Аннотация: Учиться, учиться и ещё раз учиться - это лучше, чем работать, работать и ещё раз работать (возм. В.И.Ленин)
Заранее сообщаю, что своими "Зарисовками" я не хочу нанести оскорбления, а тем более - упаси Бог! - унизить заслуженных тружеников на ниве просвещения молодых умов, известных также как преподаватели. Из года в год они пытаются вложить в беспутные головы своих студентов самые разные знания и умения и сделать из них квалифицированных специалистов. Честь им за это и хвала!
Но от роялей в кустах не застрахованы даже профессора и академики...
Большинство историй рассказано моим любимым, хоть и назойливым братцем, чья жизнь в прямом смысле проходит на моих глазах, парочку мне поведали родители (невероятно, но они тоже были студентами), некоторые принадлежат мне. Все факты подвергались небольшой (малюсенькой такой) художественной обработке.
Имена и названия изменены, а то мало ли...
Что ж, засим приступим.
Был на одной из кафедр славного московского университета старичок весьма колоритной внешности... Хотя почему был? Он и сейчас здравствует, отравляя будущим дефектологам первые годы обучения в данном вузе. Зовут его Горелов Ромуальд Игоревич, преподает он анатомию и, если не ошибаюсь, ЛОР, предмет свой он любит до самозабвения и считает, если студент хочет хорошую оценку, то обязан отвечать не на тот вопрос, что указан в билете, а на тот, который уважаемый преподаватель ему задаст. Знаю это по себе, потому что на первом его экзамене получила "хорошо", ибо не смогла ответить, что такое схема Рексета. А, может, Рэксэта или Роксета, я до сих пор так и не знаю, что это. Медики, протяните руку помощи, просветите!
Не знаю почему, но у почтенного преподавателя сложилось весьма нелицеприятное представление о состоянии интеллекта прекрасной половины человечества. Говоря проще, этот милый человек (участник войны, между прочим), был уверен, что современная девушка - это смазливое личико и ни грамма серого вещества, о чём и не уставал нам напоминать при каждой встрече. Ситуация усугублялась тем, что медицина у нас, дефектологов, дисциплина непрофилирующая, часов на неё отпущено было мало, но экзамен никто не отменял, и потому мы получали за себя и за того парня.
Но не будем отвлекаться. Как-то раз на очередной лекции по анатомии он зверствовал не по-детски, критикуя нас всех и каждую в отдельности. А если учесть, что в нашей группе сплошь девчата (вуз как-никак педагогический), можно понять, что критика, перемежаемая воспоминаниями о том, какие девушки были раньше, затянулась надолго и записи с двух пар непосредственно по анатомии заняли в тетради от силы полторы страницы. Поэтому когда мучения, наконец, закончились, одна симпатичная бойкая девушка с пушкинским именем Татьяна, которая учиться не только умела, но и любила, подскочила к собиравшемуся уходить профессору.
--
Простите, вы на лекции сказали, что... (дальше последовала длиннющая фраза, наполовину состоящая из медицинских терминов, повторить которую я не смогу даже под страхом смерти), а в учебнике немного по-другому. Там написано, что... (ещё одна фраза значительно длиннее первой).
И протягивает ему учебник, раскрытый на нужной странице. Собственно, такие учебники выдали всем нам в начале года, но у прочих студенток (у меня в том числе) они мирно пылились на полке, и никому в голову не приходило таскать их на каждую лекцию.
Как выяснилось, почти никому.
--
Этот учебник, деточка, - своим лучшим язвительным тоном заявил уважаемый педагог, мельком глянув на страницу, - подзаборники писали! И я бы советовал вам пользоваться литературой, написанной специалистами, если вы хотите получить на моём экзамене хотя бы "удовлетворительно"!
У Танечки сделалось... я даже не знаю, как его описать... совершенно невообразимое выражение лица. Она молча закрыла учебник и показала товарищу лектору обложку. Тот пригляделся, моргнул...
--
Опечатка, - сказал уверенно, захлопнул дипломат и вышел (будь на его месте кто-то другой, я бы сказала "трусливо бежал") за дверь. Мы, кто ещё оставался в аудитории, кинулись к Тане.
