В идеале рыцарь - защитник слабых и обездоленных, опора сирых,
отмщение несправедливо обиженных. Это братство было создано во имя добра, и
несмотря на некоторые темные пятна в его истории, название это стало в нашей речи нарицательным словом. Рыцарь, он -
благородство, он-все мыслимые духовные
добродетели.
Корнями своими эта славная традиция уходит еще в историю
Вечного Города. В Риме существовал армейский обычай "поощрения". Суть его
заключалась в том, что солдат клялся верой и правдой служить более высокому
чину за земельное вознаграждение - бенефиций. Этот прообраз феодальной системы
был тесно связан со слоем всадников - привилегированной частью римской армии.
Германские короли, в том числе и Карл Великий, возродили эту традицию. Так
Европа стала землей мелких деспотов - феодалов. Первоначально короли жаловали
своих служилых людей землей в надежде, что это укрепит их верность. Возможно,
на первых порах так и было, но по мере развития и усложнения феодальной
иерархии верность вассалов терялась в личных амбициях...
Но это уже другая тема. А как все-таки должно было быть в
идеале - каковы должны были быть отношения между сеньорами и вассалами?
Практически все дворяне были рыцарями (хотя немало было и оруженосцев, что, тем
не менее, считалось также довольно престижным). Во время обряда посвящения
обязательно надо было поклясться свято служить государю и сеньеру. Преступление
этой клятвы считалось самым страшным злодеянием, за которое расплачивались
кровью. Сравниться с этим могло лишь ужаснейшее богохульство. Вообще же рыцарь
поклонялся трем святыням: Господу, своему господину и женщине.
Оммаж - обряд, когда
рыцарь клялся в верности своему новому господину, который милостиво наделил его
землей. Весьма, надо сказать, торжественное действо. Иногда клятва произносилась
вассалом даже без снятия шляпы, но всё же мы привыкли к более почтительному
способу, то есть когда рыцарь, преклонял колена, целовал ступни и персты
сеньера, а тот его поднимал, чтобы почтить своим благородным лобзанием. У
немцев же в обряде, аналогичном французскому оммажу, полагалось перед тем как
прикоснуться к господину, снять латы, кинжал, меч, перчатки, верхнюю одежду
(шубку, плащ) и головной убор. Сам диалог звучал примерно так:
Вассал: "Клянусь
в верности и препоручаю тебе свою жизнь, члены мои - тело мое, твердыни и
владения мои. Да помогут мне в честном служении Святые Угодники и Бог Отец
наш".
Господин: "Мы,
добрый граф, приняв во внимание сей оммаж и твое искреннее выражение
верноподданничества, а также любезное желание препоручить нам вышеупомянутые
владения, с нашей стороны обязуемся ценою доброго имени защищать тебя и твое
достояние от всякого незаконного притязания".
Все
вышеприведенное свидетельствует о том, что рыцарство было фундаментом
феодальной системы. Но может возникнуть вопрос: "Так неужели же все рыцари
получали феод? Не все же жили в собственных замках и поместьях - ведь были и
воины, совершавшие подвиги. Разве странствующие рыцари - всего лишь сказка,
миф?" Конечно же, странствующие рыцари существовали. Отрицая их существование,
мы должны вычеркнуть из истории крестовые походы. Действительно, не крестьяне
же вкупе с малыми и плохо организовнными наемными дружинами захватили Иерусалим, уничтожив тысячи
первоклассных арабских и турецких воинов, разрушили Константинополь с его
неприступными стенами? Это массовое движение, продолжавшееся в Европе больше
сотни лет ( а с учетом походов немецких орденов - более трехсот), было, наряду
с прочими причинами (например, религиозная экспансия, экономический кризис и
т.д.) вызвано еще и излишней многочисленностью этого самого вольного рыцарства.
Молодых головорезов, так сказать, некуда было девать. Не держать же их всех при
дворах! Как это неудобно и накладно! И даже если держать, то все равно не
избежать морального упадка, ведь не вчера родилась истина, что праздность
порождает пороки. А порок и сила, а к ним еще и воинственность - это поистине
дьявольская смесь. Европа могла в том неспокойном двенадцатом веке, веке полной
раздробленности, превратиться в огромную мясорубку, в которой бы было столько
лезвий, и крутились бы они в стольких разных направлениях, что лишь одному Богу
известно, когда и как удалось бы её остановить и сколько бы при этом пролилось
крови. Эту грозную силу и накипавшую агрессию непременно надо было вывести за
пределы общего дома. Нашелся, к счастью, благородный предлог для несовсем
гуманной разрядки напряженности - неверные. И вот сотни златокудрых героев
устремились, с крестом в одной руке и с мечом - в другой - на бой с сарацинами,
которым сперва показалось, что это сам Аллах наслал на них всех демонов из
преисподней за какие-то страшные грехи. Надо, кстати, уяснить себе, что рыцари
- сословие не столь многочисленное, как может показаться, когда созерцаешь
батальные полотна современных художников. Там мы видим, как на нестройные ряды
легко одетых русских или литвинов, частично прикрытых кольчужкой, мчатся прямо
таки роботы - из сплошного железа; даже кони их полностью закованы в броню. Невольно думаешь: "Боже мой! Какие
же должны были быть чудовища наши предки, чтоб победить ТАКОЕ одной рогатиной.
