Автобус затормозил, столб пыли, что тянулся за автобусом всю дорогу, наконец-то расслабился, и встал стеной на дороге. Его больше никто не подымал и не тащил за собой, словно привязанного. Вернулся привычный шум поля, стрекот и прыжки насекомых, мелодичное пение маленьких птиц, которых Егор Петрович даже и не видел, но слушал с удовольствием. Поле приняло такое странное, большое и железное. Пусть уродливое на фоне всего прекрасного и живого, но теперь автобус смотрелся посреди поля.
Егор Петрович спрыгнул с последней ступеньки, разогнулся и осмотрелся. Природа ему очень нравилась, не даром он ехал сюда с самого утра, да какого утра, ночь кончилась только час назад. Сколько сейчас времени? Четыре утра, или уже половина пятого? Не важно, главное, что он сегодня не торопится, и завтра тоже, у него целая неделя отгулов.
Дверь со скрипом закрылась, бухнул замок и закрылся только со второго раза. Вновь поле замерло, оно не привыкло к такому шуму, но уже привычный полю автобус, замолк, и поле вновь зашибуршило, ожило.
Егор Петрович продвигался в глубь поля, топтал траву, что не смогла устоять перед натиском его ног, и ложилась зелёным ковром перед победителем. Стайки птиц взволновано взлетали, кузнечики подпрыгивали так высоко, но всё равно попадались под ноги. Егор Петрович остановился, ещё раз глубоко вздохнул, и зачем-то постучал себя по пузу, оттянул подтяжки, что держали штаны, и звонко щёлкнул ими. Хорошо!
Егор Петрович огляделся, суетливо полез в карман штанов, и достав ножницы присел перед полевыми цветами на сколько позволяла пожилая спина, которая очень тесно дружила с ревматизмом.
Ножницы щёлкали, в левой руке Егора Петровича собирался букет полевых цветов. Он осторожно срезал цветы под самый корешок, надёжно сжимал их в своём кулаке, и пытался не трясти, что бы не дай бог не стрясти утреннею росу. Пусть она останется, пусть она станет жемчугом, или капельками чистейшего горного хрусталя. Набрав огромный букет, Егор Петрович повернул обратно. Он шёл как олимпийский чемпион, сжимавший факел с огнём олимпиады, но в место факела у него был зажат букет в огромном кулаке. Он часто смотрел на него, радовался как ребёнок, и считал росинки на каждом лепестке. Он принесёт этот букет ей, вручит, может даже поцелует своими сухими губами, которые за столь серьёзный срок жизни, целовали только гранёный стакан в засос. А теперь он будет целовать только её.
Автобус дождался своего хозяина, ему было непривычно стоять здесь, посреди поля и чувствовать себя брошенным. Егор Петрович открыл дверь, со старческим матом залез в кабину, плюхнулся на сидение, и аккуратно разложил цветы. Ещё раз полюбовался букетом, пересчитал росинки, и убедившись что всё в порядке, вылез, но перед этим раскрыл двери ведущие в салон. Егор Петрович прошёлся по салону автобуса хозяйничным шагом, звонко отчеканивая тяжёлыми ботинками. Поправил все сидение, что были накрыты зелёной тканью, пооткрывал все люки и окна, ещё не много постоял, и увидев горку шелухи от семечек под сидением, громко выругался, да так, что поле опять замолкло. Пришлось подметать, корячится, лезть лысым веником под сидение и краснеть. Но всё равно у Егора Петровича не испортилось настроение, его даже не испортят гаишники, которые могли бы выстроиться в ряд, и останавливать его через каждые пол метра, для полной проверки. Вздор конечно, но именно так Егор Петрович мерил своё состояние, а оно было у него счастливое, словно он тяпнул стаканище самогонки, которой всё же проставился его друг и жмот Василич. Наверно так и не попробует он свой честно выигранный спор, ведь помирать пора. Егор Петрович застыл с совком полной шелухи в дверях, он улыбнулся самому себе. Нет, он только жить начинает, и кто собирается помирать, когда едут свататься? Вот пусть Василич и помирает, таких жмотов не может держать земля, пусть ложится в свою могилу, а он свой честно выигранный стакан выпьет на его поминках.
Перед тем как завести мотор, Егор Петрович расправил плечи, но быстро сгорбился от боли в позвоночнике. Ладно, нечего строить из себя двадцати летнего. Егор Петрович достал из шоферской куртки фуражку, недавно купленную, и не разу не дёванную. Ведь он ждал этого дня, ждал, как двоишник конца урока, как солдат своего дембеля, он ждал.
Фуражка, как подобает цвету шоферов, была чёрной, она идеально ложилась на голову, и превращала любого шофера в Алэна Делона. Но большего всего Егор Петровичу нравился значок, что сиял в позолоте и рассказывал всем, к кому принадлежит Егор Петрович. Огромные два крыла, руль, баранка, бублик, как не назови, всё равно это атрибут шофёра, как скальпель у хирурга, как автомат у военного, как кусок дерьма у сантехника. Егор Петрович подёргал за крылышки, и выровняв их, завёл мотор. Двигатель не подвёл, он запустился в пол оборота, надёжно хрюкнул и завизжав как конь, тронулся с места, тягая на себе весь автобус. Ведь не даром Егор Петрович лежал под ним вчера целый день, он мог, и не раз, словно создатель воскрешать этот кусок железа к жизни, день изо дня, год от года, автобус жил.
