разглядывал аккуратно разложенную карту. Сжатые руки отца закрывали Теплую выпь. Рядом лежал медальон с совой на крышечке. Митьку толкнуло:
   - А мама?! Почему ты не забрал маму?
   Показалось, или этот вопрос отцу услышать было тяжелее. Скрипнула под его тяжелым телом лавка. Голос прозвучал глухо:
   - Хоть и ушла княгиня из рода, а все-таки мать тебе.
   Митька не разжимал губы, не обрывал все тянувшуюся паузу.
   Отец решился:
   - Не стоит такое, видит Создатель, сыну рассказывать. Да уж больно время смутное. Ты знаешь, конечно, что была в девичестве Лада подругой принцессы Виктолии, дочери короля Ладдарского Далида. Я золотую ленту носил, вот и поехал - сначала сватать принцессу, а потом и короля Эдвина на свадьбу сопровождал. Еще когда первый раз Виктолию увидел, крыса в душе шевельнулась - такую, да за другого. Потом оказалось, что не принцесса вышла гостей встречать, а Лада. Обычай у северян такой, невеста только после королевского разрешения выйти может. Сватовство, конечно, формальность пустая, меж королями все уже сговорено было. Но все же, честь по чести, и менестрели о Илларе пели, и я короля расхваливал и на турнире бился. - Князь улыбнулся. - Ох, дерзкий был! Перед вызовом перевязал свой шеврон лентой цвета рода Совы. Выехал, смотрю - Лада веером прикрылась, только лоб виден. Красен, что маков цвет! Думал, отхлещет меня по морде этим самым веером.
   Митька и не видел отца - таким. Словно и морщины разошлись, и глаза посветлели.
   - Ну, а как нам уезжать, так и тоска Ладу заела. Привыкла за месяц к праздникам, а тут и подругу скоро увезут. Будет у Виктолии новая жизнь, другой двор. Не такой чинный, как у сдержанных северян. И дома у Лады тишина: брат в разъездах, отца и мать уж несколько лет как лихорадка скрутила. Это я уже потом понял. А тогда пришел к князю Весенею: отдай за меня сестру. Князь золотого рода, из свиты короля - чем не зять? А Весь, мол, сестру неволить не стану. Лада и согласилась. Я-то ее любил... Дурного не скажу: старалась она хорошей женой быть и тебе матерью. Может, и свилось бы у нас гнездо.
   Князь замолчал. Рассеяно тронул лежавший на столе медальон, но так и не открыл.
   - Да... Вот только - неисповедима душа Матери-заступницы! Есть у Лады тайна... Я давно понял, когда она только ко двору выезжать стала после твоего рождения. К чести ее, никто понятия о том не имеет. Я-то сам догадался.
   Снова скрипнула лавка. Князь преувеличенно аккуратно принялся сворачивать карту. Лег свиток на край стола. Отец снова показался Митьке постаревшим, и седина слишком бросалась в глаза.
   - Любит княгинюшка наша, и никто ей более не нужен. Я так и вовсе - помеха, о грехе ее памятка.
   "А я?" - хотел спросить Митька, но опомнился.
   - Кого?
   Князь переложил медальон в шкатулку, захлопнул крышку. Изящная вещица почти скрылась под широкой ладонью. Митька ждал - он хотел знать все до конца.
   - Эдвина. Короля Илларского.
   ...Завозился на чердаке жилец - ночь близилась к концу. Митька сидел, сгорбившись. Разговор вымотал, выжал до донышка. Ему уже было все равно - кто он, на чьей стороне. Если мир перевернулся, какая разница? Вот только одно дело нужно довести до конца. Эмитрий встал:
   - Мой князь! По праву наследника я лишил Германа капитанства и приговорил его и одного из солдат к повешению.
   Отцовская ладонь надавила на плечо:
   - Сядь. Я знаю. И об этом тоже нужно поговорить. Капитан Герман, - князь заметил яростно вспыхнувшие глаза сына, повторил твердо: - Капитан Герман здесь, в лагере. И он нужен. К сожалению, нужен не только мне. А казнить одного палача было бы неправильно. Тем более, капитан пытался сохранить гарнизон, да и потом рискнул отбить тебя. Жаль, не получилось. Не пришлось бы тебе перед Советом стоять. Да, и знаешь, Герман привел твоего Поля! - князь широко улыбнулся, слишком старательно.
   - Он пытал княжича Торна! - Княжич вывернулся из-под отцовской ладони, вскочил. - Герман - мерзавец, подлец! Ты... Ты бы видел, что сделали с Темкой!
   - Митя, ты забываешь кое о чем, - гнев заставил князя повысить голос. - Артемий Торн на стороне короля. Он враг, а к врагу можно и должно - должно, слышишь! - применять жесткие меры.
   - Должно?! - Митьке почудилось, что не отец стоит напротив. Чужой, незнакомый человек с колючими глазами. Крикнул: - А если бы Герман и меня?
   - Он посмел тронуть тебя? - отец подался вперед. Вот теперь его глаза снова стали знакомыми, отцовскими. Скажи Митька: "Да", и Германа пристрелят в это же утро.
   Но княжич стиснул зубы. Митька не понимал, почему, но был твердо уверен, что так - не честно.
   - Нет, - взгляд скользнул в угол.
   Выдохнул с облегчением отец. Княжич медленно повернулся:
   - А ты знаешь, когда раскаленным железом к лицу... Запах потом долго чувствуется.
   Качнулся огонек свечи - отец шагнул к Митьке. Хотел обнять, но ладонь замерла над напряженным плечом сына.
   - Митя, ну так что же теперь... Это война.
   Предутренняя синева потушила звезды. Ночь истекла.
Оценка: 6.72*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"