Вернее, неприятности начались еще ночью, но об этом конфузе ни сам Афанасий Петрович, ни его жена Мария Николаевна (Марфуша, как ласково называл ее виновник конфуза), по молчаливому уговору не вспоминали, делали вид, что ничего необычного не произошло. Да и на самом деле! Возраст за полтинник - это вам не хухры-мухры, физиологическое состояние организма уже не то, что в молодости, он, организм то есть, уже дает сбои. Так что неприятности, будем считать, начались с утра.
Сначала сгорела надежная, проверенная, обкатанная электробритва. Оно бы и ничего, все когда-нибудь ломается, но куда-то запропастились бритвенный станок и помазок. Долгие поиски, сопровождаемые не совсем литературными и совсем нелитературными пассажами, результатов не дали. Пришлось идти на работу небритым. А это, согласитесь, для руководителя, пусть и для руководителя среднего звена, не есть хорошо, как говаривал сын Афанасия Петровича, изредка навещавший родителей в их тьму-таракани.
Вторая неприятность случилась при выходе из двора, когда раздосадованный Афанасий Петрович в сердцах со всего маху хлопнул калиткой. Калитка и раньше-то хлябала неимоверно, а после такого неласкового отношения просто отвалилась.
Третья неприятность в лице поселкового забулдыги Павлушки вынырнула как из-под земли и нудела до самой конторы, что, дескать, негоже гражданину начальнику самому заниматься ремонтом каких-то калиток, потому как он, Павлушка, за милую душу все починит в лучшем виде за всего-то лишь одну поллитровку или даже чекушечку. Доводы Афанасия Петровича о том, что как раз Павлушка и ремонтировал отвалившуюся калитку неделю назад, тонули в потоке павлушкиных рассуждений о некачественных гвоздях, подгнивших столбах, неблагоприятной розе ветров и прочих специфических факторах. Отстал Павлушка только на пороге конторы, куда почему-то входить побаивался.
И самая главная неприятность ожидала Афанасия Петровича в приемной. То есть это потом выяснилось, что поселковый пастух Никита и скромно сидящие в уголочке два мужичонки неопределенной национальности - это и есть главная неприятность, а сначала-то Афанасий Петрович даже обрадовался посетителям, демократично пожал руку Никите и вопросительно посмотрел на мужичков.
- Афанасий Петрович, это со мной, - бодро отрапортовал Никита. - Представители, так сказать, общественности.
- И какую же общественность представляют товарищи? - хмыкнул Афанасий Петрович.
- А это я и сам не понял, - туманно ответил Никита. - Они по-русски не очень. Совсем.
- Что "совсем"?
- Ну... совсем не очень... по-русски, - Никита почесал затылок наборной рукояткой кнута, с которым, по слухам, не расставался даже в постели. - Не понимают они по-русски ни черта.
- Таджики, что ли? - Афанасий Петрович посмотрел на мужичков внимательнее. - Хотя нет, не похожи они на таджиков. Скорее уж на китайцев.
- Не, не китайцы, - радостно возразил Никита. - Я на них Чжана напустил, ни слова не поняли.
Чжаном звали механика поселкового гаража. Он был практически чистокровным китайцем, хоть и с российским гражданством. При этом никто не знал, откуда в поселке взялся китаец, да еще и чистокровный. Сам Чжан на расспросы только улыбался. Впрочем, механиком он был неплохим, документы у него в порядке, а все остальное интересовало Афанасия Петровича постольку-поскольку.
- Ну, и кто же вы такие? - спросил Афанасий Петрович мужичков риторически.
Те встали, почти синхронно кивнули головами, и один из них, повыше ростом, неожиданно практически без акцента сказал: - Здравстуйте, Афанасий Петрович.
- Здравствуйте, - вежливо ответил Афанасий Петрович, сурово глянув на Никиту, который как открыл рот, так и забыл его закрыть. - А что, мы знакомы?
- Нет, незнакомы, - не менее вежливо ответил высокий. - Но именно так вас назвал ваш товарищ.
Никита с лязгом захлопнул рот и промычал нечто невразумительное.
- Товарищ? - хмыкнул Афанасий Петрович. - Ну что же, можно и так сказать...
