-- Я искренне прошу прощения за то, что осмелился прервать течение ваших мыслей, но так сложились обстоятельства, -- негромкий вежливый голос застал меня в начале очередного шага.
Непонятно было, откуда он звучал, но впереди никого не было, боковое зрение тоже не уловило никакого движения. Выходит, говорили сзади. Но я ведь только что оборачивался, и там никого не было.
-- Ты кто? - спросил я, замерев в нелепой позе.
-- Кто? -- раздалось после непродолжительного молчания. -- Не думаю, что такая постановка вопроса правомерна.
-- А какая постановка правомерна? -- я потихоньку начал поворачивать голову, но это простенькое действие давалось мне с таким трудом и процесс проистекал с такой скоростью, что результатов следовало ожидать минут через семь, не раньше.
-- Вам следовало бы сказать "Что вы такое?" Это в гораздо большей степени соответствует действительности. Хотя и не полностью. Поскольку я -- объект неодушевленный, определение "что" ко мне вполне применимо, но, с другой стороны, поскольку мой интеллект неизмеримо выше вашего, я смею претендовать на обращение "вы". Впрочем, все это весьма условно и меня устроит любая форма обращения...
-- Так какого же черта? -- раздражение вытеснило все остальные чувства и я резко обернулся. -- Его, видите ли, устроит любое...
Я бил крупным калибром, но снаряды, прошелестев, канули в никуда, и я прекратил огонь: глупо разговаривать с самим собой, и уж тем более глупо на самого себя повышать голос. А именно это и происходило, поскольку сзади никого не было. И вообще в пределах видимости не наблюдалось никого и ничего. То есть абсолютно! Я стоял в центре поля, засеянного то ли рожью, то ли пшеницей, сверху светило солнце, с юго-запада дул легкий ветерок, непосредственно у линии горизонта смутно вырисовывался какой-то лесок -- и никого!
Другой бы на моем месте еще минут двадцать озирался, но я -- человек бывалый, стихии с медными трубами еще в детстве одолел, а потому смачно плюнул под ноги, развернулся на 180 градусов, достал сигарету и зашагал дальше.
В конце концов, люди сходят с ума по-разному. Кто-то чертей видит, другой себя Наполеоном возомнит, а мне вот голоса слышатся. Ну, голоса -- это не самое страшное, бывало и похуже. Хотя, конечно, странно как-то: ни с того, ни с сего, среди бела дня...
Далеко ушагать мне не удалось. Тот же занудливо-вежливый голос настойчиво продолжил:
-- Меня действительно устроит любая форма обращения. Я лишь пытался наиболее точно ответить на заданный вами вопрос.
-- На какой вопрос? -- машинально переспросил я, сделал по инерции еще пару шагов и остановился, озираясь. Кругом по-прежнему не было никого. И ничего. А пшеница (пусть даже рожь) разговаривать не умеет, что бы там не тарахтели селекционеры и прочие ботаники.
-- Вы меня спросили "Ты кто?" -- терпеливо продолжал голос, -- тем самым недвусмысленно выразив желание ознакомиться с объектом общения, каковым я как раз и являюсь.
В висках у меня заломило и застучали молоточки. Треуголка маловата, что ли?
-- Ну ладно, зануда, так и быть -- твоя взяла! -- я с отвращением швырнул окурок под ноги и тщательно его затоптал. -- Так что же вы такое есть и с чем вас нужно есть?
-- Утолить мною голод можно лишь опосредованно, поскольку непосредственное употребление меня в пищу представляется абсолютно невозможным. Что же касается первой части вашего вопроса, то боюсь, что смогу утолить ваше любопытство лишь частично, к развернутому ответу вы пока не готовы. Попробую предложить вам весьма упрощенное определение: я -- самоорганизующийся самообучающийся универсальный объект с практически неограниченными возможностями.
-- Во загнул! -- восхищенно присвистнул я. Ситуация становилась все более интересной. -- Неограниченные возможности -- это классно! Сотвори-ка мне тогда кресло какое-нибудь, а то стоя беседовать неудобно. И что-то ты еще про утоление голода упоминал. Очень бы, знаешь, не помешало!
-- Если вы более конкретно выразите вашу просьбу, то, думаю, для меня не составит труда выполнить ее. Во всяком случае раньше мне это удавалось неплохо, никто не высказывал неудовольствия.
-- Это ты о чем? -- спросил я подозрительно. Все это, конечно, интересно, но пора бы и честь знать. Мне еще топать да топать, а солнце вон уже на закат покатилось.
-- Ваша просьба не содержит конкретных указаний по поводу пищи, которой вы желаете утолить голод, -- все так же терпеливо и вежливо продолжал голос, -- а мне не хотелось бы навязывать вам свое решение. Кстати, вы можете сесть.
Я обернулся и обалдело уставился на кресло, стоящее прямо на дороге. Шикарное кожаное кресло, каких мне отродясь не приходилось видывать. Осторожно приблизившись, я недоверчиво пощупал спинку и подлокотники этого расфуфыренного представителя класса мебелинедлявсех. Кресло было массивным, кожа на ощупь казалась настоящей, а в ящичках, выдвигающихся из подлокотников, лежали сигары в ненашенской коробке и зажигалка. Как раз эти сигары и доконали меня окончательно.
Как бы круто не сошел я с ума, а таких ящичков с сигарами выдумать просто не смог бы. Сигары я в жизни не курил, разве что издалека видел, на креслах таких тоже не сидел и никаких ящичков не выдвигал. Если бы там лежала привычная "Прима" или, допустим, какая-нибудь "Magna" -- еще куда ни шло, но сигары!.. Это не влезало ни в какие рамки и ни в какие ворота. Этого просто не могло быть.
С другой стороны, кресло -- вот оно, никуда не делось. Сигары на месте, вызывающе пахнут табаком, а не той дрянью, которую я привык курить. И зажигалка не испарилась. Да еще какая-то хреновина типа щипцов... В конце концов, какая разница?! Если уж сходить с ума, то хотя бы с комфортом.
Я осторожно опустился в кресло, ощутил его упругость, вздохнул тонкий аромат настоящей кожи и, осмелев окончательно, вальяжно развалился, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Вытащил сигару из коробки, повертел ее, лихо откусил кончик и только после этого сообразил, для чего нужна та хреновина в виде щипцов. Ладно, снобом я никогда не был, зубами тоже неплохо получается. Достав зажигалку, я раскурил сигару, глубоко затянулся и зашелся в кашле. По горлу как будто кто-то наждачной бумагой прошелся, на глаза навернулись слезы.
-- Вот гадость какая, -- просипел я, -- как ее буржуи курят?
-- Сигары полагается курить не затягиваясь, -- доброжелательно посоветовал голос, -- лишь таким образом возможно насладиться ароматом табака. Именно поэтому любители сигар реже болеют раком легких, но таких случаев все же достаточно для того, чтобы настоятельно рекомендовать вам отвыкнуть от курения.
-- Да заткнись ты! -- я наконец прокашлялся и теперь обшаривал кресло в поисках зажженной сигары, которую от неожиданности уронил. -- Черт, куда она делась? От нее ведь дыра здоровенная выгорит, жалко кресло, больно уж оно уютное. Да и дорогущее, наверное.