Или может немцы были дураки несусветные?.." Изобразительное искусство имеет
свои законы, свой язык. Оно прежде всего выразительно, так как действует на
чувства через зрение, поэтому подобную неточность в данном случае можно простить.
А вот в беседе, если выяснится, что человек имеет точно такое же представление
о средневековых боях, что в популярных фильмах или на картинах, то он окажется
не в самом выгодном свете. Чтоб избежать подобного казуса, уясним себе раз и
навсегда: рыцарей в средневековой Европе считали самое большее десятками тысяч,
а в битвах участвовали лишь сотни и гибли, как правило, десятки. Да если бы в
грюнвальдской битве погибло даже десять тысяч рыцарей, то тогда бы не только
Ливонский орден исчез, но и все дворянское сословие Европы понесло бы
невосполнимые потери. А орден продолжал свое существование еще почти целое
столетие после поражения. По самым щедрым меркам, под Грюнвальдом
присутствовало не более семисот посвященных братьев из воинствующего ордена, младших
же рыцарей, конечно, было больше (здесь надо учитывать и добровольцев из разных
стран Европы), но, опять же, основная масса войск - пехота, наемники. Была и
наемная кавалерия, но в меньшем числе. Орден обладал достаточными средствами,
чтобы нанять стрелковые и линейной пехоты подразделения. Кроме того, светские
рыцари, то есть добровольцы, привели с собой, естественно свои дружины
(опять-таки, преимущественно пехоту). Если вы помните, в конце боя магистр
повел на смерть отборные хоругви, которые, окруженные, практически все до
единого пали с оружием в руках. А наемники бежали. Здесь полегло несколько
тысяч благородных воителей - это огромное число для Европы того времени. Но что
это были за страшные тысячи! Сколько отрубленных литвинских голов на счету у
каждого из этих молодчиков! А Ледовое Побоище! Насколько я помню, из-за
тактической хитрости русского князя (он, предусмотрев прорыв, поставил за
своими рядами цепь повозок, на которые и напоролись враги, дав союзникам взять
себя в щипцы) здесь погибло несколько десятков шведов (из них около шести
человек - воеводы) . Это много, но что в летописи сказано о потерях русских?
Сколько народу утонуло вместе с рыцарями, и сколько пало от их страшных мечей?
Тьма - слово очень скользкое и трудно определимое...
Кроме того, во
всей Англии высокого средневековья насчитывалось не более двадцати тысяч
рыцарей, значительная часть из числа которых была потеряна во время
кровопролитной Столетней войны и невероятно жестокой Войны Роз.
Приведенные выше
факты покажутся логичными, если мы вспомним, насколько мало было общее
население тогдашней Европы. К тому же, добиться высокого звания рыцаря могли
лишь немногие сильные личности.
Итак, мы
доказали, что рыцарство было немногочисленным сословием. Но в высоком
средневековье, относительно общего народонаселения, численность рыцарей, в
частности, безземельных, особенно возрастает. Чем это вызвано? В двенадцатом
веке в основном завершаются крупные завоевания и переселения народов в границах
самой Европы. Война перестает забирать жизни вассалов. Ведь если при живом
хозяине умирает вассал, то феод возвращается к господину, который его ценой
приобретает нового служителя на место погибшего. А в затишье вассалов становится больше, они, в свою очередь, тоже
хотят иметь кого-нибудь в своем услужении - и отрезают кусочек поменьше другому
рыцарю, тот, в конце концов, поступает точно так же. И так продолжается до тех
пор, пока кто-то не получает феод площадью в шестьсот гектаров. Это уже минимум
для рыцаря, наименьший участок, способный обеспечить воина снаряжением, в
частности, лошадьми - боевой, обозной и ездовой. Если у такого уже небогатого
рыцаря рождается несколько сыновей, то старшего он назначает наследником, а
младших снаряжает, предварительно воспитав, и отправляет в богатый замок, где
из оруженосцев они превратятся в рыцарей. Их жизнь будет тяжела, но если они
сильны, то, возможно, еще вызовут зависть счастливого наследника своими
подвигами и добытой в бою славой. Кто знает, быть может старший брат так и
останется навсегда оруженосцем, так как у него уже все есть, и стремиться уже
больше не к чему. Для небогатого дворянина двенадцатого века истинным благом было рождение красивой
дочери, за которую бы дали приличное приданое.
Возможно, вы
уличите меня в том, что я увиливаю от ответа на ваш вопрос. Но нет, не
надейтесь на подобную глупость. Вот вам ответ: даже и странствующие рыцари,
будучи безземельным порождением феодальной раздробленности (в чем вы имели
возможность увериться в вышеприведенном описании закона о наследовании), являлись
важной составляющей и поддерживающей всей этой системы, так называемой
феодальной лестницы. К чему стремился всю жизнь странствующий рыцарь? С какой
целью совершал он подвиги? Конечно же, чтобы рано или позно заслужить почтение
какого-нибудь особо крупного феодала, который бы пожаловал его значительным
земельным владением. Таким образом, они приобретали как славу, так и
материальное благополучие. Ведь земля с крестьянами во времена средневековья с
его примитивным естественным хозяйством была единственным действительным
богатством и силой.
