Науке предложено самоокупаться. А что же было до этого? Почему науку содержало государство?
Расцвет влияния Франции совпал по времени с созданием там академии наук. Случайно? Позже королева Мария-Антуанетта увлеклась оккультными науками. Эти увлечения окончились французской революцией, в результате которой были казнены и она, и ее муж, Людовик XVI. Тоже случайно?
В России академию наук создавали Петр I, его внучка Елизавета и Екатерина II (http://www.strana-oz.ru/?numid=8&article=394). Все они существенно усилили мощь своей державы и период их правления можно назвать вполне успешным. Елизавета к тому же отменила смертную казнь. Екатерина II переписывалась с Вольтером и даже думала о том, чтобы в России создать республику, впрочем, решив все же, что для России это пока не приемлемо. Случайно ли такое совпадение тяготения к науке и успешности правления?
Жена Николая II, Александра, увлекалась оккультизмом и мистицизмом задолго до появления при ней Григория Распутина. Наука оказалась в загоне, поскольку царь Николай II в большинстве вопросов внутреннего управления слушался советов жены, то есть правил по указке помыкающего ей малограмотного мужика.
Весьма велика корреляция между подъемом или спадом в государстве и тем, как это государство относится к науке.
В социалистическом периоде также были периоды подъема и спада, и они этот вывод не опровергают, а подтверждают.
То есть государство содержало науку, давая ей заказ: развиваться. Теперь, надо думать, ей дадено будет к тому же условие: самоокупаться.
Может ли наука самоокупаться в нынешних условиях, и к чему это может привести?
Деньги можно зарабатывать, во-первых, определив, что обществу требуется, и, предоставив ему это, во-вторых, определив, что можно безболезненно продать из того, что уже имеется и, найдя этому покупателя.
Первый путь для значительных научных коллективов означает либо поиск дополнительных целей помимо той, которая записана в уставе, либо поиск дополнительных покупателей на то, что и без того уже планируется к разработке. Особенность науки состоит в том, что результат исследования не известен, или, во всяком случае, невозможно гарантировать определенное качество результата без предварительных исследований. Причем, эти исследования могут дать отрицательный результат, но указать на иные пути. На то и наука, то есть добыча новых знаний. Следовательно, новые знания - основной продукт науки. Но новые знания нельзя продать дважды, трижды и так далее. Они становятся всеобщим достоянием по мере их получения. Если государство не достаточно оплачивает полученные новые знания, то тут уже ничего не попишешь: второй раз за них никто не заплатит. Если же эти знания утаивать, то будет ещё хуже: коллективы других стран получат их и опубликуют, заявив свой приоритет. С одной стороны действует правило 'Публикуйся, или погибнешь', с другой стороны - технологические секреты, так называемое Know-How, публиковать ни в коем случае нельзя и попытка продать их на сторону граничит с преступлением. Следовательно, государство имеет монополию в установлении цен на фундаментальные знания, а также монополию на определение перечня знаний, которые не подлежат разглашению.
Единичный продукт науки дорогой, поскольку на его получение потрачено много интеллекта. Наукоемкий продукт трудно продать частному лицу. Сникерсы и памперсы покупает население, то есть действует рынок. А лазеры и ускорители покупает если не государство, то крупные государственные учреждения, то есть, в конечном счете, оно же, поэтому здесь не рынок а монополия потребителя. Результат обратный тому, когда у продукции единственный производитель, который может устанавливать монопольные цены, неоправданно завышая их. Здесь же покупатель может устанавливать монопольные цены, неоправданно занижая их.
Итак, основной продукт, знания и уникальные установки, наука не может продать никому, кроме государства. Если она не будет его продавать своему государству, то отдельные лица станут продавать знания другим государствам, что нередко и происходит.
Второй путь - продажа побочных продуктов, то есть созданных промежуточных установок, приборов, образцов, действующих макетов.
Подобные наукоемкие изделия также задорого не продашь, поскольку купить их за цену выше себестоимости может позволить себе только тот, кто надеется на них серьезно заработать. Единичное изделие обходится значительно дороже серийного - не в разы, а в сотни или даже тысячи раз. Если средняя видеокамера доступна по цене 500 долларов, то первый её образец обошелся, возможно, в 50 тысяч. Вполне приличный автомобиль можно приобрести за несколько тысяч долларов, но разработка любой модели обходится любой фирме в несколько миллионов. Теперь представьте, что фирма решает продать первый образец новой видеокамеры или нового автомобиля. В условиях, когда цены ближайших аналогов в сотни раз ниже, продать такое изделие даже за полцены (себестоимости) не представляется возможным. Разве что - продать конкурентам, то есть, по сути, продать не изделие, а Know-How на это изделие.