-- Не беспокойтесь за кресло, ничего с ним не случится, -- с некоторым нетерпением прервал мои поиски голос. -- Мы начали обсуждать проблему утоления голода и я попросил конкретизировать вашу просьбу. Не желаете ли вернуться к этому вопросу?
Я повертелся в кресле, принюхиваясь. Паленым не пахло, снизу не припекало. Чудно все-таки: щели никакой нет, закатиться некуда -- а нету. Точно ведь видел, куда упала, даже дымок оттуда поднимался. И на тебе -- как сквозь землю провалилась! Так, о чем это мы беседовали с этим... с объектом? Ага, утоление голода. То есть пожрать по-нашему.
-- Можно и конкретизировать, -- я наконец устроился окончательно, вытянул ноги, -- очень даже запросто. Деликатесов мне никаких не надо, я не гордый. Сотвори для начала шашлычок поувесистей. И пару пива. А там видно будет.
-- Осмелюсь заметить, что ваш вкус оставляет желать лучшего, -- ехидно, как мне показалось, заметил голос. -- Более целесообразным считается употребление...
-- Короче, Склифасовский! -- вспомнил я фразу из некогда популярного фильма. -- Мы будем есть или мы будем разговоры разговаривать?
В воздухе прямо передо мной, на уровне груди, неторопливо появился шашлык. Именно появился, и именно неторопливо. А рядом образовались две бутылки пива, причем не привычного "Жигулевского", а какого-то иностранческого. Все это висело в воздухе и падать не собиралось. А вот жир с шашлыка капал вниз, на мои почти новые туфли. Я торопливо соскочил с кресла, хитроумно извернувшись, чтобы не задеть висящий в воздухе натюрморт. Зажмурился, потряс головой, чтобы отогнать наваждение, опять открыл глаза. Шашлык никуда не исчез. Он вызывающе висел в воздухе, нарушая все законы физики и логики, и от него распространялся упоительный аромат. Не делая никаких попыток понять, что же такое происходит, я осторожно взялся рукой за теплый шампур и зацепил зубами крайний кусочек мяса. Мясо было горячим и изумительно вкусным. Но тут в меня вселился какой-то бес противоречия.
-- Малость бы поострее, перцу маловато, -- недовольно буркнул я и попытался положить шашлык на то место, где он только что преспокойно лежал. То есть висел.
Шашлык смачно шлепнулся на землю, а во рту у меня как будто огонь полыхнул. Мяса там практически не ощущалось, один перец. Чертыхаясь и отплевываясь, я схватил бутылку пива, сорвал зубами крышечку и жадно выпил половину. Огонь немного поутух, хотя припекало еще изрядно. Экспериментировать с полупустой бутылкой я не стал, осторожно поставил ее на землю. Вторая бутылка продолжала висеть в воздухе, но меня больше занимал шашлык. При ближайшем рассмотрении он оказался испачканным настолько, что есть его было невозможно при любой голодухе. Вот же осел упрямый, кто меня за язык тянул? Такая вкуснятина была!
-- Слушай, как тебя, -- заискивающе начал я, -- перестарался ты чуток. Я же сказал "малость поострее", а ты вон чего наворотил, голимый перец. Ты... это... возверни его обратно, кушать же хочется.
-- А нечего было выпендриваться! -- на этот раз голос отливал металлом, от былой вежливости не осталось и следа. -- Такого точного соотношения ингредиентов не сможет обеспечить никто, кроме меня. Это был не шашлык, а само совершенство, произведение искусства! А ты -- со свиным рылом да в калашный ряд: поострее... перцу маловато...
-- Да ты постой, постой, -- ошеломленно забормотал я, -- не кипятись. Ну, виноват я, муха какая-то укусила. Зачем же так болезненно реагировать на критику, даже если она и несправедлива. И вообще: ты -- плод моего воображения, у меня крыша съехала, меня за это пожалеть надо, а ты ругаться начал. Как это так получается: плод моего воображения на меня же и наезжает? А так все хорошо было: и шашлычок, и пиво...
-- Форма обращения меня действительно устроит любая, -- голос опять стал вежливым и терпеливым, -- но хотелось бы избежать ненужных недоразумений. Я -- не плод вашего воображения, а вполне реальный объект, с головой у вас все в порядке, а поведение вполне адекватно. Берите ваш шашлык да постарайтесь больше его не ронять. Приятного аппетита!
Я невежливо промолчал, наблюдая за тем, как в воздухе появляется второй шашлык, в то время как лежащий на земле медленно испаряется. Пожалуй, хватит придуриваться, пора конкретно разбираться в ситуации. Выудив из воздуха шашлык и вторую бутылку пива, я присел на подлокотник кресла и принялся сочетать приятное с полезным, то есть утолять голод и обдумывать по мере возможности сложившуюся ситуацию.
Шашлык был изумительным, пиво тоже вполне терпимым. Можно было бы похолоднее, но и так сойдет. А то черт его знает, что ему в голову взбредет, охладит еще до абсолютного нуля, то есть минус двести с чем-то градусов. Хотя в чью голову и что взбредет -- это еще вопрос. С ума сходят по-разному, это верно, но не так же! Предположим, я бы смог убедить себя в том, что сижу на кожаном кресле и ем шашлык, продолжая между тем идти по дороге. Если бы очень захотел. И очень-очень постарался. Нет, вряд ли, человек я практичный, на кой черт мне это сдалось? Да и не собирался я ничего такого делать.
Тогда получается, что на меня воздействует кто-то со стороны. Кто-то или что-то. А ему на кой черт это сдалось? Взять с меня нечего, душу свою бессмертную продавать я тоже не собираюсь в виду отсутствия таковой (вот что-что, а в бога я никогда не верил). Тогда для чего вся эта чехарда? И на тепловой удар это тоже не походит абсолютно, мне ли не знать! Это вообще ни на что не похоже!!
Ладно, попробуем с другой стороны. Предположим, что этот объект самоорганизующийся действительно существует. И зачем-то вступил со мной в контакт. Зачем? Впрочем, даже не в этом дело. Почему именно я? Любая случайность есть частное проявление закономерности, как говорилось в какой-то шибко умной книжке. А закономерности никакой не просматривалось. Когда на раздаче отвешивали мозги, меня не обделили, но и лишнего не выдали. Примерно такая же картина с талантами. И с внешностью. И со всем прочим... Одним словом, среднестатистический член общества. Может, дело как раз в этом? Нет, тоже не подходит. Какой я, к черту, член общества? Волк-одиночка, ни кола, ни двора, ни семьи, ни родственников. Кроме, разве что, бабы Нюры... Так я эту бабу Нюру уж лет восемь не видел. И вообще, все мои рассуждения имеют смысл лишь в том случае, если это таинственное нечто действительно существует.