Итак, мы уяснили
себе близость и взаимообусловленность этих двух понятий: рыцарства и
феодализма.
Теперь посмотрим
ближе на само рыцарство. Представители каких социальных групп могли удостоится
такой чести? Бывало, за необычайную храбрость или в критический момент боя
посвящались в рыцари и простые воины, но многие консерваторы смотрели на них
как на выскочек. Традиционно это звание закрепилось за благородным сословием.
Изначально единственным средством пропитания этих людей было оружие, так почему
бы на основании их и не создать такой новый институт добродетели? С колыбели
начиналось воспитание будущего воина - младенец засыпал под сказания о подвигах
великих рыцарей, своих предков, гордые напевы проникали в глубины его
подсознания. В душу же крестьянского ребенка закладывались жалобные песни о
страданиях земледельца или смиренные мотивы во славу природы... Даже игры
благородного малыша состояли в основном из битв, осад снежных крепостей и тому
подобных увеселений. Едва научившись ездить верхом, получив несколько уроков
мудрости от отца, ребенок отправлялся к
доброму знакомому его папы или просто к рыцарю, согласившемуся взять на себя
бремя воспитания будущего воина. Считалось, что у любящих родителей невозможно
пройти настоящую школу мужества. Приехав в чужой замок, мальчик становился
пажем - слугой в свите своего восприемника. Пажи, скорее всего, разделялись,
подобно школьникам, на несколько возрастных групп. Семилетки, наверное, были
первоклашками, и к ним относились еще довольно снисходительно. Поручения
сначала им давали только формальные. Но к годам десяти, я думаю, они уже могли
выполнять и более важную работу. Уроки религии детям давала самая благочестивая
и уважаемая дама в замке, которая должна была в сочетании с любовью ко
Всевышнему привить будущим рыцарям уважение к женщине. Воспитание в духе войны
продолжалось: игры-битвы, беседы о сражениях и подвигах, об охоте, о собаках и
о вынашивании птиц,обучение песням о любви и о славе оружия, тренировки и т.п.
Пажи к годам
четырнадцати-пятнадцати переходили в звание оруженосца. Это была последняя
ступенька перед званием рыцаря, поэтому обряд посвящения отличался особой
пышностью. Родители или восприемники юного пажа со свечами в руках подводили
мальчика к церковному алтарю. Священнослужитель брал с престола меч, освящал и
благославлял его, а затем препоясывал им новоиспеченного оруженосца.
Оруженосцы также,
как и пажи, делились на несколько групп, но главным принципом разделения здесь
уже были исполняемые обязанности. Самым престижным считалось попасть в свиту к
хозяину замка. У его супруги также была своя свита. Также были камергеры
(комнатные слуги), шталмейстеры (конюшие), форшнейдеры и т.д.
Оруженосцы были
ближе к хозяевам и имели лучшие, чем пажи, условия для постижения искусства
общения. Форшнейдеры отвечали за красивую сервировку и прислуживали за столом,
а потому могли принимать некоторое участие в ходе празднества.
Шталмейстеры
выполняли более тяжелую работу, но и ценились выше. Они ухаживали за
господскими лошадьми, а самые опытные даже объезжали их и учили боевым приемам.
Ответственной была должность личного оруженосца хозяина, который должен был
содержать в исправности все снаряжение рыцаря. В полночь оруженосцы были
обязаны совершать сторожевой обход замка, а перед выездом господина - снаряжать
его. Они и пажи сопровождали воина в бою, от их слаженных действий зависела его
жизнь - как скоро его пересадят с ездовой лошади на боевого коня, как крепко
свяжут латы, насколько надежно скрепят сбрую - все было необычайно важно. А
если господин упал с лошади или схвачен пажами врага, беззащитный распростерся
перед противником - кто, как не верный оруженосец спасет его, отведя жестокий
удар или даже приняв его своей грудью? Когда надо было посторожить пленника или
подать запасное оружие, то и тогда оруженосец оказывался незаменим. И гибли они
намного чаще, чем рыцари. Чем выше титул и чем больше денег у рыцаря, тем
большая у него свита и тем труднее не то что убить его - даже приблизиться к
нему. Гибли рыцари редко еще и по той причине, что за них верные вассалы или
близкие платили победителю большой выкуп. За оруженосцев же редко кто платил
такие деньги, да и не много чести было в пленении воина низшего порядка.
И тем не менее
звание оруженосца было в почете: многие дворяне не достигали ничего большего за
всю свою жизнь.
Заслуженные и
перспективные (с видом на золотые шпоры) оруженосцы, в Англии - сквайры, кроме
участия в битвах, допускались также ко двору государя, отсылались с
дипломатическими миссиями. А еще для сквайров организовывались специальные
турниры, получив особую награду на которых, можно было принять участие в самом
настоящем рыцарском турнире.
Наконец наступал
момент, когда господин уступал просьбам сквайра и назначал день посвящения в
рыцари. Как правило, обряд приурочивался к особенно торжественным датам,
например, к свадьбе принца, к заключению мира или к Пятидесятнице.
Несколько дней
новис очищался от мирской скверны постом, молитвой и покаянием. После исповеди
и св.Таинств его облекали в белоснежные льняные одежды, в которых он
отправлялся в церковь на ночное бдение. Новиса еще называют кандидатом
(кандидас по-латински значит "белый"). Всю ночь кандидат должен был молиться
перед ликом Пресвятой Девы Марии и своего покровителя, он должен был просить их
ниспослать ему жизнь и смерть героя.
