В некотором царстве, в некотором государстве... А впрочем, к чему эта таинственность? И так ведь скоро каждому станет ясно, где произошла эта история. Достаточно только начать с того, что жил да был Змей Горыныч. Естественно, что жить в Турции или Бразилии он не мог. Тогда где же? Правильно! Словом, много-много лет назад жил да был на Руси некий Змей Горыныч...
Он был очень одинок, так как всех его родных и знакомых истребили задолго до этого непобедимые богатыри - всякие там Муромцы да Поповичи, которыми всегда была полна Земля Русская. Большую часть времени Горыныч размышлял. Его интересовало буквально все, начиная от происхождения жизни на Земле и кончая событиями в соседней деревне. В деревне он, правда, никогда не бывал (а что ему там было делать?) и сведения о ней черпал исключительно от лис и волков, регулярно посещавших деревенские курятники и овчарни. Судя по их рассказам, жизнь там была так же неинтересна, как и в лесу: вечные проблемы и заботы, не оставлявшие времени для философских раздумий и умозаключений. В стране было не лучше. Князья, как обычно, боролись за власть, видимо, полагая, что власть дает бессмертие. Бояре от князей не отставали и постоянно участвовали в заговорах, переворотах и смутах - не сиделось им в тесных да душных теремах! Народ пахал и ждал праздников, а по праздникам праздновал, т.е. напивался, пел народные песни, плясал в присядку и бил друг друга в морду (кстати, по строго оговоренным правилам), давая таким образом выход накопившимся эмоциям - в противном же случае долготерпение и упорядоченная жизнь заканчивались бы антифеодальными восстаниями. Но восстания случались крайне редко - значит, выход эмоциям осуществлялся регулярно по выходным дням и ничего отрицательного и стрессогенного в душе не накапливалось. Куры несли куриные яйца, петухи издавали на заборах петушиные вопли, свиньи валялись в грязных лужах и по-свински хрюкали, а собаки лаяли на всех подряд, то ли отрабатывая свой корм, то ли от скуки и безысходности. Иногда нападали какие-нибудь враги, но богатыри тут же давали им надлежащий отпор, и все начиналось сначала, т.е. продолжалось дальше. Горыныч никак не мог понять смысла подобного порядка вещей. В его рептилиевом мозгу постоянно зудел вопрос "зачем", но ответа он не находил и потому лишь вздыхал, выпуская при этом из себя, как и положено Горынычам, струйку сизоватого дыма. Так он и жил в окружении вековых лиственных деревьев и суетившихся рядом с ним мелких животных, в изобилии водившихся в ту эпоху в дремучих лесах европейской части нашей родины. Кстати, об азиатской ее части тогда никто, почему-то, не говорил. Может в то время ее и не было?
Однажды Горыныч мирно лежал на полянке, подставив ласковому весеннему солнышку свой живот, мало чем отличавшийся от животов крокодилов и аллигаторов - своих троюродных родственников, которых он, правда, воочию никогда не видел. Горыныч жевал осиновую веточку и задумчиво разглядывал стучавшего своим клювом по соседнему дубу дятла. Вдруг лес заволновался: зверюшки стали прятаться в норы, дупла, берлоги и кусты, лягушки скрылись в зеленых водах протекавшей через лес речки со странным финно-угорским названием, над которым до сих пор ломают головы ученые-языковеды, а птицы юркнули в гнезда и затихли. На поляну из непроходимого кустарника вывалился огромный косолапый медведь Михайло Потапыч. Увидев задумавшегося Горыныча, он тихо поворчал, как бы прочищая горло перед концертом. Змей очнулся и улыбнулся Потапычу своим зубастым ртом, из которого, как обычно, вылетел дымок - на этот раз фиолетовый, словно из газовой плиты.
- Горыныч! - заревел медведь. - Беда! Иван-дурак сюда идет, с мечом! Бежим, Горыныч!
- Ну и что? - отвечал Змей Горыныч. - Я же ему ничего плохого не сделал. Чего же мне бояться?
Потапыч ошалело уставился на Змея и почесал затылок.