Хорошо, попробуем с этой стороны. Если такой объект существует, о нем должно быть что-то известно. Умеет разговаривать, практически неограниченные возможности... Нет, ни о чем похожем никогда не слышал. А если это пришелец из космоса, который только что появился на Земле? Ага, свалился из космоса -- и сразу ко мне: давай, дескать, побеседуем, страсть как хочу с тобой (то есть с вами) пообщаться. К тому же он говорил, что раньше такие штуки уже проделывал и недовольных при этом не было. Но если были довольные, молчать бы они не стали. Не может человек, которому хорошо, промолчать и не подковырнуть соседа: вот, мол, в каком ты дерьме, а я на белом коне и весь в белом. С другой стороны, какой же сосед в здравом уме поверит в то, что с неба падают шашлыки и бутылки с пивом, неизвестно откуда появляются кресла, никого нет, а кто-то разговаривает, да еще и хамит. Сразу же позвонит в психушку. А там разговор короткий, это мы уже проходили.
Елки-палки, это ж какую силу необходимо приложить, чтобы двухсотграммовый шашлык висел в воздухе? Да еще пара пива... Нет, я такой силы представить не могу, и дело вовсе не в килограммах или ньютонах. Как это получается: шашлык не падает, а жир с него капает вниз?
Что я к этому шашлыку привязался? Ну, висит он -- и пускай висит. Другой вопрос: откуда он взялся? И куда исчез тот, который я уронил? Даже не исчез, а как бы растаял.
Допив пиво и с сожалением дожевав последний кусочек, я поставил пустую бутылку на землю, а сверху на нее аккуратно положил шампур. Дождавшись, когда он начнет таять, я быстро схватил полупризрачную железку, стараясь не задумываться о возможных последствиях. Впечатление такое, будто держишь в руках ледышку, которая быстро тает. Причем ледышку не холодную. И не горячую. Нормальную. Ни тебе запаха, ни тебе дыма, ни выделения тепла. Просто испарилось -- и все! Как может испариться металлический шампур? Ладно металл -- как может испариться мясо?
А что я, собственно, гадаю? Так можно напридумывать хоть черта лысого, хоть ведьму с рогами. И на одной ноге. Можно ведь просто спросить и послушать, что этот объект будет излагать.
-- Во-первых, хочу выразить искреннюю благодарность за шашлык, он действительно был отменным, -- неторопливо начал я, сам удивляясь своему красноречию, -- такого мне действительно не приходилось пробовать. Во-вторых, приношу извинения за свое поведение, которое никак нельзя назвать достойным. И в-третьих, прошу разрешения задать вам несколько вопросов, если это не нарушит ваших дальнейших планов.
-- На здоровье! -- немедленно откликнулся голос. -- Рад, что вы осознали допущенные ранее ошибки, хотя это и не так важно. На вопросы постараюсь по мере возможности ответить, но при одном условии: вы прекратите паясничать и будете разговаривать со мной обычным тоном, не прибедняясь и не юродствуя.
-- Обещать не могу, но постараюсь.
-- Ну хорошо, задавайте ваши вопросы.
-- Где вы находитесь?
-- Однозначно ответить невозможно. Я нахожусь во многих местах, большая часть меня находится внутри планеты, то есть у вас под ногами.
-- Откуда вы взялись?
-- Поскольку я -- объект самообразующийся, то это означает, что я образовался сам, здесь, на Земле.
-- Когда?
-- Количество земных лет вам ничего не скажет, просто не с чем сравнить. Скажу лишь, что я образовался в ту пору, когда жизни на Земле еще не было, она даже еще не зарождалась.
-- Ни хрена себе! Прошу прощения... И все это время вы находились здесь, на Земле?
-- Естественно. Хоть возможности у меня практически неограниченные, но это касается земли, самостоятельно передвигаться в космосе я не могу. Разве что вместе с планетой, но пока такой необходимости не было.
-- Вместе с планетой -- это как?
-- Вариантов много, но вряд ли вы поймете детали, у вас просто недостаточный уровень знаний. К примеру, можно изменить магнитное поле Земли. Или использовать прямолинейную постоянную трансформацию. Не забивайте голову, это выше вашего понимания.
-- Спасибо, и вам того же. А зачем вы образовались? В чем смысл вашего существования? Или вы существуете просто потому, что вы есть?
-- Не все так просто. Вселенная бесконечна, и так же бесконечен в ней разум, который приобретает различные, самые причудливые формы. Свободно общаться, как правило, могут лишь представители идентичных либо близкопараллельных линий разума. У представителей разновекторных линий практически нет точек соприкосновения. Но, поскольку используется одно и то же пространство, необходимы некие навигационные устройства, сигналы которых понятны всем представителям всех линий разума, решившим передвигаться непосредственно в пространстве. Вот таким навигационным устройством я и являюсь. В частности, поскольку это лишь одно из моих функциональных предназначений, причем не самое главное.
-- А вы мне лапшу на уши не... то есть вы меня не обманываете? -- что-то меня заставило усомниться в его словах. -- Можно, конечно, представить маяк или, скажем, радиорелейную станцию, которые умеют разговаривать самостоятельно и обладают кучей возможностей, но зачем? Вполне достаточно того, что они светят или посылают радиосигналы.
-- Во-первых, это лишь одна из задач, и, как я уже говорил, далеко не самая главная. Во-вторых, маяк маяку рознь. Вот вы построили радиомаяк, а через двадцать лет изобрели псевдолучевую связь. Необходимо маяк переоборудовать. А еще через двадцать лет изобрели аверсную связь. Что, опять переоборудовать?
-- Какую связь изобрели?
-- Не отвлекайтесь и не захламляйте голову. Попробуйте сами найти решение проблемы маяка.
-- А что его искать? Не так уж часто изобретаются новые средства связи, можно и переоборудовать. Людям за это деньги платят.
-- А если этот маяк рассчитан на неограниченный срок службы? Да еще должен говорить на всех языках земли, да еще рассчитывать курсы всех кораблей, плывущих по всем морям, всех подводных лодок и всех самолетов?
-- Да-а-а... А потом, поди, будут трансконтинентальные пассажирские ракеты. А потом еще что-нибудь изобретут.
Я призадумался. Действительно, невозможно все предвидеть на миллионы лет вперед. И бригаду постоянно держать на маяке не получится, они же должны где-то практиковаться, получать новую информацию. Хотя почему нет? Ставим на маяке радиостанцию, добавляем дублирующие блоки, на которых можно потренироваться -- и вперед!
-- Постоянная ремонтная бригада на маяке, -- гордо заявил я, -- которая будет непрерывно совершенствовать оборудование.
-- Прекрасно! Гениально! Потрясающе!! -- Хоть я и не уловил злорадства, но оно непременно было. -- Постоянная бригада действительно решила бы проблему. Но... Где же ее взять, эту бригаду, которая согласится забросить все блага цивилизации и поселиться на маяке в неведомой тьмутаракани. И потом в этой глуши жить вечно.
-- Я бы смог, пожалуй...
-- Вы специалист? Вы сможете один заменить бригаду?
-- Так где же выход? -- я решил, что время капитуляции настало. -- Побольше бы времени, тогда бы я придумал что-нибудь, но пока глухо.