Автобус покинул поле, выехал на дорогу, но дребезжать не перестал. Егор Петрович остановился, включил радио, поймал нужную волну, и одобряюще закивал головой. Нажал на педаль газа, и помчался по дороге, набирая скорость, под молодёжные звуки и распевы, которые Егору Петровичу понравились совсем недавно. Теперь он любил эту странную музыку, да и музыкой это было назвать нельзя. Грохот, пару слов за всю песню, но с каждым днём Егору Петровичу она нравилась всё больше и больше. Он любил разгоняться здесь, по прямому участку дороги, лихо выкручивать баранку, спасая задние подвески, и слушать этот грохот в динамиках. Он любил открывать все двери и окна автобуса, что бы ветер, словно уборщик выдул из салона все не нужные запахи. Особенно пота, который здесь льётся ручьями от столпотворения пассажиров. Бабки, бабы, рыбаки и охотники, студенты со своими бабами, которым надоела вся мягкость дивана, и упругость пружин кровати. Теперь они хотели почувствовать голым задом землю. Ветер, вот его спаситель от всех этих запахов, а сколько дерьма в салоне остаётся когда бабки перевозят скот. Тащат его на рынок на продажу, или дочке в соседнюю деревню. Хряки, козлята (один раз был даже телёнок), цыплята, помимо того, что они орут, так они же гадят.
Егор Петрович тряхнул головой, не о том он сейчас думает, конечно, это всё вернётся, но только через неделю, а пока...
Егор Петрович вдавил на педаль, вцепился в руль, сделал ещё по громче радио, что бы в салоне полопались стёкла, и в заде поднялся такой столб пыли, что бы он не осел ещё долго.
Всё было здорово, именно так Егор Петрович представлял себе это утро, он делал все движения, что были давно изучены и представлены, он давил на газ, выворачивал руль, но не притормаживал. Когда Егор Петрович мечтал об этом дне, он не представлял себе, что будет тормозить. Тормоз, был не предусмотрен сегодня.
Автобус дёрнулся вперёд, словно его кто-то пнул сзади. Заглохло радио, как и мотор, но автобус летел вперёд, не сбавляя скорости. Егор Петрович нажал на тормоз, но педаль ухнула вниз, без единого действия, она продавилась в самый низ, как душа Егора Петровича. Он застыл, оцепенел от ужаса, и не моргая, стал смотреть, как летит вперёд по своей дороге, на своём автобусе, вперёд, и только вперёд. Руль больше не поворачивался, как и ручник, что дёргался в любую сторону, словно был обыкновенной железкой, не относящийся к детали автобуса. Егор Петрович задёргал ручку двери, но и она не пускала, и даже тяжёлое плечо Егора Петровича не смогла повлиять на открывание двери. Егор Петрович перелез в салон, он бросил штурвал, но пока ещё не покинул свой корабль. Его корабль взбесился, бунт, вот что это. Егор Петрович пробежался по салону, он тяжело дышал, часто хватался за сердце, которое стучало, словно молот в кузнице. Он бегал по салону не зная, что делать, он косился на дверь, но теперь он наверно врятли прыгнет, автобус набрал просто фантастическую скорость, так, его старушка ещё не бегала, даже когда её сняли с конвеира, и до рождения Егора Петровича оставалось десять лет. Но единственное что пришло в голову это только прыгать, Егор Петрович пожелал разбиться, выпрыгнув на ходу, чем его потом будут вытаскивать с искореженного металла почестям.
Букет полевых цветов был наспех засунут под куртку. Егор Петрович скривился, он ещё с детства не любил щекотки. Под руки попалась бутылка шампанского, которое он хотел распить со своей невестой. Чёрт с бутылём, в сарае фляга с брагой стоит, гнать пора. Егор Петрович подскочил к двери, но она была намертво закрыта. Что за чёрт, Егор Петрович ещё раз разбежался, и всем своим телом налёг на дверь. Бил ногами, хотел разодрать дверь, словно глотку льва, но дверь настаивала на своём. Егор Петрович не понимал происходящего, дверь было куда сложнее закрыть, чем вот так вот запечатать, иной раз пассажиры чуть не вываливались на дорогу, а теперь.
Егор Петрович облизал сухие губы, он смотрел, не моргая вперёд, где кончался прямой участок дороги, и начинался поворот на право. Пусть не резкий, не большой, но на такой скорости, что сейчас развил автобус, мы просто пролетим вперёд, и своим брюхом проделаем новый маршрут, через половина леса, и даже может куда нибудь приедем.
