Да благо ти будет, и да дологолетен будеши на земли

Из часов, расплавленных на холстах Сальвадором Дали, время польется в разные стороны в моем эссе, составленном из вспышек воспоминаний о прошлом и зарисовок с реалий сегодняшнего дня. Это и есть мой стиль. А само эссе -- резюме, "Выписной эпикриз", непринужденный рассказ о преодолении трудностей и недугов в процессе творчества. На отпущенном для письма пространстве, я постаралась поразмышлять и помечтать от души. Буду рада, если кому-то вдруг послышится пение Эллы Фицджеральд. И не надо ничего слышать, если по чьим-то ушам прошелся медведь. Плывите по поверхности, и не напрягайтесь. Поскольку мы все родом из детства, то начну я...

Детство

В семь месяцев отроду на меня нашло озарение. Вся в белом: ползунках, распашонке и чепчике я сидела в прогулочной коляске. Она стояла посередине нашей комнаты-пенала. В левой руке у меня была зажата очищенная картофелина. Пососав ее, оструганный бабушкой и ножиком кончик, и поерзав по нему недавно появившимися во рту костяшками, я уразумела, что мягкий и большой карандаш вкуснее, чем маленький и твердый. От радости стала махать рукой. И заметила, что в окружавших меня странных овальных палочках, в тоже время искривленных и не имевших определенного цвета, замелькали белые пятнышки. Я затихла, озадаченно глядя на маму. Она сказала: "Это ручки. Держись за них. Сейчас подвезу тебя к окну". "Не надо. Лучше одеяло натяни", -- произнес дядя в фуражке. Эту шапочку я уже видела. Когда, вслед за первым своим словом: "Щи", я стала произносить и другие, в том числе и "папа", его дома не было. Бабушка, надев на голову эту шапочку, сказала: "Фуражка". А я и запомнила. Брат включил лампу. И я опять удивилась. За окном было светло, а свет зажигали, когда там ничего не было видно. Я погрозила ему картошкой и сказала: "Атата!" Дядя крикнул: "Анютка!" Я поняла, что это папа обращается ко мне, и повернула голову в его сторону. У папы в руках была черненая коробочка. Она смотрела на меня одним глазом. А папа смотрел в нее. Его фуражка, как и мой чепчик уехала со лба. Он что-то сделал пальцем, и внутри страшилки раздались звуки, которые я не знала еще, как назвать (сработала диафрагма, зашуршала пленка, и сменился кадр). Тут я поймала себя на том, что все это замечаю, осознаю и запоминаю. Я и сейчас, полвека спустя, глядя на фотографию, все досконально вспоминаю.

Возможно, столь раннее постижение действительности, и себя в ней, произошло от сильной встряски всего детского организма. По рассказам мамы, меня сфотографировали, после благополучного возвращения с того света. Что там происходило, память, к сожалению, не зафиксировала.

Детской кроватки у меня еще не было. Ее заменяла плетеная, громоздкая коляска. В ней меня и отправляли почивать под стол, стоящий у окна. А форточку прикрыть частенько забывали. Если учесть, что семь месяцев мне исполнилось в феврале, то становится понятным, отчего в легких случилось двухстороннее воспаление. Мало того, пока до моих домочадцев дошло, что я заболела, этот процесс принял необратимый характер. О чем поздно всполошившимся домочадцам сообщили медики, приехавшие на "скорой помощи". Ошарашив всех своим вердиктом, эскулапы умчались, оставив меня умирать дома. Рыдающая мама побежала к соседке по дому, Миле Абрамовне, медсестре, с классическим вопросом: "Что делать?" Соседка, как ангел небесный, спустилась с последнего этажа нашего трехэтажного дома (в Хлебозаводском проезде), и на свой страх и риск, вколов в попку иглу, отправила к очагу воспаления спасателя, под названием Пенициллин. Благодаря бесстрашию и решительности прошедшей войну медсестры, а также всем моим предкам, снабдившим младенца организмом, благосклонно принявшим новейший препарат, смерть, а затем и болезнь отступили.

В три года, одолеваемая любопытством, я все-таки не решалась заглянуть за дверь, ведущую в жилище наших соседей. Частенько, оттуда просачивалась музыка, и слышалось правильное такое и красивое пение. Когда я просыпалась, и видела, что бабушки нет, тут же из углов начинали выползать и подбираться ко мне паутинообразные, мерзкие твари. Я пулей выскакивала из своей кровати и бежала на кухню. Где мама моей мамы и тетя Роза, по логике ребенка, соседская бабушка, не желавшая, однако, чтобы я к ней так обращалась, уже сочиняли обеды для своих семейств. Как только из общей входной двери в коридоре появлялась и тут же исчезала, за дверью своей части коммуналки, фигура в военной форме, седовласая Розочка хватала тарелку с нажаренными котлетами и улетучивалась с кухни. Фигуру звали Константин Иванович. На его погонах, расшитых золотыми нитками, красовались большие звезды, сколько штук, не помню. А на папиных полевых и парадных погонах было, точно, четыре маленьких. На работу и обед генерал ездил на собственном ЗИМе, черном и отчаянно блестящем. При этом его жена, Ирина Михайловна, дававшая уроки вокала будущим певцам прямо у себя дома, постоянно жаловалась на его скупердяйство моей маме, когда они, собирались вечерами на кухне, чтобы выкурить папироску-другую "Беломорканала" или "Севера". Расхаживая из угла в угол в длинном, из темно-синего шелка халате, надетом прямо на голое, пышное тело, она громогласным шепотом повествовала. Путаясь у нее под ногами, я "наматывала на ус" нелицеприятные сведения о человеке, с аналогичной внешностью. То он принимался считать куски сахара, выясняя, сколько из них слопал его долговязый сын, ученик последнего, перед выпуском, класса. То придумал выдавать, как оказалось, их общей прислуге, а не бабушке, по семь грецких орехов, чтобы она по одной штуке, в течение недели, снабжала ими все того же злополучного Пашку. Но самое интересное заключалось в том, что Константин Иванович долго не мог успокоиться, когда в комнату, которую замыслил прибрать к рукам, вдруг въехала наша семья. Потом мама рассказала мне, как случилось, что капитан невольно перешел дорогу генералу. Служа в Порт-Артуре, боевой офицер написал партайгеноссе Сталину письмо, с просьбой дать квартиру ему и его семье. Так как домочадцы: годовалый сын, жена и ее мать поехать к нему в Китай не смогли, и остались жить в ветхом здании, барачного типа, снимая там плохо отапливаемую комнатушку. При этом его жена, отсидев дома месяц, положенный по декретным делам, вышла на работу, оставив сына на попечение своей матери, приехавшей к ней в Москву. Ответ пришел уже не от генералиссимуса, а от товарища Г.М.Маленкова. Но и с новым главой государства Костик спорить не решился. Зато отыгрывался на нас с братом, строя козни. Однажды сгреб в кулак всю одежду на братовой спине, и, со словами: "За хибол и на солнышко" (очевидно, слово хибол - собственное изобретение шкодливого К.И.) поднял Олежку почти к потолку. Меня же, еще доверчивую, годовалую дурочку, втихаря, напоил пивом. После чего, по словам бабушки, меня сильно рвало. О том, как, окончив школу, отчаянная девчонка рванула на фронт к своему обожаемому Костику и оженила матерого вояку на себе, я узнала гораздо позже. А тогда, еще не зная, что "любовь это то, что ребятам понять не дано", я была возмущенна "до глубины души". Думая, что защитить, кроме меня, незадачливую, совершенно чужую, но все равно тетю Иру от распоясавшегося хулигана, больше не кому, я решила взять эту миссию на себя. А тут еще, папа принес домой новенький телевизор "КВН", и я впервые квидела тетю Улыбку (Л. Гурченко) и услышала песню, где были слова: "пусть ярость благородная, вскипает как волна". Окончательно убедившие меня в справедливости задуманного мероприятия. Увидев как-то в коридоре, где столпились многие обитатели нашей трехкомнатной коммуналки, красную физиономию, с маленькими глазками и большой бородавкой на щеке, я, дойдя до кондиции кипящего на плите чайника, выпалила загодя заготовленную речь. Состояла она из следующих слов: "Константин Иванович, вы похожи на свинью". Однако вследствие сильного волнения, получилось: "Скотина Ваныч, вы свинья". Все на минуту остолбенели, в том числе и я. Первой очухалась тетя Ира, и бросилась ко мне с поцелуями, затем сгребла в охапку, распахнула заветную дверь и внесла в свои апартаменты. Первое, что я увидела в огромной, полупустой и залитой солнцем комнате, было большим, плоским, причудливой формы, черным ящиком на пухлых ножках с колесиками. Затем большие цветные картинки в массивных золотых рамах. Ирина Михайловна посадила меня на круглый стул без спинки. Я почувствовала, что сиденье подо мной движется, и стала кружиться, озирая все пространство одновременно. Подняв крышку, музыкальных дел мастерица обнажила черно-белые зубы чудного предмета, и стала по ним бегать пальцами. При каждом нажатие, из музыкального ящика вырывались те самые звуки, которые, до появления моего учителя и закадычного друга телевизора, ласкали мой слух, просачиваясь через две двери. Теперь же они были громкими и ликующими. У постоянно раздраженной и, частенько, заплаканной соседки поднялось настроение, и она сообщила, что скоро научит меня играть на рояле. К сожалению, опять запутавшись в паутине своих противоречивых чувств, она забыла о данном обещании. Зато я, узнав, что на стене висят настоящие картины, написанные руками художников, и хорошенько рассмотрев их, решила незамедлительно к этому делу приобщиться. За неимением холста и красок, я брала свои любимые книжки (мама мне читала их по воскресеньям, когда у нее был выходной), открывала обложку, и на обратной чистой ее стороне цветными карандашами рисовала людей. Попутно придумывая им биографии и разные истории, с ними происходившие по моему велению и хотению. Я так увлекалась этим занятием, что забыла о живущих в углах чудовищах. И могла долго оставаться одна в замкнутом пространстве с закрытой дверью. Первой удивилась бабушка. Я перестала ходить за ней по пятам. Потом мама, обнаружив мои художества во время очередного сеанса чтения. Сначала, как и полагается, она меня отругала, а затем купила тетрадку. В этом "альбоме для рисования" я и упражнялась, без всяких учителей и наставников. Вот только тексты, сопровождавшие мою живопись, я не записывала, не умея этого делать.