- Ну ты даешь! Да ведь он же дурак! Мало ли что может натворить. К тому же ему какая-то зараза меч доверила - холодное оружие! Забыли, верно, что дуракам закон не писан. Он вот порешит кого-нибудь, а спросу-то с дураков на Руси нетути. Хорошая страна! В ней вообще, исторически, никакого спроса нет, ни с кого. Так что бежим, Горыныч, пока не поздно!.
Горыныч покачал головой:
- Нет, Потапыч, никуда я не побегу.
- Биться будешь? - спросил медведь.
- Нет, - отвечал Змей. - Попробую прийти с ним к какому-нибудь конструктивному решению...
Потапыч вздохнул, покрутил лапой у виска, покачал головой, плюнул на траву-мураву и скрылся в чаще леса.
Горыныч продолжал лежать на полянке, размышляя о психологии поведения животных в минуты опасности. В сущности, все вели себя одинаково - боялись и прятались.
- Инстинкт самосохранения! - произнес Горыныч вслух и подивился царившей вокруг него тишине. В этой тишине было нечто такое, о чем Горыныч раньше не задумывался. И только он намеревался задуматься, как затрещали соседние кусты чертополоха и из них высунулась бородатая голова в шлеме. Лицо под шлемом не представляло собой ничего интересного, так как было типичным и невыразительным. Простое, открытое лицо воина, чем-то даже симпатичное. Одет Иван-дурак был в соответствии с лицом, т.е. просто и без претензий - кольчуга, порты, сапоги. В руках поблескивал длинный меч - видимо, кладенец, готовый многократно опуститься на вражью голову и лишить ее возможности думать и мечтать о покорении свободолюбивого русского народа. Словом, типичный герой, в одиночку решивший позаботиться о благе человечества. Увидев Змея Горыныча, Иван широко раскрыл свои ясные голубые глаза и попятился.
- Горыныч! - изумленно вырвалось у него. Но Иван тут же совладал с собой и, сжав рукоятку кладенца, приготовился вступить со Змеем в поединок, начать, так сказать, бой (али битву).
- Что, Ваня, не ожидал? - ласково обратился к богатырю Горыныч, стараясь выпускать из себя как можно меньше дыма.
- Не ожидал, - честно признался Иван, - к тому же такого...
- Какого? - забеспокоился Горыныч.
- Ну такого... Маленького и с одной головой.
- А чего ж ты ожидал? У меня должно было быть две головы? Да? - Горыныч обиженно покачал своей единственной головой и поглядел на Ивана с укоризной.
- Три, - поправил Змея богатырь. - И размером ты должен быть чуть побольше, раза этак в два.
- Это мутантизм, - перебил Горыныч. - Случается он там, где повышен уровень радиации, короче, где фонит. А у нас, слава богу, пока все в порядке. Ты, вообще, откуда?
- Из-под Киева! - с гордостью отвечал богатырь.
- Тогда ясно! Под Киевом, наверно, и не такое увидишь. До чего ж природу довели! - помрачнел Горыныч. - Ладно, садись, Ваня, поговорим.
Иван нерешительно переминался с ноги на ногу, продолжая сжимать меч.
- Ты чего, Ваня? - удивился Змей.
- Да вот... Убить ведь мне тебя надобно, - сказал наконец богатырь и стал заносить над головой меч.
- Зачем? - дружелюбно отозвался Горыныч.
- Чтоб подвиг совершить.
- А зачем? - не унимался Змей.
- А чтоб на царевне жениться.
- Э-э! Да ты и впрямь дурак, - усмехнулся Змей Горыныч.
- Почему? - обиделся Иван, но меч, все же, опустил.
- Ты из какой прослойки общества будешь? - начал Горыныч.
- Ну, из крестьян.
- И неужто ты думаешь жениться на царевне?
- Так ведь царь же обещал! Добудь, говорит, голову Горыныча и отдам я за тебя тогда Марьюшку и полцарства в придачу.
- Пьяный? - спросил вдруг Горыныч.
- Что пьяный? - не понял Иван.
- Царь пьяный был? - пояснил свой вопрос Змей.
- Выпимши...
- Выпимши, - передразнил витязя Змей Горыныч. - Теперь видишь! Царь над тобой потешиться изволил, а ты и рот раззявил. Подумай, Ваня, да разве отдаст он свою собственную дочь за крестьянского сына?