На рассвете
старые рыцари вели его в баню, затем на шею надевали перевязь с мечом. Потом
оборачивали кандидата в белый хитон либо в черное сукно в знак того, что он
прощается с прежней ничтожной жизнью простого смертного. В церкви, в
присутствии родственников и всех приглашенных, священник благославлял новиса и
его меч, после чего его облекали в темную фуфайку, газовую рубашку, тканую
золотом, кольчугу и мантию с родовыми знаками рыцаря. Затем кандидат представал
перед каким-нибудь знаменитым рыцарем или даже перед самим королем, которому
предстояло посвятить его. Преклонив колена перед алтарем и сеньором, новис
прослушивал литургию во имя Св. Духа. После этого кандидат клялся свято
соблюдать устав светлого братства, получал удар мечом по плечу и лобзание
государя. Теперь почтенные рыцари из праздничной свиты по очереди подходили к
нему, каждый поднося на подушке определенную часть снаряжения. При этом они
произносили напутствия новому брату. В самом конце церемонии рыцарю подавали
лошадь, щит и копье. Он взлетал, не касаясь стремени, в седло, некоторое время
гарцевал перед радостными взорами друзей, а затем вместе со всей кавалькадой
отправлялся на пир, где садился рядом с посвятившим его сюзереном.
Так выглядел
обряд посвящения в мирное время. Но в рыцари, как это ни странно, посвящали и
на поле боя. Когда полководцу не хватало людских ресурсов, когда предстояла
смертельно опасная, решающая схватка, то последним средством укрепления было
поднятие боевого духа. В книге про Гаргантюа Рабле утверждает, что сломив
основные силы противника, надо дать ему отступить, но ни в коем случае нельзя
его преследовать, так как отчаяние может удесятерить его силы, и, желая как
можно дороже отдать свою жизнь, окруженный враг может нанести значительные
потери а иногда и вовсе обратить в бегство незадачливого победителя. Примерно
такое же действие оказывает на войско посвящение самых храбрых солдат в рыцари.
Вот, кстати, те обстоятельства, при которых нарушалось нераздельное право
дворян на рыцарское звание. Этот обычай - как бы слабое дыхание военной
демократии раннего средневековья. Примеров такому "экстремальному" посвящению
довольно много. Вспомним хотя бы ту же Грюнвальдскую битву. Пока Витовт из
последних сил сдерживал натиск немецких рыцарей, Ягайло "слухаѓ iмшу", то есть священнослужение. Затем, как
свидетельствуют летописи, все еще не спеша своему "брату" на помощь, польский
король начал посвящать в рыцари своих придворных (отметим, что они,
следовательно, прежде обладали более низким званием) и самых славных воителей.
Зато какой силы удар нанесла конница ляхов, введенная в последний момент, как
помогла она сокрушить отборные тевтонские части! Ведь наверное были какие-то
тактические соображения у Ягайло, раз он во время своего промедления совершал
такой своеобразный обряд. Психологический аспект войны использовался умело еще
древними. Возможно, король хотел восстановить дух своего воинства, который
дрогнул перед боем: ведь немцы стали размахивать перед союзниками католическими
религиозными штандартами, как бы желая сказать, что, ополчась на Орден, Ягайло
идет против своего повелителя - папы римского.
Обряд посвящения в рыцари в боевой обстановке, естественно, был довольно
прост и краток - он ограничивался тремя ударами мечом по
плечу вновь посвящаемого и словами: "Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, и
Св. Великомученика Георгия жалую тебя в рыцари". Затем следовало лобзание.
Между подобного рода посвящениями, одно, по
своей исключительности, заслуживает внимания. В 1429 г. английский полководец Суффольк, принужденный Жанной д'Арк снять
осаду с Орлеана, заперся с своим многочисленным, испытанным в боях гарнизоном в
городе Жаржо. Осажденный в свою очередь Жанной, он не сдается. Но французы,
воспламененные ее присутствием, взбираются на укрепления Жаржо. Напрасно
англичане мужественно сопротивляются! Они не могут удержать порыва противника,
они оставляют укрепления, и каждая улица, каждая площадь становятся полем
битвы, где является либо смерть, либо плен. Суффольк и сам увлечен. Не видя
спасения, он решается с некоторыми храбрецами отступить и, сражаясь, старается
занять форт, выстроенный на мосту, соединяющем город с правым берегом Луары. Но
Вильгельм Реньо, оруженосец, овернский дворянин, заметив это движение,
устремляется во главе нескольких французов по следам Суффолька, чтобы отрезать
ему отступление. Суффольк силится остановить врага. Однако мечу Реньо ничто не
может противиться. Один из братьев английского полководца уже убит, и самому
ему грозит та же участь. Вдруг Суффольк кричит Реньо:
- Ты дворянин?
- Да,- отвечает воин.
- Ты рыцарь?
- Только оруженосец,- возражает Реньо.
- Ну так приблизься, я возведу тебя в звание, которого ты достоин: своей
храбростью ты заслужил сегодня золотые шпоры.