В дальнейшей своей жизни искусству живописца я нигде не обучалась, если не считать недолгое посещение кружка в Доме пионеров на (тогда еще) Ленинских горах и курсов, где обучали иконописи за деньги, которых вскоре не стало, потому что дело было в начале 90-х годов. Какое-то время я работала в художественном бюро по росписи ткани, на московском комбинате "Красная Роза", конечно не художником, а скорее подмастерьем. Но этот дар природы, всегда приходил мне на помощь, когда случался очередной облом в жизни, и требовалось самостоятельно выходить из ступора или психологической комы.

Ветераны уходят молча

Когда папа возил меня, уже четырехлетнюю девочку на парады, наш "газик" пропускали прямо на Красную площадь. Папа уходил, как позже выяснилось, налаживать связь. Благодаря его работе, голоса маршалов, командовавших в те годы стройными квадратами марширующих войск, звучали громко и внятно. Сидя в машине, я с любопытством разглядывала диковинный дом, бордового цвета с пирамидками на крыше, почему-то покрытыми еще не выпавшим снегом. На нем и на сказочной красоты здании (ГУМе), стоящем справа от него, висели портреты очень и не шибко бородатых вождей: Маркс, Энгельс и Ленин, перечисляли сидящие за рулем солдаты. Затем появлялись демонстранты. Они галдели, смеялись, плясали. Кругом было много красного цвета, бумажных и живых цветов, транспарантов. Народ ликовал. И я тоже, но молча и за стеклом. Я помню, что очень боялась покинуть машину и оказаться среди них. Приходил папа, приносил удивительные леденцовые апельсины и плоские круглые конфеты на палочках. Мы ехали домой, где нас уже поджидал накрытый белой скатертью квадратный стол, с множеством всякой вкуснятины, приготовленной мамой, не ушедшей на свою работу по случаю праздника, и любимой подругой бабушкой.

На заре моего сорокалетия, прибежавшие невесть откуда носороги, сообщили всем, что бородачи, чьи портреты я созерцала в детстве, низложены. За носорогами на городские улицы повалил народ, и выползли танки. Все это смешалось в густой коктейль и поглотило научные определения некогда непререкаемого авторитета, в одночасье, ставшего "овощем", т. е. "редиской". На смену, как договорились считать, вовсе не последней общественно-экономической формации, полезли то ли мумии их предшественниц, то ли не имеющие конкретного названия НЛО, а проще говоря, хреновины.

Глядя на все это, я загрустила, вспомнив, сколько времени, а главное зрения было потрачено на написание шпаргалок, чтобы сдать экзамен по Научному коммунизму. Гуманитариям, пять лет проучившимся в МГУ, на дневном отделении, диплом не выдавали, если по этому предмету вдруг случался "неуд". Где в те времена бегали носороги, неизвестно.

Между тем, размен четвертого десятка лет приближался, а дома умирал от лейкемии отец. Ухода никто не предлагал. Бригадиры молотили друг друга на стрелках, а законопослушные овечки, под воркование Лени Голубкова, несли свои денежки туда, куда советовал, новоявленный котик Базилио, в птичьем оперении. Мне нести было нечего, так как на службе, где лежала моя трудовая книжка, денег не платили. Зато появились явные и скрытые недуги, и мой организм начал настраиваться на самоуничтожение. Что, впрочем, не должно показаться новостью, сегодняшним медикам, постоянно трещащим по радио, о чудо-лекарствах, которые следует немедленно купить, если пенсионерам дорога их жизнь. Жизнь, конечно, дорога, однако и лекарство недешево стоит. Надо подумать. Но это сегодня. А тогда думать о своем здоровье было некогда. Чтобы элементарно выжить, требовалось браться за любую работу, где платили какие--никакие деньги, попутно ухаживая за вдрызг больными родителями. Тут-то и пригодился мне дар живописца.

На аллее, ведущей к нынешнему московскому Вернисажу, в 90-х годах, перед носами торговцев разной советской утварью и собственноручными поделками, прошли представители народов, если не всего земного шара, то, во всяком случае, большей его части.

Насмотрелись друг на друга и наобщались всласть. А главное, лично меня, потомки европейского Ренессанса, и жители других частей света спасли от безденежья и развезли по всему миру продукцию моих рук и ума.

Вскоре, как и следовало ожидать, весь этот бедлам закончился. Товар и самих продавцов упаковали в железные ларьки, назвали узаконенный рынок Вернисажем, а лысых парней рэкетиров, сменило уже описанное мной Око. Однако на "дороге жизни" долго еще околачивались пенсионеры и прочий народ, не имевший денег на оплату торгового места. За ними Око и гонялось.

Стою я как-то "в холодную зимнюю стужу" на этой самой аллее, одна одинешенька, в папиных куртке и кроличьей шапке, ватных штанах и старых валенках. Держу в руках крышку от коробки из-под обуви, в надежде, продать разложенные в оной изделия. Брови и ресницы заиндевели. Изредка, проходили люди, но моя поклажа их не интересовала. Вдруг, проскочивший, было мимо, бородач в демисезонной курточке, вязаной шапке, с большим помпоном, и резиновых сапогах, вернулся. Его заинтересовала копия с иконы А.Рублева "Троица". Изделие было не большим, и выполнено на деревянной основе. Мы разговорились. Он оказался преподавателем русского языка. Звали его Джим. Работал он и жил в Вашингтоне. Я ему рассказала, что иконописи училась недолго, денег не хватило для продолжения занятий на курсах. Однако, раздобыв книгу, продолжила учебу самостоятельно. Я и ковчег сама вырезала. И левкас свой придумала, дешевый. Стало неплохо получаться. Даже в церковные лавки брали, на продажу. Но долго приходилось ждать выручку, а кушать хочется ежедневно. Цена новодела его устроила, и он полез в карман за деньгами. Тут-то на горизонте и появилась машина, где сидело Око. Перспектива оказаться в "обезьяннике" переместила мою душу в пятки. "Менты", - обреченно сказала я, и, бросив в Джима крышку со всем содержимым, пустилась наутек. Бежать в валенках было трудно. На газонах лежали сугробы, поэтому покинуть злополучную аллею не было никакой возможности. Я бежала и смеялась, потому что за мной устремился и Джим, с ловкостью циркача поймавший мой "поднос". Мало того, он как попугай, повторял одну и ту же фразу: "Какая гадость". В это время, машина не останавливаясь, проехала мимо нашей гопкомпании, увозя Око все дальше и дальше. Я резко остановилась. Джим врезался в меня, и, сказал мне прямо в лицо: "Какая гадость", -- показав взглядом на маячившую далеко впереди машину. А я продолжила: "Эта ихняя заливная рыба". После чего, мы дружно расхохотались. В разные годы, он несколько раз появлялся на аллее. И брал у меня картины и коллажи, где фигурировали Ленин, Троцкий, Сталин и другие деятели, на которых был тогда большой спрос. Мою живопись, он использовал как наглядные пособия для своих учеников. Таких историй у меня много. А тогда я еще расписывала разделочные доски и шкатулки, заготовки деревянных лошадок, только матрешки у меня не получались. Терпения не хватало рисовать похожих друг на друга кукол. Папа улыбался, слушая мои рассказы. Он, выйдя на пенсию, тоже начал рисовать, поэтому хотел бы со мной пойти на дело, но уже не мог. Мучился страшно, кричал. На "скорой помощи" приезжали медики, вкалывали ему иглу, вводили из огромного шприца прозрачную жидкость и молча удалялись. Однажды вхожу в комнату, а он не дышит и глаза открыты. Я их закрыла и пошла за мамой. Тихо ушел наш ветеран. Так и не успев получить удостоверение Участника Тоцких учений. Да, что бы это дало? Поскольку он умер не 1 января 1993 году, а чуть раньше, ему даже памятник от государства не полагается. В 2010 году папе стукнуло бы 87 лет. Может быть господа законотворцы, в преддверии 65-ой годовщины Победы в Великой Отечественной Войне, наконец, пересмотрят это недоразумение, и разрешат поставить памятники всем участникам ВОВ, за государственный счет?