Егор Петрович встал в центре салона, он сжал в ладонях все ручки, что могли его удержать, а ногами упёрся в пол. В груди приятно пахло цветами, Егор Петрович улыбался, теперь ему почему-то не было страшно, наоборот, он даже был рад, что всё вот так вот закончится. Главное что бы быстро, хотя жить хочется. Егор Петрович вздохнул, в рот залезло несколько листочков, Егор Петрович зажевал их, но не выплюнул, почувствовав горечь.
Время замерло, Егор Петрович не посмел закрыть глаза, почему-то наступила глухота. Автобус резко бросило влево, перевернуло несколько раз, и оставляя битые стёкла на дороге, потащило вперёд, в лес. Егор Петрович видел, как отваливалось несколько деталей, от тяжёлого шмяка об асфальт, крышка с переднего охлаждателя, бампер, но всё это, включая болты и гайки, тащилась чуть позади автобуса, не желая отставать. Егор Петрович считал время, он не верил, что так долго может длиться мгновение, но если верить губам, что заливались кровью, и продолжали считать, то мгновение не длиться минуту. Егор Петрович перестал считать, когда автобус взмыл вверх, словно полез пущенным колесом по не большой горке, утыканной соснами, для Егора Петровича наступила тишина и темнота.
***
-Ах, ты ёшки матрёшки, ты погодь дед, не помирай, я сейчас.
Голос убежал, Егор Петрович открыл глаза, но приоткрылся только один глаз, кто это был? Ангел? Тогда почему ругается, почему просит не помирать? Это спасатели! Егор Петрович приподнялся, но не зная от чего упал, голова закружилась, и если бы он с утра дёрнул бы стаканище на дорожку, то его бы точно вырвало, а так вновь настала темнота.
-Дед, ты слышишь меня? Давай выползай, я сейчас вот эту хреновину подержу, а ты ползи. Дед ты воевал? Да-да наверно, вот и вспомни, как раком ползал по фронту от немцев. Голос тараторил, часть слов Егор Петрович не понимал, за исключением хреновина, и раком.
Егор Петрович вновь открыл глаза, но свой измятый в банку пива автобус не узнал, через один не до конца открытый глаз. Он испугался, почувствовав, что автобус всё ещё движется, медленно, но упорно, где же остановка?
-Дед, ты долго там валяться будешь? Я не железный Арни, долга так не продержусь.
Егор Петрович пошевелил сначала пальцами ног, затем рук, всё вроде бы шевелилось, работало. Значит можно тихонечко выползать, но куда? Егор Петрович подал назад, интенсивно напирая на локти, вслепую и не торопясь.
-О! Молодец, только интенсивней перебирай конечностями. Жить хочешь?
-Да! Егор Петрович не узнал свой голос, зато почувствовал, как во рту огромными ошмётками застыла кровь. Может, из-за этого голос хрипел?
-Молодец дед, ещё не много! Подбадривал голос.
Егор Петрович не знал, что он делает, он только чувствовал, что пролез всего сантиметр, а спасатель хвалит его. Хотя нет, Егор Петрович почувствовал ногами землю, он даже замер, успокоился, и остался лежать. Автобус пёр вперёд, оставляя огромные рытвины на земле, и просто выплёвывал из себя своего бывшего хозяина на свободу, через огромную дыру. Эта была последняя плата хозяину, плата за всё.
Огромные руки схватили Егора Петровича, поставили на ноги, но он лишь скривился от боли и вновь из горла раздался хрип, дрожащий на сгустках крови в горловине. Тогда руки приподняли, и пожилое тело оказалось на молодых плечах. Егор Петрович вновь потерял сознание.
Губы так присохли друг к другу, что язык лишь показался маленьким кончиком изо рта, Егор Петрович сделал усилие, но открыть рот так и не смог. Казалось, что прорезь рта зашита, и он прорывает её заново, но не может порвать нити языком, они больно упираются в него.
Холодная струйка воды помогла разлепить губы, Егор Петрович даже открыл пошире рот, что бы попить, но вода, перемешанная с кровью не самый лучший жажда утолитель. Чья та мокрая рука смочила лицо, Егор Петрович лишь слышал бульканье из бутылки, и чувствовал приятное касание ладони, которое омывала его лицо. Рука часто останавливалась на левом глазе, Егор Петрович подсчитал две полные ладони воды, что ушли в землю, скатившись по его щекам, но вода всё же отмыла глаз. Теперь Егор Петрович смотрел на свой мир, как прежде, двумя глазами. Перед ним нависал мужчина, лет тридцати с двумя-пятью запятыми, с озабоченным лицом, и с ясно голубыми глазами. Егор Петрович оторвался от мужчины, взглянул на небо, затем вновь всмотрелся в глаза спасителя. Небо, по сравнению с глазами, уступало в синеве.
-Спасибо! Вновь в горле задрожали кровавые мембраны. Егор Петрович закашлялся.
-Тише дед, тише. Не за что! Живи. Присесть сможешь, мне надо твои порезы осмотреть?
-Ты врач? Егор Петрович с усилием присел.
-Ага, врач. Гинеколог я!
Егор Петрович попытался улыбнуться, но то, что он увидел, заставило его напрячь своё старческое зрение.
