В его комнате горел свет. Тускло и вяло. Лампочка на шестьдесят ватт болталась под самым потолком на тонком проводе. Шторы были наглухо застегнуты, и только залетевший сквозняк через щели в окнах, шевелил их. По полу носился холодный ветер, он часто набрасывался на тапочки и подвывал голодной собакой в одной из пустых комнат. Скрипел не смазанными петлями и просто вносил в дом дискомфорт и не уют.
Холодные батареи с каждым часом всё сильнее походили на холодильник, только пока не вздрагивали, как старый "Зиловский" на кухне, и не намораживали лёд, но кажется всё к этому шло.
Не смотря на весь минус в квартире, на единственной мягкой мебели были аккуратно сложены вещи. Хозяин дома остался в одних носках, и теперь задрав ноги к верху внимательно рассматривал их. На левом носке отсутствовала пятка. На правом напрашивалась большая дырка от давно не стриженых ногтей.
Вся пошлость свернулась, и словно недотрога оделась и ушла. Возбуждение сразу пропало. Придуманное и загнанное в голову, червями стали расползаться по дивану, в место них в голову полезли хлопоты. Плотину словно прорвало, столько сразу не нужного мусора завертелось в голове. Мусора было много. Когда перестанут издеваться и дадут тепло? Зимнюю обувь так и не зашил, и хотел ведь отнести в ремонт. Хотя в том году сказали что ботинки только на выброс! А новые? Дорого! И зарплату вновь задерживают. Кризис? Нет, всю жизнь так было!
- Чёрт !!!
Голова разом опустела, замер сквозняк на полу у тапок, и перестали скрипеть двери.
Набирая темп, и интенсивнее работая правой рукой, Фёдор Кузьмич вернул потерянное состояние. Вновь задрал ноги к верху, и не смотря больше на носки вытащил язык.
До собственного члена было ещё далеко. Можно было сказать как до Китая. Не мысленное расстояние показалось пропастью. Фёдор Кузьмич вытаращил язык изо рта до боли в челюсти. Напрягся, и втянув живот в себя задрожал в натуге, словно осенний лист на ветру. Всё длилось секунд пять, пока были силы. Потеряв последние силы, Фёдор Кузьмич повалился на диван. В пояснице стреляло, задранные ноги затекли, болела челюсть. Всё тело чувствовала как окоратели нити мышц, словно их обрезали ножницами.
Стало холодно. Наверно это сквозняк залез на диван, и свернувшись калачиком прижался к любимому хозяину. Содрав со спинки дивана плед, Фёдор Кузьмич укутался, поджал ноги к груди и сунул нос под покрывало. Пахло не мытым телом. Смердели волосатые подмышки облитые холодным потом. Пах по своему и член. Запахи нарастали, они складывались в единый, привыкший к носу хозяина, и ему он нравился.
Уснуть не получилось. Наверно вчера лёг очень рано, как и согреться. Решив одеться и просто посмотреть телевизор за чашкой горячего сладкого чая, Фёдор Кузьмич встал с дивана, потянувшись за одеждой. Пульт оказался под одеждой, телевизор моргнул и заговорил голосом диктора.
- Несколько тысяч погибших от наводнения в Тихом океане.....
Телевизор замолчал на секунду, моргнул и показал летящие вертолёты к подножию вулкана. Фёдор Кузьмич отложил пульт, натянул штаны и влез ногами в тапочки.
- Вулкан должен проснуться с минуты на минуту, а людей ещё не эвакуировали. В городе паника, уже есть жертвы.......
Вновь переключился канал. Картинка сменилась, но вытаращенные глаза ведущего на фоне развалин домов ничего нового не сообщил.
- Более двух тысяч жертв. Камера взяла чуть вперёд, показала вершину горки из железобетона, что когда-то было домом и людей на ней, с ленью копошащихся наверху. Рядом гудел кран. Одного и того же пострадавшего на носилках пронесли перед камерой несколько раз, словно не зная куда его девать.
Плюнув чуть ли не в экран, Фёдор Кузьмич выключил телевизор. Настроение понизилось, как температура за окном. На днях город ожидал снег.