Никита помотал отрицательно головой, прижал руку к груди и забормотал:
- Афанасий Петрович, ей-богу, ни сном, ни духом. Ввели в заблуждение. Ну, ни слова же, как на духу...
Высокий шагнул вперед и протянул для пожатия руку, которую несколько ошарашенный Афанасий Петрович автоматически пожал. Рука незнакомца была вялой и холодной. Зачем-то Афанасий Петрович сжал руку покрепче. И тут же пальцы у него хрустнули и в глазах потемнело от боли.
- Ты что, охренел? - взвыл он, выдергивая руку и дуя на пальцы.
Высокий дружелюбно улыбнулся, помахал рукой и подул на пальцы. Тот, который пониже, тоже улыбнулся, помахал рукой и тоже подул на пальцы.
- Издеваетесь, да? - зловеще прорычал Афанасий Петрович, отлепляя пальцы один от другого и пытаясь согнуть их в кулак. Пальцы скрипели всеми суставами и сгибались очень неохотно, так что погрозить кулаком супостатам не получилось. - Да я вас сейчас!.. за нападение на должностное лицо!..
Улыбки у незнакомцев стали неуверенными, они переглянулись и о чем-то полопотали по-своему. Чудно так полопотали, как-то совсем уж непонятно. Потом высокий всем своим видом изобразил раскаяние.
- Я извиняться... - начал он, подумал и поправился, - я извиняюсь. Неадекватная информация. Недоразумение.
Афанасий Петрович подышал носом, успокаиваясь. Потом поманил Никиту в кабинет, жестом предложив незнакомцам подождать в приемной. Те послушно уселись на диванчик, одинаково сложив руки на коленях.
- Ну, и откуда ты притащил этих ур... представителей? - Афанасий Петрович плотно притворил дверь кабинета, обошел стол, сел в кресло и только после этого посмотрел на Никиту взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
Никита положил кнут на стол и сел на стул для посетителей. Зловещего взгляда он не испугался. Весь поселок знал, что Афанасий Петрович хоть и выглядел грозно, но на самом деле мужиком был незлобливым и отходчивым.
- Тут такое дело, - начал он неуверенно. - Третьего дня корова потерялась, Февралька бабы Нюры. Она вообще заполошная, корова в смысле. Все коровы как коровы, а эта все норовит в кусты да в буераки забраться. А баба Нюра в крик, дескать, пропил алкаш мою Февральку, кормилицу мою, а теперь впору самой помирать...
- Ты что мне про корову заливаешь? - перебил его Афанасий Петрович. - Про мужиков давай...
- Так я ж и говорю про мужиков, - вопреки всякой логике возразил Никита. - Пошел я корову эту шизанутую искать. И занесло меня почему-то к Горелой Пади, к Федотову озеру. Это ж вон какой крюк! И что я туда поперся? Выпимши был, потому, наверное...
- А когда ты бываешь не выпимши? - вздохнул Афанасий Петрович. - Толковый же ты мужик, голова варит, предлагал ведь тебе...
- Не, Петрович, ты погоди, - перебил Никита, - я и сам собьюсь. Вышел я, стало быть, к Горелой Пади, а там чум стоит. Прямо на берегу озера. Здоровущий такой чум, пожалуй, поболе твоего дома будет.
- Тьфу ты, балаболка! - рассердился Афанасий Петрович. - Какой, к черту, чум на Федотовом озере, там же болота кругом. И откуда там чуму взяться? Ты вообще чум-то когда-нибудь видел?
- Сам не видел, - не смутился Никита, - но в книжках и в кино - полно раз. Может, и не чум вовсе, но очень похоже: шесты всякие во все стороны торчат, и вообще... Да бог с ним, с чумом! Хотя странно, конечно... Ну так вот, вышел я к этому чуму, а там человек десять таких вот, как эти двое в приемной. Обступили меня, лопочут по-своему, разглядывают, как будто я картина какая... Я и говорю им, дескать, чудики, кто же жилище на болоте ставит, надо было вон на пригорке поставить, там и посуше, и гнус ветерком отдувает. А они так внимательно слушают, головами кивают... Начал я про корову расспрашивать, а они лопочут по-своему и ни черта не понимают. В чум свой потащили. А там цивильно так, лампочки всякие, аппараты разные. Радиостанция, наверное. Покрутили они меня, светом помигали зачем-то, да и отпустили. Я и пошел. А корова у самого поселка нашлась, там на старом пастбище проволока от изгороди, она, дура, запуталась и стоит. Баба Нюра потом...