Среди поваленных деревьев, ошмётков изрытой земли, почему-то зелёной. Среди изломанных камней, торчало в центре что-то огромное. Оно выпирало из земли, закрывало собою часть неба, и высилась над ними.
-Что это? Егор Петрович поднял руку, ткнул пальцем в пирамиду погружённую на половину в землю.
-Это. Мужик обернулся, всмотрелся без интереса на пирамиду, и почесав в затылки, ответил: - Я называю это хреновина.
Егор Петрович встал, позабыв об ушибах и порезах, он даже сделал шаг, но остановился, и скорчился от боли.
-Дед ты лучше сядь, отдохни. Мужик вновь заботливо усадил Егора Петровича на постеленную картонку.
Егор Петрович тяжело вздохнул, собрался с силами, борясь с темнотой в глазах и потерей сознания, звон в ушах прошёл, появился мир в глазах, и Егор Петрович вновь всмотрелся в пирамиду.
Пирамида имела серый, неприглядный цвет, даже грязный. Егору Петровичу захотелось оказаться рядом с пирамидой, провести рукой по гладкой поверхности, протереть, и узнать её настоящий цвет, может она белая, под таким огромным слоем грязи. Но пирамида была далеко, что бы попасть к её началам, надо спуститься с горки, перепрыгнуть небольшой ручеёк, пройти десять метров по поваленным деревьям, выйти на не большую площадку, и если позволят хозяева этой пирамиды, то тогда можно к ней притронуться.
-Кто это? Американцы, или Китайцы? Егор Петрович обернулся к своему спасителю.
-Не знаю, может даже не те и не другие. Спаситель приложился к бутылки, из которой лил воду на порезы старика.
-Тогда кто?
-Может эти. Спаситель ткнул в небо горлышком пластиковой бутылки.
-Кто, эти? Егор Петрович сдвинул густые брови.
-Ну, эти. Спаситель замахал бутылкой, стараясь навертеть мысль на язык.
-НЛО. Вот.
-Да ладно тебе. Егор Петрович вернул густой лес бровей на место. - Этих не существует. Отмахнулся Егор Петрович.
-Уху, не существует, а это кто? Спаситель ткнул бутылкой в сторону пирамиды.
-Американцы, или Китайцы. А может, даже опять фрицы напали. Боже, опять война. Егор Петрович вскочил, пошарил по карманам, но ни чего не найдя, обернулся к спасителю.
-Не смотри на меня так. Думаешь, я у тебя в карманах погулял?
-Нет-нет. Егор Петрович притупился, упёр взгляд в землю. - Я так не думаю.
-Это всё она. Спаситель теперь не тыкал в пирамиду ничем. - Она всё тащит в себя, всё. Машины, трактора, в общем, всё железо, что в округе есть, вот и тебя притащило сюда. Я даже видел, как из земли полезло железное барахло, закопанное на помойке. Тазы, вёдра, трубы. Там железа в них нет, а всё тащится сюда, им даже сто процентная коррозия нужна. Вот и нет у тебя в карманах ни шиша, мобильник, мелочь, всё укатилось. Знаешь я с какой рожей смотрел, как из моих карманах выкатывается мелочь с мобильником, и катятся к ней.
-На хрена ей железо? Егор Петрович вновь встал, покрутился у склона, и как можно ближе подошел к обрыву.
-Ты дед лучше туда погляди. Спаситель кивнул головой влево. Егор Петрович, ковыляя сделал три шага влево, прищурил взгляд, и замер. С горки, на которой они сидели, было хорошо видно, как катятся в неугомонном порыве вся техника, что была притянута сюда невидимым магнитом. Всё, всё катилось к пирамиде, очередью, хаотично, иногда с других сторон, всё катилось сюда. В очереди можно было увидеть и дорогие машины, наши отечественные, трактора с соседних полей, хлам, дребезжащий и вырытый с помоек, всё, абсолютно всё, что имело хоть один процент железа, всё катилось сюда.
-Видишь второй ряд, там джип чёрный кувыркается, это мой. Спаситель сказал это с жалостью, жалостью к своей машинке, которая теперь потеряна, потеряна навсегда. Её забрала пирамида. - Даже года нет моей машинке, только недавно приобрёл. Спаситель встал, подошел ближе, присоединился к взгляду Егора Петровича, и даже положил руку на плечо деда.
Егор Петрович нашёл джип, поискал глазами свой автобус, и охнул, от увиденного. Автобус был измят словно сделанный из бумаги. Колёса, стёкла, сиденье, все, что не имело в своей формуле железо, было отсеяно. К пирамиде шла очередь только из железа. Егор Петрович затопал на месте, он смотрел на свой автобус, рассчитывал, за сколько спуститься с обрыва, сколько пройдёт времени, пока он добежит до своего железного чадо. Пусть даже уже без колёс, пусть тащащая к пирамиде мощным магнитом, пусть. Егор Петрович остановит этот порыв, остановит и заставит остановиться, но вот только как, Егор Петрович пока не знал, главное сейчас только спуститься.
