Аннотация: Подлинная история Арамиса, рассказанная им самим
Мемуары Арамиса, Книга 8
Аннотация
Восьмая книга фанфика "Мемуары Арамиса" рассказывает о событиях, которые произошли после того, как над бывшим суперинтендантов финансов Никола Фуке закончился суд, приговоривший его к изгнанию. Король Людовик XIV, раздражённый мягкостью суда, заменил этот приговор на пожизненное заключение в крепости Пиньероль. Туда, где уже содержался к этому времени брат-близнец Короля, Луи-Филипп, д"Артаньяну было велено доставить Фуке.
Д"Артаньян выполнил и это поручение Короля. После этого Король распорядился о переводе туда же и своего брата, Луи-Филиппа, поскольку д"Артаньян доложил ему о том, что крепость Пиньероль является наиболее надёжной тюрьмой во всём королевстве, а комендант крепости де Сен-Мар, бывший квартирмейстер роты королевских мушкетёров д"Артаньяна, был охарактеризован им как наилучший и наиболее надёжный страж для самого опасного государственного преступника. Король поручил доставить Луи-Филиппа в Пиньероль также д"Артаньяну, поскольку был убеждён в его верности. Действительно, ведь это именно он освободил Короля из Бастилии после того, как его туда тайно поместил Арамис, подменив его во время сна его братом. Д"Артаньян вернул Короля на трон, а брата-близнеца, самозванца и узурпатора, тайно возвратил обратно в Бастилию. Итак, Король не опасался измены своего капитана мушкетёров. Но Судьба распорядилась по-иному. На обратном пути д"Артаньян совершенно случайно встретил Портоса и настоятельно рекомендовал ему скрыться в Швейцарии. Однако, по-видимому, кто-то из шпионов Короля или Кольбера опознал Портоса и доложил Королю о встрече д"Артаньяна с государственным преступником бароном дю Валоном. Король обвинил своего капитана мушкетёров в том, что его сведения о гибели барона дю Валона были ошибочными и поручил ему разыскать и арестовать его, а заодно и Арамиса, Атоса и Рауля де Бражелона. Король предупредил д"Артаньяна, что в случае невыполнения этого приказа и он сам будет считаться государственным преступником, а в случае успешного его выполнения капитан получит маршальский жезл вместе с званием маршала Франции. Перед д"Артаньяном встал нелёгкий выбор выполнять приказ Короля и предать всех своих друзей, всех, кто ему дорог, или предать Короля, но при этом едва ли получить возможность спасти своих друзей. Как д"Артаньян поступит в этом случае, вы узнаете из восьмой книги "Мемуаров Арамиса".
Приятного чтения!
Глава 316
Д"Артаньян вышел из кабинета Короля в полном отчаянии. Король предусмотрел всё. На этот раз перед д"Артаньяном предстал не юный мальчик, которого он когда-то защищал от бунтовщиков фронды, и не тот неопытный юноша, который с благодарностью впитывал советы бывалого вояки. Это был трезво мыслящий полностью состоявшийся политик, который защищает себя и свою власть, не останавливаясь ни перед чем. Он предусмотрел даже попытку самоубийства, о которой д"Артаньян, разумеется, подумал бы, но он ещё даже не успел рассмотреть такой вариант спасения друзей, когда оказалось, что это вовсе не вариант, что это не даст желаемого результата. Любая попытка д"Артаньяна спасти друзей, казалось, была обречена на провал. Невидимые шпионы следили за ним. Он не мог предупредить их почтой или послать гонца.
Король поручил это дело ему, поскольку был убежден, что только он, д"Артаньян, разыщет своих друзей проще и быстрее, чем кто-либо другой. Лишь только он их найдёт, следующие за ним попятам ищейки Кольбера также найдут их, схватят и доставят к Королю, который, безусловно, будет глух к любым мольбам. А возможно, что им поручено сразу же убить его друзей. Конечно, со шпагой в руке им было бы нелегко одолеть бравых мушкетеров, но предательский выстрел в спину может положить конец жизням горячо любимых друзей, а этого д"Артаньян никак не мог допустить.
Не замечая сам, куда он идёт, д"Артаньян пришел в лавку своего бывшего слуги Планше.
- Господин д"Артаньян! - воскликнул Планше. - Как я рад видеть вас у себя! Проходите, располагайтесь! Вы же знаете, что вы можете обедать, завтракать и ужинать у меня, когда захотите и совершенно бесплатно!
- Прекрасная возможность, дорогой Планше, тем более что я ей никогда не пользуюсь, - ответил капитан мушкетеров. - Но мне не следовало приходить к тебе. Я сам не понимаю, зачем я это сделал.
- Что вы такое говорите, господин капитан? - ужаснулся Планше. - Неужели мой дом и моё гостеприимство стало вам в тягость?
- За мной следят, дружочек мой, а я не могу вычислить этих людей, вот ведь в чем штука, - ответил д"Артаньян. - Теперь они будут следить и за тобой.
- Эка невидаль! - отмахнулся Планше. - Разве за нами не следили шпионы кардинала? А тем шпионам эти и в подметки не годятся. Вы забыли, что я очень опытен в конспирации, ведь я участвовал во Фронде!
- Да, прятаться ты мастер, помню, как ловко ты прятался от моих поручений, - расхохотался д"Артаньян.
- Послушайте, господин капитан, - неожиданно серьезно сказал Планше. - Вот вам ключ от первого номера на втором этаже. Ступайте туда и отдохните. Через десять минут вам принесут обед. Через двадцать минут я поднимусь к вам, и мы решим, как нам быть.
- У меня совершенно нет аппетита, дружок Планше, - отмахнулся д"Артаньян.
- Вы пожаловались на то, что за вами следят, значит, вы собирались предпринять путешествие, о котором не следовало бы знать тем, кто установил эту слежку, - сказал Планше. - Ну так мы обманем тех, кто за вами следит, чтобы вы могли без помех отправиться туда, куда вам надлежит ехать. А перед дальней дорогой всегда следует подкрепиться, поскольку в пути не известно, когда и где ещё вы найдёте себе достойный обед.
- В твоих словах много правды, дорогой Планше, - согласился д"Артаньян. - Пожалуй, ко мне уже вернулся аппетит. Вели нести то, что у тебя есть на этот случай и давай сюда это ключ.
После того, как д"Артаньян уничтожил жареную куропатку и полбутылки бургундского, в номер вошел Планше.
- Господин капитан, мои мальчуганы, служащие по кухне и другим мелким делам, разведали, что за вами следят три офицера в разных концах улицы, перекрывая все пути вашего отхода, - сообщил он.
- Всего трое! - воскликнул д"Артаньян. - Не нанизать ли их одного за другим на мою шпагу? Впрочем, вздор, Кольбер пришлет ещё троих, или тридцать три, если сочтет нужным.
- Я тоже подумал, что кровопролитием мы ничего не добьемся, - согласился Планше. - Послушайте же, что я придумал. У меня есть подручный, его зовут Франсуа. Он одного роста с вами, его походка также напоминает вашу. Однажды я увидел его со спины и решил, что это вы, а когда обнаружил, что ошибся, и оказалось, что он ищет работу, я решил, что это - перст судьбы, и немедленно взял его на конюшню. Я рассуждал, что такое сходство фигуры, осанки и роста Господь ведь для чего-то создал.
- Гениально, дорогой Планше! - воскликнул д"Артаньян. - Зови же его скорей!
- Вы обменяетесь одеждой, и он...- продолжал Планше.
- Да, мой друг, да! Мы отправим его в самое далёкое путешествие, но не дольше, чем на месяц. - продолжал д"Артаньян с энтузиазмом. - Зови же его!
- Франсуа, входи! - крикнул Планше, двери отворились и на пороге появился тот, о ком рассказывал Планше.
- Нос великоват, и усы слишком черны, мои уже совсем седые, - отметил д"Артаньян, - Если на лицо надеть маску, подобную той, которая у меня недавно была, то даже Арамис не отличил бы его от меня!
- Маску моя Жанетта сошьет за десять минут, - сказал Планше, - ей только надо будет снять мерку с вас. Усы присыплем мукой. Что касается носа...
- Только не говори, что у меня нос такой же или даже больше, - расхохотался капитан.
- Я и не собирался это говорить, - соврал Планше, не моргнув глазом.
- Пусть Жанетта снимает мерку с Франсуа, - распорядился д"Артаньян, - а пока она шьет, я дам ему некоторые инструкции.
Мадемуазель Жанетта вошла, сделала книксен и принялась с нежностью прикладывать свой портновский метр к лицу Франсуа. Она снимала мерку столь деликатно, и сама она была столь молода и свежа, что наш капитан раскаялся, что отказался от того, чтобы мерка была снята с его лица.
Едва лишь она скрылась за дверью, д"Артаньян стал излагать свой план.
- Дорогой Франсуа, - сказал он. - Правильно ли я понимаю, что вы согласны совершить за мой счет небольшое путешествие по Франции на моём коне и в моём костюме?