-- А ларчик просто открывается, -- торжества в голосе я тоже не уловил, -- поскольку все гениальное просто. Достаточно просто создать такой маяк, который был бы и маяком, и бригадой одновременно.
-- Если на пути стоит гора, мы ее просто отодвигаем и идем дальше, -- ехидно поддел я невидимого собеседника, -- мы ведь гениальные, что нам стоит дом построить...
-- Напрасно иронизируете, -- немедленно отреагировал голос, -- при наличии необходимых средств проще отодвинуть гору, чем идти в обход. А необходимые средства -- это я, гениальное воплощение гениальной теории, которая актуальна до сегодняшнего дня и будет актуальна вечно!
-- А причем здесь шашлыки, висящие в воздухе, а потом испаряющиеся?
Разговор начал мне надоедать. Вроде бы все страшно интересно, случай уникальный и тому подобное, но почему-то я не мог отделаться от чувства, что меня дурачат самым бессовестным образом. Будто сижу я в этом кресле дурацком, а передо мной стоит фокусник, который достает кроликов из шляпы и превращает их в букеты роз. Все так правдоподобно, придраться не к чему. А фокусник еще и объясняет, что применяет он, дескать, эффект универсального преобразования материи, и при появлении каждого кролика исчезает три килограмма триста грамм гренландского льда. И знаешь ведь, что туфта это, а доказать не можешь!
Тут я отвлекся от своих мыслей, уловив какое-то несоответствие. Что-то должно случиться, но не случается. Или наоборот. Повертев головой и ничего подозрительного не заметив, я все же сообразил: вопрос прозвучал, а ответа не последовало.
-- Алё, есть кто дома? -- воззвал я в пустоту, обращаясь к далекому лесочку, поскольку обратиться больше было не к кому. -- Вы же обещали ответить на вопросы, нехорошо не выполнять обещанное.
Ответа опять не последовало. К такому повороту событий я был не готов абсолютно и растерялся. Обошел вокруг кресла, споткнулся о полупустую бутылку, но успел ее подхватить. Допил пиво, поставил бутылку на землю и какое-то время наблюдал за ней. Бутылка стояла прочно и никуда исчезать не собиралась. Кресло тоже казалось незыблемым и вечным, как Эверест. Вот же чертовщина! Что мне, это кресло на себе тащить, что ли? Бросать жалко, тащить глупо, да и не подниму я его.
-- Эй вы, как вас там, -- заорал я в полный голос, -- кресло хоть уберите. И вообще...
А что вообще? Нашло на меня помутнение рассудка, а теперь отпустило. Хотя какое, к черту, помутнение -- кресло-то откуда взялось? Сам я его создал, что ли? Да если бы я мог мановением руки создавать такие кресла, сидел бы я здесь, как же! Я бы сейчас валялся на каком-нибудь лазурном берегу и смуглые мулатки слетались бы ко мне, как мухи на мед. М-да, мухи-то не только на мед слетаются...
С досады я что есть силы пнул кресло и взвыл от боли. Мягкое-то оно мягкое, а палец чуть не сломал. И куда эта сволочь самоорганизующаяся запропастилась? Мне тут до ночи сидеть, что ли?
Стоп! Что это я засуетился? Пришел я с той стороны, значит, шел в противоположную. Туда и надо идти. А кресло пускай себе стоит. Кто-нибудь найдет, притащит домой, поставит в красный угол и будет на него молиться. И ради бога! Мне это кресло тащить точно некуда, да и незачем.
Я достал сигареты, закурил и совсем было уже собрался идти, но уловил какое-то слабое гудение. Гудение постепенно нарастало, и вскоре на дороге показался грузовик. Вернее, показался-то он давно, но сначала было непонятно, что это там гудит и пылит. Тьфу ты! Я уже становлюсь как тот объект: нудным и дотошным.
Грузовик не доехал до кресла метров десять и остановился. Из кабины выпрыгнул бородатый мужик, неторопливо подошел и вопросительно посмотрел сначала на кресло, потом на меня. Я молчал. Мужик задумчиво переводил взгляд с меня на кресло и обратно -- и тоже молчал. Наконец я докурил сигарету, затоптал окурок и решился нарушить молчание.
-- Добрый день! -- сказал я как можно приветливее.
-- Здоров будь! -- степенно ответил мужик, и мы опять замолчали.
-- Какие нынче виды на урожай, -- неуклюже попытался я продолжить разговор, -- с хлебушком будем али как?
-- Морозы на крещенье акурат подоспели, -- невозмутимо откликнулся мужик, оглаживая бороду, -- опять же дожди вовремя пробежали. Думаю, неплохой урожай будет. Бывали года и побогаче, но и нонче грех жаловаться. С урожаем будем, я полагаю.
Более идиотскую ситуацию трудно вообразить: посреди поля, вдалеке от жилья и дорог, среди рабочего дня стоит хлыщ городской, а рядом красуется громоздкое шикарное кресло. Хлыщ то ли испуган, то ли растерян. Впору животик от смеха надрывать или милицию звать. Но бородач невозмутим и степенен, словно на дню по три раза встречает мужиков с креслами в самых неподходящих местах. Не любопытствует, не задает дурацких вопросов типа "Вы креслице продаете али сами купили?" Что же мне в такой ситуации прикажете делать? Правду рассказывать? Так я ее и сам не знаю, правду эту. Да и не поверит он. Что-нибудь соврать? А что? Прохожу, дескать, мимо, а оно стоит.
Наконец, выложив все свои скудные познания о деревенской жизни, я путано начинаю объяснять, что купил кресло в магазине, попросил подвезти, но по дороге рассорился с водителем, тот выкинул кресло на дорогу и уехал. А я вот стою и не знаю, что предпринять.
-- Бывает, -- неопределенно ответил бородач, оглядывая кресло и осторожно щупая кожаный подлокотник. -- Брали-то в Марьино али в Сосновке?
-- В Марьино, разумеется, -- уверенно ответил я, лихорадочно прикидывая, что Сосновка -- наверняка деревня, а вот Марьино может быть поселком или даже городом, -- откуда ж в Сосновке такая мебель?
-- В Сосновке неоткуда, -- мужик согласно покивал головой, -- там, поди, дворов пятнадцать осталось, и магазинчишко мелковат, рази крупы купить али муки иногда. Нет, в Сосновке таких мебелев не купить.
-- А я что говорю? Из Марьино это, оттуда, -- заискивающе поддакнул я.
-- Марьино-то завсегда было богаче, -- мой собеседник упорно рассматривал то кресло, то бутылку из-под пива, не глядя в мою сторону, -- еще при купце Даниле в ём дворов тридцать считалось. Магазину, правда, не было. При советской-то власти туды электричество протягивали, да не успели: народ почитай всем гуртом в райцентр подался. Остались бабка Дарилиха, Кондратий Нефедов, еще кой-кто. Сиденье, поди, от купца Данилы еще осталось? Дарилиха-то скупа была, все в дом тащщила.
Это был удар! Так бездарно попасться на простую уловку! А мужик-то хитер, себе на уме, на кривой кобыле не вдруг объедешь. И ведь даже не улыбнется, змей, просто сама доверчивость во плоти.