Сказать науке 'зарабатывайте продажей своих результатов', таким образом, означает либо сказать 'либо торгуйте конфиденциальными знаниями, либо распыляйте свои силы'. Действительно, если основную продукцию продать не получается по рассмотренным выше причинам, то остается только параллельно с основной работой выпускать дополнительную продукцию.
Но тут тоже имеется ловушка. Допустим, что я - руководитель коллектива, который решает две задачи. Первая - выполнение государственного заказа, за который платят не достаточно, вторая - изготовление устройств, продажа которых выгодна.
У меня имеется несколько вариантов действия.
Во-первых, я могу обе эти работы поручить одним и тем же людям. В этом случае люди будут понимать, что за невыполнение одной работы могут наказать, в крайнем случае, административно, а невыполнение второй ударит по карману. Следовательно, у них появляется приоритет заработка, и государственный заказ выполняется по остаточному принципу кое-как и увеличенные сроки. Если же я установлю приоритет госзаказа, то по остаточному принципу будут выполняться договорные обязательства. Как известно, ресурс никогда не бывает строго согласованным с потребностью, поэтому тем, кто не хочет кормить нахлебников, надо быть готовым к временной нехватке кадров для оптимального выполнения всех работ. Следовательно, при приоритете госзаказа, сроки выполнения договорных обязательств, вероятно, будут плавающими. Но невыполнение их влечет утрату доверия и разрыв договора, чаще всего со штрафными санкциями. Следовательно, ни в коем случае нельзя одним и тем же исполнителям устанавливать равные приоритеты нескольких работ. Следовательно, госзаказ и договорную работу нельзя выполнять силами одних и тех же основных исполнителей.
Во-вторых, я могу разделить коллектив, таким образом, чтобы одна часть его работала по госзаказу за бюджет, а другая часть - по договору для добывания средств. В этом случае либо те, кто сидит на договоре, будут получать больше тех, кто сидит на бюджете (ведь доход от их работы должен быть выше, а иначе - зачем этот договор?), либо средства будут поделены, и, следовательно, одни сотрудники будут часть времени работать на других. Рано или поздно такая ситуация приведет к полному разделению коллектива.
Но ситуация не такая безвыходная, как кажется. Есть еще возможность реализации побочных продуктов за цену ниже себестоимости. Действительно, если для получения новых знаний мне нужна экспериментальная установка, которая затем мне уже больше не нужна, ибо я с ее помощью выяснил всё, что хотел, то, казалось бы, её можно с полным основанием ликвидировать. Если её списать и уничтожить, это будет волне законно. Рачительный хозяин мог бы её продать, причем, даже если она будет продана ниже себестоимости, это все равно будет лучше, чем выбросить. Но тут начинаются крючки, которые не позволяют это сделать. Реализация любой ценности должна быть осуществлена строго по законам, и это правильно. Я должен документально показать себестоимость установки, куда входят все затраты на ее изготовление. Продажа ниже себестоимости практически запрещена. Видимо, это правильно, потому что иначе могут быть всяческие злоупотребления. Мало того: если установка создана при выполнении договора, то она не может оставаться у исполнителя, а должна быть передана заказчику. То есть, строго говоря, по окончании договора и после его закрытия у исполнителя не должно оставаться ничего, кроме знания о том, как этот договор был выполнен. В этом смысле продажа побочного результата незаконна, разве только если заказчик официально подарит этот продукт исполнителю.