- Если эти шпионы не приставлены для того, чтобы вас убить, - ответил Франсуа, - тогда моё путешествие будет приятным и познавательным. Если же у них имеется приказ вас убить, тогда путешествие будет ещё более увлекательным, но я боюсь разочаровать тех, кто их послал, поскольку не все они вернутся обратно.
- Ба, да ты гасконец! - воскликнул д"Артаньян. - Гасконскую речь ни с чем не спутаешь, как и гасконскую храбрость, которые люди из других провинций ошибочно называют бахвальством, пока по дыркам на своей шкуре не поймут, что это всего лишь констатация фактов!
- Господин Планше много раз рассказывал мне о вас, - скромно сказал Франсуа, - мой дом был не дальше от вашего, чем дом господина Планше от Лувра.
- В таком случае, дорогой Франсуа, - спросил капитан, - почему такой храбрый юноша прислуживает на конюшне, а не просится ко мне в мушкетеры?
- Мои родители хотя и принадлежат к дворянскому роду, но совершенно разорены, - просто ответил Франсуа, - Я же решил завоевать Париж, начиная с самых низов. Работая у господина Планше, я за три месяца уже почти накопил на полную экипировку, мне осталось только заработать сумму, достаточную для приобретения хорошего коня и отличной шпаги, после чего я попрошусь в роту гвардейцев. Это займет не больше трех месяцев.
- Дворянин служит у Планше? - удивился капитан.
- Господин Перрен объезжает двух моих коней, - скромно сообщил Планше. - И мы уговорились, что я открыл ему небольшой кредит, который он сможет погасить тогда, когда ему это будет угодно.
- Это другое дело! - воскликнул капитан. - Итак, тебе необходимо ещё три месяца объезжать коней Планше?
- Три месяца и неделю, господин капитан, - скромно ответил юноша.
- Это займет не более месяца, поскольку на этот месяц, Франсуа, ты нанят мной по тройному тарифу. Я лично выберу тебе шпагу и коня, - ответил д"Артаньян. - А на этот месяц я даю тебе взаймы свою шпагу, своего коня и всю свою экипировку. Ты поедешь в сторону Блуа по наиболее длинной дороге. Шпионы решат, что ты едешь к графу, не будем называть его имя, путая следы. Именно этого они ждут от меня. Они пустятся за тобой по следу. Но на полдороги ты должен свернуть и поехать в сторону поместья Брасье, также петляя, как только можно. Не доезжая Брасье, ты вновь повернешь в сторону Блуа, но поедешь туда по другой длиной дороге. Дней двадцать пять - тридцать тебе следует не давать возможности взглянуть на твое лицо и услышать твой голос, вот в этом и состоит твоя задача.
- Маска уже готова, - доложил Планше. - Через час наступят сумерки, мои люди пойдут по домам. Я распорядился, чтобы все они вышли в одно и то же время и пошли в разные стороны. Вместе с ними выйдете и вы в одежде Франсуа. Три шпиона не смогут одновременно следить за всеми. В этот же самый момент Франсуа выедет со двора в вашей одежде и, пришпорив вашего коня, помчится в указанном направлении как можно быстрее.
- Трое болванов помчатся за ним, а я направлюсь туда, где мне давно пора оказаться, - подхватил д"Артаньян. - Планше, Франсуа, я ваш должник! А пока вот деньги на расходы, - с этими словами капитан бросил на стол кошелек, хотя и не слишком увесистый, но содержащий достаточно золота, которого хватило бы и для двух месяцев путешествия Франсуа.
После этого капитан и Франсуа обменялись одеждой и приступили к выполнению плана Планше.
Глава 317
Перед разговором с д"Артаньяном Король имел длительную беседу с Кольбером.
- Господин Кольбер, - сказал Людовик. - Дело Фуке ещё не закончено.
- Да, Ваше Величество, - согласился Кольбер, хотя и не понял, о чём может идти речь в дальнейшем, просто он усвоил, что с Королём следует соглашаться всегда и во всём, и это было очень полезное знание.
- Помнится, что Фуке назвал себя разорённым, указав, что не располагает и двумя миллионами ливров, - напомнил Король.
- Именно так он и заявил на суде! - подтвердил Кольбер.
- Верите ли вы этому заявлению? - осведомился Людовик.
- Господин Фуке доказал уже, что не следует верить ни единому из его утверждений! - с некоторой горячностью ответил Кольбер. - В особенности в отношении финансов, и особенно, в отношении его собственных финансовых возможностей!
- Но мне казалось, что вы осведомлены обо всех финансовых делах Фуке, разве не так? - удивился Король. - Так вы не верите Фуке только по причине недоверия к его словам, или же вы располагаете доказательствами ложности его утверждений?
- Я располагаю ложностью его утверждений, - твёрдо заявил Кольбер. - Даже после изъятия всех ценных бумаг из кабинетов Фуке в его руках номинально остались достаточно большие суммы в драгоценностях, картинах, зданиях и прочем.
Кольбер хотел было упомянуть и стоимость земель, принадлежащих Фуке, но вовремя спохватился, поскольку он имел твёрдое намерение завладеть этими землями для себя лично.
- В какую сумму вы оцениваете богатства, оставшиеся за его семейством? - осведомился Король.
- Не менее, чем десять миллионов ливров, - ответил Кольбер.
- Этот ответ не точный! - сказал Король, изобразив недовольство. - Что означает это ваше "не менее, чем"? Разве я не велел вам контролировать все финансовые операции Фуке? Разве вы не получили на это все необходимые полномочия?
- Деньги, украденные Фуке по операциям, которые он осуществлял за время, когда я мог их контролировать, уже все возвращены в казну, это четыре с половиной миллиона ливров, - ответил Кольбер.
- Суд обвинил Фуке в растрате значительно больших сумм, - уточнил Кольбер.
- Кажется, Фуке возражал, что это - не растраты, а выданные кардиналу Мазарини на особые нужды в интересах государства средства, которые не проведены через казначейство, но были осуществлены по тайному распоряжению кардинала?
- Это всего лишь выдумка Фуке, - солгал Кольбер. - Кардинал никогда не потребовал бы денег от Фуке, не предоставив ему взамен соответствующую расписку.
В этот момент даже Король понял, что Кольбер лжёт, поскольку он ещё помнил, каким был кардинал Мазарини.
- Вы настаиваете на том, что Мазарини не мог взять денег без расписки? - спросил он и взглянул в глаза Кольберу.
- Кардинал Мазарини был кристально честным человеком, и никогда не взял бы ни единого су из казны без расписки, - твёрдо заявил Кольбер, понимая, что на этой лжи следует настаивать. - Относительно честности кардинала Ваше Величество может осведомиться у Королевы-матери, которая, безусловно, подтвердить мои слова.
"Она подтвердит это, даже если это не так, - подумал Король. - Что ж, будем считать, что Кардинал, действительно, писал расписки Фуке, хотя я в этом сильно сомневаюсь!"
- Не могли ли эти расписки как-либо затеряться? - спросил Король. - Быть может, при изъятии бумаг Фуке они попали в разряд неважных документов? Мне сказали, что Фуке настаивал, что в его документах имеются расписки, которые он не может предъявить по той причине, что его бумаги изъяты.
- По моему распоряжению все бумаги, которые могут быть приобщены к обвинительному акту против Фуке, были сложены в папки с красными корешками, а бумаги, которые могли бы послужить его оправданию, я велел сложить в папки с зелёными корешками, - солгал Кольбер. - Папок с красными корешками набралось несколько десятков, папки с зелёными корешками не понадобились, поскольку ни одной бумаги, подтверждающей слова Фуке или опровергающей обвинения против него, не нашлось в его бумагах.
"Хорошо, что все папки с зелёными корешками я велел перенести к себе! - подумал Кольбер. - Долгими вечерами я изучал их, это было занимательное чтение, и, с частью, я уже сжёг их все, а пепел велел растолочь и рассеять над Сеной!"
- Итак, доказаны не только злоупотребления и преступления Фуке, но также и то, что он остался должен казне значительную сумму? - спросил Король.
- Он остался должен шестнадцать миллионов четыреста семьдесят три тысячи восемьсот одиннадцать ливров и сорок восемь су, - ответил Кольбер. - Так что если от продажи его имущества будет выручена меньшая сумма, вся она должна перейти в казну. Если же сумма выйдет больше, то разница может быть передана его семье.
- В таком случае я поручаю вам реализовать арестованное имущество Фуке, - подытожил Король. - Можете выставить картины, статуи, здания и прочие ценности на аукцион. Всё, что можно продать, продайте. Сделайте это тщательно, ваш успех принесёт вам должность суперинтенданта финансов, которая пока ещё остаётся вакантной.
- Слушаюсь, Ваше Величество, - ответил Кольбер. - Могу ли я распорядиться также о демонтаже фонтанов в Во-ле-Виконт?
- Зачем же разрушать фонтаны? - спросил Король.
- Медные трубы весьма дороги, - ответил Кольбер. - Они могут пригодиться для сооружения фонтанов в Фонтенбло.