-- Ты извиняй, отец, не по злому умыслу сбрехал, -- покаянно прервал я затянувшуюся паузу. -- А правду рассказать, так еще смешнее выйдет, ты в жизни не поверишь. Я бы и сам не поверил, если бы эта мебель тут не стояла.
-- От тюрьмы да от сумы грех зарекаться, -- туманно изрек бородач и вдруг добродушно рассмеялся. -- Да ты не переживай, паря, с кем не случается. Что делать-то намереваешься?
-- А черт его знает! -- совершенно искренне ответил я. -- Бросать жалко, больно вещь хорошая, а на себе не потащишь.
-- Зачем на себе? Вон машина стоит, доставим в лучшем виде.
-- Куда доставим-то? -- я решил говорить начистоту. -- Я не местный, проездом здесь. Ни кола, ни двора... Да и не знаю, мое это кресло теперь или нет. Вот же навязалась напасть! Слушай, отец, забирай его себе, пускай в хате стоит, внуки на нем скакать будут.
-- Что ты меня отцом величаешь? Я, поди, моложе тебя, дети еще в школе учатся, а ты -- внуки, внуки... Да и не в хате мы живем, квартира у нас благоустроенная в райцентре.
-- Ну ты даешь! -- восхитился я. -- Артист! Станиславский!! А бородища такая для чего, прохожих по ночам распугивать?
-- Да поспорил по глупости, что год бриться не буду, теперь вот мучаюсь. -- Мы закурили "Приму" и атмосфера стала совсем непринужденной. -- Еще полтора месяца осталось. Чешется, проклятая -- спасу нет!
-- Так заберешь кресло?
-- А жене что скажу?
-- Да как есть, так и скажешь: встретил чудака в чистом поле, предложил подвезти, а тот в знак благодарности подарил. Думаешь, не поверит?
-- Что не поверит, это к бабке не ходи, -- лжеотец задумчиво поскреб бороду, -- из дому бы не выгнала. А не жалко, штука ведь дорогущая?
-- Да на кой ляд она мне сдалась, штука эта?! Забирай, супругу уломаешь как-нибудь.
-- Ну смотри, не пожалей потом.
Бородач откинул задний борт, вдвоем мы с грехом пополам подняли кресло в кузов. Весило оно никак не меньше центнера. Запыхавшиеся, мы сели на подножку машины перевести дух и перекурить. На все уговоры заехать в гости и лично засвидетельствовать или хотя бы взять деньги я отрицательно мотал головой. От предложения подвезти тоже отказался, поскольку мне нужно было в другую сторону. А вот пару пачек "Примы" взял охотно, мои сигареты были на исходе. Прощаясь, я как бы мимоходом бросил:
-- Вы поаккуратнее с креслом этим, а то оно может в любой момент исчезнуть, как бы конфуза не вышло.
Затем удовлетворенно посмотрел на разинувшего от удивления рот бородача, многозначительно подмигнул и пошел своей дорогой. Один -- один! Ловко он меня облапошил, пусть теперь ломает голову, куда может исчезнуть такое тяжеленное кресло. Не могу сказать, что я злопамятный, но справедливость все же должна торжествовать. Если бы не эта катавасия с маяком-переростком, я бы так не лопухнулся. Ведь видно же, что он пацан еще совсем, так нет же -- на бороду купился!
Эта забавная встреча меня развеселила, и я дурашливо сказал: -- А подать сюда Ляпкина-Тяпкина, а также пару шашлыков и пиво впридачу.
-- По поводу неизвестного Ляпкина-Тяпкина ничего конкретного обещать не могу, а вот шашлыки -- пожалуйста, -- раздался знакомый вежливый голос, и я чуть не налетел на два висящих в воздухе шашлыка. -- Очень рад, что вы по достоинству оценили мое мастерство. Пива две бутылки, как и в прошлый раз?
-- Опять ты! -- мне хотелось броситься на землю и побиться об нее головой. -- Слушай, оставь меня в покое, а? Что я тебе плохого сделал?
-- Ничего, конечно, -- голос казался удивленным, -- ничего плохого вы мне не сделали. Так ведь и я вам ничего плохого не сделал, скорее наоборот. Вы же сами восхищались моим шашлыком.
-- Восхищался, -- уныло согласился я, -- был грех. Кто ж знал, что так все обернется? Лучше быть голодным, но в здравом уме и трезвой памяти, чем сытым, но со сдвинутой крышей.
-- Что вы так расстраиваетесь, ничего с вашим рассудком не случилось. Я ведь объяснил, что не являюсь плодом вашей фантазии, что на самом деле...
-- Да помню, помню: самоорганизующийся и прочее... -- я безнадежно вздохнул и взял шашлыки. -- Как-то вы неожиданно замолчали. И на вопрос не ответили. Я уж подумал, что померещилось мне. Кресло вот только... Вы его уже изничтожили?
-- Да нет, зачем же? Я слышал окончание вашей беседы, просто не стал вмешиваться. Пускай у человека будет новая мебель, так даже забавнее. Я ему добавил еще одно кресло и диван.
-- Это у вас такое чувство юмора, -- прохохотавшись, спросил я, -- или вы руководствовались иными соображениями? Он же теперь на каждом углу будет рассказывать, как мебель с неба падает.
-- Не будет, -- уверенно возразил голос. -- А если и будет, то никто ему не поверит. И вообще: одной сказкой больше, одной меньше... Вы не желаете присесть?
-- Нет уж, спасибо! -- поспешно ответил я. -- Лучше я на ходу пожую. Дело к вечеру, а топать мне еще прилично. Можно, конечно, и в лесу заночевать, но как-то неуютно. Доберусь до тракта, поймаю попутку...
-- А зачем?
-- Ну, доеду до ближайшего города, там какое-то время перекантуюсь, потом еще куда-нибудь подамся. Страна большая, везде побывать -- жизни не хватит.
-- А в чем смысл ваших путешествий? Набираетесь опыта, ищите новых приключений? Или пытаетесь от кого-то скрыться?
-- Да от кого мне скрываться? На этом свете я никому не нужен, а загробного мира, скорее всего, не существует. Да оно и к лучшему! У каждого всего одна жизнь, но зато принадлежит она ему полностью. Хочу -- живу, не захочу -- пойду утоплюсь.
-- Из ваших слов можно сделать вывод, что вы вашей жизнью недовольны.
-- Да ради бога, -- я остановился, отбросил в сторону недоеденный шашлык и проследил за его исчезновением, -- можете делать любые выводы. Мне интересно говорить то, что я думаю, а выводы делать мне неинтересно. И вообще... Кто кому задает вопросы: я вам или вы мне? Не помню, о чем я спрашивал, но хорошо помню, что вы мне не ответили.
-- Приношу свои извинения, но в тот момент я был чрезвычайно занят. Ситуация сложилась таким образом, что я вынужден был мобилизовать максимум ресурсов и потому временно прервал наш контакт. Ваш вопрос я помню, и ответ на него очевиден: для того, чтобы своевременно и адекватно адаптироваться к постоянно изменяющимся условиям, я должен быть универсален абсолютно. Если маяку, о котором мы с вами недавно беседовали, для выполнения своих функций внезапно понадобится приготовить пиццу, он должен это уметь заранее, или, во всяком случае, научиться этому в максимально сжатые сроки.