-Да не суетись ты дед, всё равно ничего не сможешь сделать.
Егор Петрович остановился, ещё раз покосился на крутой обрыв, и переведя взгляд на спасителя, спросил: - Тебя как звать?
-Слава Я!
-Слав. Егор Петрович опять стал с трудом глотать. - Помоги, А! Пожалуйста.
-Не получится. Слава мотал головой. - Я пробовал, и не один раз.
-Ну, может мне удаться остановить? Ведь ты не знаешь, как мне дорог этот автобус.
-Не знаю, но всё равно не получиться.
-Что ж ты, какой упрямый, вся молодеешь сейчас такая. Где борьба в вас? Где порыв? Гнилые вы все, и чхать вам на всё.
Егор Петрович сделал шаг, но не устоял, хватаясь одной рукой за воздух, и кувырком полетел вниз. Слава встал, посмотрел вниз, удостоверился, что с Егором Петровичем всё в порядке, и вновь сел на место. Егор Петрович появился в поле зрения Славы, через пять минут. Слава смотрел, как Егор Петрович ковыля и прихрамывая сразу на две ноги, тащился вперёд, к железной очереди. Слава почувствовал себя неуютно, всё же надо было помочь старику, надо было показать ему, что трепыхания напрасны. Пирамида всё равно заберёт своё, и никто ей не помешает сделать задуманное. Слава откинулся на спину, чуть поёрзал, что бы большие камни выползли из под него, и перестали колоть спину и упираться в лопатки. Тяжело вздохнул, уставившись в небо, и даже попытался закрыть глаза, но не смог. Слава чётко представлял себе, как сейчас бежит, спотыкаясь, об собственные ноги старый дед, он еле живой, на его старческом теле столько порезов, и может быть не один перелом, но он бежит. А он здесь. Напрасно это всё, ничего не поможет. Слава всё же закрыл глаза, но там, в темноте и пульсации разноцветных молний, он опять увидел деда. Слава смотрел, как Егор Петрович тащит огромные камни, что бы подбросить их под свой автобус, видит, как толстые стволы поваленных деревьев упираются одним концом в борта, а другим в землю, но и это всё напрасно, Слава знал это, ведь всё это он делал, и не раз.
Автобус затормозил, он остановился, Егор Петрович расплылся в улыбке, но быстро собрался, и сразу подтащил ещё два ствола, упёр их в автобус, и повалился рядом. Глотать было нечем, Егор Петрович давился воздухом и пылью, скрипел на зубах песок. Автобус шелохнулся, дал толчок вперёд, и ломая под собой баррикаду, возведённую Егором Петровичем, покатился дальше. Егор Петрович попытался встать, но сил хватило на одно матное слово. Автобус прокатился рядом, и вновь занял свою очередь. Егор Петрович всё же встал, закивал головой, и смотря на Славку, сказал:
-Попробовать всё же надо было.
Славка молчал, он глядел на укатывающийся автобус, и правой рукой пытался дотянуться до лопатки, со стороны казалось, что у него под лопаткой застрял камень, и он, никак не может его вытащить.
-Слушай, а ты к самой пирамиде не подходил, не стучал в дверь?
Славка улыбнулся, с удовольствием почесал затылок, и сгоняя с волос пыль, ответил: - Там барьер какой-то, что-то вроде силового поля, ближе как к пятнадцати метров не подойти.
-Поле, что ещё за поле? Егор Петрович поднял ствол берёзы, упёр его конец себе в грудь и повис на нём. Сидеть он больше не хотел, боялся больше не встать.
-Ну, как стена. Вроде нет ничего, а дальше пройти не можешь, словно в невидимую стену тычешься.
-Интересно, надо посмотреть.
Егор Петрович сделал неуверенный шаг, но он всё же получился, и Егор Петрович осмелился ещё на один, интенсивно помогая себе стволом берёзы. Слава шёл рядом, чуть отставая на шаг, но только для одного, он хотел поймать деда, если тот начнёт заваливаться.
Пирамида высилась в спокойной невозмутимости, она ела и пожирала, она не смотрела по сторонам, не оглядывалась ни на кого, она ела в гордом молчании.
Егор Петрович постучал кулаком по силовому полю, прислушался, но звуков стена совсем не издавала. Егор Петрович растопырил пальцы, положил открытую кисть на стену, и изумлённо посмотрел. - Ведь как стекло, Славк, глянь, до чего фрицы дошли, наверно у нас идею спёрли, самим бы до этого в жизнь не додуматься, а нашему Ивану ничего не надо. Придумал, да обменял на пузырь, а потом мучайся, когда эта выдумка к тебе жопой повернётся.
-Не фрицы это дед. НЛО-это, я же тебе говорил.
-Сам ты НЛО. Нет их, и никогда не было. Фрицы это, с Китайцами подружились.
-Ага! Может чукчи с эстонцами?
-Ты старику не хами, ты лучше прислушайся, что тебе пожилые люди говорят, ведь вы молодежь никого не слушаетесь, даже себя. Вы же эти. Егор Петрович задумался. - Безбашенные, вот!