Реньо скромно, но с достоинством, приближается, преклоняет колено, Суффольк
ударяет его мечом но плечу, принимает предписанную уставом клятву, произносит
обычную формулу и, подавая ему рукоятку того самого меча, которым совершил
обряд посвящения, говорит:
- Встань! Теперь ты рыцарь, прими меня на выкуп: я твой пленник.
Так английский полководец избежал стыда
сдаться простому оруженосцу.
Когда Филлипп Прекрасный потерял большую
часть своих рыцарей в войне с фламандцами, то произвел своего рода набор в это
сословие: каждый француз должен был отдать всех своих сыновей на обучение; себе
можно было оставить только одного.
Фридрих Барбаросса на поле боя порой
посвящал в рыцари даже простых крестьян. Это называлось "рыцари из милости".
Средневековые авторы, описывающие подобные случаи, расценивают их как падение рыцарства.
Неизменной привилегией дворянства
оставалось лишь звание знаменного рыцаря. Это, как правило, был крупный феодал,
который приводил на поле боя собственную дружину, которая сражалась под
квадратным знаменем с его знаками. Кстати, следует упомянуть, что были и так
называемые знаменные оруженосцы. Под их началом могли сражаться даже рыцари.
Это своеобразное нарушение субординации было правом монарха, который усматривал
в оруженосце выдающегося полководца и назначал его командующим.
Итак, мы рассмотрели путь восхождения на
пьедестал рыцарства. Ну а что же делали воины, достигнув своей цели? Ясное
дело, воевали. Ну а в мирное время что? Ведь не ржаветь же доспехам, не жиреть
же коням! Надо было драться, хотя бы имитировать войну. Вот и организовывались
так называемые предприятия: несколько рыцарей, собравшись в своего рода
команду, объявляли всенародно, что будут драться с каждым желающим за честь их
сюзерена, короля, страны и т.д. Они давали знать время и место, где они будут
давать бой. Это могло происходить даже на площади, но чаще всего, предприятия,
как и турниры, устраивались за городом, на природе. Там было где развернуться и
где отдохнуть. Ведь поединки продолжались ежедневно. Перед лагерем рыцари
вывешивали свои щиты. Желавший сразиться выбирал нужный ему щит и указывал на
него своим копьем. Обладатель щита обязан был выступить. Если побеждал
приезжий, то он забирал щит. Если же он проигрывал, то должен был отдать
защитнику какую-нибудь ценную вещь в знак признания его превосходства. Кроме
того, побежденный отправлялся прямо к государю победителя, чтобы облобызать ему
ступни, а тот мог держать рыцаря в плену ровно столько сколько сочтет нужным.
Но самым значительным
событием являлся рыцарский турнир.
Праздник силы и благородства, учтивости. Они устраивались феодалами в
честь свадьбы их детей, в честь заключения мира и т.д. Самые роскошные турниры
проводились королями. Устроитель турнира рассылал свой знак или герб в качестве
приглашения по всей стране. А также он посылал свой герб какой-нибудь очень
знатной особе в виде вызова. Вызванный таким образом король или принц, а может
даже влиятельный герцог, с радостью принимал вызов и отправлялся к месту
ристалища, по пути собирая войско рыцарей, согласных принять его сторону. Самые
знатные из его свиты могли нарядиться как им заблагорассудится, лишь в девизе
оставив намек на своего полководца, а рыцари низших рангов обязаны были
облечься в одежды и принять девизы этого магната. Здесь могли померяться силой
абсолютно все рыцари страны - независимо от титула. Дело в том, что участники
поединка не открывали не только своих лиц, но даже своих родовых знаков.
Забрала были опущены, щиты затянуты темной тканью, которую сдирали лишь удары
оружия. Лишь в конце поединка какой-нибудь странствующий рыцарь узнавал, что
его выбил из седла принц или даже король. Часто сражающиеся брали себе в
качестве кличек имена легендарных героев современных им романов или же античных
богатырей. Эти новоявленные Тристаны, Ахиллесы своей храбростью лишь добавляли
славы этим именам. Бойцы дрались "стенка на стенку". Если турнир длился
несколько дней, то первые один-два дня занимались конным соревнованием - так
называемой джострой. До нескольких десятков раз сталкивались противники и
ломали копья. Затем разъезжались, чтобы запастись новыми. Гарцуя мимо дам, они
всячески чествовали последних. В конце концов, на арене оставались два рыцаря.
Победитель выявлял верх владения этикетом: он любезно утешал побежденного,
подводил ему коня, пророчил ему победу в будущем состязании, а свою собственную
низводил чуть ли не до простого стечения обстоятельств. Очень часто благодаря
этому славному обычаю деликатности и вежливости соперники становились добрыми
друзьями. На следующий день происходили сражения в пешем строю, свалки,
инсценировки осад, защиты переправы через реку, боя на мосту и т.п. Важно было
соблюдать дисциплину, то есть не выносить на арену личной неприязни, не
добивать падшего, не разить ниже пояса или в спину, отступать и наступать
строго по призыву трубы, использовать затупленные клинки, бить ими плашмя и ни
в коем случае не в лицо и т.д. Даже и без нарушений на турнирах, несмотря на то
что использовалось не боевое оружие, а специальное турнирное, полегче, все
равно случались несчастья. К примеру, один французский король пожелал потягаться
силами со своим любимым полкводцем. Кончилось все тем, что острие копья
придворного изменило первоначально выбранной траектории и угодило прямо в глаз
государю, пробив при этом его забрало. Король целых два дня мучался от страшной
раны, и в конце концов скончался на руках у отчаявшегося вояки.