- Да погоди ты про бабу Нюру! Дальше-то что?
- А что дальше?.. Да ничего, собственно. Сегодня я стадо погнал, а эти двое меня за околицей и встретили. И руками показывают, мол, в поселок им надо. Я стадо с подпаском отправил, а сам сюда. Три часа с лишком уже сидим здесь на крылечке, радио слушаем.
- Какое радио?
- Да у меня приемник на батарейках, чтобы в поле не скучно было. Вот его и слушали.
- Сам же говорил, что не понимают они ни слова.
- Так это... не понимали. Но радио слушали. Внимательно-внимательно слушали. - Никита вдруг хлопнул себя по лбу, оглянулся на дверь и прошептал: - Думаешь, шпионы?
- Какие, к черту, шпионы?! Кому на фиг нужен наш поселок? И никаких заводов или стратегических объектов на сотни верст вокруг.
- Это да, глухомань у нас еще та, - согласился Никита и пригорюнился. - Откуда же чум этот взялся? И, главное, как они его притащили на Горелую Падь, там же черт ногу сломит? Чудеса какие-то...
Афанасий Петрович уже давненько приглядывался к Никите, что-то его смущало. Но вот что?
- Слушай, Никита, а что ты сидишь так странно? - сообразил он наконец.
- Как странно? Обыкновенно... - Никита с недоумением посмотрел на Афанасия Петровича, потом на свои ноги. - А действительно, что это я?..
Он вытянул вперед сначала одну ногу, потом подумал, подобрал ее и вытянул другую. Взял кнут со стола, почесал кнутовищем затылок, положил кнут на стол, встал и прошел по кабинету. Афанасий Петрович с интересом наблюдал за происходящим. Никита опять сел, вытянул одну ногу, потом другую...
- Вот ведь зараза! - изумленно прошептал он. - Не помню. Понимаешь, не помню, какая нога у меня не гнулась. Совсем не помню. А как это?
- Тебе лучше знать, - хмыкнул Афанасий Петрович, - твои же ноги. Когда это ты успел в область съездить?
- Да не ездил я никуда! Да и чего ездить, если они тогда еще сказали, что нога короче будет и сгибаться будет плохо. А они вон, - Никита вскочил и попрыгал на месте, - одинаковые и сгибаются. Что же это? Никак благодать снизошла?
- Ой, да какая благодать, что ты мелешь? Ты и в бога-то никогда не верил.
- Ну, не верил. А ты сам-то что, веришь, что ли?
- И я не верю. Только у меня ноги не вырастают сами по себе. Давай как на духу: что с ногами сделал? И молчит, главное. Это же обмыть надо задушевно.
- Петрович, ей-богу, сам ничего не понимаю, - Никита сел, нахмурился и пожевал губами, что-то про себя соображая. - Когда же это они?.. А ведь с того чума и началось. А я как-то и не заметил. Столько лет хромал, а тут перестал - и не заметил. Петрович, как можно не заметить, что хромать перестал?
- Так выпимши был, наверное, - Афанасий Петрович попытался шуткой приглушить нарастаюшую тревогу.
- Какой выпимши, я уже второй день не пью. Ни грамма.
- Вот это ты врешь! - не поверил Афанасий Петрович. - А ну дыхни.
Никита перегнулся через стол и дыхнул. Луком и табаком от него несло прилично, а вот перегаром - нисколько! И вот тут-то Афанасий Петрович понял, что все остальные неприятности - просто рай земной по сравнению с той неприятностью, что сидела в приемной. В количестве двух штук.
В дверь вежливо постучали. В горле у Афанасия Петровича что-то булькнуло, он откашлялся и сипло сказал: - Войдите, чего уж там...
Но вошли не таинственные мужички, как предполагал Афанасий Петрович, а почтальонша тетя Маша. Поздоровавшись, она оглядела съежившихся Никиту и Афанасия Петровича, достала из сумки какой-то пакет, положила его на стол и с интересом спросила:
- Что, вам уже звонили из области?
- А что, кто-то должен был звонить? - спросил Никита, в котором любопытство пересилило растерянность.
- Ну, значит, не звонили, - разочарованно сказала тетя Маша и вышла из кабинета.