- Так ведь бывало же такое! - воскликнул витязь, тряся из-под шлема давно не стриженными и не мытыми кудрями.
- В сказках! - оборвал его Змей Горыныч. - В сказках! А в реальности...
- Где? - опять не понял Иван.
- Ну... на самом деле. На самом деле такого не бывает. Сам подумай, ты и править-то не умеешь.
- Можно подумать, царь умеет! - усмехнулся богатырь.
- Ну-у... Это другое дело! Ему помогают бояре, советники, а тебе помогать никто не будет. Ты же для них чужой, выскочка, не из их, так сказать, муравейника. Будут они против тебя, Вань, козни строить, интриги плести и жену твою охмурять. Подсунут ей в полюбовники какого-нибудь боярина, а тебя пристукнут где-нибудь в пыльном коридоре и скажут: помер, мол, Иван... случайно.
- Как это случайно?
- А вот так. Удар приключился: заработался, мол, государь, перетрудился на державном поприще, не рассчитал сил своих, сгорел на производстве. Государи ведь тоже люди, а люди - слабы и смертны, как и прочие твари божии на небеси и на земли. Организуют они тебе, Вань, пышные похороны, послов пригласят заморских, напьются на поминках до посинения, а наутро похмелятся и станут править так, как им будет угодно. Посадят на трон дебила, али кретина, и будут им вертеть, как захотят.
Иван задумался. Сразу было видно, что раньше подобные мысли его не посещали и сейчас он отчаянно старался все переварить.
- А народ? Неужто народ меня не поддержит? - вдруг спросил он, с яростью воткнув меч глубоко в землю.
Горыныч только и мог, что улыбнуться наивности Ивана-дурака.
- Народ? - переспросил он. - А народу все равно, он ведь ничего и не узнает. Мало ли что творится в верхах. Народу главное, чтоб не было войны и голода, а кто им управляет, то не так уж и важно. Народу, Ваня, нужна стабильность, а вот ты как раз и лишишь его этой самой стабильности.
- Это как же?
- Да очень просто. Сам же сказал, что царь обещал тебе полцарства. А это означает раскол единого государства, сепаратизм и так далее. Кто-то будет за отделение, кто-то выступит за воссоединение. Начнутся смуты. Смуты приведут к упадку народного хозяйства и снижению уровня жизни, депопуляции, а потом...
Иван устало опустился на изумрудный травяной ковер, покрывавший прогретую нежным весенним солнцем поляну, и вздохнул.
- Так что же делать?
Змей Горыныч почесал свое крокодилье пузо и посмотрел, прищурившись, на безоблачное небо.
- Не лезь, Ваня, в политику. Плюнь ты на все это, женись на какой-нибудь Фекле и живи-поживай да добро наживай. Трудись, землю свою защищай от ворогов окаянных, да исправно плати подати. Налоги, Ваня, надо платить!
- А что сейчас-то делать? Я ведь хотел тебя убить!
- Давай лучше полетаем, - предложил Змей Горыныч и подставил богатырю свою гладкую прохладную спину.
Весь день они летали над Среднерусской возвышенностью, обозревая с высоты поля и луга, рощи и леса, реки и озера, города и веси, а также другие наземные объекты, как стратегического, так и вполне обычного назначения. Все было чудесно и удивительно. Картина захватывала дух, завораживала и заставляла Ивана испытывать чувство заслуженной гордости за свое Отечество. Под вечер Змей Горыныч приземлился недалеко от Киева, рядом с деревушкой, в которой родился и провел свое радостное детство Иван-дурак и где до сих пор проживала его многочисленная родня. Они взволнованно попрощались. Иван даже смахнул набежавшую на правый глаз слезу и засмущался.
- Куда ж ты теперь, Горыныч? - спросил он. - Домой?
- Не знаю, Ваня. Может быть, полечу искать своих собратьев... Одиноко мне, Ваня, в наших лесах. Я ведь последний Горыныч на Руси, а иногда так хочется потомства. Вот и полечу искать себе пару, может не всех драконов перевели на этой неразумной планете, должно же где-то хоть что-то остаться!
Горыныч взмахнул крыльями и взмыл в почерневшее вечернее небо. Его силуэт на какое-то мгновенье загородил только что взошедшую луну и тут же растворился во мраке ночи.