-Дед, мне скоро тридцать пять, столько не живут в моём бизнесе, а ты меня всё в тинэйджеры опускаешь.
-Не живут, а я что получаюсь, уже по второму кругу пошёл? Или помереть забыл в сорок лет? Нет Слав, для меня вы все молодежь, и не обижайся на старика, ты мне лучше скажи, что мы дальше делать будем?
Слава вновь тяжело вздохнул, он понятия не имел что дальше делать, да и делать нечего, нужно уходить, но с появлением бойкого старика, Слава отбросил эту идею, теперь хотелось досмотреть всё до конца. Если он конечно будет.
-Чего притих, может план есть какой? Так ты не робей, выкладывай.
-Нет у меня ничего, и чего делать я тоже не знаю.
-Вот, и у меня такая же херня. Может постучаться?
Слава взял берёзовый дрын, размахнулся, и несколько раз ударил. Стена задрожала, но трещинами она не покрылась. Слава бил, пока рука не стала ныть, и ствол берёзы не налился свинцом.
-Нет, дед, не выйдет. Слава смахнул не одну каплю пота со лба, и прислонил дрын к стене. - Я конечно так не стучался, я камнями швырял вон из-за того бугорка, но результат тот же.
-Нет Слав, мы всё же достучались.
Слава резко обернулся, нашёл взглядом трещину на обшивке пирамиды, что обозначила дверь, и с шипением стала открываться. Сквозь щели забил яркий свет, часть обшивки, что теперь сползала вниз с таким еле-еле шевелением, что Слава толкнул Егора Петровича в бок: - Я же говорил, что эстонцы.
Егор Петрович молчал, он смотрел неотрывно на отползающую в сторону часть обшивки, и пытался выглядеть там... Кого? Он сам не знал, не знал и того, что делать, когда... Кто? Выйдет от туда, и направится к ним, и даже обратится.
-Напросились блин. Егор Петрович облизал пересохшие губы, и обнял дрын, как меч со встроенным автоматом калашника.
Слава почувствовал тревожность Егора Петровича, сам не раз пожалел об этом грубом стуке, но всё равно что-то внутри ликовало, это что-то било в барабан и заставляла чувствовать себя на высоте. Выброс адреналина затопил кровь, эифария возносила, и страх превратился во что-то сладкое и не много колючее. Теперь Слава знал, что чувствует солдат в строю на поле брани.
Дверь наконец распахнулась, спал яркий свет перемешавшись с дневным, Слава услышал, как громко взглотнул Егор Петрович при виде робота, что скатывался по лестнице на землю на двух гусеницах. Слава смотрел, как и Егор Петрович, на не большой рост робота, на две его железные руки, и пытался разглядеть в лице, глаза, рот, хотя зачем он ему? Робот катился, кто-то задал ему направление и цель, а может это он сам?
-Ну иди ко мне НЛО! Егор Петрович обнял дрын, и встал в стойку.
-Подожди меня. Славка кричал на бегу, он бежал к своему укатывающему джипу.
-Подожду сынок, подожду. Вот только надою по этой железной штуке, пусть знает, как у настоящих коммунистах хлеб отбирать. Часть слов Егор Петрович шептал, половину глотал и обдумывал только про себя.
Когда робот подкатил к границе невидимой стены, Егор Петрович сделал шаг назад, робот продолжил движение, Егор Петрович дал опять назад, и когда робот выкатил на встречу к Егору Петровичу, то узнал весь гнев коммуниста.
Дрын обрушился на голову робота неожиданно, робот вильнул, пытаясь дать назад, но Егор Петрович был уже сзади.
-На! Дрын хрустнул, дав понять, что ещё один удар есть у Егора Петровича.
Робот зашатался, он даже поднял руки, что бы защитить свою голову, но наверно больной удар в грудь ногой, заставил его упасть. Славка стоял над роботом, он поглядывал на крутящиеся гусеницы, и пытался всунуть два патрона с дробью, в помповое ружьё.
Робот выпучил не человеческие глаза, когда двух ствольный ствол упёрся ему в грудь, раздался выстрел, ещё один, и робот, подбросив руки вверх, затих.
-Ухлопал что ли, нет? Егор Петрович прыгал рядом, с переломанным стволом берёзы.
-Не знаю. Славка перезарядил, и теперь целился в голову.
Робот ожил, что-то в нём заискрилось, даже полилось наземь.- Мы пришли с миром! Промямлил робот, своим электронным голосом.
-Во блин. Егор Петрович замер. - А ты чего молчал-то?
-Не верь ему дед, он врёт. Разве можно назвать миром, когда нас чуть не угробили. Ты погляди на деда, ведь еле живого я его вытащил. Славка орал на робота, не переставая целиться в лицо.
-Да! Поменял точку зрения Егор Петрович. - А мой автобус, ты знаешь как он мне дорог?
Робот зашевелил чем-то на лице. - Простите нас, но мы не могли иначе, наш корабль сильно повреждён, всё что мы забираем у вас, нам очень надо.