- Я же вам сказал, заберите всё, что представляет ценность, - ответил Король. - Нет нужды беспокоить меня по таким мелким частностям. И вот ещё что. Фуке был дружен с ваннским епископом. Присмотритесь к собственности этого человека. Вероятно, часть денег Фуке отошла ему. И хотя я уже давно назначил другого человека епископом Ванна, разберитесь с этим. Если у нового епископа в полученном им дворце спрятаны значительные суммы, их следует разыскать и изъять. Напоминаю вам, что шевалье д"Эрбле объявлен врагом государства! Вы, надеюсь, ведёте его розыск?
- Ваше Величество, шевалье д"Эрбле не требуется разыскивать, поскольку он не скрывается, но, к большому сожалению, мы не можем до него добраться, поскольку он служит при испанском дворе, - ответил Кольбер. - Однако, мои люди пристально следят за людьми, связанными с шевалье д"Эрбле, которые остались во Франции.
- Разве сообщники д"Эрбле остались во Франции?! - вскричал Король, но тут же спохватился и добавил более спокойно. - Знайте же, господин Кольбер, что любой человек, который хотя бы как-то связан с шевалье д"Эрбле, должен быть арестован как можно быстрее и водворён в Бастилию! Исключений из этого правила нет!
- Господин д"Артаньян являлся близким другом шевалье д"Эрбле, - сообщил Кольбер.
- Я знаю это, - отмахнулся Король. - Господину капитану моих мушкетёров д"Артаньяну я доверяю всецело. Запомните это: всецело! Когда я сказал, что исключений из этого правила нет, это не касалось д"Артаньяна. Мой капитан мушкетёров является исключением из любого правила, только я могу решать его судьбу, запомните это, господин Кольбер.
- Совершенно верно, Ваше Величество, вы, безусловно, правы в оценке преданности господина д'Артаньяна, и я не стал бы упоминать его, если бы не одно обстоятельство, - мягко добавил Кольбер.
- Какое ещё обстоятельство? - недовольно спросил Король.
- То досадное обстоятельство, что барон дю Валон, друг господина д"Эрбле, который также был объявлен в розыск, и про которого было получено известие, что он погиб под огромным камнем в пещере Локмария, как выяснилось, не погиб, а благополучно спасся, - ответил Кольбер.
- И при чём же тут д"Артаньян? - недоверчиво спросил Король.
- Дело в том, что, позвольте напомнить, господин д"Артаньян находился в тесной дружбе не только с шевалье д"Эрбле, но также и бароном дю Валоном, - сообщил Кольбер. - Именно он и спас барона дю Валона, едва живого, который отправился бы к праотцам от голода и холода, если бы господин д"Артаньян не явился к пещере и не откопал бы барона дю Валона, истощённого, но живого!
- Невероятно! - воскликнул Король. - И вы знали об этом, но молчали?
- Я молчал до поры до времени, Ваше Величество, поскольку господин д"Артаньян наилучшим образом выполнял функции человека, арестовавшего Фуке, и организовавшего его охрану, - ответил Кольбер. - Общественность Франции пришла в большое волнение в связи с арестом Фуке, и только такой человек, как д"Артаньян, мог бы сдержать стихийный бунт и предотвратить несчастья, которые могли бы последовать, если бы друзья Фуке задумали бы его освободить, как некогда подобные люди освободили герцога де Бофора. Если бы Бофора охранял д"Артаньян, он не сбежал бы.
- Вы покрывали д"Артаньяна ровно до тех пор, пока он был вам нужен, чтобы побороть Фуке! - догадался Король. - Теперь же, когда Фуке находится под охраной де Сен-Мара в Пиньероле, вы решили, что пришла пора свергнуть д"Артаньяна?
- Ваше Величество, временные союзы с менее опасным врагом против более опасного врага - это то, чему учит мэтр Николо Макиавелли, - ответил Кольбер. - Пренебрегать советами такого умелого политика неразумно, в чём мы можем убедиться на примере Карла Первого Английского.
- То, что вы говорите, отвратительно, но вы правы, господин Кольбер, - ответил Король после некоторого раздумья. - Может ли случиться так, что д"Артаньян был в сговоре со своими друзьями д"Эрбле и дю Валоном? Я не говорю о каком-то конкретном заговоре, а о чисто гипотетическом заговоре против меня?
- Я не исключаю этого, Ваше Величество, но если бы такое было, тогда вместе с ними в заговоре обязательно состоял бы ещё один человек, - ответил Кольбер.
- Кто же этот человек? - спросил Король.
- Граф де Ла Фер, Ваше Величество! - ответил Кольбер.
- Граф де Ла Фер? - переспросил Людовик. - Немыслимо! Кавалер Ордена Святого духа, знатный как де Грамон или де Ларошфуко?
- Кавалер двух Орденов Святого Духа, Ваше Величество, - напомнил Кольбер. - Первый Орден Святого Духа он получил от покойного Карла Английского. Вероятно, эти почести вскружили ему голову. Если помните, Ваше Величество, он вызвал Вашу немилость вследствие своего вздорного поведения, когда он просил согласия на женитьбу его сына, виконта де Бражелона, на мадемуазель де Ла Вальер!
Услышав имя Луизы де Ла Вальер, Король вздрогнул. Он уже не так нежно и преданно любил Луизу, как в первые годы, но зато очень сильно уважал её и привязался к ней, поскольку она родила ему уже двух детей и весьма скоро мог появиться третий.
- Жениться на мадемуазель де Ла Вальер вопреки моему желанию! - воскликнул Король. - Какая наглость! Припоминаю этот случай. Я даже, кажется, подписал приказ о его аресте, но позднее д"Артаньян уговорил меня простить его.
- Вы видите, Ваше Величество, что эта четвёрка друзей стоит друг за друга горой, и никогда господин д"Артаньян не арестует ни одного из своих друзей, даже если получить от вас на то совершенно недвусмысленный приказ, - ответил Кольбер.
- Припоминаю, что как-то я нашёл на столике у Луизы письмо от этого самого де Бражелона! - проговорил Король тихим голосом. - Она сказала, что это совсем ничто, что это некий её земляк, друг невинного детства! Но как она побледнела тогда! Я видал, что она сильно испугалась, что я прочитал имя отправителя в конце письма. Кажется, там было написано "Навечно ваш, Рауль де Бражелон", или даже что-то похуже!
- Ваше Величество, если, как вы говорите, против вас мог бы состояться заговор этой четвёрки, то причиной этого могло быть то, что вы не дали согласия на брак де Бражелона с мадемуазель де Ла Вальер, - подсказал Кольбер. - Ради Вашей безопасности вся четвёрка должна быть помещена в Бастилию.
- А также этот Рауль, - добавил Король. - Но я не хочу помещать в Бастилию д"Артаньяна! Я верю ему, что бы вы о нём не говорили!
- В таком случае, Ваше Величество, поручите ему арестовать троих своих друзей и виконта де Бражелона, - подсказал Кольбер. - Если он выполнит Ваш приказ, он будет вне подозрений. А если он его не выполнит, то нужны ли Вашему Величеству офицеры, не выполняющие Ваших приказов?
- Да, Кольбер, вы правы, так я и сделаю! - воскликнул Король. - Подготовьте письменный приказ об аресте этой четвёрки - шевалье д"Эрбле, графа де Ла Фер, барона дю Валона и виконта де Бражелона!
- Позвольте дать вам совет, Ваше Величество, - мягко сказал Кольбер. - Д"Артаньян хитёр, и он найдёт к чему придраться в приказе, или же просто сделает вид, что потерял его, и поэтому не смог выполнить его. Если же вы отдадите ему устный приказ, его невозможно потерять. Д"Артаньян - капитан королевских мушкетёров, он должен повиноваться Вашим устным приказам, как письменным!
- Что ж, это разумно, - согласился Король.
- А на случай, если д"Артаньян вздумает заявлять, что его друзья погибли, потребуйте от него недвусмысленных доказательств такого утверждения, - уточнил Кольбер. - Если же д"Артаньян не выполнит приказ в течение месяца с момента его получения, он будет присовокуплён к списку государственных преступников и разделит с ними их судьбу. Предупредите его об этом и покажите заготовленный приказ об аресте его и его друзей, предписывающий исполнить его, скажем, маршалу де Грамону.
- Хорошо, - согласился Король.
- Позвольте также сделать приписку, что приказ будет передан маршалу де Грамону в случае, если господин д"Артаньян случайно погибнет на дуэли, или по каким-либо иным непредвиденным обстоятельствам - упадёт с моста или будет убит разбойниками, - не унимался Кольбер.
- Вы полагаете, что д"Артаньян пойдёт на смерть, чтобы спасти своих друзей? - воскликнул Король.
- Я не предполагаю этого, Ваше Величество, - смиренно ответил Кольбер. - Я это знаю.
- Счастье наше, что д"Артаньян не причислял Фуке к своим друзьям! - проговорил Людовик.
- Господь хранил нас от этой напасти, - согласился Кольбер.
- Почему же Господь не послал мне таких друзей, как д"Артаньян? - спросил Людовик.
"Потому что Ваше Величество не умеете быть другом кому бы то ни было, - подумал Кольбер. - Впрочем, могут ли быть у Короля друзья? Ну теперь, господин д"Артаньян, берегитесь! Ей-богу, лучше было бы вам уступить должность капитана королевских мушкетёров моему племяннику, чем переходить мне дорогу! Вы увидите, как я умею избавляться от соперников!"