Маясь от безделья, Фёдор Кузьмич курил на балконе в старой заводской фуфайке. Пил чай, и всё же с надеждой копошился по карманам своей одежды в надежде найти хоть одну бумажку с номиналом в десять рублей, а может и больше. Хотя об этом можно было и не мечтать.
Денег не было нигде. Ни в карманах брюк, пиджаков и курток. Лишь в старой фуфайке лежало на дне кармана среди гнилых ниток несколько отсыревших семечек, на вкус оказавшихся противными. Вещи с карманами кончились быстро, их не надо было выкладывать стопками с шифоньера, они были все здесь. Висели на спинках стульев, кое что болталось давно на гвозде безжалостно вбитым в дверь.
Для успокоения Фёдор Кузьмич заглянул и под диван. Может, закатилось? Может, залетело? Но под диваном жила только пыль.
Деньги были! Но они были отложены на долги и за квартплату, и ещё чтобы раньше времени не протянуть ноги, а выпить хотелось всегда. Было бы чем занять себя, не нуждался бы в портвейне.
В левом углу комнаты, на трюмо, возле старых дедовских часов лежали деньги в вазочки из под пуговиц. Лежали и жась в небольшую стопочку поглядывали на Фёдора Кузьмича через съехавшуюся крышечку.
Деньги были пересчитаны на много больше раз, чем суммировались в "Итого". Долги, долги, это старый долг. Фёдор Кузьмич поглядел с тоской на две купюры отделённых от общей суммы. Долг был хотя и старый, но вчера о нём напомнили и кстати должны были скоро за ним прийти. Чужие люди придут в мой дом, будут топтать мои ковры и дышать моим тёплым домашним воздухом. Деньги не хотелось отдавать до боли в зубах, как и принимать нежеланных гостей.
Времени на прощание с деньгами оставалось совсем ничего. Взгляд сам впился в старые дедовские часы, но ничего не поняв Фёдор Кузьмич перевёл взгляд на стену, где тикали большие настенные часы.
Холодный пот пробился с болью. Защемило в висках от невиданного стального обруча так больно сковавший голову. Голос отца и деда всплыли в голове, да так отчётливо, что Фёдор Кузьмич вздрогнул и борясь со страхом обернулся назад, боясь увидеть их за спиной. За спиной стоял только обшарпанный шкаф.
Голоса гремели вперемешку. Громче отдавался голос отца, так как голос деда давно позабылся. Голоса ложились друг на друга, и разобрать, чей он было уже нельзя, но отчетлива слышались слова:
- Следи за часами! Смотри за ходом стрелок, смотри чтоб они не остановились! Следи за часами.
Сами часы за сорок пять лет жизни Фёдора Кузьмича ни разу не приносили хлопот. Фёдор Кузьмич припомнил заводил ли их отец? Ничего подобного не всплыло из под сознания. И ведь я к ним не прикасался, тикали всю жизнь тихо на трюмо, а сейчас встали!
Хотя нет! Что-то в них продолжало тикать, а вот стрелки давно не шли. Дёргалась в припадке бешенства секундная стрелка, не решаясь сделать ход, а сами часы встали два часа тому назад.
Такой большой и страшной проблемы не было бы, если у часов имелся механизм завода, но на задней стенке часов ничего не было. Один сплошной залитый в зелёный мрамор корпус часов, стянутый между собой трубочками и пластинками, кончающими пикой для насадки свеч. Вспомнился один новый год из детства. Маленький Фёдор Кузьмич под контролем взрослых зажигал на часах свечи, потом слушал старую сказку и засыпал не понимая и обдумывая услышанное. Сказка казалось страшной, но ничему не обязывала, просто быть внимательным к часам и следить за ходом стрелок, чтобы они никогда не остановились.
Этот день настал. Именно сегодня. Не завтра и не вчера. Чёртов день пришёл именно сегодня. К такому крутому повороту Фёдор Кузьмич не был готов. Земля просто ушла из под ног.
Плюнуть бы, собрав все отходы рта. Махнуть рукой, закрыть на это глаза, но внутри что-то не давало покоя. Теребило и дёргало, заостряло внимание и заставляло смотреть на остановившиеся часы.