Турниры отличались особой пышностью. Для
них возводились специальные амфитеатры, прямо как для гладиаторов в Риме,
только чуточку поменьше. Король, подобно императору, занимал самое высокое и
почетное место. Подле него - супруга, чуть поодаль - самые знатные сеньеры
королевства, которые могли быть и судьями. Среди зрителей было много прелестных
дам, которые должны были воспламенять сердца многих бойцов. Ристалища очень
часто примыкали к крепостной стене города, которая составляла как бы часть их
ограды.
Порой победитель должен был выбрать из
присутствовавших девушек самую прекрасную. Когда он протягивал ей на копье
венок, она становилась королевой праздника. Так, например, поступил Айвенго в
чудной одноименной средневековой сказке Вальтера Скотта.
Не поддаются ни перу ни кисти формы и цвета
нашлемников: драконы, львы, лебеди, амуры, башни и т.д. Конечно же, после
поединка они оставались на траве, так как были в основном изделиями тонкими и
хрупкими, из полудрагоценных металлов.
Весь город, близ которого проводился
турнир, пестрел коврами, цветами, разноцветными флагами. После боев, рыцари
приводились в порядок, облачались в щегольские и очень легкие одеяния и
отправлялись на пир к организатору соревнований.
Вот мы рассмотрели уже основные занятия
рыцарей в мирное время. Осталось вспомнить, чего стоили эти ребята в своей
родной стихии - на поле брани.
Каково их вооружение? Любой ответит: латы,
меч да копье. Ясное дело - это самое основное. Но далеко не все. Вот краткий
список с объяснениями.
Шлем или каска (le heaume ou le casque). Шлем был довольно глубок, делался из
железа или стали, к верху конусообразно суживался, имел набородник, к
которому прикреплялось забрало, внизу - железный нагрудник (un haussecol); нагрудник отделялся от шлема и прикреплялся к нему металлическим
воротничком. Забрало состояло из мелкой решетки; оно вдвигалось под козырек
шлема и опускалось во время сражения. На каску надевался нашлемник;
государи носили корону в виде нашлемника, а рыцари - другие украшения.
Шишак (l'armet ou bassinet). Шишак- это облегченный шлем, без забрала и без нагрудника; рыцарь брал его с
собой и надевал, когда выходил из боя для отдыха. Шишак отличался от шлема
весом, наружным видом и неподвижным наличником.
Гобиссон (le gaubisson). Рыцари носили поверх платья гобиссон, нечто вроде длинной фуфайки из
простеганной тафты или кожи, набитой шерстью, паклей или волосом, чтобы
ослабить удар. Это платье защищало от железных колец брони, которые без него
могли бы войти в тело даже тогда, когда броня осталась бы не проколотой.
Панцирь, броня (le haubert ou cuirasse). Род
кольчуги из стальных плотных колечек, которая покрывала рыцаря от шеи до бедер;
к ней впоследствии прибавили рукава и наножники (le chausses) из
колечек: стальная бляха на груди прикрывала броню; капюшон, также из колечек,
висел на спине, им рыцарь накрывал голову, когда снимал каску. Впоследствии
кольчугу заменили латами, нагрудниками, наручами и набедренниками, также
железными. Все части этих доспехов были так скованы между собой, что не
препятствовали свободным движениям, потому что сдвигались и раздвигались.
Полукафтанье (le cotte
d'armes). Поверх брони и лат надевали нечто вроде
далматика или епанчи без рукавов, с рыцарским гербом, часто из золотой или
серебряной парчи, отороченной дорогим мехом; под ним носили шарф, или перевязь,
или кожаный пояс с вызолоченными гвоздями, на которые навешивался меч.
Набедренники (le
tassettes). Это были железные бляхи, прикрепленные к
броне от пояса до половины бедер. Нарамниками или наплечниками и наколъниками
(epaulieres et genouilleres) были железные бляхи, приспособленные покрывать плечи и колени, не
затрудняя движений; первые прикреплялись к нагруднику, а вторые к
набедренникам.
Щит (l'ecu ou bouclier), не
употреблявшийся в боях был деревянный, обтянутый кожей, покрытый железом или
другим твердым веществом, чтоб выдерживать удары копья. Слово ecu происходит от латинского scutum -
название, данное римлянами продолговатому, обтянутому кожей щиту. На щитах
изображались гербы. Отсюда название французской монеты, представляющей щит
Франции.
Вооружение лошади. Голову лошади тщательно
закрывали или металлическим, или кожаным наглавником, грудь - железными
бляхами, а бока - кожей. Лошадь покрывали также попоной или чепраком из бархата
или из другой материи, на которых вышиты были гербы рыцаря.
Копье (la lance). Копья делались из
прямого легкого дерева - сосны, липы, вяза, осины и др.; лучшие были ясеневые.
В верхний конец копья плотно вставлялось стальное острие. Рыцарское знамя или флюгер
с длинным развевающимся концом прикреплялось к верхушке копья. Оруженосец не
имел копья, он мог сражаться только со щитом и мечом.