Глава 318
В своих мемуарах я пишу, в основном, лишь о том, что связано с нашей старинной дружбой, дружбой между мной, Атосом, Портосом и д"Артаньяном. Я не касаюсь своих дел по руководству Орденом Иезуитов.
Быть может, наступила пора сказать об этом пару слов.
Дела мои в отношении руководства Ордена были направлены на распространение католической веры в мире, на укрепление её. Орден не являлся инструментом власти, насилия или подавления людей, как об этом впоследствии говорили люди, не посвящённые в его дела. Конечно, иногда приходилось убирать с дороги тех, кто мешает делу веры. Но это было благо для тех, кого отодвигали в сторону. Представьте себе несущуюся на скорости карету, запряжённую великолепной четвёркой добрых коней. А теперь представьте, что на пути этой кареты сидит несмышлёное дитя. Карета не может свернуть в сторону, поскольку по обеим сторонам дороги лежат большие камни или растут деревья, либо кусты. Невозможно мгновенно остановить разогнавшихся коней. Спасти это дитя можно лишь одним способом - убрав его с пути бешено мчащейся кареты. Дело Иисуса не может остановиться, оно не может свернуть в сторону. Если этому делу препятствует какой-то вельможа, не к месту начавший своевольничать и гнуть свою линию, его можно лишь убрать с его места. Можно сделать это вежливо и нежно, если же времени и ресурса на вежливость нет, Орден убирает его одним движением, как смахиваете вы надоедливую муху со стола полотенцем. Вы не задумываетесь о том, будет ли муха напугана, или же она не получит никакой психологической травмы. Соглашусь и с тем, что вы не беспокоитесь и о том, останется ли муха невредимой, или же ваше полотенце сломает ей крылья или лапки. Она должна быть сметена со стола, другого варианта просто нет. Несмышлёного ребёнка вы можете убрать с дороги, если вам повезёт его спасти, вы будете гордиться этим. Если вы сломаете ему руку, вы сможете утешиться тем, что всё-таки спасли ему жизнь. Я боюсь рассуждать далее и проводить аналогии, поскольку иначе меня обвинят в том, что я оправдываю преступления против отдельно взятых людей. Но я ничего не оправдываю. Я - иезуит, причём, главный из всех иезуитов. Следовательно, я - слуга Господень. Я слушаю Его указания, которые даются мне в знаках, неприметных для людей невнимательных. Я угадываю Его волю, верно ли, или ошибочно, за это отвечает Он, а не я. Да и перед кем Ему отвечать, как не перед Самим Собою? И если Он позволил мне занять место генерала Ордена, следовательно, так желал Он. Если Он позволил мне стремиться к ещё большей власти, и если это моё стремление увенчалось успехом, то и в этом я усматриваю Его волю.
Да, я никогда не позволил бы посягнуть на чью-то жизнь напрасно. Но я делал это не напрасно, а во имя высокой цели. Быть может, потомки меня осудят. Но в этом случае они забывают, что я - солдат, мушкетёр, моя профессия была всегда убивать по приказу Короля. Если же я увидел, что приказы Короля не справедливые, жестокие, если я отказался убивать во имя поддержки его власти, то ради того, чтобы противостоять ему, я готов был рискнуть, прежде всего, своей жизнью, а, кроме того, счастьем, благополучием и самой жизнью людей, которых Господь вверил под моё начало. Не всеми ими, но теми, кто согласился служить Господу и мне как солдат.
Так что моими целями была вера, моим инструментом были люди, а моими методами были людские страсти, а также способы воздействия на них. Я использовал подкуп, угрозы, шантаж, я даже использовал, скажем так, сильно действующие препараты, тайно подмешиваемые к еде или питью, но это, впрочем, весьма редко. Собственно, только один раз, в отношении герцога Лотарингского, Карла Четвёртого, впрочем, он сам виновен в этом. Ведь никто не вынуждал его нарушать своё слово и ставить Францию на грань новой катастрофы, гражданской войны и мятежа. Он чуть было не допустил противостояния двух законных Королей, двух законных наследников престола, тех двух братьев-близнецов, которых родная мать и родной отец разлучили навеки ради благополучия Франции, ради мира и процветания монархии. Я не посягал на жизнь моего предшественника, генерала Ордена, передавшего мне свою власть и её реквизиты из рук в руки. Генерал умер своей смертью, никакого питья я ему не давал, это клевета в мемуарах Гримо.
Итак, я занимался делами религии, для меня это дело было священным и интересным, для моих братьев во Христе, моих прихожан, послушных моей воле, мои дела были священными, мне не угрожал бунт, слуги Ордена были вполне послушны моей воле. Вероятно, одной из причин этого было то, что я знал, от кого что можно требовать, а от кого чего нельзя и просить. Этим я выгодно отличался от Людовика XIV, который мог бы распоряжаться каждой каплей крови д"Артаньяна, при условии, что он не требовал бы, чтобы он причинил какой-либо вред своим друзьям. Скажу ещё и то, что от такого неумения понять своего капитана мушкетёров, возможно, больше пострадал сам Король, нежели его капитан. Это - наука всем монархам всех времён и народов: Знайте, от кого чего можно требовать, не забывайте об этом, помните, что даже самый послушный человек проявил послушание только до определённых границ. Мир не состоит из Авраамов, готовых принести в жертву своему господину собственного сына Исаака. Если бы сам Господь потребовал бы от д"Артаньяна, чтобы он убил меня, или Атоса, или же Портоса, то и он потерпел бы неудачу. Он потерпел бы неудачу и с Портосом, и с Атосом.
Я написал это и ужаснулся. Я никогда не думал о том, послушался ли бы я Господа, если бы Он потребовал от меня принести в жертву одного из моих друзей? Начав писать эту главу, я был убеждён про себя, что не согласился бы. Но ведь никто не заставляет меня лгать этой бумаге, которая не предназначена к тому, чтобы её кто-нибудь прочитал! Я пишу это только для себя самого, так что я должен быть честен. Я вспоминаю, что ведь я же фактически принёс Портоса в жертву своим амбициям, пусть бы даже я считал их внушённых мне Господом и богоугодными по этой причине. Да зачем же обманывать себя? Прежде всего, я хотел поменять Короля, я хотел посадить на трон Франции послушного мне Филиппа, для того, чтобы через него управлять всем государством. Я желал, чтобы моё положение было выше, чем положение Фуке и даже выше самого Короля, ведь новый Король целиком и полностью зависел бы от меня. Да, я не подумал о том, что рискую не только собой, но и Портосом! Но я был обязан подумать об этом. Да, я был убеждён в своей победе, но я должен был подумать и о возможности поражения.
Кардинал де Рец, Поль де Гонди, которого я всегда презирал, сказал как-то, что любое предприятие надо обдумывать столь глубоко, чтобы даже поражение приносило нам известные выгоды! И он таки добился своего. Фронда, выдуманная и реализованная им, потерпела поражение, но даже в результате поражения Гонди из коадъютора парижского сделался кардиналом! Следовало бы и мне брать с него пример, и столь же тщательно продумывать свои шаги!
Когда я понял, что д"Артаньян разгадал мои замыслы и намеревается возвратить Людовика на трон, я позорно бежал, поскольку не решился идти против друга.
Я оправдывал своё бегство благородными мотивами: я не хотел становиться врагом своему другу. Но я обязан был вспомнить о Портосе, который был мне не меньшим другом, чем д"Артаньян! Я должен был думать о спасении Портоса в первую очередь, а о себе забыть! Я этого не сделал. Поэтому я сейчас встану со своего удобного кресла, подойду к зеркалу из венецианского стекла в золотой оправе, и плюну в своё отражение. Так я выражу самому себе осуждение за то, что безответственно рисковал своим другом и чуть не погубил дорогого Портоса - самого доброго, самого чистосердечного и, пожалуй, самого дорогого мне друга! Господи, благодарю Тебя за то, что в ту тяжёлую пору ты не забрал его к Себе, что оставил его нам, сохранил его жизнь!
Да, я вынужден признаться, что я был тогда не таков, как сейчас. Пожалуй, я мог бы рискнуть жизнями своих друзей ради личной выгоды. Мне стыдно это говорить. Я надеюсь, что я клевещу на себя, но я должен сказать, что такое было при определённых условиях возможно. Это не то, что сейчас. Теперь, когда я, седой старец, словно какой-то летописец пишу за главой главу только лишь для того, чтобы мысленно воскресить те события, которые были самыми счастливыми в моей жизни, хотя я ещё не был тогда тем, кем являюсь сейчас, не был понтификом, теперь я таков, что не рискнул бы и мизинцем любого из моих друзей за всю власть над миром, за все сокровища мира. Теперь-то я с радостью отдал бы свою жизнь за любого из них! Но что такое теперь - моя жизнь? Сколько мне осталось? Месяцы? Недели? Дни? А, может быть, часы! Скоро воссоединюсь я с вами, дорогие мои друзья! И я надеюсь, что вы простите мне мою тогдашнюю слабость, когда я подвергнул такому риску нашего дорогого Портоса! Ваше прощение мне так необходимо! Ни один духовник не дарует мне отпущения лучше вас, Атос, надёжней вас, д"Артаньян, и проще, чем это сделали вы, Портос!