Помнится, в фильме "Операция "Ы" или другие приключения Шурика", во всей своей красе, была показана голубая, с брезентовым капотом, машина-букашка. Этим мутантом в "прошлой жизни" государство снабжало людей с ограниченными возможностями. Став участниками событий новейшей истории страны и ее столицы, инвалиды нынешнего розлива, о такой милости и не думают. Можно, конечно, помечтать на досуге о говорящем ослике Хаджи Насреддина. Пробки ему не помеха, да и поболтать в дороге есть с кем. Но в условиях мегаполиса перемещаться на осле сложновато.

Споемте друзья

Уходя на фронт Первой мировой войны в 1914 году, мой дедушка Василий Сергеевич Руднев пел:

За веру, за Царя

За мать Святую Русь

Без страха и с отвагой

Я со врагом сражусь.

Пусть дерзкий враг узнает,
Как, родину любя,
Солдат наш умирает
За веру, за Царя...
(Слова и музыка А. Муравьева) http://www.a-pesni.golosa.info/popular20/zaveruza.htm.

Он не погиб, домой вернулся с медалями и Георгиевским крестом на груди. Но в 20-е годы награды его превратились в мамины игрушки, а потом бабушка обменяла их на еду. Какая у дедушки, "крестоносца", была пенсия, я не знаю, умер он, до моего появления на свет, от онкологического заболевания. Однако помню, что вдова его, в шестидесятые годы прошлого столетия, получала 24 рубля. Я никогда не звала свою бабушку "бабой Нюрой", и сейчас считаю, что уменьшительное баба, уничижает женщину любого возраста. Пенсию приносили к нам домой, и бабушка Анна Михайловна сразу вручала мне и брату по зеленой трешке, на гостинцы. Я их в копилку складывала, а брат, который был на пять лет старше, убегал с добычей на улицу к друзьям. Хитрюга научил меня играть в карточную игру "Очко". И, однажды, выиграл все мои сбережения. Горе было неописуемое! Однако наука запомнилась.

"Старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути", -- пел Владимир Трошин в прошлом веке, прошлого столетия, внедряя в умы всех граждан, составлявших население Союза Советских Социалистических Республик, уверенность в завтрашнем дне.

Я, конечно, как и всё, "потерянное поколение 50-х годов рождения", о ней и не думала, как, наверное, и В.В.Путин, 1952 года рождения. Став в начале нового тысячелетия президентом, он показал всем растеряхам, что поколение нашлось, но частично. Недавно, Интернет, по моему запросу, выдал портрет мужчины, 1953 года рождения. Если бы не текст, сопровождавший его, я бы не узнала желтоглазую девятнадцатилетнюю бестию, с черными усиками и непомерной гордыней, впрочем, и он меня тоже. В организованную молодым повесой театральную студию, находившуюся на другом конце города, я летела на крыльях проснувшейся любви. В его первом спектакле, поставленном в клубе Ассенизаторов, я даже сорвала аплодисменты, сыграв комедийную роль, преодолев мучивший меня в школе эмоциональный стресс. Когда я шла к столу учителя, отвечать урок, у меня непроизвольно начинала ходить ходуном нога, дергалось веко, и я забывала даже выученный урок. С бестией мы расстались по-глупому и навсегда. Но вкус первого поцелуя я запомнила. В 1997 году ему присвоили учёную степень кандидата искусствоведения, а в 2005 - профессора. Тогда же мой узловой врач-режиссер и секс символ умер. Не увидим мы больше игры и прекрасного актера, великолепного Александра Абдулова (1953 года рождения). Наблюдая, как он куролесил (читала прессу) и отбивался от нравоучений по телевидению, я видела душевную бесприютность, осознанную безысходность в несчастье и кромешное одиночество героя моего поколения.

Между тем музыку к песне о старости, потерявшей своего клиента, написал любимец детворы В. Шаинский, а слова В. Харитонов. Следуя тексту, в последних куплетах исполнитель задушевно просил своих слушателей:

"Постарайтесь запомнить, ребята,

Эту песню простую мою".

Просьбу хороших людей, как и их родители, появившиеся на свет после революции 1917 года, исполнили многие ребятишки 40--60-х годов рождения. И уже без напоминаний, стали наматывать на бобину памяти все подряд.

Теперь многие из них довольствуются посиделками в социальных центрах мегаполиса. Проглотив в одночасье обед и полдник, объединенные, для удобства, в единое целое (на что дается письменное согласие каждого участника социальной трапезы), не совсем сытые, но уже довольные пенсионеры и инвалиды перемещаются в комнату дневного пребывания и поют хором, будто сегодня сложенную песню:

Снова замерло все до рассвета

Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь...

Нынче и в радости, и в горе нет, нет, да и споют они еще что-нибудь эдакое, забористое:

...Не расстанусь с Комсомолом,

Буду вечно молодым!

А совсем недавно, очутившись в одночасье в облезлых декорациях, толи не совсем околевшего социализма, толи ошизевшего капитализма, бывшие "передовики и новаторы", принялись торговать продукцией своего дачного и домашнего производства, где попало, а чаще у выходов из метро.

Власти города инициативу стариков-разбойников и примкнувших к ним "отморозков", часть из которых составляли представители, все того же пропавшего было поколения, санкционировать не собирались, а правоохранительные органы, как им и полагается, беззаконие это пресекало. Мало того, за новоявленными торгашами--смердами охотились разномастные тиуны, требуя дани. Чтобы блюстители блюли и ненароком не заснули на боевом посту, слух им периодически ласкала бодрящая песенка, 1972 года рождения, композитора М.Минкова, на слова А.Горохова:

Наша служба и опасна и трудна,

И на первый взгляд, как будто не видна.

Если кто-то кое-где у нас порой

Честно жить не хочет.

Значит с ними нам вести незримый бой

Так назначено судьбой для нас с тобой-

Служба дни и ночи.

Нынче эта таинственная Невидимка, пережив со всем народом перестроечный НЭП и благополучно вписавшись в рамки нового времени, с энтузиазмом Эльзы Кох, всем этим "кое-кто", не пожелавшим честно стать бомжами, и скопом убраться в канализацию, периодически показывает "кое-что". А именно, ту самую и вполне реальную Кузькину мать, которую так и не увидели двуногие акулы империализма.

Тем не менее, и к этой напасти привыкли, с детства настроенные на боевой лад (вспоминаем песню, которую пел ВладимирТрошин):

...Только лишь от последней гранаты
Может сердце замолкнуть в бою!

бывшие члены строй отрядов, комсомольцы низшего звена (все там были, кто в институт хотел поступить) и несгибаемые ударники теперь уже не коммунистического, а несанкционированного труда. Подпевая про себя незабвенному Марку Бернесу: "Я люблю тебя жизнь...", они научились молниеносно убирать компромат, в сумки и рюкзаки, узрев на горизонте Недремлющее Око. Прогонявшись по Тверской улице, Ленинградскому проспекту и другим злачным местам обитания свеженьких и не очень "ночных бабочек", ртутный киборг неспешно просачивается из машины на очередной объект своей ассенизаторской деятельности, и, конечно замечает столпившихся на остановке граждан с ведрами и баулами, гадающих, в каком настроении он в данный момент прибывает.

Став в новом тысячелетии сначала инвалидом, а затем пенсионером, я наблюдаю теперь за этими уличными представлениями с тем же интересом, с каким мои родители смотрели фильм "Белорусский вокзал" в кинотеатре Россия, куда я их водила в прошлом веке, а скорее в прошлой жизни.