Существует еще вариант привлечения различных средств на решение единой задачи. Если моя цель - научиться создавать некоторые изделия, а за действующие макеты я могу получить цену меньше, чем их себестоимость, тем не менее, оказывается выгодным их реализация. Действительно, сделав одно изделие, я наряду с ним получаю знания о том, как изготовить более совершенное изделие. Поэтому дальше мне изготовленный макет не нужен, но нужны средства на изготовление его модификации. Поскольку на исследование мне отпускаются некоторые средства, которых, чаще всего, не хватает на это исследование целиком, я могу, реализуя устаревшую модель, добавив к вырученным средствам те средства, которые получены на исследование, сделать новую модель и получить новые знания. Каждый раз, продавая предыдущую итерацию, я становлюсь автором новой версии и остаюсь на гребне научного исследования в этой области. Казалось бы, чего еще желать? Однако, такая модель также незаконна. С юридической точки зрения я реализую изделие, созданное с привлечением бюджетных средств, что грозит уголовной ответственностью.
Вот и получается, что честных путей у технической науки для выживания, практически, нет.
Я еще не упомянул о налогах, которыми облагается всякая прибыль, поэтому во всех рассмотренных вариантах прибыль должна быть получена значительно больше, чем требуется для простого развития науки: ведь четверть прибыли необходимо уплатить в налог. Если изделие стоит 100 тыс. руб., а купить его у меня согласны за 140 тыс. руб. то прибыль составит 40 тыс., из которых 10 тыс. я должен отдать в налог. Если оставшиеся 130 тыс. я хочу выдать в заработную плату, то я должен эту сумму разделить на коэффициент 1,38, то есть начислить я могу лишь 94,2 тыс. рублей. При получении люди должны будут заплатить 13% подоходный налог (не считая пенсионного), то есть получают в итоге менее 82 тыс. рублей. Если для изготовления этого изделия приходилось тратить наличные, то получается, что даже при прибыли 40% я реально получаю убыток 18%, то есть на полученные средства не смогу даже воспроизвести изделие повторно.
Кроме того, при продаже необходимо в цену включить НДС. Это также увеличивает цену и снижает доходы.
Я рассмотрел достаточно благоприятный случай: продать изделие с прибылью 40% - большая удача.
Таким образом, действующие законы лишают науку возможности зарабатывать.
Сравните: торговая точка ничего не создает, просто берет продукцию в одном мести и продает ее в другом. За это она официально может брать до 20% стоимости, а неофициально накрутки могут быть и больше. Сравните: банк просто берет деньги в одном месте и отдает их в другое место. За это он берет свой процент - какой, все знают. Какая разница - перечислить 100 рублей или 10 миллионов? Неужели, чтобы перечислить 10 миллионов усилия в сто тысяч раз больше? Почему банк может брать за услуги твердый процент? Почему производитель должен платить с прибыли твердый процент? Разве продать что-либо дороже, чем купил, так же трудно, как сделать что-то новое на принципиально новой основе и с прибылью продать?
Наши законы вообще не поддерживают производителей, а давят их.
Я предлагаю любому экономисту, который прочтет мою заметку, подсчитать задачку. Молочница надоила ведро молока, то есть 10 литров. Сдаст она его закупочной организации. Уплатит все налоги с полученной зарплаты. Сколько молока она сможет после этого купить в магазине на свои деньги? Пол литра?
И вторая задача. Пусть торговая наценка составляет 20%. Продавец получил ящик водки (20 бутылок). Сколько бутылок он заработает, продав этот ящик.
И, наконец, что сложнее - продать ящик водки или надоить ведро молока (суда входит ещё задача выращивания коровы и ее содержания, поскольку речь шла о частной молочнице)?
Так вот, наука в еще худшем положении, чем молочница, поскольку молоко покупаем все мы, и молочница порой может продать его прямо со двора соседям, дачникам или еще кому-то. Наука не может продать свою продукцию дачникам или соседям.
Что касается грантов, здесь тоже не без проблем. Заявители бывают разные:
1. Реалист - человек, который обещает лишь то, что реально может выполнить.
2. Пенсионер (Ходжа Насреддин) - исполнитель, который, дождался пенсии, но работает, пока не прогонят: он не столько боится провала, поскольку он ему грозит лишь отставкой после провала, сколько боится отказа в гранте, поскольку он ему грозит отставкой еще раньше. Прототип брался обучать царского ишака грамоте за 30 лет, предвидя, что к концу этого срока либо царь, либо ишак, либо он сам уже умрет.
3. Резидент (Штирлиц) - руководитель, пользующийся покровительством высшего руководства. Такие вне конкуренции, не зависимо от собственных возможностей.
4. Шапкозакидатель (Хлестаков) - безответственный руководитель. Ужас в том, что он сам верит в то, что обещает, как правило, не признает собственных ошибок, видит виноватых во всех, кроме себя.