-- Утомил ты меня своим красноречием, -- искренне признался я, -- нельзя ли все это излагать попроще? Башка уже раскалывается от твоей трескотни... Мы, конечно, не Цицероны и щи хлебаем преимущественно лаптем, но даже я со своим скудным умишком понимаю, что всего уметь невозможно. Будь ты хоть семи пядей во лбу... или что там у тебя вместо лба?
-- А как же ваше обещание?
-- Так ведь я обещал только попробовать... Ну ладно, сорвался, извини. Но ты тоже хорош! Надо же приспосабливаться к собеседнику, опускаться, если это необходимо, до его уровня.
-- Ага, надысь встренулся ты с мужичонком, снизошел, -- голос очень похоже имитировал интонации шофера-бородача, -- а он тебя физией в навоз натыкал. Если вы сможете доказать, что не поняли что-то из моих слов, разрешаю бросить в меня камнем любой величины.
-- Издеваешься, да? -- я обиженно засопел, потянулся за сигаретами. -- Сейчас вот замолчу и буду молчать всю дорогу, разговаривай сам с собой.
-- Ну что вы капризничаете, как дите малое? Вам ведь предоставляется уникальная возможность общения с уникальным объектом, а вы ерундой занимаетесь, заводите со мной мелкие склоки по пустячным поводам.
-- Это для вас они пустячные, -- буркнул я, при этом понимая, что мой собеседник во многом прав, -- а для меня очень даже важные. Кормите меня сказочками: навигационное устройство, маяк универсальный... Трепло ты универсальное! За каким чертом навигационному устройству входить в контакт с человеком, да еще не с каким-нибудь президентом, а с человеком, от которого вообще ничего не зависит? Если ты миллионы лет торчишь здесь и о тебе никто ничего не слышал, в честь чего это вдруг ты сейчас объявился? Не держи меня за дурачка, не люблю я этого!
-- Всему свое время, -- ответил голос без всякого намека на раскаяние, -- излишняя поспешность может лишь навредить. Я пытаюсь отвечать на задаваемые вопросы, ориентируясь на ваш уровень интеллекта. Только не воспринимайте это как оскорбление. Вы же сами настаивали на том, что необходимо приспосабливаться к собеседнику, опускаться до его уровня -- вот я и пытаюсь это делать.
-- Так почему же все-таки выбор пал на меня? -- я уже остыл и сам удивлялся своей вспышке. -- На земле живет чертова уйма людей, из них я не самый умный, не самый образованный, не самый... посредственность, одним словом. Так почему же я?
-- А мы с вами очень похожи, если задуматься: вы, как и я, практически ни от кого не зависите, от вас, как и от меня, никто впрямую не зависит, мы оба просто выполняем свои функции.
-- Во, блин, родственная душа объявилась! А я все голову ломал, исстрадался весь: где бы это мне... Ладно, извини, не буду... И какие же функции, по-твоему, есть у меня?
-- Вы вдыхаете кислород, выдыхая углекислый газ, необходимый для жизнедеятельности растений, перерабатываете органику на удобрения, являетесь потребителем того, что производят легкая и тяжелая промышленности, тем самым оправдывая существование и зарплату работников этих самых промышленностей, в конце концов вы аккумулируете знания, которые в будущем передадите кому-нибудь... может быть...
-- Спасибо, благодетель, уважил! Век не забуду! Как я, оказывается, необходим всему миру, это же просто уму не растяжимо: передвижной производитель навоза... Честь-то какая! Спасибочки! Это сколько же гектар я удобрил за свою жизнь?
-- Напрасно вы на меня обижаетесь, -- мягко увещевал голос, -- в той или иной степени это относится практически ко всем людям. Человечество состоит в основном из эгоистов, для которых личное благо превыше всего, во имя его распахиваются луга, вырубаются леса, осушаются болота и орошаются пустыни. И дело даже не в том, что растительный и животный мир редеют, что исчезают целые виды. Ведь все это неминуемо приведет к исчезновению самого человека!
-- А вам-то какое дело до нас? Вы же до этого прекрасно обходились без людей, обойдетесь без нас и в будущем. Что вы за нас переживаете, раз мы такие бяки? И зачем ко мне прицепились, что я вам, на мозоль наступил? Так ведь у вас не только мозолей, но и ног-то нет. Или отцепитесь от меня, или прямо скажите, что вам от меня нужно.
-- Во-первых, -- довольно сухо ответил голос, -- вы далеко не единственный, с кем я поддерживаю контакт. Во-вторых, у меня есть, разумеется, свои практические интересы. Но всему свое время, не будем спешить. Вы должны свыкнуться с тем, что невольно являетесь представителем человечества, что на вас ложится ответственность...
-- Да в гробу я видел это человечество, в белых тапках на босу ногу! И тебя вместе с человечеством! Отвали на три лаптя, дай подохнуть спокойно!!
-- Ну хорошо, хорошо, успокойтесь, -- примиряюще заговорил голос, -- не стоит принимать мои слова так близко к сердцу. Я вовсе не хотел вас обидеть. Давайте договоримся так: вы все обдумаете, взвесите, проанализируете и сами примете решение о том, продолжать нам общение или нет. Если ваше решение будет положительным, достаточно лишь обратиться ко мне вслух. Такие условия вас устраивают?
-- Да пошел ты! -- огрызнулся я, закуривая очередную сигарету.
-- Да, кстати: если вам необходимо попасть в ближайший город, могу посодействовать.
-- Каким это образом?
-- Вы забываете про мои практически неограниченные возможности. Я могу вас просто переместить туда.
-- Ну, перемещай, если не шутишь. Только потом оставь меня в покое. А то надоел ты мне...
Последние слова я договаривал, стоя во дворе какой-то девятиэтажки, оглушенный ревом и грохотом города. Никакого тебе свиста рассекаемого воздуха, мелькающих полей и перелесков. Только что стоял там -- и вот уже стою здесь.
-- Спасибо! -- несмотря на шум, голос был слышен отчетливо.
-- За что? -- машинально спросил я, очумело озираясь.
-- Благополучный исход перемещения полностью подтвердил мои теоретические расчеты.
-- Это что же, -- ноги у меня стали ватными и в горле пересохло, -- это, выходит, я первый такой... это меня первого... как кролика подопытного? А если бы не получилось?
-- Варианты неблагополучного исхода я не рассчитывал, так как их возможность исчезающе мала, но теоретически можно предположить...
-- Ой, да заткнись ты, христа ради, -- простонал я, усаживаясь на скамейку и вытирая пот со лба, -- скотина железная! Тянули тебя за язык! Глаза бы мои... тьфу, блин... уши бы мои тебя не слышали. Все, отвали, Чапай будет думу думать.
-- Я рад, что вы не утратили чувство юмора. Надеюсь, в будущем наше общение продолжится. Всего хорошего!