На горе свистнул рак и подавился

В начале 2008 года "на горе свистнул рак". В Центральном округе Москвы, в одном из переулков старого Арбата появился "блошиный рынок" для стариков и инвалидов, где можно было один раз в месяц бесплатно посидеть в палатке и поторговать старыми вещами, рукодельными изделиями, живописным и ремесленническим товаром собственного производства. Выдавали столы и стулья, талоны на получение в ближайшей торговой точке чая с булочкой, пускали в туалет, и все бесплатно. Вот радость-то была. "Ах, Арбат, мой Арбат...", -- запел в душе инвалидов и пенсионеров Булат Окуджава. А в феврале, аккурат, тринадцатого числа 2009 года, руководитель Департамента потребительского рынка и услуг столицы Владимир Малышков сообщил РИА Новости, как они об этом в Интернете рассказывают, малоприятное для малоимущих граждан известие: ""Блошиные" рынки, где продают подержанные вещи, в Москве в 2009 году открывать не планируется, так как сейчас в городе нет дефицита товаров". При чем тут дефицит товаров, когда речь шла о возможности немного подработать, орденоносный (награжден "орденом Почета", Орденами: святителя Алексия, митрополита Московского; Преподобного Сергия Радонежского; святого благоверного князя Даниила Московского; святого равноапостольного великого князя Владимира; Петра Первого Великого; королевы Виктории) и многоликий (первый вице-президент Московской международной бизнес ассоциации, Президент Академии предпринимательства при Правительстве Москвы, доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой в Российской экономической академии им. Плеханова) Гудвин не объяснил. Вот тебе бабушка и Юрьев день! Как сказано в биографии клона "дорогого Леонида Ильича" (см. Интернет), свободное время Владимир Иванович проводит в занятиях теннисом, гольфом, горными лыжами и биллиардом, по возможности выбирается на охоту и рыбалку. Но самое главное, любит и сочиняет музыку. Хорошо поет. Играет на аккордеоне, фортепиано и гитаре. Выпустил четыре музыкальных диска.

А как же нам, инвалидам и пенсионерам кризис пережить?

http://www.businessproekt.ru/NewsAMShow.asp?ID=748946 свидельствует, что 25 августа 2005 года в пресс-центре "МК" состоялась пресс-конференция министра правительства Москвы, руководителя Департамента потребительского рынка и услуг г. Москвы Владимира Малышкова. Там-то он и сказал, что "планируется сохранить рынки, на которых идет торговля сельскохозяйственной продукцией, автомобилями, стройматериалами, а также "блошиные рынки".

В 2008 году на тысячу рублей можно было неделю жить, теперь, сходишь в магазин один раз, и нет ее. Лично мне, инвалиду второй группы, бумажек этих ежемесячно выдают по семь штук, плюс 411 рублей. Лекарства мои, не входящие в реестр бесплатных, стоят около трех тысяч, плюс траты: за коммунальные услуги, телефон и электроэнергию, со льготами, две тысячи получается. Прикид нынче шьют непрочный, каждый год его нужно обновлять к зиме, чтобы не быть "гражданами в пачкающей одежде". На какие, спрашивается, фигунчики, это делать диктор, вещающий в московском метрополитене, никому не объясняет, видимо, сам не знает.

Куда пойти, куда податься бедному калеке в поисках дополнительного заработка тоже никто не знает. "Сидите дома Мариванна", -- посоветовала своей знакомой героиня Елены Степаненко в одном из ее эстрадных номеров. "И не дергайтесь", -- продолжил Владимир Иванович, наступив на горло своей же собственной песне.

Посидела я дома и вспомнила, как в сентябре прошлого года собралась и отправилась в Клиническую больницу Љ24, что на Страстном бульваре находится. Выписали мне там рецепт на калоприемники для мамы, и я, сама инвалид второй группы, поковыляла, опираясь на трость, в аптеку, что на улице Петровка находится. Там мне это дорогущее чудо заморское и вручили. Благо, для стомированных больных, его до сих пор бесплатно выдают. Сложила в пакет добычу, тяжелая оказалась ноша. И решила обратно в горку не идти, а вдоль, да по Столешникову переулку добрести до Тверской улицы, чтобы сесть на троллейбус и до метро с ветерком доехать. Кстати, в 90-е годы именно там и появился один из первых, следуя нынешней терминологии, блошиных рынков. Я, тогда здоровая и работающая ротозейка, тратила свое обеденное время на то, чтобы просто поглазеть на невиданное для москвичей изобилие товаров, продавцов и покупателей. Лишних денег для покупки у меня как всегда не было. Доковыляла я до заветных пенатов, свернула, на зависть застрявшим в глухой пробке автомобилистам, в давно очищенные от несанкционированной торговли Столеши, и тут же оказалась в центре разборки. На покрытой узкими кирпичиками мостовой стояли три старушки, две рядом, а одна поодаль, и орали друг на друга. Одеты все были в пестрые кофточки и длинные одноцветные юбки. Из-под них виднелись ноги, в черных трениках и блестящих новеньких калошах. Довершали все это великолепие наичистейшей белизны, хлопчатобумажные платки, туго завязанные под подбородком. Суть перебранки мне стала понятна через минуту. Они прибыли сюда из разных уголков Подмосковья, милостыню просить. Но две подружки считали себя завсегдатаями, а значит "хозяйками" хлебного места, а третья явилась сюда второй или третий раз, так как униформа ее была точной копией конкуренток. Вот они и сцепились. Лениво прогуливаясь у дверей магазинов и ресторанов, эту словесную баталию, без особого интереса, наблюдали охранники и швейцары. Видно не впервой, старушки делили перед всем честным народом, шкуру не ими неубитого "зверя". "Только от жизни собачей, собаки бывают кусачи", пели супруги Никитины в "прошлой жизни", имея ввиду меньших по разуму братьев.

Однако для одаренных людей с ограниченными возможностями рассвет все же забрезжил: 16 октября Мэр Москвы Юрий Лужков подписал распоряжение о реализации проекта "Вернисаж на Арбате", сообщило в Интернете РИА Новости. На пешеходной части улицы, благодаря хлопотам общественной организации "Арбатские художники", власти решили организовать новый вернисаж. При этом художники обязуются, согласно распоряжению мэра, предоставить 10% площадей выставочных стендов для размещения работ социально незащищенных категорий жителей. Обещания, конечно, заманчивые. Но будут ли они выполняться? А главное, как инвалиду туда добраться и, если нужно, все это оформить на законном основании? Социальные служащие КЦСО вряд ли будут им в этом помогать.

Были и мы рысаками когда-то

В 1980 году, когда самый бородатый из вождей был еще авторитетом, я благополучно сдала экзамен по Научному коммунизму, и поехала по университетскому распределению на Колыму. Вовсе не по тому, что так уж нуждалась в деньгах и романтике. Хотя и не без этих мыслей тоже. Главное, научившись, записывать в блокнот, составленные, о теперь уже реальных людях, рассказы, я хотела зарабатывать деньги именно этим трудом. Что в Москве, без протекции и родственников в Союзе журналистов, осуществить было практически не возможно.

Поселок, где в одноэтажном бараке, располагались и редакция районной газеты, и ее типография, назывался Усть-Омчуг. Там я проходила практику за год, до моего распределения. Прибыв в магаданский аэропорт, я получила свой багаж: огромный чемоданище и большую пуховую подушку. Так и не дождавшись машины, обещанной будущим шефом, добиралась туда на автобусе, в который меня посадил мой давний знакомый писатель Олег Онищенко, приехавший в аэропорт, чтобы повидаться со мной. Когда-то, еще учась на третьем курсе, я проходила практику в "Магаданской правде", под его руководством. Многогранный наставник научил меня варить украинский борщ. И поведал, что здание, где квартировали офисы тогдашнего руководства, толи города, толи всей области, и редакция, было пересыльной тюрьмой.

В Усть-Омчуге мой чемодан помог донести инкассатор, приехавший со мной на одном автобусе. Из всей беседы с ним по пути к месту моей будущей дислокации, я запомнила только начало: "Здесь живут одни бандиты", -- доверительно и, как бы по секрету сообщил он, и занялся дальнейшей трепотней. Ввалившись в кабинет шефа со всей своей поклажей, я услышала: "Куда же вы пропали, голубушка"?

В конце лета, где-то в начале августа, всей нашей, я не скажу сплоченной и дружной, но командой, мы выехали на сенокос в низкорослую тайгу. Увлекшись сбором ягод жимолости, которую там впервые увидела, я опять потерялась. По наступившей вдруг мертвой тишине, поняла, что осталась одна. Ничто, нигде не хрустело, не жужжало, не гудело. Был абсолютный штиль. Мне показалось, что наступил полный абзац. Тем не менее, я вспомнила, что мы проходили по берегу речушки, коих в колымской тайге много, и у них даже названий нет. Я пошла в предполагаемом направлении ее нахождения. И вскоре увидела долгожданную цель. С ходу зашла в воду, зачерпнула пригоршню холодной, как лед влаги и стала с наслаждением ее пить. Тут-то меня и обнаружил, выскочивший из кустов красной смородины, редактор с косой и в поношенных трениках. Старенькие порточки плотно облегали торс, ноги и все остальные прелести нашего экономного шефа. Этот его прикид, редакционные дамы, хихикая, уже обсудили в автобусе с типографскими кумушками.