Мне кажется, что там, за пределами круга света, образуемого моими свечами, я вижу смутные тени Атоса, Портоса и д"Артаньяна!
- Ваша задумка была великим делом, хотя и преступлением, дорогой друг, - говорит мне Атос. - Но вы поступили единственно так, как могли бы поступить, потому что вы - это вы, не терзайте себя понапрасну. Быть может, вашими действиями управлял Господь, может быть, Судьба, а может быть, кто-то похуже. Но ваше раскаяние всё искупает. Утешьтесь, друг мой, и идите к нам с чистой душой и лёгким сердцем.
Атос грустно улыбается и лик его рассеивается в тени моего кабинета.
- Арамис! - восклицает д"Артаньян. - Вы поступили крайне опрометчиво! Если бы вы погубили Портоса, я, может быть, никогда бы вам этого не простил. Но, чёрт подери, Портос не погиб, и ваша вина всего лишь в том, что вы рисковали, а риск - это неизменное состояние, в котором находится каждый мушкетёр! И сколько бы вы не прикидывались аббатом, вы всегда были прежде всего мушкетёром! Единственное, в чём я вас упрекну, если вам понадобилось рискнуть чьей-то жизнью, вы обязаны были выбрать из нас троих меня! Впрочем, дело прошлое, я присоединяюсь к Атосу и предлагаю вам снять со своей души этот камень. Портосу это ничуть не повредило, и он довольно быстро наверстал потерянный вес. Господь с вами!
После этого лицо д"Артаньяна тоже заколыхалось и рассеялось в темноте.
Осталось только добродушное лицо Портоса.
- Я не умею говорить так красиво, как они, - проговорил Портос со смущённой улыбкой. - Простите меня за то, что вы так долго печалитесь, и что я стал причиной этой печали. Развеселитесь же! Пока вы живы, надо радоваться жизни! Если бы можно было всё вернуть, и если бы я знал, чем всё закончится, я всё равно пошёл бы за вами! Мы славно повеселились напоследок!
- Не уходи, Портос! - воскликнул я.
Но лицо Портоса снова смущённо улыбнулось мне и растаяло в ночи.
Уф! Кажется, я заснул!
Запишу-как я этот сон! Ведь я пишу эти воспоминания исключительно для того, чтобы вновь ощутить себя среди моих дорогих друзей! Этот диалог посреди ночи в роскошном рабочем кабинете понтифика, освещённом только пятью свечами, стоящими на столе в широком подсвечнике, ведь он - тоже часть моих встреч с ними. Сохраню же для памяти и его тоже!
Глава 319
Месяцем ранее в Блуа, в замке Бражелон произошли некоторые события, нарушившие безмятежную жизнь графа де Ла Фер.
С утра Атос после верховой прогулки подкрепился лёгким завтраком, прошёл в фехтовальный зал, где занимался фехтованием около часа с бывшим мушкетёром де Ла Валем, который проживал у графа на полном довольствии за то, что предоставлял ему эту возможность, затем взял со стола книгу, которая была прочитана им уже наполовину и уединился с ней в небольшой беседке.
Спустя некоторое время он услышал два лёгких постукивания по перилам лестницы, ведущей в беседку. Согласно условному знаку между ним и старым Гримо, это означало, что в замок нагрянули гости. Это постукивание пальцем было почти не слышным, но у Атоса был прекрасный слух.
- Сколько? - спросил Атос, не отрывая глаз от книги, и услышал в ответ ещё один лёгкий стук.
- Друг? - осведомился Атос и взглянул в глаза седовласого Гримо.
Гримо кивнул, подняв при этом левую бровь и слегка покачав головой.
- Не друг, но и не враг, - заключил Атос. - Но скорее друг. Это граф де Рошфор?
Гримо кивнул, прикрыв глаза.
Атос слегка повернул голову и указал глазами на скамью напротив себя, затем постучал двумя пальцами по столу и поднял их.
Гримо всё понял, ему следовало проводить Рошфора к Атосу в беседку, затем принести бутылку Бургундского и два бокала.
Атос закрыл и отложил книгу, после чего встал, сделал несколько энергичных движений плечами и руками и вышел из беседки навстречу гостю.
- Дорогой граф, рад вас видеть! - сказал Рошфор, протягивая Атосу руку для пожатия.
- И я вас рад видеть, граф, - ответил Атос, пожимая руку Рошфора. - Что привело вас в эту глушь ко мне? Кажется, мы не виделись с вами с того самого времени, как устроили побег герцогу де Бофору.
- Почему вы не допускаете, что я просто соскучился по одному из старых приятелей? - ответил Рошфор с улыбкой. - Но вы правы! У меня, действительно есть дело к вам, и, я надеюсь, вам оно не покажется не стоящим внимания.
- Если говорить о моём внимании, вы всегда можете на него рассчитывать, но вам, по-видимому, потребуется не только моё внимание, но также и моя помощь? - спросил Атос. - Поскольку же я знаю вас как человека, далёкого от праздных мыслей и поступков, ваше дело, я полагаю, достаточно серьёзное, поэтому предлагаю сразу же перейти к нему, а потом мы с вами отобедаем.
В этот момент Гримо принёс на подносе бутылку Бургундского, два бокала и графин с водой для Атоса.
- Прошу простить меня, граф, что я уже почти совсем не пью вина, а если и пью, то сильно разбавляю его водой, - сказал Атос. - Но мои гости не должны страдать от этой моей привычки, так что прошу, угощайтесь, пока в другой беседке нам накрывают стол.
Гримо наполнил бокал Рошфора, после чего налил в бокал Атоса воду, которую лишь слегка подкрасил вином из той же бутылки.
- За наши приключения, предпринятые ради спасения герцога де Бофора! - провозгласил Рошфор, поднимая свой бокал.
- Я благодарен вам, граф, за то, что вы привлекли меня к этому делу, - ответил Атос. - Вы всё так детально продумали и предусмотрели, что выполнить эту затею удалось ровно так, как и замышлялось. Поэтому скажу: браво, граф де Рошфор!
- Охраняли его довольно небрежно, и мы всего лишь воспользовались возможностью, - ответил Рошфор.
- Не каждый дворянин осознал всю подлость того, что позволил себе Мазарини. Мы благодаря вам сделали то, что были должны сделать в этой ситуации. Кардинал, посмевший заключить под стражу Принца крови, должен был понять, что имеются силы, способные противостоять его произволу! - ответил Атос. - В те далёкие времена, когда мы с вами были по разные стороны баррикад, я и не предполагал, насколько вы преданы королевскому дому, насколько готовы к самопожертвованию и риску ради персоны королевских кровей!
- Говорите только за себя, граф, - сказал Рошфор. - Я руководствовался не благородными принципами, а самыми простыми побуждениями. Надо мной посмеялись, меня посчитали ни на что не способным, я негодовал. Поэтому я доказал, что могу ещё очень многое. Я попросту отомстил Мазарини за то, что он счёл меня ни на что не годным стариком. Нет, он, конечно, не высказал мне этого в лицо, но его глаза говорили именно это. Он решил, что моё предназначение - бесславно состариться и умереть в Бастилии, как надлежит человеку, утратившему хотя бы самую толику доверия власть имущих и не представляющему для них никакой ценности. Я же доказал, что мной ещё рано пренебрегать. Я отнюдь не руководствовался благородными побуждениями, как вы, но я, признаюсь, зная ваш характер, рассчитывал на ваши благородные побуждения.
- Благородное дело, сделанное не по благородным мотивам, не перестает быть благородным, - мягко сказал Атос. - Граф, вы наговариваете на себя. Все мы, дворяне - преданные слуги Короля, но мы также и слуги его семьи. Герцог де Бофор принадлежит к королевскому дому, и наш долг состоял в том, чтобы вступиться за него. Мы его выполнили, и на этом наша миссия закончена. К тому же, будучи на свободе, герцог смог помириться с Королем, поэтому наша миссия далее не может считаться преступной. Мы ведь вернули Франции полководца, который так нужен, когда Франция находится в состоянии войны, пусть даже и не самой большой в истории Франции, но немаловажной.
- Мы не закончили нашу миссию, граф, герцог Бофор не примирился с Королем, ему грозит величайшая опасность, - возразил Рошфор. - Из достоверных источников я знаю, что в его армии имеются люди, получившие приказ выстрелить ему в спину во время одного из сражений. Герцогу не суждено вернуться домой с этого сражения.
- Вы уверены в этом? - спросил Атос. - Может ли Король быть столь коварным?
- Возможно, приказ отдал не Король, а Кольбер, или кто-то другой из влиятельных лиц, - ответил Рошфор.
- Неужели кто-то может в обход Короля вынашивать такие коварные планы? - удивился Атос. - Ведь если Людовик узнает об этом, тому, кто такое замыслил и велел исполнить, не сносить головы! Да и кому может такое понадобиться?