Афанасий Петрович взял пакет, повертел его так и сяк, потом осторожно вскрыл. В пакете лежал листок бумаги, на котором сверху крупными буквами было написано "Телефонограмма", а ниже располагался следующий текст, написанный от руки:
"Председателю поселка кедровый булдакову аф предписывается оказывать всевозможное содействие комиссии прибытие комиссии завтра четырнадцать примерно вриопредагро".
- Это кто у нас такой грамотный? - спросил Афанасий Петрович, перечитав текст вслух.
- Так сама тетя Маша и писала, у нее в школе никогда выше тройки по русскому не было, - ответил Никита. - А что за зверь такой "вриопредагро"?
- Сидорченко из Агрокомитета, он уже третий год врио.
- А позвонить твой Сидорченко не мог?
- Так он и позвонил, это же телефонограмма.
- Не, по-людски позвонить, на твой телефон или на контору?
- Сидорченко признает только официальные каналы, лично он звонит только когда на рыбалку приехать собирается.
- Ну тогда ты ему позвони, пригласи на рыбалку на Федотово озеро, - хитро подмигнул Никита. - Пусть он сам с этим чумом разбирается. А то чуется мне, что влезем мы в дерьмо по самое нехочу.
- Может быть, может быть... - задумчиво пробормотал Афанасий Петрович. - Ты лучше скажи, что за комиссия такая? Кого еще на нашу голову несет?
- Вот завтра и посмотрим, - философски ответил Никита, - что раньше времени суетиться. Что с мужиками этими делать будем?
- Как бы они с нами что-нибудь не сделали, - пробормотал Афанасий Петрович и поплевал через левое плечо. - Иди позови их, не вечно же им в приемной торчать.
- Тебе надо, ты и зови, - заартачился Никита. - А я вот тут в уголочке посижу.
Афанасий Петрович вздохнул, беззлобно погрозил Никите кулаком, поправил галстук, еще раз вздохнул и поплелся к двери. Никита действительно перешел в угол и сделал вид, что его происходящее никак не касается.
Мужички встретили Афанасия Петровича вежливыми улыбками. Они так и сидели, сложив руки на коленях. Правильно истолковав приглашающий жест, незнакомцы встали, вошли в кабинет, вежливо пропустив хозяина вперед, и остановились у порога.
- Ну что же, будем знакомиться, - Афанасий Петрович покосился на Никиту, который самозабвенно изучал трещины на потолке, и нервно сунул листок с текстом телефонограммы в ящик стола. - Я председатель агропромышленного комплекса поселка Кедровый Булдаков Афанасий Петрович. Кто вы и чем я могу быть вам полезен?
- Наши имена очень непривычны для вашего произношения, - заговорил опять высокий. - Можно звать нас...
- Равшан и Джамшут, - хихикнул из угла Никита.
- Никита, что вы себе позволяете? - накинулся было на него Афанасий Петрович, но высокий сделал успокаивающий жест рукой.
- Это не очень главное, - мягко сказал он. - Я откликнусь Равшан, мой товарищ откликнется Джамшут. Мы предлагаем помощь. Мы ожидаем помощь. Ожидаем больше.
- Вы так и не сказали, кто вы? - повторил Афанасий Петрович свой вопрос.
- Наш коллектив является другопланетцы... инопланетцы... как это правильно сказать?..
- Инопланетяне? - недоверчиво протянул Никита, разглядывая мужичков во все глаза. - Так вы же зеленые... и вот с такими головами... а где?..
- Неадекватная информация, - возразил новонареченный Равшан. - Зеленые есть. Не мы. Совсем другие.
- Ну, примерно этого я и ожидал, - Афанасий Петрович сильно потер лицо руками. - И что мне с вами делать?
- С нами делать много, - включился в разговор тот, что пониже. - Мы будем помогать вам, вы будете помогать нам. Удовлетворение.
- И чем же мы можем вам помочь? - Афанасий Петрович беспомощно развел руками. - Наш агропромышленный комплекс очень сильно агро и почти совсем не промышленный. Вам надо обращаться в столицы, к ученым, к правительству...
- Это не очень главное, - опять повторил Равшан. - Мы поможем на ваш комплекс. Развитие. Прогресс. Мы будем располагаться здесь. Вы поможете на наш коллектив. Не надо столицы. Не надо правительства. Мешают. Вред. Мы будем помогать рука в руку.