С шефом я постоянно ругалась. Из-за его пристрастия "покосить" чернильной ручкой в текстах моих очерков, репортажей и зарисовок. Убирая, как он говорил "красивости". О "потоке сознания", он ничего не знал. Ему просто не нравилась моя манера излагать увиденное. Сам он, изредка пописывал передовицы, придерживаясь оточенного его соратниками по партии стиля барабанной дроби, понятной даже идиоту. Поэтому и был редактором. Однако решить вопрос с жильем для меня, он так и не сподобился. Предназначенную молодому специалисту квартиру, в качестве свадебного подарка, отдали новобрачным. Ячейку общества скоропостижно образовали двадцатилетний типографский пролетарий, местный абориген, и тридцатилетняя сотрудница редакции, на свое счастье, от него забеременевшая, пока я сдавала экзамен по Научному коммунизму. Поэтому на поселение меня отправили в "гадюшник, под названием гостиница, правда в отдельный номер и за казенный счет.

Через три месяца, из соображений экономии редакционных, следовательно, государственных средств, мой шеф любезно попросили меня убраться из нее вон. Не подсказав, однако, куда же мне тогда деваться. Выход из сложившейся ситуации предложил наш ответственный секретарь Александр Домашец, собравшийся в длительный отпуск на Материк. В его отдельную трехкомнатную квартиру я и вселилась, взяв, заодно, на себя и роль сторожевого пса. Поговаривали, что Шурик, не вернется, если подыщет себе новую работенку. Поскольку он не знал, как можно жить с семьей на предложенную ему в Московской области зарплату, беглец вскоре вернулся к своим колымским деньгам и надбавкам.

Долго я моталась по поселку с поклажей, вселяясь и вытряхиваясь из квартир появившихся у меня друзей и очередных отпускников, пока, наконец, не обрела долговременный приют, в коморке с разбитой форточкой. Она находилась во многонаселенном бараке, где задолго до моего рождения и за казенный счет жили "враги народа". Дело было зимой, и дыру благополучно закупорила ледяная затычка. Изредка она подтаивала от моего присутствия и работавшей электропечи, на которой я готовила горячую еду. Туалет, слава богу, находился в бараке, а не на улице, как во многих местах, где я бывала в командировках. Все, что называется нижней половиной туловища, включая живот, хорошо запомнили пятидесятиградусный морозец. Воспоминаниями о нем, они теперь частенько делятся со мной и врачами.

Зебра в оперении

Теперь я с пониманием выслушиваю московских гастарбайтеров, а затем пою им свою песню. Зычно варганя, и по акынски подробно, описывая все, что вижу сегодня, и видела раньше.

А вот и свеженькая зарисовка, в духе Эжена Ионеску и Марселя Пруста "в одном флаконе", сделанная недавно, в 2009 году. Костыляю я, как-то к водоему, погруженная в думы о судьбе своего скелета, его суставов и хрящей, в условиях разразившегося кризиса. Полиостеатроз, двухсторонние гоноатроз и коксартроз, оба второй степени; дорсопатия одного из отделов позвоночника, плюс диабет и гипертония; постоянные боли в пояснице, ночные судороги и онемения конечностей - это вам не шутки. А главное, нет никакой надежды на выздоровление. Процесс разрушения суставов и костей можно только приостановить эффективными лекарствами, но стоят они дорого. А где можно подработать, если у тебя возникли большие сложности в опорно-двигательной системе, и передвижения по мегаполису превратились в пытку? Вдруг перед моим носом возникает зебра, в соответствующем ее званию оперении. Тары-бары-растабары. Выясняется, что она работает суточной сиделкой в частной фирме. Больные платят за уход 1500 рублей. Она их сдает. Получает зарплату. Маленькую. Может и за мной поухаживать, лично, без посредников, но еще нужно ее приютить. Выслушав этот "крик души", я принялась объяснять, что дедушка мой, хоть и был награжден Георгиевским крестом, дворянского титула получить не сподобился и наследства не оставил. Папа, участник ВОВ, кадровый офицер, на войне, в отличие от соседа по коммуналке, мародерством не занимался, а до звания "генерал" не дослужился. Когда он возвращался из очередной командировки, мы ехали в Парк культуры имени Отдыха и оттягивались там по полной программе. На аттракционы, имитирующие фигуры высшего пилотажа: "иммельман" и "бочка", шли первыми. Папины награды охлаждали пыл стоявших в очереди любителей острых ощущений. Затем неслись вдоль по Москве-реке на четырехместном прогулочном катере (в начале 60 годов ХХ века были такие маломерки), а вечером шли в цирк-шапито. Все это сопровождалось мороженным, газировкой, свистульками, типа "тещин язык", бумажными мячиками на резинках, и леденцовыми петухами на палочках. (Выходит, несанкционированная торговля и тогда, во времена правления "дедушки" Хрущева, существовала, я же это хорошо помню). К сожалению, воспоминания в рубли не превратишь. Разве что роман написать, перебравшись в социальный дом. Но его нужно построить. А для этого нужен Джек. Однако в наше кризисное время меценатов днем с огнем не сыщешь. Следовательно, романы писать некогда и негде, нужно думать о быте. Возможно, привезенную отцом с Тоцких учений оплавленную фару, которая, всеми позабытая, лежала на шкафу, и можно считать наследством, но она пропала, в процессе многочисленных переездов. До пенсии папа дожил, но началась Перестройка. Я, строго по расписанию, ходила на работу, где мою трудовую деятельность постоянно переименовывали: технический редактор, старший редактор, инженер ИСЦ, а денег не добавляли, да еще и задерживали зарплату периодически.

В начале нового тысячелетия саркома скушала брата, за ним ухаживали жена и дети, а маме сделали онкологическую операцию сразу после смерти сына. Вывели стому. Теперь она лежачая больная. За своим здоровьем я не следила. В результате сначала обнаружила себя кочующая язва двенадцатиперстной кишки, а затем мне удалили желчный пузырь. После операции выяснилось, что мне опять повезло, так как этот биологический сосуд почти сгнил, и мог лопнуть в любой момент. Вследствие чего, меня и мучили дикие боли в боку, частенько рвало, когда я таскала ведра и кастрюли с едой для пациентов госпиталя МВД, куда меня взяли на работу по блату, и где мне сделали операцию. Начав стареть, я сразу стала инвалидом, сначала третьей группы, а теперь уже и второй. За мамой вот уже шесть лет ухаживаю сама и бесплатно. На этом месте поток сознания иссяк, так как моя невольная слушательница ущучила, наконец, что обеспечить ее быт и поправить материальное положение я, имея всего лишь пенсию по инвалидности, при всем желании не смогу. Помирать, как и тысячи моих ровесников, не сумевших сколотить первоначальный капитал, буду стоя. На том и расстались.

Уход за доходягами -- дело рук самих доходяг

Между тем, в качественном и профессиональном, но каждодневном уходе крайне нуждалась моя мама, инвалид и лежачая больная,1924 года рождения. Ей, как я уже кратко сообщила "зебре", 5 июля 2002 года, в московской городской клинической больнице Љ 52 сделали экстренную операцию: лапаротомия, обструктивная резекция сигмовидной кишки, и вывели стому. О том, что у нее был рак сигмовидной кишки Т4N2Мx, мама, я, ее дочь, и остальные родственники, а так же врачи нашей поликлиники Љ173, где она наблюдалась, узнали только после операции. Причем хирурги предупредили меня, что у пожилых людей процесс появления новых очагов злокачественных опухолей и метастазов замедляется, и, когда наступит очередной "час пик", никто не знает.

Прошел год. Из Онкологического диспансера Љ2, после осмотра, маму перевели наблюдаться в ту самую поликлинику, где у нее не сумели распознать онкологическое заболевание. В 2008 году я попросила нынешнего нашего участкового терапевта, а сменилось их немало на этом посту, положить маму на обследование в больницу, врач Казакова Н.Н. посоветовала мне сначала найти клинику, куда бы согласились положить стомированную больную. А пришедший, наконец, на дом онколог, осмотрев стому, сообщил нам, что операция сделана качественно и, метастазов, вероятно, быть не должно. Поскольку участковый онколог был в это время в отпуске, а пришедший, его всего лишь замещал, то и он отказал нам в госпитализации. Эту, не имеющую конца байку, можно рассказывать до бесконечности, только героями ее будем мы, а не святой отец и его собака. Та же картина начала было вырисовываться, когда для получения бесплатных памперсов, потребовалось изменить мамину группу инвалидности. Полмесяца, оббивала я пороги поликлиники, стояла в очередях и как милостыню, выпрашивала у врачей, прислать на дом нужных для направления на ВТЭК специалистов. Затем отнесла собранные документы на этот самый ВТЭК, простояла в очереди пять часов, попала в заветный кабинет и, наконец, сдала их. Мало того, вердикт, пообещали вынести через месяц. За ним, слава богу, отправилась социальный работник Оля. Фамилии и телефоны свои наши помощницы держат в секрете. Так им приказали начальники. Не смотря на то, что соцработников должны принимать без очереди, она прорвалась в заветный кабинет с боем. Там, мамины документы искали целый час, постоянно спрашивая запарившуюся уже Олю, а "был ли мальчик". Она, проконсультированная мной заранее, как попугай долбила, что документы были сданы. Наконец их нашли и спросили ее о том, действительно ли опекаемая больная так плоха, что ей требуется первая группа. Выслушав клятвенные заверения сотрудницы социального центра, крутые медики ВТЭКа группу, наконец, изменили. Так что дорогие сородичи, не дай вам бог, стать инвалидами, а тем более слечь в кровать! Лично я уже осатанела.