Богатырь Иван-дурак медленно побрел по деревенскому полю, и длинный меч похлопывал его по могучим богатырским ногам, ведшим витязя по направлению к притаившейся у изогнутой реки древнерусской деревеньки с красивым, поэтическим названием Чернобыль...
- 2 -
Погода на среднерусской поляне средь густого, дремучего леса выдалась на этот раз прямо-таки чудесная. Стрекотавших там цикад, правда, не было, зато были кузнечики, способные дать фору любым иноземным насекомым, которых в то время - слава тебе, Господи! - на Русь пока-что не завезли. Впоследствии, конечно, появятся всякие там колорадские жуки, малярийные комары и немецкие тараканы... Но в описываемый нами период подобных тварей на Русской земле еще не водилось, а посему и средств для их уничтожения пока что не имелось. На поляне же возлегал, блаженствуя и потягиваясь, Змей Горыныч - личность крайне образованная и во всем подкованная. Обитатели леса - от лягушек до медведей - воспринимали ученость Горыныча в целом положительно. Были, конечно, и недоброжелатели, но маленькие, то бишь очень незначительные. Ну придавит кого при ходьбе, ну прижжет при дыхании - ерунда ведь! А кому-то все же не нравится... Впрочем, подобных ворчунов хватает в любой стране, даже в самой цивилизованной.
Горыныч, развалясь на изумрудной и совершенно не загаженной местными ремесленниками траве, разговаривал сам с собой, комментируя почерпнутую у сороки-белобоки информацию о последнем футбольном матче между Киевом и Москвой. Ну выиграли москвичи, ну и что? Зачем же их сразу обзывать "клятыми москалями" и желать всего-всего самого наихудшего? Ведь Москва-то - маленькая, едва народилась... Умнее надо быть, господа киевляне! И уж совсем негоже хвататься за арматурины и лупить ими по ларькам и киоскам, да опрокидывать трибуны! Так ведь можно и пример подать каким-нибудь недоразвитым соседям... Горыныч конечно же переживал, но не сильно. В конце концов, это ведь игра, причем, явно, дубовая: ну бегают две дюжины придурков по поляне, ну пинают они бурдюк надутый, загоняя его то в одни ворота, то в другие... Ну и что?! От этого ведь в лесу грибов и ягод не прибавилось, и ячмень на полях дважды не заколосился, дабы удвоить объемы древнерусского пивоварения. Ничего ведь не изменилось, а хазарина одного все-таки на Крещатике пристукнули, хотя никакого отношения к победе "москалей" он, вроде бы, как бы, и не имел.
Неожиданно размышления Горыныча были самым беспардонным образом прерваны ворвавшимся на поляну Иваном-дураком, который на сей раз не имел ни меча, ни шелома, ни даже надлежащих портов, то бишь штанов - так, кальсоны какие-то, да еще и без завязок. Горыныч от удивления открыл было пасть, но ничего вымолвить не успел, так как Иван-дурак оказался гораздо проворнее своего имиджа.
- Горыныч! - завопил он, - Царь опять полцарства предлагает, за не фиг делать!
- Ваня..., - только и успел промолвить Змей Горыныч.
- Не-е, Горыныч, я серьезно! Кто, мол, сволочугу Кащея найдет и царевну у него назад изымет, тот полцарства и получит!
- Какую царевну?! - удивился Горыныч.
- Да все ту же, на которой я сам чуть по дурости не женился. Ну да хрен с ней, с царевной! Полцарства-то ведь все-таки на дороге не валяется? Как там у Шекспира? Полцарства, говорит, мол, за коня! Хотя, от кобылы он бы тоже не отказался! Еще бы, все равно ведь лошадь...
Горыныч только и смог, что взмахнуть крыльями и выдохнуть:
- Ваня, ты опять?!
- Горыныч, ты не понял! Царь сказал, что кому ни царевна, ни полцарства не нужны, тот может получить их стоимость в денежном эквиваленте.
- Это ж сколько будет? - изумился Змей.
- Ну, я точно не знаю, но, видимо, много, - ответствовал Иван-дурак, потирая у себя под носом, как бы разглаживая будущие усы.