--
Тань, ну что ты к нему полезла, знаешь же, как он нас любит...
--
Если тебе так неймётся, пошла бы на кафедру, спросила у лаборантов или у других преподов...
--
Тань, ты чего как неживая?
Татьяна, все ещё с вытаращенными глазами, протянула нам учебник. На обложке красовалось название "Анатомия и т.д." и стояли фамилии авторов. Среди них был и некий Р.И. Горелов.
Занавес!
Друзей у моего брата много, всех не упомнить. Он - экстраверт, "весь наружу", даже когда за компом сидит, одним глазом смотрит на троллье войско, готовое к бою, другим - в окошко чата в углу экрана, а плечом трубку телефонную к уху прижимает, обсуждая стратегию прохождения пятой миссии из третьей кампании. И друзья у него такие же (где он их только находит? Хотя, рыбак рыбака...). Миха - ни в чем криминальном не замечен, не участвовал, не привлекался и т.д., а некоторую его живость характера можно списать на тяжелое детство, прибитые к полу игрушки и скользкий подоконник. Лёшка - впечатление первое, оно же самое верное: "дырявые носки". Лёнчик - крыса бледная, глиста в скафандре, мелкий пакостник, которого меня каждый раз тянет поприветствовать встречным в челюсть (подсознательное какое-то желание, нутряное, из подкорки). А ещё есть Антон и Андрей. Сокурсники, согруппники, собуты... ой, нет, не то, они уже три месяца как не употребляли, звиняйте, хлопче.
Значит, Антон, Андрей и так как сам братик - Александр, в результате получается тройное "А", коротко и лаконично - Триада. "Три ада", как говорит папулька. Я когда вижу их вместе, всегда вспоминаю Утро, День и Вечер из русских сказок. Утро - мой братик. Русый, синеглазый, высокий под два метра, характер тяжелый, коррекции не подлежит. День - Тошка. Он совсем не похож на своего тёзку из Ночного дозора - крепенький такой, круглолицый, веснушчатый, в общем, солнечный. Характер - лёгкий, покладистый. Вечер - Андрюха. Бледный, черноволосый, худой как Кощей, если о ком и можно сказать "реально без башни", то как раз об этом кренделе. Любимое высказывание: "Зеленый свет - там, где иду я". И, как утверждает Саша, обычно так и случается. Необъяснимо, но факт.
В общем, настолько колоритная личность, что просто пройти мимо невозможно.
Андрюха из многодетной семьи, самый старший, и сызмальства привык жить по правилу буравчика. В том смысле, что выставят в дверь - залезай в окно, выкинут в окно - просачивайся через вентиляцию. Живя в Подмосковье, в Москве он ориентируется лучше, чем Саня и Антон вместе взятые. Платить за билет в электричке считает ниже своего достоинства, да и в городском наземном транспорте при всех турникетах и электронных кондукторах катается бесплатно. А в транспорт подземный, сиречь, метро проходит, гордо демонстрируя тётенькам в стеклянных будках некий вполне официальный Документ. Какой именно, Саня так и не смог объяснить, поэтому его название здесь не привожу. Но история от этого нисколько не пострадает, так как держится она на его отсутствии.
Спускаются, значит, ребята в метро после пятой пары, обсуждают... вряд ли Шекспира, скорее, кару, которую заслуживает маньяк-препод - "отмечает, блин горелый, студентов только в конце лекции, а мы сиди и мечтай о телепортации!". Саня с Антоном просто идут, а Андрюха параллельно с разговором трескает кошмарный сэндвич с докторской колбасой, кетчупом, горчицей и зеленым луком (сэндвич, если кто не знает, это такой бутерброд, накрытый сверху ещё одним куском хлеба).
Ступеньки, ступеньки, двери, двери, огромная, извивающаяся как змея очередь к кассе, толпа народа у турникетов... Ребята синхронно лезут в карманы: кто за проездными, кто за заветными корочками, и - ага! Нет их. Корочек, то есть. Затерялись где-то в глубинах бездонного Андрюхиного рюкзака. Или вовсе остались лежать дома на тумбочке.