В середине сентября последний раз искупавшись в открытом водоеме, я отправилась в реабилитационную часть все того же комплексного центра социального обслуживания, в надежде получить абонемент в бассейн. Получила. Пару раз поплавала, и сезам закрылся. Деньги кончились в нашем КЦСО. Туда же меня опять занесло в середине октября. В кабинете сидели посетительница и Анеля Вильгельмовна, женщина лет шестидесяти пяти, к которой я раньше обращалась с вопросами о бассейне. Они вели беседу. Ожидая своей очереди, чтобы поинтересоваться, не появились ли деньги, я неожиданно узнала, что списки уже составлены, а дамочку, вроде как внесут попозже, но она уже может, хоть завтра, идти плавать. Записку ей сейчас напишут. Спрашиваю, мол, меня-то в списки внесли? И понеслось. В процессе выяснения отношений, мне указали, что я уже бассейном пользовалась, а другим тоже надо. Заведясь с пол оборота, я, естественно, на уже повышенных тонах, стала объяснять, что в моей Индивидуальной программе реабилитации, выданной, между прочим, федеральным госучреждением медико-социальной экспертизы, в графе Перечень мероприятий медицинской реабилитации, написано слово бассейн. А в графе Срок проведения, значится - бессрочно, поэтому не надо ссылаться на других. На этот аргумент мне ответили, что слушать ничего не желают, а в списки, может быть мою фамилию и внесут, если получится. Что должно получиться, я отправилась выяснять к директору Татьяне Юрьевне, в кабинете у которой уже бывала, с темой оформления бесплатных памперсов для мамы. Оттуда меня направили к заместителю Валентине Алексеевне. Которой я и показала свою Индивидуальную карту реабилитации. Выслушав позвонившую ей Анелю Вильгельмовну, а затем и меня, она осведомилась, почему я эту карту раньше не оставила. Я ответила, что ее никто и не просил оставлять, и напомнила, что я не милостыню пришла просить, а положенную мне услугу. Затем добавила, что ее подчиненная отказалась дать мне письменный отказ, с подробными разъяснениями. Короче, мне милостиво разрешили в бассейн ходить, но без включения в список. Его, как оказалось, отправят в управление, прикрепив копию моей вышеозначенной карты. Подобные эксцессы происходят в нашем центре социальной помощи постоянно. Особенно, если попадаешь туда во время трапезы. Это святое дело работники нашего районного КЦСО нарушать никому не позволяют. Возможно, они и правы, зачем же наживать себе язву желудка. А инвалиды пусть ждут, они уже заболели, им спешить некуда.

Как-то даже посоветовали и жалобу написать, добавив, что ее все равно к ним спустят вышестоящие организации, и они ее обязательно к сведению примут. Поэтому я и включила этот рассказ в свое эссе. Пусть люди знают, что их ждет на старости лет.

Александр Сергеевич Пушкин, устами Евгения Онегина, назвал уход за больным дядюшкой всего лишь "скучным делом". При этом "добрый приятель" поэта только подушки поправлял, да лекарство подносил. Санитарно-гигиеническую обработку, помывку, смену белья, приготовление пищи и кормление дядюшки осуществляла прислуга. Поскольку дядюшка был "честных правил" и, будучи в полном здравии, периодически ходил на войну, защищая своих крепостных от иноземного ига, они, в благодарность, всю жизнь ухаживали за ним бесплатно. В 1861 году это дело отменили, но верные фирсы продолжали чужих дядюшек-дворян, а также их многочисленных родственников обихаживать на безвозмездной основе. В 1917 году сезам закрылся окончательно и уход за доходягами стал делом рук самих доходяг, ежели они не имели, опять-таки, заслуг или родственников "тунеядцев", другим-то некогда было с ними возиться, они строили светлое будущее. В 60-х годах прошлого столетия, "дедушка Хрущев" пообещал мне, тогда еще ребенку, что в 1980 году это самое "светлое будущее" наступит. А мне надо себя хорошо вести и учиться

В пионеры меня принимали в Доме офицеров немецкого города Вюндздорфа, где служил мой папа с 1963 года. Тамошние ребята в школу ходили в цивильной одежде и носили синие штапельные галстуки, а для наших школяров, в гарнизоне продавали пунцовые, тоже штапельные. На эту церемонию я чуть не опоздала, потому что ехала туда на велосипеде, и у меня отлетело колесо. Пришлось оставить его на КПП у шлагбаума. Слава богу, ноги мои тогда еще не отсохли, и я прибежала вовремя. В школе этого городка мне и грамоту дали, за хорошую учебу. Помню, как мы ходили в частный магазин "У Мюллера", где можно было купить все: одежду, фарфор, булавки и т.д. Сырокопченую колбасу Салями, впервые уведенную именно в Германии, мы покупали в других магазинах без всякой очереди, в неограниченном количестве. А в Москву везли муку, за которой в родных пенатах стояли очереди. Хлебом отоваривались в частной булочной недалеко от нашего дома, где в двухкомнатной квартире жил папа. Если бы мы постоянно, как все нормальные семьи, находились при нем, нам дали бы виллу, с садом, где до войны жили богатенькие Фрицы. Булочной владели две ухоженные старушки. Одна, весьма габаритная, приезжала на работу на собственном мотороллере.

Затем папу перевели служить в город Франкфурт на Одере. Там я не училась. Мы бывали у него наездами. В Москве оставались брат и бабушка. Тогда в Германии для советских детей существовали только восьмилетки, а брат был уже в девятом классе. Бабушка же заболела туберкулезом, и находилась дома. Во Франкфурте я впервые увидела, как проводится Праздник Пива. Больше всего меня удивило, что опорожненные кружки оставляли прямо на брусчатке площади, где все танцевали и пели веселые песни. Тару никто не воровал и не старался поддать ногой, чтобы насладиться звоном разбитого стекла. Мало того, приезжали бродячие циркачи со своим шатром, а с ними разворачивали свою деятельность разные лотерейные ларьки и тир. Где, расстреливая глиняные соломинки, можно было получить приз: стакан-сапог, кружку, бумажный цветок, игрушку и т.д.

И во Франкфурте, и в Вюндздорфе дома у нас был камин, в виде прямоугольника, покрытого кафелем. Мы топили его коксовым углем. Трубы, которыми были оснащены все дома, прочищали самые настоящие трубочисты, в соответствующих их званию прикольных нарядах. Недалеко от Ветреной деревни находился город Цоссен. Мама с братом ездили туда на велосипедах. Там не было русских войск, а в годы войны была ставка Гитлера. Поговаривали, что русских в этом городе не любят, поэтому они туда одни и не показывались. Но мама знала немецкий язык, да и внешне на немцев они с братом были похожи. Вылазка прошла успешно, впечатлений было много. Мать и сын составляли единое целое, понимали друг друга с полу слова. Они даже умирали в одно время, только в разных местах. Мать я спасла, но не в радость ей было это спасение. Она стала лежачей больной.

Только в конце 2007 года благодаря распоряжению первого заместителя Мэра Москвы в Правительстве Москвы от 4 июля 2007 года Љ115- РЗМ Л.И.Швецовой п.2.2, к нам стали присылать, оплачиваемых государством патронажных сестер. Сначала приходили работники Красного креста, у них имелись подтверждающие их статус документы и они знали, как следует ухаживать за стомированным больным и какие при этом трудности и неприятности их ожидают. Затем к обслуживанию стали подключать негосударственные структуры. В нашем случае "Парент Стройка-Помощник". Оттуда к больным засеменили Тамары, Клавы, Дуси из ближнего зарубежья. У некоторых даже медицинское образование имелось. Но есть люди, о болезнях которых, даже эти редкие экземпляры не слышали, а тем более не работали с пациентами, которых не переворачивать надо, как сказано в перечне их обязанностей, а вести или нести в туалет и оказывать специфическую помощь. Затем перемещать в ванную, и мыть.