-А мне не надо? Заорал Егор Петрович прямо в лицо робота, предварительно отодвинув ствол ружья в сторону.
-Простите! Робот завизжал гусеницами, подымая столб пыли. - Мы не можем иначе. Робот встал, с него полилось сильнее, как и заискрилось.
Славка и Егор Петрович расступились, пропуская ковыляющего робота обратно за стенку.
-Понятно? Им надо, а мне не надо. Егор Петрович зло бросил обломанный дрын на землю.
Слава бросил ружьё на землю, и оно сразу заскользило по земле, и заняла свою очередь.
***
Бутылка шампанского весело бухнула пробкой в небо, но праздничного настроения ни у кого не было.
-Вот дед, ты посмотри, бутылка твоя цылехинькая, а ты словно из мясорубки. Славка оглядел старика, даже поправил воротник куртки. - Давай, провожай автобус.
Егор Петрович принял бутылку с тоской, и с наворачивающими слёзами посмотрел на своё железное чадо. Автобус скрёбся вверх, по лестнице, а может по языку пирамиды?
-Прощай! Егор Петрович сделал глоток тёплого, пенистого шампанского. Изрядно сморщился, и виляя языком во рту, отдал бутылку Славе.
Славкин джип давно пропал в недрах пирамиды, может, даже уже расплавлен, а может, распилен на заплатки. Кто теперь знает?
-Главное, что мы живы, а всё остальное дело наживное. Затряс бутылкой Слава
Егор Петрович повернулся к Славке. - Я не собираюсь наживать на новый автобус, да и поздно мне.
-Не печалься дед, видишь, я же не умираю с горя.
Егор Петрович повнимательней оглядел Славку. -А может ты дурак, вот и радуешься, сидишь, я же не знаю кто ты?
Славка подавился тёплым шампанским. - Ну не дурак это точно, я имею ввиду, что всё лучше, чем, кажется, а представь себя, скрюченного, и уже холодного внутри своего автобуса, так думаешь, было бы лучше?
Егор Петрович молчал, он теперь вообще перестал разговаривать, и тем более он не знал о чём говорить. О цветах и о погоде? О делах и о жизни? Жизнь конечно на этом ни кончилась, но и начинать всё заново не хотелось.
Егор Петрович встал, поглядел на Славку, оглядел ещё раз эту чёртову пирамиду, и махнув головой совсем в другую сторону, сказал. - Пошли!
-Куда? Славка удивился, но горлышко бутылки недалеко убрал от губ.
-Нечего здесь больше делать.
-А как же борьба? Порыв?
-Опять старику хамишь?
Егор Петрович не успел договорить, Славка схватил его за воротник и притянул к земле. Егор Петрович не смог возмутиться, и отпихнуть от себя Славку, что хотел залезть на старика, словно пьяный муж на жену.
Солнце закрылось, губы старика вновь стали отсчитывать мгновение, а Славка замолк, чувствуя над собой опасность, он тоже считал, а может, молился.
Егор Петрович видел всё днище танка, видел, как всё ещё движутся его гусеницы, как у робота. Танк кувыркнулся, показывая бок брони, дуло, и ухнул почти в метре от скрюченных людей.
Пыль не осела, Славка тряхнул головой, и с опаской приподнялся. Зашевелился Егор Петрович, он с матом пытался встать, и только когда Слава протянул ему руку, Егор Петрович оказался на ногах.
-Что это было? Егор Петрович, не понимая, смотрел на скатывающий танк.
-Вон ещё один. Слава указал на катящий танк, с другой стороны.
-Откуда они? Егор Петрович подошел поближе к краю, и сощурил зрение, наводя резкость. Очки наверно давно разбились, да и не найти их, ведь оправа была железной.
-С полигона. Теперь военные не досчитаются двух танков.
-Танки значит говоришь. Танки это хорошо. Егор Петрович обернулся к Славке, зачем-то улыбнулся, и подмигнув, повторился. - Танки это хорошо.
Слава не понимал происходящего, он стоял, подбегал, хотел помочь, но продолжал мешаться. Егор Петрович матерился, чуть ли не тумаками отмахивался от Славки, но всё же одержав победу, залез внутрь крутящего танка. Внутри, Егор Петрович нашёл ящик с патронами, ещё не один магазин с пулемётной лентой, и всё это добро стал выкидывать наружу, прям под ноги очумевшего Славки.
-Что мне с этим делать? Слава шагал за крутящимся танком, и перешагивая боеприпасы смотрел на деда, который то пропадал в недрах танка, то появлялся с новым бое запасом.
-Видишь тот танк, что поближе? Вот. Надо всё это упаковать туда. Егор Петрович бросил патрон на землю, дождался, когда танк перевёрнётся. - Ещё засеки, сколько нужно одной машине времени, что бы она добралась до пирамиды, от стены.
-Как засечь, у меня нет часов. Браслет железный был.
-Считай про себя. Егор Петрович скрылся.
-Один. Славка отметил раскуроченный трактор, который только что пересёк невидимую границу, подхватил боезапас, и побежал к первому танку, считая на бегу.