--
Ну, баклан, доставай рублики. Или, может, тебе помочь? В смысле, поспонсировать? - не без злорадства спросил братик, понаблюдав, как друг с надеждой, которая, как известно, умирает последней, роется в рюкзаке. Есть у парней такая вредная привычка пнуть лежачего.
--
А что, так и поспонсируйте, - невозмутимо отозвался Андрюха. - Спорим на десятку, что пройду бесплатно?
--
Ну-у-у... - замялся благоразумный Антон, который спорить не любит вообще, а с Андреем особенно, потому что постоянно проигрывает.
--
Спорим! - выпалил Саня, у которого здравого смысла нет, и не было никогда.
--
Готовь бабули, щас всё будет...
Андрей вскинул рюкзак на плечо и бодрым шагом опытного камикадзе направился к заветной стеклянной будке с сэндвичем наперевес. Проходя мимо осоловевшей к концу рабочего дня тетеньки, он жестом фокусника раскрыл свой сэндвич, продемонстрировал ей колбасу с горчицей и кетчупом и спокойно пошёл дальше.
И никто ничего не заметил.
Никто, кроме двух наблюдателей, у которых челюсти брякнулись бы на гранитный пол, если бы не ограниченные возможности человеческой анатомии.
Безумству храбрых поем мы песню!
Это было не со мной и не с кем-то, кого я знаю. Удивительную, но правдивую историю поведал мне человек, вполне заслуживающий доверия, который услышал её от другого надёжного человека, а тот от ещё более надёжного человека. Словом, концов не сыскать, остаётся только слушать.
Веду рассказ от первого лица, и этому лицу адресуйте все ваши помидоры и хвалы, если таковые сыщутся.
...Пришлось мне в свой законный выходной выйти на работу, пару факсов отправить. Составил, проверил, отправляю. Только отправил, как факс вдруг выдаёт "Сбой в телефонной линии". Непонятно, дошли факсы по назначению или нет. Решил набрать на голосовой, уточнить у секретаря. Да, кстати, факсы я отправлял в Австрию, но это так, дело десятое...
Звоню. Из трубки раздаётся приятный женский голос.
Она (щебечет по-немецки): Бырмыргыртырпыр?
Я (начиная подозревать худшее): Ы-ы-ы-ы... э-э-э-э... Excuse me, can I talk to mr. Schwarchenmaister?
Она: Бырбырмыртырпырдыр! Тырмындыр?
(Кое-как, на одной интуиции понял, что занят он, но не сдаюсь).
Я: э-э-э... try to send the fax... м-м-м... error там... типа, проверьте...
Она: Не андестенд... шпрехен зи?..
Я: Нихт... капут... аусвайс... вот, типа... Do you speak?..
Щебетунья (начиная нервничать): Нихт...
Минут пять-семь продолжается разговор глухого с немым. Она что-то булькает по-немецки, я, соответственно, квакаю по-английски. Безрезультатно. Тупик.
Терпение лопается с треском, и я в сердцах, не убирая трубки, ляпаю что-то про маму моего начальника и где я её видел.
Секундное молчание. А затем с той стороны раздаётся дикий, но радостный вопль:
--
Так вы русский знаете?! Я сама русская!!!
Как говорил в таких случаях великий русский африканец, "Народ безмолвствует".
Мой папа самых честных правил,
Когда учиться захотел,
Он Краснодарский край оставил
И в Ленинград перелетел.
Но, боже мой, нет больше скуки,
Чем просто грызть гранит науки!
И потому, мои друзья,
Хочу повеселить вас я.
Случилось это в году 197... в общем, в те далёкие времена, в которые меня ещё не было даже в перспективе, но зато были КГБ, КПСС и мороженое по 48 копеек. Отдав двухгодичный долг Родине, папулька решил, что труд сельского механизатора не для него и с этими мыслями отбыл в далёкий город Ленинград на учебу. Заведение с замысловатым названием ЛВВИУС - Ленинградское высшее военное инженерное училище связи - радушно распахнуло перед ним свои тяжелые двери, и в нестройных рядах студенческой братии стало одной единицей больше.
Кубанский акцент, может, и коробил слегка слух городской интеллигенции, но на этот минус приходилось целых три плюса, как-то: могучий ум, хорошее чувство юмора и умение красиво записывать лекции, и друзьями из местных папулька обзавелся быстро.