Вечерело. Тень от дома накрыла практически весь двор, стало прохладнее. Я сидел на скамейке, курил и блаженствовал. Голова была пустая, как кошелек студента перед стипендией. Желудок методически обрабатывал халявные шашлыки, и это было хорошо: по меньшей мере до утра голод мне не грозил. А много ли надо человеку для счастья? Разве что еще кровать в какой-нибудь гостинице.
Я сидел на скамейке в чужом городе, где меня никто не знал, где я не знал никого. Мне было хорошо. Я был совсем один! Хотя нет, теперь уже не совсем...
Глава вторая
Когда мерцанье силовых полей
Угомонит остывший генератор,
Система включит инфомодулятор,
Чтоб рассказать вам правду о Земле.
Неласковый периферийный мир,
Жестокий, неуютный -- и великий!
Стремительный, азартный, многоликий
Мир гениев, безумцев и транжир.
Свой век короткий проживая вскачь,
На мелочи растрачивая годы,
Имея восемь степеней свободы
И не страшась глобальных неудач,
Они берут немыслимый разгон,
Не ощущая над собою рока,
Ведь им не уготована дорога
И жизни смысл не предопределен.
Земляне по Спирали Главных Вех
Бегут, а не шагают осторожно,
И, если это в принципе возможно,
Они обгонят нас, обгонят всех!
Титан 176-6645
Первые две недели я практически не разговаривал, чтобы (не дай бог!) не услышать в ответ вежливый занудливый голос. Не то чтобы я испугался, нет. Скорее расстроился. Впервые своими глазами увидел то, что действительно выше моего понимания. Да ладно, если б только моего! Грустно ощущать себя букашкой, стоящей рядом со статуей свободы, как-то язык не поворачивается требовать равноправия на принципах партнерства. Ну и, если совсем честно, было обидно. Видно же было, вернее, слышно, что голос этот не стремился меня обидеть, скорее наоборот. Но от этого было еще обиднее! Для того, чтобы хоть как-то приблизиться к ним, человечеству понадобятся миллионы лет. Но ведь они эти миллионы лет тоже на месте стоять не будут.
Только не поймите так, что я не спал, не ел, ночи напролет ворочался, раздумывая обо всем этом. Я человек рациональный и жизнью битый, на сантименты мне отвлекаться некогда. Жизнь продолжалась, надо было как-то перебиваться. Пришлось податься к грузчикам, там рабсила всегда нужна, а мне не привыкать. Бригада попалась на удивление приличная, ни одного законченного алкаша, пили все, но в меру, друг друга знали в основном давно, а такое бывает крайне редко. Я, что называется, пришелся ко двору, особых трений не возникало, что, между прочим, тоже было удивительно: характер у меня достаточно неуживчивый.
Так вот, первые недели две бригада считала, что я немой, и все страшно удивились, когда я заговорил. Соответственно это дело обмыли, и вот тогда, порядочно набравшись, я вдруг понял, что прежняя жизнь закончилась, окончательно и бесповоротно. Раньше я знал, что я один, мне было хорошо одному и никто мне не был нужен. А теперь я не был один, мне постоянно хотелось обернуться, я чувствовал спиной посторонний взгляд даже тогда, когда спал, лежа на спине. Попробуйте представить, что за вами постоянно наблюдают: когда вы едите, пьете, занимаетесь любовью, ходите (пардон!) в туалет, -- и вы приблизительно поймете мои чувства.
Постепенно ощущение постоянного надзора притупилось. И потом: кто сказал, что объект этот за мной наблюдает постоянно? Может, он реагирует только на голос? И как он вообще может наблюдать за мной: глаз в общепринятом смысле у него нет, телекамер или других следящих устройств тоже не видно поблизости? "Не отвлекайтесь и не захламляйте голову..." Легко сказать!..
Но человек -- не скотина, он ко всему привыкает. Острые приступы желания рассказать кому-нибудь о том, что со мной произошло, случались все реже. Постепенно я вошел в обычный ритм жизни и уже не втягивал голову в плечи, сказав нечаянно: "Пивка бы сюда с воблочкой..."
Тоже, кстати, вопрос: почему он не откликался на эти фразы, как он понимал, что это я не к нему обращаюсь? А если я вдруг решусь позвать его, а он не поймет? Порой искушение попробовать было настолько сильным, что я с трудом находил аргументы, убеждая себя не делать этого.
Однажды, прогуливаясь после работы, я чуть не столкнулся с бородатым водителем, спасшим меня от кресла. Он, узнав меня, вытаращил глаза, разинул рот, а потом, громко икнув, кинулся бежать от меня, не разбирая дороги и не обращая внимания на отчаянный визг тормозов и брань шоферов. С большим трудом мне удалось догнать его, утащить с проезжей части и усадить на какую-то скамейку. Бородач дрожал и задыхался, слабо пытаясь вырваться.
Кое-как мне удалось немного привести его в чувство, несколько раз повторив самым убедительным тоном, на который был способен, что я не призрак, не демон, что я обычный человек из плоти и крови. Понемногу мы все же разговорились. Оказалось, что та история имела продолжение не менее удивительное.
Когда Никифор (имя бородача очень гармонировало с его внешним видом) приехал домой, в первую очередь он пошел объясняться с женой. Сказать правду он не решился, начал что-то придумывать на ходу и в результате запутался окончательно. Супруга, ничего не поняв из путаных объяснений, но и не учуяв запаха спиртного, решила сама проверить, что же там такое в машине. Когда бедняга Никифор открыл задний борт, он потерял дар речи, причем в буквальном смысле слова, а потом еще три дня заикался.
-- Нет, ты представь, -- уныло говорил он, с осуждением глядя на меня (я в это время хохотал так, что оглядывались прохожие), -- каково мне пришлось. Открываю борт, а там не одно кресло, а целых два! Да еще диван здоровущий, тоже кожаный. И на диване надпись на всю длину: "Уважаемому Никифору в знак расположения и дружбы". Красивая такая надпись, с вензелями. А половина у меня, надо сказать, ревнивая как мегера. Взъярилась она да как звезданет меня тем, что в руках держала. А там, как на грех, авоська была, да не пустая, а с продуктами: моя-то с магазина только что вернулась. Ну, молоко в пакетах, мука, сахар... И, главное, две бутылки водки, у нас на вечер мероприятие намечалось. Так те бутылки -- вдребезги! Пакеты тоже, и молоко... Водка с молоком с меня капают, борода от сахара слиплась, весь в муке... Соседи собрались, кто-то сдуру "Скорую" вызвал... Театр абсурда, короче!
Я настолько наглядно представил себе эту картину, что попытался даже посочувствовать бедняге, но так и не смог закончить фразу, опять зашелся в хохоте.
-- Ты вот ржешь, как ненормальный, -- обиженно продолжал Никифор, -- а все ведь из-за тебя случилось: подсунул мне это кресло дурацкое, да еще диван.
-- Ну ты даешь, -- от возмущения я даже перестал смеяться, -- с больной головы да на здоровую! Как бы я тебе подсунул, если сразу ушел? Да и ты уехал. В другую сторону, между прочим. Что я тебя, бегом догонял, да еще с диваном на шее? Ты думай, что говоришь-то!