Горыныч прикрыл голову своим правым крылом и попытался прикинуть Иваново счастье, однако, наличие всевозможных коэффициентов, поправок и допусков делало эту задачу крайне сложной (в плане решения), или крайне простой, для того, чтобы сказать:
- Ваня, ты опять за свое?
- Не понял... - произнес Иван, подтягивая спадающие кальсоны. - Ты это о чем?
- О полцарстве, - ответил Горыныч. - Ты, кажись, опять за рыбу деньги?
- Какую рыбу! - завопил Иван. - Пусть ею дьяки рыбного приказа занимаются. А вот деньги мне действительно нужны. Ведь я же хочу жениться на Василисе...
- Прекрасной? - перебил Горыныч.
- Да нет...
- Премудрой? - упорствовал Змей.
- Да ни фига! На кой ляд мне сдались твои премудрые да прекрасные? Естественно, что на обыкновенной!
Горыныч с подозрением поглядел на Ивана:
- И где же ты с такой познакомился?
- Да в райцентре, когда репу возил продавать...
- Чего?!
- Репу, говорю. Ох и хорошо же она нонче уродилась! Такая мясистая, ядреная...
- Кто, Василиса?
- Да про репу я! Ты чё, Горыныч, совсем что ли?
Горыныч внимательно посмотрел на Ивана, удостоверился в полной его адекватности и медленно наклонил голову - т. е. кивнул:
- Вань, а Кащея тебе искать действительно надобно?
- Еще как надобно! - возопил Иван-дурак. - Я уже все справочники проштудировал, всех знакомых опросил - и ведь ни одна зараза о Кащее даже не слыхивала, хотя он всего лишь третьего дня изъял царевну прямо из дворца, и, как говорят, без возврата. И никто ничего не видел и не слышал! Прямо Сицилия какая-то!
- Вань, - спросил Горыныч, - а ты уверен, что это сделал именно Кащей?
- А кто же еще?! Он ведь так и представился на бумажке, т. е. э-э-э... на визитной карточке!
Горыныч, сосредоточенно рассматривавший пробегавших мимо, точнее, рядом с ним, муравьев, немного подумал и, наконец, сказал:
- Нонсенс.
Сначала Иван-дурак вообще не прореагировал, затем повернул голову, сделал задумчивое лицо, выдержал паузу, ничего в результате не поимел и, наконец, спросил:
- А это чего?
- Чушь, говорю, поросячья, - охотно объяснил Змей Горыныч. - Я ведь с Кащеем знаком лично, как говорится, тет-на-тет...
- Может, виз-а-ви? - вмешался Иван.
Горыныч, с отвисшей челюстью, уставился на своего приятеля, минут пять помолчал и, наконец, ответил:
- Нет, все-таки тет-на-тет!
Иван повел бровями, пожал плечами, развел руками, и только хотел ими повертеть... Но тут опять вмешался Змей Горыныч, безапелляционно заявивший:
- Не воровал он никакой царевны!
- А ты откуда знаешь?
- Знаю, - сказал Змей Горыныч. - Этот ваш Кащей у меня уже три дня гостит, на соседней поляне обитает. Никакой царевны при нем не имеется. Да и вообще, никакой он не бессмертный...
Через двадцать минут Змей Горыныч с Иваном-дураком восседали у костра, незаконно разложенного посреди лесного насаждения и раздуваемого Кащеем Бессмертным - довольно тощим субъектом, обладающим, однако, первоклассными легкими, бронхами, аденоидами и миндалинами. Никакой царевны здесь, естественно, не было, что подтверждало известный тезис про... (в смысле, про официальные средства массовой информации). Возрастом Кащей оказался всего-то восьмидесяти девяти лет (по паспорту). И выглядел он прекрасно: весь такой подтянутый, спортивный... Некоторые бы сказали, что недокормленный, но... Это циники! Все бы им опошлить! Для поддержания имиджа Кащей затребовал у Ивана десятку в иностранной валюте.
- Желательно, в американских, - сказал он.
"Американских" у Ивана не оказалось, а потому Кащей милостиво согласился на горстку арабской мелочи - обращавшихся в ту пору на Руси кривобоких денежных знаков с полуарабской надписью "сделано в Халифате, бисмилля рахман рахим").