5. Мечтатель (Паганель) - опытный ученый, но никудышный руководитель. Он знает, как надо, но не может сделать. Даже если он и признаёт собственные ошибки, власть из рук не выпускает, обещает учесть их и исправиться, но не исправляется.
Реалист в отличие от прочих перечисленных типов не станет обещать того, что могут обещать они. Следовательно, у него весьма мала вероятность выиграть грант на фундаментальные исследования.
Существуют некоторые способы выживания при выполнении невыгодных договоров. Именно такими способами и спасаются перечисленные персонажи (кроме реалиста).
В малых дозах эти способы, видимо, не предосудительны. Кратко рассмотрим некоторые из них.
Первый способ - заключение соглашения о поставке наиболее дефицитных компонент или о выполнении каких-либо подзадач Заказчиком или подведомственными ему организациями. Круг замыкается и ответственность распыляется. Заказчик должен понимать, что чем более тонким слоем размазана ответственность среди большого числа исполнителей, тем сложнее будет добиться конкретного результата.
Другой способ - пирамида. К моменту сдачи договора готовится заключение более дорогостоящего и более приоритетного договора, в котором заинтересованы те же или более вышестоящие руководители. В этом случае невыполнение предшествующих обязательств становится пренебрежимо незначительным нюансом, не способным испортить сложившихся отношений, недоделки списываются.
Третий способ - волокита. Исполнитель убеждает, что сорваны только сроки и по весьма весомым причинам, а качество работы будет соблюдено. Договариваясь за символическую цену довести работу до конца, Исполнитель добивается подписания акта сдачи-приемки, подписывает незначительные обязательства (например, сохранную расписку) и оттягивает срок сдачи. При нескольких подобных операциях Заказчик постепенно приучается к мысли, что с Исполнителя нечего взять, но даже если предпринимает попытку обращения в арбитраж, формальные основы для этого малы, к тому же включаются критерии срока давности.
Только на подобных способах и держится порой сотрудничество между промышленностью и наукой. Первая причина этого - рыночные отношения или госзаказ при некачественной экспертизе проекта. Вторая причина - наличие Пенсионеров, Резидентов, Шапкозакидателей и Мечтателей, которым не может составить конкуренции Реалист. От руководителя требуется пообещать больше, чем конкурент, за меньшую цену и в меньшие сроки. То, что обещание после не будет выполнено, не влечет снятие руководителя с должности или необходимости вернуть выплаченные средства. Ситуация порождает таких руководителей, а такие руководители воспроизводят эту ситуацию снова и снова. Чтобы разорвать порочный круг необходимо действительно, а не на словах, усилить ответственность экспертизы проектов, ответственность тех, кто распределяет средства на науку, и ответственность тех, кто их получает.
Возможно, некоторые убыточные направления, действительно, стоит закрыть. Но при этом необходимо разобраться, во-первых, почему они убыточны, во-вторых, что было сделано для того, чтобы эти направления развивались, в-третьих, можно ли обойтись современному государству без развития этих направлений, или все же стоит их развивать даже в ущерб окупаемости.
Почему русские императрицы Елизавета и Екатерина II не скупились на науку? Были ли они глупее нас, или мы что-то утрачиваем в понимании роли и места науки в прогрессе человечества?
Вольтер в 'Философских письмах' посвятил Ньютону целую главу, в которой он превозносит заслуги этого великого ученого. В конце не без сарказма он замечает: 'В молодости моей я полагал, что Ньютон составил себе состояние благодаря своим исключительным заслугам. Я воображал, что двор и Лондон без голосования признали его главным смотрителем королевского Монетного двора. Ничуть не бывало. Исаак Ньютон имел довольно хорошенькую племянницу, прозванную 'Мадам Кондюит'. Она очень нравилась великому казначею Галифаксу. Исчисление бесконечно малых [величин] и гравитация ничего не дали бы Ньютону, не будь у него красивой племянницы'.
Может быть, русские императрицы были сильно озабочены тем, что подумают о них мужчины, и поэтому старались действовать умно? А нас, видимо, уже не заботит, что о нас подумают? 'Чего стесняться в своем отечестве?' [(С) Маяковский]
Неужели и сейчас, чтобы спасти науку, необходимы красивые племянницы?