Меч (l'epee). Он был широк, короток, крепок,
заострен только с одной стороны и высокого закала, чтобы не ломаться о латы и
шлемы. С течением времени наружный вид мечей изменялся: их стали делать очень
длинными, широкими и заостренными, обоюдоострыми. Эфес всегда представлял собой
крест.
Кинжал (la misericorde). Кинжалы носили у
пояса. Название la misericorde было дано кинжалу потому, что рыцарь прибегал к этому оружию, чтобы
заставить лежачего врага просить пощады.
Бердыш или малая
алебарда (la hasche d'armes) - маленькая рукоятка; двойное лезвие: одно как у обыкновенного топора, а
другое - длинное заостренное, иногда с двумя расходящимися концами.
Палица или булава (la masse ou massue). Это оружие употреблялось также
довольно часто, оно состояло из толстой, в объем руки взрослого человека,
дубины, длиной в 2,5 фута, с кольцом на одном конце; к нему крепили цепь или
крепкую веревку, чтобы палица не вырвалась из рук; на другом конце к трем цепям
был прикреплен шар; палица была вся из железа.
Мушкель и военный
молот (le mail ou maillet et le marteau d'armes) различались только тем, что оба
конца мушкеля были только немного закруглены, а у военного молота - один конец
закруглен, а другой заострен.
Кривой нож (le fauchon ou fauchard) - оружие, редко употреблявшееся в
деле; оно было с длинной рукояткой и заострено с обеих сторон на подобие
обоюдоострого серпа.
Старшие оруженосцы, так называемые
соратники по оружию, могли одевать почти всю ту же аммуницию, что и рыцари, за
исключением отдельных знаков отличия - двойной кольчуги, золотых шпор и т.д.
Нашлемники, щиты с гербами и девизами, длинные копья с флажками, как правило
были доступны лишь их мечтам. А плюмажи! Это были огромные перья, заморских
птиц, которые стали появлятся на шлемах после крестовых походов. Наибольшим
щегольством нарядов обладали все-таки светские рыцари, богачи и вельможи.
Орденским рыцарям не полагалось иметь никаких украшений на одежде, кроме
крестов. Но они нередко нарушали устав: пили (в "Айвенго" встречается выражение
: "пить как тамплиер"), ели деликатесы, наряжались пышней принцев и т.д.
Может возникнуть вопрос: "А стоило ли
содержание такой роскошной оболочки?" Долгое время бытовало мнение, которое,
кстати и до сих пор не до конца вывелось, что рыцари были страшны только тем,
что действовали, как танки. Их снаряжение, мол, было столь тяжело, что,
сброшенные на землю, они были совершенно беспомощны, что если никто не помогал
им встать, то они становились жертвой любого крестьянского ополченца. Но тогда
непонятно, как они могли терроризировать целыми столетиями сарацинов с их
мощной армией, одной из самых сильных в Азии. Конечно, доспех защищал, но если не
действовать, то рано или поздно тебя уничтожат. Как такие тяжеловесы могли даже
угнаться на поле боя за подвижной конницей сарацинов, превосходивших их
численностью в несколько раз? Тем более, абсолютной защиты против стрелкового
оружия того времени доспехи обеспечить не могли. Да и как вынести
продолжительные переходы по горам, пустыням? - даже лошади не выдержали бы подобной нагрузки. Нет, нелогично. На
самом деле, доспехи могут сделать сегодняшнего человека страшно неповоротливым,
но того, кто с детских лет учился в них бегать, прыгать, преодолевать
препятствия, они делали лишь уверенней. Эти люди умели вскочить в седло, не
коснувшись стремени; оправиться от падения, выпутаться из-под лошади и
выхватить меч или топорик для них было делом нескольких мгновений. Конечно,
хорошо, когда в этом им помогали оруженосцы, но что оставалось делать, когда
вокруг были одни враги - не умирать же, как беспомощная овца! Рыцари высокого
средневековья, когда появился готический доспех, фехтовали чуть медленней и
небрежней чем в каком-нибудь восьмом веке, когда была лишь кольчуга и каждый
пропущенный удар мог стать роковым. С таким надежным доспехом, который не имеет
плоских поверхностей и потому практически неуязвим для рубящих ударов, можно
было и пропустить парочку нестрашных взмахов - чтобы из-под руки самому сделать
более удачный выпад. Кроме того, появление этих красивых и эффективных доспехов
практически вытеснило старые щиты норманско-византийской формы, появились так
называемые кулачные треугольные причудливого изгиба щиты, которые прикреплялись
к локтю или чуть ниже. Они позволяли отражать удар одной рукой и намного
быстрей чем массивные перегородки прежних веков. Конечно, щит старой модели
продолжал исползоваться в боях, где сыпали тучи стрел, оставался у пехоты, работавшей
мечами. Особенно же важными гигантские щиты были для стрелков, в частности, для
арбалетчиков. Те несколько мгновений, пока накручивалось орудие, солдат был
совершенно беззащитен. Потому часто к арбалетчикам приставляли напарников -
обычных пехотинцев, которые стерегли их, а также таскали с собой огромный, как
монументальное полотно, щит - так называемую раму, которая отражала стрелы
противника. Многие считали колющие удары коварными, а стрелковое оружие
неблагородным, но в пылу сражения за всем не уследишь, потому и рыцари умели
стрелять.