- Серебро? - полуспросил Кащей, близоруко всматриваясь в подсунутые ему монетки.
- Я думаю... да, - ответствовал Змей Горыныч, внимательно рассматривая горизонт.
--
Ну да ладно, на этот раз поверю... Медам и месье! - завопил вдруг Кащей. - Вы действительно верите, что я бессмертный? Должен вас обрадовать: я вовсе не бессмертный, мне всего 230 лет, прожитых благодаря упражнениям по индийской, южнояпонской и гуанчжоуской системам, предлагаемым мной всего за...
- И как это ты до такого дожил? - перебил вдруг Иван-дурак.
Неожиданно Кащей Бессмертный снова преобразился, вытянулся вверх, опять же сузился по диаметру и порозовел, а после всего этого откровенно признался:
- Дурак ты, Ваня! Любая материя имеет свойство отмирать, и я в том числе, но не сразу! - после чего он достал большую баклажку меда и пил из нее, пока не упал...
Иван, естественно, ничего не понял и согласился на то, что все уже и без него существовало, а после него и подавно будет существовать, и да пребудет Всевышний с ними обоими. Аминь! А вот что означали все эти фразы... Горыныч, например, проводив пьяного Ивана до его родимого Чернобыля, а практически невменяемого Кащея - в какую-то деревню в Пермской области, долго еще пытался осмыслить все вышесказанное, ища в нем особый, потаённый смысл, однако даже он вынужден был признать истинность армейской поговорки о пресловутом ворочении мешков (прости, Господи!).
- 3 -
Все-таки синоптики оказались правы! Полгода они предсказывали наступление с Атлантики какого-то циклона, и наконец-то вот оно - свершилось! Налетели-таки ветры злые на Землю Русскую (правда, не с восточной стороны, а с западной), и сорвали-таки они черны шапки с голов незадачливых россиян, и унесли их как можно дальше, чтоб никогда их больше не найти, и, что самое поганое, повалили половину деревьев в лесу, где проживал Змей Горыныч. Собственно, если б не это обстоятельство, то и хрен бы с ним, в смысле, с циклоном. Однако, данный катаклизм побудил Горыныча развернуть свои мыслительные процессы совершенно в новую сторону, а именно: на Запад. Если раньше вопрос об угрозе c Запада выглядел несколько туманным, то бишь, абстрактным, то в свете вновь открывшихся обстоятельств впору было и задуматься... Ведь, действительно, сначала циклон, потом поставки некачественного товара, затем какая-нибудь эпидемия и, наконец, ничем не завуалированная агрессия - по всем, как говорится, направлениям и на всех уровнях. Об этом стоило задуматься, что Горыныч сразу же и сделал, выбрав себе подходящую полянку среди вызванного "происками Запада" бурелома. Население леса - от насекомых до болотных кикимор - старалось ему в этом не мешать, хотя у каждого к западному обществу накопилось множество своих собственных претензий. Например, те же кикиморы второй уже год пребывали в крайней обиде на своих германских родственников, отказавших им в приглашении по абсолютно невразумительным причинам. Такая же картина наблюдалась и с вурдалаками, решившими посетить Румынию и не получившими никакой реакции от румынских властей. "То же мне, римляне нашлись", - бурчали вурдалаки, почесывая свои ослюнявленные челюсти. Недовольны были и прочие элементы нижнего уровня славянской мифологии.
Честно говоря, Запад Горыныч тоже не любил. Ну как он мог его любить, когда британские рыцари (всякие там паршивцы типа Ланселота) укокошили его последнего дядю, а во Франции, в Пиренеях, забили до смерти его троюродного кузена - последнего в той части Европы дракона, о котором потом эти долбанные провансальские трубадуры ни одной приличной строчки не сложили.
Да, жизнь - это, все-таки, страдание, как говорил Будда. И ведь правильно говорил! Навращавшись в европейской части будущей России, Горыныч наконец-то все-таки понял, что лично ему ближе Восток. И причины тому были самые что ни на есть простые: ни в Китае, ни в Японии, ни тем более в Бутане над Горынычами никто не измывался, никто их не убивал - наоборот, их страшно любили, именовали ими свои династии, города, года, рисовали на флагах и гербах, запускали в небо в качестве воздушных змеев и даже рассматривали как эталон мудрости. Что чертовски верно! Горыныч с этим и не спорил, потому что спорить с очевидным - глупо.