- Это точно, - хмыкнул Никита. - От начальства никакой пользы, кроме вреда.
- Помолчи, балаболка! - шикнул на него Афанасий Петрович. - А чем конкретно мы можем помочь друг другу?
- Ваш товарищ был неправильный, - Равшан улыбался вежливо и терпеливо. - Теперь правильный. Польза. Есть другие неправильные. Много. Мы можем помогать.
- Ага! Я же говорил, что это они мне ногу вылечили, - поддакнул Никита.
- Не вылечили. Сделали правильно. Искаженная информация. Испрямление.
- Испрямление - это хорошо, это обнадеживает, - вздохнул Афанасий Петрович. - А мы-то вам чем помочь сможем. Мы испрямлять ничего не умеем. Разве что искривлять. И вообще: приедет завтра комиссия, вот пусть она с вами и разбирается. Эти вопросы выше моей компетенции.
- Комиссия необязательная, - вмешался Джамшут. - Много информации везде. Много коллективов приехать... приедут. Мы не нуждаемся в коллективах. Комлекс достаточно. Два на десять достаточно или три на десять. Если в другом месте увидеть таких, как мы, они не знают, мы знаем от вашей информации. Вы поможете про язык, про реальность, мы станем похожие, другие не найдут.
Неожиданно в кабинете раздался высокий звенящий звук. Афанасий Петрович вздрогнул, Никита чуть не свалился со стула, а инопланетяне как по команде вскинули правые руки на уровень глаз и замерли. Секунд пятнадцать в кабинете царила такая тишина, что можно было услышать, как микробы ползают по крышке стола. Потом Джамшут опустил руку и направился к дверям, а Равшан постоял еще несколько секунд в прежней позе, затем тоже отпустил руку и виновато улыбнулся.
- Мы общались, - объяснил он. - Коллектив нуждается о нас, мы удаляемся. Вы будете думать, хорошо думать, много думать. Столица необязательная, комиссия необязательная. Мы будем помогать рука в руку. Много удовлетворения. Маленькая помощь, - Равшан повернулся к Никите. - Ваш разговорный прибор много помог про язык. Мы хотим... хочем взять прибор, использовать про язык, потом вернуть. Просьба.
- Радио, что ли? - сообразил Никита. - Да берите, жалко что ли! Я за испрямленные ноги вам еще пять штук таких куплю. Пользуйтесь сколько угодно.
- Мы благодарим, - Равшан улыбнулся, сделал рукой какой-то непонятный жест, кивнул головой и вышел вслед за свои приятелем.
В кабинете стало пусто и тихо. Никита разглядывал ноги, Афанасий Петрович разглядывал Никиту.
- Как новенькие, - подытожил свои наблюдения Никита. - В жизни бы не поверил!
- Что-то у меня голова кругом идет, - пожаловался Афанасий Петрович. - Давай по маленькой, что ли, для прояснения мозгов?
Он открыл ящик стола, достал початую бутылку, пару рюмок, кусок сала и горбушку хлеба. Никита подошел к столу, понюхал сало, скрутил пробку с бутылки, тоже понюхал.
- Ты знаешь, Петрович, что-то не хочу я пить, - извиняющимся тоном произнес он. - Может, ты без меня накатишь?
- Офигеть! - присвистнул Афанасий Петрович. - Такое только инопланетянам под силу. Что, совсем не можешь?
- Да почему не могу? - возразил Никита. - Могу... наверное... Не хочу просто.
- Ладно, не выдрючивайся, - попросил жалобно Афанасий Петрович. - Ты же знаешь, не могу я один пить, а выпить во как надо!
- Ну, по маленькой разве что, - нехотя согласился Никита.
Разлили, выпили. Никита прислушался к своим ощущениям, пожал плечами, достал сигареты.
- Что, с куревом не испрямили? - хмыкнул Афанасий Петрович. - Давай и мне тоже сигаретку.
- Испрямили, испрямили... - проворчал Никита, протягивая сигареты. - Курить тоже совсем не хочется. Но так ведь со скуки свихнуться можно: ни тебе выпить, ни тебе закурить...
Покурили, налили еще по одной, выпили. Никита решительно отодвинул свою рюмку.