Славка бегал, подбирал снаряды, и по одному перетаскивал в танк, там он складывал их, и вновь бежал за новым боекомплектом. Дело пошло быстрее, когда Егор Петрович перекидал с одного танка все снаряды наземь, теперь он бегал за снарядами, и подавал их Славке.
-Сколько уже насчитал?
Слава перестал шевелить сухими губами. - Пять минут, сорок три секунды. Сорок четыре. Сорок пять.
-Хорошо. Ты погляди сколько, в общем, там снарядов получилось, а я пока здесь побегаю, ещё чего пригляжу, а может ещё танчик на помощь к нам подоспеет.
Славка кивнул, не переставая считать, и краем глаза поглядывать на трактор, который уже практически добрался до пирамиды.
Теперь чего? Славка смотрел на две канистры с бензином, которые приволок от куда-то Егор Петрович.
-Ты считаешь, нет? Егор Петрович открыл канистру и заглянул в неё одним глазком. - Мало, боюсь, не хватит.
-Шесть минут, двадцать секунд.
-Теперь сынок давай считать. Нам нужно точно просчитать, сколько нужно будет бензина, что бы его хватило на шесть минут.
-И двадцать секунд. Добавил Славка.
-Да-да. Нам нужна дорожка, бензиновая, понимаешь? Потом танк за шесть минут скроется, мы эту дорожку поджигаем, и бабах. Егор Петрович взмахнул руками.
-Так чего считать-то. Крепим несколько канистр, на разных бортах, и по очереди их открываем, как в одной заканчивается, мы другую сразу открываем.
-Здорово. А как?
-Как, как. Славка почесал затылок, посмотрел на танк. - Танк же у нас крутится, так значит даже, и открывать не надо. Мы оставим канистры открытыми, танк крутнулся, из одной полилось, ещё крутнулся, из другой полилось, так и добежит наша дорожка.
-Огненная! Егор Петрович встал, сжал кулак. - Я им покажу кузькину мать. НЛО-блин.
Канистры с бензином складывались в одном месте. Славка, и Егор Петрович обегали все машины, сливали с бензобаках бензин, искали канистры, и когда танк стал подходить к границе, все канистры были установлены на танке, предварительно открытыми.
-Ну, с богом! Славка щедро полил весь танк бензином, залил остатки в люк, и бросил пустую канистру внутрь, как это делают в фильмах.
Танк кувыркнулся, полился бензин, оставляя след, и стена осталась позади. Танк теперь брёл по ту сторону стены, и пирамида приближалась с каждым кувырком.
-Дед, а вдруг не получиться?
-С чего это вдруг? Егор Петрович махнул рукой. - Должно, я точно знаю.
-Ну не знаю, стена то осталась.
-И с чего нам от этой стены?
-А огонь пройдёт сквозь неё?
-Не знаю! Егор Петрович пожал плечами, и в уме отсчитал четвёртую минуту.
Танк влез на последнею прямую, он словно спортсмен поднажал у финиша, и как подобает жаре и спорту, залил всё бензиновым потом. След от бензина был чётким, он даже был похож на маленький ручеёк, что бежал по пыльной земле. Егор Петрович подошел к границе, достал коробок спичек, потряс им.
-Деревянные! Раздалось на весь лес.
Спичка вспыхнула, не много разгорелась, и упала наземь. Огонь волной побежал по позволенной ему дорожки, и без оглядки залетел внутрь пирамиды, там он накинулся на танк, облепил его всего, и с жадностью залез внутрь.
Раздался взрыв.
***
Ноги шаркали по асфальту. Славка часто оглядывался назад, смотрел на кроны деревьев, что полыхали в чёрном дыму, глядел на бредущего в никуда деда. Сам почему-то улыбался, толкал в бок Егор Петровича, и что-то говорил. Егор Петрович молчал, на тычки в бок огрызался, иногда отмахивался, но так же брёл в никуда, молча.
Впереди, из-за поворота показалась колонна военных, колонна остановилась в паре метров, и взяла на прицел двоих. Славку и Егора Петровича. Слава первым заложил руки за голову, он знал, что спорить и махать руками сейчас бесполезно, лучше подчиниться.
Егор Петрович по старчески, и со скрипом всех костей, встал на колени, встал от грубого приказа, и от больного тычка дулом автомата в бок. Их двоих уложили наземь, обыскали, люди в скафандрах химзащиты проверили на радиацию, грубо подняли, снова обыскали. Из карманов Егора Петровича достали кепку, без значка водителя, чёртовый значок был железным, коробок спичек, и пачку изломанных папирос. Расстегнули куртку, полевые цветы расстелились по асфальту. Ромашки, жёлтенькие, синенькие цветочки, много листочков, и не одной росинки. Весь букет упал в ноги, и никто, не смотря под ноги, стали топтать букет. Егор Петрович расплакался, но, увидев Славкины глаза, которые были синее неба, неба которое было теперь чёрным от дыма, он улыбнулся сквозь слёзы.