Фёдор Кузьмич рассмеялся. Глупо и чуть закашлявшись в конце. Стукнул рукой по коленки, и потянулся к вазочки за деньгами.
Подъездную дверь просто отшвырнуло к стене, от налетевшего ветра. Сухие листья стаей охотились на прохожих, носясь по дорогам. Земля под ногами отнимало тепло у ног шагавших по ней. Фёдор Кузьмич шёл по улице наматывая колючий шарф на шею высоко поднимая ноги. Касаться холодной земли ногами обутые в рваные ботинки не хотелось.
Ремонт часов находился в одном доме с ремонтом обуви, парикмахерской и садово-огородном отделом, куда кроме самих сотрудников отдела больше никто не приходил. С боку здания пристроился приёмный пункт стеклотары и макулатуры. напротив пекли пирожки и продавали как не смешно мороженное.
У самого входа Фёдор Кузьмич притормозил, потоптался, но поняв, что его заметили, сделал улыбающиеся настроение, и с протянутой рукой направился к входу, вспоминая на шагу, не должен ли он Сергеевичу.
Бывший военный, бывший капитан, бывший друг детства, а нынче просто Сергеич стоял у главного входа и торговал семечками.
- Чтоб меня ! Передёрнулся Фёдор Кузьмич, вспоминая последнюю пьянку с Сергеевичем. Кажется кончилось всё дракой и вытрезвителем. - Сколько его не было в поле моего зрения? Полгода? Я так и не перезвонил.
-Здрав Серёга !
- И тебе не кашлять. Перетаптываясь с ноги на ногу, протянул руку Сергеевич.
Фёдор Кузьмич пожал тёплую руку, вытянутую из под полушубка, который был Сергеевичу до колен. Завистливо хмыкнул, глядя, как Сергеевич натягивает воротник почти на всю голову.
- Ещё дедовский. Хлопнул по тулупу Сергеевич, видя зависть в глазах и оценивающий блеск.
- Как торговля? Фёдор Кузьмич нагрёб горсточку семечек окоченевшими пальцами с мешка поставленный на покосившийся лоток из под помидор.
- Два стакана продал! А четыре сам сгрыз. - Ты чего вылез из своей берлоги? За вином? Так здесь только тару принимают.
- Нет, я в завязке. Ссыпая остатки семечек в мешок, Фёдор Кузьмич полез языком в гнилые дыры зубов, доставать разгрызенное.
- Так значит, ты не будешь?
- У тебя есть?
- М-да! В хорошей ты завязке. - К сожалению нет. Мне на пузырь стоять здесь ещё до завтрашнего вечера. - Так зачем пришёл? Неужели деньги на парикмахера нашёл?
Фёдор Кузьмич махнул рукой, что-то промычал, не отвлекаясь от елозенья языком в собственных дырах.
- Зима! Под шапкой не видно!
- Так ты бы надел её! Ведь опять с ушами лежать будешь.
- Я торопился. Не знал до скольки ремонт часов работает. Понял тонкий намёк Фёдор Кузьмич, доставая с ушных отверстий ватные шарики смоченные толи лекарством толи серой. Уши болели с детства.
- Часы в ремонт хочешь сдать? Сергеевич прищурился, подошел ближе и заглянул в пакет.
На дне пакета покоилась красная махровая тряпка, в которую и были завёрнуты часы.
- Встали! Констатировал Фёдор Кузьмич, залезая в рот спичкой. - Чёрт меня дёрнул твои семечки в рот положить.
- А это потому, что на халяву захотел. А то, что часы встали не страшно, я посмотрю.
- Ты? Чуть ли не пряча пакет за спиной, отстранился от Сергеевича.
- Я! Не доверяешь? Уставился в глаза Сергеевич.
- Да что это. Замялся Фёдор Кузьмич. - Просто специалисту хотел показать. Последние слова Фёдор Кузьмич договаривал своим рваным ботинкам.
- А я что не специалист?
Фёдор Кузьмич смотрел на Сергеевича из под лобья, дожёвывал спичку истекая слюной и проклинал весь этот день. Часы не хотелось отдавать на починку дилетанту, может даже самоучки. Ведь Сергеевича за починками часов никогда не наблюдался. Даже и не слышал, что этим он колымет. Вот продажа семечек это его хобби и калым, но часы. Здесь было над чем подумать, но Сергеевича не хотелось обежать.