Узрев красную шишку, торчащую из живота, и потоки жидкого стула, извергающегося на тело бабушки, миловидные и не очень девушки, успевшие уже войти в комнату, как правило, столбенели. Некоторые успевали спросить ее: "У вас понос?", после чего я им отвечала и они, крайне раздосадованные, исчезали. Те, которым посчастливилось придти, когда мама еще спала или лежала, с уже упакованной в "приемник" стомой, начинали свою патронажную деятельность с наведения порядка на столе, где, в уже нужном для нас порядке, лежали таблетки, тюбики и пузырьки с лекарствами, лосьонами и кремами. Некоторым из них я даже успевала показать, как следует ухаживать за стомированными больными, и они недельку, другую благополучно работали, а затем быстро сматывались. "Откуда вы нам на голову свалились?" -- спрашивали меня по телефону бесконечные начальники этих "специалисток" по уходу за тяжелобольными людьми. Однажды я им все-таки объяснила, кто кому на голову свалился, и поздней осенью 2008 года к нам пришла Ирина. Спокойная, уравновешенная, без личных бытовых и семейных проблем женщина. Она не обременяла инвалидов рассказами о своих житейских неурядицах, даже если они у нее и были. Прекрасно зная все тонкости работы со стомированными подопечными, она оказывала маме качественные медицинские услуги. Мало того: прибирала квартиру, ходила в магазин, в аптеку за памперсами и пеленками, и даже стирала постоянно пачкающееся нательное белье. Благодаря ее действительной помощи, я смогла заняться своими собственными недугами. У меня появилось время, чтобы сходить в поликлинику и, отстояв две очереди сначала за талоном, а затем к врачу, попасть в заветный кабинет, и получить рекомендации и рецепты на свои лекарства. Ирина посещала нас через день. Срок ее пребывания у больной истек в конце декабря, и она уехала к родителям в Татарстан, встречать Новый год. Перед этим предупредив, что указаний на следующий год ей не дали. К сожалению, о людях, умеющих, сострадая и любя обихаживать больного человека, по телевизору не рассказывают. Нынче заэкранные обитатели этого ящика все больше стращают или пичкают зрителей сальными шуточками, над которыми сами же и гогочут. Затем агитируют всех покупать пиво и призывают граждан идти голосовать. А в новогодние праздничные дни в нем на полмесяца воцаряется настоящий бедлам.

Только в середине января 2009 года мне позвонили из нашего КЦСО и сообщили пренеприятное известие, что по распоряжению неких вышестоящих организаций, в этом году патронажные сестры будут приходить два раза в неделю по четыре часа и "никаких гвоздей". При чем уведомили, что придет не Ира. Я сразу представила себе очередную "попрыгунью стрекозу" (что в последствии сбылось "тютелька в тютельку"). Нет, лаять, как обещала Маша Распутина, если ее не пустят в Гималаи, я не стала, а вот съесть кого-нибудь сильно захотелось.

И тут произошло чудо. Благодаря, конечно, не деду Морозу, а отзывчивости и участию людей. С некоторыми из них я познакомилась на Московском фестивале прикладного искусства инвалидов "Я такой же, как ты", куда хожу постоянно и ношу свои картины, выполненные в стиле "Примитивизм", для обозрения и продажи, если повезет. В 2007 году, заняв третье место в номинации "За сохранение промысла и возрождение мастерства" получила диплом и большую папку с набором для художника. Один из организаторов этого фестиваля, Никас Сафронов, материально поддержал многих инвалидов купив плоды их творчества. К сожалению, преуспевающая творческая интеллигенция, не говоря уже о преуспевающих предпринимателях, на этот фестиваль не ходит. А жаль. Наверняка, многие из них желают заняться благотворительностью, но не знают с чего начать. На этих фестивалях они могут найти и ознакомиться со многими прекрасными творениями инвалидов. Вживую поговорить с человеком, чьи работы им понравятся. Спросить в чем он нуждается, и какая ему нужна помощь. Все очень просто, было бы желание. А я желаю долголетия, успехов в труде и счастья в личной жизни: руководителю ГУ КЦСО "Мещанский" ЦАО О.Б. Павличевой и работникам этого же социального центра Т.Г. Ильиной и. М.А Найденовой, заместителю руководителя Департамента здравоохранения И.А Лишкевич. Усилиями этих людей появился, наконец, свет в конце туннеля. Где наш с мамой тандем "Тяни-толкай" метался семь лет в поисках возможности госпитализироваться в какое-нибудь лечебно-профилактическое учреждение и провести обследование.

В результате чего не героиня, а честная труженица, с 1948 года, примкнувшая к многомиллионной братии ИТР, имеющая медаль "За трудовую доблесть", единственная жена, а с 1992 года и вдова кадрового офицера, участника Великой Отечественной войны и Тоцких учений, сама ветеран войны получила возможность побывать в Хосписе Љ1. Именно побывать.

У меня есть подробное описание маминого там пребывания, и фотографии, но это уже материл для отдельного репортажа. Отмечу только, что в хосписе онкологические больные лежат 21 день, после чего их выписывают домой. Затем приезжает врач, и, в зависимости от состояния, решает вопрос об очередной госпитализации. Маму, подлечив, выписывали, и вновь брали. И ни за что мы деньги не платили. Там даже объявление висело, чтобы мзду медперсоналу не предлагали. Поэтому, поверьте мне на слово, Вера Васильевна Миллионщикова святая женщина, она создала если не рай, то преддверие к нему. В хосписе Љ1 оказывается неоценимая помощь тяжелобольным людям и их родственникам.

: А ту жалкую патронажную помощь, которую предоставил стомированной маме наш районный социальный центр, и не все лежачие больные могут получить. Для этого нужно, чтобы в их квартире не был прописан здоровый родственник, а еще лучше, чтобы они были одинокими. Какое раздолье для черных риэлторов! О них уж, точно, позаботились.

Вспомнив измайловское горнило 90-х годов, я вдруг поняла, что слово Родина, обозначающее некое место пребывания, объединенного религией и самобытным укладом жизни народа, является понятием растяжимым. Поскольку чихают, плачут, кашляют и пукают все люди, в принципе, одинаково, и сконструированы они природой и богом по одной схеме, то Родиной им является весь Земной шар. В Европе это поняли еще в прошлом веке, открыли границы, ввели единую валюту. О том, как живут европейские старики и инвалиды, можно подробно узнать, побродив по Интернету.

Отыскав там электронное издание газеты "Улица Московская" г. Пенза я прочитала: "...место, где он работает, нельзя назвать дурдомом. Здесь нет решеток на окнах, а больные живут не в палатах, а в отдельных малогабаритных квартирах. У некоторых из них есть семья, дети. Неопасные для общества пациенты могут гулять по городу и даже ездить за границу на отдых. К каждому из этих больных приставлено по отдельному врачу! А к пациенту, с которым работает Ивар, приставлено 4 врача! Целью лечебного курса является подготовка психически больного человека к жизни в обществе. Иногда этот курс может длиться 20-30 лет. Иногда человек может быть абсолютно безнадежен, но его лечением все равно продолжают заниматься. Потому что у норвежских медиков такая работа".

Если учесть, что к пламенной пассионарии Лере Новодворской (1950 года рождения) был приставлен целый 2-й Московский медицинский институт. Там она и сама благополучно проработала до 1990 года (см. электронную энциклопедию Википедия). То можно с уверенностью сказать, что и у нас такое иногда случается.

Однако в Норвегии (откуда, по мнению Тура Хейердала, и приплыли в Россию наши предки), существует и другое, с точки зрения наших, отечественных инвалидов и пенсионеров, чудо из чудес. В газете Нефяные Ведомости (29.09.05 ) в статье "Нефтяной социализм Норвегии" сообщается, что в этой стране "...средняя заработная плата равна 4 тыс. долларов США в месяц, а минимальная пенсия никогда и нигде не работавшей домохозяйки - 1400 долларов. (Правда, пенсионный возраст у мужчин и женщин наступает поздно - в 67 лет, зато и живут норвежцы долго)... НДС (25%) здесь самый высокий в мире, подоходный налог - прогрессивный, со средней зарплаты средний класс платит 30%, а богачи отдают 55%! Ну а нефтегазовые компании - это просто "дойные коровы": в качестве налога они отдают государству до 80% прибыли!". Для нас это действительно нонсенс. Можно сказать -- Это очевидное-невероятное.

Путеводные звезды

Пятая заповедь Иисуса Христа: "Почитай отца твоего и матерь твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе", является расшифровкой второй его заповеди: "Возлюби ближнего своего, как самого себя". Вероятно, стоящие в рубке штурман и лоцманы, эти путеводные звезды, наконец, заметили.

Еще в ноябре 2008 года на заседании комиссии Мосгордумы по социальной политике и трудовым отношениям обсуждалась Стратегия повышения качества жизни инвалидов в городе на период до 2020 года и программа действий на 2009 год, объявленный в столице Годом равных возможностей.

А 7 апреля 2009 года Президент РФ Медведев Д.А. впервые собрал созданный в декабре прошлого года Совет по делам инвалидов. В него вошли представители власти и общественных организаций. Недостатки системы пособий, неприспособленность общественного транспорта, невозможность найти работу, недоступность образования для инвалидов детства - вот только некоторые "не", от которых Медведев предложил избавиться, чтобы 13 миллионов россиян с ограниченными возможностями не испытывали ограничений в правах и свободах.