- Король примирился с Бофором лишь для виду, - уточнил Рошфор. - Если бы вы были в Париже, то и вы это поняли бы. Для виду же Король даже отправил герцога де Бофора во главе хорошего войска сражаться за интересы Франции. Конечно, герцог чувствует себя в безопасности, во всяком случае с тыла. Он не ожидает такого предательства, и поэтому он обречён, если его никто не предупредит.
- Все бойцы должны подчиняться своему командиру! - воскликнул Атос. - Выстрел в спину своему командиру - подлейшее из предательств!
- Я уже сталкивался с ситуацией, когда в рядах младших офицеров имеются лица, получившие особые полномочия, подписанные Королем, - ответил Рошфор. - Такие дела творил господин Кольбер. Поэтому я не сомневаюсь, что и в данном случае он - и автор и составитель этих особых полномочий.
- Что за времена! - воскликнул Атос. - Кардинал Ришельё никогда не опустился бы до такой низости!
- Вы думаете? - с усмешкой спросил Рошфор. - Граф, вы словно бы смотрите на мир сквозь радугу!
- Неужели и Ришельё был таким же коварным? - спросил Атос.
- Уж мне ли не знать, - только и ответил Рошфор.
- Ах да, правда, ведь вы были одним из его доверенных лиц, - пробормотал Атос. - Стало быть, и вы...
- Нет, я ничего подобного никогда не делал, и не передавал распоряжений о том, чтобы такое проделал кто-то другой, - ответил Рошфор. - Но разве вы не помните, что в вашего друга д"Артаньяна при осаде Ла-Рошели стреляли отнюдь не с позиций врага, а сзади, из окопов свои же солдаты?
- Я полагал, что это было инициативой одной известной нам обоим дамы, - сказал Атос.
- Инициатива - это одна часть действия, а согласие - это другая его часть, не менее необходимая, - философски заметил Рошфор. - Скажем так, что Кольбер, по-видимому, высказал при Короле опасение, что герцог де Бофор не вернётся из своего похода, и проследил за тем, как на это предположение отреагирует Его Величество. Он заметил по некоторым признакам мимики Короля, читать которую все придворные умеют великолепно, что Его Величество, по-видимому, не слишком огорчится, если потеряет своего так надоевшего ему своими заговорами и раздражающего его своей популярностью, родственника, который ему уже как кость поперёк горла.
- Допускаю, что Бофор не мил Его Величеству, но зачем Кольберу или, тем более, Королю, могло понадобиться подло убивать герцога Бофора? - удивился Атос. - Ведь его можно просто сослать куда-нибудь подальше?
- Политика, граф! - ответил Рошфор. - Бофор, внук Генриха IV, и уже поэтому он популярен в народе. После освобождения он не только примирился с Королем, но и получил должности гроссмейстера, шефа и главного суперинтенданта навигации. Король сделал вид, что осуждает Мазарини за то, что он арестовал и заточил Бофора в Венсенском замке. Король осыпал его милостями, чтобы никто в этом не сомневался. Списать на покойника все нанесённые Бофору обиды - великолепный ход. Но если теперь отправить его в опалу, народ может не понять такого обхождения с его любимцем. Может начаться новая Фронда. Поверьте, если Бофору, да ещё вернувшемуся с войны победителем, придёт в голову затеять новую Фронду, он сможет сделать это в два счёта. Уж лучше будет, если он не вернётся.
- Король, который посадил в Бастилию, а затем в Пиньероль всевластного Фуке, опасается Бофора? - продолжал недоумевать Атос.
- Бофор, который дважды разбил турок, причем один раз - при приблизительном равенстве сил, этот Бофор не только популярен в народе, но и популярен среди дворянства, следовательно, он опасен вдвойне, - ответил Рошфор. - Этот человек стремительно набирает популярность в народе, в войсках и в глазах всего дворянства. Он становится опасным Королю, а, следовательно, и Кольберу, который строит свои планы исключительно на своем влиянии на Короля.
- Ваши сведения о приказе застрелить Бофора кому-то из младших офицеров достоверны? - продолжал сомневаться Атос. - Но ведь этот младший офицер должен понимать, что после того, как он выполнит это преступный приказ, его уничтожат, чтобы не оставлять свидетелей!
- Следовательно, для дела был выбран не очень смышлёный офицер или солдат, которого соблазнили большими деньгами, - ответил Рошфор. - Что касается моего источника сведений, я не могу за него поручиться, но мне кажется, что он сообщил мне правду.
- Мы должны спасти герцога, - сказал Атос таким тоном, как будто сообщал о своём намерении прогуляться по парковой дорожке. - Если даже эти сведения ошибочны, мы ничего не потеряем, если отправимся к нему и постараемся его защитить. Если же это правда, и мы, зная об этих коварных планах, ничего не предпримем, мы никогда не простим себе! Уж лучше тогда было бы ему оставаться в Венсенском замке до конца жизни!
- Я не сомневался в вашем согласии на это дело, граф! - воскликнул Рошфор. - Вы - поистине самый благородный дворянин во Франции из всех, кого я знаю! Такое благородство и бескорыстие, вы даже не дали себе труда обдумать моё предложение, и высказали его сами прежде, чем я успел его сформулировать.
- Вы забываете, что под командованием герцога де Бофора сражается мой сын Рауль, - возразил Атос. - Для меня прийти на выручку герцогу не только вопрос чести и долга, но ещё и дело семейное. Любой из этих трех причин достаточно, чтобы не думать об опасностях. Кроме того, я не один. Ведь вы будете со мной, не так ли? Я полагаю, что и мой давний товарищ по оружию со времён де Тревиля, де Ла Валь, поедет с нами.
- Де Ла Валь? - удивился Рошфор. - Я помню его! Храбрый вояка и отличный фехтовальщик! Не такой, конечно, каким были вы или д"Артаньян, но тоже один из первых!
- Вы мне льстите, Рошфор, я не такой уж превосходный фехтовальщик, как д"Артаньян, хотя моя шпага повидала всякое, - ответил Атос. - Я уговорил де Ла Валя пожить у меня, и мы с ним каждый день упражняемся в фехтовании. Не то, чтобы я планировал когда-то вернуться в строй, но почему-то, может быть просто из упрямства, я не желаю терять форму, я не хочу превращаться в старика. Я хотел бы умереть со шпагой в руке, и это, пожалуй, причина, что я продолжаю фехтовать ежедневно.
- Я слышал, что де Ла Валь совершенно разорился, его ограбил его брат с супругой! - ответил Рошфор.
- Я не знал об этом, - солгал Атос. - Но у де Ла Валя есть кое-какие деньги. По вечерам, знаете ли, мы играли с ним в карты и в кости, так вот ему по каким-то причинам удивительно везло в последнее время.
"Благородный Атос пожертвовал часть своего состояния, чтобы вытащить из нищеты своего былого товарища по оружию! - догадался Рошфор. - Если де Ла Валь после такого откажется нас сопровождать, я вызову его на дуэль!"
Но шпаге Рошфора не суждено было в этот день увидеть дневной свет. Едва лишь де Ла Валь услышал о предполагаемой поездке на фронт для того, чтобы спасти герцога де Бофора, он сам вызвался сопровождать Атоса и Рошфора.
- Это увеличивает наши шансы против десятка шпионов, чьих лиц вы не знаем, - сказал с улыбкой Атос. - Что ж, если мы погибнем, то в борьбе за благородные цели, а что может быть лучше такого исхода на шестом десятке лет?
- Граф! Вы сейчас сказали фразу, которую в таких случаях говорил над дорогой друг Портос! - воскликнул Атос.
- Неужели? - несколько нарочито удивился Рошфор. - Открою вам тайну: я к этому и стремился. Во мне погиб талант актёра, я мог бы изобразить его на сцене. У меня чудесный дар перевоплощения.
- Талант актёра? - удивился Атос. - Откуда вы узнали, что у вас имеется талант перевоплощения? Кто вам об этом сказал.
- Во времена Ришельё я не раз убеждался в этом на деле, - ответил Рошфор и хитро улыбнулся. - Я встречал д"Артаньяна намного чаще, чем он об этом думает. Но в большинстве случаев я не выдавал себя. Вот почему кардинал знал почти о каждом шаге вашей неразлучной четвёрки.
- Постойте-ка! - воскликнул Атос. - Помню мне как-то показалось, что один священник чем-то напоминает вас, но я тут же убедил себя в том, что я ошибаюсь!
- Это был я! - ответил Рошфор, после чего оба графа весело рассмеялись и обнялись.
- И как же это случилось, что мы не поубивали друг друга? - спросил Атос. - Мы ведь были весьма близки к этому!
- Ваш дорогой д"Артаньян трижды дрался со мной, и каждый раз наносил мне весьма болезненные раны! - ответил Рошфор. - Я и сам удивляюсь, как это он не убил меня на трёх дуэлях подряд? Ведь уже на первой из них я понял, что мне не устоять против него!
"Что ж, по-видимому, он избрал такой способ отомстить за свою Констанцию, - подумал Атос. - Весьма любезно с его стороны, что он не прикончил Рошфора. Иначе я не имел бы сейчас такого приятного собеседника и товарища по делу, которое мы просто обязаны выполнить - спасти Бофора, или погибнуть вместе с ним!"