- Так специалисту широкого профиля хотел показать. Всё не сдавался Фёдор Кузьмич, так и не достав пакет из-за спины.
- Как хочешь. Можешь тащить свои часы этим криворуким, я же тебе как лучше предлагаю, можно сказать выгоднее для тебя.
- Это как выгоднее? То что за пузырь ты их посмотришь это даже твои семечки знают.
- Не благодарный ты. Я может и пузырь с тебя стрясу да и с тобой его раздавлю, а эти. Сергеевич махнул рукой в сторону входа. - Обдерут тебя как липку. Вот сколько ты залог несёшь? Хотя можешь не отвечать, я же тебя с соплей знаю, и знаю весь твой капитал, что в вазочки хранишь, в которой мать твоя пуговицы от тебя берегла. Сотку? А потом ещё две потребуют и неделю промурыжат.
- Как неделю? Мне сейчас надо чтоб посмотрели.
- Это ещё плюс сотка, а там может делов на пару минут, что-то подкрутить, может даже батарейку заменить.
- Часы механические!
- Тем более. Может таракан на шестерёнках повис, или потрясти надо посильнее.
- Ничего не надо трясти. Часы очень старые и мне дороги, к тому же к старому механизму надо относится бережно. Тем более я уже тряс.
- Ну пол дела сделал. Так что давай поворачивай и дуй за портвейном. Подымайся ко мне, я буду тебя ждать у себя. Один хрен торговли нет.
- Только Сергеевич сначала часы посмотришь, и только потом по стакану. Лады?
- Сначала часы, потом вино!
- Знаю я тебя. Забухтел Фёдор Кузьмич. - Часы домой в карманах принесу, одни шестерёнки да болты на трюмо вывалю.
Дома у Сергеевича было приятно находиться. Дом питался от общей отопительной системы, но в квартире было тепло, светло и дышалось здесь легко, не смотря на вечный запах жаренных семечек, комом застревавший в горле при первом же вздохе. Семечками пропахло всё. Картины, мебель, вещи. Наверно всему веной вечно законопаченные окна, и давно не делавшийся в квартире ремонт. Обои когда-то были цветными, пожелтели, как и косяки дверей. Единственное что спасало и не давало затеряться в жёлтом дыму и подкопченным цвете, это мёртвый белый свет исходящий от новых энергосберегающих ламп, что вкрутили старики в свои советские люстры и торшеры.
Сергеевич жил с супругой. Оба на пенсии, и теперь живущие вроде как для себя, но супруга продолжала работать диспетчером на подстанции, чтобы помочь детям деньгами, понянчиться с внуками после дежурства, да показать родным, что семья Табуреткиных ещё в строю.
Сергеевич придерживался других взглядов. Глава семьи Табуреткиных требовал от своих детей полной выкладки на протяжении жизни, не терпел уныния и соплей, что часто распускали дети. Сергеевич дал своим чадам вполне приличное образование, подстегнул старшего сына армией в суровых краях, закалил личными подзатыльниками, и выпустил в жизнь стойкого и не в чём не нуждающегося человека. Две руки, голова на широких плечах, стойкий шаг, вроде всё, но детей почему-то приходилось выручать во многих жизненных вроде пустяковых проблемах. Часто уходя из дома детей, мать словно не взначай вкладывала в ладошку сына или дочери деньги, да так чтоб отец не видел. Сергеевич видел всё, просто с годами становился мягче, забывчивей.
Фёдор Кузьмич залез в тапки, по хозяйски закрыл за собой дверь на два замка, перешагнул автопарк из разных машинок и почти голых кукол. Прошёл в зал, и замер от увиденного.
Тот стол, что в праздники так часто заставляют всякими вкусностями, и рассаживается за ним вся семья и друзья, теперь стал операционным. Сергеевич выдвинул его на центр комнаты, притащил настольную лампу с удлинителем и ввернул лампочку на сто ватт. Рядом разложил инструменты. Сам переоделся в чистую белую рубашку, натянул рукавчики, и зачем-то напялил кухонный фартук. Выставил перед собой чистые руки, как хирург перед операцией.
