Я познакомилась с Глебом, когда у Алешки с Ленкой родилась Лилька, и Ленка, порадовавшись с неделю, впала в необъяснимую депрессию, а Алешка с первого дня выглядел крайне неприкаянным. Глеб приехал, чтобы его поддержать по-братски, но поддерживал не его, а Ленку, и не мог простить брату, что тот женат.
Алешка имел еще облик спартаковского фаната, частью без зубов, частью со странной стрижкой, красно-белой атрибутикой и в целом выглядел так, что его хотелось полечить у психиатра. С тестем они чуть не дрались. И, по-моему, я единственная его жалела и ради него ездила в Агой, хотя мы с Данькой ночевали не у них, а у коллеги Светки, которая живет на соседней улице.
А Глеб был взрослый. Глеб был уже мужчина.
Я почему-то долго не могла его запомнить, но хорошо помнила, что он ходит в белой футболке с кошками. Спереди три кошки в трусах и шляпках, а сзади, на спине, видно, что кошки - в стрингах. Я все время смотрела на этих кошек и хотела такую майку.
Так было дня три или четыре. С утра мы со Светкой уезжали на работу и возвращались после шести. Она шла сразу домой, а я - на пляж. Однажды подсел мужчина и начал разговаривать. Такие вещи случаются постоянно. Я разговаривала со странным ощущением, что вроде бы его знаю, и если бы на нем была майка, то на майке были бы кошки в стрингах.
Он был в шортах и в шлепанцах, без майки, и когда поздоровался, сказал: Юль, привет.
Я смутно помнила, что у него какое-то необычное имя вроде Влад.
Он сказал: я, например, помню, что ты Юля.
- Я вас тоже помню. Вас Влад зовут.
- Видишь, я даже не сомневался, что ты меня на всю жизнь запомнила. Только не Влад, а Глеб. А ты ленкина подружка.
- Не ленкина, а алешкина. Она меня раздражает. Когда я была замужем, я не издевалась над мужем.
- А где у нас муж?
- А что?
Самое интересное, что я почти сразу опять забыла, как его зовут, и помнила только, что имя необычное, вроде Влад. С Ленкой мы тогда разругались и домой я к ним не ходила, а с Алешкой виделась иногда на пляже.
Однажды мы с ним плавали, а из-за скалы вышел его брат в футболке с кошками, такой судя по всему москвич, такой весь какой-то классный.
Я спросила: Алеш, как твоего брата зовут?
- Антон. В смысле -
- А, ну да!
Брат нырнул, подплыл к нам и выразительно сказал: - здравствуй, Юля!
- Привет, Антон!
- Девушка, у вас память просто фантастическая. Почему вы плохо целитесь? Опять-таки не Антон, а Глеб.
Алешка сказал: зато Антон рифмуется хорошо.
- Ну и где была твоя рифма, когда вы ребенка бацали?
- Мы сознательно бацали. Как два пальца об асфальт.
Глеб сказал, что он ночью улетает (тогда он еще летал) в Москву и что следующим летом, если я вдруг не буду замужем, мы увидимся.
Когда он приехал следующим летом, на нем опять была футболка с кошками. Он пожил у ОГ дня три, мы увиделись один раз на пляже и вместе поплавали, а вечером он повез меня домой через перевал и вдруг спросил: ты когда можешь отпуск взять? (Почти чужой человек - на ты). Я сказала, что в принципе могу.
Он сказал: возьми. Поехали со мной в Абхазию. Ты сколько там не была?
- Лет десять.
В последний раз мы с Ленкой, его невесткой, словом, с алешкиной женой, ездили туда лет 10 назад накануне Нового года, за обоями и за мандаринами. Тогда еще электрички туда ходили, а у них продавались приличные обои, за которыми все ездили, и было мороженое с ореховым вареньем.
Он сказал: соглашайся. Я тебе покажу свою землю и одно чудо.
- Интересное чудо? Настоящее?
- Небоподобное.
Я подумала: Абхазия. От нее всего можно ожидать.
Я, правда, никак не ожидала, что они ничего не восстанавливают.
Земля оказалась классная, вся в зарослях пыльной лавровишни, которую мы так и ели пыльной - и ничего нам от этого не сделалось.
