Длинный - около метра и восьмидесяти сантиметров, с узкими плечами и широкими бедрами, - он заметно отличался от остальных. Добавить сюда длинные, до плеч, волосы, близко посаженные, маленькие глаза, и можно было сказать, что его занесло к нам каким-то странным ветром. В городе, который с одной стороны подпирала степь, а с другой - солёный лиман, мальчики были другими: шустрыми, загорелыми, они держались стайками, презирали "колгоспников" и преклонялись перед моряками дальнего плавания. Прац (не правда ли, странная фамилия?), напротив, был бледен и ходил один. Если бы Прац отличался умом, быть бы ему битым, как иным умным одиночкам, но, к счастью, он выглядел глупым до такой степени, что вызывал насмешливое сочувствие. Более того, он умел настолько замыкаться, что самые неуёмные задиры переставали его замечать. В наш девятый "А" Прац пришёл из другого девятого, где уже год отсидел. Учёба явно не шла ему в голову. Честно признаться, она никому не шла. К весне девочки успели вытянуться и приобрести приятные формы. Когда им приходилось писать на доске, они старались дотянуться до самого верха. При этом и без того короткие юбки поднимались на такую высоту, что класс замирал и какое-то время внимательно смотрел на оставшиеся без прикрытия ноги. После школы пацаны не спешили домой, а придумывали, где бы побаловаться винцом. Иногда, от нечего делать, ловили физрука и били. Прац, конечно, не принимал участия в коллективных развлечениях. В классе он сидел тихо, уставившись в книгу, которую держал на коленях. Оказавшись у доски, молчал. Лишь изредка его прорывало, и он с энтузиазмом начинал нести ахинею. Класс смеялся, учителя улыбались, и Прац зарабатывал очередной трояк.
К концу года обнаружилось, что Прац "тянет класс назад", и меня к нему "прикрепили", чтобы помогать учиться...
- - -
Прошёл месяц. Наш южный город окончательно распустился. От нагретой земли пахло кориандром. С лимана доносились радостные гудки стосковавшихся по навигации кораблей. Просохли лужи, и над Малороссией установился голубой мартовский купол, под которым резали воздух стрижи. Мы шли по пыльному пустырю к его дому. Прац сказал, что покажет что-то секретное; главное, чтобы матери не было дома. "Ерунда", - думал я, - "ничего особенного у него нет". Как бы в подтверждение моим мыслям перед нами возникла унылая пятиэтажка, в которой он жил. И дом, и подъезд, и квартира выглядели заурядно. В комнате Праца стояли кровать, кресло и тумба... с "амбарным" замком. Мне не доводилось раньше видеть навесные замки на городской мебели, и это обстоятельство меня заинтересовало. "Что там?" - спросил я. "Иди на кухню и жди", - распорядился он.
"Каково же было моё удивление...". Открылась дверь, и предо мной предстал французский (так я подумал) дворянин с рапирой в руке.
- Защищайтесь, сударь, - бодро крикнул Прац, шепелявя меньше, чем обычно, - Ваша честь в Ваших руках.
В моей руке был стакан с газировкой. Явление мужика в треугольной шляпе, камзоле и сапогах с ботфортами сбило меня с толку. Более прочего я опешил от рапиры, кончик которой приподнялся от пола и нацелился мне в грудь.
- Вы унизили себя, милостивый государь, оскорбив меня, и теперь только кровью можете смыть свой позор, - не унимался Прац. - Доставайте Ваше оружие.
Я не верил своим глазам. Вместо нескладного, долговязого подростка, сутулого, с бегающими глазами, на меня прямо и твёрдо смотрел взрослый человек, чья надменная улыбка должна была свидетельствовать о высоком происхождении.
- Я - граф де Бюсси, - приказываю Вам идти за мной.
Я встал и пошёл за графом. Тумба в его комнате оказалась открытой, замок валялся на полу. Прац распахнул дверцы тумбы, приглашая меня взглянуть на её содержимое. Я наклонился и увидел аккуратно стоящие ряды книг. Здесь были романы Дюма, Сабатини, Дэфо, Стивенсона. Ещё старая фляжка, нож, пара платков с кружевом... Мне казалось, что я сплю. Невероятно было в нашем городе, пропитанном атмосферой привоза, встретить человека в обличье героя благородного романа. Даже если этот человек - псих.
Прац усадил меня в кресло и рассказал, как он изготовил одежду и где взял оружие. К слову, на этом месте чудеса кончились, и я услышал повесть о муках начинающего портного и сапожника. На костюм ушло полгода работы. Рапиру он выменял в клубе на фамильную драгоценность, украденную у матери. Постепенно всё вставало на свои места. Кроме одного. Причины, по которой ему в голову пришла фантазия стать графом, и что, собственно, он собирался из этого извлечь. Спросить я постеснялся. Достаточно было, что мне досталась тайна, укрытая от прочих.
- - -
Через год состоялись выпускные экзамены. Прац, как и другие, получил аттестат. Большая часть класса разъехалась по разным городам. Я тоже уехал. Новые впечатления и обстоятельства вытеснили из моей памяти графа де Бюсси. Откровенно говоря, я просто забыл о нём. Как-то раз, много позже, я встретил приятеля, который был хорошо осведомлён о судьбах одноклассников. То, что он рассказал, меня не удивило. Кто-то учился в институте, кто-то сидел, кто-то пил. Сам приятель относился скорее к последним, поскольку из цветущего здоровяка превратился в худого и нервного субъекта. Мы, было, собрались попрощаться, как я вспомнил о Праце. "Знаешь ли ты, куда делся Прац?" - спросил я. "Помер", - ответил приятель. "Не может быть", - по инерции воскликнул я. "Короче, ночью на остановке пацаны прижали бабёнку, а Прац был рядом", - приятель сплюнул в сторону, - "короче, этот дурак, стал тыкать их какой-то палкой, ну, они ему ножик и вставили. "Нашли их", - спросил я. Приятель только ухмыльнулся. "Он не сразу помер", - продолжил он, - "его скорая забрала. Два дня мучился, бредил. Врач потом рассказывал, что такого бреда в жизни не слышал. Будто Прац говорил, что он граф и что ему должны принести его рапиру, чтобы убить герцога. Рехнулся, короче...".
- - -
Что сказать? Пока Прац был жив, он меньше всего напоминал графа де Бюсси, по крайней мере, тот образ, который возникает при прочтении известного романа Дюма. Но что-то от графа в него всё-таки "переползло". Иначе не схватил бы он на той остановке первую попавшуюся палку...