Но вернемся пока что к тяжести доспехов.
Мнение о неподъемности последних может быть обосновано тем, что в эпоху
Возрождения, когда довольно широкого распространения достигло огнестрельное
оружие, стали делаться латы толщиной чуть ли не с броню танка. Некоторые
"костюмчики" весили за сто килограммов! Но это только в первое время.
Впоследствии все увидели, что лучше просто не высовываться с мечом на глаза
мушкетеров противника и не изображать героя легендарных времен, а намного
выгодней выставить свои собственные стрелковые части - как кавалерийские, так и
пехотные. Началась эпоха подлой войны. В века героев поединок был, как правило,
честным. Папа римский объявил бесчеловечным оружием и запретил использование
арбалета. Это оружие било на расстояние до пятисот метров и без проблем
протыкало лучшие латы. Обидней всего было то, что им овладеть можно было в
сравнительно краткие сроки, то есть простой крестьянин, едва знакомый с
искусством войны мог запросто отправить к праотцам рыцаря, постигавшего ратное
дело на протяжении всей жизни. Но осуждение не вытеснило эту вещицу из
употребления. Хотя, кстати, английский большой лук порой оказывался более
страшным оружием. Генуэзские стрелки, нанятые французским королем в битве при
Креси не устояли перед британцами. Возможно, боевой дух последних был несколько
выше (ох уж этот национализм!), но самой важной причиной здесь представляется
скорострельность и дальность этих луков, которые, поставленные вертикально,
достигали человеческого роста.
Рыцари были в большинстве своем
искуснейшими бойцами. Они изучали и приемы безоружной защиты, и стрельбу, и
фокусы верховой езды, и всевозможное холодное оружие. Дрались они превосходно
не только верхом, но и спешившись, как было, например, с войском короля
Ричарда, который осаждал сарацинскую твердыню, имея с собой лишь десять
лошадей. Рыцарь - это машина убийства, буквально терминатор, если выразиться
по-современному. Но надо заметить, что рыцарская кавалерия в массовых сражениях
никогда не действовала самостоятельно - только в редких случаях, зачастую это
плохо кончалось. Для успешных действий они должны были взаимодействовать со
стрелками и пехотой. Характерная для высокого средневековья боевая единица -
копье - состояла из собственно всадника с копьем, пешего воина (это мог быть
паж или оруженосец, а также просто наемник) и стрелка (лучника или арбалетчика,
зачастую наемного). Они должны были защищать рыцаря и его лошадь от аналогичных
им сил противника. Безнадежным делом была атака одной только кавалерией плотной
фаланги, со всех сторон ощерившейся алебардами и пиками - сначала гибли кони, а
затем и всадники "накалывались". Городские ополчения, которые нередко
противостояли феодалам-грабителям, совершенствовали методы построения своей
пехоты с максимальным расчетом разгрома конных отрядов. Мещане не могли купить
столько лошадей, да и бессмысленно было бы пытаться ремесленнику в седле
тягаться с богом верховой езды, выросшим в седле.
Рыцари в тактическом плане были выгодней на
открытой ровной местности, где вихрем налетали на врага и смешивали его ряды.
Разогнавшуюся тяжелую конницу невозможно было остановить. Порой при осаде
крепостей они безо всякого тарана прорубали ворота и, ворвавшись во двор в
течение нескольких минут не оставляли в живых ни одного защитника.
О битвах и различных войнах, в которых
учасвовали эти невероятные богатыри можно написать тома, тысячи библиотек, и
все равно не описать всех их деяний. Много совершено зла представителями этого
братства, много из фанатизма, много из человеческих слабостей и пороков. Но
ведь ни одно человеческое учреждение еще не было до конца чистым, а потому не
будем упрекать их, а напротив похвалим. Все-таки, не все были инквизиторами, не
все становились феодалами-деспотами, зато именно рыцари положили начало тому
этикету, который, хоть, увы, и пришел в упадок в современном обществе, но
остается ориентиром для всякого, кто желает стать или хотя бы прослыть
интеллигентом. Война, фанатизм рыцарей остались на страницах исторических
изданий, а духовное их наследие живет среди нас и поныне; они возвестили новый
расцвет европейской культуры - Ренесанс, который рассеял дым костров периода
средневекового мракобесия свежим дыханием новой цивилизации. Вот что значит для
нас их светская, так называемая куртуазная литература. Члены братства,
трубадуры, воспели достоинство человека прекрасного, воспели любовь, честь,
дружбу, непоколебимость в добре, веру, смирение и горячее стремление к истине.
Не вечные ли это идеалы, не об этом ли мечтаем все мы, не перед этим ли
преклонялись наши предки? Слава рыцарям!
Библиография:
1) интернет-публикация "О рыцарстве" псевд. Авт. Руа, право копии "Серой
Гильдии"
2) Игорь Литвин. "Затерянный мир, или малоизвестные
страницы белорусской истории", глава 13 "Грюнвальдская битва"
3) "Айвенго", Вальтер Скотт
4) "Histoire de la France" П.И.Примак, М.П.Дешевицин,
Ф.Бокур, С.Каро. Издательство "Вышэйшая школа",
2001
5) анонимная интернет-публикация "Mounted warrior"