Остановились у его знакомых в беленькой гостиничке, и вечером я увидела чудо, которое то ли закончило школу, то ли еще нет, но я точно помню, что не собиралось никуда поступать, а постоянно чему-то радовалось, искрилось, и все вокруг него становилось осиянным и пахло спелым виноградом как итальянский полдень.
Глеб даже не подтвердил, что это оно и есть. Это было видно.
И была эта Аня, Анети, черноглазый мышонок, которой он так высветил собой жизнь, что она ослепла и не поехала поступать, чтобы быть около него. (Все-таки он закончил тем летом школу, потому что они учились вместе, а она мне показала медаль, кажется, серебряную). Она легко могла поступить в Сочинский СГУТИК (университет туризма), и Глеб уговаривал Шамиля ехать поступать, говорил, что оплатит обучение и квартиру в Сочи, но тот уперся, что он и так все знает, а Анька осталась дома ради него.
Какое-то совершенно удивительное было лето, первое лето с Глебом, под сенью мальчика, который еще рос и которого почему-то нужно было уже женить, как будто на нас сверху сыпалась золотая пыль, тихое, воздушное, со странной, долгой, незабываемой поездкой на Рицу. На Рицу ездят на один день. Мы прожили там четыре дня.
Анька плакала. Хотя, когда он был рядом, не смотрела в его сторону. Могла бы и смотреть, потому что они были одноклассники и соседи. Но не смотрела. Мы с ней уходили на дикий пляж, купались и она плакала, а я рассказывала ей про Анну Каренину и объясняла разницу между тяжелой любовью, от которой мужчины впадают в бешенство, и легкой любовью, с которой им легко жить.
Видно, она все это усвоила - медалистка все-таки, потому что, когда мы приехали следующим летом, она была уже и замужем, и беременная, и эта ее звезда, ослепляющая своим сиянием, ходил очень довольный, взмывший за год сантиметров на 20 вверх, и совсем не жалел, что его женили. Не в пример Алешке, который всегда жалел.
А в первое лето как-то пронзительно-нежно и неожиданно было наблюдать отношения двух худющих, тонкокоруких, тонконогих, как олени, детей, из которых один еще абсолютный ребенок, запойно дружит с Глебом, который учит его водить свой РАФ-4, и с русским мальчиком Славиком, с которым непрерывно дерется, причем Славик с ощутимым местным акцентом произносит один и тот же текст: жалею, что я тебя не убил тогда! А второй такой же ребенок, с нулевым размером груди, по-взрослому не способен дышать без первого.
Не знаю, когда это с ней сделалось, потому что они вместе родились и вместе росли и за это время она должна была привыкнуть не обжигать об него глаза, как непривычные к красивой картинке я и Глеб.
Видимо, все-таки амбиции медалистки: девочка с самым лучшим аттестатом, раз она не уехала и не поступила в традиционный СГУТИК, должна выйти замуж за самого красивого мальчика, способного после недельной домашней практики самостоятельно довести джип до Рицы и рвущегося помыть его в этой несчастной Рице.
Строго говоря, - за единственно красивого. Ни одного даже близко симпатичного мальчика я у них не видела. И, строго говоря, машину на Рицу гонял не он, а Глеб. Он вел ее минут 20 по ровной пустой дороге. Хотя дома он всем говорил, что возил нас на Рицу, и Глеб подтверждал: конееечно.
На Рицу ездили без нее. Когда я предложила ее по-соседски взять, и Глеб и Шамиль сильно удивились, и Шамиль сказал: лучше Славика возьмем.
А Глеб сказал: не Славика, а Ленчика. Тетю Лену.
Еще одна странность: Ленчика дитя называло тетя Лена, а мне почему-то тыкало.
Но и Лена на Рицу не поехала. В последние секунды, когда она уже загрузила в багажник свой ящик с красками, сумку и штативы, они разругались с Глебом, она повыхватывала из багажника свои вещи, и на Рицу мы поехали без нее. И без своей одежды. Наш пакет с одеждой она в запале выбросила на дорожку со своими сумками, и мы четыре следующих дня ужасно мерзли при вечерней и ночной температуре около трех градусов - в шортах и пляжных шлепанцах.