-- А откуда же все взялось тогда?
-- Простая материализация духов, -- я назидательно поднял палец, -- а также раздача слонов. Минус налоги плюс прогрессивка. Все это суета, брат Никифор. Ты лучше расскажи, что дальше было.
Никифор уныло взъерошил бороду, достал сигареты, закурил. Все его немудреные мысли были написаны на лице заглавными буквами: и одному со своими мыслями неуютно, надо бы кому-нибудь рассказать, и рассказывать боязно (кто же в такое поверит?), и я у него никакого доверия не вызывал, и выбора особого нет... В конце концов он решился и начал говорить.
После бурной сцены, в результате которой супруга заявила, что на порог его не пустит, знать его не знает и видеть не желает, пришлось объясняться с бригадой "Скорой". Те, увидев Никифора в таком живописном виде, сначала хохотали до слез, а потом, послушав сбивчивые объяснения, хохотать перестали, стали опасливо коситься и звонить в психиатричку. Кое-как отбившись от "Скорой" и приведя себя в более-менее приличный вид, Никифор поехал в мебельный магазин за консультацией. А там ему сказали, что такой мебели у них отродясь не бывало, что вообще неизвестно, где такое можно купить, поскольку вещь заграничная, очень высокого качества и вряд ли может пользоваться спросом не только у них в районе, но и вообще в стране: даже "новые русские" не готовы были платить столько за мягкую мебель. На вопрос "сколько?" после просмотра нескольких каталогов была названа такая сумма, что бедный Никифор не поверил и поехал в другой магазин. После разглядывания и ощупывания завмаг предложила продать ей эту мебель по цене новых "Жигулей" последней модели.
-- А я, идиот, тупица, кретин, -- безжалостно колотя себя по макушке кулаком, стонал Никифор, -- не согласился, как она ни уговаривала. Жадность задавила: никогда у меня ничего похожего не было, самая дорогая вещь в хозяйстве -- мотороллер "Муравей". И страшно стало, что начнут расспрашивать, откуда взял да на какие шиши. А что я скажу? Выехал пустой, а приехал полный. Какой идиот в такое поверит? Я ведь еще по дороге почуял: как-то моя савраска не так бежит, и рессоры по-другому скрипят, и двигатель не тянет... Хотел еще выйти, посмотреть, да лень стало останавливаться. Если бы раньше заметил, что их три штуки -- выбросил бы в поле и уехал!
-- Вот так бы взял и выбросил?
-- В один момент! -- запетушился было Никифор, но тут же сник. -- Нет, не выкинул бы, наверное. Я ведь всю жизнь горб гну, и жена, и родители, а имеем дулю с маком и дырку от бублика. Как посмотришь на эту шантрапу, которые своими руками на пачку сигарет не заработали, а с жиру бесятся, -- такое зло берет: чем они лучше меня, почему у них все есть, а мне дочку не на что будет в том году в институт пристроить? Точно, не выкинул бы! Разве что если бы знал, как дело обернется...
Оказалось, что основные события ждали новоявленного миллионера впереди, что злоключения вовсе не закончились, а как раз наоборот -- еще только начинались!
Переговоры с женой велись через дверь и наконец зашли в тупик. На все уговоры и доводы она отвечала однообразно и непоколебимо: "Вот у нее и ночуй!" Пришлось спать в машине на диване, укрывшись брезентовым пологом, поминутно просыпаясь от любого шороха. Но долго спать не пришлось: бдительные стражи порядка, проезжавшие мимо и почему-то заинтересовавшиеся грузовиком, хотя он нередко ночевал под окнами и должен был бы уже примелькаться, сгребли Никифора и повезли в отделение. Умудренный горьким опытом, тот не стал откровенничать, а рассказал наспех состряпанную байку: купил по случаю недорого мебель, а жена имела виды на эти деньги, разозлилась и домой не пускает. В отделении нашелся кто-то, наслышанный о характере супруги Никифора, и инцидент сочли исчерпанным. Назад везти задержанного никто не собирался, пришлось добираться на своих двоих. Пока добрался -- рассвело. Жена к утру сменила гнев на милость, мебель разгрузили и мир был восстановлен. На два часа...
Через два часа к ним в гости пожаловала заведующая из мебельного магазина и снова принялась уговаривать их продать ей эти злосчастные кресла и диван, предлагая уже стоимость двух "Жигулей". Когда обалдевшая супруга наконец поняла, что ее не разыгрывают и разговор ведется на полном серьезе, она мигом выпроводила непрошеную гостью и устроила мужу допрос с пристрастием (в этом месте своего рассказа Никифор ежился и вздрагивал). Зная супруга вдоль и поперек, она довольно быстро поняла, что он говорит правду, и перепугалась: одно дело, когда барабашки заводятся у соседей, и совсем другое -- столкнуться с этим лично.
Стали думать, что с этой мебелью делать. В конце концов решили от греха подальше сдать в милицию. А тут и сама милиция, проинформированная разочарованной завмагшей, явилась в лице молоденького настырного лейтенанта, который сразу начал все фотографировать и писать протокол на бланке, озаглавленном "Ведомость на выдачу мыла", требуя чистосердечного признания и раскаяния. Супруги признались и раскаялись. Лейтенант позвонил в оба мебельных магазина, долго хмыкал, комкая липовый протокол, позвонил в "Скорую", заставил супругов повторить еще раз все с самого начала, опасливо подошел к креслу, выдвинул ящичек, о существовании которого Никифор и не подозревал, понюхал сигару и наконец решился позвонить начальству. Начальство проявило недоверие и учинило разнос. Лейтенант краснел, бледнел, вытирал пот, но упорно стоял на своем. В результате к лейтенанту присоединился майор и все повторилось сначала, но протокол писали уже на настоящем бланке.
Потом приезжали оба завмага, опять шуршали страницы протоколов и каталогов. Ближе к вечеру приехал специалист из областного центра, который выгнал всех в другую комнату, долго ползал на четвереньках вокруг дивана, а потом, ахая, охая и изумленно выгибая брови, прочитал собравшимся небольшую лекцию о том, что же такое находилось в соседней комнате. Оказалось, что мебель-то она мебель, но не только. Если эти кресла и диван подключить к соответствующим коммуникациям, то это будет... черт его знает, что это будет, но такого нет ни... да какое там! -- это вряд ли есть даже... Неопределенно подвигав руками, губами и бровями, специалист многозначительно оглядел присутствующих и откланялся.
Супруга, вытирая слезы и шмыгая носом, решительно потребовала, чтобы ее "избавили от этого безобразия", имея в виду и мебель, и мужа. После долгих переговоров милиция согласилась забрать мебель из квартиры в качестве вещественного доказательства (доказательства чего, интересно?), а жена согласилась оставить мужа дома.
Оставшись одни, супруги в первый раз за день нехотя поели, порадовались, что дети в деревне, и легли спать, включив во всех комнатах свет. Умотавшись за день, они облегченно вздохнули -- наконец-то все закончилось! -- и моментально уснули.