В районном комплексном центре социального обслуживания увидела я как-то объявление, где некая частная фирма приглашала инвалидов третьей и второй степени поработать дворниками, уборщиками помещений и операторами поломоечных машин. Припомнив, свое плачевное состояние после одной ночи, проведенной в должности МУМки в московском метрополитене (а тогда я еще и не подозревала, что у меня вскорости отсохнут ноги, будут постоянно болеть поясница и колени), я поняла, что добропорядочные работодатели не имеют достаточной информации о физическом состоянии инвалидов. Поэтому не понимают, что людей, имеющих проблемы, скажем, в опорно-двигательной системе, их благие намерения могут сделать лежачими больными.

Между тем, в истории государства Российского есть масса примеров, как можно обустроить и облегчить жизнь или оказать действенную помощь старым и больным людям, инвалидам всех категорий, наконец нищим и бродягам, тоже, между прочим, гражданам страны. Для этого нужно просто заглянуть в Интернет.

Прошлое Великой Державы

В 1775 году в России по указу императрицы Екатерины II были созданы приказы общественного призрения. Они занимались организацией больниц и психиатрических учреждений, налаживали подготовку фельдшеров и вели борьбу с эпидемиями. В штат больниц приказа входили лекари, сиделки, вспомогательная прислуга. Медицинская помощь в системе приказов оказывалась городскому и сельскому населению. За период с 1775 по 1865 годы было открыто 519 больниц. Об одной из них упомянул Николай Лесков. Прибывший из Англии Левша, был отправлен в "простонародную Обухвинскую больницу, где неведомого сословия всех умирать принимают". Она была построена в конце восемнадцатого века на левом берегу Фонтанки. Кстати, после рокового проигрыша и пушкинский Герман угодил туда же. Как видим, бомжами они не стали.

Не были обделены вниманием и московские "обитали дна". В начале 1909 года великая княгиня Елизавета Федоровна, продав часть своих драгоценностей, приобрела усадьбу с четырьмя домами и обширным садом на Большой Ордынке и сама разработала устав Марфо-Мариинская обители милосердия.

Сестры этого "социального центра" оказывали помощь бедным и больным, посещали их жилища и разделяли их скорби. В обители предоставлялась и денежная помощь. Например, тем, кто не имел средств к существованию в городе, оплачивалась отправка на родину. Бесприютным и нуждающимся людям раздавали одежду. С 1913 года сестры стали опекать известный Хитров рынок. В самой обители располагались больница на 22 кровати, в которой постоянно дежурили врачи, и не пьяницы какие-нибудь, а всему городу известные светила медицины. В Интернете есть этому свидетельства. Они делали бесплатные операции. Была в этом теплом стане для бедных и амбулатория, в которой безвозмездно принимали более 30 врачей в неделю, выдавались бесплатные лекарства, делались уколы, массаж и другие медицинские процедуры. Настоятельница изумляла московских докторов своим самоотверженным уходом за больными и поразительными результатами. Как говорила она сама, делить свое горе - значит уменьшить его, а делить свою радость - значит ее увеличить.

Гляжу вперед и лучших жду времен

Российский олигарх Владимир Потанин, включенный в элитарный клуб миллионеров-меценатов "Попечительский Совет американского фонда Соломона Гуггенхайма", сказал в одном из интервью: - "Любой человек, если у него нормальная психика, если он не сдвинутый, после того как он заработал денег, обеспечил свою семью некоторым разумным набором благ - жилье, нормальный отдых, четкая перспектива обучения детей, короче, высокий уровень быта (в моем случае - индивидуально высокий уровень), - после этого человек начинает думать, что он может сделать социально полезного". (http://www.maecenas.ru/doc/2002_7_3.html Интернет портал Меценат).

Его слова вселяют надежду. Возможно, кто-то из пенсионеров и инвалидов будет избавлен от роли госпожи Мирчуткиной, а их родственники никогда не окажутся в шкуре племянника злополучного дядюшки. На встрече с депутатом Мосгордумы Е.В.Герасимовым я задала ему вопрос: "Будут ли в Москве строить новые социальные дома"? А в ответ услышала, что в связи с кризисом, денег на этот вариант помощи нет.

Сейчас таких домов в Москве всего четыре, примерно по триста квартир в каждом. И это не богадельня, а обычный дом. Там есть столовая, парикмахерская, врачебный кабинет, охрана. При этом старики и инвалиды получают за сданную государству приватизированную квартиру надбавку к пенсии, если она меньше бывшей. Но за услуги платят деньги. В столовой тоже, но с 30% скидкой. Она работает с 12 до 15 часов. Те дома, что имеются, уже заселены. На въезд стоит очередь. Но и берут туда не всех. Для туберкулезников, онкологических и лежачих больных горит красный свет.

Хотя, по идее, это должен быть не дом, а сеть домов со своим ДЭЗом. Откуда можно было бы приглашать сантехников, плотников и электриков. С клубом культуры, оснащенным сценой и зрительным залом (как это сделано, скажем, в КЦСО "Мещанский"). Со своим Зимним садом, бассейном и своей мини поликлиникой. Мечтать не вредно, особенно в компании великих утопистов Платона и Кампаннелы, и слушать при этом песню "Money money money" группы "АББА". У них там, в Швеции и монарх есть, и кланы олигархов, и социализм с "человеческим лицом", и "Сервес хус", где живут нуждающиеся в уходе люди. Можно у скандинавов-родственников и поучиться, как "сказку сделать былью". Было бы желание.

Моя сегодняшняя, вполне уже сформировавшаяся, индивидуальность, не потерявшая свою биологическую обитель, благодаря бескорыстной помощи отважной медсестры-соседки, загрустила. Поняв, что теперь, ее жилище, начавшее по закону природы, разваливаться по частям, ни защитить, ни подремонтировать некому, ибо не на что, я открыла, книжную ипостась Франческо Петрарки. Чтобы утешить нас, он прочел свой сонет:

Покинув нечестивый Вавилон,

Приют скорбей, вместилище порока

Я из бесстыдных стен бежал далеко,

Чтоб длительней был век мой сохранен.

Я здесь один. Любовью вдохновлен

Пишу стихи, рву травы у потока,

Мечтаю вслух, парю умом высоко,

Гляжу вперед и лучших жду времен.

(CXIV, перевод А.Эфроса),

Еще учась в университете, я поняла, что нужно культивировать свою человеческую индивидуальность. Тогда духовная независимость, приблизит меня к гуманистической культуре европейского Ренессанса, забурлившего в некоторых нынешних странах Шенгенской зоны, давным-давно, аж в середине 14 века, прошлого тысячелетия. В результате, в люксембургском замке Шенген, 14 июня 1985 года правительствами Бельгии, Люксембурга, Нидерландов, ФРГ и Франции было подписано первое соглашение опостепенной отмене контроля наобщих границах. Италия присоединилась к ним через пять лет. Норвегия, которая не является членом ЕС, примкнула в 2001 году. В эти годы в родных пенатах, наоборот, стали возникать новые границы, деньги и прочие прелести, выкинутые Европой на помойку истории.

Пенсионерам и инвалидам, жителям совершенно другой эпохи, и другой страны шенгенская зона "до лампочки". Помыслить об отдыхе, где-нибудь в Испании, за государственный счет, никому из этой категории граждан и в голову не приходит. Гуляя по Красной площади, благодаря, пока еще, бесплатным, социальным экскурсиям, они и не догадываются, что любуются творениями итальянских зодчих: Аристотеля Фиораванти, Петра Антонио Солярио, Марко Руффо, Бон Фрязина и других, принявших активное участие в перестройке московского Кремля, времен Дмитрия Донского. В период с 1462 по 1505 годы, работая в содружестве с русскими умельцами, приглашенные князем Иваном III мастера учитывали местные условия и традиции строительства.

. Появится ли, наконец, аллегорический альтруист Джек, который построит для людей с ограниченными возможностями, не кремль, и не город, а хотя бы дом солнца не известно. Главное, не слечь окончательно в кровать, в процессе ожидания лучших времен, путаясь под ногами молодых и здоровых, все пребывающих, и прибывающих, спешащих куда-то, а, по сути, к своей старости, сограждан.

Быть может "морские волки", как мои ровесники (жаль, что не одноклассники), так и младшие по возрасту, держащие в руках штурвал, объединятся с олигархами, и, наконец, придумают, "что можно сделать социально полезного" для обитателей трюма, чтобы их жизнь на судне достигла европейского уровня. А то неровен час, заплыв в Бермудский треугольник кризиса, превратится корабль-гибрид (крейсер, танкер, и круизный лайнер) в Летучий голландец. Тогда "13 миллионов россиян с ограниченными возможностями", шныряя по пандусам, так и не "перестанут испытывать ограничений в правах и свободах". Ведь никто не даст им, безродным, политического, а тем более, экономического убежища. Своих везде хватает.

Анна Жукова.