Неожиданно на поляну, где возлегал задумавшийся Горыныч, залетела верещавшая сорока, у которой только и можно было понять, что кто-то куда-то выступил и что-то от кого-то, видимо, получит. Змею Горынычу, которого прервали на самых радужных размышлениях, выступление сороки сразу же не понравилось, а посему он просто изрыгнул струю пламени (в сороку, правда, не попав) и тихо так вопрошал:
--
Ты чего это, паразитка, раскудахталась?
--
Я?!!!! - завопила сорока, - Раскудахталась? Да что б ты, старый птеро-н-дактиль, клешней своих в жизни больше не увидел! Да чтоб у тебя твой х...
--
Хватит! - грозно рявкнул Змей Горыныч. - Ты думаешь, что, имея крылья, можно пороть все что угодно? Ошибаешься, дура. Лети-ка отсюда, пока я тебя не прижег, причем в полете. А то потом жаловаться будешь в эту, как ее, мать... блин... в ОБСЕ, вот!
Сорока взмахнула крыльями и изумленно воскликнула:
--
Куда?!
--
В организацию, - ответствовал Горыныч, отворачиваясь от сороки и считая, что он и так уже много чего наговорил (по этому поводу).
--
Ну-ну, - ответствовала сорока и покрутила правым крылом у своего предполагаемого виска. - Совсем, однако, наш ящер сбрендил!
Горынычу это явно не понравилось.
"Сволочь", - подумал он, - "Мерзавка! Я ведь могу весь наш лес сжечь и улететь в Бутан! Там драконов уважают, не то что в этой препоганой Европе - центре цивилизации. В Бутане дракон даже на флаге развевается!".
Вдруг... то-есть как обычно неожиданно, лес заволновался и...
И ничего не случилось. То есть ничего особенного. Всего-то навсего - вышел на поляну богатырь, одетый, правда, не совсем по-богатырски, скривил свою богатырскую рожу... Пардон, физиономию... И зычным голосом завопил:
- И молода-а-я-я не узна-а-е-е-ет какой таксиста был коне-е-ец...
"Ну все, - подумал Горыныч. - Приехали...".
Иван-дурак с этим не спорил, а посему осмотрел поляну туманным взором и вопрошал:
- Горыныч, ты меня любишь?
"О-па!", - подумал Горыныч, укладывая Ивана-дурака на подстилку, свернутую из всевозможных трав и папоротников, возлегание на которых должно было вскоре улучшить Иваново самочувствие. Ведь для чего-то богатырь все-таки приперся, и чего-то он все-таки пытался сообщить... Однако в тот вечер в себя Иван так и не пришел, и Горыныч продолжил свои размышления о роли Востока на Западе, и Запада на Востоке. При этом он пытался поддерживать свое дыхание в парадоксальном состоянии, свернув одновременно задние конечности в позу большой кувшинки - лотосов-то в ту пору на Руси еще не выращивали!
"Конечно, - думал Горыныч, - Пьяный мужик ребенку подобен. Так вроде бы говорила мне когда-то тетя Юлия Цезаря, нажравшегося перед переходом Рубикона. "Филиус меус", - вопила она по-латыни, - "Гайус мой, Гайус, Юлиус мой, Цезарь! И куда же ты, балбес, собрался?!" После чего упрямому Цезарю ничего не оставалось как завоевать Галлию, рассориться с Помпеем, переспать с Клеопатрой и заявить на всю Италию, что, мол, жена Цезаря вне подозрений - еще бы, какие уж там подозрения после народившегося полуегипетского Цезариона... А за сим Цезарь гордо наплевал на все древнеримские приметы и поперся на радостях в Сенат, где его не то что не любили, а просто-таки даже терпеть не могли; потому и ждали. Результат: пара десятков колющих, проникающих ранений и ни одного свидетеля. Вот так-то ... Чуть-чуть до пенсии не дожил, бедолага, ну буквально пару лет..."