- Где больной?
Фёдор Кузьмич криво улыбнулся. Вытянул с пакета две бутылки портвейна и прижал их рядышком друг с дружкой у стены. Вывернул пакет на столе. Развязал пару узелков на красной махровой тряпке. Отошёл от стола давая разглядеть часы Сергеевичу, и пока тот шевеля усами рассматривал часы, Фёдор Кузьмич стянул со стола маленький молоточек. Это единственный инструмент, который как показалось Кузьмичу, был лишним на столе.
Сергеевич аккуратно приподнял часы. Хмыкнул, взвешивая их на руке, представляя ихний вес. Часы легли плашмя на белую пелёнку. Сергеевич направил свет от настольной лампы и, надев очки, стал вертеть часы чистыми руками.
Фёдор Кузьмич не зная куда деться, решил всячески помогать, как не делом так советом, но Сергеевич не слушал, отмахивался от Кузьмича как от назойливой мухи и всячески преграждал путь к столу. Кузьмич нависал, загораживая собой свет с любой свободной стороны, деликатно напоминал о старинном механизме, да и как дороги эти часы ему. Лишний раз не давал притронуться, чуть сильнее нажать, или того хуже потрясти.
Сергеевич терпел, но не долго. Фёдор Кузьмич вылетел с зала сам, быстро прикрыл за собой дверь и отправился на кухню за стаканами и штопором.
Когда стаканы и штопор оказались в зале, Фёдор Кузьмич обнаружил Сергеевича в огромном раздумье. Сергеевич курил посреди зала и не спускал взгляда с часов, а именно с задней части. Крутил между делом открученные трубочки, поглядывал искоса теперь на просто кусок мрамора с отверстием для циферблата, и продолжал смотреть на заднюю стенку.
Без разрешения Фёдор Кузьмич тайком сунул сигарету в рот, он прекрасно знал, что супруга Сергеевича будет просто в ужасе, если узнает. Хотя чего скрывать, всё равно завтра учует. Скандал будет завтра, когда она придёт со смены, и что такого, если хозяин уже закурил.
Прикурить не дал Сергеевич, он вытянул изо рта сигарету и в место неё предложил угоститься своими. От "Беломора" Кузьмича дыма больше, как от паровоза, а за стаканом будет выкурена не одна, поэтому пачка была отнесена в карман куртки от греха.
- Скажи мне дорогой друг! Сергеевич выпустил клуб дыма изо рта. Уставился на облако дыма, представляя загадочную фигуру, но дым растворялся быстро. - Как часы заводили?
Фёдор Кузьмич грыз развалившуюся пробку, рядом лежал бесполезный штопор. Протолкнув пробку на половину мизинцем, Федор Кузьмич остановился, посмотрел на Сергеевича и просто по-детски пожал плечами, при этом искренне улыбнулся.
- Очень интересно! Протянул Сергеевич не своим голосом, раздавливая остатки сигареты об дно пепельницы. - Ладно! Раз не выходит по нашему, прибегнем к плану "Б" - Наливай Федя.
Часы уже час лежали на столе. За это время кончились сигареты и от вина осталось пол бутылки. В голове шумело, от стоячего синего дыма сигарет уже потрескались губы.
- На каком заводе эти часы сделали? Сергеевич отложил длинную узкую отвёртку, которой он пытался битый час подковырнуть заднюю крышечку, скрывавшую весь механизм. - Почему не вывели барашек завода часов?
Фёдор Кузьмич скучающе смотрел за процессом починки часов, барабанил пальцами по столу, отбивая какой-то ритм, и представлял, как сейчас вот так же стучат в его входную дверь. - Долг так и не отдал. Наверно не красиво с моей стороны. Рассуждал про себя Фёдор Кузьмич.
- Нет, ты посмотри на это! Всё не угоманивался Сергеевич. - Ни одного болта, следов спайки, ничего. Словно она лежит блюдцем, и делов только поднять.
- Так подними. Не выдержал Кузьмич, и протянул руку к задней крышечки.