- Не, пей один - сказал он невесело. - Никакого интереса, пьется как вода.
- Да я тоже еще тот гуляка, - хохотнул Афанасий Петрович и убрал бутылку с закуской в стол. - Что делать-то будем?
- Вам виднее, Афанасий Петрович, - Никита достал сигареты, посмотрел на них с сожалением и опять сунул в карман. - Вы начальство, вам и карты в руки.
- Ага, в кусты, значит? - Афанасий Петрович достал листок, перечитал текст телефонограммы. - Притащил своих представителей, подвел меня под монастырь, а сам в кусты? И что это ты развыкался? Небось, когда в одном классе учились, не гнушался приятелю по шее съездить.
- Кто старое помянет, тому... сам знаешь, - Никита встал, походил из угла в угол. - В школе было давно и неправда. Сейчас ты начальник, а я дурак.
- Не прибедняйся, тебе не идет. Ты лучше скажи, что про мужиков этих думаешь?
- А ничего не думаю, - развел руками Никитаю - Если бы не ноги, сказал бы, что фуфло это все. Но ноги - вот они! - как новенькие и гнутся. Так что не фуфло.
- Ну прямо кедровский Шерлок Холмс!..
- Похихикай, похихикай, - беззлобно огрызнулся Никита. - Завтра вот комиссия приедет, они тебе похихикают. И трактор, в болоте утопленный, припомнят, и план невыполненный, и инопланетян до кучи...
- Попугай, попугай, - передразнил Афанасий Петрович. - Мне не привыкать. Все равно заменить некем, никто в наш Кедровый ни за какие коврижки не поедет. Так что комиссия я не боюсь. Так ты думаешь, это действительно инопланетяне, а не розыгрыш какой-то дурацкий? - Никита поднял одну ногу, потом другую, красноречиво попрыгал на месте. - Ну да, ну да, против фактов не попрешь... А что им понадобилось в нашей глуши?
- Вопросы я сам задавать умею, - Никита достал сигареты, повертел, плюнул с досады и бросил пачку на стол. - Вот ведь зараза! Закурить хочется, а курить неохота. Во сказанул!..
Никита встал, походил по кабинету, посмотрел в окошко, вернулся к столу, повертел в руках кнут.
- Вот показалось мне, - неожиданно серьезным тоном сказал он, - что боятся они чего-то. Прячутся от кого-то, что ли? Помнишь, они про других говорили? Дескать, других увидете, им не говорите, а нам скажите, мы вам за это много ног испрямим.
- Мне тоже показалось, - согласился Афанасий Петрович. - Может, и не боятся, но явно избегают встреч. Может, потому и забрались в глухомань. И хотят стать похожими. На нас, видимо, похожими, чтобы из толпы не выделяться.
- Да, у нас здесь в Кедровом толпа, - хмыкнул Никита. - Просто не продохнуть от народа! Затеряться запросто можно, ни одна комиссия не найдет.
- Опять хихикаешь?
- А что мне, плакать, что ли?
- Вот кому-кому, а тебе точно плакать не от чего: и пить бросил, и курить, и ноги новые, - охотно согласился Афанасий Петрович. - Инопланетяне это или нет, но одно хорошее дело они сделали. Никит, я за тебя чертовски рад, ей-богу!
- А уж я-то как рад! - хохотнул Никита и серьезно добавил: - Хороший ты мужик, Петрович. Я же вижу, как ты маешься: сам в начальниках, а дружок закадычный в пастухах. Ты же в этом не виноват. Да никто не виноват, я сам захотел. Мне, между прочим, в пастухах гораздо больше нравится, чем тебе в начальниках: никаких тебе проблем, никаких комиссий, сплошная природа и чистый воздух.
- Ты еще скажи, что со школы мечтал не летчиком быть, а пастухом, - вздохнул Афанасий Петрович. - Ладно, сопли все это! Делать-то что будем?
- А пойдем прогуляемся до Федотова озера, посмотрим, что там и как, - предложил Никита. - Все одно сегодня никакой работы уже не будет.
- Давай, - легко согласился Афанасий Петрович.
Вот так и состоялся его первый прогул на работе. Впервые за - страшно сказать! - двадцать четыре года службы в начальниках. Ну, всё когда-то случается в первый раз, лиха беда начало!