И вот однажды в студеную зимнюю пору... простите, то было другое однажды. В теплые майские дни, когда холода уже и не думали возвращаться, а летняя жара подбиралась всё ближе и ближе, папин сокурсник Илья пригласил ребят провести выходные за городом на родительской даче. Собрались они дружной мужской компанией, взяли всё, что нужно для полноценного отдыха, и поехали.
Отдыхали они душевно, здравур, как всякая молодёжная компания, расходовали неумеренно, и когда небо посинело, как скатерть в чане с индиго, и на нём повис тонкий серпик молодого месяца, последняя бутылка показала дно. Не долго думая, хозяин внёс дельное предложение: купить ещё.
Дачный посёлок, где отдыхали ребята, стоял на краю леса. Рядом раскинулось поле, а за полем, километрах в трёх, находилась деревня, где жил дядька Сергей, у которого вино сорта "сам гнал" можно было купить в любое время дня и ночи. К нему-то и решили послать гонца страдающие от жажды студенты, а чтобы гонец не заскучал, не испугался и, не дай бог, не потерялся, дали ему в сопровождение пятерых человек.
Собрались они и пошли. Идут через поле. Темно вокруг, звезды мерцают еле-еле, изо рта пар валит - майские ночи холодные. От леса, что стеной высится слева, медленно ползёт туман. И тишина. Трезвому человеку стало бы жутко, но что трезвому по уши, "веселому" - по колено, и потому ребята идут вперед, по сторонам не оглядывались, а если трясутся, то только от холода.
Идут они, значит, идут. Скучно стало, и решил "гонец" - двоюродный брат Ильи, Валерка - выражаясь современным языком, прикольнуться. Зная, что живности крупнее зайца в лесу не водится, он, тем не менее, делает страшные глаза и тихим голосом, провокационно кивая в сторону леса, говорит:
--
Ребята, а вдруг волки? Место глухое, если что - даже костей не соберут...
Те фыркают недоверчиво: мол, мы калачи тёртые, нас на мякине не проведешь, волками не запугаешь! Да и какие здесь, в поле, волки?
Валерка плечами пожимает и, не говоря ни слова, топает дальше.
Проходит пять минут, и чей-то неуверенный голос, запинаясь, говорит:
--
Парни, а вдруг, правда, волки?..
--
Да ладно тебе, какие волки?! - с нервным смешком откликается другой. - Двигай ногами, а то мы так до утра идти будем!
Проходит ещё пять минут.
--
Ребята... это... а вдруг, правда, волки? - резко трезвея, спрашивает третий голос.
--
Да, ребята, а вдруг волки, а? - с тревогой поддерживает четвертый.
--
Э... а давайте обратно пойдём! - немедленно предлагает пятый.
Дурное дело - нехитрое: ребята как по команде развернулись, и, словно стадо лосей, понеслись обратно на Ильюшину дачу, где их с нетерпением поджидали товарищи. Примчались с мокрыми спинами и абсолютной трезвостью.
...Когда Валерка поведал Илюхе и моему папульке свою историю, они даже ругаться не стали. Посмеялись, покачали головами... а под конец спросили:
--
Они-то понятно, перепугались, но ты-то, ты-то почему обратно рванул?
--
Так я подумал... а вдруг, правда, волки?
Жили-были брат с сестрой, Толя и Катя. Толя постарше, Катя помладше. Жили - не тужили, дрались потихоньку, делили сперва игрушки, а потом место за компьютером, и так случилось, что с промежутком в два года поступили они в один институт и даже на один факультет.
И преподавала в том институте Маргарита Львовна, полная тёзка героини Раневской, солидная дама приятной наружности и необъятной окружности, без личной жизни и сопутствующих ей семейных проблем, по-хорошему помешанная на своём предмете. Назывался он коротко и лаконично "социальная психология", был дисциплиной непрофилирующей, а его курс - всего-навсего семестровым. Но Маргарита Львовна умело разбавляла сухую теорию любопытными примерами из собственной практики, рассказами о знаменитых психологов и способах заставить людей сделать то, что хотите вы, причем так, чтобы они этого не заметили - и все студенты на её лекциях сидели, как приклеенные, не шевелясь, не моргая и даже не дыша.