Свет погас во всём районе, а может и во всём мире. Сергеевича отшвырнуло на сервант с одеждой, засыпало хламом, слетевшего сверху шифоньера. Фёдора Кузьмича напротив, что-то притянуло и стало затягивать руку в часы. От слетевшей крышечки бил в потолок очень яркий свет, в комнате поднялся ветер. Сквозь свист ветра и ругань Сергеевича, который катаясь по полу пытался встать, было слышно как истошно орёт Фёдор Кузьмич. Рука ушла почти по локоть. Ветер усилился и сбил с ног почти вставшего Сергеевича. Сильнее заорал и Фёдор Кузьмич, теряя рассудок, он забился в агонии, пытаясь выдрать из часов свою руку, но часы не пускали. Сзади подлетел Сергеевич, он ухватился за Фёдора Кузьмича, и стал тащить на себя. Часы остались спокойно лежать на столе, рука Кузьмича медленно уходило во внутрь. На попытке Сергеевича рывками вытащить руку Фёдора Кузьмича, часы сопротивлялись по-своему. Свет и так ослепив, бил ещё сильнее, ветер закручивал в спираль как тряпку, и казалось вот-вот всё хрустом пойдёт, и разлетится на лоскутки. Сергеевича подняло вверх и унесло к левой стене. Загрохотала битое стекло и посуда в шведской стенке. Фёдор Кузьмич представил, как завтра вернётся со смены супруга Сергеевича и найдёт свою квартиру в этом беспорядке. Что будет? Зря часы в ремонт не сдал.
Сергеевич вылетел из под обломков рыбкой. Поморщился от порезов на лице и руках, сделал шаг, чтобы броситься к Кузьмичу, но замер. Фёдор Кузьмич, стоя на коленях на столе и уткнувшись носом в столешницу начал смеяться. Вначале тихо, потом сильнее и подняв голову, заржал так, что ветер стих.
- Я нащупал твой барашек завода! Фёдор Кузьмич утопив не по своей воле руку до плеча в часы, сделал геройское лицо, и стал проворачивать. Когда завод закончился, и что-то с хрустом встало на место, Фёдора Кузьмича отшвырнуло на Сергеевича.
От телефонного аппарата, до дивана было три шага, но провод не доставал. Об этом уже три минуты жалел Федор Кузьмич, и откровенно вздыхал в телефонную трубку.
- И хватит вздыхать! Раздался голос Сергеевича с трубки. - Понимаешь, я всё оставшуюся ночь не мог уснуть, конечно, пол ночи я убирался, но это не важно.
- Что Зина сказала? Первый раз перебил Сергеевича Кузьмич.
- Да что она скажет? Сказала, конечно, чтоб духу твоего здесь больше не было. Я ведь сказал, что мы с тобой повздорили, да и бутылки пустые в мусоре валялись, да не в этом суть.
- Что? Ты сказал жене, что это мы с тобой подрались как пацаны?
- А что мне надо было сказать? Что ты часы чудные приволок и всё тут завертелось, закружилось, и то что все подстанции встали тоже мы с тобой виноваты? Нет уж, дудки! Мне в дурдом пока рано, хотя после вчерашнего...
- Так что ты хотел?
В трубке повисла тишина. Два абонента молчали по разным причинам. Наконец Сергеевич собравшись с мыслями, продолжил:
- Я вот всё ночь думал, да и факты все говорят сами за себя. Пораскинул можно так сказать.
- Короче Сергеевич!
- В общем когда у тебя твои чёртовы часы встали, то погляди по новостям какой ужас в мире начался, и чтобы было если мы не завели их?
Фёдор Кузьмич повесил трубку, оборвав Сергеевича на полу слове. Почему-то просто захотелось оборвать разговор, ведь он был не о чём? Ерунда полная! Я хранитель времени! Вся моя семья хранители времени - спасители этого мира! Ерунда!
Фёдор Кузьмич опустился на диван, подождал пять минут, вдруг Сергеевич перезвонит. Телефон молчал. В квартире цокал каплями об тарелку только не закрученный до конца кран, на кухне. За окном шёл снег. Двор был неузнаваем. Белый, с чёрными точками в виде бредущих по своим делам людей. - Я хранитель мира! Фёдор Кузьмич хмыкнул, задрал ноги к верху, и вытащив язык до боли, потянулся к своему члену.