Глава 320
Прибыв в Марсель, Атос, де Ла Валь и Рошфор сели на корабль, направляющийся в Неаполь, оттуда сушей добрались верхом на арендованных конях до Бари, откуда вновь на корабле, отправляющемся в Афины, добрались до Гитио. В этом прекрасном и солнечном городке они не без труда наняли небольшую быстроходную шхуну, капитан которой согласился доставить их на Крит. На этом острове находится крепость Кандия, куда герцог Франсуа де Бофор со своей эскадрой прибыл, чтобы оказать поддержку Венецианской республике в борьбе с Османской Империей. В числе офицеров герцога были Рауль де Бражелон и Арман де Грамон граф де Гиш. Экспедиция, предпринятая герцогом, имела целью защитить крепость Кандию от турков, чтобы не допустить потери острова Крит, который бы давал туркам ключ ко всей восточной части Средиземного моря.
Герцог де Бофор, второй сын Цезаря де Бурбона, герцога Вандомского, внебрачного сына Короля Генриха IV и Габриэль д"Эстре и Франсуазы Лотарингской, с учётом известной мне тайны рождения Людовика XIV от Цезаря де Бурбона, биологически является родным братом нашего Короля, а также Луи-Филиппа, но не был братом герцога Орлеанского, Филиппа, то есть Месье. Но это родство по отцу было известно лишь мне, самой Королеве и герцогине де Шеврёз, для всех прочих отцом Людовика XIV и Месье был Людовик XIII, а поскольку Цезарь де Бурбон был всего лишь герцогом, тогда как Людовик XIII был Королём Франции, разница между Людовиком XIV и герцогом де Бофором была огромной, поэтому Людовик правил страной, тогда как Бофору надлежало исполнить функции военачальника.
Франсуа де Бофор отличался чрезвычайной храбростью и воинственностью, удивительным образом сочетающейся с довольно эксцентричным характером. В результате заговора против первого министра, кардинала Мазарини, он оказался заточенным в Венсенском замке, откуда ему удалось сбежать при помощи графа де Рошфора, графа де Ла Фер и Гримо. Участие герцога в движении Фронды было скорее номинальным, чем деятельным. Получив от парижской черни полушутливое прозвище "Короля рынков", он выполнял функции того номинального лидера, существование которого придавало Фронде видимость осмысленного сопротивления власти и иллюзию наличия альтернативы королевскому абсолютизму. Разумеется, сам герцог и не помышлял о том, чтобы свергнуть законного Короля и занять его место, но ему доставляла радость мысль насолить кардиналу Мазарини, который упёк его в Венсенский замок. Постепенно и не без помощи капитана королевских мушкетеров д"Артаньяна Фронда сама собой распалась подобно тому, как разбивается о берег огромная морская волна, смертельно опасная для кораблей в открытом океане, но совершенно безобидная после того, как добирается до каменистого берега, растеряв почти всю свою силу по мере своего продвижения.
Я уже писал о том, что после окончания волнений Фронды Мазарини вновь воцарился в Париже, во своём дворце, где его окончательно добила старость и подагра. Завещав Королю часть своих богатств и оставив не менее значительную часть украденных им у Франции денег своим племянницам, кардинал, наконец, оставил сей бренный мир, или, как шутили некоторые отчаянные головы, "получил окончательное повышение по линии духовной иерархии", к радости многих его врагов и к большому сожалению немногих его друзей, среди которых был и Никола Фуке, который сожалел бы о Мазарини ещё больше, если бы предвидел своё скорое падение, чего не случилось бы, пока Мазарини был жив. Вероятно также и то, что если бы Фуке предвидел, что ему предстоит окончить жизнь в тюрьме по причине слишком большого доверия с его стороны к Мазарини, вследствие чего он выдавал кардиналу огромные суммы, не заботясь о том, чтобы на каждую такую выдачу получить соответствующую расписку и бережно хранить её, он по всей видимости не был бы столь послушным исполнителем его воли, и даже, быть может, задушил бы Мазарини собственными руками, вместо того, чтобы заботиться о сохранности его библиотеки, коллекций картин и прочих ценностей, пока кардинал находился в изгнании.
Королева Анна смахнула две слезинки с уголков глаз и относительно быстро успокоилась, узнав о сумме того наследства, которое её сын Людовик XIV наконец-то получил. Король довольно легко примирился с герцогом де Бофором после его бегства из Венсенского замка и даже назначил его на несколько ответственных воинских постов. Ряд успешных воинских экспедиций закрепили за Бофором должность гроссмейстера, шефа и главного суперинтенданта навигации. Герцог со своим флотом многократно доказывал Туркам, что Франция не намерена уступать свои позиции в Средиземном море, в чем побитые турецкие капитаны убедились на собственном печальном опыте. Экспедиция, предпринятая на этот раз, должна была усилить союз с Венецианской республикой и ещё сильнее ослабить влияние турков, однако силы были неравны, и экспедиция обещала быть трудной.
Если бы Бофору удалось одержать победу в этой экспедиции, его слава и влияние на судьбы и политику Франции могли бы, действительно, необычайно усилиться, но только такой далекий от военного искусства человек, как Кольбер, мог полагать, что эта экспедиция может легко закончиться успехом. Он напрасно опасался возвращения Бофора и совершенно не учёл, что в случае безвременной гибели герцога шансы на успех этой экспедиции становились исчезающе малыми, а неудача экспедиции была крайне нежелательна не только Франции, но и всему католическому миру.
Итак, граф де Ла Фер, граф Рошфор и де Ла Валь спешили не только предупредить измену и спасти герцога Бофора от гибели, фактически они спешили защитить интересы Франции и Венецианской республики в восточной части Средиземного моря.
- Мне следовало с самого начала поехать на эту осаду вместе с Раулем, - сказал Атос Рошфору, стоя на палубе корабля и вглядываясь в даль на горизонте.
- Вы не должны постоянно опекать молодого виконта, и вы, разумеется, этого не делали, иначе он никогда не стал бы тем доблестным воином, каким, как я слышал, он уже является, - возразил Рошфор. - Желание не отпускать от себя детей разрушительно действует на их характеры.
- Именно это соображение и удержало меня, - вздохнул Атос. - Но, как вы знаете, в экспедиции имеются шпионы, получившие распоряжение совершить самое ужасное преступление, какое только можно совершить в армии, ведущей боевые действия. Предательски обезглавить военную экспедицию означает обречь её на поражение. А покуситься на герцога, в чьих жилах течет кровь Короля Генриха IV - чрезвычайно злодейское преступление. Покуситься на такое мог только совершенно безнравственный человек, не заслуживающий чести носить звание дворянина.
- Совершенно согласен с вами, граф, - ответил Рошфор.
- Вы так и не раскрыли мне источник сведений об этом предательстве, - продолжал Атос. - Вы, разумеется, имеете полное право скрывать источник своей информации, я никоим образом не ставлю под сомнение ваши слова. Как я уже сказал, даже если эти сведения не точны, мы ничего не теряем от проездки кроме времени и денег, а я не ценю ни того, ни другого. Вместе с тем я тешу себя надеждой повидать Рауля. Если бы у меня не было этого прекрасного повода отправиться на встречу с ним, я бы так и прозябал в Блуа, тогда как теперь я чувствую, что помолодел, я бодр духом и преисполнен самых радужных надеж. Я живу, граф, и за это я чрезвычайно благодарен вам! Если источник ваших сведений не подлежит оглашению, я прошу прощения за своё любопытство и снимаю свой вопрос.
- Вы меня нисколько не стеснили, задавая этот вопрос, - ответил Рошфор. - Как вы знаете, я принимал участие в действиях некой оппозиционной силы, именуемой Фрондой. Хотя силы эти отступили, но кое-какие связи у меня остались. Среди парижских буржуа имеется чрезвычайно смышлёный малый, который держит что-то среднее между трактиром, гостиницей и фруктовой лавкой. Он сохранил сеть доброжелателей, которые при случае, если им удаётся узнать какие-то важные сведения через слуг или лакеев, доставляют эти сведения указанному лавочнику. Этот лавочник выполняет функции подпольного главнокомандующего остатков оппозиции. Мне он сообщает полученные им сведения лишь в том случае, когда уверен, что, во-первых, они важны для меня и общего дела, во-вторых, понимает, что без моей помощи они возникшую проблему решить не могут. Это уже второе сообщение из этого источника, и первое было совершенно точным и чрезвычайно своевременным.
- Вашего разъяснения, граф, более чем достаточно, и я прошу вас не называть имя этого удивительного человека, являющегося достоверным источником вашей информации, - поспешно ответил Атос, не желающий знать чужую тайну до такой степени подробности, какой Рошфор уже готов был с ним поделиться.
Если бы Атос не прервал Рошфора, он узнал бы, что таинственным источником информации явился не кто иной, как Планше, знакомый ему по дням молодости, когда нынешний лавочник и серый кардинал остатков Фронды был простым слугой у молодого и никому тогда не известного д"Артаньяна, только ещё начинающего свою военную карьеру.