Кроме особо устойчивых к оболваниванию, закалённых бессонными ночами пальбы и мордобоя пользователей всемирной сети Интернет.
Приходит как-то Катя домой после очередной лекции, мечтательная, отстранённая, глаза блестят, взгляд блуждающий - словом, признаки зомбирования налицо - и начинает, захлёбываясь и брызжа слюной, рассказывать маме о замечательном методе решения трудных ситуаций под названием "поднимитесь на балкон". Если телега переговоров начинает скрипеть, замедляет ход, а то и вовсе врезается в стену, надо представить, что вы - это совсем-совсем не вы. Вернее, вы, но вы не везёте эту телегу, а только играете на сцене в то, как её везёте (уфф!). Представили? А теперь - мысленно поднимитесь на балкон. Проще говоря, посмотрите на близкие вещи словно бы издалека, а на собеседника, как на гору. Или, например, Останкинскую башню. Цитирую, с высоты можно спокойно оценить конфликт, чуть ли не с позиции третьей стороны, и рассуждать конструктивно.
Катюха вещает, мама слушает, раскрыв рот, а Толя, мудрый старший брат, сидит, упаковавшись в наушники и уставившись в новенький жидкокристаллический монитор, и на посторонние раздражители не реагирует.
--
Толя, а разве Маргарита Львовна у вас не преподавала? - спрашивает мама, когда рассказ о пяти шагах к диплому манипулятора душами людскими подходит к концу. - ТОЛЯ!!! К ТЕБЕ ОБРАЩАЮСЬ!
--
Ну, преподавала... - бурчит Толик, не поворачивая головы: у него рэйд, у оператора - лаги, у сопартийцев вместо мозгов - куриный помёт, и его отряд выносят! Ногами и копытами вперёд.
--
И про балкон рассказывала?
--
Э-э-э... ах ты, дрянь!!!! В инст нырнула! Пристка пробежала мимо меня и в инст нырнула! Ну ничего, сейчас я ему без пристки люлей навешаю! А какого черта рога никто не за... бивает?! Миха! Ты в какой броне, ёперный театр?!
--
Почему же ты мне ничего не рассказывал? - не отстает мама, равнодушная к проблемам сына и его партии в целом.
--
Вопрос, будут танковать или как? Хильте лучше, убьют же сейчас нафиг! Тэ-тэ... спулили уже...
--
Толя.
--
Пробегут сейчас... - клацанье клавиш. - Если что, не стесняйтесь их фирять... - Снова клацанье клавиш. - А это нехорошо на самом деле. Птички уже летят. - Громкое клацанье клавиш. - Сзади прибежали. Дебилы... Блин, аггро нет...
--
Толя!
--
Можно, я его спулю, Пингвин? Потому что я первый "сайбер лэш" выдержу, а ты вряд ли...
--
ТОЛЯ!!!!
--
А, жесть!.. Чего? Ну, может, и рассказывала. Но я к тому времени уже был на балконе.
Счастье - это когда ваша эндокринная система хаотично диффундирует... То есть, когда вас плющит, штырит и колбасит!
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, не на небе, на земле, в стольном граде Москве стоит замечательный университет связи и информатики. И бродит по его лекториям и коридорам доцент один по фамилии Панкратов - седоватый, в стрекозиных очках, с солидным пивным животиком и усами-индикаторами. Студенты давно приметили: если усы как у Гитлера топорщатся - абзац, хана всему живому, если аккуратненько уложены - значит, настроение хорошее, давление в норме, зверствовать не будет, все у всех примет.
К слову, преподаёт доцент Панкратов начертательную геометрию. Как он её преподаёт, судить сложно, потому что объективных суждений от респондентов добиться невозможно, одни эмоции идут: Я этого!.. Этого!.. И по лицу, по лицу, как товарищ Жириновский!