Задумавшийся Горыныч в недоумении уставился на храпевшего на полянке Ивана и попытался было понять: а причем тут, собственно, Юлий Цезарь? И буквально через мгновение его осенило: обоих героев объединяла прямо-таки беззаветная любовь к царскому титулу, трону, величеству и т. п. ерунде. Причем, если Цезарь, хотя бы, происходил от Юпитера (или чего-то подобного), то эта-та коровья морда - она-то куда все время устремляется? Нашелся, то же, принц в изгнании...
Тем временем Иван зашевелился, почесался и препротивным пьянючим голосом загнусавил:
- Горыныч, мать твою... Мне бы водички...
- Может водочки? - саркастически переспросил Змей Горыныч, отдуваясь тем временем от привязавшейся к ним комарихи. "До чего же богомерзко сие комариное бабьё! Насколько приятнее их мужики - такие симпатичные, представительные и абсолютно безвредные вегетарианцы! Пьют себе нектар и в ус не дуют. А эти... Самки... Хищницы..."
- Какой еще водочки? - донеслось вдруг до Горыныча.
- Ась? - встрепенулся тот, отрываясь от обычных для него нескончаемых мыслительных процессов.
- Что такое водочка? - слабым голосом продолжал настаивать богатырь.
"У, черт! - подумал Горыныч. - И надо было с языка сорваться! Теперь ведь не отцепится, липучка!"
- Водочка, Ваня, это такая химическая гадость из воды и этилового спирта, перегоняемого, как правило, из плодов растений семейства злаковых, или по-латыни "Цереале". Обладает она ярко выраженным антибактериальным, или - чтоб тебе было понятней -
антимикробным действием, при условии, конечно же, ее наружного применения...
- А что... - встрепенулся Иван, - бывает еще и внутреннее?
- От внутреннего применения, Ваня, происходят всевозможные болезни - типа там гастрита, панкреатита, холецистита, а также рака мозга, печени, желудка и молочной железы...
- А у меня ее нет! - радостно завопил Иван, неуклюже поднимаясь с земли и отряхивая прилипшие к портам былинки. - Значит, мне можно!
- Чего? - не понял Горыныч.
- Ну... пить эту... водочку твою.
- Мою?!! - изумился Змей.
- Нет, вы только поглядите на него: битый час он мне ее рекламирует, расписывает эти самые анти... действия, а теперь в кусты? Нет, Горыныч, коней, как говориться, на переправе...
- При чем тут кони!!! - заорал Змей Горыныч. - Ты понимаешь, болван ты этакий, что мы с тобой весь мир споим?
- Прямо уж весь мир! - ухмыльнулся Иван-дурак. - Весь мир мне и не нужен. Мне бы камердинера нашего гребанного правителя в усмерть напоить, да и самого правителя - правда не до смерти, а чтоб у него возможностей хватило мне передаточную запись сделать...
- Чего?!!! - заревел Горыныч.
- Дарственную на царство, и без пошлины. А то уж слишком она высока... - начал было объяснять Иван, но закончить не успел из-за потрясшего все лесонасаждение Горынычего рева:
- Вон!!! И чтоб я тебя больше ни-ко-гда не видел! И за этим ты ко мне приходил?
- Да, - не растерялся Иван, - ты же умный, ты же эрудированный...
- Чего-о-о?
- Да ладно, Горыныч, не прикидывайся, о тебе и в Киеве, и в Новгороде, и во Владимире, и в Твери, и в этой самой - прости ее, Господи! - Москве - все уже давно знают. Ты же ведь гений!
Горыныч ошалело уставился на полупротрезвевшую личину Ивана-дурака, на полном серьезе соображая: поджарить ли его и съесть сразу или сначала чуть-чуть закоптить, а уж потом ...
Иван же казался вполне невозмутимым, спокойным и на удивление здоровым - учитывая его недавнее предсмертно-пьяное состояние. В принципе, похмелье через пару часов наступает только у недоспелых отроков; к зрелым же мужам оно приходит день на второй или даже на третий. Этим малолетки от прочих, серьезных людей и отличаются. У них, видите ли, печень с почками здоровы, ха-ха-ха... Зато ума нет. Кстати... Не в этом ли заключается истинный смысл заглавия бессмертной комедии Грибоедова?
Короче, Горыныч был явно озадачен.
- Чего ты хочешь? - спросил он наконец у богатыря Ивана.