- Между прочим, граф, - произнёс Рошфор, - каким образом мы на этом утлом судёнышке сможем помочь герцогу Бофору? Теперь уже мало того, что мы с вами бросились на выручку герцогу, не раздумывая о средствах достижения поставленной перед нами цели, но сейчас самое время приемлемый план действий.
- По части планов, граф, вы обращаетесь не по адресу, - с улыбкой ответил Атос и взмахнул своей головой, отчего его седые кудри рассыпались по плечам, словно тысяча ручейков, стекающих с горы. - Далеко идущие и крайне замысловатые планы любит строить мой друг Арамис. Что до планов неожиданных, головокружительных и решительных, то по этой части у нас лучшим был д"Артаньян. Я же всегда действовал лишь под влиянием чувства долга и чести, не слишком задумываясь о последствиях, кроме тех случаев, разумеется, когда все мы действовали по единому плану, родившемуся в голове одного из нас, и принятому всеми без возражений. Какие это были счастливые времена, граф!
- Я помню об этом, когда никто не в силах был остановить напор вашей славной четверки! - улыбнулся Рошфор. - Хотя это нисколько не радовало меня, ведь я волею случая был на другой стороне, поэтому ваши успехи были одновременно и нашими поражениями.
- Стоит ли сейчас вспоминать подобные мелочи? - откликнулся Атос под влиянием романтических воспоминаний. - Король и великий кардинал, которым мы служили, как могли, уже отошли в лучший из миров, где, полагаю, сняли все свои разногласия и примирились перед лицом Господа. Но царственная кровь не должна быть оскорблена подлым убийством. Будем же действовать так, как подсказывает нам наша совесть. Мы либо спасём герцога, либо погибнем, спасая его. Оба этих исхода мне видятся предпочтительными в сравнении с пассивным ожиданием развязки этой ужасной драмы.
- Граф, я восхищаюсь вами и вашими словами, и не могу ничего возразить! - ответил Рошфор.
Между тем, в крепости Кандия разгорались нешуточные события. По условиям Пиренейского мира, Франция обязалась помогать Венецианской республике в её противостоянии Османской империи. Поначалу успех сопутствовал Венецианцам, и они одержали множество побед в отдельных сражениях, но после того, как османский флот на голову разбил венецианский, и в довершение несчастий командующего венецианским флотом Лазаро Мочениго убило рухнувшей от пушечного ядра мачтой корабля, удача полностью перешла на сторону Османской империи. Крепость Кандии на острове Крит оставалась последним форпостом присутствия Венецианцев в восточной части Средиземного моря. По этой причине турки не жалели ни сил, ни жизней, ни пороха, ни пуль при осаде этой крепости. Воспользовавшись сведениями от перебежчиков, они узнали о наиболее уязвимых местах крепости и вели на этих участках жесточайшие бои. Когда бои на некоторое время затухали, осада крепости продолжалась, что усложняло и без того незавидную участь осажденных.
Прибывшие с моря силы герцога Бофора присоединились к осажденным.
Глава 321
Д"Артаньян с помощью Франсуа, который был одного с ним роста, и, к счастью, даже в чём-то походил на него чертами лица, успешно реализовал хитрую задумку Планше: Франсуа изображал д"Артаньяна, а д"Артаньян изображал Франсуа. Пока шпионы Кольбера направлялись по следу Франсуа, думая, что преследуют д"Артаньяна, сам он был волен выбирать другое направление, не опасаясь слежки, по крайней мере, первое время, а это уже было кое-что.
Должен сказать, что нашим друзьям не во всём так везло, и если д"Артаньяну и удалось на время перехитрить Кольбера, то и Кольбер кое в чём переиграл моих друзей. Прекрасно понимая, что он не сможет так просто убить графа де Ла Фер в его имении, где так много его сторонников и слуг, и без письменного приказа Короля об его аресте, не сможет также и арестовать его, он решил выманить графа из дома с помощью ложного слуха о том, что герцогу де Бофору угрожает смертельная опасность вследствие подкупа и предательства кого-то из солдат или младших офицеров. На самом деле ничего подобного не имело места, Кольбер никогда не решился бы на такое преступление, которое не сошло бы ему с рук, а вот слух об этой затее должен был сыграть ему на руку. Кольбер не сомневался в том, что если эта новость поступит из достоверного источника, которому Атос доверял, то он непременно бросится спасать герцога.
Для чего Кольбер задумал эту игру, станет понятно, если учесть, что Кольбер считал д"Артаньяна своим соперником за доверие Короля, о чём сам д"Артаньян и не подозревал, поскольку и не думал биться за это преимущество. Кольбер же детально изучил характер и привычки своего соперника, которого он ненавидел за то, что именно ему досталась должность капитана королевских мушкетёров, а ведь эту должность Кольбер желал заполучить для своего горячо любимого племянника! Устранение д"Артаньяна, по его мнению, возвысило бы самого Кольбера, поэтому этой задаче он посвятил все свои силы. Он намеревался устранить соперника раз и навсегда. Капитан должен был либо погибнуть, либо быть водворён в Бастилию как государственный преступник.
Удостоверившись, что Король по необъяснимым причинам чрезвычайно доверяет д"Артаньяну, как никому другому, Кольбер, разумеется, хотел бы подорвать это доверие в глазах Короля, но он уже имел возможность убедиться, и не раз, что д"Артаньян был не так-то прост. Он умел извлекать выгоды из удач, ничего не прося, и объяснить свои неудачи, каковые случились с ним только при выполнении поручения арестовать своих друзей, он объяснял их так ловко, что они выглядели почти что удачами, и, что хуже всего, Король был склонен поверить д"Артаньяну даже в том случае, когда этого делать ни в коем случае не следовало, что было совершенно очевидно, по мнению Кольбера. Конечно, думал он, было бы замечательно, если бы д"Артаньян был уличён в невыполнении приказа Короля, но Кольбер понимал, что хитрый гасконец умудрится добыть доказательства гибели своих друзей, или же представит Королю доказательства их невиновности. Поскольку Кольбер не знал, в чём именно виновны Арамис и Портос, это затрудняло реализацию его планов, и он вполне мог допустить и такое развитие событий. Находясь в замке в Блуа, Атос вполне мог бы с помощью своих слуг прикинуться мёртвым, ему помогли бы в этом его друзья-соседи: и местный врач, и местный священник. Слуги похоронили бы в семейном склепе закрытый гроб, или умело сделанную восковую фигуру, обряженную в одежды Атоса, тогда как сам Атос отбыл бы в неизвестном направлении. Такую же шутку д"Артаньян мог бы разыграть и в отношении Портоса. Свидетельство о смерти, подписанное местным врачом, а также свидетельство о похоронах, подписанное местным викарием, Король счёл бы достаточным доказательством гибели своего недруга. Кольбер решил попытаться собрать в одном месте всех друзей д"Артаньяна вдали от их собственных поместий. Лучшим местом для этого было то, где уже находился виконт де Бражелон. К тому же это место находилось за пределами Франции, где было бы легче скрыть следы преступления. Если бы туда прибыли и Атос, и Портос, и я, то там проще всего было бы устранить нас всех. Для этого надо лишь отдать приказ доверенным людям. Что же тут удивительного, если так поступал кардинал Ришельё, или, во всяком случае, верная ему Миледи? Вероятно, так же точно когда-то поступал и Мазарини, а если за ним и не было замечено подобных политических убийств, то лишь вследствие его мягкости и неуместного милосердия, а вовсе не по причине его государственного ума и политической прозорливости. Во всяком случае, так рассуждал Кольбер.
Гибель капитана мушкетёров в заграничном походе при штурме крепости - дело вовсе не странное, как и гибель его товарищей, в прошлом мушкетёров, и сына одного из них, гвардейцем в настоящем. Впрочем, Кольбер удовольствовался бы и гибелью одного лишь д"Артаньяна, если бы не был уверен, что его друзья обязательно дознаются о причинах и обстоятельствах его смерти и непременно отомстят за него. Поэтому Кольбер мысленно приговорил всех нас, что и выразилось в подготовленным им приказом Короля, который он уговорил Людовика XIV подписать, хотя это далось ему не легко.
Барон дю Валон, как доложили Кольберу, был замечен в Лионе, но вполне возможно, что это был вовсе и не барон дю Валон, а просто очень похожий на него человек. Шпионы Кольбера не смогли объяснить ни откуда он взялся, ни куда исчез. Они бы и не нашли его, если бы не следили за поездкой д"Артаньяна в Пиньероль и обратно. Им не было поручено выслеживать и выискивать человека, похожего по описанию на Портоса, они просто следили за д"Артаньяном, о чём Кольбер распорядился лишь на всякий случай. Поэтому, едва лишь он получил сведения о том, что д"Артаньян встретился в Лионе с человеком огромного роста, он и сам не сразу сообразил, что этим человеком может оказаться барон дю Валон, которого три года тому назад было приказано арестовать, и который, как было доложено, погиб в пещере Локмария. Догадавшись, что этот человек может быть чудом спавшимся бароном дю Валоном, Кольбер догадался и об остальном, чему получил многие подтверждения. Когда знаешь, что искать и где, найти намного легче, чем когда этого не знаешь!