По университету ходит байка о том, как два студента вызвали Панкратова на дуэль в "Контрал страйк" - мол, если выиграем, поставите зачёт "автоматом" - он согласился, их обоих на лоскуты порвал, а на зачете устроил избиение младенцев. За достоверность этой байки, впрочем, никто не ручается, но что компьютерные игры вроде "Unreal Tournament" товарищ Панкратов знает и любит - факт. Один студент к нему в кабинет заглянул по какому-то делу - глядь, а Панкратов сидит в наушниках за компьютером, мышкой по столу туда-сюда шарит. "Хоть и в наушниках, но я звуки UT ни с чем не спутаю", - уверенно заявил тот парень.
Но замечателен доцент Панкратов не поэтому.
По рассказам очевидцев, сдача зачетов у него проходит следующим образом: начертил студент чертёж, принёс, показывает. Преподаватель просматривает чертёж по диагонали: неверно, иди переделывай. Студент чешет макушку, садится за парту, переделывает, снова приносит - снова неверно. Он опять чешет макушку, делает всё, как было, приносит опять. Товарищ доцент благодушно кивает: "Ну вот, давно бы так!.."
Словом, сдать что-либо товарищу Панкратову с первого раза проблематично. Студенты, как известно, народ разгильдяистый и страдающий избирательной потерей памяти в том, что касается сроков сдачи курсовиков и зачетов, и неудивительно, что к концу семестра по начертательной геометрии у них скапливается вагон и маленькая тележка долгов.
А теперь представьте: май, солнышко светит, птички поют, сирень цветет. Последняя лекция, и настроение у ребят, прямо скажем, нерабочее. Но они держатся: лекция-то у Панкратова. И тот, проявляя совершенно не свойственное ему великодушие (а, может, просто размякнув на весеннем солнышке), отпускает их на целых десять минут раньше срока. Аудитория пустеет за минуту. В ней остаются трое: сам Панкратов, который сидит за своим столом, что-то проверяет и чёркает, и Саша с Андреем - в пяти шагах от него, устроились на подоконнике. Всё, что нужно было сдать, у них сдано, допуск к экзаменам получен, можно со спокойной совестью обсуждать новые стратегии и тактические ходы - что они и делают. Вполголоса.
Панкратов их игнорирует.
Начинается перемена. И в аудиторию вламывается... даже не толпа, месиво какое-то из студентов, биомасса. Эта биомасса полукругом обтекает стол, за которым сидит Панкратов, по-прежнему проверяющий какие-то работы, и благоговейно замирает. Секунды на три.
Стол стоит примерно в метре от стены. Панкратов сидит, улыбается каким-то своим мыслям и, не обращая ни на кого внимания, продолжает проверять письменные работы. А над столом нависают студиозы.
Он сидит, они стоят. Он молчит, они галдят. Он пишет, они протягивают ему свои работы, чертежи, зачетки: у меня посмотрите, у меня примите, у меня, у меня, у меня!
Саша и Андрей, оборвав разговор на полуслове, с интересом следят за происходящим, стараясь ни упустить ни малейшей детали из представления. Разве можно обсуждать каких-то игрушечных демонов, зомби и гоблинов, когда вот они - настоящие зомби и демоны! Морды перекошенные, на них весь спектр цветов от пыльно-серого до багрового, глаза навыкате - и тянут, тянут свои лапы к Великому Укротителю Стихий и Грозному Пожирателю Нерадивых Школяров: помилосердствуйте, пощадите, имейте хоть каплю сочувствия, проверьте мою работу, пожалуйста, ну, пожалуйста!!!
А тот сидит и в ус не дует.
И тут с тихим скрипом стол поехал назад...
Проехал свой законный метр и с погребальным лязгом врезался в стену...
Панкратов встопорщил усы (должники, почуяв неладное, моментально заткнулись), встал и как бахнет по столу кулаком: "А ну все пошли ВООООООООН!!!"
На сей раз аудитория опустела за долю секунды. Только печально заскрипела, качаясь на одной петле, входная дверь.
Как Саша признавался позднее, от того, чтобы выпрыгнуть в окно, его удержала только намертво заклеенная и с зимы ещё не расклеенная рама.
А рабочие по зданию, поминая студенческую братию тихим, добрым словом, целых два часа ремонтировали треснувший по всей длине косяк и меняли вырванные "с мясом" дверные петли.